Перова Евгения Георгиевна : другие произведения.

Марш Мендельсона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  МАРШ МЕНДЕЛЬСОНА
  (семейная история)
  
  Так как существует пятьдесят различных целей (если сосчитать их все - гражданские и религиозные), для которых женщина берет мужа, то она первым делом тщательно их взвешивает, а потом мысленно разделяет и разбирает, которая из всех этих целей ее цель; далее, посредством разговоров, расспросов, выкладок и умозаключений она выведывает и доискивается, правильный ли она сделала выбор, и если он оказывается правильным - она в заключение, дергая полегоньку предмет своего выбора так и эдак, проверяет, не порвется ли он от натяжения...
  Лоренс Стерн "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена"
  
  
  Вот как начнешь эдак один на досуге подумывать, так видишь, что наконец точно надо жениться...
  Н.В. Гоголь "Женитьба"
  
  
  Положим, - сказала Бригитта, перебивая его, - ни мне, ни госпоже моей нет ровно никакого дела, так это или не так, - а только когда женишься, так желательно все же иметь такую вещь при себе...
  
  Лоренс Стерн "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена"
  
  
   Нина Юрьевна - для друзей Нюсик, для особо близких Крошка Ню - была давно и прочно замужем. Как всякая глубоко семейная дама, Нина Юрьевна обожала сватать своих холостых знакомых, справедливо рассуждая: с чего бы это им гулять на свободе, когда другие мучаются? Петрович в это дело не вникал.
  К слову сказать, история их знакомства и последующего брака достойна быть рассказанной широкой общественности. Она - история, а не общественность - началась в те давние времена, когда Петрович еще не был, собственно, Петровичем, а назывался Сашей Петровым, носил дремучую бороду и руководил археологической экспедицией в Белом ключе.
  Сначала с ним познакомилась Лиза, которая провела под началом Саши Петрова целый полевой сезон и приехала в полном восторге, несмотря на то, что ее там не разыгрывал только ленивый, пользуясь крайним Лизиным простодушием и доверчивостью. Ее посылали на базу за "смекалкой", подкладывали в отвал гвозди, связывали шнурки у кроссовок и т.д., и т.п. Вершиной розыгрышей была испещренная непонятными иероглифами "берцовая кость мамонта", вынутая из супа, которую объявили археологическим открытием века.
  Когда Лиза рассказала своей подруге Ню о быте и нравах вольных археологов, та поняла, что много потеряла в жизни, ни разу не побывав ни в какой экспедиции, и решила срочно исправить этот пробел, а заодно и показать этим любителям, как работают настоящие профессионалы.
  На следующий год они поехали вместе. Крошка Ню позаимствовала у дочери Наташи кроссовки, рюкзак, бейсболку и пару упаковок жвачки - все это наприсылал дочке ее отец, первый муж Нины, сваливший в Америку. Так на свет появилась Нэнси Картер (в честь доктора Картера, любимого персонажа сериала "Скорая помощь"), проживающая постоянно в USA, New York, которая и отправилась с Лизой в Белый ключ.
  Сначала Нина очень хотела быть шведкой, тем более, что в ее внешности несомненно было нечто скандинавское.
  
  - Ну можно я буду шведкой! - приставала она к Лизе. - Я всегда мечтала быть шведкой!
  - Шведкой нельзя! Там будет Томас, а он точно знает шведский!
  
  Поэтому Крошка Ню решила, что будет американкой со шведскими корнями. Английский Крошка Ню знала прилично, во всяком случае, для археологов должно было хватить. Даже для Томаса. Она решила говорить, что приехала практиковаться в русском языке, и твердо на этом стоять.
  Надо сказать, что Лиза страшно нервничала, будучи по своей натуре совершенно не приспособленной к продолжительному вранью.
  
  - Ой, побьют! - говорила она.
  - Положись на меня.
  
  Экспедиция просто отпала, когда "Нэнси" и Лиза заявились в лагерь.
  
  - Откуда ты ее откопала? - интересовался народ.
  
  И бедная Лиза плела какую-то лабуду о знакомых своих знакомых, к которым приехала Нэнси, жаждущая изучать загадочную русскую душу. А где еще изучать загадочную русскую душу, как не в археологической экспедиции! В поле она - душа, а не экспедиция - разворачивается во всем своем первозданном блеске (впрочем, экспедиция тоже разворачивается).
  Американку встретили с распростертыми объятиями, тем более, что она привезла бутылку "настоящего американского" виски, купленного ею на оптовке и торжественно вручила презент Саше Петрову, как руководителю.
  
  - Сенькью вери матч! - поднапрягшись, сказал Саша, - Ит из сюрпрайз!
  - You are welcome! - ответила бойко Крошка Ню. - Это есть my отшень болшой dream - побивать в russian archaeological expedition! It`s very interesting!
  
  И целую неделю вся экспедиция наслаждалась жизнью, разводя вокруг американки развесистую русскую клюкву, обучая ее пить русскую водку, петь русские песни и понимать русские анекдоты. А того количества лапши, которое вешали ей на уши, хватило бы, чтобы накормить полк солдат, совершивших переход через Альпы!
  К концу недели народом было замечено, что американка хорошо адаптируется к русской действительности: пьет, не морщась, местную водку, смеется, где нужно, над анекдотами и норовит подпеть под гитару. А главное, значительно лучше говорит по-русски!
  Крошка Ню наслаждалась жизнью, Лиза трепетала, экспедиция изощрялась в разведении новых сортов клюквы, и только Саша Петров грустнел на глазах. Саша Петров страдал. Американка поразила его в самое сердце: именно с такой женщиной он мечтал прожить всю свою жизнь!
  Хотя Саша уже был один раз женат, и имел даже дочь Наташу, которая в данный момент отдыхала на даче в Перхушкове у Сашиной мамы, но все это было не то и не так. То ли американский акцент повлиял на Сашину чуткую душу, то ли мысль о скором и безвозвратном отъезде Нэнси в USA, New York придала остроты чувству, но Саша страшно мучился.
  Ему казалось (а порой он был просто уверен), что Нэнси не осталась безответной к его чувству. Но какая нормальная американка променяет Неворк на Северное Чертаново с совмещенным санузлом и вечно сломанным лифтом! И что делать на той самой Неворкщине российскому археологу, специализирующемуся на позднем неолите? К тому же обремененному мамой, папой, престарелой бабушкой, незамужней сестрой, дочерью, бывшей женой и собакой породы "еврейская овчарка" по имени Патя?
  Хотя Саше Петрову казалось, что он очень ловко скрывает свои чувства от общества, общество раскусило его практически сразу. Как нарочно, именно в это время второй канал в рубрике "Старое кино" показал художественный фильм "Цирк" с Любовью Орловой в главной роли (в школе, которая служила базой для экспедиции, был, как на грех, телевизор). Народ, посмотрев от нечего делать фильм - многие впервые в жизни, - не мог не обнаружить прямых аналогий между искусством и реальной жизнью. Тут-то Саша Петров и получил приклеившегося к нему на всю оставшуюся жизнь "Петровича"! А выражение: "Импосибал, Уайка, импосибал!" стало любимым ответом Мелких на любое указание начальства.
  Неизвестно, чем - в отличие от кино - кончилась бы эта love story в реальной жизни, если бы не вмешался случай в лице Агаповой, которая в один прекрасный вечер, часиков эдак в 11, ввалилась с рюкзаком на базу. Увидев "Нэнси", Агапова радостно завопила:
  
  - Привет, Нинка! Ты как здесь?
  
  Последовала немая сцена.
   Экспедиция сидела, вытаращив глаза, разинув рты и медленно осознавая:
  
   К А К И Х К У П И Л И ! ! !
  
  Лиза вздохнула с облегчением, а Петрович пережил не самое приятное мгновенье в своей жизни, поняв, что его авторитет руководителя находится под угрозой, ибо он купился так же, как и все!
  
  - Как мы вас, а? - спросила Крошка Ню, - здорово?
   Спасибо, Петрович нас поддержал, не выдал!
   Он-то нас сразу раскусил, в первый же день!
  
  Петрович не верил своим ушам: такое благородство! Так прикрыть его!
  
  С тех пор Крошка Ню и Петрович живут вместе, объединив в одну дружную компанию всех своих родственников:
  двух мам,
  двух пап,
  двух престарелых бабушек,
  одного престарелого дедушку,
  одну незамужнюю сестру;
  Нюсикову дочь Нату и
  Петровичеву дочь Ташу,
  бывшую жену Петровича,
  нового мужа бывшей жены Петровича,
  сына нового мужа бывшей жены Петровича от его предыдущего брака;
  собаку породы "еврейская овчарка" по имени Патя,
  морскую свинку
  и двух попугайчиков - Иннокентия и Присциллу.
  
  Время от времени - чтобы не остаться в стороне - приезжает из Америки бывший муж Крошки Ню с новой женой (к счастью, ее зовут не Нэнси) и их общим сыном Майклом.
  
  И все совершенно счастливы.
  
  Why not?
  
  Надо сказать, что за свой невинный розыгрыш Нина Юрьевна поплатилась в последствии самым неожиданным образом. Петрович, не рискуя больше находиться в одной экспедиции со своей остроумной женой, отправил ее к Леоновой-младшей под Зарайск. И вот в этот самый Зарайск вдруг приехал китаец. Изначально он приехал к Леоновой-старшей под Звенигород, но Леоновой-старшей он был совсем ни к чему, поэтому она быстренько переправила его к своей младшей по чину и возрасту однофамилице. Не все ли равно китайцу: Звенигород или Зарайск, старшая Леонова или младшая! Тем более, что китаец вообще плохо ориентировался в российской действительности, и все русские казались ему на одно лицо.
  В Зарайской экспедиции китаец оказался самым старшим, даже старше Нины Юрьевны и Леоновой-младшей вместе взятых, которым - взятым вместе - едва ли было больше шестидесяти. Он прекрасно владел 8-ю восточными языками (в том числе 14-ю диалектами китайского) и 5-ю видами восточных единоборств. К сожалению, русского языка он не знал совсем, а английский почему-то очень плохо. Зато хорошо говорил по-немецки.
  Леоновой-младшей для полного счастья только немецко-говорящего китайца не хватало! Экспедиция и так шла через пень-колоду. Народ делал, что хотел: приезжал, уезжал, не ставя начальника в известность, и начальник узнавал об этом только тогда, когда спохватывался, а где же народ-то?
  Поэтому Леонова-младшая спихнула китайца на Нину Юрьевну, как та не отбрыкивалась своим незнанием немецкого языка.
  
  - Да не знаю я немецкого! Это Лиза все языки знает, а я только английский!
  
  Но Лиза - к счастью для себя - была далеко. И Крошке Ню не оставалось ничего другого, как смириться. Крошка Ню смирилась и целую неделю безропотно пасла китайца, который просто замучил ее постоянным вопросом: "Was ist das?", на что Ню приходилось отвечать русскими жестами и английскими междометиями.
  В целом китаец был кроток, добродушен и терпелив. Он тихонько копался в земле, обучал Мелких пяти видам восточных единоборств и все время пытался разговаривать на своих 14 диалектах. Он только очень страдал от отсутствия риса. Слово "рис" он мог произнести не только на 8 восточных, но и на 6 европейских языках.
  Оказывается, китайцы тоже все время едят рис - так же, как и японцы. Экспедиция, до сих пор не очень задумывавшаяся над рационом китайцев, постепенно выяснила, что завтрак по-китайски будет "цзао фань" - ранний рис, обед - "у фань" (полдневный рис) и ужин - "вань фань" (поздний рис).
   Рис у поварихи был, но возиться с ним не хотелось, и она упорно варила каждый день макароны, сдабривая их какими-то странными соусами собственного изобретения. Кроме того, она очень сомневалась, что остальная экспедиция согласится все время есть только рис, какой бы он ни был: ранний, полдневный или поздний!
  Когда, наконец, макароны кончились, повариха, скрепя сердце, взялась за рис. В обед она щедрой рукой шмякнула китайцу в миску целый половник - что нам, жалко что ли? Китаец долго смотрел на серую замазку у себя в миске, а потом с ужасом спросил:
  
  - IST DAS REIS?! ЭТО ЧТО, РИС?!
  - Rice, rice! - подтвердила Ню.
  
  Китаец очень расстроился и долго рассказывал поварихе на одном из 14 диалектов, как нужно ПРАВИЛЬНО готовить рис.
  К концу китайского визита сильно похолодало, и заботливая Ню решила поинтересоваться, есть ли у китайца, чем утеплиться. Дойдя до китайцевой палатки, она поняла, что напрочь забыла, как по-английски будет "свитер". Как "свитер" будет по-немецки, она и подавно не знала. Вместо того чтобы поймать кого-нибудь из Мелких, постоянно проносившихся мимо в самых разнообразных свитерах, Ню стала объяснять понятие "свитер" жестами. Если кто не пробовал объяснить жестами, что такое "свитер", лучше и не пытайтесь!
  Китаец терпеливо и заинтересованно внимал Нюсиковой пантомиме, но ничего не понимал. Наконец Ню, желая объяснить, что у свитера высокий воротник и длинные рукава, красноречиво провела рукой по горлу и запястьям. Китаец радостно закивал, скрылся в палатке и через минуту вылез из нее, вооруженный опасной бритвой, которой по старинке брился каждое утро. Он вручил бритву Нине Юрьевне и стал смотреть, как она станет перерезать себе горло и запястья!
  В общем, когда китаец наконец уехал, крошка Ню была счастлива, как никогда в жизни!
   Крошка Ню, даже увлеченная собственным семейным счастьем, не забывала о счастье своих друзей и, если даже не выдавала их замуж (женила), то уж вносила в их жизнь столько разнообразия, что мало не казалось! Естественно, что больше всего Нина Юрьевна заботилась о Лизе, как о самой ближайшей подруге.
  К слову сказать, Лиза не так уж и нуждалась в этой самой заботе, иной раз даже ею просто и тяготилась, так как была по натуре человеком чрезвычайно свободолюбивым и самостоятельным. К тому же она отнюдь не была обделена мужским вниманием, а даже порой не знала, как от этого самого внимания сбежать куда подальше! Причем отдельные подруги (например, Алёна) находились по поводу данного феномена - то есть постоянного мужского внимания - в состоянии недоумения: внешность у Лизы была самая обычная, если не сказать ординарная!
  Лиза нисколько не заблуждалась насчет собственной внешности. В лучшие минуты ей казалось, что она действительно несколько похожа на Лайзу Минелли. В худшие минуты... Что ж, как ни печально это признавать, но определение "сдобная булочка" как нельзя лучше подходило к Лизавете. Жестокие, но справедливые одноклассники так ее и дразнили. Лиза постепенно с этим смирилась и даже в школьной стенгазете подписывала свои статьи псевдонимом "Лиза Булочка".
  Сначала она надеялась, что со временем подрастет, похудеет и станет, наконец, похожа на свою красавицу-маму. Но увы! Лиза, естественно, подросла и похудела, но по-прежнему смотрела снизу вверх на своих длинноногих одноклассниц, и, главное, нисколько не походила на маму. Мама - Людмила Александровна - была старше собственной дочери всего на семнадцать лет десять месяцев и двенадцать дней. Так уж получилось! Мама была очаровательна и женственна настолько, что собеседник любого пола и возраста буквально через 15 минут разговора невольно начинал называть ее Милочкой.
  Уже в 10 лет Лиза поняла, что за мамой нужен глаз да глаз! Подобно тому, как герой детского стишка Джеймсон-Джеймсон, Джонатан-Джонатан - а попросту маленький Джим - смотрел за упрямой, рассеянной мамой лучше, чем мама за ним, - подобно этому бедолаге Лиза старательно присматривала за собственной мамой, совершенно беспомощной во всем, кроме художественной литературы. Дело в том, что мама Милочка была по натуре ЧИТАТЕЛЕМ. Она просыпалась с книгой и с ней засыпала. Не отрываясь от книги, она родила Лизу. Не отрываясь от книги, она готовила обед - буквально из ничего - и шила умопомрачительные наряды из каких-нибудь лоскутков. Впрочем, она была хороша в любом рубище.
  Очевидно, природа, наделив Милочку столь сокрушительной женственностью, таким образом о ней позаботилась, ибо самой Милочке не приходилось делать абсолютно ничего для привлечения мужского внимания: ей было достаточно лишь взглянуть на человека, оторвавшись на секунду от книги, как он падал к ее ногам! Естественно, что работала она в районной библиотеке, которая стояла на первом месте по посещаемости с тех самых пор, как Милочка стала в ней работать.
  Согласитесь, что за такой мамой просто необходим присмотр! Сначала Лизе явно не хватало опыта для того, чтобы уследить за мамой. Результатом было появление на свет Люлюнчика. Так уж получилось! Теперь двенадцатилетней Лизе пришлось присматривать еще и за Люлюнчиком! К 16 годам Лиза так утомилась от постоянного присматривания, что просто мечтала сбагрить маму с Люлюнчиком первому подходящему кандидату и заняться, наконец, собственной личной жизнью!
  Собственная личная жизнь неожиданно началась у нее в 9 классе, когда к ним пришел новенький. К этому времени Лиза, измотанная постоянным присматриванием, похудела настолько, что ее никак нельзя было назвать ни толстой, ни полной, ни даже особенно пухленькой. Но почему-то при взгляде на Лизавету у всех в подсознании непременно возникал образ булочки - хорошо пропеченной, посыпанной сахарной пудрой и украшенной изюмом! Некоторые даже ощущали аромат корицы!
  Новенького звали Игорем. В прежней школе Игорь ничем особенным не выделялся, лелеял комплекс неполноценности и был где-то на вторых, а то и третьих ролях. Но за лето он неожиданно вырос чуть не на пол-метра, отрастил буйную шевелюру - стричься было лень! - и накачал приличные мускулы, помогая отцу строить дачу.
  Таким образом, он явился в новый класс в виде эдакого Супермена, но сохранил в душе все свои комплексы и несколько побаивался прекрасного пола, который вдруг проявил к нему повышенный интерес. Поэтому он выбрал Лизу, как самую безобидную. К тому же она так радовала глаз своей уютной миниатюрностью! Лиза, которой перепала все-таки от мамы толика обаяния, сначала несколько удивилась выбору Супермена, а потом просто расцвела. Продержалась она, правда, только до конца школы, так как выяснилось, что за Игоречком тоже надо все время присматривать!
  
  - Ты знаешь, - рассказывала она впоследствии Нине Юрьевне, оказалось, что это тот же Люлюнчик, только метр девяносто ростом!
  
  Нет, одного Люлюнчика Лизе было вполне достаточно! И она довольно успешно сплавила Супермена своей лучшей подруге. Супермен быстро вошел во вкус, и стал менять подруг одну за другой. Лиза сохранила с ним прекрасные дружеские отношения, и время от времени Игорь приходил к ней поплакаться на очередную подругу: дело в том, что постоянно общаясь с огромным количеством женщин, Игорек так и не научился в них разбираться. Женская душа была для него полными потемками, и он никогда не понимал, почему та или другая его подруга делает то или другое. Лиза угощала его чаем и учила жить.
  Сбыть с рук маму и Люлюнчика Лизе удалось только через несколько лет. Как настоящая дочь библиотечного работника, Лиза поступила на филфак МГУ. На этом самом филфаке, на кафедре новой и новейшей литературы был преподаватель по имени... А-а-а... Сейчас, минуточку! Звали его ... Альберт Артурович Адамов. Нет, нет... Адам Арнольдович Абрамов! В общем, как-то так.
  Любой студент, прежде чем обратиться к своему преподавателю, сначала пару секунд распевался: А-а-а-а-а! А потом произносил первое попавшееся имя на "А". Аркадий Апполинариевич был человеком добродушным и покорно откликался не только на Антона Артемовича и Апполинера Арцибашевича, но даже и на Анапеста Амфибрахиевича! Только когда кто-то - здесь мнения расходятся: одни говорят, что это была одна очень болезненная первокурсница, а другие - что некий дипломник с большого бодуна - так вот, когда его обозвали Аллахолом Анальгиновичем, он несколько обиделся и наконец привесил себе к лацкану пиджака бирку, на которой крупными буквами было напечатано его имя: "Аскольд Апполонович Арбатов". Или "Арчибальд Абрамович Ананьев". В общем, как-то так.
  Лиза сразу понравилась преподавателю, как только он увидел ее на своем семинаре. Во-первых, она была ниже его ростом! Для Авенира Аристарховича, внешне напоминавшего миниатюрного Максимилиана Волошина рыжей масти, это было немаловажно. Он уже сильно устал от студенток, на которых ему приходилось смотреть снизу вверх даже когда они сидели, а он стоял! Во-вторых, Лиза ни разу не переврала его имя-отчество! И вообще, она была серьезная, но женственная; начитанная, но не нудная.
  Лизаветина мама, которая слегка - очень миво! - кавтавива, стала называть его "Аик", ловко опустив спорную согласную меж двух первых гласных. Причем называла она его так не в качестве зятя, как вы могли бы подумать, а в качестве собственного мужа, что произошло совершенно неожиданно для всех: для самого Аика, для Лизы и уж конечно для Милочки, которая как раз в это время с упоением перечитывала 27 том полного собрания сочинений Голсуорси!
  Аполидофор Авенирович дождался, пока Лиза сдаст новую и новейшую литературу, и стал потихонечку ухаживать: водил на выставки и в концерты, дарил цветы и шоколадки. После того, как он познакомил Лизу со своей мамой Бетси Львовной, стало ясно, что нужно и его познакомить с Милочкой. В промежутках между Голсуорси Милочка приготовила роскошный ужин из пяти перемен, Лизавета убралась в квартире, Арнольд Альбертович купил букет роз. Пока Лиза пристраивала розы в подходящую вазу, Аристид Арчибальдович был покорен Милочкой окончательно и бесповоротно! Так уж получилось! Его ничто не могло остановить: ни то, что он был несколько ниже ростом, ни то, что она была несколько (ну подумаешь, каких-то 5-6, 7-8 лет!) старше годами. Это было как удар молнии!
  Лиза отнеслась к произошедшему событию достаточно спокойно. Ей, конечно, льстило внимание такого взрослого мужчины, как Аик, но сердце ее отнюдь не трепетало. Конечно, Лиза хорошо относилась к новой и новейшей литературе, но не в таких же количествах! Сколько можно рассусоливать про семантические особенности стиля каких-нибудь поздних куртуазных маньеристов или про символику пространственных перемещений у раннего Фаулза! Есть же и другие радости в жизни! К тому же ей начинало казаться, что за Аиком тоже придется присматривать, и подозрение это укрепилось после знакомства с Бетси Львовной. И - между нами - Лизе никогда не нравились маленькие мужчины!
  Никто не знает, произошло все случайно, или Лиза в глубине души рассчитывала на подобный результат, вводя Аика в дом, но факт остается фактом: Аик и Милочка поженились. Лиза нисколько не переживала из-за "Двойного Предательства" - в отличие от самих "Предателей". Аик страдал из-за Принесенной Лизою Жертвы, Милочка тоже страдала, даже отложив на время Генри Миллера, которого тут же подобрал малолетний Люлюнчик. Люлюнчик не страдал: он надеялся, что замужество мамы каким-нибудь образом избавит его от Лизы и ее воспитательной системы (он еще не был знаком с Бетси Львовной).
  В ажиотаже всеобщих страданий (подруги тоже добавляли масла в огонь, подвывая за кадром) Лиза как-то неожиданно для самой себя оказалась замужем за неким Репотаном, который еще с первого курса смотрел на нее такими голодными глазами, как будто она на самом деле была булочкой с изюмом.
  И все сразу успокоились: мама была счастлива, Аик был счастлив, подруги были счастливы, Репотан-то уж точно был счастлив; предполагалось, что и Лиза, в свою очередь, тоже счастлива. Не очень счастлив был только Люлюнчик - он пообщался с новообретенной бабушкой и разочаровался в бабушках вообще. Милочка Бетси Львовну не заметила. Она с увлечением читала в пятнадцатый раз "Семью Буссардель".
  Первое время Лиза действительно не могла поверить своему счастью: наконец нашелся Репотан, за которым совершенно не нужно присматривать! Вот она, та каменная стена, за которой мечтает спрятаться от грубой действительности любая женщина! Но постепенно Лиза стала замечать, что стена норовит сделаться крепостной. С трудом дождавшись защиты диплома, Репотан приступил к укреплению бастионов: вырыл ров восьми метров глубиной, залил его водой, на стену натянул колючую проволоку и подумывал, а не пустить ли по ней электрический ток?
  Сначала Лиза пыталась было рыпаться в разные стороны, но никто не может - перефразируя Вудхауза - плодотворно рыпаться в разные стороны, если каждое такое рыпанье встречается в штыки и сопровождается скандалом! Лиза оказалась совсем не готова к тому, что тихий, бессловесный Репотан-жених окажется так ревнив, самолюбив, обидчив и говорлив в качестве мужа! Он зудел с утра до вечера на самые разные темы, начиная с: "А что это за кофточку ты одела? И почему верхняя пуговица не застегнута?!" до: "Зачем тебе аспирантура, когда у тебя есть я??!!"
  Выставок Репотан избегал, как только мог, в концертах обычно спал, цветами и шоколадками не баловал. Больше всего Лиза нравилась ему в двух позициях: у плиты на кухне и на диване у телевизора (в остальном он был также консервативен, и обычно предпочитал позиции, наименее для себя трудоемкие).
  Короче, через некоторое - не очень продолжительное - время Лиза устала все время готовить и мыть посуду, готовить и мыть посуду, готовить и мыть посуду, а потом долго и тупо глядеть в телевизор на очередной кровавый боевик, в то время как муж храпит под звуки перестрелки и мордобоя. Стоило Лизе перевести программу на что-нибудь другое, вроде трансляции оперы "Аида" из Ковент-Гардена, как буквально на арии Радамеса Репотан просыпался и говорил:
  
  - Ты что, я ведь фильм смотрю!!!
  
  Воспользовавшись тем, что в один прекрасный день он оставил подъемный мост опущенным, Лиза сбежала к маме, Аику и Люлюнчику. Слушая повесть о Лизиных страданиях, Милочка с Аиком страшно переживали, чувствуя Свою Великую Вину! Милочка даже не смогла дочитать Анатоля Франса! Люлюнчик Анатоля Франса подобрал, но дочитать тоже не смог. Люлюнчику было жалко сестру, но он опасался ее возвращения: ему вполне хватало одной Бетси Львовны.
  Бетси Львовна была женщина светская. Она пережила три собственных развода и своими руками развела четырех подруг. В результате последнего развода и чрезвычайно сложного размена она - пожертвовав собой! - выменяла сыну хор-р-рошую отдельную квартиру, а сама поселилась в Козицком переулке в 25-метровой комнате с альковом, эркером и четырехметровыми потолками. Комната, правда, была в коммуналке, но 18 соседей боялись Бетси Львовну, как огня. Да она практически и не бывала дома, ведя светскую жизнь!
  Как женщина светская, Бетси Львовна не могла равнодушно отнестись к тяжелой судьбе своей новоявленной внучки. "Что это еще за домострой!", - сказала она и взяла все в свои руки. Репотан не успел опомниться от побега Лизаветы, как уже был разведен! В результате многоступеньчатого обмена с доплатами Лиза и Бетси Львовна получили по однокомнатной квартире каждая; Милочка с Аиком, Люлюнчиком и новорожденной Лялечкой (так уж получилось!) - трехкомнатную с огромной кухней и двумя лоджиями. Репотан же оказался в той самой коммуналке в Козицком переулке - только в восьмиметровке напротив туалета! 18 соседей, освободившись от Бетси Львовны, дружно его третировали.
  К слову сказать, Репотан не пропал. Впоследствии он завел собственное дело, разбогател и выкупил всю коммуналку, в которой и живет до сих пор с женой, двумя детьми, няней, поваром, личным шофером, тремя охранниками, четырьмя доберманами и одним персидским котом. И не все комнаты даже заняты!
  Отстал Репотан от Лизы не сразу, а некоторое время донимал ее то телефонными звонками, то внезапными встречами, то неожиданными приходами к ней в дом. Избавиться от него помог случай в лице Игоря, который как-то в ненастный осенний вечер заглянул к Лизе на огонек.
  К тому времени Игорь был уже не один раз женат, не один раз разведен и платил алименты на мальчика пяти лет и девочку трех с половиной. Однажды он был даже женат одновременно на двух женщинах: одна жила в Праге недалеко от Вацлавской площади, другая - в Москве, в Бескудникове. И каждая думала, что она единственная. Он похудел, слегка поседел, местами полысел, но не утратил мужской привлекательности, хотя утратил прежнее имя: почему-то все пассии упорно называли его Гариком. Приходя к Лизе, Игорь-Гарик вспоминал наивное, чистое детство; наивную, чистую дружбу с Лизой; пил чай, плакался на жизнь и уходил от нее с просветленной душой, с запасом новой энергии, так необходимой ему в его бурной и нелепой жизни.
  Последняя пассия продинамила его так, как никто и никогда! - жаловался он Лизавете. Игорь-Гарик ухаживал за ней чуть не полгода, завалил цветами, залил шампанским, целовал ручки и искренне недоумевал, чего же ей еще надо? Так как у пассии сломалась кровать, он помог ей приобрести раскладной диван: заказал его, оплатил, доставил, поднял на шестой этаж, собрал согласно инструкции и установил на место, предварительно три раза передвинув всю мебель в квартире в поисках наилучшего варианта - естественно, наилучшим оказался самый первый! Гарик, конечно, рассчитывал в самом скором времени использовать этот диван по его прямому назначению, но пассия, получив это "изделие повышенной комфортабельности", как-то очень быстро и ловко отшила его самым недвусмысленным образом!
  
  - Нет, ты подумай, а?! - негодовал незадачливый Дон-Жуан.
  
  От всего этого приключения у Игоря-Гарика осталась пресловутая инструкция по сборке дивана-кровати на 15 листах с приложением "Спецификации комплектующих метизов и фурнитуры". Время от времени, ностальгируя по коварной пассии, Игорь перечитывал "Краткое описание дивана-кровати", выдержанное в строгом научном стиле, в котором Игорь, тем не менее, находил нечто эротическое, ярко напоминавшее ему до-суперменский период его жизни, когда он прятался в туалете, чтобы с трепетом прочесть порнографические сочинения, издававшиеся обществом "Знание" в серии "Вопросы полового воспитания" и "Советы молодоженам". Судите сами:
  "Спальное место дивана-кровати образуется выдвижением сиденья вперед с одновременным переводом спинки в горизонтальное положение при помощи механизма трансформации... Чтобы сложить диван-кровать, нужно приподнимать сиденье вверх и от себя до тех пор, пока не раздастся один щелчок. При этом механизм трансформации срабатывает таким образом, что сиденье и спинка фиксируются друг с другом под определенным углом ..." И так далее.
  Игорь как раз зачитывал Лизе один из особенно волновавших его абзацев, начинавшийся словами: "Положите изделие задней стороной на пол...", когда раздался характерный репотановский звонок в дверь. Лиза среагировала молниеносно.
  
  - Раздевайся! - скомандовала она. - Откроешь дверь, скажешь, что мой муж!
  
   Гарик, который был в курсе Лизиных обстоятельств, скинул штаны с энтузиазмом: это было его любимое занятие.
  
  - Может, и трусы снять? - спросил он с надеждой в голосе.
  - Не надо, ты и так убедителен!
  
  Репотан был неприятно поражен при виде полуголого красавца, открывшего ему дверь. Еще более поразился он при виде Лизы, которая вышла в прихожую в соблазнительном неглиже алого цвета с черными кружевами. Это самое неглиже алого цвета с черными кружевами подарила Лизе на годовщину ее развода светская женщина, и до сих пор Лизе как-то не представлялось случая его обновить. Лиза сладким голосом, которому могла бы позавидовать сама Алёна, спросила:
  
  - Кто там, дорогой?
  
   Игорь был тоже поражен, так как ровно за 2 секунды до того Лиза была одета с ног до головы в джинсы, две футболки, свитер, безрукавку, любимые разноцветные шерстяные носки с бомбошечками и меховые тапочки, потому что в квартире было довольно холодно. Ни одна из его пассий не смогла бы не то что переодеться, а просто раздеться в такой рекордно короткий срок!
  
  - Ах, вот оно что!!!!
  
  Репотан взвыл, развернулся, ссыпался вниз по лестнице и исчез навсегда из Лизиной жизни, так хлопнув напоследок дверью подъезда, что на первых двух этажах разлетелись стекла, на 16-м этаже залаяла собака, а у всех машин во дворе заверещала сигнализация!
  
  - Слава Богу! - вздохнула Лизавета, закрывая дверь.
  - Наконец я от него отделалась!
  
  Отделавшись от Репотана, Лиза решила с помощью Нины Юрьевны подойти к ситуации по-научному. Вместе они разработали - основываясь на собственном жизненном опыте - научную классификацию особей мужского пола, разделив их на три категории:
  
  1. "Люлюнчик" - вечный маменькин сынок, инфантильный переросток, за которым постоянно нужно присматривать.
  2. "Репотан" - домашний тиран, сам способный присмотреть за кем угодно.
  3. "Гарик" - мотылек, порхающий от одной женщины к другой, не в силах остановиться.
  
  Конечно, классические представители каждой из категорий встречались крайне редко, но доминирующая линия прослеживалась всегда. Попадались гариковатые Люлюнчики, репотанистые Гарики, и Репотаны с люлюнчиковым оттенком. Иногда, впрочем, Лизе казалось, что гариковатость присуща всем мужчинам вообще.
  Постепенно добавились новые категории и под-категории: "Ученый сухарь", крайним выражением которого был "Зануда"; "Творческая Личность" - она же "Непонятая" - почему-то особенно склонная к перерождению в обыкновенного алкоголика, и "Борец за правду" с явным шизоидным уклоном.
  Однажды, прекрасным летним вечером, подруги сидели на кухне, окруженные пиццей, оливками, помидорчиками, огурчиками и прочими вкусностями. Дети и собаки были на даче, муж в командировке и Ню наслаждалась жизнью.
  
  - Ну и за кого? - лениво спрашивала Лизавета, прихлебывая пиво. - За кого ты предлагаешь мне выйти замуж?
  - А то не за кого?
  - Не вижу достойных кандидатов.
  - Уж больно ты разборчива, подруга!
  
  Не доверяя Лизе, Крошка Ню решила составить список возможных претендентов. После того, как были отринуты обремененные семьей и алкоголики (даже семьей не обремененные) "горячая десятка" сократилась до пятерки. Лиза потребовала выкинуть претендентов маленького роста: ей нравились высокие мужчины. Крошка Ню популярно объяснила Лизавете, какими преимуществами обладают мужчины невысокие.
  
  - Да ты что! - удивилась Лиза, - Вот не думала! Но все равно они мне не нравятся!
  
  В результате список женихов выглядел следующим образом:
  
  1. Первое место осталось вакантным.
  2. Второе тоже.
  3. Серый.
  4. Андрюша.
  5. Игорь.
  
  Вне списка остался лишь тот самый Лизин приятель, который привез ей из Амстердама майку с неприличной надписью. Он был трезв и свободен, но слишком уж сложен для семейной жизни. Ни в одну категорию он не вписывался.
  
  - Может быть, если его отмыть, постричь, переодеть?...
  
  Но Лиза решительно ответила, что он никакому приручению не поддается.
  
  Перешли к подробному обсуждению кандидатов. Несомненно, самым подходящим претендентом на второе место был бы Вадюка ("Люлюнчик-зануда") - если не принимать во внимание его зацикленность на Римской истории. Собственно, Крошка Ню так и предназначала его для Лизы, когда пригласила их обоих к себе в гости. Но, увы! Обстоятельства сложились крайне неудачно (те, кто читал "Лизу во фритюре", знают, в чем там дело). На Вадюку положила глаз Алёна, которая, несмотря на свою очаровательную внешность, имела хватку бультерьера. Так что Вадюку можно было считать потерянным для Лизаветы. Честно говоря, он ей никогда и не нравился.
  Серый был улучшенным изданием "Репотана" с примесью "Борца за правду". Сначала он Лизе категорически не понравился. Впрочем, она ему тоже: Серый был консервативен и любил женщин высоких, длинноволосых и покорных. Лиза же была маленькая, коротко стриженная и строптивая. Но после того как Серый побил зонтиком одного Жителя Центральной Африки, который очень активно приставал к совершенно незнакомой Серому девушке - высокой и длинноволосой - Лиза его зауважала. Уважение Лизы пришлось Серому очень кстати, так как сам он был не уверен в героизме своего поступка, тем более, что высокая и длинноволосая девушка выглядела очень недовольной, когда он освободил ее от Жителя Центральной Африки.
   В настоящее время Серый проводил кампанию у себя в микрорайоне по сбору подписей под петицией, требующей закрыть сквозной проезд транспорта через 16-й Строительный переулок (бывший 14-й Коммунистический). Несмотря на возникшее было уважение, Лизе как-то не улыбалось все время бороться за правду! У нее и без этого хлопот хватало. Так что Серого вычеркнули.
  Андрюша (редкий случай чистого "Люлюнчика") работал в соседнем отделе. Он смущал Лизу своей молодостью и изысканностью: Андрюша был необыкновенно вежлив, элегантен и столь же необыкновенно ленив. Он очень следил за собственной внешностью, особенно за волосами, боясь раннего облысения. Андрюше все время казалось, что в его волосах не хватает керамидов. После серии экспериментов по увеличению числа керамидов Андрюше пришлось постричься практически наголо, в результате чего его почему-то стали останавливать на каждом углу для проверки документов. Он очень переживал. Андрюшу вычеркнули тоже. Керамиды Лизу нисколько не волновали. Ну вот не волновали, и все тут!
  Последним в списке оказался Игорь, трансформировавшийся с годами из классического "Люлюнчика" в такого же классического "Гарика".
  
  
  - С ним хоть весело! - сказала Лиза.
  - Ага, ухохочешься! - ответила Ню и Игоря-Гарика вычеркнула.
  
  Тем самым список был исчерпан, и Нина Юрьевна решила взять подбор кандидатов в собственные руки.
  Пока крошка Ню занималась подбором претендентов, лето плавно перетекло в осень, а осень всегда была в Музее Отечественной истории имени Карамзина, где Лиза с Нюсиком работали, самым горячим и напряженным временем. Три выставки открывались практически одновременно, две отправлялись за рубеж (одна - в Германию, другая - аж в Эфиопию!), надвигались Карамзинские чтения и сдача специальности по кандидатскому минимуму! Про две статьи в разные журналы лучше не вспоминать! А про перевод журнала "Restauro" Лиза забыла на самом деле, остановившись на середине ? 5 за прошлый год!
  Таким образом, когда пресловутые кандидаты начали наконец поступать, возиться с ними у Лизаветы не было ну никакой возможности. Однако обижать подругу тоже было нехорошо, поэтому Лиза, внутренне чертыхаясь, ходила на свидания.
  Первый кандидат - двоюродный племянник покойного мужа тети Веры - пригласил Лизу в театр "Сатирикон" на спектакль с самим Костей Райкиным. Денег на такие билеты у кандидата, естественно, не было, но были связи в театральном мире. Первый поход в театр закончился неудачно: сам Костя Райкин заболел, и спектакль отменили. Второй поход в театр тоже закончился неудачно: сам Костя Райкин выздоровел, и вследствие этого в театр ломануло столько народу, что Лизу с кандидатом - несмотря на его связи - в театр попросту не пустили.
  В третий раз... В третий раз Лиза не пошла. Она не пошла не потому, что не хотела. То есть, и правда не хотела, но не пошла совсем не поэтому, а потому, что... Короче, дело было так! Лиза закрывала отдел. Все остальные разбежались еще в пять, а ей все равно нужно было идти в театр к семи, поэтому пришлось остаться в лавке. Она добросовестно выключила все компьютеры и обогреватели, включила всю сигнализацию, приготовила все ключи и коробки для ключей... Коробок для ключей было две. В одну складывались собственно ключи от отдела, а во вторую - ключ от коробки с ключами от отдела. Причем каждую еще нужно было опечатать! Зачем их было две, никто не знал. Так повелось издавна. Очевидно, предполагалось, что злоумышленник, разбираясь с коробками, потеряет драгоценное время и будет застигнут на месте преступления бдительной охраной. Каким образом преступник сможет вообще раздобыть эти коробки, хранящиеся под десятью замками на посту милиции, никто не задумывался. А пока что с проклятыми коробками воевали те несчастные, которым приходилось открывать и закрывать отдел.
  Кроме коробок, было еще несколько развлечений: запломбировать дверь, повернуть "собачку" в дверном замке - Лиза все время забывала, куда ее поворачивать, вверх или вниз? Сосредоточившись на том, чтобы ничего не забыть и все сделать правильно, Лиза оставила в отделе сумку. Не саму сумку, а такой красивенький полиэтиленовый пакет со всякими нужными для жизни вещами. Вспомнила она об этом только внизу, у фонтана. Пришлось опять ехать наверх. Причем съездить ей пришлось дважды: в первый раз она думала, что забыла пакет около двери снаружи, когда возилась с замком. Коробки с ключами - ужас, какие тяжелые! - она оставила около тетеньки-лифтерши. Ну и конечно, пакет оказался внутри отдела, и ей пришлось опять спускаться вниз, и опять подниматься вверх, и опять открывать дверь...
  Схватив сумку, Лиза решила, что она что-то тяжеловата. Произведя раскопки, она обнаружила в ней упаковку кефира, купленную когда-то в рассуждении обеда. Обед почему-то не состоялся, кефир был забыт и путешествовал с Лизой по жизни уже не первый день. Пожалуй, он был лишний, особенно в театре. Лиза выкинула его в коробку из-под компьютера, служившую в отделе урной для мусора. Пакет кефира как-то нагло выпирал, и Лиза решила его утоптать в коробке. Недолго думая, она наступила ногой в изящной туфельке на всю гору мусора и... проклятый пакет лопнул, выпустив фонтан кефира прямо... ну, в общем... короче, Лизе под юбку! И о каком театре могла идти речь? Не судьба, - согласилась Крошка Ню, выслушав Лизин рассказ.
  Кстати, о фонтане. Да, в музее имени Карамзина был фонтан! Это был не единственный в Москве музей с фонтаном, но такого фонтана, как у карамзинцев, не было ни у кого! Находился он во внутреннем крытом дворе и был построен по личному эскизу Зама по науке. В центре круглого бассейна стояла аллегорическая скульптурная группа, долженствовавшая символизировать собой... Что, собственно, она должна была символизировать, не знал в музее никто. И когда наивный новичок спрашивал у сторожилов, а что это такое, ему отвечали: как, ты не знаешь? Да ты что! Это же все знают!
  Группа состояла из двух геральдических зверей, державших в лапах щит с текстом, прочесть который не давала струящаяся вокруг щита вода. Причем фонтан устроен был так своеобразно, что струящаяся вода особенно эффектно струилась из-под хвостов геральдических зверей, стоявших на задних лапах! А если учесть, что подсветка окрашивала воду в бассейне в интенсивно желтый свет... В общем, вы понимаете, почему посмотреть на это чудо дизайна рвались все прослышавшие о нем!
  Ко второму кандидату в женихи Лизе пришлось ехать в Перхушково, где у него был собственный дом по соседству с дачей Петровича. Лизу водили в лес, где она успела набрать полную корзину поганок, пока сестра кандидата не показала ей, где нужно собирать правильные грибы. Лиза всю жизнь была уверена, что грибы растут на земле в траве, а не на деревьях, как эти сумасшедшие опята! Лизу водили на огород, где брат кандидата показал ей три поля картошки и плантацию клубники, к тому времени уже - к сожалению! - сошедшей. Лизу кормили обедом, который она с трудом осилила, хотя очень даже любила поесть! Во время обеда мама кандидата вела с Лизой оживленный, но совершенно невнятный разговор, в котором Лиза разбирала только обращаемое к ней выражение: "Понял, нет?"
  Второй кандидат Лизе тоже не понравился: у него было слишком много родственников (а у Лизы и собственных предостаточно). Кроме уже перечисленных мамы, брата и сестры в наличии имелись: папа, бабушка, дедушка, племянница, младенец племянницы, еще одна сестра, муж еще одной сестры, ребенок какой-то из сестер, подруга брата, сестра подруги брата и подруга сестры подруги брата! Самым симпатичным в этой компании был дедушка. Вот за него Лиза с удовольствием вышла бы замуж!
  Третий кандидат отпал сам собой после того, как Лиза напоила его чаем из стирального порошка.
  - Нет, это ты нарочно! - говорила Крошка Ню.
  - Честное слово, Нюсик, я нечаянно, - оправдывалась Елизавета.
  - Как можно перепутать чай со стиральным порошком, я не понимаю!!! Разве бывает БЕЛЫЙ чай? Нет, ты скажи!
  А дело было так. Третий кандидат, называвшийся сложным именем Викентий Ксенофонтович, работал в том же музее в должности реставратора живописи. Он положил глаз на Лизу довольно давно, но стеснялся. Крошка Ню, проведав о его страданиях, разработала тонкий план и привела Викентия к Лизе в отдел под предлогом осмотра некой картины - в рассуждении грядущей выставки. Причем привела в тот сладкий час, когда Лизавета, будучи опять совершенно одна в отделе, наслаждалась чашечкой кофе. Приведя Викентия к Лизе, Ню быстренько улизнула под благовидным предлогом, и Лизавете не оставалось ничего другого, как предложить гостю кофейку. Впрочем, кофе как раз кончилось.
  - Ну, тогда чаю?
  - Не откажусь!
  Чай тоже как-то не находился. Порывшись по сусекам, Лиза нашла, наконец, пакетик, на котором было ясно написано: "Чай цветочный. Тропический аромат". Правда, вид у него был какой-то странный - белые крупинки с голубыми точками. Гранулированный, наверное, - подумала Лизавета. Вид этого чая напоминал ей что-то, очень знакомое.
  Она попыталась прочесть, надписи на пакетике мелкими буковками: перечислялись разные травы и фрукты, входящие в состав. Крукурама, - прочитала она с недоумением, - что это такое? Наверное, это от нее такой экзотический цвет...
  - Вы не знаете, что это такое - крукурама?
  Викентий не знал. Он с некоторой опаской насыпал в чашку белого "чаю" с голубыми крапинками и щедро приправил сахаром. Отхлебнув глоток, он честно пытался уловить вкус неведомой крукурамы, ощущая только некую неприятную едкость. В это время Лизавета, которая задумчиво помешивала в чашке пластмассовой ложечкой, вдруг подпрыгнула на стуле и закричала: Стойте, не пейте!!! Викентий тоже подпрыгнул и облился горячим чаем.
  - Это же... это же не чай! - хохотала Лизавета, - это... это... стиральный порошок!!!
  
  - Ты представляешь, - рассказывала Лиза Нюсику, - я сама его туда насыпала, в этот чайный пакетик! И забыла напрочь!
  - Ну зачем тебе понадобился на работе стиральный порошок, объясни мне? Ты что, коврик для мыши стирать собиралась?! И почему в пакетике от чая-то?
  - Нюсик, я теперь и не помню! Наверное, некуда больше было насыпать. Надо же, какой у этого чая аромат сильный был, даже порошок перешиб - пахло какой-то не то ванилью, не то ...крукурамой... И что это за крукурама такая?
  
  Викентий Ксенофонтович выжил. Даже не обжегся - ни внутри, ни снаружи. Правда, долгое время предпочитал пить исключительно кофе. Больше всего его потрясло не то, что эта полоумная девица - и как это она могла казаться ему раньше привлекательной! - заварила порошок вместо чая, а то, что она хохотала! А если бы он отравился?! А если бы... Да-а.
  Очередной кандидат прибыл из Соединенных Штатов. Ню, вместе с Лизой отчаявшись в отечественных мужчинах, закинула сеть за океан. Сеть принесла Кена, который приходился кем-то второй жене первого мужа Нины Юрьевны и жил в никому не известном городе Шарлотте.
  
  - А где эта Шарлотта находится? - интересовалась Лиза
  - Да не Шарлотта, а Шарлотт. Мужского рода.
  - Ну и где?
  
  Шарлотт мужского рода находился ... ну, в общем, где-то там, в Америке. Это был вполне приличный город, с хорошим прошлым, устойчивым настоящим и очень перспективным будущим, так как на него положил глаз "Bank of America". Кен работал в одном из Шарлоттских банков и мечтал о русской жене. У них там, в Америке, это было почему-то модно.
  Кен приехал в самый разгар Эфиопской выставки. Поселили его в квартире у Лизы. Сама Лиза в это время жила у мамы, присматривая за оставленным в одиночестве Люлюнчиком, который поступил в институт и должен был ходить на занятия, в то время как все остальные, включая Милочку, Аика, Бетси Львовну, Лялечку и новорожденного Алюку (так уж получилось!), еще жили на даче в Переделкине.
  К слову сказать, дачу в Переделкине Бетси Львовна совершенно неожиданно получила в наследство от своего первого мужа. Первый муж, который после развода с Бетси Львовной еще три раза женился, недавно скончался в ОЧЕНЬ преклонном возрасте, совершенно позабыв о том, что в пору своего медового месяца с Бетси Львовной завещал ей пресловутую дачу (очевидно, опасаясь не дожить до конца медового месяца, так как и тогда был уже в довольно преклонном возрасте). И теперь Бетси Львовна с наслаждением судилась с многочисленными наследниками, укрощала соседей и планировала некоторую перестройку двухэтажного дома с балконами, мезонинами и подвалами.
  В это время Аик дописывал докторскую, Лялечка радостно гоняла по бескрайним просторам дачного участка в компании с соседским псом Филей, а Милочка с Алюкой на руках читала "Детство" Льва Николаевича Толстого. Люлюнчик категорически отказался переселяться на дачу, мотивируя институтом, а на самом деле надеясь передохнуть от Бетси Львовны.
   Люлюнчик, вымахавший настолько, что Лизавета была ему где-то до пояса, имел довольно кроткий нрав. Иного нрава у человека, вымуштрованного Бетси Львовной, просто быть не может. Но Лиза, задерганная выставками, экзаменами, статьями и кандидатами в женихи, все же сумела его достать настолько, что он принял самые решительные меры. Меры выражались в том, что озверевший Люлюнчик взял Лизу за ноги и несколько минут подержал вниз головой. Этого оказалось достаточно.
  
  - Ну что, все? - спросил он, глядя как Лиза подбирает всякую мелочь, высыпавшуюся из нее во время экзекуции.
  - Все-все! - ответила укрощенная Лизавета и ретировалась на кухню, откуда выглянула только на третий день, чтобы спросить, не сварить ли еще супу?
  - Сварить! - ответил суровый Люлюнчик, не отрываясь от второго тома Толкиена.
  
  Вот в эту идиллию и ввалился Кен. Лиза ожидала увидеть типичного американца двух метров ростом, розового и белобрысого, все время жующего жвачку: нечто среднее между Робертом Редфордом и ... этим, как его! Арнольдом Шварценеггером! Вместо этого перед ней предстал невысокий молодой человек еврейской наружности с глазами грустной таксы и без всякой жвачки. Вадюка больше был похож на американца, чем этот клерк из Шарлотта!
  По-русски Кен не говорил вовсе. Лиза, у которой английский был вторым языком, общалась с ним довольно легко, быстро усвоив американский акцент. Вследствие страшной запарки на работе, общалась она с ним больше по телефону: с утра пораньше Кен, который был человеком педантичным, отправлялся по составленному для него маршруту.
  Ориентировался он в Москве неожиданно хорошо, лишь время от времени звоня Лизе, чтобы выяснить, как ему короче добраться с ВДНХ до "Tretjakoff - picture-gallery". Вся Графика просто наслаждалась, слушая Лизины переговоры с Кеном по телефону, сопровождаемые ее истошными "YES, YES!!!" или "NO, NO!!!" - смотря по обстоятельствам.
  Лиза, несмотря на свое филологическое образование, разделяла присущее всем своим соотечественникам заблуждение: чем громче ты говоришь, тем лучше иностранец тебя понимает. Поэтому Лизавета надсаживалась в трубку так, что ее было слышно не только в самой Графике, но даже в Кабинете Председателя, заставляя испуганно вздрагивать заседающий там Ученый совет.
  Кен добросовестно мотался по Москве, которая из Америки представлялась ему гораздо меньше, чем оказалась на самом деле. Его, правда, несколько удивляло отсутствие на улицах сугробов, медведей и казаков. Отсутствию сугробов сами москвичи уже давно не удивлялись: несколько последних лет снег выпадал только где-нибудь в начале марта, и то лишь благодаря личной инициативе мэра.
  Медведей любознательный Кен не нашел даже в Московском зоопарке: предыдущий медведь ушел на пенсию, а нового никак не могли завести. В настоящее время дирекция зоопарка как раз вела переговоры с Канадой о закупке двух бурых медведей.
  Казаков Кену удалось наблюдать в Новодевичьем монастыре у могилы Дениса Давыдова. Как раз было 14 декабря, и казаки прибыли отметить эту знаменательную дату. Какое отношение Денис Давыдов имел к восстанию на Сенатской площади, и какое отношение имели сами чрезвычайно русофильски настроенные казаки к этому сборищу говорящих по-французски масонов, никто не понимал. Казаки Кену не понравились.
  Зато понравилась Лиза. Он, правда, плохо понимал ее английский, когда тот выходил за рамки "Tretjakoff - picture-gallery", но это его не смущало. Зато смущало Лизавету, которая не выносила, когда на нее смотрят глазами грустной таксы и вздыхают. И вообще, она начинала прозревать в Кене явные черты репотанистости!
  За 10 дней, которые Кен провел в Москве, он сумел осмотреть столько достопримечательностей, сколько нормальному москвичу не осмотреть и за десять жизней! Кроме самой Москвы, Кен не оставил без внимания достопримечательности Загорска, Зарайска, Звенигорода, Перхушкова и Переделкина. И даже успел посетить все три выставки, открывшиеся в Музее Отечественной истории имени Карамзина!
  Наконец, Кен уехал, увозя чемодан матрешек с лицами всех русских президентов. Лиза, избавившись не только от Кена, но и от Люлюнчика, переехала в свою квартиру: все семейство во главе с Бетси Львовной вернулось с дачи, где становилось уже холодновато для Алюки. Аик готовился к защите докторской, Бетси Львовна вела светскую жизнь в суде, Лялечку пристроили в частный детский сад с углубленным изучением английского языка, Милочка с Алюкой на руках дочитывала 57-й том переписки Л.Н. Толстого. Люлюнчик скучал по Лизе.
  Лиза, открыв и отправив все возможные выставки, сдав все статьи и экзамены, чувствовала себя удивительно свободной и никому не нужной. Ее не утешал даже перевод журнала "Restauro". Как раз в этот момент и пришла открытка от Кена. Кен писал: " Dear Lisa! I would like to invite you to America!"
  Честно говоря, Лиза струсила.
  
  - Нет, уж лучше вы к нам! - думала она про себя.
  - А чего не съездить? - убеждала ее Ню. - Замуж не выйдешь,
   так хоть Америку посмотришь!
  - На какие шиши?
  - А пусть он тебе и оплатит!
  
  В этом была своя логика. Лиза послала Кену письмо, в котором написала, что с удовольствием приехала бы на недельку, чтобы посмотреть Америку, но стеснена в средствах. Кен, который не на шутку запал на Лизавету, ответил, что готов оплатить проезд! И Лиза начала собираться. В процессе сборов она вдруг поняла, что все ее родственники и друзья глубоко уверены, что Лиза едет именно замуж! Судя по всему, все родственники и друзья были просто счастливы избавиться от Лизаветы и сплавить ее в Штаты!
  
  - Я не понимаю, я что, так вас всех достала? - жалобно спрашивала Лиза.
  
  Один только Люлюнчик оплакивал Лизин отъезд: после того, как он поставил Лизавету на место, ему все время было ее жалко! А все остальные радовались. Радовалась Милочка, забыв про "Любовницу французского лейтенанта". Радовался Аик, защитивший, наконец, свою докторскую. Лялечка с Алюкой тоже радовались за компанию. А уж как радовалась Бетси Львовна! Она даже в самых смелых своих мечтах не добиралась до Америки!
  Подруги изводились от зависти, и в этой обстановке всеобщего ажиотажа Лизе было как-то неудобно обмануть всеобщие ожидания и не радоваться тоже. Она честно старалась, но получалось как-то плохо.
  
  - Он, конечно, симпатичный... - уныло говорила она крошке Ню.
  - Ну?
  - Ну я не зна-а-аю...
  - Чего ты не знаешь? Чего ты ЕЩЕ не знаешь?
   Симпатичный? - Симпатичный!
   Обеспеченный? - Обеспеченный!
   И что тебе светит в ЭТОЙ стране? - Ничего не светит!
  - Нет, ты понимаешь, - встряла Лиза в диалог Нюсика с Нюсиком, -
  Ты понимаешь, нужно же чтобы еще что-то было!...
  А когда этого нет, то как-то все не то!...
  - Чтобы что было-то?
  - Ну это... Да ты сама знаешь!
  - Чувство юмора, что ли?
  - И это тоже! А то он наших шуток совсем не понимает! И вообще с ним скучно!
  - А кто тебе обещал, что будет весело? Веселье ей подавай! Жизнь вообще суровая штука!
  - Вот-вот! Ты еще скажи: "не поле перейти"!
  - И не поле! И вообще, не морочь мне голову!
  
  Отъезд надвигался неудержимо. Лизу собирали всем миром. После того, как "весь мир" оставил ее, наконец, в покое, Лиза пересмотрела чемодан и половину барахла выкинула. Она предпочитала путешествовать налегке.
  Америка встретила Лизу неприветливо: сильным ветром, дождем со снегом. Лиза ничего этого не заметила, так ей было плохо. Дело в том, что Лизавету укачивало везде: в автобусе, в электричке, на пароходе, в машине, в лифте... где еще? Ах да, конечно же на самолете, несмотря на всякие таблетки от укачивания! Лизе эти таблетки были - как слону дробина! Однажды ее укачало даже в Библиотеке (бывшей Ленина) на аппарате для просмотра микрофильмов!
  Поэтому первая достопримечательность, которую Лиза увидела на Американской земле, было заведение под названием "ladies` room". И когда Лизавета стояла на коленях перед белоснежным керамическим устройством, доллары, которые она спрятала за пазуху, как в самое надежное место, вывалились и попадали в унитаз!
  
  - ... ! - Краткое Лизино высказывание как нельзя лучше подходило к ситуации.
  
  В общем, пока Кен метался за таможенным барьером, разыскивая "Лайзу", эта самая Лайза, проклиная самолет, Америку, того же Кена и собственную глупость, вылавливала зеленые бумажки из унитаза, стирала их в раковине и сушила под сушкой для рук, вызывая подозрительное удивление у всех заходящих в room ladies. Поэтому к Кену она вышла с очень бледным видом и с очень большим опозданием
  Кен встречал ее в Нью-Йорке вместе с первым мужем Нины Юрьевны, который любезно пригласил Лизу с Кеном остановиться у них, чтобы Лиза могла адаптироваться к Америке постепенно, начиная с Нью-Йорка. Лиза же так и заявила, что не увидев Metropolitan Museum of Art, в никакой Шарлотт не поедет.
  В результате этот самый Метрополитен Лиза так и не увидела, так как привезла с собой в Америку мощный циклон: в Нью-Йорке выпал невиданный снег, заваливший весь город огромными сугробами - высотой сантиметров пять! Лиза не понимала, из-за чего такой переполох, но в городе тем не менее было объявлено чрезвычайное положение, никакие музеи не работали, и вообще ничего не работало!
  
  - Как же вы справляетесь с подобными стихийными бедствиями? - интересовались напуганные снегом американцы.
  - Да какое это стихийное бедствие! - отвечала Лиза. - У нас так все время! И ничего, живем.
  
  Кен, который никакого снега в России как раз и не увидел, деликатно помалкивал.
  В Шарлотте снега не было. Музеев никаких тоже. Вместо музеев были банки. Еще в Шарлотте жили Кеновы mother and father. И хотя у Кена, как у всякого приличного американца, среди предков были прадедушка из Одессы - по материнской линии, и бабушка из Жмеринки - по отцовской, их потомки ни одного русского в глаза не видели за всю свою жизнь! Поэтому mother and father просто трепетали перед встречей с "Лайзой", опасаясь увидеть какую-нибудь террористку в красной косынке.
  Увидев миниатюрное создание, вполне мирное и безобидное, они успокоились. Mother признала, что русская девушка - вылитая Liza Minelly в молодости, а father почему-то вспомнил пончики с сахарной пудрой, которые пекла ему в глубоком детстве бабушка из Жмеринки.
  Лиза в Шарлотте откровенно скучала, хотя столько улыбаться ей не приходилось за всю свою жизнь, и Лиза чувствовала, что скоро американский smile навсегда приклеится к ее лицу.
  Единственным развлечением за все время пребывания в Шарлотте, была экскурсия в поместье Вандербильтов. Потомки знаменитого миллиардера со временем настолько, очевидно, обнищали, что драли за билет в свое поместье просто баснословную сумму: целых 30 $! Поместье поражало как своими размерами, так и своей устрашающей безвкусицей: "замок" соединял в себе все возможные архитектурные нелепости, а brilliant works of applied art, в этом замке собранные, постоянно напоминали Лизе бессмертный серебряный молочник в форме коровы, который тетя Агата велела Бертраму Вустеру обозвать "датским новоделом". Очевидно, что Вандербильт Вудхауза не читал.
  
  
  
  
  
   Вряд ли Вандербильт был знаком и с русским купцом Арсением Морозовым, (кстати, своим современником), который на вопрос архитектора Мазырина, в каком стиле он хотел бы построить дом, ответил:
  - Во всех стилях, деньги у меня есть!
  Говорят, когда его мать - знаменитая Варвара Алексеевна Морозова - увидела это причудливое строение, до сих пор стоящее на Воздвиженке, она сказала:
  - Раньше только я знала, какой ты дурак, а теперь все это видят!
  С мамой Арсения Вандербильт уж наверняка не был знаком. А зря!
  Зато, как с изумлением выяснила Лиза, Вандербильт был знаком с Эллочкой-людоедкой! Не веря своим глазам, Лизавета смотрела на портрет дамы, одетой в меха - не то в шанхайских барсов, не то в мексиканского тушкана! Этикетка под портретом гласила "Eleonor Wanderbilt-Shukin"! Каким образом удалось бывшей жене инженера Щукина пробиться в семейство Вандербильтов, не имея за душой ничего, кроме золотого ситечка, полученного от Остапа Бендера взамен одного из двенадцати стульев, Лиза так и не сумела выяснить.
  Постепенно Лиза начала осознавать, что все вокруг воспринимают ее в качестве невесты Кена и если прямо не спрашивают, когда свадьба, то только потому, что хорошо воспитаны. Mother водила ее по магазинам с кухонными и постельными принадлежностями, а father учил водить машину. Кен активно уговаривал продлить визу, вздыхал и смотрел глазами грустной и сильно проголодавшейся таксы! Сама же Лизавета к этому моменту окончательно убедилась, что ей здесь не место. Ну не создана она для американского образа жизни, и все! Пора было принимать меры.
  К слову сказать, была в характере у Лизы какая-то обманчивая мягкость и податливость, позволявшая окружающим предполагать, что Лизаветой вполне можно управлять и руководить, словом - присматривать. Но у этой мягкой булочки внутри был железный стержень, нет - титановый! И не один любитель булочек уже обломал об этот стержень свои зубы!
  Лизавета действовала по жизни подобно той лягушке, которую бросили в кувшин с молоком. Сначала Лизавета покорно шла на дно, слушая, как ее всячески убеждают в том, что молоко очень полезная вещь, и любая уважающая себя лягушка была бы просто СЧАСТЛИВА провести в молоке всю свою жизнь! Но потом в ней просыпался собственный разум, и лягушка принимала меры, настолько резко выпрыгивая из кувшина с молоком, что никакое масло просто не успевало сбиться!
  Вот и сейчас Лиза приняла меры: она позвонила домой, сделала вид, что по семейным обстоятельствам ей ну просто крайне необходимо немедленно вернуться в Россию, и радостно выпрыгнула из американского кувшина, полного такого полезного, питательного, но очень невкусного молока! Кену она сказала, что ПОДУМАЕТ.
  Всю обратную дорогу Лизавета сочиняла письмо для Кена, но дальше - "Sorry! I am so sorry" - не продвинулась.
  Оказавшись, наконец, дома, Лиза была вне себя от счастья! Она приняла душ, напилась чаю с купленной по дороге булочкой, слегка распаковалась и уселась на диван перед телевизором - приходить в себя. Но в себя приходилось плохо. Почему-то было очень грустно и становилось все грустнее и грустнее. Лиза съела еще булочку. Помогло, но мало. При мысли об оставленном в Шарлотте Кене, ей стало совсем уж грустно. О чем она, собственно, грустит, Лиза и сама не знала. Расстались они с Кеном вполне мирно, Лиза ничего ему точно не обещала, уклончиво сказав, что подумает. Сама-то она знала, что ни за что, ни за какие хот-доги и чизбургеры не согласится остаться навсегда в этом богом забытом Шарлотте!
  Never! Not for the world!
  Но отчего-то на душе у Лизы было так печально, словно она была героиней любовного романа, вынужденной из-за семейной вражды на 15 лет расстаться со своим прекрасным возлюбленным, который - в то время как она на протяжении 329 страниц льет ручьями слезы, - вовсю наслаждается жизнью, ввязываясь в одно приключение за другим, чтобы ровно через 26 лет 8 месяцев 14 дней и 48 минут явиться, как ни в чем ни бывало, в свой родовой замок и прижать к сердцу свою возлюбленную, все такую же прекрасную и не постаревшую ни на один день!
  Пока Лиза предавалась печали, пошел дождь, и его равномерный шум прекрасно гармонировал с Лизиным настроением, служа ему приятным ненавязчивым аккомпанементом.
  
  - Дождь? - опомнилась Лизавета.
  - Какой еще дождь?! Зима на дворе!!!
  
  Дождь шел с потолка на кухне, да еще какой! Чертыхаясь и спотыкаясь, Лиза взлетела на 7-й этаж и яростно надавила на звонок. Дверь распахнулась, и прямо пред Лизиными глазами появился характерный псевдоготический силуэт здания родного Музея Отечественной истории имени Карамзина!
  Силуэт был напечатан синим цветом на белой майке. Внутри майки находился ее владелец. Южнее надписи Лиза обнаружила закатанные до колен поношенные джинсы и босые ноги примерно 45 размера. В опущенной правой руке обладатель майки с Музеем держал мокрую половую тряпку, а за левой его пяткой прятался кошачий подросток по имени Кеша, который глазел на Лизу хитрыми желтыми плошками и готов был при малейшем ее движении дать деру.
   К северу от надписи располагалась весьма симпатичная вихрастая физиономия, которая была, как полагается, снабжена парой светлых бровей, внушительным носом и довольно крупным ртом. К западу и востоку от носа располагались слегка оттопыренные уши. Россыпь веснушек довершала картину и напоминала карту звездного неба. Физиономия таращила на Лизу синие глаза со светлыми ресницами.
  Довольно долго они молча смотрели друг на друга. Неизвестно, сколько бы они так простояли, если бы этажом выше не хлопнула дверь лифта, разрушив все чары.
  
  - Откуда у тебя это! - спросила забывшая за чем пришла Лиза и сделала шаг вперед.
  
  Котенок, который только этого и ждал, радостно подскочил вверх, развернулся в воздухе, приземлился и помчался на махах в комнату, сверкая белыми пятками.
  
  - Что это?
  - Вот это! - и Лиза ткнула пальцем прямо в парадный вход Музея.
  - На работе купил! - ответил ошарашенный владелец майки.
  - А ты что, тоже в Карамзинском музее работаешь?
  - Что значит "тоже"? Я там уже 10 лет работаю!
  - А я всего три! А ты в каком отделе?
  - В Оружии... А ты?
  - А я в Графике! Вот это да!
  - И не говори!
  
  В это время котенок Кеша, разочарованный тем, что за ним никто не гонится, потихоньку вернулся на прежнюю позицию за левой пяткой и внимательно следил за разговором.
  - А ты вообще-то кто? - догадался, наконец, спросить Оружейник.
  - Я - Лиза, - сказала Лиза. - Живу я здесь, этажом ниже.
  - А-а! А я - Митя. А ты чего пришла-то?
  - Ах да! - вспомнила Лизавета. - Что у тебя там, кран сорвало, что ли? У меня на кухне льет, как из ведра.
  - Не, не кран, - ответил он, - это я курицу размораживал.
  - Ку-курицу? - поразилась Лизавета.
  
  Перед ее мысленным взором немедленно возникло видение огромной замороженной курицы, которая с трудом разместилась в малогабаритной кухне, втиснувшись между холодильником и электроплитой. Желтые когтистые лапы курицы высовывались в окно, а голова с томно прикрытыми глазами расположилась в коридоре. Лиза невольно посмотрела вниз: не торчит ли из-за поворота коридора красный гребешок. Гребешок не торчал.
  
  - Покажи! - сказала она почему-то шепотом.
  - Пошли!
  
  Пока хозяин вел Лизу на кухню, воображаемая ею курица стремительно уменьшалась в размерах, превратившись в конце концов в маленького жалкого цыпленка, который сиротливо плавал в небольшой кастрюльке с кипящим бульоном.
  
  - Вот! - сказал хозяин, - курица.
  - Курица-курица! - подтвердил котенок, следовавший в арьергарде, - заметьте: это НАША курица! И делиться с вами мы не собираемся!
  
  Оказывается, любитель курятины с утра положил замороженную тушку в раковину и ушел на работу, не обратив внимания, что неплотно закрутил кран. Тушка перекрыла слив, кран потихоньку капал и накапал целую раковину. Вода полилась на пол, а потом и Лизе на голову.
  
  
  
  
  - А что, здорово залило?
  - Еще как! Прямо Ниагара!
  - Ну пойдем, поглядим, что можно сделать.
  - Идите-идите! - напутствовал их котенок Кеша, - идите поглядите. А я не пойду. У меня и здесь дел полно.
  
  И пока Лиза проводила экскурсию в затопленной кухне, этажом выше котенок Кеша, который был умен не по годам... то есть не по месяцам... в общем, умен не по возрасту, трудолюбиво обрабатывал цыпленка, ловко выудив его правой передней лапкой из кипящего бульона. Несмотря на то, что цыпленок, хотя и маленький, был все же несколько больше котенка, Кеша справился с ним очень быстро - намного быстрее, чем его хозяин с ликвидацией последствий наводнения. Тот возился гора-а-аздо дольше!
  После осушения всемирного потопа на Лизиной кухне они так же долго ликвидировали последствия небольшого пожара на кухне у Мити: бульон выкипел - очевидно, вместе с курицей - и кастрюлька слегка сгорела! Котенок Кеша делал вид, что даже слова такого не знает: "курица"! И помогал по мере сил: ловил тряпку, прыгал на ноги в самый неподходящий момент, нападал из-за угла...
  Потом они еще пили чай - у Лизы. У Мити очень пахло гарью.
   Ну, это надолго, подумал котенок Кеша, которого - на всякий случай - Митя взял с собой. Котенку Кеше было совсем неинтересно слушать про приключения Лизы в Америке и Мити - в музее Отечественной Истории имени Карамзина, которых - приключений - за 10 лет набралось значительно больше, чем у Лизы. Поэтому Кеша заснул у Лизы на коленях и спал до тех пор, пока его аккуратненько не переложили на диван. Тогда он потянулся, перевернулся на другой бок, свернулся в клубочек и снова заснул.
  
  Музей Отечественной истории имени Н.М. Карамзина, где, как оказалось, они оба работали, был учреждением с давней и запутанной историей. Располагался он практически в центре, но несколько на задворках и поэтому даже не все москвичи знали о его существовании. Выстроен он был по проекту известного архитектора в псевдоготическом, как уже было ранее сказано, стиле благодаря тщанию, усердию и капиталу знаменитого собирателя графа Уваровского, которому совершенно некуда было девать свою огромную коллекцию.
  Жена, графиня Уваровская, урожденная Достигаева, чей капитал граф, собственно, и тратил, так прямо и заявила: или я, мол, или твои древности. И граф построил Музей. Кстати, никто так никогда и не узнал, откуда взялось это "имени Карамзина" и почему именно "имени Карамзина", но во всех официальных документах Музей именовался именно так.
  Строительство началось незадолго до русско-турецкой войны и окончилось аккурат после русско-японской. То ли граф плохо следил за строительством, то ли подрядчик был вор, но, открывшись, наконец, в некий прекрасный день, музей буквально на следующий же - не менее прекрасный день - закрылся на доделки и переделки, которые плавно переросли в текущий, а затем и капитальный ремонт.
  В перерывах между революциями, ремонтами, войнами, смерчами и путчами музей исправно функционировал, демонстрируя свои сокровища в постоянно меняющихся экспозиционных залах: пока в одном зале бродили посетители, в другом сидели ремонтники, закусывая кефир - и не только кефир - бутербродами с одесской колбасой.
  Псевдоготическое здание поражало сложностью внутренней архитектуры: там были внутренние дворы и крытые галереи, лестницы в самых неожиданных местах и непонятного назначения переходы; двери, ведущие в никуда, и окна, глядя в которые было просто невозможно было понять, что же это, собственно, за улица...
   В Музее даже водилось привидение, которое не выжили никакие ремонты. Это был призрак графа Уваровского, печально бродивший на третьем этаже западного крыла в бесплодных поисках собственной коллекции, разделенной в 30-е годы между Государственным Историческим музеем, Библиотекой - бывшей Ленина - и Центральным Архивом. Зато в восточном крыле однажды поймали одичавшего посетителя, который как пришел в Музей на открытие выставки, посвященной 100-летию отмены крепостного права, так никогда и не вышел, обосновавшись на пятом этаже в макете камеры декабристов, где и жил себе спокойно до ремонта 1988 года, питаясь акридами и мокрицами. И тех, и других в Музее было навалом.
  В связи с какими-то техническими обстоятельствами во время капитального ремонта 1948 года между западным и восточным крылами здания была выстроена временная разделительная стена. С тех пор два крыла музея не сообщались друг с другом никак. Сотрудникам музея, чтобы попасть, например, из Графики в Дирекцию, нужно было спуститься на первый этаж, пройти через экспозицию, выйти на улицу из восточного подъезда, пройти через площадь, завернуть за угол, войти в западный подъезд, подняться по лестнице, пройти по коридору, спуститься по лестнице и еще два раза завернуть за угол! Здесь и располагалась Дирекция (привидение жило этажом выше). "Оружие" приютилось как раз напротив привидения, и поэтому нет ничего невероятного в том, что Оружейнику и Лизе удалось ни разу не встретиться за целых три года.
  
  - Ни разу не встретились! За целых три года! Ты представляешь, ни он меня никогда не видел, ни я его! - рассказывала Лизавета Нине Юрьевне.
  
   Нюсик, с трудом разыскавшая Лизавету после ее приезда из Америки, наконец поняла в чем дело и почему Лизавета ничего про эту самую Америку связно рассказать не может. Мало того, Лизавета как бы с трудом вспомнила, а кто такая, собственно, сама Нина Юрьевна! На самом деле Лиза очень ее звонку обрадовалась. Наконец-то она могла поделиться с лучшей подругой всеми своими новостями, а их за три месяца накопилось более чем достаточно!
  
  - Какая там Америка? О чем ты?! Вот Митя...
  
  Мало того, что Митя жил прямо над Лизой и работал в том же Музее, они еще, как оказалось, всю жизнь пересекались, так ни разу и не встретившись: в детстве Митюха ходил с папой в ту самую библиотеку и прекрасно помнил Милочку...
  
  - Еще бы! - сказала Ню.
  
  ... учился в том же МГУ, бывал практически в тех же экспедициях, и однажды Лиза уехала с Балки на той же машине, с которой Митя на Балку приехал!
  
  
  - Это судьба!
  И крошка Ню согласилась.
  
  И только повесив трубку, Лиза вдруг с раскаяньем осознала, что всю дорогу говорила только о себе да о Митюхе! Лиза даже не поинтересовалась, как дела у Ню! У Петровича! У всех остальных! Кошмар!
  
  И она кинулась звонить Нине Юрьевне. Откликнулся Петрович:
  
  - Да. ... Лиза. ... Это ты. ... Приехала, наконец...
  
  Говорил он как-то странно, делая большие паузы между словами и совершенно траурным тоном.
  
  - Петрович! Привет! Да я давно уже приехала! Позови-ка мне Нюсика! Мы не договорили.
  - Нюсика нет.
  - То есть, как нет? Уже ушла? Мы же только что с ней говорили!
  - Да, она ушла. В смысле давно. В смысле к маме. В смысле совсем. В смысле мы разводимся.
  - То есть как РАЗВОДИТЕСЬ!!!
  - Так.
  - Да вы что, с ума посходили!!!!!!!
  - Не знаю.
  - Да что случилось-то?
  
  И Петрович поведал Лизе душераздирающую историю о том, как Нина Юрьевна покусилась на самое святое, выбросив на помойку его любимые брюки, прошедшие с ним вместе через 26 экспедиций! Последние 15 лет Петрович носил их дома вместо пижамы. Был страшный скандал, после чего Крошка Ню ушла из дому, хлопнув дверью.
  Лиза не знала, что и подумать. К счастью, в этот момент пришел Митя. За ним следовал Кеша, который сильно вырос и растолстел, что совсем не удивительно, учитывая его аппетит. Кеша только что научился открывать холодильник, о чем Митя еще не знал. Кеша сразу направился на кухню - тренироваться на Лизином холодильнике, а Митя - прямо к Лизе, которая хлюпала носом, сидя с ногами на диване.
  
  - Эй! - сказал он. - Лизаветка! Ты чего ревешь-то?
  - Они ра-а-а-азводятся-а-а-а!!!
  - Кто они? Почему разводятся?
  
  Лиза объяснила, кто и почему.
  
  - О господи! - сказал Митюха, стараясь сдержать смех.
   Да помирятся они 125 раз!
  - Ты думаешь?
  - Да конечно!!!
  - Правда?
  - Правда! Вот что, Булочка, хватит сырость разводить!
  - Не смей меня Булкой называть!
  - И не Булкой, а Бу-улочкой!
  - Все равно не смей!
  - Ну подумай ты своей головой - это они разводятся (они и помирятся), а мы - так очень даже наоборот!
  - Да-а, а почему мы наоборот?
  - А ты не знаешь?
  - Я-то знаю, почему я, а вот почему ты?!
  - Почему я? Почему же это я? Ну, наверное, потому, что мне очень нравятся... хлебобулочные изделия!
  - Ах ты!!! Ну сейчас ты получишь!!!
  
  Неизвестно, что получил бы Митюха, если бы опять не зазвонил телефон. Естественно, это была Алёна. Она стала приставать к Лизе с какой-то саржевой подкладкой, которая непременно ДОЛЖНА быть у Лизы - я знаю, у тебя ВСЕ есть! Лиза, у которой саржевая подкладка, может быть, и была, отвечала ей довольно односложно, так как очень трудно одним ухом слушать Алёну, а другой рукой отбиваться от всяких Митюх, которые весьма активно... пристают... со всякого рода...п-притязан-ниями... и ... п-по-п-ползн-новен-н-иями!!!
  
  - Алёна, послушай, мне сейчас... как-то очень некогда! Я тебе сама позвоню, попозже... месяца через два! Пока! - сказала Лиза и уронила телефон.
  
  - Значит, говоришь, нравятся хлебо-булочные изделия? И почему это они тебе так нравятся?
  - Так я же ... и объясняю! Мне ... нравятся ... потому... что ... они... очень ... вкусные!
  - Пожалуйста, поподробнее! Вот с этого места - поподробнее!
  - С какого?
  - Вот с этого!
  
  И он объяснил. Достаточно подробно.
  
  А в это время кот Кеша сидел на подоконнике и мечтал. Он уже провел ревизию в Лизином холодильнике и прибрал все, что плохо лежало: кусочек сыра, ломтик колбаски и остатки шпрот в банке. Жизнь удалась! Но чего-то все-таки не хватало. Вернее, кого-то! Ему мерещилось, что где-то там, во дворе или, может быть, на чердаке ждет его та единственная и неповторимая, нежная и коварная, пушистая и зеленоглазая, - словом, та, без которой и рыба не рыба, и колбаска не колбаска... Кеша был романтиком и верил в любовь!
  
  
  
  
  
  
  А любовь - это такая вещь ...
  
  Когда ее нет, то как-то все не то!...
  
  А когда она есть...
  
  Да вы и сами знаете!
  
  КОНЕЦ
  
  Как конец? Какой конец?! Нет, это совершенно невозможно! Только-только началось самое интересное, а Вы говорите "конец"! Просто безобразие какое-то! Судя по всему, героиня встретила, наконец, своего прекрасного принца, а Вы пишете об этой судьбоносной встрече в таком разухабистом тоне! Что это такое: какие-то котята, цыплята, булки! Курица замороженная! Ужас!!! Не умеете писать любовные романы, так и не беритесь! Поучились бы у профессионалов!
  
  У кого это, например?
  
  У кого? Да вот, я недавно прочел: Рут Джин Дейл "Завтрак в постель" или Миранда Рей "Обреченная любовь"... Да мало ли!
  
  Никогда не слышал! Не понимаю, что Вам не нравится? По-моему, очень милая сцена, и котенок ее только украсил! Представляю, что бы Вы понаписали!
  
  Вряд ли Вы можете себе это представить! Вот дайте мне такую возможность!
  
  Да ради бога! Посмотрим, что у Вас получится!...
  
  Итак, героиня звонит в дверь:
  
  Дверь с грохотом распахнулась, и Лиза... Нет, Элиза! Элиза увидела на пороге незнакомого молодого мужчину. Он выглядел таким же растерянным, как и сама Элиза... еще бы, ведь она на полном ходу влетела в его объятия. Он слегка прижал ее к своей широкой груди. Элизу удивила и приятно взволновала сила его невольного объятия. Он поставил девушку на ноги и посмотрел на нее, улыбнувшись невероятно чувственной улыбкой...
  
  Что это еще за чувственные улыбки! Кошмар какой-то!
  
  Не перебивайте!
  
  Она не могла оторвать от него глаз. Он был великолепен: густые, светлые, как день, волосы...
  
  Бред!
  
  ... синие, как сапфиры, глаза, в которых светились ум и любопытство, высокие скулы, квадратный подбородок и чуть заметная усмешка в изгибе губ. Их короткое объятие пробудило в Элизе неведомые ей прежде чувства и ощущения: его прикосновение как будто отозвалось разрядом электрического тока...
  
  Какие это неведомые чувства и ощущения? Лиза, если Вы еще помните, уже была замужем и не только замужем!
  
  Не мешайте!
  
  Он прижал свои губы к ее губам... прохладным, нежным, трепещущим. Не в силах пошевелиться, она позволяла целовать себя...
  
  Ну, хватит! Надоело!
  
  Никто никогда ее так не целовал! Все ее чувства сосредоточились на возрастающем жаре его губ, на возрастающем жаре собственной крови, струей шампанского растекавшейся по жилам!
  
  Вот как писать надо!
  Слышите?
  Автор!
  Где Вы?
  Надо же, ушел куда-то...
  Эй! Вернитесь!
  Ау!!
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"