"Французы говорят, что настоящая женщина должна уметь сделать из ничего салат, скандал и шляпку",- припомнила вдруг Вера, с грустью подсчитывая оставшиеся до получки деньги. "Ну, салат я, допустим, запросто смогу, а вот остальное...Скандал еще можно попробовать , если под настроение. А вот шляпку купить было бы замечательно! Нет сейчас моды на самодельные шляпки. Да разве с моей зарплатой пекаря модно оденешься?!" Тихо вздохнув, она спрятала пакетик с деньгами на место и подошла к окну. А на улице, где сгущались ранние зимние сумерки, творилась красивая сказка. Перед домом, прямо возле Вериного подъезда, остановилась безумно романтичная темно-розовая иномарка. Из нее вышла, сверкая серебристыми сапожками, платиновыми локонами и голубой норковой шубкой, Эльза Сергеевна. Это была дама неопределенной, но ярко-макияжной внешности, неопределенного, но вечно молодого возраста, неопределенного, но часто меняющегося семейного положения и вполне, однако, определенного благосостояния. Это означало, что, в отличие от многих других соседей, благосостояние у нее просто было - и все тут. И надумала Вера, глядя как кожаный шкаф-шофер сопровождает шикарные меха и их владелицу в подъезд, попросить денег на шляпку взаймы у Эльзы Сергеевны. Тем более, что никогда ни у кого до сих пор не занимала, а занимали всегда у самой Веры.
Через час Вера с только что испеченным кексом в руках уже звонила в заветную бронированную дверь, еще через час выходила оттуда без денег, но с радужными надеждами. Как истинная бизнес-леди, а точнее - финансовый директор и совладелица коммерческого предприятия, - Эльза Сергеевна предпочла дать молодой соседке работу : в своей фирме с хорошим окладом. По удачному стечению обстоятельств там как раз искали в только что оборудованную для своих сотрудников малюсенькую столовую хорошего, надежного повара. И тут наша Вера подкатила - со своим кулинарным образованием и замечательно вкусным кексом. И это событие стало для кое-кого просто роковым.
Через день, в среду, новоиспеченная повариха уже потчевала сотрудников своим коронным лейпцигским салатом, безумно вкусным борщом, сочной пиццей и печеньем трех сортов к кофе и чаю. Под изучающими, порой скептическими, взглядами дам и мужчин, забегающих попить чайку и поболтать, Вера краснела и бледнела ("Пора бы отвыкнуть к тридцати-то годам! Тоже мне, гордая юная девица!", - сердилась она на себя), и все же умудрилась ничего не пересолить и не сжечь. Недовольных едой, слава богу, не оказалось. Однако Миша в этот день приболел немного и появился только на следующей неделе, хотя это имя постоянно присутствовало в деловых разговорах и дамских шушуканьях в столовой, странным образом раздражая и притягивая Верины мысли.
А в понедельник, в какое-то фантастическое мгновение, ей показалось, что весь офис заполнился звучным веселым голосом :
- Привет, девчонки мои! Как дела на ферме? Как трудодни-надои? Как с зеленью-капустой? Пастухи наши еще не запили? Что, совсем ничего нового?! Ну, я смотрю, вы тут без меня совсем распустились!
В ответ раздалось дружное хихиканье и веселый гомон. И, перекрывая всех, выплыл игриво-властный, хрипловатый голос Эльзы Сергеевны:
- Есть у нас новости, Мишенька, есть, роднуля! Новенькая столовая теперь с новой поварихой! Хочешь чайку с домашним печеньем, ну о-очень вкусным? Пойдем тогда скорей, попьем, покурим - и за работу!
Вера отчего-то почувствовала, как ее заливает жаркая волна, руки начинают дрожать, и нет никаких сил обернуться к дверям, несмотря на риск показать себя круглой дурой. "Что со мной? Что это такое? Да я его знать не знаю и знать не желаю! Я поварешка - и все тут! Ой, не трогайте меня, я немая!", - проносилось кругами в ошалевшей Вериной голове. Однако пришлось все же обернуться, поздороваться и даже глаза поднять на вошедших. Под входной аркой кухни стоял черноволосый, высокий и широкоплечий человек лет тридцати пяти, из-за плеча которого с невыразимо приторной улыбкой выглядывала Эльза Сергеевна. С лица вошедшего, главными принадлежностями которого были большие карие глаза, большой прямой нос и большой красивый рот, медленно сползала лихая усмешка, уступая место озадаченному и несколько даже паническому выражению. Поглядывая на него, постепенно утратила веселье и Эльза. А бледная Вера наоборот вдруг успокоилась и обрадовалась чему-то - непонятно чему.
Миша Бердичевский - жизнелюб от бога - "самый русский был еврей". За три шага до дверей столовой он успел себе нафантазировать ядреную толстушку-повариху лет пятидесяти, с которой можно будет время от времени пообниматься-потискаться для смеху, и перекинуться соленым словцом, и посмеяться от души - не то что с прочими манерными "девочками" фирмы. Однако от плиты к нему обернулась молодая стройная женщина с выбившимися из-под белого платочка рыжими завитушками волос, ее голубые глаза с бесцветными ресницами и маленький носик с детскими веснушками словно жалобно кричали : "Не тронь меня, перепелку!" Скисшему внезапно Мише, ни с того ни с сего - впервые в жизни - прилетела в голову глупая мысль о том, что он ничего в женщинах не смыслит. И тут вдруг эта взволнованная серая птичка задрала гордо подбородок и нахально-победоносно улыбнулась потрясенному Мише, сверкнув распахнутыми глазищами . И все. И пропал мужик. (Уж и голова кругом пошла, уж и рукам пожелалось в гости под белый перепелочкин халатик...цыц, предатели! ) "Я - твоя королевская любовь : смешная, но неотвратимая", - вот что сказали эти глаза.
На следующий же день он тихо попытался напроситься в гости и сразу получил отлуп. Вере это несогласие стоило титанических усилий и горячих тайных слез, но неделю она продержалась. Едва дождавшись пятницы и сразив всех сослуживцев принесенным поварихе букетом крупных оранжевых хризантем, Миша отправился с визитом. Надо отметить, однако, что Эльза Сергеевна при том не присутствовала - целый день разъезжала по делам. Иначе фейерверк случился бы еще раньше. А случился он не после того, как в ту же чудесную пятницу Миша поддался на тихие Верины слезы и, сжимая ее в жутких объятьях с горячим, искренним шепотом "Ну, на что я тебе сдался, такой тупой еврей?", остался ночевать. А случился тот фейерверк тогда, когда счастливый и гордый господин Бердичевский наутро - ясно, что ближе к обеду - взял в руки полное помойное ведро и отправился к мусоропроводу - в трико и простецкой футболке, как правдашний семьянин! Мише и раньше случалось ночевать у дам, в число которых по несчастью однажды попала и Эльза Сергеевна. Не к ночи будь помянута! Однако путь к чьему-либо чужому мусоропроводу столь героически - добровольно им был выбран впервые в жизни. А у цели, как на грех, - только с пустым уж ведром - собственной персоной финансовая директорша. Последовала немая сцена, причем Миша глупо улыбался, а лицо Эльзы изменило цвет с белого до почти свекольного.
- У Верки ночевал!?..., - выдохнула она потрясенно. - Я для тебя,... все возможности тебе, все...а ты!?
- ..., - Миша комически развел руками и получил порцию такого заковыристого мата, что его уши попытались свернуться в трубочки, но тщетно. И тогда молча и медленно, как во сне, он поднял ведро и аккуратно так перевернул его над головой злющей бабы. Бурный поток непечатных слов о жидах и козлах захлебнулся почти сразу, но "ты это еще попомнишь, гад" и "ты у меня еще узнаешь, что такое помойка" она успела выплюнуть. И это не осталось пустым звуком...
Веру уволили сразу, Мишу выжили попозже. Он к тому времени прочно поселился у Веры, исправно таская в дом деньги и продукты. Уйдя из фирмы, долго и безуспешно пытался куда-нибудь устроиться, грустнея с каждым днем. И через два месяца, в конце апреля, не пришел ночевать.
Вера проплакала всю ночь и всю следующую, а наутро ее забытье нарушил дверной звонок. Это маленькая и печальная Мишина мама пришла с известием о том что сын жив-здоров, но велит о себе забыть начисто, хотя и очень просит прощения. Если обобщить все последующие в течение следующего месяца переговоры "заинтересованных сторон" : гордой, но слабнувшей от любви Веры и ослабевшей от неприятностей, но гордой мамы, то получится следующий монолог.
- Девочка моя, Мишенька мне велел вообще никаких подробностей тебе не сообщать, - дрожащим голосом рассказывала Мария Лазаревна. - Но все же ты должна, по-моему, кое-что узнать. Его втравили в такие неприятности, что пришлось срочно продать квартиру, машину, все ценные вещи. Это теперь называется "кинули". А организовала все, как мы думаем, Эльза Сергеевна. Ревность ее замучила, видали вы такую!.. Я теперь живу у старшей дочери, а Мишенька не говорит, где живет. Но я догадываюсь... У нас остался сад старый, почти заброшенный недалеко от городской свалки. Там будочка маленькая, но теплая, и свет есть, и печка... Что с ним дальше будет, ну что с ним дальше будет?!
Она крупно ошибалась, если надеялась, что "девочка" на этом успокоится и все оставит, как есть. Сразу же после того, как Мишина мама выложила все недостающие подробности, Вера отправилась в магазин, купила черного велюра и сшила себе шикарную шляпку с мягкими полями. И в этой замечательно красивой шляпке она в тот же вечер наблюдала из окошка на веранде садовой будочки, как один знакомый грузчик-"бомж" возвращается со свалки. Длинные руки Эльзы Сергеевны все же загнали Мишу на это единственно доступное теперь для него место работы, но тем не менее реально оплачиваемое. Так что спиваться он не торопился пока.
Миша зашел в душ, покряхтел под холодной водой, переоделся в чистые джинсы и фланелевую клетчатую рубаху, пошел уже, не спеша, по направлению к будке, но внезапно остановился, сраженный вкусным запахом еды, шедшим навстречу. Рванувшись, долгожданный хозяин пролетел одним прыжком пустую верандочку, влетел в дом и застыл на пороге. Посередине комнатушки, прямо на узком столике сидела женщина, лицо которой против солнца разглядеть было нельзя. Но этот пронизанный солнцем венец золотых кудрей - такой невероятный, такой любимый...
"Хорошо, что он не смотрит мыльные сериалы, - думала Вера, сладко потягиваясь на узеньком топчане - Если уж вправду любишь, то бесполезно, дорогой, кричать : не женюсь, не в состоянии - совесть не позволит! Вот как пригрожу дочку родить от него, но только для самой себя, да еще Эльзочкой назвать!..." Вера захихикала и уткнулась в грудь "миленькому, противненькому лапочке". Мишка счастливо засопел, не предвидя еще своего блестящего будущего рядом с самой настоящей женщиной в мире. Той, которая уже научилась бесстрашно творить много замечательных вещей из ничего.