Мы выпивали с Кухтенёнком на Блони возле Глинки, где собирается всякая отвязанная публика, а бичи контролирует бутылки по своим территориям. Кстати, разговорился с одним бомжом. Неплохо живёт человек. Курит Уинстон. Говорит, что нашёл ночью целую пачку. Тут молодняк круто гуляет, а он подбирает за ними ближе к утру. Две "мобилы" уже нашёл. Частенько попадаются полные бутылки пива, вина и водки. Неплохо живёт. Хуёво только жить негде. Хату давно проссал. Ночует, где придётся. Да вот повезло недавно: пол года отсидел на тюрьме. Не за что, ясный хуй.
У Кухтенёнка своя беда: брат близнец пропал с концами. Они, близнецы, очень чувствительны в отношении друг друга. Помню, ещё в ранней юности у меня были соседи, как говорится, двойняшки. Ну, выпивали раз на озере, купались. Жара. Играли в карты. Смотрят - одного брата что-то давно нет. Второй ошалел. Бросается в воду. Утонул вслед за первым.
Эти Кухтенята раньше, типа змея Горыныча налетали, не успеешь бутылку открыть они уже тута. Дай хлебнуть. Как дадут в две хари, и пузырь пустой. Ладно, по одному птеродактили подлетают, типа там Архитектора или покойника Пушкина. Это ещё терпимо. А тут два таких не любителя вмазать...
Короче, один из Кухтенят пропал. Грешили, в основном, на чеченцев. Мол, увезли в рабство. Видел вроде кто-то, как он выпивал с каким-то чёрным на берегу Днепра. Ну, и, короче, брат охуевает, мечется, бегает по городу и ищет, всех расспрашивает, а по ходу налетает на пьющих и требует свой дозняк. Я только "отвёртку" хотел одеть, подскакивает. Кричит: дай хлебнуть, Алик. Подыхаю, мол. Вас до хуя: Сява, Виноград, Зуй, Дилан, Цыбулкин и так далее. А я, блядь, один. Только Кухтенёнку на этот раз не повезло на халяву. Он практически вырвал у меня баночку, хлебнул жадно и тут же дико вскрикнул. Оказалось, его укусила оса, которая приснула было на самом краю. Куснула тварь Кухтенёнка причём за язык. Говорят осы в этом сезоне особенно агрессивные.
Что вы думаете? Укус-то оказался смертельным. Кухтенёнок весь пошёл пятнами, потом изо рта хлынула потоком кровь. Он подёргался немного в судорогах и затих, бедолага, на лавке возле Глинки, который наш земляк. На губах белая пена... Не у Глинки, разумеется. У этого только на башке белые следы от голубей. Сердобольный бич, который рядом сидел со своими сумками хотел Кухтенёнка оживить самогонкой. Влил в него пол баклажки. Только хуй в рот. Погиб братан. А как там близнец, никто не знает.
Пришлось поминать человека уже с кем придётся, потому что у меня деньги тоже скончались. Надо было срочно падать кому-то на хвост. И тут - уже за полночь было - натыкаюсь на Дарина. Сразу видно человек в запое и киряет уже не первые сутки, так как разъезжает по центру на роликах. Едет-едет, ёбнется об асфальт, оклимается, встанет и опять вперёд. Вообще-то он вполне приличный человек, снимает квартиру за сто долларов в месяц, играет в какой-то группе. Если вы увидите его в свободное от запоев время вместе с женой и коляской с ребёнком, никогда не скажете, что бухарик.
Итак, вижу Дарина на роликах и с бутылкой "Бриллиантовой" водки. Он бы её точно расхуярил, если б я не тормознул братана. Во время перехватил пузырь и отвёз клиента на свою лавку, где уже остывал Кухтенёнок. Помянули мы его тотчас, и у Дарина тут же возникла идея ехать к Кукушкиной. Я не против, делать всё равно нечего. Ночь, но тепло и спать не хочется. Двинулись туда к ней на Дорогобужскую. Дарин на роликах, я почти бегом, чтобы не отстать от пассажира, ибо у него бабла немерено. Он, впрочем, медленно ехал: боялся наебнуться конкретно. Да ещё по дороге в бары заскакивал ёбнуть сотку. Я следом. Пили, разумеется, в две хари. Дарин он пьяный добрый, но у трезвого даже просить бесполезно. Не даст ни копейки. Козёл.
Кукушкина жила на девятом этаже в доме без лифта. Еле туда поднялись. Дарин ещё на роликах, прикиньте. Кукушкина, пизда, раньше крутая была шалава. На пару со Шкодой они только богатых мужиков и динамили. Пили, жрали на халяву и сдёргивали. В крайнем случае, шли к ним на хаты и подмешивали буржуям в водку кауфелин. Когда те отключались, брали всё ценное и линяли. Однако ебались девки почему-то в основном с неполноценными расами, типа негров, индусов, сингалов и ментов. Но раз Кукушкиной не повезло. От кого-то она там убегала и попала под тачку. Ноги ей расплющило внизу. Теперь ходить совершенно не в состоянии. К ней зато все приходят. Дверь в квартире вообще не закрывается. Мы вошли - она на полу лежала вся в говне. Кто-то с ней бухал и кинул одну. Она хотела до туалета доползти, но не получилось. Уснула и обосралась, а, может, наоборот: сначала обосралась, а потом уснула.
Мы с Дариным кинули её на кровать, а сами начали выпивать и закусывать. Чувак, молодец, по ходу набрал водяры и жрачки. Тут у ёбаной Кукушкиной пили в основном сэм от Гренадёрши из соседнего подъезда и левак от левых бабок на базарчике, а мы прибыли с хорошей правой водкой. Кажется, "Лейся песня".
Гнездо у Кукушкиной было предельно разорено. Всю приличную мебель и аппаратуру давно вынесли. (Кукушкина, помню, рассказывал, что она лежала и видела, как выставляют хату, но ничего конкретно сделать не могла). Осталось только тяжёлое пианино, которое с девятого этажа трудно тащить. На него пока никто не покусился. Кукушкина пьяная садилась за него и распевала старые песни. Потом долго билась в истерике, требовала ещё и ещё сэма, пока не затихала на разъёбанной койке. Ебали девку по старой памяти все, кому не лень, мужики и бабы. Вообще она талантливая была чувиха. Но всё в прошлом. Теперь эта овца и дверь не закрывает. Да там и замка нет. К ней днём и ночью прутся всякие левые типы. Однако пахал чёрно-белый телик. Шёл концерт группы Рамштайн. Мы с Дарином нажрались в говно и отрубились. Проснулся я через сутки. Вижу все спят, а рядом со мной лежит пьяная тёлка лет шестнадцати. Выебал, конечно. Пошёл умылся и двинул с этой хаты. И очень вовремя, потому что, как мне потом рассказывали, только я свалил, туда явились два блатных типа (только-только откинулись) и замочили всех, кто нам был, на глушняк. Пришили мещанина Дарин в ролика, Кукушкину, которая так и не оклималась, ещё двух бичующих девок и парня, случайно зашедшего на огонёк попить на халяву сэма. В оконцовке эти негодяи всё же как-то спустили тяжёлое пианино с девятого этажа, но на улице их повязали менты. Вот такой расклад.
Конец
ВОЕННОПОЛЕВАЯ НЕЙРОХИРУРГИЯ
Совсем недавно я вследствие "асфальтита" (это когда асфальт резко идёт на вас, и вы бьётесь об него рожей) попал в нейрохирургическое отделение одной из больниц города. И, как спецом, угодил в чеховскую палату N6. Будучи хоть и с сотрясением мозга, я всё же там много чего интересного успел увидеть, понять и запомнить. А после и записал, чтоб кто-то прочитал этот бред.
Прежде всего, по тумбочкам там во всю бегали тараканы. Однако еда была сносная, врать не стану: сыт не будешь, но и с голода не помрёшь. Медперсонал относился к больным нарочито безразлично в лучшем случае, а в худшем бывал вызывающе груб. Как будто мы и правда виноваты, что сюда попали. Я сам ведь не по своей воле об асфальт пизданулся. Вертолётчик, гад, подсунул крутое колесо, когда пили с ним пиво. Он после Афгана ёбнулся капитально и почти не вылезает из дурки. А когда появляется в центре, вечно таскает с собой сильные колёса и предлагает всем знакомым. Вертолётчик то бритый наголо, то с большой чёрной бородой. Вечно закинутый, вмазанный или просто бухой. Короче, идиот и хорош о нём. Конечно, медиков понять можно: платят им хуйню. Наверное, поэтому они такие нервные и грубые. Сами как больные. Пошли они короче на хуй.
Меня, когда я очухался, просто поразило количество пострадавших с черепномозговыми травмами. Можно было подумать, что в городе идут военные действия. Раненые поступали днём и ночью. В палате шла одна большая пьянка. Все резко опохмелялись, закуривали, базарили за всякую хуйню и конкретно отъезжали. Кого-то куда-то увозили, но тотчас поступали новые.
Молодого человека ударили чем-то железным, когда он выходил из офиса с папкой, в которой находились только документы. Мужик выпил с незнакомым (никогда не пейте с незнакомыми людьми) и в какой-то момент их общения неожиданно получил удар топориком по черепу. Его сосед по койке с бритой перевязанной головой признался мне в курилке, что ему пробил башку мент, но он не будет сообщать об этом участковому. Менты вообще борзеют, кстати, это многие раненные отмечают. Парнишка сидел на перилке балкона четвёртого этажа и курил. Влетает друган, протягивает ему стакан водяры. Тот хотел взять, не удержался и упал. Перелом позвоночника. Лежит теперь ничком.
Худой стриженный под ноль доходяга в больничном прикиде, который сейчас носят только самые бедные, после четырёх операций на черепе забыл напрочь своё имя и год рождения. Он не помнил также сколько дней провалялся на улице и кто да и за что его так зверски избил. Брать-то у бедолаги было явно нечего. Теперь у него ещё мошонка распухла, так как на дворе уже далеко не май месяц.
От здорового мужика с тёмным лицом и остановившимся взглядом осталась тут в палате N6 только потёртая куртка. Убитая горем мать-старушка рассказывала всем, что сын после убийства брата "взял всё в голову". Вот уже месяц, если не больше, лежит без движения. После операции его к нам так и не вернули. Наверное, пиздец ему пришёл.
Лежал там под капельницей один вонючий типус, который из всех слов великого и могучего русского языка мог вспомнить лишь одно: блядь. А потом вдруг промолвил целое предложение. Подваливает раз к нему очень вежливая, как исключение, пожилая санитарка и спрашивает:
- Больной, вы по малой нужде будете?
Мужик ноль эмоций. Она опять домогается:
- Мочиться будем, мужчина? Мо-чить-ся?
Не реагирует человек и баста.
- Облегчиться не хотите ли, товарищ?
В ответ опять тишина. Тут старушка уже не выдержала и как закричит:
- Ссать, мужик, хочешь, по русски говоря?
И, о, чудо. Этот практически не говорящий типус вдруг чётко ей отвечает:
- Спасибо, я уже поссал.
Был там, в палате ещё один, идущий на поправку и поэтому пребывающий в оптимизме, мудазвон из бывших. В своё время он занимал очень ответственную должность: работал парторгом на большом заводе. Я у него постоянно стрелял закурить, и как-то раз он рассказал мне свою историю. Она очень в духе времени. В феврале на День советской армии сходил Петрович на коммунистический митинг, побыл там, как положено, послушал речи да выпил с товарищами. Пришёл домой и послал жену за бутылкой "Гвардейской", чтоб достойно поужинать в честь праздничка красного календаря. А сам прилёг на диван отдохнуть. Однако уснуть ему хуй удалось. Сосед этажом выше, новый русский, день и ночь занимался евроремонтом, положив болт на остальных жильцов. Стучал, сверлил, буравил круглые сутки. Вообще покоя от него никакого. Парторг терпел-терпел, потом не выдержал, встал с дивана и не поленился подняться к соседу. Звонит, а когда тот выходит, парторг в вежливой деликатной форме просит его перестать стучать, хотя бы ради праздника. А тот, толстая морда, только это услышал про советский праздник, как заорёт прямо истерически: "Ах, ты комуняка недобитый! Сейчас ты у меня отпразднуешь!" Хватает молоток, да как даст Петровичу в лоб, а потом ещё четыре раза. Убил бы, но тут жена вернулась с бутылкой "Гвардейской". Отбила мужа каким-то образом.
Интересней всего рассказывали свежие больные, которые находились ещё как бы в шоке и под сильным впечатлением от случившегося с ними. Взять хоть Шашлычника, например, который на Тиграна с утра до ночи пашет без выходных. Получает он получку две штуки и идёт отметить это дело там же на базаре в какую-то забегаловку. Выпил две девятки "Балтики", потом ещё грамм триста водки "Гжелка". И уже часов в одиннадцать пошёл с дуру пешком через ж. д. мост. На нём же столько случаев: грабят постоянно, и убивает, на пути сбрасывают... Вот и Шашлычника отоварили. Его видно ещё на базаре подпасли и на середине моста въебали сзади пустой бутылкой по тупой башке. Он часа четыре провалялся пока в себя не пришёл. Уже под утро. Забрали все деньги и документы. Самое обидное, что пенсионную справку прихватили. Пацану двадцать пять лет всего, но он уже инвалид по голове. В дурке год отлежал. Рассказывает, что брали они с подельником какой-то офис. Другана застрелили менты, а Шашлычнику светило лет пятнадцать. Но на тюрьме его научили закосить под дурака, и у него проканало. Полежал в психушке и вышел оттуда пенсионером. Стал бабки получать по инвалидности. Устроился ещё в шашлычную к Тиграну. Ему на базаре нравилось. Бабы там отсасывают всего за червонец. Он очень любил при этом держать их за уши.
Но были у Шашлычника и нормальные тёлки, с которыми можно даже в кино сходить. Одна из них приглашает раз его после сеанса в гости к сестре. Та жила с большим чёрным догом. Впрочём, насчёт пород Шашлычник особо не просекал, хотя мяса собачьего поел навалом. Да какого он только мяса не ел. От кошачьего до акульего. Последнее ему мариманы спецом с Севера подгоняли.
Короче, приходят они с этой подругой. Поужинали у сестры, выпили прилично, и Шашлычник удалился со своей чувихой в спальню. Подолбились там с часок, а ночью пацан просыпается поссать и слышит в соседней комнате стоны. Приоткрыл слегка дверь и видит, как этот чёрный большой дог ебёт сеструху его знакомой. Он удивился, конечно, но как гость из вежливости вникать не стал. Лёг спать и мгновенно уснул, словно убитый.
Утром сели завтракать втроём и при доге. Выпили само собой. И тут Шашлычника дёрнуло погладить сестру своей чувихи по голове. Дог тут как бросится на него... Но не долетел, слава богу, так как чува пацановская не растерялась, схватила со стола большой нож и воткнула псу прямо в горло. Тот зарычал хрипло и сдох. Сестра начала рыдать и обнимать дога, как родного. Тогда Шашлычник хватает свою девку и дёргает по бэрому с той хаты.
Шашлычник потом совсем сблядовался. Была у него одна интересная индуска, которая любила грызть подоконник, когда он ебал её в жопу. Так и не успокоилась, пока весь подоконник не сожрала эта азиатка.
Ещё три студентки из медучилища его чуть не заебали на смерть. Каким-то образом умудрились связать пьяного Шашлычника у него же на хате. После затянули яйца верёвочкой, чтоб член стоял колом и начали трахать по очереди. Просто до одурения, как будто сто лет не еблись, твари. Шашлычнику каким-то чудом, как в крутом боевике, удалось развязаться всё-таки. Ну, тут он дал оторваться этим лахудрам. Отпиздил их за всю хуйню, потом отобрал у них всю косметику, забрал все деньги, одежду и сумочки и ночью голыми пинками выгнал на улицу.
А ещё там, в палате один прикольный кадр лежал. Этот приколист три года молчал наглухо, после того как наебнулся со своего мотоблока, на котором вёз на песеку улья. Ему взад один пьяный мудила на "Москвиче" въехал. Приколист этот, кстати, был отставник, бывший офицер. Всю жизнь не курил и не пил. А тут такое блядство случилось. Сидит теперь без всякого движения и молчит. Задумчиво в одну точку смотрит. Жена всё его подкалывала: "О чём же ты, Вань, думаешь?" А он вдруг возьми и брякни: "Да всё о блядях думаю, Валя".
Конец
Жорик
Меня звали тогда Жорик. Кажется, это погоняло дал мне Алик Левш. Такой фитильной нескладный парень с лошадиным лицом. Он подавал нам пацанам дурной пример. Вечно пьяный и с папиросой в зубах. Называет нас "букварями" и советует не ходить в школу. Утром, заметив меня с полевой офицерской сумкой, в которой я ношу учебники, заманивает в сторожку возле бывшей церкви, где живёт монтёр дядя Коля и его дочка, рыжая Райка, которую батя часто бьёт ремнем за плохое поведение. Она оторва. Левш наливает мне полный грибатый стакан "Московской" по два восемьдесят семь. Мир сразу становится ярким и интересным. Из маленького окошка видна огромная воронка от авиабомбы. Весной она заполняется водой, превращаясь почти в озеро. Здесь плавает много электра лампочек, которые интересно взрывать камнями. За воронкой наш деревянный двухэтажный дом, построенный в 1907 году. Эта дата вырезана по самой крышей. Рядом с домом могучий развесистый дуб. Его ветки практически достигают моего окна на втором этаже.
Я всё же иду в школу. Почему-то тянет, хотя там ничего интересного. На учёбу я давно забил, в дневнике одни красные двойки. Сажусь на заднюю парту, пытаюсь что-то писать. Буквы и цифры смешно прыгают в тетрадке в клеточку. Я улыбаюсь. Все кругом какие-то не такие. Смешные. Потолок вертится над головой, за окном видная крепостная стена на холме и башня Веселуха. Иногда мы забираемся туда по опасной развалившейся лестнице. Однажды мой друг Шварик чуть не упал в проём. Зацепился и повис на руках. Я вытащил его. Наверху классно. Весь город, как на ладони. Вьётся узкой серебристой лентой река Днепр. Говорят, когда-то он был очень широкий, а теперь его переплыть нечего делать.
Пожилая математичка в длинной белой вязаной кофте делает мне замечание. Наверное, я с кем-то разговаривал. По ходу читает мораль. Видела меня возле клуба с нехорошими ребятами. Предостерегает: "с кем поведёшься, от того и наберёшься, скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты". Умные прописные истины. Мне льстит, что она упоминает имена местных королей - Витьки Кули и Кыли Мальца. Мой авторитет в глазах одноклассников растёт. Кто-то начинает уважать, кто-то побаиваться. Девочки западают. Особенно Алла Григорьева, но мне нравится Лиля Бухарина из десятого класса. На перемене стою на лестничной площадке четвёртого этажа, где учатся старшие классы. Она проходит мимо с подружкой. Смотрит на меня и говори:
- А у тебя пуговица оторвалась. Хочешь пришью?
Я молчу. Лиля смеётся, что-то шепчет подружке. Они проходят мимо.
Подходит Самулена. Он на год старше меня. Обнимает меня и напевает: "Город ласковых улыбок Бухарест". Хитро подмигивает. Мол, Бухариха классная тёлка. Я на него в обиде. Он хороший художник и недавно нарисовал на меня карикатуру в школьной стенгазете. Мудак. Вообще Самулена нормальный. Только выёбистый. Играет в футбол за юношей "Спартака" и считает себя выше других. Зато я в последнее время очень плотно закантачил с блатным авторитетом, Витой Кулей. Он в нашем районе основной. Вечером вышли поиграть в футбол на "стедик", кто-то подходит ко мне и говорит:
- Жорик, тебе Куля просил передать, чтоб ты к нему домой зашёл.
Все, стоящие и стучащие по воротам, приторчали. Льстиво заулыбались мне. Самулена подошёл. Похлопал по спине, обнял за плечи. Он немного выше меня ростом и шире в плечах. Его трудно обвести, у него практически невозможно отобрать мяч. Удар у него классный.
Вечером пью водку в компании Кули. Мы сидим в железнодорожной столовой за большой пальмой. Пьём гранёнными грибатыми стаканами, запиваем пивом. Едим котлеты с картофельным пюре и коричневой подливой. После первой бутылки все резко оживляются. Куля краснеет. Это у него обычно. Когда выпьет. Он блондин, лицо белое. Обнимает меня и поёт: "И вдруг за поворотом гоп стоп не вертухайся, четверо отважных молодцов, Коней застопорили, червончики побрили, купцов спать уложили навсегда". Это старая блатная песня. Куля общается с известными городскими авторитетами, которые мне кажется легендарными личностями. Братья Протезы, Вася Грек... Пацаны базарят за голубятни. Собираются ночью брать. Я на дела не хожу, да мне никто и не предлагает. Хватает одного общения с этой компанией.
- Ты, Жорик, скажи, если кто на тебя прыгает, - говорит мне уже прилично поддатый Куля. Рядом сидит его двоюродный брат Шмон. Его мать, тётя Лёля, работает билетёршей в клубе и бесплатно пропускает нас в кино. За столиком ещё Медведь с Таборной горы, стильный Лиса из Колодни и мой одноклассник Наум, который шестерит перед Кулей.
Выходим. На улице по-осеннему темно. Закуриваем. Продолжаем базарить. Медведь спорит с Кулей. Шмон предлагает пойти на вечер в ПТУ, то есть "бурсу". Там есть красивые девки. Входим. Птушники с опаской посматривают на нас. Некоторые пытаются подшестерить перед Кулей. Я выбираю самую красивую девку и приглашаю её на танец, Потом вывожу во двор. Прохладно. Пахнет осенними цветами и яблоками. Целуемся.
Я хожу в узких брюках и чёрной куртке. В кармане финка. Её продал мне за пять рублей сосед Васька, который пошёл работать слесарем. Сам и сделал финяк с красивой наборной ручкой. Впоследствии Васька увлёкся Битлами и получил кликуху Жучок. Он и был похож на жука: смуглый, небольшого роста, длинные чёрные волосы. К нему приезжали чуваки-битломаны. Они слушают последние диски "Биттлз". Комната у Вастки обклеена портретами кумиров. Вечером он выходит на улицу со "Спидолой" и ловит "жучков". Если удаётся поймать какую-нибудь вещь, типа She loves me" или Can't buy me love чувак начинает просто охуевать от радости. Обычно мы слушаем музыку на стедике, после того как уже темнеет и уже невозможно играть в футбол.
С финкой кармане как-то спокойней идти по улицам вечером. Кругом полно всяких придурков и неизвестно, что у них на уме. Я возвращаюсь от Кули. На автобусной остановке вижу Лилю и её одноклассника Мамодю. Такой неприятный тип в костюме с галстуком и в очках. Он что-то втирает её, она смеётся. Прохожу мимо, кося под Кулю. То есть убирая шею в плечи, слегка горблюсь и заплетаюсь ногами. Когда ровняюсь с остановкой, говорю им:
- Ну, вы молодцы.
Ревную, конечно. На следующий день Лиля после школы просит проводить её до дома. Подружка Наташка линяет на пол дороге. У Лили свой дом с садом. Возле калитки договариваемся встретиться вечером. Темнеет. Нож в кармане. Правая рука перевязана. Это когда убирали картошку, Наум проткнул мне ладонь вилами. На него иногда находит, и он начинает дурачиться, как идиот. В школьном туалете, например, ссыт через кабинки на головы младшеклассников. На поле вдруг выхватывает из кучи навоза вилы и начинает махать ими в разные стороны. Я поднимаю руку вверх, говорю:
--
Кончай одуревать, Наум.
И он протыкает мне руку. Опасно, Может быть заражение. Какая-то худощавая крестьянка мочится на труппочку и прикладывает к моей ране. Я иду в больницу к матери. Мне перевязывают руку и делают укол от столбняка. Лиле говорю, что это меня порезали. Модно ходить с ножами. То и дело слышишь выражения, типа: его пиканули, вставили в жопу шило, порезали или подрезали. Пьяный Куля постоянно повторяет: я его, волка противного, точно порежу". Думаю, что это он про Медведя с Таборки. Противный вообще тип. Он и ко мне приябывается, но ссыт, потому что знает, кто за мной стоит. Теперь меня уважают почти как Витьку Кулю.
Лиля живёт в переулке, где сплошь частные домики с садами и огородами. Пахнет яблоками, дымом костров. Жители жгут сухие листья. Она идёт ко мне навстречу в коротком красном пальто. Подходит и сразу прижимается ко мне. Мы долго целуемся. Темнеет. Мимо нас проходит пьяный железнодорожник в расстегнутом кителе. Орёт песню и матерится. Останавливается почти рядом с нами и начинает ссать.
Капля, гад, почему-то постоянно приябывается ко мне. Дразнится, издевается. Несколько раз бью его - не помогает. Однажды вечером встречаю козла у клуба. Вынимаю финку.
- Что хочешь перо?
Он явно зассал. Убегает.
Я иду на танцы. В самом разгаре кто-то из пацанов предупреждает, что меня ищут менты. Первая мысль: надо спрятать нож. Бегу к дому и прячу штырину в поленицу дров возле подъезда. Возвращаюсь в клуб, танцую с какой-то девчонкой. Рядом Лиса и Наум делают рок. Бросают друга через голову. Вижу, как прямо ко мне идут два мента. В камере даже нар нет, только цементный пол. Холодно страшно. Вдруг на моё счастье вводят ещё одного задержанного. Мужик бросает на пол овчинный тулуп. Я сразу прыгаю на него. Кайф. Тепло. А мужик ходит по камере и повторяет:
- Завтра же в Сочи. Только в Сочи. Завтра же. Обязательно в Сочи.
Утром начальник спрашивает, где мой нож. Видно, Капля, мудак, заложил меня родителям. Я не колюсь, всё отрицаю. Мол, никакого ножа не было. Врёт, козлёныш. В итоге меня отпускают.
Моя мечта - джинсы и нормальная стёганная куртка.
- Придёт лето, мы тебе джинсы на пляже пригреем, - обещает Куля и лукаво подмигивает. На берегу Днепра мы обычно сидим своей кодлой. Играем в карты, шутим, базарим. Пьём водку "Московская" и пиво "Жигулёвское", курим папиросы "Беломор". У нас весело. Когда проходит пароход, бросаемся в набегающие волны. На палубе поют и танцуют люди. Пароход идёт очень медленно. Близко подплывать нельзя: может затянуть под винт.
Джинсы в магазине не купишь, а вот хорошую куртку я присмотрел в военторге. Стоит сорок рублей. Мать даёт деньги. Едем покупать с Самуленой. Обновка сидит отлично. Теперь я вполне нормально прикинут. Ещё бы узкие джинсы и всё вообще было бы заебись. Обмываем покупку в стеклянном кафе возле кинотеатра Октябрь. Берём бутылку лимонной "Столичной". Стоит четыре рубля. Такие напитки мы пьём только по праздникам. Наливаем по стакану с краями. Идёт отлично. Кисленькая. Выходим и, пошатываясь, идём через центр города. Самулена обнимает меня за плечи и начинает орать из Битлов: She loves you. Yeah, Yeah, Yeah. Настроение отличное. Садимся в автобус и едем домой. Только выходим - навстречу противный Мамодя в очках. Сразу бью ему в табло. Самулена добавляет с правой. За Мамодю пишется какой-то фуцман. Мы дерёмся на краю вонючей речки говнянки.
В школе вечер. Спортзал битком забит народом. Девчонки пахнут потом и дешёвыми духами. Без конца ставят одно и тоже очень знойное танго. Дежурит наша классная Лариса. По-моему, она слегка поддатая. Она на уроках частенько издевается надо мной. Когда мы проходили Гоголя, сравнивала меня с Хлестаковым. Ругала меня за перстень с бюрезовым камнем - подарок Кули. Ещё бы, кричит, я кольцо в ноздрю вставил, как индус. Иногда перед сном я представляю, как вхожу в класс с автоматом и расстреливаю её на глазах у прихуевших одноклассников. Танцую несколько медляков с Алкой. Она мне нравится. Но когда появляется Лиля с подружкой Наташкой, худая такая нескладная девчонка, я сразу забываю обо всём на свете. Танцевать с Лилей одно удовольствие. Она пахнет свежими яблоками. Мамодя ссыт и к нам не подходит. В конце вечера он напивается и теряет свой стильный галстук. Мудак. Лиля приглашает меня к себе на Новый год.
Перед Новым годом события развивались стремительно. Я чуть не пиканул Кылю Мальца. На танцах в клубе 50 лет октября он стал без конца приглашать Лилю. Я был хорошо датый и в итоге не выдержал. Вызвал его на крыльцо. Вынул нож. Ещё бы миг и порезал бы короля. Но он схватил лезвие рукой и выдернул у меня штырину. До сих пор помню это обилие крови и испуганные лица пацанов.
На следующий день нас всех потрясла новость: Витька Куля, мой карифан и покровитель, всё же вставил пику Медведю, волку противному. Достал до самой селезёнки.
Конец
Поле чудес
Май стоял холодный и перед самой жарой мы, как чувствовали, забухали по-чёрному. Все, кто там был на Поле чудес из птеродактилей, слетелись во двор на лавки. С лавками тоже проблема: то бабки выходят посидеть, приходится сгонять их (а они базарные у нас, сразу начинают вспоминать войну, голод, несправедливость властей и своих родных детей, которые послали их на хуй, короче, всякую хуйню, и стоят, вернее, сидят насмерть). То, блядь, молодняк усядется и часами пьёт своё ёбаное пиво да сорит шприцами. Тут бойня. Они здоровые быки, пиздятся неслабо. Хорошо среди нас тоже бывшие десантники есть, пока держим лавки. А эти молодые многие сторчались уже. Нет, наркотики это не наше, не русское. Водяра, самогнёт, спирт - вот родная стихия. Я, правда, подкурить могу другой раз, если угощают. Меня часто угощают, даже не знакомые пацаны. Но особо, скажу, не вставляет. Не наша это беда, блядь буду.
Собрались все нормальные пацаны: Колобок, Ширяй, Котляр, Кондрат, Валера (совсем плохой стал, стакан выпьет и отъезжает, тащи его тогда до подъезда), Оксанка (у неё, говорят, сифон, всё равно пьём с ней из одного стакана), Карла (бывший подводник), Баранкин (у этого вроде гипатит), один ещё парень хромой, забыл его погоняло, он с грязной паршивой собакой часто ходит по кличке Бакс. Кто там ещё? Да, Телефон, Лифтёр, Холодильщик (он, говорят, уже три месяца не просыхает), всё те же рожи. Ну, и я, блядь, конечно, куда мне деваться. Все безработные на хуй, хотя у всех профессии. Пьём чисто левак. Деньги откуда-то постоянно берутся. Нас много - то у одного, то у другого что-то появляется. Нет, так знакомых много мимо шастает. Там червонец, здесь пятёрка. Вот и набирается искомая двадцатка. Бухаем, базарим о всякой отвлечённой хуйне. Вспоминаем, кто, где служил. Один на подводной лодке, другой в стройбате, третий в авиации с парашютом прыгал. Есть, конечно, и такие, которые вообще не были в армии, зато хорошо сидели в зоне. Тоже уважаем.
Первый сломался Маньяк, хотя он как раз с нами не бухал. Перед самым полнолунием его потянуло в питомник, ну, и там, как обычно, ебал и членил баб и мужиков. Ему без разницы. Обыватели зассали и совсем туда перестали ходить, отсиживались, в основном, дома. Кстати, они окончательно оборзели, падлы. Стакан воды тебе не подадут, если сильный сушняк после чистого спирта. Проходят другой раз мимо нас и злобствуют: мол, сидим мы цельными днями на лавке, нигде не работаем, только водку пьянствуем. Вы ответьте лучше, фуцманы, почему молодые в принципе пацаны вымирают, блядь, как мамонты? Совсем страх забыли, черти. Придётся их всей толпой опять отметелить, пидормотов.
Тут ещё нарисовался один друган, только что из Чечни. Покупает на радостях, что живой вернулся, ящик паленой водяры и ставит возле наших лавок. Ну, само собой бухаем двое суток. После этот пацан прыгает с девятого этажа и разбивается на смерть. У него глюки начались, показалось, что чеченцы хотят его в плен взять, а он живым сдаваться не хочет, потому что эти козлы сразу тебя опускают. Вот и пришлось ему играть с девятого в родной двор. Помянули, конечно, неслабо.
Потом Ширяй себе "скорую" вызвал, не выдержал мужик. У него сразу нашли больное сердце, двухстороннее воспаление лёгких и цирроз печени. Карла бегал по двору, собирал у нас по двадцатке Ширяю хоть бананов-апельсинов купить, порадовать человека. Хуй кто давал, конечно. Откуда? На левак едва набираем. А ведь бухаем сутками, когда спим, я не знаю. Так отъезжаем на часок и снова в бой. Карла нервничает (понятно, он же на подлодке служил) и наезжает почему-то на Баранкина. Чуть у них до драки не доходит. Ну, разнимаем, конечно. Только они потом один хуй начинают пиздиться и заливают лавки кровью.
Тут Котляр с пятого этажа поймал "белочку". Закрылся у себя в каморке и воюет несколько суток с ФСБ. Естественно, орёт, ошалевает и мешает мирным жителям спать. Те в итоге вызывают "шестую бригаду", и нашего карифана везут на Краснофлотскую, в "наркологичку". Опять же по вине ебучих обывателей. Вот же мелкие буржуазные твари!
Ну, мы решили ёбаных мещан наказать и спиздили с крыши общую антенну. Сдали её тут же на металл. Бухали пару дней, врать не буду. Обыватели охуевать стали, они ж, падлы, без телика жить не могут. Подсели на эту беду. А мы веселились. Пели песни:
Броня крепка и танки наши быстры
И наши люди мужества полны
А если к нам полезет враг матёрый
Он будет бит повсюду и везде.
Оксанка, блядь, пропала. Оказывается, связалась с каким-то уголовным беспредельщиком. Он ей навешал пиздюлей и из её же хаты выгнал. Пошла ночевать с дуру в питомник, а там Маньяк свирепствует. Короче, врать не буду, никто не знает, только девка что-то давненько на наших лавках не рисуется, что довольно странно.
Вскоре, однако, всё выяснилось. Короче, этот блатной отморозок её истязал не человеческим образом. Пиздил так, что она вся почернела. Ну, девка и решила ему доказать, что она сама тоже крутая. Когда он угомонился и отключился, наконец, хватает Осканка финку и бежит поздним вечером на улицу. И там, у магазина "Околица", где левые бабки торгует, видит, стоит пьяный мужик. Подлетает к нему и чирк ножом по горлу. Возвращается к своему мучителю и рассказывает ему эту историю. Доказала свою крутизну. Он её один хуй отпиздил, аж девку в больницу увезли.
Потом я как-то ближе к ночи устал и приснул на лавке, несмотря на дождь и приличный колотун. Мне снилось, что все мы, кто ещё оставался более-менее в силе и сознании, за исключением выбывших из игры Ширяя, Маньяка, Котляра и Валеры, который уже чуть дыбал, вот-вот друган крякнет, временно завязали с левой водярой и рванули на Б. Советскую. Ну, блядь, натворили там делов. Разбивали, опрокидывали и поджигали тачки, били витрины, грабили магазины, пиздили обывателей, особенно мерзких буржуев, воевали с ментами и фсбешниками, брали жирных бюрократов с гнусными ряхами в заложники и кончали их в итоге об асфальт.
Наконец, мне пить вообще надоело, и решил отходить потихоньку в лесопитомнике. Маньяк мне по херу, он своих не трогает, ну а если озвереет совсем, волчина, отмахнусь как-нибудь. Шёл туда и напевал по инерции:
Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде...
Зло тоже иногда берёт. Почему кругом все пиздятся с властями - сумасшедшие грузины, ёбаные узбеки, пизданутые киргизы, даже противные хохлы, а русские сидят тихо и ссут? А если и пиздятся, то лишь между собой, как конченые лохи. Мы уже, наверное, стали хуже дебильных белорусов. Блядь буду!
Только вхожу в лес - вижу, на поваленном дереве сидит красивая девушка с большими голубыми глазами и золотистыми длинными волосами. И горько плачет. Подхожу к ней, начинаю утешать. Постепенно узнаю причину горя. Оказывается, у неё две беды: пропал её парень, и она потеряла фигурное зеркальце. Поискали с ней вместе, но, ясный член, зеркала не нашли. Тут рядом ёбаные молодые и ещё не пуганные обыватели, полные отморозки, которым даже Маньяк по херу, делали свои вонючие шашлыки. Наверное, они и взяли. А спрашивать у них бесполезно - хуй когда признаются, тварюги. Девушка посидела немного и вдруг вынимает бутылку спирта. Протягивает мне: мол, похмелись, пацан. Хлебнул из кружки, чувствую чистяк. Хорошо обжигает. Ништяк. Допил залпом и захорошел. А она ёбнула и опять рыдать. Кричит типа, я жить не хочу и так далее. Потом вдруг замолкла и спрашивает серьёзно: "ты думаешь это полный пиздец?" Я ей, не думавши, отвечаю, мол, ни хуя подобного, пока что не полный. Ещё погуляем, повеселимся, в смысле дадим пизды ёбаной системе. Типа, говорю, не ссы, всё у нас впереди. Будет и бунт, и восстание и революция. Без булды. Она задумалась. Ещё спирта пизданули по кружке. Тут девушка повеселела и вытащила из-под куртки свои сиськи. Спрашивает: "тебе нравится моя грудь?" Вот это другой разговор. На хуя нам смуреть. Мы же в принципе оптимисты. Что не так? Отвечаю, что, мол, всё чётко, типа заебись. Она мне жопу показала и пизду. Всё такое классное. Чувствую, сейчас в рот возьмёт. Но она сначала начала мне по руке гадать. По её словам выходило, что у меня всё будет классно в ближайшее время. И даже какое-то бабло светит. Понимаю, что пиздит шкура в наглую, но, честное слово, я как-то повёлся. Даже настроение улучшилось. Тут-то чувиха и взяла за щеку. Когда я кончил ей в рот, эта пизда и говорит: "больше всего люблю дрочить себе солёным огурцом".
После предлагает пойти к ней домой. Клянётся, что у неё дома всё хорошо, чистенько и заебись, только брат, мясник, может выступать. Я обрадовался. Хоть перекантуюсь и мяса пожру, а то мы когда бухаем, не жрём же ни хуя. А мясника его же топором грохнуть можно, если будет базарить.
Однако до дома мы не дошли. Лариска (так её звали) затащила меня по ходу в какой-то мерзкий бар, где сидели отвратительные, злые хари. Полные беспредельщики. Таких надо мочить сразу в первый же день бунта, переходящего в восстание. По рожам видно, что мещанское быдло, старающееся обогатиться за счёт простого народа. Частники, таксисты, владельцы ларьков и прочие бляди. Ебучие хозяева жизни. Лариска же там чувствовала себя, как дома. Отобрала у какого-то урода всё пойло и жрачку. Он даже не протестовал. Не дёрнулся, козёл, ни хуя. Видно Лорика в этом заведении уважали. Мы выпили водки, заторнули блинами с мясом. Я с голодухи восемь блинов умял и капитально расслабился. Думаю: теперь бы к ней на хату попасть, и всё было бы путём. Только хуй. Чувиху пробило на подвиги. Она стала требовать у барменши бутерброды со спермой и большой крепенький солёный огурец для мастурбации, а когда та в наглую отказала, опрокинула стол и набила морду сидящему рядом злобному дебилу. Тот даже не дёрнулся. Я сильно зауважал Лариску после этого, потом вышел на крыльцо, жду пока чувиха там духарится. А она завела всё-таки народ. Там началось хуй знает что. Короче, частники забазарили с таксистами. Начали пиздиться между собой. Вывалились на улицу. Что творилось, блядь! Весь пиздец! Я даже зааплодировал. Дрались насмерть. Несколько человек отвезли в реанимацию или прямо в морг. Туда им, мудакам, и дорога. Наконец, приходит Лариска вся красная и говорит: "слушай, я тебя покину, ты мне нравишься, но тут есть клёвый мужик, частник, давно хочу у него отсосать за деньги".
Ах, думаю, тварь, шалава конченая, овца задроченая. Повелась на мелкую буржуйскую хуету. На грязное бабло. Поскуда! Ну, и хуй с тобой. Да, не пруха. Пошёл к своему дому. Опять на ёбаные лавки. Чего-нибудь с пацанами в итоге высидим. Дождутся волки позорные и твари ебливые. Вот такая получилась хуйня в начале холодного мая накануне жары на ёбаном Поле чудес.
Конец
АНЖЕЛО
Итальянец болел с похмела, и, чтобы немного придти в себя, гулял по чужому городу, вспоминая родной Милан, где развлечений хватало, не то что в этой дыре. Ладно еще Москва, там и заведения есть подходящие и девочки, которые даже по английски говорят. А в этой провинции... Одни тупорылые рожи кругом. Такое впечатление, что эти люди только что вышли из леса. В ресторане приходится пить шампанское бутылка за бутылкой. А что еще делать? Не умирать же от скуки. Но порой ему в самом деле казалось, что сидящий рядом за столиком русский вот-вот набросится и прикончит его.
Этими своими соображениями Анжело в итоге поделился со своим соседом, молодым человеком, студентом, решив, наконец, опохмелиться, так как от прогулок что-то мало толку. Студент очень расположил его к себе. Хороший был, вроде, парень, чуть ли не единственный нормальный человек на весь задроченный город. И английским неплохо владеет. Разговорились слово за слово. Студент живо интересовался Западом. Говорил, что хочет скоро туда податься. Здесь, мол, ловить абсолютно нечего. Анжело стал рассказывать ему про Америку.
- Американки, учти, полное говно в постели, - делился он своим заокеанским опытом, - во-первых, они не снимают шляпок во время ебли, а во-вторых... Ты прикинь, покупаю я пять презервативов, ну, думаю, отведу душу. А она, эта кобыла американская, после первого раза говорит: все, спасибо, довольно, я удовлетворилась полностью. Нет, у вас в России бабы лучше. Заводные. Ебутся от души.
На их столе уже стояли пять пустых шампанских, лежала гора апельсиновых корочек.
- Как бы врезал бы щас ему, гаду,- рассуждал некто поддатый за соседним столиком, имея в виду Анжело. Он делился впечатлениями от иностранца со своей подругой, официанткой, которая присела на минуту рядом выпить рюмку водки
- Ненавижу их, тварей, - цедил сквозь зубы приблатненный тип и корчил зверские гримасы, такие страшные, что можно испугаться на трезвую голову. Хорошо, что в кабаке все были очень пьяные. Мужик же в запале так размахался руками, что сбил на пол графинчик с водкой. Ничего страшного, заказал тотчас еще один. Халдейка резво побежала принести заказ.
- Я бы его, гандона, поставил на колени и выдал бы за щеку, пидорасу, - орал мужик ей вдогонку.
- Еще шампаньку, - крикнул в это время Анжело. Он был уже хорошо под кайфом и полностью удовлетворен своим собеседником. Они теперь оба ругали этот варварский город, из которого хотели поскорей сдернуть.
В ресторане заиграл оркестр. Посетители кинулись танцевать, как шальные. Анжело пригласил какую-то телку, от которой шел приторный аромат косметики, смешиваясь с исконным запахом пота и перегара.
- Вам нравятся русские поэты? - пыталась вести интеллектуальный разговор шалава, памятуя, что русские хоть и беднее западников, зато духовнее.
- Я знаю Пуськин, - говорил Анжело, напрягая память. Девица засмеялась так громко, что несколько пар уставились на нее, как на ненормальную.
Чувиха вдруг замолкла, а потом произнесла абсолютно серьезно:
- Вообще, я считаю, что Северянин лучше. Честное слово. Не верите, да? Клянусь. Блядь буду! - И она царапнула ногтем большого пальца по зубам.
- Переломать ему, уебищу, все ноги, а потом месить и месить сапогами по роже. Сделать из него, козла, макароны. - Так мечтал вслух некто ужасный и бухой уже практически в жопу, наливая себе и знакомой официантке по фужеру водки.
Когда в кабаке все кончилось, оркестр ушел и официанты перестали обслуживать клиентов, Анжело распрощался с приятным студентом и двинул к себе в номер. Он шел по полутемному и тревожному коридору, где могло случиться в принципе все, что угодно. Казалось, тихие стены хранили много страшных тайн. Возле двери итальянец начал шарить в кармане ключ, но его не понадобилось, так как дверь резко отварилась и Анжело рвануло вперед. Он упал на пол, вернее на грязноватый коврик. Лежал навзничь и видел, что над ним стоят трое. Били, как хотели. Поставили на ноги, прислонили к стенке и молотили, как по боксерской груше. Разбили всю рожу в смятку. Отбили почки, печень навечно. Он харкал кровью, пытался кричать о помощи, понимая с ужасом, что это бесполезно. Уже совсем вялого итальяшку наши мужики перекидывали один другому и ловили на огромные кулаки. В итоге повалили на койку, резко стянули с него штаны и засадили каждый по разу.
Тут то и вошел НЕКТО. Весь заросший до самых ушей густой шерстью, с бородой лопатой, недюжинного роста. В пасти у него торчала папироса Беломор. Он моментально раскидал эту шпану по углам. Они робко смотрели на происходящее дальше. Ужасный НЕКТО склонился над Анжело, который, хоть и побитый и поебаный, но дышал еще и не терял надежду увидеть родную Италию. Но вдруг произошло невероятное. Страшный тип одним рывком дернул итальяшку так, что мгновенно разорвал его на три равные части. Кинул по куску каждому из присутствующих негодяев. А потом выдавил из себя брезгливо:
- Хавайте, ублюдки.
Конец
Вдоль по Питерской
Тверская - самая близкая мне улица в Москве. Раньше я часто приезжал в столицу и всегда, покинув Белорусский вокзал, шел по ней прогуляться. Обычно это происходило ранним утром. Закуривал сигарету и начинал, как говорил Маяковский, фланировать. Прохладный воздух бодрил. Возле Белорусского еще совсем маленьким видел Хрущева. Я стоял у входа, к которому вдруг подкатили черные ЗИЛы. Штук пять, не меньше. Стали таким полукругом. Забегали какие-то люди. Нас с матерью потеснили. Хрущ в своем знаменитом пирожке на лысой башке вышел из машины и прошествовал к поезду. Солидный, надутый. Позднее я узнал, что он уезжал в Минск, где, по слухам, на него покушались. Хрущ мне не нравился: он был очень похож на моего батю, которого я ненавидел и однажды чуть не порезал. Вообще, если идти по Горького до конца, вы выходите к Манежу, который недавно сгорел и находится на реконструкции. Именно здесь примерно в то время, когда я видел Хруща у вокзала, он кричал на московских авангардистов: "Пидорасы!" Он, конечно, был мудак. Книг не читал. Жена рассказывала ему на ночь сказки. Но здравый смысл у мужика присутствовал. Ведь он сделал в манеже то, что недавно делал Бренер. Облажал авангардизм. Пусть тогда он только начинался. Задним числом это один хуй видится как крутой хэппенинг.
На месте Макдоналдса раньше находилось классное кафе "Лира". Здесь тусовались московские бляди, фарца, всякие интеллектуалы и маргиналы. Мы всегда заседали там, но уже после бара Яма в Столешниковым переулке. Сначала надо постоять в очереди даже с раннего утра, зато как отлично потом идёт пиво с креветками. С кем я только там не был. Однажды с Колей Харрисом и Светкой Герой вышел такой случай. Выпивали там с одним москвичом и в итоге, узнав, что мы приезжие, чувак даёт нам ключи от квартиры. Вот как пиво сближает людей! Ну, мы посидели ещё, как положено в "Лире", сняли с Колей пару девчонок и туда, в Текстильщики, кажется. Приезжаем - никого нет. И квартира приличная. Всякие ценные вещи стоят. Хозяин, правда, пришёл всё-таки, уже ночью. А вот девки наши оказались лесбиянками. Мы то с Харрисом ничего, даже интересно, а вот чувак этот оказался мужик правильный. Как въебёт активной двумя руками сверху по черепу. Как молотом прямо. Долго плакала девочка, стоя у окна. Вторая её утешала. Потом они опять начали...
Дальше по Тверской по левую сторону, если брать от Телеграфа с глобусом, находилось кафе "Московское". Тоже классное заведение. Очень я любил там поседеть и сдёрнуть, не заплатив. Официантки в кафе были пожилые и какие-то лоховки. Удрать ничего не стоило. ( Мы говорили: опрокинуть кабак). Потом они меня уже приметили, но я один хуй сдёргивал по привычке. А они продолжали хорошо ко мне относиться. Ну, идиотки московские. Там, кстати, имелось классное мороженное, тоже называлось "Московское". Всякие хорошие вина, типа Токая, болгарские сухие, даже французские красные. Мы с Лёхой Давыдом неслабо отметились в этом блядском заведение. Просто не вылезали. Со всеми местными центровыми перезнакомились. Один там солидняк был, погоняло Мастер. Здоровый такой и с большим серебряным крестом на широкой волосатой груди. Есть чего вспомнить. Он жил в том же доме, где и кафе. Когда оно закрывалось, шли в его двор пить винишко из магазина "Русские вина". Тем более у нас было до хуя морфина. Его Лёха у Ирки зацепил. Эта была моя чувиха в Москве. Мы к ней приехали уже на маке (у моей тётке в подъезде прямо двинулись на Дмитровском шоссе), и Давыд сразу аптечку проверил. Мол, простыл в дороге, нет ли таблеток от простуды. И надыбал наркотики. Ну, ширялись, в основном, в туалете кафе "Московского". Потом поднимались наверх, брали сухач и тащились, пока дозняк действовал. Иногда шли прогуляться по Горького. Сушняк только доставал. Пили пепси, курили. Всякие истории случались. Раз знакомого встретили на тачке, катались всю ночь по Москве. Однажды возле Большого театра познакомились с девушкой. Страшная была на морду, но оказалась полезной. Мы её французским вином угостили, и она приютила нас у себя на Динамо. Это её бабки была квартира однокомнатная. Дверь интересная: две палки крест на крест, разнимаешь их и входишь в дырку. А в комнате всё прилично, как старые люди живут. Прокантовались там неделю или даже больше. Ширево всё не кончалось. Лёха двигался уже в пальцы ног. Чувиха рассказывала всякие интересные истории, как её за Можай высылали и всё такое прочее. Болтала без умолку, пизда страшная. Мы её даже не выебали. Но фигура, помнится, была ничего. Я вырубался - Лёха с ней пиздел, потом он отключался - просыпался я. Так и несли дежурство. Клёво было.
Почему-то мы с ней расстались и направились в Тёплый стан, где жила моя вторая тётка. (Первая, что на Дмитровке, нас даже на порог не пустила пьяных и заширенных. Там вообще строгое семейство: дядя Саша служил в генштабе, тётя Маруся работала в кремлёвской больнице). У второй тоже недолго прожили. Она курящая была, тётя Тоня. Начала курить в войну, когда потеряла маленькую дочку. Утром видит у нашего с Лёхой дивана на стуле лежит пачка сигарет "Столичные". Ну, она хвать закурить, а там ампалухи. Конечно, прогнала со двора. Наркоманов приличные люди боятся. Мы не унывали. Ни хуя подобного. Цепанули по ходу двух тёлок, какое-то время жили в общаге где-то в центре. Давыд нашёл у них в аптечке очень левую "беду", ширнулся в пятку и его так закалбасило, что пару дней в себя придти не мог. Шатало и бросало братана в разные стороны. Я заебался с ним ходить. У меня глюк был: сижу на остановке и вижу ко мне приближаются американские копы (кругом, блядь, ёбаные небоскрёбы). Только хочу вступить с ними в бой, глядь - два наших мента. Короче, забрали. На углу Горького и Проезда художественного театра находилось знаменитое 50е отделение, которое попросту называли "полтинник". Менты меня отпиздили и велели дёргать из Москвы, как можно скорее. У Давыда в ментовке нашли шприц, но он закасил на трипак. Слава богу, ширево к тому времени уже кончилось.
А вот ещё однажды в КМ на Горького, недалеко от "маяковки", снял шкуру из Питера. Выебал её где-то в подворотне возле "пушки" в стояка. Такая худая попалась тварь. Всё звала в гости и оставила телефон. Приезжаю, эта худая белобрыса бледная чухонская рожа, конечно, без башлей сидит. Пришлось мне пошустрить. Крутанул сначала одного шведа, а после голландку. Высокая такая дылда. Поила меня и эту питерскую сучку в кабаке "Кавказский", где шеф-повар был Казбек Омарыч. Дальше не помню, врать не буду.
Ну, и всё. Что ещё можно сказать про ёбаную Тверскую? А, ну как мы с Тенью её всю облазили. У Толика две штуки на кармане, по тем временам большие деньги. Очень. Прошли все кабаки, начиная от Белорусского: Якорь, в гостинице Минск, в Центральной, София, Пекин, КМ, Лира, Националь. Заканчивали в "Праге", на Арбате. Там такой швейц стоял в униформе, с большой бородой, прямо картинка. У нас с собой "Камю" был. Тень как швейцара увидел, кричит: будешь коньяк, батя? То сразу: наливайте, мальцы. И раз, достаёт из тумбочки гранёный стакан. Ебанул полную стаканюгу залпом и усы свои швейцарские вытер. А мы с Тенью в говно нажрались в одном из залов. Кажется, это был Венский, где, по словам, халдея Толстой писал "Анну Каренину". В оконцовке чувствую, что не могу больше пить и вообще сейчас сдохну, кину кони, крякну, откинусь, склею ласты... и так далее. Как-то дошёл до телефона-автомат и позвонил Ирке. Она быстро примчалась на тачке и увезла меня оттуда.
Больше о Тверской и сказать нечего. Ну её улицу на хуй.
Пиковая дама
Я сижу в баре кафе "Пиковая дама" и пытаюсь ни о чём не думать, однако всякие дерзкие мыслишки и поганые воспоминания постоянно возникают в тупой пустой башке конченного идиота. Барменша Танька давит на меня неслабого косяка, прикидывая, не нажрался ли я до такой степени, что меня пора сдавать ментам. Сколько раз она уже это делала. Даже мне самому надоело отмечаться в клоповнике. Как-нибудь надо не полениться, вырезать ей клитор и натянуть на футбольный мяч.
Сейчас в заведении тихо и почти безлюдно, потому что ещё утро. (Я блаженно потянулся). Но к вечеру набежит толпа народу. Пацаны, девки. Присесть просто негде, хоть все и знакомые в принципе. Но все одуревшие: кто на маке, кто на геране, кто на грибах, кто конкретно на винте, остальные на пошлом грызле. В основном, конечно, мужики ударяют чисто по синьке. Глумят, базарят, охуевают, пиздятся. Кровь течёт по столам. Менты винтят кого-нибудь постоянно. Нет, точняк лучше бухать и оттягиваться на Тропе Хошимина, в лесистом овраге, неподалёку от центра города. Там, блядь, куда спокойней. Это культовое наше место. В худшие годы общественного маразма мы скрываемся на тропе. Ну, а сейчас разве не пидерсия? Сплошной онанизм. Город воняет, он похож на гнусную помойку, смердит, как запущенное стойло, сто лет не чищенное. Люди кругом похожи на ходячие трупы. Напиваются, падают мордами в телевизоры и отключаются под эту парашу. Или читают гнусные таблоиды. Им всё по хую. Дебильные хуесосы. Да пошли вы все на хуй! Зомби поганые.
Всё вокруг, у меня такое впечатление, будто замерло, затормозилось, застопорилось намертво. Только ментовка и ФСБушка работают с удвоенной шизоидной энергией. Да обогащаются всякие свиньи.
Даже к нам на Тропу Хошимина, в святое место проникают чуждые элементы. Какой-то дурак вдруг появился на горочке, вынул огромный член и начал дрочить у нас на виду, нагло при этом лыбясь. Символ ебаного времени и позорной системы. Нарезали, конечно. Но всех же не перепиздишь. Обратно приходится сесть на ломаный ящик из-под вина, под которым ещё нехилая куча свежего говна, и продолжать бухать, как ни в чём не бывало.
Вспоминаю вчерашний день, как я с одним друганом пошёл в медобщагу к девкам. Только там присели в одной комнате, где живёт пять баб, вваливаются ихнии мужики пьяные в раскатень. И без слов кидаются на нас. Коляна куда-то свинтили, а меня двое быков загнали в умывальник, но были настолько датые, что хуй один раз попали по роже мне. Стучали в основном в стенку и куда попало. В итоге я от них свинтил, а когда пробегал по лестнице, увидел другана. Он висел в пролёте, зацепившись за какую-то хуйню и вот-вот готов был упасть. Руки у него слабели уже. Я вытянул его кое-как. Потом он хмелил меня в нашем любимом заведении. Пьём-пьём, вдруг в "Пиковую даму" входит Пингвин. Этот тип в своё время подсел по- глупому. Он был модный такой и хотел купить себя какие-то невъебенные там сапоги, но денег не было. И он взял кассу в 30-м магазине. Только выходит, а как раз идёт ментовский патруль. Его, идиота, и повязали. В зоне Пингвина опустили. Потом в начале девяностых он по голубым каналам съебался в Голландию, назанимав тут перед отъездом кучу денег с концами. Брателла Киса, когда поднялся и уже имел две бригады, ездил в Амстердам ловить Пингвина, но голубая мафия не выдала своего опекаемого. Теперь вот этот хуй голландский приезжает регулярно раз в год к нам сюда и ходит по городу, выставив вперёд живот, с охуенным призрением ко всему русскому на наглой тупой роже. Урод. Ну, Колян, как увидел Пингвина, сразу кричит: "Ты ведь, козёл, опущенный. Хуй ты сюда лезешь, где нормальные пацаны сидят? Уябывай на хуй в свою Голландию". И начал пиздить мудака на смерть. Залил всю "Пиковую даму" кровью. После этого пришлось, конечно, бутылку водки сразу брать, чтоб расслабиться. Колян всё у меня спрашивал: "Ну правильно я его отпиздил?" Заебался другану отвечать, что да, всё нормально, по делу, не хер тут презирать, а то ему, пидору, наш воздух не нравится, у него голландские белые рубашки сразу чернеют. Ну, и вали отсюда, не показывайся здесь больше никогда. Дыши халявской свободой. Халуй, блядь! Пили мы пили, потом Колян вдруг вскакивает и с диким криком "да заебали вы на хуй, пидорасы!" кидается прямо в большое окно. Оно и сейчас ещё заделано фанерой. А на улице друган попадает прямо в объятия Омоновцев, которые как раз пиздят мирную демонстрацию.
Тут в кафе припёрлась одна знакомая девка, Анька Катастрофа, которую я давно хотел выебать. Она ничего такая, русоволосая, коренастая, при хорошей жопе и сиськах. Правда, ноги кривоваты, но рожа очень блядская. А сама Катастрофа постоянно отвязанная. Абсолютно безбашенная чувиха. И всегда попадает в какие-нибудь истории, когда её в оконцовке пиздят. Короче, ёбнули с ней водки грамм триста, и я повёл её в ближайший подъезд. Там рядом с "Пиковой дамой" стоит красная древняя хрущёба. Заходим в подъезд - там вонь, валяются пустые бутылки, кругом всё обоссано, на подоконнике хуева туча бычков. Я сразу прикинул, как буду ебать шкуру. Сдёрнул с неё джинсы. Она обмякла и сказала: хочу в жопу, Алик. Прямо угадала моё желание. Я боялся только одного, чтоб не появились менты. Они здесь частенько лазют. У этой пизды жопа классная. Узкая такая. В русском стиле. Ебал её пол часа, наверное, а потом кончил и въбал ногой, одетой в тяжёлый армейский ботинок, под ту же выебаную жопу.
Вернулся я в "Пиковую даму", присел за столик, ёбнул сотку и вспоминаю, как неделю примерно назад познакомился тут с одним пацаном на свою голову. Он вроде ничего показался. Стриженный на голо, в чёрной рубахе. Пригласил к себе в гости, там, мол, бухла море. Приезжаем на окраину - хуй там. В хате бродят какие-то конкретно охуевшие от пьянки типы и среди них одна чувиха роется в домашней аптечке с целью нарыть себе успокоительных колёс, а другая, помоложе, сосредоточенно читает телефонную книгу с целью отвлечься от этой хуйни. Выпить повторяю - ноль. А тут ещё этого пацана клинит, и он предъявляет мне, будто я с моим другом, отпиздили его вчера в "Пиковой даме". И они втроём тащат меня к этому фиктивному другу. Хорошо, блядь, хоть на улице бить начали, а то в комнате точно убить могли бы. Ещё в подъезде охуевшие рожи ( их было трое) дали так, что я залил подоконник своей кровью. Ладно, как бы веду их куда-то. А ночь уже глухая, народу никого. Эти мрази кричат, что если я начну машины останавливать, они меня зарежут и показывают неслабую штырину. И периодически пиздят. Я весь в крови, губа порвана, нос сломан... ЧТО ДЕЛАТЬ? Потом двое что-то начали отставать, затяжелели гандоны, а я прибавляю шагу. Протревзвел, конечно, от такого прикола. Один за мной спешит всё-же, такой небольшого роста крепыш, кривоногий. Наглая кровожадная рожа. Я ходу. Он догоняет меня, тут я резко торможусь и бью ему встречного. Он падает и временно отключается. Я, что есть сил, дёргаю оттуда и отрываюсь от ёбнутых козлов. Иначе они меня точно грохнули бы, нет сомнений. Иду, и тут ещё по дороге из-за какого-то забора на меня бросается огромная овчарка и готовится сделать прыжок. Тогда я, уже тоже полностью охуевший от этих стрессов, ору на неё матом: "пошла ты на хуй, сука!". И она убегает, поджав хвост. Зассала мразь ебаная. Но пилить далеко ещё до дома. По дороге попалась ментовка. Захожу, говорю: "менты, дайте переночевать в камере". Они меня выгнали, волки позорные. Как мне хотелось тогда расстрелять их из автомата.
Иногда мне самому кажется, особенно после третьей бутылки на старые дрожжи, что мы с пацанами тоже давно умерли и находимся на том свете, который примерно так и выглядит, как Тропа Хошимина: глинистый овраг, узкая тропинка, жалкие кустики, в отдалении убогие домики с задроченными садиками и огородиками, из которых выглядывают ёбнутые обитатели. Людишки. Моральные и физические уроды. Пизданутые твари. Животные. Хуже - млекопитающиеся.
Да, мы отбросы, шваль, говно, падонки. Но, что смешно, лучшие люди в этом поганом обществе. И пошли все на хуй! Да здравствует Тропа Хошимина! Долой некрофильскую ёбаную систему! Пусть будет бунт!
Конец
Герой без страха и морали
Одно из фундаментальнейших положений теории игр звучит примерно так: можно делать всё, что угодно, лишь бы было интересно. Теоретически мораль к играм никакого отношения не имеет: библейская игра между Каином и Авелем закончилось 1: 0 в пользу старшего брата. Остальное - проблемы души и педагогики.
С этой точки зрения всё, что творится сейчас в РФ - не более чем тренировочные состязания. Разыгрываются предполагаемые комбинации в ситуации экономического коллапса; в условиях приближенных к революции. Правила будущих игр исторически в общих чертах определены, но возможны варианты.
Прозаик Олег Разумовский никаких футурологических задач перед собой не ставит. Он предлагает читателю настоящее.
Действия его рассказов разворачиваются на удручающе озлобленном фоне. Действующие лица - наши современники. Фон такой: "Работать не хотели, всё скучали, большую часть времени гуляли да воровали, базарили промеж собой".
Пожалуй такое видение русской провинции не внове для читатели: классики русского реализма прошлого и нынешнего столетия нередко давали описание приблизительно в таком ключе. Что нового добавляет Разумовский в уже существующую в русской литературе картинку? Во-первых. Его герои играются. Выбора нет: или сойти с ума от смертной скуки и прогрессирующего вокруг идиотизма или развлекаться, поигрывая себе в меру интеллекта, физических и нравственных возможностей.
Герои прозы Разумовского выбирают игры по вкусу: убийства( беспричинные), издевательства над слабым, злобное пародирование всех и вся, но не на уровне экзистенциального протеста, а в виде всё той же игры внутри пародийно-реального социума.
И здесь обозначу вторую отличительную черту: Разумовский не ищет своих героев-монстров, не подаёт их как исключение. Его персонажи - сплошь и рядом, поскольку в их среде обитания иначе не выжить. Это чудовища с вполне привычными именами. Рассказы Олега Разумовского не кажутся мне фантазиями поднаторевшего в описаниях всяких зверств прозаика.
Если завтра игры в демократию закончатся и перейдут в другие игры по правилам "лишь бы пустить кровь", то уже сегодня состав игреков может быть назван. Никаких моральных принципов они придерживаться не будут по одной простой причине: необучены.
Проза Разумовского - это проза чересчур: как по художественным качествам, так и по коллизиям. Однако при таком тотально описываемом беспределе легко угадываются крайности сегодняшнего дня.