Равенская Марина Валентиновна : другие произведения.

Мирабель. повесть о первой любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он- ее учитель, она- смышленая ученица. Ему 35, ей 13. Он хочет любить, она всего лишь играет в любовь. Играет собой, им, всеми вокруг, но заигрывается. Еще не женщина, но и не девочка против опасного и умного взрослого. Никаких оттенков серого.. все цвета черного, золотого, зеленого, пепельного и бордо. Любовь первая и последняя, болезненная нежная терпкая страсть. Любовь, сломанная поперек стебля, иссушающая, оживляющая и искрящаяся. Было? Знакомо? Набоков и etc написали такое? Чай это всего лишь чай? А если кинуть в знакомый чай щепотку перца, соли, пряностей и искренности, смешанной с соленым привкусом крови? Никаких шуток, никаких больших и маленьких трагедий. Драма. Романтика. Сладость. Спойлер: третий немножко виноват).
  Никто бы и не вспомнил, как все это началось. Просто внезапно дождь превратился в ливень и затянулся до вечера. В темной приходской школе стало еще темнее. Ее подружки разбежались по домам, прикрываясь пластиковыми плащиками, а Мирабели было любопытно, что же происходит в церкви, когда нет никого внутри. Правда ли что за статуей Девы Марии прячутся чертенята и в полночь с писком разлетаются, срывая цветы, и девы с красивых тусклых фресок спускаются на дубовые доски вытертого до блеска и вымытого до блеска пола, водят изящный хоровод, а их длинные белые хитоны развеваются, шурша как крылья белых мотыльков. Здание школы пристроили к церкви еще в прошлом столетии и было так хорошо прогуливаться по опустевшим коридорам. Но церковь неизменно закрывали и Мирабель оставалось только представлять, что она вдруг нашла секретный ход. Тогда девочка распускала волосы и кружилась, жалея что вот опять никто ее не увидит тайком, не примет за нимфу или привидение, не восхитится ее расцветающей красотой. Осенью ей будет четырнадцать. Многие мужчины заглядываются на нее. Мальчики пытаются провожать Мирабель до дома. Но мальчики это не то.
   В тринадцать лет, как сказано в святой книге, Суламифь встретила свою роковую страсть- царя Давида. Суламифь гуляла в виноградниках и полюбила прекрасного незнакомца, что оставил ради нее тысячу женщин и вряд ли среди них были дурнушки. Ветхий Завет- чудесная книга красивых сказаний. Женщины здесь и герои и грешницы- Юдифь и Далила, Вирсавия и Иезавель- сколько сильных страшных и светлых женщин правили тем, древним миром. Да, положительно Ветхий Завет интересней Нового.
  Их учитель классической латыни, какой-то крестник молочного брата молодого священника оставался субботними вечерами в церковной пристройке неподалеку от школы, углубляясь в чтение толстых книг с тусклой золотой вязью на потрепанных корешках. Его уроки всегда были удивительно нескучны. Он рассказывал о буйствах мертвых императоров, о кровосмешении и ненависти, о гладиаторских боях и стойкости первых христиан. Каждый урок, если это разумеется не была контрольная, проходил как маленькая история.
  Но его никогда не расспрашивали после занятий, никто не делился с ним сомнениями, вопросами. Его принимали как должное. Может быть потому что считали довольно мрачным. Мирабель находила его загадочным. Этим он казался девочке привлекательным. Ростом чуть выше чем средний, стройный почти до худобы, только кости широкие и кожа цвета темной воды в Желтом ручье. Иногда он был дежурным учителем. В такие дни школа как будто бы замирала. Его тайком нелюбили малыши- он отбирал у них сигареты и циркули, но никто никогда не пытался восставать против этого тихого режима. Говорили, что он носил очки, правда скрывал свою близорукость как все, что было связано с его внутренней жизнью. Это был не человек, а книга в черном переплете- непредсказуемая, неясная, тайная. Мирабель любила разгадывать книги и людей еще до того, как были перевернуты главные страницы.
   Священник называл его шепотом, по имени- Авель. Остальные же обращались не иначе как мистер Росаль. У него были темные, карие глаза человека, который предпочитает красноречиво молчать, а если скажет, то это обязательно будет что-то острое и неприятное. В самое сердце.
  Когда он в своей нецерковной-немирской одежде прогуливался по двору, следя за малышней, Мирабель задерживала дыхание, ловя каждый его жест, каждую бессознательную улыбку. Росаль никогда не вмешивался в шумные детские забавы, разве что иногда прекращал драки если они заходили слишком далеко.
  Мирабель заметила однажды как стали горячеть руки, потеть ладони, когда Росаль проходил мимо рядов, в мягком пятичасовом сумраке, осторожной походкой, точно отмеряя каждый шаг, избегая шуметь. Ей нравился звук его шагов и тень. Ей нравился его голос, движения рук, взмах головы с темными развевающимися волосами. Когда Росаль шел мимо нее, то внизу живота схватывал странный спазм. Ах, как защемляло где-то около солнечного сплетения и кружилось все перед ней.
  Мирабель волновал этот необычный профиль, нос с горбинкой, какие-то спокойные какие-то слишком глубокие удивительные темно-карие глаза, хотя в классе они становились совсем черными. Иногда он казался мальчишкой лет восемнадцати, иногда- совершенно старым. Ему шло тридцать четыре и его присутствие нельзя было незаметить. У Росаля была тяжелая энергетика человека, живущего временем Сейчас. Но безопасная. Люди с такой энергетикой никогда не пинают кошек. От них нельзя ожидать ничего плохого. Но и на припадки щедрой радости рассчитывать не стоит.
   "Странно,- думала Мирабель-,почему таких обычно считают неэмоциональными и черствыми? Может быть просто никто не замечает, как неловко им делиться чувствами? Никто не понимает, что самые сильные эмоции не отражаются на их лицах, потому что им непривычно и неловко демонстрировать окружающим свои сомнения, боль и скорбь? А они могут оказаться достаточно хрупкими, такие как Росаль." Разумеется, это было только ее предположение.
  Он сидел за кафедрой, повернувшись к классу боком, иногда опираясь локтем на стол, иногда смотря на входную дверь, полуоткрытую, верно наблюдая кто шатается по коридору, прогуливая или намереваясь покурить, пользуясь тем, что во время уроков дежурных нет, и положив ногу на ногу слегка покачивал. Он чувствовал когда списывают и невозможно было списать и схитрить под направленным на тебя тяжелым взглядом.
  Мирабели доставляло удовольствие и азарт сверлить его глазами. Пока он не начинал оборачиваться. Обычно это происходило всего четыре-пять секунд и тогда она, юркнув мышкой в свои книги, делала вид что рисует или глазеет в окно, считая дерущихся воробьев на скворечнике, склеенном из конфетного сундучка.
  Эти гляделки начались на изломе весны, а в расцвете июля Мирабель уже не могла остановиться чтобы хоть разок, да не кинуть украдкой взгляд на Росаля. Ей было необходимо смотреть на Росаля во время урока. И во дворе- тогда он немножечко оживлялся. Прохаживаясь, щурясь от яркого солнца, он становился куда старее чем его тридцать четыре земных года.
  Ей стало необходимо смотреть на него,также как есть и спать. Забавный эксперимент, не имеющий никакой цели стал незаметно самым главным увлечением. Мирабель чувствовала, как неспокойно ей не разглядывать Росаля хотя бы по три секунды в день, когда у них уроки латыни или античной истории. А если были выходные, то Мирабель, забыв о мороженом и шумных играх, сидела на скрипучей лестнице выходящей в школьный двор, делая вид что заходила исключительно в библиотеку, брала там умную книгу по физиологии и всецело поглощена ею. На самом деле она лишь выискивала Росаля. Иногда она видела его, единожды пересекающим школьный двор, иногда, так случалось чаще, прождав половину светлого дня, уходила без результатов.
   "Я раскачаю этого недотрогу, заставлю его зашевелиться."- мечтала девочка и не отступала. Он нравился ей до безумия, хоть нисколечко не был тем, что все остальные называют "красавчик", однако какое-то темное чувство мешало ей признаться себе в том до конца. Мирабель подозревала что если хоть заикнется Росалю о своей симпатии, то скорей всего будет высмеяна. Или вероятно ее жизненный путь, на котором появилась фигура этого странного человека с темной и желтоватой кожей уже сломан, изуродован. Что бы там ни было, нужно всегда держать пути для отступления, знала Мирабель.
  Однажды, на одном из самых любимых и притом ненужных ей уроков, когда девочка в задумчивости кусала кончик карандаша, вместо того чтобы подставлять необходимые окончания в ужасных латинских словах, прикидывая нужны ли ей на тринадцатом году непростой женской жизни эти проблемы с некрасивым и невероятно притягательным мужчиной с кожей цвета то ли корицы то ли карри, как он был обозначен в запертом на два замочка дневнике, ведь проблемы в случае ее действий непременно последуют, откуда-то из далей кафедры появился Авель Росаль в традиционно-черном, точно черт-немец из славянских сказок, наклонился над ней со словами:
  -Мирабель, все в порядке?
  Тем самым, нарушив ее без того хрупкое спокойствие.
  С каждым днем все сложней становилось переступать порог класса латыни и античной истоии- Мирабель мучили подозрения, что ее не слишком типичные для ученика взгляды обнаружены, расценены и скоро лезвие росальской гильотины неминуемо отсечет ее бедную, бледно-рыжую и верно, самую умную среди всех учащихся этого заведения голову. Такой исход был бы печален и справедлив. Ей бы грозило как минимум замечание в дневник, который просматривает бдительная бабушка, и максимум разговор у добродушного, неболтливого, совсем замечательного директора, однако обнародование такой тайны- вещь все же неприятная. Поэтому Мирабель Брайт будет держаться до конца, пока под пыткой острых росальских глаз из нее не выбьют ту страшную правду, которую она заталкивает в дальние уголки мозга, чтоб не испугать саму себя.
  -Да. Конечно. Конечно мистер Росаль.-быстро ответила девочка не поднимая глаз, чувствуя как багровеют щеки, делая вид что возится с жутко сложным заданием. Почему он вдруг появился прямо около этого стола? Почему именно сейчас? Ведь сегодня она как могла избегала смотреть на учителя. Раньше Росаль никогда не подходил к ней так пугающе близко, он даже отвечать к доске не вызывал ни разу. И по имени ее назвал. Случайно ли? Ей думалось, что он и имени не помнит, такая она девочка-невидимка.
  Одноклассники позади захихикали- они-то всегда считали Мирабель упорной мечтательницей, зазнайкой, да еще и не в себе временами. Им и в голову не могло прийти что она думала совсем не о латыни. И даже не о билетах на вечерний сеанс. На поздний вечерний сеанс, куда не всем суждено попасть, а только тем, кому уже шестнадцать. Потому что фильм был взрослый, и с поцелуями, да-да и еще много чем интересным, что взрослое и потому запрещено до шестнадцати. А взрослое оно всегда интересней тем, кому шестнадцати нет. И это, пожалуй, одна из тех несправедливостей, с коими нельзя мириться.
  Росаль бегло просмотрел сданные работы. Последней свою положила Мирабель. Она так нарочно всегда делала- покопавшись с сумкой, пропуская всех вперед, чтобы выйти последней из класса. Еле заметно оглянуться на него, а потом сделать вид, что опять забыла какую-то вещь и вернуться. Раньше это было реже. Но в последний месяц постоянно. Росаль был озадачен рассеянностью самой тихой и самой неуспевающей ученицы.
  Шумной стайкой упорхнули все. Вечерний сеанс, что должен был начаться через пять часов Мирабель ни чуточки не волновал- билет свой она великодушно отдала Лили, лучшей подруге и хранителю некоторых неважных секретов, приравняв акт дарения к четырнадцатилетию Лили, что наступит ровно через три дня.
  -Мирабель. Останьтесь на минуточку.- попросил он. Девочка встрепенулась. Рука ее нащупала теплую деревянную ручку. Уходить! Не оглядываясь бежать прочь!
  Дверь закрылась перед самым лицом. Это Росаль преградил ей путь. Мирабель зажмурилась и вздохнула. Обернулась. Почему когда что-то очень сильно хочется, это случается? И почему при этом такое чувство, что ты обязательно умрешь в ближайшие минуты? Может быть потому, что ты никогда не должен просить такое, о чем знаешь, что оно непременно плохо? Но что же тогда она делает здесь?
  -Мне нужно с вами поговорить.
  Мирабель вздрогнула. Слишком внимательный взгляд. Слишком. Ага. Вычислил.
  -Вы стали очень рассеянны.
  Мирабель сунула руки за спину и сжала пальцы. Руки дрожали и было так странно. И самую чуточку весело, точно случится сейчас вот что-то такое забавное, точно что-то и впрямь случится.
  -Проявите больше усидчивости. Ваша бабушка была очень огорчена вашими результатами.
  "Ах вот оно что!"- разочарованно подумала Мирабель. Она толкнула ладонью дверь.
  -Вы поняли?
  -Да. Конечно мистер Росаль!- ответила девочка, выбегая из класса.
  Спускаясь вниз по скрипучей первой лестнице, Мирабель нащупала в кармане успокоительное, ключи и платок, пропитанный любимыми старыми духами. Сжала в кулаке, поднесла к лицу и прикрыла нос, чтоб не расхохотаться на весь пустой коридор. Бабушка. Результаты. На вечерний сеанс она не пойдет. Ее едва не раскусили. Как же все это смешно!
   -С вами все в порядке?- раздалось вдруг позади. От этого голоса Мирабель вздогнула и похолодела от ужаса.
  -Да-да. Все хорошо. Насморк. Я побегу.- ответила она, изумляясь тому как Росаль умудрился идти за нею целый коридор, след в след и она даже не услышала его шагов и не почувствовала его присутствия.
  Мирабель умчалась, взмахнув рыжеватой косичкой. В ушах свистел ветер, а в сердце- удивление, ожидание тайны и радость. Все-таки он что-то знает.
  *********
  Нет, все было не как в той дамской книжке, которую они с Мартиной из соседнего дома так и не дочитали. И не могло быть как в той глупой и страшно затягивающей книжке.
  Вспоминая перед сном в полутьме комнаты его морщинки, его смуглую желтоватую кожу, Мирабель гладила свои плечи, запястья, ноги. Тело однако совсем не отзывалось на прикосновения. "Наверно тридцать шесть. Или тридцать пять."- и жмурясь и урча от восторга, девочка вспоминала его взгляд. Как будто он что-то хотел сказать еще, но в последнее мгновение передумал.
  Как ловко он преградил ей дорогу!
  Росаль немного похож на молодого священника, мужчину неполных тридцати лет про которого говорили, что он посматривает на грудастых девятиклассниц, но только чуть-чуть. На самом деле, он гораздо симпатичнее смазливого и крупного священника, от которого без ума все незамужние и, что уж там, некоторые замужние тоже. А Лилиана ляпнула на прошлой неделе, совсем не к месту, увидев Росаля, что он не обладает классической красотой.
  "А святой отец значит обладает?!"-рассерженно сказала Мирабель. И покраснела. Лили посмотрела на нее как на ненормальную и захихикала. Росаль пересек школьный двор и даже не оглянулся. А ведь они прятали дымящиеся окурки, когда он проходил мимо.
  "Конечно нет. Это так, к слову пришлось. Но согласись, Мира, это ж несправедливо- учить летом эту дурацкую историю, эту проклятую биологию и это совсем ненужное рисование. Мне хочется гулять-гулять-гулять! Эхх!"
  "Директорское слово- закон. И все родители поддержали эту идею."
  "Поменьше б ему таких идей. Все в июле разъезжаются кто в лагерь, кто к родственникам, а мы вынуждены посещать дополнительные занятия. Как будто мы не люди и не хотим развлечений."
  "Бабушка сказала, что это эксперимент. Если он пройдет удачно, то следующий учебный год начнется только двадцатого сентября."
  "А я не хочу отдыхать в сентябре. Я хочу отдыхать тридцатого июля!"
  Тридцатого июля Лили собиралась отмечать в узком кругу "избранных" свое четырнадцатилетие и, надо же было такому случиться, новое расписание нарушило ее планы.
  "Я тоже хочу вручить тебе подарок за праздничным столом, а не на перемене между черчением и биологией."
  "Не знаю как ты решишь Мира, а я так прогуляю."
  Это было рискованно. Это означало, что кроме Лилианы обязательные занятия пропустят еще шесть человек.
  "Ну, может быть, все не так устроим? Там лееекция."-робко спросила Мирабель. Тридцатого июля ожидалась послеполуденная лекция о затерянном континенте, которую, если верить всезнающим малявкам, готовил Росаль. Мирабели не хотелось упускать такой возможности- сверлить дырки в росальском теле, не боясь навлечь подозрения. Да и тема казалась интересной.
  "Нда. Хотя там видно будет. Накануне согласуем."- Лилиана пошла на уступку и, судя по охотничьему блеску ее близоруких ярко-синих глаз, без отца Теодора не обойдется.
  "Я знаю, Мира, тебе очень хочется пойти туда и похулиганить от души. Но будь готова сбежать до двух. Мамочка с папочкой уедут в город и останутся там.-Лили подмигнула, что означало на языке ее жестов "шашни" и все в подобном роде.- Сестрички Марси принесут вишневую наливку. О-ла-ла!"
  И Мирабель, колеблясь между двумя сильными соблазнами, решила довериться воле случая.
  "Латиниста можно отравить. Тогда лекции не будет. Чертилке можно сунуть какую-нибудь жуткую анонимку, например что ее драгоценный благоверный козел загулял с бакалейщицей или..."
  "Росаля травить не будем. Анонимку одобряю. Сама текст напишу."-согласилась Мирабель.-"Биологию пусть мальчишки сорвут."
  "Не рискнут.-Лили широко улыбнулась.-Ведь будет половое созревание. Они на такое не пойдут."
  Мирабель пожала плечами- все давно знают о половом созревании. Неужели кто-то станет терпеть июльскую жару, чтобы узнать про пестики и тычинки?
  Она должна пойти на эту лекцию, главное не выдать свою тайну. Лили думает, что она опять начала что-то сочинять, потому вся такая рассеянная. Никто, даже Лили, хотя она не болтушка, не должен знать, кого представляет Мирабель в те минуты, когда темнота потихоньку оседает на крышах их сонного городка.
  Росаль так прелестен! Головокружительно недосягаем и заманчив этой своей тайной. А еще- она сама себе с трудом в этом призналась- от его глаз ее начинает бить озноб.
  И утром следующего дня, во время службы, в свете готических окон, синих стекол, ромбчатых, двоящихся, троящихся, оплетенных терном лилий и белых как зефир ног плачущих святых дев и мучениц, скорбно сложивших руки, устремляющих взор к всемогущему Богу, Мирабель думала о том, что ей, похоже, начинает улыбаться эта весьма странная дама Судьба. Как во всех этих взрослых фильмах. Вокруг пели "Господи, помилуй нас", но Росаля в церкви как обычно не было. Все улыбались, счастливые и близкие к высшему духу, а Мирабель была близка к тому, чтобы выбежать на поиски Росаля.
  Лили опять обмолвилась вчера, что хотела бы интрижку со священником, он ведь настоящий сильный мужчина, но Мирабель колко заметила, что отец Теодор совершенный мальчик, у него ясные яркие черные детские перепуганные глаза и очки их не скроют. Конечно, у него прехорошенькие длинные неуверенные ножки, нуждающиеся в заботе и прохладные приятные абсолютно нервные ладоши...
  ...а у Росаля рука сухая и теплая. Как у старушки из конфетного. Или как ветка рябины на развилке.
  Это она запомнила еще весной, когда упала во дворе, мчась на чей-то оклик, споткнувшись о раздробленный разбросанный всюду кирпич. Росаль стоял себе в тени, пленительное исчадие тени и неверного неба, и тут же подал ей руку, помог подняться, хоть в том совсем не было нужды. И еще спросил тихонечко:"Вы не ушиблись, мисс Брайт?" Мирабель на это не сказала ничего, покраснела как дурочка и быстро умчалась прочь к подружкам. Ведь тогда ей совсем-совсем не нравился Росаль, она его не замечала, он у них ничего не вел, почему же тогда покраснела? Потому что он, как выразилась какая-то сопливая второклашка, "ой какой взрослый, совсем старый и очень непростая штучка" или потому что ей тогда показалось, что он умеет читать мысли?
   Нужно с ним объясниться, понять, почему так. Он умный, он ей скажет. Непременно. Хотя бы намекнуть. Мирабель вздохнула, вспоминая сухую и теплую руку Росаля. Вот было бы славно, положи он вдруг свою руку поверх ее пальцев. Хотя бы на минуточку. Может быть, стоит рассказать ему о своем волнении, сначала взяв с него слово о неразглашении этой тайны? Нет, и без обещания Росаль вряд ли кому-то передаст детский секрет. Он может быть посмотрит на нее снисходительно, и в независимости от его последующих слов между ними установится какое-то неприятное, щекотливое отчуждение. А все дальнейшие их встречи она будет с ужасом вспоминать, как выболтала свой секрет и как Росаль верно, тайком посмеялся над ней.
  Но объясниться необходимо. Пусть будет сочувствие, пусть будет даже цинизм. Мирабель узнает Росаля и само собой схлынет это тягучее, интригующее, непонятное чувство.
  Днем девочка набралась храбрости, поискала его. Росаля не было в коридоре. Но ее чувство вернулось. Мирабель пыталась выбрать самое нейтральное слово для его обозначения, но выходило что это именно то, что в мире взрослых именуется похотью. Это было так.
  Расписание дежурства на желтой стене сменилось. Сегодня в списке ответственных Авеля Росаля нет. И в общем расписании уроков по латыни и античной истории тоже нет.
  Пожалуй, это скорее хорошо, значит он не следит за малышней, а сидит где-то дома и правит свою лекцию. Она сейчас немножко рассеянна- не нужно чтоб ее застали врасплох. Все мысли точно на лице написаны. А Росаль такой человек, он может и затаенные прочитать. Поэтому в глаза ему никто никогда не смотрел- примета пошла такая. Между старшеклассниками даже одна глупость распространилась: будто б отец Теодор, как чужеземец, легко сглазить может, и Росаль, как его родственник, следовательно тоже. Глупость-то страннейшая- слишком у него добрые глаза, такие не могут сглазить.
  *********
  На следующий день Мирабели повезло: урока не было, но в открытом пустом классе порхала вокруг кафедры черная фигура. Затем Росаль сел и начал листать какую-то толстую книгу в черном переплете, подчеркивая в ней. Мирабель подумала, что Лили непременно сказала бы что-нибудь вроде:"Сатанинская библия". Хотя он скорей всего готовился к следующему уроку античной истории.
  Постучавшись два раза для приличия и не получив ответом ни "входите", ни чего бы то ни было похожего на отказ, Мирабель переступила порог. Росаль даже не пошевелился. И будто бы не заметил, как она подошла. Близко-близко. Скрестила пальцы в кармане.
  -Можно попросить вас?- сказала она, поднявшись на цыпочки, к самому его уху.
  Росаль, как любой пойманный врасплох человек должен был вздрогнуть, но он не был любым пойманным врасплох человеком. Он был пойманным врасплох Росалем. Тот никогда не делал ничего непозволительного и банального. Может быть потому волноваться ему было не о чем, в отличие от замышляющей что-то Мирабели. Он поднял несколько мрачное лицо и сказал едва двигая губами:
  -Просите, мисс Брайт.
  Мирабель радостно улыбнулась. Неплохое начало, но с наскоку в любви объясняться пожалуй не стоит. Так сразу не раздумывая или к черту пошлют, или еще куда дальше.
  -Извините, что сразу, без расшаркиваний. Просто очень нужно. Вы не могли бы объяснить мне кое-что? Дополнительно. Латынь для меня это сизифов труд.
  Он оживился.
  -Хорошо. Послезавтра в семь.
  Мирабель быстро поблагодарила и помчалась домой. Итак, все прошло без сучка без задоринки. Росаль ее не отругал за навязчивость. Не сказал, что нужно больше самой заниматься. Не нахмурился, как бывало всегда, когда ученик совершал промах. Росаль неизменно красноречиво молчал. И было в этом молчании что-то неприятное для Мирабели. Хотя она ошибалась нередко, но никогда, точно ангелы спасали, никогда Росаль не вызывал ее к доске отвечать пересказ.
  О дополнительных уроках она знала из рассказов бледного болезненного третьеклассника по имени Марк. Он любил латынь и древнюю историю до безумия, но частые простуды вынуждали его пропускать школу. Росаль по рассказам Марка столь захватывающе объяснял самые скучные сражения, что это было несравнимо ни с каким фильмом и часто хвалил старательного ученика. Последнее удивило Мирабель- на ее памяти Росаль сроду никому таких слов не говорил, даже отличников не жаловал. Он всегда обозначал отметку "хорошо" либо "неплохо". Были также понятия как "скверно", "очень скверно" и "прискорбно", но ничего сверх этого.
  Мирабель еле дождалась завтра. Маленькую часовню закрыли на ремонт и все уроки латыни ее класса проходили теперь в старом школьном помещении на втором этаже. Место красивое, но не настолько, как часовня. Помнится, здесь Мирабель стояла на стреме, пока Лили крала мелки из кафедры. Тогда им было по восемь. И до сих пор Лили таскает все, что ей приглянется, а Мирабель ее покрывает как верная подруга и за это обе попадут в Ад.
  Но это удивительно будоражит кровь- риск, азарт и мысль о том, что вот хоть кто-то получит свое справедливое возмездие. Так в детстве говорила Лили, желая отомстить незаметными кражами злобной классной руководительнице, преподающей литературу, по которой у всех были плохие отметки, даже у Мирабели, обожающей читать и прочитавшей книг больше, чем все в городке вместе взятые. И Мирабель помогала ей вершить нелепое детское правосудие. А еще, иногда, их вдвоем оставляли убираться в холодном классе, мыть полы, потому что мелкое самоуправление экономило на деньгах для уборщицы и им с Лили неизменно доставался класс литературы, и приходилось вставать на колени, опускать руки в холодную воду и потом до блеска тереть тряпкой каждую паркетную доску, что Мирабель просто ненавидела. Все изменилось, а привычки остались. Лили, похоже, страдает легкой клептоманией.
  Мирабель вспомнила, что одета не так, как нужно, ведь в готических романах героини ходят в белых шелковых платьях с камелиями или лилиями в руках. Ну на худой конец в веночках из фиалок. А вампиры подкрадываются к несчастным девушкам незаметно, оборачиваясь то летучей мышью, то собакой, либо волком. Они насылают чары на красавиц и дурнушки почему-то остаются не у дел- только красавицы. Они ж не дураки в самом деле, эти вампиры- уродин кусать?
  И Мирабель тут же представила, как мелкие желтоватые зубы Росаля впиваются ей в запястье. Или в шею. Тоже весело. В книжках не написано, что еще вампиры делают со своими прелестными невестами, но не может же быть, чтоб только кусали? Вампир, если верить классическим романам ужасов, бродячий мертвец. Мертвецы не испытывают голода, не могут мыслить. Значит умирает только какая-то часть души, или что там отвечает за личность, а жизненные процессы протекают. Но кроме крови организму вампира ничего не требуется. И это странно.
  Мирабель представила, как танцует с Росалем в заколоченной какой-нибудь заросшей церкви далеко-далеко отсюда, и чуть не завизжала от восторга. Все-таки, белое платье подошло бы для тайной встречи. Но у нее такого нет, есть только длинная ночная рубашка, да и то не белая, а нежно-голубая, отделанная кружевом. Или можно сшить две красивых простыни как тунику. Правда, явись она в таком виде на дополнительный урок латыни, Росаль незамедлительно вызовет врача для сумасшедшей девочки. Пока сойдет юбка длиною много выше колена, легкая кофточка поверх блузки без рукавов. Легкая небрежность- незастегнутая пуговка, якобы случайно прилипшая к рукаву нитка, чуть размазавшийся карандаш на верхних веках и даже самый опытный глаз не поймет, что весь наряд Мирабели тщательно продуман. Духи легкие: ирис, гвоздика и сирень, выбраны в позапрошлом месяце наугад, по каталогу рассылаемому теткам Лили, стояли без дела и вот пригодились.
  *********
   Нет на свете вещи мучительней, чем наблюдение за чьим-то ребенком, ребенком неполных четырнадцати годов, весело резвящимся во дворе. Ребенком, который притягателен и прекрасен, сожалея о том, что ребенку всего тринадцать. Шестнадцатилетний тоже по сути ребенок, но будь ей шестнадцать, он мог бы с ней поговорить. В шестнадцать все только-только начинается. Сможет ли он ждать? А если...?
  Росаль прикусил нижнюю губу в наказание за слишком смелые мысли. Это- ребенок, тринадцатилетняя девочка. Ее психика очень ранима. Она испугается, если он начнет намекать на что-то. А если не испугается, если все же поймет, то на что он рассчитывает?
  В мае ему показалось, что девочка как-то уж странно смотрит на него. Глянув чуть-чуть, она быстро прятала глаза. Догадалась разве? Маловероятно. Росаль старался смотреть на Мирабель только в те минуты, когда был уверен, что никто из преподавательского состава не находится поблизости. Детей можно обмануть, опытных учителей- нет. Мирабель, казалось бы, тоже избегала лишних глаз.
   Нет, просто латынь трудна и эта смышленая девочка ее ненавидит. Или она выжидает, а потом попытается попросить у него помощи. Да, похоже, она немного боится провалить экзамен. Однажды он поймал взгляд Мирабели. Какое-то странное напряженное выражение, смесь суеверного ужаса с восторгом- девочка закончила читать историю Сцеволы в учебнике. Или делала вид, что несколько минут читает. Росаль подошел поближе, словно бы стереть пыль с умирающего цветочка, какого-то ублюдка семейства розовых, что забросили на одну из полок скрипучего шкафа, где лежали книги по общим дисциплинам, и это было так близко от Мирабели. Опасно близко от Мирабели. Он ласкал пальцами нежные листики, представляя что это гладкие пряди его девочки. Он уже начал осознавать, что про себя называет Мирабель Брайт "моя девочка", хоть и боялся, что эти слова вырвутся когда-нибудь во время урока. Он смотрел на опущенные над тетрадками головы, но никто не интересовался им. Кроме Мирабели, то и дело беспокойно ерзающей на своем месте. Росаль вообразил как подходит к ней, перебирает ее верно очень мягкие волосы оттенка опавшей листвы и скамья Мирабели неизменно превращалась для него в скамью подсудимых.
  Девочка закрыла книгу и уткнулась в свои записи- было ей дела до какого-то грязного цветка и старого учителя. Вечером, проверяя контрольные работы, Росаль не удержался и погрешил против совести- написал на работе зеленоглазой девочки "удовлетворительно", там где было ровным счетом ничего. И карандашом аккуратно переправил все ошибки. Успеваемость у нее, судя по оценкам остальных дисциплин, хорошая, а по литературе и биологии так просто отличная. Разве латынь так трудна ей?
  Росаль был встревожен, когда узнал что девочка в тот день прогуляла следующий после латыни урок живописи и заперлась в туалете. Он слышал голоса одноклассниц, твердивших что Мирабель горько плакала там, не пуская никого и никому не сообщая о причине своих слез. Но что такого произошло? Девочка живет с двоюродной бабушкой, родители в другой стране. Врагов у нее нет. Подруга кажется одна и некоторые знакомые из старших классов, с которыми она изысканно и по-старинному здоровается во дворе. Мирабель много читает, причем все без разбору. Скорей всего в голове у нее типичный для умного ребенка кавардак. В компании мальчиков замечена не была никогда. От мальчиков она держится на расстоянии, изредка забрасывает их крайне обидными, но совсем им непонятными медицинскими терминами от которых Росаль хохочет как сумасшедший.
   Но не исключено что у такой красивой девочки завелся тайный поклонник. Тринадцать- возраст когда подростки тискают друг друга на перевернутых соснах в тихом лесу или на захламленных чердаках, пока не пробьет десять. Десять- время идти домой. Возможно Мирабель обидел какой-то мальчик. Или она просто прочитала грустную книжку.
   Когда-то Росаль был органистом, а потом, устав, забросил все и после смерти матери переехал в дальний город. Скука преследовала его и в городе, поэтому он с радостью ухватился за предложение Теодора. Пригород был куда более тих, живописен и нуждался в нем.
   Это началось в расцвете зимы, когда холодные ветры наметали сугробы величиной с человека, а по высоким заборам развесили гирлянды красных и синих лампочек. Церковь украшали фигурами Святого Семейства, снежинками из цветной фольги и Теодор мурлыкал что-то басом себе под нос, и замолкал, смущаясь, натыкаясь на Росаля. Дети играли в школьном коридоре, стуча зубами и было очень холодно, но все веселились и рисовали поздравления и стенгазеты, придумывали загадки и пели с воодушевлением рождественские гимны. Какое-то лохматое существо кинулось к его столу, сцапав тюбик клея, а потом с ужасом заметило присутствие преподавателя и то ли невнятно извинилось, то ли просто выругавшись, молниеносно исчезло за дверью.
  За детьми приходили родители, а за этой длинноногой девочкой с уже сформировавшимися ягодицами, небольшими грудками и изящной шеей никто никогда не приходил. У девочки были очень умные глаза, искрящиеся топазами за длинными светлыми ресничками и аккуратная густая косичка толщиною с канат. Косичка, которую ему тогда вдруг захотелось распустить и ярко-розовые чуть подкрашенные губы, которые какой-то счастливчик будет целовать долго-долго, пока не распухнут.
  "Фу, какой стыд."-думал Росаль, отворачиваясь, но не мог пересилить себя. Она была почти ангелом. Или же не была? Скоро эту девочку он увидел среди шестиклассников, стал учить группу из девятнадцати очень шустрых и очень талантливых ребят.
   Ее звали Мирабель Брайт. Она жила с двоюродной бабушкой, души в ней не чаявшей. Мирабель казалась очень рассеянной, но у нее был цепкий ум. Она не замечала, как Росаль увлекшись, смотрит на нее, и это было хорошо. Но глаза Мирабели горели как две свечки, когда Росаль рассказывал про хитроумный развод Мессалины и распутные императорские каверзы под покровом ночи. Он воодушевлялся, искоса наблюдая за самой неприметной ученицей, и ему хотелось до дрожи в руках, до боли в висках лизнуть ее губы.
  Девочке нравились римские шалости. У девочки определенно горячая кровь. А потом он вдруг понял, что ей нравится еще кое-что. Девочка сверлила его глазами. Сперва это показалось Росалю невозможным. Нет. Но день за днем...и он все больше убеждался, что Мирабель разглядывает его. Может быть, девочка ставит какой-то интересный эксперимент? Может быть, она пытается понять, как ей сдать латынь, не уча ничего? Это было бы более вероятно. Вероятно с плачем кинется к нему и попросит "удовлетворительно".
  Однажды, когда он проходил вдоль рядов, Мирабель вдруг подняла ясные глаза, и он увидел в них то, что видел у своей бывшей экономки, стремительно стареющей тридцатилетней блондинки, когда та вдруг вломилась к нему глубокой ночью в комнату в одних панталонах цвета молодого поросенка. На обвислой груди было чудовищно много морщин, а глаза горели как у валькирии. Росаля тогда едва не вырвало, он пришел в ужас и подумывал вызвать полицию. Сумасшедшая на его счастье убралась сама- ему даже не пришлось отбиваться метлой, которую он случайно схватил. Может быть женщина решила, что хозяин намеревается улететь от нее на метле и сама испугалась?
   Росаль как-то услышал от Теодора, что с утра выглядит как черт-распорядитель на балу Сатаны. Росаль тогда ехидно поинтересовался, сколькими визитами почтил преподобный Теодор Князя Тьмы, раз запомнил черта-распорядителя, и по какому случаю его до сих пор не призвали в Ад, отправлять таинства причащения и венчания. Теодор выпучил глаза, потерял дар речи и перестал подшучивать над находчивым родственником.
  Мирабель побледнела, облизала губы и сунулась в свою книжку. До конца урока она признаков сознательной жизни ленивого ученика не подавала.
  Нет. Девочка определенно потеряла совесть. Наслушалась о развлечениях Калигулы и, скорей всего, с подружками вела нескромные разговоры про эти картины до шестнадцати в местном кино.
  Не по годам развитый подросток.
  Однажды Росалю снился странный, но очень приятный сон. Он как обычно, преподавал в одном из старших классов, а на первом ряду сидела эта девочка. Она смотрела на него в упор и глаза ее искрились весельем, а пальчик играл то золотистыми локонами, то пуговками форменного пиджачка, под которым совсем ничего не было. Росаль проснулся и понял, что во сне у него встал на Мирабель Брайт.
  "Вы не могли бы объяснить мне кое-что? Дополнительно. Латынь для меня это сизифов труд."-вспомнил Росаль. Мирабель улыбнулась, скорей всего бессознательно, и в голосе ее было что-то, заставившее его сдаться. Точно девочка знала что он ей не откажет. Росаль хотел было отказать- такая опасная близость, но губы сами ответили "Хорошо. Завтра в семь."
  Надо смотреть правде в лицо. Он не смог сказать "нет" девушке которую хочет, несмотря на то что это его ученица, и, если уж включить голову, малолетняя ученица. Без пяти семь. Уже никого нет в школе. Если кто-то его подозревает, то верно, один Теодор. Но он-то никогда не заговаривал с Росалем о его сонной болтовне и одиночестве.
  *********
  В дверь постучали. Трижды.
  -Да-да.-тихо произнес он. Ну что ж, объяснит Мирабели все трудности. Ведь она этого и добивалась, и безмолвно просила его помощи все это время, а Росаль догадался сперва, да придумывая себе какую-то приятную чепуху, не желал заметить очевидное. Нужен ли тринадцатилетней жизнерадостной девчушке какой-то угрюмый учитель? Нет, нет и нет.
  Мирабель поздоровалась с ним. Росаль поднял голову от словаря. И едва не поперхнулся.
  Мирабель пришла на урок с распущенными волосами и не в форменной одежде- знак тревожный. Но может быть дома она всегда их распускает.
  А еще она накрасила ресницы. Сев поближе к кафедре, за первый стол, девочка достала тетрадь и учебник. Ничего страшного не случилось. Просто Мирабель Брайт забежала с прогулки.
  -Открывайте книгу. Страница тридцать восемь, абзац три, строчка пять и до конца.- продиктовал Росаль. Девочка зашуршала листами. Он приблизился, опустился за испорченный циркулями стол, исписанный чернильными афоризмами и прожженный, на длинную скамью. Близко-близко. Совсем рядом.
  Расстояние между ними всего в ладонь шириной. Опасная близость. Но может быть, утешал себя Росаль, ему хватит лишь одной ее близости чтобы успокоиться, чтобы больше не думать об этой восхитительной юной хулиганке.
  -Читайте вслух.
  Росаль выбрал упражнение попроще, готовясь объяснить незнакомые слова если Мирабель рискнет переводить.
  Все будет неплохо- он учитель, а она не догадывающаяся об его порочной склонности к ней ученица. Вот те границы, за которые нельзя переходить Росалю.
  Мирабель водила пальцем левой руки по строке, точно пытаясь разобрать фразы. Росаль понял, что все гораздо хуже. Девочка никогда не читала вслух ни одно домашнее задание. Он всегда знал, что она не сможет и не вызывал ее позорить перед всем классом.
  -Fide sed cui vide.- прочитала наконец Мирабель.
  -Неплохо. Совсем неплохо.- он решил ее приободрить.-А что на второй строчке?
  -Malus animus.
  -Вы молодец...
  Сказал Росаль и тут же осекся, чувствуя, как что-то касается его колена. Левой рукой девочка трогала книгу.
  Правой же она блудила под столом, неведомо где.
  Хотя очень даже ведомо где. Да-да, вот тебе и malus animus. Незамедлило последовать.
  Нет, вовсе нет. Нервничая, она случайно коснулась его.
  Мирабель убрала пальцы, видимо попытавшись проверить, сошло ли ей с рук и это, боясь что он прогонит ее. На первое прикосновение- оно могло сойти и за случайное- Росаль никак не отреагировал. На второе он тоже не пошевелился. Что бы там ни было, она просто сделает невинные глаза, возмутится вполне натурально или заплачет- такое уже происходило не раз, когда другие учителя ловили Мирабель на чтении в коридоре запрещенных книг, настенной росписи или драке. Изворотливости Мирабели Брайт можно слагать песни.
  Мирабель читала вслух, это было единственное, чему она научилась за эти месяцы, Росаль больше не издавал ни звука. И тогда случилась третья попытка. Он опять не сказал ей ни слова. Удивленная и ободренная, Мирабель продолжила гладить его по колену, одновременно вполголоса читая свою ломаную фразу и продвигаясь рукой все выше, по бедру.
  Росаль шевельнулся и Мирабель убрала руку.
  -Плохо. Очень плохо мисс Брайт.- с этими словами он вышел из-за стола, оказавшись вне ее досягаемости.
  Мирабель вздохнула и спрятала лицо за ладонями.
  -С такими знаниями вам не сдать ни одного теста.
  Девочка поерзала. Где-то чуть ниже живота было уже нестерпимо горячо.
  -Жарко, мистер Росаль.- извиняющимся голосом сказала ученица.-Здесь очень жарко.
  Учитель качнул головой в несогласии и отошел к кафедре.
  -Я потеряю сознание.- умоляюще прошептала Мирабель.
  Росаль сделал вид что не услышал ее.
  Его ноги, ягодицы, спина, упрятанные под черной одеждой, его аккуратные сильные руки с красивыми пальцами- все это живое, человеческое. Но реакции никакой. Почему? Она ему не нравится совсем? Или, что может быть кошмаром, вдруг мистер Росаль предпочитает мужчин?
   Мирабель развела ноги и прикрыла глаза. Он конечно же ее понял, просто сделал вид, что все хорошо. Вот сейчас. Еще чуть-чуть. Росаль должен подойти. Непременно к ней подойдет. Он умный, и сразу понял что она накрасилась только ради него. И он ей не скажет грубость- просто выставит за дверь без объяснений и разбирательств. Может быть даже не засмеется- она его попросит об этом одолжении пока он будет выкидывать ее из класса.
   Мирабель услышала стук. Открыла глаза. За окном крутились вороны и клевали подмокшее просо из кормушки для синиц. Кормушку повесил Росаль, обосновавшись в этом классе. Тот, кто любит птиц вряд ли обидит нахального ребенка. Вряд ли, утешала себя Мирабель.
  Росаль взял что-то с кафедры и развернулся к ней. Он подходил аккуратно, быстро и тихо. Как на уроках. В руках его был плетеный стаканчик для мелков.
  -Представьте себе что это ваша голова.-сказал он.-Что вы там видите?
  Мирабель заглянула. Мелков там не было.
  -Пусто, по-моему.
  -Да. Именно так. Пустота.
  Мирабель проглотила обиду. Очарованная линией его аккуратных бледно-розовых губ, она не могла пошевелиться. Есть некоторые желания, те, за которые выкидывают из Рая коленом под зад.
   Рай ли для нее Авель Росаль или он сейчас сам Люцифер?
  Он поставил перед ней стаканчик и сев на соседнюю скамейку, чуть поодаль от нее, оперся на спинку одной рукой, второй на стол, забросил по привычке ногу на ногу и откинул голову назад точно какой-нибудь из этих римских императоров. Глаза его были и нежны, и печальны как сухой тростник, и светлы как третья часть закатной полосы.
  -Заполнить ее- ваш главный долг, Мирабель.
  Она пожала плечами, открыла сумочку и положила три мелка в стаканчик.
  -Хорошо как.-он весело засмеялся.-В сообразительности вам не откажешь. Теперь скажите, зачем вам нужен был мел?
  Мирабель вздохнула и начала рассказывать:
  -У Лили, Лилианы Нортон, моей одноклассницы которая живет в доме на развилке, на чердаке живут привидения. Ну повесившийся там, какая-то старушка воет... говорят, если обвести мелком по углам, то они уйдут. Но мелки нужны церковные, обычные не помогают. Вот я их и приодолжила. Стянула с возвратом.
  Пока она объясняла, Росаль встал и обойдя ее, остановился позади. Мирабель подумала, что в его запахе определенно есть что-то, провоцирующее ее. Хотя от Росаля пахло ровным счетом ничем...просто это был его собственный запах, едва уловимый. Если б от латиниста пахло той же гадостью, что и от всех старикашек школы, она бы попросту его не заметила. От него пахло книгами, голышами с берега мельчающего Голубого озера, сухой рябиной, изморосью, стылым февралем и самим собой. Возможно запах Росаля и был запахом февраля и рябины.
  Он положил руку ей на правое плечо, сверля взглядом, от которого, Мирабели казалось, затылок вот-вот расколется.
  -Привидения- сказки. А воровство- грех.-наставительно сказал Росаль. Мирабель поерзала на скамейке. Рука сползла ей на спину. Очень низко. Ниже лопаток. Такие прикосновения не может позволить себе учитель.
  -Грехов ведь жутко много. Можно страшно нагрешить и даже не заметить.
  -Да. Точно Мирабель.- теперь он встал перед ней, наклонился и Мирабель почувствовала тепло его дыхания у правого уха.
  А еще- что он взял часть ее волос в руку. Совсем ничего удивительного- мужчинам нравятся длинные волосы, а вторых таких как у нее во всем городке не сыщешь.
  Росаль странно долго молчал, его правый глаз почему-то казался гораздо светлее левого. Скорей всего из-за тени его темных волос, произвольно убранных на левую сторону лица. Губы его были чуть приоткрыты и девочке захотелось коснуться этой щелки языком. Прошло бог знает сколько минут, а может быть всего две, или три, ведь время тянулось так медленно...
  -Больше никаких краж. Договорились?-наконец сказал он вкрадчиво.
   "Договорились?" зазвучало как "мы с тобой договорились, что это нас двоих секрет". Мирабели захотелось чтоб между ней и Росалем был еще какой-нибудь небольшой значительный секрет. И желательно такой, о каком вспоминать стыдно, весело и интересно.
  -Ну может быть и нет.-сказала она, усмехаясь.
  Он на это только сжал губы, морщинки заострились. Это было великолепно до нестерпимого. Мирабель едва не взвизгнула от восторга. Как будто она укусила его и он понял и раздумывает над ответом.
  Росаль о чем-то размышлял более минуты. Может быть, решил сыграть на ее симпатии и это прикосновение, слишком странное, слишком нежное- не более чем воспитательная мера к трудному подростку.
  -Мирабель.
  Он назвал ее имя нараспев, как заглавие какой-то странной красивой легенды. Как имя цветка. Она не знала, любит ли он цветы, но почему-то была уверена в том, что Росалю нравятся красивые имена всего живого. Такие как мальва, повилика, жимолость и горицвет, купавка и мирабель.
  Росаль издевается, он все понял. Мирабель приготовилась симулировать обморок. Потом можно будет сделать вид, что она не в себе. Но вот если б хоть один-единственный раз коснуться губами его шеи или запястья...
  Он почувствовал еще один разряд, там внизу. Девчонка нагло усмехалась ему в лицо, облизывалась, раздвигала ноги под небольшой такой темно-серой юбочкой. Он намотал ее волосы на кулак и притянул к себе, зверея от страсти. Мирабель удержалась от восклицаний, хотя от боли сощурились зеленые как листочек сирени глаза. Росалю это понравилось, хоть в натуре его не было ни капли жестокости.
   Девчонка решила легко и досрочно сдать трудный экзамен, заметив что он ею интересуется- вот что задумала эта маленькая стерва. Придется поставить ее на место. Припугнуть. Желание его старательно боролось с разумом. Слезы показались на глазах девочки. Победила жалость.
   Мирабель вздохнула, крепко сжимая зубы. Вот, небесное наказание за это запрещенное чувство незамедлительно последовало. Но все-таки это очень даже ожидаемо- ведь ее поведение было более чем вопиющим нахальством. Она потрогала учителя. Которому скорей всего неизвестно, что у самой незаметной ученицы в его дисциплине, у заумной Мирабели Брайт к нему больше, чем простая симпатия.
  Больше, чем простая симпатия. Ладони ее вспотели. Вот так так. Доигралась.
   И он сейчас даст ей понять, что лапать учителя латыни- грех, и грех больший нежели воровство мела. Лучше стерпеть любое наказание от Росаля и никому не рассказывать.
  Росаль вдруг отвел голову Мирабели и засунул руку в вырез ее кофточки. Сухие теплые пальцы коснулись маленькой груди. Он погладил ее быстро, точно пробуя можно ли ему это и вытащил руку. Вздыхая и прикусывая губы, девочка с облегчением поняла, что ей не грозит быть высмеянной или униженной. Он узнал или почувствовал ее растущую тягу к нему. Или же он только сейчас понял, почему она так высматривает его. Мирабель не глядя протянула руку, пытаясь коснуться его, приласкать. Росаль вдруг отстранился, отпустил ее волосы.
  -Нравится, Мирабель?
  -Несколько грубо.-прошептала девочка.
  -Зато доходчиво. Надеюсь, на следующий наш урок вы принесете все остальное.
  Он встал и давая понять, что на этом все, отвернулся к доске. Мирабель разочарованно вздохнула. Но он сказал "следующий урок", значит там будет что-то интересное. Росаль сдерживался чтоб не окликнуть уходящую девочку. Оставаться одному было адски невыносимо.
  *********
  На следующий урок Мирабель пришла в половину седьмого. Пальцы ее дрожали. Холодные мурашки страха и предвкушения ползли по спине.Тогда-то и разразился этот долгий чудовищный дождь и громыхающая молния, как будто кто-то бил по жестяным ведрам. Как будто Росаль вызвал этот гром и молнию, этот успокаивающий, очищающий дождь и грохот.
  И словно бы ничего не изменилось с первого урока- груда книг на кафедре, засыхающий бальзамин на окошке и Росаль спиной к рядам парт точно темный деревянный идол. Он обернулся лишь когда Мирабель вошла и громко постучала в открытую дверь, хоть слышал ее шаги. Да, пожалуй ничего не изменилось.
  Но- интересная деталь- его рубашка была расстегнута на одну пуговицу. Никогда, даже летом Росаль так не делал. Он смотрел на нее в упор, этими жутко большими черно-карими глазами, в которых трудно было что-либо прочитать.
  Мирабель вошла, бросила в угол сумку и направилась к нему. Остановившись, она вцепилась Росалю в плечи, со всей силы, насколько позволяли ее пальцы и ногти, встряхнула.
  А повод был: Росаль на общем занятии исчеркал темно-синей пастой ее каллиграфически выписанную, хорошо списанную работу и приписал над каждой строчкой по латинской фразе, которые она переводила целых полдня, и смысл их был довольно оскорбителен. Ленивый ученик сравнивался с коровой. Был ли это вызов или простое оскорбление, Мирабель понять не могла.
  Может быть Росаль попытался таким образом отомстить ей за эти прикосновения.
  Отомстить ей? Ей, Мирабели Брайт?! Самой умной девушке этой завалящей школы и всего этого захолустного городка?! Последнее в ее голове просто не укладывалось. Если же за любовь мстят в этом нелогичном непредсказуемом взрослом мире, то в ответ она будет огрызаться как может.
  -Ах ты распроклятый умник!
  Росаль был потрясен. Ему показалось, что он ослышался или она обращается к кому-то за закрытым окном, так было невероятно звучание этих слов. Мирабель обезоружила его.
  -Ах ты сухая черешня!- вскричала она.
   Лицо его искривилось изумлением, точно маска какого-то азиатского демона, но Мирабель расстегнула его ремень и выдернула из брюк прежде, чем Росаль напомнил себе что этого всего лишь подросток, самая обычная девочка-хулиганка.
  -Не смей мне тыкать!
  -Тыкать тебе это грех? А я сегодня показала язык сестре Амелии, пока она не видела! Это грех?!
  -Конечно.-ответил он, ошеломленный ее поведением.
  -И отцу Теодору тоже. Он похож на сову. С таким крючковатым носом и большими очками. Он весь желтый как цветок акации. Я его презираю.- громко болтала Мирабель, помахивая своим орудием.
   Хлопая им по ладони, Мирабель точно безумствовала. Сверкала глазами. Как будто всем своим видом намекая, что вскоре выпорет Росаля его же ремнем. Это было удивительно. Словно Мирабели все время нужно протестовать и вести войну с кем угодно- словно в этом вся она.
  -Это еще больший грех.-осторожно сказал он.
  -А грешить весело. Знаешь, кто захочет отца Теодора?- и не дав ему вставить слова, заговорила дальше:-Тот, кому нравятся большие красивые глупенькие неуверенные в себе мальчишки с манией величия и комплексом неполноценности, вытекающим из этой мании. Его прециозные жесты во время проповеди так театральны, что выдают нерешительность, а его прерывистое дыхание, когда он отвечает в исповедальне "слушаю тебя, дитя мое", похоже на облачко пара зимой. "Дитя мое"- так он говорит всем нашим девчонкам и мальчишкам, а меж тем вряд ли что-то выйдет из его чресел. Впрочем, если самомнение не подкосит его...перст Юпитера который он украшает каким-то затейливым колечком...этот нарочито-небрежный вид, когда он в мирском платье...дешевка... А некоторые девчонки считают отца Теодора настоящим сильным мужиком. Его мускулатура, его татуировка которую он якобы скрывает...все это хорошо, но он ребенок больше чем мы все, так ему и передай!
  -Ты курила в церкви.-вспомнил Росаль одну из историй Теодора.
  -Ага. Стояла, спрятавшись за уголочком, позади Девы Марии, считая через сколько секунд разразится небесный гром и втягивая вонючий дым от которого кашляю. Я приучала себя к никотину, хотя тело мое сопротивлялось. А Лили постоянно трогает себя во время вечерней службы. Я-то на нее не хожу, но она мне сама рассказывала что гладит свою щелку, если отец Теодор поблизости. Все закрывают глаза и поют, а она в это время представляет что это он ее, там, холодной ручкой. Мы знаем что у него есть кошка. Полосатая. Мы думаем, что он ее очень любит. Очень.-последнее слово Мирабель выделила голосом, намекая на какую-то мерзость.
  Росаль беззвучно засмеялся. Про Теодора всегда и везде несли ахинею. Большей частью из-за его недоступности и красоты. Но он был добр и честен со всем, что его окружало. Удивительно честен с собой.
  Мирабель шлепнула ремнем по своей ладони.
  -И тебя следует отлупить, потому что я не корова и не ленивая.
  -Ты же у кого-то списала. Я прав?
  -Тебе какое дело?
  -Я твой учитель.
  -Учитель говоришь?- сказала Мирабель и касаясь языком его шеи начала расстегивать пуговицы своей темно-розовой кофточки. Сдерживаться уже было невозможно.
  Он был похож на тридцатилетнюю ведьму, на такую отвратительную умную и современную ведьму, некрасивую, страшно притягательную чертовку, позволившую себе прикинуться скромным латинистом. Что ж, не совсем порядочный Авель Росаль, или залетная ведьма, как бы ты умело не маскировался, Мирабель тебя вычислила. Предъявила на тебя свои права и начала отвоевывать твое тело сантиметр за сантиметром.
  -Учителя не втолковывают про грехи, а ты мне это втолковывал тогда. Помнишь?
  Мирабель хлестнула его ремнем по руке, которой он собирался дотронуться до нее.
  -Я не позволю никому учить меня тому, чего и так знаю. Это касательно грехов. А что касается моей хорошенькой славненькой испоганенной работы, то будем считать что я тебя на первый раз простила.
  Девчонка оказалась не из робких, отметил Росаль. Впрочем другой бы он и не пожелал. Она хлестнула его по пальцам снова, на этот раз сильнее. Дразня. Он ахнул и убрал руку. Весь задор его куда-то исчез. Осталось совсем немного- спокойствие, ожидание, и что-то похожее на уважение.
  -Я не буду тебя сегодня учить, Мирабель.
  -Правда?
  -Честное слово.
  -Лжешь!
  -Давай согрешим и сама убедишься.-предложил он, отбирая ремень. Глаза Мирабели заблестели как две искорки. Она расслабилась, отдавая себя в его власть- совсем неплохое начало.
  Росаль приподнял ее и уложил спиной на крайний столик. Оглянулся спохватившись. Дверь была закрыта. Девочка войдя закрыла ее еще и на ключ, а ключ оставила в замочной скважине чтоб никто не подглядывал. Умная девочка.
  Он возился с молнией брюк, стоя над ней. Мирабель вдруг потянула его на себя, захватив его руки. Они кусались, щипались, останавливались чтобы обняться. Он мысленно благодарил ту неведомую силу, что подарила ему вечер. Мирабель хихикала, то и дело прижимая его голову к сердцу и шептала что-то похожее на "мой бесенок". Ей казалось что она слышит треск поленьев и вопли из высокого адского костра. Она встретила противника, равного себе. А возможно и сильнее. И цель этого поединка- не победить, не самой изящно сдасться в плен, а просто наслаждаться битвой, звуками далекого грома, витающим вокруг них сумасшествием и сумасшедшей открытостью.
   Словно бы богиня ветра бросила вызов далекому чужеземному богу грома.
  Глаза Росаля почернели, брови сдвинулись. Мирабель ахнула восхищенно- таким красивым она его еще не видела. Росаль наблюдал за Мирабелью с суеверным ужасом- какое удивительное, какое обжигающее создание навестило его в спокойной темноте, нарушило неспешное течение его умеренной жизни.
  Росаль вознес хвалу не то Богу, не то Дьяволу, что молния наконец поддалась. Стянул ее трусики, раздвинул бедра. Мирабель взвизгнула. Он спустил брюки и начал входить в нее. Мирабель вскрикнула от боли, выматерилась, потом обхватила его крепко-крепко, сжала зубы.
   Росаль убрал руку и встал подле нее как какое-то изваяние из потемневшего дерева. Из-за шума дождя не было слышно ничего.
  -Ты разве не хочешь меня?- тихо спросила она.
  -Нет. Но тебе ведь очень больно.
  Мирабель ласкала его, как будто больно было ему.
  -Я перетерплю. Это не всегда так будет.
  -Откуда знаешь?
  -Лили сказала. Мы читали у нее книжку.
  -Так-так. Похабные книжки это грех.
  -Молчи, мой мучитель. Тебе-то о грехах говорить.
  Он фыркнул. Мирабель- девчонка от которой пахнет крупными проблемами. Но еще больше от нее несет страстью. Почему он не замечал этого раньше? Действительно, глупо рассуждать о грехах со спущенными штанами. Но дважды глупей, если ты все-таки переступил запретную черту.
  -Это ж как на кол сажали?-спросила она. Он попытался на ушко подробно объяснить ей в чем разница между сажанием на кол и тем, что они едва не сделали, но Мирабель вдруг попросила его заткнуться.
   За окном громыхнуло. Небо было все затянуто темно-синим, точно бархатом. Казалось, кто-то бьет по жестяному ведру над окном и впереди как будто грохочет салют. Наверное, Сатана сзывает своих подданных на внеплановый шабаш. Интересно, а Росаль верит в ангелов и чертей, или он язычник? Мужчина с кожей цвета мутной воды вполне может унаследовать от своих предков какие-то языческие верования. Правда Мирабель не знала, от каких именно предков. Он выглядел в классе обычным представителем цивилизации, даже когда гулял во дворе, искоса наблюдая за малышней, но и Марк почувствовав в нем что-то этакое, поделился своими заключениями с Мирабелью.
  Марка тянуло все новое и таинственное и в этом они с Мирабелью были похожи. Росаль, естественно, приглянулся им обоим. Поняв их симпатию, Росаль немножко открылся им.
  Росаль накрыл ее губы своими губами и повторил попытку. Мирабель вцепилась ногтями в его запястья и он уже знал, что там будут глубокие царапины. Но двигаясь в ней, Росаль желал бы еще большей расплаты, чем эти следы, лишь бы все повторилось. Мирабель обвила его руками и кончив, он поцеловал ее приоткрытый рот и ямочку на шее.
   Мирабель дала себе слово, что сделает все возможное, чтобы повторить свидание. Она узнала его нежность, но ей необходимо было узнать и всю глубину росальской страсти. Иначе вся эта затея не стоит риска.
  Он деликатно отвернулся, когда Мирабель обтирала бедра и поправляла юбочку.
  -Росаль. Если тебя не дай боги будет кто-то что-то спрашивать о сегодняшнем вечере, ты меня не видел.
  -Ясно.
  Он обернулся.
  Мирабель стала напевать что-то неразборчиво и при этом выглядела как раздавленный анемон. Странный образ, если учесть что девочка добилась его сама. Не начни Мирабель трогать его на прошлом уроке, Росаль сдерживал бы себя, занимаясь с ней лишь мертвым языком и ничем иным. Но исписав остроумными замечаниями контрольную работу, Росаль понял что хочет девочку любой ценой, чем бы ему потом не грозило обладание ею, Мирабель заплачет от удовольствия в его руках.
   А если Мирабель нужен экзамен, то она получит свой блестящий экзамен, или он научит ее основам этого красивого языка в обмен на любовь. Все маленькие девочки лишаются девственности: кто-то в грязных подворотнях, кто-то на заднем сиденье с прыщавым семнадцатилеткой. Мирабель Брайт умна для своих тринадцати и поймет что приобретет гораздо больше, если пойдет на его условия. Он ей тоже нравится, может быть не так сильно, как он очарован ею, но все же он ей приятен.
  Девочка не сдалась, не подождала последующих действий- она перешла в наступление, решив что нападение самая лучшая защита. Может стратег из нее прескверный, но хитрость это не то что он ищет в женщине.
  Росаль со спокойным блаженством и легким восторгом смотрел ей вслед, думая о том, как только что переспал в церковной пристройке с ребенком тринадцати лет, получил наконец то, что хотел все эти месяцы и ничуть не мучается распроклятой совестью. Мирабель не оглядываясь махнула ему ручкой и ушла.
  Путь до дома был втрое длиннее и несоизмеримо печальней. Девочка разулась. Мокрый песок прилипал к ступням, и метелочки трав щекотали ей колени, и небо потемнело до матовой синевы и очистилось от последних туч. Мирабель мечтала чтоб дождь хлынул снова и смыл с нее то, что непременно ее выдаст- запах Росаля, незримые следы его любви на ее беспомощном теле. И было так странно и легко, и яростно на душе, ведь все случилось, и даже больше чем она ожидала. И мягко шуршали полевые цветы, и казалось будто они повторяют бесконечно ее имя "Мирабель. Мирабель. Мирабель."
  *********
  Сухая лаванда напоминала ей о детстве. В детстве мыло было лавандовым, а все щетки неизменно жесткими. Они царапали ее нежную кожу, про которую и мама и бабушка с восторгом говорили, что это просто сокровище, совсем как у русалки.
  Но и в детстве, сидя в горячей мыльной ванне Мирабель много думала о себе как об объекте какого-нибудь пристального внимания, ведь она такая красивая, о чем все вокруг шепотом говорят, и верила- что-то такое Особенное произойдет с ней. Почему? Она и сама не знала.
   А теперь о грустном- у нее пока что маленькая грудь. Не то что у Лили. Немножко болело внизу, но было что-то такое, что заставляло ее смеяться. У нее вчера было то, чего у Лили нет. И на Лили он никогда не засматривался, это уж точно. Когда красотка Лили быстро и невнятно отвечала пересказ, Росаль морщился, стараясь скрыть раздражение и обращал на нее внимания ровно столько, сколько на половицы.
   Вот только как весело заниматься индивидуально с учителем латыни в здании школы Мирабель не поведала даже лучшей подруге. Просто насочиняла что ее заставили вернуть все мелки и выучить какую-то нудятину к следующему разу. Мирабель никому никогда не рассказывала о своей странной тяге к Росалю и даже Лили ничего не заподозрила.
  На следующий день Мирабель прогуляла утреннее пение и следующую за тем латынь, соврав классному руководителю что простыла и умчалась домой так быстро, точно сам Сатана припустился вдогонку за нею. Лучшая тактика- выжидание.
  Хоть и нетерпелось ей посмотреть на лицо Росаля день спустя их индивидуального такого волнительного занятия. Ей думалось- он должен быть сконфужен и нужно было остаться на латынь, исподтишка посмотреть ему в глаза. Но это было бы именно то, что ждал Росаль, а он непременно ждет ее смущения и стыда. Она даст ему время обдумать свой грех и помучаться малость. Это хороший способ проверить его чувства, если там есть какие-то. Если и есть, то за три дня они не улетучатся. А если все что он хотел это лишь разок переспать с ней, то Мирабель придумает что-нибудь очень-очень скверное. Фактически, Росаль на крючке. Вздумай он дать задний ход или взглянуть на кого-нибудь еще, Мирабель отомстит самым банальным и самым действенным средством- шантажом, а если не поможет, то расскажет все отцу Теодору. И Лили.
  Мирабели совсем не хотелось прибегать к таким мерам. Росаль вызывал у нее нежность, а после их свидания еще большую чем прежде.
  Росаль остановил ее на лестнице лишь три дня спустя. Он полагал что девочка прячется от него из-за чувства вины и потрясения. Рано или поздно Мирабель пришла бы снова. Рано или поздно, но ждать он больше не мог. Приобняв, Росаль повел ее в темный чулан с метлами. "На минуточку."-сказал он удивленному отцу Теодору, который собрал группу Мирабели на познавательную никому ненужную экскурсию в какие-то укрепления, на коих сложили головы чьи-то примитивные, но совсем не их предки. Управился Росаль почти в четыре минуточки, в тесном, неудобном, но теплом чулане среди половых щеток и ведер сложенных пирамидкой. Мирабель повисла на нем, считая потеки на стенах и постанывая- было еще немного больно. Но Росаль ее даже не поцеловал напоследок, вероятно мстя за то что на три дня оставила его.
  Насвистывая, делая вид что ей весело просто так, а не из-за чего-то там произошедшего между ней и тихим латинистом, карабкаясь на руины, Мирабель потирала ладони, думая какую бы гадость сделать милому Росалю. Он не выносит грубостей- так будут ему грубости. Грубостей столько, сколько он за всю жизнь не получал. Хочет он любви греховной? Будет ему и любовь, пока он себе не сотрет то, что там обычно в скабрезных анекдотах стирают.
   Старенький школьный автобус остановился перед перекрестком у дома Мирабели ровно в шесть, а без десяти семь девочка постучалась в черную дверь отца Теодора. Священника в это время не было- он поддался на уговоры Лили, которая повелась на мольбы и шоколад Мирабели заманить его на долгую прогулку под любым предлогом. Вечерами Росаль обычно сидел дома, как он однажды проговорился.
  Росаль, хитрая смуглая бестия, со смиренной улыбкой открыл и заглянув через плечо девочки, закрыл за нею. Как будто не удивленный появлением Мирабели, он провел ее в то, что у скромного отца Теодора именовалось гостиной, но по мыслям Росаля таковым не являлось.
  -За тобой кто-то шел?-мягко осведомился скромный и добропорядочный преподаватель латинского языка и античной истории.
  -Толпа с дрекольем и вилами. А еще они хотят сжечь тебя за чернокнижие.-сказала Мирабель, приподнимаясь на цыпочки, гладя его щеку.
  Восторг вновь охватил ее и желание поквитаться с ним едва не пропало. В его темно-карих глазах таились та нежность и та загадка, что однажды не смогла быть разгаданной, и в сочетании с холодным готическим залом, а точнее пустующим классом напоминающий таковой, сделала в воображении Мирабели начинающуюся любовь самой привлекательной и жуткой из всех, что могли произойти здесь, в этом месте и этом времени. Куда там Лилиане с ее фантазиями о стройном и пресном тридцатилетнем священничьем мясе!
   Мирабель полюбила Росаля и отдавала себе в том отчет. Но эмоции не должны захлестывать ее, ведь дело щекотливое.
  -Что ты так смотришь?-спросил, усмехаясь, Росаль.
  Там, где гордость занесла острый меч, скромная любовь вынуждена отступить.
  Древний диван, свидетель старческих слез, банальных откровений, метафизических споров, самобичеваний отца Теодора, отнюдь не ледокровного, и не подозревал верно что однажды ему придется вынести. Мирабель толкнула ничего не ожидающего Росаля на диван и взгромоздилась сверху.
  -Ну давай. Я пришла. Чего ты ждешь, старая сука?
  Он столкнул ее на пол, хмурясь как все небо весной.
  -Похоже мне следует заняться твоим воспитанием.
  -Ты своим займись!
  -Нельзя говорить старшим бранные слова.
  -Нельзя задирать юбку тринадцатилетке!
  Он рассмеялся правоте Мирабели. Девочка встала над ним как ангел мщения.
  -Ну что, будешь сегодня еще или нет?- заявила она.
  -Мирабель, думаю нам лучше побыть отдельно друг от друга.- сказал он поднимаясь с дивана.
  Она топнула ногой.
  -Ах так?! Я тебя убью. Или пойду и скажу вот прямо сейчас директору, что ты меня изнасиловал на дополнительных занятиях и заставляешь слушаться тебя.
  -Ступай солнышко.
  Мирабель развернулась, сделала несколько шагов к двери. Росаль схватил ее за руку. Девочка ахнула, намереваясь сказать что-то. Он швырнул ее на диван.
  Мирабель изумленно молчала. Ухмыляясь, Росаль уже расстегивал ремень.
  Такое странное ехидство никому б никогда не удалось распознать под личиной строгого и скромного преподавателя латыни. Мирабель была и потрясена и вновь очарована.
   Конечно, он не хочет разоблачения, но в том, что Росаль выкрутится и из такой неприятности, теперь у нее сомнений не было. Росальская скромность скрывает росальскую хитрость. А может даже что-то похуже. Ведь значит хотел он ее, тринадцатилетнюю девчонку, и так хотел что не сдержался при первой же атаке. Если б это можно было бы списать на одноразовое влечение- Росаль одинок, и вроде бы совершенно, может и потерял голову- однако второй раз случился. А сейчас будет ойй, третий.
  Росаль потрепал ее по щеке. Да, девочка растеряна и имеет право на ясность. Но Мирабель совершенно не понимает, что такие угрозы не приведут ни к чему хорошему. Надо бы дать ей понять, что мистер Росаль, ставящий ей неуды за безалаберную учебу, хоть и живет со своей ленивой ученицей, но совсем не мебель.
  -Так нравятся наши встречи? Тогда тебе придется уважать меня.
  -А я тебя сильно люблю, старая ты сука.-прошипела она, вцепляясь ногтями ему в руку.-Так, что хожу и учу, и люблю эту мертвую никому не нужную хреновину.
  Росаль вздохнул- против таких слов ничего не скажешь- и сдался страсти.
   Самое искреннее, самое грубое признание. Мирабель отправилась на кухню, нашла аптечку и обработала его мелкие раны- следы ее разрушительной любви. Росаль умиротворенно позволял делать с ним все, что заблагорассудится и девочка попеняла ему на неласковость. Извинения были подкреплены действиями и видя как взгляд Росаля теплеет с каждой минутой, Мирабель поняла что агрессия в этом случае совсем не эффективное средство управления им.
   В восемь минут девятого расслабленная Мирабель тихонько выскользнула из дома отца Теодора, унося на губах прохладный сладкий вкус губ самого любимого учителя. Все удалось как и хотелось. Осталось только ждать.
  На следующую их встречу, а она случилась двумя днями позднее, Мирабель очень мягко отказала ему не придумав подходящей причины, надеясь посмотреть что же выйдет теперь. Скривившись, Росаль развернул ее к окну, поставил на колени и заставил читать вслух и отчетливо "Отче наш" сорок раз и не шевелиться. Пол был шершавым и у Мирабели заныли колени. Где-то на двадцать пятом разе она прекратила, встала и ударила его по лицу. Росаль, нисколько не беспокоясь, видно ли с улицы, взял ее быстро и грубо, на подоконнике под витражом святой Сесилии. Он мог бы показаться и дьяволом. Потом от подоконника горел зад и девочка решила отомстить пылкому любовнику, беспардонно выставившему ее за дверь как только все кончилось.
   Жестокая месть свершилась на следующий день- дождавшись пока все покинут класс, Мирабель захлопнула дверь и заломив ему руки опрокинула на стол. Все бы и не сработало- Росаль был гораздо крепче, но фактор неожиданности оказался великой силой. Наговорив ему столько непристойных гадостей, сколько знала Лили, ее скверная мамаша и две тетушки, вылизав ему оба уха, Мирабель умчалась домой. По дороге она сгибалась от хохота, останавливаясь, думая что умрет в корчах прямо там, на сухом поле, где вяли пахнущие разрезаными персиками некрасивые васильки и облетали серенькие дикие маки. Месть свершилась и первую сладость она уже испытала. Остается подождать его ответных действий.
  Мирабель не замечала, что бежала из школы как будто за ней гналась сама Дикая Охота, останавливалась, прижимая руку к бьющемуся больно-больно и громко-громко сердцу, потом убыстряла шаг, вспоминала недоуменное лицо Росаля и истерически хохотала. Пусть теперь, как те прыщавые старшеклассники в туалетах, управляется рукой. Солнце вычертило первые сумеречные круги в полях, заставляя Мирабель сомневаться в своей человеческой сущности. Скорей всего ее вновь обуяли демоны, демоны преследующие каждую зеленоглазую девочку.
  *********
  -Я пришел поговорить с вами о серьезных проблемах вашей внучки.-услышала Мирабель и усмехнулась. Так-так. Засвербило у Авеля Росаля и он прискакал к ней домой, не в силах дождаться когда его обожаемая Мирабель соизволит прийти сама. День был теплый, воскресный.
  -Она спит. Устала после занятий. Я ее сейчас разбужу.
  -Нет-нет. Не надо.
  -Я не сплю!- крикнула Мирабель, сбегая по лестнице и стуча каблучками домашних тапочек.
  Росаль обернулся. Лицо его было странно и экзотично и спокойно как то, что Мирабель видела на картинках в книжках "ритуальные маски востока". Она едва не задохнулась от восторга. Бог далекого грома пожаловал к ней.
  -Твой учитель жалуется, что ты недостаточно прилежна.-сказала бабушка.
  "О да.-мысленно ответила Мирабель.-Избегаю все его назначенные свидания." Прошло ровно два дня, как она пошутила. И притворившись простуженной прогуляла учебу. Нужных книг у нее было предостаточно. Она читала их, закрывая учебником геометрии.
  -Надо быть чуточку старательней, Мирабель.- это вступил Росаль.
  -Спасибо. Обязательно буду стараться.- сказала она и театрально поклонившись, глянула на него через бабушкино плечо, так искушающе, так дерзко. Она полдня красилась, тренировалась в гримасах, подражая фотомоделям со страниц найденных где-то журналов о моде, но устав кривляться задремала, забыла умыться и спустилась какой есть.
   "Маленькая ведьмочка."-подумал Росаль с умилением.
  "Что ж. Поиграем."-подумала Мирабель, сжимая кулаки.
  Она была в восторге от его характера. Очень милый и добрый, с ней он становился то одержимым, то циничным. А ведь Мирабель еще не изучила всей росальской сущности. Вот сейчас сидит здесь, явно прикидывая куда бы отвести и как бы уложить. Сидит расслабленно, по-хозяйски, точно пришел за своей собственностью.
   "Забыла свое место, Мирабель?"- в росалевых глазах так и читается. И мурашки по коже начинают ползти. Словно бы он тоже понимает, что один из ликов любви- насилие.
  Никакого другого ей не надо.
  -Я оставлю вас.-сказала бабушка.
  "Оставь-оставь. Вот будет интересно."- подумала Мирабель, плюхнулась в освободившееся кресло, положила ногу на ногу и показала ей в спину язык. Росаль фыркнул от смеха. Бабушка ушла, оставив самого порядочного и скромного, как все в округе говорили, человека с дорогой шаловливой внучкой.
  -Ты пришел поцеловать меня в моей розовой кроватке?-спросила девочка тихо-претихо.
  -Но ты же не любишь розовый цвет.
  -Значит ты не отрицаешь, что сексуальная неудовлетворенность заставила тебя прибежать к своей самой ленивой и бездарной ученице, дабы с риском осуществить маленькое деликатное дельце.
  -Отрицаю.
  -Виновен.-она подняла правый указательный палец и ткнула его в сердце Росаля. Он рассмеялся.
  -Если только любовью к тебе.
  Он положил руку ей на лицо, а другой гладил бедро. Мирабель зажмурилась. Потом губы его коснутся ее ключиц. Так предсказуемо.
  Пальцы Росаля наматывали мягкие пряди, иногда он тянул, как будто нарочно делая ей больно. Левая рука продолжила движение. Выше. Еще выше. Заползла под юбочку.
  -Оставь, ты старое дерево.- с закрытыми глазами прошептала Мирабель. Дрожа от удовольствия, она захотела вдруг сбросить маску равнодушия.
  Росаль опять начал показывать кто тут хозяин и ей это очень нравилось.
  Ей нужен был Росаль хотя бы сердитый, рассвирепевший, мрачный до чертиков из-за ее выходок, но уж никак не равнодушный. Может быть это игра с огнем, а может с огнем играет он.
  -Скажите ей, бесстыднице этакой, что в ее возрасте так краситься...-донеслось сверху.
  -...здорово и весело.- закончила за бабушку Мирабель.-А теперь пойдем. Пойдем.
  Она протянула ему руку. Росаль не взял.
  -Пойдем ко мне в комнату.
  -Ты точно с ума сошла. А если увидят?- сказал он, указывая глазами наверх.
  -Кто? Убираться приходят по четвергам и средам, а бабушка пошла себе храпеть. Если я закрою щеколду и никто не издаст ни звука, то ты обнимешь меня крепко-крепко и ни одна живая душа об этом не узнает.
  Когда Росаль вставал, случайно покосившись на дверь, Мирабель вдруг осенило. Он пришел только подразнить ее и намеревается уйти, хорошенько возбудив напоследок. Что ж, осуществить задуманное милому латинисту не удастся.
  Мирабель запустила руку ему в штаны лаская среди жестких лобковых волос. Согласно умным медицинским книжкам каких она позавчера нагребла в школьной библиотеке, в некоторые моменты у особей мужского пола кровь отливает от мозгов в место метром ниже. Касательно Росаля Мирабель в том полностью уверена не была. Но судя по тому как он начал хмуриться, коварный план его действительно трещит по швам.
  К счастью лестница недалеко. Главное не выпустить из рук Росаля. Остальное само пойдет как по маслу.
  -Пойдем ко мне. Смелее.- она поманила его и устремилась к лестнице. Росальский карась вот-вот заглотит наживку. Если этого не случится, то она может махнуть ему ручкой- крайняя мера.
   Он потоптался и пошел на ее зов, подстегиваемый теми чертенятами, коих вокруг него всегда было довольно. Мирабель облегченно выдохнула и присела на четвертую ступеньку. Росаль стоял двумя ступеньками ниже, не спуская с нее хитрых черных глаз.
  -Здесь скрипяаааат.-сказала она, другой рукой крепко обхватив талию Росаля.
  Это напоминало забавную игру. Это и было по сути забавной игрой. За которую он мог попасть в тюрьму лет на десять, а ее могли спрятать от него далеко-далеко. Что случается с любителями детишек Росаль иногда слышал по радио. Любовь- довод хороший, правда сработал бы, будь его Мирабели семнадцать или восемнадцать. Последнюю неделю Росаль все чаще колебался между страхом и страстью, но понимал что отступить уже не может и каждую свободную минуту вспоминал свою девочку.
  Какие же проклятые черти повели его к дому Мирабели?
  -Я не был уверен, что ты ждала меня сегодня.
  -Обычно я не жду никого. Но я рада тебе сегодня.
  По лестнице они прошли успешно. Книги по психологии говорят что тринадцатилетний ребенок плохо ориентируясь в мире взрослых, начиная примерять на себя все больше социальных ролей, подвержен сильному влиянию наставников. Пубертатный период протекает неизмеримо проще и безболезненней если рядом чуткие мать и отец. Очевидно Мирабель подыскала себе замену отцу и матери в лице более взрослого любовника. Но девочка очень хорошо соображает и вряд ли тут замешано еще что-то кроме гормонов. Росаль любил ее, но подозревал некоторый расчет со стороны маленькой вредной подружки- никто не может любить так же ровно, так же сильно как другой человек.
  Он поделился частью своих логических рассуждений с Мирабелью и та заявила что любовь нельзя измерить ни стаканами, ни граммами, ни ложками. Все, кто придумали оценивать чувство, по мнению Мирабели должны гореть в Аду. О своем горении в Аду за грех внебрачного сожительства она размышлять не начала.
  Но все пока складывалось неплохо.
  Мирабель провела его по коридору и закрыла замок. Росаль быстро разделся и юркнул в еще теплую бледно-лиловую постель.
  -Вот. Не розовая.- сказала Мирабель, скидывая тапки и танцуя. Она дала пинка ярко-рыжему как апельсин плюшевому медвежонку. Задвинула одну занавеску, и завернувшись в другую начала танцевать что-то дурацкое и домашняя одежда спала с нее как лепестки с увядающей розы.
  -Иди ко мне крошка.-поманил Росаль и Мирабель коснулась щекой его щеки.
  -Ты иногда такой сухой и жесткий, как старое дерево.-это была одна из тысячи ее гадостей, на которую нельзя было обижаться.-Такое старое дерево, помоченное дождями и побитое ветром. Солнце тебя ласкало, бедное дерево...
  -Заткнись!- прорычал он и втащил Мирабель в кровать. Она пискнула.
  Они засмеялись.
  Нет, зря он так волновался. Глаза Мирабели мутнеют от желания.
  -Тише. Бабушка услышит.-прошептала она.
  Но это была ложная тревога.
   Потом она слезла с него и протянула руку к полочке. Маленькое блюдце темно-шоколадных ракушек .
  -Я так люблю зефир в шоколаде.-сказала Мирабель, смеясь чему-то.-Не, на самом деле я его не так сильно люблю. Потому что завтра буду его нелюбить. Не знаю почему так бывает. Но так бывает со всем, что я люблю. Изучаю все, что мне нравится, добираюсь до сути и убираю как бесполезный хлам.
  Был ли это намек, Росаль не знал. Счастье его было полным- такое короткое, такое опасное счастье.
  -Я не большой любитель сладкого, девочка моя.
  -Ну хоть кусочек за меня.-сказала она, кладя ему в рот тающую ракушку. Росаль тихо засмеялся, прикрыв рот ладонью.
   -Ты мой сладкий.-шептала Мирабель.-Мой нежный.
  Глаза ее стали двумя водоемами.
  -Что случилось?
  -Я вот подумаю, что пока я вырасту, ты забудешь меня.
  -Или нас поймают. Меня посадят.-сказал он, гладя ее спину.
  -Лучше пусть нас никогда не поймают. Оставайся со мной на ночь.
  -Ну тогда-то наверняка поймают.
  -Но ты же никому не сказал, куда идешь?
  -Ни единой душе.
  -Значит оставайся.
  Росаль нащупал одежду. Соблазнительная идея- заночевать у его любимой девочки, но слишком рискованная. Вряд ли он проснется до того, как городок разбудит солнце. Теодор хотя бы его не выдаст, ведь он уже догадался с кем из местных красоток спит его троюродный брат, максимум опять побурчит пару часов о блуде и Геенне Огненной, на которую Росалю наплевать- он колеблется между атеизмом и кармическими грехами.
  Мирабель проводила его до двери.
  -Ты изначально порочный. Помни об этом.
  -Да ну?
  -А я нервная фантазерка, решившая сломать серьезную границу.
  Он понял, что она говорила о возрасте. Росаля это удивило- ему казалось, что Мирабель наслаждается этим фактом, ведь большинство ее ругательств намекали именно на это. Росаль думал, что ни одна женщина в его жизни не прозывала его старой стервой или рассохшимся черешневым деревом. Кое-что из арсенала ее прозвищ было действительно оскорбительным, а кое-что даже милым. Он решил пропускать мимо ушей колкости Мирабели, ведь они ничего сколько-нибудь серьезного не значили.
  -Жалеешь?
  -Только когда ты ночуешь где-то там.
  -Но ты знаешь где.
  -Сегодня знаю. А узнаю еще что-то...-она многозначительно ухмыльнулась и сдавила его запястье.
  -Ух ты. Да ты ревнивая.- восхитился Росаль. Это прибавит огоньку в их адский костер.
  Мирабель поцеловала его в щеку. По детски. Так благодарят за рождественские подарки.
  -Не скрываю. Просто я наверно...
  -Любишь все же?
  -Нет. Меня в тебе что-то зацепило. Вероятно твоя безнравственность.
  -Мирабель, ах...
  -Не перебивай. Не смотри ты на меня во все глаза, я бы ничего и не заметила. Хотя я не была до конца уверена в тебе.
  -Ты боялась быть высмеянной?- догадался он.
  -Да брось, у тебя же ласковое сердце.
  -Временами.-ответил Росаль.
  -А когда интересно оно не ласковое?
  -Когда ты стискиваешь мой член, пытаясь угрожать мне.
  -Просто ты только об этом и думаешь все время.
  -Но ты так красива, Мирабель. Как можно думать о чем-то кроме тебя?
  -Если ты врешь, то я расправлюсь с тобой жестоко.- сказала девочка.
  -Как именно?
  -Не знаю. Но жестоко. Ты будешь несчастен до конца своих дней.
  -Хорошо. Договорились.-рассмеялся Росаль, гладя волосы Мирабели.-Теперь, душа моя, отпусти пожалуйста мой член. Все равно ты ничего не добьешься, а мне пора.
  -Мне просто тобой не нажраться. Пробую твою слюну и ощущение на следующий день такое, что я помню ее вкус. И мне неспокойно ночью без твоего тела. А иногда от восторга закричать хочется. Ну просто когда вижу как ты идешь по церковному двору. Хмуришься. Или пишешь что-то. И если не поднимаешь голову, не улыбаешься мне, то я чувствую себя больной и забытой.
  Это было искреннее признание в любви, то самое что он ждал со дня их первой близости. Ждал и дождался.
  -Представляешь Мирабель- тоже самое. Не стой на ветру.
  Росаль шел домой, оглядываясь на мягкий желтый огонек в темноте. Он знал что Мирабель будет долго стоять на пороге вглядываясь вдаль, из-за этого скорей всего простудится, ведь она никогда никого не слушается.
  *********
   Вечером он обычно что-то интересное рассказывал и Мирабель урчала от удовольствия, слушая как меняется тембр его голоса, как изгибаются в различных улыбках его ровные губы и как он прикрывает темные глаза. Она знала что он вспоминал об их ласках на уроках- сам как-то проговорился.
  У него было мало для нее ласковых слов, но гладил он ее везде, где ему хотелось, а пальцы росальские были шаловливей пальчиков римской матроны.
  Они начали хитрить, страдая друг без друга все сильней. Во время урока, а их у шестого класса осталось очень мало, Росаль подходил к ней и как бы невзначай опускал руку ей на плечо. Мирабель сидела позади. Он делал вид что наблюдает за учениками, лаская свою тайную подружку, разгоняя ее горячую кровь.
  Она иногда хватала Росаля за руку, водящую по строчкам ее книги и пока все, увлеченные списыванием, болтовней и своими делами не видели что происходит позади, быстро-быстро сосала ему пальцы.
  Они громко беседовали о ее успеваемости за закрытыми дверьми. Во время этих бесед она сидела перед ним на корточках, пьянея от многозначительной ухмылки любимого учителя. Ее хвостик он держал в руках, точно поводок собачки. Когда он не очень сильно сердился, то кусал ее в шею и это было щекотно и приятно. Он провоцировал и себя- и Мирабель ничуть не пугалась.
  Если Росаль был не в духе, то сажал к себе на колени, спиной и читал занудные лекции по воспитанию трудных подростков, из коих следовало что она его божеское наказание и самый трудный подросток из всех встреченных им. Мирабель изгибалась, пытаясь обнять его, но Росаль был в такие минуты неумолим и не давал ей поворачиваться.
   Мирабель называла его "мое божество", надеясь заполучить прощение, он иногда подписывал ей на листочках контрольной их обговоренным шифром "я тебя люблю" и "моя маленькая девочка". Девочка сердилась, если он забывал признаваться ей в любви и начинала мстить. Фантазия Мирабели была неистощимой, а действия непредсказуемы. Только одно сдерживало ее: Росаль проявлял некоторую жесткость, иногда некоторую жестокость и девочка становилась шелковой как будто только того и ждала.
  Когда они занимались любовью на его кафедре, Мирабель, придавленная большим телом, вцеплялась в его темно-каштановые жесткие волосы. Чтобы она не стонала слишком громко, он давал ей прикусывать свои пальцы. Иногда, когда он был совсем не в настроении, он быстро и бесцеремонно брал ее сзади, не расточаясь на комплименты и нежные слова и выставлял за дверь.
   Мирабель за такое угрожала расцарапать ему лицо, но они оба знали, что дальше угроз не пойдет. Она обожала Росаля, стараясь по-своему, совсем по-детски защитить от дождя и пылинок, от чего-то невидимого, ясного только ей самой.
   А когда девочка не хотела чтоб он уходил, то садилась на корточки и держала Росаля за руки, делая вид что сейчас завизжит.
  Однажды, в коридоре, секретарь директора заметил их. Мирабель опустилась на колени и держа руку Росаля тихонько чертыхалась. Он вовремя заметил опасность:
  -Мисс Брайт отпустите меня! Я вам не поставлю "удовлетворительно" просто так!- c наигранным смехом громко сказал Росаль. Секретарь, простодушный мужчина к пятидесяти, кивнул ему.
  -Дети совсем распустились, мистер Росаль.- сказал он.
  -Эта вот нахалка похоже и самая большая лентяйка решила попортить мне нервы. Встаньте, мисс Брайт. Как вам не стыдно? Перед вами двое взрослых людей.
  Мирабель надулась.
  -Скучна ваша латынь.-сказала она, отцепляясь от Росаля и уходя, обернувшись обиженно, пока не видел секретарь, высунула язык.
  -Не обижайтесь на нее, Авель. У бедного ребенка родители очень далеко. Ее воспитывает одна бабушка.
  -Да нет, ничуть не обижен.-Росаль наклонился к секретарю и зашептал доверительно.-Как учителю, мне интересны все питомцы. Каждый наш ребенок- жемчужина, самая дорогая.
  -А вы любите детей.-улыбнувшись сказал секретарь.-Странно, но все говорили, что вы чересчур строги с учениками.
  -Иногда строгость- лучшая тактика в формировании полноценной личности. Особенно если эта личность- такая гремучая смесь как Мирабель Брайт.
  -Не все наши дети, конечно, обладают ровным характером. Мирабель Брайт все-таки не ваш любимец Марк Леве.
  Росаль опустил голову, словно бы пряча улыбку. Марк Леве, его ученик, некогда самый отстающий в своем классе недавно ошеломил весь город- сдал все экзамены на отлично, не забыв упомянуть помощь Росаля.
  -Что вы, в этом преимущественно ваша заслуга. Вам стоит гордиться.
  -Гордость- признак глупости. Хотя мне приятно, не скрою.
  -Тогда немножко отойдите от своих принципов и поставьте этому ребенку "удовлетворительно" независимо от ее успехов в вашей дисциплине. Мирабель Брайт очень способная ученица.
  -Если вы просите, то конечно. Да. Вот только надеюсь после этого никто больше не станет хватать меня за руки, точно статую бога в античном храме, умоляя поставить "хорошо" за просто так. Это, право слово, достаточно дико.
  -Мы постараемся изменить школьные правила.
  -Я на вас рассчитываю. А то так дойдет до панибратства, я все-таки учитель.
  Секретарь щебетал что-то о достоинствах класса, где было феноменальное количество талантливых и умных двоечников, и о тех способностях самой Мирабели Брайт, коими Росаль совершенно не интересовался. "Удовлетворительно.- думал он с усмешечкой.-Мирабель сегодня вечером придется заслужить свое удовлетворительно и это будет непросто."
  *********
   "Как можно было считать ее ангелом?"-думал Росаль, и умилялся своему маленькому чертенку.
   Чертенок любил его нежно, дерзко, рисковал всем. Чертенок хотел быть с ним вопреки всему и как можно дольше: однажды темным вечером Мирабель влезла к нему в комнату и он принял решение задать ей серьезную взбучку. Но тут в дверь постучал Теодор, встревоженно спрашивая не случилось ли чего с ним. Росаль ответил что все хорошо и Теодор потоптавшись у двери сбежал вниз. Мирабель хихикала, зная секрет- Лили похвасталась, что прошлым утром соблазнила наконец симпатичного священнослужителя. Скорей всего Теодор тоже скрывал кого-то внизу. Мирабель осталась до утра.
  Она даже умудрилась заснуть, положив голову ему на живот.
  Дождь, вполне обычное явление, казался Мирабели знаком к чему-то в близком будущем, чему-то очень неожиданному и непременно хорошему. Так она размышляла, по-обыкновению сидя на подоконнике своей маленькой, из бывшей бабушкиной гардеробной, гостиной. А за окном то лило как из-под крана, то противно моросило. Хотя такая осень всегда была по душе маленькой осенней Мирабели. Росаль, ее единственный влюбленный Росаль с улыбкой как огонь камина, с глазами оттенка яда на распотрошенном фильтре, был, несомненно существом студеной зимы. Он не любил другой погоды кроме ясного снежного дня, о чем говорил, и дурнел сам.
  Деревья склонялись все ниже и ниже- тощие и голые, это те деревья, которые не чувствуют в себе силы противостоять непогоде, тянуться ввысь, в самые заоблачные стальные и синие небеса, но Росаль определенно не из той, ни из другой породы деревьев. Он похоже никогда не испытывает смущения, неловкости и стыда. Он более спокоен, чем та самая черешня, какой Мирабель его то и дело именует. Любя, конечно же. Разорванные нервы это любовь, затаенная истерика это тоже любовь. И никто не виноват, что она более эмоциональна, чем рискующий всем ради этой любви Росаль.
  Росаль не разменивается на эмоции, так что в будущем его нечем будет упрекнуть, если...если случится то, о чем ей даже страшно предположить.
  Мягкое росальское тепло неплохо для поддержания нужной температуры чувств. Только в редкие моменты расслабленности он позволяет себе послать к черту образ сдержанного взрослого, коим так любит прикрываться, защищаясь от колкостей Мирабели.
  "Грех-то какой!" -вымолвил он однажды, рассматривая изученное вдоль и поперек и от этого не менее интересное бедро "своей дорогой девочки". Но ведь, зараза такая, он большим грехом эти отношения не считает. Совесть росальская спит сладко, а иначе не случалось бы этих недолгих нескромных встреч.
  Да, Росаль страшно рискует. Но по сути рискует-то больше Мирабель. Если уж так поразмыслить, любая встреча может стать последней. Сердце Мирабели разорвется без него. Маловероятно, что оставаясь безнаказанным, сдержанный латинист устроит интрижку с кем-то из местных малолеток. Он не извращенец. Ему просто не хватило терпения дождаться взросления Мирабели. А ей бы не помешала романтика и долгие ухаживания. Вряд ли Росаль найдет себе кого-то здесь. Но в городе...
  Осень подхожит к концу. Декабрь не за теми верхушками тополей, что качают облезлыми головами и хранят росальскую тайну, тысячи росальских тайн и шепчут "Прощай. Спокойной ночи." убегающей из дома священника Мирабели.
  Почему он никогда не говорит о будущем? Она знает, что он скажет- их могут поймать, разделить. В любой день, в любую минуту. Людская молва совсем не ненастье. От ливня, града, ветра можно укрыться. От зависти и глупости людской- нет.
  Как невозможно было скрыться весной от зорких росальских глаз, взявших ее, скромную и наглую, на прицел.
  Как же мало знает она Росаля. Он так забавно зевает украдкой, устав или слушая дурацкие ответы ее одноклассников. Становится то вялым, то жестким, перед тем как унести ее на кровать в доме священника, выдержавшую все старую кровать конца прошлого века. Кто бы из его коллег мог представить, какой разврат учиняет там обычно хладнокровно бродящий по коридорам школы тихий латинист. Его взгляд способен довести любого тупого школяра до мелкой дрожи, кроме нее, "дорогой девочки". А его руки никогда не холодеют. Всегда теплые и сухие- всегда. Мирабель проверяла. Волнение Росаля выдают лишь губы. Он тихонько облизывает их горячим языком и говорит что-то остроумное и краткое и как всегда в цель. Тем самым нежным языком, что ласкает в одиннадцатом часу свою девочку. Свою девочку, как бы цинично это не звучало, не будь Росаль Росалем.
  "Росаль!
  Росаль, о зачем же ты Росаль!
  Покинь латынь и отрекись навеки..."-отшутился он позавчера.
  Сдается, что эта любовная горячка стала хронической. И все эти жадные движения несут какой-то смысл. Во всем есть смысл- Мирабель знает. Даже в сорванной веточке неплодящей сливы есть смысл. Не цветущей, а усохшей Мирабели, пусть он и говорит, что ее неукротимая энергия заряжает его, слива все равно суха.
   "Какая глупость, детка."-так скажет Росаль, рискни она поведать о своей вечерней меланхолии. Никто-никто в целом мире, тем более самый умный из тысячи тысяч человеков, Росаль, не способен объяснить, почему Мирабель любит его ухмылку едва ли не больше его члена и почему ей нужно два-три раза перекреститься прежде, чем пойти на его голос.
  Росальская лиственница у западного окна дома Теодора знает о них двоих больше, чем они сами. Мирабельская слива шуршит на злом ветру, гнется, скрипя от боли, зовет своих родителей. Кажется, слива приехала из их родного города. Она маленькая и по словам отца Теодора должна приносить совсем маленькие желтые плоды. Двое заботятся о ней, пересадили в солнечное местечко в августе и лелеют ее. Смешно бы, но это действительно единственное осязаемое общее, что у них есть. Кроме его семени на ее бедрах по вторникам около половины одиннадцатого. Смешно бы. Но не смешно.
   Мирабель зевнула. Восемь часов вечера. Спать рано, потом ночью не заснешь, а завтра понедельник.
  ********
   Росаль заболел. Сквернодушием- придирается ко всем по поводу и без, как если б у него были месячные. Позавчера довел ее до слез, назвав прямо на уроке тупой. У Росаля хандра не от осени, а от нее. Вот только ничего-ничего он ей не говорит. А от этого замечания половина класса вздрогнула. Раньше Мирабели совсем не существовало, а тут, после контрольной, которую противный латинист отчего-то неожиданно устроил им, попало даже пустому месту. Попало бы еще и стулу мимо которого едва не сел мистер Росаль, но это совсем из ряда вон. Просто он быстро проверил их листочки, громко поиздевался над каждой ошибкой как мог, и раздал. А Мирабель с Лилианой в эти жуткие минуты заболтались и много интересного о себе узнали. И Росаль даже не извинился после. А ведь у него было целых десять секунд после того, как большая часть ее одноклассников скрылась за дверьми. Мирабель снова зевнула. Каждый темперамент по-разному выражает свою скуку.
  *********
  Девочка с волосами цвета рассеянных солнечных лучей, цвета тусклой листвы, цвета старой осени сидела около низенького столика, на вытертом сине-красном ковре, подогнув под себя длинные тонкие ноги. За окном, на улице гуляли редкие бездельники, а в далеких домиках горел оранжевый электрический свет. Зима едва наступила, как убила все светлые надежды.
  Росаль наклонился, обнимая Мирабель, но она лишь недовольно покачала растрепанной головой.
  -Ты знаешь, что похожа на леди Годиву?
  Мирабель засопела, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя, но к ее досаде так и не смогла вспомнить.
  Как-то она попеняла Росалю на то, что он никогда не обнимает ее, а ведь это необходимо, чтоб часто обнимали. Очень нужно. Просто так обнять- это несложно. И сразу становится легче, зная, что вот ты для кого-то есть и тебя любят. Росаль хмыкнув, сказал:"Ну я же не женщина. Не догадался", однако на заметку взял. Правда с того разговора Мирабель то и дело вырывалась из его объятий, шипела тихонько что он ей мешает заниматься своими неожиданными нежностями. Росаль удивлялся бы, но это же Мирабель. А Мирабель- его. Коль взял, то терпи и обращайся деликатно, не смотри ни на какие причуды и не удивляйся ничему.
  -Прекрасная как утро и добрая как ангел, леди Годива была женой одного средневекового лорда. Он был жадным и жестоким. Облагал жителей такими налогами, что его добродетельная супруга всегда просила снизить их. На попытки жены образумиться он только смеялся. Но как-то он не выдержал упреков и поставил ей невыполнимое, как он полагал, условие: он уменьшит поборы, только прекрасная дама должна сначала проехать обнаженной по городу. Зная скромность своей леди, он был уверен в том, что она отступит и прекратит наконец докучать ему мольбами. Но Годива все-таки поехала через весь город, обнаженная, верхом на лошади и ее длинные золотистые волосы прикрывали ее наготу. А волосы у нее были как у тебя, девочка моя. Изумленный муж сдержал слово.
  -Чепуха!- сказала Мирабель.-Такая страшная чепуха. Ни одна женщина, даже самая красивая не станет ездить голой по городу чтоб уменьшить какие-то налоги.
  -Почему?-удивился Росаль.-Это был подвиг.
  -Потому.-Мирабель наконец повернула к нему бледное-бледное без единой кровиночки лицо. Под ее светлыми глазами пролегали синие тени. Мирабель невысыпалась.-Что эта дамочка, как ты уже упомянул, была замужем.
  -Значит замужним женщинам непристало разъезжать по городу в чем мать родила?-улыбаясь спросил Росаль.
  -Если эта леди Годива все-таки сделала такую глупость, то дома ее должен был ждать не изумленный муж, а разъяренный.
  -А если женщина не замужем?-продолжал Росаль. Настроение у него поднялось, когда он пересказывал ей легенду. Он представил свою Мирабель, подросшую и прелестную, полностью обнаженной, прикрытой лишь волосами. Глаза наверняка станут еще больше и светлее, грудь увеличится и появится та томно-мечтательная улыбка всех пятнадцатилетних, улыбка, скрывающая первую любовную тайну.
  -Ну тогда на кой черт ей оголяться у всех навиду? Ради какой-то мимолетной славы? Ради мелочного желания вписать себя в историю? Ради кучи каких-то чужих людей? Это неоправданная глупость. Допустим, у нее есть семья, которую нужно кормить. Тогда она может зарабатывать своим телом, и никто не должен ее упрекать в том. А если у нее нет семьи, то она просто гулящая.
  -Никогда б не подумал, что ты скажешь такое, Мирабель.
  -Ты романтичный осел, Росаль. Ты давно отцвел. А я просто идиотка.
  Мирабель оттолкнула его, так яростно, словно бы Росаль зацепил в ней что-то особенно горькое, вспорол засохшую язву. Встала. Глаза ее полыхали зеленым, каким-то ядовитым светом, и было понятно, что Мирабель рассердилась. Впрочем, сердилась она в последний месяц очень часто.
  -И, самое обидное, что ты сам считаешь меня нетяжелого поведения. Я-то понимаю, ты имеешь право на такие мысли- живу тайно с каким-то блуднем, рискуя навлечь на себя общественное порицание.
  -Я всего лишь рассказал тебе легенду о храброй женщине, девочка моя. Что тебя так обидело?
  -Ты не имеешь права делать таких выводов, исходя из одних только постоянных случек, чертово сухое дерево. И вот еще, называть меня "девочка моя" ты тоже не должен, потому что это бесстыдно. Я ухожу.-Мирабель поискала глазами пальто и шарфик, накинула и выбежала на улицу.
  Росаль, недавно заметивший за собой такие интересные новые черты как уступчивость и склонность прощать ей незначительные грубости, не стал догонять подружку. Плохое настроение у нее пройдет, ведь Мирабель волнуется- по городку пробежали какие-то слухи, их видели вдвоем, гуляющих за руку на озере. А на носу экзамены. Им пришлось прекратить индивидуальные занятия, что ее огорчало, но Мирабель ни словом не обмолвилась о тех слухах, дабы не расстраивать его- Росаль узнал о том от Теодора. Девочка боялась за него, боялась за их отношения и стоически жертвовала каждой минутой, проведенной вместе. Тайком она плакала, может быть чаще и не подозревала, как грустно ему без ее мягких ладоней, без ее нежного голоска. Росаль не должен быть уязвимым- она может его потерять, вот потому так все. Мирабель привыкла видеть своего дорогого каждый день, хоть пару минут, о чем не говорила, не писала, но это было очевидно.
  *********
  Ночи такие невозможно темные. Как на родине у мамы.
  Вот, вспомнилось как он, мальчишка четырнадцати лет, крадется по двору, цепляясь за виноградные лозы. На веранде выставлены на просушку оранжевые и красные зонтики, через которые Авель периодически спотыкается. Мама спит чутко и плохо. У нее болит голова с тех пор как дядя уехал на службу. И не звучит в старом доме пыльное пианино, лишь по ночам, когда рыжеватая луна выглядывает сквозь виноградные листья, освещая утомленную дневным зноем землю, слышна хрупкая музыка ветра на веранде. Авель, примерный средний ребенок, крадется домой из сельского клуба, одурманенный сладким вином, грезящий податливым женским телом. Младшая сестренка отпирает на ночь ворота и никогда ни под каким нажимом не рассказывает, где болтался до второго часа ее дорогой брат. Утром такое пекло, что глаза открываются сами, хоть сон его краток. Краток и ярок- мучимый желанием, кошмаром, Авель видит во сне молодую женщину с благоухающими августовским солнцем волосами, с кожей нежной белой и розовой как молоко и лепестки. Лицо ее укрыто алым атласом покрывала, манящего своим холодом, но Авель откуда-то знает, что глаза ее голубы как топазы, серы как первый лед на январских окнах и зелены как рассеянные травинки в его странных букетах. В их краях нет таких женщин- может быть он видел какую-то фею на неприличных календарях кузена, или в альбоме мнительного мальчугана Теодора, коему все пророчат черную сутану, который живет через три дома и сам верит в свое назначение, хоть и подглядывает в щелку бани за моющимися сестрами.
  В тех снах женщина лежит на спине, отвернув лицо и положив под шею маленькую руку. Он никогда не может приблизиться к ней. Он любуется ею и жаждет ее, неземную мечту. И просыпается в жарком поту, боясь, что во сне шептал что-то. А когда полуденная жара становится невыносимой и все забираются дремать в прохладном погребе, Авель залезает под колючий плед и представляет, что делает с этой неведомой женщиной.
  Росаль забыл об этих снах давно, но прошлой зимой вспомнил. Он сидел, скучая без дела, бегая глазами по стенам, и вдруг увидел человечка, крадущегося по коридору. Человечек останавливался, оглядываясь, ища что-то на полу и выглядел весьма расстроенным. Это была прехорошенькая девочка-подросток с лучистыми глазами цвета рассветного неба, ясной зелени и самого серого льда. И Росаль понял, что сюда его привела Судьба.
   Росаль встрепенулся. Шорох на втором этаже прозвучал посреди тишины так неожиданно. В дом залезли воры? Если и так, то кто-то не из местных, ведь вся шпана знала что у священника брать нечего. Росаль нашел кочергу. Взмахнул своим оружием и прислушался. Шумели. Шум доносился из его комнаты. Час от часу не легче.
  Сейчас предстояло пройти по скрипучей лестнице, преодолеть восемь ступенек и не издать ни звука. Вора нужно не спугнуть. Поймать и обезвредить. С этим он справится. Росаль прошел наверх, подкрался к двери, резко открыл и выронил кочергу.
  Мирабель стояла у маленькой печки, две распущенные косы струились по спине как спиральные змейки. Мирабель замерзла не на шутку- в сером пальто и домашнем зеленом халатике снова пробралась в его комнату и спряталась за кроватью, а когда поняла, что отец Теодор опять не ночует дома, решилась вылезти и уронила напольную деревянную вазу в виде гарцующей антилопы. Сюрприз его испугал.
  -Ты как сюда попала? Окно вскрыла?- спросил Росаль.
  -Пролезла по чердачной лестнице.- хихикнув в ладошку сказала девочка.
  -Сумасшедшая.
  -Ты же меня не выгонишь.- ответила Мирабель.
  Они провели веселую ночь. Незабываемую ночь.
  Ей было уже четырнадцать. Возраст опасный, предполагал Росаль. Стареть еще рановато, а взрослеть, так его девочка вроде бы повзрослела. Еще до того, как выпала первая листва. Еще до того, как перелом с осени на зиму окончательно закрепил за ней один десяток и четыре единицы.
   Мирабель, если так прикинуть, существо непредсказуемое, состоящее из порывов, высокомерия и болезненного самолюбия. Три дня назад она напилась с кем-то разведенного вина и совершала прогулку под церковной оградой с таким вызывающим видом, какой бывает наверно у мелких слуг Сатаны, решивших испытать Божескую зоркость. Нет, пахло от нее не сильно, вот только походка была неуверенной. Росаль сделал вид, что не заметил ее. Пользуясь правом негласной опеки, которое он вовсю использовал на удивление Мирабель, став ее довольно близким(родственником себя называть у Росаля язык не поворачивался), он начал за ней присматривать, полагая что делает это очень осторожно. Мирабель его раскусила, но виду не подала.
  Однако пьяная Мирабель это еще полбеды. Его девочка завела ужасную манеру пренебрежительного общения с теми, чье присутствие не представляло для нее никакой ценности. Нет, не завела. Это всегда было с ней. Это скрывалось в ее улыбке, в прищуре острых зеленых глаз, выцветающих после бессонной ночи или скандала. В сердце Мирабели было много такого, о чем можно только строить предположения, изучая ее, как бабочку, пристально и день за днем.
  Часы с чахоточной кукушкой пробили семь.
  Росаль выглянул в окно. Девочка как будто случайно зашла чтобы прогуляться в садике отца Теодора, точнее в подобии оного, потому что ни яблоня, ни сливы толком не прижились на скудной северной почве. Мирабель подняла светлую ручку и потрогала ветку. Этой ручкой Росаль был тысячу раз обласкан, тысячу раз бит, когда его девочка за что-то на него сердилась. Мирабель гладила голую ветку и думала что-то такое, о чем ему не узнать никогда. Скоро подойдет к двери и постучит условными тремя короткими и двумя непрерывными. Теодор дома, поэтому в руке у нее книга по истории средних веков в красной обложке. Значит, они займутся внизу только обычной историей. Если же Теодор ускачет по своим делам, то кое-что произойдет.
  Росаль себе диву давался- рядом с Мирабелью он менялся, но увы, не в лучшую сторону. Девочка-провокатор, очаровательная стервочка, скандалистка очень интересного склада ума, начитанная как редкий взрослый, грубая до нестерпимого вдруг становилась пай-девочкой под его строгими мерами. Но прежде вскрывала в нем то, о чем он стал смутно догадываться только минувшей весной. Росаль иногда был одержим ею, а иногда просто до зубовного скрежета ненавидел свою хорошенькую тайную симпатию за ту власть, которую она имела над ним. Мирабели достаточно было подойти к нему, находящемуся в добродушном расположении, с какой-то подчеркнутой холодностью взять за руку, либо начать целовать размеренно и спокойно, как если бы это были просто скучные обязанности, и он уже едва владел своим телом.
   И разум незамедлительно сдавал позиции, а ведь он всегда думал, что эмоции не уступят. Так ведь было со всеми женщинами. Кроме нее.
   Мирабель могла уложить его в постель всегда, когда ей того хотелось. Могла заставить желать ее до дрожи, довести до той грани, где начинается одержимость и преспокойненько смыться домой, как ни в чем не бывало. Это смахивало на какую-то непонятную месть, но было ли то местью? Или это были такие нелепые попытки изучить его?
  Мирабель как любой злопамятный звереныш любила давать себя "приручать", что Росаль сперва находил приятной игрой, но было и в этой игре что-то тревожное для него. Росаль приказывал ей "встань на колени", и Мирабель с горящими глазами, с потупленными глазами спешила исполнить его волю. В моменты их уединений, когда время позволяло, они иногда славно менялись ролями. Когда властвовала Мирабель, конец мог быть непредсказуем. Но когда в процессе такой игры со дна души Росаля всплывали вдруг черные кувшинки, его девочка становилась шелковой. Она хотела видеть его капельку жестким. Очевидно, в такие минуты что-то изменялось в его облике, потому как Мирабель жадно следила за каждым его движением, и весьма плохо скрывала страсть. Видимо Мирабель ошибочно думала, что жестокость это и в самом деле сила, а кто-то из двоих непременно должен быть сильней.
  Но вне стен росальской опочивальни Мирабель никогда не позволяла управлять собой. Он не имел права настаивать на том, чтобы она обедала, что Мирабель не делала, объясняя тем, что сидеть в обеденное время гораздо приятней одной и с книжкой. Зимой заставить ее ходить в шапке было невозможно. А уж чтобы она не грубила тем, кто ей не по душе, чтоб не сочиняла мелких сплетен про старшеклассников, и, самое главное, чтоб не курила он так и не смог добиться. Мирабель сказала как-то, что первая затяжка напоминает цедру мандарина, а вторая вызывает страх.
   Девочка родилась разрушителем, только это разрушение было направлено на нее саму. Про таких как его подружка умные люди часто говорят "Сам угробил свое счастье, жизнь и т.п." Но, как сказала сама Мирабель, никакая чудесная метаморфоза не может проистекать бескровно и бесслезно. Чтобы построить что-то новое, нужно разрушить до основания старое и вспоминала Нерона, ее любимого императора. Безумец, мнивший себя великим актером, сжег дотла великий Рим и построил Золотой Дом. "Смерть и возрождение это впринципе где-то рядом, так ведь, старое черешневое дерево?"
  Росаль уступал. С каждым годом его девочка будет все умнее и злее. А что из нее вырастет, скажем, через четыре года? Сможет ли он еще четыре года направлять ее по тому пути, что станет удобным и безопасным для них обоих? А если да, то будет ли постель все еще единственным способом удержания Мирабели в тех рамках, что нужно для нее поставить? Мирабель то замыкается, то пускает его ненадолго в свой рассыпчатый, яркий и непредсказуемый как стеклышко калейдоскопа внутренний мир. Совладать с ней может лишь тот, кого она сама захочет наделить властью. Надо иметь предостаточно ума, чтобы удерживать венок, который Мирабель сама наденет, если сочтет достаточно сильным, чтоб ему поклоняться.
   Росалю иногда хотелось просто отдаться Мирабели, опустить голову на ее колени и ощущать ее ласку, как если б она была взрослой женщиной. Но Мирабели всего четырнадцать и она упрямый ребенок.
  "Ты меня не воспитывай, старый ясень. Одно дело влезть сверху, на это ума не надо нисколечко, другое- воспитать гармоничную личность."
  "Значит ты не гармоничная личность?"- подшучивал Росаль.
   "Была таковой, до того как один противный латинист стал хватать меня за все места."- отвечала неотразимая Мирабель.
  Вот такие беседы у них велись с того дня, когда он впервые ощутил уколы проснувшейся совести. Наблюдать за Мирабелью было и удовольствием и мукой, но более всего удовольствием. Прекраснейший из прекраснейших хамелеончиков перешел в его собственность без больших кровопотерь- только укусы и царапины служили ему расплатой и напоминанием о том, кого он имел счастье полюбить. Возможно ли было представить такое еще весной: Мирабель сидит у него дома, мурча и ласкаясь, положив голову на его плечо и внимательно читает то, что ее никакими силами не заставишь?
  Заканчивался ноябрь. Ноябрь частенько приносил Росалю что-то неожиданное и милое. Мирабель вдруг развернулась и вышла из садика на дорогу. Голова ее была поднята к небу. Росаль знал причину, по которой Мирабель так часто и жадно смотрела в небо- на оранжевое опадающее солнце сквозь прихотливые узоры темнеющих вдалеке деревьев, на тучи. Болезненная красота отступающей осени была приятна его девочке. Черт, она действительно уходит!
  Росаль вскочил, накинул куртку и выбежал из дома, кое-как прикрыв дверь. Он бросился за ней, сердясь на свою подружку. Девочка встретила его недоуменной улыбкой, так, точно видит его в школе. И глаза ее спросили:"А что вы здесь делаете, мистер Росаль?" Он посчитал до двадцати чтобы спустить пар и повел ее, упирающуюся в дом, не слушая умоляющих слов, не думая о том, что их могли увидеть с дороги.
  Раздеть взрослого ребенка не составляет труда и Росаль научился справляться с самыми сложными застежками и крючками ее платьев. Мирабель, очевидно, пожелала забыть о той пакостной размолвке, произошедшей между ними две с половиной недели назад, и причиной которой послужил ее бесшабашный нетрезвый вид.
  В характере его девочки было слишком много такого, что следует вырвать с корнем. Ласковая, смущенная, робкая Мирабель ему нравилась больше. Правда около двух месяцев она такой не была.
  Намекнешь ей, она взъярится, взмахнет растрепанной гривой и обзовет его рассохшимся деревом или глядишь еще чем похуже. Отучить ее от таких слов просто- всего лишь пару раз припугнуть. Но не может же он и в самом деле быть всегда агрессивным? Мирабели хочется, чтоб он был "плохим", так это называется у подростков. Ей нужен скверный Росаль, тот что появлялся перед ней неожиданно, когда сам того хотел, тот что зажимал ей рот ладонью и укладывал зачастую против ее желания, когда и где ему приспичит. Так было в самом начале их отношений. Тот Росаль заставлял девочку вымаливать любое самое короткое словечко одобрения, самую пустячную ласку. Мирабель изнывала от восторга, распластавшись под ним. Иногда он оставлял на ней синяки, случайно, совсем незаметные следы, но Мирабель воспринимала это как должное. И если он не поступал так, то глубокие царапины памятками ее длинных ногтей саднили на его теле по нескольку дней. Это был ужасный, воистину сволочной Росаль.
  "Замолчи ради всех чертей."-всегда говорила Мирабель в ответ на его спокойные увещевания. "Заткнись старая стерва, или я рассвирепею и откушу тебе все, что лишнее в том числе и твой никчемный язык." Все это были простые ругательства, не стоящие ничего, ведь такие редкие минуты следовали за ними, такие упоительные редкие минуты взаимопонимания.
  Мирабель вылезла из постели, отошла к стене, оглянулась на него и вдруг заплакала тихо-тихо, как если б он ее очень сильно огорчил. Она стала одеваться, и ее губы дрожали, а слезинки все капали и капали с золотистых ресниц. Росаль был смущен и озадачен. Что расстроило Мирабель? Он не упомянул об их ссоре.
   Она обняла его, пока они шли наверх, и ни слова не сказала, только прикрыла глаза принимая поцелуй.
   Несколько минут назад Теодор постучал в запертую дверь комнаты Росаля и сообщил, что до утра его не ждать. Священник часто молился ночью в запертой церкви, в прохладном бархатном покое, объясняя это покаянием за те глупые мысли, что приходят иногда в его голову.
  Ему хотелось побыть с ней еще немного, или до следующего дня. Дело было вовсе не в нем и не в ней. Нет, в ней, в ком же, черт возьми, еще как не в Мирабели?
  Росаль встал, набросил халат и тронул губами любимую золотистую макушку, благоухающую ромашкой, поздними яблоками, облепихой и солнечным светом, шоколадом и чем-то неуловимым, как весенний ветер- всем тем, что Росаль так любил. От ее кожи снова пахло его потом, старым домом со скрипучей лестницей, учебниками, эфирным маслом жасмина и цветами гладиолуса. А еще от нее веяло кошкой, как воплощением уюта- но кошек она не привечала. И дома у нее были только две собаки, которых Мирабель редко-редко выгуливала. Значит это был ее собственный запах. Кошка ложится на больное место, кошка царапает неглубоко и любя. Действия кошки понятны только ей самой, но она- воплощенная нежность. Так бы хотелось ему чтоб Мирабель стала одной лишь нежностью но, но...Но это была бы совсем не Мирабель.
  Росаль прижал девочку к себе, с изумлением чувствуя ее дрожь. Такого с ней еще никогда не было. Его подружка плакала навзрыд.
  -Отпусти меня домой. Авель.- вдруг умоляюще попросила она, заглядывая в его глаза, впервые за весь их роман назвав его по-имени.
   Он обычно был просто "Росаль"- и в минуты нежности, и в минуты страсти. При очень хорошем настроении Мирабель именовала его иногда "мой сладкий" и "моя драгоценность", что было бы смешно, не будь его девочка искренней. Когда же она, расслабленная после близости закатывалась к нему под бок, он был ее славным росальским маньяком. В окружении чужих он был "мистер Росаль", в школьном коридоре, когда Мирабель, окруженная веселыми одноклассницами, рассказывала об очередной неудаче в латинском, он часто слышал "этот жуткий римлянин". В минуты ее ярости он кем только не был.
  Мирабель обхватила его талию, поняв что он ее сейчас не отпустит. Росаль хотел присутствия своей девочки рядом, может быть это ему действительно нужно. Быть с ней часто-часто. Ведь и ей это нужно.
  Как часто она сидела в пустом классе, в шести-семи шагах от него, выжидая когда же скроется наконец последний уборщик и они смогут обняться, согреть друг друга, не боясь что внезапно кто-то войдет и их застукает. Мирабель всегда хотела пройтись с ним под руку, днем или вечером, по большой дороге, на дальние огоньки. Погулять ни от кого не таясь, как все те влюбленные парочки в апреле и мае.
  Конечно, это уже сейчас можно- многие девчонки слышали такую удобную сказку: Мирабель Брайт, хулиганка, зазнайка, отчаянно и безнадежно влюблена в строгого и вежливого мистера Росаля, и он об этом знает, но деликатно делает вид, что не замечает ничего. Он только беседует со своей ученицей при открытых дверях класса.
  Мирабель не хотелось, чтоб все знали подлинную историю отношений латиниста и его ученицы. Дашь хоть малейший повод для подозрений, так потом будет очень трудно скрыть счастливые искринки в глазах, припухшие губы. Люди завистливы к чужому счастью, а Росаля могут посадить за то, что так смешно называется "растление малолетнего". В то, что это Мирабель сама растлила его, ни один судья не поверит.
  Прозорливая Лили так вчера спросила: "Ты со своим страшненьким что, целуешься уже?" Мирабель сказала, что иногда подбегает к нему, целует в лоб и быстро-быстро убегает, пока ей не дали затрещину. "Ну тогда будь настойчивей."-советовала Лили.-"Все-таки ты не можешь ему не нравиться, если он позволяет целовать себя." И Мирабель то сетовала на холодность мистера Росаля, то пускалась в рассуждения о подлости даже самых честных представителей второго, вроде б сильного, но к сожалению, как это часто подтверждено историей, скорее прекрасного, чем сильного пола.
   "Если тебе так хочется побывать в кровати этого мрачного, угрюмого мужика, то он к тебе в руки сам не свалится."-советовала Лили и Мирабель вспоминала, что мрачным и угрюмым Росаль не был никогда- он только хорошо создавал впечатление такого. Он был саркастичным, иногда занудным, невообразимо заботливым, вредным как бес, но мрачным и угрюмым- ни разу.
  Мирабель опускалась в его любовь как в воду нагретого солнцем пруда, всякий раз с сильно-сильно бьющимся сердцем, мечтая захлебнуться и никогда не выплывать. Эта любовь давала ей много сил, и еще такого, чего она отдавала сама, но не задумывалась, полагая, что все идет от Росаля. Их близость с Росалем была ограничена несколькими жалкими часами в неделю- на уроках и вечером, в маленьком доме священника, когда можно было постучаться в дверь, стараясь сохранять самое нейтральное и самое серьезное выражение, ведь может открыть и отец Теодор. Мирабель знала- со временем их связь станет еще теснее, ведь они всего лишь несколько месяцев любовники, а ей уже так больно прощаться с ним, целовать его сухие пальцы и жесткие волосы, говорить шутливо-ироничным тоном "Доброй вам ночи, мистер Росаль."-когда хочется разрыдаться и сказать вместо этого "Прощай любимый мой, спи спокойно. Пусть никакие кошмары тебя не тревожат, ведь я о тебе буду думать там, у себя дома."
  Ей нужно видеть его часто-часто, а это так сложно, ведь латынь и история зимой закончатся. Ей нужно знать, как он изумляется и грустит о ней, как он умывается и напевает ли под душем, какого композитора ненавидит, с кем бы хотел сразиться в словесном поединке и о чем мечтает, расхаживая по пустому классу. Любит ли он цветы, или просто возится с гортензиями и бальзамином Теодора. Страдает ли он бессонницей во время полнолуния, чем увлекался в четырнадцать, и почему выбрал античную историю и мертвые языки. Что заставляет его скрежетать зубами, а что радует, испытывает ли он отвращение к паукам и гусеницам и какую книгу так серьезно и увлеченно читал той осенью, у кабинета директора школы, когда он только-только приехавший откуда-то из далекого далека, сидел, ожидая приема.
  Мирабель проходила мимо, искала потерянную ленточку с упаковки, которой намеревалась перевязать подарок для Лилианы, да так и застыла в изумлении: незнакомец вдруг поднял на нее глаза, такие большие и черные, и острые, что Мирабель стало не по себе и она убежала, забыв о ленточке. Таких странных глаз она еще ни у кого не встречала. Потом она как-то забыла и о незнакомце, но как оказалось, заботы и дела вытеснили из памяти это взгляд. Потом, в сочельник, двое шли из церкви- этот противный молодой добродушный священник, и этот некрасивый незнакомец по правую его руку, чужак в черном, ростом пониже и посмуглее. Хихикая, верно перебрасываясь какими-то шутками, они вышли на дорогу и Мирабель промчалась мимо, наверно совсем по-дурацки, точно чего-то испугалась. Она тогда подавила желание оглянуться на незнакомого, который судя по всему теперь у них в городке останется. Да, она и об этом тоже забыла.
  А потом, самым началом весны болтаясь в школьном дворе, во время внепланового ремонта, Мирабель искала чем себя занять. Там-то с ней случилась неприятность- она споткнулась о какой-то камень и растянулась, такая большая и неуклюжая, разбила коленку, а ведь могла заметить, но была так глубоко в своих мыслях, что не заметила, и какая-то теплая сухая рука помогла ей подняться, вот только это оказалась рука нового латиниста, который мучал старшеклассников. Того самого незнакомца, с глубоко-черными, проткнувшими ее насквозь глазами.
  И Мирабель убежала, не глядя на него, встревоженная тем, что так жутко смутилась, а ведь ей просто помог подняться, хоть в том нужды не было, незнакомый учитель. Он всего лишь оказался поблизости и любой бы подал ей руку, и она бы засмеялась и стала болтать с тем, кто ей подал руку о том о сем, но вот тогда она умчалась прочь, точно укушенная.
   И было такое чувство, что ее спину обжигает взгляд, такой пристальный, долгий. Словно бы он видел ее. Видел целиком- снаружи, без прикрас и без одежды. Такой дерзкий и изучающий взгляд не простителен никому, думала Мирабель. Что же это за человек? Он так уверен в себе, и точно он стоит на поле, собственном поле, наблюдая рост колосьев и вдруг вылезла она, редкий цветок, принцесса Мирабель. А он словно бы и не знает, что она здесь принцесса, словно бы она сорнячок. И его глубокие и резко очерченные как полет ястреба глаза не намерены мириться с ее негласной исключительностью здесь.
  Надо бы разузнать о нем больше. Вдруг это новый опасный враг? Предупрежден- значит вооружен. И она стала в тайне ото всех собирать информацию о нем.
  Она узнала, что его зовут Авелем Росалем, такое странное имя и приятное имя. Не Игнасио Гонсалесом и даже не Хосе Мария Антонио, но Авелем Росалем.
  Вскоре, точно гром с ясного неба, им добавили латынь. Эту бесполезную латынь и этого человека, на лице которого читалось "Я вас всех знаю и вижу, но я вас научу".
  Чтобы развлечься, или чтобы доказать себе что она ничего-ничего не боится, Мирабель стала рассматривать исподтишка черноглазого латиниста. Оказалось, что это очень любопытное существо, не такое, каким бывают учителя, и что иногда слушать его интересней, чем читать. Но у него должны были оказаться какие-то совсем человеческие слабости, какие-то неподконтрольные пороки.
  А потом у Мирабели началась жажда игры- так обозначила она свой голод, голод безумный- хоть раз в день, хоть минуту смотреть на латиниста.
  Смывая с себя пот, кровь, грязный летний дождь и усталость, Мирабель вдруг поняла- в тот переломный вечер он открыл ей свою слабость, и потому так страшно растерян был он. Его слабость- она, Мирабель. Днями спустя он доказал, что она же и его сладость- сладость быть с ней, даже вопреки ее провокациям, ее выпадам.
  *********
  На Рождество он приготовил ей необычный подарочек- достал ключ от кладбищенского сарая, выманив у отца Теодора, шутливо шантажируя того новым увлечением- чтением еретических авторов. Священник ломал голову, откуда Росалю все известно. Мирабель выдала секрет- в формулярах тех книг была смазанная подпись Теодора. Вот так еще одна серафическая крепость пала.
  Собственно это никогда не было крепостью, заметил Росаль, вводя подружку в это весьма далекое от романтики место. Рано утром Теодор читал, а ночью отмаливал грех чтения мирской литературы.
  В сарае было темно и холодно, но там стоял на двух пенечках самый настоящий свежеструганный гроб и лежали венки. Мирабель принесла из дома одеяло, однако это им не помогло. Гроб был неудобен и узок, облачка пара вырывались из ртов. Они стучали зубами, нервно смеясь, грея друг друга и не в силах начать привычные ласки. Пришлось одеваться и уходить. Если они окоченеют и их найдут в таком месте, сказала девочка, в одну могилу их явно не положат.
  Росаль стащил ключ от класса прямо из-под носа у дневного сторожа, пока Мирабель пряталась за заборчиком, да так ловко, будто всю жизнь только тем и занимался, что воровал мелочи. Школу не топили- на каникулах дополнительных занятий и кружков не было. Они закрыли дверь. Росаль расстелил одеяло за самым последним столом. Было жестко, холодно, но не так неудобно как в сарае.
  Почему это вдруг произошло, ни Росаль ни Мирабель впоследствии не могли понять. Может быть, настал момент, когда чувства раскалены до предела и любовь проходит проверку. Но это все же случилось.
  Может быть позавчера, когда один симпатичный старшеклассник получил столь желанное разрешение донести до дому стопку толстых непонятных книжек Мирабели Брайт, Той Самой Мирабели Брайт, что прямо чудо как похорошела, и Росаль вдруг, совершенно случайно выглянув из окна, увидел свою любимую девочку, весело щебечущую с ничего не подозревающим по уши влюбленным в нее пареньком. У Росаля появился молодой соперник. И соперник был далеко не кривозубым очкариком.
  Росаль держался ровно три дня, не ища общества подруги, виду не подав. А затем наступила Рождественская ночь, которую они давно обговорили.
  -По-моему ты меня околдовал.-прошептала Мирабель, захватывая его руки, точно пытаясь оторвать их от себя. Пол был ужасно холодным, а Росаль опустился на нее со всей тяжестью. Она ойкнула. Как будто он намеревался сломать ей все косточки.
  -Больно, чертяга. Не мучай меня.
   Росаль ничего не сказал, только еще сильнее стиснул ее и сделал что хотел.
  А когда он отпустил девочку, то прошептал холодно и зло:
  -Если ты мне когда-либо изменишь, я тебя просто убью. Задушу твоими же волосами. А потом повешусь сам.
  -Глупый.-сказала Мирабель, оттолкнув его.-Глупый как камень. Некрасивый. Злой. Эгоистичный. Пошел прочь. Я тебя больше не хочу. Ты просто отвратителен.
  Он поднялся, оставляя ее, направился к выходу. Подтверждение его догадке. А на что он рассчитывал?
  Умненькая Мирабель Брайт получила некоторый опыт. Поиграла на его расстроенных струнах и все. Какая, черт возьми, тут могла быть любовь- между ними такая жуткая пропасть, целых двадцать лет. Он должен быть благодарен ей за то, что между ними было. Было. Было и закончилось.
  Росаль знал, что пойдет домой и будет пить, пока перед глазами все не окрасится в индиго. В его натуре было много страсти и много самоистязания. Ревность разъедала его изнутри.
  -Стой! Ты куда?
  Он обернулся. В полутемноте он был еще страннее чем всегда. Словно бы полутьма породила его.
  -Я от тебя ухожу.-сказал Росаль.
  Мирабель поднялась, одеваясь. Он вышел и больше не оглядывался.
  -Глупый. Злой. Эгоистичный.-бормотала Мирабель, комкая юбочку.
  За окном падал снег. Он как-то давно сказал ей "какая красивая" и она не разобрала слов, но поняла все потом. Она целовала эти скулы, эти пальцы, эти глаза великое множество вечеров, а он сказал ей: "Я от тебя ухожу". Скорей всего нашел кого-то и решил распрощаться с ней.
  -Можешь убираться к черту! К черту! Ты слышал?-закричала она и зарыдала в голос, опускаясь на холодные деревянные полоски, устилавшие коридор. Ни звука не донеслось.
   Мирабель поднялась и выбежала в школьный двор. Он- и бросить ее? Невероятно! Немыслимо! Ужасно. Разве любимый может так оставить ее? Росаль ее утешал, когда ей было печально, согревал, когда было страшно, смеялся над ее шутками и смешил сам. Он- и уходит? Любимый уходит от нее?
   Падал снег. Росаля во дворе не было. Догнать? Найти? А что это даст? Он отрывается от ее сердца. Это надо принять. Он взрослый, взрослые всегда живут по хитрым законам своего мира. Со взрослыми нужно юлить, недоговаривать. А она так не хочет.
  Почему нельзя сказать три тысячи раз "я тебя люблю до потери сознания" если хочется сказать такое? Если это необходимо сказать? Почему б не сказать? Кто придумывает такие неписаные нелепые законы для людей?
   Мирабель села на скамеечку. Закрыла лицо ладонями и заплакала. Снег оседал на ее плечах и голове.
  -Я тебя люблю, а ты не знаешь. Снег все знает, а ты нет. Я тебя люблю Росаль.
  Кто-то прикоснулся к ее голове. Кто- она знала.
  -Пошел нахрен псих!-огрызнулась она. Две сильные руки обняли Мирабель и стали укачивать.
  -Отпусти меня. Я тебя ненавижу. Ты сломал мне жизнь. Ты...
  -И ты мне тоже.
  *********
  Снег таял, превращаясь в серую грязную жижу. Под водой был лед, а в обеих руках Мирабели сухая теплая рука Росаля.
   "Я ж поскользнусь."-прошептала девочка, но Росаль уверенно вел ее вперед. "Я сейчас поскользнусь, разобью нос, и вдобавок промокну. Я ж высокая- мне больно падать." "Да, ты сильно выросла."-сказал Росаль, ведя ее через огромную лужу так уверенно, как будто они шли по ровному мягкому снегу. Мирабель стала почти одного роста с ним, и всего лишь за лето, осень, зиму. Наступала весна, вся мокрая и холодная. Росаль и Мирабель поехали в город. В городе весна показалась им еще серей и печальней. Но домой их не тянуло. Здесь их никто не мог узнать. Мирабель выглядела не на свои четырнадцать, а уже на шестнадцать.
  "Я вот-вот поскользнусь!"
  Ручки ее крепко держали его.
  "Ты мне не доверяешь?"
  Девочка на это склонила растрепанную голову на дорогое плечо.
  "Конечно же нет. Да."
   "Тогда иди и не хнычь, Мирабель."
  Все же это была весна, четырнадцатая весна Мирабели, тридцать пятая Росаля и совсем никудышная.
  Он предчувствовал что снег пойдет вновь, это было необъяснимо, но он всегда точно знал когда еще раз выпадет снег. Мирабель однажды заявила, что снег не стоит ничего- просто липкая холодная куча застывшей воды, что зимние забавы уступают осенним праздникам сбора урожая, когда можно одеваться в любые странные и страшные костюмы, гулять и шуметь сколько душе угодно, и что она никогда не хотела бы белое как снег платье. Ну может быть только по случаю. Какой именно случай заставит ее надеть белое платье, Росаль уточнил, ожидая что угодно и самое простое, зная Мирабель, или полагая что он достаточно знает Мирабель, чтоб предугадать ее дальнейшие действия, но девочка заявила что если этот разговор заведен случайно, лишь бы обидеть ее, то белое платье она действительно наденет. Летом, когда будет страшно жарко. А замуж за Росаля не выйдет, если ему так не хочется, а если ему хочется, то тем более не выйдет, из простой вредности, да ей самой того не хочется. Судя по лицу Мирабели, это было чистой правдой. Росаль насторожился. Конечно она скажет другое через пару-тройку лет, просто она сейчас не готова к тем подводным камням совместной жизни, что разбивают в щепки самую крепкую лодку любви.
  Они остановились у полуглухой старушки, похоже давно знавшей Росаля. И в комнате тикали часы, день и ночь, и большая деревянная сова водила глазами, и потолок был белым-белым, и занавеска на окне, такая ветхая, похожая на расписанную марлю качалась и качалась. Росаль курил, приоткрыв окно и высунувшись туда чуть ли не целиком, чтоб дым не шел в комнату, чтоб не травить Мирабель. А она сидела в черном халатике с вышитыми павлинами, чьи хвосты осыпались и нитки выпадали, в таком же старом и милом как вся немудреная обстановка этой простой очень уютной комнатушки, расчесывая вымытые бледно-рыжие волосы.
  Когда-то, в середине зимы, когда случилась самая крупная их ссора, Мирабель пообещала подстричься, желая то ли обидеть, то ли проверить Росаля. Он тихо запретил, сказав лишь, что необходимости в стрижке нет, и его любовь вовсе не измеряется длиной волос, ногтей или чем-то там еще. Мирабель фыркнула грозно, схватила ножницы и видя в зеркале Росаля за спиной, и себя в расцвете юности, громко сказала что стрижка такого великолепия приравнивается к преступлению. Мирабель обожала любоваться собой, и он находил это правильным. Его девочка действительно самая красивая, но любят-то не за это.
  Ему вспомнилось, как Мирабель оставила ему после одной из первых встреч корявую-корявую записку на латыни, в которой была лишь фраза "В сердце тепло". И то не дала в руку, а просто вырвала листок из тетрадки и кинула на крайний стол.
  Росаль курил, уже четвертую, стервенея, думая о том, что скоро им нужно будет возвращаться в их маленький сонный пригород и вести затаенную жизнь. Мирабель о его мыслях знала, потому что сама думала о том же. Какие дурацкие на свете законы! Какие дурацкие большие города! Зачем существуют зима, осень, снег и слякоть? Чтоб дрожать то ли от страха, то ли от холода, чтоб смотреть в окно, ловя из форточки снежинки, чтоб думать: "И этим вечером мне придется остаться дома"? Чтоб любить, не имея возможности сказать об этом в ту же самую минуту?
  Мирабель вспомнила, как два месяца назад засыпало дорогу и она не смогла, опасаясь быть замеченной, дойти в сумерках до дома священника. Пришлось сидеть на подоконнике, убивая нескончаемый вечер и бессонную ночь латинскими прописями и головоломками пока не начинали болеть опухшие от слез глаза. Каждый такой нелепый вечер она писала на ломаном латинском еще одно любовное письмо Росалю и ни одно не отдала ему- все бумажки сгорали в туалете, ведь это была бессмысленность.
  Вот бы зима больше никогда не наступала! Наверное, каждая девушка, разлученная с тем, кто ей очень дорог по причине зимы или из-за чего-то другого ненавидит такие темные вечера.
  Росаль погасил верхний свет и оставил ночник. Он смотрел в окно, где за качающейся занавеской лиловой и малиновой ягодной расцветки по белому полю, готовился ко сну большой удивительный город. Он погладил Мирабель, прижавшуюся к нему, чтоб обогреться и отдать свое тепло. Ее глаза слипались, но она изо всех сил старалась продлить их счастливые совместные минуты. Мирабель покрутилась, влезла под стенку, пошептала что-то, мило и абсолютно по-кошачьи зевнув, пообещала всю ночь не смыкать глаз и караулить Росаля, и все же задремала под его боком, на не слишком удобном диванчике, продавленном, возможно ровеснике Росаля, заснула под стук и треск минутных и секундных стрелочек. Вряд ли в ближайшее время им еще случится остаться на целую ночь вместе. Росаль обнял ее, решив для себя все и окончательно укрепившись в своем решении. Он вдыхал осенний яблочный аромат бледных и мягких и тонких как выцветающая листва волос, гладил объятые нежным сном руки и личико, стараясь не потревожить юный покой.
  За окном вырастали высокие дома, электростанции и церкви устремлялись ввысь, зеленые ночные тучи разбегались по далекому небу. Маленькие бесцветные звездочки как шляпки сапожных гвоздей в каблучках Мирабели держали выцветающий небесный ковер. За рекой, там, совсем далеко, гудели последние ночные пароходы, трамваи уходили в парк, и выползали на потемневшие крыши низеньких домов дикие коты и кошки, заводя свои замысловатые очаровательные песни и выплывала над крышами большая белая шелковая луна, какая-то новая, помолодевшая и очень скромная.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"