Annotation

     Фандом: Песнь Льда и Огня

     Персонажи: Визерис III Таргариен/Дейенерис Таргариен (Дени), Визерис III Таргариен/Маргери Тирелл, Визерис III Таргариен/Серсея Ланнистер/Джейме Ланнистер, Визерис III Таргариен/Санса Старк, Дейенерис Таргариен (Дени)/Дрого, Санса Старк/Маргери Тирелл, Джон Сноу/Арья Старк, Рамси Сноу (Болтон), Тирион Ланнистер/Шая, Миссандея/Визерис III Таргариен

     Рейтинг: NC-17

     Жанр: Drama/POV/AU/Fantasy

     Размер: Миди

     Статус: В процессе

     События: Мир сериала, Книжный мир, Игра престолов, Первый сезон, Мальчик в девочке, Смена пола, Девочка в мальчике, Нестандартный пейринг, Смерть главных героев

     Саммари: В прошлой жизни я редко беспокоился о том, что чувствуют женщины вокруг меня, и плевал на них и их заморочки. И только Смерть заставила, вернее, попыталась заставить меня пересмотреть свои взгляды на жизнь. Теперь я - странствующее по мирам колечко, которому дан выбор - изменить целый мир и его законы, или спасти одну женщину, к которой я попаду, и смыться от неё, ведь формально условие выполнено - женщина спасена. Кольцо попадает в руки мужчины - наконец-то! Хотя бы поэтому я попытаюсь...

     Предупреждение: AU, UST, Гет, Инцест, Насилие, Нецензурная лексика, ООС, Фемслэш, Сомнительное согласие

     Комментарий автора: Читать на свой страх и риск. Фанф слегка заглох, но я пишу сюжет, чтобы он был без дыр, так что подождите чуток.

     Благодарности: Создателям сериала Игра Престолов, Мартину и всем фанатам, без вас я бы и смотреть не стал.

     

     Страница произведения: http://fanfics.me/fic119661

     КОЛЬЦО. Рынок города Пентос, Эссос. Лавка Ювелира

      Был ранний вечер, чуть холоднее, чем это обычно бывает в вольном городе Пентос. И вечер этот не отличался ничем, кроме того, что на улицах Пентоса решил прогуляться Визерис Таргариен, настоящий король Андалов и прочие замыленные и незаслуженные титулы, которыми именуется на самом деле совсем другой человек. Единственно истинным было то, что этот молодой и худой паренек был сыном Безумного Короля, Эйриса Таргариена, который сжигал подданных за неповиновение и тем самым дал разгореться восстанию.

      Я узнал о том, что принадлежу именно этому сопляку, отнюдь не тогда, когда он взял меня в руки в той ювелирной лавке. Я тогда вообще не подозревал, куда занесло моё вместилище на сей раз. Великий Рандом, а это как бы ни было смешно, и есть тот самый Бог, который отвечает за мое наказание, отправлял меня лишь туда, где каким-то бабам нужна была помощь. Думаю, что в итоге я-таки сломал изначальный план. Или что-то сломалось у этого бога — точно знать не могу. Но давайте по порядку.

      После первой смерти, что произошла из-за одной сучки, которую я обманул благодаря деньгам её мужа, а он очень уж хотел проверить свою даму на способность к изменам, я попал к более материальной версии такого понятия, как Смерть. Была эта материальная версия женщиной. По крайней мере, выглядела она и вела себя именно как женщина. Чем ещё можно объяснить её крайне нелогичное отправление моей души в кольцо?! Это был кусок незнакомого мне на вид металла с багровым камешком, вокруг которого свернулся маленький змеёныш с крыльями, только потому и напоминающий дракона. А кольцо это в дальнейшем отправилось в долгий путь по несметным персональным кругам Ада содержавшейся в нем души. Моей души.

      Посмертный Суд надо мной прошёл совершенно точно не в мою пользу — я был признан женоненавистником особых масштабов. Ну и была, само разумеется, пара мелких грешков, вроде случайного убийства по долгу службы и воровства в не особо крупных размерах... В общем, все звезды сошлись, чтобы отправить моё сознание в тело женщины на одну жизнь без права голоса и действия. Причем куда-нибудь в Средние Века или их подобие, когда у большинства дам было голоса меньше, чем у любимого пса какого-нибудь лорда. Меня бы насиловали и убивали, пока я бы не сумел понять, что подобное потребительское отношение к женщинам в корне неверно. Именно это предложение я услышал от одной из богинь, что уделили время судилищу надо мной. К счастью оно не свершилось!

      Вообще, я и так знал, что потребительское отношение к чему-либо в принципе — неверно от слова совсем, но женщины для меня были исключением из правил. Я не представлял себе доверия между женщиной и мужчиной, если этот мужчина — я. Также я крайне смутно верил в любовь — приблизительно как в Бога — его вроде бы и нет, но он вроде бы и есть. К тому же, женщины почти всегда пытались меня или обмануть, или использовать, даже мать родная. Матушку-то я любил, но общаться дольше, чем телефонный разговор, с ней решительно не мог. Она лишь не сумела смириться с тем, что у сына есть свой мозг. Ну а до этого все детство срывалась на мне из-за того, что я до боли напоминал ей засранца-отца. Хорошее отношение к женщинам отнюдь не так воспитывается. Зато это научило меня терпеть и молчать, а когда надо — быть и жестким, и непоколебимым в своих убеждениях, что пригодилось по жизни.

      Суд же вынул все мои мысли, вывернув наружу каждое желание и действие. И играли на этом Суде роль только мои ошибки. Суду было плевать на ошибки воспитания и жизненный опыт, твердивший в те моменты о том, что я прав. Хотя, конечно, прав я был только с собственной позиции. Мне было спокойнее быть правым, поэтому я выворачивал собственные ошибки так, что мне казалось — иначе поступить я и не могу. Смерть открыла мне глаза на многое, но раскаиваться я и не собирался. Я — человек упертый и даже немного упоротый. Я был готов к чему угодно, ведь раскаяние обычно смягчает последствия судебного решения, а я не собирался сдаваться.

      Я был уже готов к худшему, когда в силу вступили все остальные мои решения, повлиявшие на других людей — как оказалось, это тоже считается. Сделанное добро — опосредованно или напрямую — перевесило мои грехи. Чуть-чуть — но всё же. Я определенно не всегда был Задницей. Ну а что? Так показал Суд. Хотя, это слишком мало — не быть Задницей, чтобы тебе шанс дали, так что, наверное, я был не говном, хотя бы.

      Именно поэтому мне дали так называемый шанс.

      И я его пока не реализовал. Потому как каждый раз, когда меня засылали помогать женщинам в решении проблем с мужским шовинизмом, а значит давали мое вместилище им, я не пользовался способностью и не занимал их тела окончательно даже тогда, когда их били, колотили и пытались убить. Я решал их проблему временно и соскальзывал с пальца, отказываясь решать проблему глобально, просто-напросто, уходя от неё. Это была не моя проблема. И мне не хотелось становиться женщиной. Тем более, в бесправные века. Я ведь понимал, что скорее всего меня убьют в попытках сделать что-то. И малейшего счастья в личной жизни мне, конечно, тоже было бы не видать. А становиться женщиной во всех смыслах — мне попросту претило. Как ни странно, я понимал, даже находясь в бестелесном виде, что в случае обретения мною тела, придется как-то решать проблемы с сексом, а секс с мужчиной возможно и понравился бы моему телу, но сознание вряд ли бы с этим безбедно и безвредно смирилось.

      Когда я понял, в каком мире я нахожусь и в чьи руки мне довелось попасть, я понял, что ближайшей к этому телу девушкой, которой необходима помощь в решении проблем с мужским населением, была Дейенерис. И, если я не найду способ ухайдакать это тело до выбивания духа в прямом смысле этого слова, то кольцо вероятнее всего перейдет к ней. Да и смешно, кстати, что именно это тело, собственно, и виновато частично в проблемах этой маленькой беловолосой красавицы. Я именно по ней — по её внешности и имени — вспомнил о просмотренном в далекой первой жизни сериале, о книгах, которые прочел под натиском любопытства. И я совершенно не понимал, что я тут делаю — тут скорее Визериса от неё надо спасать, если судить по дарованию золотой короны, которое я помнил. Но всё равно — надо как-то освободить тело. Пока что мне доступен только заем тела во время сна — это как обычно, ну и мелкие, мало поддающиеся контролю движения в моменты бодрствования.

      Позже я обнаружил, что молодой Таргариен не мог не войти в эту небольшую и плохо освещённую лавку. И это не из-за того, что его интересовали выкрики зазывалы в двух метрах от дверного проема. Нет, Визерис уже очень давно не мог спокойно миновать ни одного места продажи драгоценностей, потому как последние Таргариены не сдохли в свое время от голода и холода только благодаря продаже старинных колец, серег и ожерелий. С появлением хоть каких-то денег и стабильности у молодого Таргариена родились мысли о том, что возможно где-то, в какой-то из лавок, ему посчастливится обнаружить проданное им наследство хотя бы частично.

      Вместо этого ему попался я.

     КОЛЬЦО. Город Пентос. Особняк Иллирио Мопатиса. Этот же день.

      Я с наслаждением вдыхал воздух тощим тельцем Визериса Таргариена и смотрел на задницу какой-то шлюхи рядышком. Задница манила.

      Но если попка женщины была желанна моему телу, то вот мозги мои говорили мне единственно верную вещь.

      Ищи сестру.

      Надо что-то делать.

      Надо сказать ей что-то, что даст шанс не сдохнуть быстро, что даст ей пищу для размышлений, и хоть какой-то шанс не быть ненавистным придурком-братом, когда я займу это тело полностью. Ведь мне представится этот шанс, я надеюсь.

      Я сполз с постели и, прижмурив глаза, посмотрел на крайне важную для самоосознания деталь пониже пояса. Улыбка моя наверняка осветила прекрасную летнюю ночь, как даже луна бы не смогла. Я был готов вернуться в постель и разбудить шлюху, но лишь вдохнул-выдохнул и пошёл искать штаны.

      Уже натягивая сапоги, я наткнулся на томный взгляд милашки, а со взгляда мои глаза нашли милую родинку у неё на ключице, ну и скользнули дальше, на призывно качнувшиеся груди. Ну что же... Можно эдак... Не снимая сапог.

      Завязки чуть приспустил, улыбнулся снова — мне на улыбку ответили — и я, вначале подойдя ближе к постели, рухнул на подползшую по кровати к краю шлюшку. Не снимая сапог, так сказать. Подушки под зад, ноги в руки и...

      В общем вышел я оттуда в ещё более небрежном виде и с ещё более сияющей улыбкой. Вышел, чтобы столкнуться с тяжело дышащей пунцовой сестренкой. Она сглотнула от моего взгляда, когда заметила, что улыбка моя поугасла, но я вновь обезоруживающе выдал лыбу чеширского котика и сделал то, чего Дейенерис не ожидала совершенно.

      Я протянул руку и потрепал её по макушке.

      Маленькая такая. Худенькая и хрупкая, будто серебристая, как нимфа из древних сказок. А этот уродец-Визерис её в тринадцать или сколько ей там — продать хочет за корону, сволочь. Именно так я должен думать со своей, мать её, миссией, так ведь? Нет, конечно, инструмент-то он правильный выбрал, да и я даже свадьбу сестрицы одобрил бы на этом кхале. Ведь он и есть ключик к определенным деньгам и влиянию, и войско на самом деле необходимо хотя бы для сбора какой-то мощи против Иных, которые уже пробудились за Стеной.

      Но дальше! Как он действовал дальше! Относился к сестре, как к вещи! Но она же такой же человек с чувствами и желаниями! Это просто недальновидно и глупо! Да даже если ты её презираешь, то заткнись и выжидай. Будь мудрее! Будь сильнее и пользуйся слабостями!

      Но нет, он продукт другого воспитания и другого века, не сказать бы другого мировоззрения, но скорее тут подойдет — другого мира, как бы это ни было банально. Он ожидал, что только из-за крови к нему будут относиться по-особенному. Я не знаю, как это работает здесь, но в моем первом мире это работало очень даже просто. До поры до времени, пока твои родители живы и здоровы, к тебе и относятся как к их продолжению, причем всегда только те, кто их знает хотя бы мельком. Для прочих людей — ты никто, но как только ты вырастаешь, эти же самые друзья-знакомые смотрят уже не на родителей по большей части, а на тебя. Кому-то что-то доказывать, пока ты ещё никто без родительской фамилии — это конечно надо. К примеру, я так делал, чтобы избавить себя от влияния матушки. Она была женщиной сильной и крайне подавляющей. Когда стали жить-не тужить благодаря её стараниям, хладнокровию, деловой хватке и моей способности готовить себе пожрать с восьми лет, всё стало гораздо хуже — я стал задумываться о себе и своем месте в этом, вернее, том мире. А было мне тогда лет четырнадцать — самое то для бунта. Она выносила мне мозги за каждую попытку делать и думать самостоятельно, а я отвечал ей не меньшей по масштабам руганью, просто потому что не умел добиваться своего мягче. Это теперь понимаю, что скорее всего просто не хотел сделать над собой усилие.

      Если сравнить мою ситуацию с ситуацией Таргариенов, то нельзя не признать — у меня хотя бы была мать, которая хоть и считала меня продолжением моего отца, но всё-таки при других людях была за меня горой. Мы были семьей не смотря на все ссоры и недопонимания. Я порой хотел послать всё в задницу, забыть обо всех проблемах между нами и просто жить в свое удовольствие, но я ещё не продал к тому времени свою совесть.

      А у этих двух было только прошлое. И семьей они были только по одной причине — в них текла одинаковая кровь.

      Вернуться домой. Идея-фикс этого мальчишки. И пренебрежение ко всем и всему подряд, кроме разве что денег и утешения собственного Эго. Просто потому что в нем течет кровь Дракона. Довакин, блять. Фантазер и дурень. Но я бы тоже хотел вернуть то, что он чувствовал тогда — свою значимость и важность, свою надуманную, но всё же ощутимую силу и гордость, которая была заслужена поколениями его предков, жестоких и кровавых, но, черт возьми, великих.

      Он был никем, но для неё мне надо стать всем.

      Иначе ни себе, ни ей помочь точно не получится. После жизни со стольким количеством женщин, не испытывая при этом ни капли давления от телесных чувств, я понимал — для достижения целей и для спокойствия внутри себя им нужен тыл. Да такой, чтобы стена за спиной непробиваемая. И Визерису надо было бы для своего же блага и для своей здоровой жизни в полном комплекте рук, ног и головы стать этой стеной хотя бы частично. А не пугать её до икотки пробуждением дракона, ну вот честное слово!

      — Сестра, — я оторвался от своих мыслей с неохотой и прикоснулся пальцами правой руки к её уху, а затем провел пальцами по щеке. — Я так не хочу отдавать тебя замуж. Не хочу. Таргариены должны быть вместе. Скоро ты увидишь кхала Дрого. Не хочу отдавать тебя этим дикарям. Ты пойми, нам просто придется пойти на это, — я прикрыл глаза и склонился к её лицу. — Дейенерис...

      Я коснулся своим лбом её лба, до этого чуть приподняв её лицо за подбородок, и замер.

      Телу совершенно не по-королевски хотелось блевать от количества выпитого — Визерис на самом деле не очень-то хотел предавать традиции предков, насколько я это знал из книг, да и сестренку давно считал своей собственностью — я смутно помню рассказ кого-то из помощников Матери Драконов о том, что парень даже хотел её невинности лишить до свадьбы с Дрого.

      А мне вот сейчас и здесь, слегка с бодуна и очень иррационально, если подумать — хотелось обнять эту совершенно мне незнакомую малышку и никому не дать ею больше воспользоваться. Визерис ведь предает и продает её, если подумать категориями моего цивилизованного мира, не правда ли? Я наверное отчасти перенял бы это собственническое отношение змеёныша, будь я в самом деле на его месте, но всё же сейчас она была мне никем. Я пока что не знаю, но возможно у меня получится занять более выгодное для выполнения миссии тело — в прошлые разы я мог переселяться к другим в случае смерти владельца. Но, может, раз в этот раз что-то поменялось с реципиентом, то и с остальным изменилось?

      Да и, возвращаясь к возрасту Дейенерис, настолько юные девочки, будь им хоть тринадцать, хоть все семнадцать лет, несмотря на столь ошеломляющую красоту, никогда не входили в число моих неистребимых слабостей. Дите ведь. Тем более — сестра! И теперь я очень четко понимаю — этот мир и мои семейные ценности совмещаются мало.

      Придется с этим бороться.

     КОЛЬЦО. Город Пентос. Дом Травницы. Середина ночи.

      Плюс этого тела — гибкое и достаточно ловкое, чтобы цепляться кинжалом за выемки между камнями и сползать вниз весьма уверенно. Я всем сердцем надеялся, что меня не примут за вора, если увидят, ну а лучше, конечно, чтобы вообще никто не заметил, но надежды юношей питают, а я со всеми этими перескоками из мира в мир уже давно не юноша.

      В городе мне нужна была лавка травника. Снотворного у Визериса не имелось, а для исполнения хотя бы каких-нибудь, даже самых незначительных моих планов, отсутствие сознания Визериса в нормальном состоянии мне попросту необходимо.

      Травницу звали Батела, как я минутой позже узнал, и она очень сильно рассердилась на меня за поздний визит — если я правильно, конечно, интерпретировал её ругань, которая раздавалась из её уст до того самого момента, когда она увидела моё лицо. Далее её слегка помятое лицо исказилось в странной гримасе, и она пустила меня внутрь дома. Но злотый меняет дело в любых мирах и измерениях. Сказал ей, что не в силах заснуть, вот и нуждаюсь в помощи величайшей травницы, которую за всю свою историю знал Пентос. Так она мне ещё и заварила чайку, после того, как продала необходимую траву. И вроде все бы хорошо, но...

      Я дул на чашку и довольно улыбался — всё не так плохо, как казалось, так ведь? Ведь когда чаек в руках — живых руках здорового и относительно нормального мужика — даже сестринская ненависть в исполнении Дейенерис Таргариен — и то не так плохо. Нет, русскую любовь к чаю из меня ничего не выживет, ни Игра Престолов во плоти, ни какая-то там смерть, даже если их было несколько. Именно таким образом двигались мои мысли, пока я ожидал остывания напитка, но всю малину испортила девица, проскользнувшая с верхнего этажа вниз, туда, где меня принимала её, видимо, матушка. Девушка громко ойкнула и уставилась на меня, обломав травнице все вероятно не самые благочестивые планы своим узнаванием меня. Причем крайне негативныым узнаванием — это я понял по явному страху в её глазах.

      — Мы знакомы? — я пристально взглянул вначале на испугавшуюся девчонку лет пятнадцати на вид, чьи динные золотистые волосы были убраны в две косы, но немного рябое лицо меняло всю картинку кардинально. — Батела? — я посмотрел в глаза напрягшейся травнице.

      Её страшный взгляд готового на всё человека заставил моё тело выбросить руку с мгновенно скользнувшим в ладонь кинжалом в её сторону, тем самым не давая ей ни малейшего шанса броситься на меня. Я видел, как раздуваются её ноздри, как скрючились её пальцы от испытываемой ненависти — и понимал постепенно одну единственную вещь. Не будь чай столь горяч — мне бы отсюда сегодня не уйти.

      Девочка с золотыми косами закрыла лицо ладонями и рухнула на колени, завывая и размазывая сопли по лицу.

      — Пожалуйста, делай что хочешь, но не трогай маму! Делай что хочешь! Я могу быть Дени! Я могу быть Дени! Делай что хочешь! Не тронь! Пожалуйста, только не маму!

      Я поднялся с места и вложил кинжал в ножны на правом бедре.

      В горле моём стоял странный и давно позабытый комок из гнева и слёз, которые я никогда никому не дам увидеть. Не знаю, что именно эта травница увидела в моём взгляде, но это было явно не то, что я на самом деле ощущал. Она бросилась мне в ноги и дернула за штанину, заставляя посмотреть себе в глаза.

      — Прошу, не убивай! Ты взял от неё всё, что мог! Оставь её! Прошу! Давай позабудем всё, милорд!

      Я сделал над собой усилие и снял ладонь своего тела с рукояти меча, за которую оно схватилось совершенно без моего участия — на это и среагировала травница, ведь её оружие — яд и нож, но вот лорду с мечом наперевес её вряд ли кто-то когда-то учил противостоять. Я смотрел в её глаза и думал, что же мне делать. С одной стороны, это тело причинило её дочери какую-то гадость, раз реагирует эта дочка так жутковато для меня, всё ещё не отвыкшего от реалий двадцать первого века вполне себе адекватного техногенного и, главное, не напоминающего средневековье мира. С другой — было необходимо вести себя как чертов лорд, для которого подобные гадости — в порядке вещей...

      — Ты что же, Батела, думаешь, что я позабуду об этом... случае с чаем? Я требую виру, Батела!

      — Пожалуйста, не тронь маму!

      — Пожалуйста, не тронь Миэри!

      Я промычал что-то недоступное для понимания обычными смертными и сделал вид, что задумался, а на самом деле начал блуждать взглядом по лавке, дабы просто указать на что-то пальцем и забрать это в качестве откупа за попытку отравления. Мне казалось крайне неуместным убийство двух женщин прямо как по Достоевскому. Потому — вира для шизанутого лорда в качестве какой-то стремной скрипки во-он в тому углу бокового шкафчика — это самое то! Всё же кольцо — слава тем богам, что пропихнули меня на этот квест — давало мне из прошлых миров какую-то способность, которую имело тело, носившее моё пристанище на себе. В одном из миров я попал в руки девушки, обитавшей в огромном особняке и учившейся играть на подобном инструменте, а затем сбежавшей вместе с учителем танцев, который так и не научил её танцевать. Но вот в скрипке эта девица была крайне талантлива, что дало мне возможность закрепить за этим звание «способности» и пронести с собой через пару-тройку миров как милый такой бонус.

      — Отдай мне эту скрипку, — я указал ладонью на инструмент и ухмыльнулся. — И я уйду!

      — Да ты ведь убил её хозяина за песню, которая тебе не понравилась, за песню Ланнистеров! Это был её суженый! — Батела смотрела на меня с физически ощутимой ненавистью, от которой мне становилось будто ещё поганей, чем было до этого — я и не подозревал, что есть куда. — Ты...

      — Не говори того, о чем пожалеешь, — я перебил её совершенно спокойным голосом и, взяв мешочек с травами, подкинул его на ладони. — Они те, что нужны для спокойного сна?

      — Да, милорд, я не обманула. В чае тоже было снотворное, — она насторожено и пристально взглянула мне в лицо, будто ожидая от меня какого-то взрыва или ещё чего-то в этом роде. — Бери скрипку, если желаешь, милорд. Ты другой, я это вижу.

      — Но он же убил Алайна! — снова заревела девочка. — И он меня... я не Дени... я же не Дени... почему так больно... я же не Дени...

      — Успокойся! — прервала её причитания тетка и широкими шагами преодолела расстояние между собой и полкой со скрипкой. — Бери, Таргариен. Я вижу, что ты другой. Но не думай, что все видят.

      — Я надеюсь, что видят не все, — я скривил рот и аккуратно выхватил у неё скрипку со смычком. — Это даст мне шанс таким остаться, Батела. Хотя бы мизерный. Ты ведь знаешь, травница, что Зима близко?

      — Я знаю это как никто. Я бежала от Зимы более десяти лет назад сюда, из зимнего края... Оттуда, откуда ты родом, сын Безумца. Я дочь северного бастарда, а она — дочь южного. Мы вытравили твой плод, мальчик, — она посмотрела на меня так тяжко, как не смотрела на меня даже Дени. — Но тебе не вытравить плод сестры твоей. Я вижу...

      — Забудь о своих видениях, травница. Я оттуда, куда не проникнет твой взгляд. Забудь о будущем, которое видела до того, как встретила этого человека опять...

      — Ты безликий?! — травница прицепилась к случайно выскочившему из моего рта обращения к этому телу как к не своему, и я понял, что мне это её заблуждение очень даже выгодно. — Но я вижу, что ты что-то, а не ничто... — она схватила меня своими до сих пор скрюченными пальцами за предплечье и притянула к себе, втягивая носом воздух и глядя на меня в упор. — Ты... Кто ты?

      — Давай обойдемся без прикосновений, — я не очень любил касания людей в прошлой жизни, потому почти с силой отодрал её ладонь от своей рубашки. — Батела, ты пойми пожалуйста, мне не нужна твоя смерть...

      Но мою проникновенную, ну, наверняка обещавшую таковой быть, конечно, речь прервал громкий стук в дверь. Да что это я, дверь почти вышибли на хрен. А тот, кто стучал, прорычал гундосым басом то, что я принял за признак прямой слежки за собой.

      — Откройте! Иллирио Мопатис требует!

      — Это Разбитый Щит, — Батела, сощурив глаза, взглянула на меня, пялившегося на дверь, как на врага всего человечества. — Он правая рука начальника личной стражи Мопатиса. Безупречный.

      — Следил за мной, — я встал к двери и взялся за засов. — Я открою.

      — Мой мастер приказал убить ту, к кому ты пришёл, — монотонно проговорил страж, глядя мне в глаза, и добавил. — И он приказал сообщить тебе об этом, чтобы ты ушёл с пути моего клинка. У дома Таргариенов не должно быть бастардов. И мой мастер предоставляет дому Таргариенов приют только с таким условием.

      — Ты никого не убьешь, — я покачал головой. — И никаких бастардов я не делаю здесь. Я за снотворным пришёл. И я проследую за тобой в особняк к твоему хозяину, но не убивай здесь...

      — Ему был отдан приказ, — просипела Батела и попятилась назад, закрывая собой Миэри. — Он убьет, что бы ты сейчас ни сказал.

      — Да? — я отошёл с пути стражника-кастрата и дал ему пройти к Бателе, вглубь комнаты. — Тогда я ничего не могу поделать.

      Я выглянул из дверного проёма, проверив улицу на наличие ещё кого-то неучтенного, но этот Безупречный, как оказалось, был один. Придурок, что ли? Я закрыл дверь и обернулся к плачущим женщинам и этому Безупречному кастрату, который меня уже и за угрозу не считал. Я приготовился к рывку, когда Безупречный обнажил меч.

      Спустя несколько мгновений его меч выпал из ладони, а изо рта выплеснулось некоторое количество крови, прежде чем он начал свои судорожные попытки выкашлять клинок из своих легких.

      Я ушёл в особняк, даже не думая оборачиваться на закрывшуюся за мной, мне кажется, с огромным облегчением дверь лавки травницы. Эта Батела знала, что делать с трупом, а у меня были другие дела на остаток ночи и следующий день.

      Хотя какая ночь? Часом позже уже занимался рассвет.

     КОЛЬЦО. Город Пентос. Особняк Иллирио Мопатиса. Термы.

      Я, как только мог, оттягивал этот момент. Происходящее было странно страшным, отдавало дежавю и совершенно мне не нравилось. К сожалению, я признавал, что сейчас, вечером второго дня моего пребывания в теле Визериса III Таргариена ничего поделать уже было нельзя.

      — Привет сестрица, — я улыбался напряженной улыбкой, смотря в её слишком усталые для такого возраста глаза, и поглаживал невесомую ткань платья в своих руках. — Смотри. Платье для смотрин. Магистр Иллирио расстарался, — я не смог не сказать это без сарказма, что вызвало несомненный всплеск удивления у моей дорогой будущей повелительницы драконов. — Под цвет глаз подбирали. Делаем из тебя принцессу... Но знаешь, Дени...

      Я привлек её немного рассеявшееся от прикосновения к новой для неё ткани внимание щелчком пальцев, всегда напоминавшем мне нечто крайне подходящее надменному принцу, коим и был Визерис в глазах всех людей вокруг, в том числе и его сестрицы.

      — Да, я тебя слушаю, брат, — поспешно сказала она и отняла ладошку от платья.

      — Запомни то, что я скажу, Дейенерис, — я наклонился к ней и почти что интимным шепотом, не пряча снисходительной, но всё же беззлобной ухмылки на лице, продекламировал стишок, который мне вспомнился в связи с положением, в котором находился Визерис с самого побега из Вестероса. — Всё, что из золота, не сверкает. Не всяк, кто скитается — пал. Древняя кровь не ослабевает — Глубокие корни мороз не достал. Из пепла пламя возгорится. А свет из теней взойдет! Клинок, что сломан, возродится. Король без короны престол займёт! [1]

      — Что... что это? — Дейенерис была слегка под впечатлением, глядела на меня немного расширившимися зрачками. — Кто-то придумал песню о тебе?

      — Это я придумал песню о себе. И пока не придумал музыку, потому её ещё нигде не поют, — я закатил глаза, а затем уже привычным для себя и крайне приятным движением погладил сестрицу по макушке, на что та едва заметно даже для самой себя, наверное, улыбнулась, отвечая на мою улыбку, но тут же одернула себя, зажавшись и чуть сгорбившись.

      — Брат, а зачем ты придумал этот стих? — всё же задала она интересовавший её вопрос, подняв лицо, но избегая взгляда глаза-в-глаза.

      — Мне казалось, ты умная девочка, Дейенерис. Я однажды убил барда, который спел при мне песню Ланнистеров. Опрометчивое убийство, конечно, но всё же знаешь, сестрица, — я перенес руку с её макушки на щеку, а затем и на шею, мягко поглаживая, но наверняка пугая, потому как она вздрогнула и снова избежала прямого зрительного контакта, — Ты ведь понимаешь, что нам нужны люди? Кхалассар — черт с ним, единственная надежда на обученное и огромное войско, и я только надеюсь, что меня не обманет этот кхал, в пекло бы его, Дрого. У Таргариенов слишком большая история со всеми городами Эссоса, чтобы нам предоставили людей для военных действий, что будут вестись за пределами Эссоса. Нам будут нужны люди из наших земель, которые будут готовы за Пламя и Кровь в огонь и воду, Дейенерис. Заговоры зреют, но там все хотят просто воспользоваться нами, а не верно нам служить. Это всего лишь маленький шаг, всего лишь камешек в том замке, что предстоит нам построить, сестра. Тебе ясно?

      — Я... Я понимаю. Но брат, ты так веришь в это... — она опять сгорбилась, хотя судя по тому, что она подняла эту тему — то наоборот расхрабрилась, и я не удержался.

      — Не ссутулиться! — я похлопал её по спине. — Органы скукожились, сиськи втянулись — какая из тебя невеста, скажи на милость? Хотя как по мне, ты в любом виде идеальна, но ты же моя сестричка.

      Она ответила мне удивленным взглядом и переспросила.

      — Визерис, брат, что с тобой сегодня? Ты будто сам не свой... Прости.

      — Ничего, — я убрал проявившуюся от неожиданности пристальность из взгляда и поджал губы, пытаясь копировать манеру говорить самого Визериса, которую я наблюдал в те моменты, в которые ещё не было доступа к его сознанию во время отключки. — Старайся держать голову прямо и не смотреть с вызовом, вот как сейчас. Я-то ничего непоправимого с тобой сделать не смогу — рука не поднимется, но в кхале я не уверен. Если во мне надо будить дракона, то в нем зверя наверняка надо усыплять, сестричка. Все дотракийцы — варвары для нас с тобой, имеющие особые понятия о чести, любви и гордости. Приручи его, победи его мягко, и тогда мы достигнем нашей цели.

      — Брат... — она опустила глаза и потерла ладошкой лоб. — Я... Это всё...

      И вот тут я счел нужным наконец-то сказать то, что мне стоило бы говорить раз, как минимум, сто-двести для того, чтобы обескуражить Дейенерис ещё больше и при этом хоть как-то себя обеспечить безопасностью с её стороны в будущем. Ведь Визерис совершенно точно не говорил ей таких вещей прямо. И всё же сделать это настолько пафосно, насколько я собирался, мне не удалось. И да, я намеревался банально признаться ей в любви по итогам разговора, но...

      — Ты хочешь узнать, что со мной? — я посмотрел на догорающий закат и подошёл к каменной ограде балкона, выходившего в изысканный сад Иллирио, потянув за собой сестру за локоть. — Обними меня.

      Я отпустил её руку и встал спиной к розовому мареву в чистом от облаков небе над Пентосом, раскинув руки в приглашающем жесте. Дейенерис чуть помедлила, но выполнила мою просьбу, которую она наверняка опрометчиво восприняла как приказ. Она не прижалась ко мне, не обняла даже как друга, она держала расстояние и едва заметно вздрогнула, когда я опустил одну ладонь ей на плечо, а другой приподнял подбородок.

      — Ты была свободна в своем решении меня обнять, Дейенерис, — сказал я ей почти в губы, смотря в фиалковые глаза и четко продумывая каждое слово, что говорю — они должны были пропечататься в её памяти так, чтобы мне приходилось лишь легонько напоминать о них, но не говорить всегда заново. — Ты в любой момент можешь отказаться, и мы сбежим. И я никогда не взойду на престол. А ты не будешь моей королевой. Мы официально умрем в одном из покушений недоброжелателей — нас просто поглотит пламя. Трупы схожей комплекции я смогу обеспечить. Дом Таргариенов не будет существовать. Я проглочу свою гордость и желание вернуть то, что у нас отобрал Узурпатор, чтоб он сдох. Но ведь ты сама знаешь, что создана для большего. Не для того, чтобы красить волосы в другой цвет, чтобы тебя не путали с ребенком шлюхи-лиссенийки или со шлюхой-лиссенийкой. Я, кстати, подозреваю, что у магистра Иллирио есть подобный козырь в рукаве — беловолосый ребенок от такой девицы, который или свято уверен, что Таргариен, или просто станет лже-наследником, сам об этом зная, и именно поэтому магистр помогает нам. Мы расчистим путь, тебя на этом парне в итоге поженят — убить кхала не так уж сложно, да и они сами прекрасно справляются с их-то тягой к убийствам. И сделает он это всё, прежде меня прибив, вероятнее всего твоими же руками. Нас ведь очень легко рассорить, сестра. Когда мы в последний раз так обнимались? Хотя бы так, м-м-м?

      Она не пыталась отдернуть свое лицо от моего, не делала резких движений и вообще не издавала звуков — только дыхание, смешивавшееся с моим собственным, было мне слышно, пока я всё это говорил. Слуги за нами не следили — для любого нормального человека это было, черт возьми, похоже на разговор близких и единственных друг у друга родственников, но я всё же предполагал, что долго наше одиночество не продлится — стукачи-с. Потому поторопился, вначале обведя взглядом поверх макушки Дейенерис, слуг, которые занимались по разным углам терма, в котором мы находились, подготовкой купания для сестры. На нас никто не смотрел, и я уже было набрал воздуха, чтобы сказать ей то, для чего, собственно, был весь сыр-бор, но Дени решила ответить на мой, предполагавшийся риторическим, вопрос.

      — Пять лет назад ты меня успокаивал, когда у меня начались... э-э-э... — она покраснела и я тоже ощутил прилив крови к щекам и нервно хмыкнул — это убило всю атмосферу, подходящую для поцелуев под ликом закатного солнца. — Ты меня тогда обнимал, но потом рассердился, что я тебя отвлекаю по таким пустякам.

      — Ну для чего ещё нужны старшие братья, Дени? Конечно же погладить по голове, а потом поиздеваться над твоей тупостью, чтобы неповадно было, не правда ли? — я ухмыльнулся и покрепче её к себе прижал, тяжко вздохнув, а затем начал говорить ей тихо и на ухо, дабы никто не услышал. Я решил уже, что всё-таки поделюсь с ней жизненно-важной информацией, которую помню, пока или меня не прибили, или информация не утеряла актуальность. — Я часто веду себя как дерьмо, но это, если в целом, от беспокойства и паранойи. Обоснованной паранойи, прошу заметить. Как только Узурпатор узнает, что ты выходишь за Кхала, то, уверяю тебя, нас обоих ждут покушения. Это сейчас мы никому не нужны были, но вот их Мастер над Шептунами, запомни, Варис по прозвищу Паук, имеет контакты с Иллирио. Этот евнух, а он евнух, родом из Лиса, но фактически Мир стал его второй колыбелью, сделав из оскопленного раба, попрошайки и вора отличного шпиона. И именно он и его "пташки" за нами следили всё это время. Пока мы не угрожаем заднице Роберта Баратеона на Железном Троне, но это изменится. Мы будем угрожать. Ты будешь. И без меня ты не останешься одна, нет, — я ухмыльнулся. — Найдутся почитатели и будущие предатели. Запомни сестра, — я процитировал Серсею Ланнистер, те её слова, которые нельзя было не запомнить, — Тот, кто берётся играть в престолы, или погибает, или побеждает. Третьего не дано. И помни также, что в такой игре враги все, кто не из нашей семьи. А твоя семья — это я и твои будущие дети, другой семьи нет. Я играю роль недалекого идиота, Дейенерис, и прости, что так долго водил тебя за нос, но ты была слишком мала для этих игр, а сейчас... Тебе придется в них вступить. Для всех — я лишь тень дракона, король-попрошайка, никчемный ушлепок, которому нет места на троне и который попросту до него не доберется. И пожалуйста, Дейенерис, если ты решишься мне помочь с исполнением этой мечты, то знай — даже если я умру, знай, — я не ощущал и половины тех чувств, что вкладывал сейчас в эти слова, но так было надо, и мне не впервой притворяться перед женщинами, хотя это было чем-то новым, я будто бы даже чувствовал неловкость за свой обман где-то в глубине души. — Я тебя люблю.

      Она, было, подалась вперед, повторяя движение за мной, и наши губы почти встретились, но громкий звон упавшего на плиты пола бронзового таза и раздавшийся за этим звуком вопль боли заставили нас отпрянуть друг от друга и посмотреть на источник шума.

      Служанка ошпарилась и вопила, а остальные орали кто во что горазд, что вообще стоит сделать и принести. Прозвучали даже такие варианты, как моча или жидкое масло, но пока никто ещё никуда не двинулся, все находились в процессе поиска того человека, кто всех их пнет и организует — ну, это по моему скромному разумению. Стать этим человеком было сейчас крайне легко.

      Я закатил глаза и рявкнул на слуг, быстро прошагав к рабыне, которая вероятнее всего и была нашим соглядатаем, и оценивая повреждения. Н-да, с таким надо сразу после первой помощи в больницу бежать или скорую вызывать — площадь ожога явно больше кулака, но хоть неглубокий, что должно давать надежду. Кажется, здесь делают что-то вроде кефира? Видел же, когда был в гостях, если это так можно назвать, у травницы! Да и подорожник наверное растет какой-нибудь.

      — Быстро за лекарственным отваром, каким хотите, чтобы помогал от лихорадки!

      — Из сумеречной розы? — пискнула какая-то девица.

      — Да хоть из корня фенхеля, вам лучше знать, вы тут работаете, у вас такое часто быть должно! Молчи и делай! И не настойкой, а отваром, запомнила? Иди к Бателе-травнице, она тебе всё даст, скажи от скрипача, она поймет.

      — Да! — воскликнула кудрявая девчонка, чьё лицо я даже не запомнил, и унеслась.

      Тут прибежала какая-то из более расторопных служанок — девушка притащила таз холодной воды и по моему кивку окатила рабыню холодной водой. Попало, конечно, не только на пострадавшие руки и ноги, но ничего, лишним не будет, хоть эта девица снова заверещала, правда, теперь уже скорее от неожиданности, чем от боли.

      — Ты, — ткнул я пальцем в девицу, которая причитала больше всех, поддерживая пострадавшую за спину. — Быстро побежала за вашим таким полу-жидким продуктом из молока, кисловатый такой, я на рынке видел, с хозяйств местных привозили. Свежий возьми.

      — Курташ, — кивнула головой она и передала пострадавшую другой служанке.

      — Ну а теперь вы — сидите и ждете. Курташ нанести на покрасневшие участки. Одежду, если прилипла, снимать не стоит, само отойдет. Курташ смыть прохладной водой, а затем обмывать раны отваром каждые два-три часа. Понемногу. Если появятся волдыри, то не надо их лопать самостоятельно, занесете погань. Всем всё ясно?

      Мне ответил нестройный ряд уже почти успокоившихся голосков, и я наконец понял, почему они так по-дурацки действовали — Иллирио ведь часто меняет служанок, это ведь не кухонные девицы, а так, для ублажения взгляда и слуха. Каждую здесь я мог бы нагнуть и трахнуть, не получив потом слабительной травки смешанной со снотворным в вине или мясе. Иллирио может себе позволить разных рабынь... А сейчас ещё и разных начальников охраны придется позволять — я бы ухмыльнулся сам себе, если бы не ситуация.

      Уже поднявшись с колен, я повернулся к сестре и улыбнулся из-за её слегка ошарашенного выражения лица — она неловко улыбнулась в ответ. Да, детка, твой упоротый братец и такое может, да! И будет очень жаль, всё-таки, сдохнуть в этой блядской игре престолов, так тебя и не переубедив, что брат тебя на самом деле любит. А ведь он её и правда любит — все его реакции говорят об этом, всё его тело просто на куски рвется рядом с ней, когда он в сознании, а я лишь сторонний наблюдатель...

      И завтра нам предстоят торги, а время снотворного уже проходит. Я уже только на чистой силе воли удерживался от сна, который бы снова вывел Визериса на первый план, отдав ему в безраздельное владение вымотанное тело, не спавшее по факту всю ночь и весь день. А ведь надо будет держаться бодрячком — у нас назревают торги за невесту. Ну а Таргариен, который помнит только то, как засыпал на шлюхе, будет думать, что сейчас вчерашний день.

      Это было бы смешно, если бы не было, как ни банально это звучит, так грустно. Ох, как же я дошёл до жизни-то такой?

      [1] Самостоятельный перевод стихотворения из книги Толкиена об Арагорне, можете копировать с сылкой на автора, если кому понравится

      All that is gold does not glitter,

      Not all those who wander are lost;

      The old that is strong does not wither,

      Deep roots are not reached by the frost.

     

      From the ashes a fire shall be woken,

      A light from the shadows shall spring;

      Renewed shall be blade that was broken,

      The crownless again shall be king.

     

     Страница произведения: http://fanfics.me/fic119661