Пробиваясь сквозь рваную гряду облаков, солнце всходило над полем. Кони нетерпеливо топтали траву, сочный ковёр которой украшали вкрапления луговых цветов. Армия короля выстроилась сплошным фронтом, уставив в небо тысячи копий, пестрея мешаниной разноцветных одежд и знамён, перьями на шлемах, сталью и позолотой брони. Напротив возвышался холм с пологими, поросшими редким лесом склонами, опоясанными прерывистыми линиями частоколов, рвов и земляных валов, между которыми мельтешили фигурки солдат и лошадей. А у подножья выстроилась сплошная человеческая стена, загородив все подступы.
Эрах - могучий жеребец графа Ардвана - бил копытом землю, его массивное туловище покрывала пурпурная попона. Такого же цвета сюрко было надето поверх кольчато-пластинчатой брони графа. На груди его и на притороченном к седлу щите красовался герб со сказочной четвероногой птицей со змеёй в когтях. В одной руке граф держал копьё, уперев его тупым концом в стремя, в другой - массивный горшковидный шлем, увенчанный фигурой головы всё той же мифической птицы. Справа на гнедом скакуне выехал седовласый барон Ратигис в жёлтом сюрко под цвет знамени, а рядом придерживал пятнистого коня барон Балдред, облачённый в красные и зелёные одеяния. По другую сторону находились статный барон Геребальд, чья бородка залихватски топорщилась вперёд, молодой Рамбрехт в длинной кольчуге и толстяк Тунберт, телеса которого покрывала стальная чешуя. В первом ряду вместе с лордами и баронами готовились идти в бой старшие дружинники и самые опытные катафракты, позади, во второй и третьей шеренгах, располагались дружинники помоложе, сыновья баронов и прочие коленопреклонённые. Наёмники и кнехты серо-коричневой массой стёганок, среди которых изредка проглядывали кольчуги, на своих невысоких лошадёнках толпились за рядами катафрактов.
Граф Ардван, оба графа Рёнгвальда - Рики Белый и Рагенбьёрн, один граф из восточных земель и ещё несколько баронов - вассалов короля составляли левое крыло священного воинства. Король со свитой и дастур Бахрам с армией монахов-воинов построились в центре, рядом с ними на великолепных породистых скакунах восседали герцоги, поблёскивая зерцалами и пластинами тяжёлых доспехов и позолотой шлемов.
- Сегодня еретики лягут костьми под этим холмом, - заявил барон Геребальд. - Их мало. Удивительно, как герцог Редмундский решился принять бой.
- Было б всё так легко, - скептически заметил Тунберт. - Они отойдут на гору, а нам - лезь за ними. Окопались, собаки, приготовили тёплую встречу. Да и сложно надеяться на победу, когда в лагере такое творится. Подумать только, церковь Хошедара попрана, у короля новый приближённый: какой-то молодой колдун, у которого в свите... - барон хмыкнул, - сапожник, портной и шлюха! Немыслимо! Целая армия апологетов не может с этим ничего сделать!
-Успокойтесь, барон, - осадил его Геребальд, - нашли время заниматься рассуждениями. Сейчас следует о другом думать.
- В любом случае, надо было дождаться остальную армию.
- А смысл? - скривил рот Геребальд. - Катафракты в сборе. А от пеших что толку? Они даже подойти вовремя не могут. Ума не приложу, зачем король набрал столько безлошадного городского ополчения?
Не обращая внимания на препирательства баронов, Ардван вглядывался в позиции противника. Сильно мешали оценить обстановку натыканные по склону ряды частоколов и лес.
- Герцог-еретик привёл много лучников, - сообщил он, и бароны прекратили спор, - а конница, похоже, там, за деревьями. Нас могут заставить лезть на укрепления. По крайней мере, это было бы самым разумным с их стороны. Впрочем, построить сплошную обороны они не успели. Вон, видите там, там и там, - Ардван указал на склон, - никаких укреплений, можно пройти. Так что, бароны, прекращайте бесполезную болтовню. Еретики падут - тут и сомневаться нечего.
Со стороны центра донёсся рёв трубы; вторя ей, загудела труба на левом фланге, и нестройные ряды катафрактов двинулись на противника. Ардван отцепил от седла щит, надел шлем, и поле боя сузилось до двух прорезей в железной пластине маски.
Боевые лошади мерно ступали тяжёлыми мохнатыми копытами по непримятой траве, пики стальной щетиной сверкали над головами воинов, знамёна висели на флагштоках.
Ветра не было, стояла жара, Ардван потел под толстыми одеждами, в железной бочке шлема дышалось с трудом. Теплилась надежда на то, что бой быстро закончится, но укрепления на холме заставляли предполагать обратное. Граф знал своё дело: разогнаться и сшибиться с противником, затем, если вражеский воин удержится в седле, - разъехаться и повторить сие действо. Знали это и остальные катафракты. Но сейчас расстановка сил была такова, что не следовало рассчитывать на привычные схемы.
Конница стала набирать ход, ещё миг - и лошади скакали во весь опор, неся смерть на остриях выставленных пик. Всесокрушающим молотом летели катафракты, топот копыт вместе с бряцаньем металла слился в единый яростный гул.
Ардван увидел, как впереди в воздух поднялась смертоносная туча. Стрелы, будто стая хищных птиц, взмыли в небо, а потом молниеносным градом ринулись вниз, навстречу своим жертвам. Тысячи игл летели в лицо бронированным всадникам. Ардван поднял щит, в который тут же ударили три стрелы, что-то звякнуло о шлем. Граф сильнее пришпорил коня. А стрелы сыпались, не прекращая, крики людей и лошадиное ржание раздавались со всех сторон, но Ардван не ведал, что творится вокруг: перед ним были лишь две узкие прорези шлема, и он погонял Эраха, думая только об одном: любой ценой добраться до противника.
И вот чёрная человеческая масса уже металась перед ним. Ардван видел лица лучников и острия заточенных брёвен, выставленные нацеленные в грудь мчащимся во весь опор лошадям. Лучники выпустили последние стрелы и бросились наутёк, Ардван находился уже в паре десятков футов от них, но колья неумолимо торчали из земли, и конь летел прямо на них. Оставалось только молиться, чтоб проскочить.
Когда Эрах врезался в толпу убегающих солдат, Ардван понял, что проскочил смертоносное заграждение. И вот уже конь сбивал на ходу людей, топча их копытами. И преисподняя разверзлась воплями грешников, мучаемых вечным пламенем - так кричали несчастные, которых катафракты сминали своими плотными рядами. А где-то за спиной надрывались лошади в исступлённом ржании: не все проскочили колья.
Ардван работал копьём, нанося молниеносные удары в человеческую массу, которая в смятении ломилась вверх по склону. Эрах несколько раз споткнулся, под копытами противно чавкало - там копошились тела. Ардван натянул поводья - дальше гнать нельзя.
А навстречу лавиной неслась вражеская конница. Всадники по нескольким тропам мчались вниз по склону, набирая скорость, снося на ходу своих же лучников, едва спасшихся от королевских катафрактов, но топот копыт заглушил крики раненых.
Ардван приготовился к сшибке. Солнце ненадолго выглянуло из-за облака, и доспехи заблестели в его лучах. Перед взором графа мелькнула злобная физиономия лицеподобной посеребрённой маски. Удар пришёлся вскользь по шлему Ардвана, наконечник оглушительно звякнул о железо, перед глазами рассыпался сноп искр, что-то хрустнуло в позвоночнике. Эрах встал на дыбы. Противнику повезло меньше: копьё Ардвана вонзилось тому в щит, и катафракт, не удержавшись в седле, рухнул на землю вместе с лошадью. Древко треснуло и надломилось, Ардван откинул копьё в сторону, но прежде чем он успел выхватить меч, вихрем налетела вторая волна конницы, а затем - третья.
Удары посыпались отовсюду, но граф достал клинок и принялся колоть направо и налево. Серо-коричневые стёганки и землистые лица стояли перед глазами сплошной стеной. А рядом мелькали цвета сэра Бараза, сэра Ньяла и барона Геребальда - храбрые воины бились плечо к плечу со своим лордом. Ещё один удар обрушился на голову, тыльную сторону ладони в кольчужной рукавице пронзила боль, трещали доски щита, но Ардван не останавливался - колол и рубил, не ведая пощады. Одному попал остриём в подбородок, другому - в плечо, а противник лез и лез, словно желая задавить массой. Было душно, пот заливал глаза, кони орали во всё горло, вопили раненые. Низкорослые лошадёнки наёмников не выдерживали натиска могучих скакунов благородных воинов и падали, подминая под себя всадников. Падали и кони катафрактов. Люди, потеряв лошадей, кто был в силах подняться - поднимались и рубились пешими.
Образовалась толкучка, задние ряды наседали на передних, передние валились на землю, раненые тщетно пытались выбраться из столпотворения. В тесноте было сложно замахнуться, приходилось работать по большей части короткими тычками. Ардван чувствовал усталость, но превозмогая немощь, продолжал драться. Руки болели от синяков, в голове звенело, мышцы затекли и, налившись металлом, стали неподъёмными. По рукаву кольчуги струилась кровь. Ардван вклинился в строй противника и оказался лицом к лицу со здоровенным детиной в ламеллярной броне. Некоторое время они озверело били друг друга мечами, попадая лишь по щитам. Снова кто-то ударил копьём сбоку, Ардван рубанул не глядя и клинок пронзил что-то мягкое.
И тут конница еретиков не выдержала: задние ряды отступили, перестав давить на передние, и те тоже развернулись и поскакали обратно к укрытиям. Из-за нагромождений человеческих и лошадиных тел преследовать бегущих верхом было невозможно. А сверху опять полетели стрелы. Лучники и арбалетчики били из-за валов и частоколов.
Болт вонзился в плечо Эраха, скакун надрывно заржал и пошатнулся. Ардвана спрыгнул на землю, скинул надоевшую бочку шлема и огляделся: позади, насколько хватает глаз, бурлила кровавая каша из лошадей, катафрактов и солдат, в которой трепыхались цветные лоскуты попон и одежд, да поблёскивало железо. Воинов, способных драться, осталось удручающе мало. Баронов Ардван не увидел, зато среди тел заметил сэра Бараза - верный дружинник лежал, привалившись к убитой лошади, его шея окрасилась красным. Ардван выругался сквозь зубы. Злость захлестнула, хотелось лишь одного: изрубить противника на куски.
- Спешиться! За мной! - крикнул он и, закрывшись щитом от стрел, ринулся вверх по склону. Те, кто всё ещё сидел на коне, соскочили и побежали следом.
Вершина была далеко - не разглядеть за деревьями, а впереди - пологий подъём, перегороженный рвами и частоколами. За Ардваном следовали сэр Ньял, сэр Орсольф и капитан наёмников сэр Лефмер, за ними - все остальные; справа параллельным маршрутом карабкались Снорри Белый и Рагенбьёрн со своими людьми. Время от времени какой-нибудь солдат валился с ног, подкошенный вражеской стрелой. Стрелы били в щиты, звякали о шлемы, падали на землю под ноги, но бойцы упрямо пёрли вперёд и вверх.
Наконец Ардвана со своей группой добрался до рва, за которым воздвигся земляной вал. В ров спустились без проблем, но когда полезли наверх, с вала на головы атакующих обрушился град стрел. Щит отяжелел от торчащих в нём древков. Тут и там раздавались возгласы, и очередной подстреленный катился вниз. Назло всем и вся Ардван карабкался по осыпающемуся под ногами склону, подняв щит над головой.
Он всё же достиг вершины, и тут его попытались спихнуть копьями. Щит потрескался, в нём зияли дыры толщиной с палец, и при каждом новом ударе во все сторону летела щепа. Сжав зубы и собрав последние силы, Ардван рубанул по ногам ближайшего противника. Рядом взбирался сэр Орсольф и остальные катафракты. Они всё же оттеснили еретиков от края, и теперь сражение шло на вершине вала. Не смотря на ужасную усталость и боль от многочисленных ушибов, Ардван продолжал неистово рубить всех на своём пути. Раненые кричали и падали, а катафракты шли вперёд непробиваемой стеной. И солдаты противника не выдержали: потеряв нескольких человек, они поспешили удрать за частокол.
А на Ардвана и его людей снова посыпались стрелы. Сэр Орсольф, который вытаскивал меч из живота только что убитого им солдата, не успел поднять щит, и был ранен в ногу и грудь. Он захрипел, припал на колено, и арбалетный болт вонзившись в лицо, на месте прикончил дружинника. "Будь вы прокляты", - кипел Ардван, жаждая только одного - убивать. Убивать в отместку за друзей своих и за бессмысленные жертвы, принесённые этому холму. Но двигаться дальше не представлялось возможным. Дружинников почти не осталось, щиты пришли в негодность, да и силы были на исходе, а обстрел не прекращался.
- Назад! Укрываемся за валом, - крикнул граф.
Воины отступили, слезли вниз - здесь их стрелы не доставали. Ардван огляделся. В строю оставались не более пары дюжин коленопреклонённых, рядом с графом сидел, тяжело сопя, племянник Тунберта, сэр Язат. Его светло-голубое сюрко стало чёрным от земли и крови, как и лицо.
- Дядя ранен, - проговорил он, сплёвывая под ноги, - я видел, как под ним убили лошадь.
- Отец тоже не доехал, - сообщил сэр Ишвард - сын седовласого барона Ратигиса; он вытаскивал стрелу, пробившую кольчугу и застрявшую в поддоспешнике. - Надо вернуться, вынести его с поля боя.
Кровь, пот и грязь смешались на лицах коричневой жижей. Люди были вымотаны, надрывно дышали. Сам Ардван чувствовал, как его руки дрожат от усталости. На дне рва стонали раненые.
- Мы не возьмём высоту, - заявил сэр Язат, - нас слишком мало. Позаботься о тех, кто ещё жив, милорд.
- Сэр Язат прав, - подтвердил сэр Ньял, вытаскивая древки стрел из щита, - почти вся дружина полегла.
- Наёмники не захотели идти в гору, - сообщил сэр Лефмер, половину лица которого заливала кровь из пореза на лбу. - Три храбрых воина остались, остальные бежали, как подлые трусы!
Ардван поджал губы, переводя взгляд с одного бойца на другого. А те смотрели на лорда и ждали, когда прозвучит команда отступать. Впереди скалилась смерть. Сквозь деревья Ардван видел, как граф Снорри Белый, что взбирался параллельным маршрутом, уже шёл со своими людьми назад. Он был ранен. Атака захлебнулась, лезть дальше не имело смысла.
- Уходим! - закричал Ардван. - Всем отступать! Возвращаемся! Уносите раненых. Про щиты не забываем, держим над головой.
Раненых и убитых катафрактов потащили вниз. Когда Ардван спустился, он снова оказался среди свалки тел, болезненные стоны резали уши нестройным хором. Кони без седоков слонялись по полю или стояли рядом со своими убитыми хозяевами, другие - брыкались на земле не в силах подняться. Всё пространство вокруг усеивали потоптанные тела солдат с переломанными спинами, руками и ногами, смятыми лицами, вдавленными в грунт. Свои, чужие - было сложно разобрать, кто есть кто. Кто мог стоять, помогал раненым, а местами до сих пор продолжались драки.
Ардван нашёл Эраха, который с арбалетным болтом в плече, хромая, бродил среди тел. Подобрал свой шлем, забрызганный кровью.
- Что ж, Эрах, - печально произнёс Ардван, гладя грустной морды коня, - повоевал ты на славу, старина. Похоже, не ходить тебе больше в бой. Ну ничего, даст Всевидящий, ещё поживёшь.
Конь понимающе смотрел на хозяина, а в больших чёрных глазах таилась печаль.
Неподалёку лежал барон Геребальд с обломком копья, торчащим из груди. Барон ещё дышал, но взгляд его подёрнулся мутной пеленой - жизнь уходила.
Ардвана взял под узды скакуна и хотел уже отправиться в лагерь, когда заметил катафракта, которого выбил с седла. Узнал его по серебристой узорчатой маске, выкованной в виде человеческого лица. Воин не мог идти, он сидел возле своего раненого коня, который едва дёргал головой.
- Сэр, - подошёл к нему Ардван, - теперь вы - мой пленник, извольте отправиться со мной в лагерь.
- Если поможете, - голос глухо звучал из-под маски, - увы, я повредил ногу и грудь и не могу подняться.
Ардван спросил у воина, как его зовут. Тот ответил, что имя его - Бертрам, и что он барон, вассал герцога Вальдийского. Ардван подозвал какого-то кнехта с лошадью, приказал доставить пленного к своему шатру и устроить в отдельной палатке.
По пути в лагерь граф не раз удивлялся, сколько людей и лошадей пало под обстрелом. Все подступы к холму были усеяны ранеными и убитыми. Особенно много пострадало простых солдат, защищённых лишь стёганками, а порой не имевших даже шлема. Ардвану повезло: он вместе с несколькими дружинниками вырвался вперёд, и основная масса пущенных стрел легла позади него. Первая линия катафрактов почти в целости доехала до лучников, но далеко не все проскочили мимо кольев, некоторые лошади сходу напарывались на острия, другие резко останавливались, скидывая седоков.
Барона Тунберта придавило конём, но он остался жив, пострадала лишь нога. А вот седовласый Ратигис был сражён стрелами, как и барон Балдред - из каждого торчало не менее дюжины древков. Ещё нескольких раненых катафарктов Ардван обнаружил в лагере - им повезло выбраться с поля боя. Среди них оказался и барон Рамбрехт. Утыканный стрелами он доехал до своего шатра и там потерял сознание.
Скорбь повисла над лагерем. Дети оплакивали отцов, отцы - детей. Погиб сын Снорри Белого, молодой сэр Хейдар. Это стало настоящим ударом для графа Рёнгвальда. Сам же Снорри отделался легко: стрела попала в плечо, и лекарь быстро её извлёк. А юный Хардред - один из оруженосцев Ардвана - едва сдержал слёзы, когда принесли тело его отца, сэра Бараза.
- Он был славным воином, - сказал Ардван. - Много славных воинов погибло сегодня. Чёрный день.
Потеря верного боевого товарища была невозместима, как и потеря большей части дружины. С поля боя принесли много раненых катафрактов, но Ардван знал: половина их не переживёт эту ночь, а из тех, кто останется, половина отдаст души Всевидящему в ближайшие три дня.
Оруженосцы сняли с Ардвана кольчугу, поддоспешник и промокшую от пота одежду, а затем помогли облачиться в чистое исподнее. И только тут граф в полной мере осознал, как сильно ему досталось. Пара стрел всё же пробили доспехи, поцарапав кожу, кто-то ударил по руке фальшионом или топором, прорубив кольчугу - рана нарывала. Ушибов же было не счесть: на теле пожилого лорда живого места не осталось. Болела шея после удара копьём, правая кисть распухла, плечи и предплечья посинели от кровоподтёков. Теперь, когда прошёл боевой пыл, разом заныли все ушибы и ссадины, и Ардван, выгнав оруженосцев, в изнеможении завалился на кровать.
Явился лекарь, залил раны вином, и начал растирать тело графа какой-то вонючей мазью. Не дождавшись конца процедур, Ардван вырубился: усталость взяла своё.
Его разбудил сэр Ньял.
- Что случилось? - Ардван, кряхтя, поднялся с лежанки, пытаясь согнать сонливость. - Ты позаботился об охране лагеря?
- Герцог Редмундский сегодня потерял много воинов, - сообщил сэр Ньял. - Не думаю, что противник решится атаковать. Но охрану я выставил. К сожалению, все, кто ходил в бой, валятся с ног от усталости. Я велел вооружить обозников.
Капитан дружины вкратце рассказал о том, что слышал из разговоров в лагере.
Самого большого успеха удалось достичь на правом фланге. Там еретики оказали наименьшее сопротивление, и воины короля почти добрались до вершины. А вот у головного крыла дела обстояли не лучшим образом. Потеряв в стычке у подножья холма много бойцов, король и герцоги упёрлись в частокол и были вынуждены отступить. Железноликий был ранен: вражеское копьё пробило ему живот. Лечил монарха молодой колдун, но слухи упорно твердили, что король не выживет. Пал в бою герцог Сноутон вместе с сыном, и никто не знал, будут ли катафракты Сноутонов сражаться дальше. Много разговоров ходило о том, что люди погибших лордов и баронов намереваются разъехаться по домам, и единственные, кто пока удерживал армию, были дастур Бахрам и герцог Фритландский. Сдаваться эти двое не собирались, хоть дастур и потерял более половины монахов-воинов.
Сэр Ньял ушёл, и Ардван, вновь оставшись один, принялся размышлять над тем, что произойдёт с войском, если Железноликий не выживет. Размышления прервал оруженосец, который сообщил о большом совете, созываемом королём сегодня вечером. Ардван немало удивился сему событию, и теперь с нетерпением ждал вечера, мучаясь догадками. Годрик наверняка находился при смерти, и Ардван просто не сомневался, что на совете произойдёт раскол, и священное воинство прекратит своё существование, распавшись на много частей, а следом за ним - и королевство.
Идя на собрания, Ардван ожидал увидеть Железноликого в плачевном состоянии, но когда граф явился под купол разноцветного королевского шатра среди нескольких десятков лордов, он не поверил глазам. Годрик находился в полном здравии и прекрасном самочувствии, будто и не было тяжелейшего ранения. Он, как и прежде, величественно возлежал на подушках, рядом на стульях сидели герцог Фритландский и дастур Бахрам, а вокруг толпились приближённые.
А в дальнем углу шатра стоял юноша. Молодой человек, на вид лет семнадцати, со светлыми вьющимися волосами и едва начавшей пробиваться жидкой бородкой имел такой отрешённый вид, словно мыслями находился далеко-далеко отсюда, юноша не обращал на лордов, набившихся в шатёр, ни малейшего внимания. Своей простоватой одеждой он выделялся из общества благородных, он был среди них чужим, но тем не менее он сидел тут, и ни один граф или герцог не смел ему и слова грубого сказать, хотя многие посматривали с неприязнью и недоумением. Особенно презрительно на юнца косился дастур Бахрам, и Ардван весьма удивился тому, что этот суровый человек, который по слухам даже королём вертит, как хочет, мирился с присутствием столь неприятной для себя персоны, не обладающей ни властью, ни деньгами, ни положением в обществе. Разные ходили слухи об этом парне, но прежде Ардван им не сильно доверял.
- Итак, первым делом должен уведомить вас, мои верные подданные, - объявил Годрик, - что хоть я и был ранен, но стараниями моего нового придворного лекаря полностью исцелён и продолжаю, как и прежде, возглавлять поход. У нас большие потери: погиб мой близкий друг и правая рука - герцог Сноутон, погибли много моих храбрых воинов. Знаю, вам тоже пришлось оплакивать своих сыновей, отцов, друзей и верных слуг. И я скорблю вместе с вами. Но война не закончена. И битва эта не закончена. Мы должны взять холм, и мы его возьмём! Избавим наши земли от еретической заразы раз и навсегда, иное недопустимо. Не сомневайтесь, я вновь поведу вас в бой, если потребуется. Силы противника на исходе, сегодня мы убили много их людей, - затем король обратился к герцогу Фритландскому: - У вас, маршал, есть идеи, как выбить еретиков с холма?
План маршала был следующий. Городское ополчение, ожидавшееся завтра к полудню, а так же коленопреклонённых и кнехтов, что остались без лошадей, герцог Фритландский собирался бросить в атаку на укрепления, точнее, в те бреши, которые имела оборона еретиков. В это время, пока ополчение будет отвлекать основные силы, конные катафракты должны были обойти по лесам лагерь противника, незаметным для него образом, и ударив в тыл, прорваться через ряды обозов к вершине.
- При всём уважении, Ваша Светлость, - возразил граф Снорри, - но какой прок посылать пеших на гору? Эти люди не годятся для войны.
- Именно в них сейчас самый большой прок, - ответил лорд-маршал, - городских не жалко кинуть на укрепления. Более того, я считаю, что армия помимо конницы должна как можно чаще прибегать к использованию обученных пеших солдат. В некоторых случаях их применение больше оправдано, нежели пускать в ход катафрактов. Понимаю, это идёт вразрез со многими устоями, но война порой требует нововведений.
На этом собрание завершилось. Ардан вернулся в шатёр. Из головы никак не выходил странный юноша - новый лекарь короля, которого все считали колдуном. Было в нём что-то не от мира сего, и в то же время чувствовались за ним сила и власть, природу которых граф разгадать.
Завтра предстоял тяжёлый день, завтра измотанные, побитые и уставшие воины снова пойдут на проклятый холм, и лишь Всевидящий знал, скольким суждено пережить очередную атаку. Ардван хотел помолиться, но слова не шли, вместо этого в голове начали бродить нехорошие мысли. Он не понимал, что здесь делает, не понимал, ради чего погибли его лучшие люди. Отчаяние охватило пожилого лорда. Почти все друзья и верные соратники покинули этот бренный мир или помирали от ран. Жертва, которую принёс сегодня Ардван во имя собственного Бога, казалась ужасной. Всевидящий не защитил Своё войско, Всевидящий на уберёг Своих воинов. Слова мобадов оставались только словами - не более.
Глава 34 Феокрит 4
Наступила ночь, и факелы зажглись, освещая лагерь. Феокрит валился от усталости, его сослуживцы - тоже. Сегодня друнга Ясона была брошена на левое крыло королевского войска вместе с катафрактами каких-то двух баронов. Такой свалки Феокрит не видел ни разу в жизни.
Всё началось с того, что конница налетела на своих же лучников, которые удирали от вражеских катафрактов. Мчащиеся вниз по склону кони буквально смели остатки многотысячного стрелкового отряда, лишь немногим удалось схорониться за деревьями и другими естественными укрытиями и не попасть под копыта. Когда же наёмники добрались до противника, там происходила самая настоящая давка, и Феокрит со своими людьми еле успел унести ноги, да и то, лишь потому что ехал в последних рядах. Он видел, как здоровый катафракт в пурпурном сюрко яростно прорубался сквозь строй наёмников на своём огромном скакуне, видел, как друнгарий Ясон схлестнулся с ним в отчаянной схватке. Феокрит думал, друнгарию - конец. Он понимал, что его собственные шансы в драке с бронированными всадниками невелики, а потому, едва оправившись от шока, Феокрит приказал своим отступать.
Ни Феокрит, ни Ясон не пострадали, но не все оказались столь везучи. Толстяк Ферсит так и не выбрался из той бессмысленной мясорубки, а Мегасфен свернул шею, даже не доехав до поля боя: его конь упал на спуске, подвернув ногу. Вывалился из седла и молодой Вард, но он отделался ушибами и вывихом плеча.
Трюгге бился, как зверь, и после сражения на его теле красовалось с десяток порезов. Феокрит, Бассо и старик Юстин застряли в толкучке и так и не добрались до противника, чему все трое были рады. А вот что бойцов опечалило, так это ранение капитана Леона. Вражеское копьё вонзилось в руку - казалось бы, не страшно - но уже к вечеру рана загноилась, и теперь капитан лежал в бреду, и даже бригадный лекарь ничего не мог сделать.
Феокрит сидел у костра и смотрел в огонь, приходя в себя после пережитого, сослуживцы расположились рядом. В бою страха не было, в той сумятице только одна мысль вертелась в голове, пробиваясь сквозь вопли раненых: "выбраться". Страх пришёл потом, после сражения, и вместе с ним наступила оторопь от осознания того, что почти половина армии герцога Редмундского теперь лежала там, у подножья холма, а от нэосской конницы в строю осталось менее трети бойцов. Друнге Ясона повезло. Из второй друнги, которая дралась в центре, мало кто выжил, а её командир погиб. Гиппарх же, ведший солдат в атаку, вернулся с многочисленными ранениями.
Но радость выживших оказалась недолгой.
- Завтра-послезавтра снова нападут, - рассуждал Бассо, - их много. Нам не выстоять.
- Плохи дела, - Феокрит почесал затылок. - Если холм возьмут, всех перережут, как пить дать.
- Конечно, перережут, - хитро ухмыльнулся старый Юстин. - Нужны мы им.
- Бежать надо, - пробурчал Трюгге.
- Может, сейчас дадим дёру? Пока темно, - предложил Бассо.
- Подождём до утра, - решил Феокрит, - сейчас лагерь охраняют. А завтра, когда штурм начнётся, под шумок свалим.
- Что ж, разумно, - одобрил Бассо. - Только бы поздно не было.
Остальные план одобрили, и со спокойным сердцем отправились на боковую, веря, что смерть обойдёт их стороной.
А рано утром Ясон объявил построение. Остатки наёмного отряда собрались на площади среди палаток, и только теперь Феокрит воочию увидел, как поредела славная неосская конница. Солдаты выглядели усталыми, измождёнными, жалкими. Они стояли, понуро пялясь на командира. Заросшие лица, грязные, рваные стёганки, злые, потухшие глаза - эти люди напоминали сборище бродяг.
Ясон скептически осмотрел подчинённых, негромко выругался - чувствовалось, он был подавлен не менее других - а потом проговорил:
- Сегодня ночью умер гиппарх. Мы потеряли больше половины всадников, многие ранены. Теперь я возглавляю войско на правах старшего командира. Дальнейшее участие в этой кампании считаю бессмысленным, а потому приказываю немедленно свернуть лагерь и выдвигаться в обратный путь. Идём к Зелёному морю, оттуда - до Нэоса на кораблях.
Произнеся эту короткую речь, Ясон ушёл. Странно было видеть, как лица солдат, отмеченные обречённой покорностью, посветлели, как в глазах заискрились радость и надежда, и как люди с воодушевлением бросились выполнять приказ.
Пока сворачивали палатки и грузили походный скарб на телеги, к Ясону подошёл герцог Редмундский с приближёнными. Феокрит не слышал их разговора, видел лишь, что спор у лорда с друнграием завязался жаркий. Вскоре герцог был вынужден уйти: власти над нэосцами он не имел никакой.
Палатки собрали быстро, затушили костры, запрягли повозки с имуществом и ранеными. И вот наёмники уже ехали прочь от гиблого холма, провожаемые злобными и завистливыми взглядами катувелланских солдат, брошенных на верную смерть. Они тоже хотели убраться отсюда, но не могли: им было приказано стоять до конца.
А наёмники радовались. Радовались тому, что остались в живых и что не придётся погибать на чужбине, тому, что впереди их ждут родные края и дом. Феокрит тоже был в приподнятом настроении: он уже давно хотел вернуться.
- Чем займёшься потом? - спросил Бассо.
- Пока не думал, - Феокрит расслабленно сидел в седле, а на губах его застыла блаженная улыбка.
- Можешь сделать карьеру в армии, ты уже почти настоящий офицер. А там, глядишь, и аристократом станешь. Ты же этого хотел?
- Да ну её в пень дырявый, - махнул рукой Феокрит. - Надоело мотаться, как проклятому. Хочу спокойной жизни. Не молодой я, поди, за чинами гоняться. Почти четыре десятка. О старости следует подумать. Может, торговлей займусь. Жениться тоже надо, дом свой, чтоб был, все дела.
- А может, в земледельцы подашься? - подколол друга Бассо.
- Да пошёл ты! Хотя... А почему, нет? Заработаю на кусок земли на побережье, буду каждое утро вставать, выходить из дома, а там - океан пред глазами. Красота! Только в Нэос больше ни ногой. В Сапферос поеду, али ещё куда.
- А я думаю остаться в гарнизоне, - заявил Вард. Врач ему уже выправил руку, и теперь молодой наёмник чувствовал себя как нельзя лучше, радуясь, что обошлось без последствий.
- Тебе, парень, мало что ли? - удивился Феокрит.
- Пущай, - прошамкал Юстин, - в гарнизоне куда спокойнее. А хрена ли? Сидишь сиднем и ухом не ведёшь. Жратва есть, крыша есть, шлюхи есть. В гарнизоне послужить можно.
- Эх, жаль Мегасфен не дожил, - вздохнул Феокрит, - у него баба осталась и сын малолетний. И как глупо подох! Бывает же...
- Многие не вернутся к своим семьям, - серьёзно проговорил Юстин, - это война.
- Герцог сглупил. Если бы мы сидели за валами и заборами, потерь было бы меньше.
- Ничего не поделать, - развёл руками старый солдат, - у лордов традиция: ходить в конную атаку.
- Дебилы, блин, - сплюнул Феокрит, - столько народу угробили.
- Тебе-то есть, куда возвращаться, старый? - спросил Бассо. - Поди, внуки подросли уже?
- Есть куда. Только не привык я на месте сидеть. Дома меня не удержишь.
Только Трюгге был угрюм: в бою погибли почти все его соплеменники.
Отряд волочился по пыльной дороге, уходя всё дальше и дальше от злополучного холма. Поскрипывали телеги со стонущими ранеными, устало брели пешие наёмники, оставшиеся без коней.
К полудню добрались до одной из пустых деревень, которую армия герцога Редмундского разорила пару недель назад по пути на север. Перед наёмниками предстали шесть раскиданных среди редкого леса дворов, и висящие на веках обглоданные воронами дезертиры. Ясон скомандовал привал, и вскоре деревню и всё пространство вокруг заполонили сотни обозных повозок. Палатки разворачивать не стали: засиживаться не планировали. Феокриту и остальным офицерам друнгарий приказал явиться в один из домов.
В пыльной комнате, свет в которую проникал через две квадратные дыры в стенах, помимо Ясона собрались бригадир Маркус, бригадир Люциус, один капитан и пятеро десятников - вот и всё, что осталось от офицерского состава нэосского конного отряда. Главный вопрос на повестке был: куда идти дальше.
- Катувелланцы могут оказать сопротивление в прибрежных городах, - заявил Ясон, - не будем рисковать. Ближайший отсюда город, не подвластный их королю - Тальбург. На запад миль триста. Туда мы и направимся. Возражения есть?
- Придётся идти по враждебной территории, - возразил Маркус, - стоит ли так рисковать?
- Сейчас для нас любая территория - враждебная. А до Тальбурга ближе всего.
- Тальбург тоже королю подчиняется, - заметил Люциус.
- Формально - да. По факту там - свой король, и в войне он не участвует.
Ясон хотел сказать ещё что-то, но его прервали, в окне возникло взволнованная физиономия солдата:
- Господин друнгарий! Сюда скачет большой отряд! Катафракты!
- Командуйте конное построение, - приказал Ясон, вскакивая с места. Офицеры, все как один, бросились к своим отрядам.
Верный Гром мирно стоял на привязи и щипал траву под ногами. Подбежав к своим, Феокрит крикнул им "по коням", отвязал жеребца и вскочил в седло. Он глянул на дорогу: по ней рысью скакали всадники в разноцветных сюрко. Они приближались к телегам, заполонивших всё пространство вокруг деревни. Сотни телег стояли на пути вражеского отряда. Но возницы - простые люди, зачастую не имевшие при себе оружия - даже не думали сопротивляться и при виде катафрактов бросились в рассыпную, наводя панику среди солдат. Солдаты же не понимали, что делать. Командиры приказали трубить построение, но многие наёмники, испуганные грозным видом вражеской конницы, тоже ринулись спасать свои шкуры, а те, кто всё же решили драться, метались в проходах между телег, внося лишь неразбериху.
Феокрит видел, как Ясон, Маркус и Люциус собирают вокруг себя бойцов, пытаясь хоть как-то организовать оборону. А катафракты уже пустили лошадей галопом, на всём скаку влетели в лагерь и принялись яростно колоть копьями всех, кто попадался на пути. Кнехты же, что ехали следом, обстреливали стоянку наёмников из луков. И в этой сумятице люди, будучи не в силах сопротивляться, помирали под копытами вражеских лошадей, под ударами копий, мечей и топоров.
Медлить было нельзя.
- За мной, живо! - заорал Феокрит сослуживцам и, пришпорив коня, помчал во весь опор в противоположную от противника сторону. Вслед уже летели стрелы. Какой-то наёмник, скакавший впереди, свалился с лошади, пронзённый в спину.
Феокрит не останавливался. Он погонял Грома, а тот, будто и сам понимая грозящую опасность, летел со всех ног. За спиной слышался топот других лошадей, и Феокрит молился всем богам, чтобы это были сослуживцы, а не враги. Вот миновал последний двор и висельника на суку, а с обеих сторон подступили деревья - тропа уходила в лесную чащу. Феокрит пригнулся как можно ниже. Ветви мелькали над головой, грозя зацепить и скинуть с седла. "Ну же, давай, родной, - приговаривал он, обращаясь к коню, - вывези меня отсюда, не подведи. Век помнить буду". Он понимал: загонишь животное - всё пропало. Но и медлить нельзя - иначе смерть.
- Хорош гнать, - крикнули сзади, - оторвались.
Феокрит натянул поводья и обернулся: позади ехали все его люди и ещё шесть наёмников из соседних подразделений. Одного из этих шестерых он знал - то был коренастый, длинноусый северянин Рагни по кличке Молот, тоже десятник. За деревьями слышались звуки бойни.
- Все целы? - крикнул Фекорит.
- Парнишке хреново, - прошамкал Юстин.
Вард сидел, пошатываясь, бледный как смерть.
- Что стряслось? - нахмурился Феокрит.
- Стрела, - еле слышно простонал молодой наёмник, - в спину попала, сука. Дышать тяжело.
Он закашлялся, изо рта пошла кровь. Из спины его торчало древко.
- Срань великая! - выругался Феокрит. - Так. Все за мной. Не спешить, назад посматривать. Главное, лошадей не загнать. Доберёмся до какого-нибудь села - отдохнём, - затем он обратился к Варду: - Держись, парень, всё хорошо будет. Вытащим эту стрелу.
Поехали дальше. Люди тревожно оглядываясь, а Феокрит с беспокойством посматривал на раненого, который ехал рядом.
- Как же так получилось, - жаловался Вард. - Ног не чувствую. Не могу ехать.
"Как же так получилось, - думал Феокрит, - почти же ушли, и на тебе!" Вслух же сказал:
- Заткнись и успокойся. Не трать понапрасну силы.
Дорога пересекала вброд мелкую речушку. Останавливаться не хотелось, но лошадей следовало напоить: без них наёмники лишились бы последнего шанса сбежать из королевства.
- По-прежнему держим путь в Тальбург, - объявил Феокрит, пока животные пили, - и будем молиться богам, чтоб по дороге ничего не случилось. Если поторопимся, за пару недель доберёмся. Лошадей в Тальбурге придётся продать и надеяться, что какой-нибудь вшивый торговец соблаговолил взять нас на борт.
- А сейчас-то что предлагаешь? - спросил Рагни. - Нам надо жрать, лошадям - тоже.
- Придётся грабить. Иначе - никак. Главное, держаться подальше от замков.
До деревни добрались лишь под вечер. Завидев вооружённый отряд, жители побросали имущество и убежали, и наёмникам въехали в пустое поселение, радуясь, что не придётся возиться с местными.
- Надо догнать и убить их, - сказал Рагни, - они позовут господ.
- Не до них сейчас, - возразил Феокрит, - пешими далеко не уйдут. А мы только переночуем и завтра рано утром свалим.
- Глупости! Нельзя их так отпускать, - не унимался Рагни.
- Да успокойся ты, - сказал один бывалый солдат, - он дело говорит: нехрен гоняться не пойми за кем. Не набегался что ль?
Остальные поддержали Феокрита: люди были измотаны, валились от усталость. Рагни наградил сослуживцев отменной бранью, но больше не настаивал.
Обосновались в крайнем доме. Юстин взялся за готовку, а Феокрит и Бассо вытащили из седла Варда, которому стало совсем плохо, занесли в помещение и положили на кровать лицом вниз. Рана на спине загноилась. Феокрит понимал, что не сможет вынуть стрелу: наконечник застрял меж рёбер, и без инструментов извлечь его не представлялось возможным. А молодой наёмник слабел - жизнь угасала на глазах. Теперь он даже говорил с трудом, а постоянный кашель причинял парню нестерпимую боль.
На улице темнело. В доме горел очаг, разбрасывая отблески дрожащего пламени по стенам, по скудной деревенской утвари, по апатичным лицам солдат, устроившихся на лавках.
- Проклятье, - шептал Вард в полубреду, - не вернуться мне домой, а ведь так хорошо всё шло. Матушку и брата не увижу больше. Как же так...
Феокрит сидел рядом, ему было жалко парня. "Неужели нормального занятия не мог найти, - досадовал он на Варда, - нахрена в солдаты переться? Всех тут ждёт одно". У стены напротив стоял Бассо, хмуро наблюдая за молодым наёмником.
Взгляд Варда с мольбой устремился на Феокрита.
- Пожалуйста... Обещай одну вещь, - выговорил он, сбиваясь на кашель. Слова эти стоили парню больших усилий.
- Сделаю, что смогу, клянусь!
- На поясе кошель. Там всё, что я заработал. Отнеси матушке. Она живёт рядом с баней в Мясном квартале. Поспрашивай Лауру, вдову Нерея - люди подскажут. Отдай ей эти деньги.
Феокрит снял мешок с монетами. Вард схватил его за руку:
- Обещай, что отнесёшь, что не потратишь.
- Клянусь, парень, лучше сдохну, чем хоть монету отсюда возьму! - заверил Феоркит.
- Я буду наблюдать за тобой с того света, - Вард попытался улыбнуться, но рука его обмякла, и он потерял сознание, а вскоре перестал дышать.
- Отмучался, - вздохнул Феокрит. - Будь проклята война, будь прокляты лорды со своими разборками!
- Всех жалко. Как скот на скотобойне. Наших перерезали, тех парней, что остались - тоже перережут. И зачем? Мы ведь уехали с их проклятой войны, верно? Твари. Считают себя выше нас, думают, могут распоряжаться нашими жизнями. Лорды, офицеры, твои аристократы, которые у вас заправляют. Ни во что нас не ставят. А вот скажи, мы не имеем права жить? Чем мы хуже их? Вот пацаны, как этот и дохнут, жизни не повидав.
- Главное, мы ушли, - пожал плечами Бассо. - Глядишь, образуется всё.
- У тебя-то - конечно, - Феокрит исподлобья посмотрел на друга.
- Пойду это... воздухом подышу, - как-то неуверенно проговорил Бассо и вышел во двор. А Феокрит остался сидеть рядом с телом молодого сослуживца, так бесславно погибшего от случайной стрелы.
- Едут, едут, - закричал кто-то во дворе, - всадники!
Схватив топор и щит, Феокрит выбежал из дому. Наёмники уже столпились на дороге, вглядываясь в даль. В сумерках через поле скакал отряд, человек в тридцать. Ехали с той же стороны, откуда прибыл Феокрит с товарищами, ехали медленно, не торопясь. Одна из лошадей везла продолговатый тюк, перекинутый через седло. Массивная фигура воина, возглавляющего отряд, была до боли знакома.
- Ясон что ли? - предположил Рагни. - Как ему удалось выбраться?
- Принесла нечистая, - заворчал кто-то.
Отряд под предводительством друнгария Ясона въехал в деревню. Его сопровождал бригадир Маркус. Остальные - простые солдаты, чудом спасшиеся от врага. Среди них были раненые: один - со стрелой в плече, другой - с дырой в животе от копья. Через седло оказался перекинут не тюк, а бригадир Люциус, который к моменту прибытия уже испустил дух.
Друнгарий остановил коня.
- Кто приказал покинуть поле боя? - рявкнул он. - Как посмели?
- Я приказал, - выступил Феокрит, - подыхать мы не собирались, уж простите.
- Ты дезертировал, бросив своего командира и своё подразделение, - Ясон спрыгнул с низкорослой лошадёнки и вплотную подошёл к Феокриту, глядя на него с высоты своего роста, - как последний трус, бежал. Это не достойно солдата нэосской армии, а тем более офицера. Сегодня вы все покрыли себя позором. Ты, - он ткнул Феокриту в грудь, - больше не десятник, - затем обернулся в Рагни: - Ты - тоже. По приезде в Нэос вы оба предстанете перед военным судом.
Феокрит и остальные недовольно косились на друнгария, принявшегося вновь наводить ненавистные всем армейские порядки, но возражать не смели. Бассо вопросительно взглянул на Феокрита - Феокрит знал, что от него ждут. Но один неверный шаг - и не миновать очередной бойни, только теперь между своими. Никому не нужна бойня, никому не нужны новые смерти. Феокрит проглотил обиду: надо потерпеть ещё немного.
- Хорошо, господин друнгарий, - произнёс он, - виноват и готов понести наказание по прибытии в Нэос. Каковы будут дальнейшие приказы?
Глава 35 Эстрид 9
Лесная дорога ползла сквозь тайгу узкой, желтоватой полосой, а по ней колтыхала крытая повозка, запряжённая низкорослой лошадёнкой. Чаща по обе стороны воздвигалась грозным монументом, свысока глядя на путников, что на фоне хвойных великанов казались не более чем насекомыми. Древний лес - бесспорный хозяин этих земель - хранил молчание, для него не имели значения людские невзгоды, которые мимолётными искрами вспыхивали среди зелёной бесконечности и исчезали в пучине времени.
Халла держала поводья. Рядом патлатый Фугли с луком наготове вглядывался в даль. Эстрид пряталась под тентом, закутанная в плащ, а в задней части телеги, свесив ноги, сидел старый воин Тьёрдрих. Точильным камнем он полировал меч. Годы согнули массивную фигуру воина, вплели белые нити в его русую шевелюру и свисающие на грудь, усы. Рядом лежали круглый щит с руническими символами, видавший виды шлем с полумаской, испещрённый вмятинами и царапинами и длинный лук. Дальняя дорога, особенно в этих краях, таила много опасностей, и компания вооружилась до зубов. Проезжая деревни, эта троица дикарей, как их называли катувелланцы, знатно пугала местных, и те, едва завидев три угрюмые диковатые физиономии, прятались по домам.
Безрукая, хрупкая девушка с некогда миловидным, а теперь изуродованным волчьими зубами лицом не вписывалась эту компанию, но именно она и объединяла всех троих, именно ради неё эта компания грубых северян, побросав все свои дела, отправилась в далёкое путешествие. У Эстрид тоже имелось при себе оружие: Меч с навершием в виде головы хищной птицы лежал подле неё. Воина, который забрал клинок, найти не составило труда, и тот вернул оружие сразу же, стоило ему увидеть "безрукую колдунью", как прозвали Эстрид в племени.
- Ума не приложу, госпожа Эстрид, - говорила Халла, - зачем ехать в то проклятое место? Почему не хочешь жить в Кюльбьёрге?
- Оставь её, - медленно проговорил Тьёрдрих, - зачем тебе знать? Какое дело, куда ехать, когда всё закончится одним? Все пути ведут в одну сторону, все судьбы - к одному финалу. И если боги умерли, то и нам не суждено жить вечно, и какое теперь дело, куда мы идём и сколько миль проедем? Важно то, что есть сейчас. Больше ничего нет ни впереди, ни взади, ни вокруг. И не будет. Люди куда-то рвутся, мечутся, тревожатся о завтрашнем дне. Но когда твои дни сочтены, и ты можешь отправиться в пустоту, не пережив этой ночи, становится всё равно до того, что будет потом. Госпожа Эстрид знает, куда её ведёт сила, что осталась от погибших богов. Так пусть она следует своим путём, а старик Тьёрдрих будет точить свой меч и смотреть на дорогу.
Старый воин отличался рассудительным спокойствием, временами перетекающим с безмолвную апатию, выстраданную годами. А ещё он понимал Эстрид, он всегда знал, что у девушки на душе, будто видел её насквозь. Он каждого видел насквозь.
- У меня нет детей, - сказал как-то Тьёрдрих, - младший погиб на войне, старший - на охоте, на среднего боги наслали болезнь, единственная дочь уведена в плен. Ты будешь мне вместо дочери, госпожа Эстрид - старику нужно о ком-то заботиться. Старик Тьёрдрих устал убивать.
Эстрид не возражала. Ей импонировал этот человек, и она доверилась ему, взяв с собой.
Однако, ни с кем Эстрид не чувствовала себя так хорошо, как с Хенгистом, с ним она забывала обо всём, а без него - словно отнималась некая важная часть её, и на этом месте появлялась огромная ненасытная дыра. Он приходил, сидел рядом, держа за руку, которой не было, обнимал. А потом пропадал, и Эстрид, как ни старалась, не могла его удержать. "Вернись ко мне", - говорил Хенгист, я хочу остаться с тобой навеки.
- И всё же путь наш опасен, - сказала Халла, - если мы наткнёмся на людей местного барона, придётся худо.
-В Кюльбёрге не лучше, - вздохнул Тьёрдрих; он прекратил точить клинок, задумался. - Люди умом тронулись, как услышали весть о гибели богов. Грабят и убивают. Больше некому сдерживать безумие человеческое, некому следить и карать за проступки наши. Хаос пришёл на землю. Как и предсказывали легенды, Великая Пустота пожрала богов. Однажды она и нас поглотит. Нет богов в Великой Пустоте, только мы одни, наедине со своими страхами, глупостью и горем. Люди не привыкли встречаться с этим лицом к лицу, они в ужасе. Но надо учиться. Мне, старику - поздно, но вам, молодым ещё предстоит пожить в этом мире, каким он теперь стал.
- Будь покойна, Халла, - произнесла Эстрид. - Никто не тронет ни тебя, ни Фугли, ни Тьёрдриха.
Халла недоверчиво покачала головой, но ничего не ответила.
Тьёрдрих продолжил полировать клинок. Телега катила через лес - Эстрид возвращалась в то место, которое стало для неё точкой безумия, разрезавшей временной отрезок судьбы на две половины, квинтэссенцией утраты, апофеозом печали, что кровавой раной перечеркнул долгие годы блаженного покоя. Компания ехали той же дорогой, которой совсем давно Халла везла девушку в монастырь, надеясь найти для неё пристанище. И Эстрид действительно нашла новый дом. Но не в монастыре. Она нашла его в самой себе и в вечности душевной пустоты, что день за днём пожирала её мысли, страхи и боль, как пожрала некогда богов, если те существовали когда-либо на этой земле.
Наконец выехали на поля, и вдали показался шпиль святилища. Эстрид узнала эти места, её поместье было уже близко. Селянин, проходивший мимо, с испугом посмотрел на повозку и едущих в ней вооружённых людей. А дорога вела вперёд сквозь нескошенные хлеба, что тощими колосьями сиротливого оскудения покачивались на ветру.
Через пару миль достигли опушки леса, где притаилась спрятанная меж сосен деревушка Мьёлль.
Запустение - вот всё, что путники нашли здесь. Жители сбежали, побросав дома, инвентарь и нескошенный урожай. Семь изб, окружённых амбарами и хлевами, молчаливо тосковали по ушедшим.
- Найдите лопату, - велела Эстрид.
Фугли спрыгнул с облучка и удалился в ближайший амбар.
- Зачем? - нахмурилась Халла, но Эстрид не ответила.
Фугли вернулся с инструментом, и повозка тронулась дальше.
Миновали лесополосу, отделяющую деревню от особняка. Распахнутые настежь ворота, сад, охваченный буйством лохматых сорняков и хаосом разросшегося кустарника, дом... Хризантемы и гвоздики, некогда посаженные Эстрид, приветствовали хозяйку тусклыми красками, едва пробивающимися среди беспорядочной зелени. Цветы радовались её возвращению, но теперь девушка была равнодушна к ним. Как была равнодушна и к поместью: особняк больше не навевал страшные воспоминания.
Халла же поёжилась.
- Ох, не по нутру мне этот дом, - проговорила она.
Остановились у лестницы, что вела к открытой входной двери. Из чёрного проёма веяло смертью. Но тел в доме больше не было. Как уверял сэр Викгер, он велел временно захоронить мертвецов в саду, и те, едва присыпанные землёй, ожидали мобада, который должен провести ритуал погребения.
- Не понимаю, что мы тут делаем, - снова заворчал Халла, - жуть берёт от этого места. Оно проклято.
- Обычный дом, - рассудил Тьёрдрих, - в каждом доме кто-то умирает, в каждом - кто-то рождается. Таков порядок. Мертвецы станут землёй, из земли прорастёт хлеб.
Эстрид вылезла из повозки и, прихрамывая, подошла к четырём горкам земли - под ними лежали её слуги и супруг.
- Пусть Фугли возьмёт лопату, надо отрыть их, - сказала она.
- Зачем тебе мертвечина, госпожа? - возразила Халла. - Ты не вернёшь мужа, даже если выроешь его тело. Оставь их в покое, девочка.
- Выкопайте их, - повторила Эстрид.
- Я сделаю, - вызвался старый воин, он отложил меч, который всё это время не выпускал из рук, взял лопату и подошёл к могилам.
Раскидав верхний слой почвы, Тьёрдрих добрался до полуразложившихся останков. По фрагментам лица, изъеденного опарышами, с трудом удалось распознала камеристку Эббу.
- Копай следующую, - велела Эстрид.
Тьёрдрих разрыл вторую могилку - тут лежало то, что осталось от повара. Хенгист находился под третьей горкой.
Молодой человек уже не был похож на самого себя. Тело под преющими лохмотьями усохло, а кожа и мясо превратились в желеподобную субстанцию, что отслаивалась, обнажая кости. Черви наполняли рот, глазницы и то место, где когда-то находился нос; черви хозяйничали тут, как у себя дома; черви стали естеством Хенгиста, а он - частью этих белых личинок, которые растаскивали всё, что было дорого Эстрид.
- Выкопай его полностью, - приказала она.
Тьёрдрих поморщился, но всё же исполнил повеление, и вскоре то, во что превратился молодой коленопреклонённый, было освобождено от земного плена. Халла и Фугли молча наблюдали за происходящим, укор и сочувствие застыли на их лицах. Эстрид присела на корточки над телом возлюбленного.
Хенгист лежал перед ней живой, как и прежде, лицо его, столь светлое и родное, хранило тепло, которого девушке так не хватало всё это время. Он ждал её, ждал многие дни в одиночестве и тоске, звал к себе, страдал. И вот она тут, она вернулась, никакая сила не смогла этому помешать. Культёй руки Эстрид коснулась лица Хенгиста.
- Любимый, - прошептала она, - теперь мы вместе. Прости, что меня так долго не было. Ты ведь больше не оставишь меня? Не исчезнешь в пустоте? Ты обещал. Те, кого мы любим, всегда должны возвращаться - я никогда не верила, что мир устроен иначе. Так пошли со мной! Уйдём из этого проклятого леса. Уйдём туда, где до нас не доберутся горести и беды. Полчища демонов не встанут на нашем пути, любимый. Они бессильны, их больше не существует. Мы одни остались - одни на всём белом свете.
Но Хенгист лежал неподвижно, будто не слышал того, что говорила Эстрид. Казалось, ему было всё равно.
- Почему ты не хочешь идти со мной? - Эстрид поглаживала его культёй. - Мы снова вместе, разве ты не этого хотел?
- Я хочу пойти, но не могу, - произнёс Хенгист. - Я не в состоянии даже пошевелиться. Без твоей помощи мне не справиться.
- Но я не знаю как, - растерялась Эстрид. - Скажи, что сделать - я сделаю. Только не оставляй меня снова, не бросай одну. Мы - одно целое, без тебя меня не существует.
- Ты знаешь, как. В этом нет ничего сложного. Пожелай, чтобы я поднялся. Просто сосредоточья на этом.
Эстрид так и сделала, и вот Хенгист пошевелил рукой, а потом медленно, будто неохотно встал на ноги.
- Спасибо, любимая, - сказал он, - я больше никогда тебя не брошу, я стану твоим вечным спутником и телохранителем. Куда бы ты ни пошла, пусть на край земли, я защищу тебя от всех страданий и бед, от всех зол и напастей.
- Теперь нам не страшна вечность, - прошептала Эстрид, - теперь я счастлива. Счастлива, как никогда. Пусть Великая Пустота поглотила богов, пусть придёт Тьма - это не важно. Мы останемся вместе навсегда.
Хенгист улыбался, его глаза светились нежностью и любовью.
- Но мне нужно моё оружие, - сказал он.
- Я знала! - Эстрид торжественно улыбнулась. - Знала, что он тебе понадобиться, и привезла с собой. Твой меч в повозке, сэр Хенгист!
- Благодарю тебя, любимая, - произнёс молодой коленопреклонённый, - этот меч важен для меня, это подарок отца, и я опечалился, не найдя его. А теперь обними меня, любовь моя.
Эстрид подошла ближе. Она ощутила тёплые, сильные объятия, погрузилась в них, забыв обо всём, предаваясь сладкому чувству, разлившемуся по телу. Она обхватила Хенгиста единственной рукой, нежно прижимаясь к нему. Глубокий покой, и чистая, светлая радость наполнили сердце.
***
Тьёрдрих отшатнулся и попятился назад, когда полуразложившийся труп поднялся с земли. Чего только не повидал старый воин на своём веку, но узреть подобное он оказался не готов. У Халлы и Фугли вырвался возглас изумления и ужаса.
Мертвец стоял, обхватив Эстрид гнилыми руками, из глазничных впадин его сыпались черви. Опарыши переползали девушке на платье, волосы, лицо, но она не чувствовала их, она обняла культёй покойника и прильнула к его груди.
- Когда боги умрут, начнётся хаос. Живое станет мёртвым, а мёртвое - живым, - произнёс Тьёрдрих, приходя в себя, - вот оно, прошло то время. Горе живущим на земле в эти страшные дни. Горе! - Он тяжело вздохнул.
А Эстрид, прекратив обниматься с трупом, пошла обратно к телеге, мертвец побрёл за ней и врезался в деревянный борт повозки.
- Моему мужу нужны глаза, - Эстрид говорила строго и повелительно. - Мы должны найти новые глаза! И отдайте сэру Хенгисту его меч! Он же не может меня защищать с пустыми руками. Мы возвращаемся в Нортбридж!
Глава 36 Ардван 6
Вчера брали высоту. Городское ополчение, которое к середине дня подтянулось к холму, тут же бросили на укрепления. На этот раз противник контратаку не предпринял; войско еретиков оборонялось, спрятавшись за валами и частоколами. Две с половиной тысяч человек, которые к моменту штурма остались от трёхтысячного отряда ополченцев, полезли по наименее укреплённому склону холма.
Катафракты же, возглавляемые лично Железноликим, выехали рано утром. По лесам они обогнули вражеский лагерь и ударили в тыл еретикам в то время, когда пешее ополчение лезло на частоколы. Обозная прислуга и тыловая стража разбежались при одном виде тяжёловооружённых всадников, и путь на вершину холма оказался открыт. Герцог же Фритландский взял две сотни бойцов и отправился в погоню за отрядом, который по сообщениям разведчиков утром покинул лагерь противника. Лорд-маршал полагал, что это удирает герцог Редмундский, и горел желанием лично пленить одного из предводителей еретиков, но когда он настиг беглецов, оказалось, что это недобитые иностранные наёмники.
Ардван шёл в атаку вместе с отрядом катафрактов. Вместо раненого Эраха, под ним был запасной боевой жеребец - Бьёрн. Пройдя почти без сопротивления лагерь еретиков, воины под водительством короля полезли на вершину, где и столкнулись с основными силами еретиков. Их появление вызвало панику среди обороняющихся: солдаты, засевшие на склоне, понимая, что вот-вот попадут в окружение, бежали, бросив позиции, и герцог Редмундский с горстью коленопреклонённых оказался заперт на вершине холма. Он отчаянно дрался и погиб смертью храбрых.
В итоге армия короля взяла в плен около пятисот коленопреклонённых, но среди них не нашли ни герцога Вальдийского, ни его людей. Поговаривали, будто те удрали, едва почуяв надвигающуюся опасность. Помимо благородных в плен попало огромное число солдат, наёмников, слуг, обозников - все, кто не успел сбежать. Казна герцогов тоже оказалась в руках короля.
Но рассчитывать на милость победителей пленным не стоило. Солдат и коленопреклонённых, покаявшихся в вероотступничестве, решили отправить на рудники королевства, остальных - казнить, не смотря на возмущение многих лордов, желавших получить выкуп за своих пленных. Дастур Бахрам был неумолим: еретики должны умереть.
На этот раз потери среди катафрактов короля оказалось куда скромнее. У Ардван в бою погиб только один коленопреклонённый, и четверо получили ранения. А на теле его добавились несколько синяков, сломанный палец на руке и травма колена, из-за чего граф теперь хромал на левую ногу. На подобные мелочи видавший виды воин не привык обращать внимания, но общее самочувствие после двух битв, идущих одна за другой, было паршивым, а потому Ардван весь следующий день отлёживался в шатре. Продолжать поход король планировал не менее чем через неделю.
Зверела духота. На поле боя, что находилось в миле от лагеря, гудели мухи, пировали вороны и прочие падальщики. Тошнотворный смрад стоял по всей округе: на жаре трупы гнили особенно усердно. Второй день солдаты бродили среди мертвецов, собирали оружие и доспехи - все металлические предметы должны были либо продолжить использоваться по назначению, либо пойти на переплавку. В лагере тоже нещадно воняло разложением: гнили тела благородных воинов, вынесенные с поля боя - их предстояло в ближайшее время отправиться в родные земли. Для мёртвых война закончилась.
Король выиграл битву и наголову разбил еретиков, но радость победы омрачалась огромными потерями. Погибли многие коленопреклонённые, бароны и графы - первое сражение священной войны нанесло такой серьёзный удар по катувелланской аристократии, от которого королевство не оправится ещё лет десять, а то и больше. Лорды скорбели по своим убитым воинам, скорбел и Ардван. Почти все его верные подданные, соратники, друзья, с кем он прошёл не одно сражение, пали на поле боя. И, главное, никто не понимал, зачем. Ради чего умерло столько людей? Лежа в шатре, изнывая от духоты и болей во всём теле, Ардван серьёзно задумался о дальнейших планах. Сомнения наполняли разум пожилого лорда. Они разъедали душу апофеозом бессмысленности, извлекая на безбожный свет предательские думы, которые Ардван уже несколько месяцев старался загнать поглубже.
Следовало прояснить ситуацию в своём отряде, а потому Ардван созвал сходку.
Из баронов остался только Тунберт. Его принесли на носилках, он не мог ходить самостоятельно из-за повреждённой при падении ноги, да и чувствовал себя неважно. Вместо покойных Рамбрехта и Балдреда пришли коленопреклонённые, которые теперь возглавляли их отряды. Вместо Ратигиса явился его старший сын Ишвард, а вместо Геребальда - племянник Гаральд, с замотанным левым глазом, потерянным в бою. Сэр Лефмер и сэр Ньял тоже присутствовали на сходке.
- Что с моим войском? - был первый вопрос.
Ответ оказался жестоким. Из ста пятидесяти катафрактов, которые вышли из Нортбриджа, в строю осталось чуть более сорока, погибли тридцать два человека, другие не могли сражаться либо из-за ранений, либо из-за потери лошадей. Кнехтов и наёмников погибло многократно больше, некоторые дезертировали.
- Тяжело далась победа, - Ардван потёр пальцами лоб.
Граф сидел на лежанке, облачённый в парчовую котту и тонкие красные шоссы, хотел по-прежнему казаться властным и строгим, но выглядел он жалко: лицо, покрытое недельной щетиной, постарело лет на десять, щёки осунулись, всклокоченные волосы, что за два дня стали совсем седыми, торчали во все стороны. Левую ногу граф держал распрямлённой из-за болей в колене, а на правой руке средний палец фиксировала деревяшка.
Остальные расположились за большим раскладным столом, установленным в центре шатра.