Она сидела за столом со слугами в тесной пристройке донжона. В помещении стояла духота, и запах помоев бил в нос, а люди галдели, не затыкаясь, ругались, вели себя крайне шумно и непристойно, но Эстрид с недавних пор предпочитала кушать тут, ведь теперь Бенруз жил в донжоне и всегда присутствовал на общих трапезах, пользуясь гостеприимством хозяина замка. Мобад поклялся не пытаться бежать, а потому через три дня его выпустили из клетки и поселили вместе с подданными сэра Хаголда, словно насмехаясь над жаждой отмщения бедной девушки, да не просто насмехаясь - глумясь по-чёрному.
Сбежать из замка было проблематично, но Бенруз и не собирался этого делать: он отлично проводил время в стенах дома сэра Хаголда за простыми, но сытными трапезами и светскими разговорами, а вечерами - сидя у камина. Эстрид на дух не переносила этого человека, но сделать ничего не могла. Как утверждал Бенруз, вина его не доказана, а значит, и содержать его следует подобающим образом до тех пор, пока суд не установит истину. Помимо этого мобад усердно распространял слухи о том, что после трагедии девушка не в своём уме и не понимает, что говорит. Мобад Харан встал на сторону коллеги, а следом - и остальные обитатели замка, которые теперь посматривали на Эстрид искоса со смесью сочувствия и осуждения. Её отказ присутствовать за столом вместе с другими леди только усугубил ситуацию.
А Эстрид плакала. Плакала часто и подолгу, когда оставалась одна, лицом к лицу со своей обидой; рыдала, уткнувшись в подушку и до боли впиваясь пальцами в простыни. Старалась скрыть своё несчастье, к которому окружающие были слепы.
Сегодня за трапезой слуги обсуждали последние события. Три дня назад прилетела весть о взятии варварами Кюльбёрга, что вызвало беспокойство у всех обитателей замка. Позавчера в Гроадт начали прибывать люди из окрестных селений: в округе уже рыскали дикари, грабя деревни. Вчера солдаты видели со стены группу вооружённых варваров на подступах, а сегодня противник лагерем обосновался у дороги, блокировав единственный путь в замок. Слуги были крайне обеспокоены, и ни о чём другом говорить просто не могли.
- Нас не возьмут, - уверял старый толстый повар, - это им не по силам. Никто Гроадт ещё не брал.
- А если всё же возьмут? Город же захватили! - возражал конюх.
- Дурак! - повар постучал пальцем по лбу. - В городе стены деревянные! А нас тут, на холме, и Враг не достанет.
- Сам дурак! Город много народу обороняло, а нас - три калеки.
Они продолжали спорить, а Эстрид погрузилась в раздумья. Осада волновала её гораздо меньше, нежели тот факт, что суд откладывался на неопределённое время, а подонок, о котором она не могла и думать без омерзения, разгуливал на свободе, радуясь безнаказанности. Осознавать это было пыткой не меньше, чем издевательства и побои. Аппетит, как обычно, отсутствовал, а потому на очередное, уже ставшее традицией, замечание горничной: "А что госпожа так плохо ест? Ишь, какая худенькая - поправляться надо", Эстрид мотнула головой и уставилась в тарелку. Слуги знали о произошедшем в поместье Мьёлль, и не решаясь в открытую вести об этом разговоры, молча жалели девушку. Но от такой снисходительной жалости становилось только хуже. День ото дня мир серел перед глазами, погружаясь в беспросветный колодец отчаяния. И чем дольше это продолжалось, тем больше хотелось любой ценой положить конец собственным страданиям.
Не обращая внимания на упрёки горничной, Эстрид встала из-за стола и вышла на улицу. У дверей столкнулась лицом к лицу с сэром Викгером, хотела пройти мимо, но тот остановил её:
- Погодите, леди Эстрид, куда торопитесь? На вас сегодня совсем лица нет. Могу чем-то помочь?
Эстрид потупилась, ей было неприятно встречаться взглядом людьми - они все знали о её позоре и, казалось, только насмехались над её горем.
- Спасибо, ничего не надо, - ответила она и уже вознамерилась двинуться своей дорогой, но сэр Викгер не отставал.
- Если боитесь захватчиков, леди Эстрид, могу заверить: эти стены надёжны. А благодаря сэру Абрену, который нанял в городе бойцов, у нас достаточно гарнизона для обороны. Дикари уйдут ни с чем - можете не сомневаться.
- Простите, - попыталась избежать навязчивого общения Эстрид, - мне нехорошо, я пойду наверх.
- Отчего же? Вам нужно больше дышать свежим воздухом. Может, прогуляемся?
Эстрид не желала показаться неучтивой, а потому согласилась. Они с сэром Викгером прошли хозяйственный двор и очутились в примыкающем к замку поселении, защищённом деревянной стеной. Народу тут было много: беженцы заняли улицы и всё пространство у стен, заполонив его палатками и крытыми возами, где ютились семьи. Прямо посреди деревни горели костры, вокруг которых толпились сервы, болтали друг с другом, варили похлёбку. Днями напролёт не стихал гомон, местами слышались тревожные разговоры, местами - смех. Люди по-разному переносили невзгоды, по-разному встречали опасность.
В неловком молчании Эстрид и сэр Викгер пробрались через поселение и взошли на воротную башню. Тут было тише. Под навесом стояла баллиста, возле неё два наёмника играли в кости, третий считал ворон, облокотившись о парапет. По узкой крытой галерее Эстрид и сэр Викгер отошли подальше, чтоб солдаты их не слышали. Остановились. Эстрид уставилась в дремучую даль, где тайга колыхалась на ветру тёмно-зелёным массивом, а по небу важно брели набученные облака. Со стороны дороги поднимались дымы костров - там расположился вражеский стан.
- Мне всегда здесь нравилось, - наконец, заговорил сэр Викгер, - хорошее место. Не представляю, что может быть красивее нашего края. Да и с охотой тут - раздолье. Отец не запрещает сервам охотиться в лесах и не требует за это денег. Говорит, дичи много - хватит на всех. Охота помогает людям выживать в трудные времена. Это справедливо, селяне ему благодарны: ни в одной из наших тридцати деревень ещё не было восстаний.
- У вашего отца большое владение, - произнесла Эстрид, дабы хоть как-то поддержать разговор.
- Не очень. Земли много, а людей - раз-два и обчёлся. В основном - тайга и зверьё. В любом случае, достанется всё это моему старшему брату, который ушёл на юг с армией короля. Я тоже хотел поехать, но отец запретил, ведь у меня ещё нет наследника, - сэр Викгер подошёл совсем близко, Эстрид вздрогнула, но отстраниться не решилась, лишь закусила нижнюю губу и уставилась в пол. - А знаешь, мы могли бы поладить. Ты - симпатичная девушка, а я соображаю в хозяйственных вопросах, не зря меня отец поставил управляющим. Да и мечом владею неплохо... Так что можешь не сомневаться, со мной не пропадёшь.
- Я бесплодна, - вдруг выпалила Эстрид.
Сэр Викгер удивлённо взглянул на неё:
- Почему ты так решила?
- Когда меня избили, я была на втором месяце. Я потеряла ребёнка. Не знаю, смогу ли теперь родить. Не знаю, как долго мне осталось жить: боли не отпускают.
- Тебе надо срочно показаться нашему врачу. Он даст лекарство и помолится.
Эстрид на миг показалось, будто в наглом, плотоядном взоре сэра Викгера мелькнуло беспокойство о ней. Она подошла ближе к парапету. Порыв ветра разметал её каштановые волосы, выбивающиеся сухими локонами из-под чёрной накидки, и холодными пальцами пробрался под платье из плотного тёмно-зелёного сукна. Эстрид поёжилась и обхватила руками плечи.
- Мне уже всё равно, - произнесла она. - Если не свершится правосудие, я не смогу жить. У меня ничего нет: ни слуг, ни сервов, ни средств к существованию, я не знаю, что делать с пустой землёй. Да и кому нужна женщина, которая не в состоянии дать наследника?
- Порой происходят чудеса, - заметил сэр Викгер.
- Не происходят. Чудом было бы, если б я умерла в ту ночь, если б убийцы сделали своё дело. Чудеса - в сказках. Жизнь слишком жестока для них.
- Но всё же надо верить...
Сэр Викгер осторожно, будто касаясь хрупкого стекла, взял руку девушки. Эстрид смутилась и невольно сдвинула брови: ей были неприятны его прикосновения.
- Это не имеет значения, - заявил молодой коленопреклонённый. - Ты мне понравилась сразу, как только я увидел тебя там, в заброшенном монастыре. Ребёнка можно усыновить - это обычаями не возбраняется. А та жирная скотина, называющая себя мобадом, обязательно поплатится за свои преступления - даже не сомневайся.
Эстрид обернулась к сэру Викгеру, вперив в него свои большие голубые глаза, в которых бушевала буря эмоций.
- Так убей его! - процедил она сквозь зубы, и в словах этих прозвучало столько ненависти, что сэр Викгер невольно отпрянул.
- Нет, даже не проси, - замотал он головой. - Поверь, будь на то моя воля, я бы не раздумывая сделал это, но убийство без суда считается преступлением. А убийство мобада наложит проклятие на весь мой род. Знаю, отец сомневается в твоих словах, он слишком много слушает этого жирного борова, который твердит, будто ты не в своём уме. Но я всегда тебе верил, я вижу искренность в твоих глазах, и мне плевать, что говорят другие. Однако, если боров не предстанет перед апологетами, перед ними предстану я или отец. Прости. Я бы, не задумываясь, рискнул жизнью, но тут под угрозой честь семьи.
Эстрид отвернулась, стиснув зубы от негодования. Сэр Викгер попытался обнять её за талию, но девушка отстранилась.
- Простите, - вымолвила она, - я... не могу. Я не могу забыть... не держите на меня зла, прошу, - Эстрид выдернула свою руку из его пальцев и, не оборачиваясь, направилась к лестнице быстрыми шажками. Солдаты по-прежнему играли в кости и даже не посмотрели в её сторону.
Сильное волнение охватило Эстрид. Она ушла во внутренний двор и долго бродила там, старательно избегая обитателей замка, что оказалось почти невозможно в замкнутом пространстве, зажатом между толстыми башнями. Хотелось убежать подальше от всех, укрыться под тяжёлым покровом леса, в густых тенях вековых сосен и елей, где нет великой несправедливости, где не достанут едкие уничижительные взгляды. Последнее время Эстрид тянулась к уединению и редко с кем разговаривала, давая местным ещё больше поводов считать её безумной и верить словам насильника.
Наконец, устав, она поднялась в свою комнату, и даже тут не найдя покоя, продолжала ходить из угла в угол. Остановилась у окна и, прислонившись к стене, стала наблюдать за происходящим на улице. И тут её взгляд упал на человека. Это был он - ненавистный мобад Бенруз. Он справлял большую нужду в закоулке между конюшней и донжоном, где располагалось отхожее место.
Эстрид отпрянула от окна. Накатил гнев, губы сжались в тонкую полоску. Взгляд судорожно метнулся по комнате и уцепился за меч Хенгиста, мирно стоявший у стены. И тогда Эстрид решилась. Она не хотела упустить момент. Она схватила оружие и кинулась вниз, чуть не сбив на лестнице толстого повара. Выскочила во двор. Сердце колотилось, желая выломать рёбра, но не от страха оно металось в груди, страха не было - только злоба, яркая, всепоглощающая. Эстрид завернула за угол и глазами встретилась с Бенрузом: он уже закончил свои дела и собирался уходить, но теперь на его пути стояла девушка с мечом в руках.
- Тебе чего надо? - нахмурился мобад. - Отойди, мне некогда с тобой возиться.
Эстрид не двигалась с места.
- Э, слышишь? Ты не в себе что ли? Отойди, говорю.
Но девушка не обратила внимания на его окрик, она вытащила меч из ножен и пошла вперёд.
- Ты чего? Сдурела что ли совсем? - воскликнул мобад и попятился. - Кто-нибудь! Уберите от меня эту сумасшедшую!
Подойдя почти вплотную, Эстрид с силой ткнула остриём клинка в грудь Бенруза. Меч прорезал одежду, но глубже не вошёл; мобад вскрикнул скорее от испуга, нежели от боли, отпрянул и, оступившись, плюхнулся в кучу экскрементов.
- Помогите! - он полз по фекалиям, спасаясь от взбешённой девушки, а Эстрид, поняв свою ошибку, отбросила ножны, взяла меч обеими руками, и хорошенько замахнувшись, обрушила его на недруга. Клинок попал по ноге, и новый вопль огласил двор. Эстрид замахнулась снова.
- Ты что делаешь? - воскликнул повар, прибежавший на крики. - Брось оружие, юная леди, не бери грех на душу!
Эстрид обернулась и выставила меч перед собой:
- Не подходи! - грозно крикнула она. - Я убью его! Порежу, как вонючую свинью.
Повар в испуге попятился, но на шум уже бежали сэр Викгер и два стражника с копьями. Два стальных наконечника тут же уставились в лицо Эстрид. Против солдат, девушка была бессильна. А ненавистный мобад Бенруз, воспользовавшись сумятицей, уполз подальше, весь перемазанный фекалиями.
- Брось меч, Эстрид! - строго проговорил сэр Викгер. - Себе же сделаешь хуже, - он медленно шёл вперёд, пока клинок не упёрся ему в грудь, - пожалуйста, отдай оружие.
Он протянул руку, осторожно разжал её пальцы и взял меч, а Эстрид так и застыла, буравя землю взглядом полным слёз, понимая, что враг ушёл от расплаты, и она не в силах ничего с этим поделать. А к месту происшествия стекались люди, и вскоре весь замок собрался вокруг бедной девушки. Слуги перешёптывались, дамы кидали на неё испуганные взгляды. Сэр Хаголд смотрел с мрачным упрёком.
- Посадить под замок! - велел он. - Чтоб ничего больше не натворила.
- Демоны вселились в несчастную, - качал головой мобад Харан, - ох, предчувствовал же неладное, давно предчувствовал. Я должен прочесть молитву и окропить леди Эстрид водой из святой чаши. Не знаю, поможет ли: сильный враг засел в этом хрупком тельце.
Солдаты взяли девушку под руки и потащили к башне. Она чувствовала на себе цепкие взгляды толпы и хотела только одного: поскорее скрыться от вездесущих человеческих глаз. Её отвели в подвал и заперли в ржавой клетке, где ещё совсем недавно сидел насильник. Ключ в замке щёлкнул, солдаты удалились, оставив Эстрид во мраке подземелья, наедине с жёлтым бельмом фонаря, что последним лучом боли освещал её жизнь.
Вскоре в сопровождении солдат явился мобад Харан с позолоченной чашей. Он выполнил некоторые ритуалы, зачитал несколько цитат из Книги Истины, а потом ушёл - это происходило как в тумане. Погружаясь в болото скорби, Эстрид уже не обращала внимания ни на что вокруг. Когда Харан ушёл, она села на матрас и неподвижно уставилась в одну точку.
- Почему? - шептала она. - За что ты меня так ненавидишь, Господи. За что? Будь ты проклят. Будь проклят этот мир, созданный Тобой. Будь проклята воля Твоя. Будь проклято всё!
Крысы понимающе запищали по углам, одна из них подползла ближе, осторожно обнюхивая новую соседку, но резкий крик вспугнул грызуна. Вопль бессилия и отчаяния разорвал старую подвальную тьму и в припадке забился о сырость каменной кладки. Эстрид кричала, исторгая из себя всю накопившуюся ярость, она вцепилась в прутья и неистово трясла их, словно желая разломать пленившую её железяку, а потом кинулась на пол. Она грызла провонявшую испражнениями землю и скребла её ногтями, билась головой об пол, проклиная саму жизнь и, не прекращая, рыдала, да так, что лицо распухло от слёз.
- Твой Бог от тебя давно отвернулся, - звучал голос из тьмы, которая поселилась глубоко в недрах разума, - твой мир от тебя отвернулся. Страдай! Страдай, пока есть силы. Тобой правит Тьма. Она уже близко, он внутри тебя, она часть тебя. Принеси её в мир. Он уже погиб, он уже не существует. Выйди вон, умри вместе с ними, вместе со своими надеждами. Отдайся Тьме! Умри! Умри...
Эстрид не понимала, откуда звучит голос, но ей было уже всё равно. Окружающая реальность прекращала существование.
Глава 22 Хадугаст 5
В покоях графини царил полумрак, в нём прятались кованые сундуки, стол с большим овальным зеркалом, высокий стул для приёмов и массивная туша кровати, задёрнутая плотными, золотистыми драпами пологов, за которыми на рыхлых пуховых перинах отдыхали Хадугаст и Берхильда.
Графиня смотрела в купол балдахина, накручивала на палец светлый локон и думала. Она всегда была себе на уме, скрытная, недоступная, никому не позволяла лезть в свою голову, даже Хадугасту. А ему хотелось знать, хотелось проникнуть за стальное равнодушие светло-голубых глаз и холодную маску, которую возлюбленная не снимала даже в постели.
Но сейчас ему было не до этого, он и сам пребывал в раздумьях. В замке царили тишина и покой, враги за стенами давно не давали о себе знать, даже обстрелы прекратили, а монахи нос не казали из башни. Но тишина эта выматывала, висела тяжёлым предчувствием, давила железной хваткой обречённой неизбежности. Хадугаста ненавидел тишину, она вынуждала его чаще и чаще прикладываться к кубку с вином, дабы унять тревожный зуд в груди, и бродить по неприветливым коридорам замка, не находя места.
- Когда хоть что-то начнёт происходить? - проворчал он вполголоса.
- Что ты имеешь ввиду? - Берхильда прекратила крутить локон и повернулась к любовнику.
- Сколько так живём? Неделю? Больше? За стенами - враги, в замке - враги. Сидим, как на иголках. До наступления Тьмы что ли ждать?
- Опять за старое, - вздохнула Берхильда. - Надо решать вопросы, а не ныть.
- Что решать? - Хадугаст приподнялся, опершись на здоровую руку. - Мы тут, как овцы в загоне. Где я возьму силы, чтобы выбить Лаутрата и Адро? Где взять десяток тысяч бойцов, чтобы прогнать подонка Бадагара и армию серомордых? Да была б моя воля, на вертел насадил бы ублюдков и поджарил на медленном огне! Последние пальцы бы пообрубал!
- Ну так пойди и сделай.
- Да ты никак издеваешься! Не понимаешь что ли? Нас - три калеки, а за стенами - тысячи! Что нас ждёт? Какое будущее ты видишь? Я вижу только треклятый мрак впереди. Ублюдки будут сидеть вокруг, пока мы не сдохнем от голода. Их много! Их очень много! Пойми, они везде. Дерьмо! Мне нужно выпить...
- Хватит, Хадугаст, - тихо произнесла Берхильда, - как ребёнок, правда. Неужто, мне тебя постоянно утешать? - она положила свою тонкую руку с длинными пальцами на массивную лапу Хадугаста. - Не переживай. Когда-нибудь всё закончится. Наступит осень, начнутся дожди, в стан врага придут болезни и голод, потом ударят морозы, и захватчики уйдут, но вряд ли они доберутся до дома: снежные перевалы жестоки. Лаутрат и его монахи помрут без припасов, Адро убьют его же наёмники, когда тому нечем станет платить. Войско Ардвана вернётся, только без него самого, и тогда ты сделаешься новым графом Нортбриджским, поймаешь Бадагара и вздёрнешь, или что ты хотел с ним сделать? Мои родственники тебя поддержат. Годрик потерпит поражение, и королевство развалится на куски. Эти земли будут наши и только наши. Никаких королей, никаких апологетов - никто нам не нужен. Ты храбрый человек, но очень беспокойный. Умерь тревогу. Однажды беды закончатся.
От слов возлюбленной стало спокойнее. Берхильда в последнее время сильно изменилась: вместо презрительно-горделивого тона всё чаще в её голосе проскальзывали нотки теплоты, всё менее уничижительно она смотрела на окружающих, в том числе, на Хадугаста. Порой она надолго погружалась в свои мысли и не замечала ничего вокруг. А в глазах таилась усталость. Впрочем, былая властность никуда не делась, и подданных графиня по-прежнему держала железной хваткой, ведь в жилах её текла кровь Рёнгвальдов - суровых северных воинов.
Хадугаст снова плюхнулся на подушки:
- Скажи мне одно, Хильди. Только честно, слышишь? Всё как есть.
- Ну. Спрашивай.
- Зачем я тебе? У тебя есть хоть какие-то чувства? Или это просто очередная игра? Почему ты играешь со мной? То отстраняешь, то снова делаешь вид, будто любишь. Как тебя понимать?
- Глупый, - почти ласково сказала Берхильда, улыбнувшись, - неужели не видишь? Впрочем, у меня и самой порой складывается ощущение, что тебе всё равно кого трахать: будь то леди или грязная деревенская девка. Надеюсь, ты перестал сношаться с той толстозадой простолюдинкой?
- Ну что ты говоришь, Хильди! В глаза её не видел после того, как мы с тобой помирились.
- Врёшь опять. Ну да ладно, Господь тебе судья. Как видишь, любовь моя к тебе столь велика, что я готова мириться даже с такими выходками.
- Прости, Хильди! Один раз было, да и то по пьяни. Ну не соображал ничего - в горе был великом! Но клянусь: больше ни-ни.
- Что ж, снова ты вынуждаешь поверить себе. Душа любящей женщины доверчива.
В дверь постучали, и в комнату вошёл кнехт:
- Миледи, сэр маршал, срочные новости! Наблюдатель на башне доложил, что на юге меж холмов показался отряд катафрактов! В стане врага суматоха!
Берхильда поднялась, села на кровати. Волосы её рассыпались по плечам и шёлковой камизе, в которую она сейчас была одета. На лице вновь читалась решимость, и воинственная искра заблестела в глазах. Графиня кликнула камеристку.
- Итак, сэр Хадугаст, - Берхильда говорила спокойно и деловито, будто обращалась не к любовнику, а к одному из слуг. - Немедленно собирай войска. Стрелков, что сторожат башню с монахами - оставить на местах. Остальных - к воротам.
- Что думаешь делать? - Хадугаст тоже поднялся и потянулся к прикроватному столику, где лежала его одежда. - Идти на помощь? А как же Адро?
- Не заставляй плохо о себе думать, - Берхильда стрельнула в него строгим взглядом. - Твоя задача - наблюдать, что предпримет барон. Когда он побежит на городские ворота - а он непременно побежит - ты занимай казармы и второй ряд стен. Не подведи меня. И смотри, осторожнее, поменьше кровопролития. У нас и так мало защитников. Понял?
Вскоре по приказу Хадугаста у ворот выстроились все, кто мог держать в руках оружие, не считая пятнадцати стрелков, стороживших башню с монахами. Тут были сэр Орро и сэр Ратхунд с десятком кнехтов, явился старый Хальдер, облачённый в кольчугу и шлем, собрались наёмники и кое-как вооружённые ополченцы - всего около полусотни человек. Возглавлял отряд лично Хадугаст, рослая фигура которого, поблёскивая чешуёй брони, на полголовы возвышалась над остальными бойцами. Оценив своё войско, Хадугаст с тремя коленопреклонёнными взобрался на воротную башню, откуда хорошо было видно происходящее ниже, за вторым рядом стен, где теперь поселился Адро со своими приспешниками.
- Гляди-ка ты, и верно, собираются идти к городу, - сказал он, глядя на то, как солдаты барона Адро строятся на дороге возле небольшого крытого тарана, припасённого на случай, если понадобится ломать хлипкие городские ворота, - а их много, случись драться, нам не сдюжить. Неужели барон и правда такой дурак, что не ожидает с нашей стороны нападения?
- Он знает, что нас мало, - предположил сэр Ратхунд. - Но, смотри, в башнях остались лучники. Когда спустимся, нас обстреляют, и половина наших солдат ломанётся назад. Риск большой.
- Да ну брось, тут добежать-то - сущие пустяки, а на стенах нас уже не достанут. Я возьму на себя северную башню, ты - воротную, а сэр Орре и сэр Хальдер - западную. Двери прорубим.
Хадугаст рвался в бой, желая сбросить ярость и напряжение, накопившиеся за долгие дни бездействия. Ему было плевать на то, что плечо и обрубки пальцев до сих пор саднили, мешая управляться с мечом и щитом.
- Думаешь, так просто двери прорубить? - скептически ухмыльнулся сэр Ратхунд. - Полдня провозимся.
- Предлагаешь сидеть на жопе? У нас задача - взять вторую стену. Значит, надо брать, - Хадугаст посмотрел в амбразуру. - Глянь, они уходят. Давай, пошли, хорош разглагольствовать, а то момент профукаем.
У вторых ворот началось движение: отряд барона Адро почти в сотню человек двинулся по дороге, огибающей замковую скалу, толкая впереди себя таран. Хадугаст спустился к подчинённым. Воины с нетерпением смотрели на него, ожидая приказа, готовые ринуться в бой на предателей. И приказ последовал.
Заскрипели подъёмные механизмы, решётка ворот поползла вверх. Хадугаст надел свой шлем с маской в виде бородатого человеческого лица, достал левой рукой клинок. Кнехт Вигант помог повесить ему на плечо щит, который Хадугаст придерживал за ручку тремя целыми пальцами правой руки, хоть было это неудобно и болезненно.
Створки ворот распахнулись.
- За мной! - крикнул Хадугаст и потрусил вниз. Остальные ринулись за ним.
От третьих до вторых ворот расстояние было небольшим, и вскоре в Хадугаста и его люди уже летели стрелы. На стене засело человек пять. Солдаты Хадугаста, у кого имелись луки или арбалеты, начали стрелять в обратку, ранили одного из людей барона. Остальные, поняв безнадёжность своего положения, поспешили спрятаться в башнях, и когда Хадугаст со своими коленопреклонёнными добрался до стены и залез на галерею, там уже никого не было.
- Вот крысёныши, - усмехнулся он, - по норам забились.
Подойдя к воротной башне, Хадугаст заколотил в дверь рукоятью меча.
- Открывайте, сукины дети, и немедленно сложите оружие, - кричал он. - Иначе снесу эту дверь к бесам и всех вас, предателей, на кол пресажаю.
Некоторое время царила тишина. Солдаты, ожидая обстрела из башен, прикрылись щитами, но запершиеся бойцы больше не попытался сопротивляться.
- Благородные сэр, не трогайте нас, - крикнул кто-то из-за двери, - мы сдаёмся. Мы подчинимся графине. Произошло недоразумение.
- Открывай, говорю.
- Обещайте, что не тронете.
- Слово коленопреклонённого: если сейчас же сдадитесь, убивать на стану. А нет - так пеняйте на себя. Давайте вылезайте, нехрен там сидеть - последний раз говорю.
Дверь открылась, вышли три испуганных солдата. Они тут же побросали луки и прочее оружие. Хадугаст сдержал обещание: этих троих не тронули. Потом сдались остальные две башни и казарма. Всего на втором ряду стен Адро разместил двадцать человек, половина которых оказались ополченцами, едва умевшими держать в руках оружие. Помимо них, здесь пряталась пара сотен беженцев и некоторые слуги. На время битвы Хадугаст велел запереть сдавшихся в одном из помещений казармы, а своих людей разместил на стенах. Сам же, приказав опустить решётку, устроился за зубцом воротной башни и принялся наблюдать за тем, что творится на мосту возле городских укреплений.
А творилось там жуткое столпотворение. К моменту, когда Хадугаст занял второй ряд стен, люди барона Адро уже выбили городские ворота. Сделать это оказалось несложно: две деревянные створки, не имеющие решёток, поддались легко. А вот дальше начались проблемы. Под командованием Адро находилось около сотни человек, значительная часть которых - беженцы-ополченцы. Они стояли на мосту, закрываясь щитами от летящих сверху стрел, а когда ворота пали, ринулись в пролом и сразу же уткнулись в повстанцев, сгрудившихся в узком проходе. Хадугаст не видел, что происходит за воротами, зато видел, как отряд барона толпился на мосту под градом стрел, будучи не в силах попасть в город. Солдаты запаниковали: кто-то напирал на передних, другие наоборот пытались выбраться из толкучки, несколько человек полетели в ров с водой. В конце концов, задним надоело, и они побежали обратно к замку, за ними последовали и остальные, бросив таран. Адро и коленопреклонённые, поняв, что бьются одни против целой кучи повстанцев, тоже отступили под прикрытие стрелков на башнях первой линии фортификаций.
Бежавшие бойцы барона недоумевали, обнаружив опущенную решётку на вторых воротах. Они ещё не знали о захвате стены.
"Откройте, - кричали они, - что за дела? Адро приказал не запирать". Подошёл барон и коленопреклонённые. Адро держал в руке шлем, с лица его градом катил пот, из плеча торчала стрела. Растолкав наёмников и ополченцев, он очутился у опущенной решётки ворот. Гнев переполнял барона. Хадугаст же с усмешкой наблюдал из бойницы за растерянными солдатами, радуясь дальновидности графини, которая предугадала действия бывшего маршала. Такой уж барон Адро был человек - честный, прямолинейный, в спину никогда не бил и от других подобного не ожидал. Берхильда очень хорошо знала эту его слабую сторону.
- Поднять решётку! - гаркнул барон. - Кто приказал опустить?
Хадугаст, прятавшийся за зубцом, велел лучникам взять под прицел толпу внизу, а сам встал в полный рост перед амбразурой и снял шлем. Возглас удивления вырвался из десяток глоток.
- Что здесь происходит? - возмутился Адро. - Вы что себе позволяете, сэр Хадугаст! А ну немедленно откройте эти проклятые ворота!
- Барон Адро, - Хадугаст торжествующе ухмылялся, - твои люди добровольно перешли на сторону миледи Берхильды, пока ты водил других на бессмысленное смертоубийство. Из-за тебя замок сегодня недосчитается нескольких десятков защитников. Но миледи Берхильда милостива: все, кто раскается и сложит оружие, будут прощены, им позволят вернуться в замок и присоединиться к армии Её Сиятельства. Остальные же могут дожидаться голодной смерти на внешнем дворе.
- И я должен подчиниться тебе, гнусному заговорщику, который предал собственного брата и нанёс удар в спину своему маршалу?
- Я верен графу Ардвану, барон, - слукавил Хадугаст, а затем обратился ко всем: - Указом миледи Берхильды с недавних пор маршалом графства Вестмаунт назначен я. Барон Адро больше не состоит в этой должности, а потому любой, кто откажется подчиняться моим приказам, будет считаться предателем и мятежником. Так каков ваш выбор?
Вперёд вышел высокий катафракт с лысиной на полголовы.
- Леди Берхильда - моя госпожа, - заявил он, - и я на её сторону. Извиняй, сэр Хадугаст, мало чего понимаю в ваших дрязгах, но мой долг требует защищать миледи, а барон, видать, нас и правда в заблуждение ввёл. Подымай ворота - я пойду.
- Что?! - воскликнул Адро вне себя от бешенства. - Сэр Торбальд, как ты можешь верить этому прохвосту?
- Извиняй, барон, я - вассал Ардвана, а значит, должен защищать графиню. И ты тоже. А коли не желаешь, не обессудь.
- Я тоже сражаюсь за милорда Ардвана и миледи Берхильду, - проговорил второй, совсем молодой коленопреклонённый.
Ещё двое, подумав, тоже перешли на сторону графини. Маршал был в бешенстве: он с ненавистью озирался вокруг, вены на его лбу набухли, а глаза налились кровью.
Солдаты долго размышлять не стали, присоединились к благородным.
- Пусти нас, господин маршал, - наперебой кричали они. - Мы - не враги Её Сиятельству. Барон нам всё наврал.
- Ну что ж, - Хадугаст скривил губы в злорадной ухмылке, - тогда докажите свою верность: убейте предателя.
Люди тут же наставили на Адро клинки и острия копий. За барона выступили один коленопреклонённый и десять кнехтов. Они сбились в кучу, закрывшись щитами со всех сторон, отбиваясь от пытавшихся подобраться к ним солдат.
- Опомнитесь, сукины дети! - орал барон, яростно махая мечом. - Всевидящий покарает вас за вашу мерзость.
Не зная, как совладать с дюжиной спрятавшихся за большие каплевидные щиты бойцов, солдаты встали в растерянности. Никто не хотел рисковать собственной шкурой и лезть на остриё клинка маршала Адро. Даже Торбальд и три коленопреклонённых, потыкав без особого энтузиазма в противника мечами, отошли и заняли выжидательную позицию.
Хадугаст посмотрел на кнехта Виганта:
- Попадёшь отсюда?
- Попробуем, - Вигант взял лук и, прицелившись, выпустил стрелу. Она попала в щит Адро. Выпустил другую - та застряла в плече одного из приспешников барона. Подключились другие лучники, и вскоре щиты дюжины храбрецов, отказавшихся подчиниться новому маршалу, были утыканы стрелами, как ёж колючками. Четыре человека погибло на месте, остальные - раненые, истекающие кровью - держались из последних сил.
- Довольно! - скомандовал Хадугаст.
И тут орава наёмников и ополченцев налетела на ослабевших воинов, и вскоре на дороге лежали исколотые, изрезанные тела, разбитые щиты и поломанные копья. Могучая туша Адро лежала сверху, его порванная в нескольких местах кольчуга окрасилась красным, в лице разверзлась рана. Какой-то наёмник подошёл и воткнул в труп барона копьё - так, на всякий случай.
Теперь солдаты выжидающе смотрели на Хадугаста, а тот с прежней ядовитой ухмылкой стоял у парапета.
- Ладно, будь по-вашему, - крикнул Хадугаст, а затем скомандовал: - Открыть ворота!
Уставшие бойцы вереницей потянулись через ворота, ведя за собой раненых, кто ещё мог ходить. Хадугаст велел бросить трупы солдат в пропасть, барона же и убитого коленопреклонённого приказал доставить в святилище - хоть они и считались предателями, негоже было хоронить благородных не по обычаю.
Оставив коленопреклонённых разбираться с нижней стеной и сдавшимися солдатами, Хадугаст в сопровождении Виганта отправился на верхнюю площадку Холодной башни, дабы собственнолично наблюдать за ходом сражения в стане врага.
Одинокий дозорный и глядел вдаль. Это был молодой солдат, отличавшийся хорошим зрением. Увидев пред собой Хадугаста, он поприветствовал его.
- Что видно? Катафракты атаковали лагерь? - Хадугаст подошёл к парапету, осматривая холмы на юге в надежде разглядеть отряд, явившийся из Хирдсбурга.
- Сэр Хадугаст, новостей нет, - солдат замотал головой и развёл руками, - наверное, они решили не нападать. Всадники уехал обратно вон по той дороге.
- Что за глупость? - Хадугаст продолжал осматривать местность, всё больше понимая, что парень прав.
Нортбридж по-прежнему сжимало плотное кольцо военных лагерей, раскинувшихся на холмах, а дым костров поднимался к небу - дурной знак для осаждённых. В округе царило спокойствие, звуки битвы не доносились до слуха Хадугаст, со вчерашнего дня вообще ничего не поменялось, будто катафракты и не приезжали вовсе.
- Да чтоб тебя! - Хадугаст ударил кулаком по стене, развернулся и зашагал вниз.
Глава 23 Берт 6
Из маленького застеклённого окна струился слабый свет, с трудом разгонявший полумрак помещения. Берт лежал в тесной комнатушке за занавеской, мучаясь от последствий зверских побоев. Прошло три дня, а к своему лицу он до сих пор не мог прикоснуться. Изнывали рёбра и живот, тело покрывали сине-коричневые пятна кровоподтёков.
Он много спал эти дни. Пару раз пытался подняться, но безрезультатно: слишком тяжело и болезненно это было. Тут кормили, а ещё поили какими-то отварами, противными и горькими.
- Ну и отделали же тебя, как цел остался, не разумею, - часто повторял рослый, глуповатого вида бородатый мужик, живший здесь в качестве раба и ночевавший на соседней койке. Это был первый человек в доме, с которым Берт познакомился, звали его Гвидо. Гвидо говорил по-катувеллански, хоть и с акцентом, и как только появились силы шевелить языком, Берт сразу же попытался разузнать у него, где находится.
- В горах, - сообщил тот, - деревня народа йруайу, как они себя называют, ну или, по-нашему, серомордые.
- Меня тоже сделают рабом, как тебя?
- Без понятия. Меня купили на невольничьем рынке. Попался я как-то разбойникам - вот, продали. Вообще, я от лорда бежал, искал лучшей жизни, а очутился... - Гвидо усмехнулся, - в рабстве. Впрочем, тут неплохо. Живу, почти как свободный. Даже тесак разрешают носить. Да сеньор со мной хуже обращался, чем эти люди. А старик Йэрйан зачем тебя приволок, не разумею.
- Чего не сбежишь? - удивился Берт.
- А зачем? Бежать-то некуда: горы вокруг, одному, без лошади, без еды, не перейти. Да и нет теперь у меня дома, как и у тебя. Ты - беглый и я - беглый. Нас там уже не ждут. А здесь, на севере, путнику уготована одна судьба: бандиты поймают и продадут. Десять лет уже горбачусь на Йэрйана, похоже, теперь мой дом тут.
Старик Йэрйан - так Гвидо называл высокого, худощавого мужчину, который привёз Берта - являлся хозяином этого дома, здесь жил он сам, его семья и слуги.
А ещё тут была девушка - высокая, с тонкими, грубоватыми чертами лица и длинными чёрными волосами, заплетёнными в косу. Носила она, как Берту поначалу подумалось, мужской наряд: заправленные в сапоги широкие штаны и кожаный жилет поверх рубахи. Позже он узнал, что женщины тёмных часто предпочитают одежду, похожую на мужскую, ибо наравне с мужчинами ездят верхом, охотятся и даже воюют. Звали девушку Лийлнэ. Она хорошо изъяснялась по-катувеллански, почти без акцента, именно она чаще всего приносила еду и лекарства, хотя порой это делала жена старика Йэрйана - Ин, степенная женщина средних лет с горделивым взглядом тёмно-жёлтых глаз. Реже заботу о больном поручали Гвидо или другому слуге Йэрйана - весёлому толстяку Артрйу. Этот тёмный был болтлив, как стая сорок, вот только Берт не понимал ни слова, поскольку Артрйу не знал катувелланского. Как объяснил Гвидо, Артрйу не являлся рабом - он трудился на мельнице и помогал по хозяйству, и получал за это жалование.
Берт подметил, что тёмные отличались от людей сухопарым телосложением и более длинным торсом. Поначалу они казались нескладными, но к их виду молодой охотник привык быстро, как привык и к жёлтым, слегка раскосым глазам на сером лице. Теперь эти физиономии не вызывали такого испуга, как в первый раз, когда он увидел старика Йрйана. Но больше всего Берт удивился той доброте, которую проявляли к нему тёмные. Они совсем не походили на кровожадных демонов, что носились по дорогам смертоносным смерчем, жгли крепости и вырезали поселения, демонов, что представлялись любому катувелланцу при одном только упоминании тёмных. Это были люди. Обычные люди, жившие мирной жизнью среди горных кряжей и занимавшиеся обычными для каждого человека делами.
От Гвидо Берт узнал, что Йэрйан - самый богатый человек на деревне. Старик имел большой дом, мельницу, крупный и мелкий рогатый скот, ему принадлежали обширные поля у подножья горы, которые он обрабатывал сообща с двумя сыновьями, живущими по соседству. На Йрйана работало человек десять местных, продукцию же он сбывал в Дрёвише, что находился, как оказалось, совсем недалеко - в дне пути отсюда.
Когда Берта только привезли, он чувствовал себя столь ужасно, что даже не мог как следует осмотреться. Он помнил горы вокруг, краем глаза видел лачуги селян, но было всё это, как во сне. К третьему же дню любопытство стало пересиливать телесные боли.
Сегодня Берт твёрдо решил, что должен выбраться на улицу и оглядеться. На рассвете Гвидо ушел работать, и Берт с утра лежал в одиночестве. Он дождался, пока за дверью перестанут слышаться голоса и грохота посуды, а затем попытался подняться. Получилось с трудом. Распухшее левое колено сгибалось через боль, да и тело изнывало так, будто в нём не осталось ни единой целой косточки. Поискал одежду - не нашёл. Берт стоял посреди комнаты в длинной исподней рубахе, явно не своей. "Ладно, пёс с ней, всё равно ненадолго", - решил он и, хромая, направился к двери. Приоткрыл её, прислушался. Тишина. Судя по всему, в доме никого. Берт выбрался из комнаты и, опираясь на стену, прошёл в трапезную.
Никогда прежде он не видел таких просторных домов. Трапезная была раза в два больше той хибары, где молодой охотник прожил всю свою жизнь. Светлое, чистое помещение с застеклёнными окнами, камин с дымоходом, деревянные полы - всё это произвело сильное впечатление на деревенского парня. Он с любопытством осматривал убранство жилища Йэрйана, ощущая себя так, словно попал в сказку.
Из трапезной несколько дверей вели в смежные комнаты, а одна была распахнута настежь, и солнечное тепло безудержным потоком врывалось в дом, маня за собой Берта, который три дня не покидал тёмной, тесной коморки.
Но когда он вышел на крыльцо и вдохнул горный воздух, голова закружилась, а ноги ослабели и задрожали - хорошо, успел опереться о стену. Огляделся. Вокруг громоздились скалы зеленеющими склонами и коричневыми уступами. Скалы эти не были столь огромными, как на юге, где находились рудники, они не карябали пиками небесный свод, они казались старыми и сгорбленными, но менее величественными от этого не казались. Жилище Йэрйана находилось на склоне одной из гор, ниже по косогору примостились другие домики, поменьше и победнее, а ещё ниже, в долине, раскинулись поля.
К Берту направлялась Лийлнэ. Худощавая и высокая, она двигалась быстро и грациозно. Ощущалась в её манерах некая горделивость, не свойственная катувелланским сервам, задавленным властью сеньоров, а в жестах - лёгкость и свобода. Берт невольно залюбовался девушкой.
- Надо лежать, - нравоучительно сказала она, подойдя ближе, - ты ещё плох, нельзя долго ходить.
- Прости, я не думал... - виновато промямлил Берт. - Хотел подышать воздухом.
Лийлнэ улыбнулась.
- Всё хорошо. Это надо делать, - сказала она мягче. - Но не ходи далеко. И не долго. Чтоб плохо не стало.
Берт хотел спуститься с крыльца, но почувствовал себя дурно. Заметив это, девушка придержала его и, взяв под руку, отвела обратно в комнату.
- Всё. Сегодня больше не вставай, - погрозила она пальцем, - надо выздоравливать.
- Зачем? - Берт улёгся поудобнее и укрылся толстым пледом. - Зачем твой отец привёз меня сюда? Зачем меня лечите?
Лийлнэ присела на соседнюю кровать:
- Знаешь, отец иногда говорит: есть люди, у которых внутри частица Неба. В тот день он почувствовал, что должен отправиться в путь ещё затемно. Прежде он так никогда не делал, но в этот раз Небо велело ему. Он выехал из города, и на берегу реки увидел двух человек, которые несли к воде третьего. Он окликнул их и спросил, как мог - язык ваш он плохо знает - зачем они тащат его. Те сказали, что собираются топить разбойника. Тогда отец подошёл ближе и посмотрел на молодого человека, которого они несли. Он всегда доверял чутью, и в тот момент оно требовало спасти парня. Он людям обоим по серебрянику, и те отдали пленника. Это и был ты. Мы не знаем, что ты натворил, но отец понял главное: в тебе есть частица Неба, а в тех двоих - нет.
- Но я ничего не сделал. Они меня избили из-за денег, которые я нашёл, они... - Берт поведал о своих приключениях за последние месяцы, рассказал о друзьях и о том, как оказался сдать их место стоянки.
- Я тебе верю, - улыбнулась Лийлнэ, - ты не похож на разбойника, в твоих глазах нет хитрости и коварства. Будем молиться Небу, чтобы с друзьями всё было хорошо. Но я ещё не всё рассказала. Когда отец привёз тебя домой, ты кое-что говорил во сне. Это его ещё больше утвердило в своей мысли.
- О чём я говорил?
- О замке, крае мира, мёртвых землях.
- Похоже... Мне недавно были видения. Но я не знаю, что они значат.
- Не знаешь? Это не страшно. Не каждому сразу открывается смысл уведенного. Всему своё время. Сейчас ты должен отдыхать, а у меня - много работы.
Девушка ушла, оставив Берта наедине с мыслями, которые копошились в голове суетливой стаей. Тяжёлым туманом навалились воспоминания.
Вечером Гвидо принёс Берту его одежду, постиранную и заштопанную, и сообщил, что хозяин зовёт за стол. Собираться за трапезой всей семьё, вместе со слугами и даже рабом было обычным делом в доме Йэрйана. До сих пор Берт ел отдельно в комнате, но лишь потому что не мог вставать с кровати. Сегодня пригласили и его.
Берт оделся и, хромая, вышел из коморки. За столом уже собрались все жильцы. Йэрйан указал Берту на место рядом с Лийлнэ, и тот, стушевавшись от всеобщего внимания и взглядов уставленных на него, присел на скамью. Еда тут не отличалась изысканностью: каша да похлёбка - всё, как и в любой другой деревне. А вот масло и сыр, которые Берт видел только по праздникам, имелись в изобилии. Помимо прочего на столе стояла чашечка с очень пахучим серым порошком - Йэрйан и его домочадцы посыпали им пищу.
Но у молодого охотника аппетита не было, и он едва притронулся к блюдам, да и то лишь из вежливости. Живот болел, мутило и подташнивало.
Старик Йэрйан за обе щеки наворачивал похлёбку и в процессе вёл беседу то с женой, то с дочерью, а то что-то спрашивал у слуги и раба. Когда же тарелка опустела, он обратился к Берту. Лийлнэ переводила. Йэрйан расспросил молодого охотника о прежней жизни, о том, как тот попал на каторгу и в Дрёвиш. Берту пришлось повторить свою историю, но на этот раз он рассказывал подробно и обстоятельно, в том числе, поведал о нападении тёмных на шахту.
- Отец говорит, это войско князя Айерна, - перевела Лийлнэ слова Йэрйана. - Наш народ не участвует в войне. Князь Айерн возглавляет многие кочевые племена, что обитают на равнинах к юго-востоку отсюда, мы же предпочитаем заниматься мирным трудом. Это не наша война. Предки заповедали не переходить горы. Князь Айерн не послушался - его ждёт большая беда, если армия не вернётся до осени.
Берт понимающе закивал.
- Отец просит рассказать про замок, о котором ты бредил, - продолжала Лийлнэ. - Как ты о нём узнал?
Теперь Берту пришлось поведать о преследовавших его видениях, он говорил спутано и сумбурно, ибо опасался, что его рассказ примут за сумасшествие, а когда закончил, Йэрйан вздохнул, подумал немного, а затем начал длинную речь.
- Далеко-далеко отсюда, - переводила Лийлнэ, - на севере, где лето коротко, а зима длится по полгода, на самом краю мира, который омывают волны необъятного океана, есть древняя крепость. Мы зовём её "Крепость Тишины". Много легенд ходит о ней и об её обитателях. Кто-то утверждает, что там живут могущественные колдуны, другие говорят, будто место то - сосредоточие зла. Находятся и те, кто верит, что спасётся там от грядущей Тьмы. Немногие смельчаки, влекомые загадочными видениями, решались идти туда, но обратно никто не вернулся. Может быть, они достигли цели, а может, сгинули в пути. Похоже, "Крепость Тишины" и тебя зовёт. Мы не знаем, почему и зачем, не знаем, что найдёшь там. Видения твои сумбурны, загадочны, а порой страшны. Но это знак. Знак Неба и судьбы. Ты должен разгадать его. Наша встреча не случайна. В тебе - частица Неба, как и в нас. Такое редко бывает у белокожих людей за горами. Ты должен обратиться Небу, чтобы понять смысл своего пути.
- А вы знаете, что это за замок? - поинтересовался Берт. - Что там на самом деле? И как мне обратиться к Небу?
Старик Йэрйан встал из-за стола и жестом позвал за собой Берта и Лийлнэ. Он отпер одну из дверей, и Берт, войдя в неё, словно окунулся в совершенно другой мир, загадочный и таинственный, и так и застыл на месте, раскрыв рот от удивления. Книги! Тут было много книг, они стояли на двух полках вдоль стен, от них пахло бумагой и кожей. Прежде Берт видел только одну книгу, да и то в руках мобада - чем-то мистическим и загадочным казалась она молодому селянину, чем-то наделённым потусторонней силой. Тут же книги буквально окружали его. Другую половину комнаты занимали стеллажи с аккуратно разложенными предметами. Здесь были и монеты, и наконечники копий, и металлические части каких-то инструментов. Изъеденные ржавчиной, почерневшие от времени, все вещи выглядели очень древними. Странная коллекция озадачила Берта, но ещё больше вызывали недоумение черепки глиняной посуды, попадающиеся среди железного хлама.
- Не удивляйся, - сказала Лийлнэ. - Знаю, у вас, в Катувеллании мало кто умеет читать. У нас же это традиция, идущая со времён Великой Державы Унйргу. В каждой крупной деревне есть хранители - те, кто передаёт книги из поколения в поколение. Наша семья - хранители.
- А это зачем? - Берт кивнул в сторону железного хлама и черепков.
Девушка улыбнулась:
- Может быть, однажды расскажу. Сейчас мы здесь не за этим.
Йэрйан отыскал на полке толстый кодекс, аккуратно извлёк и положил на стол. Берт с замиранием сердца смотрел, как старик листает пожелтевшие страницы, шуршащие под его пальцами предвестием древних тайн. Для молодого серва книга была сродни магии: он не понимал, как можно увидеть что-то в крошечных закорючках на бумаге, и когда мобад на проповедях зачитывал Книгу Истины, действо сие выглядело божественным чудом, которое умеют творить только служители Всевидящего. Наконец Йэрйан открыл страницу с миниатюрой, изображавшей чёрную крепость на скале и синие завитки волн под ней. Он ткнул в картинку длинным серым пальцем и что-то проговорил.
- Вот этот замок, - перевела Лийлнэ, - здесь записано всё, что известно о нём, а так же об истории земель и народов. Живут там те, кого не поглотит Тьма - так их называем мы. Они прячутся в подземельях, надёжно храня свои тайны, чтобы род человеческий не прервался и не утратил знания, когда Тьма уничтожит всё живое.
- Но мобады говорят, - возразил Берт, - что каждый раз после пришествия Тьмы, Всевидящий заново создаёт людей, животных и всё прочее.
- Что ж, ваши мобады многого не знают, - пожала плечами девушка.
- Они тоже могут читать книгу.
- Книг много. И во всех написано разное.
- Но как? Ничего не понимаю, - Берт был в растерянности. Слишком много впечатлений свалилось в этот вечер на его голову. Даже дурно стало. Берт пошатнулся и опёрся на стол. Увидев это, Йэрйан нахмурился и что-то строго сказал дочери.
- Отец говорит, ты ещё не выздоровел. Я зря настояла, чтобы ты сегодня трапезничал с нами: тебе следует лежать. Пойдём.
Придерживая Берта, Лийлнэ отвела его в коморку, но та загадочная комната, полная книг и прочих древних артефактов, не выходила у парня из головы.
- Но почему я? - спросил Берт.
- Никто не может этого знать. Это судьба и путь, дарованный Небом, - ответила девушка.
Берт остался один. Он лёг и уставился в потолок. Задумался. Очередные загадки навалились тяжким бременем.
А в углу стояла чёрная фигура и смотрела на него из темноты, она была частью этого места и пристально следила за молодым человеком - тень разума, тень покинутых воспоминаний, давно бродившая за ним по лесу жизни. Тень не желала исчезать, она вперила в Берта пустоту своего небытия и нависала безмолвным вопросом.
- Судьба, путь... Ты в это веришь? - донёсся до боли знакомый голос.
- Опять ты? - простонал Берт. - Я устал, мне плохо, спать хочу! Уйди.
- Как же я тебя оставлю? - чёрная фигура тихо прошлась по комнате, половицы скрипнули под её ногами. Теперь она стояла у постели Берта, как стоит смерть у постели безнадёжно больного.
- Я устал от загадок, хочу покоя, - промолвил Берт. - Если нечего сказать - отвали. Уходи прочь. Не хочу с тобой разговаривать.
- Увы, это не возможно, - донеслось из темноты.
- Да почему же?
Тень склонилось над Бертом, и во тьме показались очертания лица - лица, которое он видел много раз, когда смотрел в воду. Но теперь оно было страшным, с безумным, устремлённым в пустоту, взглядом, а в волосах белела седина.
Глава 24 Феокрит 2
Замок Шенверд - небольшая крепость, преградившая путь армии герцога Редмундского, - сдался почти без боя. Нэосские наёмники, которые встали лагерем на подступах, могли воочию наблюдать, как четыре тысячи лучников подошли к замку под прикрытием передвижных щитов и долго поливали амбразуры градом стрел. Помогали им катапульты, закидывая за стены горшки с зажигательной смесью. Гарнизон Шенверда был невелик - человек пятьдесят от силы, и обстрел, без сомнения, проредил ряды защитников, вынудив оставшихся сдаться к концу дня. Не пришлось даже ждать требушеты, что изрядно запаздывали, колтыхая по разбитым дорогам позади армии.
Лучники, которые приплыли с южного берега Зелёного моря, славившегося меткими стрелками, составляли значительную часть армии герцога Редмундского или герцога-еретика, как его прозвали враги. Лорды не поскупились нанять четыре тысячи человек, желая иметь на своей стороне силу, способную оказать достойное сопротивление королевской армии. Поговаривали, будто такая масса лучников решит исход любого сражения, и в это охотно верилось.
Феокрит и другие наёмники наблюдали из лагеря, как герцог Редмундский и герцог Вальдийский в сопровождении двух мобадов и трёх десятков катафрактов вошли в ворота Шенверда.
- Интересно, гарнизон в живых оставят? - вслух размышлял Феокрит.
- Да не, - махнул рукой Мегасфен, - замок маленький, возиться не станут. Гарнизон - в расход, имущество - себе. А нам - шиш.
Уже в сумерках наёмники узнали о судьбе хозяев замка. Пожилого коленопреклонённого и его супругу вывели в одном нижнем белье к перекрёстку, который хорошо просматривался и со стен Шенверда. У дороги уже соорудили две перекладины, а вокруг собрались коленопреклонённые вместе с герцогами и мобадами. Нэосские наёмники наблюдали за казнью, усевшись на повозках, выставленных по периметру - отсюда тоже было видно происходящее.
Один из мобадов зачитал приговор, говорил он громко, важно и грозно, будто возвещал некое великое событие. Пленники обвинялись в ереси и попрании истинной веры, они приговаривались к распиливанию заживо, а души их предавались проклятию и на веки вечные обрекались томиться во тьме преисподней. Солдаты повесили мужчину и женщину вниз головой, предварительно сорвав с них последнюю одежду. Двуручной пилой палачи резали вначале супругу коленопреклонённого, а потом его самого. Издали было сложно рассмотреть сцену в подробностях, зато нечеловеческие вопли из глоток казнённых разлетались на мили вокруг. Феокрит поморщился: ему стало мерзко на душе от ужасающих криков. Большинство же солдат наблюдали за экзекуцией, по меньшей мере, с любопытством, ведь для многих из них казни были чуть ли не единственным развлечением в долгой, изнуряющей дороге и безрадостном армейском быте.
Впрочем, и мужчина, и женщина быстро потеряли сознание, и палачи допиливали их в тишине.
А на следующий день наёмников отправили мастерить реи вдоль дороги, ведущей к замку. Погода, наконец, установилась тёплая, дожди прекратились, лишь редкая морось раз в пару дней напоминала о былом бедствии. Солнце же припекало всё сильнее, и теперь грозила новая напасть: жара.
Скинув верхнюю одежду и засучив рукава исподних рубах, солдаты вкапывали столбы, а потом прибивали к ним перекладины, на каждой из которых следовало разместить троих повешенных. На перекрёстке неподалёку до сих пор краснели останки вчерашних казнённых, и до наёмников доносилось жужжание мух вместе с вонью гниющего на жаре мяса.
- Проклятье, - ворчал Бассо, стоя на повозке и прибивая очередную перекладину, - я что, в плотники нанимался что ли?
- Ты, щёголь, тут и плотник, и конюх, и уборщик дерьма, - зубоскалил десятник Антип, - так что заткнись и работай.
Антип прохаживался взад-вперёд, наблюдая за подчинёнными, его короткий красный гамбезон был наполовину расстёгнут, а на поясе болтался меч. Капитан Леон отъехал по делам в лагерь, назначив Антипа старшим. Другие десятники сидели у обочины и играли в кости, солдаты же, как и полагалось, трудились в поте лица.
Бассо недобро покосился на Антипа и продолжил забивать гвоздь, пока Феокрит придерживал тяжёлую рею.
А думал Феокрит о том же самом, что и его молодой друг; думал давно, с тех пор, как оказался на борту корабля, плывущего к побережью герцогства Редмунд. И день ото дня мысли становились безрадостнее: ежедневный армейский быт и жалкое существование под пятой наглых офицеров не соответствовали его представлениям о войне. Недовольство вызывало всё: нескончаемый уход за лошадьми, дозоры, окрики командиров и нагоняй за любой неверный шаг, но больше всего раздражал десятник Антип - десятник не упускал возможности унизить подчинённых, словно получая от этого удовольствие. Те же, в свою очередь, даже ответить не могли - за препирательство и тем более драку с офицером грозило суровое наказание.
- Странно оно, конечно, - рассуждал Феокрит, - люди добровольно сдали замок, а им - перекладина да петля. Вот чего стоит благородство господ.
- Дело не в благородстве, - объяснил Антип, - для герцогов эти люди - вероотступники, предали ихнего бога или что-то вроде того. Тех, кто принял веру герцога-еретика, говорят, отпустили.
- Жестокий у катувелланцев бог, - заметил Мегасфен.
- Какой именно? - влез в разговор Кассий, который сидел на земле и вязал петли. - Те в одного верят, эти - в другого.
- В одного, - поправил Мегасфен, - только верят по-разному.
- А в чём разница?
- Пёс их разберёт. А только вся кутерьма началась из-за того, что они своего бога не поделили и не договорились, как правильно ему поклоняться.
- Их бог - лжив, - заявил рыжебородый Трюгге.
- Эй, смотри поосторожнее, - насмешливо крикнул к нему Кассий, - услышат катувелланские сеньоры - сам будешь тут болтаться.
- Пошёл ты, - отрезал Трюгге.
- Срать я хотел на богов, - Антип сплюнул, - лишь бы жалование платили, а с богами пущай жрецы ихние разбираются. Давайте, поторапливайтесь! Пока дело не сделаете - жрать не пойдёте.
Когда Кассий закончил своё занятие, его с Мегасфеном отправили в замок за пленниками, а Феокрит и Бассо стали крепить петли на перекладину.
Вскоре из ворот вышли люди: судя по одежде - то ли селяне, укрывшиеся в стенах Шенверда от набегов вражеской армии, то ли слуги. Они шли понуро и молча, связанные в одну обречённую вереницу. Тут были женщины, дети, старики - все, кто оказался в замке на момент его сдачи. Поняв, что их ожидает, женщины завыли и запричитали, умоляя, чтобы солдаты не трогали детей.
Под первую перекладину поставили три бочки, найденные в ближайших дворах, затем наёмники подогнали двух мужчин и одну женщину, которая упиралась и голосила на всю округу. Феокрит, продолжая крепить петли, едва глянул в их сторону. Непрекращающееся скуление приговорённых к смерти баб сдавливало душу корявыми пальцами чужого горя, и хотел он только одного: чтобы поскорее закончилась казнь. Да и желудок бурчал, требуя есть.
Приговорённых поставили на бочки, накинули на шеи петли, а потом по очереди выбили у каждого опору из-под ног. Все три висельника устремились вниз и остановились в паре футов над землёй, извиваясь и хрипя. К следующей рее подвели новую партию - сцена повторилась.
Настала очередь двух детей, лет десяти-двенадцати: мальчика и девочки. Их кое-как оторвали от матери, а та кричала и рвалась к ним, да так, что Мегасфен её еле удержал. Девочка заливалась плачем и звала маму, а мальчик выглядел спокойно, не шумел и не бился в истерике, лишь тихонько всхлипывал, будто осознавая неизбежность своей судьбы и тщетность попыток изменить что-либо. Их тонкие шейки обвила петля и вскоре дети тоже болтались на рее на глазах охрипшей от криков женщины. В это время перестала дёргаться первая тройка повешенных, теперь они спокойно покачивались, укоризненно вытаращившись на палачей.
- А с этим что делать? - Мегасфен держал в руках визжащее грудное дитя, скукожившее красное личико в беззубом крике.
- Что-что, - проворчал Антип. - В канаву выброси.
- Не могу, господин десятник, - покачал головой Мегасфен. - Как представлю, что на его месте мой сынишка.
- Ну так, может, и этого усыновишь, хрена ли? - недовольный Антип подошёл к наёмнику, желая вырвать ребёнка из рук. - Хорош ерундой маяться!