Ветер шумел где-то в верхушках деревьев - пел свои осенние песни. Здесь же, в самой глубине леса, было тихо и даже пустынно. Лес готовился ко сну - долгому зимнему оцепенению. Иногда что-то капало или тихонько шуршало, падал очередной сухой лист или спешил по своим делам лесной житель.
Спешила и Осинка. Она шла почти напрямик через чащу, чуть заметными и не многим здесь ведомыми тропами. Спина взмокла, густые рыжие косы взбились и растрепались, ноги все чаще спотыкались. Наконец она зацепилась за особо торчавший корень, проскакала еще пару неуклюжих шагов, ловя равновесие, и ткнулась носом в пушистый зеленый мох, пахнувший сыростью и осенней землей. "Вот и еще три, - подумала она, вытаскивая из волос задетые в полете сухие листья. - Не успею. Все-таки не успею". Она уже собралась бежать дальше, как вдруг глухой низкий голос остановил ее: "Пить. Я так хочу пить". Это было огромное, старое, высохшее до белизны дерево. "Дуб, наверное, или Ясень. Вязы тут не растут. Пожалуй, Ясень", - решила Осинка, вздохнув. "Осинка? - шептал-гудел меж тем незнакомец, - ты ведь к озеру? Зачерпни мне водицы - так у старика все пересохло". Молча кивнув, она отвернулась и быстро пошла прочь.
Вообще-то сегодня она не собиралась больше никому помогать. Она и так потратила слишком много драгоценного времени на всякие пустые дела. Она надеялась улизнуть с самого утра, но не тут-то было. Пришлось мыть, мести, развешивать, глядеть за этими несносными сорванцами-братьями, а также за тестом и... Ну, как обычно, только к вечеру и управилась. И вот сейчас страшно опаздывает, потому что завтра зима и почти все листья уже облетели.
Можно было бы, конечно, и ответить что-нибудь старику - уж больно могуч и величествен, негоже так, вообще-то, неинтеллигентно. Но беда был в том, что у Осинки не было голоса. Т.е. он был когда-то, но потом пропал. Семейная легенда гласила, что лет эдак до пяти щебетала она вместе со всеми и была очень бойкой, но однажды - то ли в конце осени, то ли в начале зимы - упала в прорубь (а может и в реку или колодец - никто точно не знал), простудилась и проболела всю зиму. А когда весной встала-таки с постели, то сказать ничего не смогла. В горле было холодно и сухо. Изредка могла она выдавить какой-то нечеловеческий глухой скрип, но было это так страшно, что она старалась молчать совсем. Чего еще никто не знал, так это как ей удалось выбраться из проруби и дойти до дома. Сама же она часто вздыхала, что вот назвали бы "Соловушкой", может и голос бы не пропал, а так - скрипи теперь как осина. Хотя вообще-то осины ей нравились и имя шло ее огненно-рыжим волосам и тонкому стану.
Озеро лежало в самой сердцевине леса. Оно питало его, хранило, колдовало для него. Там происходили чудные вещи, и люди старались лишний раз не заглядывать в эти глухие места. Берега его были подболочены, хотя и манили желтыми ирисами, а в черной воде ничего не отражалось. Лишь пару нечетких тропинок вело к самой воде, и найти их было непросто. Но Осинка, даром что безголосая, умела чувствовать тропы. Просто знала куда ступить, и давешнее падение ее сильно удивило бы, если бы не эта спешка.
А спешила вот почему. В конце лета они хоронили бабушку. Бабушка была доброй и мудрой. Осинка сильно любила ее и часто подсаживалась к ее постели, когда бабушка уже совсем ослабла. Однажды бабушка подозвала Осинку и, когда девочка присела, поправив бабушке одеяло, вдруг тихонько заговорила. "Помнишь, Осинка, те сказки, что я рассказывала вам, когда ты была еще маленькой и здоровой? Сказки про лесное озеро?" Осинка кивнула. "Если прийти к озеру в последний день осени и в тот момент, когда последний осенний лист коснется озерной глади, сказать озеру свое желание, озеро унесет его с собой в зимний сон, наполнит энергией, и тогда весной желание сбудется. Иди этой осенью к озеру - оно вернет тебе голос".
И вот теперь она опаздывала.
Озеро подпустило на редкость легко. Деревья расступились, а берег был твердым и устойчивым. Осинка огляделась, прислушалась к шорохам леса, ища взглядом и слухом падающие листья. Но в предзакатной тишине все замерло и молчало. "Неужели все, неужели пропустила?" Надо было подождать, прочувствовать. И она присела на берегу на какую-то корягу и стала смотреть в воду.
И то ли заснула, то ли... но она вдруг увидела себя маленькой. Была осень, только на редкость холодная и злая. Уже давно прошли первые заморозки и лужи покрылись льдом. В семье все готовились к традиционному дню встречи зимы, где каждый показывал, чего он достиг за год. Это был первый год, когда ее допустили участвовать, и, боясь оплошать, она задумала попросить у леса помощи.
Но озеро уже покрылось ощутимой корочкой льда. Она, раздосадованная, решила пройти по льду - поискать полынью и может какой-то последний незамерзший лист. Вдруг получится? Лед сначала держал, но вдруг предательски хрустнул, и холодная вода поглотила ее. Она уже ничего не чувствовала, не понимала и не хотела, когда вдруг большие и жесткие руки выдернули ее из воды, хорошенько встряхнули, поставили на ноги и слегка подтолкнули в спину. "А ну-ка домой, Осинка!" - услышала она глухой голос и побежала, что есть мочи. А дома слегла и проболела до весны.
Она очнулась, когда солнце, садясь, вдруг озарило все волшебным красно-золотым сиянием. Онемевший было лес вдруг воспрянул, зазвучал своими лесными голосами, дунул неожиданный порыв ветра - и большой сухой лист медленно спустился на темную воду. Осинка подскочила на месте, вся напряглась, пытаясь прокричать желание, но голос отказался даже сипеть. Ее никому не слышный крик-шепот вряд ли дошел до озера. О чем она мечтала? Как могла надеяться?
Слезы потекли из глаз - она враз сникла и устала. Хотелось просто сесть тут, рядом с озером, и больше никогда не двигаться. Но вдруг она вспомнила тот глухой голос в лесу, сегодняшнее падение, старого Ясеня, знавшего ее имя. Так вот кто вытащил ее из воды! Но как? Пить, он просил пить! Она стала искать кружку - обычно она брала в лес небольшую деревянную кружку, привязанную к поясу - попить из ручья, набрать ягод или лесного меда - мало ли, чем лес одарит. Но сегодня в спешке забыла! Отчаявшись, она соединила ладони, зачерпнула студеной черной воды и, не разбирая, дороги пошла к Ясеню. Было почти все равно. Руки зябли, но она сжала их так, что и капля не могла просочиться. У Ясеня остановилась, опустилась к корням, разжала ладони и выпустила в землю драгоценную влагу. А потом, обняв шершавое дерево мокрыми озябшими руками, долго плакала.
"А у тебя красивый голос, Осинка! - вдруг услышала она гулкие слова старого Ясеня. - Приходи весной - будем петь вместе".
Хозяин леса
По весне, медленно, но верно, голос стал возвращаться к Осинке. Казалось, он оттаивал вместе с лесом, со всеми ручейками и речушками, сонными лягушками, ящерками и парящей на солнце землей. Когда стало понятно, что она может - и говорить, и смеяться красивым звенящим смехом, и, конечно же, петь, - все думали, что от песен некуда будет деться. Не тут-то было. За столько лет она так привыкла молчать - слушать мир и себя, внимать каждому даже мимолетному изменению - что теперь громко и много звучать казалось кощунством. Голос заглушал стук сердца, шепот леса, стрекот кузнечиков. Голос привлекал внимание гораздо больше, чем рыжие косы или пестрые платья. И она оставалась молчаливой и тихой.
И все же порой весна и молодость брали свое. Ведь все вокруг цвело и пело, и ей хотелось влиться в этот стройный вселенский хор. Сердце рвалось ввысь, и вместе с ним рвалась из груди щемящая душу песня. Сердце трепетало, словно ждало чего-то невероятного, а может быть, просто ждало ответа.
Так прошла весна и добрая половина лета. Лес щедро дарил грибами да ягодами, и люди старательно собирали его дары - варили, сушили, солили - сохраняли как могли.
Осинка собирала со всеми, хотя частенько убегала подальше - послушные тропы вели к самым сладким полянкам, к самым грибным мхам. Созрела и малина - сладкие ароматные ягоды уже начинали осыпаться, и Осинка все дни проводила в зарослях, уходя все дальше и дальше в дикую глубь леса. За работой частенько пела - так дело спорилось и время бежало незаметно.
Пела и в этот раз. Лес, нагретый полуденным солнцем, пах всеми своими пряными травами и мхами, сосновой смолой и хвоей, можжевельником, вереском и счастьем. Осинка успела перекусить и поваляться на прогретой солнцем земле, разглядывая вершины сосен и далекое голубое небо. Она чуть было не заснула, но что-то насторожило ее. Осинка осмотрелась - лес был тих, только полупустая корзинка словно укоряла ленивую хозяйку. Осинка погладила ее по круглому боку и обещала исправиться. Чтобы прогнать остатки дремы, она снова тихонько запела и принялась за сбор ягод. Но что-то было не так - лес вокруг словно затаился, и песня звучала напряженно. Казалось, кто-то наблюдал за ней из густого ельника. Наблюдал и прислушивался. Осинка разом смолкла и тут же услышала глухое ворчание. Из еловой тени медленно и величественно вышел огромный бурый медведь. Казалось, он внимательно слушал и теперь был недоволен заминкой. "Хозяин леса!" - Осинка замерла. Зверей она обычно не боялась - в лесу нельзя бояться. Так учил ее дед, и отец. Страх имеет свой запах, и звери его чуют. Если ты пахнешь страхом, они решат, что ты дичь, и тогда несдобровать. Но медведь был так близко - такой большой и грозный, что Осинка невольно отшатнулась. Медведь снова заворчал и двинулся в ее сторону. Ноги ее онемели, а сердце бешено билось. Больше всего ей хотелось бросить корзинку и побежать что есть мочи, не оглядываясь. Перед глазами пронеслась вся недолгая жизнь, все родные и близкие, огромные синие глаза меньшого братца, часто болевшего зимой и так любившего малиновое варенье. Она невольно всхлипнула и - запела. Она пела колыбельную - самую нежную и ласковую песню - пела, прощаясь с лесом и солнцем. Медведь остановился и прислушался. Он смотрел прямо на нее с высоты огромного роста - смотрел в глаза, а казалось - в самую душу. Смотрел снисходительно и даже подбадривающе, как старый добрый король на малого ребенка, случайно забредшего в тронный зал. Голос перестал предательски дрожать, песня лилась все стройнее и увереннее. Ноги, наконец, стали живыми и послушными, и Осинка, ни на минуту не замолкая, начала медленно пятиться. Шла к дому не оборачиваясь и внутренне молясь, чтобы дар - ведать тропы - не подвел. Колыбельная закончилась и Осинка пела все подряд - все, что знала сама, все, что рождалось по дороге и вливалось в песню. Пожалуй, это была самая длинная ее песня. Время тянулось медленно, а лес все не кончался. Медведь так же медленно шел за ней, внимательно слушая и иногда пофыркивая. Он проводил ее до самой опушки, с которой уже видны были деревенские домики в золотистом сиянии заходящего солнца. Там он немного постоял, провожая Осинку взглядом, и медленно удалился в свои лесные чертоги.
Лабиринт
А за летом снова пришла осень. Лес, промокший от непрерывных дождей, казался чужим и неприветливым. Даже если дождь и не шел, все было пропитано холодной влагой. Мох чавкал мокрой губкой, с веток капало, паутинки казались ажурными стеклянными бусами. Хотелось поплотнее закутаться и поскорее добраться до дома.
Осинка же снова спешила. Ей очень нужно было "на ту сторону леса". И побыстрее.
Идти можно было двумя дорогами - объездной, длинным проселком, которым пользовались все деревенские, если собирались выбраться "в свет". Долго и нудно вдоль опушки, пока проселок не отделится от леса и не уйдет в поля и луга. Там надо свернуть, опять же вдоль опушки небольшой тропинкой. И снова долго идти.
А можно было прямиком, почти без дороги, почти мимо черного озера. В ноги свои Осинка верила и в выборе почти не сомневалась. Хотя осенний лес все-таки смущал - мало ли что там делается.
Сначала все шло неплохо, и она довольно быстро добежала до старого Ясеня. Дедушка спал. Вообще-то Осинка собиралась спросить у него дорогу. И совета. Уж больно неловкое дело было. Но будить старика было стыдно, тем более ради своих глупостей. Она чуть-чуть посидела у самого ствола, между корней - там было как будто немного суше и теплее. И отправилась дальше.
Она планировала обогнуть озеро с запада - там лес был суше и тропок больше. Даже деревенские иногда заходили сюда. На востоке же озеро было особенно неприятным и лес странным. В воде у берега бурлили маленькие гейзеры, а лес был темным и подболоченным. Оттуда часто доносились странные незнакомые звуки, а по вечерам наползал холодный туман. Туда ходить не стоило. Особенно - мрачной дождливой осенью.
Но лес словно сговорился. Все тропинки упорно сворачивали к востоку, и даже без тропинок деревья оттесняли тебя в ту же сторону. Сначала Осинка пыталась сопротивляться. Запутать в лесу ее было трудно - она всегда точно знала, где север, и в какую сторону надо идти. Даже если не было дороги. Даже если не было солнца. В другой день она бы сдалась и повернула назад - ну не хочет лес ее пропускать. Такое бывает. Но только не сегодня. Сегодня она слышала зов - четкий и властный голос позвал ее сюда - и она почему-то не могла ему противиться.
Наконец ей осталась одна-единственная тропинка, уходившая в темную непролазную чащу, наполненную едким туманом. Осинка решила повернуть назад - все-таки что-то было совсем не так. Она обернулась и остолбенела - никакой тропы назад не было. Черные стволы стояли густой изгородью. Осинке стало по-настоящему страшно. В окутавшем ее отчаянии воля ослабла. Не было больше сил бороться - кто-то звал ее именно сюда, кто-то настойчиво предлагал именно эту тропу.
И тогда она покорилась и очень медленно вошла в темный лес. Вокруг была зябкая влажная тишина. Только иногда срывалась с ветвей одинокая капля и звонко шлепалась на мокрый поваленный ствол или в болотную лужицу. Осинка шла медленно, все время напряженно всматриваясь и прислушиваясь. Вскоре она заметила, что деревья начали расступаться. Остался только низкий подлесок, да там-сям виднелись невысокие сосенки, а тропа непонятно извивалась то в одну, то в другую сторону, не уходя, впрочем, больше в лес.
Время, казалось, замерло, а путь стал похож на причудливый танец. И танцевала его Осинка. С выходом на поляну она почувствовала необычный жар в груди - сердце горело и трепетало. Пламя выжгло весь страх и сомнения, все напряженное оцепенение и скованность. Ей открылась решимость и свобода, огненный восторг и дикая ярость.
Но со следующим витком тропинки - следующей фигурой танца - огонь стал утихать, а лес пронзил странный звук, словно лопнула огромная струна. Осинке почудилось, что она куда-то летит - падает с обрыва, - и во время полета тело ее растворяется и исчезает, оставляя вместо себя что-то невесомое и светящееся.
И вот она уже не падает, а осторожно ступает по тонкой паутине, вычерченной мерцающими каплями росы. Тучи раздуло, и лес наполнился лунным светом. Полная луна отражалась в каждой капле, подсвечивала каждую мокрую веточку, дрожащий лист или торчащую иголку. Волосы Осинки, напитавшиеся лесной влагой и унизанные мелкими капельками, вспыхнули тончайшей ажурной короной.
Осинка огляделась. Она стояла в центре странного лесного лабиринта, разбегавшегося причудливыми узорами прямо из-под ее ног. Стояла завороженная и трепещущая. А вокруг нее струилась музыка, тихая, чуть слышная, но властная и колдовская. Музыка странного леса и тонкого мира.
Мне звонкие капли сегодня сказали:
"Явись - ты принцесса заоблачной дали,
Ты нежная песня, лесов паутинка,
Приди и останься, будь с нами, Осинка.
Тебя мы искали - мы звали и пели,
И песни как стрелы над миром летели
И вот ты пришла - посиди, успокойся
И сказочным саваном тихо укройся.
Мы будем лелеять тебя, не тревожа, -
Лишь сказки твои волшебством мы умножим.
Ты станешь принцессой подземного царства,
Хранящей от мира лесные богатства".
Теперь Осинка тихо сидела в центре лунной поляны, недвижимая и нездешняя. Она уже не помнила себя и тихо улыбалась, внимая только ей слышимым голосам
Кто знает, сколько бы она так просидела - может быть, век-другой, пока рыжие волосы не стали бы лесной паутиной, а зеленые глаза - яркой болотной травой. Лес заманил ее в свои самые заветные колдовские чертоги. Он искал свою королеву, и он обрел ее - сонную, недвижимую и яркую, как сама осень.
Но тут лунное затишье неожиданно всколыхнулось. Зашелестели деревья, и на поляну ворвался легкий осенний ветерок. Он бросил в лицо горсть ярких осиновых листьев, отряхнул капли с волос и улетел, будто его тут и не было. Этого оказалось достаточно - Осинка вздрогнула и проснулась. Она еще не могла пошевелиться, но уже не собиралась сдаваться. Луна спряталась, краешек неба начал светлеть, предвещая скорый рассвет. В душе Осинки снова вспыхнул огонь. Она звала - ярко и страстно изо всех своих душевных сил. Звала кого-нибудь, кто сможет ей помочь. Почему-то она знала, что он есть. А лес был тих своей предрассветной тишиной. И в этой тишине сначала чуть слышно, но затем все явственнее и ближе, зазвучал уверенный мальчишеский голос:
Твои волосы пахнут грустью и лесом -
Мокрым лесом края болот.
Заплутала в палой листве принцесса,
Разве свита найдет?
Пробежала тихо осенней тропкой,
Чуть листвой шурша,
А теперь грустишь в хатенке топкой
У лесного царя.
Стережет тебя от людей старушка,
Черный зверь
Повернется, может, ко мне избушка -
Скрипнет дверь,
И, тебя обняв, я прижмусь тихонько
К золотой листве.
Твои волосы пахнут лесом только -
Только мне.
Быстрым шагом на поляну вышел молодой человек. В его пшеничных волосах запуталась сухая травинка, а яркие голубые глаза светились радостью и энергией.
- Мне везет, смеясь сказал он, - пошел за грибами, а нашел лесную принцессу.
Он присел возле нее на корточки, заглянул в глаза.
- Помощь нужна?
Осинка молча закивала и вцепилась в его руку. Тогда он поднялся, увлекая ее за собой. Осинка встала, но тут же села опять - ноги не слушались.
Он снова присел, подставляя спину.
- Садись, отнесу.
Осинка вспомнила, как точно так же носила младшего братца, когда тот уставал идти своими маленькими ножками, и ей стало легко и спокойно.
- Кто ты, откуда? - хотелось спросить Осинке, но голос от пережитых волнений опять не слушался.
А парень словно мысли читал:
- Меня Ясенем звать. К деду в гости приехал, а тот меня чуть стало светать, в лес погнал - иди, говорит, к восточной части озера, ищи.
- Чего искать? - спрашиваю. - Грибов что ли?
- Грибов-грибов, - говорит дед, и хитро так щурится.
- Дед, какой дед? - выдавила наконец Осинка.
- Да, тоже Ясень, - немного смутился, а потом рассмеялся парень. - Да ты не бойся, он добрый!