Топтал снег в обуви растоптанной, топал-притопывал по снегу, пока было время. Было, пока не сплыло, до тех пор. В ту пору снежную метелей не встречалось, а попадались одни бугры да ухабы, да вечера стремительно сменялись утрами, как часовые, по расписанию. И расписание электричек излежалось в кармане вверх тормашками, странички завернулись и пожелтели осенними листьями, как тогда, когда зима еще только готовилась начаться.
Готовилась яичница из последних двух яиц на тесной кухне, приспособленной в проходном коридоре. И я способным оказался кулинаром: яблок мороженых с улицы подобрал и в яичницу нарезал резвым ножичком. И ел потом витамины одновременно с желтками, цветом - как те самые кленовые листья, не успевшие осыпаться и снегом белым припорошенные прекрасно. И порошком стирал в тазике белье после бани, потому что негде было соблюсти гигиену, кроме общественного полезного учреждения по вторникам, четвергам и воскресеньям. И воскресенья оживляли в душе что-то, только не помню что. Не помню подробностей, прошло давнее время, за давностью лет всё прощается, прощайте дни, тишиной снежной засыпанные! И я засыпал в теплом доме одиноком, в комнате с одним окном на снегопады тогда еще частые.
Частным образом навещал город, за дорогой близко лежащий и раскинувшийся. Дорогой дружеской дураком незрелым топал к остановке или на платформу, топтался там до транспорта, от холода будто транспортиром круги очерчивая, и очертя голову несся в электрическом поезде, неся в себе тепло уютного дома. А дома в городе стояли серыми, но хлебосольными, и солью посыпали в те времена улицы, отчего сугробы отступали местами, и я ступал в прогалины, и они чернели старым асфальтом.
Огородами да загородками, между заборов, забравших свободу пространства, между заводов, как заведенный, пробирался к домам близких мне людей. Близкие мы были, хотя жили не близко, а как раз подалеку, подальше от друг дружки, как жизнь нас растасовала потасовками мелкими бытовыми, бытовым газом и лифтами разделила, бросила в проруби взрослых обыкновений и взрастила разными.
Какая разница? В розницу продавали дешевле, чем оптом, диоптриев нам тогда не требовалось, и требники мы в руках не держали, но хотели бы. И желания затем легко исполнялись, не все, но у всех. Исполнялись мечты, наполняли доверху чашку зимних дней, от дна самого. И самовольно с этого дна поднимались до краев смелые из нас, однако кто-то оказался коммивояжером, а кто-то - наоборот. Обратная сторона - посторонняя для привычной, тут привычки старые бросали ради новой жизни, и жили не как прежде, не с будничным смыслом, а всё переосмыслив и став другими.
Прошла старая дружба теперь, терпи, что поделаешь? Делами заняты друзья, и не друзья уже, а господа, прости, Господи! Простые дни пролетели, а не кончились. И длится день за днем, зачем - значит, так тому и быть. Книга бытия, а только за ней - книга исхода. А дальше - и царства, и мудрость, и пророки. Но это в ветхой части, а в новой - иное, но в продолжение предыдущего. Из прошлого, из того, которое прошло, вышло настоящее, и настоялось на дрожжах обыденного, никого не обидело без повода.
Как на подводе или на дрожках, дрожа от морозов, от минусов градусных, грассируя голосом, потому что язык самый заиндевел, пословицу одну и ту же проговариваю под нос: "Так не так, а уж этак будет". И бывает, само собой, куда денется? День тянется, а деньги не в счете, а в цене. Без учета и годы пробегают, не помню, сколько мне. И не старый, а вот не помню! Да и надо ли?
Над головой - то же небо, что и прежде, а прежнего не вернешь. Это и хорошо! Сколько там тогда наворочано - лучше и не вспоминать, тут память не подводит: лишнее забудет, а если что припомнит - не беда: беды - в прошлом!
Порожним и легким и идти легче, много легче, чем с грузом за плечами. Плещется белое озерцо: весна приходит нежданно, одним днем. Не жал, не сеял, а собираю по пути: где - камешек занятный, где первый неокрепший цветок. И самого меня вот так подобрали походя, не знаю, за какие заслуги, да и зачем знать? Не в знатные и уважаемые я определен, но и не обделен. Делю хлеб пополам, половинами своими делюсь, оттого имею всегда и свою половину. Половицы старого мостика скрипят, как им положено, как их положили, так и скрипят. Скреплены гвоздем и проволокой, и по ним волокли бытовой скарб, скребя стальными деталями по терпеливым доскам. И все так же терпят, и каждому приходится. За то и приходят хорошие вести вдруг, без приглашения. Оглашенные не исходят, как полагается, а прямо под куполом остаются, а купля и продажа - обычное явление.
И не упущение тут, а попущение, а за ним - и прощение. Когда-никогда, а попрощаться придется: всему свое время, и время расставаться. Но и другое время случится, согласно мудрости, - когда будет встреча. Конечно, как не встретить тебя, раз ты оказался один? Один в поле не воин, но и воевать незачем: что навоюешь? А ведь скоро - война... Дней мирных - по пальцам счесть, а веками мир держится. Это я запомнил: держись правила, и оно направит. Идешь то направо, то налево, как дорога ведет, так и идешь. А правило везде действует, и действительно повсюду поспеваешь вовремя. Не то время, какое часы показывают, а то, которое стрелки двигает, вот как!
Водкой, было, простуду лечил, но не вылечил. Ни перцем тоже, ни коньяком дорогим. Пустое! Только глотку прожег, прожигая и месяц за месяцем. А месяц стоял важный, светлый, ночь собою освещая, хотя и ущербный. Да без ущерба не будет и прибыли, и луна прибывала, пока шаром не покатилась по небу и по облакам. И до лета докатилась на самой Волге, и вышло, что не одна луна, а две: другая в воде полощется. Река плещется, сонная рыба хвостом плеснула. И повыплескала до капли заботы, и ветер унес их подальше, за лес, должно быть. За лесом - поля бывшие льняные, теперь льна не разводят.
Развели мосты между берегами на другой реке, не на этой. А у нас почти нет мостов: один паром ходит, трудно через воду перебираться. А если всё перебрать, то и это нетрудно.
С аппендицитом лежал в клинике, вот тогда мне казенная еда вкусной казалась! А после и наскучила. В тапочках шаркал по коридорам и садовым дорожкам, в кармане - мандаринка. Присяду и полакомлюсь. Лаковых штиблет не носил, больше простую обувь. Больше, чем возможно, не будет, это я усвоил. Условился с собой: ни-ни, не зарекайся! За рекой всегда трава зеленее, а тот берег то же самое покажет. Пока жив, свое правило помни. И правил лодку то к одному берегу, то к другому. И берёг в себе.
Только всякое бывало, и со мной было. Зато прошло, а значит, - в прошлом.
Засветло встаешь и чай кипятишь, чтобы ехать затем. Затемно обратно вернешься, и - опять чай. Заварку в траву потом вытряхнешь - трава к траве. И человек - к человеку, тоже чтобы мера всякому была. Мерил редко, а отмерял точно. Однако напрасно: на праздник - подарок, на будни - сухари. И сухие дни стояли, ни капли дождичка! Дождись - тогда польет как из ведра! А с ведрами на колонку ходил за водой, босиком по снегу, чтобы холода не чувствовать. И не болел зимой. А летом - наоборот болел.
И в оборот попадал, да это со всяким приключается! Уключины и дерево перетрут, а против рожна идти трудно. Трудился, было, с утра до ночи, но ничего не вытрудил, только время терял. А потерь разных - и не сосчитать! Ну, потерял - и потерял, о чем говорить? Говорено много, а несказанного - больше, как ни крути. Крутые подъемы предстояли иногда. На холм один карабкался по наледи, спотыкаясь. Рюкзак за спиной. Снега по сторонам - в человеческих рост почти! И по снегам шлак на улицу носил, топку печную освобождая. А новый уголек, только мелкий, обратно в котел сыпал широкой лопатой. Но холода всегда проходят, хотя для кого как. Вот, для меня прошли, а весной я - какой истопник? На других работах задействовали, но мне в одиночестве привычней стало, и с людьми не нравилось. И опять в город уехал, болтаться без дела. У нас ларек тогда был в центре, не то чтобы доходный, а так, на жизнь хватало. Вернулся - а товарищи все продали, что не продали - выпили. И зачем?
Затем другое последовало. И за ним - еще другое. Следовало бы остепениться, но степени не выслужил, потому что в службах тужил, хотя брюки утюжил. Вроде, не удружил себе сам, однако в этом роде и не до жиру, быть бы живу. Да и жить ради наживы не выучился, пока учился и образование получал. Нет, выучился хорошо, но от этого еще меньше что-нибудь образовывать пожелал, пожалел времени, которое понапрасну пробежит, и раз уж бежит, так пусть без изъяна.
Пусть, себе сам сказал, а сказанного не воротишь: слово - не воробей, а вроде семечка: упало - и прорастет чем-то, а вытянется целым деревом. И из него - можно дров наделать, можно забор поставить, а можно так, смотреть тихо: для созерцания, как говорится.
Зеркало тебя самого это твое слово, когда сказано искренне. Искрами постреливает разгорающаяся топка. Сначала дрова, потом - и уголь, за ним - такой жар пойдет! Хоть фортки нараспашку! И телогрейка была нараспашку, когда ночью из котельной выйдешь свежего воздуха вдохнуть в черные легкие. И легко на душе, а на небе - звезды пышней, чем в планетарии! Гроздями висят! Без угрозы путнику.
Один такой шел по пояс в снегу, в дверь стучал, а когда открыли - упал от утомления. В городе истомился, тут томление дорожное - не в счет. Считали, окрепнет, а спился потом. И чай весь спился, кипяток пили, а ели чечевицу. Это уже в Москве разносолы, а там - немного было. Банка сгущенки - драгоценность! Но и без нее можно.
Можно бы и по-другому, а делалось по такому, и обсуждать нечего. Где нет ничего - что-то обязательно появится, пустому месту не бывать. Обязательства свои выполняем, хоть и не неукоснительно. Коснись что - спросят, а за спрос денег, как известно, не берут, но отвечать придется. Приходится всякое, иной раз и чужой ботинок впору приходился, да носить неудобно.
И так вот мы ботинки носили, а нас жизнь носила и мотала. Не то чтобы повсюду, но повидали разное. И проматывали, и проматывались, и лапшой на вилку наматывались, но здесь как ни гни, а не сломаешь. Да не сильно-то и гнулись, разве себе на потеху.
Но - опять же: чего веселиться, когда вся морда в прыщах? Ну, в прыщах, не в прыщах - а характер не такой достался. Прыщ - что! Сойдет со временем, а характер не проходит, только усугубляется. Да и не в этом дело! Сугубо личное никого не касается. И коситься нечего: не поможет. За помощью, если что, куда пойдешь? То-то!
По мне, так ходить - напрасно. Сейчас понимаю. Дожил, как говорится. И сидеть сиднем мне проще, а не то, чтобы надежней. Вот, надежность - это одно, а надежда - совсем другое, ты не путай! И так всё перепутано, как ни возись, одни узлы получаются. А простоты той самой именно не хватает. Тебя хвать за ворот: попался, брат! Не попадешься - не пропадешь, так что ты проще смотри глазами, на себя скуку не навевай! Всё ж, в принципе, ясно, как день. Если, скажем, ты потрудился хоть в окно глянуть.
Я так глядел. И вокруг, и вообще. Книжек разных перечитал - библиотеку! И даже библиотекарем пожелал работать, но не стал. Всего не успеешь, всех денег не заработаешь. И надо ли? Что делать с этим, собственно говоря, богатством и достоянием? Богатеть и удостаиваться? Это как бегать, чтобы бегать еще быстрее, чем получится. Получка тогда была, я в магазин зашел, чтобы дома отужинать чем-нибудь. А ко мне - гости. И вместе ужинали. А потом - морожеными яблоками завершали. Яблок много было: с осени в ящиках хранил на такой случай. И запах шел от них - удовольствие!
И так вот шел я по жизни, не шел, а катился. И жизнь по мне прокатилась тоже, не то катком, не то переменой сезонов. Про лето что сказать? - Оно и есть лето, потому про зимы и рассказываю. Лет мне больше становится, а не жалею. Жалею, что долго тянулись. Протяженная получилась судьба, я хоть и не долгожитель. Кто живет долго, того небо не берет, и земля не принимает. И заново приниматься за судьбу нежелательно: все подошвы по дорогам истоптал, пока топал да притопывал, да печи подтапливал. Подтопило половодье мои хоромы, птицы весной хором кричат: время новой жизни. Выходит, и я дожил со всеми. Только одному своя жизнь, другому - своя.
По-свойски вот так посидели, и отогрелись, вроде. Тепло на душе? Ну, так это и главное.