Рапницкий Станислав : другие произведения.

Один человек рассказал

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обухом плеть не перешибешь, плеть - на завтрак, на обед - пряник. Потом - опять по кругу, вокруг одного центра, да не ты в нем, а он в тебе поселился. Силился пересилить, однако просто переселился, вот и вся победа. Пообедал - пряник за щеку, и - в соляные карьеры, рудокопом тебя приняли по одежке, а как проводят? Долгие получаются проводы, и слез, как положено, оттого только больше. За умом мог бы не гнаться: вся наука - вовремя гнуться: кто свою линию гнёт, кто подставляет спину под гнёт. А разогнуться попробуй - никто не поймет. Понимания нет, одно участие: все соучастники в честной компании.

   По долгу службы исполняю свои обязанности, подолгу на службе задерживаясь. Держусь за место, а не оно за меня, потому не имею с ним взаимопонимания. По нему течет как с гуся вода, а по мне - как кисель из чана, в рот мало что попадает, как ни трудись.
  
   И труд из меня человека не делает, а наоборот даже, в мартышку превратил, ошибается старик Дарвин! И в зеркале, как эта обезьяна, вижу образину, а не образ, свыше печатью отмеченный. Намечал другое, доброе себя для, а длились дни и проливались сквозь решето под ноги.
  
   Под нули списаны прожекты и планы, планирую в пустоте старым кукурузником, пустой воздух мелю винтом языка, гаечки завинчивая на ходу. И неохота, и надо. Надо мной небо то дождем киснет, то солнцем погодится, а самолету все равно: лети, раз завели, без права на перемену маршрута. Права наши в органах зарегистрированы, и тут ни вправо, ни влево! Ни-ни, не задумывайся!
  
   И я тоже не думал. Так, крутился, где придется, а приходилось, где скажут. И сам сказал: да ну это всё! И продолжал крутиться.
  
   Кругами небо излопатил, посчитать - там тысячами наберется, но сколько ни набирай, та же пустота, и опять по кругу.
  
   Да, в общем, и ладно, так мне казалось. И на все лады перебирал одно и то же. И меня перебрали: патрубок - сюда, крыло - в обратную сторону. Со стороны - агрегат агрегатом, но я-то знаю, в чем дело!
  
   Делил недели на дни, скоро ли кончится? И кончик самопишущей ручки чернилами пятна обозначил. К концу всё спишется! Ну, не всё, а хоть немного. И множил, и умножал, и порученное приумножал, а разделил на себя - и ноль в итоге. Так ли меня математике учили?
  
   Тематика устойчивая, как традиция, и темы повторяются, второе число не отличишь от двадцать второго. Трачу время, годы в затраты списываю. Список полный, а остановиться не на чем. Мелочи, разве, обрадуют, мелочей - ворох. Ворочаешь, ворочаешь, сам себя обворовываешь, смотришь: из одного кармана в другой переложил, а сумма та же.
  
   Этажерка кукурузного самолета трясется от столкновения с этой пустотой, упругий вакуум как материал! Теркой трет обшивку, обрывая частности, честным законом физическим, никому поблажки не делающим.
  
   И блажь нет-нет, а в голову придет: лети, как сам желаешь! Жилы вздуются, воздух свободы пьянит! Пьян, не пьян, а напеваешь себе под нос: "под крылом самолета о чем-то поет"... А кто поет? По какому поводу?
  
   Повод - это такой ремень для послушной лошадки. Дернешь - она слушается. И туда пойдет, и сюда, и остановится, если нужно. Кому нужно? Это другой вопрос. Меня не спрашивают, и я не отвечаю.
  
   Чаем на службе балуюсь для тепла в душе. Душное производство подушные тяготы не считает, считывает показатели, главного не покажет. Пока железо в сталь переварит, сварит и всякого, вареным овощем выбросит за проходную. Пройдешь квартал-другой, и задумаешься.
  
   За думами да за домами - чистые поля, заснеженные этой зимой щедро, не в пример бухгалтерии. Бухают ноги по дорожному полотну, подорожную пошлину вымогая потерянным временем, прошивает время твой коленкор, и тебя пришивает накрепко, из поступка кроит характер, а из характера - всю судьбу. Характерной особенностью становится факт, мелочь случайно с твоего конвейера вышедшая. И в кармане позвякивает мелочь в ответ на притязания. Притяжением земным пришпилен к надлежащему тебе пути, путаются под ногами сугробы, когда на тропинку сворачиваешь, чтобы дойти напрямую. Прямо не всегда быстрее, но иногда случается.
  
   С лучами весенними стаивает снежное, чернотой глаз свербит, с вербы цветущей начинается трудное, от которого желательно отказаться, но не можешь: надо до конца довести начатое, и до конца остается недолго. И долг прощен будет, и с чистого листа ивового пойдет другая жизнь, когда вечное воцарится лето.
  
   Летали, летали, и сюда залетели, за летними миражами бегали беспристрастно, пристрастились к забегам, а за берег противоположный не заглядывали. Как бы против нас тот берег положен, и разделила побережья река, бережно заречные хозяйства охраняя.
  
   Роняя на ходу собранное по пути, что ни в какие карманы не помещается, перемещаюсь из пустого в порожнее, пирожное с чаем употребляя, потребности имея незначительные.
  
   А вот еще расскажу про другого человека. Приехал откуда-то в наше нищее застолье, значит, там еще беднее. Не бедствовать надеялся, а наоборот - поправить, что криво, только и здесь своей кривды невпроворот. Так что ворот зимой поднимешь повыше, а от высших голову не вороти: не поможет. Да помощь и не сильно нужна, когда на себя надеешься.
  
   Китай большой, откуда прибыл он к нам - неясно, а спросить неудобно. Ну, приехал и приехал! И ладно! Его имя быстро на русский манер переиначили и переврали, а не приврешь - ничего не скажешь, сами знаете. Стали вместо Э-Пана Пашей называть, а ему так и проще. От простоты до красоты путь недолгий, и он к нам красивые разные вещицы возил, а мы радовались, кто в них понимает. Паша так и говорил: "В этом понимать надо. Если не понимаешь - не покупай лучше!" И бывал прав.
  
   Торговля не ходко шла, все-таки товар специфический, без него любой прожить может. Ну, там без фигурок бронзовых, резьбы по дереву, китайского чаю, тем более, без тамошней привычной одежды. А он не смущался. Так, посетует, мол, не очень всё как-то, однако оптимизма не утрачивал.
  
   Лицо имел без морщинки, а возраста - под сорок. Невысокий, субтильный. Радушный очень. Если кто к ларьку подходит - про других Паша сразу забудет, и говорит только с одним. Много таким манером не наторгуешь, конечно, но ведь не в этом дело, правда? Работа - сама по себе, а жизнь - тоже сама идет своим путем и тебя за собой тащит, хочешь ты или расхотел уже.
  
   По-русски говорить умел неплохо, всё понятно. Ну, слова мог напутать или похожими заменить. А так - нормально.
  
   - Зачем, - говорю, - Паша, ты коммерцией занимаешься?
   Отвечает:
   - Домик хочу купить на родине, подальше от городов. Буду жить.
   И на лице выражает такую мечтательность, будто не хижина ему мерещится, а целый рай для китайца открылся и зовет: иди, мол, отдыхай от суетности проведенных дней!
  
   Мы пожелали сами по себе тоже торговлей заняться, а чем торговать, когда вот - товар под рукой?! Ну, к Паше заехали: так и так, хотим твою продукцию обнародовать. Тебе - хорошо, и нам неплохо. Понятное дело, он упираться не стал, но и похвалить не торопится. Продавцом, говорит, родиться надо! Это, значит, не у всякого получается. И смотрит ясно так, как будто будущее фиаско наше уже наступило. Ну, и наступило, конечно! Подергались, посуетились, и после успокоились за невозможностью.
  
   - Чем, - говорю я как-то Паше, - ты вообще в жизни занимаешься? Что тебя интересует?
   А он мне одно слово, и то непонятное:
   - Выживанием...
  
   Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Каким выживанием? Мы все тут выжить стараемся, концы с концами сводя едва-едва, стоит ли упоминать особо?
   Объясняю. Это слово такое. Означает, что всякий человек, или, скажем, другое существо, имеет свой собственный смысл. И пока этому смыслу соответствует, всё ладится и всё радует. И не сильно важным становится, богатый ты или бедный. Счастья и радости не купишь, кто плавал, тот знает. Ну вот, и жизнь от такого соответствия прямо ключом бьет, водопадами изливается! И тогда, выходит, ты выживаешь там, где другому ни места, ни времени не найдется. То есть ты как бы в своей тарелке, а не чужую лямку тянешь. Одно слово - китайцы! И не такого напридумывали! И зонтик изобрели от безделья, и компас, и порох, и бумагу... Каких инноваций между делом не запечатлели в истории! И никак не угомонятся!
  
   Про коммерцию мне он говорил:
   - Надо успокаиваться, - подняв голову и вдохнув побольше воздуха, показывая, как именно следует достигать желаемого покоя, - Надо жить! Надо смотреть вокруг. А торговля - для этого тоже родиться нужно. Это не для каждого!
   Извините, что повторяюсь. Паша тоже повторяется. Без повтора не будет и науки. А кто не учится - тот мало знает. Хотя и ученье ученью рознь: один придумывает как капитал раздуть, другой - как потратить. Любому есть, чем заняться, если на чистоту говорить!
  
   Ну, вот чай, значит, он продает и обязательно скажет, какой хороший, а какой - так себе. И не продаст, уберет под прилавок, если увидит, что чай или, например, другой товар тебе не подходит.
   - Нужно тебе? - спросит, - Подумай! Если нужно - купи. В этом понимать надо!
  
   Надо-то оно надо, однако всякого ненужного в жизни больше, разве нет? Раз нет, то и упоминать незачем, это всякий знает. А если знает, что ж путается? Ясности что ли нехватка? Чего нахватал, еще не разобрал, потом разберу, говорит, а потом никогда не наступит, потому что любой день - сегодняшний.
  
   Так что прохожие - они мимо проходят, ногами землю ковыряют напрасно. Напрасное в зачет не идет, а всё учитывать - тоже зря. Я не созрел тогда для кулачных боев, драться приходилось, и не без толку, только оснований еще не наметилось, а когда наметил, то стал примечать и примериваться, но стрелял мимо, пока не попал, наконец. Конец у всякой истории существует, однако существование от этого не прерывается, и я приходил на тренировки непрерывно, рвал жилы и по-другому жизнь стал ценить. Ценно не то, что обходится дорого, а без чего обойтись трудно. И трудов не жалел, хотя с ног не валился.
  
   Лес валить - это одно, совсем другое в нем знать места и уметь не заблудиться. Кто-то не заблудится, потому что далеко не зайдет, иное дело - когда тропинка тебя до цели доводит. И доводил до совершенства, совершенствовал обыденное, необычное совершалось, а обыкновенное не мешало. Жизнь перемешивала, и вермишель - на выходе. Выходит, не напрасно: что-нибудь да получится. Получай, не получай, а главное - случай. И раз случилось - то и хорошо.
  
   По-хорошему не всегда складывается, но старался: для кого - победа, для кого - беда. Бедствовать тоже приходилось, оттого работы менял, как дама перчатки. Запечатывал страницы и степлером скреплял, скрепя сердце, серыми днями досуг разбавляя забавы для, словно. Слов изговорил - тонны, томами не измерить. Мерками житейскими только. И как по льду, по корочке тонкой проходил, тоже мимо, без остановки, чтобы не стоять без пользы. Полезное, ведь, - на всякое дело полезно, лез в гору, других не расталкивая, себе растолковывая правду. А правильное направит, тут не парадами и демонстрациями достигаешь, а смыслом: коромысло тоже гнется, а не ломается, но воду нести легче.
  
   Легонько ткнешь - не отзовется, а сильно - промахнешься. Потому что не там сила, где усталость, а там, где и делать ничего не осталось. Осталось в прошлом, чему быть должно, а долги отдавать надо. И надорваться - не затея, так что и не затевай. За тем давним - много чего, а всё учтется: есть кому. Кому - с прыщами бороться, кому - держать оборону, тут разница, а не опт и розница. Врозь и лыжи не поедут!
  
   А чего далеко ехать? В поездах и самолетах наболтаешься - перемешаешь одно с другим, а кто мешает, того бьют. Бить в груши - те же груши околачивать. Вроде, и надо, но и у велосипеда два колеса, а не единственное, единство тут обратного порядка, и порядочно разгуляться есть где.
  
   Учился у одного джентльмена заводского, заводами тогда город был застроен. И строем ходили, а не хотели, оттого потом зря вспотели, когда наизнанку переворачивали сознание. И сознавать приходилось уже другое совсем, но не со всеми, а отдельно, как и было до этого. Такая вот получалась партизанщина, что с запретом, что без. За пределами завода болтать не полагалось, раз на тебя положились, и я тоже положил на всё, и лишнее забросил, почти абсолютно: вам - свои салюты, а мне - прочие праздники. И прочили тогда в бандиты, но не пошел, пошлые заработки предпочтя мелким. А на мели и вода теплее. Ее много утекло, значит, есть куда, выходит, текла река, не река, а ручеек хотя бы, но не стоячая грязь.
  
   Грязной работы не боялся: чего пугаться, если пуганный? Пуговицы застегнешь, зима ли, метили ли - мы свое метелили, перемололи в муку, а не в м?ку, чтобы без цели не мучиться. И посыпалась мучица - заглядение! Однако заглядываться не на что: смотреть всю жизнь можно, а ничему не научишься. Учиться тоже разница: один руку подает, другой только дразнится. Разовые эпизоды бывали, как у всякого, но на один раз других разов ворох. А разворочаешь - время и самому развернуться в обратную. Оборотов таких - как провода на катушке, накатал за годы, сколько пешком не пройти! Вот, и я прохожим оказался, а иногда и проезжим. Но мимо никчемного и проехать не жалко.
  
   Журавля на плече выгравировал, для какой цели? Да целься сто раз - а попадешь однажды. Одна жизнь, ее и жить. Жать потом, сначала - сеять. И сетями не поймаешь, если место не рыбное. А она ищет, как известно, где глубже. И в глубину нет-нет, а заглянешь: что и как?
  
   Куковала кукушка в лесу, а мы в той роще как хозяева: бесхозным время не оставляли, а практикой шли к практическим результатам. Резали на жгуты сухожилия упорством, сушили разбухшие легкие и получались бойцами не для потешных боев, а просто по правде, так набело правили, что читать интересно, кто интересуется.
  
   А прорехи... Хочешь - зашей, хочешь - гони взашей, то есть выбрасывай и не жалей уже: уже пояс не затягивай, а то свободы глоток не проглотишь. Полиглоты не только языками мастерски отметились, но и в других областях. И в Тульской были, и в Тверской, и в разных тоже.
  
   Подытоживать рано, раны не в счет: мелочь это, мелочность рубль копит, а щедрости миллионы не помеха. И не мехами укутывались, а синтетическими изделиями, на сделки не идя. Не торгуй совестью, на деньги не падким будь, тогда не упадешь, если споткнешься. Так мы полагали. И положение свое считали завидным, несмотря на, не обращая. И не завидовали, а шли дорогой, подорожниками и дорожными картами маршрут облегчая.
  
   Маршевым шагом зрителя не баловали и сами не баловались. От дурного веселья многие напрасно сели, а когда вышли - дома стали выше, и жизнь поменялась: кто не успел, тот отстал. Так что не опаздывать важнее оказалось. Раньше меня не касалось, а потом коснулось, и судьба перекашиваться начала. Ну, раз такое начало, то и конец соответствующий: как ни крути, одно другому соответствует, тут не попишешь. Значит, и рассуждать не о чем.
  
   На заводе тогда вечерами, да почти ночью, час за часом занимались боями, себя занимая и в долг занимая при случае от недостатка. Потому достаточными гражданами не получились: время бежало неравномерно для нас и для всех. Выровняло оно ухабы, а чего не смогло, то жизнь добавила. И сейчас этой ровности вполне достаточно: понятно, что было и что будет. Прямая получилась, а не витиеватая тропинка, а с прямой не собьешься.
  
   Вот, дом - четыре стены, у некоторых - больше. Большие дома бывают, бывает, что и ботинки носят крупнее на три размера. Только человек от этого не крупнеет. Ну, разве в собственных глазах. Выходит, зрение его подводит. Воду льет на свою мельницу, мелет воздух напрасно, а пустоте - что? Хоть топором руби, ни капли изъяна, и яма любая того же свойства: больше из нее берешь, а она больше становится. Становление личности это называли. И у некоторых личность самая, может, становится, да психика неустойчивой получается. Ну, и представь себе такой объект исследования. Еще и последователи образуются. Некоторые по снегу ходят, когда разуются, некоторые - в розовых галстучках красуются. Тут, как говорится, на вкус и цвет - свой ответ, на то она и столица.
  
   Столами ломящимися, да не поломанными, не на помойке найденными, а наоборот, всегда полной чашей центр представляется и манит к себе, чтобы обмануть: для чего манить иначе?! И начальник, ясное дело, - душка, тут реклама не обманывает, а обманывают ожидания неосуществимостью. И несущественным стало, что было главным, а основное отступило и сдалось, так что от основы отказавшись, отказ получаешь отовсюду: дом без фундамента, а человек без стержня. Не сдерживающие факторы твоя сердцевина, а как раз сердце, кривды не терпящее, и за боль болезнями возвращающее сторицей в самые закрома, в самые потаенные углы. У угла, как известно, две стены, и обе - в перпендикуляре, противоречат друг дружке, и если баланс не найден, то и дом ненадежен, треснет по шву, как старая обувь.
  
   Обухом плеть не перешибешь, плеть - на завтрак, на обед - пряник. Потом - опять по кругу, вокруг одного центра, да не ты в нем, а он в тебе поселился. Силился пересилить, однако просто переселился, вот и вся победа. Пообедал - пряник за щеку, и - в соляные карьеры, рудокопом тебя приняли по одежке, а как проводят? Долгие получаются проводы, и слез, как положено, оттого только больше. За умом мог бы не гнаться: вся наука - вовремя гнуться: кто свою линию гнёт, кто подставляет спину под гнёт. А разогнуться попробуй - никто не поймет. Понимания нет, одно участие: все соучастники в честной компании.
  
   Честь и почет - первичные признаки. Созревание проходит планомерно, тебя планами меряют, а ты гляди: не оказаться бы в бракованных. Бракоразводный процесс - не событие, конвейер сбоя не даст, досталась судьба в убогой касте - держись и старайся, а то не пропасть бы.
  
   Пропасть желаний раззадоривает, жжет аппетитами, чтобы не за правду, а за идею, за обещанные блага ты тянул свою лямку, благодарностью сыпал и из кармана рассыпал бриллианты другого порядка. Порядочным человеком назовут, если порядок соблюдешь неукоснительно, но всеми костями лечь легче, чем в замочную скважину голову просунуть. Проснуться бы, когда ничего еще не было!
  
   А было ли это время? Отчего тогда оказалось временным? Проходящему доверять сомнительно, оттого гонишь прошлое, на будущее надеясь. А завтра, как мы знаем, никогда не наступит: каждый день - сегодняшний, и отличается мало чем. Мелочами разве и деталями. Деятельность несущественная, и вроде, не существуешь сам, а так, просто соотносишься. Относишь документ за документом, и равным бумаге приходишься. На равных с документооборотом - это ли не мечта? Мачты к чему теперь? - паровой двигатель заменил ветер, не нужно у моря погоды ждать по целому году. И лето за летом пролетает за бортом, и сам за бортом относительно лета. Вот и теория относительности.
  
   Теоремы доказывать надо, а не на веру принимать. Да некогда! И веришь всему, и ничему не доверяешь. В недоверии и себе соврать не грех, и опять не поверить. Удивляться перестаешь такому обстоятельству.
  
   Обстоятельно и продуманно, правильно и осмысленно - отличное правило, если, наконец, остановишься и продумаешь. Иначе - пустые слова, ботва картофельная.
  
   Картошечку жарить - и то искусство. А искусственную трескать - не задача, а обычное дело. Обыкновенным стало чудесное, чуда все ждут, на жизнь уже нет надежды. На денежном обращении строится город, да и окрестности. Крестами дороги косятся, косит всех и уравнивает кривое шоссе, фонарями не избалованное. Фонарщики остались в сказке, а тут не до фантазий, здесь реалии дня. Утром - еще темно, вечером - уже, так что и день давно на ночь похож, и во сне снится работа, будто в две смены вкалываешь за одну зарплату.
  
   Заранее обувь почисть: завтра в ту же дорогу. Дорого обошлись тебе ботинки? Да что там! Автомобиль дороже вышел! И ты из него вышел, как заново от железной бочки родился. Такая вот цепь перерождений. И что там карма? - В карман загляни, и станет ясно. А яснее не будет: осенью небо серое. Сердечно приветствует желтый клен, но головы не поднять, значит, и не заметишь, как прошел мимо. Мнимая действительность на нервы не действует: вылощена для удобства, удобнее не бывает. Но это пока. Дождись, и не такое увидишь! Видимость - главное правило, сущность - не важная материя, совсем другой коленкор.
  
   Дружеская беседа в беседке в дождь, зябко было, чай грели, гренками черными заедали голод. Но на то она дружба: друг приедет - и стол полон. Половина - тебе, мне другая, на полу лягу, тебе - диван, прочей мебели нет. На нет и суда нет, потому не судили, и нас судить было не за что. И серое утро оказывалось светло-серым, и свет дробился о стекла и на стене играл. Игроком я оказался не удачливым, не выиграл, но и не промотал всего.
  
   Да и было-то - ничего, значит, при своих остаюсь.
  
   Топтал снег в обуви растоптанной, топал-притопывал по снегу, пока было время. Было, пока не сплыло, до тех пор. В ту пору снежную метелей не встречалось, а попадались одни бугры да ухабы, да вечера стремительно сменялись утрами, как часовые, по расписанию. И расписание электричек излежалось в кармане вверх тормашками, странички завернулись и пожелтели осенними листьями, как тогда, когда зима еще только готовилась начаться.
  
   Готовилась яичница из последних двух яиц на тесной кухне, приспособленной в проходном коридоре. И я способным оказался кулинаром: яблок мороженых с улицы подобрал и в яичницу нарезал резвым ножичком. И ел потом витамины одновременно с желтками, цветом - как те самые кленовые листья, не успевшие осыпаться и снегом белым припорошенные прекрасно. И порошком стирал в тазике белье после бани, потому что негде было соблюсти гигиену, кроме общественного полезного учреждения по вторникам, четвергам и воскресеньям. И воскресенья оживляли в душе что-то, только не помню что. Не помню подробностей, прошло давнее время, за давностью лет всё прощается, прощайте дни, тишиной снежной засыпанные! И я засыпал в теплом доме одиноком, в комнате с одним окном на снегопады тогда еще частые.
  
   Частным образом навещал город, за дорогой близко лежащий и раскинувшийся. Дорогой дружеской дураком незрелым топал к остановке или на платформу, топтался там до транспорта, от холода будто транспортиром круги очерчивая, и очертя голову несся в электрическом поезде, неся в себе тепло уютного дома. А дома в городе стояли серыми, но хлебосольными, и солью посыпали в те времена улицы, отчего сугробы отступали местами, и я ступал в прогалины, и они чернели старым асфальтом.
  
   Огородами да загородками, между заборов, забравших свободу пространства, между заводов, как заведенный, пробирался к домам близких мне людей. Близкие мы были, хотя жили не близко, а как раз подалеку, подальше от друг дружки, как жизнь нас растасовала потасовками мелкими бытовыми, бытовым газом и лифтами разделила, бросила в проруби взрослых обыкновений и взрастила разными.
  
   Какая разница? В розницу продавали дешевле, чем оптом, диоптриев нам тогда не требовалось, и требники мы в руках не держали, но хотели бы. И желания затем легко исполнялись, не все, но у всех. Исполнялись мечты, наполняли доверху чашку зимних дней, от дна самого. И самовольно с этого дна поднимались до краев смелые из нас, однако кто-то оказался коммивояжером, а кто-то - наоборот. Обратная сторона - посторонняя для привычной, тут привычки старые бросали ради новой жизни, и жили не как прежде, не с будничным смыслом, а всё переосмыслив и став другими.
  
   Прошла старая дружба теперь, терпи, что поделаешь? Делами заняты друзья, и не друзья уже, а господа, прости, Господи! Простые дни пролетели, а не кончились. И длится день за днем, зачем - значит, так тому и быть. Книга бытия, а только за ней - книга исхода. А дальше - и царства, и мудрость, и пророки. Но это в ветхой части, а в новой - иное, но в продолжение предыдущего. Из прошлого, из того, которое прошло, вышло настоящее, и настоялось на дрожжах обыденного, никого не обидело без повода.
  
   Как на подводе или на дрожках, дрожа от морозов, от минусов градусных, грассируя голосом, потому что язык самый заиндевел, пословицу одну и ту же проговариваю под нос: "Так не так, а уж этак будет". И бывает, само собой, куда денется? День тянется, а деньги не в счете, а в цене. Без учета и годы пробегают, не помню, сколько мне. И не старый, а вот не помню! Да и надо ли?
  
   Над головой - то же небо, что и прежде, а прежнего не вернешь. Это и хорошо! Сколько там тогда наворочано - лучше и не вспоминать, тут память не подводит: лишнее забудет, а если что припомнит - не беда: беды - в прошлом!
  
   Порожним и легким и идти легче, много легче, чем с грузом за плечами. Плещется белое озерцо: весна приходит нежданно, одним днем. Не жал, не сеял, а собираю по пути: где - камешек занятный, где первый неокрепший цветок. И самого меня вот так подобрали походя, не знаю, за какие заслуги, да и зачем знать? Не в знатные и уважаемые я определен, но и не обделен. Делю хлеб пополам, половинами своими делюсь, оттого имею всегда и свою половину. Половицы старого мостика скрипят, как им положено, как их положили, так и скрипят. Скреплены гвоздем и проволокой, и по ним волокли бытовой скарб, скребя стальными деталями по терпеливым доскам. И все так же терпят, и каждому приходится. За то и приходят хорошие вести вдруг, без приглашения. Оглашенные не исходят, как полагается, а прямо под куполом остаются, а купля и продажа - обычное явление.
  
   И не упущение тут, а попущение, а за ним - и прощение. Когда-никогда, а попрощаться придется: всему свое время, и время расставаться. Но и другое время случится, согласно мудрости, - когда будет встреча. Конечно, как не встретить тебя, раз ты оказался один? Один в поле не воин, но и воевать незачем: что навоюешь? А ведь скоро - война... Дней мирных - по пальцам счесть, а веками мир держится. Это я запомнил: держись правила, и оно направит. Идешь то направо, то налево, как дорога ведет, так и идешь. А правило везде действует, и действительно повсюду поспеваешь вовремя. Не то время, какое часы показывают, а то, которое стрелки двигает, вот как!
  
   Водкой, было, простуду лечил, но не вылечил. Ни перцем тоже, ни коньяком дорогим. Пустое! Только глотку прожег, прожигая и месяц за месяцем. А месяц стоял важный, светлый, ночь собою освещая, хотя и ущербный. Да без ущерба не будет и прибыли, и луна прибывала, пока шаром не покатилась по небу и по облакам. И до лета докатилась на самой Волге, и вышло, что не одна луна, а две: другая в воде полощется. Река плещется, сонная рыба хвостом плеснула. И повыплескала до капли заботы, и ветер унес их подальше, за лес, должно быть. За лесом - поля бывшие льняные, теперь льна не разводят.
  
   Развели мосты между берегами на другой реке, не на этой. А у нас почти нет мостов: один паром ходит, трудно через воду перебираться. А если всё перебрать, то и это нетрудно.
  
   С аппендицитом лежал в клинике, вот тогда мне казенная еда вкусной казалась! А после и наскучила. В тапочках шаркал по коридорам и садовым дорожкам, в кармане - мандаринка. Присяду и полакомлюсь. Лаковых штиблет не носил, больше простую обувь. Больше, чем возможно, не будет, это я усвоил. Условился с собой: ни-ни, не зарекайся! За рекой всегда трава зеленее, а тот берег то же самое покажет. Пока жив, свое правило помни. И правил лодку то к одному берегу, то к другому. И берёг в себе.
  
   Только всякое бывало, и со мной было. Зато прошло, а значит, - в прошлом.
  
   Засветло встаешь и чай кипятишь, чтобы ехать затем. Затемно обратно вернешься, и - опять чай. Заварку в траву потом вытряхнешь - трава к траве. И человек - к человеку, тоже чтобы мера всякому была. Мерил редко, а отмерял точно. Однако напрасно: на праздник - подарок, на будни - сухари. И сухие дни стояли, ни капли дождичка! Дождись - тогда польет как из ведра! А с ведрами на колонку ходил за водой, босиком по снегу, чтобы холода не чувствовать. И не болел зимой. А летом - наоборот болел.
  
   И в оборот попадал, да это со всяким приключается! Уключины и дерево перетрут, а против рожна идти трудно. Трудился, было, с утра до ночи, но ничего не вытрудил, только время терял. А потерь разных - и не сосчитать! Ну, потерял - и потерял, о чем говорить? Говорено много, а несказанного - больше, как ни крути. Крутые подъемы предстояли иногда. На холм один карабкался по наледи, спотыкаясь. Рюкзак за спиной. Снега по сторонам - в человеческих рост почти! И по снегам шлак на улицу носил, топку печную освобождая. А новый уголек, только мелкий, обратно в котел сыпал широкой лопатой. Но холода всегда проходят, хотя для кого как. Вот, для меня прошли, а весной я - какой истопник? На других работах задействовали, но мне в одиночестве привычней стало, и с людьми не нравилось. И опять в город уехал, болтаться без дела. У нас ларек тогда был в центре, не то чтобы доходный, а так, на жизнь хватало. Вернулся - а товарищи все продали, что не продали - выпили. И зачем?
  
   Затем другое последовало. И за ним - еще другое. Следовало бы остепениться, но степени не выслужил, потому что в службах тужил, хотя брюки утюжил. Вроде, не удружил себе сам, однако в этом роде и не до жиру, быть бы живу. Да и жить ради наживы не выучился, пока учился и образование получал. Нет, выучился хорошо, но от этого еще меньше что-нибудь образовывать пожелал, пожалел времени, которое понапрасну пробежит, и раз уж бежит, так пусть без изъяна.
  
   Пусть, себе сам сказал, а сказанного не воротишь: слово - не воробей, а вроде семечка: упало - и прорастет чем-то, а вытянется целым деревом. И из него - можно дров наделать, можно забор поставить, а можно так, смотреть тихо: для созерцания, как говорится.
  
   Зеркало тебя самого это твое слово, когда сказано искренне. Искрами постреливает разгорающаяся топка. Сначала дрова, потом - и уголь, за ним - такой жар пойдет! Хоть фортки нараспашку! И телогрейка была нараспашку, когда ночью из котельной выйдешь свежего воздуха вдохнуть в черные легкие. И легко на душе, а на небе - звезды пышней, чем в планетарии! Гроздями висят! Без угрозы путнику.
  
   Один такой шел по пояс в снегу, в дверь стучал, а когда открыли - упал от утомления. В городе истомился, тут томление дорожное - не в счет. Считали, окрепнет, а спился потом. И чай весь спился, кипяток пили, а ели чечевицу. Это уже в Москве разносолы, а там - немного было. Банка сгущенки - драгоценность! Но и без нее можно.
  
   Можно бы и по-другому, а делалось по такому, и обсуждать нечего. Где нет ничего - что-то обязательно появится, пустому месту не бывать. Обязательства свои выполняем, хоть и не неукоснительно. Коснись что - спросят, а за спрос денег, как известно, не берут, но отвечать придется. Приходится всякое, иной раз и чужой ботинок впору приходился, да носить неудобно.
  
   И так вот мы ботинки носили, а нас жизнь носила и мотала. Не то чтобы повсюду, но повидали разное. И проматывали, и проматывались, и лапшой на вилку наматывались, но здесь как ни гни, а не сломаешь. Да не сильно-то и гнулись, разве себе на потеху.
  
   Но - опять же: чего веселиться, когда вся морда в прыщах? Ну, в прыщах, не в прыщах - а характер не такой достался. Прыщ - что! Сойдет со временем, а характер не проходит, только усугубляется. Да и не в этом дело! Сугубо личное никого не касается. И коситься нечего: не поможет. За помощью, если что, куда пойдешь? То-то!
  
   По мне, так ходить - напрасно. Сейчас понимаю. Дожил, как говорится. И сидеть сиднем мне проще, а не то, чтобы надежней. Вот, надежность - это одно, а надежда - совсем другое, ты не путай! И так всё перепутано, как ни возись, одни узлы получаются. А простоты той самой именно не хватает. Тебя хвать за ворот: попался, брат! Не попадешься - не пропадешь, так что ты проще смотри глазами, на себя скуку не навевай! Всё ж, в принципе, ясно, как день. Если, скажем, ты потрудился хоть в окно глянуть.
  
   Я так глядел. И вокруг, и вообще. Книжек разных перечитал - библиотеку! И даже библиотекарем пожелал работать, но не стал. Всего не успеешь, всех денег не заработаешь. И надо ли? Что делать с этим, собственно говоря, богатством и достоянием? Богатеть и удостаиваться? Это как бегать, чтобы бегать еще быстрее, чем получится. Получка тогда была, я в магазин зашел, чтобы дома отужинать чем-нибудь. А ко мне - гости. И вместе ужинали. А потом - морожеными яблоками завершали. Яблок много было: с осени в ящиках хранил на такой случай. И запах шел от них - удовольствие!
  
   И так вот шел я по жизни, не шел, а катился. И жизнь по мне прокатилась тоже, не то катком, не то переменой сезонов. Про лето что сказать? - Оно и есть лето, потому про зимы и рассказываю. Лет мне больше становится, а не жалею. Жалею, что долго тянулись. Протяженная получилась судьба, я хоть и не долгожитель. Кто живет долго, того небо не берет, и земля не принимает. И заново приниматься за судьбу нежелательно: все подошвы по дорогам истоптал, пока топал да притопывал, да печи подтапливал. Подтопило половодье мои хоромы, птицы весной хором кричат: время новой жизни. Выходит, и я дожил со всеми. Только одному своя жизнь, другому - своя.
  
   По-свойски вот так посидели, и отогрелись, вроде. Тепло на душе? Ну, так это и главное.
  
   Главки церковные не всюду золотом горят, бывает, что и другим металлом. Попробуй отъехать в глубинки, увидишь и серебро с алюминием. Где как люди живут, а вера, если есть, одинаковая. Но это у нас. В других краях - по-другому. И вера своя, и свои порядки. Порядочные господа тоже везде имеются, это независимо, но где гниль, там и орлы собираются, как в одной книге написано и всякому вслух сказано. Слухом земля полнится, а имеющие уши не слышат, оттого земля полна до краев уже, а человек как был, так и остался: пустой до самого дна, и дни проводит в пустыне. Пустырями округу застраивает, строит одно, а ломает многое. Один собирает, другой разбрасывает, оба умаялись, друг на дружку глядят, пот глаза ест, и не видно становится дальше себя самого.
  
   Дальше - в продолжение предыдущего, ничего нового нет, как мудрый царь говорил. Всё кружится да кружится, и возвращается опять кружиться. И в кружке чай оставил черное колечко, границу, за которую не перейдешь, если емкость не опрокинуть. И самое дно потаенное откроется: ничего там не написано, картинки тоже нет, белое полотно, как белый день, как тогда, когда ты еще не родился. И сам ты вдруг белым предстаешь, чистым, без намека. И снова жизнь - впереди, только другая и новая. Прежнее не возвращается, да и хватит вращать постороннее колесо: на чужих плечах в рай не въедешь.
  
   И уезжал подальше, смотрел: что и как. А судьба обратно вытаскивала и бросала туда, где оставил, что бросил. Босыми ступнями и по траве ходил, и по снегу, всякое приключалось. И ключей на связке до сих пор целая гроздь. И сам как гроздь винограда, от лозы отрезанная. Ломтем на краешке стола полеживаю, загорелый бок прорехой как глазом в потолок смотрит. И там всё бело, и небом белым зимним представляется. Но небо-то выше, а это - так, декорация, один в один напоминающая оригинал. И многое вот так же что-то напоминает, похоже до полного совпадения, но сутью отличается, как луна отличается от отражения. Отличия незаметны, личина обманчивая привлекает и отвлекает, но нет-нет, а выйдешь наружу свободного воздуха глотнуть. А что, так оно и бывает: одного глотка кому-то и недостает, одного вздоха.
  
   Можно и лозоходцем себя мнить, а чистой воды не добыть. Быть или не быть - не вопрос, а готовое решение: между двумя статьями втиснет тонким листком твою эпопею, будто прочих статей и не предусматривалось.
  
   Узок путь, и не многие пройти могут, не нащупают тропинки своей от проселка. Но если не нашел, это не означает, что и дороги нет. Может, искал плохо? А худа без добра тоже не бывает, и волна, гляжу, выплескивает на берег то одно, то другое. То веточку ивовую, а она - раз, и корни на берегу пустила. То лодку отвязавшуюся. То человека к спасению подтолкнет, если кто наплавался вдоволь и в таком довольстве изнемог.
  
   У всякого довольства есть отражение: нищета. И у нее тоже свои стороны: бывает духовная, случается и бездуховная. Без духа и без воздуха на морозном просторе простирается от моря до моря, тараканов морит, матросит города, матрасы истирает до железных ремней. Ремонтирует утраты, с затратами не считаясь, читает предъявленное и подписывает.
  
   Подписи подшиваются к одному реестру, из которого не вычеркнуть. Перечеркивают решения, планы чьи-то, и кажется: сила - в росчерке, а в нем - слабость твоя будущая, тобою же на бумаге расписанная отчетливо.
  
   От отчетов, было, перешел к частностям и стал проживать и ютиться частным манером. Маневрировал между, межи не передвигая, предвидя заранее неуклонное. Ранняя непреклонность свою шутку сыграла, а мы играли свою комедию, и так спелись. Спелым подсолнухом семечки на дорогу вытряхивали из черной сердцевины, сердечно кланяясь под тяжестью готового урожая, обильного, зрелого, но мелкого. И мелочами свой бал правили, мелочью за всё расплачиваясь, мелочный характер с действительностью соразмеряя. После и размену подчинились не глядя, бартером и простым обменом, а то и обманом, опустошая и без того пустое.
  
   И на самое дно тоже опускались. Захаживали, как говорится. И скажу: что выси, что дно - одно кино. Везде те же люди, только одному - монпансье на блюде, другому - камуфляж защитный, а третьему карман зашитый. И становится ясно как день, что не очень-то важно, у кого что, потому что твой срок еще не истек, а когда истечет, тогда и будет подсчет. Без твоего участия.
  
   Участились случаи разных обращений и дознаний. Знаем, плавали! И плавили, и переплавляли. И на другую сторону переправляли. Да так и не поправились. Вроде, не кожа да кости, а, с другой стороны, и штаны спадают, если ремень забудешь.
  
   За буднями прячутся выходные, как случайный таракан в углу. Одно название, что выходные, никаких выходов мы не делаем, и безвыходность делает нас обыкновенными. В обыкновении житейском обвыкся, и уже радость нахожу в обычном. Бывало, бычком молодым шлепаешь по наледи, голодной до разбитых коленей, и коленца выкидываешь, одно другого забористей, а как же? Не спляшешь - упадешь. Сейчас не то. Стройным маршевым шагом хожу наравне с другими, с друзьями и с недружными гражданами. Горожане сильно поиздержались, хотя по виду не скажешь. А не скажешь - никто и не услышит. Да по слухам, живет в одном городе, чрезвычайно отдаленном, птица. Ну, птица, и птица, только не простая. Большая, с иного человека. Не поет, не летает, всё про всех знает, и если правильно спросишь, всякому ответит. Что и как, и куда клонится. И судьбу предскажет, однако после этого жить грустно. Я к такой птице не стремлюсь. Устарело мое время, не до нового мне. Мнет бока кашель, кошелки протираются под тяжестью носимых продуктов. Продумывать наперед оказалось напрасно, потому что одно сам себе намечал, а судьба мне судила другое. Не хуже и не лучше, а как у людей. Разница наметилась в задумчивости. Все думают, так устроены, но мне досталось размышлять о несуразном, оттого разное с собой несу, к наступившему дню не имеющее отношения. И ношу имеющееся долгим багажом на спине, и в руках - по сумке.
  
   Сумел столько лет одним часом пересчитать, да это любой, кто оглянется, за пять минут биографию перескажет. Нет ничего нового под солнышком, а под луной - тем более. Всем и всему свой устав, и я устал, на покой пора. А покой - в сердце, нет сердца - нет и покоя. Если спокойствия не было - жизнь зря сквозь пальцы водой протекла, напрасно рождение. По такой причине собираю крупицы радости, крупицы в одно тесто замешиваю, крупный пирог получаю. И празднуем, и я, и все другие, и друзья, и бывшие недруги. Добро Вам пожаловать, да не пожаловаться! Не о чем жалобы изливать: пожалеем друг дружку, отпустим долги, кто - кому, не наше всё, а взаймы взятое. А взяли - так вернем, не вернем - само вернется, каждому - по праву, а иным - по широкому сердцу и просторной душе.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список