Ранель Мариена : другие произведения.

Маски сброшены (20-23 главы)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  
   Елизавета держала в руках заветный документ, свидетельст­вующий о том, что князь Дмитрий Кириллович Ворожеев более не является ее супругом.
   Наконец-то она свободна! Она закрыла глаза и перед ней пронеслась ее жизнь в этом ненавистном браке: все ее обиды, разочарования, слезы и унижения. Некоторые неприятные и сквер­ные эпизоды ее жизни восстали из руин прошлого и обратили на нее свои отвратительные лики. Но если раньше подобные лики вы­зывали у нее боль и обиду, то сейчас - месть.
   Сколько же боли причинил ей этот человек! И эта боль не давала ей покоя. Желание отомстить на протяжении долгих лет не покидало Елизавету. И хотя ей удалось возвыситься над своим мужем и даже подчинить его, но в своей мести она не чувствова­ла себя полностью удовлетворенной. Ей хотелось растоптать его так, как он всегда топтал ее.
   В суровых и мрачных стенах следственного изолятора в ком­нате для посещений Елизавета ожидала своего бывшего супруга, чтобы сообщить ему то, что она скрывала от него все годы их брака.
   В сопровождении конвоя Ворожеева привели в камеру для по­сещений и посадили напротив Елизаветы. Затем по просьбе Елиза­веты конвоиры удалились, оставив наедине двух непримиримых врагов, которых разделяла железная решетка. Для арестанта Во­рожеев выглядел не так плохо, как ожидала Елизавета. Ни следов страданий, ни бледности на его лице она не обнаружила. Мало того, едва он увидел ее, как его лицо расплылось в улыбке - насмешливой и шутовской, которая была так ненавистна Елизаве­те.
   - Bonjour, mon Иpouse chХre, - своим обычным насмешливым тоном приветствовал он ее. - Вы пришли навестить меня в этом грязном и отвратительном месте? Как это мило с ва­шей стороны! Я тронут!
   - К моему великому счастью, я уже не ваша супруга, - над­менно произнесла она. - И вот документ, свидетельствующий об этом.
   - Comme cela malhonnЙtement et perfidement! - упрекнул ее он, скорчив презрительную гримасу. - Стоило мне попасть в беду, как вы немедленно воспользовались этим. Вы бросили меня на произвол судьбы в этом грязном и отвратительном месте. Вместо того, чтобы поддерживать меня в моем, точнее - в нашем несча­стье, как того нам велит супружеский долг, вы подло отреклись от меня. Куда девалась ваша честность и порядочность, моя обо­жаемая Эльза, я уже не говорю о простом христианском милосер­дии?
   - Кто мне читает нравоучения о честности и порядочности? - возмутилась она. - Двоеженец, мошенник, вор и душегуб!
   - Вы не должны верить всем этим гадостям, в которых меня обвиняют, - сделав невинное лицо, произнес он. - Я невиновен. Меня незаслуженно отправляют на каторгу.
   - Каторга - это самая малость, которую ты заслуживаешь за то зло, что ты причинил другим. Тяжелая работа, суровые усло­вия жизни пойдут тебе на пользу. Однако я пришла сюда не за­тем, чтобы позлорадствовать или посмеяться. Хотя ты всегда смеялся надо мной, словно над глупым и ничтожным созданием, и сейчас мне представилась возможность ответить тебе тем же, но я этого делать не буду.
   - А зачем же вы пришли, моя обожаемая Эльза, позвольте полюбопытствовать?
   - Затем, чтобы сообщить тебе нечто, о чем ты даже не по­дозреваешь.
   - Как интересно! Нечто, о чем я даже не подозреваю. Что же это такое? Я прямо весь сгораю от любопытства!
   - Насмешничаешь! Что ж, смейся! Пока. Потому что после, когда я сообщу тебе это, ты вряд ли сможешь смеяться.
   - Я еще больше сгораю от любопытства! Сообщи же мне ско­рей!
   - Ты всегда считал меня до тошноты правильной, - начала Елизавета. - Ты называл меня "святошей" и при этом кисло кри­вил губы. Ты без всякого зазрения совести нередко повторял мне, что как женщина и как мать я никуда не годна. Ты не скры­вал от меня свои любовные похождения. Более того, иногда ты словно нарочно при мне упоминал о них, демонстрируя тем самым свое пренебрежительное отношение ко мне. Ты ни во что меня не ставил, смеялся надо мной, топтал мою душу, а я страдала от этого. Ты причинял мне боль, но самое отвратительное, что моя боль приносила тебе наслаждение!
   - О, моя драгоценная Эльза, - демонстративно зевнул Воро­жеев. - Какая отменная проповедь! Только не надо ее продолжа­ть, ибо ее суть я уже уловил. Я был для тебя плохим мужем. Ка­юсь!
   - Ты считал и, пожалуй, до сих пор считаешь, что я была тебе верна, хоть и ненавидела тебя, - продолжала Елизавета, не обращая внимания на его ехидство. - И ты даже не подозреваешь о том, что в моей жизни был другой мужчина. И не просто был! В его объятиях я испытала истинное наслаждение. Именно от этого мужчины я родила Алексиса.
   Громкий хохот Ворожеева прервал ее.
   - Что за чушь! - пренебрежительно фыркнул он. - Какой блеф! Ты пытаешься уверить меня, что Алексис не мой сын?
   - Я не пытаюсь уверить, - без тени смятения заявила она, - потому что так оно и есть. Он не твой сын!
   - Он родился через девять месяцев после нашего брака. А в то время ты меня любила и всегда была при мне.
   - Если ты хорошо посчитаешь, то обнаружишь, что он родил­ся не через девять месяцев, а через восемь.
   - И что это значит? - вызывающе спросил Ворожеев.
   Елизавета почувствовала, что в нем закипает гнев. И это принесло ей наслаждение.
   - А то, что он был зачат до нашего брака, - спокойно за­явила она, - другим мужчиной.
   - Вздор! Не было никакого другого мужчины! И тем более до нашего брака. Ты забыла, что до нашего брака ты воспитывалась в Смольном институте? А там не было никаких мужчин. Другой му­жчина! Какая чушь! Да ты даже на расстояние пушечного выстрела не приближалась к мужчине! А коли приближалась, то в присутст­вии своей маменьки - этой старой интриганки, которая меня сюда засадила! А восемь месяцев - это ничего не значит! Дети иногда рождаются раньше срока.
   - Но не в этом случае, - возразила Елизавета.
   - Однако позволь, моя дорогая Эльза, но ты была девствен­ницей в нашу первую брачную ночь! - отчаянно отбивался он. - Я это точно помню!
   - А ты помнишь, в каком был состоянии в нашу первую брач­ную ночь? - парировала она. - Если нет, то я тебе напомню. Ты был пьян. Ты грубо и бесцеремонно овладел мной и уснул мерт­вецким сном. Это было достойно грязного, похотливого самца, а не дворянина высокого происхождения.
   - В каком бы я ни был состоянии, я бы обнаружил, что до меня тебя уже кто-то лишил невинности. Я знаю в этом толк. У меня было много женщин!
   - Но ты ничего не обнаружил.
   - Ты лжешь!
   - Я познакомилась с тем мужчиной на... - продолжала Ели­завета представлять ему новые факты его лжеотцовства. - Впро­чем, неважно где именно и при каких обстоятельствах я познако­милась с тем мужчиной. Важно, что он сумел очаровать меня на­столько, что я в тот же вечер нашего знакомства ему отдалась. Маменька, разумеется, ничего об этом не знала и не знает до сих пор. Это обстоятельство свершилось в таком месте, куда она ни за что не дозволила бы мне пойти. Я пробралась туда тайно. Я вышла из дома поздно вечером, а вернулась только рано утром. Я была очень осторожна. Никому даже не пришло в голову, что я не ночевала дома.
   - Пробралась тайно, говоришь? В какое-то запретное место? - с недоверчивой ухмылкой принялся уточнять он. - И там отда­лась кому-то в первый же вечер знакомства? И старая интриганка ничего об этом не знала? Я не настолько идиот, чтобы в это по­верить!
   - Еще какой идиот! - презрительно усмехнулась Елизавета. - К тому же - рогоносец! И хотя у тебя одни рога, но зато ка­кие! Крепкие и тяжелые. Такие рога стоят сотни моих!
   - У тебя ничего не выйдет! - из последних сил сохраняя невозмутимость, произнес Ворожеев.
   - Когда-то ты тоже считал, что у меня ничего не выйдет с разводом, - напомнила Елизавета. - И вот, я разведена.
   - Это совсем другое. К тому же, тебе помогли обстоятель­ства. Эльза, ну перестань нести этот нелепый бред! Я же хорошо тебя знаю. Ты никогда не сделала бы того, о чем говоришь!
   - Возможно! - резко ответила Елизавета. - И даже наверня­ка я бы этого не сделала! Но я была в глубоком отчаянии! Я уз­нала, какой ты есть на самом деле. Что ты не тот обходительный и влюбленный человек, окруживший меня своим вниманием, а бес­совестный лицемер и распущенный мерзавец. Более того, я увиде­ла собственными глазами тебя в борделе со шлюхой! Есть от чего прийти в отчаяние! А в порыве отчаяния человек способен сде­лать даже то, на что, казалось бы, он не способен. И потом, тот мужчина был таким внимательным, нежным, заботливым. А мне тогда это было так необходимо!
   - Ты лжешь!
   - Как думаешь, почему я вышла за тебя замуж? Если ты сей­час пороешься в своей памяти, то, возможно, вспомнишь, что примерно за месяц до нашей свадьбы я вдруг стала как-то стран­но себя вести. Я отказывалась видеться с тобой и даже чуть было не расторгла нашу помолвку. А потом перед самой сва­дьбой неожиданно переменилась. Дело в том, что я обнаружила, что беременна. Ну, сам понимаешь, дело весьма щекотливое. Оно затрагивало мою честь, да и не только честь, но и мое будущее. И нужно было как-то выкручиваться. О том мужчине я ничего не знала. И тогда мне пришлось выйти замуж за тебя. А как иначе я могла скрыть свое ночное похождение?
   - Грязная потаскуха! - вне себя от ярости воскликнул Во­рожеев.
   - По сей бурной реакции, я могу судить, что ты начинаешь мне верить, - с нотками ехидства произнесла Елизавета.
   - Нет! Я не верю ни единому твоему слову! - возразил он, стараясь не признавать свое поражение. - Все это блеф! И меня он выводит из себя!
   - А ведь Алексис совсем не похож на тебя: ни внешностью, ни характером, ни повадками. И ты сам не раз признавал это.
   - Он полное твое подобие, - с ненавистью произнес он. - Ты сделала его под стать себе.
   - Если бы он, действительно, был твоим сыном, не думаю, что мне удалось бы сделать его таким, какой он есть сейчас. Твои качества все равно рано или поздно дали о себе знать. А теперь, поразмысли над тем, что я тебе сейчас рассказала. Со­поставь все факты. Хотя, я думаю, в душе ты уже понял, что Алексис не твой сын, только не желаешь открыто признать это.
   - Дрянь! Мерзкая потаскуха! Как я тебя ненавижу! - тря­сясь от ярости, закричал он.
   - Это чувство полностью взаимно! - сохраняя хладнокровие, несмотря на его оскорбления, ответила она.
   - Ты пожалеешь об этом! Ты заплатишь мне за все! Моя каторга не вечна. Однажды я вернусь. И тогда берегись! Вы все мне заплатите! И эта старая интриганка, и эта дурочка Солеви­на, возомнившая из себя ровню мне, и этот твой адвокатишка, но больше других - ты!
   На его громкие, угрожающие крики вбежали конвоиры. Они схватили его с двух сторон и заломили ему руки за спину. Сквозь железную решетку его бывшая супруга наблюдала за этой сценой. Внешне Елизавета казалась спокойной, но внутри нее осело какое-то жуткое ощущение от всей этой обстановки, от уг­роз и криков. Она подумала, что однажды этот человек, действи­тельно, вернется, и что в своей мести он способен быть поисти­не ужасным. Он она тут же постаралась отбросить эти мысли, за­менив их другими: вряд ли что-то существенное против нее и ее семьи способен сделать бывший каторжанин, лишенный всех прав состояния, и потом, он вернется еще нескоро.
   Елизавета не заметила, как к ней подошел Корнаев и спро­сил:
   - Вы в порядке, сударыня?
   - Да, я в порядке, - ответила она. - Князь немного разбу­шевался. Выражает свое недовольство мной. Пойдемте отсюда, господин Корнаев.
   Они вышли из камеры для посещений и направились по кори­дору. До них донесся дикий вопль Ворожеева, переполненный гне­вом и ненавистью. Странное чувство охватило Елизавету, когда она услышала этот вопль. Этот вопль словно очистил ее от всей той грязи, которой Ворожеев обливал ее на протяжении долгих лет супружества. В ее глазах засветилось торжество, а на губах заиграла легкая победная улыбка.
  
  
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  
   Шалуевское имение, принадлежащее Елизавете и ее сыну Алексису, было расположено в благоприятном черноземном районе. Это было красивое и спокойное место. С одной стороны, поля, засеянные клевером, маком и овощными культурами; с другой, бе­резово-осиновый лес; и внутри этого леса, ревниво спрятанное от посторонних глаз, удивительно чистое озеро.
   Что касается непосредственно особняка, то это было свет­ло-серое здание, построенное еще во времена Екатерины II, и с тех пор почти не подвергшееся каким-либо архитектурным измене­ниям. Здание сумело полностью сохранить стиль своего времени, не смешав его ни с ампиром, особо модным в начале девятнадца­того века, ни с готикой 30-х годов, ни с какими-либо другими входящими в моду стилями. И хотя здание с момента постройки не подвергалось реконструкции или капитальному ремонту, оно нахо­дилось в довольно нормальном состоянии, что свидетельствовало об аккуратности его хозяев.
   Алексис любил приезжать в имение, особенно летом. И любо­му, кто хоть сколько-нибудь ценит очарование природы, чистый воздух и деревенскую отрешенность, было бы понятно - почему. Но на этот раз он задержался в имении на довольно продолжите­льное время. Уже стояла поздняя осень. Урожай был весь собран, трава скошена, вода в озере день ото дня становилась все хо­лоднее, да и погода была такая, что только в особняке у камина просиживать.
   Именно в описываемую пору Елизавета и Владимир приехали в имение с целью увидеть своего сына. С того времени, как Алек­сис узнал, что граф Владимир Елисеевич Вольшанский его отец, а граф Вольшанский узнал, что Алексис Ворожеев его сын, прошло около трех месяцев. Но отец и сын так и не имели возможности поговорить друг с другом по душам.
   Алексис радушно встретил дорогих гостей. Он горячо обнял Елизавету и дружелюбно улыбнулся Владимиру.
   - Матушка, как я рад вас видеть! Добро пожаловать в наше имение!
   Алексис немного смутился. Он не знал, как теперь следует обращаться к графу Вольшанскому. Он не мог обратиться к нему как прежде - "граф", и в то же время не мог сказать ему - "отец". И поэтому, он решил для себя первое время пока обо­йтись без обращения.
   - Как тебе живется в имении? - поинтересовалась Елизаве­та.
   - Неплохо, - ответил Алексис. - Спокойно и умиротворенно. Вот, на досуге занимаюсь чтением. Последнее время увлекся ан­тичной и современной философией. Впервые для себя обнаружил, что в ней много занимательного. А что у вас?
   - У нас для тебя новость, - сообщила Елизавета, и ее лицо при этом осветилось радостью. - Через пять дней состоится наше венчание.
   - Вот как! Я очень рад за вас!
   - Церемония будет очень скромной, - продолжала она. - Для всех наше венчание - тайна. Я не сообщила ничего твоей бабуш­ке. Я опасаюсь, если она узнает, то непременно попытается что-то сделать, чтобы помешать этому венчанию. Никто из при­слуги даже об этом не знает.
   - Пожалуй, это правильно, - согласился Алексис. - Если бабушка узнает о венчании, то еще, не приведи Господь, ворвет­ся в церковь со свитой и потребует прекратить церемонию, или задумает похищение. От нее можно всего ожидать!
   - И еще мы боимся недовольства со стороны духовного ве­домства, - прибавила она. - Ведь я только что развелась, и вот - снова под венец. Любой шум может все разрушить.
   - Это верно.
   - И хотя наше венчание будет напоминать скорее какой-то ритуальный обряд, нежели истинное венчание, - подытожила она, - но оно очень важно для нас. И мы хотели бы, чтобы ты присут­ствовал на нем.
   - Если для вас это важно, то важно и для меня, - ответил Алексис.
   - Благодарю тебя, милый. А теперь, с тобой бы хотел пого­ворить...
   Подобно своему сыну Елизавета так же смутилась, не зная, что ей следует в данной ситуации сказать: "твой отец" или "граф Вольшанский". И подобно своему сыну она решила ничего не говорить. Она подвела отца и сына друг к другу и торжествен­ной интонацией голоса, которую несколько смягчили нежные нот­ки, произнесла:
   - Я думаю, вам нужно многое сказать друг другу. А я пока ненадолго вас оставлю.
   Она ушла, оставив отца и сына наедине друг с другом. Алексис жестом предложил Владимиру присесть на диван, располо­женный напротив камина. Владимир присел на один край, Алексис - на другой. Некоторое время они молчали, затем Владимир пер­вый произнес:
   - Никогда не думал, что со мной такое может случиться! Вдруг после стольких лет узнать о том, что у тебя есть сын, да еще такой взрослый. Для меня это было огромной неожиданно­стью! Впрочем, для вас было не менее неожиданно узнать, что вы не сын князя Ворожеева!
   - Да, это было неожиданно.
   - Мы были разлучены при таких обстоятельствах, в которых нельзя никого винить.
   - Я все знаю, - сказал Алексис. - И я никого не виню.
   Владимир с восхищением и нежностью посмотрел на него.
   - Ты замечательный! - произнес он. - Ты не возражаешь, если я буду обращаться к тебе на "ты"?
   - Разумеется, не возражаю. Вы же мой...
   - Твой отец, - произнес за него тот.
   - Да.
   - Я всегда мечтал о таком сыне, - откровенно признался Владимир. - Я очень рад, что все так сложилось. Я рад, что ты мой сын! Мою радость омрачает лишь то, что я не знал тебя ра­ньше.
   - У вас все так легко и просто, - с какой-то печалью ска­зал Алексис.
   - А у тебя, как я понял, все очень сложно, - заметил Вла­димир. - И я тебя понимаю. Наверное, все так и должно быть.
   - Понимаете? - с недоверием произнес Алексис. - Как вы можете понимать, то что я сам не понимаю?
   - Видишь ли, Алексис, любовь родителей несколько отлича­ется от любви детей, - объяснил Владимир. - Родительская лю­бовь появляется тогда, когда появляется на свет их ребенок. И даже еще раньше. Он еще не появился на свет, а его уже любят. Любят, потому что он продолжение их, часть их, потому что он несет в себе радость и по многим другим причинам. Любовь детей же появляется тогда, когда их окружают заботой, теплом, внима­нием. Я люблю тебя, потому что ты мой сын. Впрочем, еще до то­го, как я узнал, что ты мой сын, я испытывал к тебе большую симпатию. И я не раз говорил об этом Елизавета. А когда я уз­нал, что ты мой сын, со мной произошло что-то необыкновенное и прекрасное. Но для того, чтобы с тобой произошло подобное, я должен стать для тебя хорошим отцом.
   - Пожалуй, это так, - согласился Алексис. - Однако это еще не самая большая сложность.
   - Какая же тогда самая большая?
   - Я никогда не любил князя Ворожеева, - признался Алек­сис. - И я часто испытывал угрызения совести по этому поводу. Как благородный человек я считал, что не любить родного отца - значит не любить род, от которого ты происходишь, не уважать своих предков. Вам известно, какое значение имеет для любого дворянина понятие "род"? Огромное. В нем заключается смысл его дворянского происхождения. Для меня все это тоже имело огром­ное значение. Возможно, этим объясняется то, что я проявлял до последнего времени почтительность по отношению к князю Вороже­еву. Но в душе я часто осуждал его, злился на него. Иными сло­вами, я чувствовал одно, я вел себя по-другому. И мне от этого было скверно. И теперь нечто похожее происходит в моей душе.
   Алексис виновато опустил глаза.
   - Продолжай, - произнес Владимир. - Я тебя внимательно слушаю.
   - Теперь, как выяснилось, у меня другой отец. Следовате­льно, я происхожу от другого рода, у меня другие предки, дру­гие корни, и я должен их любить и почитать. Но все это мне со­вершенно незнакомо! Если раньше я должен был почитать то, что мне не нравилось, чем я не мог гордиться и восхищаться, то те­перь я должен почитать то, что мне незнакомо и чуждо. В этом есть нечто похожее! Вы не находите?
   - Нахожу, - согласился Владимир.
   - Я чувствую себя так скверно!
   - То что ты чувствуешь, вполне естественно, - с нежной отеческой улыбкой произнес Владимир. - Любой бы в подобной си­туации чувствовал себя так же. И не нужно винить себя!
   - Здесь не только чувство вины. Меня будто бы чья-то мо­гущественная рука переметнула на другую сторону. И я, как под­чиненное ей существо, должен принять эту другую сторону, слов­но свою собственную.
   - А твоя душа противится ее принять?
   - Моя душа не противится ее принять, - возразил Алексис. - Моя душа противится подчинению. В общем, все смешалось. И я сам не могу в этом разобраться да и, пожалуй, объяснить как следует, не могу.
   Владимир всерьез задумался над словами сына.
   - Я хотел бы дать тебе один совет, - произнес Владимир. - Возможно, я слишком тороплюсь взять на себя роль, которую пока еще не заслужил. И все же я возьму ее на себя. Алексис, запо­мни хорошо: никто не должен заставлять себя любить кого-то или что-то. Любовь - это чувство, которое возникает само. И если этого чувства нет, в том не твоя вина. То же касается уваже­ния, восхищения и других чувств, которые возникают в нашей ду­ше без нашей воли. Ты говоришь, что испытывал угрызения сове­сти. А за что? За то что, твоя душа не подчинялась каким-то общепринятым нормам?
   - Пожалуй, да, - ответил Алексис и опустил глаза.
   - Нельзя испытывать угрызения совести оттого, что в твоем сердце нет любви или восхищения. Можно испытывать угрызения от каких-то своих действий или поступков, но не от своих чувств. Стало быть, твои угрызения совести - неуместны, ни ранее, ни тем более сейчас.
   Алексис выслушал его и улыбнулся. Его улыбка приятно взволновала Владимира, - ничто так красноречиво не способно было сказать о возникшем расположении сына к нему, как эта дружелюбная и светлая улыбка.
   - Как удивительно! - с восторгом и восхищением сказал Алексис. - Вы сейчас будто проникли в мою душу, сумели разо­браться в моих переживаниях и даже прогнать их. Вы будто зна­ете меня так же хорошо, как самого себя.
   - Ну, в этом нет ничего удивительного. Ведь ты - это часть меня.
   - Верно.
   - Я хочу, чтобы ты знал, - приняв серьезное выражение ли­ца, сказал Владимир, - что всегда и во всем можешь рассчиты­вать на мое участие и мою помощь. Все свои переживания, тайны можешь смело доверять мне. Конечно, у тебя есть твоя матушка, с которой у тебя более доверительные и теплые отношения, кото­рая лучше знает и понимает тебя. И все же существуют такие пе­реживания и тайны, которые более понятны мужчине, нежели жен­щине, либо о которых иногда трудно поведать женщине из опреде­ленных соображений. Мне будет очень приятно, если ты обратишь­ся ко мне.
   - Я обязательно обращусь! - заверил его Алексис.
   Владимир взял руку сына и с благодарностью пожал ее.
   - Благодарю тебя! - произнес он.
   - Но что я такого сделал? - удивился Алексис.
   - Ты позволил мне войти в твою жизнь. Это именно то, чего я желал. А все остальное, о чем мы с тобой говорили: любовь, уважение, преданность - придут своим чередом. Во всяком слу­чае, я надеюсь на это и буду стремиться к этому.
   - Мне стало так легко после разговора с вами! - признался Алексис.
   - Это заметно по твоему лицу. И я этому очень рад.
   - Пойдемте, сообщим матушке, что мы поладили, - предло­жил Алексис. - Пусть она не тревожится.
   - Пойдем.
   Они вышли из каминной комнаты с радостными лицами. Когда они проходили через холл, Алексис откровенно сказал отцу:
   - А все-таки хорошо, что вы женитесь на моей матушке! Хо­рошо не только потому, что с вами она обретет счастье и ра­дость. Хотя, это, конечно, самое главное. А хорошо еще и пото­му, что мы с вами теперь станем одной семьей.
   - Да, это очень хорошо! - согласился тот. - Это не просто хорошо, это прекрасно, замечательно! Я не перестаю благодарить Бога за то, что у меня появились вы!
   Услышав их голоса, Елизавета вышла навстречу. Ее лицо ос­ветилось счастьем при виде двух дорогих ей мужчин в прекрасном настроении. По их настроению несложно было догадаться, что они достигли первого взаимопонимания.
   - Приятно видеть вас такими! - сказала Елизавета. - А те­перь прошу вас пожаловать в столовую. Через несколько минут подадут горячий обед. Правда на обед будет не изысканное куша­нье, а простые деревенские щи. А после чай с ватрушками и ва­реньем.
   - Я так соскучился по простой деревенской пище! - сказал Владимир. - В деревенской трапезе есть своя прелесть. Беседы у самовара за чаем с вареньем проникнуты каким-то домашним теп­лом и уютом. Вы не находите?
   - Я с вами согласен! - поддержал Алексис. - Мне, вообще, более по душе деревенская простота, нежели блеск и вычурность света.
   - Что весьма нетипично для человека твоего возраста и происхождения, - заметила Елизавета. - А что касается меня, не скажу, что мне более по душе деревенская простота, но я со­гласна, что беседы у самовара проникнуты теплом и уютом. Осо­бенно со сдобными ватрушками, только что вынутыми из печи.
   Эта обеденная деревенская трапеза получилась именно та­кой, какой обещала быть и какой представлялась в воображении каждого из ее участников: теплой, уютной и простой. Каждый внес в нее частицу своей души, а получил - понимание и сча­стье. Она положила начало добрым, дружественным отношениям этой начинающейся зарождаться семьи.
  
  
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  
   В маленькой церквушке, расположенной в нескольких верстах от имения графа Вольшанского происходил священный обряд венча­ния Елизаветы и Владимира. Обряд был тайным и скромным: без единого намека на роскошь. Его вполне можно было назвать мрач­ным, если бы не светящиеся счастьем лица жениха и невесты. Кроме счастливой пары, священника, адвоката Елизаветы господи­на Корнаева и друга графа Вольшанского Василия Узорова в церк­ви больше никого не было. Однако вскоре после начала церемонии появился еще один человек. Это был Алексис. Он неслышно вошел в церковь и остановился чуть поодаль от своих венчающихся ро­дителей.
   Церемония подходила к завершению. Елизавета и Владимир повернулись лицом друг к другу, чтобы надеть друг другу коль­ца. Взгляд Елизаветы случайно упал на Алексиса. Ее лицо рас­цвело в радостной улыбке при виде сына. От волнения и неожи­данности ее рука вздрогнула в руке жениха, когда он надевал кольцо.
   - Что с вами, любовь моя? - вполголоса спросил он.
   - Он здесь. Он пришел.
   Владимир посмотрел туда, куда был направлен ее взгляд, и увидел Алексиса. Алексис приветственно улыбнулся ему. Владимир ответил ему такой же улыбкой.
   - Я в этом не сомневался! - сказал он Елизавете. - Он не мог омрачить такой день своим отсутствием.
   Наконец, церемония была окончена.
   Алексис подошел к родителям.
   - Как я рада тебя видеть! - сказала ему Елизавета, крепко обнимая его.
   - Мы оба рады! - поправил Владимир.
   - Я уже боялась, что ты не придешь, - призналась Елиза­вета.
   - Как я мог не прийти! - возмутился Алексис. - Правда, я немного опоздал к началу, зато не пропустил самое главное. Я бы мог объяснить причину моего опоздания, но, мне кажется, мо­мент для этого не подходящий, да и место тоже. Надеюсь, вы не в обиде на меня?
   - Не в обиде! - в один голос произнесли Елизавета и Вла­димир.
   - В любом случае, приношу свои извинения! - сказал Алек­сис. - От всей души рад за вас! Преодолев все трудности, вы наконец-то обрели друг друга. Вы заслуживаете счастья!
   Алексис пожал руку Владимиру и тихо произнес:
   - Берегите ее! Сделайте ее счастливой! Она этого заслужи­вает.
   - Обещаю!
   Елизавета оперлась на твердую и уверенную руку своего супруга, и они вышли из церкви, возглавляя небольшую процес­сию. Немногочисленные присутствующие принялись одаривать их поздравлениями и выражать свое восхищение. Узоров подкрепил свои поздравления несколькими дружескими напутствиями, а Кор­наев - вопросами по долгу службы и предостережениями. Он отвел Елизавету от основной группы и серьезным тоном, который никак не соответствовал ее счастливому настроению, произнес:
   - Сударыня, извините, что в такой день досаждаю вам воп­росами. Но как ваш адвокат, защищающий ваши интересы, я должен находиться в курсе ваших намерений.
   - Намерений относительно чего?
   - Как долго вы собираетесь сохранять в тайне ваше повтор­ное замужество?
   - Сейчас я не могу ответить на ваш вопрос, господин Кор­наев. Предоставлю решать это своему супругу.
   - Однако я не советовал бы вам торопиться с оглашением вашего брака, - сказал Корнаев. - Вы должны понимать... Женщи­на, сочетающаяся новым браком, спустя ничтожно малое время по­сле получения развода... Это чревато пересудами и сплетнями.
   - Я это понимаю, - вздохнула Елизавета. - Но что поде­лать!
   - Вы решительная! - с восхищением сказал Корнаев.
   - В данной ситуации меня более беспокоят неприятности с законом, нежели сплетни.
   - Меня, признаться, тоже. Я весьма опасаюсь, как бы ваш новый брак не был признан недействительным. И хотя видимых ос­нований к этому нет, разве что - короткий срок... Однако поми­мо этого...
   Корнаев в нерешительности остановился. Подобная его мане­ра была довольно хорошо знакома Елизавета, и означала она, что ему необходимо поговорить о некой личной и деликатной пробле­ме, что для него весьма неудобно.
   - Говорите же, господин Корнаев! - подбодрила его Елиза­вета. - Ни о чем не беспокойтесь.
   - Это касается вашего сына.
   - Говорите.
   - Насколько мне известно, сударыня, граф Вольшанский со­бирается признать его и дать ему свое имя.
   - Это так.
   - Весьма опасаюсь, как бы ваш бывший супруг - князь Воро­жеев не воспользовался этим фактом и не обвинил вас в сговоре. Более того, он может выставить себя жертвой вашего обмана.
   - И это несмотря на то, что он обвинен в двоеженстве и мошенничестве? - возмутилась Елизавета.
   - Однако он может заявить встречное обвинение, в том что вы, простите, сударыня, были далеко не образцовой женой. И на сем основании синод может пересмотреть свое решение о разводе.
   - Что значит - пересмотреть? - почти в ужасе переспросила она. - Уж не хотите ли вы сказать, что я могу вернуться к это­му ненавистному браку, от которого я с таким трудом избави­лась?
   - Это маловероятно, - убедил ее Корнаев. - Однако в формулировке может быть изменено основание развода, а соответ­ственно, и последствия. Это может негативно сказаться не толь­ко на вашей репутации, но и на вашем настоящем браке.
   - О нет! - мучительно вздохнула Елизавета. - Ничего боль­ше не говорите об этом!
   - Однако, возможно, это всего лишь мои опасения, - успо­коил ее Корнаев. - И никому в голову не придет ничего подобно­го сделать. Однако я должен был вас в них посвятить.
   - Да, конечно.
   - Простите меня, сударыня, что я омрачил столь радостное событие, - виновато сказал Корнаев. - Но я ваш адвокат. Я дол­жен был.
   - Не извиняйтесь, господин Корнаев! Вы правильно сделали.
   - А теперь, позвольте мне откланяться, сударыня.
   - Благодарю вас, что вы присутствовали на этой церемонии.
   - Всегда к вашим услугам, сударыня! И ежели понадобится моя помощь, вы можете во всем на меня рассчитывать.
   Елизавета проводила его встревоженным взглядом. Затем ее взгляд переметнулся в сторону мужа. При виде этого дорогого образа с полюбившимися чертами лица ее тревога мгновенно рас­сеялась.
   "Мой муж, - с гордостью и блаженством подумала она. - И он любит меня. А я люблю его. Люблю так, как никого никогда не смогла бы полюбить, потому что никто не сможет сравниться с ним. И я его жена! Из всех женщин мира она выбрал именно ме­ня! А все остальное: основание развода, моя репутация... Как все это ничтожно и мелочно, по сравнению с тем, что мы сегодня стали мужем и женой!"
   - Нет! Столь радостное событие ничто не в силах омрачить, - тихо произнесла она.
   От внимания ее супруга не укрылось, что ее взгляд, излу­чающий любовь и восхищение, обращен на него. Нежной и счастли­вой улыбкой он вознаградил ее за этот взгляд, затем подошел к ней, обнял ее за талию и произнес:
   - Мы можем ехать.
   - Поезжайте, - с улыбкой произнес Алексис, вслед за ним подошедший к Елизавете. - А мне нужно возвращаться в Шалуев­ское имение. - Он повернулся к Узорову и предложил: - Не ока­жете ли мне честь, сударь, остановиться в нашем имении?
   - С превеликим удовольствием, - ответил тот.
   - В таком случае, можете располагать местом в моей коля­ске.
   - Благодарю вас.
   - Всего вам самого наилучшего! - пожелал Алексис своим родителям.
   - Всех благ вам! - произнес Узоров. - Мое почтение, кня­гиня... О, простите! Мое почтение, графиня.
   Через несколько минут от церковного дворика отъехали два экипажа. Один направился в Шалуевское имение, другой - в родо­вое имение графа Вольшанского.
   Карета графа и графини Вольшанских остановилась у высоких ворот. Лакеи графа Вольшанского немедленно поспешили открыть ворота господам. Карета въехала во владения и по выложенной ажурной каменной плиткой дорожке поехала к усадьбе, располо­женной на небольшом возвышении. У лестницы карета останови­лась. Владимир вышел и подхватил свою супругу на руки прежде, чем ее ноги успели ступить на землю. Он пронес ее на руках че­рез парадный вход и аккуратно поставил на пол перед дверями гостиной.
   - Добро пожаловать в наше гнездышко, графиня! - произнес он.
   - Как-то все это удивительно, - в смятении произнесла она.
   - Что вас удивляет, любовь моя?
   - Я, и вдруг новобрачная, - с каким-то неверием произне­сла она. - Словно молодая девушка перед первой брачной но­чью... Словно нет позади мучительного брака с князем Вороже­евым длиной в двадцать лет, и словно нет позади целой жизни.
   - Быть может, так оно и есть, - сказал ее муж. - Наша жизнь впереди.
   - Да, правда! - согласилась она.
   Она с наслаждением прижалась к его плечу. Подобно бризу ее окутывало необыкновенное тепло, которое может исходить то­лько от любимого и дорогого человека. Какое же это счастье - чувствовать своей рукой его твердую и уверенную руку; видеть, как его нежный взгляд подобно лучу солнца скользит по твоему лицу и проникает в твои глаза; и осознавать, что этот человек часть тебя самой!
   Его сладостные поцелуи погрузили ее в состояние блаженной прострации. Она почувствовала, как ее тело оторвалось от пола и, поддерживаемое сильными мужскими руками, воспарило в про­странстве.
   Он принес ее в роскошную спальню, состоящую из двух отде­лений. Спальня была оформлена в теплых светло-розовых тонах и обставлена со вкусом и изяществом. В первом отделении для но­вобрачных был приготовлен столик с вином и угощениями. Во вто­ром - их ожидала просторная и удобная постель.
   Владимир бережно, словно драгоценную жемчужину, усадил Елизавету на постель. Он снял свой фрак и узкий, туго накрахма­ленный галстук, расстегнул крахмальный воротник. Елизавета неж­но провела рукой по его крахмальной сорочке. Она положила го­лову ему на плечо. Он принялся разбираться с потайными застеж­ками, завязками женского платья. Она пришла ему на помощь. Она ловко расстегнула все застежки и сняла верхнее и нижнее платье. Затем она отвязала крепящиеся на талии нижние юбки с криноли­ном и осталась в очаровательном dessous, украшенном оборками и вышивкой.
   Владимир нежно погладил ее по плечу и заметил, что она дрожит.
   - Ты вся дрожишь! - обеспокоенно произнес он.
   - Все это пустяки, - смутилась она. - Я просто немного волнуюсь. Мне не слишком привычны подобные ощущения. Я испыты­вала их лишь единственный раз в своей жизни.
   - Кажется, я знаю, когда, - улыбнулся он.
   - А я теперь знаю, кто подарил мне их. Знаю, кто разжег во мне тот огонь, о существовании которого я даже не подозре­вала; кто был так нежен и внимателен со мной; и в чьих объяти­ях мне было так уютно и сладко. И подобные ощущения готовы по­вториться! Только на этот раз они обещают быть более яркими и более восхитительными. Ну как тут не испытывать волнение!
   - В самом деле, - согласился Владимир.
   Его взгляд, полный обожания и умиления, скользнул по ее лицу.
   - Подожди минутку! - интригующим голосом произнес он.
   Он удалился в смежное отделение покоев, а через минуту вернулся с двумя бокалами вина.
   - Попробуй! - предложил он. - Это уменьшит твое волнение.
   Елизавета взяла бокал и сделала глоток.
   - Какое приятное! - сказала она, делая второй глоток. - А еще мне бы хотелось съесть что-нибудь из тех угощений, которые находятся за этой перегородкой. Я так голодна!
   - Ну... конечно, - смутился он.
   Она резво подбежала к столику и принялась с аппетитом на­легать на угощения.
   - О, Боже! Какой же я невнимательный! - с негодованием и огорчением произнес он. - Возможно, я тоже немного волнуюсь.
   Это случайно вырвавшееся признание в своем волнении не­обычайно тронуло Елизавету. Она подошла к нему и обняла его. Ее губы слегка коснулись его уха.
   - Я люблю тебя, - нежно прошептала она.
   - И я люблю тебя, - в такт ее словам прошептал он.
   Их губы потянулись друг к другу и соединились в восхити­тельном, завораживающем поцелуе. Ее тело подчинилось его объ­ятиям, как мягкая глина подчиняется волшебным рукам гончара. Просторное и уютное ложе приняло их под своим покровом. Его нежные руки принялись освобождать ее от батистового dessous. Она почувствовала упоительную сладость, когда ее обнаженное тело прикоснулось к его обнаженному телу. Чарующий поток нежных, сладостных, восторженных и страстных чувств охватил ее изнут­ри. Его поцелуи и прикосновения разжигали в ней божественный огонь, превращая ее в неземное существо, а она, сама того не осознавая, преподносила этот огонь ему, открывая в нем велико­го избранного. Они окунулись в волшебный мир любви - мир поце­луев и блаженного восторга. Сжимая в экстатическом порыве об­наженные тела друг друга, они шептали друг другу сладкие слова любви и нежности. Они словно растворялись друг в друге, теряя границы каждого в отдельности и объединяя эти границы в единое целое. Они уже не различали собственное "я" от "я" другого. Их дыхания, биения их сердец и движения их тел, слитые воедино, полностью принадлежали каждому, но по отдельности не принадле­жали никому.
   Стихия любовного слияния подошла к своему лаконичному, расслабляющему завершению, а они продолжали держать друг друга в объятиях, словно боялись выпустить тот волшебный мир, в ко­торый только что окунулись. Ее голова умиротворенно покоилась на его плече. Его губы слегка касались ее виска, свободной ру­кой он перебирал ее длинные волосы, разбросанные на его груди, другая же его рука была соединена с ее рукой в надежный узел. Их лица сияли счастьем.
   - Никогда не думала, что я способна так любить, - призна­лась Елизавета, - отдаваться любви всем своим существом. Я всегда была сдержанна, стыдлива и в какой-то мере холодна. А теперь... Во мне все так изменилось, что мне кажется, словно это не я.
   - Это одна из величайших тайн любви, - произнес Владимир, нежно проведя рукой по ее плечу. - В объятиях того, кого лю­бишь и страстно желаешь, все происходит совершенно по иному. Когда любишь, мир становится иным: ты по иному смотришь на ве­щи, по иному мыслишь, по иному поступаешь.
   - Я люблю тебя! И я так счастлива! - блаженно потянув­шись, произнесла она.
   - Ты не представляешь, как счастлив я.
   Она улыбнулась. Но неожиданно ее лицо вдруг погрустнело.
   - Что с тобой, любовь моя? - обеспокоенно спросил он.
   - Я подумала о нем. Он меня ненавидит и жаждет мести. И однажды он вернется.
   И хотя она не назвала имени, но Владимир понял, что она говорит о своем бывшем муже. Воспоминание об этом человеке, который чуть было не убил обожаемую им женщину, черной, злове­щей тучей накатилось на него. У него больно защемило внутри, когда он представил, что все это может вернуться.
   - Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя, - заверил он жену. - Этот человек - зло. И все же он не достаточно могу­щественен, чтобы разрушить наше счастье. Для этого одного лишь зла недостаточно.
   От его убедительных и ласковых слов ее тревоги рассе­ялись. Она крепко прижалась к его телу и уснула безмятежным сном.
  
  
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  
   Княгиня Элеонора Львовна почувствовала что-то неладное, когда до нее дошли сведения, что ее дочь Елизавета оставила свой столичный дом и уехала в деревню.
   "Что ей понадобилось в деревне в такую пору? - размышляла Элеонора Львовна. - Только что выпал снег. Каких-либо важных дел не предвидится до весны. В деревне сейчас смертная скука. Что Алексис в деревне - это еще куда ни шло! Он частенько туда наведывается. Но Елизавета?"
   А между тем завершалась вторая неделя отсутствия Елизаве­ты. Через свои особые источники осведомления Элеонора Львовна узнала, что граф Владимир Вольшанский также оставил свой сто­личный дом и уехал в загородное имение, причем приблизительно в одно и то же время с ее дочерью.
   "Она с ним! - сразу же догадалась Элеонора Львовна. - Ко­нечно же, она с ним! Какое легкомыслие! Ей мало того скандала, что разразился вокруг нашей семьи и не утихает по сей день! Она еще провоцирует новый. Едва развелась с мужем, уже уехала куда-то с любовником. Если об этом станет известно в обществе, я не представляю, что станет с ее репутацией и без того уже запятнанной преступлениями мужа".
   Не так давно Елизавета откровенно призналась матери, что они с графом Вольшанским любят друг друга и собираются поже­ниться, как только с ее браком с князем Ворожеевым будет покон­чено. Элеонора Львовна не имела особых возражений против же­нитьбы ее дочери и графа Вольшанского. И хотя она не была лич­но знакома с избранником своей дочери, но уже успела собрать о нем необходимые ей сведения. Через свои особые каналы ей стало известно, что у графа имелось богатое состояние, он принадле­жал благородному семейству и пользовался уважением в обществе. По всем параметрам он подходил в супруги ее дочери. Однако княгиня Элеонора Львовна настоятельно советовала Елизавете по­дождать с замужеством хотя бы год, пока не улягутся страсти вокруг их семьи. А самой тем временем вести тихий и замкнутый образ жизни, как и подобает разочарованной женщине, супруг ко­торой оказался низким обманщиком и преступником. Но, видимо, Елизавете совет матери пришелся не по душе.
   "Я не могу это так оставить! - сказала себе Элеонора Львовна. - Нельзя давать повод для нового скандала! Но где же они могут быть? Нужно узнать, где находится загородное имение графа Вольшанского".
   Узнать местонахождение имения графа Вольшанского не пред­ставляло особой сложности для княгини Шалуевой. Владимир был весьма популярен светских кругах, и о том, где было расположе­но его имение, знали многие. К тому же, он никогда не делал из этого тайны. Элеоноре Львовне достаточно было всего лишь нане­сти пару светских визитов и за посиделками выведать интересу­ющие ее сведения. И как только Элеонора Львовна получила эти сведения, она незамедлительно отправилась в имение графа Воль­шанского.
   После пятичасового путешествия по трудной, заснеженной дороге коляска княгини Шалуевой подъехала к воротам имения графа Вольшанского. Элеонора Львовна оценивающим взглядом ог­лядела особняк. Здоровый, неповоротливый парень открыл ворота и с любопытством уставился на прибывшую незнакомую, но по виду знатную барыню.
   - Поговори с ним! - приказала княгиня Элеонора Львовна своему кучеру. - Скажи, что у меня важное дело к его господи­ну - графу Вольшанскому.
   Кучер слез с козел и подошел к парню. Как ему велела кня­гиня, он осведомился о графе Вольшанском и сказал, что у его госпожи важное дело к графу. Искоса взглянув на даму в коля­ске, парень громко произнес:
   - Его сиятельства графа Вольшанского в настоящий момент нет в имении. Но коли вам будет угодно, я доложу о вас графи­не.
   - Графине? - удивилась Элеонора Львовна, которая прекра­сно слышала слова парня.
   Кучер Элеоноры Львовны вопрошающим взглядом взглянул на нее.
   - Доложи! - громко сказала она парню. - Е желает видеть Княгиня Шалуева.
   Через несколько минут Елизавета сама вышла навстречу ма­тери. Лицо Елизаветы светилось счастьем. И это сразу же броси­лось в глаза Элеоноры Львовны. Она не могла припомнить, когда видела дочь такой. Елизавета вся была словно наполнена сча­стьем. Счастье было в ее улыбке, в ее светящихся серо-синих глазах, в ее летающей походке и легких движениях.
   - Маменька! - радостно и немного удивленно воскликнула Елизавета. - Вы здесь? Как вы?.. Впрочем, я очень рада вас ви­деть! Пожалуйте в имение! Я распоряжусь, чтобы позаботились о вашем кучере и напоили лошадей.
   Княгиня Элеонора Львовна проследовала за дочерью. Елиза­вета провела ее в роскошную комнату для приема гостей.
   - Не желаете ли отобедать? Я прикажу подать обед, - пред­ложила Елизавета.
   - Для обеда слишком позднее время, - заметила княгиня Ша­луева. - К тому же я не голодна.
   - В таком случае, я прикажу поставить самовар.
   Елизавета вышла на несколько минут, чтобы дать распоряже­ния прислуге. После чего вернулась и села в кресло напротив матери.
   - Может быть, объяснишь мне, что все это значит? - спро­сила Элеонора Львовна.
   - Что именно, маменька?
   - Твое нахождение в этом доме и, в частности, фраза: "Я доложу о вас графине".
   - Я вышла замуж за графа, - просто объяснила Елизавета. - И теперь я графиня Вольшанская.
   - О, какое безумие! - тяжело вздохнула Элеонора Львовна. - И где только свершилось подобное святотатство? Кто отважился обвенчать женщину, еще недавно бывшую замужем за другим? Ну зачем потребовалось так спешно венчаться? Неужто нельзя было подождать какой-то несчастный год?
   - Нельзя, - с очаровательной улыбкой ответила Елизавета.
   - Тебе счастливо, беззаботно, - с упреком сказала мать. - А я, как обычно, должна что-то придумывать, чтобы не пострада­ла твоя репутация.
   - Маменька, прошу вас, не сердитесь на меня! - мягким то­ном голоса произнесла дочь. - Я так счастлива!
   И, действительно, несмотря на упреки и недовольство мате­ри, глаза дочери по-прежнему сияли, и улыбка не сходила с ее лица. Казалось, даже самые резкие замечания не в состоянии бы­ли омрачить ее счастье. Элеонора Львовна окинула дочь изуча­ющим взглядом. И невольно на строгом, серьезном лице матери промелькнула радостная улыбка.
   - Стало быть, счастлива? - переспросила Элеонора Львовна.
   - Очень счастлива, маменька!
   - Ну что ж! Это хорошо! Ты заслуживаешь счастья, после всего того, что тебе пришлось испытать. Я рада за тебя, Елиза­вета!
   Видя, что ее мать смягчилась, Елизавета хотела было об­нять ее и поблагодарить, но внезапно остановилась. Ей захоте­лось, чтобы мать сделала это сама.
   - Маменька, вы не хотите обнять свою дочь? - ласковым го­лосом спросила Елизавета.
   Не говоря ни слова, Элеонора Львовна подошла к ней и за­ключила ее в объятия. Это было так прекрасно! Она пыталась припомнить, когда в последний раз так обнимала дочь, но не могла. От подобного проявления нежности строгая княгиня Шалу­ева едва не прослезилась. Но ей удалось себя сдержать. Она от­странилась от дочери, глубоко вздохнула и кашлянула.
   - Маменька, я хотела бы выразить вам большую благодар­ность, - произнесла Елизавета. - Ведь это вам я обязана своим счастьем. Если бы вы не сделали заявление в полицию и не обви­нили бы моего бывшего мужа в двоеженстве, мне не удалось бы развестись. И сейчас я по прежнему оставалась бы его женой.
   - Если бы он не повторил попытку с отравлением или не за­думал бы чего-нибудь похуже, - вставила Элеонора Львовна. - И тогда ты вряд ли оставалась бы его женой.
   - Вы совершили отважный поступок! Я представляю, чего вам это стоило! Вы, всегда так дорожившая честью семьи, сами обви­нили своего зятя в бесчестье. Мне как никому другому известно, что значит для вас понятие "скандал в обществе". В все же вы пошли на него.
   - Это лучше, чем потерять свою единственную дочь, - ска­зала Элеонора Львовна. - Я боялась за тебя. Быть может, я не была для тебя хорошей матерью: нежной и понимающей, но ты мне очень дорога. Ты и Алексис.
   Елизавета взяла в свои ладони худые, но жилистые руки ма­тери и нежно сжала их. Ей впервые открылось, что за видимой строгостью, холодностью и даже некоторой сухостью ее матери может скрываться такая теплая и нежная любовь.
   - О, маменька! - с приятным волнением произнесла Елизаве­та.
   - А знаешь что? - резко произнесла Элеонора Львовна, что­бы при помощи этой резкости прогнать нахлынувшую на нее сенти­ментальность. - Я, пожалуй, останусь до прихода твоего супру­га! Мне не терпится с ним познакомиться.
   - Я очень этому рада! Но пока его нет, я хотела бы пред­ложить вам горячего чая. Самовар и сдобный пирог уже давно до­жидаются вас. А затем, если вы пожелаете, я покажу вам дом.
   - С удовольствием.
   Владимир появился вечером. Увидев рядом со своей супругой незнакомую даму, он почтительно ей поклонился.
   - Маменька, позвольте вам представить моего супруга графа Владимира Елисеевича Вольшанского, - произнесла Елизавета. - Княгиня Элеонора Львовна Шалуева - моя маменька.
   Элеонора Львовна окинула графа надменно-оценивающим взглядом и вежливо наклонила голову.
   - Весьма рад знакомству с вами, княгиня, - произнес он, почтительно поцеловав ее руку.
   - Вот, стало быть, что представляет из себя человек, за­ставивший мою дочь потерять голову, - произнесла Элеонора Львовна, - и пойти на это безумие.
   - Под "безумием" вы, очевидно, понимаете наш священный союз? - предположил Владимир.
   - Под "безумием" я понимаю безумие, - возразила она. - Безумие - едва получив развод, вступать в новый брак.
   - Маменька, прошу вас, - взмолилась Елизавета.
   - А что касается вашего священного союза и непосредствен­но вас, граф, - продолжала княгиня Шалуева, - то я рада, что моя дочь сделала достойный выбор.
   - Весьма польщен, - улыбнулся Владимир.
   - Разумеется, в своем выборе она руководствовалась не те­ми мотивами, которыми следовало бы руководствоваться даме ее круга и происхождения, - прибавила княгиня Шалуева. - Для нее желание быть счастливой и духовные чувства всегда были важнее положения в обществе, титула и состояния. А вот для меня - на­оборот. Для меня важно то, что неотъемлемо принадлежит мне, что я могу реально увидеть и ощутить. Что такое счастье? Дуно­вение ветерка. Подул этот ветерок в мою сторону, и я счастли­ва; подул в другую, и нет моего счастья. Но это мое личное суждение. Вам не следует особенно к нему прислушиваться. Итак, Владимир Елисеевич, должна вам сказать, я рада, что избранник моей дочери сочетает в себе все качества и достоинства, кото­рые важны, как для нее, так и для меня.
   - Мне очень приятен столь высокий отзыв обо мне, - побла­годарил он.
   - А теперь, - сказала Элеонора Львовна, - поскольку наше первое знакомство удачно состоялось, я хотела бы с вами серь­езно поговорить.
   - Может быть, нам лучше отложить серьезный разговор? - предложила Елизавета.
   - Серьезный разговор лучше не откладывать никогда, - воз­разила Элеонора Львовна. - Иначе может быть слишком поздно.
   - В таком случае, давайте поговорим серьезно после ужина? - настаивала Елизавета. - А пока позволим себе немного рассла­биться и насладиться просто общением друг с другом.
   - Общением насладимся в другой раз, - заявила Элеонора Львовна. - И на ужин я, пожалуй, тоже не останусь. Мне нужно уехать.
   - Как, маменька, разве вы не останетесь у нас? - удиви­лась Елизавета. - Вы проделали такой дальний путь и такой же вам еще предстоит проделать! Прошу вас, останьтесь у нас хотя бы до завтра. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату. Не гнушайтесь нашим гостеприимством!
   - Вы не можете вот так уехать, княгиня! - поддержал суп­ругу Владимир.
   - Прошу меня простить и понять, - извинилась Элеонора Львовна. - Я никоим образом не хотела вас обидеть. Просто в мои планы изначально не входило оставаться в вашем имении, а лишь нанести краткий визит. Далее я предполагала заехать в Ша­луевское имение, чтобы навестить внука, а заодно и узнать, как там обстоят дела. Я не была там уже бог весть сколько времени. Шалуевское имение находится здесь неподалеку. Если бы мне было хоть что-то ведомо о таком повороте событий, я составила бы свои планы иначе. Но коли уж я решила обойтись кратким визитом здесь и остаться на пару дней там, то я не переменю своего ре­шения. Я дама очень пунктуальная. И моя дочь это хорошо знает. Впрочем, еще в самом начале моего визита я предупредила ее, что останусь лишь до вашего прихода, Владимир Елисеевич.
   - Что ж, коли вы так решили, мы не будем настаивать, - сказала Елизавета.
   - А теперь, к делу, - властно произнесла Элеонора Львов­на. - Хотелось бы побыстрее все обсудить, чтобы мне не так по­здно пришлось ехать в имение.
   Все участники расселись за большим гостиным столом. Ели­завета и Владимир обратили покорные взгляды на княгиню Шалу­еву.
   - Итак, что вы намерены делать дальше? - спросила она.
   Елизавета и Владимир переглянулись. Казалось, чего еще требовалось от них делать дальше, когда самое главное они уже сделали: они поженились, они вместе и они счастливы? Разве что оставаться счастливыми на долгие годы.
   - Вы же не собираетесь вечно скрывать от всех ваш тайный брак? - конкретизировала свой вопрос Элеонора Львовна. - Ког­да-нибудь о нем все равно станет известно.
   - Вы правы, - согласился Владимир. - Мы не собираемся скрывать от всех наш брак. В следующем месяце мы хотим устро­ить грандиозное торжество, на котором во всеуслышание объявим о том, что мы поженились.
   - Устроить торжество?
   - Торжество состоится в моем, то есть теперь уже в нашем Петербургском доме, - пояснил Владимир. - Там соберется весь свет общества. И там я представлю графиню Елизавету Вольшан­скую - мою супругу.
   - Это очень смело и очень рискованно, - с сомнением про­изнесла Элеонора Львовна. - Это может повлечь за собой весьма неприятные последствия.
   - Какие же?
   - Я, как мать, беспокоюсь за свою дочь. Ее репутация и без того довольно пострадала в связи со всеми недавними собы­тиями. А теперь еще ваш тайный брак. Он роняет ее честь в гла­зах общества. И вы не должны об этом забывать, Владимир Елисе­евич.
   - Тогда и вы не должны забывать, княгиня, что теперь ваша дочь носит мою фамилию, - сказал Владимир. - Она графиня Воль­шанская. Следовательно, ее честь - это моя честь. Если кто-то проявит неуважение к моей супруге, следовательно, он проявит неуважение ко мне. А уж я сумею постоять за свою честь и защи­тить свою супругу.
   - Ну что, маменька, у вас имеются еще какие-либо возраже­ния на столь убедительные доводы моего супруга? - с обычно не свойственным ей озорством спросила Елизавета.
   - Может быть, стоит немного повременить с этим торжеством или сделать его не столь пышным? - предложила Элеонора Львов­на. - Меньше шума - меньше неприятностей.
   - Над этим следует подумать, - сказал Владимир. - Но все же я считаю, временить не стоит. Лучше скорее объявить во все­услышание о нашем браке, иначе невесть откуда может просочи­ться подобная информация и расползутся ненужные слухи.
   - Ну, что скажете, маменька?
   - Пожалуй, вы правы, - вынуждена была признать Элеонора Львовна. - Поступайте так, как считаете нужным. А что касается торжества, я хотела бы оказать вам некое содействие в его ор­ганизации. Мои советы, знания и знакомства вам необходимы.
   - Если они окажутся полезными, то мы обязательно ими вос­пользуемся, - заверила Елизавета.
   - А теперь, поскольку мы обсудили наиболее важные момен­ты, - подытожила Элеонора Львовна, - я вас покидаю.
   Все участники разговора поднялись из-за стола и вышли в вестибюль, чтобы проводить дорогую гостью. Элеонора Львовна распрощалась с дочерью и зятем, дала им последние наставления и пожелания.
   - Передавайте Алексису наши самые горячие приветствия, - сказала Елизавета.
   - Обязательно передам, - заверила мать.
   Перед тем, как окончательно покинуть имение графа Воль­шанского и ее дочери, Элеонора Львовна посмотрела на счастли­вую супружескую чету долгим, одобрительно-оценивающим взглядом и произнесла:
   - Приятно еще раз убедиться, что моя дочь сделала прави­льный выбор.
  
  
  
   Добрый день, моя дражайшая супруга (фр.)
   Как это бесчестно и коварно! (фр.)
   Дессу (фр.) - название всего, что относится к дамскому нижнему белью.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"