Ее испуганно-вопрошающий взгляд, обращенный к нему, дополнил ее слова. В этом взгляде доктор прочел: "Он так страдает! Сделайте что-нибудь, чтобы остановить эту невыносимую истерию! Кроме вас некому!" Подобный призыв о помощи читался не только в ее взгляде, но и в каждом восклицании, жесте, всхлипывании молодого человека. Во всяком случае доктору не потребовалось каких-то дополнительных объяснений, чтобы понять, что от него требуется.
Ни сказав ни слова, доктор подошел к Алексису и резким движением ударил его по щеке. Алексис упал на находящееся сбоку от него кресло. Его истерия прекратилась, однако он все еще продолжал тяжело и прерывисто дышать. Встретившись лицом к лицу с доктором, он поморщился, то ли от того, что ему пришлось не по душе подобное обращение, то ли от того, что испытывал стыд и неудобство перед посторонним человеком за свое неконтролируемое поведение.
- Ну вот и все! - произнес доктор.
Он открыл свой саквояж и достал из него маленький пузырек с какой-то жидкостью. Затем он взял со столика Елизаветы графин с чистой водой и стакан. Наполнив стакан на три четверти водой из графина и капнув в него несколько капель жидкости из пузырька, доктор протянул это питье Алексису.
- Примите! - произнес доктор. - Это вас успокоит.
- Спокойствие мне сейчас нужно меньше всего, - возразил Алексис.
- А я думаю, что как раз - наоборот. И ваша матушка, думаю, со мной согласна.
- Да, милый, - подтвердила Елизавета. - Послушай доктора.
Алексис с безразличным видом взял стакан и залпом выпил его содержимое.
- Напрасно вы считаете, будто мне это поможет, - с нервной усмешкой произнес Алексис. - Нет такого лекарства, которое бы могло избавить меня от этой боли. Эта боль крепко сидит в моей душе. Она повсюду! Она в моем сознании, в моем сердце! И изгнать ее вряд ли кому-то под силу! Для этого нужно отнять у меня мою способность чувствовать, мыслить и запоминать. И тогда, возможно, не будет этой боли!
- Чувства, мысли, душевная боль, - с расстановкой произнес доктор. - Именно это отличает человека от животного. И чем выше духовная сущность человека, тем сильнее его боль.
- Как это чудовищно! - воскликнул Алексис. - Легко живется тем, у кого бесчувственное сердце, у кого нет ни совести, ни чести. Таким, как...
Он не назвал князя Ворожеева, но от этого ему стало еще больнее. Доктор склонился над ним и вполголоса, так чтобы его слов не слышала Елизавета, произнес:
- Я вас понимаю, сударь. Вам сейчас нелегко. Вчера вы едва не потеряли вашу матушку. Сегодня стало достоверно известно, что причина этого - яд. И все же постарайтесь взять себя в руки и успокоиться.
На его слова Алексис ответил недоверчивой гримасой, по которой можно было прочесть: "Сомневаюсь, что вы меня понимаете, доктор".
- Думаю, для вас неплохо было бы выпить чаю с травами, - порекомендовал доктор, - закутаться в теплый плед и отлежаться.
Елизавета взяла со столика колокольчик и дрожащей, слабой рукой позвонила два раза. В сию же минуту в покои вбежала стоящая на страже Анфиса. Она уже давно слышала шум, крики, доносящиеся из покоев ее госпожи, но войти без сигнала колокольчика не смела.
- Милая девушка, - обратился доктор к Анфисе. - Позаботьтесь о вашем молодом барине. Ему необходим покой. Приготовьте ему успокаивающий чай, уложите его в постель и посидите с ним немного, пока он не уснет.
Его слова оскорбили Алексиса. Он резко поднялся с кресла и с достоинством произнес:
- Я не нуждаюсь в няньках! И не желаю, чтобы со мной обращались, как с душевнобольным!
- Но, сударь!
- Я найду в себе силы, чтобы справиться со своей болью! Приношу вам свои извинения, доктор, за то, что вам пришлось стать свидетелем моего срыва. И благодарю вас за проявленную заботу обо мне. Оставайтесь с матушкой. Ей в данный момент ваша забота и ваша помощь более необходимы.
Он поклонился и твердым шагом вышел из покоев Елизаветы. Анфиса в нерешительности смотрела то на него, то на доктора, то на свою госпожу, как бы спрашивая: что ей делать?
- Присмотрите за ним! - сказал ей доктор.
Анфиса кивнула головой и вышла вслед за Алексисом.
Доктор Мохин взял стул, приставил его к кровати Елизаветы и присел на него.
- Ну-с, сударыня, - произнес он. - Теперь приступим к осмотру. Как вы себя чувствуете?
- Я никогда не видела его таким, - не отвечая на его вопрос, обеспокоенно произнесла Елизавета.
- Не беспокойтесь за своего сына. Он не болен, - могу вас заверить. Это следствие потрясения, нервы. Он очень страдает, - это верно! Но его состояние в целом не внушает мне особых опасений. Чего я не могу сказать о вас. Ваш сын верно заметил: в настоящий момент моя помощь более необходима вам, нежели ему. Итак, сударыня, как вы себя чувствуете?
- Не очень хорошо, - ответила Елизавета. - Ужасная слабость. Мое сознание словно плывет куда-то. И меня всю мутит.
- А боль? Боль в области живота есть?
- Есть. Но особо она меня не беспокоит. Общая слабость организма и дурнота чувствуются наиболее остро.
- Все точно-с.
- Доктор, что это был за яд? - напрямик спросила Елизавета.
- Откуда вам?.. - пробормотал он, несколько растерявшись от ее неожиданного вопроса. - Впрочем, думаю, вам нужно это знать. Это был мышьяк.
- И я могла умереть?
- Вполне.
- А как вы узнали, что это было отравление, а не какая-нибудь болезнь?
- Я врач, - просто объяснил доктор Мохин. - И мне приходилось иметь дело с отравлениями. Правда, то были все больше случайные отравления: пищевыми продуктами, лекарствами, сомнительными плодами. С ядами и преступлениями я сталкивался лишь несколько раз. Но эти несколько раз оставили немало впечатлений.
- Примите мою огромную благодарность. Если бы не вы?..
- Благодарите не меня, а тех, кто вовремя забил тревогу. И особенно благодарите своего ангела-хранителя.
- Ангела-хранителя?
- Я имею в виду графа Вольшанского, - объяснил доктор Мохин. - У него оказались обширные познания в области токсикологии. И сии познания пришлись весьма полезны.
- Стало быть, графа Вольшанского? - приятно удивилась Елизавета.
- А я лишь выполнял свой долг. А теперь, позвольте мне выполнить его до конца. Дайте мне вашу руку. Я возьму у вас немного крови.
Больная подала ему свою ослабленную руку. Пока доктор совершал процедуру взятия крови, Елизавета расспрашивала его о своем здоровье.
- Как скоро пойдет мое выздоровление? - поинтересовалась она.
- Все зависит оттого, насколько сильный у вас организм, чтобы противостоять яду, а также насколько хорошо вы будете следовать моим предписаниям.
- Я сделаю все, как вы скажете. Мне необходимо выздороветь как можно скорее!
- А вы шустры, сударыня! - улыбнулся доктор. - Впрочем, это очень даже хорошо. Больной должен стремиться к выздоровлению. В этом случае его выздоровление происходит быстрее. Ну-с, вот и все!
Он туго перебинтовал то место на руке, откуда брал кровь, затем осторожно опустил руку на подушку.
- Что мне следует делать? - спросила Елизавета.
- Ваш организм нуждается в восстановлении. Но поскольку больной организм, а тем более после отравления, плохо способен принимать пищу, то рекомендую вам сон и отдых. Как можно больше времени уделяйте сну. Выходите на свежий воздух, только не с целью совершения поездок, а исключительно для отдыха, и в пределах ваших владений. Старайтесь не переутомлять себя. Пейте больше жидкостей. По возможности - натуральные соки.
- Сделаю все в точности. А эти ужасные пятна на теле? Как быть с ними?
- Не беспокойтесь. С ними вы не останетесь, - заверил он. - Они постепенно пройдут. Я напишу вам состав мази. Пусть ваша девушка закажет ее в аптеке. И смазывайте этой мазью те участки кожи, которые имеют пятна, сыпь. Думаю, раза два в день - достаточно.
- Хорошо, доктор.
- Ну-с, сударыня, - заключил он, - поскольку сказал я все, что касаемо вашего выздоровления, то позвольте мне покинуть вас. Все от меня зависящее я уже сделал, остальное - в раках Божьих. А вам советую прямо сейчас приступить к выполнению моих предписаний - немного поспать.
- Хорошо.
- И не беспокойтесь за вашего сына. У всех нас или у многих бывают нервные срывы. Конечно, сие очень неприятно. Но не катастрофично!
- Благодарю вас за все, доктор.
- Скорейшего вам выздоровления, - пожелал он.
Елизавета последовала предписаниям доктора сразу же после его ухода. Она укуталась в одеяло и закрыла глаза. Сон пришел к ней довольно быстро, вопреки перенесенным волнениям, тревогам и беспокойствам, обрушившимся на нее одним за другими. Видимо, ослабленность организма взяла верх над его возбудимостью.
Елизавета проспала несколько часов беспробудным сном и проснулась только вечером. О наступлении вечера ее известил легкий полумрак в ее покоях. Медленно и лениво она огляделась вокруг. У дверей она заметила стройный силуэт графа Вольшанского, тихими шагами направляющийся к ней.
- Я вас разбудил? - спросил он, заметив, что она не спит. - Простите меня, пожалуйста, Елизавета!
- Вы меня не разбудили, - заверила она.
- Я только хотел взглянуть на вас, воочию убедиться, что вы чувствуете себя лучше, - объяснил он причину своего появления в ее покоях.
- Я чувствую себя лучше.
Его присутствие смущало ее. Елизавета, как и всякая женщина, для которой внешний вид - превыше всего даже в часы тяжелой болезни и страшных испытаний, испытывала неловкость от своих растрепанных волос, выбившихся из ночного чепчика, от своей жуткой бледности, болезненных кругов под глазами и от своей полуодетости, а Владимир, как и всякий мужчина, не понимал этого. Для него не было ничего важнее здоровья любимой им женщины, которая еще вчера была между жизнью и смертью. Он готов был преклонить перед ней колени, словно перед божеством, и воздать ей благодарность за то, что она осталась жива, нисколько не обращая внимания ни на ее растрепанные волосы, ни на бледность, ни на круги под глазами. Тем более, что в полумраке комнаты этих деталей, представляющих для Елизаветы важность, было не очень-то заметно. Но так уж устроены женщины! Когда они находятся во власти болезни, им кажется, что они лишаются своего главного оружия - очарования. Не дай бог влюбленным в них мужчинам увидеть их неприбранными и непривлекательными! Женщины не понимают, что болезнь, как, впрочем, и любая угрожающая жизни опасность, дает им другое, не менее главное оружие - значимость для влюбленных в них мужчин. Ибо нет ничего важнее, чем страх потерять любимого человека.
- Вы не возражаете, если я немного посижу подле вас? - вежливым и почти умоляющим голосом произнес Владимир.
Елизавета не ответила ему. Она не знала, что ему ответить, потому как не могла разобраться, чего на самом деле желает: чтобы он ушел или чтобы он остался. Поначалу ей хотелось, чтобы он ушел, дабы его присутствие не смущало ее. Но его голос, словно приятный, теплый ручеек, проник в ее душу и заставил забыть о нелепом смущении. И тогда ей захотелось, чтобы он остался.
- Простите меня, - произнес Владимир, трактуя ее молчание не в свою пользу. - Я все понял. Хорошо, в другой раз. Я удаляюсь.
Он развернулся, чтобы уйти.
- Подождите! - остановила его Елизавета. - Вы можете остаться. Если, конечно, мой жалкий вид не внушает вам неприязни.
- Как вы можете так говорить! - возмутился Владимир, бросив на нее взгляд, полный упрека, обиды и боли.
Полумрак помешал Елизавете четко увидеть этот взгляд, но не помешал почувствовать его. И подобно тому, как несколько минут назад она испытывала смущение и стыд за свой внешний вид, то же смущение и тот же стыд она испытала за свою внутреннюю сущность.
Владимир улыбнулся, давая понять, что он на нее не сердится. Он подошел к ее постели, придвинул стоящий неподалеку стул и присел на него.
- Вы за меня так беспокоились, - произнесла Елизавета. - Все за меня беспокоятся. А я?.. Я такая малодушная!
Он взял ее руку и стал нежно перебирать ее хрупкие пальчики.
- Вам, действительно, стало лучше? - еще раз спросил он.
- Да, - подтвердила она. - По сравнению с тем, что было утром, мне намного лучше.
В дверях появился Алексис. В руке он держал канделябр со свечами, пламя которых освещало его осунувшееся лицо с взлохмаченными волосами. Его рубашка была наполовину расстегнута, а брюки неопрятно помяты. Но внешний вид его, кажется, не очень заботил.
- А, это вы, граф? - вяло и вымученно произнес Алексис. - Я услышал посторонний голос в покоях матушки. Меня это немного встревожило. Прошу меня извинить, что помешал. Я сейчас уйду.
- Алексис, подожди! - остановила его Елизавета.
- Да, матушка? - откликнулся он.
- С тобой все в порядке? - поинтересовалась она.
- Да, все в порядке.
- Однако по вашему виду этого не скажешь, - заметил Владимир.
Его замечание Алексис встретил с усталым равнодушием.
- Извините, я пойду, - произнес он и тут же исчез.
Владимир вопросительно посмотрел на Елизавету.
- Я очень за него тревожусь, - сказала ему Елизавета. - С ним творится неладное. Может быть, вам известно - отчего он такой? Он сегодня встречался с вами. И после этой встречи вернулся сам не свой. Что такого могло произойти?
- Я затрудняюсь вам ответить, Елизавета.
- Это как-то связано с князем Ворожеевым.
- Могу вас заверить, - сказал Владимир, - в разговоре с вашим сыном мы не упоминали этого имени: ни сегодня, ни когда бы то ни было.
- Владимир Елисеевич, будьте со мной откровенны, - попросила Елизавета. - Вам наверняка все известно о моей так называемой болезни, точнее - в следствие чего она возникла? И не щадите меня, потому что мне тоже все известно.
- Да, мне все известно, - вынужден был признаться он.
- Тогда вам, должно быть, известно, кто пытался меня отравить?
- Девушка, с которой вы пили кофе, - ответил он. - Яд был обнаружен в кофе. Кроме нее никто не мог вам его подложить.
- Я ничего не понимаю, - тяжело вздохнула Елизавета. - Владимир Елисеевич, прошу вас, поговорите с ним! Постарайтесь выяснить, что на него так подействовало. Что такое ужасное могло случиться? Он что-то говорил о князе Ворожееве. Обрушивал на него проклятия.
- Я поговорю с вашим сыном, если вы этого желаете. Только... Вы думаете, он мне доверится?
- Меня он щадит. А вы?.. Быть может, вы найдете с ним общий язык? Быть может, вы - именно тот человек, которому он сможет довериться.
- Не знаю, - с сомнением произнес Владимир. - Но обязательно поговорю.
Владимир, как и обещал Елизавете, едва только распрощался с ней и покинул ее покои, сразу направился к Алексису. Алексис находился в гостиной. Он небрежно раскинулся в кресле, едва придерживая рукой поставленный на подлокотник бокал с непонятным напитком. Владимир подошел к нему и прямо спросил:
- Что с вами происходит, сударь?
- А разве непонятно? Мою матушку пытались отравить.
- Вы заявили об этом в полицию?
Алексис немного помолчал, затем виновато произнес:
- Нет. И не собираюсь этого делать.
Владимир посмотрел на него своим странным взглядом, который словно пытался проникнуть в его душу и понять, что кроется за этими словами.
- И не смотрите на меня так! - воскликнул Алексис. - Да, я не буду заявлять в полицию о том, что мою матушку пытались отравить. И не спрашивайте: почему? Не требуйте от меня каких-либо объяснений. Вы их не получите!
- Я не собираюсь ничего от вас требовать, - заявил Владимир. - И не собираюсь ни о чем вас расспрашивать. Я, кажется, знаю: в чем дело.
- Знаете? Что вы можете знать?
- Или, во всяком случае, догадываюсь, - поправился Владимир. - Если вы захотите со мной поговорить... Не сейчас, а, возможно, по прошествии некоторого времени. Итак, если вы захотите со мной поговорить, то я буду готов вас выслушать. Вы знаете, где сможете меня найти.
На этом его разговор с Алексисом завершился. Владимир вышел из особняка Елизаветы Ворожеевой погруженный в размышления и охваченный подозрениями, но вместе с тем поверженный гневом и разбитый переживаниями.
- Домой! - приказал он своему кучеру.
Дома его более часа дожидался Василий Узоров. Едва Владимир вошел, на него посыпались вопросы и восклицания:
- Вольдемар, где ты пропадал? На тебе лица нет! Что с княгиней? Ну отвечай же!
- Это хорошо! Но почему такой поникший вид? Впрочем, не объясняй! Мне и так все ясно: ты вымотан и обеспокоен. У меня имеются интересующие тебя сведения, относительно Софьи Немяновой.
- Что ты о ней узнал?
- Начну по порядку, - произнес Узоров. - Она - владелица дамской лавки. Ну, там, всякие ленты, рюшки, платки, перчатки и тому подобное. Ее клиентами, а точнее - клиентками, потому как все это интересует, как правило, дам, являются известные и богатые дамы. И в частности, княгиня Ворожеева.
Владимир разочарованно вздохнул, своим вздохом показывая, что это ему уже известно.
- Непосредственно в лавке у Немяновой работают две девушки, - продолжал Узоров. - Еще несколько человек занимаются поставками товаров. Кстати, лавка приносит ей неплохую прибыль. Впрочем, это, пожалуй, для нас неважно. А вот один прелюбопытный факт. Примерно пять или шесть месяцев назад лавка принадлежала тетке Софьи Немяновой. Тетка умерла, а наша дорогая Софья стала единственной и полноправной владелицей. Неплохо для бедной племянницы, которая до этого была на побегушках! Правда, никто не высказывал предположения, что тетка этой девицы умерла от насильственной смерти. Ну, скажем, от яда. Однако в ее смерти есть что-то странное. Мне так показалось! Хотя, вполне возможно, она умерла своей смертью.
- Какое отношение сей факт имеет к Елизавете Ворожеевой?
- Сей факт - никакого, - ответил Узоров. - Но имеется другой, не менее любопытный факт. Одна белошвейка, что работает в лавке, сообщила мне, что у мадмуазель Софи имеется тайный - любовник или не любовник - не знаю, но какой-то мужчина. Имени его она никогда не называла, да и он сам никогда не представлялся. Софья обращалась к нему: "князь". Он заходил в лавку всего лишь несколько раз. Причем, старался быть незамеченным. Белошвейка дала мне его подробное описание. Этакий лысеющий, стареющий, полнеющий господин примерно сорока пяти лет, рост - средний, волосы - светло-русые, глаза - то ли серые, то ли зеленоватые, но, в общем, светлые. Судя по его повадкам, он из благородных. Одевается со вкусом. Ну как? Впрочем, тебе это описание вряд ли о чем-то говорит. Ты никогда не видел супруга Елизаветы Ворожеевой. А он очень соответствует этому описанию. Хотя, вполне возможно, это просто совпадение.
- Ворожеев! - произнес Владимир. - Ну конечно же, это он! Теперь я в этом уверен. У меня имелись догадки на счет его причастности к этому отравлению. Но это были только догадки!
Владимир резко вскочил.
- Я убью его! - голосом, полным ненависти, воскликнул он.
- Но, может быть, это не он, - возразил Узоров. - А даже если он, ты же не хочешь остаток своей жизни провести в Сибири? Я согласен, что он заслуживает смерти. Но не поганить же ради него свою жизнь!
- Я не собираюсь убивать его из-за угла, словно трус! - воскликнул Владимир. - Я вызову его на дуэль!
- И это будет большой ошибкой! Если ты его убьешь, весь свет будет говорить о том, что ты убил мужа, чтобы завладеть его женой. Хорошая же у тебя после этого будет репутация! Подумай, в какое положение ты поставишь бедную княгиню? А ее сына!
- По-твоему, я должен безразлично наблюдать за тем, как это чудовище пытается убить любимую мной женщину! - возмутился Владимир. - Ты не представляешь, Василь, какой ад я пережил за последние сутки! Одна мысль о том, что я могу ее потерять, приводит меня в ужас! Елизавета стала смыслом моей жизни. Она для меня - все. Она - мой свет, мое счастье, мое самое величайшее сокровище! Ни к одной женщине я не испытывал ничего подобного! Если я потеряю ее, я потеряю все. Без нее мне не важен будет ни мой титул, ни мое богатство, ни, вообще, вся моя жизнь. Жизнь, которая с ее появлением приобрела какое-то значение.
- Ты так ее любишь, - с восхищением и в то же время с состраданием произнес Узоров. - Это удивительно и прекрасно, когда человек способен так любить. Но это так больно! Послушай меня, Вольдемар. Сейчас ты не должен принимать каких-либо решений, ради своей любимой. Ты можешь навредить и ей, и себе. Ты сейчас во власти гнева, отчаяния и переживаний. А чтобы что-то предпринимать, нужен ясный ум и холодный рассудок. Прими дельный совет: отправляйся спать. А завтра мы решим, как лучше поступить.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Владимир.
- Можно будет, приставить к Ворожееву людей, которые будут за ним следить и докладывать тебе о каждом его шаге, - предложил Узоров. - А если тебе непременно нужно будет его убить, то я согласен сам вызвать его на дуэль. Повод можно использовать любой. Например, я оскорблю его, затею с ним ссору.
- И ты сделаешь это ради меня?
- Ты же мой друг. И для меня ты тоже делал довольно много. Только сделаю это при одном условии: если ты немедленно поднимешься в свою комнату, отбросишь все свои мрачные мысли и уснешь. За меня не беспокойся: я займу свою обычную комнату, которая уже стала мне почти как собственная.
Владимир благодарно улыбнулся, пожелал другу спокойной ночи, и затем усталыми, тяжелыми шагами направился в свои покои.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Княгиня Элеонора Львовна Шалуева закрылась в своем кабинете и попросила всех домашних ее не беспокоить. Из ее головы не выходили слова Алексиса о том, что она в какой-то мере виновата в случившемся с дочерью. До этого она никогда не испытывала чувства вины перед дочерью, а если, порой, оно мимолетно возникало, то она гнала его от себя. А сегодня это чувство вины повсюду преследовало ее, и прогнать его было не в ее власти. Оно преследовало ее в образе бледной и ослабленной дочери, которая почти чудом осталась жива, и в образе рыдающего внука, которого сломили переживания за жизнь матери и ужасное преступление собственного отца.
Элеонора Львовна была очень проницательной и догадливой. С первых же слов Алексиса она поняла, что произошло. Он каким-то образом узнал, что именно его отец пытался отравить его мать, и узнал это, по всей видимости, из таких источников, которые не оставляли сомнений в их достоверности. Впрочем, она сама изначально подозревала, что все не обошлось без вмешательства ее зятя. Поведение внука лишь подтвердило ее подозрения.
Алексис не ошибся, предполагая, будто двадцать лет назад она знала, что представлял человек, которому она вручала свою дочь. Она, действительно, знала если не все, то довольно многое о молодом князе Ворожееве. Но тогда это "многое" не представляло для нее никакой важности. Важность для нее представляли ее финансовые дела, которые в то время находились в упадническом состоянии и которые она рассчитывала поправить при помощи этого брака. И потом, она полагала, что обаяние и чистота ее дочери смогут переменить Дмитрия Ворожеева.
Элеонора Львовна добралась до сейфа, надежно укрытого от посторонних глаз в глубине книжного шкафа, отперла его и достала из него важные бумаги. Важность этих бумаг заключалась в том, что они содержали некие сведения, способные в одночасье отправить Дмитрия Ворожеева в каторгу. Княгиня Элеонора Львовна собрала эти сведения лет десять - одиннадцать назад, оформила их нужным образом и засвидетельствовала их достоверность у нотариуса. Таким образом, в ее руках появились задокументированные доказательства, изобличающие Дмитрия Ворожеева в преступлении. Эти доказательства были необходимы Элеоноре Львовне, чтобы иметь власть над своим зятем, и в случае каких-либо неугодных деяний с его стороны воспользоваться этой властью. Но она никогда не думала, что однажды они станут единственным средством спасения ее дочери.
О существовании этих бумаг не знал ни сам Ворожеев, ни Елизавета, ни Алексис. И хотя Ворожеев за это время совершал множество таких деяний, которые были неугодны Элеоноре Львовне, но она ни разу не воспользовалась этими бумагами. Она берегла их для крайнего случая.
Элеонора Львовна прижала к сердцу эти бумаги, словно надеялась, что они снимут с него тяжесть.
- Как просто... - размышляла она. - Всего лишь показать эти бумаги полиции, и все будет кончено. Это ничтожество наверняка угодит в тюрьму, а моя дочь... Конечно же, она сразу воспользуется этой ситуацией, чтобы добиться развода. С такими козырями сделать это будет несложно. О, ужас! Какой скандал и какое бесчестье для нашего рода! - Она вздрогнула. - Даже представить страшно. Но если с моей дочерью случится что-нибудь ужасное, а мой внук совершит преступление... Может ли быть что-то хуже этого!
Она провела в своем кабинете за размышлениями почти всю ночь. Под утро на нее накатила дрема. Элеонора Львовна скорчилась над столом, заслонив своим телом бумаги, словно птица своих птенцов.
Около шести утра в дверь кабинета робко постучали. Княгиня резко оторвала голову от стола и громко крикнула:
- Уже утро, ваше сиятельство, - известил он. - Негоже это: всю ночь не сомкнувши глаз! Вы бы шли в свои покои. Вам отдых необходим и сон тоже.
- Не до отдыха мне теперь, - сказала княгиня. - Во всяком случае до тех пор, пока я не сделаю одно очень важное дело, и речи не может быть об отдыхе. Так, значит, говоришь: утро?
- Так точно-с, ваше сиятельство.
Элеонора Львовна поднялась с кресла и с лихорадочным оживлением произнесла:
- Мне нужно сейчас переодеться и привести себя в порядок. Где эта Устинья?
- Так она, почитай, еще спит, ваше сиятельство, - сообщил мажордом.
- Она хоть когда-нибудь бодрствует? - возмутилась Элеонора Львовна. - Всякий раз, когда она мне нужна, она спит.
- Но, ваше сиятельство, еще только шесть часов.
- И самое время! Ладно, разбуди ее. Пусть она приготовит мне платье.
- Слушаюсь, ваше сиятельство!
- И еще!.. Вели заложить экипаж. Часа через два, я думаю, буду готова.
- А позвольте полюбопытствовать, куда вы собираетесь ехать так рано? - поинтересовался мажордом.
- В полицию. Только никому ни слова! Понял меня?
- Слушаюсь, ваше сиятельство!
Около девяти часов утра княгиня Элеонора Львовна уже находилась в здании Управления полиции. Она представилась и попросила препроводить ее к гвардейскому генералу господину Кусинину, возглавляющему данное Управление.
- Приветствую вас, мадам? - вежливо поздоровался Кусинин. - Признаться, весьма удивлен! Весьма удивлен! Позвольте полюбопытствовать, что привело столь знатную даму в столь раннее время в столь мрачное место?
- В столь мрачное место меня привели дела, - ответила княгиня в его манере. - И дела эти столь спешные, что не терпят отлагательства. Кроме того, они столь важные, что требуют моего личного и непосредственного участия в них, несмотря на мое столь знатное происхождение.
- Вы всегда были остры на язычок, любезная княгиня, - отметил он. - Прошу вас, присаживайтесь.
Элеонора Львовна присела напротив него, положив перед собой свой ридикюль.
- Я желала бы сделать заявление, - негромким голосом произнесла она. - Оно касаемо моего зятя - князя Дмитрия Кирилловича Ворожеева.
- Я слушаю вас, любезная княгиня.
Она немного помедлила, как обычно медлят перед важным шагом, собираясь силами и духом, затем ровным голосом произнесла:
- Мой зять двоеженец. У меня имеется тому подтверждение.
Возникла небольшая пауза, во время которой княгиня открыла ридикюль, достала из него аккуратно сложенные бумаги и протянула их Кусинину.
- Здесь имеется копия листа из церковной книги, - принялась комментировать она, - в которой отмечен факт венчания князя Дмитрия Кирилловича Ворожеева и девицы Полины Гаврииловны Солевиной. Обратите внимание, что верность копии подтверждена нотариусом. Однако коли вы захотите взглянуть на оригинал, то он находится в церкви Святой Иоанны, расположенной близ города Ревеля. Здесь также имеется копия из той же книги о крещении ребенка, рожденного от этого так называемого брака. Это девочка. Сейчас ей, должно быть, около одиннадцати лет. Она и ее мать проживают в маленьком имении под Тверью. Если вы захотите с ними встретиться, я дам вам точное местонахождение этого имения.
Кусинин с интересом рассматривал бумаги. Семейные тайны, особенно когда в них фигурируют громкие фамилии, всегда вызывают интерес.
- Весьма занимательная история, - произнес он.
- Однако вы не должны забывать, что сия занимательная история носит внутрисемейный характер, - обратила внимание Элеонора Львовна. - И я бы хотела, чтобы все, отраженное в этих бумагах и сказанное мной, оставалось в тайне от широкой публики.
- Непременно, княгиня. Но, я вижу, здесь имеются и другие документы. И, как я понимаю, двоеженство - не единственный грех вашего зятя.
- О, у этого человека множество грехов! - заявила Элеонора Львовна. - Он весь состоит из них. Однако вернемся к делу. Этот так называемый брак с девицей Солевиной был для него не самоцелью, а ловким ходом, чтобы прибрать к рукам деньги ее отца.
- Следовательно, отец этой девицы был богат.
- Он занимался хлебной торговлей. Только мне неизвестно, в каких масштабах и какой имел доход от этой торговли. Мне известно лишь, что у него была бакалейная лавка. После так называемой женитьбы дочери Солевин доверил управление своими делами князю Ворожееву. Сам Солевин был уже серьезно болен и был не в состоянии управлять делами. Среди бумаг имеется письмо Солевина, составленное в соответствии с законом, о том, что он передает управление всеми делами своей компании своему зятю - князю Дмитрию Ворожееву.
- Я вижу это письмо, - подтвердил Кусинин.
- Ворожеев проявил неосмотрительность, не уничтожив его, - подметила она. - В течении нескольких месяцев Ворожеев присваивал себе доход компании. Затем он продал бакалейную лавку со всем товаром и инвентарем, а вскоре после этого исчез. Таким образом, Ворожеев не только двоеженец, но еще и подлый мошенник и вор. Этот человек без чести и совести, ему не место в приличном обществе!
- Но позвольте полюбопытствовать, княгиня, откуда вам стало известно все это? - осведомился Кусинин.
- Мне всегда известно все, что касается моей семьи, - надменно произнесла она. - Но коли вас интересуют подробности... Впрочем, в этом нет ничего тайного. Во всяком случае, теперь, когда я выложила на стол все козыри. Лет десять - одиннадцать назад в одной из гостиниц города остановилась молодая женщина с ребенком, которая разыскивала князя Ворожеева. А у меня в городе имеются связи в различных кругах. Через эти связи я узнала об этой женщине. Все это показалось мне весьма подозрительным. Я решила встретиться с этой женщиной и узнать, что ей нужно от моего зятя. К своему огромному удивлению, я услышала от нее историю, которую менее всего ожидала услышать. Изначально я полагала, что эта женщина - бывшая пассия моего зятя, от которой у него имеется незаконнорожденный ребенок. Впрочем, так оно и есть. Но все оказалось гораздо серьезнее: двоеженство, мошенничество, незаконное присвоение чужого имущества.
- Вам стало известно это десять - одиннадцать лет назад, - выделил Кусинин. - И, как я понимаю, все это время вы хранили втайне преступления своего зятя. Почему же только теперь вы решили его разоблачить?
Вопрос привел Элеонору Львовну в замешательство. Он был ей неприятен, но ответить на него она все же посчитала нужным.
- Тогда мне показалось, что будет лучше сохранить втайне все это, - неохотно произнесла Элеонора Львовна. - Поймите меня, я защищала честь своей семьи: свою дочь и своего внука. Мне пришлось в какой-то мере возместить Полине Солевиной то зло, которое причинил ей Дмитрий Ворожеев, и она обещала молчать. А сейчас... - Княгиня сделала паузу. - Мою дочь - Елизавету Алексеевну Ворожееву пытались отравить. У меня нет доказательств, но, я уверена, это дело рук ее мужа - князя Ворожеева. И коли потребуется, в дополнение к моему первому заявлению, я могу сделать и заявление о попытке отравления моей дочери. Я хочу, чтобы этот человек оказался изолированным от моей дочери. И как можно скорее! Только так я могу обезопасить от него свою дочь и, возможно, даже своего внука. Поскольку, как вы сами изволили убедиться, князь Ворожеев - человек без чести и совести.
- Должен вам сказать, княгиня, что правосудие на вашей стороне.
- Я в этом не сомневаюсь.
- Однако мне необходимо кое-что уточнить и перепроверить. Нет, конечно же, я не сомневаюсь в достоверности ваших слов, тем более, что имеются такие бумаги. Но для большей убедительности неплохо было бы встретиться с Полиной Солевиной.
- Делайте все, что вам угодно, - устало сказала Элеонора Львовна, - только скорее! Помнится, я уже говорила вам, что предоставлю вам точное местонахождение этой женщины. Впрочем, даже лучше будет, коли я предоставлю вам ее саму.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Выздоровление Елизаветы Ворожеевой проходило довольно быстро, к огромной радости ее близких. Казалось, самое страшное позади. Постепенно утихли: и гнев, и переживания, и эмоциональные срывы. Но тем не менее все продолжали сохранять бдительность и осторожность. Прислуга Елизаветы тщательно следила за приготовлением блюд и напитков, которые поступали к их госпоже. Владимир Вольшанский установил тайное наблюдение за домом Ворожеева. Нанятые им люди контролировали каждый шаг несостоявшегося отравителя. Алексис старался повсюду сопровождать Елизавету в ее оздоровительных прогулках.
Что касается самой Елизаветы, то угроза собственной жизни и вероломство Ворожеева беспокоили ее гораздо меньше, нежели ее близких. Существовали иные вещи, которые она считала более значимыми для себя: это душевное состояние ее сына Алексиса и история графа Вольшанского о незнакомке-призраке.
После всех ужасных потрясений и разочарований, которые довелось испытать Алексису, в его юной душе что-то умерло. Что-то, что поддерживает веру в хорошее и справедливое, и что-то, что заставляет думать, будто чистота, честность и благородство сильнее лицемерия, злобы и низости. Елизавета как никто другой понимала своего сына, потому что когда-то давно ей тоже довелось испытать то ужасное чувство, когда в душе что-то умирает.
Но хотя Елизавета понимала боль своего сына, она все же не знала, как избавить его от этой боли. И это терзало ее. Ей казалось, если она откроет тайну истории графа Вольшанского, она непременно сможет помочь своему сыну. Однако выведать что-либо у Владимира об этой истории на маскараде и о таинственной девушке было довольно сложно. Всякий раз, когда она заговаривала об этом, Владимир уходил от разговора. Впрочем, оно и понятно: когда дама твоего сердца очень больна, не слишком хочется обсуждать события давно забытой истории. Елизавете ничего не оставалось делать, как отложить разговор до лучших времен.
Эти лучшие времена, как ей показалось, наступили, когда Владимир нанес ей очередной визит и с нескрываемой радостью отметил, что она превосходно выглядит, и что от страшной болезни не осталось и следа. Этот комплимент означал для Елизаветы, что пришло время действовать.
- Пройдемте в гостиную, - предложила она Владимиру. - Мне необходимо с вами поговорить.
Елизавета была очень взволнована. Она не знала с чего начать разговор, какие подобрать подготовительные фразы. Владимир тоже, казалось, хотел о чем-то поговорить с ней. Это чувствовалось в его некоторой напряженности и невнимательности.
- Благодарю вас за то участие, которое вы принимали в моей судьбе все это время, - произнесла Елизавета.
- Не нужно меня благодарить, - улыбнулся он. - Вы мне небезразличны. И вам это известно.
- Да, - немного смутившись, произнесла она. - Именно за это я вас и благодарю. За то, что вы мне встретились. Хотя в данной ситуации мне следовало бы благодарить Бога, который позволил нам встретиться.
Она замолчала, не зная, как продолжить разговор. И здесь взял свое слово Владимир.
- Елизавета, я должен вам кое-что сообщить, - произнес он серьезным голосом.
- Да, я вас слушаю, - ответила она.
- Это касается вашего... Это касается князя Ворожеева.
- Князя Ворожеева?
- Несколько дней назад его арестовали. Сейчас он находится под следствием.
- Под следствием? - переспросила Елизавета. - Но за какое злодеяние? О том, что он причастен к моему отравлению, известно лишь нашему узкому семейному кругу и вам. Но никто об этом не заявлял в полицию.
- В полицию не заявляли я и Алексис, но, возможно, заявила ваша матушка, - предположил Владимир.
- Вы не знаете моей матушки! - возразила Елизавета. - Она не сделает ничего такого, что способно хоть как-то запятнать честь семьи. Может быть, сама Немянова на него донесла?
- Если бы это была она, ее арестовали бы первой, - возразил Владимир. - Как-никак она непосредственная исполнительница.
- Но откуда вам стало известно об аресте Ворожеева? - спросила Елизавета.
Владимир помедлил с ответом.
- Уж не поставили ли вы человека - следить за ним? - предположила она.
- Вы же не будете на меня сердиться за это, Елизавета Алексеевна! - извиняющимся тоном произнес он.
- Нет, не буду, - улыбнулась она. - Но почему вы не сообщили мне о его аресте раньше? Ведь вы сказали, что он уже несколько дней как арестован.
- Я беспокоился за вас. Тогда вы еще окончательно не поправились. И потом, я не думал, что для вас это столь важно.
- Этот человек является моим мужем. Его арест может затронуть мои интересы и интересы Алексиса. Неизвестно еще, что он натворил!
- Простите, я не придал этому должного значения. Мне невыносимо осознавать, что он ваш муж, и что вы связаны с ним узами. Гораздо проще думать, будто он лишь ваш ненавистный враг.
- Поверьте, Владимир Елисеевич, мне еще более, нежели вам, это невыносимо.
- Он должен быть благодарен этому аресту, - непроизвольно вырвалось у Владимира, и в его глазах вспыхнул зловещий огонек. - Он потерял свободу, но, возможно, сохранил жизнь.
- Что вы хотите этим сказать? - испуганно произнесла Елизавета.
- Ничего особенного, - успокоил ее он.
Но Елизавета поняла все без объяснений.
- Выкиньте эту мысль из головы! - повелительным и в то же время умоляющим тоном произнесла она. - Он не стоит того, чтобы из-за него жертвовать собой и порочить свою честь!
- Стоит, - возразил Владимир, - если это принесет свободу, покой и счастье той, которая дороже всего на свете.
- Для меня не будет свободы, покоя и счастья, если от этого пострадаете вы!
Владимир посмотрел на нее благодарным взглядом влюбленного, которому только что ответили на его чувства.
- В этом аресте есть много странного! - произнесла Елизавета, возвращаясь к главной теме разговора. - Если он находится под следствием не за это преступление, то тогда за какое? А если за другое, то почему его арестовали вскоре после того, как он совершил это?
- Я могу попытаться все разузнать, - предложил Владимир.
- Мне сделать это будет проще, - заверила Елизавета. - Я обращусь к адвокату Корнаеву. У него имеются связи в полиции. И потом, он мой адвокат.
- Что ж, пожалуй, вы правы, - согласился Владимир.
- Благодарю вас за столь важные сведения.
- Не нужно.
Владимир не стал долго задерживаться у Елизаветы. Он посчитал, что с его стороны это будет бестактно. Тема для разговора была одна: арест и преступления ее мужа. А Владимир и без того был посвящен почти во все семейные проблемы и тайны своей любимой, и пытаться при помощи этого разговора проникнуть в другие проблемы и тайны - было бы крайне бестактно и неучтиво!
Известие, принесенное Владимиром Вольшанским, спутало планы Елизаветы. Ей так и не удалось поговорить с ним на интересующую ее тему и раскрыть тайну того маскарадного происшествия. Правда, к этой тайне прибавилась и другая тайна, возможно, не столь значительная, но все же довольно интригующая, - тайна ареста князя Ворожеева.
Раскрыть эту тайну Елизавете удалось за два дня. Столько времени понадобилось, чтобы ей встретиться с Корнаевым и изложить ему ситуацию, а после чего ему добыть нужные сведения и предоставить их ей.
Елизавета отдыхала в своих покоях, когда ей сообщили, что в передней ее дожидается господин Корнаев. Она быстро привела себя в порядок и вышла к нему. Вид у ее адвоката был такой довольный, словно он получил крупный выигрыш. Это не укрылось от внимания Елизаветы.
- Ну как? - полюбопытствовала она. - Вы что-нибудь узнали?