Елизавета проснулась в отличном настроении. Она сладко потянулась в постели и скинула с себя одеяло. Именно в этот момент в спальню вошла горничная Анфиса с большим букетом роз.
- Доброе утро, барыня! - произнесла горничная.
- Доброе утро, - ответила Елизавета, затем, посмотрев на букет, изумленно спросила: - Что это?
- Да уж, как сами изволите видеть: цветы вам, - сообщила Анфиса.
- Какое чудо! - с восхищением произнесла Елизавета. - От кого?
- Посыльный принес от графа, что давеча был у вас. Фамилию его не запомнила. Уж больно она сложная.
- Вольшанский?
- Он самый. Вот еще тут письмецо вам, барыня.
Елизавета взяла конверт и с любопытством его оглядела. На нем аккуратным почерком было написано: "Княгине Елизавете Алексеевне Ворожеевой". Елизавета вскрыла его и принялась читать.
"Елизавета Алексеевна! В знак моей благодарности за оказанное гостеприимство примите от меня эти цветы. Примите также мое приглашение на вечернюю прогулку по городу в моем экипаже. Обещаю быть галантным кавалером, интересным попутчиком и занимательным собеседником.
Искренне Ваш, граф Владимир Вольшанский".
Прочитав письмо, Елизавета блаженно вздохнула и улыбнулась. Затем она прочитала его еще раз и еще раз. Цветы, письмо, приглашение на прогулку - все это было так красиво, романтично и приятно!
- Похоже, у вас появился поклонник, барыня, - сказала Анфиса. - Цветы-то какие! Небось, больших денег стоят.
- Поставь их в самую лучшую вазу, - распорядилась Елизавета.
- Да уж, ясное дело. Для таких цветов только самая лучшая и сгодится.
- И приготовь мне сегодня к вечеру платье для прогулки, - прибавила Елизавета.
В этот вечер Елизавета была необыкновенно хороша. Серо-голубое платье из муара, отделанное вдоль передних полотнищ рюшью, великолепно сидело на ней, подчеркивая ее стройность и грацию. Ее голову украшала шляпа, наклонно спущенная к затылку, открывающая взору красиво убранный пробор черных волос. Драгоценности с топазами удивительно гармонировали с цветом ее глаз и подходили к ее платью. Миниатюрные перчатки и складной зонтик довершали созданный ей образ.
Владимир Вольшанский не преминул выразить свое восхищение по поводу ее внешнего вида. Он был очарован ей, и это чувствовалось в каждом его взгляде, жесте и слове, обращенном к ней.
Лицо Елизаветы светилось от радости, когда она слушала приятный голос Владимира Вольшанского под стук движущейся кареты. Она поймала себя на мысли, что никогда не чувствовала себя так восхитительно ни с одним мужчиной.
- Никогда не думал, что в легком покачивании кареты и шуме вечернего города может быть столько очарования, - произнес Владимир. - И это очарование создает ваше присутствие, Елизавета Алексеевна.
Елизавета благодарно улыбнулась, приятно удивившись, что его слова полностью отвечают ее собственным ощущениям.
- Что значит этот шум или эта каретная качка без вашего присутствия? - продолжал Владимир. - Абсолютно ничего. Эти вещи настолько привычны нашему разуму, что на них вряд ли кто-нибудь обращает внимание и тем более находит в них какое-то очарование. Но когда появляетесь вы, все в корне меняется. Ваше очарование словно проникает туда, где вы находитесь, во все, к чему вы прикасаетесь. Я заметил это еще в первый день нашего знакомства на рауте у госпожи Пилевской. Там было невыносимо скучно. Но ваше появление оживило все вокруг, наполнило какой-то благотворной энергией.
- Если бы на этом рауте не было вас, - откровенно призналась Елизавета, - он бы, пожалуй, тоже показался мне скучным.
Владимир посмотрел на нее пристальным взглядом. Этот взгляд словно пытался проникнуть в ее душу и разглядеть, какие чувства скрываются за ее словами. Легкое головокружение охватило Елизавету от действия этого взгляда. У нее возникло какое-то странное ощущение, словно когда-то давно она уже испытывала на себе этот взгляд.
- Де жа вю, - еле слышно прошептала она, вдруг вспомнив слова Алексиса.
Владимир слышал ее слова, но не понял, к чему они относятся. Они не показались ему важными и заслуживающими внимания. Но даже если бы и они показались ему таковыми, он не стал бы о них расспрашивать.
Карета подъехала к одному из прекрасных и романтичных мест парка.
- Не желаете ли прогуляться здесь, Елизавета Алексеевна? - спросил Владимир.
- Да. С удовольствием.
- Останови! - приказал он кучеру.
Карета остановилась. Владимир быстро вышел из нее и подал руку Елизавете. Елизавета оперлась на его руку и легко спустилась на землю.
В парке было тихо и безлюдно. Ласковый, теплый ветерок колыхал листву деревьев и создавал едва заметную рябь у кромки пруда. Взявшись рука об руку, Елизавета и Владимир медленными шагами прошли вдоль пруда, с наслаждением вдыхая чистый воздух и любуясь окружающими красотами.
- Как тихо! - произнесла Елизавета. - И как спокойно! Словно мы попали в другой мир, где нас не преследует тяжесть проблем и неудач. Выбрав это удивительное место для нашей прогулки, вы угадали: и мое настроение, и потребность моей души.
- Я выбрал это место, потому что оно самое подходящее для того, чтобы сказать вам...
Он остановился и долгим проникновенным взглядом посмотрел в ее серо-синие глаза. В значении этого взгляда невозможно было ошибиться. В нем читались: любовь, страсть и нежность. Елизавета почувствовала трепет и волнение в груди, но тем не менее выдержала этот взгляд и не отвела глаз.
- Я люблю вас, Елизавета, - без звука, а лишь при помощи губ и дыхания произнес он.
Его руки осторожно прикоснулись к ее плечам. Елизавета почувствовала, как неведомая сила притянула ее к нему. Она сама сделала маленькое, но решающее движение навстречу поцелую. Владимир заключил ее в объятия и нежно поцеловал в губы. От действия его поцелуя неведомые, но в то же время удивительно знакомые и, будто бы, уже когда-то испытанные ощущения неожиданно захлестнули ее. Она полностью отдалась во власть его поцелуя и объятий, почувствовав себя пленницей его сладостной нежности и завораживающей страсти. Она, казалось, забыла обо всем на свете. Более того, она стала отвечать на его поцелуй с таким порывом, который обычно был не свойственен ей. Испугавшись собственной реакции, она резко отстранилась от него.
- Мне не могло это показаться! - с восторгом и едва скрываемым волнением воскликнул он. - Вы мне ответили!
- На ваш поцелуй, - сконфуженно сказала она, - но...
- Но не на мои чувства.
- Чувства, - с какой-то тоской произнесла Елизавета. - Как я могу ответить на то, чего не знаю?
- Я вас не понимаю.
- Я никогда не испытывала любовь к мужчине, - объяснила она, но тут же поправилась: - Настоящую любовь. Я уже говорила вам, что я не испытывала любви к мужу. Правда поначалу мне казалось, что я влюблена в него, но сейчас я понимаю, что то мое чувство вряд ли можно назвать любовью. Это была девичья увлеченность, которая к тому же быстро прошла. Все годы брака я жила без любви. Моя благопристойность не позволяла мне увлекаться другими мужчинами, будучи замужем, даже несмотря на то, что мой муж не хранил мне верность. Всю свою нерастраченную любовь я отдала сыну, а незаполненное время - хозяйственным и финансовым делам. Однако нельзя сказать, что я намеренно избегала любовных отношений или запрещала себе увлекаться кем бы то ни было. Просто такова моя сущность. Я не знаю, способна ли я, вообще, на такое чувство как любовь к мужчине.
- Никто не знает, способен ли он на любовь, пока не почувствует ее. То, что вы никогда не испытывали любовь, не значит, что вы не способны любить.
- Возможно, вы правы. Возможно, в свое время я была способна на это чувство. Но... Когда человека в юном возрасте постигает огромное разочарование, в нем что-то умирает.
- А когда что-то умирает, - прибавил Владимир, - это очень больно и страшно, не так ли? Вы боитесь любви, боитесь страданий, - не в этом ли все дело?
- Я не знаю, - в каком-то смятении ответила она.
Он взял ее за руки и, глядя ей прямо в глаза с преданностью, которая поразила ее, произнес:
- Моя любовь не причинит вам вреда. И я скорее лишу себя жизни, чем заставлю вас страдать!
- Я боюсь другого, - призналась она.
- Чего же?
- Я боюсь наделать ошибок, которые потом невозможно будет исправить; боюсь причинить вред окружающим и, в первую очередь, вам; боюсь за свою репутацию, за свое спокойствие; боюсь любых негативных последствий! Это ужасно - быть во власти своих страхов!
- Позвольте мне разделить ваши страхи, - искренне предложил Владимир, - позвольте поддержать вас своей уверенной рукой, позвольте оградить вас от них своим плечом.
Она ничего не ответила. Какое-то время она молчала, словно собиралась со словами, затем ровным голосом произнесла:
- В жизни мне хватило ошибок, а еще более хватило последствий этих ошибок. Однажды в моей жизни промелькнул один мужчина. Именно промелькнул. Даже не был какое-то время, а промелькнул. Промелькнул подобно призраку. И в этом моя вина! Если бы я не совершила один опрометчивый шаг, необдуманный поступок, в моей жизни все было бы по-другому! И наверняка не было бы этого ненавистного брака!
- Вы любили его? - спросил Владимир.
- Вряд ли это можно назвать любовью, - ответила она, упорно придерживаясь своего мнения, что она никогда не испытывала настоящую любовь к мужчине. - Скорее это было наваждение, погоня за иллюзией. Долгое время его образ царствовал в моей душе, как прекрасная, романтичная сказка, выдуманная мной. Он был моим героем и моим возлюбленным, но в действительности его просто не существовало. Нет, конечно же, реально он существовал, но все его прекрасные качества были лишь плодом моего воображения.
- В таком случае, Елизавета Алексеевна, о чем вы сожалеете? Какова возможность того, что этот мужчина в действительности оказался бы похожим на выдуманный вами образ? Ведь он всего лишь промелькнул, и вы его совсем не знали. Быть может, Господь намеренно не дал вам возможности хорошо узнать его, дабы оградить от нового разочарования?
Елизавета покачала головой, как бы говоря: "Вы не понимаете, все гораздо сложнее!"
- Вы сожалеете о том, что могло бы быть, а не о том, что было, - сделал вывод Владимир. - Вы обвиняете себя в том, что вам неподвластно. Только во власти Бога - распоряжаться человеческими судьбами. Кстати, это ваша же мудрость! Освободите свою душу от страхов. Освободите в вашем сердце место для моей любви.
От его слов ей стало легче. Страхи отошли в сторону. Однако какой-то непонятный груз все же лежал у нее на душе.
- Едва в моей душе зарождалось какое-то чувство, как оно сразу же погибало, не получив своего развития, - призналась она. - Где уверенность, что это чувство не погибнет и теперь?
- Елизавета, не означают ли ваши слова, что в вашей душе зародилось ко мне подобное чувство?
- Вы мне очень приятны, Владимир Елисеевич, - призналась она. - Мне хорошо рядом с вами. Более того, я ни с кем не чувствовала себя так умиротворенно, и никто не внушал мне столько доверия. Но...
Жестом руки он остановил ее.
- Не нужно никаких "но", - сказал он. - Я не требую от вас каких-то пылких чувств. Мне достаточно того, чтобы вы позволили мне видеть вас, беседовать с вами, заботиться о вас. Сильное чувство возникает из малого.
- Но гораздо чаще малое чувство угасает, не успев переродиться в сильное, - заметила она.
- Такого не случится! Я слишком дорожу вами. И если однажды ваше сердце откроется для моей любви, я буду самым счастливым человеком в мире.
- Что-то мне подсказывает, что оно непременно откроется, - глядя ему в глаза, произнесла Елизавета.
Владимир почтительно поцеловал ее руку.
- Вы говорили, что никогда не испытывали любовь к мужчине, - произнес он. - А я ни одну женщину не любил так, как вас.
- Однако вы говорили, что однажды изведали сильное чувство.
- То мое чувство к ней вряд ли можно сравнить с тем, что я сейчас испытываю к вам. Любить призрак, совсем другое, нежели любить реальную женщину.
- В вашей жизни тоже был призрак? - удивилась она. - Какое совпадение!
- То же самое подумал я, когда вы сказали, что однажды в вашей жизни промелькнул мужчина, - признался он. - Она оставила глубокий след в моей душе, хотя я даже не знал ее имени.
- Не знали имени, - повторила она с каким-то напряжением.
- Это было безумие, влечение, стихийно вспыхнувший огонь. Огонь, который впоследствии доставил мне много душевных страданий.
- Расскажите мне о ней, Владимир Елисеевич, - попросила Елизавета с разгоревшимся интересом.
- Право, Елизавета, это очень давняя и забытая история. Огонь уже давно погас. От него остался лишь остывший пепел и воспоминания. Все это не заслуживает вашего внимания.
- Я хочу знать все о человеке, которому я однажды отдам свое сердце.
- Хорошо, - согласился он. - Я познакомился с ней на маскараде. Правда, понятие "познакомился" не совсем уместно в данной ситуации, ибо я никогда не знал даже ее имени. Ее окутывала тайна. А тайна всегда притягивает тех, кто молод, полон жизни, огня и готов на различные безумства. Сейчас я, пожалуй, уже не возьмусь с точностью описать, как она выглядела. Но одно могу сказать: она была юной, но вместе с тем довольно уверенной; она сумела настолько очаровать меня, что я потерял голову. Мы провели вместе ночь. А наутро она исчезла, и я больше никогда ее не видел. Вот, пожалуй, и вся история.
Рассказ Владимира Вольшанского произвел странное впечатление на Елизавету. Она вдруг почувствовала, что у нее кружится голова и ей не хватает воздуха. С трудом переведя дыхание и собрав всю свою силу воли, чтобы не упасть, она направилась к одной из находящихся в парке скамеечек и присела на нее.
- Я искал ее, но все безрезультатно, - продолжал Владимир, следуя за Елизаветой и присаживаясь рядом с ней на ту же скамеечку. - Она завладела моим сердцем. В течение довольно долгого времени ее образ преследовал меня в моих мыслях и снах. Но я излечился. И теперь вспоминаю о ней, лишь как о неком романтичном событии в моей жизни. Но что с вами, Елизавета? Вы так бледны!
Ее бледность напугала его.
- Ничего, - успокоила она. - Это вполне обычное явление. Тем более, когда столько эмоций. Мне не часто признаются в любви.
Он взял ее ладони и обнаружил, что они холодны, как ледышки. Он поднес их к губам, чтобы согреть теплом своего дыхания и поцелуями. Его губы уловили непонятную дрожь в ее ладонях.
- Вы дрожите? - удивленно спросил он.
- Стало немного прохладно, - объяснила она, стараясь выдавить из себя улыбку. - Мы уже очень долго находимся здесь. Мне кажется, нам пора возвращаться.
- Да, вы правы, - согласился Владимир. - Я не хочу злоупотреблять вашим вниманием.
Он поднялся со скамьи и галантно подал ей руку.
- Пойдемте, - сказал он. - Карета нас ждет.
Он обхватил ее за талию, и они направились к карете, ожидающей их у обочины дороги.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Рассказанная Владимиром Вольшанским история о незнакомке-призраке не выходила из головы Елизаветы. Полночи Елизавету одолевали догадки, домыслы и предположения. Ей с трудом удалось заснуть, но когда она проснулась, те же догадки, домыслы и предположения с наступлением утра принялись одолевать ее с новой силой. Она не могла думать ни о чем другом, кроме этой истории.
"Что это: совпадение? - размышляла она за завтраком. - Вряд ли такие совпадения возможны! А если это не совпадение, то... О, Боже, даже невозможно представить! Неужели это был он? У него приблизительно тот же рост, такие же темные волосы, только с проседью и, кажется, похожие черты лица. А руки? У него такая же форма рук, как у моего... О, нет! Хватит тешить себя иллюзиями! Мне хочется, чтобы это был он, и я цепляюсь за удачное совпадение. Подобное происходит со мной не впервые. Однако настолько точных совпадений еще не было никогда".
Окончив свой завтрак, она небрежно бросила на прибор салфетку и вышла из-за стола. Не прерывая своих размышлений, она направилась в гостиную.
"Что же мне делать? - в отчаянии спросила она себя. - Как разобраться в этой запутанной головоломке? Открыть свою тайну графу. Он любит меня, а я ему доверяю. Он сохранит мою тайну несмотря ни на что. И все же вдруг это просто совпадение. В свете немало женщин, которые ищут легкомысленных любовных приключений, скрывая лицо под маской либо изменяя свою внешность. Вполне возможно, что та, о которой рассказывал граф, из их числа? Если, конечно..."
Ее размышления прервал голос лакея:
- Ваше сиятельство, к вам одна молодая особа пожаловала. Сказывает, будто обещалась вам новый товар показать.
Елизавета непонимающе уставилась на него.
- Какая особа? Какой товар?
- Она сказала, что она, дескать, хозяйка дамской лавки, куда вы часто захаживаете, - объяснил лакей. - И назвалась она мадмуазель Софи.
- Да я вспомнила: Софья Немянова, - сказала Елизавета. - Проводи ее в будуар. Я сейчас туда приду.
Елизавета была не в том настроении, чтобы принимать эту девушку, но тем не менее радушно ее поприветствовала, когда вошла в будуар и увидела ее там.
- Добрый день, мадмуазель Софи!
- Добрый день, княгиня! Помнится, я обещала вам, что как только ко мне прибудет новая партия товара, я немедленно принесу его вам.
- Весьма благодарна вам за оказанное мне внимание.
- Ну что вы, княгиня! - возмутилась Софи. - Для меня большая честь угодить одной из самых модных и элегантных дам Петербурга. И это я должна быть вам благодарна за то, что вы оказываете внимание моей лавке.
Елизавета усмехнулась.
- И что же интересного вы можете мне показать? - без всякого энтузиазма спросила она.
Софи распахнула свой саквояж и принялась доставать оттуда различные дамские вещицы: платки, ленты, кружева, наколки для волос, перчатки, корсеты.
- Посмотрите, какая прелесть! - расхваливала она свой товар. - Все прямо из Парижа! Такие лайковые перчатки сейчас самые модные. Не угодно ли вам примерить их на вашу ручку, княгиня?
- Позже, - равнодушно ответила Елизавета.
- Действительно. Сначала нужно все рассмотреть, а примерка - позже. Посмотрите на это кружево!
"Маска, - возвратилась к своим размышлениям Елизавета, безразлично разглядывая кружево. - Он не говорил, что на ней была маска. Или же говорил? Нет. Он сказал лишь, что познакомился с ней на маскараде. Возможно, он видел ее лицо. А если видел, то все можно быстро прояснить".
- Кружево прелестно, - произнесла Елизавета. - Но прежде, чем его приобретать, нужно знать, к чему оно подойдет и куда его использовать.
- Полностью с вами согласна!
- Пока мы разбираемся с этими вещицами, не желаете ли отведать кофе? - вдруг предложила Елизавета.
- Да, с удовольствием! - немного взволнованно ответила Софи.
Елизавета позвонила два раза в колокольчик. Через несколько минут в будуар вошла Анфиса.
Анфиса быстро ушла, а Елизавета принялась дальше с безразличным видом рассматривать вещицы и слушать, как Софья Немянова восхваляет свой товар.
- Такая модель корсета пользуется большим успехом, - произнесла Софи, демонстрируя один из принесенных ей корсетов. - Посмотрите на своеобразную шнуровку! Она позволяет затягивать его очень туго. И при этом вы испытываете гораздо меньше дискомфорта, чем при той шнуровке, к которой привыкли. И сама его форма очень удобна.
"Это случилось около двадцати лет назад, - непроизвольно возвратилась к своим размышлениям Елизавета, - в начале августа. Если дата совпадет, то это он".
- Вы можете проверить на себе его достоинства, - предложила Софи.
- Обязательно проверю. И если он окажется таким, каким вы говорите, то я приобрету его для себя и порекомендую своим знакомым дамам.
- Благодарю вас, княгиня! Я оставлю его у вас, чтобы вы могли в свободной обстановке при помощи своей горничной примерить его.
Легка на помине горничная Анфиса вошла в будуар с подносом.
- Кофе, - прокомментировала она, - как вы просили, барыня.
- Поставь на столик и ступай, - распорядилась Елизавета.
Анфиса аккуратно расставила кофейные приборы и молча вышла.
- Угощайтесь, пожалуйста, - предложила Елизавета.
Софья Немянова села за столик напротив нее и подвинула к себе блюдце и чашечку с ароматным кофе.
- Мы говорили о корсетах, - напомнила она Елизавете. - Возьму на себя смелость и разовью эту тему дальше. Корсет - это такая вещь, которая не выйдет из моды никогда. Он существовал многие века и будет существовать еще дольше. Ничто так не подчеркивает женственность и грацию, как корсет.
Елизавета слушала ее лишь краем уха. Ее занимало другое, гораздо более значимое и более важное, чем корсет.
"Еще когда я познакомилась с ним на рауте, мне показалось, будто я его уже где-то видела, - вспомнила Елизавета. - Я даже ему об этом сказала. А он в ответ возразил мне. Впрочем, это понятно. Между мной и той юной соблазнительницей мало общего. К тому же тогда на мне была маска. А его я видела без нее. Правда мельком. Я едва помню его лицо. И за двадцать лет люди сильно меняются. В том, что я его не узнала и до сих пор не могу узнать, нет ничего удивительного. Так же, как и нет ничего удивительного в том ощущении, что я его уже где-то видела. Вполне возможно, что в моей памяти остались какие-то черты его лица, подобно мозаике, которую я не могу собрать".
- Кажется, вы где-то далеко, княгиня, - заметила Софи.
- Прошу прощения, - произнесла Елизавета, оторвавшись от своих размышлений.
- Замечательный кофе! - похвалила Софи. - Но отчего же вы не пьете? Мне, право, неловко одной.
Елизавете не хотелось кофе. Однако, чтобы поддержать компанию, она сделала два глотка.
- Так вот, я утверждаю, что корсет, так же, как каблук, никогда не исчезнет из гардероба европейской женщины, - произнесла Софи с напряжением в голосе, внимательно следя глазами, как Елизавета отпивает кофе. - Даже через сто, двести лет женщины будут стремится к стройности. А стройность достигается при помощи каблуков и корсета.
- Кто знает, какие нравы и идеалы женской красоты будут через сто, двести лет? - с сомнением произнесла Елизавета. - Может быть, женщины будут, наоборот, стремиться к естественности, как в начале века, когда женщины отказались и от корсета и от каблуков.
- И долго же это продолжалось! Лет двадцать, а то и меньше. А затем все вернулось к прежнему.
Эти разговоры о корсетах стали понемногу раздражать Елизавету. Впрочем, ее стали раздражать не столько сами разговоры и их тематика, сколько поведение девушки: ее навязчивость, отсутствие такта, непонятливость. По мнению Елизаветы девушка давно должна была понять, что ее не особо расположены принимать, и уйти. Но та, будто бы назло, играя на нервах хозяйки и пользуясь ее воспитанностью, распивала кофе и вела разговоры о корсетах. Елизавета пыталась деликатными намеками дать ей понять, что ее визит с целью - показать товар - несколько затянулся. Но до Софи, казалось, это не доходило. Присутствие этой девушки становилось в тягость. Елизавета с трудом поддерживала с ней разговор, из вежливости стараясь не проявлять раздражительность и недовольство.
Наконец, Софи будто бы почувствовала, что порядком поднадоела княгине, и принялась довольно резко приближать свой визит к завершению. Но вернее будет сказать, что Софи просто сделала свое дело, ради которого она, собственно, и пришла, ради которого завела разговор и ради которого оставалась. Но после того, как дело было сделано и более ее ничего не удерживало в доме княгини Ворожеевой, она, к облегчению Елизаветы, оборвала разговор и стала поспешно собрать разложенные вещи в свой саквояж.
- Вас еще что-нибудь привлекло из того, что я вам показала? - в заключение спросила Софи.
- Нет, - ответила Елизавета, затем вежливо прибавила: - У меня сегодня не слишком подходящий настрой для каких-либо приобретений. Но вам спасибо большое, что оказали мне внимание.
- Ну что вы, княгиня! К тому же одну вещь вы все-таки приобрели у меня или почти приобрели.
- Обещаю обязательно посетить вашу лавку и приобрести много вещей, но в другой раз, - выдавливая из себя вежливую улыбку, произнесла Елизавета.
- Буду очень рада вас видеть, княгиня!
Как вежливая хозяйка, Елизавета проводила свою навязчивую визитершу до вестибюля. Они распрощались. Когда девушка исчезла с поля зрения, Елизавета облегченно вздохнула.
"Наконец-то", - подумала она.
После визита этой девушки она чувствовала себя сильно утомленной.
"Неужели на меня так подействовали мои предположения? - удивилась она, когда обнаружила, что ее ноги и руки стали вялыми, а дыхание затрудненным. - Еще бы! Со вчерашнего вечера я только об этом и думаю. От такого перенапряжения мыслей можно и слечь. Однако я не могу об этом не думать! Это настолько важно для меня! Я чувствую, что граф именно тот человек, с которым я когда-то была близка. Это судьба! Она решила наконец-то сжалиться надо мной и послать мне его. Это необычное ощущение, словно между мной и графом есть какая-то связь, - оно не может быть случайно. Это предзнаменование!"
Она с трудом поднималась по лестнице, держась обеими руками за перила и останавливаясь через каждую ступеньку, чтобы отдышаться. Наверху лестницы она увидела Алексиса. Его образ был расплывчатым и неясным. На какое-то мгновение он принял черты того незнакомца, с которым она двадцать лет назад предалась сладкому и запретному безумству. Она хотела кинуться к нему и крикнуть: "Не исчезай! Я была легкомысленной, я слишком поздно поняла, что ты - моя Судьба", но ноги не подчинились ей, а вместо крика из ее горла вырвался хрип. Где-то в ее голове прозвучал встревоженный голос сына:
- Матушка, что с вами? Вы нездоровы?
Она почувствовала, как силы покидают ее. Увидев, что она теряет равновесие, Алексис молниеносно подскочил к ней и подхватил ее на руки.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Алексис с заботливостью любящего сына и с усердием сиделки смочил пересохшие губы Елизаветы водой и поправил подушки на ее кровати. Она спала тем сном, который приходит вслед за тяжелыми физическими страданиями или кризисами болезни, когда страдания и болезнь преодолевают критическую точку и отступают. Именно такую критическую точку накануне вечером преодолела страшная болезнь Елизаветы.
Всю ночь Алексис не сомкнул глаз. Он выглядел усталым, вымученным и встревоженным. Через полчаса у него была назначена важная встреча с Владимиром Вольшанским. Эта встреча так или иначе была связана с тем тяжелым состоянием, в котором находилась Елизавета, и пойти на нее Алексис считал для себя необходимым. Но перед уходом он решил еще раз зайти в комнату матери, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.
- Когда она проснется, дай ей две ложечки вот этого средства, - наказал он Анфисе.
- Хорошо, барин, - ответила та.
- Проследи, чтобы питье или еда, которую она будет принимать, никоим образом не проходила через чужие руки. По возможности, не оставляй ее одну и не впускай к ней никого.
- Будьте спокойны, барин. Я все сделаю, - заверила его Аафиса.
Алексис уже собирался уходить, когда Анфиса его окликнула:
- Барин, кажется, она проснулась!
Алексис поспешно вернулся к изголовью кровати своей матери. Растерянный взгляд Елизаветы остановился на нем.
- Матушка, как вы себя чувствуете? - поинтересовался он.
- Ужасная слабость, - еле слышно произнесла она. - И в голове... Все шумит, стучит... Как в аду. Что со мной?
- Вчера вам стало плохо, - объяснил Алексис. - Вы потеряли сознание прямо на лестнице. Вы помните?
- Да, - растерянно произнесла она. - Как странно!
- Вы нас очень напугали, - сказал Алексис.
- Нас?
- Меня, графа Вольшанского, Анфису и всех домашних, - перечислил он.
- Да, барыня, - подтвердила Анфиса. - Уж как мы тревожились за вас! Вы были такая бледненькая и совсем не дышали. А потом приехал доктор. Мы еще пуще испужались за вас, когда увидели, как испужался доктор. Он достал какой-то странный предмет: какую-то трубку, и стал через эту трубку вливать в вас жидкость. Уж одному богу ведомо, сколько он влил в вас жидкости!
- Что она говорит? - изумилась Елизавета и впилась глазами в своего сына, ожидая объяснений. - Что со мной произошло?
- Не волнуйтесь так, матушка! Никто еще толком ничего не знает. Но мы постараемся выяснить.
- А граф? - спросила Елизавета, вспомнив, что сын упоминал его. - Откуда ему стало известно обо мне?
- Он был здесь, - ответил Алексис. - Вчера вечером он отправил кого-то из своих людей с запиской для вас. Его человек приехал как раз в тот момент, когда здесь был доктор, и в доме был ужасный переполох из-за вас. Он рассказал графу обо всем, что происходило здесь. Граф немедленно примчался сюда. Он первый высказал предположение... Он оказал некоторое содействие доктору в определении вашей болезни. И как знать: быть может, если бы не удалось установить причину и правильно оказать первую помощь... Я и представить не могу!
- И все-таки, что со мной было? - еще раз спросила Елизавета.
- Не знаю, матушка.
Алексис многое не договаривал, однако она не настаивала и не требовала от него откровенности. Она была слишком слаба для этого.
- А теперь, извините меня, матушка, - сказал Алексис, - коли уж речь зашла о графе, я должен сказать вам, что у меня сейчас назначена с ним встреча.
- Встреча с графом? - в недоумении переспросила она.
- Да, - подтвердил он.
Вопреки его предположениям, она не стала интересоваться, зачем им понадобилось встречаться. Она только сказала:
- Тогда иди. Обязательно с ним встреться и поблагодари за все от моего имени.
Когда Алексис подъехал на извозчике к месту назначенной встречи с графом Вольшанским, тот уже ожидал его в своей карете. Алексис отпустил извозчика и перебрался в карету графа Вольшанского.
- Извините, что заставил себя ждать, граф, - первым делом сказал Алексис.
- Ничего, - произнес Владимир и тут же спросил: - Как она?
- Ей намного лучше.
- Слава Богу! - прошептал Владимир.
- Она попросила поблагодарить вас. И я благодарю вас, граф, от имени своей матушки и от своего имени, за все то, что вы для нас делаете.
- Не стоит, поверьте мне, сударь! Мне очень дорога ваша матушка.
- Вы что-нибудь узнали? - осведомился Алексис.
Владимир передернулся. И по этому передергиванию несложно было понять, что Алексис затронул неприятную и скверную тему.
- Да, узнал, - ответил Владимир.
- Все как вы предполагали?
- Да. Это был мышьяк.
- О Господи! - со стоном прошептал Алексис и обхватил руками голову. - Но почему? Вы в этом уверены?
- Мышьяк обнаружили при помощи так называемого аппарата Марша, - сказал Владимир. - Современная наука, хоть и не так давно, но все же научилась выявлять этот яд. Мышьяк содержался в кофе. Причем, довольно большая доза. Это большое счастье, что Елизавета только отпила, а не выпила целиком этот распроклятый кофе.
- Прошу вас, не надо больше, - умоляющим голосом произнес Алексис, которому одно предположение, что его матушка могла умереть, доставляло невыносимые страдания.
- Я вас понимаю, - сочувственно произнес Владимир, который страдал не меньше его, но как человек более взрослый, а соответственно, более сильный, он умел сдерживать свои чувства.
- Ну, кому? - с гневом и отчаянием произнес Алексис. - Кому понадобилось отравить мою матушку?
- Вы выяснили, кто к ней приходил перед тем, как она потеряла сознание? - спросил Владимир. - С кем она пила этот злосчастный кофе?
- Да, это было несложно. К ней приходила девушка из дамской лавки - мадмуазель Софи.
- Зачем?
- Показать новый товар.
Владимир в недоумении посмотрел на него, как бы спрашивая: "Что еще за товар?"
- Так сказал мне лакей, - объяснил Алексис. - Дело в том, что матушка часто покупает в ее лавке различные дамские штучки: перчатки, веера, кружева и тому подобное.
- Странно, что эта девушка пришла к княгине только ради того, чтобы показать товар, - с сомнением произнес Владимир.
- Как раз в этом ничего странного нет, - возразил Алексис. - Эта девушка иногда приходит к нам в дом. Один раз я даже видел ее с матушкой. Поверьте, граф, это безобидная девушка.
- За безобидной внешностью порой скрываются страшные личности, - подметил Владимир. - Не забывайте, что именно с этой безобидной девушкой княгиня пила кофе, в котором оказался мышьяк. Кто, кроме нее мог его туда добавить?
- Вы думаете, это она?
- Я только спросил: кто, кроме нее мог добавить мышьяк в кофе?
- Может быть, его добавили туда раньше? Может быть, кто-то тайно проник на кухню или... Я не знаю! Но если предположить, что это она пыталась отравить мою матушку, то возникает вопрос: зачем ей это нужно?
- Возможно, не ей, а кому-то, кто за ней стоит. Возможно, кто-то ей что-то пообещал за подобное действо. Вы об этом не думали, сударь?
- Я уже не знаю, о чем думать, - в отчаянии произнес Алексис. - Мою матушку пытались отравить! У меня все смешалось в голове! Она могла умереть! Я как только представлю себе это, меня сразу охватывает такой ужас!
- Не нужно этого представлять, - произнес Владимир, мягко по-отечески сжав его руку. - Она спасена с Божьей помощью.
- Да, с Божьей помощью, - повторил Алексис.
- Но чтобы несчастье не повторилось, - заметил Владимир, - нам нужно найти отравителя. Ради блага той, которая нам обоим дорога, мы должны отбросить свои чувства и эмоции и быть рассудительными и объективными. У княгини имеются враги?
- Ну что вы, граф! - простодушно воскликнул Алексис. - Какие могут быть у матушки враги? Она никому никогда не делала зла. Она со всеми учтива и добродушна. И вы уже имели честь в этом убедиться.
- Ясно, - вполголоса произнес Владимир, в душе умиляясь наивности молодого человека. - А как насчет завистников? Княгиня красива, занимает высокое положение в обществе.
- Но это не повод, чтобы ее убивать, - заметил Алексис.
- Согласен, - задумчиво произнес Владимир. - Хотя иногда людская зависть бывает настолько сильна, что доводит до преступления. Может ли быть такое, что княгиня нечаянно, невольно кому-то перешла дорогу?
- Я не знаю, - ответил Алексис.
- А эта девушка? Как и когда она впервые появилась в вашем доме? Кто ее рекомендовал вашей матушке?
- Не знаю. Никогда этим не интересовался.
- Возможно, именно тот, кто привел эту девушку в ваш дом или порекомендовал ее, - принялся размышлять Владимир, - и есть главный преступник. Или же... У меня имеется еще одно предположение. Кто может быть заинтересован, чтобы Елизавета?.. У кого может быть материальный интерес в этом? Насколько мне известно, всеми делами управляла ваша матушка, не так ли? Возможно, у нее имелись должники?..
- Столько предположений и отсутствие сведений, - вздохнул Алексис. - Если продолжать в том же духе, то можно зайти в такой тупик!
- Вы правы, сударь, - согласился Владимир.
- И вообще, к чему высказывать предположения и выдвигать версии? - возмутился Алексис. - К чему терять время и все усложнять? Не проще ли заявить в полицию, что эта девушка пыталась отравить мою мать? А там уж они сами решат, как через нее добраться до настоящего преступника.
- Если она не будет покрывать этого человека, - заметил Владимир. - Вполне возможно, она возьмет всю вину на себя и придумает какой-нибудь нелепый повод типа неприязни или зависти.
- Как бы то ни было, я все же считаю, что это дело полиции.
- Пожалуй, вы правы, сударь, - согласился Владимир. - Вам нужно пойти в полицию. Лучше вам пойти туда одному. Моя излишняя заинтересованность в судьбе княгини, может скомпрометировать ее.
- Да, наверное. Я прямо сейчас пойду в полицию.
- Хорошо. А я постараюсь найти эту лавку и эту мадмуазель Софи. Если, конечно, мадмуазель не исчезла, что весьма вероятно. В любом случае, попытаюсь разузнать что-нибудь об этой девушке.
На этом они распрощались. Алексис ловко выпрыгнул из кареты графа Вольшанского и перешел на другую сторону улицы, а карета графа, проехав два квартала, скрылась за поворотом.
Но обстоятельства сложились так, что Алексису не удалось заявить в полицию, что его мать пытались отравить. По дороге туда он почти лоб в лоб встретился с предполагаемой отравительницей, о которой они только что говорили с графом Вольшанским. И хотя он видел Софью Немянову лишь один раз, он ее узнал.
"Какое совпадение! - подумал он. - Неужели подобное возможно? Интересно, куда она направляется?"
Алексис последовал за ней. По счастью, она его не заметила. Вряд ли она, вообще, была способна кого-либо заметить. Она была погружена в какие-то собственные мысли, которые на данный момент занимали ее больше, нежели мелькающие перед ней силуэты. Она машинально направлялась к какому-то заветному месту, не оглядываясь и не сбиваясь с пути, словно знала наизусть каждый поворот и закоулок.
Холод пронзил изнутри Алексиса, когда она остановилась у особняка князя Ворожеева.
"О, нет! - в ужасе подумал он. - Мой отец никак не может быть в этом замешан!"
Прежде, чем войти во владения князя Ворожеева, Софи осмотрелась вокруг. По счастью, Алексис уже успел укрыться от нее. Убедившись, что ее никто не заметил, Софи быстро юркнула в полуоткрытые ворота. Через минуту в эти же ворота вошел Алексис. Минутное отставание заставило его потерять ее из виду. Но он не сомневался, что она где-то внутри громадного дома. Ему не составило особых трудностей пробраться незамеченным внутрь дома и обнаружить преследуемую им девушку. Уже в вестибюле он услышал приглушенные голоса - мужской и женский, доносящиеся из правого крыла дома. В мужском голосе он узнал своего отца, а женский - предположительно принадлежал Софи Немяновой. Алексис остановился под дверью прилегающей комнаты, откуда мог слышать все, о чем они говорили, и краем глаза наблюдать за происходящем.
- Ну как? - поинтересовался Ворожеев у Софи. - Мне впору надевать траур и играть роль безутешного вдовца?
От его цинизма у Алексиса больно сжалось сердце, а лицо передернулось от отвращения.