Ranaros. По следам своей удачи (общий файл)

По следам своей удачи.

Пролог.

         Скрип. Скрип. Скрип...
      До чего обычное утро.
      Скрип. Скрип. Скрип...
      Снова и снова. Как же они достали. Я понимаю, гормоны прут, желание одолевает, тело просит, но почему он так удачно выбирает моменты? Знает ведь, что я дома. Всегда знает.
      "Он" - это мой старший брат, с которым мы, несмотря на возраст, по-прежнему делим одну и ту же квартиру. Даже не так -- одну и ту же комнату. Благо сейчас лето, а значит, родители благополучно смылись на дачу и спокойно живут там, изредка навещая нас с братом, попутно жалуясь на духоту и постоянный беспорядок. А этот проклятый "сердцеед", пользуясь случаем, сразу перебирался из нашей небольшой комнатушки в родительскую спальню. Впрочем, этому я был рад, но не всему сопутствующему...
      Мои нервы не выдержали. Ждать окончания процесса у меня не было ни сил, ни желания, и потому, наплевав на все и вся, я выпрыгнул из кровати, по-быстрому натянул шорты и босыми ногами потопал на кухню. Коридор встретил меня тихими стонами и еле слышным тяжелым дыханием, на что мне по большей части было начхать. Смущаться я разучился незадолго до того, как получил паспорт -- жизнь под одной крышей с таким братом не прошла бесследно.
На первый взгляд пустой холодильник настроения, что и так уже было испорчено, не прибавлял, но... Но я был человеком предусмотрительным и запасливым. Моя рука ловким и привычным движением скользнула в отдел для специй и приправ, и, немного пошерудив внутри, извлекла на свет Божий одинокую, но дико вкусную (особенно с голодухи) сосиску. Подавив желание сожрать ее прямо на месте, я закинул её в микроволновку и, поставив чайник, шмыгнул в ванную. Скрипы, к слову, прекратились.
      И чего это я привязался к этим звукам? Порадоваться бы за брата, так нет, хожу тут и дуюсь. Впрочем, как еще быть, если вот уже второй месяц я просыпался только под эти стоны старой кровати и старых дев. Нет не завидно. Просто надоело. В свои двадцать два года я девственником не был, но и особо большого опыта за собой не ощущал. Впрочем, как и желания, но это уже скорее следствие из моего образа жизни.
      Сплюнув пасту и прополоскав кое-как рот, я вышел, с предвкушением ощущая запах уже готовой сосиски. Вышел и замер. Навстречу мне, чуть неловко передвигая ноги, шла нынешняя пассия любвеобильного брата, одетая почему-то в мою единственную белую рубашку. Любимую рубашку (не знаю из какого материала она была изготовлена, но носить ее на голое тело было невероятно приятно). Имени девушки я не знал, но это не мешало мне возмутиться, стоило лишь бросить на неё один единственный взгляд. Причем нагло использованная любимая рубашка была не главной причиной зарождающегося раздражения.
      -- Спасибо! -- мило, как ей казалось, проворковала девушка, помахивая наколотой на вилку и уже почти съеденной сосиской.
      -- И тебе доброго утра, -- тепло улыбнулся я, никак не демонстрируя накопившуюся злость. В этом деле я был мастером. Нежелание идти на конфликты за годы практики сделали из меня искусного лжеца и лицемера. Хорошо это? Плохо? Мне без разницы. Я это я.
      Девушка улыбнулась мне в ответ и, бочком протиснувшись мимо меня, вернулась к себе в комнату, не забыв на прощанье одарить немного презрительным взглядом. Вздохнув, я опустил взгляд на собственный голый торс. Да тощий, но к чему эти взгляды? Не нравится, не смотри!
      На всякий случай, удостоверившись в пропаже сосиски я, в очередной раз горестно вздохнув, вернулся к себе в комнату. Идти в магазин полуголым я не решился...
      ... Брат зашел, когда я натягивал последний носок, на мгновенье приковав мое внимание. Что я могу сказать о брате? Двадцатипятилетний парень, что в плечах в два раза шире меня, перекачанный и самодовольный. Его лицо было достаточно красиво, чтобы менять девушек каждую неделю, но недостаточно, чтобы на него велись где-нибудь на улице, а не в ночном баре среди подвыпивших подростков. Ну и главная деталь, которая бесила меня всю мою сознательную жизнь -- выражение его рожи. Вот он исчезающий вид -- умудренный годами гопник. Как я, живя всю жизнь с этим гением уличной братии, не затесался в их ряды - сам не понимаю.
      -- Утра, Макс! -- кротко кинул мне брат, сверкая семейниками. -- В магаз?
      Кивок.
      -- Прихвати пачку Данхила, а то у меня кончились.
      -- Давай деньги, -- лениво бросил я, впрочем, уже зная ответ брата.
      -- Потом отдам, не боись. Я тебя хоть раз кидал?
      Ответом было лишь мое благоразумное молчание. Нет, при желании я легко мог припомнить ему долгов на пару тысяч деревянных, но... Но что? Не знаю. Брат же... Да?
      -- Как её зовут-то? -- я перевел разговор в другое русло, прекрасно зная, что денег от него я не дождусь.
      -- Эм... -- неуверенный взгляд за спину, на дверь родительской спальни, был красноречивее любых слов. -- Аня вроде... или Таня. Я не расслышал. Да и без разницы, похоже же.
      Парень гаденько заржал, как умели лишь люди с его родом "деятельности" -- гаденько, унизительно и высокомерно. Я лишь вяло улыбнулся и, всунув ноги в шлепки, вышел из квартиры.
      Ах, свобода. Дом, конечно милый дом, но жить с таким красавцем мне было тяжело. Я не понимал его, он не понимал меня. Его плоские шутки раздражали, смех выбешивал, поведение отвращало. Он не разделял моих интересов, своих как таковых тоже не имел, оттого поговорить с ним было не о чем. Он, конечно, был рад иногда делиться историями о посиделках с друзьями, но они быстро приедались. Его же приятелей я не любил, и это было взаимно. Дни их посиделок в нашей квартире всегда оставляли после себя лишь неприятные воспоминания, а иногда и синяки.
      Свист светофора ненадолго вывел меня из мыслей, сигнализируя о возможности перейти дорогу. Ждать я не стал. Мчащаяся "десятка" тоже. Друг друга мы заметили слишком поздно.
      Свист. На этот раз не светофора, а тормозов.

Пробуждение

         Я лежал, укутанный чем-то теплым, не в силах пошевелиться. Тело ощущалось как-то слабо, но вместе с тем болело нещадно. Это связано? Неужели пострадал позвоночник?
      Я прекрасно помнил момент столкновения с машиной. Чего уж там, я даже запомнил её номер! Правду говорят, что в стрессовых ситуациях организм способен на многое. Жаль он не смог вывести меня из ступора перед лицом приближающейся полуторатонной машины. Хотя какой жаль? Я был зол. Зол на собственное тело, на собственную реакцию и, судя по всему, злиться буду еще долго, потому как по ощущениям я попал в лапы паралича.
      Агррх! По глазам вдарил до боли яркий свет. Слезы сами собой полились из глаз, принося некое облегчение и некоторое смущение. Негоже двадцатидвухлетнему парню плакать как девчонка. Да, даже с поломанными ногами, руками и, предположительно, позвоночником. И все-таки, как же больно!
      Я не любил боль. Всю свою жизнь, как мог, избегал её, причем вполне успешно. Нет, я не был трусом, просто... просто не лез куда не стоило, обходился словами там, где другие решали вопросы кулаками. Ситуации, в которых мне все-таки прилетало по лицу, можно было пересчитать по пальцам одной, ладно двух рук. И в большей части их были виноваты любимые друзья моего брата. Они, казалось, слов не понимали вовсе.
      К чему я это все? Ах, да, к тому, что боль я терпеть не умел и не учился. Это оттого меня сейчас так корежило, будто кто-то катком по мне проехался?
      Перед глазами все расплывалось. Ухватить хоть какой-то четкий контур не получалось. Я видел лишь непонятные образы, мелькающие передо мной, но ничего конкретного. Попытка напрячь зрение, отозвалась такой волной боли, что я чуть не потерял сознание. Ощущение будто бы мне одновременно оба глаза проткнули раскаленными иглами. Ладно, ничего. Стерпим. Привыкнем... И стоило мне успокоиться, как в тот же миг ударили и по другим чувствам.
      Плач ребенка, больше напоминающий визг раненной газели, резанул по слуху, заставляя желать лишь одного -- пусть кто-нибудь закроет мне уши.
      "Откуда здесь ребенок?" -- спрашивал я сам себя, прекрасно представляя, что травматология (а возможно и операционная) и роддом в любом случае должны находиться в разных корпусах больницы.
      Вой ребенка не ослабевал, продолжая ввинчиваться буквально под корку моего мозга. Еще пару минут в его компании и никакой "десятки" не понадобится для моей окончательной смерти.
      "Уймите же его, наконец!" -- хотел похрипеть я, но боль в связках приятно намекнула о невозможности и этого действия. Крик лишь усилился. Минута, другая, третья -- плач все не унимался. Потеряв всякую надежду спастись от него, я вновь попытался двинуться, но новая вспышка боли резко прервала мои поползновения. А ребенок завыл лишь еще сильнее, хотя казалось, что это было просто не возможно...
      ... Сколько времени прошло прежде, чем я осознал, что этот надрывной крик принадлежит мне, я не представляю. Хотя нет. Понять было легко, но вот принять. Это может только казаться простым, но на деле... Сначала я думал, что сплю и вижу не то кошмар, не то просто интересный сон. Не долго. Слишком уж реальна была царящая по всему телу боль. Следующая мысль -- галлюцинация, следом за ней -- сумасшествие. Теории шли одна за другой, но рассыпались под натиском реальности и действительности. Ровно до тех пор, пока я не смирился с простым фактом -- я действительно в теле младенца. Новая жизнь... после смерти? Умирал ли я в той автомобильной аварии? Был ли Я вообще? Скорее да, чем нет. Откуда иначе в теле ребенка знания двадцатилетнего парня? И воспоминания...
      Вот мне идет шестой год. Наверное, это мое первое осознанное воспоминание. Я тогда дико собой гордился -- прочитал свою первую книжку. Мама носила меня на руках, рассказывая всем, какой её Максим умный. Вот семь лет -- я иду в первый класс с чувством некоторого превосходства над другими детьми. Кто из них мог похвастаться тем, что уже умел считать и писать? Восемь лет. Мое первое неприятное, но очень яркое воспоминание -- не дотерпел до конца урока. Та лужа, тот смех и стыд прочно обосновались в памяти. Далее десятки воспоминаний, связанных со школой: первая любовь, глупые поступки во имя её, первые враги и первые разборки. Та драка мне не понравилась, хоть я и вышел победителем. Тогда мне крепко влетело, пускай и не от Коли из параллельного класса, а от классного руководителя. И все-таки я был умным -- выводы сделал достаточно быстро. Поначалу все было до ужаса банально -- любой конфликт путем разговоров затягивался до конца перемены, благодаря чему до драки не доходило, а там уже и дети остывали. Но чем больше я взрослел и набирался опыта, тем более изощрённые были мои увертки. У меня появилось прозвище, свое место в иерархии класса, первая девушка. Глупая к слову вышла история. Стычки, уже между классами, продолжались, и зачастую не всегда мои методы выручали меня из подобных ситуаций. Только после школы я понял простую истину -- чтобы не решать проблем, не создавай их. Так начались мои "курсы лицемерия" и продолжались они до моей неожиданной кончины. Хотя до этого еще далеко, но смысла предаваться воспоминаниям дальше толку нет. Колледж, год безделья, увлеченье аниме и компьютерными играми, армия, дом, работа, снова дом... Все это слилось в сплошной поток воспоминаний, легкодоступных этому нынешнему телу. Любопытно. Всегда держался мысли, что вся наша память есть лишь набор нейронов и нейронных связей, но тогда каким образом я имею её сейчас, находясь в явно другом теле? Любопытный вопросик, до которого мне совершенно не было дела.
      Все, что меня должно было интересовать сейчас, это как строить новую жизнь. Второй шанс, тем более в таком виде давался далеко не каждому, если вообще были прецеденты. Я думал. Много думал. Благо во времени был не ограничен.
На первых порах я боялся. Боялся того, что настанет момент, и я после очередного двадцати часового сна проснусь с разумом обычного младенца. Боялся потерять себя. Этого не произошло.
      "Не знаю, чем я заслужил подобную честь, но спасибо, что жив", -- повторял я про себя каждый раз после пробуждения.
      Радовало, что я был мальчиком. Мои шаловливые, не поддающиеся пока что контролю ручки частенько поддергивали то, чего у женщин в принципе быть не могло. Мелкий онанист.
      К моему счастью, с осознанием себя как ребенка я перестал постоянно плакать. Я перестал пытаться требовать от тела сверх того, что оно могло дать. Много спал, часто ел, ходил под себя. Последнее бесило просто невероятно. Гадко, низко, отвратно, но альтернативы попросту не было. В часы свободные ото сна я честно пытался перехватить контроль над бешеными конечностями этого юного тела. Успехов практически не наблюдалось.
      На второй месяц, если верить моим расчетам времени, жизни в роли ребенка я наконец смог различать все видимое. Мамой этого... нет, моей мамой оказалась вполне миловидная девушка лет двадцати, с прекрасными сине-зелёными глазами, что с неподдельной любовью наблюдали за моими попытками управлять телом. Правда было в ней и нечто необычное, а точнее волосы броского ярко-красного и явно натурального цвета. Когда я увидел их в первый раз, вновь чуть было не уверил себя в собственном же сумасшествии. Повезло -- я смог пережить эту неожиданность, хоть это и стало первым подозрительным звоночком.
      Отец же так ни разу и не появился перед моим взором.
      Через три месяца борьбы с самим собой я, наконец, смог "поймать" собственные конечности. Это было... приятно. Наконец-то я чувствовал себя полностью. Наконец-то вернулся долгожданный контроль. Ручки и ножки двигались столь легко и свободно, что я невольно проникся. Следующие несколько дней прошли в наслаждении от собственных возможностей -- цепкие ручонки с мастерством бывалого альпиниста находили упоры и выступы, ножки с легкостью молотили по колыбельной, разумеется, когда были свободны. В общем прогрессом я был более чем доволен.
      Но и без минусов не обошлось. Язык, используемый моими родителями (блин и все-таки имея вполне целую память называть их так -- непривычно), был мне знаком -- японский, по крайней мере, мелькали знакомые по карьере анимешника фразы и словечки. Хоть язык и знаком, но в целом не понятен. Ничего и тут прорвемся.
      Но вот интерьер моей комнаты наталкивал на не самые приятные мысли. Я так и не смог найти взглядом хоть что-то напоминающее электроприбор. Общий быт вызывал лишь ассоциации с прошлым незнакомым с научным прогрессом -- деревянные полы и потолки, бумажные стены, грубая мебель, масляные лампы. Хотя нет. На полотке горело нечто похожее на хорошо знакомую люстру, вот только лампочки не наблюдалось. После всех наблюдений оставался лишь один вопрос: "Куда я, мать его, попал?".

Несколько ответов и несколько вопросов

         "Куда я, мать его, попал?"
      Ответ, что походил больше на желание, надежду; гулял где-то на задворках сознания. Все мои знания об окружающем мире ограничивались лишь пределами этой комнаты -- за пять месяцев, проведенных в новом теле, я ни разу не видел улицы. Забавно, да? Как по мне, не очень...
      Я стал меньше спать, что не могло не радовать. Двадцать часов ежедневного сна постепенно сокращались, предоставляя мне все больше и больше времени для размышлений и действий. Пять месяцев вынужденного безделья сказывались не самым лучшим образом -- во мне накопилось слишком много нерастраченной энергии. Я приступил к своим первым неуклюжим попыткам встать. Именно встать, так как передвигаться на корточках, пусть и в пределах своей колыбельной, я научился довольно быстро -- хватило лишь пары часов. Но вот дальше... было сложнее. Раз за разом, попытка за попыткой -- неудачно. Но я не сдавался.
      И вот через три месяца постоянных и неуклюжих падений произошло разом несколько знаменательных событий.
      Первое -- я наконец-то смог сделать свой первый в этой жизни шаг. Неуклюжий, короткий, но шаг. В тот момент я был счастлив. Детский, искренний смех разнесся по комнате и не утихал достаточно долго. А когда на столь редкие звуки своего ребенка (я даже плакал исключительно мало) прибежала мама, то её радостные восклицания были едва не громче моих собственных. Подняв меня на руки, она со счастливой улыбкой кружила по комнате, расхваливая некоего Акио. Да, так я узнал собственное имя. Странно, да? За восемь месяцев постоянных разговоров со мной, я так и не удосужился выловить из её слов собственное имя.
      -- Акио, умница! -- повторяла кружащаяся женщина, то поднимая меня до потолка, то резко опуская к полу. Я же... просто наслаждался столь незатейливым, но чертовски приятным аттракционом.
      Немного подустав, мама взяла меня за ручки и аккуратно поставила на землю, слегка поддерживая.
      -- Давай, потихоньку, вместе, -- приговаривала она, чуть толкая мое тельце вперед. -- Раз шаг, два...
      Вот уж в жизни бы не подумал, что столь незатейливый метод мог быть настолько действенным. Я пошел, пусть и немного вися на руках мамы. Вновь учиться ходить было... завораживающе. Просто невозможно описать те чувства, когда при помощи любящего тебя человека ты начинаешь постигать большой мир. Хотелось бежать, хотелось увидеть больше... и мама это поняла. Она дала мне дойти до двери, после чего закинула себе на руки и вышла наружу.
      Резкая смена цветовой гаммы на мгновение выбила меня из колеи. После полугода заточения в комнате целиком выполненной в достаточно депрессивных цветах, увидеть представшее перед глазами море зелени было восхитительно, волшебно. Во все глаза я рассматривал толпящиеся в десятке метров от крыльца нашего дома гигантские деревья с пышными кронами, высокую, по шею нынешнему мне, траву, прозрачно голубое небо с бегущими по нему белыми облаками. Мои губы сами собой растянулись в блаженной счастливой улыбке, а по щеке пробежала одинокая слеза. Женщина, заметив это, большим пальцем вытерла катящуюся капельку и аккуратно поставила меня на землю.
      -- Куса, -- проговорила женщина, протягивая мне в руки оторванные стебельки травы. -- Куса.
       В ответ я лишь недоуменно уставился на неё. Она действительно хочет, чтобы моим первым словом оказалась "трава"? Не думаю. Я бы точно не хотел.
      Мама же по-своему поняла мой взгляд. Осторожно отпустив мои руки, она положила обе руки себе на грудь и как можно четче произнесла: "Каа-сан". И вот, смотря на её счастливое лицо, я просто не мог не попытаться.
      -- Каа-саа, -- не подумав, что мог, выдавил я из неразработанных связок.
       Почему "не подумав"? А все потому, что в следующий миг вихрь из восторга и гордости оторвал меня от земли, прижал к собственной груди и закружил, не думая больше ни о чем и ни о ком, кроме маленького умного ребенка. Чувства этой женщины были столь сильны, что казалось, будто я мог буквально потрогать испускаемое ею счастье.
      -- Еще раз! -- желала чуть запыхавшаяся женщина, немного разомкнув, к моему неудовольствию, теплые объятья.
      А почему нет? Мне не тяжело, даже наоборот -- я хотел порадоваться эту женщину, успевшую уже стать мне родной.
      -- Каа-саа!
      Искренний, звенящий смех мамы стал мне лучшей наградой, какую я смог придумать в тот момент.
      -- Люблю тебя, мой ангелочек! -- тихо, но от всей души сказала молодая женщина, поцеловав мой не скрытый волосами лобик. После такого, даже моя черствая душа двадцатидвухлетнего парня, не смогла остаться равнодушной. Я прижался к теплому телу мамы и со всей доступной этим маленьким детским ручкам силой обнял её. Это была и моя благодарность и мои извинения. Я решил постараться и стать для неё хорошим сыном, взамен того, кто изначально должен был быть на этом месте.
      Следующие несколько часов я провел на руках у мамы и, прижавшись к ней всем телом, запоминал каждое новое слово. Иногда меня опускали на землю, предлагая немного пройтись, иногда в наглую тискали, стоило мне с довольным видом произнести недавно выученное слово, иногда просто обнимали, делясь теплом, любовью и заботой. Я, впервые в этой жизни увидевший лес, был до глубины души впечатлен его великолепием. Стволы гиганты, на фоне которых все казалось чем-то незначительно мелким, насыщенно зеленые кроны, будто светящиеся изнутри под лучами яркого солнца. А стоило мне лишь прикоснуться к коре одного из таких великанов, как я пораженно замер -- рука ясно ощущала бегущую внутри дерева жизнь и энергию. Ритмичные всполохи энергии напоминали дыхание, а проплывающие изредка волны наталкивали на мысль о блаженных мурашках, бегущих по коже.
      -- Смотри, Акио, -- вырвал меня из мира неестественных ощущений голос женщины, -- знаешь что это?
      С трудом отойдя от возникших при соприкосновении с деревом чувств, я проследил за рукой мамы указывающей на... деревню? Да, вроде бы она. То, что наш дом стоит отдельно от других строений я понял сразу, но почему настолько далеко? До ближайших соседей только по приблизительной прикидке было не меньше двадцати минут пешего быстрого хода. Почему?
      -- Это Кусагакуре, но Сато. Твой будущий дом, -- с гордостью сообщила женщина.
      "Деревня скрытая в траве" -- подсказало мне вмиг забывшее прочие вопросы сознание. Одна из скрытых деревень шиноби. Черт!
      Так испортить настроение одной лишь фразой -- это настоящий талант. Вот оно, главное знаменательное событие, произошедшее за мою недолгую жизнь в этом мире. Я понял где, а точнее, в какой заднице оказался.
      Все кусочки мозаики сложились воедино: убранство дома, простая, немного грубая одежда, красные волосы... Черт! Черт! Черт! Это ни капли не смешно!
      Мир Наруто. Мир шиноби. Мир смертей и убийств. Мир, где правит сила. Лучше не придумать.
      Черт!
      Я перевел свой взгляд на замершую женщину, что с тоской глядела на низкие деревенские домики, и вновь обратил внимание на волосы. Красные. Неужели? .. Нет, было бы слишком просто. Канон я помнил прекрасно -- на память никогда особо не жаловался, - и, наверное, оттого у меня такие мысли при виде красных волос? Я Узумаки?
      И тут мою голову посетила неожиданная мысль -- мне было неизвестно имя собственной же матери. Ладно, это все позже. Сейчас все что должно занимать мою голову это собственное положение и мир вокруг. Деревня скрытая в траве... в какой же момент канона она засветилась? Я перебирал в голове все известные факты и события, прокручивал арки, ища необходимый момент и... вспомнил! И снова черт!
      Скрытая в траве небольшая деревня шиноби приютилась точно по центру страны Травы, которая в свою очередь расположилась между двумя странами-гигантами -- Огнем и Землей. И последний факт сыграл в жизни этого маленького государства решающую роль -- во времена Третьей мировой войны шиноби, когда пересеклись интересы Ивы и Конохи, именно его земля стала полем боя этих скрытых деревень. Именно здесь умер Учиха Обито и родился Копирующий ниндзя Хатаке Какаши. Осталось лишь всего ничего, -- понять в какой же отрезок времени меня кинуло? Прошла ли война или только собирает начаться?
      Вечерело. Мою резкую смену настроения мама сочла за навалившуюся усталость и вернула меня в кроватку, за что ей отдельное спасибо.
      "Хватит мне на сегодня новых впечатлений", -- подумал я и уснул.

****

      А ведь истину глаголют, что, мол, утро вечера мудренее будет! Мыслилось после крепкого сна куда лучше, чем до него.
И первым на повестке дня стоял один простой, но очень важный вопрос: "Стоит ли верить во все то, что было мне известно по канону?". Ну и все вытекающие из него...
      Насколько он соответствовал нынешней реальности? Нужно ли на него ссылаться, принимать во внимание? Я попал в знакомую историю, либо же в мир, который следует правилам этой истории? Эти непереоценимо важные вопросы требовали ответов, которых у меня, к сожалению, не было. Слишком мало фактов, слишком мало знаний. Потому, поразмыслив над ними пару часов, я отложил их в сторону, обещая себе вернуться позже, с фактами.
      Другое дело мое нынешнее положение. Этот мир в корне отличался от моего родного. Знания, аналитический ум ценились тут куда меньше, нежели сила и техники. И если в прошлом я мог позволить себе пренебречь физическим развитием (что я в целом-то и сделал), то здесь это было бы равносильно покупке билета в один конец. Не зря же мама упомянула про будущий дом. Быть мне шиноби, иначе никак.
      А значит? А значит, не стоит тут разлеживаться и принимайся за дело. Пора вставать на ноги и перестать падать. Место под солнцем этого мира придется выгрызать зубами вместе с плотью враго...
      Я осекся на миг и тут же рассмеялся, уже привычным детским смехом -- вы только посмотрите, какие мысли крутятся в голове восьмимесячного ребенка!
      "Ладно, посмеялись, и хватит, -- успокаивал я сам себя, дав себе одну минутку слабости. -- Пока мы спим, враги качаются..."
      Небольшое, еще непривычное для тела усилие и вот я на ногах. Стою не крепко, что, учитывая наличие активной опоры под рукой, не есть хорошо. Аккуратно, контролируя каждое движение, делаю шаг. Готово. Теперь надо перенести собственный вес на выставленную вперед ногу и повторить. С трудом, не упав лишь благодаря бортику колыбельной, получается и это. Продолжаю...
      День за днем я начинаю гулять по периметру своей импровизированной кровати, приучая ноги к ходьбе. Поначалу выходило из рук (или ног?) вон плохо -- с каждым шагом тело сильно отклонялось в сторону и приходилось помогать себе, чтобы не упасть. Помогал и повторял вновь. День за днем... Никогда раньше, до этого момента не задумывался о том, как же сложно было научиться ходить самому.
      Полтора месяца постоянных попыток с перерывами лишь на еду, прогулки и разговоры с мамой приносили результаты. Я, наконец-то, достаточно твердо (для младенца девяти месяцев от роду) держался на ногах и мог несколько раз подпрыгнуть, даже не упав при этом. Начала даваться речь, по которой меня очень сильно гоняла молодая мама. Все вечера (если я бодрствовал) отводились под разговоры и изучение разных предметов. Я слушал внимательно, запоминал, учился думать на новом для меня языке. Получалось лучше, чем могло бы быть.
      На мой первый День рождения мама отвела меня в Кусакагуре. Я долго ждал этого момента и... оказался разочарован. Да, я, разумеется, знал, что Куса не входила в число Великих скрытых деревень, но если сравнивать то, что я видел на страницах оригинала с тем, что предстало перед моими глазами, то Коноха казалась мегаполисом на фоне небольшого села. Это скопище низких, простых домов по праву носило лишь название "деревня". Дорога представляла собой россыпь мелких, местами покрупнее, камней втоптанных в землю. Назвать её мощеной язык не повернулся бы даже под сорока градусами. На всю деревню набиралось лишь с десяток строений, что имели больше двух этажей и на фоне остальных смотрелись более чем прилично. Вот только ситуацию они не спасали. Во многом из-за людей.
      Почти все встречные местные жители ходили в таком рванье, что наши с мамой далеко не лучшие одеяния на их фоне смотрелись королевскими нарядами. На нас косились, нас сторонились, обходили стороной. По большей части грязные лица смотрели на нас с опаской, будто на прогулку вышла не мать с ребенком, а два нукенина со зверскими рожами. Скосившись на маму, я понял, что подобное поведение для неё уже привычно.
      -- Каа-сан, -- своим тонким оттого и раздражающим меня голосом я заставил обратить внимание на себя. -- Люди... смотрят... Почему?
      Женщина казалось, не ожидала подобного вопроса и, обведя взглядом парочку рядом стоящих стушевавшихся людей, повернулась ко мне с приятной улыбкой на лице.
      -- Просто ты слишком милый! -- бодро сказала она, щелкнув меня по носу.
      Я довольно улыбнулся, принимая заслуженную похвалу, решив не развивать тему. Выводы были готовы и без того: наш семейный шкаф явно не без скелетов.
      В целом прогулка вышла очень даже бодрой. Я посмотрел на окружающих, показал им себя и повстречал нескольких шиноби в темно-зеленых жилетах и с рисунком распустившегося белого бутона на них. Но самое интересное как обычно случается под конец.
      Мы проходили (причем я на своих двоих) большое двухэтажное здание, когда из него, через двери-створки, вывалился, в самом что ни на есть прямом смысле слова, один полноватый мужчина с крупной залысиной. Вывалился прямо перед нами, и поднимаясь с земли прохрипел что-то непонятное. Хотя, судя по реакции мамы, в его речи было мало чего цензурного. Мужчина поднялся, по-прежнему бормоча что-то себе под нос, отряхнулся и только тогда заметил нас.
      -- Эйко! -- воскликнул он, увидев стоявшую перед ним маму, державшую меня за руку. -- Не ожидал тебя тут встретить! У тебя же вроде был на сегодня выходной?
      -- Приветствую, Хизэо-сан, -- деловито улыбнулась женщина и слегка поклонилась. -- Вы правы, я просто гуляю.
      Мужчина удивленно посмотрел на Эйко, и перевел взгляд на меня.
      -- Ой, кто это тут у нас? -- преувеличено бодро воскликнул Хизэо, и присев на одно колено, взъерошил мои жидкие волосы. -- Ты же Акио?
      Я отвечать не стал, и как подобает обычному ребенку, тотчас спрятался за ногой у мамы, что вызвало смех у обоих взрослых.
      -- Ты только глянь на него, -- хохотал мужчина, -- такой большой, а все за юбкой у матери прячется.
      -- Хизэо-сан... -- негромко попросила женщина. -- Сегодня ему исполнился только первый год.
      -- Ну! -- развел руками мужчина, -- А я что говорю? Уже почти настоящий мужик!
      Я в ответ на такие заявления лишь крепче прижался к теплой ноге, играя смущенного ребенка. И тут же почувствовал нежную руку женщины у себя на голове.
      -- Видите, он стесняется, -- улыбнулась Эйко. -- Не дразните его!
      Хизэо лишь еще раз хохотнул, подмигнул мне и перевел взгляд на женщину.
      -- Ладно, я пойду, дел еще не меряно, -- как бы нехотя протянул мужичок. -- Так что, наверное, уже до завтра. Жду как обычно.
      -- Хорошо, Хизэо-сан, -- в очередной раз поклонилась Эйко.
      -- Я же просил, просто Хизэо, -- уже повернувшись, бросил он, -- И можешь взять с собой Акио, если сильно мешаться не будет. Нельзя ребенка одного дома оставлять.
      Эйко лишь еще раз поклонилась, правда уже много глубже, и подняла меня на руки.
      -- Ну что, пойдем домой, Акио? -- улыбнулась мне мама и легонько поцеловала лобик. -- Завтра будет веселый день!

Мотивы.

         Неожиданно для меня Хизэо оказался местным и вроде как единственным аптекарем. Узнал это я достаточно просто -- на следующий день после памятной прогулки Эйко вновь взяла меня с собой в Кусагакуре. Правда сначала её ждало утро полное волнений и сомнений -- долго, очень долго мама не могла решиться на что-либо. Признаться честно, я не понимал её. Я вообще много чего не понимал. Например, где мой здешний отец, которого я в лицо не видел уже целый год? Да какой там не видел, я даже не был уверен в его наличии. И отсюда вытекал ряд других вопросов, к примеру, денежный вопрос. Каким образом Эйко хватало на мое и свое содержание?
      Волновала меня и необычная реакция жителей деревни на наше с мамой общество, но это могло подождать -- не трогали и ладно.
      Ах, да! Аптекарь. После недолгой внутренней борьбы Эйко все-таки взяла меня на руки и уже со мной явилась к Хизэо. К слову, несмотря на обладание гордого статуса "единственного аптекаря на деревню", здание самой лавочки слабо отличалось от остальных низких приземистых строений. Лишь вывеска с незнакомыми мне иероглифами выделяла её на фоне других хибар на улице.
      - Доброго утра, дорогая Эйко, -- тепло улыбнулся Хизэо, стоило нам переступить порог аптеки. -- Я ждал тебя немного пораньше.
      - Доброго утра, Хизэо-сан, -- женщина изобразила небольшой поклон и посмотрела на меня, -- и извините. Акио капризничал все утро.
      Я почти натурально возмутился от такого заявления. Мною в открытую и наглую пользовались! А ведь это не я все утро место себе не находил, шагая из угла в угол.
      - Ничего, ничего, на то они и дети, -- понимающе усмехнулся мужчина и отошел от прилавка. Витрины как таковой к слову не было, вынуждая по каждому интересующему товару консультироваться напрямую с продавцом. -- Пошли, покажу, что я приготовил. Тебе должно понравиться!
      Хизэо в предвкушении потер ладони друг об друга и, заметив мой заинтересованный взгляд, подмигнул.
      - Тебе тоже понравится, Акио.
      За прилавком и тонкой перегородкой обнаружилось достаточно просторное помещение, больше напоминающее склад, чем жилое помещение. Ряды стеллажей тянулись от одной стены к другой, занимая собой почти все свободное пространство комнаты. На самих полках аккуратно, но в неизвестном мне порядке были разложены травы, коренья странного вида и запаха смеси, порошки и колбы с разноцветными растворами. Запах в воздухе витал соответственный -- немного травяной, пряный. Одним словом -- перед моим взором предстала мечта алхимика... ну или кулинара. Это было крупнейшим хранилищем разнообразных ингредиентов, что я видел за обе свои жизни.
      - Смотри, Эйко, ему здесь нравится, -- рассмеялся Хизэо, глядя на мою шокированную мордашку. -- Ну ничего, то, что я хочу показать, понравится ему еще больше.
      В стройные ряды меж стеллажей мы, к моему сожалению, не зашли, пройдя вслед за Хизэо вдоль стены в следующую комнату, которая как раз и оказалась спальней. Странно, снаружи дом не казался таким уж большим.
      - Вот! -- с некоторой гордостью сказал аптекарь, указывая на что-то рукой.
      Я резко повернулся предвкушая нечто интересное. А ожидания мои были разнообразные -- начиная от крышки от подвала, набитого реагентами и алхимическими приборами, заканчивая столпившимся в кучку милыми котятами. Но не этого.
      - Право, не стоило, Хизэо-сан, -- в отличии от меня Эйко была более, чем довольна увиденным и искренне была благодарна мужчине.
      - Что ты, что ты, -- поднял он руки, -- это мой долг, как человека, что первым увидел этого чудесного малыша на этом свете.
      Не слушая разменивающихся любезностями взрослых, я с неприязнью смотрел на высокий, деревянный, детский заборчик. Серьезно? Из одной "тюрьмы" в другую, пусть и чуть более просторную. А как же мои надежды на побродить и поизучать? А никак. Кого волнует мнение маленького несознательного ребенка?
      Эйко поставила меня внутрь "загона для детей", потрепала по голове и вышла, оставив наедине с самим собой.
      Заборчик оказался на редкость крепким -- плотно сбитые деревянные балки с узкими прорезями никак не поддавались под усилиями моих слабых рук. Попытка хотя бы сдвинуть его так же не увенчалась успехом. Он что, к полу прибит? Я наклонился, вгляделся и понял - да. Любопытно. Недавно брошенная фраза явно указывала на то, что Хизэо присутствовал при родах, да и его благосклонное отношение также наводили на мысли. На деда еще не тянул -- несмотря на залысину, выглядел он вполне молодо. Может брат моего отца, которого я еще ни разу не видел? Это уже казалось более возможным и лучше бы так оно и было.       Не верил я в честных и бескорыстных людей.
      И, как показало время, был прав.

***

      Спустя полгода после моего первого посещения аптеки, куда Эйко как оказалось устроилась на работу помощницей Хизэо, я впервые в этой жизни заболел. Ну как заболел? Обыкновенная простуда, перенести которую ребенку моего возрасту было ни чуть не легче, чем взрослому съездить на отпуск в адское пекло.
      О Боги! Будь проклят тот день, когда я попал в этот мир! В отсутствии нормальной медицины и, наверняка, ввиду моего возраста, эта банальная болячка казалась чуть ли не гангреной, пожирающей мое тело. Давно уже я не слышал собственного плача... Поднявшаяся температура жарила мой мозг с мастерством заправского шашлычника. Соображалось в подобном состоянии невероятно туго. Куда уж там, я с трудом удерживал себя в сознании. Горело и потело все тело, а регулярные обтирки прохладной тряпкой приносили лишь кратковременное облегчение. И это не считая сухого болящего горла и бесконечных соплей, что добавляли остроты ощущений. Впервые за свою жизнь здесь я потерял ориентацию во времени. Все происходящее слилось для меня в один небольшой, но мерзкий комок боли.
      И тут появился он - тот, кого в тот момент я искренне считал своим Героем -- Хизэо. Стоило ему узнать о моем состоянии, как он явился в тот же день, неся за пазухой мешочек с лекарственным настоями и порошками. Вот оно какое -- Второе пришествие...
      Жар -- главная для меня проблема в тот момент -- отступил, раздраженное горло успокоилось, а мой детский плач наконец перестал пугать всю живность в округе. И лишь сопливый нос не обращал на лекарственные препараты Хизэо никакого внимания. В тот день я, потрепанный только-только отступившей простудой, с предвкушением и наслаждением крепко заснул.

***

      Утро встретило меня до боли знакомыми звуками со стороны комнаты брата. Звуками обычного, пускай и немного яростного секса -- ритмичные скрипы, шорох простыней, редкие полу стоны полу вздохи. Что ж, обычное утро. Только... Только я был раздосадован куда больше привычного. Еще бы, прервать такой яркий и реалистичный сон! Горечь от потери пусть и полюбившегося лишь по сну мира, была ощутима чуть ли не физически.
      А в целом удивительно, как много времени ты можешь прожить в созданной мозгом фантазии, пролежав в кровати лишь несколько часов. В фантазии, столь неотличимой от реальности, что сам не осознаешь её неестественность. Вот и я попал в эту ловушку сновидений. Может поспать еще? ..
      Нет. Переборов желание поймать ускользающее сновидение и вновь погрузится в мир шиноби, я раздосадовано открыл глаза... и уперся взглядом в настоящий деревянный потолок, которого отродясь не было в нашей с братом квартире. "Значит, не сон", -- со сладким замиранием сердца сделал я вывод и еле слышно усмехнулся своим детским голоском. Горечь отступила, сменившись неестественной легкой эйфорией, а следом и недоумением. Я был рад тому, что этот мир шиноби оказался реальностью? Я счастлив быть здесь, в мире грязи и мрака? Не ожидал я от себя такого. Неужели грядущие возможности перевешивают собой все страхи?
      Раздавшийся за бумажной стенкой легкий стон, на порядок громче предыдущих, вырвал меня из глубин самокопания. Тут же, следом за ним, вернулись и прочие, тихие, еле слышные звуки. Я обомлел, немедленно осознав что, а главное где слышу. Не различить в раздавшейся какофонии звуков ставший уже родным голос было попросту непосильной задачей.
      - Ти...ше... -- легкий, рваный шепот Эйко донесся до моего уха, -- Акио... спит... ти.. ше...
      Ничего дальше я уже не слышал. Закрыв уши трясущимися от ярости руками, я перевернулся на бок и поджал под себя ноги, с трудом сдерживая рвущиеся наружу детские слезы. Детская ревность была просто ужасна. Желание порвать на куски хозяина аптеки было столь сильным, что затмевало разум. "Она моя!" -- твердил мне чудом сохранившийся где-то на окраинах сознания детский голосок. "Она моя!" -- вторил мой собственный, но куда более тихий голос. Привык, значит. Полтора года Эйко не отходила от меня. Полтора года она посвящала всю себя мне. Полтора года я был её жизнью. А теперь... Как же было больно осознавать, что ничто не вечно.
      Интересно, в своей прошлой жизни, я проходил через подобное? Проскакивала ли у меня столь яркая и горячая ревность к отцу? Не знаю. Наверное, в этом и плюсы несформировавшегося детского сознания, когда суть человеческих отношений тебе не известна.
      Возня за стенкой набирала обороты, а я лишь плотнее прижимал ладони к ушам, прекрасно понимая, что это все что можно было сейчас сделать. У меня не было даже возможности выбраться из колыбельной, не говоря уже о выражении протеста в сторону выбора мамы. Как же паршиво ощущать себя беспомощным! Волна гнева, на этот раз уже на себя, была остановлена неожиданно возникшей разумной мыслью: "Теперь, хоть понятны мотивы Хизэо". Как эта не имеющая отношения к происходящему мысль смогла меня успокоить, я не знаю. И не хочу знать.
      Участившиеся после того ночного случая визиты Хизэо не стали для меня неожиданностью, но тот факт, что спустя лишь каких-то два месяца он совсем обосновался у нас в доме на постоянной основе, выбивал из колеи. Наверное мой шок был настолько явным и легко читаемым, что мама поспешила объясниться:
      - Акио, Хизэо теперь будет жить с нами, -- улыбнулась счастливая женщина, потрепав мою шокированную тушку по макушке. -- Ты ведь не против?
      Против! Еще как против... но, разве я мог сказать такое глядя в лицо счастливой матери? Той, которая, наконец, нашла для себя человека, что разделит с ней хлопоты, связанные со мной и заработком денег на жизнь. Не смог и лишь много позже об этом пожалел.
      Я невзлюбил Хизэо почти в тот же миг, как его кивок подтвердил слова Эйко. Слепо, глупо, по-детски... Но я не мог ничего с этим поделать и потому... смирился, но лишь на время.
      К третьему году моей жизни меня начали выпускать гулять по дому. К тому времени я уже умел сносно бегать, достаточно ясно выражаться и понимал большую часть разговоров взрослых. Наконец мне открылись возможности самостоятельного познания окружающего мира. Я носился по комнатам, ощупывая любую вещь, попавшую мне в руки, забирался шкафы, под котацу, столы, футоны. Нет, во мне вовсе не взыграла детская непоседливость, хоть так и казалось со стороны. Во мне проснулась жажда знаний, и в первую очередь интерес к настоящему отцу. Именно в поисках его вещей я методично перерывал весь дом с ног на голову и... не нашел ничего. Интересоваться у мамы я боялся. Боялся того, что она укажет мне на Хизэо и назовет его моим отцом. Боялся этого как огня.
      Нет, он вовсе не был плохим человеком, но и хорошим так же не являлся. Он был торговцем, хоть и аптекарем, но все же торговцем. Для него все имело свою цену, а не как у нормальных людей ценность. Он искал выгоды всегда и везде, желал отчетности там, где другие закрывали бы глаза, требовал того, чего не требовали бы другие. Он даже постель с Эйко делил так, будто принимал оплату за все траты на нашу семью. Ровно четыре раза за неделю. Ни больше, ни меньше. И это было не плохо, нет -- это было просто отвратительно.
      Изредка я, в компании мамы, выбирался в Кусагакуре. Почему изредка? Все потому, что с переездом к нам Хизэо, Эйко больше не требовалось ежедневно бегать в аптеку на подработку, и все свое свободное время она уделяла мне и работе по дому. Город, что и раньше не мог похвастаться обилием жителей, в последнее время совсем одряхлел. Взгляд редких прохожих с каждым днем становился все более затравленным, а шепотки от приближающейся войне все громче.       Именно тогда я начал понимать в какой отрезок времени я попал.
      И именно в тот же день, уже дома, в одной из комнат мною было обнаружено пыльное зеркало...
      Мои проблемы разом разрослись до невиданных масштабов.

Познать себя.

         Соляным столбом я застыл перед собственным отражением -- смотрел внимательно, въедливо, неверяще. Мой взгляд плясал по поверхности зеркала, одновременно ища изъяны на милом пухловатом лице и запоминая его -- мне с ним еще долгую жизнь проживать. Хотя, в тот момент я уже не был так уверен. Ожидаемая красная шевелюра не впечатляла -- о ней я уже знал. Мне, как-никак, уже целых два полных года исполнилось, а не увидеть за такой срок цвет собственных волос мог лишь абсолютно слепой человек. Я же был зрячим, а как показало отражение -- даже более чем.
      Белые с еле различимой окантовкой радужки и зрачка глаза невозможно было ни с чем перепутать, пусть даже и видел я их впервые за все свои две жизни. Бьякуган -- одно из трех известных великих Додзюцу и одно из главных проклятий дома Хьюг. Глаза, что были настолько ценны, что вызвали раскол внутри клана-носителей. Глаза, столь лакомые, что за них убивали и чуть было не развязали войну. Глаза, что просто не могли быть у загородного жителя Кусогакуре. Так откуда?..
      Вывод напрашивался сам собой -- мой неизвестный мне отец был членом одного из сильнейших кланов Конохи. И это не сказать, что сильно радовало. Мало того, что жили мы далеко не в Хи но Куни, так еще и в такой глуши, что о начавшейся на территории страны Травы войне наше скрытое селение знало лишь по слухам. Что здесь забыл ребенок Хьюг, тем более без отца, способного защитить додзюцу своего сына от посягательств вражеских шиноби? Думал я не долго -- это всегда давалось мне с завидной легкостью. Сложить вместе несколько фактов, пользуясь знанием канона, было не сложно, но вот выдвинуть верные теории... Таковых оказалось две и обе безрадостные.
      Первая -- моя мать стала жертвой насилия. Мрачный, неприемлемый вариант как ни парадоксально нравился мне больше. Это гарантировало мне некую безопасность со стороны клана -- о наличии своих детей насильники чаще всего не подозревают. А раз не знают, то и искать не будут. Рабская печать на лоб... Нет уж, увольте.
      Против этой теории выступало явное родство матери с Узумаки, а значит и шансы на изнасилование членом другого клана были не велики. Хотя был ли... то есть, есть ли этот Клан красноволосых в Конохе как таковой? Три известных канону представителя -- слишком мало для полноценной Семьи со своими Главами. А значит, это противоречие можно было спустить на тормозах. Другое дело Хьюги. Не знаю, как у них обстоят внутренние дела, но сомневаюсь, что в рамках режима сохранения своих глаз разрешались беспорядочные половые связи. Слишком уж большая опасность лечь под гейшу вражеской деревни.
      Второй вариант моего появления на свет мне не нравился категорически -- встреча, любовь, страсть, ребенок, знание и ужас перед неотвратимой судьбой. В этом случае я допускал, что Хьюга, милостиво давший мне жизнь и глаза, оказался членом младшей семьи, а значит помеченным на всю сознательную жизнь. И, не желая такой судьбы своему дитя, Эйко бежала из страны, основавшись на окраине мелкой и немногочисленной деревни шиноби. Если это было правдой... то на мое отражение сейчас смотрят две большие проблемы.
      Черт! Как ни крути, второй вариант казался чуть более вероятным...
      Детский кулачок несильно ударил ни в чем невиновное зеркало. Черт!
      Я должен был радоваться такому подарку судьбы как два прекрасных глаза, но тогда почему...
      К черту все!

***

      Навалившаяся под тяжестью новых открытий апатия раздражала. Полгода в состоянии пришибленной рыбешки это вам не шутки. А ведь раньше подобного за собой я не замечал. Депрессия? Да скорее уж брат гомик! Моя жизнь раньше смело могла называться безгорестной, правда в равной степени и безрадостной. Я не испытывал резких перепадов настроения, я не бросался на людей в ярости и не лил слезы в расстройствах. А тут! Готовая мечта для психиатра. Я всерьез стал задумываться о возможном влиянии младенческого тела напрямую на мой разум. Задумался и... забыл.
      Вернулись радостные деньки, вернулась неиссекаемая энергия детского тела, вернулся искренний радостный ребяческий смех. Убийц, жаждущих вырвать глаза необычному ребенку на горизонте не видать, набирающая обороты война проходила где-то в стороне, а мне, наконец, дали добро на самостоятельное изучение аптеки. Я старался жить максимально беззаботной жизнью, пока мог. Жил, прикидывая в уме варианты собственного развития. Можно сказать, занимался любимым делом любых попаданцев -- думал, как распоряжаться данным. Все же два с половиной года не тот возраст, когда можно было начинать интенсивное развитие, но думать он мне не мешал. И этим я нагло пользовался.
      Кстати пару слов о развитии. Чем меня привлекла новая жизнь, так это действительно заметным результатом личностного роста. Здесь, в примитивном мире палки и топора, сила отдельно взятого индивидуума ценилась куда выше, нежели в родном мне. Здесь не требовалось тратить четверть собственной жизни на получение знаний, что, возможно, даже не пригодятся тебе в жизни. Не нужно было рвать жилы, чтобы прорваться сквозь сети социума и сформировавшихся связей. Здесь ты их рвал, чтобы тебя самого протащили наверх. Никто не забудет человека, способного уничтожить всю деревню одним соприкосновением рук, никто не посмеет указать ему свод законов и погрозить компроматом. Никто не задавит своими связями... хотя нет, я немного идеализирую. Все это, несомненно, было и тут, но явно не в подобных масштабах. Здесь правила сила и она же была здесь Законом.
      И я, зная это, собирался построить собственное будущее. Осталось лишь придумать как.

***

      -- Положи рядом с софорой! -- резко бросил Хизэо, передав мне увесистый пучок трав. -- И потолки как я учил!
      Киваю, и быстро скрываюсь в задней комнате, выискивая нужный стол -- несмотря на месяц работы здесь, я все еще плохо ориентировался среди всех стеллажей. Все дело в их количестве -- находясь по ту сторону детского заборчика, сложно было точно подсчитать заполненные полочки и шкафы. И потому, получив добро на небольшую помощь Хизэо, я первое время занимался только тем, что регулярно и постоянно блуждал по рядам со всевозможными травами. Гулял до тех пор, пока хитрожо... хитрый аптекарь не нашел мне работу.
      Она была не пыльной, не сложной и, что главное, вносила хоть какое-то разнообразие в скучную размеренную жизнь. Я толок сухую траву, изредка помогал с варкой, еще реже общался с посетителями, а попутно пытался почувствовать неведомое нечто -- чакру. И ничего. Совсем. Я будто заново учился... слышать. А это как? Вот и я не знаю, как. Я представлял себе потоки энергии в собственном теле, пытался направлять их, ускорять, тормозить - и ничего. Ни боли, ни жжения, ни резкой потери сознания. Складывалось впечатление, что мое воображение работало вхолостую. Ну не было никаких ощущений! Ровным счетом никаких! И это злило. Это бесило.
      С каждой минутой я, раздраженный собственными неудачами, все более и более остервенело бил пестиком по дну каменной ступки, измельчая и так уже толченую периллу. Бил, грозясь в любой момент сломать каменную чашу своей детской рукой. По крайней мере, так казалось лично мне.
      -- Акио, -- грубая мужская ладонь крепко сжала мое запястье. -- Ты что творишь?
      Я промолчал, боясь невольно огрызнуться. Паршивое чувство, оставленное продолжающимися неудачами, не думало никуда деваться.
      -- Так, -- Хизэо отобрал у меня ступку, поставив на стол, потащил за руку на выход, -- иди к прилавку. Посидишь там до конца дня.
      Несмотря на не самое лучшее настроение, мне пришлось напрячься, чтобы не расстроиться еще сильнее. Именно прилавка и всей той комнаты в целом я старался избегать как огня. Все-таки несмотря, а возможно и благодаря наличию трезвого разума, обладание Бьякуганом неплохо так отразилось на развитии моей паранойи. Будучи маленьким, неспособным защитить себя ребенком, я всячески боялся разоблачения. Даже гуляя с мамой по Кусакугаре, мой взгляд редко когда открывался от пола, а поднимать голову меня заставляла лишь какая-нибудь высоко висящая вывеска. Я старался не попадаться на глаза и делал это вполне успешно.
      Работа в аптеке меня полностью устраивала -- главным образом отсутствием людей. А находясь почти безвылазно в задней комнате, я не боялся и редких покупателей. Идеально! .. До того момента как разбитая банка с чем-то спиртовым не стоила мне пять часов сиденья за прилавком на виду у посетителей. Вот там-то я струхнул, хоть и быстро научился вовремя прятать собственное лицо. С того дня подобное "наказание" отчего-то полюбилось бессердечному торгашу.
      Но в любой неприятной ситуации можно было найти свои плюсы. И вот сейчас, сидя на высоком стуле и упав лицом в сложенные на прилавке руки, я вновь погрузился в себя, стремясь почувствовать эту неведомую чакру. Должно же хоть когда-то получиться?

***

      А тем временем, недалеко от границ Кусагакуре, на краю, бедного фермерского поля появилось трое незнакомых никому из проживающих в деревне человек -- двое мужчин и одна женщина. Одетые в специфическую одежду и демонстрируя собственные протекторы с замысловатым знаком, они и не думали скрывать свою принадлежность к одной из самой востребованных профессий. После изматывающего ночного и дневного переход шиноби Конохагакуре но Сато, наконец, достигли цели своей миссии.
      -- Это действительно деревня, -- недовольно просипел черноволосый парень, смотря на покосившиеся одноэтажные домики.
      -- А ты чего ожидал, Тао? -- усмехнулась единственная девушка в отряде. -- Дворцов? Казино и бани?
      Парень покачал головой.
      -- Нет, но чего-то более... впечатляющего? Даже квартал Учих размерами больше этой скрытой деревушки. На кой-хрен мы вообще...
      -- Тихо, -- стальной голос до сих пор молчавшего члена команды погасил недовольство еще в зародыше. -- Задание есть задание. Ни больше, ни меньше. Киоко, с тебя пополнение необходимых запасов. Тао, мы с тобой к местному начальству. Киоко, будем ждать тебя у здания администрации, не позднее чем через два часа. После, в случае отсутствия, начинаю поиски, что возможно поставят под угрозу наши достигнутые договоренности с местными. Потому постарайся не задерживаться.
      Киоко кивнула, прекрасно зная норов своего командира. Он был одним из тех людей, чьи слова не расходятся с делом. Раз сказал, значит будет.
      -- Прекрасно. Выдвигаемся.
      Синхронно стартовав, тройка шиноби быстрым бегом приближались к Кусагакуре и, лишь достигнув первых людных улиц, девушка отделилась от своих товарищей. У неё было лишь два часа, чтобы найти все необходимое в совершенно незнакомой деревне. Правда, будь она размерами с ту же Коноху, шансов разобраться в хитросплетении кварталов и улиц у Киоко не было бы, но здесь в поселке, где по-настоящему крупных улиц отродясь не было, данного времени хватало с головой. Найти пару лавочек, и с помощью женского обаяния, путем демонстрирования протектора шиноби, сбить немного цену, труда не составило.       Чистая вода, ломти вяленого мяса и сушеной рыбы, сухари, мотки легкой ткани, запас бумаги и проволоки уже были упакованы по свиткам, когда Киоко нашла последнюю цель своих поисков -- аптеку. Да, её самую. Квалифицированные или хотя бы немного знающие медицинские техники шиноби в лагерях попадались крайне редко, а потому приходилось выживать своими силами. На месте их постоянной дислокации такого человека не было, оттого лекарства были чуть ли не на вес золота. Лекарства, которые при их работе кончались очень даже быстро.
      Дверь в единственную на всю деревню лавку аптекаря с усилием и помехами скользнула в сторону, пропуская девушку внутрь небольшой комнаты. За прилавком -- единственным убранством в помещении, -- её уже ждал, улыбаясь во все тридцать два желтых зуба, немного полноватый лысеющий мужчина.
      -- Добро пожаловать в лекарственную лавку Хизэо, -- произнес он дежурную фразу, бросив оценивающий взгляд на куноичи, -- вижу, вы пришли за чем-то конкретным.
      Киоко не ответила -- что-то в этом мужчине отбивало в ней желание не то что торговаться, но и разговаривать вообще. Она просто подошла и положила на прилавок список необходимых лекарственных порошков и трав. Продавец был невозмутим.
      -- Хм... подождите минуту, -- протянул он, пробегая глазами по бумажке, и, прихватив список с собой, скрылся в задней комнате.
      Киоко осталась наедине с еще одним действующим, точнее бездействующим лицом. Маленький, едва трех-четырех годовалый, красноволосый мальчишка растянулся на самом краю лежа лбом на сложенных на прилавке руках. Спал? Без разницы. Она не мешала ему, он не интересовал её. Гармония.
      Да и кому вообще может быть интересен мелкий ребенок из незнакомой деревни?

***

      Что-то приближалось... я чувствовал это. Или предчувствовал? Это "что-то" маячило на самой границе моего восприятия, ускользая от органов чувств, оставляя за собой лишь намеки, еле заметные признаки своего существования. Оно не рвалось мне навстречу, но и не убегало от меня. Складывалось ощущение, что оно просто шло рядом, постоянно напоминая о себе неясным чувством. Чувством, которое я так силился уловить.
      Я концентрировался. Я расслаблялся. Я отвлекался. Пытался смотреть, но не видел. Пытался узнать, но не ощущал. Пытался вспомнить, но не припоминал похожего. Я знал лишь одно -- это оно!
      Я потерял счет времени тому, сколько провел в попытках разобраться в себе. Прошли мгновения? Часы? Я не знал. В тщетных попытках угнаться за ускользающим чем-то пропало ощущение времени, будто пытаясь оставить нас наедине. Слух, зрение, осязание, обоняние, чувство внутреннего ритма, собственного тела, равновесия отступили следом. Вот она -- максимально возможная концентрация -- только ты и цель. Ничего лишнего. Просвещение.
      И тут я осознал. Осознал это чувство, осознал его течение, осознал его наличие. Осознал, что все два с половиной года жил с ним, осознал, что не осознавал его...
      Безумная эйфория охватила мой разум и мое тело. Чувство бурной, мощной реки энергии протекающей по всему организму доводило до экстаза. Чакра была всюду во мне, во всех уголках моего тела. Она растекалась по нему широкими потоками, делясь на притоки, что заполняли каждую клетку, каждую полость.       Я чувствовал, что мог поднять дом, сломать железные трубы, с легкостью свернуть человеческую шею... Ощущение силы, текущей по венам, опьяняло...
      Я не заметил когда от охватившего меня блаженства, задергалось практически все тело. Оно будто стремилось найти выход всей скопившейся энергии, но не могло. Запертая в теле свободная энергия билась, ища пути показать себя во всей красе. И нашла.
      Я поднял голову, открыл глаза и пораженно замер. Наверное, тогда во мне вновь сломалось привычное представление о мире. В этот момент я действительно и по-настоящему понял, что зрение это чувство. Это не "способность видеть", нет. Это в первую очередь чувство -- способ познать окружающий мир. Сложно понять, не увидев того, что видел я.
      Окружающий мир изменился. Точнее не так. Изменилось мое видение окружающего мира. Все окружающее пространство разом попало под мой взор. При этом нельзя было сказать, что я "видел" это. Скорее уж чувствовал. Не двигая зрачками, я спокойно переключал внимание с дверного проема позади меня на собственные сандалии на ногах и в тоже время параллельно без труда отслеживал полет мухи под потолком. Это было... волшебно. Будто все пространство в пределах моего восприятия щедро снабжало меня информацией о себе, о произошедших изменениях и возможных событиях. Воистину Великое додзюцу.
      Радость моя продлилась недолго -- ровно до того момента, как шокированный взгляд куноичи Конохи, обращенный в мою сторону, не достиг моего сознания. И вот тут не смотря на всю охватившую меня эйфорию, я вздрогнул всем телом от внезапно возникшего чувства приближающегося рока. Он был уже рядом.
      Я как мог резко отвернулся от пронзительного взгляда девушки, и, спрыгнув со стула на подгибающиеся ноги, быстрым рваным шагом сбежал в заднюю комнату.
      Пристальный взгляд шиноби провожал меня до тех пор, пока я окончательно не скрылся с поля зрения. И лишь тогда я позволил себе дать слабину.
      -- Черт! -- вырвалось ругательство на родном языке, потонув в звуке удара кулака об деревянный косяк. Так к ноющим и слезящимся глазам добавилась и боль в отбитой руке.

Последствия. Часть 1.

         -- На южном посту, -- проговорил немолодой шиноби, не отрывая взгляда от куска точильного бруска, скользившего по лезвию его танто. -- Он проверял моего сменщика.
      Получив-таки долгожданную информацию, раздраженная Киоко низко поклонилась мужчине, несмотря на отсутствие его внимания, и выдвинулась в заданном направлении. Наконец-то! Ей понадобились почти полчаса беготни по не самому крупному лагерю Конохи под тенями многовековых деревьев страны Травы, чтобы в кои-то веки найти человека, что укажет ей путь. Почти полчаса! А что если бы она прибыла со срочным донесением или смертельным ранением? Где ей искать медика или начальство, когда большая часть лагеря предпочитала отмолчаться, послать куда подальше или того хуже пригласить к себе в палатку молодую куноичи? Рыскать как сейчас, бегая от одного костерка с группой шиноби к другому? Нет, она, конечно, все понимала -- война, нервы, напряжение. Люди, привыкшие к цивилизации, по большей части еще ни разу не воевавшие, а то и вообще только-только вылезшие из пеленок Академии, не выдерживали всей тяжести сложившегося положения и ломались, подтачивая умы окружающих. Что ни говори, а апатия всегда была заразной.
Наверное, она бы так и бегала между группами этих недовольных, не наткнись взглядом на фигуру достаточно старого для шиноби мужчины. К слову, работники именно их профессии, как правило, не доживали и до тридцати -- слишком уж рискованное это дело -- других убивать. Этот-то шиноби и выручил готовую взорваться от сложившейся в лагере атмосферы куноичи.
      Девушка старалась идти спокойным шагом, но нетерпение, предвкушение и надежда то и дело сбивали плавную походку, заставляя переходить на краткий бег. Киоко шла, зная, что сейчас она как никогда близка к мечте многих шиноби из обычных крестьянских семей. Но стоило ей только взять нужное направление, как девушка столкнулась с командиром своей группы.
      -- Куда-то спешишь, Киоко? -- привычным, ровным тоном поинтересовался мужчина, рассматривая чуть ли не подпрыгивающую от нетерпения девушку.
      -- Куроки-сан, -- слегка поклонилась куноичи, пряча раздражение от очередной задержки. -- Спешу. На южный пост.
      -- Смена? -- последовал короткий вопрос от немногословного мужчины.
      -- Нет, -- покачала головой Киоко, -- мне нужен Хироши-доно. Я слышала он там.
      Услышав ответ, Куроки подозрительно посмотрел на свою напарницу, но вопроса не озвучил. Впрочем, это не помешало озвучить ответа самой девушке.
      -- Это личное дело.
      Кивок от командира так и не сгладил возникшую в его глазах подозрительность. Киоко все понимала -- скажи ей, что какой-то рядовой шиноби разыскивает командира их небольшого лагеря, одним лишь подобным взглядом, она бы не ограничилась.
      -- Тогда, за мной, -- бросил Куроки, двинувшись в противоположную от Южного поста сторону. -- Мне к нему на доклад.
      Даже не думая перечить, куноичи быстрым шагом догнала своего командира и немного отстав, двинулась за ним.
      Десятиминутный переход спокойным шагом отрезвил и успокоил нервничающую девушку -- как-никак в ближайшее время ей предстоял один из самых важных разговоров в её жизни. За это же время Киоко в очередной раз успела все обдумать и, твердо уверившись в собственном правильном решении, готова была предстать со своим требованием перед главой своего лагеря. Их совместный с Куроки путь закончился там, откуда лишь сорок минут назад его начала сама девушка -- у гигантского, даже по сравнению со своими братьями исполинами, дерева, в корнях которого примостилась большая походная палатка. Её саму и облюбовал искомый Хироши-доно.
      -- Вы разминулись, -- улыбнулся девушке стоявший у входа охранник. -- Он пришел спустя десять минут после твоего визита.
      -- Я уже поняла, -- негромко пробурчала в ответ она.
      Куроки же, не обращая внимания на небольшой диалог с его подопечной, подошел, бросил кроткий взгляд на мигом подобравшегося охранника и спросил:
      -- Он у себя?
      -- Доклад? -- раздался требовательный вопрос, только что улыбавшегося мужчины.
      Получив в ответ сухой кивок, охранник лишь отошел в сторону, пропуская подошедшую пару внутрь.
      Изнутри палатка представляла собой настоящий зал для совещаний: два стенда с картами, поле для разработки тактических маневров и длинный широкий стол с двумя рядами стульев, упирающийся в рабочее место хозяина этого места. Сам он, к слову, сидел и выразительно посматривал на вошедших.
      -- Хироши-доно, -- учтиво поклонился Куроки, заметив направленный взгляд серых глаз.
      -- Хьюга-сама, -- последовала примеру своего командира Киоко, с той разницей, что кланяться пришлось немного ниже.
      Мужчина с длинными черными волосами с некоторым удивлением смотрел на разгибающуюся куноичи -- её обращение не прошло бесследно.
      -- Не помню, чтобы я вас вызывал, -- бросил он, смотря на смутившуюся под его взглядом девушку.
      -- Хьюга-сама... -- начала, было, она объясняться, но в тот же миг была прервана поднятой рукой.
      -- Можно пофамильярней, -- чуть склонив голову, улыбнулся мужчина.
      -- Спасибо, Хьюга-сама, -- вновь поклонилась Киоко, стремясь спрятать побледневшее от напряжения лицо. Каждое слово давалось ей с великим трудом. -- Я по личному делу.
      Хироши Хьюга лишь изобразил усмешку и наконец, обратил свое внимание на еще одного присутствующего.
      -- Что с Кусакагуре? -- сцепив руки замком, мужчина устремил взгляд своего Бьякугана на командира Киоко.
      -- Кусагакуре, несмотря на боевые действия между Конохой и Ивой проходящие на территории страны Травы, планирует воздержаться от конфронтации и намерена придерживаться нейтралитета. Помимо этого, судя по построению фраз главы совета деревни, наши посланники были далеко не первыми.
      Хьюга лишь закрыл глаза, опустил лоб на сцепленные замком руки и в абсолютной тишине обдумывал новую информацию. Неуютная пауза затянулась. Киоко, далекая от политики и политических игр, заинтересованно переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь уловить настроение обоих. И если своего командира, после долгой работы под его началом, она могла прочитать хоть поверхностно, то вот макушка Хьюги секретами делиться явно не собиралась. Впрочем, этого и не потребовалось.
      -- Трусы! -- рыкнул Хьюга и, наконец, поднял глаза. Киоко чуть сжалась. -- Надеются пережить войну, не замарав руки? Защищают свою страну своим бездействием? Ха! И это какурезато!
      -- Их можно понять, -- вставил свои пять копеек Куроки.
      -- Нет, -- Хироши покачал головой, -- им можно лишь посочувствовать.
      Последней фразы Киоко не поняла, но влезать с вопросами она не собиралась. Это не её уровень, не её поле для боя. Она лишь стояла, наблюдала и ждала пока ей, наконец, предоставят слово.
      Ждала недолго. Буквально в ту же минуту Хьюга, легким, небрежным движением руки отпустив её командира, уставился на неё своими белесыми глазами.
      -- Ну и что у тебя за личное дело? -- спросил раздраженный Хироши, буквально прожигая куноичи взглядом. -- Киоко-сан, верно?
      Девушка кивнула, собирая крупицы своей решимости. Она собиралась предъявить ряд своих требований одному из сильнейших кланов своей деревни, а тут одной храбрости уже явно не хватало.
      -- Хьюга-сама, -- начала Киоко борясь с собственным организмом, что требовал бросить эту затею, -- не так давно, мне в руки попала очень дорогостоящая и важная информация, которая требует вашего непосредственного внимания...
      Киоко резко осеклась, видя как вздулись вены на лице командира её лагеря. Ни о чем другом, кроме как о полной собранности и серьезности Хироши, это говорить не могло.
      -- И что это за информация? -- тихий вкрадчивый голос Хьюги вызвал неостановимую дрожь в коленях.
      Киоко была на грани паники. Ватные ноги подгибались, грозясь в любую минуту усадить хозяйку на пол, мысли путались и сворачивали не в ту степь, вырисовывая чудовищные образы расплаты за подобную наглость... Но отступать уже было поздно.
      -- Л-любая информация имеет свою цену... -- дрожащий голос вырвался из онемевшего горла девушки и в тот же миг...
      Цепкие пальцы сомкнулись на шее Киоко, пережимая гортань, поднимая куноичи над землей и вызывая резкое удушье. Против воли, на чистых инстинктах руки девушки вцепились в железную хватку, стремясь ослабить, дать хотя бы глоток воздуха. Не помогало. Грубые мужские пальцы до хруста сжимающие её шею казались стальными, неподатливыми. Они будто бы не замечали отчаянных попыток повисшей в воздухе девушки.
      -- Скажи мне, Киоко, -- ледяной шепот Хьюги проникал даже в погрязшее в панике сознание куноичи, заставляя к себе прислушиваться, -- что мне мешает казнить тебя здесь и сейчас за сокрытие важной информации в военное время? За попытку торга ей же? Отвечай, мразь!
      Тело Киоко конвульсивно задергалось, все еще не осознав бесполезность попыток вырваться из лап этого чудовища. Сознание меркло, горло напрягалось в попытках выдавить всего лишь одну, возможно спасительную фразу.
      -- Это... только... дела... Хьюг... -- из пережатой гортани чудом вырвался неразборчивый хрип.
      Железная хватка мигом исчезла, бросая на пол обессиленную девушку. Её тело билось в конвульсиях, успев почувствовать дыхание приближающейся смерти, сердце стучало как заведенное, пытаясь снабдить судорожно соображающий мозг необходимым кислородом, легкие, прочувствовав все прелести удушья, работали на износ. Киоко загнулась в приступах жестокого сухого кашля, даже не пытаясь подняться. В голове билась лишь одна единственная мысль: "Я жива... Жива!".
      -- Информация какого рода? -- стальной голос Хьюги не обращал внимания на жалкое состояние своей собеседницы.
      Киоко уже не думала о торгах. Все, чего она сейчас желала -- убраться подальше от этого человека.
      -- Я встретила носителя Бьякугана, -- как на едином духу выпалила девушка и вновь закашлялась.
      -- Вот как... -- протянул Хьюга уже гораздо спокойней. А последовавший следом изучающий взгляд, пробежавшийся по её телу, был чуть ли не физически ощутим.
      Только вот девушке было глубоко наплевать на изменившиеся интонации, и возможные мысли в голосе её мучителя -- слишком уж она была занята восстановлением собственного дыхания и душевного равновесия. Пережитое ей всего миг назад бесследно пройти не могло. Вот только её состояние Хьюгу не особо, кажется, и волновало. Или же наоборот -- волновало слишком уж сильно.
      -- Прости, Киоко-чан, -- прошептал ей на ухо склонившийся Хироши, опуская свои руки ей на вздрагивающие плечи. -- Я погорячился. Прости.
      И она простила. Она была готова сделать все что угодно, лишь бы побыстрее покинуть палатку этого человека.
      -- Расскажи подробнее, о ком ты сейчас говорила. Он взрослый? Ребенок? Он шиноби?
      Девушка в очередной раз вздрогнула, когда одна рука Хироши покинув уже не трясущееся плечо и проскользив по спине, переползла на живот, прижимая её тело к своему. Вот так внезапно для себя Киоко оказалась в объятиях севшего на пол сильного мужчины.
      -- Эт-это ребенок, Хьюга-сама, -- дрожащим голосом отчитывалась девушка, стараясь не реагировать на действия командира их лагеря. -- Красноволосый мальчик двух-трех лет от роду...
      -- И почему ты уверена, что он Хьюга? -- вкрадчивый голос Хироши, тихо звучавший около самого уха, завораживал, заставлял вслушиваться, расслабляться.
      -- Кажется я заста... -- Киоко осеклась, почувствовав как другая рука мужчины опустилась на её ногу, нежно её поглаживая, успокаивая напрягшуюся девушку. -- Кажется, я застала его во время первой активации...
      На сей раз напрягся уже Хьюга. Рука на её бедре остановилась.
      -- С чего ты взяла?
      -- Он выглядел шокированным. Не знаю, что он видел, но к такому он явно не был привычен.
      -- Понятно, -- протянул Хироши, вновь возобновив свои поползновения. -- И где он?
      На этот раз Киоко с ответом не торопилась -- вновь поднимать вопрос о цене она справедливо боялась. Люди, чувствующие за собой и власть, и силу, редко когда любили покупать то, что могли получить бесплатно. А потому... Девушка аккуратно положила свою ладонь на руку, что Хироши держал у неё на животе, и аккуратно подняла её выше, переместив к себе на растущую грудь. Расчет сработал -- Хьюга отвлекся, сосредоточив свое внимание на новых для себя ощущениях.
      -- А вот тут и стоит вопрос о цене... -- уже смелее, с оттенком игривости ответила Киоко.
      -- Что ты хочешь? -- спросил мужчина, больно сжимая её грудь. -- Денег? Звания?
      -- Положения, Хьюга-сама. Положения. -- Ухмыльнулась девушка. -- Я хочу влиться в ваш клан, господин.
      Мужчина замер ледяной статуей. Кажется, он только сейчас осознал, что чуть ли не добровольно расписался о возможности сделки. Но оправился он быстро.
      -- Ты же... понимаешь... что... -- отвечал Хироши, прерываясь, целуя нежную женскую шею, которую недавно чуть было не сломал собственной рукой, -- подобные вопросы... не в моей... компетенции...
      -- Прекрасно понимаю, -- тут же ответила Киоко, и одним плавным движением выскользнула из объятий мужчины, твердо вскочив на ноги, -- и потому буду ждать от вас новостей.
      Раздражение, застывшее на лице Хьюги, а что важнее мужчины, не получившего желаемое, заметить мог и слепой. И потому, не желая и дальше провоцировать распаленного Хироши, Киоко резко поклонилась и пулей выскочила из палатки. Раздавшийся позади неё крик: "Хиро!" -- стал самой настоящей усладой для её слуха.
      Означал он лишь одно -- у неё получилось! Несмотря ни на что, у неё получилось!

Последствия. Часть 2.

   *ОСТОРОЖНО! В главе замечен мат!*

      Две недели мучений... Две недели постоянно болящих глаз... Я уже далеко не один раз успел проклясть и собственное додзюцу и собственное упорство. Знал бы, на какие муки я себя обрекаю -- подумал бы ещё не раз.
      С той встречи с сильными мира сего минуло уже достаточное количество времени. За первые несколько дней я вновь обрел, казалось уже потерянную паранойю. Боялся. Боялся взглядов, шепотков, шорохов. Проходя мимо любого прохожего, невольно опускал глаза и исподлобья искал протектор вражеской для меня деревни, а промелькнувшая в пустынном проходе тень наталкивала на мысли о слежке.
      Я не хотел в Коноху, хотя мой путь, скорее всего, и лежал туда. Нет, ну, а что меня там ждало? Ну, первый приходящий на ум ответ -- "канон". С одной стороны это действительно удобно -- я в курсе большинства важных событий, что так или иначе произойдут в Конохе. Но тут, внезапно даже для меня самого, выплыло неожиданное опасение. Что для этого мира есть канон, который я знаю? Неизбежная судьба или возможное развитие событий? Если первое, то в Коноху мне нельзя ни в коем образе -- о красноволосом носителе Бьякугана канон не ведал. А значит, и меня к началу всей заварухи в деревне уже не было. И это настораживало.
      Нет, не пойду. Зачем мне вообще сдалась эта какурезато? Мне дали новую жизнь, новый мир, новые возможности -- передо мной открыты все врата! Вот и буду заглядывать в каждые по очереди. Оставался лишь вопрос -- а будет ли кого интересовать мое мнение? Буду надеяться.
      Но это никак не решало моей главной проблемы. Я знал, ибо это логично, что о мальчике с додзюцу уже оповестили нужных людей. Знал, и потому ждал решение тех, кто каким-то образом были причастны к моим глазам.
      Ждал в первый день, второй, третий... Моя паранойя вновь не принесла никакого результата -- вестей не было. Даже шиноби, раньше изредка проходившие через нашу деревню, куда-то пропали. И вот переборов панические мысли я вернулся к тому, откуда все началось -- к глазам.
      Стоило лишь мне разобраться с принципом работы Бьякугана, как я тут же приступил к экспериментам. Я надеялся, действительно надеялся, что лишь первая его активация сопровождается теми неприятными ощущениями. Зря.
      Чакра, что в момент осознания её наличия напоминала бурный поток, стала скорее спокойной речкой, что с истинной безмятежностью текла по моему телу. Чувствовалась на отлично, управлялась легко, но дозировать... Вот где была загвоздка. Первый раз подав чакру себе в глаза, на краткий миг я даже ослеп от резкой, режущей боли. Меня скрутило, ребра захрустели, а ногти до крови впились в ладони. Ох, эти незабываемые мгновения.
      Я стал намного осторожнее. Помогало, хоть и не удавалось, пока, целиком избавиться от неприятных ощущений. Было к слову и ещё несколько неприятных открытий -- глаза, чисто физически, уставали. Надеялся что с непривычки.
      -- Акио, -- вырвал меня из дум звонкий голос матери, -- негодный мальчишка, куда ты опять запропастился?
      Ну вот, меня опять потеряли, в который уже раз. Ну, уж извините, мне действительно было необходимо находить места, скрытые от чужих глаз -- сильно сомневаюсь, что Эйко понравились бы мои тренировки. Дело даже не в какой-то мнимой опасности, а скорее в общей неприязни мамы к шиноби. Боялась она их или просто ненавидела, значения не имело. Мама показательно избегала контактов с ними, всячески игнорировала и выражала свое нежелание общаться. Разумеется, подобное поведение в деревне, что по своей сути являлась какурезато, нравилось не многим, но в силу характера местных жителей эту тему никто не поднимал. Меня же, как причастного, больше интересовали причины, а возможно и тайны, скрытые за таким отношением мамы. Возможно, думал я, именно оттого наш не шибко большой дом приютился в таком отдалении от Кусагакуре. И как итог мне приходилось терпеть некоторые стеснения.
      Кряхтя подобно заправскому старику (несколько часов в положении сидя заставят взвыть кого угодно), я выбрался из шкафа со сложенными футонами -- моего сегодняшнего убежища -- и бегом пустился в коридор. Но стоило мне покинуть комнату, как на детские плечики опустились крепкие ладони матери.
      -- Вот ты где! -- в то же мгновение моя тушка была поднята на руки и предстала пред очами несколько взволнованной матери. -- Ты куда все время пропадаешь?
      Я не ответил. Вообще было достаточно забавным -- наблюдать, как окружающие маленького ребёнка общаются с ним. Зачастую весь диалог, казалось, был расписан с самого начала и моё участие в нем в принципе не требовалось. Вот как например сейчас.
      -- Я понимаю, что тебе хочется играть, но... -- тут в голосе Эйко что-то поменялось, -- я же беспокоюсь, малыш.
      Искренне. Это было сказано столь искренне, что проникся даже такой черствый душой человек как я. Волнение, горечь, капля осуждения и умиления смешались в тот момент в взгляде смотревшей на меня матери.
      -- Прости, -- невольно, под гнетом сине-зеленых глаз, вырвалось у меня извинение. Нет, я не раскаивался, но весь вид Эйко буквально напрашивался на эти слова.
      Женщина, услышав мое невнятное бормотание, счастливо улыбнулась и резко приблизив к своему лицу, нежно чмокнула в лоб.
      -- Из тебя вырастет отличный мужчина, Акио!
      -- Да! -- уже улыбаясь со всей детской непосредственностью, ответил я под звонкий материнский смех. -- Я буду сильным!
      Мой голос тверд, в моих словах ни слова лжи. Время для сомнений прошло -- пора было уже принять решение. Именно принять, потому что известно оно мне было уже давно.
      Мне дарована новая жизнь, в чуть более безумном мире -- хватить цепляться за прошлое. Меня наделили силой и дали другое тело -- пора менять и остальное. Пора расти, как над собой, так и над окружающими. Вот только не рано ли? Нет. Пора...
      ...И лишь во взгляде Эйко, после моих слов, промелькнуло нечто сильно напоминающее обреченность.

***

      Бьякуган!
      Мыслеформа отпечатывается в мозгу, привычно выхватывая тонкий ручеек чакры и направляя его к глазам. Кровь спешит к глазам, вены на лице вздуваются, стремясь облегчить приток, голова очищается от лишних мыслей.
      Я никогда не привыкну к такому... По крайней мере надеюсь, что не привыкну. А почему? Потому, что все следующее после активации дарованного мне генома, столь волшебно, столь невероятно и необычно, столь отлично от всего привычного... Потерять это ощущение, этот воистину детский восторг, это любование -- подобно лишению опорной ноги -- вроде и не смертельно, но жизнь уже не столь приятна.
      Угол обзора... нет, сам обзор увеличился до максимума. Вот, позади меня, мой дорогой сердцу дом, с открытыми задними дверьми, вот примостившаяся рядом пристройка с неиспользуемым сельскохозяйственным инвентарем, вот пустая пыльная тропинка, ведущая на торговый тракт, а вот и медленно плывущие по вечернему небу бесформенные облака.. Все это, вместе с занимающим остальное поле зрения лесом, разом проникало в разум, оседая в виде головой боли. Мозг не справлялся -- был еще слишком слабым, неокрепшим. Он попросту не мог обработать столько одновременно поступающей информации. Но ничего -- привыкнет. Я ко всему привыкну, а к чему нет, то изменю под себя. Не это ли одна из главных черт главенствующего вида на Земле -- человека? Приспосабливайся или меняй.
      Я довольно улыбался, стараясь игнорировать головную боль. Полный обзор, был отличным подспорьем в этом мире. Подспорье, что пригодится мне далеко не раз. Немного портило картину отсутствие сквозного зрения, которым, согласно канону, обладать я был обязан. А про возможность видеть потоки чакры, даже заикаться было еще рано. Практика. Мне нужна практика. Много.
      И я практиковался. Каждый день, каждую свободную минуту доводил себя до слез от нестерпимой головной боли, до пересохших глаз и ощущения песка под веками. Но, даже падая от боли и истощения ресурсов мозга, я умудрялся несколько минут повозится с собственным потоком чаркы, прежде чем не отключался от общей усталости.
      Мама стала все чаще и чаще бросать на меня косые взгляды. Я в свою очередь стойко их терпел. Никто никого ни о чем не спрашивал. Такое хрупкое равновесие...
      Вообще, подобное поведение было мне не свойственно. Всю свою прошлую жизнь я не отличался ни усидчивостью, ни упорством в достижении целей, ни в разумном фанатизме. Был ветреным -- брался за все интересующиеся, бросая, столкнувшись с первыми проблемами, отвлекаясь на сторонние дела и мысли. В том, родном мне мире, я совершенно не мог сосредоточиться на чем-либо -- всегда находился любезный друг или соблазнительная игра, что мигом сбивали настрой и концентрацию. И, в конце концов, я смирился. Смирился с мыслью, что раз к двадцати годам не вышло -- не стоит и пытаться дальше. Я считал, что раз уж старт не удался, то и до финиша первым не добраться. Был ли я дураком? Был ли я прав? Судить не мне. Я попросту не имею право. Но...
      Но вот в очередной раз, разгибаясь из неудобной позы, разминая затекшие за несколько часов жалкого подобия медитации ноги, я начинал осознавать изменения, что претерпевало не только тело, но и моя собственная личность. Казалось бы, прожив чуть больше двух десятков лет на свете мой характер, привычки и принципы должны были буквально закостенеть и не поддаваться никакому влиянию. Но нет. Отсутствие благ цивилизации и нормального социума, в совокупности с наличием просто тонны свободного времени творят чудеса.
      Здесь не было ни компьютерных игр, ни клубов, ни интернета и социальных сетей. Все развлечения, что я мог себе позволить это куклы, которые были мне противны на подсознательном уровне, и редкие игры с мамой. Остальное время я проводил либо на заднем дворе в одиночестве, предоставленный самому себе, либо занимался с матерью, либо по мелочи помогал Хизэо в аптеке. И что бы я ни говорил в будущем -- это мне чертовски нравилось.

***

      Перед небольшим, но уютным одноэтажным домом, расположившимся на окраине светлого леса, замерев, стоял красивый, статный парень двадцати лет. Его длинная красная шевелюра, не сдерживаемая шнурками или заколками, развевалась на лёгком ветру, гуляющем по рядом проходящему тракту. На лице, покрытом россыпью мелких шрамов, застыла счастливая улыбка. Взгляд белых глаз не отрывался от фигуры уже не молодой, но некогда красивой женщины, копошащейся на небольшом рисовом поле за доме.
      -- Я дома! -- прошептал парень, вдыхая запахи родных мест. Как он по ним соскучился! Полгода лишений, полгода постоянной нервотрепки, полгода постоянной опасности выматывали как физически, так и психологически. Третья мировая война шиноби, на которой он практически вырос, не думала заканчиваться. Не смотря на гигантские потери людских ресурсов у всех противоборствующих сторон, конфликт с каждым днем разжигался лишь жарче. Не жалели никого -- в расход бросали всех, начиная от юных выпускников школ и академий шиноби. Дети росли на поле боя...
      Когда уже парню начало казаться, что он навечно погряз в военных тяжбах, распоряжением начальства, за добросовестную службу, он получил разрешение на небольшой отпуск...
      И вот он дома. Вот он видит мать и наконец готов вновь услышать её голос...
      Ветеран многих битв, убийца неисчислимого количества врагов нетвердо делает шаг. Дом, родной дом манит и страшит одновременно. Но он старается. Еще один шаг. И еще...
      С каждым мгновением все более твердой походкой бывалый шиноби приближается к трудящейся матери. Его не слышно -- бесшумное передвижение выработалось уже на вторую неделю боевых действий, --, но каким-то чудом женщина узнает о его приближении и разгибаясь в спине поворачивается навстречу.
      Счастливая улыбка озаряет уставшее, обеспокоенное лицо, слезы радости наворачиваются на потерявшие в цвете глаза, а грязные руки резко подскакивают к груди.
      -- Сынок! -- чуть не плача восклицает женщина, бросаясь к нему.
      "Ока-сан!" -- хочет ответить он, но не может. Рот предательски отказывался открываться.
Руки матери обвивают его торс, крепко, почти по-мужицки его сжимая.
Парень порывается обнять повиснувшую на нем женщину, но руки прилипли к бокам. Удивленный, немного взволнованный вскрик также не вырвался из его плотно сжатых губ...
      Чувство некой неправильности навалилось на скованного собственным же телом парня...
      ...Я резко распахнул веки вываливаясь из очередного сна и в тот же миг встречаюсь взглядом с белесыми глазами без видимых зрачков. Бьякуган... Холод предчувствия и наконец пришедших проблем сковали мое маленькое детское тельце. Сердце бешено заколотилось в попытках погасить наступающую панику, а глаза забегали в попытке найти выход из неприятной ситуации.
      Надо мной склонился мужчина, одной рукой зажимая мне рот, а другой плотно пеленая по рукам и ногам. Большую часть его лица закрывала темная маска, что вкупе с отсутствующим протектором, видимо, должно было обеспечивать анонимность. Только вот глаза, тем более такие, не спрячешь.
Меня затрясло. Сколько ни готовился, сколько ни предполагал я подобного, справиться с собой было тяжело. Будто идя по улице с дворовыми собаками и зная, что от них можно ждать, ты все равно подскакиваешь от резкого громкого лая, раздавшегося совсем рядом.
      Я не в силах отвести взгляд от глаз родственника, завороженно наблюдал за его действиями. Когда мое тело предприняло отчаянную попытку к сопротивлению, легкий тычок под ребра мигом переборол это желание. Шиноби, сузив глаза, продолжал смотреть на меня, жестами требуя не шевелится. Еле как, горделиво покачав головой насколько позволяла рука зажимающая мне рот, я вновь получил очередной тычок под ребра. На этот раз сильнее, -- на глаза навернулись непрошенные слезы.
      Я успокоился, смирился. Судьба, от которой я наделся сбежать с того самого первого взгляда в зеркало, играючи догнала меня. Догнала и дала мощного пинка под зад. Трехгодовалый малыш, против одного из мощнейших кланов крупнейшей скрытой деревни? Это даже не смешно. Гребанный Оптимизм и его сестра пустая Надежда... Я вас ненавижу!
      Смешно и горько. Вроде уже не ребенок, а детские мечты продолжают рушиться как карточный домик. Сбежать! Ха! Может не такой уж я и взрослый, каким сам себе казался? Может.
      Что меня ждет? Допрос? Смерть? Или, что хуже, рабская печать? Проклятые дикари! Я не желаю иметь с вами общих дел! Оставьте меня в покое!
Резкий, такой знакомый крик разрезал густую ночную тишину, ледяной иглой впиваясь мне в сознание. Не узнать голос, я попросту не мог. Именно подражая ему, я выучил здешний язык, именно он нашептывал мне нежности, именно он сопровождал меня по вечерам в царство снов.
      "Мама!" -- вскричало сознание. Что произошло? Что эти уроды делают с ней?!
      Шиноби, державший меня, будто почувствовав мое настроение, отреагировал без раздумий и сомнений. С легкостью подхватив мое скованное тело, он в два шага достиг соседней комнаты.
      -- Что за хрень?! -- прозвучал грубый голос моего похитителя, знаменуя срыв бесшумной операции. - Фу! Тая!
      Резко вспыхнувший свет ударил по привыкшим к темноте глазам, заставляя зажмурится.
      -- Фу! Объяснись! -- требовательный женский шепот клокотал от ярости и еле сдерживаемого гнева.
      -- Что? -- нагло, уже не скрываясь ответил ей мальчишеский ломающийся голос. -- Я баб уже восемь месяцев не видел!
      Какой-то недоросль посмел... От вспыхнувшей ярости я, не взирая на резь в глазах от яркого света, открыл глаза, намереваясь плюнуть в лицо этому наглецу. На большее я вряд ли в данный момент был способен. Открыл и застыл.
      В шаге от меня на широком футоне лежал Хизэо, с силой прижимая к перерезанному горлу руки, безуспешно стараясь остановить кровь... Супружеское ложе, медленно алело...
      Нет... Паническая мысль, которую я старательно отбрасывал уже несколько минут, мигом ворвалась в сознание.
      Бьякуган! Приказ-активация сработал почти рефлекторно.
      Паника угасла, уступая место животному гневу. Эйко бледная как простыня, с порванной на груди ночнушке вжалась в дальний угол комнаты, переводя безумный взгляд с одного присутствующего на другого. Их я видел так же четко -- юнец шестнадцати лет с повязкой на весь лоб, и взрослая светловолосая женщина. Все Хьюги.
      Скрип моих сжатых зубов, казалось, можно было услышать даже в Кусагакуре. Хьюги! Твари!
      Страх перед ними щедро разбавлялся яростью и гневом, от развернувшейся картины. Трезвый ум отступил, открывая дорогу первобытным инстинктам...
      -- Ты смотри! -- воскликнула взрослая куноичи. -- Девка не врала!
      Три пары белесых глаз и одна сине-зеленых уставились на мое искаженное бешенством лицо. Хорошо, хорошо! Смотрите!
      -- А малыш-то зол, -- гадко засмеялся самый молодой парень. -- Вы только гляньте на него! Переживаешь за маму?
      Женщина и державший меня мужчина молчали, с интересом наблюдая за моей реакцией.
      -- Смотри внимательно... -- почувствовав вседозволенность продолжал молокосос, в полшага приблизившись с сгорбившейся в углу Эйко. -- Внимательно...
      Не в силах пошевелится, не имея возможности закричать или отвернуться я наблюдал за гадкими движениями моего мучителя. С активированным Бьякуганом нельзя было просто не видеть...
      Будто не замечая сопротивления Эйко, парень с легкостью убрал её ладони, что держали оторванный кусок ночнушки, и запустив руки под неё сжал оголившиеся груди.
      Мразь!!! Вспышка ярости буквально ослепила меня, красным туманом встав перед глазами. Убью мразь!!! Перед лицом стояла только его похотливо глумливая рожа, а в мозгу билась лишь одна мысль... Убью суку!!!
      В слепой ярости дернув головой, я на краткое мгновение ослабил удерживающую мне рот руку, и в тот же миг вцепился в неё зубами. Хруст треснувшей фаланги раззадорил, подпитывая горящую ненависть к этим ублюдкам. Привкус чужой крови на губах... тут же смешался с моим. От резкого удара наотмашь я лишь чудом не потерял сознание.
      -- Отпустите его! -- молебный возглас Эйко, остановил второй удар в замахе. -- Отпустите... он же ребенок...
      Мое зрение, помутневшее от сильного удара, выхватило полное просьбы и слез лицо матери. Не обращая внимания на копошащиеся под одеждой руки, она смотрела на старших шиноби, раз за разом повторяя собственные мольбы.
      -- Отпустите... отпустите...
      Шлеп! Свистящий, незаметный глазу удар бросил Эйко на пол.
      -- Молчи, паршивая воровка! -- перекошенное от злости лицо куноичи, ничем не напоминало её прошлую. -- "Мой ребенок"? Молчи, пока я не вырвала тебе горло! Думала бежать? Думала скрыться? Тупоголовая дура!
      Эйко без сил растянувшаяся на холодном полу, сквозь всхлипы и стоны с трудом выдавила:
      -- Я... ничего... не крала...
      -- Да ну? -- Нагнувшись над девушкой зло ухмыльнулась куноичи. -- А он?
      Её рука вскинулась указывая на меня. Значит все-таки я...
      -- Он мой... сын.
      Лицо вскочившей на ноги куноичи прямо на глазах побагровело от ярости и возмущения.
      -- Твой?! -- вскричала она, с силой пнув Эйко по животу, и не останавливаясь, продолжала вколачивать в неё свои слова -- Твой?! Он Хьюга! Он... принадлежит... только... клану... Хьюга!
      Каждый глухой пинок, каждый последующий всхлип лежащей на полу женщины колокольным звоном отдавался в моей голове. Я уже не соображал. Гнев, желание убить, растерзать ненавистную бабу и блудливого молокососа, вытеснил любые прочие мысли. Все прочее исчезло из моего поля зрения, оставив лишь тонкую фигуру немолодой куноичи и пошлую ухмылку шестнадцатилетнего пацана.
      Со звериным рыком, вырвавшимся из горла, я невероятным образом изогнувшись, умудрился вырваться из скрутивших мое тело пеленок и упал с плеч держащего меня шиноби. Удар об твердый, холодный пол оглушил, выбил дух из легких, но мне было все равно. Я, опьяненный ненавистью, наконец почувствовал свободу и упускать подобную возможность не собирался. Увернувшись от рванувших ко мне сзади рук Хьюги в маске, разъяренным быком бросился прямо на тех сук, что посмели поднять руку на мою семью...
      Чем я собирался впихнуть им их же слова в глотку? Каким образом собирался взымать плату за унижение? Я ни о чем таком в тот момент и не думал. Передо мной стояла цель... столь близкая и легко достижимая... Наивный глупец.
      Куноичи, дав приблизится к себе на расстояние удара, одним слитным, невидимым движением отправила меня в полет. Столкновение затылка с деревянной перегородкой было не ощутимо на фоне дикой боли в груди, принявшей основную силу удара куноичи. Против воли я, согнувшись в три погибели, подобно рыбе на суше хватал губами ускользающий воздух. Легкие нестерпимо горели, жесткий кашель методично разрывал гортань... Соленые слезы, уже не сдерживаемые никакой силой воли, свободно потекли по лицу...

***

      Масао Хьюга взирал на воцарившуюся вакханалию с поистине ледяным спокойствием. Как могла простая тихая миссия закончиться избиением ребенка и его матери? Простое задание по проникновению, ликвидации и похищению, окончилась каким-то фарсом. И это многоопытные шиноби. Бред.
      Несмотря на напускное спокойствие, он прекрасно понимал своего чересчур импульсивного ученика - Фу. Год на фронте без доступа к женскому телу сводил с ума и более взрослых шиноби, но так откровенно нарушать данные инструкции... Это перебор. "Хотя, -- Масао бросил мимолетный взгляд на скрюченную на полу красноволосую женщину, -- Фу вкусом не обделен". Её лицо, чуть припухшее от полученного удара, не потеряло своей привлекательности даже будучи залитым слезами. Стройное, манящее своими изгибами тело притягивало взгляд... Эх, да будет так.
      Бросив мимолетный взгляд на первостепенную цель и убедившись в отсутствии угрозы его жизни, Масао в один прыжок оказался у Таи -- его напарницы, чья фанатичная преданность семье была сравнима лишь с её навыками.
      -- Хватит, -- тихо сказал он, положив тяжелую руку на плечо разошедшейся куноичи, -- ты убьешь её.
      Тая, как по команде замерла с занесенной в очередном замахе ногой и удивленно посмотрела на него.
      -- Так мы и должны её убить... Хизаши просил...
      -- Я помню, что он просил, -- раздраженно прервал девушку Масао, услышав не приятное его слуху имя. -- Но не сейчас.
      Посмотрев на наблюдающего за развернувшейся картиной своего ученика, мужчина вновь повернулся к Тае.
      -- Фу, прав. Мы слишком давно сидим без бабы...
      Презрительный взгляд давно знакомой ему куноичи стал ответом на столь неожиданное заявление, но был проигнорирован.
      -- Возьми ребенка и жди нас на точке сбора. Мы здесь закончим сами.
      -- Не сомневаюсь, -- презрительно выплюнула Тая. -- Не один раз закончите...
      Масао и бровью не повел. Вполне ожидаемая реакция девушки сюрпризом не была. Оправданий Тая не дождется -- он мужчина. У него есть свои потребности.
      -- Нет... прошу... -- тихий всхлип лежавшей на полу женщины, был жестоко прерван очередным сильным пинком Таи.
      -- Молчи! -- прикрикнула она и вновь повернулась к Масао. -- А вы... вы звери... Животные... -- прошептала куноичи, отходя от тела своей недавней жертвы, но была заглушена неожиданным голосом.
      - Нравишься... Нравишься... Нравишься... -- как мантру, с легким акцентом повторял красноволосый мальчик, недавно впечатанный в стену несильным ударом Таи. Повторял, в бессильной ярости и ненависти смотря на Масао и его команду. Повторял, заваливаясь на бок. Повторял до тех пор, пока его веки не сомкнулись окончательно.

Последствия. Часть 3.

   *ОСТОРОЖНО! Мат и насилие*

      -- Так... да... сучка, двигай бедрами! -- вновь и вновь повторял Фу Хьюга, изредка разбавляя слова сильными пощечинами и шлепками, на которые его жертва никак не реагировала. Ей, перемазанной в выделениях двух парней, было уже глубоко безразлично все происходящее. Пустой взгляд, апатично расслабленное тело, отсутствие какого-либо сопротивления... Лишь тяжелое прерывистое дыхание, да одиноко скатывающаяся слезинка давали знать -- она еще жива. Хотя можно ли было назвать подобное состояние жизнью, тот еще вопрос.
      Масао, прислонившись спиной к деревянной колонне, с отвращением наблюдал за происходящим. Сам он закончил еще с час назад, насильно, но нежно взяв женщину, и пару раз удовлетворившись, передал её своему младшему родственнику. Нет, не передал. Скорее уж отдал на растерзание.
      Если сам Масао руководствовался лишь желанием бренной плоти, желанием поиметь много месяцев вожделенную самку, то Фу явно не ограничивался этим.       Наблюдая, как он со звериной жестокостью вколачивает в женщину свой только-только успевший окончательно сформироваться детородный орган, Хьюга в очередной раз поразился предоставленными ему кланом кадрами для задания. Если с фанатичкой Таей он еще смирился то вот этот...
      Фу не стремился получить физического удовольствия, присущего любому мужчине, не стремился утолить свою похоть. Нет. Он насиловал яростно, причиняя как можно больше боли жертве. И делал это осознанно, выбешивая смотрящего на все это командира.
      -- Заканчивай уже, -- прорычал Масао, в очередной раз видя как парень, вцепившись в волосы женщины, резко задрал её голову. -- Ты такими темпами продолжишь иметь уже обычный труп.
      Парень не ответил, а лишь отпустил голову женщины, что с глухим звуком ударилась об пол.
      -- Кому сказал двигаться?! -- звонкий шлепок по покрасневшим бедрам и вновь отсутствие какой-либо реакции. -- Ленивая шлюха!
      В этот же момент взгляд Масао пересекся с пустыми глазами женщины.
      -- Хотя, она и сейчас мало чем от трупа отличается, -- вырвалось у него, не раз видевшего подобные рыбьи глаза.
      -- Тут ты прав, -- неожиданно ответил Фу, наконец-то остановившись. -- Но думаю это поправимо.
      На лице парня появилась гадкая ухмылка, не предвещающая жертве ничего хорошего.
      -- Как думаешь, шлюшка, -- громко прошипел Фу, наклонившись к уху женщины, -- что будет с твоим сыном у нас в клане? Думаешь, примут как своего? Думаешь, будет жить в роскоши? Наивная дура! Любители маленьких мальчиков найдутся всегда...
      Глаза женщины резко потеряли неосмысленное выражение, её тело дернулось дугой, будто от дикой боли, а рот раскрылся в крике:
      -- Не-ет! Прошу, только не Акио! Про... А-а-а!
      Мольба за сына, резко сменилась криком от боли -- Фу вновь задрал ей голову, намотав красные волосы на руку.
      -- Во-от! -- довольно кричал Фу, продолжая иступлено насиловать рыдающую женщину. -- Другое дело! Кричи! Кричи, шлю...
      Резкий удар ноги прямо по лицу разошедшегося парня, скинул его с разбитого тела жертвы.
      -- Ты что твори...
      Очередной удар в челюсть, бросил Фу на пол лицом, и только тогда Масао счел должным заговорить.
      -- Ты что такое мелешь своим поганым языком?! -- голос Хьюги дрожал от несдерживаемой ярости. -- Следи за словами, молокосос!
      -- Что? -- обиженно кричал парень поднимаясь с пола. -- Что я такого сказал?!
      -- Тебе напомнить? -- схватив парня за грудки и приблизив к своему лицу, прошипел Масао. -- Маленькие мальчики? Желающие? Ты хоть понимаешь с каким отребьем смешал только что наш клан?!
      Пышущий яростью Масао с удовольствием наблюдал, как бледнеет лицо его напарника, как в страхе забегали его глаза по комнате. Понял. Осознал.
      -- Прости! Я не специально! -- затараторил Фу, не сопротивляясь вися в руках своего командира. -- Вырвалось... В запале!
      -- Мне срать, -- выплюнул Хьюга, бросая своего напарника на женщину. -- Заканчивай. Нам еще прибираться здесь.
      -- Да... да... сейчас... -- еле слышно бормотал Фу, уже без прежнего запала пристраиваясь к плачущей из последних сил женщине.

***

      Безразличие. Холод.
      Явно не эти чувства я должен был ощущать при возвращении сознания. Только не после пережитого и увиденного мною.
Но они были.
      Это сигнал смирения? Защита самого сознания от психологической травмы? Или... или все ранее испытываемые мною чувства были лишь игрой? Нет. Вспоминая ту ярость, тот гнев, ту ненависть, я с уверенностью мог сказал -- они истинны. А значит...
      Безразличие к судьбе этих нелюдей. Холодная ярость направленная на них.
      Главное не теряй головы, Макс... нет. Твоя новая мать отдала за тебя все и даже больше, потому... не теряй головы, Акио. Помни её и с гордостью носи имя данной ей же.
      Да... Так правильно. Ядрёная смесь чистого негатива и ясного разума. Что может быть опаснее? ..
      ... шум реки, пение птиц, тепло под щекой, нежные прикосновения к волосам. Что это? Кто это? Ма...
      Я встряхнул головой, отгоняя липкую мысль, одновременно подскакивая на месте.
      "Её не может быть здесь, " -- затвердил я, убеждая самого себя. Лишние, пустые, не имеющие оснований надежды, как оказалось, били слишком больно, чтобы их допускать. Терпи. Мысли здраво. Отбрось оптимизм.
      Я стоял посреди лесной поляны прямо перед знакомой уже куноичи. Неожиданность? Нет. Скорее уж закономерность. Раз тебя похитили, будь добр очнуться в лесу. Хе-хе...
      Неожиданностью стало другое...
      -- Извини! -- следом за мной подскочила женщина, бросаясь навстречу. Увернуться я не успевал. -- Я сделала тебе больно? Задела синяк?
      Ступор. Никаким иным словом описать моё состояние в тот момент было попросту невозможно. Женщина, что накануне пинком чуть было не размазала по стене, женщина, что до кровавых слез избивала самого близкого в этом мире мне человека, сейчас нежно, осторожно, но крепко сжимала меня в своих объятиях. Неподдельная забота в её голосе обезоруживала и вносила смятение в итак смятенный разум. Какие бы я ни испытывал чувства к этой тва... женщине, они погасли в одно мгновение. Хотя вру, не погасли. Затаились, сменившись недоумением.
      "Что, мать твою, тут происходит?" -- хотелось кричать, чтобы хоть как-то выразить своё состояние. Я действительно ничего не понимал.
Куноичи из воспоминаний и женщина в чьих тёплых объятьях я оказался... Они просто не могут быть одним и тем же человеком! Я видел её искривленное от ярости лицо, что сейчас с волнением и едва ли не со слезами на глазах было обращено ко мне. Я помнил звук, с которым её тяжелая нога встречалась с животом Эйко, а теперь ощущал лёгкие прикосновения к своей спине и нежное копошение в волосах. Эта двоякость, это несоответствие сводили меня с ума. Лучше бы она вновь била меня, лучше бы кричала...
      Медленно просачивалась злость, но теперь уже на самого себя. Я допустил зерно сомнения, я позволил ему прорасти. Тот кто клялся и божился поубивать "этих нелюдей", сейчас млел в объятиях одной из них. Слабак!
      Нет! Со всех сил, едва не до крови, кусаю себя за палец.
      -- Малыш! -- удивленный вскрик Таи достиг моего уже ясного сознания. Боль отрезвляет.
      Я закопошился, силясь вырваться из ставших мне противных объятий. Куноичи держала меня непреодолимо сильно -- разница в обычной физической силе была очевидна, но это волновало меня в последнюю очередь. Мне был важен сам протест, сами попытки. Не смирение -- борьба!
      -- Вы сделали больно ока-сан! -- детская фраза, сказанная обиженным голосом, так же не возымела эффекта.
      -- Нет, нет, малыш, -- по-прежнему улыбаясь, смотря мне в глаза отвечала Тая, -- мы с ней просто играли. Ты ведь любишь играть?
      Я пораженно застыл, даже забыв не то что про вопрос, а даже про попытки сопротивления.
      Мать твою, она серьезно? Серьёзно думает, что это прокатит? Я может и ребенок, в глазах этой великовозрастной дамы, но не умственно отсталый же? Это что за идиотский театр? Играли? Ах-ха-ха! Я с тобой, сука, и не так поиграю!
      Гнев, загнанный в глубинные глубины подсознания недавними действиями куноичи, резко возвращался.
      -- Ока-сан, плакала! -- с силой сжав детские кулачки, трясясь от рвущейся наружу ярости, прошипел я.
      -- Это были взрослые игры! -- назидательно подняв палец вверх отвечала Тая. -- Подрастешь, будешь играть вместе с нами.
      О да, буду! Еще как буду! Ты даже не представляешь, как мы с тобой наиграемся...
      Только что поднятый палец куноичи, пользуясь моим ступором, легонько щелкнул меня по носу.
      -- Потому, не обижайся на Таю-онеесан, -- вновь мило улыбнувшись, проворковала она. -- Обещаю, подрастешь и все поймешь.
      Кипя гневом, я смотрел на её назидательно поднятый палец, представляя как он с хрустом ломается точно по фаланге. В сознании отчетливо слушались её истошные вопли, её мольбы прекратить, но я продолжал. Второй хруст, новая порция криков и новая доля наслаждения...
      Я прервал свою разогнавшуюся фантазию, что уже приступила к ногам куноичи и задумался. Вот и подоспели новые изменения личности, которых я уже ожидал. Раньше, еще до того попадания сюда, я не замечал за собой такой кровожадности. Да и вообще жажда конфликта как таковая у меня отсутствовала полностью. Тут же... Правду говорят: "С волками жить -- по-волчьи выть". Я не хотел этого испытывать, я не желал таких фантазий, я не собирался связываться с этим Великим кланом. Они сами вынудили меня. Они сами создали для себя врага.
      Они сами и пожнут плоды своих деяний.
      Мечтательная, злая улыбка сама наползла на мое лицо. Мысли о расправе над этими зверями счастливо грела душу. Я изменился... и мне это нравилось.
      -- Тая! -- на поляне послышался еще один ненавистный мне голос. -- Уходим! Быстро!
      С некоторой опаской я повернулся навстречу новоприбывшим. В тот момент меня охватывало небольшое волнение -- боялся увидеть их похотливо довольные рожи. Боялся, что окончательно угроблю собственную маскировку под неразумного трехлетнего ребенка. Опасения оказались напрасными. Довольная, злая улыбка вновь вернулась на мое лицо.
      Шиноби в маске, чье имя так и не стало мне пока что известно, появился на поляне перекинув через плечо тело наглого молокососа. Фу, висел на своем командире подобно мешку с костями -- сам держаться на ногах он, видимо, был не в состоянии. Левая рука парня безвольной тряпкой висела вдоль его тела, роняя на землю густые капли алой крови. Лица Фу видно не было, но судя по тяжело вздымающейся груди -- был он далеко не в лучшей форме.
      -- Вы задержались! -- воскликнула Тая, не выпуская упирающегося меня из объятий.
      -- Увлеклись. За что и поплатились, -- горько усмехнулся неназванный шиноби, чуть подбрасывая на плече, тут же застонавшее, тело. -- Наш молодой оказался полон энергии, которую он без устали и выплескивал...
      Двусмысленная фраза с явным пошлым подтекстом заставила меня передернуться от отвращения. Твари...
      -- Что случилось?
      -- На пожар прибыла милиция Кусагакуре, -- зло сплюнул командир и прежней яростью продолжил. -- С каких пор, в гражданских структурах затесались шиноби?
      -- В стране идет война, идиот, -- беззлобно рыкнула Тая, напрягшись всем телом. Значит волнуется.
      -- Не суть, -- отмахнулся мужчина. -- От погони мы оторвались, но сомневаюсь, что сильно. Потому бери ублюдка и валим. Конфронтация с местными нам не нужна.
      Шиноби Кусагакуре... Шиноби Кусагакуре... В голове, наряду с гневом, обосновалось чувство, от которого я недавно отрекся -- надежда. Как же быстро меняются мои приоритеты...
      Их преследуют. Их ищут. Их могут догнать... и спасти меня. Вот он шанс избежать ненавистного общества этих уродов. Вот он шанс для Судьбы, вернуть мне должок за все произошедшее. Воспользуйся им!
      -- Хочу домой! -- неожиданно для всех заревел я, с трудом пуская скупые слезы. -- К ока-сан! Домо-о-ой!
      Мой детский рев разнесся по всей округе. Еще бы, я кричал не жалея связок, злорадствуя при виде мигом вытянувшихся рож моих похитителей. Сожрите, ублюдки!
      -- Заткни его! -- рыкнул командир Тае, и в то же мгновение мой рот оказался зажат крепкой женской ладонью. Ничего, проходили.
      Тая жалобно вскрикивает отстраняя покусанную руку, ослабляя свои объятия. Наконец-то!
      Отталкиваюсь ногами от живота на миг растерявшейся девушки и рыбкой выскальзываю из её обхвата. И даже столкновение с твёрдой землей, не сбили с меня радости первых побед.
      -- Ока-са-а-ан! -- кричу я что есть мочи, подымаясь на ноги и бросаясь прочь с поляны.
      Мне нужно было бежать. Бежать так долго, как смогу. Задержать их на столько, на сколько вообще возможно. Лишь бы дождаться шиноби Кусагакуре...
      -- Ублюдок! -- слышу я вскрик командира, а следом и звук падения тела на голую землю...
      Далеко убежать у меня не получилось. Куда уж там, я и половины расстояния до леса не покрыл, когда ощутил, как на мой шее смыкается грубая мужская ладонь.
      Громкий крик тут же сменился хрипом, кашлем и удушьем. Тварь! Я чувствовал, как сжимается мощная мужская рука, чувствовал, как мои ноги отрываются от земли, чувствовал как гнев сменяется страхом. Вчерашние ощущения вернулись сполна.
      Уже в следующее мгновение, я за одну лишь шею был поднесён лицу моего личного мучителя.
      -- Тоже сбежать вздумал? -- каким-то чудом брызжа слюной изо рта прикрытого маской, шипел мужчина. -- Весь в мать! Дрянные гены!
      Мне было не до разговоров, я был занят попытками разжать железные пальцы, чтобы вдохнуть хоть немного кислорода. Легкие уже сводило несильной болью.
      -- Ничего! -- продолжал шипеть шиноби. -- И не таких перевоспитывали! Жаль, твою мать прихватить не удалось, она была бы отличным примером...
      В глазах резко потемнело от ярости. Жалкий насильник посмел попрать память и так обесчестенной Эйко. Хватка на шее как-то слишком резко перестала меня интересовать...
      Взмах рукой, в попытке достать наглую рожу... Далеко. Взмах другой... Пинок... Никак. Детское тело явно не могло удовлетворить горящую во мне жажду убийства. Человек, что в моих мыслях сейчас должен был корчится от боли, зажимая кровоточащий нос и разбитую скулу, лишь глухо ржал, наблюдая за моими жалкими попытками достать его своими короткими конечностями. Я бы тоже смеялся... не будь я так зол.
      -- Отпусти его, -- голос Таи, полный безразличия ко всему происходящему, ознаменовал конец моего "града ударов". Я просто выдохся, задыхался. Пелена гнева сменилась звоном в голове от нехватки воздуха. -- Он сейчас помрет.
      -- Не помре...
      Договорить он не успел -- в руку шиноби, что пережимала мне горло, с легким, почти не слышным свистом вонзилась тонкая игла.
      -- Сенбон... -- промелькнула в моём угасающем сознании мысль, пока я лишенный опоры вновь летел на землю.

***

      -- Тая! Враг! -- Масао был немногословен, зная что этого хватит.
      Одно легкое движение и сенбон, парализовавший руку до локтя, выскальзывает из раны. Один короткий взгляд под ноги на задыхающегося мальчика, и вновь внимание переключается на более насущную проблему. Следующее движение, и уже рабочие руки привычно складывают печать коцентрации.
      -- Бьякуган! -- его выкрик сливается с голосом напарницы. Вот она, давно наработанная синхронность.
      -- Восемь, -- посчитал Масао, благодаря глазам игнорируя препятствия. -- Все шиноби. Окружили.
      -- Приказы? -- полностью собранная Тая была уже стояла в боевой стойке их клана.
      -- Мы засветились. Свидетелей не оставлять.
      Подтверждения не требовалось. Масао сорвался с места к притаившемся за дереву противнику, явно не ожидающего собственного обнаружения. Дилетанты.
      Короткая вспышка боли, при концентрации большого количества чакры на краю ладони игнорируется. Она уже привычна. Сражение без неё, уже казалось неполноценным. Масао не мелочился, не делал лишних движений. Каждое действие продумано, отточено и направлено лишь на выполнение поставленной цели.       Тонкий ствол дерева трескается под напором резкого, пропитанного чакрой удара. Масао решил не утруждать себя обходом, действуя просто и неожиданно -- напрямик. Рвущая длань Хьюга позволяла пренебрегать такими препятствиями, как небольшой древесный ствол.
      -- Семь, -- еле слышно прошептал Масао, почувствовав погружение ладони в человеческое тело. Тепло растеклось по напитанной чакрой ладони.
      Легкий наклон головы и два пущенных сзади сенбона с легким стуком втыкаются в дерево перед ним. Короткий шаг вправо -- мимо проносится разогнанный сжатый ком ветра. Противники не ограничились одними железками.
      Отлично. Пора спустить накопившийся пар на этих недошиноби!
      Раздался короткий вскрик, на этот раз уже со стороны Таи.
      Шесть.

***

      Удар об землю, окончательно выбил дух из легких, и я забился в кашле. Второй, мать его, раз за день чуть не помираю от удушья! Гребанный мир!
      -- Тая! Враг! -- раздался над ухом голос моего мучителя.
      Враг! Вот уж воистину "Враг моего врага -- мой друг!"
      "Надо бежать! Бежать!" -- забилась в голове разумная мысль, но меня опять подводило тело. Черт! Собственное тело! Детские возможности, детская ограниченность в уже в край меня достали. Я терпел подгузники, терпел соответствующее отношение, но это уже предел. Сейчас решается моя судьба! Двигайся!
      И оно двинулось. На трясущихся ногах, пропуская мимо окружающие звуки, игнорируя боль и отдышку, я побежал. Побежал слепо, не разбирая дороги, корней и препятствий. Бежал ради бега. Бежал навстречу свободной жизни...
      ...и как оказалось навстречу резко выскочившему оврагу с проточной рекой. Остановиться я уже не успевал.

Тропою мести.

   Небольшое пояснение.
С этой главы начинается первая глобальная часть этого фанфика, имеющая пафосное название "Тропою мести". Думаю, не стоит говорить, о чем в ней пойдет речь. Тем не менее в голову пришло стихотворение с небольшими спойлерами.

По следам своей удачи,
Тропою мести я пойду,
Ища всех, кто это начал,
А найдя, сдеру с них мзду.

Я чужой здесь, я тут странник,
Не имеющий семьи.
Я ищу лишь их, тех крайних,
Что ответят за грехи.

Лишь тогда мой гнев истлеет,
Когда трое тех падут.
Лишь тогда взгляд потеплеет.
Сбросив липкий холод пут.

Тьма, что взор мне застилала,
Сгинет с глаз долой в тот миг,
Явив путь, что покрывала,
Путь, достойный лучших книг.

Этот так -- небольшой высер фантазии. Прошу прощения у любителей высокой прозы.
Ну, собственно, поехали.

Прогулки на природе.

      Холод.
      Вновь, мое пробуждение сопровождается именно этим ощущением. Вновь, он первым достигает моего сознания.
      Холод проник во все уголки моего тела, пропитал до самых костей. Даже будучи на грани сна и яви, хотя в моем случае скорее сознания и бессознания, я чувствовал, как отбивают чечетку сведенные морозом зубы, чувствовал судороги пронизывающие каждую мышцу моего тела. Пренеприятнейшее ощущение -- практически не владеть собственными конечностями.
      Но нет худа, без добра. Живот, которым я щедро приложился о водную гладь, больше не болел -- холод отличный анестетик. Утешил, называется... Но даже так, выбирая между двух зол -- я бы выбрал боль. Она привычней.
      Да уж, раскатал тут губу. Мне бы радоваться, что вообще выжил, а я тут ною. Бессознательный трехлетний ребенок, не потонувший в русле, пускай и не горной, но все же достаточно бурной реки, -- это нонсенс. Потому, радуйся Акио -- ты жив и, кажется, свободен.
      Глаза открывались подобно дверям ржавого бомбоубежища -- тяжело и со скрипом, будто на плохо смазанных петлях. Ставшие почти свинцовыми веки ни в какую не желали приподниматься. Лишь чистая сила воли, сдобренная толикой любопытства, пересилили воистину вселенскую усталость моего молодого тела.
      Свернувшись калачиком, продрогший, в мокрой одежде я лежал на самом берегу уже небольшой лесной речки. Солнце, и так с трудом проглядывающее через пышные кроны высоченных деревьев, почти скрылось за горизонтом. Близилась ночь...
      Холодно. Как же мне, мать его, холодно!
      Все тело ощущалось лишь благодаря судорогам, волнами прокатывающимся по нему, синие губы тряслись, а ледяные пальцы не желали слушаться. Вот чем значит заканчиваются вечерние походы на речку? Я попытался выдавить лёгкий смешок, но из горла вырвался лишь нечленораздельный звук.
      Плевать! Мне на это глубоко плевать!
      Только сейчас, оглушенному стуком собственных зубов, мне действительно хотелось улыбаться от уха до уха. Этот дрянной день, наполненный грязью и кровью, страданиями и отчаянием, казалось, просто не мог окончиться хорошо. Но мне повезло! Кажется, Удача наконец повернулась ко мне лицом. И я, будучи трясущимся от холода куском мяса, мог с уверенностью сказать, что её передок был не сильно краше зада.
      Будем довольствоваться и этим.
      Пора вставать, пора двигаться. Мне нельзя было задерживаться на берегу. Погоня, наверняка пущенная по моему следу, первым делом станет искать именно вдоль реки, а потому вставай! Двигайся кому говорят!
      Безрезультатно. Лишь очередная судорога, будто в насмешку пробежала по ногам, даря очередной букет незабываемых ощущений.
Тело не слушалось чуть более, чем полностью. И это даже при том, что я прекрасно осознавал -- стоит мне остаться здесь, сейчас, в таком же положении, и смерть от холода не заставит себя долго ждать. Реальная угроза жизни, реальная угроза повторному существованию напрочь игнорировались моим уставшим и истерзанным телом. Но не сознанием.
      Мне нельзя здесь умирать! Я должен выжить! Я должен...
      Эйко... Ма... Да, все-таки мама.
      Я не знал, что с ней, но был уверен в итоге. Не было знания, была мрачная уверенность. Могла ли она пережить этот злосчастный вечер? Могла, но... Но почему тогда я так уверен в её гибели?
      "Неужели, -- пронзила меня ледяная мысль, -- мне было бы легче, будь она мертва?"
      Нет!
      Нет, не легче! Я не имею отношения к этой уверенности в её смерти! Только они, только эти шиноби! Я видел их. Я видел, на что они способны. Я видел, чего они хотят...
      Мрази!
      Гнев огненными ручейками потек по замерзшим венам, разогревая кровь, разжигая жажду мести. Да... Мести...
      Я вскочил, будто и не чувствуя холода опустившейся ночи, будто не замечая ледяных объятий промокшей одежды. Месть... Ярость...
      Фу.
      Тая.
      Их командир.
      Они стояли у меня перед глазами, они смеялись мне в лицо. Один, пошловато ухмыляясь, другая с перекошенным от безумия лицом, третий с непроницаемой маской, взирающий на творящиеся бесчинства. Я видел их. Я стремился к ним. Я искал их.
      Только теперь я, наконец-то, смог понять канонного Саске, его маниакальное помешательство. В тот день, наблюдая за смертью собственного клана, он отрекся от собственной жизни в угоду отмщению. Такие деяния не должны оставаться безнаказанными.
      И я позабочусь об этом. Я верну долг матери, которая дала жизнь мне и отдала свою. Не будет более бесцельного существования. Теперь я знаю, к чему стремится...
      ...сухая ветка уже битый час, подобно сверлу, крутилась у меня между ладоней в бесплодных попытках разжечь хоть маленький костерок. Бесполезно. Из видимого результата были лишь несколько заноз, да разодранная из-за мелкого, но неприятного сучка на палке кожа на руках. Очищенный же от старой коры кусок полена, на котором неистово вращалась сухая ветка, и не думал нагреваться.
      Да, это были мои попытки разжечь огонь. Попытки, оказавшиеся бесплотными. Теоретических знаний, которыми мой мозг был забит под завязку, явно не хватало даже для этого простого и проверенного способа. Но я не сдавался. Помня, что терпение и труд все перетрут, я вновь и вновь крутил палку, ощущая, как полыхают натертые ладони. Вновь и вновь...
      ... Бесполезная деревяшка отлетает в кусты. Раздражение от собственной неудачи гармонично вписалось в общее состояние организма. Сейчас уже трудно было понять, трясет меня от гнева ко всему окружающему, от пронизывающего холода или же от чего-то иного. Да... Только отбросив в раздражении палку, только отвлекшись от поглотившегося меня занятия, я понял, что окружен тьмой ночного леса. Тьмой и тишиной -- пугающей, тянущей, почти ощутимой. Не было слышно ни привычного пения птиц, ни стрекота насекомых, ни шороха мелкой живности, ни шума ветра, колыхающего кроны высоких деревьев. Лишь тишина. Казалось, что сам лес насторожился и затаился. И это пугало до дрожи в уже давно трясущихся коленях.
      Без огня, без столь нужного мне тепла, без просушки одежды меня ждала очень неприятная, холодная смерть. Без знаний о местности, которых у меня само собой не было, я не представлял, куда меня вынесло и в какую сторону двигаться. Без еды -- смерть от голода. Не самые радостные перспективы.
Вообще вся ситуация складывалась не в мою пользу. В любой момент я мог подвергнуться атаке бодрствующих ночных хищников, мог неудачно поймать выступающий из-под земли корень и, упав, свернуть шею, а мог попросту замерзнуть. И что не говори, третий вариант мне казался сейчас наиболее вероятным. А что это значит в моем случае?
      Мне нужно тепло.
      Потерпев крах со спасительным огнем, я понял, что больше не в силах просто сидеть. Мне нужно было двигаться, нужно было гнать кровь по замерзшему организму, нужно было разогревать себя действием.
      Повернувшись к реке спиной, я, ежась и трясясь, двинулся вглубь леса, с каждым шагом все сильнее ускоряясь. Я не знал, что меня там ждет. Мне просто нужно было идти.
      Мне просто нужно тепло.
      И я шел. Шел под аккомпанемент издевательского смеха моих троих мучителей, что призрачными тенями висели у меня перед глазами.

***

      Палатка командующего целого лагеря шиноби никогда не была гостеприимным местом. Здесь вносились на разбор вопросы, от которых зависели судьбы целых поселений, здесь обсуждались новости, не предназначенные для чужих ушей, здесь, решениями нескольких, обрекались на смерть целые сотни. Мрачное место со своей тяжёлой атмосферой. Хироши привык к ней, стал её неотъемлемой частью. Он полюбил страх и напряженность, что буквально излучало это место, эту гнетущую тишину и легкую форму отчужденности. Со временем даже созерцание напряженных лиц входящих в палатку гостей стало приносить небольшое мрачное удовольствие.
      "Наверное так и стареют, " -- пронеслось в голове у бывшего успешного оперативника, ныне пребывающего в образе гнусной канцелярской крысы. Кто же знал, что очередное армейское повышение нынешнего Токубетсу Джонина посадит его скамейку запасных, в сторону от прямых столкновений?
      Хироши взмахнул головой, прогоняя ненужные мысли. В данный момент важен был лишь человек, стоявший перед его столом. Человек, что упрямо и без боязни смотрел ему в глаза.
      Они молчали уже несколько минут, накаляя и так напряженную атмосферу. Парень же, казалось, её не замечал -- он чувствовал свою неприкосновенность. Зря. Сегодня родственные отношения могли и не уберечь сына от тщательно скрываемого гнева Хироши.
      -- Вы облажались, -- тихо, но твёрдо произнёс старший Хьюга, прерывая игру в гляделки, переключив внимание на документы на столе.
      Слова, что казалось, должны были внести паники в глаза провалившего задание сына, лишь развеселили его, будто припомнив тому что-то приятное.
      -- Нет, -- чётко поставленным безэмоциональным голосом ответил парень, быстро пряча наползшую на лицо улыбку, -- всему виной непредвиденные обстоятельства.
      Хироши внутренне напрягся, не ожидая сопротивления от собственного сына. Восемь месяцев пребывания в пограничном лагере, кажется, сильно его изменили. Парень не вырос, но набрался наглости. Это не правильно. Спускать такого было нельзя.
      -- Масао, я не спрашивал, -- раздраженно прошипел Хироши, бросая колкий взгляд на сына, -- а утверждал. Вы облажались.
      Масао промолчал, продолжая лишь упрямо смотреть в глаза раздраженного отца.
      -- Что там произошло? Как сильно надо постараться, чтобы провались задание, с которым справился бы и отряд не обученных генинов?
      Казавшийся невозмутимым Масао дернулся как от удара -- Хироши прекрасно знал о горделивом характере своего сына, прекрасно знал на какие мозоли наступать, для вызова боли посильнее.
      -- Все произошедшее, всего лишь следствие непредвиденных обстоятельств...
      Хироши не дослушал, вмиг вскочив на ноги. Быстрый, но не сильный удар по уху, прервал иронизирующего парня.
      -- Если ты сейчас не вклинишь в свои ответы хоть немного конкретики, то непредвиденными станут все мои дальнейшие действия, -- глухо, но предельно серьезно проговорил Хироши, глядя в расфокусированные глаза сына. -- Прекрати паясничать перед отцом!
      Слегка оглушенный ударом парень на несколько мгновений скрестил свой шокированный взгляд с отцовским раздраженным, и тут же глубоко поклонился.
      -- Прошу простить меня, ото-сама. -- Не поднимая головы, проговорил Масао. -- Забылся.
      Хироши, не обращая внимания на склонившегося сына, прошествовал к столу, и привычно устроился на стуле.
      -- Мне не интересны твои извинения, -- уже спокойнее продолжал Хьюга. -- Рассказывай, что случилось. На подробности не скупись.
      -- Есть! -- Масао разогнулся и, вернув на лицо непроницаемую маску, отрапортовал. -- Имя заказчика разглашению не подлежит. Категория миссии: проникновение, ликвидация, похищение. Главная цель: ребенок, предположительно Хьюга. Предположения подтвердились. Побочная: ликвидация матери ребенка. Опасности: близость к какурезато, редкие патрули Ивагакуре.
      -- Молодец, -- Хироши внимательно наблюдал за сыном, за его реакцией, произношением, словами в поисках огрехов и несостыковок. Все это он уже знал, но история требовала уточнений. Слишком уж много белых пятен было в коротком устном рапорте, полученном им буквально пару часов назад из уст лежащего на койке напарника Масао. -- Дальше.
      -- В состав команды вошли отпрыск побочной семьи -- Фу Хьюга, и моя напарница Тая Хьюга. Был проведен краткий брифинг и постановка задач. После прибытия на место разведали территорию и через час после полуночи, проникли на объект.
      -- Надеюсь бесшумно? -- вновь подключился Хироши.
      -- Бесшумно, -- несколько оскорбленно мотнул головой парень. -- Я произвел захват главной цели, Фу и Тая успешно выполнили побочную. Смерть женщины и её сожителя подтверждаю.
      -- Дальше.
      -- Покинули объект, сымитировав бытовой пожар. На выходе наткнулись на две команды ополчения из Кусагакуре. Короткая стычка, после краткого выяснения обстоятельств, переросла в бой. Фу был ранен, и мы вдвоем отступили к точке сбора, где нас уже должна была дожидаться Тая с ребе...
      Поднятая вверх рука Хироши прервала отчет Масао. Он увидел и услышал то, за что мог зацепиться.
      -- Как получилось, что Тая вышла не с вами? Почему на точке сбора она появилась гораздо раньше вас?
      Масао отчетливо дернул головой, буквально признав собственную оплошность.
      Значит не оговорился.
      -- Тая, вместе с ключевой целью покину...
      -- Что случилось на объекте? -- Резко вставил свой вопрос Хироши, сбивая парня с уже начатой мысли.
      -- Н-ничего, -- вырвалось у мигом побледневшего Масао. -- Мы с Фу остались для созда...
      Парень вновь осекся, буквально ощущая, как глаза Хироши прожигают в нем дыру. Он с самого начала пристально за ним следил, но сейчас... Сейчас он без слов грозил наказанием за любую произнесенную ложь.
      -- Фу... -- выдохнул Масао, заметно сгорбившись. От его гордой осанки не осталось и тени. -- Фу стал домогаться до женщины.
      В тот миг, итак тяжелый воздух в палатке казалось похолодел разом на несколько градусов. На лицо спокойно сидящего Хироши, наползла густая тень, скрыв под собой серые, горящие гневом глаза.
      -- Вы отпустили Таю с ребенком и изнасиловали женщину.
      Хироши, второй раз за разговор, не спрашивал -- он утверждал. Его голос, холодный как северный ветер, пролетел по палатке впившись в судорожно ищущий выхода из ситуации мозг молодого парня. У того хватило сил, лишь на легкий кивок.
      Хироши не спеша поднялся, плавной походкой приближаясь к сыну.
      -- Ты принимал участие в забаве? -- очередной вопрос лишь добавил паники испуганному пареньку.
      -- Ото-сама... поймите... -- Масао как мог боролся с собственным заплетающимся языком и желанием отступить от надвигающегося отца. -- Это ... потребности организма... я не могу... это естественно...
      Мощный удар с колена в пах сложил молодого парня на полу. К его чести, он не закричал, а лишь глухо заскулил, свернувшись на полу, обеими руками прикрывая адски болевшую промежность. Хироши бил, уже не жалея. Эта тема, этот момент в воспитании юного поколения уже сидели у него в печенках.
      -- Слабак! -- взревел Хироши, с яростью глядя на растянувшегося на земле сына. -- Сколько раз тебе повторять одно и то же, импульсивный идиот?! Сколько раз тебе напоминать о своем происхождении?
      Масао не отвечал, продолжая лишь глухо постанывать, баюкая отбитый орган. Боль, что он сейчас испытывал, была столь сильна, что организм отдавал все силы, лишь бы сохранить себя в сознании. И Хироши знал это. Он со злой радостью наблюдал за мучениями молодого, пусть уже и опытного шиноби.
Сколько раз надо ему повторять основную догму их клана? Сколько раз надо ткнуть этих молодых носом в собственное же дерьмо, чтобы до них дошли простейшие истины?
      Хьюга -- это контроль. Контроль над всем. Почему так сложно понять такое простое кредо?
      Почему его не могут воспринимать цело?
      Именно в контроле вся суть их клана.
      Что дает Бьякуган своему носителю? Контроль окружения. Что представляет собой Джукен? Контроль чаркотока своего противника. Что необходимо для раскрытия всего потенциала стиля Мягкой руки? Контроль над собственным телом.
      Все просто. Все понятно. Но так почему эти молодые горячие головы напрочь игнорируют последний пункт?
      Хироши помнил, как во время своего становления шиноби, он до поздних вечеров не покидал площадки для тренировок, как приползал домой лишь с мыслью о блаженном сне. У него не было времени даже подумать о каких-то бабах и победах на личном фронте. Уютный теплый футон -- вот предел его мечтаний в то далекое время. Он занимался тем, что было неизвестно нынешнему поколению -- самосовершенствованием. Его учили видеть, ломали природные установки тела, приживляли рефлексы. Все "естественное" было выжженно, оставив лишь "нужное". Та боль, что он испытывал, когда его силой учили выпускать чакру через все тенкетсу тела для создания Кайтена, до сих пор нет-нет да всплывает в сновидениях. Слишком уж сильно запомнилась "первая ломка" естественных устоев организма.
      Этот же, корчащийся на полу мальчик, в свои неполные восемнадцать лет, до сих пор не понял истинной ценности учения их клана. Взращенный на рассказах о Великом клане с Великим додзюцу он вырос заносчивым, высокомерным и, что хуже всего, не целеустремленным. Хироши понимал -- это его промах, как родителя. Надо было больше времени уделять семье и меньше пропадать на миссиях. Учителя, приставленные к его отпрыску, слепили не того, кого он хотел бы перед собой видеть. Что ж, пора исправлять свои ошибки.
      -- Я исправлю...- гаденько ухмыльнулся Хироши, уже по-новому смотря на сына, -- я все исправлю... Он забудет слово "естественно".
      Все что ему нужно -- это согласовать перевод из нынешнего пограничного лагеря, к нему под крыло. А потом..., а потом можно не спеша и обстоятельно вбивать в сына все истины клана Хьюга...
      ..., а что до предположительно мертвого маленького члена их клана? Ничего. Пусть Хизаши сам продолжает искать своего сына. Ему надо заняться своим.

***

      Пятнистый бок крупного оленя с трудом просматривался на фоне леса. Голова, увенчанная некрупными, но острыми рогами, изредка поднималась над землей и осматривала окрестности, принюхивалась к запахам принесенным легким ветерком. Природная подозрительность, не раз спасавшая ему жизнь, вновь давала о себе знать. Раз за разом, не замечая никакой угрозы, олень вновь склонялся, продолжая пощипывать низкорастущий кустарник изредка перешагивая с ноги на ногу.
      Он не мог видеть, не мог знать, не мог чувствовать, как с подветренной стороны медленно приближалась опасность...
Манабу Мори двигался в точности как учил его отец ещё в далёком-далёком детстве -- плавно, не спеша, аккуратно, тщательно избегая веточек и сухих листьев.
      Тридцать метров. Олень, несмотря на всю свою наблюдательность, даже не подозревал о готовом к атаке охотнике. Позицию Манабу выбрал идеально: лёгкая возвышенность предоставляла отличный обзор, небольшие кусты отлично маскировали его самого, а дующий в лицо ветер -- запах. Рука легла на оперенье стрелы...
      Он не волновался, не терял концентрации -- слишком уж большая добыча на кону. В этой свободной для охоты зоне леса олени были редкими гостями. Последний раз, а это было с полгода назад, Манабу, встретив крупного рогатого, гонялся за ним почти шесть часов, пока его стрела наконец не нашла свою цель. То был удачный день, правда с тех пор приходилось довольствоваться лишь кролями. И вот вновь отличный шанс неплохо подзаработать. На этот раз он все сделает идеально.
      Пора.
      Манабу глубоко вздохнул, набирая полные лёгкие воздуха. Руки привычно направили лук со стрелой чуть выше груди будущей жертвы. Из плотно сжатых губ вырывается резкий, короткий свист, мгновенно всполошивший осторожное животное. Олень быстро поднял голову и, замерев, уставился в его сторону силясь увидеть источник звука.
      Раздался очередной свист, на этот раз уже почти не слышный, и стрела, с силой прошивает шею животного.
      Манабу опустил лук, расслабляясь -- основная работа сделана. Он успел увидеть, как взметнулись копыта смертельно раненного животного, в тот же миг сбежавшего с небольшой поляны. Все, что осталось это не торопясь двигаться по кровавому следу, ожидая пока олень не ляжет и, обессилив, будет не в состоянии подняться.
      Больше не таясь, Манабу лёгкой, максимально бесшумной трусцой побежал по усеянной красными каплями тропинке. Гнать оленя не требовалось -- время сделает свое черное дело --, но и отпускать лакомую добычу далеко тоже желания не было.
      "Анзу сегодня ждет много тяжелой, но приятной работы, " -- думалось не столь уж молодому охотнику, довольному результатами сегодняшнего выхода в лес. И вправду -- один крупный олень, представлял собой просто кладезь ценных материалов. Больше полусотни килограмм мяса, судя по примерным оценкам Манабу, обеспечит его семью едой на месяц-полтора; шкура, скорее всего уже жесткая, пойдет ему на новую куртку, несколько пар обуви и удобные подошвы; большую часть толченного рога можно будет по приличной цене сдать аптекарю в ближайшей деревне и еще немного оставить себе; ну и конечно кости, которые пригодятся везде -- начиная от хозяйства, заканчивая питательными супами. Отличный день начинается с крупной добычи!
      Слегка утомлённый бегом Манабу остановился, желая немного перевести дух, после длительной гонки за раненым, но все никак не падающим оленем. Солнце, что в момент его точного выстрела лишь слегка выглядывало из-за горизонта, теперь демонстрировало большую часть своего диска.
      -- Фух, третий час меня гоняет, -- смахивая пот со лба, проворчал охотник. Достав с пояса небольшую флягу, Манабу сделал два крупных глотка и вернул емкость на место. Короткий отдых закончен.
      Первые несколько шагов давались ему нехотя -- ноги, почувствовав минутку отдыха, расслабились и не сильно желали бежать дальше. Но ничего, несколько минут бега и слабость пройдет. Вот только этих нескольких минут ему никто не дал.
      Громкий шум в кустах заставил мгновенно напрягшегося Манабу замереть на месте. Столь небрежно передвигаться по лесам могли позволить себе лишь действительно уверенные в себе животные. Волею Судьбы-злодейки с одним из таких он уже сталкивался. Сталкивался в самый черный день своей жизни. И пусть прошло уже достаточно времени с того момента, но к повторной встрече Марабу был ещё не готов.
      Охотник отвел немного трясущуюся руку за спину, выхватил очередную стрелу с железным наконечником и натянул тетиву. Звук приближался, заставляя сердце биться все быстрее с каждой пройденной секундой. Он уже не беспокоился об убегающем олене, не строил планов на светлое будущее. Лишь темные мысли, лишь печальные воспоминания годовой давности лезли ему в голову, подрывая боевой дух.
      Кусты, прямо перед охотником затрещали куда раньше, чем он рассчитывал. От неожиданности, спасаясь от возможного броска или удара лапой, Манабу, до боли напрягая мышцы в ногах, отпрыгнул назад. Пальцы, крепко держащие стрелу на натянутой тетиве, лишь чудом не разжались, с намерением поразить неведомую опасность.
      Не разжались, тем самым сохранив жизнь маленькому, посиневшему от холода, красноволосому ребенку.

С радостью приму вашу помощь в поиске ошибок. Она мне необходима.

Дом, милый дом.

   Отчего-то эта глава оказалась для меня очень сложной. Извиняюсь за задержку.
П.С. Зато Автор повеселился на концерте Limp Bizkit в Самаре)

      Стараясь передвигаться как можно плавнее, Манабу мчался во всю силу своих тренированных легких. Получалось из рук вон плохо -- выступающие корни, будто специально, выползали из-под земли, стремясь подставиться под его ногу, низкие ветки щетинились, царапая пробегающего мимо человека. Именно в такие моменты на ум приходили шиноби с их необычным способом передвижения, кажется не доставляющим им особых проблем -- ни веток в лицо, ни хрупких веток под ногами. И как они это делают?
      Вот только мысли Манабу были далеко от этих разнорабочих. Все его внимание сейчас занимал лишь небольшой груз на спине, завернутый в его теплую, оленью куртку, -- холодный как лед красноволосый мальчик. Мальчик, чья еще не спасенная жизнь уже стоила ему отличной добычи...
      ...- Анзу! -- легкая дверь, едва не срываясь с полозьев, отскакивает в сторону, пропуская в дом запыхавшегося мужчину. -- Анзу!
      Легкий топот и уже спустя мгновение в коридоре появляется невысокая, полноватая женщина в домашнем кимоно дешевого покроя. Она, явно не готовая к приходу мужа, с удивлением взирала на него, вернувшегося на несколько часов раньше положенного.
      - Дорогой? Что слу...
      Женщина осеклась, стоило её взгляду упасть на посиневшее от холода лицо мальчика, лежащего на руках Манабу.
      - Не стой столбом! -- чуть прикрикнул охотник. -- Займись им!
      Анзу вздрогнула, мигом подскочила к мужу и, бережно взяв на руки завернутое в оленью куртку тельце, скрылась в доме. Без лишних вопросов, без паники и неуверенности -- женщина умело держала себя в руках.
      Манабу тяжко вздохнул и сполз по тонкой стене на пол. Силы, что, чуть ли не подгоняя плеткой, несли его обратно в дом, ушли, оставив после себя лишь тяжкую усталость и вновь потревоженные старые воспоминания. Манабу обхватил голову руками и глухо застонал.
      Второй раз Боги вверили ему в руки жизнь маленького ребёнка...
      Второй шанс.

***

      Жарко. Душно. Мучительно.
      Жар охватил все моё тело, паля и сжигая, издеваясь над каждым миллиметром моего организма. Он проникал во все уголки, тек по каждой вене, ощущался каждой клеткой. Он был попросту неподражаемым! Сложно представить нечто более мучительное.
      Я чувствовал, как его стараниями извивалось моё тело, наплевав на мою же волю. Меня корежило под немыслимыми углами, бросало в разные стороны, метало по всему лежаку. Неостановимо... непреодолимо...
      ... Пришёл холод. Другой. Не тот колючий и свирепый, что терзал меня в лесу, обжигая не хуже гудящего пламени, а ласковый и успокаивающий. Он пробежал по коже подобно морскому ветерку в знойный летний день, принося с собой прохладу и удовлетворение. Его явление, на краткий миг, вытеснило все негативное, что успело накопится у меня в голове за жалкие три года жизни: растерянность, обеспокоенность будущим, потерю матери... Жаль лишь на миг...
      Жар не намеревался сдавать свои позиции. Он возвращался, развеивая приятную прохладу, вновь распаляя мучительную агонию. Тело скрутило в очередном спазме, туманя сознание, путая мысли, являя издевательские голоса.
      - Макс, -- раздался ехидный, высокомерный голос, которого я не слышал уже много лет, -- ты ни капли не изменился. По-прежнему, подобно трусливому псу, лаешь в спину уходящему человеку и затыкаешься, поджимаешь хвост, стоит только ему кинуть взгляд в твою сторону.
      Брат. Бывший брат и несвойственные ему речи. Лживые речи. Я брежу...
      - Лживые? Блажен, тот, кто верует! Ответь тогда на мои вопросы! Почему ты убежал от них? Почему не остался с Хьюгами?
      Мне с ними не по пути... Они мне были не нужны...
      - Брехня! Ты убежал, потому что боялся их! Бежал, прикрываясь жалкими надуманными предлогами, на самом деле трясясь от страха!
      Нет-нет. Я боялся контроля, боялся печати... Я бежал в поисках силы, что поможет мне отомстить...
      - Очередной бред! Ты мог отравить их, задушить во сне, перерезать глотки, сдать неприятелю! Но нет, ты, будучи несамостоятельным молокососом решил бежать в леса!
      Да что ты вообще знаешь обо мне? Что дало тебе право решать за меня, что правильно, а что нет?
      - Достаточно лишь того, что я знаю то, чего еще не осознал и не принял ты -- Правду! А она такова -- ты обыкновенный трус, способный лишь строить и лелеять планы "страшной мести". Ты никогда не возьмешься за их исполнение...
      Нет! Все не так! Я изменился!!!
      - Придурок, ты врешь себе же...
      Очередной порыв прохлады прерывает разогнавшийся бред.
      - Вроде полегчало, -- прозвучал над ухом незнакомый женский голос. -- Подержи его.
      Я чувствовал, как моё безвольное тело приподнимают над полом чьи-то крепкие руки, как к сухим искусанным губам подносят горячую плошку, как в рот вливается дурно пахнущая жижа, как к горлу поднимается противный ком...
      - Его рвет! -- раздался очередной незнакомый, но уже мужской голос.
      - Вижу. Держи крепче, он должен это выпить!
      "Нет, прошу... -- заметались мысли в моем больном сознании, -- Боюсь, даже при всем своём желании жить, я никогда не смогу это выпить!"
      Разумеется, этого никто из них слышать не мог. Дрянная жидкость продолжала литься мне в глотку, невзирая на мои немые протесты...
      Благо с очередным рвотным позывом тьма целиком поглотила моё сознание, спасая от пренеприятнейшей процедуры...
      ... Не забывай меня, Акио.

***

      Лихорадка прошла неожиданно. Подобная смена состояния от "полутруп" до "вполне здоровый человек", была крайне неожиданной и даже немного неприятной. Будто мне, вечность пребывающему в полной темноте, направили в глаза прожектор. Подобный резкий контраст путал и ошеломлял. Сорентироваться удалось не сразу.
      Как оказалось, я пришел в себя в очередном доме, выполненном в традиционном японском стиле -- бумажные стены, татами на полу и практически полное отсутствие мебели. Несмотря на все время прожитое здесь я все никак не мог привыкнуть к этим строениям, слишком уж уникальны и самобытны они были. Где крепкие несущие стены, мощные двери с тяжелыми засовами, что превращают твой дом в твою же крепость? Где все внутреннее убранство, столь привычное для любого европейского жителя? И где, столь необходимое зимой, отопление в этих жалких деревянно-соломенных коробках?
      Я лежал на соломенном футоне, пытаясь окончательно прийти в себя, осознать все события последних дней. Получалось плохо. Я знал, что бредил, но сам бред упорно не хотел вспоминаться. Было ли это к лучшему? Не знаю.
      Я попытался пошевелиться, но тело не слушалось, будто не признав моего главенства над собой. Даже больше -- не было даже малейшего отклика на мои поползновения. Испугаться я не успел -- чувствовалось, как чакра свободно течет по всему телу. Целому телу. Это одно доступное мне в тот момент чувство принесло облегчение и умиротворенность.
      Как минимум я жив.
      "Воистину, Судьба следит за каждым из попавших..." -- подумал я, оглядываясь на небольшое количество времени назад. Судьба...В связи со случившимся, любая другая интерпретация произошедшего отметалась сознанием еще в стадии формирования.
      Нет, и вправду, кто бы мог подумать, что маленький ребенок, сначала выживет в русле бурной реки, а после, промокшим проведя ночь в темном, не дружелюбном лесу, выйдет навстречу одному единственному на много километров вокруг человеку? Скажем так, вероятность оптимистичного исхода подобного приключения была не сильно отлична от нуля.
      А я на эту вероятность попал. Повезло? Не думаю. Чувствовалась чья-то твердая рука, что твердо и настойчиво толкала меня по неизвестному мне пути. Чувствовалось некое намерение, некая цель, что выше моего понимания... Впрочем, я допускал и мысль о собственной слишком уж бурной фантазии. Ведь одному лишь Богу известно, что мог выкинуть мозг, страдающий острой нехваткой кислорода. В таком состоянии не то что Судьбу, там всех сущностей Мирового порядка "ощутить" можно.
      В любом случае, как итог, я вновь уцелел -- не ведомо как, для чего и по чьей воле. Хотя... Хотя приступ жесточайшей лихорадки упорно попытался исправить сие недоразумение.
      Да, я заболел. Это было не удивительно после всего перенесенного мною. Несколько дней или недель беспамятства, когда я даже не представлял, где и с кем нахожусь. Это было тяжело, куда тяжелее чем в первый раз. Сейчас не было рядом Хизэо со своими лекарствами. Лишь противный вкус горячего отвара и холодные примочки -- вот все, что я запомнил с того момента.
      Шум отодвигающейся стены заставил меня напрячься. Мои осмысленные воспоминания оканчивались еще на той дорожке, где я, после действительно ужасающего перехода по холодному лесу, наконец встретил человека. В тот момент мне было глубоко без разницы кто этот мужик, чем занимается и как он может отреагировать на меня. Тогда сам факт встречи был для меня вожделенной мечтой. Она сбылась... и что дальше?
      Я понял, что боюсь. Боюсь не человека, что, как я теперь понимал, меня выходил, а неизвестности. Лежа на спине и не имея возможности даже повернуть головы, я не имел понятия ни о чем, что меня окружало. Все выпадающее из моего поля зрения представлялось заведомо враждебным и... я дурак.
      Бьякуган! Постоянно ощущаемая чакра хлынула к глазам, приоткрывая мне неведомое.
      В небольшой комнате, помимо меня, находился еще один человек -- невысокий, поджарый, с короткими, грязными, черными волосами и густой бородой. Его простая одежда, явно сшитая своими руками из выделанной кожи, вызывала некоторое отвращение свой непрезентабельностью. Даже мне, привыкшему видеть крестьянские робы во время прогулок по Кусакагуре, подобные вещи казались демонстрацией острой бедности.
      Все остальное в мужчине, за исключением одежды, вызывало лишь чувство опасности -- его плавные движения были бесшумны, взгляд остер и жесток, а твердая стойка буквально кричала о превосходстве и гордости.
      "Охотник? -- сделало вывод мое подсознание. -- Мы в доме охотника?"
      В подтверждение этой теории говорили и развешенные вдоль стен разделанные тушки кроликов... или лишь их шкура? Они, будучи единственным украшением мелкой комнаты, навязчиво бросались в глаза.
      Охотник смотрел на меня -- мне был виден его взгляд. Очень странный взгляд. Так смотрели на мессию, на дар, на нечто посланное свыше. Немного фанатичный взгляд с толикой предвкушения и надежды. Будто в ожидании чуда.
      Он приближался медленно, будто к трусливому зверю. Его плавные шаги были столь бесшумны и неощутимы, что короткое мгновение я засомневался в собственных слезящихся глазах. Ну не может человек двигаться столь бесшумно!
      Я так был заворожен его походкой, что чуть было не допустил роковую, как мне казалось, ошибку. Лишь натренированное до автоматизма умение подачи чакры к глазам помогло резко перекрыть её жгущий поток. Бьякуган пропал из глаз в тот же момент, как лицо мужчины показалось в моем обычном поле зрения.
      - Очнулся? -- на мрачном лице немолодого охотника пробежала еле заметная улыбка. -- Ну что, будем знакомиться?
      Не сейчас. Мне нужно время на то, чтобы все обдумать.
      Я медленно, будто устало, закрыл глаза.

***

      Два причудливых куная с удобством лежали в подрагивающих от нетерпения ладонях; два еле заметных узора тускло светились в ночной тьме. Золотоволосый, молодой блондин привычным движением больших пальцев прикрыл оба огонька, способных выдать его месторасположение, и глубоко вздохнул. Он концентрировался, попутно продумывая все свои шаги наперед, проигрывая в воображении каждое движение. В его искусстве ведения боя ошибки были недопустимы.
      Ночную тишину разрезал негромкий шорох и в тот же миг блондин сорвался с высокой, достаточно толстой ветки дерева. Вскинулись руки, и один едва светящийся кунай полетел в сторону нарушителя спокойствия.
      Мимо.
      Противник, небрежным движением отклонив голову, пропустил острое лезвие над плечом, и с беспристрастным лицом достав танто, рванул навстречу летящему на него парню. Слева, прямо над самым ухом блондина, из тьмы вынырнул еще один враг с тяжелой дубинкой и намерением в следующее же мгновение снести голову вторженцу...
      ...Краткий посыл чакры в татуировку на груди и светловолосый парень исчез, в тот же миг появляясь за спиной первого противника. Заведя свободную руку за спину, он перехватил продолжающий свой полет первый кунай, а резкий удар вторым, вспорол, не успевшему даже осознать произошедшее, врагу горло.. Очередной взмах, и только что пойманное лезвие вновь отправилось в полет, навстречу уже второму противнику.
      Кунай в форме трилистника встретился с окованной железом дубинкой, со звоном отскочил и понесся к земле. Вслед за первым, уже выше головы оставшегося противника, не встречая препятствий, полетело второе лезвие.
      Блондин вновь исчез, появляясь у ног своего врага и перехватывая падающий роковой кунай...
      Но и противник не спал. Предугадав появления светловолосого мальца, мужчина за секунду до этого уже начал свой удар, направленный точно в его место появления...
      Мимо.
      Блондин исчез в тот же миг, как отбитый кунай вновь оказался в его руке, появившись уже над головой поведенного инерцией удара дубинки противника. Резкий выпад, и трилистник с хрустом впился меж шейных позвонков, бросив уже мертвое тело с трех метров высоты на холодную землю.
      - Что слу... -- неожиданно на поляну выбежал очередной противник и в тот же момент был сбит тушей своего товарища. Не успел он опомниться, как к его горлу уже был приставлен измазанный кровью трехлистный кунай.
      - Тсс-с-с, -- блондин с непроницаемым лицом прижал окровавленный палец к губам, призывая вражеского шиноби к тишине. -- Один намек на движение и ты труп. Понял?
      Враг не понял. Уловив краем глаза складывающиеся печати, блондин отвернулся и с усилием надавил на кунай. Легкий хруст ломающейся гортани, брызги горячей крови и булькающий кашель долетевшие до его уха указывали на очередную не столь обходимую смерть.
      Парень разочарованно вздохнул: ему требовалась информация, а не след из трупов. Впрочем...
      Впрочем и от них польза будет.
      Последний противник на поверку оказался молодой девушкой, едва на год старше его самого, -- вздыбленную грудь, в пылу краткого, всего пару секунд, боя заметить достаточно проблематично. Миловидное лицо девушки в данный момент теряло последние признаки жизни: глаза закатывались, кашель утихал, дыхание ослабевало. Её взгляд полный обреченности и мольбы смотрел прямо на него.
      - Прости, -- одними губами произнес парень, глядя в тот же миг расширившиеся от страха зрачки куноичи. Его указательный палец, засветившийся синим замогильным светом, мягко опустился на покрытый испариной лоб умирающей девушки и в несколько движений нарисовал тот же символ, что сиял на его кунае.
      Все, достаточно.
      Вытерев окровавленные кунаи об нетронутую куртку куноичи, блондин встал и, бросив мимолетный взгляд на свою отличительную метку, с легким хлопком исчез в ночи..

***

      "Познакомились" мы лишь спустя одну долгую и мучительную неделю. Мучительную, несмотря на то, что я уже выздоровел. Непривыкший к излишнему вниманию, что раньше позволяло мне вести себя еще более менее естественно для самого себя, сейчас я переносил муки от его избытка. Возле моей кровати постоянно кто-то находился, заглядывал в глаза, слушал дыхание, пытался разговаривать. Я не отвечал, всем видом изображая из себя шокированного, а возможно и психически травмированного ребенка. Изображал ребенка... вот где была настоящая мука.
      В некоторых своих предположениях оказался прав -- подобравший меня человек оказался охотником. Его имя -- Манабу Мори, пока что занимало вершину в моем рейтинге странных имен, как, впрочем, и сам хозяин. Постоянные, многозначительные взгляды бросаемые в мою сторону настораживали, но понять их я не мог. В его глазах был намешан такой коктейль из эмоций, что разобраться в нем не представлялось возможным. Радовало лишь то, что видел я самого охотника не слишком часто -- он уходил спозаранку, возвращаясь с добычей ближе к вечеру.
      Большую часть времени со мной проводила его жена Анзу -- миловидная, робкая толстушка с добрым характером и чистым сердцем. Она была не шибко разговорчивой, но всегда, замечая мое пробуждение, обязательно кидала мне пару фраз. И лишь видя мое полное нежелание идти на контакт, она замолкала и просто сидела рядом, бросая на меня обеспокоенные взгляды. К слову, в отличие от мужа, Анзу ходила хоть и в дешевом, но явно покупном домашнем кимоно. Было видно, что о своей жене Манабу заботился едва ли не больше чем о себе. За всю неделю, что я наблюдал за ним, я ни разу не видел его в чем-либо помимо собственноручно сделанной одежды.
      Заговорил же я лишь только тогда, когда наконец пришел к банальному и неутешительному выводу -- без посторонней помощи мне пока никуда. Будучи запертым в теле маленького мальчика о самостоятельности я мог лишь мечтать. У меня пока что попросту не было ни сил, ни знаний, ни возможностей содержать себя самому. На что я надеялся, убегая от захвативших меня Хьюг? На верную смерть, которая меня бы и ждала, не встреть я Манабу? Может быть... Жаль, что понял это я лишь сейчас...
      Нет, вру. Не жаль. Уверен, мысли я тогда более трезво, мой выбор остался бы прежним. Да, ведь само присутствие в обществе этих тварей для меня было мукой пострашнее недавно перенесенной лихорадки. Никакие возможности, никакие блага того не стоили.
      И вот, волею Судьбы меня закинуло в новый дом. Вот так просто. Было немного противно осознавать, что я собирался использовать новую семью в своих целях, но поделать с этим ничего не получалось. Пока я беспомощен, мне нужна была поддержка, пусть даже ценой обмана. Что поделать -- мир несправедлив. Нельзя прожить жизнь, угождая каждому встречному.
      Потому я так поступлю. Сейчас имеет значение лишь моя цель.

***

      - Доброе утро, малыш, -- вновь и вновь, изо дня в день повторяла эту фразу входящая в комнату Анзу. Она внимательно смотрела на лежачего мальчика, надеясь увидеть хоть какой-то проблеск ответной реакции. И не видела. Не смотря на все, что она для него сделала.
      В день, когда Манабу принес это хрупкое и почти безжизненное тело в их дом, в ней вновь что-то надломилось. Анзу буквально почувствовала как её сердце, скованное льдом потери, вновь оттаивает при одном лишь взгляде на посиневшее от холода лицо красноволосого мальчика.
      Три бессонных ночи ей потребовалось на то, чтобы вытащить ребенка с того света. Сильнейшее переохлаждение всего тела было не главной проблемой -- с ним справились растирки и горячая ванна. Но вот разыгравшаяся следом лихорадка сулила куда больше проблем. Отвары на оленьем копыте, целебные травы, постоянные холодные компрессы с трудом сбивали поднявшуюся до опасного порога температуру.
      Мальчик бредил, говорил сам с собой на неизвестном языке, выкрикивал странные имена, плакал. Иногда, правда с его уст слетали и вполне понятные проклятия, угрозы и даже ругательства. Откуда их мог узнать ребенок его возраста, Анзу боялась даже предположить. Вряд ли он жил в хорошей семье. С таким то словарным запасом, на самом деле -- вряд ли. Кто же его воспитывал, раз в его голове отложились подобные выражения?
      Холодные компрессы ненадолго прерывали его излияния и трепыхания, но лихорадка быстро брала свое. Метания по футону, болезненные крики, плач и рвота возвращались с новой силой.
      Не сдавалась и Анзу. С безграничным упорством она вновь и вновь протирала потное тело мальчика, меняла компрессы, готовила и поила отварами. Анзу не отходила от ребенка ни на шаг, лишь иногда отлучаясь к колодцу недалеко от дома за холодной водой, да по острой нужде. Она не ела, временно забыв о своих потребностях. Весь её мир в тот миг был заключен лишь в жизни и здоровье лежащего перед ней мальчика.
      И вот настал момент, когда Анзу наконец могла сказать: "Мне удалось, вытащить детскую душу из загребущих лап Шинигами." Красноволосый малыш крепко заснул, после нескольких тяжелых для него ночей. Заснула и довольная своей работой Анзу.
      Мальчик поправлялся быстро и уже совсем скоро пришел в сознание. Его первый осмысленный взгляд, брошенный на Анзу, навсегда запал ей в душу. Потерянный, взволнованный, но ясный и твердый взгляд белых, даже немного серебристых глаз. В нем чувствовался разум -- цельный, сформированный, познавший жизнь. Это лишь укрепило веру Анзу в безрадостное прошлое ребенка, повзрослевшего слишком быстро.
      На этом закончились все действия её юного больного. Мальчик не говорил ни с ней, ни с её мужем, не отвечал на вопросы, не реагировал на звуки и просьбы. Его интересовала лишь еда и некоторые собственные потребности. Лишь тогда он казался живым.
      Большую часть времени он проводил в прострации, уставившись своими прекрасными глазами в одну точку на потолке, и отрывался лишь для приема пищи. Подобное поведение вызывало все больше и больше вопросов, но озвучивать их Анзу не могла. А как хотелось то, особенно после ночных криков, что будили весь дом!
      Но Анзу терпела. Не зная даже имени мальчика, она все ждала, когда он сам решит ей открыться.
      И дождалась.
      В день, когда она в очередной раз пожелала ему доброго утра, мальчик скупо кивнул головой, отвечая ей на приветствие. Анзу замерла, не зная как ей поступить дальше. Она надеялась на это, но свои действия почему-то не продумала. Как ей следовало поступить в тот момент? Накинуться с вопросами? Продолжать краткие беседы, ожидая пока мальчик сам включится? Она не знала...
      - Вы кто? .. -- тонкий детский голос вырвал её из уз растерянности. -- Где я?
      Анзу подобралась, и тут же следом почувствовав дрожь от налетевшего волнения. Её ждал первый, самый важный разговор. От него сейчас зависело, возникнет ли между ними доверие и открытость или неприязнь и боязнь. Ей нельзя было торопиться, спешить с ответами, предварительно не обдумав его же. Она шла по тонкой грани взаимоотношений, каждый неосторожный шаг по которой был способен разрушить все достигнутое.
      - Я Анзу, малыш. Анзу Мори, -- нацепив самую благожелательную улыбку, произнесла она максимально нежным голосом. -- А ты...
      - Где я?! -- будто не слыша женщины, прокричал мальчик. -- Где окаа-сан?!
      - Успокойся, малыш, -- прошептала Анзу, протягивая руку к ребенку. Ему сейчас нужна была поддержка, нужно было тепло, нужна была забота. И она даст все это ему. Даст...
      Мальчик, всем телом подавшись назад и чудом не упав с футона, отшатнулся от руки как от огня.
      - Вы кто?! -- испуганно кричал он ошарашенной Анзу. -- Где окаа-сан?! Окаа-сан!!!
      Анзу смотрела на перепуганного мальчика, не зная, что делать. Своим видом он больше напоминал дикого звереныша, однажды оказавшегося в неволе -- столько же агрессии, столько же растерянности. Различие лишь в том, что животные озираются вокруг в поисках выхода -- мальчик же искал родную мать.
      Мгновение спустя его взгляд поменялся. Наполненный ранее тревогой и смятением, теперь в нем легко читалось осознание, печаль и глубочайшая скорбь. Мальчик расслабился, уронив руки на смятый футон, голова опустилась, голос дрогнул и сломался.
      - Окаа-сан... -- уже не крик, а всхлип вырвался из горла только юного ребенка. -- Окаа-сан...
      Анзу заметила, как затряслись его плечи в беззвучном плаче, и в тот же миг не выдержала. Материнский инстинкт, казалось угасший совсем недавно, вновь запылал с новой силой. Она быстро приблизилась к ребенку и сжала его в своих объятиях, намереваясь закрыть его от дурных воспоминаний, помочь ему справиться с ними. Положив подбородок ему на макушку, она сама того не замечая начала нашептывать утешения, уверяя его в светлом будущем. Мальчик не сопротивлялся, а лишь дрожал в её мощных материнских объятьях.
      В тот момент она пообещала всем и самой себе, что больше никто и никогда не причинит вред этому малышу.
      Её малышу.

***

      Это было противно. Противно так использовать чувства этой, несомненно, доброй женщины.
      Но по-другому я не мог. В моем очерствевшем сердце не было места для еще одной матери.
      Спасибо, Хьюга.

Чужой среди чужих.

   Переписывал, переписывал, но все равно остался не шибко доволен. В любом случае, приятного чтения.

      Привыкнуть к новой семье мне было трудно -- воспоминания о столь родной и теплой Эйко были еще слишком свежи. Сколько раз я просыпался от её криков о помощи, сколько раз меня рвало после особенно красочных снов с участием её и незабвенной троицы -- не сосчитать. Память жгла нещадно, не позволяя мне сосредоточится на настоящем.
      Но я старался. Старался перенаправить все своё внимание на окруживших меня людей. Старался отвлечься от преследовавшего меня во снах жгучего прошлого. И как оказалось -- не напрасно.
      Семья, что приютила меня, оказалась не без тайн. Понять это было легко -- секрета, как не парадоксально, они из этого не делали. По крайней мере, передо мной. Вряд ли они видели угрозу в маленьком ребенке.
      Потому не удивительно, что всего после нескольких достаточно скупых на разговоры недель проведенных в семье Мори, я уже не сомневался в том, что вижу перед собой не полный её состав. Слишком уж красноречивы были некоторые взгляды Анзу, что она бросала на меня, слишком уж громки были сказанные шепотом некоторые фразы.
      "Он не Минору", -- бывало, слышал я упреки в сторону одного из супругов.
      "Он так на него похож", -- иногда летело мне в спину.
      Внешне, я старался не обращать на это внимания, но память усердно поглощала подобные невольные намеки, в попытке собрать все недостающие кусочки мозаики. Складывающаяся же из них картина была несколько пугающей.
      Понять, что я занял место другого ребёнка, было не сложно, только вот на этом мои знания и оканчивались. Детская комната, в которую меня хоть и поселили, но куда только иногда пускали на ночь, свои тайны хранила крепко. Сами взрослые этой темы касались крайне редко, из-за чего достоверно известно мне было лишь имя прежнего (а прежнего ли?) ее хозяина.
      Минору. Кто же ты такой? И куда делся?
      Возможно из-за того, что у меня не было ответов на эти вопросы, я и боялся на первых порах главу семьи. Нет, это была не паранойя. Моей вины в пустых подозрениях не было -- кто угодно станет шарахаться от грозного, навязчивого, постоянно смотрящего на тебя мужика в одежде из сшитых друг с другом мелких шкурок. Лишь много позже приглядевшись, как следует, я понял, что в его взгляде было что угодно, кроме неприязни или ненависти.
      Поначалу, общение с новой семьёй у меня протекало достаточно своеобразно -- с постоянными перерывами на плач, мотание головой или несколько дней безмолвной депрессии. Я аккуратно выдавал крупицы информации, малую часть выдуманной истории, и вновь замыкался в себе, стараясь максимально соответствовать образу пережившего потрясение ребёнка.
      Анзу, кажется, поверила в него всецело. После каждого небольшого откровения с моей стороны, уровень ее заботы возрастал прямо пропорционально количеству горечи и страданий в нем. А уж их было предостаточно. Будучи родом из бедной крестьянской семьи с пьющим отцом и многодетной матерью, я, согласно выдуманной мною истории, получил от жизни слишком много лишений и невзгод. Мельком, но в красках мой рассказ упоминал о нехватке родительского тепла, о лени и злобе старших братьев, о тяжёлой руке подвыпившего отца, постоянно посылающего на рисовые поля детей, заставляя их работать вместо себя. Тяжелое детство для маленького ребенка.
      Были, правда в нем и светлые моменты -- банальная история про заботливую и любящую старшую сестру была встречена двумя улыбками -- лживой моей и искренней Анзу. Вот только это было последнее проявление чего-то положительного, на протяжении всего оставшегося рассказа.
      Отца убили, когда он, будучи не в самом трезвом уме, нагрубил злобно выглядящему оборванцу. Убили толпой, забив палками прямо на месте, не дав времени ни для оправданий, ни для извинений. Узнав об этом, мать в тот же день, страшась кары от пособников злого человека, собрала нас, небольшие пожитки, и под покровом ночи попыталась бежать из страны...
      Дальше я рассказывал уже долго и с явной неохотой.
      Момент встречи с разбойнической шайкой, как назвала их мама, сопровождался тихим вздохом, пленение горячо любимой сестры -- прижатыми ко рту руками, убийство матери и братьев -- крепкими объятиями. Когда же моя сестра бросилась под меч, закрывая меня своим телом и сталкивая в расположившийся рядом овраг с рекой, -- Анзу уже была моей без остатка. Она прониклась до такой степени, что я сам на мгновение испугался результата своих деяний. В тот день Анзу, казалось, нашла для себя в жизни новую цель -- моё благополучие, -- столь сильна была её ответная реакция. Она всеми силами пыталась дать мне то, чего по её мнению я был лишён -- материнское тепло, внимание и забота. И это притом, что до полного пересказа выдуманной истории, Анзу тоже не сидела, сложа руки. В общем, я и в самом деле немного переборщил. Язык мой враг.
      С тех пор большую часть ночей я спал в объятиях обаятельной толстушки, гулял по дому строго с ней за компанию, ел из ее рук и даже в туалет ходил под присмотром. Ей богу, не знай, я о нахлынувшем на женщину приступе материнства, заподозрил бы о слежке.
      С Манабу все было несколько сложнее. Он, разумеется, был в курсе всего мною сказанного, но его реакция была далеко не такой, какой я себе представлял. Если быть точнее, то её вообще не последовало, что поначалу сильно меня озадачило. Он выслушивал меня, почти не меняясь во взгляде и лице, не задавал вопросов, не уточнял. История была ему не столь интересна, как её последствия. И я это видел. Но тогда зачем он присутствовал при всем этом?
      Одним словом мои вопросы копились ото дня в день, а получить ответы, случайно не сболтнув ничего лишнего, я не мог. Вот она главная проблема пребывания в столь юном теле -- необходимость соответствовать этому возрасту. С точки зрения окружающих, я был слишком мал практически для всего -- начиная от ответов на немногие вопросы, что можно было себе позволить, заканчивая наличием собственного мнения. И не смотря на то, что я уже должен был ко всему этому уже привыкнуть -- перебеситься все никак не удавалось. А вызывать подозрения было последним, что мне хотелось делать в моем нынешнем состоянии.
      Спустя два месяца после раскрытия всей "правды" о себе я начал замечать постепенную смену настроений в доме. Больше всего это было видно по вновь изменившемуся поведению Анзу -- и так обычно не отпускающая меня от себя, она, будто почувствовав некую угрозу по отношению к своему чаду, перешла всякие границы. Женщина постоянно подхватывала меня на руки, не отпускала от себя больше, чем на пару метров, крепко прижимала к груди и затравленно зыркала в сторону мужа, стоило только тому появиться в её поле зрения. Видимо ничего другого противопоставить Манабу она попросту не могла.
И пусть вся суть происходящего долгое время ускользала от меня, пусть я начал ощущать себя некой мягкой игрушкой для тисканья, но так продолжалось лишь до одного момента. Если быть точнее до одного завтрака.

***

      Редко когда с утра за столом могла собраться разом вся семья Мори -- слишком уж разные графики были у каждого из них. Манабу, будучи главным кормильцем, уходил в лес ещё ранним утром, преисполненный надеждой наткнуться на крупную добычу. Подобный настрой зачастую пропадал уже в первые часы блужданий по медленно просыпающемуся лесу с луком наперевес, но идти даже без капли веры в успех было куда более бессмысленно. Лишь много позже тогда, когда становилось ясно, что охота вновь не удалась, Манабу уже знакомыми путями выходил на давно изученные звериные тропы к ни разу не подводившим его ловушкам для мелкой живности и собирал утреннюю жатву -- мелких тощих кролей, барсуков и редко попадающихся ценных лисиц.
      Бывало и натянутые острые колья радовали кровавыми следами, выводившими на помирающего крупного кабана. Только вот жаль, что подобные случаи были чистой удачей и знаменовали лишь удачное начало дня.
      Дома Манабу появлялся лишь ближе к обеду, но даже тогда он там не задерживался - ел, забирал вяленое мясо и выделанные супругой мелкие шкуры и вновь уходил. Уходил по знакомой до малейшего камешка дороге, ведущей в ближайший торговый порт Корто. Там, на прибрежной торговой линии, Манабу долгое время бегал от палатки к палатке, от одного морского купца к другому в поисках лучших цен или выгодного бартера -- город, расположившийся на пересечении морской путей востока и запада, тому только способствовал. Еще в те времена, когда охотник бывал здесь со своим отцом, он твердо уяснил, что порой прямой обмен его качественно выделанной кожи на рис и домашнюю утварь получался много выгоднее покупки за рьё.
      Неудивительно, что с таким неспокойным темпом жизни ему было сложно поддерживать и так натянутые отношения со спасенным ребёнком. Они мало общались, почти не проводили время вместе, и, казалось, боялись друг друга. По Акио это было более чем заметно -- он вел себя с ним предельно осторожно, едва ли не с опаской. Чем же было вызвано еле заметное чувство страха у самого Манабу, сказать было сложнее. Долго размышляя на эту тему, он решил грешить на разыгравшееся воображение. Хотя...
      Хотя Манабу прекрасно помнил, каким напряженным лицом мальчика сопровождалось каждое его мимолетное движение, как малыш едва не дергался, стоило ему только приблизиться ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Подобное поведение озадачивало опытного охотника -- малыш вел себя слишком неестественно для ребенка трех-четырех лет от роду. Будучи отцом, Манабу своими глазами видел насколько были легкомысленны дети в этом возрасте, но Акио, что так понравился его жене, выбивался из рамок нормальных детей.
      Только тогда, когда стала известна история этого юного среброглазого мальчугана, Манабу позволил себе немного расслабиться и сбавить подозрения -- даже ему было очевидно, что такие события не могли не отразиться на впечатлительном ребенке. Было ли в пережитом причина такого настороженного отношения? Видел ли Акио в нем одного из убийц своей семьи? Напоминал ли он своим видом ему о них?
      Манабу искренне надеялся, что нет -- подобные ассоциации и сравнения с легкостью могли возвести неразрушимую стену между ними... А терять ещё одного ребёнка он не хотел. Требовались срочные меры, и потому Манабу принял решение, как он думал единственно правильное и верное, -- нужно было уделять Акио больше внимания.
      Ежедневный ритуал по посещению городского рынка прервался, мгновенно освободив тонну свободного времени. Из сарая вновь выкатилась старая разбитая телега, что в прошлом каждый месяц забивала городские рынки своей поклажей. Телега, помнящая его наставнический голос и искренний детский смех Минору.
      Эх, сколько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз выезжала на проторенную дорожку? Как давно он запер её и свою горечь в самом темном из доступных ему мест? Год? Два? Сколько вообще прошло с тех пор, как та колея под ногами, как тот далекий пеший путь, стали его забвением? Как давно он променял дом, наполненный печальными воспоминаниями на пустынную дорогу? Была ли в том далеком происшествии причина того, почему родные стены стали ему, столь не милы? ..
      -- Дорогой, ты в порядке? -- мягкий голос супруги вырвал его из неприятных дум. -- Мы ждем только тебя.
      Манабу вздрогнул, сбрасывая оцепенение, и тотчас сложил руки в привычном жесте.
      -- Итадакимас, -- впервые за долгое время хором произнесло сразу три голоса.
      Такого на его памяти еще не случалось. Раньше он уходил слишком рано, возвращался поздно, а уставал чересчур сильно для подобных посиделок. Зачастую у Манабу попросту не получалось попасть на семейные застолья, что проходили или без него, или с ним, но без Акио. А теперь же... теперь вся его семья была в сборе. Вот уж что действительно ни с чем несравнимое приятное чувство. Но...       Мимолетное счастье быстро сменилось удивлением. Мальчик не ел. Не то, чтобы оказывался от еды или играл с нею, а просто ждал. Акио терпеливо смотрел на нового отца, ожидая пока тот возьмет первую жмень риса в рот.
      И это было не правильно. Дети его возраста не должны обладать подобными знаниями.
      "Откуда он узнал о правилах поведения за столом? Откуда такое пристальное внимание? Почему он так внимательно наблюдает за мной?" -- недоумевал охотник. В подобные моменты Манабу мог поклясться, что взгляд необычных, серебристых глаз, что пронизывал его время от времени, принадлежит не трехлетнему ребенку, а намного более взрослому и умному человеку. Он знал его, он видел его на лицах других, менее благонадежных людей. Так, например, смотрели ушлые торговцы на лошадь при её покупке: пристально, изучающее, ища изъяны и отмечая привычки. Так смотрели и мелкие воришки на свою будущую жертву, прикидывая, чем именно они смогут поживиться. Только вот если они и не думали скрывать свою натуру, то Акио выделился и тут. Проходил лишь миг после пересечения глазами с Манабу, как прожженный цинизмом взгляд исчезал, являя миру немного печального и беспечного мальчика. Исчезал настолько быстро, что сам охотник начинал сомневаться в собственном зрении.
      Вот и сейчас, будто услышав его мысли, будто заметив его пристальное внимание к себе, мальчик подхватил свою небольшую плошку с рисом и слишком уверенными для трехлетнего дитя движениями стал палочками отправлять себе в рот небольшие жменьки риса.
      -- Акио! -- раздался негромкий осуждающий голос Анзу. -- Не торопись! Ты должен подождать пока главный мужчина в доме приступит к трапезе!
      -- Ничего, -- улыбнулся Манабу, продолжая наблюдать за необычным ребенком, -- пусть ест. После обеда ему пригодится вся его энергия.
      Услышав эти слова, Анзу, непроизвольно дернув рукой, подносившей палочки ко рту, рассыпала рис по подносу на столе.
      -- Зачем? -- напряглась она, с беспокойством поглядывая на мужа. -- Что-то случилось?
      Манабу лишь покачал головой, прекрасно понимая беспокойство жены.
      -- Я просто понял, что мы с Акио ни разу вместе не играли.
      Реакция ребенка, за которой Манабу пристально наблюдал, не разочаровала. Тут же появившаяся дикая смесь удивления и подозрения через мгновение сменилась на легкую задумчивость, а после и настоящую детскую радость. Быстрая, почти незаметная глазу игра эмоциями вновь озадачила охотника, добавляя вопросов в загадку, разгадать которую сейчас, ему было не под силу.
      -- Смотри, да ему, оказывается, тоже не терпится! -- Манабу вновь, на время, отложил свои подозрения в сторону. -- Так ведь, Акио?
      -- Да! -- звонкий мальчишеский голос разлетелся по комнате.
      -- Молодец! Вот это настрой! -- глядя на счастливого ребенка, Манабу не смог сдержать улыбки. -- Тогда мигом доедай и собирайся! ..

      ...Манабу с предвкушающей ухмылкой провожал взглядом выбегающего из дома мальчика, когда до его локтя дотронулась нежная теплая ладошка. Мужчина не повернулся. Он и без того знал, что увидит, стоит ему лишь только немного повернуть голову -- взволнованную жену.
      Изменения, что произошли с Анзу с момента появления ребенка в доме, не могли укрыться от внимательного взгляда Манабу. Он видел, как она сроднилась с этим малышом, как сильно к нему привязалась, как отчаянно желает его защитить. Он видел, как она преобразилась за эти короткие два месяца, как она изматывает себя беспокойствами об этом юном чаде. Видел он рядом и призрак прошлой Анзу -- серой, потухшей, погрязшей в страдании и унынии. Он помнил её ступор, граничащий со смертью, когда она узнала о судьбе Минору, помнил её страх возможной потери, когда вновь заходил разговор о детях. Он помнил, он видел.
      Именно поэтому Манабу прекрасно понимал, какое беспокойство вновь овладевает сердцем его дорогой Анзу. Такое же, как и его...
      Но ему нужен наследник! Он хочет его! Хочет воспитать сына, хочет гордиться им, хочет увидеть, как он вырастет, как женится, как приведет к нему внуков. Он хочет все это. И он получит желаемое.
      -- Все будет хорошо. На этот раз, я буду осторожней, -- едва прошептал Манабу, прекрасно понимая, что его услышат.
      -- Главное... не убей мне еще одного сына... -- едва слышно ответила Анзу, так же зная об этом.

***

      Из плотного тумана -- постоянно висящего в этой части острова -- с трудом пробивались стены величественного строения. Главный стадион, своим видом больше напоминающий голую крепостную башню, по праву возвышался над прочими низкими строениями этого региона. Высокие стены с трибунами, призванные защитить расположившихся на них зрителей, проходили по всему периметру арены, окольцовывали её и скрывали от ненужных глаз снаружи. Сам стадион мало чем походил на свои аналоги в других странах -- несколько отвесных скал, небольшое озеро, крошечный песчаный пляж, кусок открытой степи и негустого леса гармонично расположились на этой небольшой области. И пусть подобный дизайн и казался посторонним людям несколько странным, но на самом деле он с успехом выполнял возложенную на него функцию -- создавал равные условия для участников боев.
      Прохладный ветер, гуляющий по полю с низко растущей травой, резко ускорил свой бег, взлохматив двух стоящих друг напротив друга подростков: коротко стриженого парня с шевелюрой соломенного цвета и её, рыжеволосую бестию перескочившую четыре из семи курсов академии шиноби. Они не двигались, ожидая команды, что ознаменует начало их смертельного поединка.
      Последний бой. Бой лучшей студентки академии и всем известного в деревне раздолбая.
      Обоих трясло, пусть и по разным причинам. Его, от осознания происходящего, от всплывшей перед глазами картины собственной смерти, от страха перед неотвратимым. Отсюда он мог либо выйти на ногах, либо выехать на телеге для трупов. Какой из вариантов для него был более вероятным -- очевидно.
      Девушка же дрожала совсем по совершенно иным причинам. Её не трогало ни предстоящее сражение, ни возможная смерть, ни необходимость замарать руки кровью. Только лютая ненависть к системе, что заставила выйти на бой против собственного брата, только злость на себя, из-за невозможности найти выход из сложившейся ситуации, только жажда смерти чудовища в обличии мальчика, что наблюдало за ними с трибуны, заставляли её тело трястись. Даже страх перед будущим, которое могло показать её неспособность нанести финальный удар, а значит и не готовность к службе на благо своей деревни, исчез на фоне этих темных чувств. Даже боязнь краха собственных планов, краха собственных надежд...
      -- Начали, -- громкий, лишенный эмоций, ненавистный девушке голос дал отмашку к началу поединка. В ту же секунду её оппонент в два прыжка пропал из поля зрения, в надежде вырвать из цепких лап Судьбы как можно больше шансов на победу. Пусть их и было не так уж и много -- раскидываться ими он не собирался. Парень, кажется, был намерен применить все, чему его обучили в Академии.
      Девушка наблюдала за этим с ледяным спокойствием. Её битва сейчас велась не где-то на стадионе, среди толстых деревьев и глубокой реки, а внутри неё -- в сознании. В ней боролись два долга -- перед семьей и перед деревней, две любви -- к брату и к себе, две ненависти -- к системе и к тому великовозрастному мальчишке. Она стояла перед тяжелым выбором, что так и не дал ей заснуть прошлой ночью.
      Как поступить? Кого спасти? Что сломать? ..
      Долго думать ей не дали -- Каменный кол, внезапно выскочивший из-под земли, едва не проткнул хрупкое девичье тело. Лишь врожденная и отточенная реакция позволила глубоко задумавшейся девушке вывернуть торс, пропуская технику мимо.
      "Он действительно атаковал меня! -- раздалось в сознание панический возглас. -- Аники серьезно пытался убить меня!"
      -- Они-сан! Не на... -- воскликнула девушка в надежде докричаться до парня, но осеклась, услышав почти не различимый шепот со стороны леса.
      -- Нинпо: Техника скрытого тумана.
      Девушка замерла, неверяще уставившись на опускающийся к земле туман. Для неё эта картина знаменовало лишь одно -- её брат действительно намеревался выйти победителем из этой смертельной схватки.
      -- Они-сан... -- разочарованно опустила голову куноичи. -- Зачем...
      Вот оно, еще одно проявление жестокости системы, навязанной этим мелким чудовищем. Вот она -- демонстрация всего того, что привнес этот монстр в её деревню. Человек, что еще с утра, преисполненный надеждой и задором, поднимал её с кровати, человек, что с раннего детства носил её на плечах, сейчас уже твердо намеревался лишить свою младшую сестру жизни.
      "Ублюдок! -- раздираемая жаждой крови одного человека куноичи бросила взгляд на трибуну. -- Это все ты виноват!"
      Быстрые, тихие, но, тем не менее, слышные шаги приближались к девушке сзади. Она не удивилась -- кому, как ни брату знать её слабые стороны?
      Да, только так он и мог на что-то рассчитывать. Только в ближнем бою, где на его стороне были и сила, и навыки, её брат имел шансы на победу.
      "Скучно. Предсказуемо. Не оригинально, -- думала пышущая яростью девушка, прислушиваясь к приближающемуся противнику. -- А против меня и глупо".
      Глубокий вздох, заученная серия печати, концентрация чакры и...
      -- Футтон: Обжигающий пар! -- резко развернувшись, куноичи встретила приближающегося врага массивным потоком раскаленной дымки, фактически не отличимой от стелящегося вокруг тумана.
      Крик. Громкий, режущий уши и терзающий сердце крик её родного брата повис над стадионом. Как же ей больно было его слышать... Как же быстро трясущиеся руки сложили следующие печати...
      -- Футон: Стелющийся ветер, -- чудом не заикаясь, выдохнула куноичи.
Легкий порыв воздуха пробежал по ногам, приятно щекоча открытую кожу, и, усиливаясь, поднимался все выше, прогоняя повисшую над полем боя туманную дымку. Бледный покров исчез... оставив только скулящее от боли тело.
      -- Аники! -- вырвалось у девушки, видевшей как брат, кусая губы, боролся с причиняемыми ожогами муками в попытках подняться. -- Не вста...
      -- Заткнись!
      Куноичи замерла. Голос, что она услышала, не мог принадлежать её брату: слишком грубый, слишком резкий, преисполненный отчаяньем, завистью и жалостью. Никогда раньше он не кричал на неё, не смотрел на неё так. Где тот родной ласковый и веселый голос, что будил её по утрам, что выгораживал перед родителями и намного более старшими одноклассниками в Академии? Где тот заботливый любящий взгляд, который встречал её каждый новый день?
      Не здесь.
      -- Заткнись и сражайся! -- надрывным голосом вскричал парень, с трудом держась на обожженных ногах. -- Мы оба знаем, чем все это закончится! Так что прошу, хотя бы не оскорбляй меня своей жалостью!
      -- Они-сан... Я... Я не хочу... Я не могу...
      Она действительно не могла. Борьба, что велась внутри неё, остановилась, все планы, что она успела наметить в свои неполные одиннадцать лет, отодвинулись на задний план. Был только он -- брат. Брат, что со страхом и смиренностью, практически просил убить её.
      -- Ты должна! -- вскричал парень практически со слезами на глазах. -- Если выжить должен только один, то пусть бестолковый бездарь умрет от руки маленького гения!
      Девушка в ответ лишь мотала головой, ища выход из патовой ситуации. Куноичи знала -- эта арена, в этот день могла выпустить лишь одного из них. Только одного... И быть этой единственной она не желала. Только не благодаря жертве брата.
      -- Ты так говоришь... но тогда почему... -- девушка продолжала искать причины и оправдания, когда взгляд зацепился за торчащий позади Каменный кол, что лишь недавно чуть не лишил её жизни. -- Зачем ты пытался?
      Обожженное, искривленное в гримасе боли лицо брата на миг нахмурилось, но вновь просветлело. Его оскал сменился вымученной, искренней улыбкой, руки расслабились и повисли вдоль тела, а из ранее сжатой за спиной ладони выскочил спрятанный кунай.
      -- Наверное, -- горько усмехнулся парень, -- во мне еще была искорка надежды. Теперь её нет... Ну что, давай закончим этот фарс? ..
      Она не могла ответить, не могла кивнуть, не могла помочь брату умереть с честью. Не могла...
      Но должна. Если брату и суждено погибнуть то пусть уж лучше от её руки, а не этого чудовища.
      Трясущийся подбородок медленно опустился вниз...
      ...Измученный краткой схваткой, с двумя спаленными ладонями и проткнутой икроножной мышцей он стоял на коленях перед безусловным победителем этого боя. Его покрытое волдырями лицо выражало лишь смирение и удовлетворение, его руки опустились на землю и больше не поднимались. А он смотрел. Смотрел ей в глаза.
      -- Прежде... чем ты сделаешь это... -- с трудом, глотая слова и буквы, говорил парень, -- а ты сделаешь это... позволь мне первым поздравить тебя...
      Девушка кивнула, с иглой в сердце, наблюдая за последними минутами жизни своего брата. Она хотела, чтобы он говорил. Она хотела, чтобы он как можно дольше оттягивал неизбежное.
      -- Ты сдала экзамен... молодец... я горжусь тобой... и... расти сильной... Сделаешь? Ты ведь не подведешь меня, сестренка?
      Девушка мотнула головой, глотая так и не выступившие на глаза слезы. Она приняла решение. Битва внутри неё закончилась. Путь наметился. Она отдаст долг всей деревне, убив самодовольного выродка, и займет его пост. Она сделает так, чтобы больше никто не испытал того, что предстоит испытать ей.
      -- Давай... -- вновь раздался слабый, нервный, дрожащий от страха голос уставшего человека. -- Впечатли меня!
      Куноичи кивнула. Она сделает это красиво. Она покажет ему пока что единственную доступную ей технику этой стихии.
      -- Йотон...

      ...повисшую над стадионом тишину нарушает стук падающего тела. С прожженной насквозь грудиной, с опаленными краями раны и бледным лицом шиноби распластался на низкорослой траве. Его последний вдох замер на полпути, знаменуя конец короткого, но морально тяжелого сражения.
      -- Победитель... -- громоподобный ненавистный голос пролетел над стадионом, спугивая рассевшихся на ветках птиц, -- Теруми Мей!

Дотянуться до мечты.

         - Молодец, Акио! Молодец! -- радовался Манабу моим небольшим успехам. -- Просто умница! Только...
      Он подошел ко мне, замершему в непривычной позе, и, слегка надавив на вытянутую вперед руку, поправил её.
      - Вот! Так лучше! Идеально! -- продолжал верещать охотник, прыгая вокруг меня. -- Запомнил?
      Я уверенно кивнул головой. Стойку подобною этой мне сложно было бы забыть и на смертном одре -- слишком любима она для меня была. Да, вспоминая прошлую жизнь, сложно было воскресить в памяти все с тобой происходившее, но забыть про свою главную страсть, это надо было постараться.
      Стрельба из лука.
      Никогда ей не увлекался, но грезил постоянно. Любовь к этому простому и незамысловатому древнему оружию оставила следы во всей моей прошлой жизни -- начиная от просмотра фильмов и игрой в РПГ, заканчивая поездками на дачу, где я, вооружившись палкой с натянутой на неё леской, отыгрывал роль небезызвестного эльфа из небезызвестной трилогии. Тогда, становясь в позу, отдаленно напоминающую эту, я отпускал тетиву, отправляя кривую легкую палочку на полтора десятка метров вперед.
      Теперь же я стоял, не шевелился и, затаив дыхание, слушал матерого охотника. Во мне бурлила надежда наконец-то прикоснуться к тому миру, что так долго уже от меня бегал.
      - Раз запомнил, то тогда давай сам.
      Очередной, почти рефлекторный кивок и я быстро расслабляю слегка онемевшее тело. Моя вина -- напрягаться не требовалось вовсе, но я, пораженный внезапной догадкой об истинной природе совместной игры "Повторяй за мной", не мог отреагировать иначе от нахлынувшего на меня возбуждения.
      - Давай теперь сам, -- вновь повторяет Манабу, внимательно за мной наблюдая.
      Так...ладно.
      Глубокий вдох, чтобы снять накопившееся напряжение, и моё тело задвигалось. Шаг левой ногой вперёд, лёгкий поворот ступни, сначала одной, а следом и другой. Туловище не двигается, оставаясь на месте, грудь смотрит на дерево-мишень. Немного скашиваю глаза, чтобы взглянуть на Манабу, и, не заметив на его лице и каплю неудовольствия, продолжил. Выбрасываю левую руку вперед, стараясь её не сгибать и держать ровно, правую же отвожу назад, сгибая в локте и держа её параллельно земле. Замер.
      - Умница! -- вновь воскликнул охотник, наворачивая вокруг меня круги. -- Идеально!
      Непрошеная улыбка сама собой наползла на мое лицо -- ну не мог я не радоваться своим же успехам. Успехам, которые в прошлом действительно редко меня посещали. Другое дело неудачи, что в то время приходили по мою душу едва ли не ежедневно. Они ломали меня, заставляли отказываться от взятых дел, подтачивали уверенность в себе, разваливали планы и надежды...
      Нет, вру. Это не причина, это следствие. Только недостаток внимания, только отсутствие упорства, только нехватка смелости дойти до конца, до своей цели, сквозь все тернии и преграды и были главной проблемой. Только это, и ничто иное, лишало меня возможности познать вкус триумфа, наверняка ощущаемый при достижении чего-то весомого. Только я, мои слабости и нежелание с ними бороться.
      И потому мне нельзя было давать себе спуску на этот раз. Да, я переродился в новом теле, да, мне дали второй шанс, но моя личность не претерпела никаких изменений.
      Нельзя давать себе спуску на этот раз...
      Нельзя присущей мне апатии и лени вновь руководить моей жизнью...
      Нельзя позволить трём ублюдкам уйти от наказания только из-за моей неспособности перешагнуть через себя же...
      - ...кио! Акио! -- голос охотника с трудом выдернул меня из пучин самоанализа. -- Можешь расслабиться.
      Что? ..
      А! Я сам не заметил, как замер в позе готового к стрельбе лучника -- больно резко накатилось на меня желание покопаться в своей тёмной душонке. Странно... Слишком уж часто в последнее время моё сознание или полностью завладевало всем вниманием, или полностью меня покидало. Раньше подобное не наблюдалось. А значит... буду считать это признаком перемен...
      "Так, хватит, -- оборвал я сам себя. -- Давно пора вернутся к ненавистной роли трехлетнего ребенка".
      Одно мгновение и пока ещё не заметные мышцы расслабляются, прекращая ныть от небольшого напряжения.
      - Мори-сан, -- как обычно, не фамильярничая, обратился я к охотнику. -- Это не весело... Зачем все это?
      Пусть данный вопрос и был из разряда необходимых, но задавал я его с ощутимой дрожью -- боялся, что охотник внезапно передумает, пойдёт на попятную.
      Напрасно.
      Ответ был стремителен, красочен и полон. В каком-то слитном, почти не заметном взгляду движении Марабу выхватил из-за спины натянутый полутораметровый лук, одновременно с этим меняя положение собственного тела. Он развернулся боком, но совсем не так, как показывал мне, выбросил руку с оружием вбок, на одну линию с ногами, и застыл с отведенной за спину открытой ладонью.
      - Смотри внимательно, Акио. Очень внимательно, -- тихо, сквозь зубы, прошептал охотник.
      И тут зрение меня подвело... Молниеносные движения рукой осознавались лишь благодаря сопровождающими их звуками, все остальное попросту расплывалось перед взором. Лёгкий едва слышный скрип, доносившийся до слуха, означал натяжение тетивы, а резкий щелчок её свободу -- вроде все просто... если только это не повторилось трижды за полторы, отсилы две, долгие секунды.
      Я не сразу поверил в услышанное, с успехом списав все на эхо или слуховую галлюцинацию, но последовавшие после три глухих деревянных стука тут же развеяли мои сомнения. Резко ведя головой в сторону последнего звука, я уже догадывался, что именно я там увижу. Знал, но не верил. Три тяжелые, полуметровые стрелы, все ещё немного подрагивая, кучкой торчали из ствола широченного дуба.       Совершенно искреннее изумление, нетерпение и восхищение абсолютно закономерно отразились на моём лице.
      - Хочу! -мигом пересохшего горла. озвучил я мысль, что в тот момент завладела моим сознанием -- Хочу!

***

      "Они торопились, но шли не спеша. Они с опаской смотрели по сторонам, но не сомневались в собственной охране. Они были слабы, но их ценность была неоспорима.
      Они полюбили войну.
      Им понравилось ощущение собственной значимости..."
      Сточившийся графитный стержень отпрянул от внушительного, исписанного уже почти на половину свитка и занял свое место в пенале среди своих братьев.
      Янаги придирчиво взглянул на готовые строчки.
      - Нормально, -- решил он после секундного просмотра. -- Получается неплохо.
      Его рассказ, приправленный автобиографическими вставками, с каждым днем рос все быстрее -- достаточно свободный график тому только способствовал. Постоянные переходы, однообразная и не слишком частая работа, отсутствие игорный и питейных заведений никак не могли удовлетворить возбужденный всем происходящим мозг. Вот и приходилось выплескивать все копившиеся мысли и эмоции на бедную бумагу, что стоически это терпела. А ведь еще каких-то пару месяцев назад скажи ему кто о том, что он добровольно возьмется за написания рассказа, ну или скорее дневника, Янаги, вместе со всеми своими одноклассниками, рассмеялся бы тому безумцу в лицо.
      Но Скука не делает различий между людьми. Она не делает скидок на характер или возраст. Она просто меняет того, к кому пришла.
      Янаги вновь закинул свой свиток в наплечную сумку и в очередной раз поднял глаза. Не так он представлял себе войну. Где долгожданные стремительные и молниеносные вылазки в стан врага? Где слава, добытая кровью и потом на полях жестокой брани? Где сексуальные гейши, готовые без сомнений разделить постель с героем скрытой деревни Камня?
      Нигде.
      Янаги был ирьенином.
      И это было несправедливо.
      Не для того Янаги круглыми сутками развивал свое тело, чтобы теперь не спеша, под охраной таких же шиноби как он сам, ходить из лагеря в лагерь, оказывая посильную помощь своим товарищам. Не для того он семь лет посвятил Академии, чтобы всю оставшуюся жизнь шататься по больницам и Лечащей дланью лечить синяки и ушибы. Не для того он улучшал своей контроль чакры, чтобы однажды быть замеченным и насильно распределенным в корпус ирьенинов...
      На плечо задумававшегося Янаги упала чья-та тяжёлая рука, почувствовав которую он не спеша обернулся.
      - Привал окончен, -- шепнул ему на ухо джонин, командующий группой сопровождения. -- Мы выдвигаемся.
      Янаги кивнул, глядя уже в спину отошедшему шиноби. Его взгляд в очередной раз задержался на тёмных стандартных одеждах оперативников, на их оружии, на свитках с запечатанным снаряжении, вновь пробуждая черную зависть.
      Он хотел все это, он стремился к этому..., но верхушка камня имела на все собственное мнение.
      Ирьенин.
      Янаги чувствовал неприязнь уже к самому этому слову, что уж говорить об этой профессии в целом. До войны лишенные званий и привилегий носить оружие, не допускающиеся до любых конфликтов ирьенины лишь с началом столкновений немного поправили свое социальное положение. До этого же, их сложно было назвать не только стратегически важным ресурсом в деревне, где твоё социальное положение зависело целиком от личностной силы, но обычными жителями в целом. Тот же выезд за пределы деревни, доступный всем прочим, им был строго ограничен. Оттого зачастую нерешительный Янаги не сомневался, что попади он в ряды ирьенинов в то время -- покончил бы с собой незамедлительно. Сейчас же... было терпимее.
      Затяжная война внесла коррективы в общее представление докторов с чакрой. В множестве удалённых друг от друга военных лагерях постоянно требовалось присутствие хотя бы нескольких обученных ирьенинов, что могли справиться со стабильно возрастающим потоком раненных и больных. Тут-то и почувствовался общий дефицит шиноби именно этой специализации. И именно в его выпускной год, в год окончания академии, в год формирования будущего юных защитников скрытой деревни Камня...
      Только вот даже насильное привлечение пяти из семи классов выпускников под знамена больницы проблемы не решило. Дефицит медиков остался, что в свою очередь привело к созданию мобильных команд ирьенинов. Членом одной из такой команды и стал Янаги, стоило ему только пройти ускоренные полугодичные курсы по оказанию медпомощи...
      ... Густой лес, состоящий из просто нереально громадных деревьев, и не думал заканчиваться, бесконечно простираясь во все стороны. Пышные кроны зеленых исполинов своими ветвями заслоняли ясное небо, пропуская на узкую тропинку ползущую меж их корней лишь тонкие пучки света. Получившийся же таким образом полумрак щедро делился с идущими по дорожке людьми чувством скрытой угрозы. И они ощущали её.
      Резко выброшенная вверх рука, неожиданно остановила мерно бредущий отряд. Шаги стихли, еле слышный шорох одежды и небольшой поклажи так же исчез -- отряд ирьенинов беспрекословно подчинялся многоопытному джонину.
      Янаги замер подобно всем остальным. Его дыхание участилось, глаза лихорадочно забегали из стороны в сторону, силясь рассмотреть нечто не осязаемое, сердце глухо застучало, отбивая одному ему ведомый ритм.
      "Раньше, мы не останавливались", -- поселилась у Янаги в голове паническая мысль.
      По коже молодого ирьенина поползли боязливые мурашки, вызывая лёгкую дрожь в теле. Было в этом лесу нечто, что заставляло его испуганно озираться. Точнее нет, не "было"... Оно "появилось"...
      Минута... другая... ещё одна... Время шло непомерно долго, растягиваясь подобно резиновому жгуту, нагнетая и так накаленную атмосферу. Никто не двигался, никто не позволял себе ни лишнего шепотка, ни случайного вздоха. Отряд ирьенинов превратился в каменные изваяния.
      Именно в этот момент Янаги чувствовал себя как никогда уязвимым. Под рукой не было привычного по академии куная, способного отвести угрозу, поясную сумку не отягощали металлические сюрикены, несущие смерть неосторожным -- только крошечный, пусть и остро заточенный скальпель. Вот только его наличие не придавало ни капли уверенности.
      Чертовы правила... Чертова специализация... Почему ему, насильно загнанному в слишком уж узкие рамки, не дают даже шанса из них вырваться? Почему последствия чужого решения, должны заставлять его трястись лишь от одного намека на опасность? Почему он не может хотя бы пойти по стопам прославленной Цунаде? ..
      Ведь будь у него оружие...
      Лёгкий, еле слышный не то свист, не то шелест, подобно ножу разрезал уже привычные звуки леса.
      "Кунай!" -- в тот же миг вспыхнула спасительная мысль в мозгу, уже отдающем приказы телу. И ирьенин не медлил.
      Резкий, немного топорный прыжок в сторону, едва не сталкивает рядом стоящего товарища с ног, но для Янаги это было последним поводом для беспокойства. Его внимание занимал лишь кунай, что всего на несколько сантиметров разминулся с его телом...
      Глухой удар и последующие теплые красные капли, окропившие его лицо стали для него полной неожиданностью...
      - Засада! -- донесся до застывшего Янаги выкрик его командира, тихий, глухой, будто раздавшийся по другую сторону толстого стёкла. Ирьенин слышал его, но не воспринимал сказанное. Его взгляд, его расширившиеся до предела зрачки были прикованы к своему медленно оседавшему на пол товарищу, что стоял позади него, к рукоятке необычного куная, торчащего у того между лопаток, к причудливому рисунку на нем. Он не хотел... так он не хотел... Поднимающийся лёгкий стыд, на фоне охватившего его смятения, был почти не заметен.
      "Я не думал, что позади кто-то есть... -- оправдывался он, стараясь собрать вялотекущие мысли в кучу. -- Я просто хотел уклонился..."
      Сильный толчок в спину, едва не бросил Янаги на своего мертвого товарища, но, чисто инстинктивно переставив ноги, он смог избежать неприятного падения.
      - Не стой столбом! -- так же глухо, прорываясь через невидимый барьер отвлеченного от происходящего сознания, зазвучал грубый женский голос. -- Помоги ему!
      Янаги не понимал, не думал. Все его тело подчинялось каким-то своим желаниям, своим чувствам, своим страхам и оно явно больше не хотело смотреть на падшего товарища. Будто во сне, оно двигалось не зависимо от его сознания, не считаясь с его мнением. В дело вступили примитивные инстинкты, рефлексы и укоренившиеся привычки. Именно они медленно поворачивали его навстречу толкнувшей его девушке...
      "Сакура", -- услужливо подсказало ему сознание. Единственная куноичи с его отряда, единственная, кто остался довольным своим распределением, единственная кто относился к своим обязанностям со всей серьезностью.
      Единственная кого он мог считать близким себе человеком. Повернуться до конца ему так и не дали -- устав ждать, девушка грубо схватила Янаги за грудки и развернула.
      - Очнись, идиот! -- брызгая слюной, кричала ему в лицо явно напуганная куноичи. -- Приди в се...
      Желтая шевелюра на миг мелькнула за спиной Сакуры, и прямо на его глазах, столь примечательный кунай, проскользнув под руками с неприятным хрустом пробил грудину молодой девушки...
      Оторопь... Страх... Непонимание... Непринятие... Неверие...
      Коктейль разнообразных эмоций волной нахлынул в его сознание сметая последние барьеры, перед надвигающимся безумием. Янаги, расширившимся глазами наблюдая, как кашляет кровью та, что всем сердцем желала ему помочь, слыша такие далекие предсмертные вопли вокруг, чувствуя как намокают его ноги, наконец не выдержал. Что-то, что на себе держало все мировоззрение неопытного ирьенина, надломилось, погребая под обломками прежнего сознания. Он получил то, чего не хватало ему для полноты своего обучения, он увидел то, чего не не мог найти в своей родной деревне или больничных палатах.
      Убийство. Хладнокровное, вдумчивое, аккуратное. Ни тени сомнения не было на тот молодом лице, что на миг мелькнуло за спиной его бывшей подруги.
      Не будет сомнений и у него.
      Шум в ушах наконец-то пропал, явив не слышные ранее свистящие взмахи и не громкие команды их командира.
      - В круг, вашу мать! -- надрывал он голос, в котором впрочем не чувствовалось страха. -- Защищайте отряд!
      "В круг! .." -- вторило ему сознание, принимая команду на свой счет. Янаги схватил, все еще торчащий в теле девушки кунай, и без колебаний, выверенным движением вытащил его.
      - Ты чего замер?! -- сильный толчок неизвестного ему шиноби вкинул Янаги к сбившимся в кучку, перепуганным ирьенинам.
      - Но... -- хотел вскрикнуть он, как вновь появился он...
      Мужчина с яркой желтой шевелюрой, будто из ниоткуда возник перед ним, с уже занесенным и плывущим к цели кунаем, и совершив лишь одно, отточенное движение вновь исчез. Все произошло столь быстро, что казалось, будто в воздухе на мгновение повисла солнечного цвета вспышка, и тут же пропала, оставив после себя лишь шиноби с перерезанным горлом.
      - Хика... -- очередной крик со стороны так же не смог закончится.
      Вновь полыхнула желтая искра, унося с собой еще одну жизнь.
      Янаги уже ни чему не удивлялся. То, что происходило вокруг давно вышло из его понятий нормальности. Не такой битвы он ждал, не такого врага он надеялся встретить. Не было ни учителя, судившего бой, не было ни учеников подбадривающих участников поединка, не было даже видимого противника. Янаги попросту не мог осмыслить все происходящее вокруг. Уже панические команды, перебивались редким перезвоном отбитых кунаев, а крики перепуганных ирьенинов -- предсмертными хрипами и вздохами. Желтая молния, что скакала среди них, была неуловимой...
      ...Короткий свист резкого удара, глухой стук колен о твердую землю и вот падает последний оставшийся в живых член его отряда.
      Его очередь.
      Янаги знал это, но страха уже не было. Лишь мутная обреченность, лишь желание продать свою жизнь подороже завладели его разумом. Он понимал, что шансов на победы у него не было, понимал, что и бежать ему не дадут. Он был лишь крысой, которую кот загнал в самый угол...
      Янаги остался один. Один на тропинке, усеянной трупами его бывших знакомых.
      Он сконцентрировался. Он напрягся. Он пытался думать, строить стратегию. Он искал пути отхода и удобную позицию. Мозг, и ранее его не подводивший, сейчас работал во всю доступную ему мощность.
      Откуда он нападет?
      Масса вариантов.
      Что позволяет ему так быстро перемещаться?
      Скорость. Больше не чему.
      Как ему противостоять?
      Лишь угадать. Только невероятная удача могла ему сейчас действительно помочь...
      И все равно, несмотря на всю свою концентрацию, Янаги так и не смог понять, как его враг появился прямо перед ним...

      ...Короткое движение и кунай с легкостью перерезает открытое горло последней цели -- молодого ирьенина замершего в ожидании собственной смерти.
      Все.
      Минато наконец расслабился и выпрямился, оглядывая бывшее поле боя.
      - И все-таки я ненавижу эту работу... -- пробурчал шиноби, стараясь не заострять внимание на двух десятках трупов, сгрудившихся на узкой лесной тропинке. Не самое приятное зрелище, тем не менее, не подпортило общее удовлетворение от хорошо выполненной работы. Далеко не каждый был способен просидеть в засаде два дня, сохранив при этом приемлемую физическую форму. Он смог.
Двое суток он пробыл на этой позиции в ожидании именно этих людей. Два дня без еды и почти без движения. Сволочное задание...
      Радовало лишь одно -- оно было не простым, важным и требовало определенных способностей. Диверсия в самом тылу противника это не то задание, на которое назначали случайных людей. А значит, ценят. Навыки, которые Минато оттачивал все свободное время, наконец-то были признаны не только его сверстниками, но и верхушкой деревни в целом. Джонинов-наставников много, джонинов-наставников выполняющих работу АНБУ -- единицы. И это приятно грело душу.
      - Кха! -- резкий булькающий кашель послышался со стороны последнего убитого. - Кха..кха...
      Минато обернулся. Молодой ирьенин, что свалился с перерезанным горлом, лежал на том же месте, захлебываясь собственной кровью. Живой.
Не порядок.
      Его работа требовала не оставлять после себя только лишь трупы. Никаких свидетелей. Никаких очевидцев. Враг должен был томиться в неведении, должен был тратить силы, время и нервы на разгадку произошедшего. Именно поэтому Минато должен доделать свою работу.
      Один из его уникальных кунаев плавно покинул ножны на поясе, перепрыгнув в правую руку. Она не тряслась, уверенно и твердо сжимая удобную рукоятку смертоносного оружия. Добить врага? Привычное дело.
      Вот только кашель стих, не успев и начаться.
      "Все-таки умер сам, -- отстраненно подумал Минато, наблюдая за последними, редеющими вздохами молодого парня. Кунай вновь вернулся на пояс.
      Оставался лишь последний штрих.
      Палец Минато засветился холодным голубым огнем...

***

      Как долго для человека длится то или иное событие его жизни? Сколько времени занимает тот или иной отрезок его существования? Вроде бы такой простой вопрос с не менее очевидным ответом в последнее время стал меня навязчиво преследовать. И чем дольше я над ним думал, тем чаще забывал обращаться к минутам, дням и годам, когда он требовал от меня слова.
      "Ровно столько, сколько мы их помним", -- говорил я с каждым разом все уверенней, имея на то все основания. В моём случае, как мне кажется, сложно было бы думать иначе. Имея в голове воспоминания двух в корне разных жизней, я в периоды накатывающих сеансов самоанализа обладал возможностью сравнивать.
      Я не помнил своего "первого" раннего детства. Совсем. Не осталось ни осознанных образов, ни картин, ни ощущений, ни вкусов. Совершенно блеклая и полностью забытая мною страница жизни, оттого казалось мне наиболее скоротечной. Мозг обманывался, считая, будто раз и наступил тот момент, когда в впервые до крови разбил себе коленку. Это тусклое, на грани образа воспоминание было наиболее ранним. Куда делись предыдущие прожитые годы, я не представлял. Забылись ли они по ненадобности или попросту не сформировались в достаточной степени из-за моей собственной недоразвитости в то время, значения особо не имело. Был важен сам факт. Факт того, что я подсознательно считал раннее детство мимолетным, как ощущение легкого бриза на коже. Мимолетным и не уловимым. И именно это сыграло со мной в злую шутку после нежданного перерождения.
      Жалкие полгода проведенные под крылом у охотника и его жены казались мне едва ли не вечностью. Каждый новый день, прожитый в теле несмышленого ребенка, становился для меня настоящим испытанием. Он тянулся медленно и неторопливо, растягивая мои муки и преумножая мое самое сокровенное на этот момент желание.
      Я жаждал вырасти! Яро, слепо, отчаянно, не терпеливо... Обманутый скоротечностью прошлого детского опыта я буквально не мог адекватно реагировать на медленный рост нового тела. Оно тормозило меня, связывало, ограничивало. Я кривился каждый раз, как видел собственное отражение, злился каждый раз, как не мог дотянуться до чего-либо, бесился каждый раз, как был вынужден вести себя согласно возрасту. Манабу кажется, видел все это, но с вопросами не лез. Будто он взял за правило -- не удивляться ничему, что связано со мной. По-другому, его явное игнорирование моих пускай и редких, но заметных срывов, я объяснить не мог.
      Впрочем, именно охотник и помогал мне больше всего. Во время занятий он не делал скидок на возраст, прямо, пускай иногда и в виде игры, доносил до меня необходимое. Манабу не был курицей наседкой, отгораживающей свои яйца от всех трудностей в мире. Нет. Он сталкивался меня с ними, давал прочувствовать, познать. Пускай не сразу, но его непреклонная, твердая и достаточно требовательная натура легла поверх напускной заботы.
      За что ему и спасибо.
      Его постоянные нагрузки не давали мне сойти с ума, погрязнув или в чёрной мести, или ностальгических воспоминаниях. Его действия позволили познакомиться мне с собственной мечтой. Его красочные демонстрации дали мне Цель...
      Долгое время Манабу не давал мне в руки то, что я так страстно желал получить. Он лишь каждый божий день пичкал меня теорией, замаскированной под короткие рассказы, учил стойкам и движениям, демонстрировал их во всей красе, ненавязчиво поигрывая луком. Он будто дразнил меня, видя, как я пожирал глазами столь желаемое оружие.
      Моё терпение закончилось достаточно быстро.
      - Мори-сан! -- воскликнул я однажды, уже не в силах себя сдерживать. -- А можно мне самому попробовать?
      Манабу тотчас отвлекся от медленной, размеренной стрельбы, и уставился на меня, заставив пожалеть о собственных словах.
      "Он ждал... -- мгновенно осознал я, стоило моему, как мне казалось, детскому и наивному взгляду встретится с острым блеском его глаз. -- Он ждал этих слов".
      - Разумеется, можно, -- улыбнулся мужчина, прислоняя свой лук к дереву. -- Подожди минуту.
      И, сказав это, он скрылся в доме. Не воспользоваться его отсутствием, было попросту выше моих сил. Мгновенно вскочив с земли, я в два прыжка оказался у стоящего под большим деревом оружия.
      Вот он -- красавец, которого мне так и не довелось подержать в руках. Немного подрагивающими от возбуждения ладонями я провел по гладкой, немного искривленной рукоятке из плотной древесины, ощупал плотную вязь из животных жил, держащих метровой длины плечи, постучал по костяным рогам, венчающим прекрасное изделие. Это был красивейший лук, что я видел за обе свои жизни -- грациозный, жесткий, смертоносный.
      Когда пальцы коснулись тетивы, мое удивление достигло своего предела -- это были не волосы и не растянутые животные кишки, а настоящий металлический трос в полтора-два миллиметра диаметром. Состоящий из мелких переплетающихся волокон он холодил руку, грозясь в любой момент порезать неудачливого стрелка.
      "Откуда такая технология в этом мире?" -- недоумевал я, заворожено водя рукой по ледяной металлической тетиве. Кто умудрился вытянуть столь тонкую, прочную проволоку, а после и сплести несколько из них воедино? Что это за сплав и откуда он известен создателю? ..
      - Она из страны Железа, -- громкий сухой голос за спиной едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Не трудно было догадаться, что, погрязнув в своем немного ненормальном восхищении, я пропустил возвращение своего нынешнего "отца". -- Дорогая.
      Я резко убрал свои загребущие ручки от чужого оружия и развернулся, готовясь натолкнуться на если не взбешенное, то хотя бы разозленное лицо охотника. Какого же было мое удивление, когда мой взгляд встретился лишь с легкой улыбкой играющей на губах Манабу. Кажется, он был доволен моим интересом.
      Но и это, наряду с необычной тетивой, было не главным сюрпризом этого вечера. То, что он держал в руках, едва не вырвало у меня из горла удивленный возглас. Это было то, чего я точно не ожидал увидеть на землях шиноби.
      Этот лук, точнее его небольшую вариацию, я не мог не узнать -- изогнутый в обратную сторону до такой степени, что едва не сталкивал рога друг с другом, напоминающий больше какое-то ярмо, чем смертоносное орудие. Турецкий лук.
      Даже не так. Турецкий лук на территории, которую я привык считать аналогом современной Японии.
      - Да, так он выглядит со спущенной тетивой, -- гораздо сильнее улыбнулся Манабу, неправильно расшифровав отразившееся у меня на лице удивление. -- И да, у меня такой же лук, только побольше. Этот же станет твоим до тех пор, пока не сделаешь себе собственный.
      Руки сами собой сомкнулись на протянутом мне маленьком, едва достигающем метра в длину оружии.
      "Детский вариант", -- понял я тут же, стоило моему взгляду на него упасть. И действительно, он оказался был точной копией лука Манабе, в той лишь разницей, что тетива, висящая на одном из рогов, была не металлической, а льняной.
      - Маленький... -- как-то совсем по детски насупился я, пропуская тот факт, что лук был едва ли не выше меня нынешнего. Манабу в ответ удостоил меня лишь коротким смешком.
      - Могу, я? .. -- вопрос еще не успел слететь у меня с языка, как охотник ответил мне резким кивком.
      - Как только натянешь тетиву, мы приступим к полноценным стрельбам, -- как бы невзначай, решил добавить Манабу.
      Я с трудом сдержался, чтобы не посмотреть на охотника взглядом, коим одаривают полоумных людей. Он серьезно поставил мне такое условие? Он предложил мне собрать лук, на который тетиву насаживают едва ли специальными блочными интсрументами? Он издевается?
      Нет. Его взгляд был предельно серьезен, весь вид говорил лишь о твердом решении не отступаться от своих слов. Мои возражения угасли. Я смирился, прогнулся.
      Поучимся смирению и терпению.
      И самоконтролю.

Обоюдные страхи.

         "Счастливые часов не наблюдают", -- любили говорить мои легкомысленные родители из прошлой жизни. Я им не верил.
      Не верю и сейчас.
      Тогда в пресной будности вялотекущих дней найти подтверждение этим словам было проблематично, а сейчас, в мире, где сложно не жить, а выжить, так и вообще невозможно. Я не представлял, что должно было произойти, чтобы я почувствовал себя действительно счастливым.
      Да и не было больше того безразличного до всего овоща, который лишь по случайности получил имя, а не место на грядке. Теперь я имел цель. Самую настоящую цель, к которой хочется стремиться, которая насильно толкает тебя на развитие, которая не была призрачной и недосягаемой. И пусть для того, чтобы дать мне шанс найти свой путь должен был умереть человек, я благодарен за этот подарок.
      Спасибо, мама за жизнь и жертву.
      Спасибо, Мори за приют и науку.
      Спасибо, Хьюга за глаза и трёх смертников.
      Да, теперь я их благодарил. С ненавистью в сердце, но благодарил -- все-таки, не смотря ни на что, они мне помогли. Вряд ли я бы смог вытерпеть те нечеловеческие нагрузки, что вывалил на меня Манабу, не будь у меня "приятных" сновидений, навеянных памятными событиями.
      Кажется, с момента вручения мне детского оружия, он действительно принялся за меня всерьёз. Разнообразные упражнения с упором на рост спинных мышц, растяжки, пробежки, развитие реакции утомляли просто невыносимо. Но я справлялся. Каждый раз, считая, что ещё одного подхода мне не осилить, я вспоминал, зачем мне все это. Вспоминал, ярился, материл сам себя и вновь приступал. Я перестал себя жалеть, работал на износ, справедливо считая, что гибкое детское тело сможет приспособиться к нагрузкам.
      Вот только это не спасало от боли и усталости. Я больше не вскакивал от вездесущих кошмаров по утрам с активированным бьякуганом и сжатыми до крови кулаками -- состояние попросту не позволяло. Теперь, благодаря болящим до зубного скрежета мышцам, мои подъемы сопровождались только лёгкими матами и старческим кряхтением.
      "Привычка -- это лишь дело времени", -- пытался я себя успокоить едва ли не каждым вечером, "наслаждаясь" пренеприятнейшими судорогами. -- "Рано или поздно я точно привыкну..."
      Жаль только пока не наступило ни того, ни другого...
      Про наследство неизвестного папаши я так же старался не забывать -- слишком уж сильная это была карта в моём рукаве. И пусть за спиной не стояло ни клана, ни деревни, способных защитить мои глаза от посягательств со стороны почти всех шиноби -- отказываться от них я не собирался. Напротив, их наличие лишь ещё больше подстегивало моё желание скорейшего роста в силе.
      Как говориться: "Спасай себя сам, раз уж больше некому"...
      Разочаровывало лишь то, что Бьякуган оказался тем ещё геморроем. Я не был знаком с методикой его тренировки, не знал развивающих упражнений. Мне приходилось работать буквально вслепую, наугад, надеясь на случайное открытие верного пути. И вот тут мне не везло.
      К примеру, случай, когда я решил увеличить приток чакры к глазам, желая наконец соскочить с мёртвой точки, боюсь, запомнится надолго. Та острая боль, то ощущение выколотых глаз, те кровавые слёзы так отпечатались в моём сознании, что я ещё несколько недель после со страхом и придыханием взвывал к своему додзюцу.
      Но нельзя сказать, что у меня совсем ничего не получалось, скорее даже наоборот. Я, наконец, смог перейти тот рубеж, который боялся никогда не пересечь -- сквозное зрение. Сложно описать то чувство удовлетворения, что посетило меня в тот миг, когда стена, которую я в очередной раз сверлил глазами, расступилась перед моим взором. И пусть тогда исчезла лишь тонкая бумажная перегородка, оставив деревянный орнамент на месте, главное, что я, наконец, понял принцип управления своим додзюцу.
      Как бы это удивительно ни звучало, до этого момента я не считал Бьякуган частью своего тела, воспринимая его скорее как инструмент, неведомую игрушку управляемую чакрой. Понимание того, что это именно мои глаза, пришло лишь в миг осознания своих действий. Я не дозировал чакру, не складывал гору ручных печатей, не произносил магических слов, нет. Только собственное желание, только короткая команда-сигнал от мозга требовалось для этого, как оказалось не сложного, действия. Беда лишь в том, что поймать тот миг, ухватиться за то чувство, что я испытал в первый раз у меня больше не получалось.
      Впрочем, несмотря на эту изменчивую удачу, у меня, понявшего принцип, совершился прорыв в другом направлении.
      Да, наконец-то я смог увеличить радиус обозримой сферы. Удивительное чувство, когда ты не ощущаешь границ своего взора, страшишься упустить собственное тело в многообразии поступающих в мозг образов, теряешься в кажущейся свободе, вседозволенности и всезнании. Голова едва ли не пухла от действительно гигантского объёма вливающейся информации и, явно не справляясь, болью в висках выражала свои протесты. Но этот маленький минус никак не мог перечеркнуть воистину волшебную способность Бьякугана. При должной концентрации я мог не только пересчитать количество листиков на любой ветке любого дерева в моём радиусе, но и описать их форму и направление прожилок. И пусть без сквозного зрения мне была доступна лишь плоская картинка, моё потрясение и восхищение от этого не убавилось.
      Не удивительно, что после первого использования расширенного взора, на следующий день я, несмотря на все ещё болящие глаза и ноющую голову, вновь полетел исследовать окрестности дома...
      ...я расслабился и закрыл глаза, останавливая в них ток чакры, и чувствуя уже привычные последствия. Голова, вдобавок к остальному телу, нещадно гудела, заставляя меня морщиться от каждого резкого движения, напоминая о необходимости тренировки. Тело, измотанное недавними упражнениями, лишь приветливо помахало ей рукой, приветствуя пополнение в клубе физически измученных.
      Да, и так каждый вечер изо дня в день. Уставший и физически, и морально я вновь и вновь засыпал под разнообразные, тягостные думы.
      Была ли за мной пресловутая правда, в моём стремлении отомстить за загубленную жизнь? Должен ли я -- чужак -- идти против правил сформированных в этом мире долго до моего появления в нем? Ошибся ли я, убежав от Хьюг, что имели на это тело и глаза прав едва ли не больше меня самого? Не было ли проще...
      "Стоп", -- в очередной раз обрывала меня шальная мысль. -- "Не своди все к этому вновь".
      Да, я ушел, не оглядываясь на перспективы, убегал не глядя в будущее. Это был спонтанный, истинно верный ответ на действия троицы шиноби. Я мог сомневаться во всем, кроме гложущих меня чувств: ненависти, ярости, гнева и... обиды. Я мог ошибиться в любом пути, кроме того, по которому вели меня они...
      Кроме того пути, по которому иду я.

***

      Металлическое, широкое, необычной формы кольцо непривычно отягощало большой палец, не смотря на неделю тренировок, посвящённых работе с ним. Толстая льняная тетива легла на него и плотно прижалась к ладони. Уже заправленная стрела легко подрагивала в нетерпении полета, еле слышно постукивая по рукоятке детского лука.
Предвкушение, чувство нарастающей радости и легкий, непонятный страх сопровождали каждое мое движение. Я стоял в той заученной еще с первого урока позе, держал в руках знакомый до малейшей потертости лук, натягивал зловредную тетиву, чувствовал немного шершавую деревянную стрелу.
      Дождался.
      Смог.
      Как минимум только ради этого клубка чувств я был готов вновь пройти через весь курс тренировок с Манабу.
      Мышцы на руках сводило легкой судорогой, но я продолжал оттягивать тяжелую тетиву -- больше половины стрелы еще торчало за рукояткой. Мой первый выстрел должен был быть цельным, максимально сильным. Я хотел прочувствовать лук, привыкнуть к нему, "подружиться" с ним... Именно для этого я испытывал его. Как и он испытывал меня.
      Неожиданно, под мой изумленный взор тетива соскочила с металлического кольца на пальце и, ободрав кожу вдоль указательного пальца, выплюнула стрелу на жалкий десяток метров.
      Глухой стук наконечника стрелы о землю я практически не заметил -- лишь во все глаза смотрел на саднящую ладонь, что испортила мой первый в жизни выстрел из лука. Смотрел разочарованно, неверяще и немного непонимающе. Я же все делал правильно...
      Почему у меня не получилось? У меня не могло не полу...
      На мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
      -- Еще раз, -- голос Манабу прогремел совсем рядом с ухом, будто он тоже наклонился посмотреть на мою ладонь.
      Я решительно кивнул, попутно изгоняя из головы негатив и сожаления. Смешно получилось -- привыкший к неудачам, я отчего-то оказался к ней не готов. "Нельзя больше такого допускать, -- напутствовал я сам себе. -- Нельзя быть оптимистом. Не жди ни зла, ни благодати. Только принимай их. Только принимай."
      Вторая стрела легла на тетиву уже намного уверенней первой. Руки не тряслись, слегка отдохнувшие мышцы были готовы согнуть тугие плечи лука, расцарапанная кожа на пальце уже не беспокоила.
Металлическое кольцо вновь подцепило льняную тетиву, прижало её к руке и пришло в движение. Я напрягся всем телом, конвертируясь лишь на собственных действиях.
      Сейчас или никогда!

      ...из жалкого подобия боевого транса меня вывела горячая волна, что прокатилась по уже поврежденной конечности, болью отразившись у меня сознании. Резкий, рефлекторный взгляд, направленный в сторону столь яркого раздражителя не заставил себя ждать и успел запечатлеть пару одиноких алых капель, медленно текущих по тонкой нити, падая на сухую землю точно под опорную ногу.
      Стрела сорвалась... снова. Но теперь я точно знал почему.
      С нарастающим гневом я смотрел на вторую стрелу, что упала даже ближе первой, пусть и понимая, что за ней нет никакой вины. Ей доставалось лишь за то, что она была наглядным примером моей собственной неудачи. Ну не любит человек любоваться своими провалами, не любит.
      Я оторвал взгляд от ни в чем не повинной стрелы, почти не видной среди низкорастущей травы, и перевёл его на теперь уже серьёзно болящую руку.
      "Вот где ошибка, -- понял я, смотря на разодранную тетивой кожу указательного пальца. -- Хват. Он неверный".
      Это стоило понять гораздо раньше. Уже тогда, когда Манабу только показал мне необычное кольцо на большой палец и объяснил как им пользоваться, я отнёсся к его словам более чем скептически. Стрельба хватом большого пальца -- что за вздор?! Неудобный, слабый, непрактичный, он попросту не должен был существовать. Другое дело хват повыше, с натяжкой при помощи двух сильнейших и цепких пальцев. Вот где удобство и простота, вот где сила и грация.
      Манабу не мог его не знать, но отчего-то предпочел дать мне другой, нелепый. Почему?
      Может, он хочет затормозить мое общее развитие? Но тогда зачем?
      -- Ещё раз, -- спокойно и без эмоций произнёс Манабу, но мои руки не двигались.
      Состроив максимально обиженную мордашку, я повернулся к Манабу, открыто демонстрируя ему разодранный до крови палец.
      Будем давить на жалость.
      -- Этот хват... -- почти натурально хлюпая носом, просипел я, -- Он не удобный. От него рука болит и стрела срывается. Может есть другой?
      Я старался, действительно старался состроить просящий, едва не молебный взгляд, старался подавить очередную вспышку раздражения от подобного лицедейства, в прошлом не вызывающего у меня подобных чувств.
      Да, меня недавно накрыло прозрение -- люди все-таки меняются. Проживший прошлую жизнь в пучинах лицемерия, я внезапно возненавидел притворство. Нет, не так. Я устал от него. Каждый разговор с людьми ограничивал меня, мои знания, мои доводы и выводы их представлением о возможностях ребенка. И эти рамки... они угнетали.
      Вот и сейчас приходилось строить из себя немного плаксивого, но все же ребенка, а эта личина уже мне попросту ненавистна.
      Впрочем, были в моем положении и некоторые плюсы. Наблюдать разразившуюся на лице взрослого человека борьбу двух чувств, я вряд ли смог в ином положении. Кажущийся холодным взгляд Манабу блуждал от покрасневшей из-за моей крови тетивы до поврежденной руки, перетекал на молящую мордашку, вызывая у него острое желание подойти помочь, но в тот же момент напускная личность строгого учителя не позволяла ему этого делать. В нем боролись два разных проявления заботы -- родительской и педагогической, и наблюдать за этим было дико интересно.
      -- Ты уверен, что все делаешь именно так, как тебе объяснял, Акио? -- лекторским тоном обратился Манабу. Учитель все же возобладал над родителем.
      Я кивнул, но далеко не так уверенно как хотелось бы. Слова охотника, посвященные умению стрельбы из лука, выветрились из моей головы, стоило им попасть туда. После долгожданного собственноручного снаряжения лука льняной тетивой, погрязший в самовосхвалении и фантазиях о будущих уроках, я пропустил мимо ушей большую часть его объяснений. Но в тот момент меня это не смутило -- слишком уж часто я видел как тянет стрелы сам Манабу, и потому не испытывал сомнений в собственных возможностях. Возможно - зря.
      -- Покажи, -- чуть прищурившись, попросил охотник, видимо уловив во мне нотки неуверенности. -- Давай.
      Легкий кивок и, едва передвигая негнущиеся ноги, я отвернулся от пристального взора наставника. Зачем я только спросил? ..
      Стоп, а до этого он, что не наблюдал? Что за странная игра?
      Тряхнув головой и выбросив из головы лишние мысли, я сконцентрировался на собственных движениях. Третий выстрел намеревался быть самым сложным испытанием за сегодняшний день. Я уже чувствовал пристальный взгляд охотника, ощущал его внимание, его интерес, его надежды возложенные на меня. Моральный прессинг мешал едва ли не сильнее остро болящего указательного пальца и отчего-то трясущихся рук.
      Кажется, я все-таки боялся. Боялся разочаровать своего первого наставника, боялся его безразличия, боялся остаться без него. А кто виноват? Только я. Моя самоуверенность и мысль о превосходстве собственного разума сыграли со мной в злую шутку -- я разучился слушать окружающих взрослых и учиться у них. Нет, не так. Я не принимал их опыт, не слушал их доводы, не обращал внимания на воспитательные речи. Я стал безалаберен, сконцентрировавшись лишь на физическом развитии, пренебрегаю духом. Возомнил о себе слишком много.
      -- Тут не правильно, -- на мое правое плечо опустилась тяжелая ладонь Манабу. -- Почему ты тянешь рукой?
      Что?
      Неожиданный вопрос загнал меня в тупик, быстрее, чем любое мое размышление о себе самом. Почему я тяну рукой? А как еще? Что он намеревался от меня услышать?
      Отпустив слегка натянутую тетиву, я обернулся навстречу Манабу. Кажется, мы друг друга недопонимали.
      -- Акио, ты вообще меня слушал? -- в мои глаза уперся взгляд охотника с легко читаемой толикой разочарования. -- Что я говорил о натяжке тетивы?
      Мое молчание затянулось. Не представляя, что еще можно делать, я просто во все глаза наблюдал за рассерженным охотником. Впервые за почти год нахождения в этом доме Манабу был мною не доволен. Он смотрел на меня так, будто я не пропустил часть его объяснений, а едва ли не похитил какую-нибудь святыню -- зло и разочарованно. Я же этот взгляд стоически терпел. Знал, что заслужил.
      В мою голову медленно пробиралось осознание -- во мне разочаровались, меня бросят. Страх вновь остаться одному, без поддержки, сил и крыши над головой растекался по венам ледяными ручейками, холодя не хуже той самой памятной ночи в лесу. Под его давлением гордость уже достаточно взрослого человека отходила на второй план, выпуская на волю основные инстинкты. Еще мгновение и я бы бросился на колени просить прощения за собственную несобранность. "Мне нужен Манабу! -- будто шептало мне на ухо собственное чувство самосохранения. -- Нужен до поры до времени. Извиняйся! Моли прощения!"
      Но я не успел. Охотник меня опередил.
      Манабу громко вздохнул, устало прикрыв глаза рукой.
      -- Ками-сама, все время забываю, что ты лишь ребенок... -- сказал он, смотря на меня уже своим обычным, ничего не выражающим взглядом. -- Прости.
      Я молчал и не шевелился, боясь спугнуть свою удачу и одновременно осмысляя его слова. Значат ли они, что я действительно веду себя не соответствующе своему возрасту? Значат ли они, что мое притворство несовершенно? Грозило ли это мне чем-нибудь? Черт! Не хватало мне еще одной порции важных вопросов без ответов.
      -- Иди сюда, я покажу еще раз, -- чуть улыбнулся охотник, вырывая меня из легкого оцепенения. -- Смотри.
      Неожиданно для меня сбросив легкую рубашку, Манабу поднял собственный лук и без стрелы натянул тетиву.
      -- Видишь? -- не оборачиваясь, спросил он, замерев в этой позе.
      Да, видел. Теперь, когда одежда не скрывала его тела, я воочию видел, как под кожей перекатывались канаты мышц. Развит Манабу был неравномерно -- почти отсутствующий пресс, правая грудь немного больше левой, не перекачанные руки, но вот спина и плечи, были выдающиеся. Не самое лицеприятное зрелище и явно не мой идеал красивого тела.
      Охотник отпустил тетиву и вновь её натянул, демонстрируя как сводятся вместе лопатки, как почти простаивает бицепс, как напряжены дельтовидные мышцы... Вот оно, озарение -- Манабу почти не использовал руки при стрельбе -- всю работу брали на себя плечи и спина.
      Я же, тянул руками...
      -- Понял? -- вновь интересовался Манабу, оборачиваясь в мою сторону.
      Преисполненный сомнений, я кивнул. Могла ли эта краткая демонстрация действительно помочь мне? Моя проблема заключалась явно не в умении натягивать тетиву и работать плечами и спиной, а в срывающейся с большого пальца, а точнее с кольца, стреле. Сомневаюсь, что это было связано с занятыми натяжкой бицепсами -- мне то ли не хватало силы в пальцах, то ли этот хват действительно был плодом больного воображения.
      -- Что ж, уже хорошо, -- улыбнулся Манабу и, подойдя, взъерошил мои отросшие волосы. -- Теперь разберемся с твоим хватом...

***

      Поджав под себя ноги Анзу сидела в большой задней комнате, наблюдая через открытые перегородки за тренирующимися мужчиной и мальчиком. Наблюдала и уже попросту не находила сил удивляться невероятному малышу. Не прошло еще и года с начала полноценных занятий, а Акио уже взял в руки лук. Его прогресс даже для неё, человека мало разбирающегося в подобном, казался чудовищным.
      Была в этом вина и её мужа -- Акио он гонял без устали и жалости, без скидок на возраст и погоду. Мальчик, маленький мальчик четырёх лет от роду изматывался до такой степени, что смотреть на него без слез она не могла.
      Казалось, после пройденного в таком юном возрасте Акио заслужил нормальное, счастливое детство, теплоту родительской любви и заботы, но нет. Манабу так не считал.
      Сколько раз она, видя страдания ее нового сына, в разговорах с мужем поднимала одну и ту же тему? Сколько раз она слышала неизменный ответ? Неисчислимое количество. А несколько десятков бесплодных попыток отгородить сына от помешавшегося на своём Манабу?
      Ей не удалось -- Манабу был непреклонен, его авторитет неоспорим. Все что оставалось Анзу, лишь всеми силами поддерживать бедного Акио. Ежедневные припарки, легкий массаж максимально большие порции еды -- как могла, старалась она смягчить последствия безрассудных тренировок её мужа.
      Но даже так, пусть Анзу и были неприятны методы Манабу, день изо дня она находила у себя время, чтобы понаблюдать за своими мужчинами. Это напоминало ей о тех недалеких временах, когда с лица мужа не слезала улыбка, когда по заднему двору бегали другие детские ножки, когда другой мальчик со счастливой улыбкой делился за столом своими впечатлениями о сегодняшнем дне. Но они прошли.
      При появлении в жизни Анзу мальчика она, кажется, наконец смогла отпустить своего сына, образ которого изо дня в день преследовал её. Дом больше не пустовал, не навевал на неё тоску своим одиночеством, не пробуждал раз за разом печальные воспоминания. Он вновь стал тем местом, куда Анзу желала поскорее вернуться после коротких вылазок в город с мужем, тем местом, что грело саму женщину и её семью.
      Она видела, как изменился и Манабу. Коривший себя за случившееся, её муж закрылся, отгородился от неё. День изо дня он пропадал в лесу, пытаясь забыться в работе, возвращаясь поздними вечерами, бичуя и истязая себя заслуженной, как он считал, виной...
      Анзу встряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Что было, то прошло.
      -- Все хорошо? -- сухой голос Манабу раздался совсем рядом с её ухом.
      Анзу встрепенулась -- столь глубоко задуматься, что пропустить появление мужа, для неё было в новинку.
      -- Да, -- кивнула она, посмотрев на присевшего рядом мужчину. - Чаю?
      Заметив легкий кивок со стороны мужа, Анзу выверенными движениями наполнила керамическую кружку дымящимся напитком и передвинула её поближе к нему.
      -- Как он? -- как бы невзначай спросила Анзу, продолжив внимательно наблюдать за тренировавшимся натягивать тетиву мальчиком.
      Манабу ответил далеко не сразу, то ли раздумывая над ответом, то ли действительно наслаждаясь чаем. Но не прошло и минуты, как он, сделав несколько глотков, аккуратно поставил чашку на крохотный столик и глубоко вздохнул.
      -- Он очень смышленый малыш, -- таинственно изрек Манабу, не сводя глаз с подопечного. -- И более чем способный.
      -- Но... -- Анзу опустила глаза в пол, невольно вспоминая детские болезненные стоны, которые зачастую доносились из детской комнаты Акио, -- не слишком ли...
      Манабу в ответ лишь покачал головой, не собираясь вновь разговаривать на эту тему.
      -- Но он еще мал! Ему только четыре! Даже Минору... -- Анзу осеклась, видя как вздрогнул её муж при имени родного сына, но все же нашла в себе силы продолжить. -- Даже Минору лишь к пяти годам взялся за лук... Дорогой, может быть, ты все-таки спешишь?
      -- Спешу? -- Усмехнулся Манабу, переведя взгляд на взволнованную жену. -- Поверь, нет. Я скорее наоборот оттягиваю, как могу.
      Охотник отвернулся от жены, что непонимающе уставилась на своего супруга, вновь переведя взгляд на занимающегося мальчика. Анзу видела, как зрение Манабу расфокусировалось, как напряглось тело, как начала тяжело вздыматься его грудь. Сейчас он, отрешившись от реальности, вспоминал то, о чем всегда хотел позабыть.
      -- Знаешь, мой отец был... тяжёлым человеком. Все свою жизнь он провел, руководствуясь лишь своими правилами и принципами, не считаясь с чужими мнениями и желаниями. Закономерно, что это и свело его в могилу.
      Анзу замерла, крепко сжимая в руках керамическую кружку, что грозилась в любой момент треснуть под напряженными пальцами, и внимательно слушала охотника. С его отцом она знакома не была -- тот умер ещё до их встречи, -- да и как-то не особо горела желанием, но и история, как поняла она, была не совсем о нём. Это было больше похоже на небольшую отповедь, что в итоге давало ей шанс разузнать о юности Манабу ещё больше. Уж что-что, но по этой теме блеснуть знаниями она не могла -- слишком редко Манабу пробирало на откровенные разговоры.
      -- Я до сих пор помню тот день, когда он решил дать мне в руки оружие, -- продолжал охотник, незряче смотря на приемного сына. -- Мне было примерно столько же, вот только я был куда большим ребенком, чем он... Нет, не так. Я был обычным ребёнком.
      -- Что ты имеешь ввиду? -- видя, что муж замолчал, спросила Анзу.
      -- Подумай сама, -- Манабу вновь повернулся к ней, -- ты разве не замечаешь ничего необычного? Я помню своё состояние после таких же тренировочных дней, помню свои слёзы от боли в теле по вечерам и истерики из-за нежелания продолжать по утрам, помню как бегал к матери в надежде спрятаться от отца... И это было бы нормальным для любого ребёнка того возраста.
      Анзу, не желая поддерживать разговор на эту тему, просто молчала. Слова частично направленные в сторону Акио неведомым образом задевали и её саму. Как он может так думать о милом, старательном и умном малыше?
      -- У него была не простая жизнь, -- все-таки не выдержав, принялась защищать своего сына Анзу. -- Он многое пережил...
      -- Это все равно не норма... -- начал было Манабу, но прервался. -- Забудь. Просто забудь. Мне кажется, я порой воображаю слишком много лишнего.
      Анзу лишь кивнула, без слов соглашаясь с мужем, который, по ее мнению, после инцидента с Минору стал сам не свой.
      -- В любом случае, отца мое поведение не трогало, -- продолжил Манабу свой рассказ. -- Он шёл по проторенной им же дорожке, следовал собственным планам и его нисколько не интересовало мнение ребёнка по этому поводу. Я, лишенный своего выбора страдал из-за чужого ... В итоге отец добился лишь того, что к своей юности я уже во всю ненавидел охоту и все с ней связанное.
      -- Но сейчас ты... Почему? .. -- недоумевала Анзу, прекрасно зная чему их семья обязана своим заработком.
      -- Жизнь отлично умеет заставлять людей меняться, -- ухмыльнулся Манабу. -- И я не избежал этой участи.
      Манабу встал с колен, поднялся и, выпрямившись, продолжил говорить, уже не сводя глаз с Акио.
      -- Когда у нас появился Минору, я решил, что не уподоблюсь своему отцу, не заставлю сына идти на поводу собственных желаний. Мое детство не должно было повториться с ним, у него должен был быть выбор. И я его дал. Пусть из-за этого мне и пришлось почти два года заинтересовывать его в охоте, прежде чем он сам не попросил, я не жалел. Только потом, когда Минору...
      Охотник осекся, вновь затронув больную для них обоих тему, но, видимо почувствовав мягкую ладонь Анзу на своём плече, смог себя переселить.
      -- И теперь появился он... -- каждое новое слово давалось ему все сложнее. -- Акио. Я смотрю на него и вижу одновременно и себя в его возрасте -- страдающего, перенапрягающегося, держащегося лишь на упорстве и выдержке, и сделавшего собственный выбор Минору. Выбор, за который он же и поплатился.
      Лёгкий стук железа об дерево и последовавший за ним радостный детский вскрик нарушил сложившуюся вокруг Анзу и Манабу интимную атмосферу. Ощущение таинства исчезло, истаяло в воздухе, стоило обоим супругам переключить внимание на довольного мальчика в десятке метрах от них. Акио, сумевший пустить свою первую стрелу из достаточно мощного лука, резво подпрыгивая, бежал к ним.
      -- У меня получилось, -- громко кричало им чадо со своими необычными, а теперь и горящими от восторга, глазами и блаженной улыбкой на лице. -- Вы были правы, Мори-сан, я просто неправильно зажимал тетиву!
      Мори-сан... Немного неправильно, но Анзу действительно нравилось, когда Акио так обращался к её мужу. Подобное дистанцирование от него приятно ей грело душу -- в такие моменты она понимала, насколько же она на самом деле ближе ребёнку. Ведь он с первого дня называл её "Анзу-сан"...
      -- Молодец, -- скрыв довольную улыбку, огласил Манабу. -- Теперь практикуйся, пока я не подойду. Договорились?
      Акио, не раздумывая ни секунды, отчётливо кивнул и, развернувшись на пятках, вновь выбежал на улицу.
      Анзу с любовью смотрела ему в след. Не смотря на все произошедшее в прошлом, сейчас она имела право называть себя счастливой. Спасибо тем богам, что в миг нужды подкинули ей этого удивительного ребенка, -- энергичного, смышленого, послушного и не капризного. Маленький идеал родительского счастья, чьи глаза и цвет волос только сильнее подчёркивали его необычность и уникальность.
      И растить такое чудо, было доверено ей.
      -- Анзу... -- вновь подал голос Манабу. -- Я не хочу повторения истории с Минору.
      -- Ну, так учи его лучше, -- тихо сказала она, поднимаясь с колен. -- Или не учи вовсе.
      Она знала, что её слова услышаны не будут, знала, что не в силах повлиять на его решение -- Манабу никогда не прислушивался к советам. Анзу могла лишь сглаживать последствия решений принятых мужем...
      Внезапно поразившая Анзу догадка, буквально заставила её развернуться и бросить удивленный взгляд выходящему из дома мужу.
      -- А ведь ты не так сильно отличаешься от своего отца, как хотел бы...

Примечание к части

Фух, тяжелая получилось глава.
Задумываюсь организовать картинки, для наглядности некоторых моментов. Надо?

И как обычно, жду замечаний, предложений, теорий, критики и указаний на ошибки. Всем спасибо за внимание и приятной главы.

Каждый охотник желает знать...

   Сам не ожидал, что она эта глава так вырастет. Намечено было куда меньше.
Но, как говориться, чем больше текста - тем больше и ошибок! Удачи в поисках!

      Приятная предутренняя прохлада ласкала открытое лицо, прогоняя прочь навалившуюся сонливость. Вездесущие звуки пробуждающегося леса окружали, лезли в голову, заставляли прислушиваться, мешая концентрации и сбивая внимание. Легкий шорох с одной стороны, громкий хруст с другой, легкая трель с третьей -- все это сбивало, дезориентировало и отвлекало, вынуждая озираться в поисках нарушителей спокойствия. Каждый лишний шум, отличный от завывания ветра или шума трепыхающейся листвы и травы, был долгожданным и желанным. Они ждали ее... Ждали уже вторую ночь подряд.
      Терпение же закончилось уже на первую...
      Чуть больше года минуло с его первой в этой жизни стрельбы, не самой удачной, но, тем не менее, успешной, и чуть меньше с начала шатаний с Манабу.
      Да, с того момента, моя жизнь не слабо так преобразилась. Исчезло ощущение цикла, в котором я изо дня в день подвергал свое молодое тело физическим нагрузкам, засыпая с вездесущей болью и смирением перед муками завтрашнего дня. И виной этому разрыву порочного круга пыток и истязательств над собой было лишь одно единственное изменение.
      Манабу впервые взял меня с собой в лес.
      Это крошечное, казалось, событие настолько сильно повлияло на ставший уже привычным ритм жизни, что о былом я уже не вспоминал. И всему виной были постоянные, непрекращающиеся походы вглубь леса.
      Если раньше я точно знал весь свой распорядок дня, начиная с утреннего завтрака и кончая ночными метаниями по кровати в страхе перед собственными кошмарами, то теперь все сильно сместилось. Даже поздним вечером, просто стоя и вколачивая в толстый ствол дерева на удалении сорока метров стрелу за стрелой, можно было ожидать охотника с очередной безумной идеей, воплотить которую надо было "ну прямо сейчас".
      Нельзя сказать, что я был сильно против. Наоборот, каждая прогулка была для меня едва ли не наградой за упорные труды, хорошее поведение и блистательные успехи. Мне дико нравились эти длительные прогулки, во время которых я из раза в раз узнавал нечто новое.
      Манабу не скупился на разговоры, постоянно рассказывая мне о повадках животных, демонстрируя разнообразные следы, указывая на съедобные и просто полезные растения, в то время пока я с завистью наблюдал за его легкой, почти невесомой походкой. Казалось, он не просто двигался, а почти парил над сухими листьями, выступающими корнями и местами высокой травой. Если бы лес был полностью живым организмом, думал я, то и он не смог бы заметить даже намека на присутствие охотника -- настолько он был незаметен. Создавалось впечатление, что Манабу мог пройти сквозь любые буреломы не то что не сбив, а даже не пошевелив ни единого листочка на низко висящих ветках.
      Другое дело я. Мои попытки максимально точно скопировать движения наставника были более чем смешными и успеха не возымали -- трава под ногами шуршала подобно сухому сену, ветки ломались, треща на весь лес, а собственное громкое дыхание распугивало всю дичь вокруг. Некоторое время Манабу принципиально ничего не объяснял, не давал советов, кажется, предпочитая быть примером для неумелого подражания, но оставшись несколько дней подряд без весомой добычи, поменял свою позицию. С тех пор рассказы о лесной живности чередовались с краткими, но емкими советами мне лично.
      "Ступай легче" -- говорил он, когда куропатка, заслышав мое приближение, мгновенно скрывалась в пышном кустарнике.
"Придерживай ветки или отгибай их если они тебе мешают" -- шипел Манабу, слыша очередной треск позади себя.
      Я лишь кивал и внимал его советам -- в вопросах передвижения по лесу и опыт, и знания были на стороне охотника. Его авторитет в подобном деле был столь неоспорим, что даже моя непокорная, горделивая натура его признавала и искренне желала перенять эти умения. Я не сопротивлялся, радуясь, что во мне вновь проснулась жажда знаний, погибшая, как мне казалось, еще в подростковом возрасте.
      Манабу это заметил, и поток вываливающейся, как снег на голову, информации только возрос. Вот мы прошли мимо неприглядного кустика с питательными корешками, вот ночная лежка зайца, вот кусочки лисьего меха, повисшие на колючих ветках очередного растения -- охотник был попросту не остановим. Краткие факты сменялись недлинными рассказами, расписывающими тот или иной способ охоты, которые в свою очередь уступали место практическим демонстрациям. Так, первый убитый охотником заяц, был встречен моим радостным возгласом, а подстреленная, пусть и без меня, лиса вздохом восхищения и легкой досадой -- уж больно красива она была, чертовка. Кабан же...
      Кабан сумел отличиться, вразумив неразумного меня.
      Я бы так и не придал охоте должного внимания, если бы не та злополучная встреча. Когда неожиданно выскочившая из-под кустов куча мяса с легкостью сбила меня с ног, чудом не насадив на клыки и не затоптав, мне буквально пришлось проникнуться к дикой природе уважением. Ей явно было, что противопоставить нашим лукам -- четыре стрелы по бокам кабана и одна в шее намекали на это более, чем прозрачно. Он стал первой крупной добычей добытой Манабу со мной в паре. Он стал добычей, что заставила себя бояться. Природа, наравне с охотником, давала мне свои уроки.
      Продолжали меняться не только мои занятия, но и я сам. Круглыми сутками пропадая в лесу, я забывался, отстранялся от внутренних проблем и противоречий, постепенно проникался этой простой, но увлекательной жизнью, этим ремеслом и промыслом. Кошмары, посещавшие меня раньше едва ли не каждую ночь, отступали, а яростное пламя, будто пожирающее меня изнутри -- ослабевало. Жизнь налаживалась, окружающий мир вновь наполнялся красками. Гнетущее чувство чуждости этому миру постепенно исчезало... И долгое время этот факт ускользал от моего внимания...
      Со временем и я смог пустить свою первую стрелу по живой мишени, правда идти к этому пришлось слишком уж долго. Четыре десятка стрел подряд мне потребовалось всадить в десятисантиметровую мишень с сотни моих детских шагов, прежде чем Манабу дал свое добро.
      И прыткий заяц, улепетывающий по небольшой лысой опушке, стал моим первым убитым живым существом в этом мире. Право, стоило надеяться, что и последним...
      В момент, когда Манабу сказал "мы идем за лисой", я едва ли не запрыгал от охватившего меня предвкушения. Это была одна из самых ожидаемый мною встреч -- борьба с действительно хитрым зверем. Кто выйдет победителей из битв двух смекалок? Кто кого перехитрит? Чья изобретательность или даже наглость возьмет вверх над вражеской? Я, еще в своем первом далеком детстве, воспитанный на советских и зарубежных мультфильмах, в которых наглядно демонстрировали лисье лукавство, смел надеяться на интересное противостояние, а не на простой отстрел.
      "Лиса так просто не дастся", -- наивно полагал я. Реальность же в очередной раз плевать хотела на мои ожидания.
      Охота на лису оказалась до боли простой и примитивной засадой с заранее заготовленной приманкой и это... Это было едва ли не подлостью по отношению к такому животному. Я вознегодовал и мое возмущение быстро оформилось в громкие, необдуманные слова, красочно расписывающие мои задетые чувства...
      Тогда-то Манабу впервые взглянул на меня как на наивное дитя... И это было унизительно.
      -- Охота это не игра, Акио, -- объяснял мне он, во всех смыслах взирая на меня сверху вниз. -- Охота это битва, в которой, как и в любой другой, есть победитель и проигравший. Охота это борьба за жизнь, где ты либо забираешь чужую, чтобы продлить собственную, либо дохнешь с голоду. Помни это и не думай о своей добыче никак иначе, кроме как о цели.
      Повторять не требовалось -- благодаря всплывшим перед глазами картинам возможного будущего, я проникся с первого раза. Мое сознание, будто издеваясь, рисовала сцены лесных погонь, когда на хвосте висят не взбешенные кабаны, а смертоносные шиноби, засад, удачный выстрел из которых мог решить исход намечающейся стычки без пролития собственной крови, разведывательных операций, где жизнь напрямую зависит как от моей скрытности, так и от решимости ликвидировать врага в случае необходимости. И все эти страшные картины пугали меньше, чем осознание того, что они могли быть правдивыми.
      На этом закончились мои наивная вера в честное соревнование между охотником и жертвой...
      И вот, шестилетний ребенок вместе с тридцатилетним охотником уже вторую ночь сторожили очередную лисицу. Сторожили, расположившись на широких ветвях раскидистого дуба, обмазавшись еловым раствором, одетые почти в необработанные животные шкуры, и неотрывно наблюдая за прикопанной в ста метрах от нас тушей свежеубитого кабана.
      Сидеть в постоянном напряжении несколько часов, не спуская глаз с туши убитого кабана, было просто невыносимо скучно. Даже не представляю, чтобы мы с Манабу оба делали, не будь у нас друг друга. Даже охотник, проведя первый час в тишине и безмолвии, все-таки не выдержал и тихим голосом стал продолжать свои излюбленные лекции. Кого именно он спасал ото сна таким образом, меня или себя, значения не имело, ведь в итоге, благодаря этому, не спали мы оба - я, потому что слушал, он, потому, что говорил. Удивительно, но его тихий, вкрадчивый голос не нагонял дремоту, а наоборот разгонял её, заставляя прислушиваться в страхе пропустить хоть одно слово из наполненных житейским опытом интересных рассказов. Я действительно любил их.
      Очередной легкий шорох впереди и Манабу вновь замирает на полуслове, впиваясь взглядом в строну предполагаемого источника звука. Я же даже не пошевелился -- подобных тревог за проведенную ночь было бесчисленное множество и ожидать, что это та самая попросту глупо. Моя большая часть уже смирилась с тем, что никаких лисиц сегодня мне не увидеть.
      Шорох повторился и, в тот же миг, тяжелая рука Манабу упала мне на плечо, лишь чудом его не отбив.
      -- Идет, -- одними губами прошептал, напрягшийся охотник.
      Где? ..
      Если бы Манабу предусмотрительно не прижал бы меня своей рукой к ветке, на которой мы расположились, я ей богу бы вскочил с намерением рассмотреть приближающееся животное. В том, что лиса все-таки клюнула на приманку, у меня сомнений не было, -- в подобных ситуациях Манабу не ошибался -- но желание поскорее увидеть главного лесного плута нетерпеливо жгло. Хват охотника не ослабевал.
      -- Расслабься, -- все так же тихо, едва шевеля губами, прошептал он. -- Не порть результаты собственных же трудов. Успокойся и жди.
      Я не ответил, но порыв подскочить исчез без следа -- в словах Манабу была толика истины. После почти двух бессонных ночей ожидания минутная задержка уже казалось такой сущей мелочью, что пренебречь ею было бы попросту дико.
      -- Сейчас выйдет, -- едва прошептал Манабу, убирая с меня свою руку. -- Просто наблюдай.
      Я согласно кивнул и, слегка скосив глаза, обратил свой взор на охотника. Он более не смотрел на меня -- его взгляд, ранее почти не открывающийся от моего лица или затылка, теперь неотрывно следил за еле шевелящимися кустами в нескольких метрах от прикопанной туши кабана, наконец, предоставляя мне простор для первых полевых тестов.
      Я долго ждал этого.
      Легкое волевое усилие и я буквально почувствовал, как на моем лице расширились вены, увеличивая приток крови к глазам, расширяя доступный кругозор. Голова, все еще не готовая к наплыву панорамных образов, в очередной раз взвыла от ноющей, тупой боли в теменной области, вновь раздражая меня этим фактом. Не готовое не то, что к самостоятельной жизни, но к использованию собственных сил тело, по-прежнему не доставляло ничего кроме неудобств.
      И лишь недавно переставшие гореть при использовании Бьякугана глаза были лучом света в этой тьме ограничений.
      Я уже не напрягался -- успел привыкнуть к управлению. И пусть на то, чтобы принять белесые глаза и все их свойства как часть самого себя и ушло некоторое время, оно того стоило. Без труда сфокусировав взор на столь далеких для обычного взгляда кустах, я осторожно, пытаясь не выпускать образ наблюдающего за ними же Манабу, легким усилием воли заставил хиленький кустик исчезнуть...
      Красива... Какой же она была красивой: темные, высокие, острые ушки поворачивающиеся из стороны в сторону в поисках неестественных или опасных звуков, белый воротничок, столь выделяющийся на фоне другой шерсти, лукавая морда с гаденькой ухмылкой, гибкое, грациозное тело и великолепный, мягкий, пушистый рыжий хвост. Я невольно залюбовался ею -- плавные, осторожные движения, вздернутый в подозрении носик, осмотрительно вертящаяся по сторонам голова...Я был покорен. Первый же взгляд на эту красавицу оказался для меня фатальным.
      Я понял, что не смогу её убить.
      Лисица, видимо удостоверившись в собственной безопасности, сдвинулась с места, начав медленным шагом подбираться к оставленной нами добыче. Она шла на верную смерть и даже не подозревала об этом.
      Мои руки, сжимающие рукоятку лука, мигом вспотели -- пусть я и был сосредоточен на лисе, но видел я намного больше. Манабу, до этого момента безучастно лежавший на древесном стволе, бесшумно взвел свое оружие, насадив полуметровую стрелу на металлическую тетиву.
      Я видел это и понимал -- лесная плутовка, эта рыжая красавица, в следующий миг лишиться своей жизни. Именно этот один единственный миг и был мне дан на принятие собственного решения.
      -- Мори-сан, позвольте мне, -- наверное, немного громче, чем следовало, попросил я, обрезая приток чакры к глазам. -- Она будет моим первым крупным зверем.
      Не сразу, далеко не сразу, Манабу опустил свой лук и повернулся ко мне и моему абсолютно честному лицу. Охотник смотрел на меня с сомнением и с некоторой тревогой, всем видом показывая, что он обдумывает мою просьбу. Его тяжелый взгляд не покидал моего лица и давил так, что волей неволей закралось желание все ему рассказать и объяснится. В то короткое мгновение мне даже показалось, что он уже в курсе всего задуманного мною..., но нет. Миг раздумий прошел и Манабу, отступив немного в сторону, только согласно кивнул головой.
      Мой небольших размеров лук выпорхнул из-за спины, привычно расположившись в ладони. Ноги, немного стесненные неудобной для нормальной стойки веткой дерева, сами собой заняли уже привычную позицию. Еле слышно скрипнула натягиваемая тетива и только теперь я позволил себе открыть закрытые глаза.
      Лиса уже вышла из-за кустов и уже вовсю драла соблазнительную падаль, умудряясь даже это делать как-то по-своему величественно. Несколько секунд я едва ли не заворожено наблюдал за прекрасным зверем, пока не получилось себя же отдернуть. Лишние подозрения мне были не желательны.
      Как некстати в голове всплыли воспоминания о первой увиденной мною мертвой лисе -- то сожаление, та досада из-за кончины той чертовки глубоко отложились у меня в памяти. И теперь... да... Мои сомнения в собственном же выборе пропали окончательно -- сегодня я дарую этой прекрасной лисице жизнь.
      Сотня метров не самая проблемная дистанция стрельбы для опытного охотника -- промазать он мог лишь при очень неудачном стечении обстоятельств. Но для меня, для моего не предназначенного для подобных расстояний лука она была более чем внушительна и именно этим я планировал воспользоваться.
      -- Я промахнусь, -- стучала у меня в голове мысль. -- Промахнусь специально и это будет смотреться естественно.
      Большой палец уходит в сторону и в тот же миг стрела пулей срывается с туго натянутого лука. Срывается, чтобы не долететь буквально пару метров. Я видел это.
      Да, так и будет. Беги-беги рыжая чертовка, сегодня твой день...
      ...Резкий скрип тетивы и свист отправившейся в полет стрелы, раздавшиеся по правую руку от меня, были в крайней степени неожиданным. Я не видел выстрела Манабу, но его стрелу, что с легкостью догнала пущенную мною, не заметить было невозможно. Это было наглядной демонстрацией разницы в мощности наших оружий.
      Я закрыл глаза, не желая видеть крах собственных планов. Охотник решил не отпускать свою добычу.
      Нет. Не так. Охотник решил не дать мне шанс отпустить добычу. Глухой удар и жалобный писк достиг моего слуха уже спустя несколько мгновений...
      Знал ли Манабу о моей слабости перед этим животным или он лишь страховал меня? Заметил ли он, что моя стрела не нашла бы свою цель, или ждал этого? Догадывался ли...
      Брошенный мною взгляд на Манабу не оставлял простора для сомнений. Он знал. Он ждал, но надеялся... Иначе откуда у него на лице такое легко читаемое разочарование во мне? И почему мне стыдно? ..
      -- Это не твой первый крупный зверь, -- резко, будто залепляя оплеухи, печатал слова Манабу. -- Это твоя первая крупная ошибка.
      Раздираемый противоречиями, я невольно потупил взор. Мне было сложно судить о правильности своего поведения в этом случае. Тут смешалось слишком много интересов, необходимостей и долгов, чтобы можно было быть объективным. Мое желание или желание Манабу, какое из них было более правильным в этом случае? И являлся ли легкий оттенок испытываемого мною стыда ответом на этот вопрос?
      Я надеялся, что нет.
      -- И запомни, Акио, -- продолжал чеканить слова Манабу, -- если такое еще раз повториться, то больше ты не увидишь в этой жизни ничего кроме кожевенного станка.
      И обронив этот приговор, Манабу спрыгнул на ветку пониже.
      Добычу нужно было поскорее забрать.

***

      Тихий уютный ресторанчик на самом краю деревни никогда не был особо популярным среди местных жителей и приезжих. Первые предпочитали питаться по домам, вторые же в своих гостиницах. Ни чем же не выделяющийся среди сотни таких же забегаловок, "Добрый путь" держался на плаву лишь усилиями постоянных клиентов.
      Одним из таких посетителей и была Мей. Она любила это место. Любила, во многом благодаря именно его непопулярности. Только здесь, расположившись за столиком в пустом зале и держа в руках чашку горячего чая, Мей могла отвлечься от забот взрослой жизни, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Слишком уж тяготило ее излишнее внимание, заработанное ей ещё два года назад.
      "Одиннадцатилетний гений", "Повелевающая стихиями", "Рыжая Бестия" -- такие слова она привыкла слышать в свой адрес, получая помимо них и соответствующее отношение. Ей восхищались, ей завидовали, ей льстили...но с ней практически не общались. Её талант, её целеустремленность, ее безумный рост в силе стали тем стальным занавесом, что отделял её от человеческих отношений. Те же редкие случаи, когда к ней все же подходили не только с целью выразить своё почтение, а просто поговорить, порой заканчивались печально. Лишенная достаточных навыков общения, Мей зачастую слишком резко реагировала на невинные фразы собеседника, каким-то неведомым для других людей образом находя в них издевки или даже оскорбления.
      Неудивительно, что после серии происшествий завязанных именно на общении, девушка все чаще стала получать сольные задания, что в свою очередь только усилило её нелюдимость.
      И вот, после очередного сопровождения одинокого торговца до страны Клыка и отчета перед самим Мизукаге, Мей вновь в одиночку оккупировала свой столик в безлюдном кафе. Это место, всегда её успокаивало, дарило недостающий уют и прятало от назойливых глаз главы деревни...
      Ягура... Как много ненависти в одном слове... Как много ярости от одной лишь мысли о нем... Монстр в детском тельце, что...
      -- Разрешите присесть? -- неожиданно раздался совсем рядом озорной женский голос.
      Мей, едва не поперхнувшись чаем, резко повернулась в сторону нарушителя её блаженного спокойствия. Кто это умудрился её здесь найти?
      Внимательно осматривая незнакомку, Теруми почти машинально отмечала бросающиеся в глаза факты: невысокая девушка с рыжими волосами стянутыми милыми резинками в два стоячих, в виде ушек, хвостика, невинная улыбочка, повязка на шее, стандартная одежда Киригакуре. Вот только весь её вид, буквально кричавший о беззащитности и открытости, никак не сочетался с протектором их деревни, уже явно привычно расположившимся на лбу маленькой девушки.
      -- Я тебя знаю, девочка? -- спросила Мей, силясь вспомнить, где она могла с ней пересечься. Не получалось.
      -- Вы ведь Теруми Мей, -- девочка проигнорировала заданный вопрос и лишь сильнее растянула губы в улыбке. -- А я Ринго!
      -- Ринго? ... -- Мей тоном указала, что ждёт ещё и фамилию.
      -- Просто Ринго, Теруми-доно, -- девочка совсем уж по-детски подпрыгнула на одной ножке и, уже не ожидая разрешения, села за стол. -- Ринго любит своё фруктовое имя!
      Немного потрясенная фамильярностью и беспардонностью Мей не сводила взгляд с нахальной девочки, что сидела на стуле перед ней и болтала ножками. Она не могла понять, кто же эта Ринго такая. Протектор на её голове прямо намекал на принадлежность к шиноби, но вот внешний вид буквально уверял в обратном. Может...
      -- Ты потерялась? Твои родители шиноби? -- Мей все-таки решила пойти издалека.
      -- Почему вы так решили, Теруми-доно? -- удивилась Ринго, распахнув глаза.
      -- Твой протектор... -- Мей постучала по своему лбу, где она так же носила свой. -- Ты где его взяла? Его нельзя носить кому угодно!
      Стоило Мей произнести последние слова, как улыбка Ринго резко изменилась. От прошлой невинности не осталось и следа -- уголки рта поднялись, губы растянулись, почти превратившись в тонкую полоску -- и вот на месте миловидной девочки восседает ехидная девушка с воистину королевским самомнением.
      -- Он мой, -- оскалилась Ринго, демонстрируя ряды заостренных, акульих зубов. -- И они тоже!
      "Они" возникли словно из ниоткуда... Не было ни скрипа, ни вздымающихся полов плаща, ни резких, размытых движений -- ничего на что Мей смогла бы хоть как-то отреагировать. Ничего, что организм смог бы принять за угрозу. Просто Мей внезапно осознала, что в её шею упираются два скрещенных друг с другом клинка.
      -- Нравятся? -- девушка растянула свой акулий рот в садистской ухмылке. -- Мне лично очень. Одно лишь касание до врага, способно полностью вывести его из игры. Одно лишь касание заставит его потерять контроль над собственным телом. Ты ведь знаешь почему?
      Лишь один кивок понадобился Мей, чтобы уверится в своем предположении. Легкого касания электрического разряда, бегущего по лезвию клинков, к подбородку молодой куноичи хватило, чтобы она опознала эти проклятые мечи.
      -- Киба... -- почти не слышно, выдохнула Теруми. -- Значит ты...
      -- Амеюри Ринго, -- не убирая оружия, вновь ухмыльнулась девушка. -- Одна из семи мечников тумана! С чем себя и поздравляю...
      "Значит, не ошиблась..." -- корила себя Мей. Это ж надо было ей так опростоволоситься, что умудриться допустить на расстояние атаки столь опасную особу. Нет, ладно бы допустить -- все-таки их опыт был несравним --, но даже не опознать её, носящую протектор на самом видном месте!
      Провал! Это было настоящим провалом для неё -- талантливейшей из нового поколения. Провал для того, кто жил в ожидании подобного. Смотря на это, разве могла она надеяться на воплощение собственной мечты, на выполнение собственного долга? Где эти два года постоянных тренировок? Где рост, который она считала быстрым и внушительным?
      Твердый взгляд Ринго не оставлял ей и тени сомнений в итогах её возможного сопротивления. "Одно движение и ты труп" -- так и читалось в глубине её темных глаз.
      Руки, державшие чашку чая, расслабились, в бессилии упав на стол.
      Даже она... если даже она разделала меня под орех так просто, то...то на что можно надеяться?
      Два года прошло, а я не приблизилась к нему ни на миллиметр...
      Я не смогу...
      -- Ты пришла убить меня, не так ли? -- уже и без тени страха, спросила Мей, смирившись с неминуемой смертью. Когда же ей еще храбрится если не в самом конце? -- Ягура решил-таки избавиться от меня?
      Тягучая, тяжелая и гнетущая тишина окутала их маленький столик. Тишина, в которой едва ли не было слышно, как меняется в лице хозяйка Кибы.
      -- Чт... прости, что? -- садистскую ухмылку словно смыло с лица Ринго. Она, шокировано выпучив глаза, медленно убирала мечи от её горла. -- Ты вообще о чем?
      -- Как? .. -- теперь уже удивлялась Мей, понимая, что убивать её не собираются. -- Разве ты явилась не по мою душу?
      Стоп.
      Аккуратно опустив занесенное оружие, Ринго не спеша, едва ли показательно, убрала его за спину. Кажется, ей была просто напросто необходима пауза.
      -- Как подобная дикость вообще могла прийти в твою пустую голову? -- распалялась ничего не понимающая Ринго. -- С чего это вообще Мизукаге-сама должен желать твоей смерти?
      Мей открыла было рот, чтобы ответить, как поняла, что сама не может найти такой причины. Это из-за её желания занять место главы деревни? Тогда нужно было бы вырезать пол деревни. Может, личная месть? Вряд ли она была единственной, кто прячет это тёмное чувство в себе. Желание перемен и изменений в деревне, желание переворота и свержения нынешнего устоя? Да, только это. Вот только об этом не знал никто кроме неё самой.
      -- Стой, -- Ринго прикрыла рукой глаза и замотала головой. -- Лучше не отвечай. Не хочу знать, что ты там себе напридумывала!
      Мей глупо захлопала глазами совершенно потеряв нить всего происходящего. Зачем тогда Ринго к ней подошла? Откуда она знает её имя? Что это был за спектакль и к чему он был?
      -- В общем, Мей, -- мечница наконец смогла с удобством расположиться на высоком для своего низкого роста стуле, -- единственный приказ полученный мною от Мизукаге-сама в отношении тебя мало имеет отношение к твоему убийству...
      Ринго прервалась, задумавшись на мгновение, но быстро пришла в себя. На её лице расцвела хищная улыбка.
      -- Хотя если подумать, возможно, он действительно желает твоей смерти...
      Мей напряглась. Эта улыбка отличалась от всех виденных ею сегодня -- она была настоящей и в некоторой степени мечтательной. Что-то безумное и нездоровое пришло на ум мечнице... Что-то имеющее к ней прямое отношение...
      -- Что ты имеешь в виду? -- Мей не заметила, как дрогнул её голос.
      Ринго склонила голову набок, смотря на неё как на не разумное дитя.
      -- Приказом Мизукаге-сама я назначена твоим временным наставником, -- пропела девушка, любуясь произведенным эффектом.
      Это... Это шутка? Мей замерла, в шоке уставившись на самоуверенную девчонку. Этого попросту не могло быть!
      Ей, шиноби специализирующейся на ниндзюцу, приписывают совершенно бесполезного мечника! К тому же такую мелкую! Да будь она хоть трижды прославленной мечницей тумана, Мей не хотела иметь с ней ничего общего!
      Два года ожидания псу под хвост!
      -- Бред... Это какой-то бред... -- склонив голову, неверяще, бормотала Мей. -- Наставник... эта мелкая...
      -- Эй! -- оскорбившись, совсем уж по-детски надулась Ринго, -- ты себя зеркало то видела? Тоже мне великанша!
      Мей почувствовала, как у неё задергалась верхнее веко - её, как она считала взрослую разумом, по-прежнему задевали упоминания о пока невысоком росте. Тело развивалось куда медленнее, чем она того желала.
      -- Да чему ты вообще можешь меня научить? -- гневно воскликнула Мей. -- Как под стол ходить? ..
      Мгновение, лишь одно короткое мгновение понадобилось лицу Ринго, чтобы сменить детское наигранное возмущение на откровенную ярость, и ровно столько же самой девушке, чтобы исчезнуть. Исчезнуть, буквально растворившись в воздухе. Все произошло столь быстро и незаметно, что Мей не верила своему зрению. Не было ни печатей, ни дыма, и посторонних звуков -- только таинственный, едва ли не мистический уход от прямого, цепкого взгляда Теруми.
      -- Следи за языком, соплячка, -- раздался над ухом девушки шипящий голос мечницы, --, а то потеряешь, не ровен час.
      Мей резко развернулась на звук голоса, но за спиной уже никого не было -- Ринго, если и была там, вновь бесследно испарилась.
      -- Лишь одно моё движение лежит между твоей жизнью и смертью, деточка, -- продолжала зло шипеть на ухо мечница, игнорируя попытки Мей её увидеть. -- Нравится ощущение собственной беспомощности? Трясутся колени от навалившегося страха? Чувствуешь дыхание приближающейся смерти?
      Мей уже совсем потерялась. Голова кружилась от постоянных поворотов, сердце гулко бились из-за лёгкого ощущения металла на шее, мозг надрывно работал, пытаясь осознать происходящее. Ринго, хоть и казалась столь близкой, была попросту неуловимой.
      -- Хватит! -- вскрикнула Мей, не выдержав унизительной игры. -- Чего тебе надо?
      Раздражающий, вездесущий шепот сменился громким противным каркающим смехом. Он будто издеваясь, будто проверяя на прочность нервы молодой куноичи, звучал отовсюду разом и, отражаясь от стен, сотнями эхо возращался обратно.
      -- Чего надо мне? -- слышался уже ненавистный голос. -- Неправильный вопрос, ибо все свое я уже получила! Лучше задай его себе! Так чего же хочешь ты?
      -- Мне... я... -- запинаясь, бормотала Мей, бессильно круча головой из стороны в сторону, -- мне... мне нужна сила!
      Акустический вихрь, бушевавший вокруг девушки, стал ослабевать. Какофония звуков терзающая как слух, так и нервы юного гения, звучала все тише и тише, пока наконец не исчезла совсем.
      -- Силу я тебе не обещаю, -- достиг уха Мей уже нормальный голос сидящей напротив неё Ринго, --, но научу чему-то более важному. Тому, что в наше время уже стало забытым большей частью шиноби. Тому, чем славится каждый из семи мечников тумана...
      Прочувствовав момент, Мей застыла в ожидании последних слов своего наставника.
      -- ...искусству бесшумного убийства.

      ...уже на улице, греясь в лучах солнца, изредка пробивающегося сквозь ненастную погоду и постоянные туманы, Мей, смотря в спину по-детски прыгающей наставнице, задала ей животрепещущий вопрос:
      -- Ринго, а к чему все это было? -- недоумевала молодая куноичи, на свежую голову вспоминая все произошедшее в кафе. -- В смысле, эти угрозы и игры с голосом...
      Беззаботно скачущая впереди девушка, услышав вопрос, так и замерла на одной ноге прямо на месте.
      -- Как это "к чему это было"? -- голос Ринго зазвучал куда веселее привычного. -- Классно же вышло! Эффектно!

***

      Медленно. Аккуратно. Осторожно.
      Точно как в прошлый раз...и в раз до этого.
      Ставший уже привычным ночной лес, в который раз встречал меня своей неуютной тишиной. Обычный человек был бы ею обманут, решив, что он как и все живое дремлет под холодным лунным светом, но не я. Темнота, извечный враг слабых духом людей, была мне нипочем -- нехотя, но она расступалась под взором тусклых серебристых глаз. Только благодаря им, я мог так уверенно и бесстрашно передвигаться по наполненному опасностями ночному лесу.
      Я вновь вышел на охоту. Один.
      Вылазки, подобные этой в последнее время стали принимать у меня регулярный характер и, по некоторым причинам от этого становилось грустно. Манабу, после того памятного происшествия с лисицей, кажется, взял небольшой перерыв в моем обучении. Небольшой... длинной уже в три месяца.
      Хотя, я, наверное, немного лукавлю -- его небольшой бойкот касался только ночных походов, никак не отразившись на обычных дневных тренировках и прогулках по лесу. Было ли это хорошо? Я даже не знаю.
      В первые несколько недель, только-только получив отворот-поворот, меня подобная ситуация устраивала. Пускай ценой вернувшихся кошмаров, но я стал высыпаться, был бодрее по утрам и сильно активнее днем. Мои ежедневные стрельбы изменились и стали больше напоминать некий тест на выносливость -- день за днем, сотня стрел за сотней. Вроде бы все хорошо, вот только... вот только, спустя некоторое время, я стал скучать.
      Ночной лес, какой он мне запомнился, манил меня, звал... С каждым днем эта тяга ощущалась все сильнее и в один прекрасный момент моей выдержки не хватило -- переждав после отбоя несколько часов, я выскользнул из дома навстречу лесу.
      Прогулка в одиночку сильно отличалась от привычных мне походов с матерым охотником. И дело даже не в отсутствии моих любимых рассказов. Нет. Просто я буквально всем телом ощущал, что рядом нет никакого крепкого мужского плеча, что в случае чего вытащит меня из любой передряги. Я был один и рассчитывать мог лишь на себя. Так уж и повелось, что без активированного Бьякугана по ночам мне из дома ходу не было. Вот она вожделенная дополнительная практика для глаз.
      Ночной лес был суровым учителем -- он не прощал не единой ошибки. В его гнетущей тишине любой подозрительный шорох казался едва ли не раскатом грома, что значило лишь одно -- учись ходить бесшумно, Акио.
      И я учился: долго, упорно, раз за разом снося неудачи и провалы, ночь за ночью возвращаясь без малейшей добычи. Я учился, ежеминутно сожалея, что рядом не было Манабу, способного указать на мои ошибки. И если за это время в освоении тихого шага я продвинулся лишь на самую малость, то в целом по методу проб и ошибок мне можно было смело писать диссертацию.
Бывали и удачные ночи -- нет-нет, но подстрелю невнимательного кроля или особо наглого перепела. И пусть добычи крупнее мне не попадалось -- я был доволен и этим.
      Вот и сейчас уже в несчетный раз мой путь лежал в глубокую чащу леса, куда мы с Манабу вместе не забредали -- он сознательно игнорировал эту часть леса. С чем это было связано, я не знал, хоть и имел несколько предположений.
      Здесь, вдали даже от малейших признаков цивилизации, природа ощущалась совершенно иначе. Нет, вру. Иначе ощущался лишь ты сам -- незваный гость в чужом доме. Это было настоящее, практически нетронутое царство дикой природы и все в нем относилось к тебе враждебно -- начиная от бурно разросшихся кустарников, скрывающих любой даже намек на тропу, заканчивая надоедающими комарами, атакующих тебя с волчьей свирепостью. Даже я, каждое мгновение держа под контролем всю область в радиусе пятидесяти метров вокруг, не чувствовал уверенности в собственной безопасности. Зачастую, далекие и неприятные как уху, так и нервам далекие шорохи заставляли меня, едва ли не в панике расширять обозримую сферу, выискивая причины шума. И не находя их становилось лишь нервозней.
      Я себя успокаивал, говоря, что мало ли какая старая ветка хрустнет под очередным порывом ветра или, сломавшись полностью, упадет на землю, по пути посчитав бесчисленное количество листьев, но помогало это слабо. Сама атмосфера в этом глубоком лесу была иная: тягучая, мрачная, тяжелая и напряженная.
      В общем и целом -- то еще милое местечко.
      Почему же я, зная и чувствуя все эти имеющиеся минусы, продолжал раз за разом возвращаться сюда? Не знаю. Никогда за собой ранее этого не наблюдал, но возможно мне понравилось бегать по лезвию бритвы, когда шаг влево или вправо равнялся как минимум неудаче. И дело вовсе не в риске и приступе адреналина, а в диких дозах опыта, что ты приобретаешь, находясь в тяжелых условиях, в скорости прогресса, несравнимой с отработкой всего того же, но на "учебных" полигонах. Возможно та часть меня, что ратовала исключительно за рациональные действия, увидела соотношение затраченного времени к общей пользе и осталась более чем довольна.
      Лесная чаща была как всегда негостеприимна -- бродить, продираясь сквозь бесконечные цепкие кусты, в бесплодных поисках протоптанной прошлой ночью тропинки и не находить её, то еще удовольствие. Но я привык и был готов это терпеть еще несколько часов.
      Нынешняя ночь мало, чем отличалась от предыдущей: темень, мрак и ни единой живой души, если не считать мою собственную. Разумеется, это было далеко не то, на что я рассчитывал, но реальность по-прежнему с любовью ставила подножки моим мечтам. Как и во многие прошлые разы, я терпеливо и старательно передвигался исключительно так, как меня обучал Манабу. Ну, или пытался обучать. При такой ходьбе постоянно напряженные ноги затекали неприлично быстро и то и дело норовили либо подкоситься, либо безвольно и не подконтрольно ступить на землю. Тяжело, действительно тяжело. Сдерживать себя, бороться с собственным организмом приходилось едва ли каждую секунду, серьезно выматывая себя и физически, и психически. Да, даже выполняя такое простое, как казалось бы, дело, приходилось переступать через собственное "я".
      Получалось в целом лучше, чем за три месяца до этого, хоть до идеала было как до Луны, таким же ходом. Но даже так, я смел надеяться хоть на какую-то добычу этой ночью...

      "... и не зря надеялся" -- думал я много позже, с гордостью посматривая на двух мертвых ушаcтых прикрепленных к перекинутому через плечо кожаному ремню. Всё-таки Бьякуган оказался той ещё       сверхполезной вещью при выслеживании добычи -- найти хорошо замаскированные заячьи лежки с его помощью проблемы не составляло и я в наглую этим пользовался.
      Они были убиты прямо во сне, без малейшей возможности спастись. Возможно, с чей-то точки зрения это могло бы показаться неправильным или нечестным, но только не с моей. Жизнь, вообще не честная штука -- кому-то дано больше, кому-то меньше, но разница не в этом. Разница лишь в том, кто как использует данное ему.
      Мне не было дано умереть, но и родится в нормальной семье вновь не дали. Повезло в одном, за счёт другого. И это не было честным, равноценным обменом.

      Я уже возвращался домой, когда на самом краю моего зрения я заметил нечто, что еще ни разу не встречал в этом лесу. Да какой уж там -- не встречал ни разу в своих двух жизнях!
      Не узнать увиденное я не смог бы и в пьяном угаре, пусть и вживую смотрел на это впервые. Кровь мигом взбурлила во мне, разгоняя адреналин по всему телу, сознание померкло, отодвинутое охотничьим азартом, руки затряслись то ли от возбуждения, то ли от охватившего тела страха. Я буквально почувствовал, как прочая панорама леса обрезалась, концентрируя все мое внимание исключительно на нем.
      Бежать подальше или рискнуть и выиграть?
      Поддаться разумному страху или преодолеть его?
      Рискнуть идти за его тушей со стрелой или пройти мимо, оставив себе в памяти лишь его образ?
      Медведь. Большая, бурая туша под полтонны весом ковырялась в земле, смачно и с хрустом жуя небольшие перепелиные яйца, совершенно не замечая присутствия маленького охотника. Мой ступор, слава всем известным мне богам, был не долгим, мозг, во имя всех нейронов, не потерял присущих ему свойств. Я мыслил быстро и четко: уточнил направление ветра, понял что запах тела не донесется до этого могучего зверя и, уже не торопясь, максимально бесшумно скрылся за широким стволом рядом стоявшего дерева.
      Мысли в голове скакали под ритм громко бьющегося сердца. Нет, я не решал, что мне делать -- ответы на все вопросы были мне известны уже в момент из возникновения, -- я пытался смириться с ними, осознать их.
      Попытка -- не пытка...
      С расстояния -- не в упор...
      Несмотря ни на что, он лишь зверь -- охотник тут я...
      Вроде все верно, но тогда почему у меня так трясутся колени? Почему руки не хотят поднимать столь легкий лук и еще более невесомую стрелу? Почему я прижимаюсь к дереву, боясь взглянуть на свою "жертву"?
      Не потому ли, что жертвой он и не был?
      "Нет! -- горячая волна презрения к собственному страху поднялась у меня изнутри, топя очаги сопротивления. -- Я не должен жить, постоянно оглядываясь на собственные страхи! Я преодолею их! Я изменю себя и этот мир!"
      Первый шаг -- еще не крепкий, на подрагивающей ноге, но уверенный.
      Второй шаг -- более твёрдый, без тряски в коленях и в теле.
      Третий, четвёртый, пятый...
      Бьякуган вновь показал мне всю панораму леса, а не заострял внимание лишь на громадной туше в семи десятках метрах от меня. Страх сменился мрачной решимостью, дрожь сменилась непоколебимой твердостью, уверенность в собственной неудаче - слабой, но вполне ощутимой надеждой.
      Я смогу.
      А если действительно я смогу, то это будет воистину эпохальным достижением. Это будет венцом моих долгих стараний по преодолению самого себя и собственных страхов.
      Рука все еще не уверенно легла на оперение стрел в колчане, с удобством висящем на поясном ремне, но не замерла, а перебирала снаряды в поисках наиболее тяжелого. Мне сейчас нужна была наибольшая убойная мощность за наименьшее количество выстрелов, и я искал её. Точнее, искал их -- четыре утяжеленные стрелы, выделенные мне Манабу, на случай повторного столкновения с кабаном. Четыре стрелы, от которых напрямую зависел конец сегодняшней ночи.
      Место я выбирал быстро, но тщательно: небольшая полянка у высокого раскидистого дуба, с которой прекрасно просматривалась грозная туша медведя. Дерево играло роль дополнительной страховки или, если уж быть честнее, средства спасения моей жизни в непредвиденной ситуации. Проведя шуструю проверку: резво залезть на дерево, мягко с него спустится, проверить видимость и направление ветра, я занял позицию и приготовился к самому сложному -- к стрельбе.
      Никогда я не испытывал подобного волнения, при взводе тетивы, никогда не напрягал ноги до той степени как сейчас. Мне нужно было выжать всю силу из своего лука, нужно было совершить максимально уверенный выстрел, что можно было сделать лишь твердо стоя на земле, иначе... А что иначе, я предпочитал не думать. Мне нужно было сосредоточиться на одной единственной цели -- на медведе.
      Его туша выглядела огромной и без приближения с помощью Бьякугана, его стойка, несмотря на расслабленность, казалось непоколебимой. Столько стрел он должен был словить, прежде чем...
Я взмахнул головой, вновь изгоняя не прошеные мысли. Концентрация, только концентрация.
      Тетива была уже взведена до предела -- лишь наконечник торчал из-за рукоятки лука, но я все не решался отпускать стрелу в полет к своей цели. Большой палец будто прикипел к ладони и не желал отгибаться.
      Страх вернулся... и палец дрогнул.
      Я видел, как тяжелая стрела с легким, благодаря ушкам на плечах лука, шумом сорвалась с тетивы и отправилась в уже неостановимый полет. Я сделал свой выбор и поменять уже не смог бы и при всем желании. А раз вносить правки уже было позно, то от меня требовалось лишь одно -- подкрепить этот выбор чем-то более весомым.
      Не успел первый снаряд пролететь и половины дистанции, как я выстрелил снова. И в тот же миг взвел третью стрелу -- двух явно было недостаточно.
      Но вновь, спокойно разжать палец, мне не дал ожидаемый, но явно много сильнее пугающий, чем в моих фантазиях, звук.
      Раненный зверь взревел! Пробирающий до костей, до дрожжи в коленях рык, до требовательной боли в мочевом пузыре рык разлетелся по ночному леса, будя и пугая спящих птиц, загоняя в норы полевок и селя страх в сердце каждого, находящегося к нему ближе пары сотен метров. Я был ближе...
      Даже сквозь заливающий глаза пот, даже с бешено стучащим сердцем, я продолжал наблюдать за медведем с холодным, показным безразличием. Мне было не сложно заметить, как он развернулся в поисках новой угрозы, как покачивается стрела, пронзившая его шею чуть ниже позвонков, как к ней присоединяется еще одна, как он замечает меня... как в маленьких бурых глазках плескается настоящий испуг... И именно в этот миг, когда мне показалось, что наши взгляды пересеклись, в полет отправился третий смертоносный снаряд.
      В тот же момент легкое оцепенение, окутавшее сознание, спало, адреналин отхлынул, а время вновь потекло с прежней скоростью. Последняя стрела просвистела в воздухе и с еле слышным звуков впилась в глазницу уже отступающего зверя, окончательно валя с ног...
      В мире было много вещей, в которые поверить мне было действительно сложно, но картина, что предстала перед моими глазами, казалась уж слишком сюрреалистичной. Медведь, потрясший меня одним только видом, нагнавший страху одним лишь ревом, раскинув лапы, лежал в полусотне метрах от меня. Долго, слишком долго я осознавал все это... Но я осознал.
      Я охотник -- он жертва.
      Я жив -- он мертв.
      Хотелось смеяться, хотелось плакать. Все чувства, что под громогласный рев раненного медведя забились в дальний угол моей душонки нахлынули одним мощным потоком. В голове, с трудом протискиваясь сквозь сотни разнообразных мыслей, билась главная: "Я сделал это... Я сделал это! Я СДЕЛАЛ ЭТО!"
      Опьяненный победой и рвущимися наружу эмоциями я, уже безбоязненно приближался к неподвижной куче мяса, еще недавно бывшей одним из крупнейших лесных зверей. Шел не таясь, ибо кто может угрожать тому, кто завались самого медведя?
      Бьякуган в глазу погас, дав мне испытать наслаждение от наблюдения за тем, как растет туша убитого мною зверя по мере моего приближения к ней.
      Десять шагов... девять...
      Я чувствовал, что начинаю нервничать, но вид неподвижно покоящегося тела зверя успокаивает меня. Он мертв. Он точно мертв.
      Семь... шесть...
      Ноги слегка подкашиваются, но желание дотронуться до шерсти мертвого медведя пересиливает неуместный страх.
      Три... два...
      Медведь по-прежнему неподвижен. Я же взволнован столь сильно, что будь он жив, то наверняка слышал бы мое громко бьющееся сердце. Горло пересохло, глаза буквально прикипели к туше зверя. Сглотнув, чудом образовавшуюся слюну, я протянул руку...
      -- АКИО! -- громкий, столь знакомый крик Манабу, раздавшийся сзади, буквально потонул в том, что я не хотел бы сейчас слышать...
      Я не почувствовал удара лапой, не ощущал льющейся по лицу крови, не видел ничего кроме кроваво-красной темени перед глазами... лишь громогласный рев, ожившего медведя стоял у меня в ушах.
      "Глаза за глаз", -- успело подтрунить надо мной мое же сознание, прежде чем отойти от дел.

Автор ждет от вас позитива и негатива.
Вот так мы и живем.
И да, автор знает, что он злой.

Кошмары во сне и наяву.

   *Осторожно, говорят, что в главе замечен мат*

      Кто бы, что ни говорил, но он гордился своим сыном. Возможно, использовать такую формулировку по отношению к ребёнку, которого знал немногим более двух лет, и показалось бы кому-нибудь опрометчивым, но не ему.
      Акио действительно стал его сыном. И говоря это, он не врал. Манабу мог часами наблюдать за ним, отмечая как бешеный рост, так и великолепные навыки, мог непрерывно и без остановки рассказывать ему истории свой жизни, делится опытом и хитростью, с некоторой завистью видя в нем не детскую смекалку и чудовищную жажду знаний. Акио был его гордостью, его ставкой на будущее, его наследником воли, дома и фамилии.
      Но даже так, не смотря на всю свою необычность, идеальным сыном он не был. Да, Акио был странным, да, отличным от других, но, тем не менее, этот среброглазый малыш оставался лишь обыкновенным ребёнком. Он шёл на поводу собственных эмоций, не думал о будущем, не ставил перед собой далёких целей. Его жизнь, как и жизнь любого ребенка, заключалась лишь в сиюминутном удовлетворении собственных прихотей, дорога к которым лежала сквозь лес нерациональных поступков.
      Тот случай с лисой, столь тщательно оберегаемой Акио от смерти, был в своём роде очень показательным. В той ситуации он повел себя не так, как ожидал Манабу, а как обычный ребенок -- глупо, эгоистично, без оглядки на нужды семьи. Охотник, признаться, ожидал от него большего и, разочаровавшись, сгоряча, ляпнул то, что совсем не собирался.
      Манабу решил немного сбавить темп, желая успокоить как себя, так и непривыкшего к реальной охоте сына. Какого же было его удивление, когда одной из ночей, он застал Акио, тихо крадущегося из дома! Мальчик, как оказалось, едва ли не ежедневно в тайне от него бегал под покровом тьмы в лес, натаскивая себя в реальных условиях.
      Первым порывом Манабу, было желание немедленно намылить шею зарвавшемуся, самоуверенному юнцу, что не заботясь о своей жизни каждую ночь подвергал её опасности, но он смог сам себя остановить, прекрасно понимая, что даже одно необдуманное резкое слово могло навсегда закрыть для впечатлительного ребенка дверь в мир охоты.
      И Манабу промолчал..., но не пустил все на самотек. С того дня он, заслышав тихую поступь сына по коридору, выскальзывал след за ним и незримо приглядывал. Приходилось не сладко -- Акио, хоть и не обладал навыками взрослого охотника, но всегда умудрялся поражать Манабу своей наблюдательностью. И именно потому Мори приходилось постоянно держаться на достаточно большой дистанции от сына, что только усложняло каждодневную слежку.
      То, что Манабу видел в такие ночи, ему, несомненно, нравилось. А что может быть приятней наблюдения за тем, как твой подопечный с должным уважением обращается с полученными от тебя знаниями? ..
      ... Эта ночь мало отличалась от всех прочих -- замерший, будто в ожидании лес, привычный, пусть и далеко не безопасный маршрут и пара подстреленных зайцев, которых Акио спрячет и принесет на обеде под видом свежей добычи. Манабу довольно улыбался -- мальчик с каждым днем становился все способней.
      Росла достойная смена.
      Неожиданно Акио остановился, и будто испугавшись чего-то, резко нырнул за дерево. Его лица Манабу не видел -- расстояние не позволяло, --, но вот его движения, общее положение тела, лук в защитном жесте выставленный перед ним и прижатый к груди, явно говорили, что мальчик боялся.
      В тот же миг Манабу оставил свой пост наблюдения, бросившись к своему сыну. Чтобы его не испугало -- безобидным оно быть не могло. Даже мысль о том, что Акио мог испытывать страх перед чем-то меньшим, чем какой-нибудь медведь, казалась ему смешной.
      Медведь... Черт!
      Одна лишь мысль об этом звере вновь пробудила воспоминания почти четырехлетней давности. Хотя нет, не воспоминания -- образы, эмоции, переживания. Он помнил детский радостный, триумфальный смех, помнил свист разрезаемого лапой воздуха, помнил ощущение горячих капель на своем лице, помнил громкий рев, уже казалось поверженного зверя... Этот звук так впал ему в память, что даже сейчас, после столь долгого срока, он до сих пор стоял у него в ушах...
      Стоп. Нет... Этот был настоящим!
      Столь знакомый рев буквально выдрал Манабу из поглотивших его депрессивных мыслей, вгоняя под ногти стальные иглы страха. Акио пропал...
За то короткое мгновение растерянности, за этот миг слабости перед прошлым, из поля зрения пропало его настоящее.
      Манабу, взревев не хуже раненого медведя, полностью забыв про осторожность и скрытность, бросился на рык самого грозного хищника этих лесов. Бросился туда, где в последний раз он видел своего сына.
      Кусты с яростью били Манабу по лицу своими хлесткими ветвями, выступающие из-под земли корни лесных исполинов едва ли не бросались ему под ноги, но охотник не замечал этих пустых усилий. Он, сломя голову мчался к своему сыну, молясь всем известным богам о его сохранности. Очередная ветка смогла-таки нащупать слабое место Манабу и, с силой засадив ему по глазам, заставила охотника зажмуриться от острой рези в глазах. Но Манабу не остановился. Даже на мгновение ослепнув, он продолжал бежать вперед...
      Лес закончился неожиданно быстро -- очередной густой куст высотой почти с человеческий рост умело скрывал за собой небольшую поляну. Манабу на всём ходу выскочил из колючего расстения и... осматриваться не пришлось.
      Почти по центру поляны большая туша медведя, с двумя стрелами в горле и одной в глазнице лежала у ног юного охотника. Лежал уж в слишком естественной для трупа позе...
      - АКИО! -- вскричал Манабу, видя как мальчик тянулся рукой к поверженному зверю...
      Но он не успел.
      Быстрый, резкий удар наотмашь по лицу незадачливого юнца, буквально отбросил его от того, что еще минуту назад казалось мертвой тушей. Медведь взревел, бросаясь на своего обидчика...
      Кровавый след, тянущийся от отлетевшего из-за удара мальчика... наполненные яростью глаза зверя, загнанного в угол... бросок медведя навстречу своему обидчику... Манабу видел это все. Эта картина, до боли напоминающая ту, давно забытую, плетью хлестнула вялое тело и подточенное трагическим прошлым сознание, заставляя их действовать.
      Оказавшись у тела своего сына за два самых больших и быстрых прыжка в его жизни, Манабу успел лишь обхватить окровавленного мальчика, прежде чем мощный удар, призванный добить обидчика не резанул его по спине, отбрасывая прочь.
      Но он не чувствовал ни боли, ни разорванной спины -- только тяжелое дыхание прижатого к груди Акио. Мальчик был жив... пока что. И Манабу должен был его спасти. Во второй раз.
      Тяжелые полушаги-полупрыжки медведя легко ощущались благодаря земле, дрожащей под его мощными лапами. Зверь приближался вновь. Не отпуская сына, Манабу резко бросился вправо, боковым зрением замечая пронесшийся около уха набор внушительных, окровавленных когтей. Медведь промахнулся..., а значит это был его шанс.
      Он больше не раздумывал своими действиями, не выбирал стрелы, не думал об отсутствующем на пальце металлическом кольце -- Манабу, почти бросив сына на землю, просто вскочил на ноги и выпустил снаряд. Охотник стрелял быстро, замечая, но не обращая внимания на лишь наполовину натягивающуюся тетиву, не чувствуя крови бегущей по пальцам. Он еще ни разу в своей жизни не валил медведя и потому не щадил ни стрел, ни себя.
      Две в горло, одна от раскрытую от рева пасть и только тогда зверь наконец-то пошатнулся. Он больше не бросался в сторону охотника, больше не смотрел на него своим единственным целым глазом, а лишь понуро склонив голову медленно издыхал.
      Но нет, этого недостаточно...
      На этот раз у него была капля времени, на этот раз он мог выбирать, чем одарить медведя. Окровавленная рука Манабу придирчиво бежала по оперенью стрел в поисках той самой. Той стрелы, которую охотник смастерил специально для этого случая -- для мести.
      Нашел.
      Столь долго носимый снаряд, уже не раз и не два починенный и восстановленный, лег на металлическую тетиву. Изрезанный тетивой палец, взорвавшись от боли, вновь начал взвод оружия. Одно мгновение и Манабу растерянно отвел взгляд от умирающего медведя -- взведенная лишь на половину тетива, ни в какую не желала идти дальше.
      "Нет! Так не пойдет! -- взъярился на себя Манабу. -- Он должен прочувствовать это!"
      Гнев хлынул в вены, отключая боль и основные инстинкты, спина и так напряженная до предела и вовсе стала каменной, кровь, каплями просачивающаяся из порезанного тетивой пальца, полилась тонким ручейком. Но лук не подавался.
      И тогда Манабу сделал то, отчего всегда себя отучивал -- не расслабляя спины, дотянул тетиву исключительно рукой.
      - Умри, -- тихий шепот охотника потонул в звонком выстреле.
      Манабу испытывал ни с чем несравнимое удовольствие: раздавшийся громкий хруст ласкал слух охотника, а запрокинутая от тяжелого удара голова медведя была усладой для глаз. Стрела, пробив черепную кость, не оставила медведю и тени шанса на жизнь.
      Его месть была исполнена. Теперь его смысл жизни был лишь в нем -- в маленьком мальчике с окровавленным лицом, лежавшим у самых его ног. Ему надо было помочь. Эта охота не должна была стать для него последней.
      И как два года назад закинув мальчика на себя, охотник поспешил домой, старательно запоминая дорогу к туше убитого животного.

***

      Я ощущал, я знал...
      Я был не один. В темноте, окружившей меня со всех сторон, был кто-то еще. Я слышал его шепот, дразнящий, почти неуловимо летающий на самом пороге слышимости, чувствовал его дыхание, легкое, невесомое, отличное от легчайшего ветерка лишь своей повторяющейся частотой.
      Но я не видел его. Куда только не бросался мой взгляд, но натыкался он лишь на кромешную и такую одинокую тьму. И это пугало.
      Я боялся, действительно боялся того, что сейчас было перед моими глазами -- слишком уж это было не естественно. Это не ночь со своими мрачными тенями, не темный подвал с еле видными, но вполне различимыми силуэтами, не опущенные веки, со своими причудливыми плясками цвета, нет. Кромешная без малейшей примеси чего-либо тьма предстала передо мной. Я не видел абсолютно ничего помимо неё -- поглощающей свет завесы.
      -...кио, -- настойчивый шепот звучал все громче, все различимей, все реалистичней. -- Акио!
      - Кто это? -- перепугано кричал я, бешено вертя головой. -- Где ты? Где я?!
      Страшный мир никак мне не ответил: ни словом, ни делом, ни даже изменением. Я будто кричал в пустоту, в которой любые мои слова исчезали подобно тому же свету. По моему телу невольно пробежали мурашки -- это место пугало до чертиков.
      - Акио! -- шепот перерос в полноценный громкий голос... и только тогда я его узнал.
      Но этого попросту не могло быть.
      Она не могла быть тут.
      Она должна была быть мертва.
      - Ок... ока-сан? -- мой надломленный голос звучал уж совсем не естественно. -- Ока-сан!
      Даже не веря, даже виня во всем собственное воображение, я все равно тянулся в ту сторону, где слышал голос Эйко. Слабой искрой вспыхнула, казалось бы, уже упущенная надежда.
      Тьма расступилась, почти озарив мутный силуэт, медленно приближающийся ко мне, одновременно очертив границы незнакомого мне обрыва, возле которого я и сидел. Мои глаза буквально прикипели к столь знакомой, но позабытой фигуре. Я знал, что уже видел её, но не помнил где. Неужели за все время, что я провел не с ней, я успел ее позабыть?
      Нет, такого никогда не случится. Я буду помнить её всегда.
      - Акио... -- вновь ласковым голосом позвала меня мутная фигура.
      - Ока-сан... ты жива, -- мое сердце предательски дернулось, стоило лишь её голосу достигнуть моего слуха. Она действительно жива! ..
      Рябь на смутно знакомом силуэте пошатнулась и, в тот же миг, лицо в черной маске и с двумя белесыми, горящими бледным огнем глазами, оказалось вплотную к моему носу.
      - Купился?
      Холодная издевка, кинутая прямо в лицо, казалось, проморозила меня до основания. Я застыл, прекрасно понимая, кого я сейчас перед собой вижу, понимая, как же грубо я ошибся.
      Безымянный главарь того отряда, что имел наглость и смелость разрушить мою мирную жизнь.
      - Ты! -- я с трудом выдохнул это короткое слово. Мое тело, наконец-то столкнувшись с главным страхом лицом к лицу, внезапно отказывалось мне подчиняться. Каменным истуканом я смотрел на ненавистный образ, не в силах отвести от него взгляд.
      - Я! -- кивнул нисколько не смутившийся шиноби. -- И признаться, я удивлён, что ты меня не забыл.
      Глубокий вздох никак не помог мне обуздать поднимающийся гнев. Те сцены, что так желали быть погребенными в глубинах памяти, восставали у меня перед глазами. Три лица, что так давно не появлялись в моих кошмарах, вновь висели перед мои взором.
      - Как будто я мог, -- глядя прямо в лицо убийце, прорычал я. -- Как такое вообще можно забыть?!
      Ехидный огонёк в глазах хладнокровного шиноби пропал, уступив место еле заметному презрению. Мужчина выпрямился и, горделиво подняв голову, взглянул на меня со всей высоты своего роста, буквально приковывая к полу полным холода взглядом.
      - Это нужно спросить у тебя! -- тихо прошелестел его голос. -- Не ты ли променял свою цель на побегушки по лесу?
      Что... что он сказал? Нет, конечно, нет!
      Его негромкие слова колоколами звенели у меня в голове, вызывая легкий приступ тошноты. Он врет, он точно врет. Я бы никогда так не сделал, я бы никогда не отпустил воспоминания о том самом дне, я бы никогда...
      - Нет! Ничего не поменялось! -- восстал я против его лживых фраз. -- Я здесь лишь ради силы, только рад неё!
      Темная повязка на лице шиноби натянулась, будто при широкой улыбке. Казалось, для него все происходящее было не более, чем очередным способом повеселиться. В его бесноватых белесых глазах мелькнул лукавый огонек.
      - Лжец! -- прошипел мужчина, вновь приблизившись к моему лицу. -- Обыкновенный лжец, довольствующийся жалкими оправданиями! Ты забыл нас, ты забылся в своем жалком, но уютном мирке! Понравилась твоя новая жизнь? Понравилось новое занятие? Привык к новой семье? ..
      Его тихий вкрадчивый голос, его колкие слова раздражали не хуже стаи свирепых комаров. Они жалили и кололи в самые уязвимые места, разгоняя кровь, распаляя гнев, пробуждая утихшую ненависть. Задрожали руки, сгоняя охватившее все тело оцепенение и еле сдерживаемые от того, чтобы не сомкнуться на шее этого ублюдка. Но терпения не хватало, срыв был неминуем. Я чувствовал это...
      - ...Зря! -- другой такой знакомый, глумливый голос раздался у меня из-за спины. -- Мы придем и за ними!
      На этот раз я повернулся так резко, что был слышен хруст моих же шейных позвонков. Не узнать этот полный похоти говор я не мог бы и при всем желании -- уж что-что, но он останется в моей памяти навечно. Ведь его хозяином могла быть лишь одна скотина на всем белом свете.
      - И ты зде... -- фраза, начатая куда раньше моего оборота, застряла в горле, стоило мне только увидеть его.
      И её.
      Живую куклу с пустыми, но мокрыми глазами, с лицом без единой видимой эмоции, с расслабленным и неподконтрольным телом, ритмично подбрасывало короткими фрикциями величественно восседавшего на другой стороне обрыва молокососа. Фу Хьюга и ... нет, этого попросту не могло быть...
      Шиноби в маске исчез.
      Исчезли страх и растерянность перед этим темным миром.
      Исчез и разум...
      ...но пришла ярость. Кроваво-красная, всепожирающая, неостановимая ярость затопила все мое бесчувственное тело. Темнота отступила перед багровым туманом, упавшим на весь это мир, окружившим меня и то, что было предо мной.
      Порвать эту мразь... убить его... дать ему вкусить его же собственной боли...
      Никогда еще я с такой силой не желал кому-то смерти. Его образ, истерзанный, поломанный, избитый стал для меня тем, что смело можно было бы назвать мечтой.
      И я собирался её исполнить. Сейчас же.
      Одна рука сомкнулась на неведомо откуда взявшемся луке, вторая явственно чувствовала тяжесть прямой, еще мгновение назад отсутствовавшей, деревянной стрелы. Та бездна, что разделяла меня и похотливого молокососа, не была преградой для метко пущенного снаряда.
      И я стрелял. Стрелял, вложив в выстрел всю свою ненависть, все своё желание лишить эту тварь его похотливого взгляда и глумливой улыбки. Стрелял без сомнений и опасений -- промахнуться с такого расстояния было невозможно даже для меня.
      И вот, в короткий момент полёта снаряда, я не смог удержаться от торжественной улыбки.
      "Он умрёт, -- зло шептало мне моё сознание, -- умрёт! Пусть улыбается пока мож..."
      Но Фу явно думал не так. Он, будто зная обо всех моих действиях, обо всех моих мыслях, без малейшего страха смотрел на приближающуюся к лицу стрелу.
      - Хах, -- вырвался смешок из его глумливого рта, перед тем как он, легким движением тела, не подставил под летящую смерть голую спину подскакивающей на его коленях Эйко... нет, лишь куклы, так на неё похожей.
      - Нет... -- мой горестный вздох был слышен, кажется лишь только мне -- все остальное мигом потонуло во взрыве издевательского хохота и болезненных стонов.
      Руки до хруста сжали рукоятку небольшого лука -- на моих глазах по чистой белоснежной спине моей матери тек ручеек алой крови.
      Сука! Как он посмел прикрыться ею! Тварь и...
      - ...трус! -- крикнул я, пытаясь задавить в себе вину за нанесённую Эйко рану. -- Хватит прикрываться женщиной, трус!
      Но Фу лишь продолжал издевательски хохотать и было в этом нечто странное. Его глумливый смех, казалось, лился со всех сторон разом из каждого клочка багрового тумана окружавшего нас. Казалось, что сам мир смеялся надо мной.
      - Трус? -- меня окружил объемный голос ненавистного Хьюги, что прямо на моих глазах исчезал в красной дымке. -- Опять ищешь оправдания собственным ошибкам?
      "Нет!" -- хотел крикнуть я, но было уже некому: Фу истаял багровым туманом, а безвольное тело женщины с глухим стуком упало на пол. В шоке уставившись на переломанную фигуру передо мной, я, кажется, забыл обо всем другом. В этом мире боли и ненависти остались лишь мы -- истекающая кровью женщина с пустыми, рыбьими глазами и мальчик с поломанным детством.
      "Слабак!" -- раздался справа от меня холодный шепот шиноби в маске.
      "Слабак!" -- вторил ему издевательский голос Фу Хьюга.
      "Слабак!" -- одними лишь губами произнесла женщина, так похожая на Эйко...

      ...Мое пробуждение, на этот раз обошлось без криков и стонов, но на этом плюсы кончились. Колотящееся сердце гулко отдавалось в ноющих висках, с каждым ударом вызывая острую вспышку боли в голове. Тяжелое, как после марафонского забега, дыхание не думало успокаиваться, заставляя натужно работать измученные легкие. Пальцы с трудом разжались, вынимая ногти из глубоких кровавых канавок на ладонях.
      "Это лишь сон" -- твердил я себе, в попытках успокоить, но получалась слабо -- слишком уж была похожа та тьма, что сейчас стояла перед моими глазами на ту из сна.
      Липкий страх поднимался во всем моем теле. Тот удар, я вспомнил его. Вспомнил и куда он пришелся... и оттого мне было так тяжело открыть глаза. Судорожный вздох, и я смог себя перебороть.
      Глаза открылись, но тьма осталась -- она и не думала уходить.
      "Нет! -- взметнулся в панике разум. -- Не может быть! Нет, нет, нет!"
      Этого не должно было случиться! Этого не может быть!
      Страх, наполнив каждый уголок моего тела, буквально заставил меня подскочить на мягком футоне. Свободные руки, дрожа, мигом достигли лица.
      Повязки. Почувствовав обыкновенные повязки, что целиком пеленали все мое лицо, я немного успокоился. Все возможно было и не так уж плохо.
      - Бьякуган! -- впервые использовал я словесную формулу, желая даже вслух обозначить для себя это действие...

***

      Короткий, изогнутый нож проворно и умело отделял толстую шкуру от мяса, когда сзади раздались тихие неуверенные детские шажки. Прекрасно зная, кто же наконец соизволил подойти к нему, Манабу даже не повернулся. Это должно было быть для Акио очередным уроком.
      Почти две недели мальчик не решался с ним заговорить, почти две недели он избегал не то, что его компании, но даже взгляда. Акио, что два дня после происшествия провалялся в беспамятстве, чувствовал заслуженную вину. И это не могло не радовать охотника.
      "Винит себя, значит осознает всю глупость своих действий", -- думал Манабу, ожидая, когда же его сын, наконец, созреет для разговора. Ждал долго, вот только это ожидание скучным назвать язык не повернулся бы.
      У него были свои проблемы, которые ему надо было решить. Главной, разумеется, стала разорванная медведем спина. Даже не до конца зажившая, она вызывала уйму беспокойства.
      Уже дома, вдумчиво разобравшись в произошедшем, Манабу понял, отчего же он так и не смог взвести лук до конца. Мышцы, что он через пот и кровь тренировал с самого детства, оказались в клочья разорваны острыми медвежьими когтями, а если судить по побледневшему после взгляда на его спину лицу Анзу дело было более чем серьезным. Настолько, что даже наложенные на рану повязки, совершенно не помогали.
      Лишь спустя несколько дней, когда он почувствовал в себе с силы выйти из дома для уже привычной прогулки по окрестностям в поисках свежей добычи угодившей в подготовленные силки, Манабу осознал, насколько все было плохо. Жуткая боль, пронзившая его спину при попытке вновь натянуть спущенный кол для кабанов, красочно намекнула об этом. Но когда он, даже терпя, не смог подтянуться на низко висящую ветку, охотник серьезно забил тревогу. Дело всей его жизни оказалось под большой угрозой.
      Не прошло и часа, как с тихим стуком упал отброшенный в сторону лук. Манабу, сгорбившись от пронзившей спину острой боли, с ужасом осознавал -- охотником ему больше не быть. Тетива, которую он раньше, пусть и с некоторыми усилиями, свободно доводил до конца полуметровой стрелы, теперь с трудом преодолевала и треть этого расстояния. Выстрел из лука, способного пробивать медвежий череп, отныне лишь слегка загонял наконечник снаряда в древесный ствол.
      Сложно описать чувства, что смешались в Манабу, когда он понял все это. Наверное, он злился... нет, он точно злился. На медведя, что сотворил подобное, на сына, как на зачинщика, на себя, допустившего все это. И пусть целей для его злости было столь много, по-настоящему виновный среди них был лишь один -- он сам. Такая горькая правда...
      Манабу лишь одним своим действием мог пресечь даже возможность столкновения Акио и медведя, но не сделал этого. Он допустил подобное развитие событий, он позволил этому произойти и потому справедливо, что именно ему и досталось больше, чем другим. Манабу страдал за собственную глупость и недальновидность. Неужели он вправду думал, что разгуливающий в одиночку по лесу шестилетний мальчик это нормально? Разумеется, нет. Манабу с первой ночи своих наблюдений за сыном осознавал всю опасность подобной затеи, но пренебрег ею. Для него передача собственного дела в руки сына стояла выше всех возможных рисков. Вот только он никогда и представить не мог, что пострадает сам...
      Смирение с травмой и будущей судьбой пришло много позже -- примирится с потерей собственного здоровья, оказалась куда как не просто. Манабу приходилось едва ли не вновь познавать как собственное тело, так и его новую границу возможностей. Поднять и перенести чугунный чан? Да, пожалуйста. Но вот закинуть его на высокую полку... Увольте. Охотнику с ненавистью к себе приходилось наблюдать за тем, как его сильная лишь духом жена пыхтела под тяжестью этого чугунного монстра, выполняя столь непривычную для неё работу. Впервые Манабу завидовал и одновременно сочувствовал своей жене.
      Лишь осознание того, что у него еще был сын, не позволяло охотнику погрязнуть в жалости и презрении к самому себе. Теперь, когда его возможности были более чем ограничены, он должен был направить всю свою энергию на Акио -- на того, кто станет главным мужчиной в доме. На того, кто заменит его самого и подставит свое плечо надрывающейся Анзу.
      Но для начала тот должен был усвоить свой урок...
      ... Мальчик остановился в паре метрах от Манабу и явно не знал, как начать разговор. Слышные охотником легкие пошаркивания ясно давали знать охотнику, настолько Акио был взволнован и не уверен.
      "Давай, малыш, ты сможешь", -- почти взмолился Манабу, чудом находя в себе силы, чтобы не развернуться навстречу сыну.
      И он смог. Медленно, неохотно, будто идя наперекор самому себя, но Акио все же выдавил то единственное слово, что так долго ждал Манабу.
      - Прости.
      Тщательно подавив довольную улыбку, охотник наконец-таки развернулся к своему сыну. Высокий для своих лет мальчик стоял прямо напротив него, недовольно теребя обкорнанную во время его беспамятства такую необычную красную шевелюру. На его лице, что всем видом демонстрировало искреннее раскаянье, были отчетливо видны три широких полосы, оставленных острыми медвежьими когтями, лишь чудом не зацепивших глаз. И одного лишь взгляда на эти багровые полосы было достаточно, чтобы Манабу вновь ощущал поднимающуюся волну стыда. Это его вина. Это он не уследил.
      - Поверь, я не сержусь, Акио, -- попытался улыбнуться охотник, чтобы мальчик смог почувствовать себя более уверенно. -- Лучше подойди, покажу кое-что.
      Но Акио не двигался. Его глаза, которые он не сводил с лица Манабу, медленно наполнялись слезами. Трудно было понять, то ли он сдерживал их, то ли буквально выжимал их из себя, но само наличие этих маленьких соленых капель не сулило ничего хорошего.
      - Акио? -- не унимался Манабу. -- Что-то случилось?
      - За спину... -- мальчик шмыгнул носом и понуро свесил голову.- За спину... тоже прости... я не хотел...
      "Вот оно что! -- с мрачной радостью понял Манабу, заключив трясущегося от плача мальчика в объятия. -- Анзу ему рассказала... и он чувствует за все это ответственность?"
      Охотник не мог поверить своему счастью -- мальчик вынес из происшествия куда больше, чем на то рассчитывал сам Манабу. Теперь не нужны были планы по ломке его детского, непосредственного характера, не было необходимости в воспитании ответственности как таковой. Ему оставалось только подточить, только огранить этот ценный камень.
      - Успокойся, -- так не свойственно для себя тихо шептал Манабу, аккуратно хлопая сына по спине. -- Со мной все хорошо, слышишь?
      Проходили минуты, но Акио и не думал останавливать свой пусть и не сильный, но очень даже чувственный плач. С каждым прошедшим мгновением, охотник, не привыкший к обычным людским нежностям, чувствовал себя все неуютней.
      - Хватит! Возьми себя в руки! -- не зная как поступить, Манабу решил вернуться к личине строгого учителя. -- Если сейчас не перестанешь плакать как капризная девчонка, то не видать тебе нового лука!
      Он даже не успел пожалеть о своей вспышке, когда поведение мальчика резко поменялось. Мальчик резко вздернул голову, уперся ему в лицо своими покрасневшими от слез серебряными глазами, и едва не с придыханием, спросил:
      - Нового лука?
      - Да, -- кивнул очень довольный собою Манабу, -- или ты думаешь, что я просто так тащил к дому эту здоровенную тушу? ..

      Манабу прекрасно помнил тот день, когда его отец даровал ему его личное оружие. Тот лук, который они делали вместе после первой действительно крупной добычи молодого тогда охотника -- молодого самца оленя, он до сих пор не поменял ни на какой другой. Рога именно того убитого животного теперь венчали плечи его оружия, именно те кости и сухожилия были аккуратно размазаны по спинке, именно те кишки, поначалу отправляли в полет деревянные стрелы. Уж что-что, а луки делать его отец умел, едва ли не посвящая этому всего себя. Манабу, как сын, мастерства своего старика не перенял, но научиться немногому все же успел.
      И теперь собирался поделиться знаниями уже со своим наследником.
      За работу они принялись в тот же день...
      - Сделать качественный лук, значит быть готовым потратить на это прорву времени и сил, -- говорил Манабу, аккуратно отделяя и срезая медвежьи сухожилия. Его рука, даже при порванной спине, не дрожала и с точностью хирурга орудовала острым как бритва ножом. -- Глупцы, которые думают, что достаточно натянуть крепкую веревку на упругую палку для получения готового оружия, заблуждаются ничуть не менее, чем полностью. Каждый отдельно взятый лук уникален, сложен в сборке и еще более норовист в использовании.
      Не отвлекаясь от подобия лекции, Манабу передавал аккуратно срезанные длинные ломти белой ткани, а детские ручонки с некоторым отвращением, укладывали их в жестяную миску. Охотнику даже не требовалось косить глазами, чтобы знать, настолько неприятна эта процедура была для Акио -- шумное, прерывистое и глубокое дыхание едва ли не кричали: "Я борюсь с тошнотой". Никогда раньше еще Акио не был участником разделки столь большой туши.
"И знаний вобьем, и от брезгливости отучим", -- усмехался Манабу, со звонким хлопком перерезая очередное натянутое сухожилие.
      - Давай малыш, попробуй тоже...

***

      Та ночь, была ночью чудес.
      Начались они уже с момента пробуждения, когда Анзу, открыв глаза от негромкого, но заметного шума, с удивлением обнаружила подле себя крепко спящего мужа. Манабу, который мог проснуться от скрипа половицы или неестественно завывающего ветра, спал крепким, непробудным сном. А ведь раньше она никогда не вставала раньше него. Все- таки повторная встреча с медведем вновь не прошла для него бесследно.
      Шум, пускай и не несущий в себе никакой опасности, никак не прекращался. Быстро бросив взгляд на своего мужа, Анзу аккуратно поднялась с футона -- будить его она не решилась. Женщина понимала -- Манабу, и без того потрепанный жизнью, сейчас переживал свое наверное сильнейшее потрясение. Она даже не представляла, какого было ему -- из пышущего силой и ловкостью охотника, превратиться в обычного дровосека, к тому же не способного поднять топор выше собственных плеч. Манабу, наверняка морально измотанному новыми реалиями, нужен был отдых.
      Темный коридор, оказался не столь уж и темным -- свет, выбивающийся из крайнего и дальнего от жилых комнат помещения, развеивал сгустившийся ночной мрак. Мастерская.
      Кто или что забыл там так поздно?
      Как бы ни был велик соблазн громким и уверенным шагом показать ночным посетителям кто в доме хозяин, Анзу проявила осторожность. Аккуратно, минуя скрипучие половицы, стараясь не проронить ни звука, она достигла мастерской и, недолго думая заглянула внутрь.
      Увиденное стало вторым чудом этой ночи -- маленький мальчик, сгорбившись на табурете, тщательно отбивал кусок кожи. Пораженно замерев, Анзу протерла глаза. Акио, что раньше абсолютно не интересовался выделкой кожи, сейчас под покровом ночи занимался тем, к чему не изъявлял ровно никакого желания. И ведь старался. Мальчик пусть сидел, отвернувшись от входа, но даже так было легко заметно напряженную согнутую спину, слегка вздутые на руках вены, и слышно тяжелое дыхание. Он безусловно отдавал делу всего себя. Оставалось лишь узнать зачем...
      "Нет, -- уже собираясь окликнуть сына, отдернула себя Анзу. -- Он только заинтересовался этим. Пусть проникнется, пусть пробует".
      И довольная собой, довольная пробудившимся в сыне тяги к кожевничеству, Анзу вновь растворилась в темноте ночного коридора.
      Она тоже боялась спугнуть сына своей напористостью. Ровно, как и Манабу немногим ранее.

Примечание к части

Начинается обещанная жесть с уходом Акио. Я понимаю, это немного не то, что вы ожидали, но так должно быть. Будем надеяться, что подобное развитие событий, так же не оставит вас равнодушными.

И небольшой бонус. Используя Скромные познания в фотожабе, немного подкорректировал одну имеющуюся рожицу, чтобы она максимально соответствовала моему герою.
http://i74.fastpic.ru/big/2016/0301/00/b28e2637a6fae6739cb3e9d19ae25500.png

Книгу отзывов и предложений ищите в комментариях. Автор пропадает там же.

На сон грядущий...

   Глава тяжелая (ну по-крайней мере я пытался сделать её таковой) и неоднозначная - я вас предупредил.

      Я прозрел.
      Кошмары, вернувшиеся после глупой, самонадеянной стычки с медведем и терзающие меня с удвоенной силой, открыли мне глаза. Слова призрачных фантомов из моих снов больше не утихали с рассветом, а продолжали методично стучать у меня в голове.
      "Ты забыл нас, ты забылся в своем жалком, но уютном мирке!"...
      Чьими бы эти слова не были -- чистого разума или черной ненависти -- они были правдивы. Я слышал их постоянно, повсеместно. Цепкие, пропитанные здравым цинизмом фразы, которые по ночам в кошмарах строило мое сознание, целый день продолжали эхом звучать у меня в голове, успокаиваясь только после моего согласия с ними.
      Они все были истинны... и оттого так тяжело давались мне.
      Спору нет -- я действительно забылся в этой мирной и спокойной жизни охотника. В ней не было ничего, что могло, так или иначе, напоминать мне о другом, родном доме. Здесь я не чувствовал ни веса повисшего надо мной рока, ни постоянной опасности, ни страха разоблачения. Другие люди, другой дом, другая семья... и в какой-то момент это все меня поглотило. Поглотило, совершенно не заметно для меня самого, но явно с моего допущения.
      А ведь если вспомнить моей первоначальной целью была лишь попытка втереться в доверие к охотнику, воспользоваться им, перенять у него все самое лучшее, что он был способен дать. Манабу должен был стать для меня лишь инструментом, книгой, которую можно было прочесть и с чистой совестью поставить обратно на полку. Так почему же, услышав из уст Анзу о его состоянии, что звучало немногим лучше чем "он теперь лишь обычный инвалид", я действительно так сильно забеспокоился?
      Почему у меня в голове возник вопрос: "Как МЫ теперь будем жить"? Когда же Манабу успел стать для меня таким родным человеком? Когда эта семья умудрилась затмить собой мою настоящую мать?
      Я не знал ответа. Упустив лишь раз, вновь найти его в безднах памяти было невозможно. Мне стало понятно лишь одно -- что-то во мне, будь то темная сторона или мстительное подсознание, заметило все это гораздо раньше меня.
      И будучи недовольным, это "что-то" начало свою пытку кошмарами...
      ...Понадобилось несколько полных недель, чтобы сломить меня окончательно. Иллюзия мира и спокойствия повисшая перед глазами, сначала дала трещину, а потом и вовсе рассыпалась каскадом красочных картинок.
      Мир померк. Эмоции угасли. Серость вернулась.
      Я вновь, будто впервой, смотрел на покосившийся старый дом немолодого, искалеченного, эгоистичного охотника, на его жену, тонущую в собственном горе, что от безнадежности нашла утешение в совершенно незнакомом мальчике. Розовые очки, которые в очередной раз умудрились наползти на детскую переносицу, с треском разбились о холодную землю.
      - Не забывай, зачем ты здесь, -- шептало мне мое сознание. -- Помни для чего и ради кого ты движешься вперед.
      Я знаю. Я помню. Я не забуду.
      Эйко. Только она сейчас имела право занимать все мои мысли. Только её жертва должна толкать меня по моему пути. Только её образ должен застыть в моей голове... и только тогда, когда её смерть будет отомщена, мне будет дозволено открыть себя и кому-нибудь другому.
      Мои воспоминания -- моя мотивация. Мои кошмары -- напоминание и наказание. Мне нельзя было терять никого из них.

***

      Это не было спонтанным решением или необдуманным выбором, нет. Все происходившее являлось лишь результатом моих долгих размышлений и тщательного планирования.
      Я думал и думал много. Все знания об этом мире вновь поднялись из глубин моей памяти и я без зазрения совести зарылся в них с головой. В них была моя сила и мое спасение. Упускать их, не использовать, было бы куда большим, чем просто обычным идиотизмом -- для меня это значило только смерть.
      Темными ночами, тихо и осторожно пробираясь в мастерскую, где целыми днями пропадала Анзу, мне пришлось заняться непривычным делом -- мять и пытаться придать форму коже. И пусть теоретических знаний, почерпнутых из кратких разговоров с Анзу, явно не хватало, но я старался как никогда раньше. Сложно было переоценить важность этого проекта, ведь в данном случае от него напрямую зависела моя сохранность...
      Постепенно в голове прорисовывался план, что привёл бы меня к нужной цели с наименьшими рисками. Детали, важные моменты, пробелы в моём всезнании, возможные угрозы -- я старался учесть их все. И это было тяжело -- без бумаги под рукой, без возможности хоть как-то визуализировать примерный алгоритм или записать основные пункты, мне приходилось ежедневно и еженощно вновь и вновь проговаривать его, спасаясь тем самым от собственной забывчивости. Но это мелочь -- главное, что план был... и был выполнимым.
      Время пришло тогда, когда я вконец перестал сомневаться, когда уверенность в правильности моих дальнейших действий возобладала над совестью. Времени медлить, больше не было.
      Тем вечером я не лег спать, нет, -- лишь закрыл глаза и замер в ожидании. Сон не шёл -- он попросту не мог завладеть моим взбудораженным сознанием. Воображение так же не спало и только и делало, что уверенно подбрасывало мне возможные картины мрачного будущего, будто надеясь в последний момент сломить мою долго копящуюся решимость. Но я вытерпел. Своё решение я не изменю. Сегодня, в один из ключевых дней моей жизни, сомнения были для меня слишком большой роскошью.
      Казалось, минул не один десяток часов ночной гробовой тишины, прежде чем я позволил себе подняться и вновь прислушаться.
      Ни звука. Небольшой деревянный домик охотника тонул в безмолвии.
      Я подобрался, чувствуя, как наступает решающий момент. Сейчас или никог... Нет, только сейчас.
      Одеваться пришлось медленно, осторожно, страшась ненароком не издать лишних звуков. Кожаные штаны, из которых мне удалось уже вырасти, льняная рубаха не первой свежести, куртка с мехом вовнутрь и на несколько размеров больше нужного -- вот весь этот небольшой скарб пришлось цеплять едва ли не четверть часа. Да, сегодня мне нельзя было торопиться -- спешка с легкостью могла проложить для меня прямой путь к неприятным объяснениям. Стоило ли говорить, что только из-за необходимости избежать этого нежелательного разговора, в котором не было бы правых и виноватых, я и был вынужден проворачивать все это ночью?
      Да, мне действительно было страшно даже подумать о нем. Как я мог, смотря в глаза искалеченному по моей вине мужчине, сказать ему о том, что оставлю их? Оставлю семью, что спасла меня, взрастила, поделилась со мной знаниями и вполне справедливо имеющую право возлагать на должника любого размера надежды. Как я мог сказать охотнику, что обучал меня как своего сына, что его семье теперь грозила едва ли не голодная смерть, а все из-за моего сумасбродства? Никак!
      Я с силой, до хруста костей, сжал кулаки. Они просто не поймут! Они не знают какого мне было и какого мне сейчас! Смысл рассказывать им обо всем произошедшем, если все что я мог услышать в ответ, было бы: "Забудь, это все в прошлом..." или того хуже: "Твоя мама не хотела бы, чтобы ты умер в попытках покарать виновных"! Они говорили бы так, совершенно не представляя, что видел я и что чувствовал! Их, как бы логично это ни было, волновало бы только дальнейшее благополучие семьи. Мори, в любом случае, настаивали бы на том, чтобы я принёс в жертву свои цели и желания, во имя "семьи". А этого я допустить не мог... как и не мог оставаться во всем крайним.
      Да... пусть это не их дело, но мой выбор частично и их вина! Анзу и Манабу были повинны в том, что пребывая в тьме своего горя, они сломя голову, слепо бросились на первый попавший в них лучик света, как я был виновен в том, что позволил ослепить себя ложной родительской любовью, позволил забыть о настоящей. Каждый из нас нес свой крест...
      Но теперь-то я его скинул со своих плеч, теперь-то я видел все. Сейчас мне, сбросившему с глаз пелену из лживых родственных уз, что подобно ширме загородила мне взор, была доступна вся картина.
      Манабу, что никогда не интересовался моими желаниями, что действовал, руководствуясь лишь собственными стремлениями. Он хотел наследника -- он и лепил его как мог. Было ли ему дело до меня, моих чувств и надежд? Нет. Подобное ему безразлично, неинтересно. Он был эгоистом, вряд ли хоть раз признававшим себя неправым, привыкшим к подчинению сначала от жены, потом и от сына. И даже мой видимый возраст не был оправданием его слепой веры свою правоту, когда дело касалось моего воспитания.
      Анзу, что так потерялась в собственном горе, что с распростёртыми объятиями приняла совершенно незнакомого ей ребёнка. Мать, не справившаяся с потерей своего ребёнка, что пожелала найти ему замену и успешно, как она думала, смогла это сделать.
      Достойны ли эти люди моей жертвы? Нет. И только потому я уйду.
      Уйду тихо, без прощаний и слез.
      Уйду так, что навсегда врежусь в их память, навсегда останусь в ней не тенью погибшего сына, а пусть сволочной, но все же личностью.
      Уйду, преследуя собственные цели и повинуясь лишь собственным желаниям.

      Небольшая котомка, под завязку забитая сменной одеждой и небогатым провиантом и уже несколько дней как томящаяся в глубинах стенного шкафа, наконец-то была извлечена из-под груды соломенных матрасов. Проверив и перепроверив ее содержимое еще раз, я, раздираемый противоречивыми чувствами, вновь нырнул обратно в шкаф -- там оставалось то, во многом из-за чего мой запланированный уход так запоздал. Долго искать не пришлось -- найти этот предмет труда не составляло. Несколько волнующих мгновений и вот на моих руках уже покоился недлинный, неправильной круглой формы сверток из ткани и животных шкур. Я держал его непривычно бережно, боясь даже слегка сдавить или, не дай бог, уронить на пол. Наверное именно так родители держали своих детей -- нежно, осторожно, с любовью и придыханием.
      Это был он -- обклеенный медвежьими сухожилиями и компактой костей, обмотанный плотной кожей и с рогами, увенчанными внушительными клыками зверя, - лук, вывернутый наружу плотно держащимися белесыми волокнами. Это был он -- моя гордость, надежда, и едва ли не мечта.
      Еще тогда, впервые увидев его не в деле, но готовности, я был потрясен его красотой и грацией. Его правильные и абсолютно симметричные изгибы, получившиеся лишь благодаря кропотливому труду Манабу, что отбивал и аккуратно раскладывал белесые волокна сухожилий по спине будущего лука, приковывали взгляд, едва ли не гипнотизируя; его удобнейшая, но немного неровная рукоятка, которую я лично выточил лишь со второго десятка кусков дерева; его рога, с аккуратными лунками для тетивы -- все это так сильно запало мне в душу, что у меня редко когда получалось не задержать на нем взгляд. Находясь с ним в одном помещении, я любовался этим творением буквально каждую свою секунду, но только до тех пор, пока его не покрыли кожей.
      Ведь тогда же и рухнули мои надежды прикоснуться к этому произведению искусства. Ведь тогда же Манабу с ехидной ухмылкой объявил, что луку требуется настояться, скрепиться эдак с годик-полтора. И я склонил голову, пряча досаду и злость... у меня попросту не было, такого количества времени.
Наверное, тогда именно нетерпение сыграло свою решающую роль. Пожираемым им, вечером дня своего планируемого ухода, мне, почти насильно подталкиваемому желанием обладать этим луком, пришлось пробираться в сухой темный сарай, и выкрадывать оттуда ожидающее меня оружие...
      И теперь, держа в руках мечту своей прошлой жизни, я потихоньку понимал, насколько же мне повезло, что именно Манабу нашел меня тогда в лесу. Он единственный кто кроме матери дал мне столь много: начиная от крова и пищи, заканчивая знаниями и оружием. И пусть он и был не идеален, но не быть ему благодарным у меня не получа...
      Стоп. Усилием воли я загнал не законченную мысль поглубже в черепную коробку. Она не должна была увидеть свет. Одним лишь своим присутствием этот шальной взрыв нейронной активности мог подорвать всю мою накопленную решимость. А этого не должно было произойти. Мне требовалось взять себя в руки, сосредоточься на том, что действительно важно. Сосредоточься на последней, вынужденной подлости по отношению к этой пусть и не идеальной, но достойной семье.
      Извини, Манабу, но как ни крути, моему луку нужна была тетива.

***

      Он не просыпался, а лишь просто открыл глаза. Эта ночь была не для сна.
      Мужчина неторопливо и осторожно повернул голову, скосившись на сопящую рядом любимую женщину, в страхе разбудить и её.
      "Прошло уже столько времени, а она по-прежнему прекрасна", -- промелькнула неестественная для него мысль. Мужчина улыбнулся. В горе ли, в счастье, но она всегда находила в себе силы оставаться рядом, поддерживать в тяжелых ситуациях и решать немногочисленные проблемы, уже только этим заслужив безграничное уважение. А ведь была еще и любовь и преданность...
      Неудивительно, что испытывая такую гамму положительных чувств, ему было так тяжело покидать её в ночи. Но как бы не было сильно его желание и дальше оставаться в кровати со своей избранницей, оно все равно не могло перебороть непреклонную необходимость.
      Он должен идти.
      С трудом высвободив плечо на котором с видимым удобством покоилась голова его любимой, мужчина приступил к коротким сборам.
      "Веду себя как ребенок, -- недовольно поджал губы он. -- Мог ведь и по нормальному объясниться..."
      Нет, не мог.
      В последний раз обведя комнату взглядом, удостоверившись, что не забыл ничего нужного, он слегка страшась вновь посмотрел на красивую женщину, что сейчас уже свободно, ни чем и ни кем не стесненная, лежала на двуспальной кровати.
      -- До встречи, -- прошептал мужчина, склонившись и поцеловав её в макушку. Теперь можно было и в путь...
      -- Выкинешь такой фортель в следующий раз, -- уже на подоконнике застал мужчину раздраженный шепот со стороны кровати, -- и тебе лучше уже не возвращаться. Попрощаться он нормально не может...
      Будучи неготовым к такому повороту, мужчина замер, не зная как поступить и чего ждать. За весь свой долгий увольнительный месяц в деревне он, не представляя, как будущая жена отреагирует на новость о его возвращении на фронт, так и не решился поднять эту тему. Шиноби предпочел побег -- простой и не обременительный способ решения этой проблемы, но даже и здесь умудрился сплоховать. И теперь, прекрасно зная характер своей избранницы, мысленно приготовился к разносу...
      -- Без... Без славы и победы... Главное, просто вернись... -- раздался тихий шепот, не привыкшей к демонстрации своих слабостей, смущенной и взволнованной женщины, взбодривший мужчину сильнее крика многотысячного войска.
      Он резко повернулся, озорно подмигнул встревоженной, но такой милой в своей сонливости Кровавой Хабанеро, и, улыбнувшись, исчез, оставив после себя лишь громкое эхо одной единственной фразы:
      -- Я вернусь уже Четвертым!

***

      -- Интересно, -- задавалась глупым и бессмысленным вопросом Мей, выглядывая из пышной кроны дерева, на котором же и стояла. -- Я что, единственная, кто не спит этой ночью?
      Мей была возмущена. Ночная миссия, или скорее уж экзамен за авторством не самой ответственной наставницы, решившей в очередной раз лишить её заслуженного сна, оказалась практически фарсом. Девушка, державшаяся лишь надеждами на хорошую стычку, была разочарована -- лагерь, что предстояло зачистить ей с Ринго, казался абсолютно беззащитным: спящие караульные, не прикрытый, пусть и почти погасший костер, полное отсутствие каких-либо охранных или сигнальных механизмов. Три небольшие военные палатки, не скрываясь, светили своими эмблемами, едва ли не пальцем указывая на принадлежность к Ивакагуре.
      "Не ловушка ли это?" -- спрашивала себя Мей, не понимая как в военное время можно было быть такими беспечными. Создавалось впечатление, что перед ней был не отряд обученных убивать шиноби, а несколько сельских жителей, выбравшихся на пикничок. Это было так... несерьезно?
      Долго сокрушаться Мей не дали -- где-то в стороне крикнула совой наставница, призывая молодую ученицу к действию.
      -- Да-да, приступаю, -- едва слышно прошептала девушка, с явным нежеланием перехватывая короткий танто поудобнее. Ну не любила она холодное оружие, что тут поделать? Какой был смысл рисковать, или скорее подставляться, влезая в ближний бой? Не лучше ли изводить противника издали, изнуряя его и ломая боевой дух? "Конечно, лучше!" -- сказала бы девушка, считая свою позицию единственно верной.
      Вот только если сама Мей и предпочитала отсидеться в задних рядах, поливая врагов своими мощными, труднопреодолимыми техниками, то у Ринго на этот счет было другое мнение. С первых же дней знакомства, эта сама себе на уме девица, с упорством барана и слепотой крота вбивала в Теруми основы кендзюцу и сайренто кирингу. И пускай Мей не была против этого, рассматривая новые знания как полезные, пусть и не обязательные, но и от развития своего основного направления так и не отступила. Все-таки не лежала у неё душа к мечу и работе с ним.
      И вот после года напряженной работы, Ринго наконец-то решила увидеть результаты своих трудов, не скрывая намерение в случае неудачи бросить неперспективную ученицу. Мей и не думала злиться на бездушного учителя -- понять можно было и её. И вправду, какой толк тратить свои силы и время на неперспективного ученика, если в любом случае он не оправдает даже самых скромных ожиданий? Не лучше ли найти того, кто со всей отдачей продолжит дело своего наставника, унаследовав как его дух, так и мастерство, того кто продолжит путь начатый мастером.
      Мей такой не была, хоть и умело это скрывала, стараясь лишний раз не демонстрировать свое отношение самой Ринго. Все знания, что она получала от своей наставницы, не были для неё основой, не были тем, на чем базировался бы весь её стиль боя. Нет -- лишь дополнение, лишь приятный бонус и полезное знание в ее и так богатом арсенале способностей. Мей не хотела ограничиваться лишь мечом, ведь её цель самой была куда выше, чем простое становление одной из семерки убийц из Кровавого Тумана... и чем раньше это поймет сама Ринго, тем лучше будет для них обеих.
      Очередной, чуть более резкий, чем первый крик совы застал Мей уже в прыжке с дерева.
      "Слышу, знаю, начинаю", -- все так же тихо пробурчала девушка, недовольная нетерпеливостью своей наставницы. Уж кто-кто, а именно она как никто другой должна была понимать насколько в их деле важны расчёт и неторопливость. Спешка -- прямой путь в могилу.
      Два движения и печати сформированы, две полмысли и знакомое чувство тяжести вновь разлилось по телу, насильно успокаивая вечно бушующий поток чакры. Подавив глубокий вздох, едва не вырвавшийся из-под плотно сжатых девичьих губ, Мей резко открыла мигом потяжелевшие веки. Легкое головокружение, вызванное все еще непривычными ощущениями, прошло столь быстро, что даже самый проворный враг не смог бы воспользоваться этим мгновением. Оправившись, девушка машинально подняла к глазам будто прибавившую в весе кисть.
      "Все еще не привыкла", - Мей, несмотря на значительный прогресс, все еще оставалась недовольной. И это с учетом того, что каких-то несколько недель назад в подобном состоянии из-за дико неприятных ощущений она не могла не то что на бой идти, но и куная в руке удержать -- мышцы, грозясь порваться, натягивались до предела, кости будто распирало изнутри, а кажущиеся оголенными нервы жгло каленым железом. Теперь же после упорной и усердной практики от всего этого не оставалось и следа... только лишь легкое головокружение. И даже при столь значительном прогрессе и искренних похвалах Ринго, Мей оставалась собой недовольной. В этом плане она оставалась максималисткой -- либо идеально, либо никак. Не то, чтобы её это беспокоило, но...
      Вражеский лагерь встретил Теруми подозрительным, пугающим спокойствием. Не было ни тихой переклички караульных, ни громкого треска костров, ни обычной для этого времени ругани отдыхающих после тяжелого дня вояк. Не было ничего. И если мгновение назад, при взгляде с дерева, это и казалось подозрительным, то теперь и вовсе вся интуиция девушки буквально вопила об опасности. Ведь так попросту не могло быть на войне.
      Мей подобралась, удвоила внимание и до максимума обострила свои чувства, готовясь сунуть голову в петлю. Для нее, считавшей, что даже один шаг назад влек за собой все остальные, отступление было недопустимым. И только потому она не намеревалась пасовать даже перед лицом возможной ловушки.
      "Будем исходить из того, что враги уже настороже, " -- концентрируясь на поставленной задаче, решила Мей, в миг отодвинув в сторону эмоции и вносящие лишь сумбур чувства. Ей нельзя было отвлекаться -- любой просчет мог с легкостью привести к ее же смерти или, что хуже, к позору всех шиноби -- пленению.
      А этому не бывать!
      Мей не торопилась. Она шла медленно, максимально легко ставя стопу на землю. Её глаза тщательно осматривали округу, в поисках даже малейших признаков опасности. Она верила словам своей наставницы, которая утверждала, что в такие моменты её можно было заметить только лишь глазами -- техника, так сильно отяжелившая все тело, заботилась об остальном.
      Крайняя к лесу палатка приближалась, заставляя Мей все сильнее волноваться -- во вражеском лагере по-прежнему царствовала могильная тишина. Для неё, даже в собственной деревне находившейся в постоянном напряжении и ожидании внезппной атаки, вся эта ситуация казалась неестественной и сюрреалистичной.
      "Это ловушка!" -- буквально вопило чувство тревоги, но Мей его не слушала. Слегка трясущееся лезвие короткого танто, решив не дожидаться очередных сомнений, уже протиснулось меж двух тряпочных дверей, закрывающих узкий проход. Глаза боятся, руки делают.
      "Вот сейчас и узнаем, ловушка ли это", -- про себя усмехнулась девушка, с трудом выдавив улыбку...
      ...Молодой мальчишка, не сильно старше самой Мей, сладко посапывал на груде походных рюкзаков сложенных в кучу у самого входа. Одетый явно не для сна, с полным набором вооружения и тревожным, не малого размера колокольчиком, привязанного к запястью тонкой металлической цепочкой, он совершенно точно находился не на своем месте. Спящий караул в самый разгар военных действий, что может быть безответственней?
      "Прости, что так вышло..." -- мысленно произнесла девушка скорее ритуальную, чем необходимую фразу, прежде чем слитным движением не воткнуть танто поперек горла незадачливого бойца, ломая позвоночник и перекрывая гортань, не допуская даже легкого выкрика. Веки мальчишки дернулись, но так и не открылись.
      Обратный ход лезвия показался Мей куда более тяжелым -- не было той легкости, с которой он прошил врагу шею. Вторая рука, что в момент удара крепко схватила мальчишку за запястье, опасаясь случайного тревожного звонка, аккуратно размазала по лицу редкие кровавые брызги. Вот и еще одна причина, почему Мей так не нравился ближний бой -- кровь и грязь, что после каждой стычки въедались в кожу и одежду. И если с себя все это не сложно было смыть, то вот форму приходилось менять едва ли не после каждой миссии.
      Одни убытки.
      Итак, с одним покончено. Начало положено.
      Короткий танто беззвучно рассек воздух, окропив тело мертвого мальчишки его же кровью. Больше он Мей не интересовал -- её ждали шесть целей, мирно спящих в спальных мешках.
      Первый разрез был уверенным и точным -- от уха до уха, задевший и яремные вены, и сонную артерию. Мгновенная и скорее всего безболезненная смерть.
      Второй.. третий...
      Мей старалась не смотреть на лица убитых, но глаз то и дело срывался. Будь то праздное любопытство или профессионализм -- не важно. Имело значение лишь то, что в раскинувшихся на тонких матрасах жертвах она не видела тех самых ради кого она сюда явилась -- вражеских шиноби. Нет. От её руки умирали лишь беспомощные мальчики и девочки возрастом лишь на несколько лет больше её самой. Во всем их виде не было ни напряженности, ни настороженности, присущих уже познавшим войну бойцам, на их лице еще не отпечаталась боль и ответственность за всех ими убиенных. Лишь детская невинность и наслаждение сладким сном. Сном, который c её легкой подачи обращался вечным.
      Четвёртый... пятый...
      Жертвы не менялись, руки не тряслись, воля не ломалась. На этой бойне Мей держалась молодцом. Под тусклый блеск новеньких протекторов она продолжала резать вброшенных в этот пустой конфликт едва только окончивших академию генинов.
      Все хорошо.
      Шестой.
      Руки тяжело опустились, голова, будто не желая созерцать результаты своих деяний, наоборот высоко задралась. Все сошлось, все стало ясно.
      Вот почему все было так просто, вот почему именно на это задание Ринго послала её одну. Тут не было угрозы, тут не было врагов, тут было лишь испытание, которое ей необходимо пройти. Сможет ли она убить не как тогда на арене, где смерть брата от её руки была лишь спасением и избавлением, а по простой необходимости?
      Смогла. Здесь и сейчас она вершила судьбы этих неопытных юнцов лишь по приказу, лишь во имя собственной деревни. Отстранено и методично. Но стоило ли ей этим гордиться? ..
      Легкого шороха со стороны входа, завешенного куском ткани, хватило, чтобы прервать все ненужные для задания мысли. Лишь одно мгновение и девушка вновь собрана, вновь готова вершить свое правое дело.
      -- Рю, -- раздался тихий женский шепот за отодвигаемой занавеской. -- Вставай! Твоя очере...
      И в тот же миг как голова новоприбывшей девушки показалась из-за куска ткани, небольшая ладошка Мей уже зажала ей рот. Их лица повисли друг напротив друга, распахнутые в удивлении глаза пересеклись со ссуженными...
      -- Ммм... -- успела только протянуть молодая девушка, прежде чем танто, обильно смазанный кровью её товарищей, не прочертил по шее и ей.
      -- Тсс... -- внезапно вырвалось у Мей, с каким-то стыдом наблюдая за расширяющимися зрачками совсем еще молодой куноичи. -- Все хорошо...
      Мей не врала. Она действительно так думала, действительно так считала. Её быстрый и скорее всего почти не ощутимый удар, навсегда огородил эту девушку от мук и боли будущего. От будущего, которое девушка еще не познала и больше уже не сможет. Она спасла её.
      "Все хорошо, -- уже про себя, и возможно даже для себя, повторила Мей. -- Надо продолжать".
      Да, нужно. Нельзя было замирать над телом пускай юного, но все же врага -- надо переступить через него, постараться забыть его и двигаться дальше.
      Да... Ведь её ждали еще две палатки...

      ... перед третьим тряпичным входом Мей заметно нервничала. Физически измотанная острожным ходом и нещадной техникой, морально уставшая после череды однообразных убийств беспомощных выпускников, она уже не была столь уверена в собственных силах. А та мысль, что посетила её голову совсем недавно, лишь сильнее давила на сомнения девушки.
      -- Генины не могут ходить без наставника, -- неожиданно вспомнила она негласное правило всех какурезато, в очередной раз, задумавшись об общей легкости порученной ей миссии. Вспомнила и застыла.
      Среди убитых ею точно не было никого, кто хоть отдаленно тянул на командира этого небольшого и необученного отряда -- не вышли ни возрастом, ни умениями и рефлексами. Куда уж там, Мей даже не могла представить себе хоть мало-мальски опытного джоунина, которого можно было бы застать врасплох во время сна.       А значит...
      А значит, что в последней палатке находился тот, кто и доставит ей наибольших проблем. Ей, измученной и уставшей...
      "Черт!" -- про себя ругнулась Мей, прекрасно понимая, что встречу со следующим противником, она могла попросту не пережить.
      Холодные ручейки страха поползли по венам молодой куноичи. Ставшие свинцовыми руки расслабились, лишь чудом удержав резко потяжелевший танто. Обессиленная Мей чувствовала, что была не готова к такой битве. К битве, возможно вовсе и не нужной, при вырезанной-то большей части отряда. Может, уже можно было считать миссию уже выполненной? Может, ей уже можно было вернуться? ..
      "Нет! -- буквально взвыла её натура -- Не прикрывай свою трусость! Борись с ней! Ни шага назад!"
      Неуверенность, постепенно наполняющая сердце девушки в один миг сменилась если не презрением, то уж точно полнейшим безразличием к собственной жизни. Нет, она не повернет назад! Решение, принятое еще тогда, перед пустым взором мертвого брата, не позволит ей этого. Только вперед. Вперед до самой смерти.
      Вновь поселилась сила в ноющих руках, голова вновь очистилась от панических мыслей, окровавленный танто вновь приготовился к новой порции крови. Мей ожидал последний и возможно сильнейший её враг ...
      Едва заметно дернулась ткань на входе, пропуская в палатку скользнувшую ужом фигуру девушки. Её глаза уже привыкли к темноте, её шаги были не слышны, её дыхание беззвучно, на её стороне была неожиданность -- всеми своими действиями она старалась поднять свои шансы на успех. Именно так -- все или ничего...
      Вот только удача решила посмотреть в другую сторону.
      Стоило только темноте палатки полностью заполнить взор юной куноичи, как едва различимая тень в в глубине помещения резко дернулась. Раздавшийся следом шелест разрезаемого воздуха, сложно было попутать с чем бы то ни было. Резкий перекат в сторону оставил позади звук разрываемой кунаем ткани, а следующий без промедления за ним рывок, в одно мгновение сократил и так небольшое расстояние до врага. Мей хотела закончить бой быстро. Танто, занесенный для удара еще в момент низкого старта с тряпичного пола, с силой опустился на голову вражескому шиноби...
      Звон столкнувшихся лезвий едва не оглушил, уже готовую к предсмертному хрипу противника, девушку. Жесткий блок чудом не выбил оружие из её рук, которое она смогла удержать лишь ценой диких усилий.
      "Назад! -- возопили инстинкты и отработанные долгими боями с наставницей рефлексы. -- Разрывай дистанцию и вновь бросок!"
      Мышцы на ногах напряглись, уже готовясь отбросить Мей от стойкого неприятеля, как внезапная вспышка боли, раскаленной иглой пронзила её неподготовленное сознание. Правая рука, что стальной хваткой сжимала рукоять танто, едва ли не взорвалась от охватившей её агонии. Клинок, служивший ей верой и правдой уже не первый год, глухо упал на мягкий тряпичный пол.
      Почти ослепшая от боли Мей грузно приземлилась в нескольких метрах от своего противника. Баюкая два неестественно вывернутых, агонизирующих пальца на руке, девушка отчаянно пыталась вернуть ясность, как глазам, так и мыслям. Удавалось это дело слабо -- враг оказался куда сильнее, чем она могла рассчитывать. А уж маневр, что выкинул этот неизвестный, оценила бы даже Ринго.
      Ситуация складывалась плачевная. Лишенная оружия и, по вине недееспособной руки, возможности сложить хотя бы одну примитивную печать, Мей чувствовала себя как никогда уязвимой. Ей нужно было срочно что-нибудь придумать, иначе...
      Шелест разрезаемого лезвием воздуха повторился, но среагировать теперь Мей уже не смогла. Повторно брошенный кунай без труда прошил защитную жилетку и глубоко увяз в ее плоти. Сила броска была такова, что хрупкое тело Мей, разрываемое от боли как в правой руке, так теперь и в противоположном плече, буквально отшвырнуло к брезентовой стене палатки.
      "Терпи! -- чувствуя поднимающуюся злость, кричала на себя девушка. -- Терпи и думай!"
      Новое ранение, что должно было окончательно сломить её, будто наоборот, своей болью оттенило потерю пальцев одной руки, так сильно ошеломившую куноичи немногим ранее. Боевой дух воскрес, вернув и желание сражаться.
      Не пролежав на полу и краткой секунды, Мей рывком вскочила на ноги и, пошевелив левой рукой, что, несмотря на торчащий в плече кунай, слушалась вполне сносно, довольно оскалилась:
      -- От этого и попляшем.
      -- Лучше бы тебе остановиться, дура, -- раздался в ответ ей до боли знакомый голос, сопровождаемый резкой вспышкой света. -- Иначе покалечу еще сильнее.
      Мей застыла, шокировано уставившись на раскинувшуюся перед глазами картину. На какой-то миг, в попытках осмыслить то, что она сейчас видела, девушка умудрилась даже забыть о собственных ранах.
      По центру комнаты, вольготно расположившись на явно мертвом мужчине, почти с нежностью опираясь на один из мечей Киба, на пол лезвия увязшем в теле вражеского командира, восседала хмурая как никогда Ринго. Другой клинок, с фонарем каким-то чудом висящим на его острии, был небрежно перекинут через плечо.
      Боль исчезла. Исчез и задор, и азарт. Исчезло все, что так или иначе не было связанно с явно раздраженной наставницей. Мей, привыкшая к несерьезной, шутливой и задиристой Ринго, сейчас смотрела на неё так, будто видела впервые в жизни. От прошлой игривости не осталось и следа. Только горечь и тонна недовольства, направленные точно на неё -- её воспитанницу.
      Меч с неприятным хрустом вырвался из груди мертвого мужчины, окропив пол брызгами еще теплой крови. Фонарь бесшумно сорвался с острого лезвия и, глухо ударившись об тело вражеского командира, вновь погрузил всю палатку во мрак. Ринго поднялась.
      Ослепленная неожиданно вернувшейся темнотой Мей не видела наставницы, не слышала ее шагов, не чувствовала возмущения воздуха за ней, но откуда-то все же знала, что та покинула место их глупой схватки. Покинула, оставив после себя лишь кровь, боль и тихую, полную разочарования фразу:
      -- Ты провалилась.

***

      Темное время суток более не пугало меня, скорее даже наоборот -- его поддержка была ощутима. В этой жизни для меня, наделенного едва ли не всевидящими глазами, более не существовало того, что люди любили называть "страхами в ночи". Здесь темнота не имела надо мной власти.
Именно благодаря Бьякугану я мог не таясь передвигаться по ночам, не испытывая при этом ни малейшей опасности. Тракт, его окрестности и даже небольшой лесок, расположившийся чуть в стороне -- все это захватывал радиус моей обозримой сферы даря мне ощущения безопасности и спокойствия.
      Я шел быстро, не скрываясь, желая поскорее добраться до своего первого пункта назначения -- порта Корто, города, которых так часто посещал мой хорошо знакомый охотник. Пускай, самому побывать в нем ранее мне не удалось, но найти его было не сложно -- дорога была всего одна.
      Я шел быстро, радуясь, что благодаря своим частым походам по лесам, мне можно было позволить себе подобные путешествия, даже несмотря на свой юный возраст и неокрепшее тело. Сомневаюсь, что смог бы осилить его раньше, без тех изматывающих занятий с Мана...
      Легкий прыжок, необходимый для того, чтобы сбить себя с мысли, и я вновь продолжаю свой путь. Теперь, правда, уже под легкий перезвон медных монет у себя в котомке... Чёрт.
      Стыд.
      Раскаяние.
      Как бы я ни старался отгородиться от этой парочки, она вновь и вновь меня настигала, не отпуская и продолжая истязать мою память. Будто вирус, искали или ожидали любую брешь, чтобы вновь прорваться и начать гадить. Я старался принять их, сжиться с ними, смириться, но нет, не получилось. Слишком сильны они были, слишком горькими были куски воспоминаний, зарытых мною в глубине памяти и нагло вытащенных ими на поверхность...
      ...будоражащий воображение запах коптящегося и вяленого мяса, нанизанного на металлические пруты, ожидающего своей очереди для отправки в подвалы...
      ... сладкий перезвон медных монет и завораживающий хруст бумажных купюр, припасенных на черный день...
      ... и громкий, подобно выстрелу треск красивого лука, что пожелал сломаться, но не расстаться с собственной тетивой...
      Солоноватый вкус собственной крови и боль в укушенной руке вновь вернули меня из черных, но таких ярких воспоминаний. Тоска и щемление в груди, так же спасовав, пропали, будто их и не было вовсе.
      Я справлюсь. Я смогу. Я решил...
      ...и я не вернусь.
      На горизонте наконец-то замаячили первые крыши домов небольшого торгового порта Корто. Вот оно -- мое спасение от тяжких дум и воспоминаний. Вот оно -- начало моего путешествия.
      Саднящая, прокушенная рука уверенно нащупала на поясе плотную и крепкую кожаную маску. Мои глаза должны остаться лишь моими.

Примечание к части

Эта глава в первую очередь оказалась тяжелой именно для меня - писать её это сущие муки ада. Надеюсь, что смог передать все так, как и задумывалось.

Как она вам? Какого Ваше отношение к главное герою и его поступкам? Понимаете ли вы его, принимаете ли?
Пишите - мне будет интересно)

Ну и для тех, кто не знает что такое "Турецкий лук" - http://samlib.ru/img/r/ranaros/posledamswoejudachi/ker.jpg
Ну и то, что в самом конце Акио натянул на свое покореженное личико - http://samlib.ru/img/r/ranaros/posledamswoejudachi/akio-maska2.png

Первые шаги.

         Темное полотно над головой, луна, яркие звезды... Такое похожее на привычное мне небо, как ни крути было все-таки чужим. Такая похожая на привычную мне растительность и живность так же были частью чужого мне мира. Мира, на который я не имел ни малейшего права. Мира, в котором я, ни смотря ни на что, включая свою чуждость, продолжал жить.
      Так что заставляло меня, впрочем, как и любого другого человека, двигаться вперед, невзирая на любые невзгоды? Что заставляло нас прокладывать свой путь? Надежда, цель, стремление, эгоизм или забота? Возможно. Подобных движущих факторов было неисчислимо много и не было среди этого множества ни одного неверного. Каждый их них, так или иначе, принуждал к действию, заставлял идти, преодолевая всевозможные препятствия.
      Движение -- жизнь, а жизнь есть все. Прогресс, рост, познание, развитие -- все это вызвано им, желанием не стоять на месте.
      Мною двигала месть -- темная сторона светлых радостных мгновений, желание разрушения, но не созидания. Именно она толкала меня в спину, заставляя придумывать и воплощать в жизнь планы и проекты, именно она была моей первой и, надеюсь, далеко не последней целью, именно она оправдывала любые совершенные подлости на моем пути.
      Да, в момент ухода из дома Мори у меня был тот самый, хорошо продуманный, как я сам считал, план дальнейших действий. Он казался мне идеальным -- сложно было придумать хоть что-нибудь, что ломало бы задумку в целом. Все проблемы и препятствия, которые все же рождались силами моей фантазии, казались такими натянутыми и надуманными, что невольно вселяли лишь уверенность в нем. Уверенность, как показало время, слепую и необоснованную. Подвела ли меня фантазия, или отсутствие фанатического упорства, или несерьезное отношение к продумыванию деталей, но факт оставался фактом -- с первыми, же проблемами я столкнулся уже у первых домов небольшого, но кажущегося мне громадным порта.
      Что для человека, совершившего ряд подлостей в отношении приютившей его семьи, обокравшего её и бросившего едва ли не на голодную смерть, должно было быть в приоритете при побеге? Поиски нового жилья, источника заработка? Нет. В приоритете должен был быть сам побег -- как можно быстрее, в кратчайшие сроки оказаться так далеко от столь памятных мест, как это только возможно. Любая потраченная зря минута приближала бы то, от чего беглецу и приходилось бежать.
      И я бежал. Бежал боясь не погони, а повторной встречи с обманутым охотником.
      Уже не помню, когда мне впервые на ум пришел корабль, но закрепился он там крепко. Быстрый, безопасный и, что более важно, доступный -- не это ли идеал? Я знал, что порт в нескольких часах моего хода с радостью предоставит мне все необходимое -- начиная от таких нужных географических карт, заканчивая и судном с нетребовательным капитаном, готовым за звонкую монету подбросить меня до следующего города. Свободный от государственных границ и не облюбованный шиноби способ перемещения, державшийся в отдалении от разворачивающейся войны -- что в моем случае могло быть лучше? "Ничего, " -- отвечал я и продолжал развивать именно это направление... совершенно забыв учесть время суток и еще один немаловажный фактор.
      Ночь. Так уж вышло, что при всем "тщательном" планировании побега я совсем забыл учесть именно её. И вот теперь, столкнувшись с первыми проблемами, пожинал плоды своей глупости. Город, который должен был дать мне столь много, встретил меня пустыми улицами, кое-как освещаемыми масляными фонарями, да темными окнами немногочисленных магазинов. По дорогам не катались направляющиеся в порт навьюченные караваны, желающие переправить свои товары морем, не бегала малышня, выпрашивающая пару монет, не галдели ушлые торговцы, заманивая к себе мимо проходящих. Только лишь редкие и явно подвыпившие бродяги шатались от одной обочины к другой.
      Плохо, все это было плохо. Для меня, не представляющего даже в какой стране он находится, этот город должен был стать источником многих ответов, толчком, который направил бы мой путь дальше, но, ни как не очередной проблемой, требующей немедленного решения. Получилось, как получилось -- теперь я мог лишь стоять посередине пустой улицы и судорожно прикидывать все возможные действия...
      -- Эй, малыш! -- раздался грузный мужской голос, едва ли не над самым ухом. -- Ты что тут забыл?
      Я, задумавшись до такой степени, что перестал обращать внимание на все окружающее, с трудом удержал громкий выкрик -- за мной, держась за столб с фонарем, стоял мужик, побитый как годами, так и кулаками. Расползающийся от него запах, его вид буквально вопили о том, что тот был недавно выпнут из какого-нибудь питейного заведения.
      -- Тебя не касается, -- как можно ровнее отвечаю я, делая несколько шагов от него, -- иди куда шел.
      Но нет. С прыткостью, которой не ожидаешь от подвыпившего и избитого мужичка, он, в два шага оказавшись рядом со мной, с силой схватил меня за правое плечо.
      -- Детям нельзя бродить по ночам! -- проснулся в пьянице праведник. -- Где ты живешь?
      "Вот же пристал!" -- проскользнула раздраженная, так и не озвученная мысль. Я молчал, в уме прикидывая, как можно было безболезненно отделаться от этого навязчивого мужичка.
      -- Эй! -- вновь протянул он, делая один шаг навстречу мне. Больше я ждать не стал, и не намереваясь вести душевные беседы с невменяемыми людьми, с силой опустил собственную пятку точно на открытый носок его сандаля.
      Раздавшийся глухой вскрик мужчины стал для меня сигналом к побегу. Резко дернув плечом, я уже приготовился скрыться в переулке, когда ключицу пронзило острой болью. Хиленький на вид пьяница вцепился в меня воистину мертвой хваткой.
      -- Ах ты, ублюдок! -- гневно вскрикнул он, от души размахнувшись свободной рукой...
      Только тут, только смотря на гиганта с занесенной для удара рукой, до меня действительно дошло осознание того, насколько же маленьким я все же был. Его мозолистая ладонь, что с легкостью закрыла бы собой все мое лицо, казалась едва ли не самым настоящим орудием убийства... и она приближалась. Медленно, будто в замедленной съемке я видел каждый миг её движения, каждое биение жилки на её запястье, каждый напряженный мускул. Видел и знал, что все это движется в мою сторону.
      Страх помог мне, страх заставил мое тело двигаться -- пропустив над головой резкую пощечину, я что есть мочи толкнул и так потерявшего равновесие мужчину... Глухой стук тела об каменную брусчатку догнал меня уже в переулке.
      Ноги, будто живя собственной жизнью, сами несли меня по темный улицам ночного города, руководствуясь лишь единственным желанием -- оказаться как можно дальше от первой неприятной стычки. Бездумный, слепой бег без оглядки. Лишь тогда, когда частота моего дыхания сравнялась с биением сердца, я позволил себе остановиться. Помня недавний горький опыт по появлению внезапных собеседников, максимально сосредоточившись на окружении, я устало сполз по каменной стене забора, пытаясь отдышаться, насколько позволяли загнанные легкие. Держаться на ногах сил попросту не было -- осознание того, как же сильно я на самом деле опростоволосился буквально лишало меня опоры. Это ж надо, так! Чего стоят постоянные напоминания себе же о моем детском теле, если я даже не признаю этому значения? Ничего! Даже задаваясь вопросом: "И что этот пьяница ко мне прикопался?" -- меня осенило далеко не сразу...
      Я ребенок! Как был глупо это ни звучало, но все мои задумки рушились под гнетом этого одного единственного факта. При всем тщательном продумывании дальнейших действий, я забыл учесть лишь этот самый фактор -- реакцию окружающих на ребенка, их отношение ко мне. Ведь действительно, как мог семилетний ребенок купить у капитана судна свою перевозку не то, что без страха быть ограбленным или проданным в рабство, а хотя бы не боясь лишних, явно неудобных для себя вопросов? Я с трудом представлял себе такого дурака, что без подозрений и расспросов взял бы на свой борт такого пассажира. А ведь все это касалось далеко не только корабля и средств передвижения. Владельцы гостиниц, продавцы магазинов, охрана у входа в крупные города и деревни -- какова была бы их реакция на мои любые поползновения в их сторону?
      Мне было паршиво. Сидя на холодном тротуаре, обхватив свою голову руками, я боялся собственного отчаяния. Боялся того, что уже в самом начале своего пути буду сломлен этим неприятным и зачастую непреодолимым чувством. Я сидел, пытаясь уловить в себе хоть самые слабые нотки этой напасти... и, к моей радости, не мог. Ведь, как ни посмотри, причин для отчаяния попросту не было.
Да, юный возраст моего тела в очередной раз неплохо меня подставил; да, это создавало дополнительные трудности; да, он неслабо ограничивал меня в возможностях..., но это было не столь важно. Главное, что я, не смотря ни на что, оставался собой. Главное, что этот юный возраст не мог отнять то, что делало меня мною -- чистый разум, полную лжи и фантазий голову и разумеется послезнание. А имея такие карты на руках, я мог сыграть на равных с любым соперником.
      Больше сидеть было нельзя -- дорога каждая секунда. Сейчас был тот момент, когда мне просто необходимо был преодолеть даже непреодолимые препятствия -- слишком уж много поставлено на кон. Каждая минута задержки приближала столь опасный для меня рассвет, на фоне которого маячил силуэт знакомого охотника. Манабу, что мог проснуться в любой момент не станет медлить, обнаружив пропажу сына, личного имущества и денежных сбережений. Надо было уходить, как можно скорее. К моменту как Манабу доберется до этого города... меня уже не должно тут быть.
Пирс, к моему счастью, не пустовал. Большое двухмачтовое торговое судно, пришвартовавшееся около одного из причалов, покорно принимало на себя большую порцию новых товаров. Грузчики, обливаясь потом несмотря на прохладную ночь, по одиночке или парами пересекали водную гладь по трапам, перенося крупные ящики забитые неведомым мне товаром. Матросы в последний раз перед отплытием надраивали палубу до блеска, попеременно матерясь на бесцеремонных носильщиков, портящих результаты их тяжкого труда, а чуть в стороне, взирая на все это безобразие, негромко переговаривались два грузных мужичка.
      -- Аккуратнее! -- вдруг вскричал один из них, видя как оступившийся грузчик своей поклажей едва не пропахал глубокую колею в мостовой. -- Не коровье дерьмо везем! Разобьешь, продам тебя в уплату!
      Провинившийся молодой, но крепкий телом парень, понуро свесив голову, поспешил скрыться с глаз разгоряченного капитана.
      Я, впервые наблюдавший подобную картину, во все глаза смотрел на всю эту гармоничную суету. Мне, казалось уже выросшему из собственных детских фантазий, вновь повезло вживую наблюдать картины из моего воображения. Я с наслаждением и придыханием наблюдал буквально за всем: за скрягой капитаном, желающего по половинному тарифу уплыть в ночи, за мощными наемными грузчиками, чьи руки в обхвате были едва ли не толще меня самого, за гневными матросами с редкими зубами и больными физиономиями. Да, на команде капитан тоже явно сэкономил.
      -- Пошевеливайтесь! -- вновь раздался крик капитана, кося поглядывающего на рядом стоящего мужчину с толстым журналом в руках. -- Вы хотя бы сделайте вид, что стараетесь, ленивые ублюдки!
      -- Кхм-кхм... -- громко кашлянул его собеседник, так же не сводящего глаз с скоротечных сборов оправляющегося корабля.
      -- Разумеется, это я лишь своим, -- уже гораздо тише добавил дернувшийся капитан.
      "Опять отвлекся", -- пожурил я себя, наблюдающего за подходившей к концу погрузкой. Погрузкой, окончание которое лишило бы меня возможности безопасно проникнуть на корабль. Мне следовало торопиться.
      На этот раз я передвигался быстро, выпрыгивая из-под одного укрытия, и ныряя за другое. Бьякуган, даже сквозь кожаную маску, с легкостью контролировал всю большую площадь перед пирсом, концентрируясь на лицах и движениях людей, позволяя с легкостью избегать чужих взглядов. Я уверенно и резво продвигался к груде оставшихся недогруженных ящиков, стоявших чуть в стороне от основной поклажи. Один из них, достаточно большой, чтобы в нем могло поместится мое детское тельце со всем своим небольшим скарбом, был примечен мною уже с момента вход на портовую площадь.
Всего несколько минут понадобилось мне, чтобы добраться до своего билета на борт корабля и вот, в очередной раз удостоверившись отсутствии лишнего внимания, я приподнял тяжелую крышку и ужом проскользнул внутрь.
      Ящик оказался полностью пустым, дав мне возможность с максимально доступным удобством в нем расположится. Даже испытывая чувство чего-то неправильного, я не мешкал и не суетился. Все мои действия уже были высчитаны и продуманы на несколько шагов вперед. Стоило лишь только мне оказаться внутри деревянной коробки, как я рывком стянул скрывающую большую часть лица маску, попутно усилием воли заставляя окружающие стены исчезнуть для моего взора. Вот так, сидя на дне деревянного ящика, ругая себя за все свои продолжительные тренировки, что так и не помогли сломать барьер в одно просматриваемое препятствие, я скрытно наблюдал за всем происходящим в порту.
      Неладное началось далеко не сразу, что подпитывало мою уверенность в правильности своих действий. Лишь тогда, когда я понял, что крепкие мужики, покончив с основной кучей товаров, совершенно не торопятся приступать ко второй, в числе которой был и мой ящик, у меня прорезались сомнения в правильности моей задумки. А уже тот момент как они, потирая широкие плечи, неспешным шагом начали покидать пределы пирса, я уже всерьез беспокоился.
      -- Эти ты кому оставил-то? -- мужичок с журналом в руках недовольно махнул рукой в сторону моего нагромождения ящиков, оглашая невысказанный мною вопрос.
      -- Эти пусты, начальник, -- затараторил стоявший рядом капитан торгового судна, неуверенно заламывая руки. -- Я и подумал оставить их вам, надеясь получить некоторую скидочку на оплату швартовки...
      Я замер, чувствуя, как холодок пробежал по моей спине. Оставить? Даже не думай!
      Начальник порта, а это скорее всего был он, крепко задумался, игнорируя при этом неразборчивую болтовню торговца и вслушиваясь, как я надеялся, в мои непроизнесенные вслух молитвы.
      Но нет. Спустя, пару минут ожидания и несколько брошенных на груду ящиков взглядов, он все-таки заявил:
      -- Полторы тысячи рьё. Скидка разумеется.
      -- Всего полторы?! -- показательно возмутился торговец, недовольный предложением немолодого смотрителя. -- Да они же новые!
      Другой мужчина и не думал отвечать. Он, назвав свою цену, отступать от неё не собирался.
      -- К черту все! -- уже совсем натурально возмутился торгаш, не выдержав и нескольких минут гробовой, давящей тишины. -- Полторы, так полторы... Держи!
      Зашуршали, захрустели бумажные банкноты и вот уже начальник порта пересчитывает положенную плату за стоянку.
      -- Всегда приятно иметь с тобой дело, Корри!
      Замерев в своем ставшем уже бесполезным ящике, я с тоской наблюдал за спиной удаляющегося капитана. Неужели я вот так просто пропущу свой первый и, возможно, единственный на сегодня билет в море? Неужели я даже не попытаюсь... Нет, еще как попытаюсь... Я смогу отплыть на этом корабле!
      Выбраться из ящика оказалось не так просто, как мне думалось раньше, а сделать это не привлекая внимания рядом стоящего смотрителя, так и вообще потребовало от меня ювелирных по своей точности действий. Хвала богам, я справился, вот только в тот момент как я ступил на мостовую незамеченным, капитан со странным именем "Корри" уже поднимался по трапу. Я не успевал.
      Но не сдавался.
      Обежав смотрителя по широкой дуге, я буквально уперся в нос корабля с тяжелой, позеленевшей якорной цепью уходящей в морские глубины. Именно её мне пришлось рассматривать как средство на самый крайний случай, именно по ней я рассчитывал забраться на корабль, когда всё остальное подведёт. Рассчитывал... раньше.
      Теперь же, смотря на эти толстые, покрытые чем-то скользким звенья, что уходили на самый верх корабля, моя уверенность в этом варианте исчезла без следа. Взобраться по ней, даже если бы мне это удалось, я мог лишь на забитую матросами палубу. А были ли другие варианты?
      Мой взгляд из тени, в которой я прятался, все еще цеплял Корри, продолжающего подниматься по узкому трапу. Может забить на все, и броситься ему в ноги, в надежде на его корысть и хоть какое-то подобие чести или совестливости? Удовлетворился бы он только лишь моими деньгами или, возможно, услугами в качестве матроса на корабле за короткое путешествие в другой город?
Нет, мне нельзя было рисковать. Я не знал о нем ничего -- ни характера, ни ценностей, ни возможных связей с шиноби. Раскрыться перед ним добровольно? Лучше уж провести весь путь на якоре, будучи подвешенным за шкирку.
      -- Корри! -- вдруг вновь прокричал смотритель. -- Я не понял, а где оплаченные пошлины?
      Корри замер, так и не дойдя до палубы своего корабля буквально пары шагов.
      -- Какие пошлины, старый прохиндей? Я оплатил все, что от меня требовали еще по приезду!
      -- За ввоз - да, -- гадко ухмылялся мужчина, -- а за вывоз не внес ни рье!
      Довод сработал. Нехотя развернувшись, Корри вновь двинулся вниз, осыпая своего неприятеля нелицеприятными фразами.
      Спасибо смотрителю. Спасибо его жадности. Пусть для него это и был повод заработать лишних легких денег, для меня же это был самый настоящий шанс.
      -- Из-за таких проклятых скупердяев как ты, я и перестаю заходить в некоторые порты... -- уже в лицо смотрителю бурчал Корри.
      Трап был свободен и я больше не медлил. Максимально бесшумно, не бросая концентрации на окружающем, я побежал в его сторону. Пол десятка секунд и вот уже мои ноги коснулись трех тонких сбитых друг с другом дощечек...
      -- Да-да, знаем, -- протянул начальник пирса, не обращая на слова торгаша ровно никакого внимания, -- в прошлый раз ты уверял меня в этом же. Плати, давай!
Краем уха слушая спор двух мужчин и одновременно стараясь не отвлекаться на него, я вбегал по трапу... и вот на самой середине узкого мостика моя концентрация все-таки дала слабину. Узкая дощечка, прибитая поперек трех досок трапа, услужливо подставилась под носок моего сандаля...
      Острая боль в одном колене, пугающая пустота под другим, и вот уже я чувствую, как начинаю заваливаться на бок навстречу водной глади. Мое тело отреагировало мгновенно, на одних лишь рефлексах -- правая рука, мигом отпустив бесполезный кожаный мешок, что есть мочи вцепилась в хлипкий деревянный мостик. Я удержался. Удержался так, что не привлек излишнего внимания. Удержался так, что с легкостью мог провожать взглядом свою котомку медленно летящую навстречу морю.
      Громкий всплеск, что потонул в неожиданной волне, с силой налетевшей на берег, так и остался никем не замеченным. Никем, кроме меня. Лишь я продолжал лежать на узком трапе, не веря сжимая пустую руку и смотря туда, где только что исчезло все мое имущество.
      -- Старый скряга! -- голос Кори, донесшийся до моего потрясенного произошедшим сознания, мигом вырвав из оцепенения.
      "Это была лишь еда, одежда... и деньги..." -- пытался успокоить себя я, вновь поднимаясь на ноги. У меня по-прежнему оставался мой замотанный в шерсть лук, чье плечо царапало затылок, будто напоминая, что он все еще здесь. Как ни удивительно, но это легкое касание помогало снимать долю накопившегося напряжения... и вовремя -- Корри уже поворачивался лицом к трапу.
Несколько мгновений, необходимых для встречи его взгляда и моей тушки, мне хватило для того, чтобы успеть пролететь оставшуюся часть трапа и наконец, ступить на борт судна. Повезло и тут -- палуба почти пустовала. Лишь два матроса, что в данный момент натягивали неизвестного предназначения канаты, могли быть свидетелями моего вторжения на корабль, но и они стояли ко мне спиной. Проникновение можно было считать успешным. Дальше должно было быть легче.
      Внезапно заныл трап, чередуя скрипы и частые шаги раздраженного капитана. Времени было в обрез. Борясь с бешено стучащим сердцем и стараясь игнорировать подступающую панику, я бесшумно бросился к единственному проходу ведущему внутрь корабля, надеясь без препятствий добраться до грузового отсека...
Меня ждал путь по морю. Путь, о длине которого я даже не подозревал.

***

"Он пропал! Он исчез! Его нет!" -- бились в голове Манабу панические мысли, после тщательного осмотра жилища. Мысли, которым не было конца и края.
Еще с утра, проснувшись от неясного беспокойства, охотник почувствовал неладное. Найденный же позже в комнате Акио переломанный напополам дорогой его сердцу лук, лишь сильнее подкрепил его уверенность в каком-то, неведомом ему, неприятном происшествии. Следующим, уже куда более сильным звонком был обнаруженный опустошенным тайник с деньгами на крайний случай, а пропавший с концами сын и вовсе дополнял эту картину как нельзя лучше.
Гнев и горе Манабу нельзя было описать словами. Он страдал и желал страданий другим. Его обокрали, лишили ценностей и гордости, оставили без настоящего и будущего... Похитить не только деньги, но и сына... Да как они вообще смеют?! Зачем они так поступили? ..
Манабу не знал, что ему делать. Куда идти? Кого звать на помощь? К кому обращаться? Живя в глуши, ему сложно было заводить знакомых, что могли бы выручить в подобной ситуации. А значит... значить придется действовать самому.
Он оставил рыдающую Анзу, оставил опустошенный руками нелюдей дом, оставил вызванную ранением неуверенность в собственных силах для того, чтобы найти своего сына. Оставил все, ради сына.
Манабу ушел.
Ушел, чтобы многим позже из уст обычного пьяницы узнать об истинной судьбе "своего сына".
Ушел, чтобы вернуться полным не печали, а гнева.

***

      Почти две недели продлилось мое путешествие на торговом судне под управлением "Корри".
      Почти две недели продлилась моя постоянная игра в кошки-мышки с командой того корабля.
      Почти две недели я спал так мало, что засыпал даже стоя.
      Почти две недели я ел так мало, что едва удерживал себя от того, чтобы не начать есть дерево.
      Возможно, это был самый тяжелый период в этой жизни. Без припасов, без законного места на корабле, мне приходилось по ночам, рискуя нарваться на не спящих дежурных, пробираться то в кают-компанию, в надежде найти что-нибудь съедобное, то на гальюн, когда сил терпеть уже не было. Грузовой трюм, в котором я с трудом нашел для себя тихий и надежно скрытый уголок постоянно посещался кем-либо из экипажа, не предоставляя и шанса на нормальный сон или просто отдых. Дикие головные боли от постоянного и непрекращающегося использования Бьякугана больше не утихали, а сами глаза покраснели и раздраженно ныли. Спасаясь от скуки, я пытался занять себя чем-нибудь, пытался вернуться к позабытым экспериментам с чакрой, но общее состояния организма и окружения не давали мне сосредоточиться на чем-либо. Сил едва хватало на то, чтобы просто не попадаться...
      Я уже почти отчаялся, когда мы наконец-таки прибыли на остров Хаха, что был частью Страны Моря. Да, я знал его название -- за все время проведенное на корабле мне наконец-то удалось дорваться до карты и я не скупился на силы, тратя их все на её изучении. Денно и нощно, дорываясь до неё Бьякуганом, мне приходилось запоминать каждый островок, каждую страну и портовый город. Без знания географии дальше мне пришлось бы худо.
      Прибытие в город не решило моих главных проблем -- желания поесть и поспать. Лишённый денег и возможностей их заработать, мне буквально пришлось прибегнуть к недопустимым ранее методам себя обеспечить. В тот же день, каким-то чудом украв несколько ломтей вяленого мяса с прилавка зазевавшейся женщины, я без зазрения совести расправился с ними в грязном переулке, не обращая внимания на мусор под ногами. Воистину, как же сильно меняются люди, как сильно они могут раздвинуть собственные же рамки допустимого, когда жизнь хорошенько их прижмет.
      Меня прижало, заставив изменить своим принципам.
      Страна Моря не была моей конечной целью -- та была немногим дальше и путь до неё вновь лежал через море. Потому я остановился в этом городе и никуда не торопился, потому я, лишенный как денег, так и пропитания, ждал нужного мне судна безнаказанно тыря еду с прилавков разных магазинов. И пусть мне хорошо было известно о том, что моя белая полоса на поприще воришки долго продолжаться не сможет, особого выбора у меня не было. Я хотел жить, а других способов по добычи пищи попросту не было видно... до одного момента.
      Лишь тогда, когда очередное воровство едва не закончилось для меня печально, когда будучи пойманным за руку тощим мужичком, меня спасла лишь жалость торговца, передо мной забрезжила новая возможность. Отвратная, низкая, но все-таки возможность.
      -- Я понимаю, что тебе тяжело слепым, -- говорил торговец, не сводя глаз с моих выглядывающих из-под маски шрамов, --, но воровство это не решение. Другие продавцы не будут столь же добры.
      Эти простые слова простого человека своей простотой и лживостью смогли меня подтолкнуть в нужном направлении. Он говорил про доброту, но на его лице была лишь жалость, намекал на сострадание, но подразумевал лишь подачку. Этот торговец не был хорошим человеком, нет. Он лишь был недостаточно плохим, чтобы вырвать из рук слепого ребенка ворованный кусок мяса.
      "Не сострадание, а жалость, не дар, а подачка", -- лишь тогда, когда я смог понять, что именно этими принципами руководствовался торгаш, передо мной и открылся новый способ добывать себе на жизнь...
      Сложно представить как сильно мне пришлось себя ломать, чтобы все-таки прибегнуть к нему, как долго пришлось убеждать самого себя в необходимости такого шага. Я не решался долго, так долго, что серьезно опасался умереть от голода... Но обстоятельства оказались сильнее меня и моих принципов.
      Оживленная улица, картонный ящик, максимально страдальческая мина на лице, подмятая честь и гордость -- вот он рецепт идеальной "работы" для обездоленных. "Работа", к которой меня вынудил прибегнуть собственный же организм.
      Это было противно... мерзко... унизительно. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя более жалким чем в тот момент. Нет, в этом не был виноват способ добычи денег, хотя и он для меня был не приемлемым. Нет. Противна была моя собственная реакция на каждый удар монеты об картонное дно коробки. Этот простой, глухой звук вызывал во мне такую отчаянную радость, что я невольно испытывал к себе сильнейшее отвращение -- никогда не думал, что смогу так радоваться жалким подачкам... А взгляды, которыми меня одаривал едва ли не каждый прохожий... Тьфу! Они были попросту невыносимы! В каждом из них было столько презрения, отвращения и пренебрежения, что я едва не начал проклинать собственные же глаза. Да...на второй день, я сидел уже с отключенным Бьякуганом, от чистого сердца благодаря повязку на лице.
      Спасибо ей за то, что она защищала меня от всего презрения и жалости этого города.
      Спасибо ей за то, что никто не видел моего красного лица.
      Спасибо ей за то, что я никого не видел...
      Но, даже при всех неудобствах, я бы слукавил, если бы сказал, что в смене класса с воришки на попрошайку не было ни одного плюса. Разумеется, были.
      Глаза, что наконец-таки получили долгожданную заслуженную передышку, отдыхали, наслаждаясь, ставшей уже непривычной, темнотой. В ней было удобнее прятаться от красноречивых взглядов прохожих.
Желудок, что раньше перебивался крохами и редкой ворованной едой, теперь почти не пустовал. Пускай мне и приходилось экономить на покупках, но голодать себе я больше не позволял -- слишком уж хорошо удалось прочувствовать, насколько же неприятно ощущать в животе зияющий, всепоглощающий провал.
      Забытые мною эксперименты с собственной чакрой вернулись -- многочасовое неподвижное сиденье на одном месте способствовали тому, как нельзя лучше. Теперь, когда пустой желудок больше не отвлекал, а трезвая голова с легкостью воскрешала и тянула из памяти все известные по канону способы собственного развития, дело сдвинулось с мертвой точки. Если еще в самом начале основания возможностей своих глаз, научившись с легкостью направлять спокойные потоки чакры в любую необходимую точку, я остановился на этом, не видя в срочной необходимости в дальнейшем углублении, то теперь пора было двигаться дальше. Упрашивать себя не пришлось и с того дня каждый вечер, собрав в кучку деньги, мысли и пойманные на улице слухи, я покидал пределы города и, скрываясь от лишний глаз, вовсю резвился в расположившейся рядом чаще...
      Чакра выходила из тела тяжело -- с трудом, надрывом и даже болью. Не знай о наличии в теле сотен тенкетцу, с рождения пронизывающих человека, то я наверняка подумал бы, что своими попытками самолично пробиваю их в своей тушке. Приходилось терпеть и надеяться, что через это проходят все дети...
      Следующие две недели упорных попыток, две недели истязательств над собой и природой, казалось прошли для меня зря. Хождение по стволу дерева? Вращение листа на ладони? Пф... Ничего подобного. Мои общие результаты, даже после такого количества истязаний, оставляли желать лучшего. Оставляли так, что я едва не начал считать себя бездарем.
      Но все же они были... и только это, вкупе с затаившимся глубоко в душе желанием крови трех выродков не позволяло мне сдаться или отступиться. И пусть результатами были лишь еле прилипший к коре дерева сандаль и легкая дрожь листа в руке -- радость моя границ не знала. Радость и мрачное предвкушение.
      Успокаивался я лишь тогда, когда солнце окончательно покидало небосклон, оставляя после себя яркое зарево. Лишь тогда, я позволял себе по старинке залезть на широкие ветви облюбованного мною дуба и, с удобством на них расположившись, заснуть под нескончаемые думы.
      Заснуть, удивляясь обстоятельствам, что имели такую власть над человеком.
      Заснуть, зная, что и завтра я, наплевав на свою гордыню, буду обшаривать картонное дно своей коробки в поисках случайно закатившейся монетки.
      Заснуть с сожалением, что сказка, в которой оказался я, была не для детей.

***

      Какие мысли посещают голову, какой образ строит сознание каждого, кто слышит выражение "Морской волк"? Одинокий по жизни, свободный в пути и отношениях человек, живущий без привязанностей и ограничений? Творец своей судьбы, плывущий куда ляжет взор и берущий все, чего душа желает? Если да, то Райзо Хано -- капитан небольшой двухмачтовой торговой шхуны, -- был явно не из их числа. Романтика открытого моря, дух приключений, чувство собственной свободы и открытых границ -- ничего этого не развилось в нем должной мере.
      Он жил в долг и долгами же их отдавал, ненавидел море, но почти не покидал его, был свободным торговцем, но едва ли не цепью был прикован к земле. Парадокс на парадоксе... всю жизнь. Сейчас уже, после двух десятков лет проведенных на корабле, Райзо уже и не мог вспомнить, что же подвигло, что же подтолкнуло его к такой жизни. Не мог, да и в целом не хотел -- были заботы и поважнее.
      Легкий пинок по туше обычного пьяницы вызвал у того непроизвольный протяжный стон.
      -- Мразь, -- выплюнул Райзо, переступая через его тело. Как же он ненавидел подобных типов -- бесполезных, ничего не достигших, топящих свою жизнь в алкоголе. Подонки, что даже осознавая собственную ничтожность имели наглость просить у окружающих жалость и сострадание.
      "Хрен вам, учитесь выбираться из ям самостоятельно", -- любил говорить Райзо, ставя им в пример самого себя -- живущего полною жизнью не смотря на общее положение дел. Даже будучи беспросветным должником едва ли не в каждом порту Внутреннего моря, он всегда находил работу, оплата за которую, хотя бы на время, но успокоит самых рьяных держателей его расписок. Он работал не сдаваясь, в надежде однажды схватить свою удачу за хвост.
      Именно за одной из таких работ Райзо и прибыл в Каркут -- его личное райское местечко. Этот единственный на весь остров Хаха порт был тем самым местом, где его репутация твердо держалась на уровне "надежный перевозчик". Ни долгов, ни последствий проваленных поручений, ничего -- только отменная история работ. Лишь здесь Райзо всегда мог наедятся на выгодный и нетрудоемкий заказ.
Торговая лавка, к которой он держал свой путь, была хорошо ему знакома -- с его хозяйкой Райзо связывали долгие года крепкой дружбы и плодотворного сотрудничества. Уже и не раз, и не два они лишь на слепом доверии шли на уступки, выручая друг друга из щекотливых ситуаций. Да, Минэко была именно той, на которую Райзо мог сейчас положиться.
      Глубоко вздохнув, нацепив на лицо свою лучшую доброжелательную улыбку, мужчина слегка подрагивающей рукой толкнул дверь и под громкий звон колокольчика, прошел внутрь. Легкий мандраж из-за так долго ожидаемой встречи охватил его тело.
      Они увидели друг друга почти одновременно: он лишь подняв голову, она -- обернувшись на звонок дверного колокольчика.
      -- Бог ты мой! -- удивленно воскликнула хозяка, выбежав встречать дорогого гостя. -- Райзо! Вернулся!
      Искренне радуясь такой теплой встрече, Хано не мог не улыбнуться.
      -- К тебе и не вернуться? -- усмехнулся капитан. -- Увольте! Ты же меня на другом континенте достанешь!
      Прекрасно понимая на что намекал её хороший знакомый, Минэко тотчас заметно стушевалась, но уже через мгновение смогла взять себя в руки. Руки в бока, грозный взгляд, и вот продавщица уже переходит в наступление.
      -- А ну не наговаривай! -- доброжелательно рыкнула женщина. -- То было лишь раз и то из-за тебя же. Долго мне припоминать еще будешь?
      Райзо лишь развел руками, молча наблюдая за притворно злой женщиной.
      -- А-а, черт с тобой, -- уже успокоившись, махнула рукой продавщица. -- Надолго к нам?
      -- Нет, проездом, -- покачал головой мужчина, с удивлением отмечая, как после его слов понуро опустились плечи хозяйки магазина. -- Можно сказать заехал лишь ради тебя.
      Минэко кажется сама не заметила, как после этих слов на её лице вновь расцвела счастливая улыбка. Даже ей, уже прожившей большую часть своей жизни женщине, внимание такого надежного мужчины как Райзо, было приятно.
      -- Значит, заскочил поздороваться? -- уже с новыми нотками в голосе, любопытствовала хозяйка. -- Или...
      Вновь зазвенел дверной колокольчик, прерывая разговор и разрушая сложившуюся атмосферу. Посмотрев на так по детски обиженное лицо хозяйки, недовольной случившимся, Райзо в очередной раз улыбнулся и не спеша развернулся.
      На первый взгляд могло показаться, что там никого нет -- такой маленький был новый гость. Несколько коротких и, что удивительно бесшумных, детских шагов, и вот рядом с ним уже стоял маленький, грязный малыш со спутанными красными волосами. Стоял, вытряхивая на высокую, достающую ему едва ли не до подбородка, витрину мелочь.
      -- Оден, пожалуйста, -- тонким, будто только прорезавшимся голосом, попросил мальчик, отсчитав необходимое количество монет.
      -- Минуту, дорогой, -- улыбнулась Минэко и, бросив виноватый взгляд на Райзо, скрылась в глубине своей лавки.
      А сам Райзо... а Райзо не сводил любопытного взгляда с новоприбывшего гостя. Лишь одного взгляда ему потребовалось, чтобы понять, что стоявший перед ним мальчик был далеко не так прост, как мог казаться -- слишком уж он уверенно двигался для слепца с маской, закрывающей большую часть его лица. Не было ни неуверенности в каждом следующем шаге, ни осторожности, ни страха столкнуться с чем-либо -- пацан ходил так, будто точно знал, что именно было перед ним. И пускай это было ненормально, но вот только все это Райзо заметил уже после того, как действительно заинтересовался пареньком.
Цвет его волос -- вот что первым делом бросилось в глаза бывалому мореплавателю. Грязный, скрытый под тонной пыли и листьев, но тем не менее заметный красный оттенок сложно было попутать с чем-либо иным. Именно за этим цветом охотились разномастные шиноби, которых Райзо перевозил на один островок у берегов страны Огня больше полутора десятка лет назад. Именно этот цвет, пойманный живьем и переданный ему, он увозил с берегов того сожженного селения.
      Райзо буквально на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоить бушующие в голове мысли. Еще ни разу за последние года удача не была к нему столь близко, не появлялась такая легкая, пуская и немного незаконная, возможность подзаработать. Райзо стоял и боролся... боролся не с собой, но с соблазном.

***

      Громкий звон дверных колокольчиков дорвались до Минэко во внутренние помещения её дорогой сердцу лавочки.
      "Еще посетитель", -- немного раздраженно подумала женщина. Услышав этот звук в любое другое время, Минэко только бы радовалась, но сегодня, когда у витрины ждал интересующий её капитан, она не могла мыслить трезво.
      -- Хотя... -- все же улыбнулась женщина, -- я ждала его четыре месяца. Теперь его очередь.
      Заметно повеселевшая, Минэко выглянула из-за угла, намереваясь поприветствовать нового посетителя, но так и не произнесла и слова. В холле, в тишине нарушаемой еле слышным звоном слегка трясущегося колокольчика, остался лишь юный попрошайка.
      -- Райзо?..

***

      Закрыть глаза. Сосредоточиться на дыхании. Выбросить лишние мысли из головы...
      Стук... Легкий звон одной монеты об другую... Очередной крик зазывалы из кафе напротив...
      Не отвлекайся!
      Почувствовать биение собственного сердца, поймать этот ритм... вслушаться в тяжелое дыхание... почувствовать полноводную реку чакры текущей по телу...
Да... вот она. Я почти воочию видел пронизывающий меня мощный поток энергии -- красивый, необузданный нескончаемый. Чакра свободно текла по всем клеткам моего тела, омывала их, обновляла их, наполняя жизненной силой. Два оттенка голубого мешались в один, попеременно борясь друг с другом и, что парадоксально, сохраняя при этом полнейшее равновесие. Видел я и маленькие оттоки от этой реки, что вели прочь из тела, растворяя малую часть скопившейся энергии в окружении, видел и тонкие притоки, расползающихся из нескольких легко заметных центров. Ах. Эта завораживающая картина на самом краю вымысла и реальности...
      Какое-то волнение, неуверенность, неправильность витали вокруг меня. Что-то произошедшее совсем недавно никак не давало мне покоя, но я не мог понять, не мог мог поймать это чувство за хвост. Не мог, но чувствовал, что это нечто важное.
      Я напряг память, вызывая перед глазами ураган разнообразных картин, связанных сегодняшним днем, и, силясь разобраться в них, потонул в них с головой...
      ...вот я с утра в очередной раз едва не падаю с широких ветвей гигантского дерева, на котором уже привык проводить свои ночи. В очередной раз напоминаю себе, что спускаться следует аккуратнее...
      ...взгляды, которыми изо дня в день провожают меня, несущего свою коробочку, продавцы соседний лавок, по-прежнему неприятны. Сложно привыкнуть к такой концентрации отвращения и пренебрежения, разом на тебя вываливающейся. Но я терплю, прекрасно зная, что даже попросив какой-нибудь, пускай даже грязной и неприглядной, работы, мне бы её никто из них не дал. Ничего, мне всего лишь нужно дождаться нужного корабля...
      ...Захожу в облюбованную точку вкусной и быстрой пищи, вижу единственную адекватно относящуюся ко мне торговку. Никогда не узнавал её имя, но, пожалуй, навсегда запомню её лицо. Заказываю любимый оден, стараясь не замечать пристального взгляда незнакомого мужчины. Слишком пристального...
      Забравшийся под тонкую рубашку холодный, вечерний ветер, вырывает меня из круговорота воспоминаний, возвращая в людный переулок. Вот только... было что-то не так... Это сложно было уловить так сразу, но..., но не было тех звуков, к которым, за долгие дни сидения тут, я уже успел привыкнуть -- шум торговой улицы, что бывало раздражал до головной боли, не возвращался, а противные голоса зазывал больше не резали слух. Неизменной была лишь картинка перед глазами -- темнота оставалась все такой же черной...
      Легкие шаги позади меня неожиданно вызвали самую настоящую панику. Я, не думая и не разбираясь в происходящем, резко дернулся в сторону, на ходу подавая чакру к глазам. Кто-бы там ни был, лишняя предосторожность никогда не помешает.
      Мир зажегся -- я вновь видел и был готов ко все...

***

      Райзо не любил рисковые дела, как не любил и риск в целом -- слишком уж редко он окупал себя. Хано предпочитал пускай не шибко прибыльные, но абсолютно железные дела. Слепой удаче Райзо предпочитал уверенность и расчет.
      Но все же были моменты, когда даже он соглашался с тем, что тут рискнуть стоит. И сегодня был один из таких моментов.
      -- Выруби, но смотри не убей, -- в очередной раз прошептал Райзо своему старшему матросу, уже не раз попадавшему за решетку. -- Он нужен исключительно живым.
Дождавшись кивка своего подчиненного, Райзо развернулся и, потирая в предвкушении руки, направился в порт. За дело он уже не беспокоился -- Джиро его еще ни разу не подводил.
      Наконец-то большой куш.

Примечание к части

Выкладываю уже практически спящим - ошибок должно быть полно. Заранее извиняюсь)
Всем приятного чтения и не забываем кормить автора тапками)

С миру по нитке.

         Сложно было сказать, что произошло первым -- вернулось сознание или само осознание его возвращения -- слишком уж размыты были все мои ощущения в тот миг. Лишь головная боль, что раскалывала черепную кость с усердием и мастерством скульптора, чувствовалась ясно и неоспоримо -- во всем другом же я был не уверен. Меня шатало аки пьяного, в ушах будто поселился однообразный скрип и монотонный шум, искажая и так искривленное восприятие реальности.
      Где я? Что произош... Резкая вспышка боли в затылке и вот уже перед глазами проносится картина моего пленения. Я вспомнил, как погрязнув в размышлениях, слишком сильно задержался на улице, как, почувствовав неладное, активировал Бьякуган и как в тот же момент увернулся от двух прицельных ударов в район шеи... Увернуться от третьего уже не смог.
      "Значит все-таки похищен", -- как-то совсем уж отстраненно сделал вывод я, воскрешая в памяти вид того верзилы. Паники, страха или волнения, к моему удивлению, не было -- будто все произошедшее являлось каким-то обычным, само собой разумеющимся, явлением. Можно ли было сказать, что я ожидал, готовился к этому?..
      Не важно. Сейчас я мог лишь только радоваться ясному, незамутненному лишними переживаниями разуму и максимально пользоваться этим.
      "Что ж, -- мои мысли были легки как никогда раньше, -- давай выбираться из очередной истории".
      Одно мгновение и вот уже я сосредоточился на себе и своих ощущениях -- связанные за спиной руки неудобно обнимали какой-то деревянный столбик, твердый, но слегка покачивающийся из стороны в сторону пол не давал на себе с удобством расположиться, а согнутые в коленях ноги отчего-то были мокрыми. Это было странно... слишком странно для анализа.
      Внезапно, почувствовав неладное, я отвлекся -- столь привычная уже тьма перед глазами соседствовала с каким-то отсутствием чего-то необходимого. Что происходит?
      "Бьякуган!" -- прошептало мое сознание, с запозданием понимая, что на лице не хватало именно маски...

***

      Заметить, что привязанный к основанию мачты мальчик очнулся, труда не составляло -- его глубокое дыхание сменилось быстрым и рваным, голова дернулась не в такт корабельной качки, а ноги слегка поджались под тело.
      Райзо, уже уставший ждать его пробуждения, подскочил, сбрасывая с себя легкую сонливость, и замер -- слишком уж ему была интересна первая реакция пленника. Мальчик не спешил -- то слегка, будто прислушиваясь, наклонит голову, то поерзает в попытках поудобнее устроиться на твердом полу, то подергает руками, проверяя целостность веревок. Не шевелились лишь его веки на изуродованном когтями какого-то животного лице и этот факт не на шутку тревожил самого Райзо. Неужели его догадка, которая возникла сразу, как он снял с мальчика маску и заглянул под его опущенные ресницы, проверяя реакцию на свет, оказалось неверной?
      "Нет! -- спорил сам с собой капитан торгового судна. -- Разве еще кто-нибудь может иметь такие глаза?".
      Мужчина встряхнул головой, изгоняя ненужные мысли. Верность его предположений особого значения не имела -- даже не учитывая сомнительные бельма в глазах, мальчик по-прежнему представлял нешуточную ценность как носитель генов шиноби истребленной деревни. Райзо в любом случае не останется в проигрыше...
      Капитана слегка потряхивало -- он буквально всем телом чувствовал, что с минуты на минуту все его сомнения развеются окончательно и, чем ближе был этот миг, тем быстрее росли его сомнения. Был ли мальчик обычным слепцом с необычным цветом волос? Не зря ли Райзо рисковал своей шкурой, похищая этого бродяжку из своей самой спокойной гавани во всем Внутреннем море? Стоило ли...
      Неясная активность на самой периферии зрения, заставили Райзо резко переключить внимание с себя на мальчика. Капитан резко повернул голову и буквально остолбенел -- увиденное им было тем самым, чего он так долго ждал... С возбужденно колотящимся сердцем и путаными мыслями Райзо наблюдал, как вздуваются вены у глаз его юного пленника, как спокойное выражение исполосованного лица резко сменяется удивленным, а мгновением позже и раздосадованным, как медленно приоткрываются веки, ошарашенного произошедшим мальчика.
      "Да! -- едва ли не крича, подпрыгнул на месте Райзо, получив подтверждение того, какую именно ценность ему удалось заиметь на своем счастливом острове. -- Да!"
      Все переживания и сомнения, что так долго подтачивали эту самую уверенность, исчезли в один лишь миг. Уже не держа себя в руках, мужчина резко подскочил к шокированному мальчику и, остервенело, сжав его лицо в трясущихся от возбуждения ладонях, уставился прямо в серебристые бельма глаз.
      -- Ве-великолепно, -- заикаясь, не в силах в порыве чувств контролировать собственное же горло, бормотал Райзо. -- П-прекрасно! Т-такая ценность и у меня на корабле!
      Пожирая взглядом каждую черту лица столь неожиданной находки, Райзо не мог оторвать глаз от такого подарка судьбы. Он смотрел на мальчика и видел возможности, видел удачу, баснословную прибыль, видел одно из Великих додзюцу, что охранялось едва ли не трепетней всех остальных. Он смотрел на мальчика и знал, что тот глядит на него...
      -- Ты мой, малыш, -- ухмыльнулся Райзо, прекрасно понимая, что пленник его слышит. -- Ты мой билет домой и к безбедной жизни.
      Ребенок не ответил, но Райзо этого и не требовалось. Он не хотел знать пленника ни как человека, ни как личность, не хотел знать ни его имени, ни возраста. Скорее даже наоборот -- Райзо страшился этого знания. Любая, даже случайно брошенная этим юнцом фраза могла пробудить в мужчине то, что больше всего мешало в его деле -- совесть и сочувствие. Он не мог этого допустить -- такой куш бывает лишь раз в жизни.
      Отпустив лицо мальчика, Райзо резко развернулся к ожидающему приказов Джиро, что за все время таки не пошевелился.
      -- Смотришь за ним, -- твердо и совершенно серьезно приказал он своему старшему матросу. -- Любого кто заговорит с нашим "гостем" убивай немедля...
      -- Капитан?.. -- удивлению верзилы не было предела. -- Зачем так...
      -- Надо, -- резко оборвал своего подчиненного Райзо, застыв на пороге кубрика. -- Мне не нужны на корабле сочувствующие и совестливые...
      "Да... -- громко хлопнув дверью, говорил себе Райзо, -- так надо...". Даже ценой жизни половины своей команды, он доставит этого мальчугана туда, откуда уже был изгнан с позором полтора десятка лет назад.
      Этот подарок судьбы даст ему шанс наконец-то вернуться домой.

***

      Лес, расположенный на самом дальнем и одновременно самом маленьком, из всех принадлежащих архипелагу Страны Воды, острове, не привык к частым гостям. Будучи диким, не обжитым, не тронутым разрушительными руками человека он уверенно сохранял свое первобытное очарование и природную гармонию. Только здесь, только в этой части архипелага исполинские деревья беспрепятственно тянулись своими кронами к солнцу, вырастая до невиданных размеров, а надежно укрытая ими живность, чувствуя себя защищенной от угроз внешнего мира, свободно росла и плодилась.
      Дикий лес -- именно так называли это место жители Селения скрытого в тумане. Лишь раз в четыре года на одну краткую неделю его запрещенные для посещений берега открывались и принимали гостей из других стран -- лучшего места для проведения экзамена на чунина придумать было сложно. Дикий мир за пределами береговой линии представлял собой удивительно живой набор препятствий и трудностей, которые как нельзя лучше подходили для испытаний пускай юных, но уже не обделенных опытом молодых убийц. Этот чуждое для всех пришельцев место всегда находило, что противопоставить вторженцам -- начиная от гигантских медведей и змей, в несколько раз превышающих размеры своих нормальных сородичей, и заканчивая плотоядными растениями с кружащимся вокруг них непроглядными тучами насекомых. Лес знал, чем встречать своих гостей... и оттого принимал их столь не часто.
      Впрочем, всегда находится человек, которому не писаны правила и которому плевать на мнение окружающих. Такие люди, привыкнув руководствоваться лишь собственным опытом и мироощущением, без толики страха и здравомыслия совали свой нос туда, куда им только заблагорассудится. И пускай такие "закидоны" не обходились без травм и потерь, но только они могли позволить подобным личностям составить свое собственное мнение о предмете, событии или месте.
      Одной из таких и была шибко известная в Киригакуре Амеюри Ринго. Еще в свою бытность обыкновенного генина она, едва не погибнув на этом острове, избрала его местом своих постоянных тренировок. Будущая первая женщина в группе семи признаных мечников тумана не без оснований считала, что лишь тяжелые условия труда и жизни могли взрастить в человеке столь необходимый сильным шиноби внутренний стержень. И как показало время -- не прогадала.
      Года, проведенные на Диком острове, не могли не отразиться на его значении для самой девушки. Она даже не заметила, когда этот удаленный клочок земли стал для неё нечто большим, чем обычным полигоном для ежедневных тренировок. Настал миг, когда Ринго поняла, что среди всех подпирающих небосвод исполинов, ей было куда приятнее и спокойней, чем в родной деревне. Казалось, что эти природные великаны смирились с её присутствием, приняли её и начали защищать, оберегать так же, как и всю прочую проживающую в лесу живность. Наверное, поэтому Ринго и убегала сюда от своих редких проблем и душевных терзаний -- здесь она могла приспустить свою маску безошибочной убийцы, не грозясь быть раскрытой и высмеянной.
      Да... этот лес был её домом, а она сама -- его частью.

      Почти незаметный легкий свист разрезаемого воздуха был прерван тихим, но куда более ощутимым, столкновением десятисантиметрового стального сенбона с деревянной мишенью. Еще один незаметный взмах рукой и очередная стальная спица, пролетев весь положенный путь, с металлическим звоном врезалась в уже торчащую в мишени иглу, отскочила от неё и потерялась в густой траве.
      Ринго показательно устало опустила поднятые в стойке руки, будто пытаясь уверить себя в исходе собственных сил. Не получалось -- тело привыкшее к запредельным нагрузкам совершенно не собиралось давать слабину под давлением обычной практики. Тренировки, что раньше казались какими-то адскими испытаниями, сложно было воспринимать теперь чем-то большим, чем обычной разминкой. Не было больше ни ноющих мышц, ни утреннего нежелания выползать из кровати, ни систематических истязательств над собой. Предел, которого она достигла, мог позволить ей наконец-таки передохнуть...
      И все равно ей было не по себе. Начиная со вчерашнего дня, когда наконец-таки разрешилась ситуация с Теруми, Ринго никак не могла собраться с мыслями. Чувство легкой опустошенности, посеянное в душе с того самого момента, никак не желало пропадать.Ринго была разочарована -- бросив все свои силы на воспитание достойной замены, она не ожидала такого подлого удара в спину от собственной же ученицы. "Я не желаю ограничиваться лишь постом твоей преемницы", -- в лицо ей заявила Мей, когда разочарованная её успехами Ринго, решилась на серьезный разговор.
      -- Неблагодарная дрянь! -- в ярости сплюнула куноичи, задетая за живое одним лишь воспоминанием. -- Кем она себя возомнила?
      Яростный бросок и очередной сенбон вновь увяз в деревянной мишени на половину собственной длины.
      "Куда делся тот животный страх передо мной, владельцем одного из великих мечей, который Мей демонстрировала в момент нашего первого знакомства? -- недоумевала обозленная и оскорбленная непочтением Ринго. -- Кто она такая, что может позволить себе так выражаться в моем присутствии?"
      Плевать на всю её гениальность, плевать на её темпы обучения и превосходные гены! Эта девчонка практически плюнула в лицо той, чье имя зачастую боятся произносить в пределах родной деревни! Как Ринго могла терпеть такое? Как она могла пытаться склонить в свою сторону ту, что кажется, с самого начала не воспринимала её всерьез?!
      -- Пусть катится, куда хочет! -- процедила сквозь зубы разбушевавшаяся куноичи, вкладывая всю ярость в очередной бросок острого сенбона...
      Вот только на этот раз никакого удара об дерево не последовало -- игла пущенная со всей яростью и злобой будто растворилась в воздухе, так и не достигнув мишени.
      -- Девушка, девушка... -- раздался позади Ринго голос, насквозь пропитанный издевкой. -- Может не стоит раскидываться иголками? Иначе, чем ты портки мне шить будешь?
      Вмиг узнав этот голос, Ринго не могла на него не отреагировать -- одно незаметное движение и в следующее мгновение её руки уже лежали на столь родных рукоятях самых острых в мире мечей.
      -- Кушимару Кириараре ... -- протянула мечница, медленно поворачиваясь навстречу новоприбывшему гостю. Гостю, который, как она могла отметить, совершенно не изменился со времен их последней встречи -- все тот же долговязый мечник с копной соломы на голове и маской АНБУ на лице. -- А разве не ты главная швея среди Семи мечников?
      Ринго разве что не видела, как скривилось лицо под маской самодовольного пижона, так была очевидна его реакция на её слова. Она знала, что, несмотря на свой род деятельности и способ расправы с врагами, его весьма сильно задевало подобное сравнение. Знала и активно этим пользовалась, имея прекрасное представление о том, чего еще можно было от него ждать. Раздраженно дернулись плечи задетого парня, взлетела левая рука, отправляя обратно хозяйке недавно перехваченный в воздухе сенбон, запел тонкий, похожий на иглу меч, еще мгновение назад ютившийся на спине. Ринго прекрасно ощущала ярость своего коллеги по подразделению, чувствовала вспыхнувшую жажду убийства, видела резкий рывок в её сторону... видела, но не шевелилась, зная, что угрозы попросту не было.
      И была права -- острие меча, описав незаметную взгляду обычного человека дугу, замерло в микроне от тонкой шеи девушки.
      -- Юри-тян... -- гневно шипел Кушимару, с видимым трудом сдерживая трясущуюся от ярости руку, -- ты даже не представляешь, как сильно я хочу зашить твой милый ротик с его гнилым языком...
      "Знаю, знаю", -- хотела было ответить девушка, как поняла, что её слух зацепился за нечто иное...
      "Ю...Юри-тян?!" -- эхом зазвучало в голове Ринго слово, распаляя и так весь день пребывающую не в лучшем расположении духа девушку. -- Да как он..."
      Один лишь миг понадобился Ринго, чтобы взъяриться окончательно, одно лишь мгновение, чтобы понять, что она желает его смерти -- подобная фамильярность со стороны именно этого субъекта была недопустима.
      -- Кушимару-сан, -- холодный голос девушки казалось, мог проморозить Внутреннее море до самого дна. -- Не слишком ли смелые слова для тебя? На этот раз ты можешь не отделаться отрезанными пальцами. Сшивать тебя придется уже кому-нибудь другому...
      -- Ух, какие мы грозные, -- раздался из-под маски злой смешок Кушимару, продолжающего давить острием на шею мечницы. --Не нравится имечко? Неужели именно так называла тебя та девка? Неужели наше яблочко так сильно расстроились из-за какой-то соплячки?
      Разумеется, нет, но...
      -- Это не твое дело.
      -- Еще как мое, -- перебил её шиноби, продолжая веселиться за чужой счет. -- Мы же все-таки напарники, а они помогают друг другу. Вот я и подумал, что надо тебе помочь...
      Нежно, едва ли не любя, Кушимару провел рукой по висящей на поясе металлической нити, смотря прямо в глаза девушке.
      -...ведь уж что-что, а налаживать "связь" между людьми я умею. Вы будете неразлучны... во всех смыслах.
      Не понять смысл его слов мог лишь только не знакомый с ним человек, но Ринго была не из их числа. Она прекрасно помнила жертв этого маньяка, что любил своим извращенным способом, который при её желании никогда бы не относился к владению мечом, связывать друг с другом тела еще живых противников, наблюдая за их предсмертными муками. Помнила она и его игры с такими беднягами...
      Ринго сама не поняла, как у неё получилось остановить собственную руку с Кибой, заряженным чакрой Райтона под завязку. Клинок, дернувшийся в стремлении располовинить столь бесящий субъект, неожиданно для самой девушки наткнулся на внезапно возникшую стену её собственного хладнокровия.
      Нет, что-что, а убивать его было нельзя -- Мизукаге-сама, что запретил стычки внутри их группы, не делал различий между провокаторами и провоцируемыми... Он просто казнил и тех и других. А значит...
      -- О, да-а... -- улыбнулась Ринго, прекрасно зная как заткнуть этого человека. -- Об этом мы уже наслышаны... Ты и твоя "связь" с Джинпачи всегда вызывала у нас много вопросов...
      Она попала в точку. С удовольствием наблюдая, как в очередной раз дернулась голова задетого словами мечника, Ринго продолжала:
      -- Эх вы, наша "Бессердечная парочка"... Никаких чувств, только голые потребности?
      -- С...сучка! -- едва ли не просвистел от гнева взбешенный парень, что есть сил вдавив меч в шею девушки...
      Треск разломанного деревянного манекена, не выдержавшего яростного напора мечника, разнесся по округе. Довольная же Ринго, восседая на ветке двумя метрами выше и дальше, самодовольно наблюдала за медленно осознающим свои действия парнем.
      -- Мизукаге-сама тебя отругает, -- приторно детским голоском запела девушка. -- Нам нельзя ссориться друг с другом!
      -- Заткнись, -- сплюнул он и, мигом взяв себя в руки, убрал компрометирующей его меч за спину. -- А то я тебя действительно прирежу.
      -- Мы оба прекрасно помним все прошлые попытки, юноша. Три твоих пришитых пальца уж точно, -- продолжала измываться над своим знакомым Ринго. -- Потому прошу, не сотрясай попросту воздух. Зачем пришел?
      На этот раз Кушимару ограничился лишь пренебрежительным взглядом. Все-таки несмотря на свой горячий нрав, глупым человеком он не был.
      -- Мизукаге-сама открывает сезон охоты, -- наконец-то озвучил причину своего прихода владелец Нуибари. -- Вся семерка отправляется на фронт...
      Стоило только этим словам достигнуть её слуха, как рот мечницы растянулся в довольном оскале. Наконец-то! Отточенные в постоянных тренировках и мелких миссиях навыки уже давно требовали достойного применения.
      Два года, почти два года она ждала этого приказа. Два долгих года она желала во всей красе продемонстрировать весь потенциал своих мечей и искусства бесшумного убийства. Два года она хотела показать всем этим идиотам из других деревень, посылающим на убой едва ли не оторванных от груди младенцев, как на самом деле должны сражаться шиноби. Два года она желала испить вражеской крови...
      И этот момент настал.
      Да, их будет только семеро, но враги увидят тысячу. Их мало, но количество посеянного ими хаоса будет неизмеримо. Их ход будет неспешен, но слухи полетят быстрее света.
      Ринго мигом забыла обо всех трениях со всеми членами её отряда, о Мей и собственных переживаниях. Теперь это совершенно не имело значения. Теперь по её жилам текла лишь горячая и обжигающая жажда крови...
      Теперь бежать или прятаться было бесполезно -- семерка тумана вышла на охоту.

***

      Полная изоляция -- наверное, так можно было назвать мое положение на борту неизвестного корабля. Странным приказом капитана меня огородили не только от внешнего мира, исключая и так невозможную из-за раскинувшегося вокруг моря возможность побега, но и от всей прочей команды судна. Ну, а как это еще можно было назвать, если за все свое времяпровождение на корабле в выделенной в мое пользование крохотной каюте мелькало, лишь два лица -- капитана и бессменного охранника. Со мной не говорили, не отвечали на мои вопросы, не реагировали на просьбы и крики. Помню, был даже момент, когда исчерпав все прочие средства выйти на контакт с человеком по ту сторону двери, я попросту решил заплакать -- громко, надрывно и жалостливо. Это была, наверное, самая примитивная психологическая атака для ребенка моего возраста... самая примитивная и абсолютно бесполезная -- мой надзиратель был до смешного невозмутим.
      Меня исправно кормили, хоть я и не представлял сколько раз в день. Вообще, все ощущение времени странно менялось в этой комнатке без окон и с одной единственной дверью. Бывали моменты, когда я, даже при всем своем желании не мог сказать, сколько прошло с момента последней трапезы или вывода на гальюн. Даже Бьякуган оказался бессилен в своем желании мне помочь -- моя каюта находилась едва ли не по центру торгового судна, отделенная от свежего воздуха двумя и более толстыми деревянными перегородками, что не позволяло мне наблюдать за ходом времени снаружи. Сказать же, что я не пытался преодолеть этот барьер, значит не сказать ничего. Другое же дело, что весомых результатов достигнуть так и не удалось.
      Неудивительно, что в подобной обстановке мне сложно было найти повод для улыбки и смеха. Не обделенный свободным временем я вновь и вновь задумывался над собственным будущим, что теперь уже не казалось столь радостным, как раньше. Если, уходя от Манабу, я и имел четкий план дальнейших действий, то теперь же, с вводом новых переменных, он рушился к чертям. А ведь все так хорошо задумывалось... Миновать на кораблях все военные столкновения, добраться до Страны горячих источников, найти их какурезато, отказавшейся от судьбы военизированного селения, вырасти там, впитывая все необходимые знания о чакре и её управлении и вновь вернуться к тому, ради чего все это и задумывалось... Это казалось столь простым и... безопасным.
      Теперь же все усложнилось. Я был слеп как котенок, даже несмотря на наличие в глазах Великого додзюцу. Кто меня вез? Куда? Что меня там ждет? Как много времени у меня есть? Целая серия вопросов без ответов, что собой формировали картину безрадостного будущего. Мне срочно нужно было выбираться, мне срочно нужно было хоть что-то...

      ...Мои глаза закрыты, дыхание ровно, тело расслаблено, а сознание пусто...
      Я собран, сосредоточен и нацелен.
      Стена передо мной больше не казалась каким-нибудь препятствием или преградой, нет. Я видел путь, видел дорогу, понимал, что она ни каким образом меня не ограничивает, не мешает, а лишь дает возможность продолжить свой ход. Уголки моих губ тронула слабая улыбка -- наконец-то, по прошествии столького времени мне удалось убедить себя во всем этом.
      Я встряхнул головой, изгоняя ненужную радость из головы -- лишние мысли были не допустимы. Чувства мне заменяло знание того, что теперь у меня было все -- и цель, и средства, и возможности. Я мог, желал, надеялся...
      Два ручейка энергии, повинуясь моему желанию, вновь переплелись друг с другом, смешались и, что есть сил, рванули по телу вниз, в ступни. Кожа привычно вспыхнула огнем, но я не остановился -- подобное ощущение уже давно вошло в привычку. Легкий шаг на стену, сопровождаемый выплеском, как желания, так и чакры, и вот, с некоторым придыханием, я убираю опору со второй ноги...убираю, инстинктивно закрывая глаза, готовясь к очередному удару об деревянный пол.
      ... Но его не последовало. Прошли долгие мгновения, пока до меня не дошло осознание того, что все получилось -- я стоял... стоял на стене. И в тот же момент я распахнул глаза, пораженный и удивленный собственным же успехом. После стольких попыток, после стольких синяков и ссадин у меня наконец-то вышло! Сдержать радостный выкрик, казалось было просто невозможно...
      ...недоумение пришло гораздо позже. Лишь тогда, когда легкая эйфория отступила, я вновь смог мыслить трезво
      "Мир не изменился" -- наверное, это все, что я мог сказать, когда полностью осознал произошедшее. Не изменился от слова "совсем". Не поменялось мое ощущение пола, не сместился центр тяжести, не перевернулся сам мир в моих глазах. Все, что происходило со мной, пока я стоял на стене, слабо поддавалось моему осмыслению. На мое тело с двумя ногами на стене, вытянутом вдоль настоящего пола на высоте полуметра, совершенно не воздействовала гравитация, не заставляла клониться к земле или прилагать хоть какие-либо усилия, для того чтобы удерживать себя в таком положении. Я просто выпирал из стены, как какая-то ветка на древесном стволе и никак не мог принять это как данность. Это было слишком необычно и... волшебно. Происходящее было настолько выбивающимся из рамок моей реальности, что мне буквально пришлось заставить себя в него поверить. Несомненно, я столкнулся с самым волшебным моментом в своей жизни. Вот только...
      Завороженный происходящим я потерял таким трудом достигнутую концентрацию. Ток чакры резко прекратился и, мгновением позже, моя спина с неприятным глухим стуком таки воссоединилась с деревянным полом.
      Но даже так, лёжа на болящих лопатках и морщась от раздражающего гула в голове, я не мог прекратить улыбаться. Да, мне наконец-то удалось приобщиться к тому миру, которому принадлежал по рождению.
Мой взгляд пробежался по пустой каюте, где мне приходилось находиться, и вновь остановился на отвесной стене, покоренной не столь давно. Вот к чему привела скука и полная отстраненность от внешнего мира -- к прогрессу. Ценой собственного похищения я добился того, чего мне всегда не хватало. Именно здесь я, не имея ни возможности, ни направления для побега, не испытывая потребностей и занятости, смог полноценно посвятить себя саморазвитию. Пускай я не знал, сколько пробыл в этих застенках, но зато видел, что все это было не зря.
      А раз не зря, то я просто обязан был продолжать, чтобы по прибытию в порт у меня было хоть что-то, что могло помочь мне успешно покинуть это неприветливое место.

***

      Радость и страх, предвкушение и дурное предчувствие, тоска и желание быть подальше -- все смешалось в душе у бравого капитана, стоило только родной земле замаячить на горизонте. Изгнанный за проступок, но вернувшийся с весомым откупом, Райзо не сводил глаз с таких близких, но далеких берегов. Берегов, один шаг на которые, с легкостью мог закончиться его смертью.
      -- Вы уверены, капитан? -- раздался по правую руку обеспокоенный голос первого помощника.
      -- Да, Изаму, -- натянуто улыбнулся Райзо, -- я уверен, что все получится.
      -- А как же... -- хотел было помощник возразить своему капитану, но тот остановил его лёгким взмахом руки.
      -- Не спорь. Просто доверься своему капитану.
      Изаму, с видимым усилием проглотив очередной протест, в бессилии развел руки и просто встал рядом со своим командиром. Он должен был попытаться отговорить -- он попытался. На этом его роль была исчерпана.
      -- Скажи Джиро, чтобы принес мальчика: связанного, без сознания, но с вещами, -- тихо приказал Райзо, наблюдая, как на воду спускают небольшую лодочку. -- Жду его у шлюпки.
      Изаму кивнул и, не удержавшись от очередного обеспокоенного взгляда, громко, будто в последний раз произнес ставшую такой привычной фразу:
      -- Есть, капитан!

***

      Он двигался медленно, осторожно, тщательно взвешивая каждый свой шаг. Любое его неосторожное движение, любой громкий вздох или выдох, любой случайный всплеск активности его чаркосистемы могли стоить ему чего-то большего, чем обычная жизнь. На кону стояло то, что куда выше всего этого -- его семья и репутация.
      Он не имел право ошибку, не сейчас. Одна лишь мысль об этом, а точнее о последствиях вызвала такую дрожь по всему телу молодого шиноби, что хотелось просто все бросить. Но он держался... держался изо всех сил.
      Громкий смех пока еще не враждебных к нему шиноби, вырвавшийся из-за густого кустарника, по которому он с величайшей осторожностью передвигался, едва не заставил молодого мужчину замереть на месте -- все его худшие опасения подтверждались. Он узнал его, узнал его владельца. Уже не один раз он встречался с разъяренным обладателем этого смеха в реальном бою и тогда от смерти его спасала лишь полная самоотдача и толика удачи.
      Сложность задания подскочила неимоверно.
      Шиноби сглотнул застрявший в горле комок и продолжил свой путь. Он знал, что цель его миссии была совсем рядом -- на это указывало почти все.
      Еле заметный шорох в кустах по правую руку от него, едва не заставил молодого шиноби броситься туда, наплевав на всю конспирацию. Он понял, что если этот звук с легкостью достиг его уха, то так же мог и достичь и вражеского.
      Шиноби рискнул. Два самых больших и тихих шага в его жизни понадобились ему, чтобы достигнуть источника шума, что гарантированно мог убить их обоих.
      -- Джирайя-сенсей! -- едва ли не губами воскликнул Минато, выскочив на своего учителя прямо из кустов. -- Вас заметят!
      -- Мина...? -- почти не скрывая собственный голос, хотел воскликнуть мужчина с пышной гривой белых волос, но рука собственного же ученика, мигом закрывшая его рот, не дала ему этого сделать.
      -- Прошу, потише! -- едва не взмолился молодой Намикадзе, -- нас же заметят!
      Глядя на переживающего ученика, жабий саннин понимающе кивнул и, освободив рот, похлопал рукой по небольшому свободному клочку земли рядом с ним.
      -- Ложись и не отсвечивай.
      -- Я не... -- воспротивился Минато, но наткнувшись на твердый взгляд своего сенсея, устало вздохнул и прилег рядом.
      Намикадзе не был удивлен подобным поворотом событий -- все это скорее даже вошло у него в привычку. Еще со времен обучения у легендарного Жабьего саннина, Минато твердо уяснил для себя, что если где он и мог почти всегда найти своего учителя, так это именно в подобных местах. Во многом потому, прибыв в этот город в поисках Джирайи он точно знал, где его искать, стоило лишь на улице уловить словосочетание "горячие источники".
      -- Может пой... -- Минато хотел было увезти своего учителя подальше от столь опасного места, но был наглым образом перебит.
      -- Точно не сейчас. Ты только посмотри кто там!
      Комментарий Джирайи был излишним -- Минато и так прекрасно знал и видел, кого тот имел ввиду. Именно её смех нагнал на него столько страху по пути сюда, именно её присутствие на горячих источниках заставляло не последнего любителя полюбоваться голыми тренированными телами куноичи желать убраться отсюда подальше..., но именно её тело и приковало к себе взгляд обоих.
      -- Она нас убьет, если заметит, -- просто резюмировал Минато, не сводя глаз с пышных форм блондинки. -- Как пить даст, убьет. А Кушина воскресит и убьет еще раз.
      -- Не убьет, -- взмахнув рукой, будто отмахиваясь от надоедающей мошкары, прошептал Джирайя. -- Побьет, возможно. Сильно побьет, тоже возможно. Изобьет, вылечит и снова изобьет, скорее всего. Но не убьет уж точно. Поверь моему опыту.
      "Это вы у нас крепкий", -- хотел было ответить Минато, но передумал -- продолжать этот диалог смысла не было. Как бы ни была прекрасна дама перед его глазами, рисковать своими отношениями, а возможно и жизнью, он не собирался.
      -- Какаши дали звание джоунина, -- фирменно, во все тридцать два зуба улыбнулся Минато.
      -- Хм... -- Джирайя, впервые отвлекшись от созерцания голых тел куноичи, посмотрел на гордящегося своим учеником парня. -- Молодец, быстро. Сакумо гордился бы им.
      -- Тоже так думаю, -- кивнул Минато в ответ, -- только вот нужно ли это самому Какаши, я не знаю. Он сильно изменился после его... хм, смерти. Я уже не знаю, что с ним делать... Тем более теперь.
      Тяжелая рука саннина упала на плечо Минато, слегка придавливая того еще ближе к земле.
      -- Люди меняются и это нормально, -- прошептал Джирайя своему единственному ученику. -- Настанет время и он станет тем, кем должен стать. Твоя задача лишь поддерживать его на протяжении всего пути. Продолжай учить его, продолжай наставлять его, продолжай помогать ему и однажды из него вырастет великий шиноби. Как и из тебя.
      Слова благодарности застряли в горле Минато, будучи не в силах его покинуть. Он просто не мог их озвучить. Даже в таком положении, даже находясь в десятке метров от своей смерти в виде вспыльчивой блондинки, Джирайя каким-то чудом умудрялся выражался так искренне и открыто, что благодарить его за такое, казалось чем-то кощунственным. И Минато не стал.
      Легкая тишина, нарушаемая лишь всплесками и смехом на горячих источниках, продолжалась недолго.
      -- Тринадцать лет, -- немного задумавшись, ухмыльнулся Жабий саннин и глухо засмеялся. -- Он тебя обскакал, Минато. Обскакал на целый год!
      Блондин лишь горестно вздохнул -- ну не мог его сенсей быть вечно серьезным.
      -- Вам бы тоже не помешало почаще оборачиваться, сенсей. Кто знает, как скоро я начну дышать вам в затылок?
      -- Не раньше следующего столетия, -- вновь расплылся в улыбке Джирайя. -- Явно не раньше.
      Решив не спорить, Минато медленно поднялся. Оставалось всего несколько часов до их отправления на миссию по уничтожению важного для шиноби Ивакагуре моста и теперь он знал что делать. Теперь, при необходимости он сможет возложить на плечи Какаши столь необходимую для становления лидера ответственность. Возложит и поможет с ней справиться.
      -- Вы лучший, сенсей, -- крепко сжав плечо наставника и друга, тихо сказал Минато, складывая ручные печати. -- Спасибо вам за совет и...
      Минато ухмыльнулся напоследок.
      -...удачи в исследованиях.
      Ментальный посыл, легкая концентрация чакры в татуировке на груди и...

      -- Стой! -- хотел воскликнуть Джирайя, прекрасно видя, какие именно печати сложил Минато, но не успел. Громкий хлопок от техники, которая вполне могла быть и бесшумной, разлетелся по округе.
      -- Обучил паршивца на свою седую голову, -- вздохнул он, больше не слыша столь милых и прелестных девчачьих смешков, но зато ясно ощущая приближение убийственной ауры одной выдающейся во всех смыслах блондинки.

***

      Никогда еще за все прожитые годы Райзо так не боялся за собственную жизнь. Стоя перед массивными двустворчатыми воротами, прижимая к груди самое дорогое, что у него сейчас было, он буквально ощущал, как капля за каплей жизнь покидает его тело. С трудом держась прямо на трясущихся от страха ногах, Райзо не сводил глаз с прохода, что вот-вот должен был открыться. Он знал, кто скрывался за ними, знал его репутацию и методы и потому совершенно не стеснялся собственного страха. Страх был оправдан.
      -- Не беспокойтесь, -- произнес один из его сопровождающих, -- если то, что вы сказали и принесли, правда, то вас ждет безбедная старость.
-- Но если нет... -- продолжил второй, как две капли воды похожий на первого, -- то, думаю, вы сами догадываетесь о последствиях. Время для НЕГО самый ценный из ресурсов, не трате его попусту.
      Ответить Райзо уже не успел. Одна из дверных створок, слегка скрипя и скребя по полу, открылась.
      -- Райзо Хано-сан? -- раздался изнутри холодный голос,. -- Мизукаге-сама требует вас к себе.

Примечание к части

Фух!

Поговорим по душам.

         - "Ходатайство о назначении Кимико Фуго на должность джоунина-наставника", - вслух прочитал он заголовок документа в очередной раз переводя взгляд на так и не уменьшившуюся стопку бумаг. - Да столько же вас?!
      Сделав глубокий вздох, чтобы не дать вырваться ругательству, и немного успокоившись, Ягура вновь опустил на пергамент свою печать "Удовлетворить". Как же ему все это надоело...
      Не для того он стремился занять пост Мизукаге, чтобы вновь и вновь, изо дня в день безвылазно сидеть в кабинете, расставляя печати на счетах и заявлениях. Не для того он потратил столько сил и времени, создавая собственную кровавую репутацию. Не для того он осознанно стал её заложником...
      - Мизукаге-сама, - в дверном проеме раздался голос Ито Кохару, его постоянной помощницы, - новости с границы.
      Вот оно - спасение в лице одно приятного и близкого человека.
      - Выкладывай, - пользуясь подвернувшейся возможностью, Ягура отложил ненавистную печать в сторону. - Что там?
      Девушка слегка замешкалась, ища в стопке бумаг, что она держала на руках, нужный листок, но не прошло и нескольких секунд, как необходимое донесение было вытащено из-под груды многих других.
      - Отряд Семи мечников уже два часа как покинул территорию Страны Воды, - прочитав, сократила она до нескольких слов смысл сообщения. - Направление - Хи но Куни.
      - Я в курсе, дальше.
      - Но... но приказа же не было... - вскинулась Кохару, прекрасно помня все документы, что проходили через её руки. - Это же...
      Ягура устало откинулся на кресле, устремив свой взгляд в потолок - вот и начинался очередной раунд бесполезных споров. Бесполезных, но столь ценных...
      Назначение на такую высокую должность, как Каге какурезато, не прошло для Ягуры бесследно. Друзья еще со времен академии, любившие в любой момент разговора втыкать шутки связанные с его внешностью, медленно, но неотвратимо поменялись, превратившись из равных в подхалимов, из приятелей в подчиненных. Ну не могут люди чувствовать себя равным с теми, кто отдает им приказы... Его радикальные взгляды, не всегда находившие поддержку или одобрение в остальных кругах, со временем оспаривались все меньше и меньше. Его репутация, и ранее бывшая не самой чистой, окончательно погрязла в цветах крови... И лишь Ито осталась прежней. Казалось, её не волновал новый статус "малыша Ягуры", не трогала его печальная известность и спорные решения. В любой момент Ито могла не согласиться с ним, могла позволить себе дать ему совет, усомниться в его решении и даже поспорить. Она по-прежнему иногда забывала о приличиях и, нет-нет, но называла его "малышом". И за все это он был ей благодарен.
      - Это был мой устный приказ, - ответил Ягура, чувствуя на себе пристальный взгляд своей помощницы.
      - Старейшины будут недово...
      - А мне плевать на этих старых маразматиков и на их мнение, - резко прервал свою подчиненную Мизукаге, закинув ноги на стол. - Они лишь старые идиоты, что грезят о мире и всепрощении, хотя у каждого две выигранных войны за плечами!
      - Может именно поэтому они и желают мира?
      - Нет! - Мизукаге легко, но звонко ударил раскрытой ладонью по столу. - Именно поэтому они как никто другой должны понимать всю их важность. Ведь именно эти войны сделали из Киригакуре такой, какая она сейчас - великой! Стоит только забыть об этом и потеряем все нажитое таким трудом и жертвами!
      Кохару слегка разочарованно покачала головой. Она была не согласна с такой точкой зрения.
      - Но это не оправдание для развязывания новых войн...
      Громкий стук в дверь прервал только разгорающийся спор.
      - Да! - рявкнул уже порядком раздраженный глава деревни. - Что надо?
      Скрипя приоткрылась одна из створок его массивных дверей в кабинет, пропуская внутрь слегка трясущегося бугая под два метра роста. Глядя на него, Ягура не смог не усмехнуться - сколько бы ни прошло времени, а вид таких вот кадров, дрожащих от одного лишь взгляда, до сих пор ласкал его самолюбие, запертое в теле ребёнка. Он часто любил представлять, как все это выглядело со стороны, незнакомому с его личностью человеку - высокий, сильный парень трясется перед малышом ребёнком, - и из раза в раз продолжал ощущать мрачное удовольствие от происходящего. Это была его месть всему миру за его ранние академические годы.
      - Мизукаге-сама, - склонился шиноби в глубоком поклоне, - к вам посетитель.
      Быстрый взгляд на Ито, легкое, едва заметное покачивание её головы, и вот Ягура уже не сводит глаз с затылка склонённого перед ним мужчины.
      - Не помню, чтобы у меня было сегодня назначено.
      - Я понимаю, Мизукаге-сама, просто мы поймали одного... нет, двух человек. Один из них просит о встрече с вами.
      Ягура ответил далеко не сразу. Он молчал, наблюдая, как из-за его немногословия, в страхе белеет лицо склонившегося шиноби, как тот начинает сожалеть, что вообще решил зайти в этот кабинет, как тот напрягается в попытке придумать ненужные оправдания. Ягура молчал, наслаждаясь своей властью над его судьбой.
      - Кто он? - спросила Ито, решив все-таки разрядить атмосферу. - Откуда? Чего хочет?
      - Райзо Хано, пира... свободный торговец, Мизукаге-сама, - несмотря на автора вопросов шиноби продолжал говорить только с главой деревни. - Был обвинен в измене во времена конфликта с Узушио, но бежал морем.
      - В измене? - скривился Ягура. Если и были проступки, к которым он испытывал искреннюю ненависть, то предательство, несомненно, было из их числа. - И он решил вернуться? Зачем?
      Шиноби глубоко вздохнул, будто собираясь с мыслями.
      - Привёз мальчика лет шести. Как я понял, пытается выторговать себе амнистию.
      Вот как?.. Спустив ноги со стола, Ягура встал со стула и мелким шагом заходил по комнате. В нем сейчас сражалось два противоречивых чувства: желание воздать неизвестному предателю по заслугам и обыкновенное любопытство. Он понимал, что однажды сбежавший от смерти преступник никогда не придёт к своим палачам с пустыми руками и по своей воле, и вот многом потому хотел знать, что же привёз этот "Райзо". Это несомненно должно было быть что-то интересное. А казнить? Казнить, можно успеть всегда.
      - Что за мальчишка? - негромко спросил Ягура, стоя у окна и в отражении наблюдая за своим гостем. - Тот, которого привезли. Что можешь о нем сказать? И встань ты наконец!
      Дважды повторять не пришлось - парень выпрямился так быстро, будто все его тело было одной большой пружиной. Выпрямился, но глаза поднять так и не посмел... Умный мальчик.
      - Красные волосы, что даёт основание предполагать о его связи с Узушио и... - шиноби запнулся, немного помялся и впервые за разговор посмотрел в спину главе деревни, - ...и боюсь, что я не компетентен во втором вопросе. Вам лучше самому взглянуть.
Вот теперь Ягура действительно заинтересовался. Отвернувшись от окна и плотного тумана за ним, он посмотрел в глаза взволнованному шиноби, который посмел дать совет своему Каге, перевёл взгляд на свою верную помощницу и, растянув губы в хищной улыбке, проговорил:
      - Ну тогда давай-те взглянем. Ито, позови нам капитана.

***

      -- Райзо Хано-сан? -- раздавшийся из-за двери холодный женский голос едва не приморозил его у полу. -- Мизукаге-сама требует вас к себе.
      Райзо глубоко и слегка судорожно вздохнул. Вот и наступил тот момент, к которому он невольно шел столько времени. А ведь, сколько прошло лет с тех пор, как Райзо похоронил саму надежду на возвращение домой? Сколько драгоценного времени было выброшено на ветер, пустые переживание и ложное смирение? Почему он отбросил эти мысли и забылся в море? Почему он был так глуп? Почему не заметил такого простого и очевидного выхода - дать палачам то, что куда ценнее справедливости или возмездия? Уж что-то, а такое должно было быть всегда...
      "Да! - кивал головой Райзо, медленно и неуверенно проходя в кабинет. - Я уверен, что есть, ведь иначе..."
      ...иначе его ждала глупая и нелепая смерть.
      В кабинете оказалось куда больше народу, чем рассчитывал Райзо: массивный, мощный,, пусть и отчего-то сильно зажатый молодой парень с протектором Кири на лбу, миловидная женщина с удивительно бесстрастным лицом, и нелепо смотрящийся на фоне двух других ребёнок в примечательной одежде, выдающей в нём скорее аристократа, чем шиноби. Три таких разных человека... Хорошо хоть, что определить, кто есть кто было не сложно.
      - Мизукаге-сама, большая честь приветствовать вас лично, - Райзо глубоко поклонился устрашающе большому парню в форме шиноби. - Благодарю за предоставленную возможность встретиться с вами.
      Реакция от таких вроде бы обычных и нейтральных слов, оказалась слишком ненормальной. Громкий кашель мужчины, что шокировано уставился на склоненного перед ним Райзо, дернувшаяся рука женщины и убийственный взгляд маленького мальчика прозрачно так намекали, что капитан все-таки ошибся...
      - Прошу проще... - поспешил извиниться он, уже ощущая сгущающиеся над головой тучи, но был прерван.
      - Заткнись и говори что хотел, - холодный, столь далекий от детского, как и звезды на небосклоне, голос мальчика донесся до слуха Райзо, вмиг пробив того на испарину, - пока я не решил, что некомпетентность моих шиноби, не убивших тебя уже при встрече, все же не имеет оправдания. Думаю, ты понимаешь, что в твоих интересах быть убедительным.
      Пуще прежнего затряслись руки, грозясь в любой момент уронить свисающего беспомощной куклой мальчика, подкосились и так не твердо держащие ноги, но Райзо каким-то чудом умудрялся не падать. Он был испуган. Испуган, но и был удивлен не меньше - тот, кого Райзо сейчас видел перед собой, не был мальчиком. На него, выворачивая наизнанку его страхи, смотрели два буркала принадлежащих какому-то монстру. В них не было ни жалости, ни презрения, ни сочувствия, ни радости. Лишь равнодушие и полное отсутствие интереса к лично его судьбе.
      Он знал этот взгляд, он помнил его обладателей. Именно так на него смотрели те, кто одним лишь словом смогли заставить его плюнуть на свою страну, думая лишь о спасении собственной жизни. Именно так смотрят на тех, чьё существование настолько мелочно, что их невольно можно было сравнить с обычным муравьем...
      - М...мальчик, Музукаге-сама... - заплетающимся, не слушавшимся языком Райзо пытался донести мысль до внушающего ужас ребенка, - моя расплата за преступления. Нашел... сразу подумал о моей родной деревне... привез... примите...
      Райзо аккуратно, боясь навредить своему ценному товару, опустил его на пол, открыто демонстрируя, ранее скрытую от большинства присутствующих, красную шевелюру мальчика.
      - Узумаки? - хмыкнул Мизукаге, приблизившись к лежащему без сознания мальчику, - не впечатляет. У нас и без него хватает полукровок...
      - Стойте! - вскрикнул Райзо, боясь возможного преждевременного решения. - Это не все!
      Хано буквально рухнул на колени перед недавно положенным мальчиком и трясущимся руками потянулся к его лицу. Наступал момент, когда все, наконец, должно было решиться.
      - Вот! - нервно вскрикнул Райзо, открывая глаза своему билету на жизнь и свободу...
      ... Тишина затянулась.
      Мизукаге, что уже две минуты как не мог оторвать взгляда от лица шести-семилетнего мальчика, по прежнему не двигался. Лишь его зрачки блуждали от одного глаза к другому, от ярко-красных волос к мешковатой, бедной и явно вручную сшитой одежде. Он казалось изучал каждую деталь, каждую морщинку на лице этого юного создания... в то время как нервно лыбящийся Райзо с замиранием сердца ждал его вердикта.
      - Где ты его взял? - тихий, вкрадчивый, но до дрожжи пугающий голос Мизукаге, заставил отпрянуть всех кроме стоявшей позади девушки.
      - Страна Моря, Мизукаге-сама, - в страхе протараторил Райзо. - Остров Хаха. Он был беспризорником.
      - И что за него хочешь? - правитель целой деревни шиноби наконец-таки оторвал пристальный взгляд от лежащего мальчика. - Помимо жизни и амнистии...
      - Д...денег, - выпалил Райзо прежде, чем смог подумать о последствиях. - М-моя команда, Ми-мизукаге-сама... я о-обещал им...
      - Будут тебе и деньги, - легко бросил убийца в теле ребенка, и повернулся к замершему в углу шиноби. - Ты. Как тебя...?
      Парень, услышав, что к нему обращаются, встрепенулся и сделал два резких шага вперед.
      - Като. Като Шима, Мизукаге-сама...
      - Да-да, в общем, ты. Берешь нашего дорогого капитана, ведешь его в казначейство, ждешь пока он заберет деньги... Трех миллионов рё ведь хватит? - Мизукаге бросил вопросительный взгляд на Райзо, что все еще не мог найти в себе силы подняться, и, получив серию кивков в ответ, вновь обратился к молодому шиноби. - Ждешь и проводишь его на корабль, избегая контактов с кем бы то ни было. Это ясно?
      Райзо не верил своим ушам - у него получилось! Три миллиона рё, амнистия, жизнь и свобода - у него все получилось! Стоило ли это его переживаний и всех страхов, который он тут натерпелся? Несомненно!
      Его вновь затрясло, но на этот рад уже от счастья и облегчения - он жив, он богат, он свободен... Спасибо судьбе за столь царский подарок...
      - ...бумаги я оформлю и передам, - Райзо с трудом заставил себя вновь сконцентрироваться на разговоре Мизукаге с его подчиненным. - Ждите у казначейства, я пришлю распоряжение.
      - Есть Мизукаге-сама! - голос молодого шиноби был преисполнен рвением. - Это все?
      - Да, приступай.
      Райзо почувствовал, как его пытаются поставить на ноги, как его безвольно повисшую руку забрасывают на чье-то крепкое плечо, как его отводят от тела юного мальчика, давшего ему столь много, и понял, что уже пора прощаться. Они не знали друг друга, но это не мешало быть ему благодарным...
      - Спасибо... - выдохнул Райзо, даже не понимая кому из этих двух он обращается - к первому, лежащему без сознания, или ко второму, что коршуном навис над ним.

      - Тадао, - позвал своего личного охранника Ягура, стоило только двери захлопнуться за спинами его недавних гостей. - Ты знаешь, что нужно сделать.
      Плитка на высоком потолке отодвинулась в сторону и, мгновение спустя, перед ним и Ито уже стоял низкорослый шиноби в полностью закрывающей лицо безликой маске.
      - Всех? - тихий голос озвучил лишь один короткий вопрос.
      - Всех, - даже и мгновения не поразмышляв, вторил ему Ягура. - Капитана, его команду и, разумеется нашего дорогого Като. О мальчике не должен знать никто.

***

      Хлоп!
      Звонкий шлепок по щеке эхом и болью отозвался у меня в голове.
      Хлоп!
      Очередной удар, уже по другой стороне лица, буквально заставил меня резко открыть глаза и подскочить с пола. "Что происходит?" - недоумевал я, совершенно потерявшись как в ощущениях, так и в реальности. Невысокий мальчик перед глазами, девушка с безразличным лицом позади него, странная комната с кучей предметов неизвестного назначения.
      "Где я? Как я сюда попал? Что произошло?" - вопрос сыпался за вопросом, вызывая все большее недоумение. Я совершенно не понимал произошедшего, но ясно ощущал отсутствие целого куска воспоминаний у себя в голове. Этот провал, начавшийся еще на судне, в моей небольшой каюте, и закончившийся здесь, перед лицом неизвестного, сильно меня дезориентировал.
      - Где я? - с моих губ против воли слетел такой простой вопрос. - Как... Что случилось?
      Мальчик, что был немногим старше меня на вид, удовлетворенно улыбнулся. Ему понравились вопросы? Что тут вообще происходит?
      Я против воли напрягся - неизвестность пугала похлеще этих незнакомых и странных лиц. Каждый нерв моего тела был натянут как струна, каждая мышца напряжена, готовая в любой момент взорваться в рывке, прыжке или ударе. Замешанный и растерянный, я был готов выцарапывать себе свободу... благо шансы против ребенка и девушки у меня должны были быть.
      "Бьякуган!" - мысленный приказ собственный чакре как обычно не прошел бесследно...теперь я видел больше. Гораздо больше...
      Вот только в тот же миг произошло то, что мне было принять особенно сложно - я понял, что мои глаза не идеальны.
      Несмотря на всю остроту своего зрения, повышенные четкость, резкость и круговой обзор, я так и не смог понять произошедшего. Стоило только моим венам у глаз вздуться, как мальчик сорвался с места столь быстро, что я даже опешил. Его силуэт слился, размазался и буквально растворился в воздухе, на доли секунды попросту для меня исчезнув... и пока я пытался осознать произошедшее, он появился у меня за спиной с занесенной для удара ладонью. Ни остановить его, ни пытаться увернуться я уже попросту не успевал...
      - Ягура-сама! - крик девушки, которая, наконец, дала волю эмоциям, остановил, казалось бы, неостановимый удар. - Что вы делаете?!
      На короткое мгновение время для меня практически остановилось. Волна холода пробежала по стволу позвоночника, парализуя и вызывая дрожь по всему телу. Сердце на миг замерло и, будто одумавшись, заколотилось с бешеной скоростью, грозясь выскочить прямо из грудной клетки. Все лишние мысли покинули мою голову, где осталось стучать лишь одно имя...
      Я знал его. Я слышал его. Я помнил его. В моей взбудораженной памяти всплывал лишь один человек из канона, что имел "счастье" носить имя Ягура. И это был явно далеко не первый персонаж, с которым я желал бы очной встречи.
      Ягура - четвёртый Мизукаге, запомнившийся не столько своим кровавым режимом, сколько своей специфической внешностью. И правда, не каждый день можно встретить взрослого мужчину запертого в теле ребёнка десяти-одиннадцати лет. Будущий джинчурики Санби, инициатор убийственного экзамена для выпускников академии, главный зодчий кровавой репутации Киригакуре - все это он.
      И сейчас, когда я имел несчастье наблюдать его в живую, вопросов моём местонахождении больше не возникало...
      - Ты же видишь... - начал было Ягура, но был грубо прерван неизвестной мне женщиной.
      - Я вижу лишь потерянного и перепуганного ребёнка, который неизвестно, сколько пробыл в плену у этих "свободных торговцев", - распалилась она, медленно приближаясь к нам. - Не удивительно, что он боится!
      "Боюсь"? Хах! Сомневаюсь, что такого ёмкого слова хватит для того, чтобы описать всю бурю эмоций, овладевших мною. Я чувствовал не банальный страх, как перед диким зверем, нет. Безысходность - вот чем было пропитан мой эмоциональный фон. Я будто замер перед неостановимой волной гигантского цунами, которая, как не старайся, в любом случае поглотит меня. Сложно боятся, будучи припертым к стенке...
      - Вы только посмотрите на него, - странная женщина, что смела перечить самому Ягуре, медленно опустилась передо мной на колени. - Да его всего трясет! Опустите же, наконец, руку, Мизукаге-сама!
      "Да кто она такая, черт возьми?!" - застыл я в шоке, прекрасно видя как Ягура, ни секунды не думая, опустил занесенную для удара руку и сделал короткий шаг назад. Кто она такая, что сам глава Киригакуре так легко её слушает?!
      - Успокойся малыш, - теперь тихий, вкрадчивый голос этой странной женщины был направлен уже в мою сторону. - Ты в безопасности. Тут тебя никто не обидит.
      Я с трудом удержался от того, чтобы истерично не заржать. В безопасности? Тут? Она серьезно? Извини дамочка, но это было бы последним место, которое я мог бы назвать безопасным. Слишком уж хорошо я помнил, в какой промежуток времени Ао из Кири получил свой знаменитый глазик. Помнил, и имел все права опасаться за собственный....
      - Скажешь мне свое имя? - голос женщины буквально источал нежность и доверие, почти ощутимо подтачивая мою подозрительность. - Я Ито. Ито Кохару.
      - А-Акио... - сбивчиво прошептал я, не в силах совладать с подрагивающим телом.
      - Акио? А фамилия у тебя есть, Акио? - спросила Ито, в очередной раз обеззараживающее улыбнувшись.
      - Фамилия? Что это? - ответил я, понемногу приходя в себя и внимательно наблюдая за реакцией стоящего позади Ягуры. - Ока-сан называла меня просто Акио!
      На лице женщины проскочило еле заметное удивление, но, быстро с ним совладав, она придвинулась чуть ближе. Я не отстранился, пусть и до дрожи боялся как её, так и хозяина этого кабинета. Мне нужен был этот разговор, ибо только он сейчас мог помочь избежать того, чего я действительно страшился. Только он мог помочь мне сохранить не только жизнь, но и оба глаза.
      - Ты жил только с мамой? - Кохару продолжала свой мягкий допрос. - И почему она не с тобой?
      - Да, мы жили одни, - кивнул я, не понимая, почему Ягура никак не желает вмешиваться в наш разговор. - Ока-сан называла нашу деревню Кусагакуре.
      Услышав название какурезато Ягура впервые с начала разговора проявил признаки жизни. На его лице появилась такая смесь скепсиса и удивления, что я невольно забеспокоился. Он мне не верил?
      - Ты так и не ответил, - вновь улыбнулась Кохару, но на этот раз немного с укоризной. - Почему ты не с ней?
      Вот, наступал тот момент, где нельзя было ошибаться или врать. Я не был уверен в их умении распознавать ложь, но рисковать не собирался. Правильно построенные фразы, верное выражение лица, искренние эмоции - вот все, что сейчас от меня требовалось.
      Я понуро свесил голову, стараясь максимально четко вспомнить события той ночи. Хотя кого я обманываю - я их и не забывал. Одного лишь малейшего желания хватило, чтобы вновь увидеть рожи тех трех ублюдков, разрушивших мою только начавшуюся жизнь. Одной лишь мысли хватило, чтобы вновь вытащить наружу тщательно подавляемую ярость и горе. Одного лишь воспоминания хватило, чтобы мои руки задрожали уже не от страха...
      Отросшие за время пребывания в запертой каюте ногти с силой впились в трясущиеся ладони, даря столь необходимую отрезвляющую боль. Мысли прояснились, ушли неуверенность в собственном будущем и мандраж от встречи с одним из сильнейших в этом мире человека. Ушли, уступив место холодному суждению и расчёту.
      Я понимал, что просто так меня не отпустят - Бьякуган не тот ресурс, которым направо и налево разбрасываются лидеры какурезато. Попав, пускай и не добровольно, в этот кабинет у меня осталось лишь несколько возможных линей судьбы, и лишь в одной из них я оставался живым и свободным. В других же, как минимум я лишился бы глаз...
      Выбор был очевиден - доказать свою ценность Кири, намекнуть на свои мотивы, продемонстрировать свою привязанность. Сделать все, чтобы жить как свободный шиноби.
      - К нам пришли трое... - тихо, но стараясь вложить в слова все обуревавшие меня в тот момент чувства, сказал я. - Они схватили меня и ушли... А ока-сан.. Ока-сан не двигалась...
      Порывистое объятие от Кохару стало для меня тем самым знаком, которые ясно показал, что я двигаюсь в нужном направлении.
      - Мне так жаль, Акио, - прошептала она мне на ухо, тыльной стороной ладони вытирая выдавленные-таки мною слезы. - Мне так жаль... Но ты хоть знаешь, кто это был?
      Я кивнул.
      - Они сказали, что я принадлежу клану Хьюга... Сказали, что ока-сан воровка! Но это неправда!
      Кохару и Ягура красноречиво переглянулись, а я, прекрасно это видя, внутренне возликовал. Кажется, все складывалось так, как должно было.
      - А потом на нас напали в лесу, и меня столкнули в реку, - я торопился продолжить рассказ, чтобы эти двое не задумались над моими же словами, воспринимая их скорее эмоционально, чем логически. - Меня выбросило уже только в городе...
      - Там тебя и нашел тот человек, что привез тебя к нам? - Кохару чуть отстранилась и заглянула прямо мне в глаза. - Он нам рассказал, что нашел тебя в городе.
      Вот как? Они уже успели пообщаться? Что ж, это мне только на руку - Кохару сама того не ведая дала мне уже известную ей версию, с которой мне очень легко было состыковаться.
      - Да, - всхлипнул я, вновь зарывшись головой в груди девушки. - Но он плохой... он меня бил...
      Кохару вновь крепко прижала меня к себе, положив свою руку мне на макушку. Нежное поглаживание по голове было столь приятно, что я, просто отдавшись наслаждению, даже забыл плакать. Хорошо, что в тот момент заметить это было невозможно.
      - Все хорошо, Акио, - тихо говорила она мне на ухо, не прекращая трепать мне волосы. - Мы о тебе позаботимся. Обещаю...

***

      Легкое движение окутанной синей дымкой ладонью и удар, способный смять ствол широкого дерева, мягко отводится в сторону. Короткий шаг одной ногой назад, полуповорот корпуса и вторая рука противника так же не находит своей цели.
      Масао вновь подбирается, возвращаясь в исконно правильную боевую стойку. Обмен ударами, произошедший совсем недавно не принес ровно никакого результата - что его атаки, что атаки его противника погрязли в мягкой, ненавязчивой защите. Начинался новый раунд.
      Он хорошо знал своего соперника - два года постоянных спаррингов тому хорошо способствовали... так же хорошо, как и противник знал его самого. Они были равны, даже несмотря на свои различные данные.
      Хироши Хьюга, его отец, был опытен. Очень опытен. Его, закаленного в бесчисленных сражениях ветерана, казалось было попросту невозможно удивить, застать врасплох. Движения Хироши были скупы и точны, а стратегия боя проста и действенна. Он был явно из тех людей, что пользуясь преимуществом в опыте и знаниях, предпочитал решать исход боя одним единственным ударом.
      Козырем же Масао была его неиссякаемая энергия, которая позволяла ему неутомимо перемещаться по всему полю боя, атакуя с разных направлений. Он практически не стоял на месте, а постоянно кидался из одной стороны в другую, разрушая противнику планы своими зачастую неожиданными передвижениями.
      Но даже при таком кажущемся паритете Масао все равно ощущал за собой преимущество. Пускай уверенность в этом пришла далеко не сразу - на это потребовалось едва ли не два года, - но зато теперь он твёрдо был убеждён в своём превосходстве. И все причины этой уверенности были видны даже невооруженным взглядом...
      Хироши был стар. Стар даже по меркам обычных людей, а как шиноби, так и вообще уже попросту не должен был жить. Но нет, он держался и держался молодцом. Старость, что сломила бы любого другого человека, отправив того на заслуженный отдых, лишь подстегнула Хироши, заставив того не опустить в бессилии руки, а подстроится, измениться. Наверное, с этим и была связана скупость на движения и упор на контратаки. Было видно, что он старался не тратить свои и так не богатые силы, предпочитая выжидать подходящего момента для одного решающего удара.
      Именно этим и собирался воспользоваться Масао. Он прищурился, концентрируя все свое внимание на стоящем перед ним противнике. Весь мир вокруг, видимый благодаря горящему в глазах Бьякугану, пусть и отошел на второй план, но все же не оставался без присмотра.
      Масао пристально наблюдал за спокойными, размеренными потоками чакры, текущей по телу противника, отмечал выбитые тенкецу, рассчитывая нынешние возможности Хироши, и быстро набирался уверенности. Он видел возможности и не боялся ими воспользоваться.
      Масао пошел в атаку. Он напал, не медля, не испытывая сомнений. Рывком сократив дистанцию, провалив попытку напугать отца сложенной для Внутреннего разрыва ладонью, Масао четырьмя быстрыми ударами или уж скорее тычками тут же пересложенных пальцев выбил две пары тенкецу. Встречный удар, под отводимую руку, сюрпризом не оказался, и с легкостью его избежав, парень отпрыгнул на несколько шагов назад. Отпрыгнул и, рванув уже с другой ноги, вновь помчался в атаку...
      Это не было настоящим боем. Там на поле вражды, где каждый удар был нацелен лишь на то, чтобы забрать чужую жизнь, Масао вел бы себя совершенно иначе. Рвущая ладонь, что согласно названию одинаково успешно рвала как древесные стволы, так и людские тела, - вот оно истинное подспорье клана Хьюга. Блоки? Перехваты? Парирование? Этот прием был не знаком с такими словами. В настоящем бою ни весь опыт, ни все умение мягко отводить от себя удары, не помогли бы старику Хироши одержать вверх. Неостановимая, напитанная чакрой Рвущая длань не знала преград и не терпела касаний.
      Но это не было настоящим боем. Урок, не более. Два года постоянных учений и наставлений, вот что это было. Хироши как мог, ломал Масао, заставляя его переступать через себя и свои принципы, уча контролю собственного тела и сознания. Ломал не щадя.
      Нетерпеливость, раздражение и горячность выбивались напрямую болью. Стоило только Масао отойти от поставленных условий, будь то запрещенный удар или излишняя агрессивность, как один незатейливый прием мигом остужал его и ставил на место. Сколько раз он ломал руки, когда в раздражении бросался на отца, который будто измываясь над ним, спокойно отводил в сторону все его удары? Не сосчитать. А уж, сколько кожи содрал с него этот голубой купол из чакры, возникающий будто из ниоткуда в момент вот таких вот срывов...
      Кайтен, одна из мощнейших техник его клана, что так и не покорилась Масао.
      Развязка приближалась. Под непрестанными атаками дыхание Хироши сбилось, в руках уже не оставалось прежней твердости и уверенности, а сами движения потеряли былую четкость. Нужный момент должен был настать уже совсем скоро...
      "Вот он!" - завопила интуиция Масао, заметившего как дрогнули и слегка опустились локти старого, но сильного мужчины. И Масао ударил. Ударил мягко, но резко, точно, но не смертельно. Ударил, целясь точно в центр груди, желая выбить как важную точку в системе циркуляции чакры, так и весь воздух из его легких...
      - Кай... - тихий шепот отца, был для Масао подобен грому средь ясного неба, слишком уж хорошо он запомнил это слово. - ... тен!
      Воздух вокруг Хироши вмиг вспыхнул голубым вихрем, со свитом и хрустом ломающим все попавшее в его пределы. Бешено вращающаяся, сконцентрированная вокруг пользователя чакра, не мирилась с посторонними, попавшими в её пределы...
      Масао, в последний момент успевший отскочить из-под хорошо знакомого купола, тем самым убрав целую руку, грузно плюхнулся на траву полигона и с раздражением уставился на небольшой вихрь рядом.
      - Что опять не так-то? - сплюнул он на землю, будучи недовольным упущенной безоговорочной победой.
      Вихрь остановился, развеялся, явив удивленному Масао заметно посвежевшего и полного сил Хироши. Старик выглядел так, будто и не было того пускай и недолгого, но изматывающего боя, после которого даже он сам испытывал некоторую усталость.
      - В целом все хорошо, - улыбнулся Хироши, вернув своим глазам нормальный вид. - Но не без ошибок.
      Масао едва не поднял глаза к небу - как же его уже раздражала эта фраза. Разумеется "не без ошибок", разумеется, он опять где-то окажется не прав. А то, как же?
      - Ну и где я опять "промахнулся"? - недовольно спросил он, готовясь опять к какой-нибудь банальной фразе типа "ты был не внимателен".
      - Ты был не внимателен, - ответил Хироши не без улыбки, - и не осмотрителен. Доверился внешним признакам, совершенно забыв о глазах, способных смотреть прямо в суть.
      И как обычно, Масао не знал что ответить. Именно в такие моменты, когда его тыкали носом в собственные ошибки, он понимал, насколько же он все еще юн как шиноби. А ведь и в самом деле, почему он, имея в своем запасе Бьякуган не...
      - Задумка, разумеется, хороша, - продолжал вещать старик. - Взять измором того, кто гораздо старше, а значит и гораздо менее выносливее тебя самого. Хороша, но исполнена паршиво. Повелся на учащенное дыхание, легкую дрожь рук и специально приоткрытые из-за этого тенкецу на груди. Как непрофессионально...
      Масао угрюмо опустил голову - он все это уже понял. Что мешало ему оценить состояние мышечных волокон или частоту биения сердца? Ничего. А ведь одного лишь взгляда на них, хватило бы для того, чтобы раскусить старика-симулянта.
      - Согласен, - угрюмо ответил Масао, - поторопился.
      - Все в порядке, - улыбнулся в ответ Хироши. - Ты и так далеко продвинулся за такое короткое то время. Вставай.
      Глядя на протянутую отцом руку, Масао в очередной раз поразился тем переменам, что настигли его за прошедшее с той скандальной миссии время. Напряженность, которая ясно ощущалась при его общении с Хироши, испарилась, уступив место взаимному уважению. И тому была веская причина. Масао, всю жизнь не знающий собственного отца, постоянно пропадающего на миссиях, наконец-то смог познакомится с ним поближе и стать едва ли не друзьями. Имея за спиной тонну боевого опыта и историй, Хироши попросту не мог быть неинтересным человеком, что он успешно и доказывал во время их перерывов. Из раза в раз, внимательно слушая рассказы о боевых столкновениях и простые истории военного времени, Масао все больше и больше проникался уважением к этому повидавшему жизни человеку.
      Он изменил его, сделал его лучше. Именно стараниями этого человека неуемная гордыня Масао сменилась трезвой оценкой, а врожденная блудливость семейным счастьем. Именно его стараниями он нашел ту, с которой и желал провести остаток своей жизни.
      - Спасибо, ото-сан, - крепко сжав протянутую отцом руку, Масао, преисполненный благодарности, поднялся на ноги. - Это твоя первая похвала.
      Хироши хохотнул и похлопал сына по плечу.
      - Будем надеятся, что и не последняя, - улыбнулся старик и медленным шагом пошел к выходу с полигона. - На сегодня мы закончили.
      - Правда? - неверующе переспросил Масао, подняв голову к небу, где все еще высоко в зените светило солнце. - Так рано?
      - Киоко-чан просила. Не каждый день твоему сыну исполняется год...
      - Так ты в курсе?
      Хироши остановился и, развернувшись, бросил на Масао такой взгляд, что тот мигом почувствовал себя дураком.
      - Разумеется, в курсе. Ведь это мой... - слегка ехидная улыбка тронула уста его отца, - ... внук. Идем, Йоширо ждет.

***

      Дверь в кабинет Мизукаге вновь открылась, пропуская внутрь недавно покинувшую эти стены Ито Кохару. Уйдя, держа на руках необычного малыша, она вернулась обратно уже в гордом одиночестве.
      - Ягура-сама, - в тот же миг, как раздался еле слышный щелчок закрывшейся за собой двери, обратилась к хозяину кабинета девушка. - Прошу прощения за мое поведение.
      Ягура с неприятным осадком наблюдал, как его ближайшая подруга, явно ощущая вину за что бы то ни было, склонилась перед ним в глубоком поклоне.
      - Ками-сама, да выпрямись ты, - бросил он таким тоном, что даже человек на коленях умоляющий о пощаде немедленно подскочил бы. Проняло и Кохару. - Тебе не за что извиняться.
      Девушка прощения и не ждала. Едва получив приказ подняться, она незамедлительно разогнула спину, вперев свой нечитаемый и непроницаемый взгляд прямо в Ягуру. Взглянув на неё такую - железную, спокойную, ответственную и рассудительную, - сложно было поверить в ту вспышку сентиментальности, произошедшую всего какой-то час назад. Но она же была...
      - Я все понимаю, - Ягура решил немного задеть гордящуюся своей невозмутимостью девушку. - Все же ты женщина. Вам свойственны подобные вспышки эмоций.
      Не получилось. Кохару лишь слегка наклонила вбок голову и взглянув на него как на неразумное дитя, попыталась объясниться:
      - Я не...
      - Я знаю-знаю, - разочарованно прервал Ягура, продолжая внимательно изучать её лицо. - Просто не удержался. Слишком уж натурально у тебя все вышло.
      - Благодарю, - одними лишь уголками губ улыбнулась девушка. - Я приложила к этому немало усилий.
      Не говоря ни слова, Ягура поднялся со своего рабочего места и, повернувшись спиной к девушке, уставился в затянутое туманом окно. Пора было прекращать пустые разговоры, им нужно было решить действительно важный вопрос.
      - Благодарности это лишнее... - протянул он, раздумывая над всем произошедшим. - Лучше объясни мне, к чему был весь этот цирк?
      - Ради его доверия, - не раздумывая ответила Кохару. - Люди всегда охотнее открываются тем, кому искренне верят. Это нормально. Я хотела стать для этого малыша опорой, хотела создать отличный задел на будущее...
      - На будущее? - с долей ехидства переспросил Ягура. - С чего ты взяла, что оно у него вообще есть?
      - С того, что я знаю вас, Ягура-доно, - будто объясняя какую-то банальность, ответила Кохару. - Вы человек неглупый и потому наверняка понимаете какую ценность представляет этот ребенок, будучи живым. Он это не просто два красивых глаза, которые можно пересадить любому нашему шиноби при необходимости. Он - это настоящий ген Хьюга.
      Ягура удовлетворенно кивнул головой - Кохару точно и верно озвучила его же выводы. Надо было быть настоящим идиотом, чтобы не понимать насколько мальчик был ценен. Ценен настолько, что Ягура не постеснялся отдать приказ на убийство целой команды гражданских лиц, практически ничем не угрожающей его деревне. Ценен настолько, что сейчас, вместо многих других дел в военное-то время, он битый час сидел и пытался прийти к твердому и желательно верному решению. Ценен настолько же, насколько и опасен...
      Опасен... Мог ли этот мальчик быть засланным диверсантом? Мог. Мог ли он стать поводом для новой войны? Спокойно. Мог ли...
      Ягура резко встряхнулся, изгнав разыгравшуюся паранойю. Уж кто-кто, а она полезна лишь в меру.
      - И что предлагаешь ты? Пустить его в расход? - оскалился Мизукаге. - Вырвать глаза, передать в военный госпиталь и пусть там растят нам детишек?
      Кохару заметно передернуло - не нужно было быть провидцем, чтобы видеть какое отвращение она питала к этой идее.
      - Зачем плодить озлобленных сирот? - девушка осторожно подбирала слова. - Не лучше ли воспитать его, взрастить как сына, как первого главу нового клана Киригакуре? Главу, абсолютно преданного вам и деревне в целом.
      Зацепившись слухом за такую непритязательную фразу, Ягура медленно развернулся лицом к своей помощнице, что по-прежнему старалась сохранить невозмутимый вид.
      - Быть преданным мне и быть преданным деревне это совершенно разные вещи, Кохару.
      - Интерпретируйте мои слова как вам удобно, Мизукаге-сама, вот только истинными от этого они быть не перестанут. Главное помнить, что вырвать глаза мы можем всегда, а вот получить преданного и сильного шиноби - нет.
      Ответа не последовало - даже с помощью Кохару Ягура все никак не мог определиться с решением. Тяжело было ясно мыслить, когда на тебя ни с того ни с сего сваливается подобное событие. Тяжело было принять решение, которое с легкостью могло оказаться как ошибочным и критичным для его деревни, так и стать лучшим за все время его правления. Весь этот огромный груз рисков и ответственности как мог подтачивал, казалось бы, непреклонную решимость молодого Мизукаге, оттягивая и так оттянутое решение. Но когда-нибудь придется решить...
      - Я Мизукаге, - будто стараясь убедить самого себя, сказал он. - Мой долг это защита деревни, моя цель это её процветание! Думаешь это так легко, просто взять и принять под свое крыло члена враждебного клана? Ты представляешь, какой шум поднимут эти старейшины-пацифисты, которые будут только рады избавиться от очередного возможного повода к началу войны между Кири и Конохой?
      - Или же наоборот, будут рады наличию заложника, которым всегда можно оперировать в переговорах. Все дело в подаче...
      - Не играй словами, Кохару! - кулак Ягуры с легким стуком ударился об поверхность стола.
      - И не пытаюсь. Я просто лишь контраргументирую, - улыбнулась скупая на эмоции девушка. - К тому же, я уверенна, что вы уже знаете ответ, который ищете.
      - Да неужели? - со всем возможным ехидством спросил Ягура. - И что, позволь спросить, натолкнула тебя на подобные мысли?
       Теперь уже Кохару улыбалась не сдерживаясь.
      - Ваш приказ на устранение Като и всей команды с капитаном. Он был бы совершенно лишним, не реши вы уже сохранить мальчику жизнь.
      Ягура замер, будто громом пораженный. И ведь вправду, чем, если не этим он руководствовался при отдаче этого приказа? Неужели уже тогда он, сам того не ведая, решил, как поступить с этим ребенком? А если так, то...
      - Сейчас мы можем себе это позволить, - мягкий голос Кохару, продолжал продавливать нужное ей решение. - Именно сейчас, когда он к нам более или менее, но лоялен...
      - Он ребенок! Он ни к кому не лоялен, кроме собственной матери! - рявкнув Ягура, вновь отвернувшись от девушки.
      - И именно этим нужно пользоваться пока он помнит имена её убийц, - вновь взяла слово Кохару, продолжая взглядом прожигать ему спину. - Взрастим в нем ненависть к Конохе, дадим ему врагов, цель, средства... и получим всем сердцем преданного нам шиноби. Шиноби с таким ценным и прекрасным геном.
      Ягура глубоко вздохнул, и устало присел на край собственного стола.
      - Звучит слишком хорошо и просто, чтобы так же все и вышло, - ответил он, попросту устав от этого разговора. - Но ты ведь уже все решила?
      Смотря, как уверенно кивает головой Кохару, Ягура едва не застонал в голос. Упорство, граничащее с упертостью, - вот еще одна отличительная особенность его помощницы и близкой подруги. Не самая любимая особенность, но с которой, так или иначе, ему приходилось считаться. Однажды приняв какое-либо решение, Кохару могла отступится от него только в самом крайнем случае, либо под сильным давлением, которое не мог создать даже он. И это, зачастую выводило Ягуру из себя. Взять тот же принцип не выполнять за него всю его бумажную работу...
      - Значит, он будет под твоей опекой, - сдался Мизукаге, с удовольствием наблюдая, как на обычно беспристрастном лице девушки проступает недоумение. - Раз уж ты так рьяно за него держишься...
      - Но моя работа... - начала было Кохару, но была резко прервана.
      - Остается в приоритете, - отрезал Ягура. - Найдешь ему вызывающую максимальное доверие няньку, запрешь в каком-нибудь поместье, чтобы не сильно отсвечивал в деревне, сделаешь так, чтобы информация о ребенке была доступна лишь тем лицам, что непосредственно с ним контактируют...
      - И все? - уже немного подавленно спросила девушка, внезапно осознав, какую ответственность она на себя взяла.
      - Нет, - голос Ягуры резко изменился, став настолько грозным и твердым, что даже Кохару, привыкшая к своему другу, увидела в нем не мальчика, а настоящего главу Киригакуре. - Помни. Спрос будет только с тебя.
      Видя, с какой серьезностью и почти угрозой вещает её дорогой друг, что раньше старался ограждать её от своего не лучшего характера, Кохару не смогла не проникнутся. Растерянность сошла с лица Кохару в краткий миг сменившись уверенностью в себе, в собственных силах, в собственном в будущем.
      И пусть она не добивалась этой ответственности, пусть она не желала брать к себе на поруки незнакомого мальчишку, но тем не менее она оправдает оказанное ей доверие.
      - Да, Мизукаге - сама.

Примечание к части

Ни Ягура, ни Ито Кохару не заметили небольшой не состыковки в показаниях Акио И Райзо. Найдете ли её вы?

И снова дома...

         Судьба или нелепое стечение нелепых обстоятельств? Проклятие или благословение? Удача или её отсутствие? Что именно властвовало надо мной, что именно прокладывало мой путь по этому миру? Кому из Высших, возможно даже не существующих, личностей мне надо кланяться в ноги, кого благодарить за столь удачное стечение обстоятельств?
      Еще тогда, будучи запертым в небольшом кабинете после первой встречи с Мизукаге, я едва ли не молился им всем сразу. В тот момент, когда независимо от меня решалась вся моя дальнейшая жизнь, надеяться на что-либо другое было невозможно. Был ли я услышан, был ли я интересен тем, кто возможно и правил всем этим миром, я не знал... и не знал еще долго.
      Именно тут я познал всю глубину моего главного и, смею надеяться, единственного страха - страха перед неизвестностью. Тщетно пытаясь сдерживать рвущуюся наружу панику, я шарил глазами по кабинету в поисках выхода, остервенело дергал дверную ручку, пытался разбить отчего-то такое твердое оконное стекло... но ничего не помогало. И только когда мое тело было вымотано так, что даже рука поднималась с ощутимым трудом, я наконец успокоился и смиренно уставился на входную дверь, ожидая своего приговора. Я не знал его, не знал, что меня ждет, не знал, что обо мне говорят в кабинете Мизукаге, не знал их мыслей обо мне... и именно это меня пугало. Мое сознание, будто желая не столько помочь, сколько навредить, с легкостью рисовало живописные картины всевозможных исходов разговора у Мизукаге, любовно отдавая предпочтение двум из них. Оно будто спрашивало меня, что лучше пустые глазницы или пустое сознание? Жить куклой без души и памяти или без глаз и солнечного цвета?
      Ничего удивительного, что поглощенный именно такого рода думами, я столь сильно отшатнулся от появившейся, наконец, Кохару. Не зная, что можно было ожидать от неё и Мизукаге, каждое их появление передо мной, легко могло означать приближающиеся проблемы.
      Но нет - моя осторожность и фатализм на этот раз оказались лишними. Одного взгляда на Кохару хватило мне для того, чтобы начать ей доверять, а воспоминание о том, как она защищала меня перед самим Ягурой, только уверяло меня в правильности этого решения. Кохару не была мне врагом.
      - Пойдем со мной, - тихо, нежно и доброжелательно проговорила она, протягивая мне руку. Руку, которую я, к своему удивлению, схватил без раздумий. Какое-то иррациональное чувство доверия к ней не только никак не желало проходить, но и не пыталось хоть как-то себя объяснить. - Тебя ждет новый дом.
      Новый дом... Это словосочетание едва не заставило меня споткнуться на ровном месте. Новый дом... Уже третий по счету. Что стало с двумя другими, я старался не думать, но... но и не мог забыть.
      Родной дом, мама... Лес, семья Мори...
      Нет! Я встряхнул головой, прогоняя ненужные депрессивные мысли, переключив внимание на собственные шаги. Совершенно не важно какой по счету этот дом, совершенно не важно сколько их еще будет впереди - я просто возьму из каждого ровно столько, сколько нужно. Возьму и использую так, как сам того захочу.

***

      Если бы меня спросили о моем новом доме, что бы я мог сказать в ответ? Как бы я мог охарактеризовать его, с чем сравнить? Как бы долго я думал над ответом?
Вообще бы не думал. На этот раз провести аналогию для меня труда не составляло.
      Армия. Вот какое слово пришло бы мне на ум, задай кто-нибудь мне все эти вопросы. Та самая армия, которую я прошел еще во время своей первой, не самой удачной жизни.
      Это действительно было сильно похоже на тот самый год, проведенный мною вдали от дома - та же ограниченность свободы, та же жизнь по расписанию, те же безразличные к солдатам офицеры. Меня будто в одиночку закинули в армейскую казарму и принудили к соблюдению всех установленных правил.
      Различия, разумеется, были, но ключевое было только одно. Если в армии тебя контролируют уставом и угрозой наказания за его несоблюдение, то тут все было иначе. В этом доме, в этой деревне я ограничивал себя сам - страх перед смертью, страх стать безвольной куклой со стертой личностью подавлял во мне почти любые зачатки бунтарства. Именно так, под собственным же давлением, я принял правила этого дома.
      Но даже при всем при этом я принял их далеко не сразу. Это было рискованно, но необходимо. Стараясь не забывать о моем видимом возрасте, я делал все, чтобы мое поведение ему соответствовало. К примеру, какой ребенок просто так примет ежедневные издевательства над телом, которые тут зовутся тренировками? Видит ли он в них смысл и понимает ли, зачем они нужны? Совершенно точно нет. Вот и я - капризничал, устраивал истерики, отказывал выполнять те или иные задания, в общем, изображал обычного семилетнего мальчишку. Странном во всем этом была лишь реакция старика. Не то, чтобы я рассчитывал этим чего-то достичь, но все-таки... Старейшина Генджи же оказался буквально выточенным из камня человеком - ни какая из моих реакций его не прошибала. Он лишь молча переносил все мои выкрутасы и жестко за них карал, пугая меня до чертиков своей черствостью. Старейшина делал это с такой отстраненностью и отчужденностью, что даже я задумался о смене линии поведения. Будь же на моем месте настоящий ребенок - сломался бы почти наверняка.
      Долго так продолжаться не могло и потому мне в срочном порядке пришлось начать искать выход из этого глупого цикла, искать для ребенка, чью роль я уже устал отыгрывать, причину смириться со всем происходящим. И тут я вспомнил о Кохару...
      Ито Кохару казалось, была единственной кого я действительно волновал. Она, еще при первом посещении с криком выбив у старейшины обещание, отпускать подопечного с ней на встречи, стабильно раз в несколько дней навещала меня, интересовалась моей жизнью, слушала мои жалобы и как могла, старалась подбодрить. Её визиты стали той отдушиной, тем противопоставлением жесткому режиму дома, в котором я так нуждался. Я искренне был рад её каждому приходу и искренне сожалел о каждом расставании. Порой даже проскальзывала бредовая мысль, что если именно таким образом Мизукаге решил развить у меня привязанность к своей помощнице, то он явно не прогадал. Впрочем, эта мысль в сознании у меня надолго не задерживалась.
      Именно Кохару, именно ею, несмотря на все свои теплые чувства, питаемые к ней, я и решил воспользоваться, чтобы дать мне повод смириться с тем режимом, что установил Старейшина. Я просто начал ей жаловаться.
      Из раза в раз, к каждому её появлению в стенах дома Старейшины у меня уже была готова пачка жалоб, которые я на неё и взваливал. Я говорил обо всем, не стесняясь - начиная от сильных нагрузок и наказаний и заканчивая противным характером самого старика. Кохару, разумеется, меня выслушивала, участливо покачивая головой, и, подождав пока я закончу, принималась сглаживать углы трений между мной и моим воспитателем. Мне, как человеку уже достаточно взрослому, любо дорого было наблюдать за тем, с каким мастерством она это делала.
      Так постепенно, с её непосредственным участием, я становился все более послушным мальчиком...
Как я уже говорил, моим "старлеем" в этом подобии "армии" стал один из трех старейшин Киригакуре - старик Генджи, отыгрывающий свою роль просто превосходно. Выполнял ли он приказ сверху или попросту был таким человеком, меня не волновало - важен был сам факт. Во всем этот театре абсурда именно он стал тем человеком, для которого конечная цель была куда важнее моих мучений.
      Старейшина был человеком жестким, хитрым и без сомнения опытным. Он не терпел ни пререканий, ни возражений, ни неповиновения, жестко реагируя на все их проявления. На этом, ну и еще на том, что он был очень скрытным человеком, мои познания о нем заканчивались. И тому была причина.
      Старейшина, с моего первого появления в его доме, с первого разговора между ним и Кохару, которая передавала меня ему на поруки, наглядно продемонстрировал мне, что не собирается становиться ничем большим, кроме воспитателя. Он отгородился каменной стеной безразличия и безвылазно за ней сидел. Никаких тебе личных разговоров, ни светских бесед, ни деления переживаниями и проблемами. Он видел во мне лишь объект для воспитания и строго держался намеченного им же плана.
      Стоит ли говорить, что его не интересовало ничего связанного со мной за исключением разве что моей жизни и моего состояния? Думаю, что нет - это попросту очевидно. Хотя был один момент, один день, когда старейшина в первый и единственный раз позвал меня на приватный разговор...

      ... Гостиная, которая была уже привычным местом для вечерних "слушаний", во время которых старейшина лил мне в уши литры пропаганды, в дневном свете смотрелась куда лучше. Не было как заходящего солнца, что через открытую стену заставляло все предметы отбрасывать длинные, наводящие тоску тени, так и горящих ламп, скорее слепящих, чем освещающих. Но главное, что именно днем, входя в гостиную, я не испытывал некоторой безысходности от ожидающих меня нескольких часов патриотических разговоров.
      Когда я вошел внутрь, то вмиг понял, к чему была такая срочность, из-за которой старейшина отменил назначенные им же тренировки, - все было связано с тем, что лежало перед ним на низком столике. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы узнать все эти вещи и одной лишь мысли, чтобы вновь забеспокоится за сохранность собственной жизни. На столе лежали вещи, которые как я думал, остались на борту корабля того самого капитана, что сорвал свой джекпот поймав меня на острове Хаха - сделанная мною же маска и мой, так не скрепившийся, лук.
      Но я ничем не показал, каким же шоком для меня было вновь видеть их перед своими глазами. Я просто шел, всячески скрывая от старика все обуревавшие меня чувства. Сложно, даже примерно сказать, сколько вариантов ответов и возможных версий я перебрал в своей голове за те мгновения, что я подходил к столу и сидящему за ним Старейшине.
      - Вы звали меня, Генджи-доно? - едва сдерживая дрожь в голосе, спросил я, наконец-то дойдя до стола.
      Взгляд, которым он одарил меня в ответ, не оставлял сомнения в том, что меня ждут не самые приятные расспросы. Расспросы, к которым на этот раз я был готов - слишком уж много времени я потратил на то, чтобы привести в порядок ту хрупкую версию, которую я озвучил в кабинете Мизукаге.
      - Да, Акио, звал, - кивнул старейшина, разводя в стороны, лежащие на столе, руки. - Смотри, что мне сегодня передал Мизукаге-доно. Знакомые вещи?
      Понимая, что весь последующий разговор целиком зависит от моей реакции на этот вопрос, я не особо сдерживал себя в проявлении эмоций. Удивленно расширив глаза, будто только что узнав хорошо знакомые вещи, я резко бросился к столу и, схватив маску двумя руками, прижал её к груди. Старейшина, к его чести, даже не шелохнулся.
      - Где вы её взяли? - я постарался вложить в голос побольше требования и подозрительности. - Я думал... думал, что...
      - Это с корабля Райзо-сана, - ответил он, игнорируя мою интонацию и, заметив мое недоуменное выражения лица, добавил. - Того человека, что привез тебя сюда. Так это твое?
      Я кивнул.
      - Эту маску сшила мне окаа-сан, - тихо ответил я, еще сильнее прижимая кожаное изделие к груди. - Она моя!
      Старейшина вновь развел руками, мол, говоря, что на неё-то он совсем и не претендует.
      - И зачем она тебе её сшила? В ней же совсем ничего не...
      Судя по тому, как резко он прервался на полуслове, до старейшины дошло предназначение этой маски. Но я все же решил пояснить. Как ни как, один дополнительный честный, а главное необязательный ответ никогда лишним не будет.
      - Для глаз. Окаа-сан говорила, что в ней мне будет легче научиться видеть лучше.
      Старейшина замер, будто журналист учуявший сенсацию, и сложив руки под подбородком, посмотрел на меня уже заинтересовано.
      - Видеть лучше? Что ты имеешь в виду?
      - Ну-у, - протянул я, прямо на ходу активируя Бьякуган, - я например, могу четко рассмотреть лишь вон то дерево.
      Старейшина, проследив взглядом за направлением, в котором указывала моя рука, так и не смог укрыть от Бьякугана свое изумление - "то дерево" за окном располагалась в полукилометре от нашего дома.
      - И... и насколько это плохо? - старейшина постарался говорить как можно сдержанней, но выходило у него из рук вон плохо. Его явный интерес был очевиден.
      - Ну, по словам окаа-сан, мой ото-сан мог видеть едва ли не вдесятеро дальше...
      Я едва не рассмеялся, наблюдая за тем, как резко меняется в лице такой невозмутимый старик. Неужели они действительно не представляли себе всех возможностей этих глаз? На что они рассчитывали, когда слышали такое словосочетание как "Великое додзюцу"? На то, что оно позволяло лишь подглядывать за бабами на источниках?
      - А твой отец...
      - А его я никогда не видел, - понуро свесив голову, ответил я, так и не дав старику договорить. - Но окаа-сан говорила, что от неё у меня только волосы. Во всем остальном я весь в отца!
      - Ясно, - устало выдохнул старейшина, - об этом мы поговорим позже. А этот лук? Он тебе знаком?
      Было видно, что старик отчего-то был рад сменить тему и именно этого я не понимал. Почему он не продолжал допрашивать меня обо всех возможностях Бьякугана, раз у него была и возможность, и необходимость? Почему остановился?
      - Да, мне его сделал Хизэо-сан, буквально за несколько дней до... до того как все это произошло...
      - Хизэо-сан? - Старейшина зацепился за новое слово. - Это кто?
      - Он мой друг! - улыбнулся я, совсем не веря в собственную же улыбку. - Он частенько заходил к окаа-сан и учил меня стрелять из лука. И еще он охотник!
      - И он брал тебя на охоту? И именно там ты получил эти шрамы?
      Услышав этот долгожданный вопрос, я едва удержался от облегченного выдоха - столько времени ждать, когда наконец кто-нибудь из шиноби заинтересуется такими неестественными для ребенка шрамами на лице, мне было невыносимо. Тут хочешь, не хочешь, но вопрос должен был возникнуть в голове у каждого, кто имел бы счастья их увидеть, но до сих пор я его так и не слышал. Еще немного и я бы серьезно забеспокоился по этому поводу...
      - Нет-нет. Мама сказала, что это меня еще младенцем дикая кошка поцарапала, - замотав головой, ответил я и добавил, уже демонстрируя некоторую обиду. - А на охоту меня не брали... мол еще слишком маленький...
      Я ответил и замер в ожидании. Сработала ли моя попытка спрятать не самый правдоподобный ответ за куда более правдивым и эмоциональным? И судя по тому, как старейшина продолжил разговор, кажется, действительно сработала...
      - Оно и понятно, - кивнул он, не сомневаясь в правильности поступка Хизэо.
      - Но я уже взрослый! - наигранно вспылил я, продолжая акцентировать его внимание на теме с луком, а не на шрамах.
      - Разумеется, взрослый, - иронично подтвердил он, и я впервые заметил в его тоне хоть какую-то эмоцию. - Иди, продолжай занятия, взрослый. Мы вернемся к этой теме в другой раз.
      Видит Бог, я был бы рад развернуться и уйти в тот же миг как он это сказал, но... но не мог. Эта небольшая сценка еще не была закончена и именно потому, я и продолжил стоять перед столом даже после его приказа. Стоял, сжимая в руках сделанную мной же маску.
      - Ты не слышал, что я тебе сказал? - вернув в голос привычную строгость, спросил Старейшина.
      - Слышал, - ответил я, хоть и, переминаясь с ноги на ногу, но продолжая прижимать к груди маску. - Вот только я, хотел бы оставить её себе...
      Старейшина понял меня с полуслова. Понял и даже немного улыбнулся.
      - Ты не просто оставишь её себе. Отныне ты будешь носить её с утра и до вечера. Будем учить тебя видеть лучше...

      ...С того самого дня, конечно не без моей помощи, к уже привычным нагрузкам добавилась и практика стрельбы из лука.

***

      Мир изменился.
      Для него это не было обычным оборотом речи или каким-то эфемерным высказыванием, нет. Для него эти слова означали реальные перемены в его взгляде на мир.
Теперь он смотрел на него лишь одним глазом, второй же был скрыт под плотной повязкой. Мир, каким он его знал, потерял большую долю реальности. Теперь все окружающее казалось каким-то плоским, не объемным, не естественным. Он будто с утра и до вечера бегал одним глазом по большой-большой фотографии.
      Было ли это последствием от смерти его друга? Было ли это тем, что некоторые умники из Конохи называли психологической травмой? Было ли это платой за вживление шарингана?
      Какаши было все равно - в данный момент эти вопросы волновали его меньше всего. Ведь именно сейчас он переживал то, что сам мог бы назвать сменой приоритетов. Какаши наконец-то смог осознать, насколько же он был паршивым человеком и как сильно ошибался в отце. Осознать какие лживые идеалы он всю жизнь преследовал.
      Как он мог не заметить этого раньше, даже имея перед глазами два правильных примера - мертвого и живого? Наверное, как раз таки именно из-за того, что они у него все же были. Ведь даже стоя как раз перед этими двумя примерами, он бы все равно их не увидел - в то время Какаши был ослеплен тем, что ничего общего с его взглядом на жизнь не имело.
      На первого он был обижен и обозлен. Его отец, на которого согласно мнению многих Какаши должен был равняться, посмел оставить его в одиночестве, не выдержав осуждения всей деревни за свой, несомненно, верный поступок. Его отец не смог отстоять собственное же мнение. Какаши с трудом справлялся с желанием, чтобы не назвать его слабаком.
      Второй пример, что постоянно был у него перед глазами, его раздражал. Отброс из клана Учиха, который, несмотря на семью, в которой родился, проповедовал цели едва ли не самого Шодай Хокаге. Будучи неудачником по жизни и слабаком по природе, он имел наглость задвигать речи достойные его покойного отца. И именно этим он и бесил.
      И только теперь, после смерти этого самого неудачника, Какаши наконец прозрел. Именно теперь, вспоминая об Обито, он до крови сжимал кулаки и мысленно повторял:
      - Тебе пришлось умереть, чтобы сделать меня лучше.
      Какаши не мог не заметить изменений произошедших с ним с того момента в лесу, когда он, чувствуя единение с духом Обито, что теперь жил в его правом глазу, убивал надоедливых шиноби из Кумо, защищая ту, которую защищать был обязан.
      Рин. Теперь вся его жизнь будет крутиться вокруг неё. Ведь он обещал Обито. Обещал своему первому другу.

***

      Прошел едва ли не месяц с моего первого появления в этом доме, прежде чем старик Генджи не соизволил заняться со мной развитием уже не физических возможностей. Подходил к этому вопросу он очень плавно и не спеша, иногда то тут, то там упоминая чакру и её возможности. Будь-то: "А ударил бы ты зарядив кулак чакрой то, даже беря во внимание твое худое тельце, пришлось бы искать новый манекен" или "Владей ты чакрой получше, бежал бы еще несколько часов, не почувствовав и тени отдышки", - но, чем дольше мы занимались, тем чаще я слышал в свой адрес подобные высказывания. И пока до меня доходило, что он ждет от меня того самого вопроса, старейшина уже не выдержал и посередине занятия взошел на дерево, продолжая вещать вверх ногами. Тут-то я уже и позволил себе вякнуть:
      - А у меня пока что, так не получается.
      Это маленькое выступление положило начало целому часу вопросов и постоянных уточнений. Где? Как? Когда? Почему не говорил раньше? Тонну вопросов, которые своим потоком могли сломать мою тщательно склеенную легенду, я смог остановить только лишь краткой демонстрацией своих "возможностей".
      - Ты идиот, - услышал я, когда звонкая оплеуха, прилетевшая откуда-то сверху, буквально сбросила меня со ствола дерева. - Еще раз повторишь подобное, и я лично достану из твоей глупой головы даже идею подобного использования чакры.
      Я же, потирая отбитый копчик, мог лишь недоуменно и раздраженно взирать на нависающего надо мной старика. Как хорошо, что маска на лице с легкостью скрывала проявление даже самых крайних моих эмоций.
      - Что не так-то? Я же стоял на дереве!
      - Все не так, - ответил он и, не спеша просвещать меня в мои же ошибки, направился к дому. - Пошли, нас ждет еще один час лекций.
      Старик соврал - "один час" превратился в едва ли не полдня безостановочного урока просвещения. Он затронул по-моему все возможные аспекты чакры, видимо предпочитая подавать информацию скопом. Не помни бы я так хорошо теорию чакры еще из манги, запутался бы даже без вариантов. Он говорил про все - начиная от двух видом энергии инь и ян, и заканчивая их природными свойствами. Образование самой чакры, её свойства, её возможности, круг стихий и слабости каждой из них - старейшина пробежался по всем этим темам, всеми силами нагоняя на меня дремоту.
      Но я слушал и слушал внимательно. Ведь если верить его недавним словам, то я точно делал что-то не правильно... что-то, из-за чего все подобные манипуляции давались мне с таким трудом.
      Я слушал... но не услышал. Все закончилось, так внезапно, что я едва не пропустил этот момент. Со словами: "Теперь ты должен был понять, что делаешь не так" - он встал и направился к выходу, оставив меня в полном смятении.
      Все, что он мне пытался вложить в голову в течении этих нескольких часов я и так уже знал. Все, что было рассказано им, не было для меня каким-то открытием. Мало того! Все, о чем он сегодня разглагольствовал, я, будучи ребенком своих лет на самом деле, попросту не смог бы запомнить и осмыслить! И при всем при этом он заявлял, что мне "должно было этого хватить"? Бред! Сплошной бред!
      Обозленный, я переключил внимание на старика, желая взглянуть в спину этому шарлатану, но наткнулся лишь на его лицо, повернутое в мою сторону. Он смотрел на меня, зная, что я смотрю на него из под маски, и чего-то ждал.
      Он ждал моего вопроса.
      - И... и это все? - спросил я, подавив в себе как гордость, так и зарождающийся гнев.
      Старейшина, как мне показалось, облегченно выдохнул и вновь вернулся к маленькой подушки для сидения.
      - Нет, - после небольшой паузы, ответил он, смотря туда, где под маской были мои глаза. - Далеко не все. Но ты видимо считаешь, что сможешь освоиться во всем этом сам. Вот я и дал тебе всю необходимую теорию, известную абсолютно каждому первоклашке в академии. Разбирайся.
      За то, каким тоном он сказал это самое "разбирайся" мне буквально захотелось дать ему в морду. В этом брошенном слове было столько превосходства, столько самоуверенности и ехидства, что с легкостью хватило бы на нескольких средневековых королей. Он как бы говорил мне, что без его помощи мне не справиться. Он знал это.
      И теперь это же знал и я.
      - Нет, я так не считаю, - ответил я, неимоверным усилием воли сдержав свой тон на уровне непринужденности.
      - Уверен? - продолжал взирать на меня сверху вниз этот человек. - Я вот лично нет. За все те часы, что я уделил тебе, рассказывая то, что по идее и не должен был, я так и не услышал ни одного, подчеркиваю, ни одного вопроса! Ты за кого себя держишь?! Ты за кого держишь меня?!
      Я сидел, сжимая челюсти так, что был готов в любую секунду ощутить на языке зубную крошку. Его слова, его мимика, его пластика, все буквально кричало о его превосходстве надо мной и при этом он смел строить из себя оскорбленную невинность. Он ждал, он хотел того, чтобы я сейчас прогнулся, а я... а я не собирался оказывать ему таких почестей. Его поведение меня просто выбешивало...
      - Я просто не смел Вас прерывать, Генджи-доно, - процедил я, сквозь зубы, пытаясь хотя бы не развивать конфликт дальше.
      - Не смел прерывать? А значит сидеть с таким видом, будто я тебе тут толкаю чушь, как последний торговец на базаре, значит позволяешь?! Ни вопросов, ни внимания!
      Меня уже попросту потряхивало от сдерживания всех рвущихся наружу желаний. Наорать... разбить лицо... обмакнуть его в собственное же самомнение... любое это действие, пускай наверняка и сломавшее мне дальнейшее пребывание в этом доме, а возможно и деревне, стало казаться мне все более допустимым. Еще немного содействия с его стороны, и тогда...
      Она появилась так вовремя, будто стояла за стенкой, слушая всю лекцию и нашу перебранку. Появилась так плавно, но неожиданно, что не будь у меня Бьякугана, запечатлевшего каждое её движение, я бы думал, что она все время была за спиной у разозленного старика. Появилась так, что заметить её смог только я.
      - Я, помниться, проспала все вводные лекции в академии, - такой знакомый, но холодный, как ветра Арктики, голос разлетелся по комнате, прерывая даже старика, готового разразиться очередной тирадой. - А ведь я была даже старше этого обормота.
      Старейшина, не мешкая, развернулся на встречу только что вошедшей Кохару.
      - Это нисколько его не оправдывает, - старик вмиг вернул свой обыкновенный тон, убрав из него изрядную долю раздутого самомнения и презрения. - А лишь доказывает...
      - Доказывает невнимательность всех детей в возрасте семи-восьми лет, Генджи-доно. Вы до сих пор этого не поняли?
      - Это видимо вы до сих пор чего-то не поняли Ито-сан. Может мне стоить напомнить вам условия, на которых я был согласен обучать этого подкидыша?
      Не обращая внимания на старика, девушка по дуге обошла его и, положив руку мне на плечо, заговорила вновь.
      - Не стоит. Уверена, что мы все их прекрасно помним, - улыбнулась Кохару, взъерошив мне волосы на макушке. - Не буду просить вас делать этому малышу скидку на возраст, но все же уверяю вас, что это был лишь единичный случай. Так ведь, Акио?
      Вновь... вновь меня затопило это иррациональное чувство доверия, преданности и удовлетворения. Одного лишь касания Кохару хватило, чтобы напрочь вышибить из меня весь скопившийся негатив и недовольство. От этой ладони у меня на голове, я буквально сдулся, как проколотый воздушный шарик.
      - Да, - безразлично кивнул я, пребывая в смятении от всего происходящего со мной. Больше история со стариком меня уже не волновала. Теперь я беспокоился уже совсем по другому поводу. Как Кохару умудряется проворачивать со мной подобное?
      - Мне без разницы, - упрямо замотал головой старик. - Я сказал свое слово и уже не отступлюсь. Пусть считает это уроком.
      - Уроком?! - из-за услышанного подобного бреда я даже отвлекся от проблемы с Кохару. - Каким еще уроком?
      - Первый на внимательность, - назидательно подняв палец к верху, вновь снисходительно объяснил Генджи. - Ты всегда должен быть внимателен. Поверь моему опыту, это не раз спасет тебе жизнь в будущем. Второй же - это ответственность. Теперь ты запомнишь, что любой твой поступок будет иметь последствия. Так или иначе.
      Даже несмотря на нежное поглаживание Кохару, я вновь начинал заводиться. Учить меня вздумал! Ученный уже!
      - Этот урок он освоит и без таких радикальных мер, старейшина-доно, - Кохару вновь вернула свой холодный тон. - Приступайте к обучению.
      - Нет! - резко и бескомпромиссно заявил Генджи, смотря прямо в глаза девушке. - Он должен понимать, что уступок ему не видать.
      На короткий период показалось, что температура в помещении резко упала - настолько холодным был взгляд девушки, которым она одарила старика. Одарила, но молчала. Пускай не долго, но молчала, будто предоставляя последний шанс взять свои слова назад. Генджи им так и не воспользовался.
      - Значит, я дам Акио другой урок, - сквозь зубы процедила Кохару и, сняв с моей головы свою руку, направилась к выходу, наглухо игнорируя старейшину. - Теперь он запомнит, что не все трения можно решить обычной болтовней. Некоторые решения требуют мер куда более жестких. Если ты решил пойти на принцип, то и Мизукаге поступит так же...
      Последние слова девушки доносились уже из коридора...
      ... А я, все еще немного ошеломленный произошедшим, с какой-то мстительной радостью наблюдал за тем, как белеет лицо моего "старлея".

***

      Выслушав краткий пересказ событий из уст своей помощницы, Ягура крепко задумался. Он размышлял не столько над этой ситуацией, сколько обо всех поступках Кохару в целом. Признаться, он часто не всегда понимал её мотивы и то, чем она руководствуется при принятии тех или иных решений. Пускай иногда, в некоторых её поступках отсутствовала видимая логика и правильность, но никогда это не приводило к плачевным последствиям. И Ягура все никак не мог понять, как ей подобное удавалось. Дальновидность? Просчет? Интуиция? Что же...А, к черту! Главное что это было применимо и к этому конкретному случаю. Некоторые из её поступков точно требовали объяснений, и он их получит.
      - "Пошел на принцип", значит? - предвкушающе улыбнулся Ягура. - Интересно...
      - Очень, - абсолютно спокойно ответила девушка. - Ваши действия?
      - Аналогичные, - пожал плечами Мизукаге. - На принципиальную позицию отвечу такой же.
      После такого заявления заулыбалась уже девушка.
      - Я так ему и сказала, - усмехнулась явно довольная собой девушка. - Почти слово в слово.
      - Молодец, - кивнул ничуть не удивленный Ягура. - Значит, ты знаешь, что делать.
      - Старший? Младший? - мигом посерьезнела Кохару.
      - Старшего. Пока что просто задержать... в качестве предупреждения.
      Кохару кивнула, принимая задание, и развернулась в сторону выхода. Но не так быстро. У Ягуры был еще один вопрос.
      - Кохару, почему он? Есть ведь и лояльные мне старейшины. Почему именно Генджи? - вопрос Мизукаге застал девушку уже почти в дверях. Кохару обернулась.
      - Потому что я могу им управлять, Мизукаге-сама. А с его помощью смогу и мальчиком.
      - К тому же... - начал Ягура, но был нагло прерван девушкой.
      - Да. К тому же я знаю, что могу от него ждать. Сражаться с упертым ослом проще, чем гоняться за тенью неизвестного.
      Ягура кивнул, отпуская девушку. Пускай не полностью, но ответ его устроил. Теперь нужно было вернуться к по-настоящему важному делу. Делу, которое возвысит одну деревню и уничтожит другую. Делу, которому самое время во время войны, в которой Киригакуре почти не принимает участия.
      Да...Скоро камень из запечатанных казематов, наконец, увидит белый свет.
      А вместе с ним, свет погаснет для Конохи.

Прогулка по лесу.

         - Проклятье! - едва слышно шепчу я, сплевывая таки попавший в рот песок. - Опять!
      Вновь эта поза. Вновь на земле. Вновь весь в синяках. За что мне это? Почему я вновь пожинаю плоды чужих ошибок? Я понимаю, что она хотела как лучше, но... но вот результат явно оказался обратным. А ведь прошло лишь два дня...
      Два дня, что минули с последней памятной встречи Кохару с Генджи в гостиной его дома, показались мне едва ли не адом, даже в сравнении со всеми остальными. Старик, по-видимому сильно уязвленный и задетый девушкой, пусть и взбесился, но продолжал держаться своего слова... Никакого развития чакры, лишь физические тренировки...
      Хотя, теперь, по прошествии нескольких дней, называть их так я уже не мог. Все происходящее все больше и больше напоминало форменное издевательство. Ранее даваемые мне практики на растяжку и гибкость резко сменились продолжительными тестами на выносливость, после которых хотелось либо помереть, либо забыться, а теоретическое обучение анатомии тела и основам тайдзюцу внезапно сменились ожесточенным спаррингом. Я страдал. Страдал и терпел.
      С каждым пропущенным чувствительным ударом, с каждым пройденным на последнем моем издыхании шаге старейшина все больше и больше падал в моих глазах. Куда делось его здоровое благоразумие и хоть какая-то учительская гордость? Куда пропало его принципиальное желание вбить в меня хоть немного знаний и опыта? Ответ был прост - пропали в тот же миг, как Кохару, кинув на прощание скорее угрозу, чем предупреждение, покинула дом старейшины.
      Теперь Генджи ничем не напоминал того беспристрастного учителя, что без эмоций и сожалений едва ли не выворачивал мне суставы, руководствуясь лишь необходимостью. Теперь на его лице застыла маска настоящего садиста, упивающегося моими мучениями... и я понимал, что долго этого попросту не выдержу.
      - Поднимайся, - раздался надо мной твердый голос уже ненавистного мне человека. - Поднимайся и впредь будь внимательней.
      "Пошел нахер!" - мысленно кинул я этому ублюдку, лежа на земле и пытаясь хоть как-то восстановить сбитое ударом в грудь дыхание. Будь внимательней?! Да я повнимательней его буду!
      Даже сейчас, наслаждаясь прохладной землей, снимающей хоть часть боли во всем теле, я держал все окружающее меня пространство под контролем. Не укрылись от меня ни все та же довольная, садистская ухмылка на морщинистой роже старика, ни его медленные шаги в мою сторону, ни приближающаяся к нам незнакомая женщина...
      Черт! Резко отклоняю голову вправо, в последний момент пропуская острое колено Генджи, едва не вбившее меня лицом в землю, и даже успеваю порадоваться - хоть сейчас тело успело за глазами.
      - Я знаю, что ты меня видишь, - процедил Генджи и, как циркуль провернувшись на колене, ударил другим точно мне в бок, почти наверняка выцеливая мою почку...
      Этот удар не был для меня сюрпризом - ведь я его попросту видел. Видел его начало, его цель, траекторию и даже весь путь. Я видел все... а значит и все знал. Вот только "знать" оказалось недостаточно - тело просто не могло поспевать за моим же сознанием. Колено с силой встретилось с напрягшимися брюшными мышцами и, будто их не почувствовав, спокойно продолжило свой путь. Мое сознание, уже в который раз за последние дни, буквально взорвалось от вспыхнувшей яркой звезды боли. Боли, к которой я даже уже успел привыкнуть... Страшно даже представить, что было бы, не успей я повернуть корпус, подставив под удар уже какой-никакой, но сформировавшийся пресс.
      - Когда я говорю вставать, надо подниматься, - вновь раздался голос уже стоявшего на ногах старика. - Я знаю, что ты сможе...
      Шлеп! Звонкая пощечина под мою вымученную злорадную улыбку прервала речь самодовольного старика. Ох, какое это было блаженство - наблюдать, как приближалась эта почти небесная кара в лице незнакомой женщины. Ну и где твоя внимательность старик? Тебя сделала баба, которая шла, даже не скрываясь!
      - Мейко?! - успел только воскликнуть Генджи, прежде чем очередная пощечина не прилетела ему уже по другой щеке.
      - Упрямый безумец! - срывающимся голосом кричала женщина. - Что ты наделал?!
      Несмотря на навернувшиеся на мои глаза слезы, я четко видел заплаканное лицо этой уже немолодой женщины. Надо было быть круглым идиотом, чтобы не понять, что причиной её состояния было нечто, к чему Генджи имел самое прямое отношение. Стоп. Может ли быть...
      - Успокойся, Мейко! - обеспокоенно и даже немного изумленно ответил старик, перехватывая вновь несущуюся к его лицу руку. - Объясни, наконец, что случилось!
      Генджи явно не понимал, что происходит. Я же, в свою очередь, мог похвастаться обратным, особенно учитывая наличие еще одного, пока неизвестного старейшине, действующего лица...
      Её я приметил сразу после того, как вторая пощечина достигла своей цели - слишком уж выделялась пусть и не яркая, но заметная Бьякугану голубоватая вспышка чакры. Она появилась тихо, незаметно и, стараясь держаться вне пределах прямой видимости старейшины, медленно направлялась к нам.
      - Не притворяйся, что не знаешь, - Мейко так и замерла с пойманной над головой рукой. - Ведь это ты все начал!
      - Я повторяю! - едва не прорычал Генджи в лицо своей знакомой, - я не понимаю о чем ты гово...
      Договорить ему не дали - уже во второй раз за день он был прерван на полуслове влезшей в разговор женщиной. Только вот на этот раз уже другой...
      Смотреть за Кохару и её приготовлениями к эффектному выходу, было очень весело и в некоторой степени даже странно - слишком уж было непривычно наблюдать не сам пафосный и неожиданный выход, а подготовку к нему. Я прекрасно видел как она мягко и бесшумно покинула толстую ветку дерева, на которой почти только что появилась, видел как она, с завидной ловкостью избегая невысокие кустарники и местами упавшую листву, незамеченной никем кроме меня подобралась к рядом стоявшему дереву, видел как она прислушалась, выбирая момент для появления...
      - Мейко-сан, - плавно и грациозно выплыв из-за ствола дерева, заговорила Кохару, прерывая Генджи на полуслове. - Прошу прощения, но Генджи-доно действительно пока не в курсе происходящего.
      И вот тут, смотря, как на краткий миг изменились в лице сцепившаяся парочка, я едва удержал себя от смеха. Видеть все, начиная от так глупо выглядящей подготовки к одному единственному выходу, цель которого немного впечатлить этих людей, и заканчивая реакцией на него, оказалось куда веселее, чем я мог даже ожидать. Весь этот наигранный пафос, который, казалось бы, не должен был существовать в подобном мире, казался таким детским... и нереальным? А впрочем, в следующий миг меня это уже не волновало - стоило смеху только подступить к горлу, как взвыли отбитые старым ублюдком бока и ребра, заставив меня мигом обо всем этом забыть. Вместо ожидаемого смеха наружу вырвался лишь болезненный кашель.
      - Что я не знаю? - заметно напрягся Генджи.
      - Рокуро! - Мейко резким движением вырвала собственную руку и, боязливо косясь в сторону Кохару, отошла немного в сторону. - Его задержали сегодня утром за подозрение в шпионаже!
      Генджи заметно побелел. Кажется, он постепенно начинал понимать, что тут происходит.
      - И почему ты пришла ко мне? - спросил старейшина у Мейко, бросив гневный взгляд сторону стоявшей позади меня девушки. Кохару же лишь улыбнулась в ответ.
      - Оперативник проводивший арест сказал по всем вопросам обращаться к тебе, - замялась Майко, видимо понимая, что ошиблась с виновным. - Вот я и подумала, что...
      - Что я решил посадить собственного внука? - разъярился Генджи, нависая над бедной женщиной. - Такого ты обо мне мнения?!
      - Но...
      - Мейко-сан, это моя вина, - Кохару вновь влезла в их перепалку. - Я замоталась и не успела посветить Генджи-доно во все детали этого дела. Будь то иначе он бы смог предоставить вам всю необходимую информацию.
      Мейко, которая вздрогнула от одного лишь звука своего имени, теперь уже с надеждой уставилась на стоящую перед нед девушку.
      - Значит, Ито-доно, Вы можете объясни...
      - Мейко! - Генджи, неожиданно для всех, резко и бесцеремонно прервал женщину. - Оставь нас.
      - Что ты тако...
      - Оставь! - едва не прокричал старейшина, до побелевших костяшек сжимая собственные кулаки. - Я найду тебя позже.
      Смотря на стоявшую рядом со стариком женщину, мне на краткий миг стало даже немного жаль её - такой затравленной она выглядела. С мольбой в глазах она переводила взгляд с разгневанного Генджи на несколько безразличную Кохару, заламывала себе руки, открывала рот, в попытке решиться что-то сказать... но не смогла. Мейко, пребывающей в полном неведении о судьбе своего сына, оставалось лишь молча развернуться и покинуть территорию поместья.
      - И к чему был весь этот спектакль? - выждав с полминуты, Генджи, наконец, обратился к главному действующему лицу - к Кохару. На что она лишь ехидно улыбнулась.
      - Разве не приятно слышать такие новости от собственной дочери? - продолжала улыбаться девушка. - Лучше она, чем посторонний человек, верно?
      Старейшина вновь медленно, но менялся в цвете. Бледность, вызванная страшными новостями, уходила, уступая место красноватому оттенку гнева. Его чувства были так очевидны, что Генджи разве что только не трясся от переполняющей его злости.
      - Малолетняя сучка... ты что себе позволяешь... - пышущий от ярости Генджи медленно надвигался на хрупкую с виду Кохару, глотая и пропуская слова. - Ты хоть знаешь с кем ты сейчас... кому угрожаешь?
      - Угрозы? - Кохару продолжала бесстрашно и даже немного ехидно взирать на разгневанного старейшину. - Увольте. Я пришла лишь для того, чтобы поделиться имеющейся у следствия информацией. Как ни как он ваш внук...
      - Так делись! - Генджи остановился, не дойдя до меня какой-то пары метров.
      Теперь уже была моя очередь чувствовать себя неуютно. Наверное, именно такие ощущения испытывает полоса металла лежа на наковальне под занесенным молотом. Как-никак, но это я так "удачно" расположился между разгневанным мужчиной, который уже продемонстрировал свое отношение ко мне, взбив и поваляв мое тельце по земле, и девушкой, что нагло и бесстрашно всеми способами выводила его из себя. Боюсь, начни они серьезную перепалку, и я без сомнений пострадал бы первым.
      Требовательный тон старейшины вновь был проигнорирован - у Кохару были свои заботы. Она, заманчиво для моего разума, но не тела, виляя бедрами, подошла ко мне и, протянув руку, помогла подняться с земли.
      - Знаете Генджи-доно, мы долго сомневались в разнообразных доносах на его имя, - говорила Кохару легонько меня отряхивая, - но... Но буквально три дня назад, почти сразу же после нашего с вами милого разговора, нашлись новые доказательства возможной причастности Рокуро-сана к шпионажу.
Кохару перевела мигом потяжелевший взгляд с меня на покрасневшего от гнева старейшину.
      - Вы должны понимать, что это значит, Генджи-доно, - уже без тени улыбки говорила девушка. - Если опасения подтвердятся, то все это происшествие ляжет очередным несмываемым пятном позора на вашу семью и на вас в частности.
      - Какие... какие доказательства? - старик медленно, но уверенно брал себя в руки. Во многом от его сдержанности зависел как исход этого разговора, так и жизнь его старшего внука.
      - Зашифрованная переписка, - ответила Кохару, вновь повернувшись ко мне, и чуть натянуто улыбнулась. - Как ты малыш?
      Я, не зная, что еще можно было сделать, лишь кивнул ей в ответ, за что и заработал все тоже дурманящее поглаживание по голове.
      - С сегодняшнего дня старайся учиться хорошо, идет?
      Мой очередной кивок и очередная порция иррациональной эйфории от легко взлохмаченных волос... Нет это точно что-то странное...
      - Эта переписка в данный момент проверяется, Генджи-доно, - девушка вернулась к разговору со старейшиной, наблюдавшим эту милую сцену со стороны. - И зная вас, мы просили бы не беспокоить наши органы, а вплотную заняться обучением этого малыша. Поверьте, наши эксперты справятся и без вас.
      - А результат проверки, - уже гораздо спокойнее, чем вначале разговора ответил Генджи, - зависит...
      - Да, принципиальный вы человек, она зависит целиком от вас, - жестко и резко закончила за него Кохару, уже безо всяких улыбочек смотря ему в глаза. - Потому, учите. И учите на совесть.

***

      "Это не твоя забота," - говорил ей лично Мизукаге при приеме заказа, впрочем, при этом никоем образом её не отговаривая. Сама собой проблема не решится.
      "Это должен сделать он..." - добавлял Мизукаге, ожидая от нее ответа, зная, что не дождется. Её предвзятое отношение порой начинало раздражать.
      "...но его в деревне нет, а проблема имеется, - обреченно вздыхал Мизукаге, прекрасно понимая, что без его одобрения она отсюда не уйдет. - Он твой".
      И опять тишина. Она просто приняла задание и вышла из кабинета Мизукаге. Вышла довольной - наконец-то на её пути встал по-настоящему сильный противник...

      ... Очередные четыре дня непрекращающейся погони дались ей нелегко и дело даже не в просевшей физической выносливости - Мей попросту уже устала быть все время настороже. Постоянное внимание, постоянные придирки к деталям и постоянный поиск возможных засад и ловушек выматывали куда сильнее обыкновенного бега по толстым веткам деревьев. К этому-то Теруми все еще не привыкла - на своем счету она имела лишь две миссии длиною более суток, да и те обыкновенные, не представляющие опасности сопровождения мелких торговых сошек. Сейчас же, когда из минуты в минуту приходилось работать на максимуме своих возможностей, Мей явно не справлялась. Девушка физически чувствовала, как снижается общий уровень её концентрации, как начинали путаться мысли, как она все чаще начинала задумываться о собственной неготовности к подобного рода заданиям... и когда подобные идеи совсем уж укоренились у неё в голове, она уже была уверена в том, что ей просто необходима любая легкая передышка, любая пауза в этом четырехдневном забеге. Любая пауза... лишь бы отвлечься на минуту, забыться, вернуть уверенность в собственных силах...
      Ничего удивительного, что когда её цель в очередной раз смогла уйти от преследования, Мей скорее обрадовалась, нежели почувствовала досаду. Что ни говори, но даже самым крепким из нас иногда, но нужен отдых.
      Мей устало спрыгнула с ветки и, пройдя несколько метров, остановилась у столь заманчиво выглядящего озера. Тут началась новая битва - битва с соблазном и собственными желаниями. Скинуть грязную одежду и нырнуть в столь заманчивую воду? Легко, но можно ли? Нет. На задании подобные вольности были недопустимы - слишком велик риск подставить врагу свою незащищенную спину.
      Бросив взгляд на зеркальную поверхность озера и увидев в нем свое почти идеальное отражение, Мей тяжело вздохнула - вот во что превратила её эта неостановимая гонка. От привычной укладки рыжих волос не осталось и следа - теперь на её месте гордо восседало нечто, больше напоминающее гнездо кривой на глаз птицы. Достаточно красивое, как она сама считала, лицо запылилось и было едва ли не грязней морды какого-нибудь крестьянского шахтера. А одежда? Эти тряпки, что остались на ней после стольких дней погони попросту не могли ею считаться. А ведь всего этого можно было избежать, не бегай этот выродок так ловко и быстро... Жалкий трус!
      Разбив собственное же отражение, Мей зачерпнула воды из небольшого озера и с наслаждением умылась, убирая с лица раздражающую грязь. Вот оно истинное наслаждение... Вот она долгожданная минутка для отдыха, спокойных размышлений и выводов...
      Итоги же были неутешительными - несмотря на приложенные ею усилия, четыре дня погони по лесам и мелким крестьянским деревушкам в очередной оказались потрачены зря - искомый объект умудрился вновь уйти от преследования, причем сделал это так, что Мей едва не удавилась от зависти. Талант к побегу и заметанию собственных следов, продемонстрированный этим человеком не шел ни в какое сравнение с умениями самой девушки. И это не могло её не злить...
      Впрочем, даже несмотря на все навыки этого труса ни бесконечно бегать, ни окончательно скрыться от неё он не мог - его специфическая, запоминающаяся внешность ему этого не позволяла. Да, пускай продемонстрированные этим человеком таланты с запасом давали фору самой Мей, но вот они были совершенно бесполезны при всей его заметности - лишенный руки и средств на проживание этот старый бродяга сильно выделялся на фоне даже обычного крестьянского люда. Слово там, слушок тут, след в сторонке и крик испуганных птиц на горизонте и вот Мей снова знает едва ли не точное расположение искомого смертника. Никуда ему не деться. Рано или поздно она его нагонит и... и остается надеяться, что этот человек окажется достойных тех усилий, что она приложила к его поимке.
      Теруми улыбнулась собственным мыслям и снова зачерпнула прохладной воды. День определенно начинал ей нравиться...
      - Вот значит, кого теперь посылают ко мне на смерть? - мужской скрипучий голос достиг слуха Мей в тот же миг, как стальное лезвие коснулось её же шеи. - Маленьких девочек, из продолговатых предметов знакомых лишь с кунаем?
      Мей так и замерла с водой в ладонях и сумбуром в мыслях. Что... Что, черт побери, тут происходит? Когда он... Зачем он... Как он умудрился к ней подобраться? Как так получилось, что тот кто уже больше недели бегал от неё как заяц от лисы, внезапно решил поменяться с ней ролями?
      - Не могу поверить, что столько времени бегал лишь от тебя одной! - продолжать говорить раздраженный неизвестный. - Одна девчонка без прикрытия, без отряда АНБУ! Что за ересь!
      Мей не отвечала так долго как могла, предоставляя себе максимально большое время для оценки ситуации. Сейчас, переборов первоначальное потрясение, она уже позволяла себе думать не по существу. Именно сейчас от трезвости разума, от выбранной стратегии напрямую зависела сохранность, как её собственной жизни, так и её репутация в деревне. Именно сейчас Мей не собиралась расставаться ни с тем, ни с другим.
      - Слишком много о себе возомнил, Соучиро. На нукенина А-ранга хватит и меня одной, - бросила Мей, напрягшись в ожидании ответной реакции мужчины. Разозлится и зарежет? Поддастся ли гордости и тщеславию? Сработает ли уже сформированный в голове рисунок будущего сражения или нет? Этот момент решал многое...
      Мей повезло - Соучиро, уверовав в собственное превосходство, громогласно рассмеялся и, нервируя Мей подрагивающим лезвием, заговорил, медленно переходя на устрашающий, как наверное думал сам нукенин, шепот.
      - Тебя одной... - постепенно склоняясь к уху девушки, говорил Соучиро, все сильнее давя мечом на шею. Брызнула кровь, но Мей не двигалась... ей нужно было еще лишь одно мгновение.
      - Ты что о себе возомнила тва...
      Сейчас! Мей закрыла глаза, концентрируясь как никогда прежде. Гнусавый шепот отступника у её уха, вода в ладонях на уровне груди, открытая поляна по обе стороны от неё - все сложилось. Мей уже видела свою победу...
      Она действовала без сомнений и промедлений - привычное преобразование природы чакры, резкое смешение двух потоков и горсть воды, все еще сохранившаяся меж сложенных ладоней, взрывается тучей раскаленного пара... Пара, по плотности не уступающего непроглядному туману, а по температуре кипятку из походного чана.
      Вспышка оглушительной боли потонула в протяжном мужском крике, но Мей не уделила ни тому, ни другому должного внимания. Без промедления бросившись навзничь она ушла от запоздалого и слепого удара мечом и, сделав легкий, пускай и не самый удачный перекат, ощутила как холод стального лезвия сменился земляной прохладой. Теперь они поменялись ролями. Дальнейшее должно пойти как по нотам.
      Еще один перекат, поворот в сторону клубящегося пара, серия печатей, хлопок по земле и наблюдение за тем, как тело мужчины протыкает вырвавшаяся из земли каменная пика - вот как видела свою победу, уже успевшая набраться опыта пятнадцатилетняя куноичи. Простая и верная комбинация, буквально гарантирующая ей долгожданную победу...
      Но у судьбы были иные планы. Стоило только ладоням коснуться друг друга, как огненная вспышка боли едва не лишила Мей сознания. Лишь неимоверное усилие и знание об опасности подобного шага позволили ей не впасть в беспамятство.
      Отпрыгнув от мгновением раньше обожженного мужчины, Мей опустила глаза на собственные ладони и едва не взвыла от отчаяния.
      - Черт! - прошептала она, едва сдерживая слезы от боли и увиденного. Ладони, что раньше были покрыты редкими трудовыми мозолями, теперь же были вовсю испещрены красными волдырями - недавняя техника ударила не только по мужчине.
      - Надеюсь тебе так же больно как мне, сучка! - из рассеивающегося облака раскаленного пара прогремел яростный крик Соучиро. - И даже если это так, тебя все равно ждет куда больше боли! Я гарантирую!
      Мей не слушала. Даже сейчас, необдуманно поранив саму себя, она не теряла присутствия духа и концентрации на главной цели - победе. Да, пускай она уже далеко не в лучшей своей форме, но все же теперь у её шеи не было рокового лезвия. Теперь у неё был простор для тактики.
      Глотая подступающие слезы, девушка подняла глаза и впервые увидела своего противника лицом к лицу. Наконец-то они встретились. Наконец-то Мей, знакомая с ним только лишь по краткому досье из архивов Кири, имела возможность сделать собственные выводы на его счет.
      - Знаешь, - сквозь слезы усмехнулась Мей, видя что именно предстало перед ней, - а ты ведь тот еще "красавчик"!
      И она не врала. Человек, бывший однажды членом пускай элитного, но в сравнении все же довольно посредственного отряда Киригакуре, выглядел далеко не лучшим образом. Лицо, целое еще несколько секунд назад, сейчас украшал огромный ожог охватывающий почти всю видимую область. Эта покрытая волдырями рожа, еще до ранения не отличавшаяся особой красотой, теперь и вовсе делала из Соучиро до мерзости отвратную личность. И, кажется, сам мужчина это прекрасно понимал - слишком уж гневно горели легко заметные на этом лице карие глаза.
      Впрочем, на одной лишь морде, его уродство не ограничивалось. Больше красного лица в глаза бросалось полное отсутствие одной из конечностей - рука, что когда-то сжимала один из Великих мечей, ныне была обрублена до самого плеча. Когда и при каких обстоятельствах Соучиро получил это увечье, Мей прекрасно знала - личные дела содержали и не такие подробности прошлого. Впрочем, они сейчас помогали слабо...
      Провокация, на которую так надеялась Мей, желая хоть немного отойти от боли, не удалась - Соучиро твердо решил не давать девушке времени на восстановление. Мужчина, видимо поняв чего именно добивалась девушка, начиная этот разговор, отреагировал не словом, а делом. Вскинув единственную уцелевшую руку, он направил на Мей свой странный, перемотанный бинтами меч, и без лишних слов бросился в атаку. Быстро... Слишком быстро для так и не пришедшей в себя Мей. Настолько быстро, что уйти от приближающегося лезвия она уже не успевала...
      Зато поспели, вбитые в корку подсознания во время тренировок с Ринго, рефлексы. Действуя на полном автомате, Мей выхватила из-за спины свой полюбившийся короткий танто и, не думая, опрометчиво подставила его под приближающийся меч...
      Мир померк. Рука, крепко державшая рукоятку катаны, вспыхнула такой адской болью, что Мей на мгновение буквально ослепла от неё, потонула в ней. Все нервные окончания будто оголились, столь страшна была волна в момент удара прошедшая по всему телу... Болезненный крик девушки, больше не сдерживаемый судорожно напрягшимся горлом, разлетелся по всем окрестным лесам.
      Лишь невероятное упорство и нежелание проигрывать столь постыдным образом вновь позволили Мей не перешагнуть грань беспамятства и не повалиться на землю бессознательной грудой мяса. Лишь максимальное отречение от адской боли в трясущейся руке, все еще удерживающей родной танто, позволили ей отпрыгнуть далеко в сторону, уходя от второго потерявшего в скорости удара и разрывая столь нежелательную сейчас дистанцию. В данный момент у неё попросту не было иного выбора. В данный момент ей нужно было лишь немного времени.
      - И это все, что может показать мне один из Семи мечников Тумана прошлого поколения? - злорадствовала Мей, стараясь успокоить тряску в покрытых волдырями руках. - Моя знакомая в три раза моложе тебя будет, а фехтует уже на несколько порядков лучше! Теперь я знаю, почему вас кличут слабейшим поколением Мечников за всю историю Кири!
      Соучиро, все это время медленно приближающийся к девушке, внезапно остановился и с каким-то злорадством уставился прямо на неё. Мужчина, уверенный в собственном превосходстве, посмотрел на неё так, что Мей на мгновение задумалась о правильности своих действий. Было в его взгляде что-то покровительствующее... что-то взрослое. Именно так родители смотрят на своих нашкодивших чад...
      - Глупая девчонка, - прохрипел Соучиро, стараясь как можно меньше шевелить обожженными губами. - Ты видимо действительно не понимаешь с кем именно столкнулась. Сожалей, ибо причиной твоей смерти станет лишь постыдная глупость.
      Ответить Мей он не дал. В мгновение исчезнув из её поля зрения и за какой-то миг сократив с ней дистанцию, Соучиро вновь нанес сокрушительный удар своим странным мечом. Удар, скорость которого снова была выше сознательной реакции девушки. Короткий танто, удерживаемый уже другой рукой, вновь машинально взлетел, желая подставиться под приближающуюся смерть.
      - Бесполезно, - прошипел Соучиро, буквально заглянув в глаза готовящейся к очередной порции боли девушке.
      Клинки столкнулись... но вместо ожидаемого металлического лязга, прогремел оглушительный взрыв. Тело молодой девушки выгнулось от сминающей любые барьеры боли и поломанной куклой отбросило в сторону...

***

      - О-о-о-а! - громкий зевок Ринго разнесся над повисшей в молчании поляной. - Как же скучно! Ребята, вы что такие тихие? Мы отдыхаем или сидим в плену?
      "Ребята" решили не утруждать себя ответом и дружно проигнорировали девушку. Ринго это не устраивало. После длительного общества достаточно общительной Теруми, гнетущая тишина напарников порядком нервировала. В этом молчании, словно тумане висящем над их стоянкой, не чувствовалось ни командного духа, ни поддержки, ни обоюдного доверия каждого к каждому из членов отряда. Лишь отстраненность и подозрительность... а так быть не должно.
      Ринго оглянулась вокруг, отмечая, чем занят каждый из её напарников и ища нужного ей человека. Долго искать не пришлось - Кушимару как всегда пребывал в компании своего закадычного друга.
      - Эй, ребят! - улыбнулась она Джинпачи и показательно скривилась при виде Кушимару. - Вы чего какие кислые?
      Джинпачи, к удивлению самой Ринго, отреагировал очень даже вяло. Бросив вымученный взгляд сначала на девушку, а потом и на своего напарника, он тяжело вздохнул, чувствуя приближение начинающейся перепалки .
      - Что тебе надо, мелкая? - Кушимару же, оскорбившись продемонстрированным к нему отношением, ждать себя не заставил. - Вали к себе под тент и жди приказов!
      - Ну вот, - показательно насупилась, довольная резким ответом мечника, Ринго. - Я к тебе за помощью, а ты сразу в штыки. Мы же команда!
      - Хрен тебе, а не помо...- начал было Кушимару, но Ринго не обратила на его слова внимания.
      - Как раз таки тент у меня и порвался. Не зашьешь? - гаденько ухмыльнувшись спросила девушка предвкушая встречную реакцию... и не прогадала.
      Вскочив с земли, Кушимару вмиг достал свой Нуибари и, не мешкая, направил его на довольную девушку.
      - Сучка, ты уже задрала! - прорычал долговязый мечник, уже порядком измотанный "шутками" Ринго. - Только вякни еще что-нибудь и жрать через рот уже не сможешь!
      - Кушимару! - рявкнул на напарника молчавший до сих пор Джинпачи и, повернувшись к Ринго, спокойно поинтересовался: "Чего тебе, Амеюри-сан?"
      Вновь посмотрев на все еще разозленного, но уже держащего себя в руках Кушимару, Ринго улыбнулась - раздражать этого нелепого "мечника" было неимоверно приятно. А будучи защищенной знанием собственного превосходства над ним, Амеюри могла делать это безбоязненно и почти ежедневно. Хоть какая-то услада во время этих морально изматывающих простоев.
      - Да вот, была свободная минутка и я вспомнила одну историю о тебе и твоем учителе. Вот мне и стало интересно, как ты получил свой меч, при живом то наставнике? С ним-то - Ринго ткнула пальцем в Кушимару , - все понятно. Его экзаменом на обладание Нуибари наверняка была какая-нибудь особо сложная вышивка на куске ткани, но у тебя...
      - Сучка... - как -то уже совсем устало сплюнул на пол Кушимару, впрочем за меч уже не хватаясь.
      - ...Шибуки все-же не тот меч, что имеет привычку оставлять врагов в живых, - продолжила девушка, показательно игнорируя второго мечника.
      Стоило только прозвучать этому, давно интересному ей, вопросу, как Ринго поняла, что задала его не зря - слишком уж были заметны изменения в услышавшем его Джинпачи. Скука и откровенная безразличность, царившие на его лице не только на таких небольших стоянках, но и в целом во время всей военной кампании, резко пропали, сменившись злым оскалом, смешанным с торжествующей ухмылкой. Джинпачи был доволен... доволен тем, что пришло ему на ум после вопроса Ринго.
      - О-о, нет, - протянул он, отбросив легкую сонливость, - ты права, он далеко не такой меч. Шибуки передается только через смерть...
      - Тогда почему... - начала было Ринго, но прервалась, лениво обрезая Кибой клубок чакронитей, тянущихся к ней со стороны Кушимару. - Тогда почему он все еще жив, а меч уже в твоих руках?
      Джинпачи поднял на девушку свои глаза, с едва заметным в них сумасшествием, и с улыбкой, достойной самых кровавых маньяков, провозгласил:
      - Я убил его. Вернее я убил его будущее!
      Ринго обреченно вздохнула - как же её раздражали подобные высокопарные речи, зачастую не имеющие отношения к действительности. Что мешает некоторым из этих буйно помешанным на убийствам идиотам говорить нормально и прямо?
      - Объяснить, не томи, - в мягкой форме озвучила Ринго собственные мысли, хотя, как показало время, этого можно было и не делать. Джинпачи понесло.
      - Тупой, упрямый осел, считающий, что само владение Шибуки давало ему хоть какую-то личную силу! Представь себе, Ринго, - вскочил Джинпачи и одной рукой вскинул свой внушительных размеров меч, - этот идиот на полном серьезе считал, что любой навык по владению мечом будет абсолютно лишним, для человека, в чьих руках лежит Шибуки!
      - И потому ты...
      - Да... - оскалился Джинпачи, с наслаждением прикрыв глаза, - показал ему, что может сотворить обыкновенная катана в руках настоящего мастера, показал ему, что обладать мечом не значит владеть им. Я отрубил ему его хваленую руку "взорвавшую сотни тел и тысячу душ" и забрал Шибуки из мертвецкой хватки.
      И даже так, услышав все своими ушами, Ринго все еще не понимала его мотивов. Зачем было оставлять за спиной живого врага, способного и желающего ударить в спину? К чему нужен был этот пустой риск, когда его можно было избежать всего лишь один раз взмахнув катаной уже над поверженным противником?
      - Пусть теперь живет, осознавая собственную ничтожность, просыпаясь с напоминанием о собственной же ошибке!
      "Идиот!" - про себя подумала Ринго, прекрасно понимая, что своими действиями он ничего подобного не достигнет. Вызовет ненависть - да, ополчит его против себя, тоже, но ни как не заставит этого старика отступиться от собственных идеалов.
      - Отставить замашки маньяка и желание угробить своего напарника, - прогремел над их головами голос незаметно подошедшего командира. Командира, владеющего самым великим из всех их Великих мечей - Самехадой. - Орел прибыл. У нас новое задание.
      - Задание? Что за задание? - мигом потеряв интерес к двум стоявшим рядом отморозкам, спросила Амеюри, смотря на Самехаду прикрепленную к широкой спине Фугуки Суйказана.
      - Тебе понравится, Ринго-чан, - улыбнулся мощный мужчина, демонстрируя ряд острых как у акулы, зубов. - Доставить в Кири генина Конохи. Живого.

***

      Боль... Жар... Прохлада... Ощущение свободного полета... Жесткий удар...
      Чувства Мей, чередующиеся с бешенной скоростью, будто сошли с ума. Разобраться с ними, уследить за их постоянной сменой казалось невозможным - настолько невообразима была гонка неприятных ощущений. Гонка, которая начала казаться бесконечной. Гонка, у которой казалось не было ни начала, ни конца...
      Нет... Обрывки воспоминаний, нагло вырванные из глубин беспамятства, заплясали перед глазами, внося крупицу ясности во всю эту сумятицу. Начало все же было...
      Глубокий вдох наполнил легкие живительным воздухом, который еще секунду назад был выбит тяжелым ударом об дерево. Зрение, а вслед за ним и сознание, быстро прояснились, возвращая как чувство ориентации, так и жгучую боль по всей правой стороне тела, раньше воспринимаемую как-то отстраненно. Впрочем, к последней было уже не привыкать...
      Мей, всеми силами стараясь отгородится от агонии половины тела, недовольно поморщилась - только теперь она осознала всю глубину своей глупости и задницы в которую попала. Только теперь она осознала, что все произошедшее было результатом её личного недосмотра, её самоуверенности.
      - Фетхование? Глупое, а зачастую и бесполезное махание металлическими палками перед носом друг друга? - вновь раздался уже столь надоевший хрип Соучиро. - Я никогда и не претендовал на звание мастера по нему, глупая девочка! Оно мне не нужно!
      "И ведь вправду не нужно, - подумала Мей, устало подняв глаза на старого нукенина. - Владелец Шибуки вполне мог обойтись и без этого".
      Взрывной меч Шибуки. Великий меч, под завязку забитый взрывными печатями. Великий меч, чья убойная сила нивелировала разницу в мастерстве и опыте. Великий меч... о котором она знала и знание о котором не использовала. Почему, увидев обмотанное бинтами лезвие, у неё в голове не проскользнуло ни одной мысли о взрывных печатях, возможно скрывающихся под ними? Почему она не приняла во внимание, что бывший владелец такого потрясающего оружия как Шибуки, может попробовать его воссоздать? И вот теперь, смотря на сломанный клинок катаны в руках Соучиро, Мей понимала какую ошибку она совершила.
      - Мастерство не может тягаться с грубой силой, девочка, - продолжал разглагольствовать медленно приближающийся нукенин, отбрасывая в сторону рукоять с бесполезным уже клинком, обломки которого ныне покоились у девушки в предплечье. - Теперь ты это понимаешь, да?
Мей, во все глаза глядя как Соучиро достает из-за спины еще одну перемотанную бинтами катану, не ответила. Она готовилась... готовилась к еще одной порции болезненных ощущений.
      Две печати сложенные с такой скоростью, что казалось порвали обожженную кожу, насильно вырвали у неё из горла болезненный стон... Максимально легкий хлопок ладоней друг об друга ледяной иглой впился девушке в мозг, ломая болевые и волевые барьеры...Но Мей терпела. Терпела, сжав челюсти до зубного скрежета. Терпела, потому что знала - сорвись она сейчас и смерти можно было уже не избежать.
      - Нинпо: Техника скрытого тумана! - прошептала она на вдохе, под завязку наполняя воздухом собственные легкие. Выдох ждать себя не заставил.
      Соучиро дернулся, но даже предпринятый им резкий рывок в сторону Мей ему не помог. За одно лишь мгновение плотный туман наполз на ближайшие окрестности, железным занавесом встав между девушкой и нукенином, отрезая её от его органов чувств. Теруми в очередной раз смогла уйти от верной смерти.
      - Не поможет, сучка! - послышался крик Соучиро, из глубин клубящейся белой завесы. - Я найду тебя и здесь!
      "Здесь ты найдешь лишь собственную смерть, ублюдок!" - мысленно отвечала ему Мей, изо всех сил борясь с самой собой - складывать новые печати с каждым разом было все больнее и больнее. "Собака" далась легко, сложенный "тигр" стоил лишь слегка прокушенной губы, но вот последняя "крыса"... На потекшую по подбородку кровь Мей принципиально не обращала внимания - оно сейчас требовалось все без остатка.
      С трудом удерживая сложенную "крысу", Мей полностью отгородилась от внешнего мира. Концентрация... концентрация... концентрация... Чакра, текущая вяло и неторопливо резко ускорила свой ход и, управляемая сложенной печатью, что есть мочи рванула в определенные тенкетцу тела девушки, просачиваясь сквозь них, растворяясь в окружающем тумане, меня свою природу на уникальную, подвластную только ей одной...
- Футтон: техника умелого тумана!

***

      "Черт!" - успел подумать Соучиро, прежде чем его взор заполнил белый туман, созданный этой никак не желающей умирать шавкой.
      - Не поможет, сучка! - крикнул он в пространство, злясь на себя за собственную болтливость. - Я найду тебя и здесь!
      Найду... обязательно найду... Его уже достаточно безответно потрепала жизнь, чтобы упускать такую возможность поквитаться с обидчиками. Тем более после такого позорного недоразумения...
      Соучиро крепко стиснул рукоять его самодельной копии Шибуки... Ну действительно, кто мог подумать, что столь нагло преследующая его две недели кряду девочка действительно была одна? Кто мог заподозрить в ней отдельную боевую единицу, а не превосходную приманку для зазевавшихся нукенинов? Откуда он мог знать, что за ней, скрываясь в тени, не ползут несколько отрядов АНБУ? Соучиро не знал... и потому глупо бегал от неё все это время. Более того, эта мелкая шалава умудрилась ранить его. Его - настоящего владельца Великого Взрывного меча Шибуки! Кому расскажешь - засмеют...
      Соучиро вновь обвел взглядом окружающий его со всех сторон туман. Техника скрытого тумана - одна из базовых, которой в его время обучали учеников Академии на последнем году их учебы. Такое простое и зачастую действенное дзюцу никогда не была большой помехой для шиноби с его опытом ведения боя, но только с одним уточнением - только тогда, когда этот шиноби может применять эти самые дзюцу. Самому Соучиро же, оставшемуся без одной руки и посвятившему все доступное время на создание своей версии Шибуки, а не на развитие одноручных печатей, этот туман мог доставить проблем. Не смертельных, но все же...
      Соучиро знал, что девчонка где-то рядом - с такими ранами, как у неё уйти далеко практически невозможно, а осколки клинка, в любом случае угодившие в неё после взрыва лезвия, так или иначе, но мешали даже оказанию первой помощи. Никуда ей от него не деться...
      Уголок глаза неожиданно кольнуло болью. Ничего особенного - не сильнее обычного, когда в него случайно попадает какая-нибудь мелкая соринка. Соучиро на автомате, не отпуская меча, почесал глаз углом ладони, и вновь вернулся к своим мыслям. Но боль не думала отступать - наоборот она лишь многократно усилилась и в тот же миг охватила и второе око.
      - Что за черт?! - недоумевал старик, смахивая катящиеся по щекам слезы. - Что за фи... А-а-а!!!
      В один миг боль перешагнула рубеж его терпения и глаза вспыхнули так, будто в них воткнули раскаленные гвозди. Закрытые веки горели таким яростным огнем, что катящиеся, совершенно не стыдливые кровавые слезы не могли его потушить. Единственная рука не успевала к обоим глазам, но даже так никак не могла помочь ни одному из них. Яростная агония, поселившаяся под веками, не желала уходить и лишь нарастала с каждой секундой.
      - А-а-а!!! - взревел Соучиро, уже собираясь выцарапать себе оба глаза, когда боль неожиданно распространилась на губы, а следом переползла и на язык... Творилось что-то непонятное...
      Вдохи больше не были легкими и приятными - каждый грамм поступающего кислорода казалось, выжигал небольшой кусочек его легкого, а каждый выдох растворял нежную плоть гортани. Соучиро почувствовал металлический вкус собственной крови... и это было далеко не концом. Кожа на лице, обожженная техникой этой дрянной девчонки, так же резко напомнила о себе - подобно покрывшейся коркой ране, ожог вновь открылся, добавляя новые муки к итак уже имеющимися. Соучиро медленно и верно тонул в боли, усиливающейся с каждым мгновением...
      "Эта шваль... - последний оплот здравомыслия не желал сдавать свои позиции перед пытками. - Она что-то сделала... Но что?!"
      Ответ пришел мгновенно - оценивать ситуацию и делать выводы он научился уже давным-давно. Туман... Все дело в тумане! Но как его разогнать, не используя то ниндзюцу?.. Да... только так...
      - Я убью тебя, сука!!! - взревел Соучиро, вскидывая меч высоко над головой и резко опуская его себе под ноги. Сотни маленьких взрывных печатей, любовно расположенных под плотными бинтами на лезвии, напитались чакрой и вспыхнули...
      Соучиро не устоял. Он знал примерную силу взрыва, он готовился к нему, но даже этого не спасло его от последствий. Взрыв, способный разнести по щепкам ствол векового дерева, обжег и с силой отбросил в сторону его бренную тушку, попутно ломая такую хрупкую лодыжку. Осколки клинка, выброшенные со скоростью недоступную обычным кунаям, в нескольких местах прошили его тело, протыкая одежду и кожу, глубоко застревая в плоти.
      Соучиро не обращая внимания на боль, вообще не сравнимую с той, что он испытывал буквально минуту назад, открыл слезящиеся глаза и сквозь мутную пелену лицезрел результат своих действий. Он не просчитался - туман развеяло куда дальше того места, куда отбросило его самого. Он вновь видел окружающий его ландшафт на несколько метров вперед. Идеально...
      Боль, вызванная неизвестным воздействием, так же медленно отступала, следуя за удаляющимся туманом, но полностью оставлять его тело кажется не собиралась. Что это вообще было?! Не важно.
      Соучиро вскочил, стараясь не напрягать переломанную лодыжку, и вновь пробежал глазами по окрестностям. Девушки не было.
      - Выходи тварь! - сквозь плотно сжатые губы просипел он. - Все равно же найду!
      Найдет... Обязательно найдет... Туман её не скроет.
      Соучиро выхватил очередной меч и, вновь напитав его чакрой, бросил примерно в том направлении, в котором он двигался до возникновения тумана. Теперь уже не было необходимости взрывать туман у себя под ногами - теперь можно было поискать в нем и свою цель.
      Новый взрыв потряс окрестности, разогнав белесую дымку и явив порядком помутневшему взору Соучиро склоненную в странной позе девочку.
      - Попалась, сучк...
      - Дотон: Земляные путы! - достиг слуха еле слышный шёпот со стороны его противника. Достиг... слишком поздно, чтобы он успел отреагировать. Земля, щедро пропитанная чакрой, вздыбилась и, вырвавшись из ровного пласта, в мгновение захватила его ноги, сковав не хуже тюремных кандалов.
      - Вау! - притворно восхитился Соучиро, вновь потянувшись к предпоследнему оставшемуся у него мечу. Он был готов взорвать себе ступни, если бы это помогло ему выжить. - А ты молодец, девка! Давай, покажи теперь мне свое мастерство и добей меня, как подобает мечнику!
      Но девушка даже не подумала ни подходить, ни давать ему времени на то, чтобы успеть выбраться из этой западни. Она, преодолевая чудовищную боль, вновь быстро и уверенно складывала новые печати. Явно мучительный для неё хлопок по земле... и Соучиро вдруг понял, что он проиграл... Он попросту уже не успевал...
- Йотон: Лавовое копье! - надрывным голосом вскрикнула девочка, отпуская стихию на свободу.

***

      Сквозь слезы Мей видела как Соучиро, все же успев вытащить из-за спины очередной меч, взмахнул им наперерез выросшему из-под земли конусу раскаленной лавы, но безуспешно. Лезвие взорвалось, едва коснувшись её техники, и осыпало хозяина ливнем из каленой стали.
      А копье? А копье, будто и, не заметив препятствия, прошло сквозь грудь старого нукенина, убивая его на месте.
      - А я и не мечник, Соучиро Генджи... - выдохнула Мей, прежде чем без сил повалиться наземь. Ей нужен был длительный отдых... и теперь она могла себе его позволить.

Кулисы и закулисье.

   Всех с Наступающими праздниками и приятного чтения! Спасибо, что по-прежнему меня ждете)

      Хлыщ! В конец уже надоевшая, тонкая бамбуковая ветвь вновь огрела меня по рукам. Больно огрела.
      -- Сначала! -- вслед за ударом проговорил Генджи, совершенно не обращая внимания на мое возмущенное шипение. -- Сначала и давай на этот раз правильно! Ками-сама, для кого я битый час расписывал его ошибки? Ты вообще меня слушал?!
      Слушал, старый ты козел. Конечно, слушал. Другое дело, что воспроизвести все то, что ты успел мне насоветовать за неполный час "лекции", было куда как непросто. Кинул пару фраз и думает все, его дело сделано? Да будь я тем ребенком, место которого заменяю, то большую часть информации я попросту бы не воспринял. Где точные толкования, где прямые указания на мои собственные ошибки и доступное объяснение правильного метода?! Нигде! Полунамеки, размытости, сравнения и с трудом различимые мною обороты и так непростой для меня речи -- вот чем изобиловали его "уроки"! Идиот! О чем он думает, поступая так, в то время когда ему сказали, что жизнь его внука напрямую зависит от качества моего обучения? Стоит ли того этот мелкий бунт из-за непревзойденной гордыни?
      Хотя, если подумать, а какое мне собственно до этого дело? Его судьба, как и судьба его семьи, меня волновала слабо -- мне и без того было чем заняться. Моим приоритетом все еще оставалось лишь собственное развитие. Пусть учит, как хочет, пусть строит из себя кого угодно -- лишь бы материал, что он давал мне, был более или менее мне полезен.
      А пока он, даже не смотря на все его непонятные ухищрения, все же был таковым. Пускай, потратив тонну нервов, сил и времени, но я все же понял какую мысль скрывал за всеми своими пустословными лекциями принципиальный и недальновидный старейшина. Понял и, проверив на практике, в очередной раз поразился тому, как же на самом деле все было просто. Понял и, осознав сколько лишнего времени умудрился отнять у меня Генджи, едва не наорал на этого старого мудака.
      Вместо того, чтобы просто сказать что-то типа: "Акио, тебе достаточно знать, что чакра подобна камню, который необходимо привести в движение, " -- этот старик решил скрыть все за горой лишней информации, буквально заставив меня разгребать все эти дебри его словесного недержания. Но я справился -- я добрался до этой простой и совершенно логичной сути. Главный смысл был в том, что ты можешь либо толкать камень, либо создать условия, при котором он будет двигаться и без твоего вмешательства. Лично я его толкал... и тем самым будто шел против своего организма. Вместо того чтобы лишь дать направление и легонько подтолкнуть ручеек чакры к созданному мною же каналу, я насильно заталкивал его туда. Я будто не использовал собственные же запасы, а едва ли не силой отбирал их у себя. Идиот... мог бы додуматься и раньше.
      Именно тогда, когда и пришло это озарение, именно тогда, когда были проведены первые успешные тесты, я наконец-то с чистой совестью признал, что сдвинулся с той мертвой точки, с которой не мог слезть все свое время работы с чакрой -- жжение в глазах.
      Да -- они, наконец, перестали раздражать меня каждую минуту своей активности. Это казалось едва ли не чудом -- стоило мне только освоить новый, куда более правильный принцип работы с чакрой, как большинство негативных эффектов связанных с подачей чакры к глазам ушли. Пускай мой мозг по-прежнему не справлялся с потоком получаемой информации при активном Бьякугане, но тут я уже был практически бессилен. Конечно, пытаясь развивать собственную память, можно было ожидать хоть какой-то качественный скачок и в этой области, но вот только верилось мне в это довольно слабо. Я решил направить все свои усилия в другом направлении, справедливо полагая, что данная проблема решится со временем. Теперь, получив действительно видимый прогресс, я был готов ждать.
      Дальше мой путь лежал в другом направлении, ведь была и еще одна интересная информация, до которой мне все же удалось дорваться даже сквозь дебри словесного мусора со стороны Генджи. Принцип работы ручных печатей. Правда, тут уже было все куда сложнее. Говорил Генджи на эту тему до противного мало, и потому, чтобы добраться до вожделенных знаний, приходилось просеивать едва ли не каждое его слово. И я это делал... делал, подключив и мои знания канона. Зная о тенкетсу, одноручных печатях, потоках и разновидностях чакры, я сумел-таки все это объединить и получил достаточно вменяемую теорию работы этой более чем странной системы.
      Ручные печати не были тем, что можно было бы назвать неким обязательным ритуалом для воплощения той или иной техники. Нет. Не было это и подобием слов заклинания, что требовались для его использования. Все было гораздо проще и куда как понятней. Стоило только использовать эту теорию, как сразу становилось ясно, отчего печатей было столь мало и почему изучению каждой из них в академии уделялось так много времени. Все это было не банальным сложением непонятных фигур пальцами и кистями рук, а едва ли не рефлекс, команда организму, разъясняющие когда, сколько и в какие тенкетсу посылать чакру. В юные академические годы, днями и ночами заучивая каждую из печатей, дети по требованию преподавателей осознано направляют свои внутренние резервы в ту или иную активную точку тела, со временем прививая себе это на уровне рефлексов. Таким образом, в будущем, при необходимости воспроизвести нужную технику, шиноби попросту повторяют необходимую серию движений, уже подсознательно правильно направляя чакру, и в итоге получают правильно исполненную технику.
      А одноручные печати? Они также с легкостью попадали в рамки этого предположения. Со временем, прогрессируя и вырастая в контроле над собой и собственным телом, более опытные чакропользователи могут с чистой совестью пропускать сложение печатей, ограничиваясь либо простой, укороченной печатью, либо вообще одноручной. Все дело лишь в сознательном контроле, которого достигает далеко не каждый шиноби. Тут шиноби либо заменял заученные в детстве рефлексы более новыми, заточенными более узкую задачу -- например, на воспроизведение целой техники, либо собственноручно управлял подачей чакры в те или иные требуемые тенкетсу. Вроде все просто, но если продолжать следовать этой теории, то получалось что...
      ... что можно было обойтись и совсем без печатей. Да, именно этот вопрос далее занимал все мое внимание, даже во время медитаций, летая где-то на краю сознания. Над ним я размышлял долго... очень долго. В итоге, пережив несколько бессонных ночей и зверских мигреней, мне все же удалось прийти к согласию со своим внутренним сомнением.
      Да. Если моя теория работы печатей была верна, то полный контроль над чакрой при формировании техники мог позволить использовать оную и без "костылей" в виде залома пальцев в странных фигурах. Другое дело, что достижение такого результата должно быть непомерно тяжелой ношей и обладал рядом минусов, среди которых скорость изучения техник и обязательное исследование каждой из печати. Если первая проблема не решалась никак кроме как путем превозмогания, то обладание Бьякуганом частично справлялось со второй. Мне было достаточно лишь научиться видеть чакру и тогда, подсматривание за активностью энергии как внутри собственного тела, так и у других, могло дать не хилое подспорье на этой долгой дороге...
      ... и вот, довольный тем, что, наконец, обрел свою полноценную отличительную черту попаданца, не считая глаз, лука и не самой счастливой на данный момент судьбы, я сидел и, стараясь не обращать внимания на гнусавое ворчание Генджи, упорно направлял чакру к глазам, скрытым под родной повязкой. Пора было мне прозреть окончательно.

***

      Я ждал... ждал долго и нацелено... Время вокруг, будто застыв тягучим желе, с огромным трудом и нежеланием продвигалось вперед. Каждая проклятая секунда длилась едва ли не вдесятеро дольше, а каждая вечная минута казалась едва ли не часом. О да, "главный закон времени" предстал передо мной во всей красе. Как же я устал ждать...
      Скрип... Скрип открываемой двери донеслось до моего слуха куда раньше, чем я смог это увидеть. Увы, но даже Бьякуган не видит, если попросту не смотреть.
      Я предвкушающе ухмыльнулся. Наконец-то, дождался. Повернувшись, скорее по привычке, чем по необходимости, лицом к сдвинутой в сторону перегородке, я увидел вошедшего в образовавшийся проем и не замешкался. Настал час расплаты.
      Я сорвался с места ровно так, как учил меня Генджи -- легко, но резко, чуть пригнувшись, но не упуская цель из виду. Такой простой, иногда кажущийся нелепым способ бега оказался на удивление практичным -- смещенный вперед центр тяжести, уменьшенная зона поражения и практически полное отсутствие сопротивления воздуха, что при скоростях шиноби играло немаловажную роль. Все это оказалось столь ощутимо и весомо, что даже мой безмерный скептицизм к подобному умению был быстро и умело сломлен уже спустя несколько, не до конца правильных, попыток скопировать подобную манеру передвижения в бою. Признавать свою ошибку было не легко.
      И вот теперь уже привычными широкими, бесшумными шагами сближаясь с целью, я, благодаря практически идеальному зрению, попутно отмечал мелкие, но столь значимые детали. Я знал, что был замечен -- слегка сдвинутая в сторону дальняя от меня нога явно давала понять, что мой рывок встретят лоб в лоб, а специально скошенные в сторону глаза безуспешно пытались создать иллюзию незнания... Вот только мне было все равно. Я был уверен в своей безопасности.
      Три шага... мои руки отлипают от тела...
      Два шага... подготовка к встрече и броску...
      Шаг...
      -- Ты опоздала! -- кричу я, максимально достоверно изображая томящегося в ожидании ребенка, и, не сбавляя шага, врезаюсь в соблазнительное тело молодой куноичи, заключая её в детские объятья. -- Ты сказала, что придешь после обеда!
      Да, это её я несколько добрых часов ждал аки верный песик, сидя у двери и гипнотизируя оную взглядом из-под маски. Во мне буквально пробудилось, ранее практически не наблюдаемое, истинно буддистское терпение. И тому была причина...
      -- Акио! -- совершенно не натурально схватившись за сердце, воскликнула Кохару, -- Ну испугал! Незаметный, как настоящий шиноби!
      Я против воли и осознания того факта, что это обыкновенная ложь, надулся от гордости, при этом не забывая слегка елозить руками по крепким бедрам девушки. А почему нет? Психологический возраст требовал, а рост позволял -- ведь даже на цыпочках, я с трудом доставал ей макушкой до груди.
      -- Извини, -- теплая ладонь Кохару уже привычно потрепала меня по голове, удивительным образом прогнав из неё все похабные мысли, -- задержалась на работе. Но ты ведь простишь бедную, уставшую девушку?
      Я, подобно болванчику, лишь тупо закивал головой. В такие моменты я, отчего-то, был готов простить ей, казалось бы, любую провинность.
      -- Вот и молодец! -- Кохару тепло улыбнулась. -- Сразу видно, что из тебя вырастет прекрасный мужчина, Акио!
      Кохару расцепила мои сомкнутые вокруг неё руки и присела, оказавшись своим лицом на одном уровне с моим. Я же только молчал, ожидая либо заветный вопрос, либо неприятное сообщение.
      -- Ну что, малыш, готов идти? -- не убирая с лица теплую улыбку, спросила девушка и я почувствовал, что меня буквально распирает от радости. Наконец-то! Свершилось!
      -- Да! -- только и смог ответить я, ощущая, как на лице расплывается довольная лыба.
      -- Тогда... -- чуть хитро прищурилась девушка, -- нам осталось сделать лишь одну вещь.
      Вновь поднявшись на ноги, Кохару протянула мне руку, которую я тут же схватил.
      -- Убежать отсюда! ... -- шепнула она мне и выскочила за порог, утягивая меня следом...
      Вот так сбылась мечта моих последних нескольких недель -- покинуть наконец-то осточертевшие стены этого не самого приветливого дома. Покинуть их под громкий, задорный, множество раз отразившийся эхом, выкрик Кохару:
      -- Я забрала Акио! Верну вечером!

***

      -- Ну, Гай! -- уже в который раз завел свою нудную шарманку молодой паренек в темных очках с круглыми линзами. -- Ну, расскажи, чего тебе стоит-то?
      Майто Гай, одетый в свое неизменное зеленое обтягивающее все тело трико, лишь покачал головой -- делиться всем произошедшим несколько дней назад он не желал. А как иначе? Как он мог рассказать о своем очередном проигрыше своему "вечному сопернику" Какаши? Как он мог рассказать о своей очередной неудаче, пускай его вины в ней и не было?
      Вот уж "везучий" беловолосый Какаши! Как бы сильно Гай не сочувствовал ему в связи с утратой своего товарища по команде, но он не мог не отметить, что она лишь сделала Хатаке сильнее, правильней. Не осталось более в нем того, что сам Гай назвал бы "юношеской верой в пустые правила". Теперь он наконец приблизился к тому, о чем проповедовал отец самого Гая.
      Сила юности! Сила следовать зову своего сердца. Сила принимать решения вопреки приказам, но во благо своих товарищей. Сила, позволяющая идти на жертвы только лишь во имя светлого будущего деревни и своих товарищей... и сила найти компромисс между двумя этими понятиями. Какаши наконец отрекся от того, что делало из шиноби лишь бесчувственный инструмент в руках чинуш и их хозяев. Какаши наконец начал думать собственной головой.
      -- Га-а-ай! -- вновь протянул мальчик, нетерпеливо толкая своего товарища в бок. -- Ну, расскажи!
      -- Эбису! -- тихий, но твердый и полный силы голос третьего члена их отряда мигом заткнул чересчур любопытного мальчика. -- Не хочет рассказывать, значит у него есть на то причины. Своим нытьем ты его лишь в очередной раз разозлишь.
      Эбису горделиво хмыкнул, будто зная нечто недоступное другим, но от Гая все же отошел.
      -- Да плевать! -- через минуту молчания воскликнул он. -- Мне, элитному ниндзя Конохи, не страшен какой-то профан во всех дисциплинах шиноби за исключением тайдзюцу!
      Гай дернулся как от удара -- что бы ни говорил его отец, но собственная ограниченность в вопросах оперирования чакрой до сих пор оставалась для него самым больным местом. Лишь одного упоминания подобного факта было достаточно для того, чтобы если не навлечь гнев на голову особо одаренного говоруна, то уж точно вызвать разочарование в собственных возможностях.
      -- Помнится в прошлый раз ты так ничего не смог поделать с моими "жалкими трепыханиями, меркнувшими на фоне твоих великих техник", не так ли? -- постарался усмехнуться уязвленный Гай и ему это удалось. Эбису, стыдливо покрасневший от такой прямой цитаты его же собственных слов, так и не нашелся что ответить.
      -- Успокойтесь оба, -- тихий голос Генмы вновь погасил зарождающийся конфликт. -- Мы на вражеской территории, потому давайте вести себя как соответствующе...
      Легкий свист, почти неслышный на фоне звуков леса и тихого разговора мальчиков, вмиг заставил их всех застыть в напряженных позах. Даже им, еще не самым опытным шиноби был достаточно хорошо знаком этот звук, чтобы быть уверенным в его источнике.
      -- Засада? -- тихий вопрос Эбису, разнесся по небольшой прогалине в лесу, где их отряд и застал тот недавно прозвучавший хорошо знакомый звук.
      -- Не дума... -- не успел ответить Гай, как что-то тяжелое ударило его в открытую, сложенную для предотвращения возможной атаки, ладонь. Ударило с такой скоростью, что даже Гай, привыкший ловить в воздухе пущенные рукой отца кунаи, не заметил этого.
      -- Что за... -- хотел было удивиться Гай, но не успел даже этого. Рука, еще мгновение назад почувствовавшая лишь несильный удар в область ладони, внезапно взорвалась такой болью, что мальчик, избиваемый на тренировках с самого раннего детства, едва не взвыл от её силы. Ослепленный ею, он не обратил внимания ни на резкий рывок куда-то назад, ни на замершего в ступоре Эбису, ни на громкий выкрик куда более рассудительного Генмы. Все что сейчас занимало его мысли это лишь тянущая, режущая почти по живому боль в ладони. О том, как небольшой удар смог причинить подобные муки Гай даже не задумывался... и лишь очередной легкий, почти невесомый свист смог пробиться сквозь эту пелену боли...
      -- А-а-а!!! -- от всей души заорал Гай, когда вторую ладонь постигла участь первой. Сил сдерживать крик, рвущийся из глубин горла, уже не было.
      -- Гай! -- Эбису, отрезвленный голосом своего пускай не самого любимого, но все же товарища, бросился на выручку..., но не успел. Враг появился раньше. Появился прямо за спиной согнувшегося от боли Гая.
      -- Смотрите-ка кто у нас тут? -- раздался прямо над ухом мальчика противно слащавый мужской голос. -- Что за жалкая букашка попала в сети матерого паука?
      Кое-как смирившийся с адской болью в руках Гай, наконец, смог поднять на них свои глаза и в тот же миг пораженно замер. То, что причиняло ему такие муки, оказалось ничем иным как небольшими, диаметром в сантиметр-полтора, отверстиями, зияющие в его некогда целых ладонях. Откуда?..
      -- Я вроде бы задал вопрос, -- приторно сладкий голос мигом обернулся зловещим холодным шепотом, а последовавший следом легкий взмах тонкого как игла меч не только вернул уже, казалось бы, привычную боль, но и против воли самого Гая медленно свел его руки вместе.
      -- Что... Что происходит?! -- в панике напрягая непослушные конечности, шептал мальчик не в силах как совладать с нахлынувшими вновь мучениями, так и разобраться в происходящем. Все его тело подавало слишком странные, слишком путаные сигналы. Почему, несмотря на все его старания он все никак не мог взять под контроль собственные конечности?..
      -- Гай! -- вновь вскрикнул Эбису, бросаясь на выручку товарищу, в отличие от напряженно замершего Генмы. Даже сквозь красную пелену перед глазами Гай видел это и был безмерно благодарен другу за такое рвение, но...
      ..., но в бой нельзя бросаться бездумно.
      -- Не подходи, Эбису! -- крикнул Гай, намереваясь не дать тому совершить необдуманных поступков, как в тот же момент неизвестный враг решил поступить абсолютно так же. -- А-а-а-а!
      Третий и четвертый очаг боли вспыхнули уже куда ярче всех предыдущих. Хруст ломающихся костей, разрыв сухожилий и мышечных волокон -- все смешалось в том букете мук, что настигли его в тот злополучный миг. Думать, смотреть, сопротивляться и терпеть, сил уже не было. Из всех чувств остался лишь обостренный до предела слух...

      -...Замрите, клопы, -- холодно прошипел неизвестный, легко и непринужденно взмахнув рукой с зажатым в ней мечом-иглой. -- Один только шаг и конечности вашего товарища будут жить уже отдельно от тела.
      -- Эбису! -- твердый голос Генмы вновь раздался на этой небольшой поляне. -- Не двигайся! Научись уже думать перед тем, как что-либо делать!
      -- Хороший совет, мальчик, -- презрительно ухмыльнулся мечник, довольно скалясь, -- вот только он немного запоздал.
      Генма лишь неопределенно пожал плечами, пытаясь хоть как-то завязать разговор с неизвестным. Все, что всего несколько мгновений назад произошло перед его глазами никак не могло уложится у него в голове. Он пытался хоть как-то проанализировать все случившееся, но предоставленного ему времени попросту не хватало. Никаких выводов, никаких идей... Валяющийся на земле Гай с насильно сложенными вместе ладонями и ступнями смотрелся слишком необычно для результата действия обычных, известных ему техник.
      -- К-кто ты и что тебе надо? -- чуть запнувшись, спросил Генма, полностью переключив все внимание на странного незнакомца... на странного незнакомца, не носящего никаких протекторов, указывающих на его принадлежность к той или иной деревне. Лишь сдвинутая в сторону маска, уродливейшее лицо из всех виденных Генмой и длинный, тонкий как игла меч...
      -- Не думаю, что эта информация представляет для тебя сейчас хоть какую-то ценность, мальчик, -- вновь криво улыбнулся мечник, вновь легко взмахивая мечом...
      Снова... снова еле уловимая волна чакры достигла органов чувств Генмы... снова раздался громкий крик скорчившегося от боли Гая... снова Генма почувствовал собственную беспомощность.
      -- Хватит! -- бритвенно острый женский голос разлетелся над поляной, заглушая собой все остальные звуки. -- Его сейчас в самой Конохе услышат!
      Из тени дерева, расположившегося у самого края импровизированной поляны, совершенно никого не стесняясь, вышла миниатюрная девушка с двумя рыжими хвостами, сплетенными из её длинной шевелюры, и двумя же скрещенными за головой мечами. Вышла, бросив презрительные взгляды на всех, включая собственного же "друга".
      -- Аме-чан, ну зачем ты опять портишь мне все веселье?! -- возмутился уродливый парень, опуская вниз руку с мечом. Стоны со стороны Гая немного утихли. -- Они моя добыча!
      -- Заткнись и надень маску, Кушимару! -- совершенно безэмоционально произнесла девушка, направляясь в сторону Генмы. -- Избавь меня от вида своей уродливой рожи!
      Генма едва не застонал от осознания глубины той задницы, в которой он со своей командой внезапно оказался. Появление нового действующего лица, явно не уступающего в силе уже знакомому незнакомцу, полностью нивелировали их шансы не то что на победу, но даже на самой обычное позорное бегство. Аура силы, уверенности в собственных силах окружающая девушку вкупе с её полным безразличием и ледяным спокойствием пугали Генму до дрожи в коленках.
      -- Коноха? -- совершенно безбоязненно сблизившись с ним на расстояние удара, коротко спросила обладательница парных клинков. -- Я вижу протекторы, но мне нужно ваше устное подтверждение.
      Генма молчал -- это все, на что он сейчас был способен. Он был готов к смерти, но никак не к такому почти дружественному разговору с врагом. Ей пришлось бы применить нечто большее, чем обыкновенное убеждение, чтобы получить от него нужные ответы. Девушка же лишь улыбнулась уголками губ -- нечто подобное она видимо и ожидала.
      -- Кушимару, -- бросила она, не сводя с Генмы пронзительного взгляда.
      -- Да, Ринго-сама! -- посмеялся её напарник, воодушевленно поднимая меч. -- Пора проверить твою растяжку, мальчик!
      Громкий крик со стороны, казалось бы, успокоившегося Гая, заставил Генму порвать тяжелый зрительный контакт с девушкой и резко развернуться тому на встречу. Его напарник, лежащий раньше, пускай и со сжатыми ногами и руками, но все же вполне мирно, теперь извивался под самыми разными углами. Неестественно выворачивая суставы, он вытворял совершенно непонятные движения, то будто пытаясь сломать себе же пальцы, то будто намереваясь сложиться пополам. В нем будто поселился какой-то демон и крики, вырывающиеся из его горла, точно соответствовали этому предположению.
      -- Хватит! -- закричал Эбису, не в силах перекрыть агонизирующие вопли своего друга. -- Да, мы из Конохи! ДА!
      Вопли не прекратились. Девушка не обратила на слова Эбису ни грамма внимания, а лишь продолжала сверлить взглядом нахмурившегося Генму. Генму, прекрасно понимающего чего именно она ждет.
      -- Да, -- обреченно кивнул парень, видя как после его слов, девушка медленно подняла руки с двумя клинками необычной формы. Видя это, Генма понял, что настал тот самый конец, который рано или поздно приходит в жизнь каждого шиноби. С того самого момента как они наткнулись на того непонятного типа со странным мечом их судьба оказалась предрешенной. И дело ни в слабости каждого из его отряда, ни во невнимательности или расслабленности, нет. Просто эти двое были слишком сильны. Эти двое лишь одним своим присутствием подавляли желание сопротивляться. Эти двое обладали такой силой, частично исходящей из их же мечей, что она умудрялась подавлять даже инстинкт самосохранения. Одно их присутствие заставляло опускать руки и оружие в ожидании скорой смерти.
      И Генма свою, кажется, уже дождался.
      -- Этих двоих в расход. С собой возьмем труса, -- подтвердила его выводы девушка, медленно, почти нежно опуская свои мечи на голову Генмы...
      Краак!
      Зеленое размытое пятно пронеслось перед глазами раньше, чем до боли в ушах мощный звук достиг его слуха. Ошарашенная девушка, пускай и успела подставить под эту сокрушительную мощь оба скрещенных друг с другом клинка, но погасить её полностью все же не смогла. Проскользив по земле, оставив за собой две ровные канавки и подняв в воздух гору пыли, девушка наконец уже остановилась, и с заметной довольной улыбкой воззрилась на очередного пришельца.
      -- И кто ты такой?
      Для Генмы этот вопрос показался лишним -- он прекрасно знал своего спасителя.
      Зеленое трико, густые брови, монструозная прическа, густые усы и странная философия -- этого человека в Конохе знал каждый...каждый над ним же и смеялся.
      Именно этот человек сейчас стоял перед ним в такой знакомой по Гаю боевой стойке. Именно его лицо, что обычно излучало лишь мягкость и наивность, исказилось в гримасе гнева и угрозы. Именно его громкий басс, столь отличный от привычного для него неуверенного лепетания, прогремел над этой небольшой поляной.
      -- Сильнейший генин Конохагакуре, но Сато, Майто Дай, прибыл!

***

      Кажется, впервые за очень долгое время я действительно искренне улыбался. Сейчас, когда настоящие собственные чувства совпадали с тем, что должен был демонстрировать ребенок возраста моего тела, мне впервые за долгое время можно было снять уже приевшуюся лживую маску. Впервые за долгое время я почувствовал себя действительно свободным... Впервые за долгое время я просто наслаждался происходящим...
      Мы шли, крепко держась за руки. Она -- потому что держала ребенка, я -- потому что ребенком был. Плевать на неудобство, плевать на возможно возникшие из-за этого слухи -- главное что она и я были довольны происходящим. Хотя... за Кохару я ручаться не мог.
      Чтобы понять, чего мне стоила эта прогулка, достаточно было вспомнить лишь то, как много усилий мне пришлось приложить к тому, чтобы эта прогулка состоялась. Сколько усилий я приложил к тому, чтобы это не выглядело спонтанным желанием капризного ребенка. Сколько работы проделано для того, чтобы предложение этого выхода в город поступило не от меня, а от самой Кохару. Сколько чакры утекло в глаза, когда я стремился доказать ей, что могу хоть целую вечность находиться в своей маске, не испытывая при этом никакого дискомфорта...
      И теперь я выбрался. Выбрался из-за злополучных стен, так много от меня скрывающих. Выбрался, убедив Кохару в том, что наличие маски на лице никак не помешает как мне прогуливаться, так и ей выполнять её же задачу по сокрытию меня от чужих глаз. Именно с её подачи, сейчас рядом с ней шел не обладатель одних из сильнейших глаз в этом мире, а слепой мальчик с сильными сенсорными способностями. Мальчик, которого взял под крыло сам старейшина Киригакуре.
      -- Туда! -- я ткнул пальцем в яркую вывеску, явно обещавшую мне гору сладостей. Чем именного торговали в этой лавке я не знал -- чтение и письменность по прежнему давалась мне с большим трудом.
      -- Акио, -- мягко опустив мой поднятый палец своей рукой, Кохару наклонилась к моему лицу. -- Ты же помнишь, о чем я тебе говорила? Не обращай внимания ни на кого, кроме людей. Помни, ты можешь видеть только их!
      -- Извини, -- почти натурально покраснев от стыда, я опустил голову. Получилось и вправду глупо. Видимо радость от долгожданного выхода совсем вскружила мне голову.
      -- Ничего, -- мягко улыбнулась она, и вновь выпрямившись, направилась в указанную мною яркую лавочку. -- Пошли, поедим, и после я покажу тебе город...

      ... Киригакуре поражал, вот только не в том смысле, в котором хотелось бы. Здесь не было выдающихся строений, сравнимых с той же "горой Хокаге", не было своей изюминки, как в том порту на острове Хаха, не было своего шарма, коим обладала одинокая хижина охотника. Были лишь низкостелящиеся туманы, что одним своим присутствием нагоняли тоску и уныние. Вот только поражало далеко не это.
Поражало местное использование электричества. Да, я уже не раз сталкивался с этим казусом, но каждый раз умудрялся находить оправдания, которые могли сгладить впечатления от увиденного.
      Лишь пару электрических лампочек в деревне? Так это же деревня, что я от неё хочу?
      Частичная электрификация большого портового города? Наверняка технология дорогая или более того -- секретная. Вот приду я в крупное какурезато и увижу, наконец, настоящую цивилизацию...
      Пришел... и не увидел. Нет, тут конечно были целые линии электропередач, но я не увидел никакой техники сложнее чайника или радио. Не было ни телевизоров, ни камер наблюдения, ни кондиционеров, ни стиральных машин. Складывалось впечатление, что какой-то особо бестолковый боженька взял и едва ли не садовыми ножницами покромсал всю логику этого мира. Это вводило в такой ступор, вызывало такой диссонанс, что я в попытках все это принять, даже подвис на несколько минут, не обращая ни на что внимания. Все это было слишком странно для человека прекрасно знающего каких именно чудес можно достигнуть, разумно используя электрический ток.
      И все же я смирился -- рано или поздно все равно пришлось бы это сделать. Лучше рано.
      Игнорировать эти глупые несостыковки оказалось куда проще, чем можно было подумать -- оказалось достаточно лишь переключить свое внимание на людей меня окружающих. Вот тут-то я и залип -- на улице, казалось, не было обычных прохожих. Прекрасно помня свои прогулки по Кусагакуре, мне невольно лезли в голову сравнения увиденного сейчас и наблюдаемого там. Если тогда, передвигаясь по улочкам с низко опущенной головой, я изредка и встречал среди плотных куч простого люда одного-двух шиноби, но сейчас ситуация сложилась ровно обратная -- даже мне, обладающему стабильной обозримой сферой в несколько десятков метров, сложно было вычленить из всей этой разношерстной толпы человека без протектора. Концентрация шиноби на квадратный метр была столь высокой, что я, вспомнив их основной метод заработка, невольно забеспокоился за сохранность собственной шкуры, даже притом что был абсолютно уверен в отсутствии грозящей мне опасности.
      -- Это все шиноби? -- вслух спросил я, не в силах принять такую шокирующую правду. А как иначе, если только за несколько минут неспешной ходьбы мои глаза выцепили из толпы с пол десятка детей, выглядящих немногим старше меня, но уже носящих протекторы на лбу и кунаи на поясе. Детей, уже наверняка имеющих кровь на своих все еще растущих руках. Детей, ставших убицами и считавших это совершенно нормальным.
      -- Да, -- кивнула Кохару и, видимо уловив в моем голосе неуверенность и легкий оттенок шока, добавила: "Это все те люди, что стерегут мир во всей нашей стране."
      -- Ясно, -- как-то сокрушенно отвечал я, смотря как на небольшой поляне чуть в стороне от дороги проводят спарринг две молодые, еще не округлившиеся в нужным местах, девочки.
      -- Что-то случилось? -- Кохару остановилась, с волнением на меня поглядывая.
      -- Нет-нет, -- я встряхнул головой, пытаясь избавиться от не радужных мыслей, и натянуто улыбнулся. -- Просто подумал, что где-то среди всех этих шиноби, может быть и мой отец...
      Кохару замерла -- такого ответа от меня она ожидать не могла. Пускай это и продолжалось всего несколько мгновений, но я буквально видел, как она думала над тем, что сказал я и тем, как лучше ответить ей.
      -- Иди сюда, Акио, -- Кохару села на свободную, рядом стоящую лавочку и похлопала себя по коленкам. -- Садись, мне нужно кое-что тебе сказать.
      "Интересно, -- отстраненно думал я, взбираясь на колени девушке, -- и что такого она хочет мне сказать? Что именно спровоцировал я своим небрежно брошенным вопросом?"...
      Пожалуй, возможность наблюдать за реакцией на вот такие невинные вопросы и было самым важным в моем положении. Всегда интересно смотреть как некто, считающий себя гораздо умнее своего собеседника, играется со словами, стараясь выставить нужный ему факт в удобном для себя свете. Особенно заметно это было на примере Генджи и его вечерних устных уроках. Например, рассказывая историю деревни, он почти всегда использовал официальный титул правителя -- "Мизукаге", но как только разговор касался Ягуры, так все немного менялось. Генджи, будто в попытке придать Ягуре негативный окрас, называл его по имени исключительно тогда, когда речь шла о самых кровавых моментах в истории деревни, а все остальное время величая его лишь по занимаемой должности. Таким образом, волей-неволей, но создавалась ассоциация: Ягура -- злой, Мизукаге -- хороший. Боже, да не будь у меня предубеждений с самого начала, даже я бы повелся. Хитрый старик!
      Теперь же, я был готов увидеть такой же концерт, но уже от гораздо более близкого мне человека. Уверенность в том, что он все же состоится, была практически железной.
      -- Извини, Акио, но я боюсь, что отца увидеть ты никогда не сможешь, -- одной рукой обняв меня за талию, а другой, опустив её мне на голову, прижав к груди и понизив голос до драматичного шепота, заговорила девушка. -- Мы с Ягурой-сама пытались его найти, но...
      Повисла театральная пауза, специально созданная для того, чтобы я смог поучаствовать в этом зарождающемся глупом диалоге. Просить меня дважды не пришлось.
      -- Но что?! Почему я не смогу с ним встретится? -- подыграл я, добавив нужных, наверное, эмоций. Долгие тренировки на более простых людях давали о себе знать.
      Кохару глубоко вздохнула, отчетливо делая вид, что эта новость волнует и её лично, и, положив руку мне на макушку, продолжила.
      -- Но те же люди, что пришли за твоей мамой, нашли его раньше нас... Прости, Акио, но мы не смогли ни помочь ему...
      Её слова, её тон заставили меня застыть прямо в её руках. Застыть не от новости, а от подобной, практически абсолютной наглости. Мои ожидания чего-либо интересного были вдребезги разбиты.
      Серьезно? Вот так грубо? Никакой игры на чувствах, никакого манипулирования или попытки привить чужое мнение? Где тонкость, где изящество? Неужели она действительно надеется, что моя детская ипостась может повестись на столь простую...
      Вновь приятное тепло полилось от макушки вниз по телу, наполняя собой вены, разливаясь по самым дальним уголкам, изгоняя негатив, успокаивая, заставляя смириться с новостью...
      А почему нет? Это было столь просто, что даже хотелось верить... Столь просто, что даже верилось.
      -- ... ни расквитаться с его убийцами. Прости нас...
      Приятное тепло резко сменилось жгучим потоком, распаляя кровавую ярость, поднимая на поверхность давно заброшенный в дальние уголки памяти гнев, вновь вскрывая зарубцевавшиеся раны... Перепуганная, сломленная Эйко вновь повисла перед глазами, загораживая собой весь всесторонний обзор...
      -- Я найду их, -- неожиданно для самого меня зазвучал мой неестественно твердый голос. -- Найду и заставлю заплатить за все.
      -- Именно так, малыш, -- продолжая поглаживать голову, нашептывала мне на ухо Кохару. -- Ты отомстишь, а я помогу тебе в этом.

***

      Гулкое эхо от мелких женских шажков безостановочно разлеталось по затхлому, выложенному камнем подземелью, а монолитные ступени ровной дорожкой бежали за ним в темный провал бездны. Эти стены не знали солнечного света, никогда не ощущали тепло его лучей и легкую утреннюю прохладу. Подземелье, не построенное, а буквально вытесанное в твердой породе в незапамятные времена, очень редко принимало гостей.
      Кохару, была одной из немногих кому был открыт доступ в его глубины, и не сказать, что подобная привилегия её радовала. Каждый спуск сюда был настоящим испытанием. Из раза в раз переступать через себя, через собственное нежелание и чувство страха перед этим местом было непомерно тяжело. Из раза в раз это становилось делать все сложнее. Из раза в раз было все сложнее находить причину-оправдание для спуска в эту тюрьму для одного узника.
      Стоило только об этом подумать, как неведомо откуда взявшийся порыв ветра, едва не затушил уверенно горевший факел в руках девушки. Кохару вздрогнула, но продолжила свой спуск. Каждый подобный случай все сильнее убеждал её в том, что у этого подземелья есть едва ли не собственное сознание. Наверное оно действительно уже слишком долго содержало своего единственного узника.
      Спуск завершился как всегда неожиданно -- просто из непроглядной тьмы внезапно выплыли массивная двустворчатая, металлическая дверь и пара пугающих своим спокойствием охранников по обоим бокам от неё. Даже Кохару, правая рука Мизукаге не знала ни их имен, ни их возраста, ни их лиц. Все что удалось узнать после многочисленных поисков это лишь их количество -- четыре. Всего четыре человека, возможно даже не шиноби, несли свою службу на дне этих казематов.
      -- Ягу... -- хотела было только произнести Кохару, как безмолвные и безликие в своих масках охранники, не сговариваясь, открыли перед ней массивные двери. Скрип, с которым створки расходились их стороны в сторону, еще долго плясал эхом по стенам этого подземелья.
      С её прошлого посещения этого места тюрьма для одного единственного узника не поменялась ни на йоту -- все тот же круглый зал, с полом, буквально полностью покрытым разнообразными и почти незнакомыми ей печатями. Слегка светящиеся от текущей по ним энергии, они были основными стенами этой импровизированной тюрьмы. Начертательные символы сдерживали символ человеческих страхов...
Искомый ею мальчик обнаружился на привычном для себя месте -- у невысокого постамента в центре всего этого напольного рисунка. Не шевелясь и почти не дыша, Ягура не сводил своего немигающего, почти пустого взора с грубого резного камня, расположившегося как раз на уровне его лица. До боли знакомая картина...
      -- Ягура-сама... -- склонилась в поклоне Кохару, одной ей известной интонацией в голосе вырывая того из забытья. -- Вы задерживаетесь.
      Именно так -- не прерви она сейчас его "разговор" с камнем, то Ягура мог не приходить в себя еще долгое и долгое время. Во многом благодаря такой реакции своего непосредственного начальника на этот камень при каждом посещении каземат, Кохару и получила к ним доступ -- никто другой попросту не мог до него дозваться. Хотя, как подозревала сама девушка, охранники не особо-то и пытались, то, ли боясь возможного гнева Мизукаге, то ли, не видя в этом проблемы.
      -- Да, -- заставил себя заплакать Ягура, чтобы по-быстрому смочить пересохшие, долго открытые глаза. Это были слезы, которые видел лишь один человек и лишь в одном месте. -- Думаю, ты права. Сколько прошло времени?
      -- Почти двое суток, Мизукаге-сама, -- вновь поклонилась Кохару, проигнорировав недовольный взгляд мальчика. Она старалась не допускать фамильярностей на глазах у посторонних людей и Ягура со скрипом это принимал.
      -- Не критично, -- уверенно отмахнулся от слов Кохару Мизукаге, обводя взглядом помещение. Его явно сейчас волновало нечто другое. -- Одиннадцать.
      -- Чт?.. -- хотела было спросить Кохару, но вовремя вспомнила про самый омерзительный факт связанный с этой импровизированной тюрьмой. Медленно переведя взгляд на выложенные кругом стены, девушка вновь, как и в первый раз в этом месте вздрогнула от омерзения.
      Каменная кладка, которая будто опоясывала весь вычерченный на полу рисунок, не была однородной. Еще тогда, впервые увидев её, Кохару далеко не сразу смогла понять, что за интересный орнамент был выложен на этих, казалось бы скрытых от глаз большинства, стенах. И лишь когда свет факела осветил их в достаточной степени, она поняла, что именно предстало перед её глазами.
      Человеческие тела... Человеческие тела, вмурованые в каменную кладку, при этом каким-то образом сохраняющие жизнь. По одному на каждый метр стены, по одному на каждый луч рисунка тянущегося от постамента с грубым резным камнем... Замершие в неестественных позах, изредка глубоко и тяжело вдыхающие, с лицами всем своим видом демонстрирующие адские боль и муки, эти фигуры напоминали работу какого-то больного на голову художника.
      -- Батарейки, -- сказал тогда ей Ягура, внимательно наблюдая за реакцией своей подчиненной. Это была её первая проверка... Первая из многих.
      Кое-как вернув на лицо свое привычное, отстраненное выражение, Кохару пробежала глазами по всему периметру стен, пересчитывая материал для поддержания работы печати.
      -- Я вижу двенад... -- только хотела возразить девушка, как прямо на её глазах одно из тел, буквально осыпалось пеплом. Осыпалось, исчерпав все мыслимые и немыслимые ресурсы своего организма.             -- Одиннадцать. Одиннадцать из необходимых семнадцати. Разве этого не мало?
      Ягура немного неуверенно покачал головой. Было видно, что он сам спрашивал себя об этом.
      -- Должно хватить...
      -- ...но подстраховаться не помешает, -- закончила за Мизукаге Кохару.
      -- Да, -- улыбнулся муж в теле ребенка. -- Не помешает. Сама подберешь кандидатов?
      Кохару глубоко задумалась. Заменить тех, кто уже оставил эти стены было куда как непросто -- в них не было ни простых людей, ни простых шиноби. Только особая жизненная сила чистокровных Узумаки, в глубокой древности спроектировавших эту тюрьму и легших в её основу, могла долгие десятилетия подавлять норов спящего в камне чудовища -- другие же попросту осыпались пеплом по прошествии всего лишь нескольких месяцев. А теперь, когда Узушио было окончательно разрушено, переводить такой редкий ресурс, как члены вымирающего клана, было бы попросту глупо. Нужен был другой выход... и Кохару его знала.
      -- Да, сама, -- плотоядно улыбнулась девушка. -- Есть у меня на примете один древний клан завышенным самомнением.
      -- Только не перегни палку, Ито, -- грозно свел брови Мизукаге, исключая любую возможность неверного трактования его слов. -- Мне не нужны лишние проблемы в это и так недостаточно спокойное время.
      -- Будет исполнено, Мизукаге-сама, -- вновь согнулась в почтительном поклоне Кохару. -- Я вас не подведу. Как всегда.
      -- Я знаю... и ценю это, -- похлопал её по плечу Ягура и, не оборачиваясь, направился к выходу. -- Пошли отсюда.
      -- Хай!..

      -- ...он все продолжает меня удивлять, -- шепот Кохару не задерживался в низком, ведущем к поверхности коридоре и прежде чем окончательно раствориться в темноте, успевал лишь долететь до слуха собеседника. -- Удивляет, почти как ты, однажды.
      -- Поясни, -- кинул в ответ ей Ягура, продолжая задумчиво перебирать ногами по стертым ступеням.
      -- Он явно сообразительней всех его одногодок, которых я только знала, -- начала перечислять свои наблюдения девушка, -- но при этом Акио не выставляет это напоказ. Он скрывается, шифруется, будто боясь демонстрировать свою почти гениальность не то что Генджи-сану, но даже и мне.
      -- Думаешь, он делает это осознанно? -- уже с подозрением спросил Ягура, все же заставив себя заинтересоваться этим разговором.
      Кохару задумалась, пытаясь дать наиболее близкий к истине ответ. Она тщательно вспоминала все свои разговоры с одаренным мальчиком, все ощущения, возникающие при общении с ним, все подозрения и выводы. Кохару искала среди всего этого вороха то, что могло бы перечить её уже подготовленному ответу и не находила этого. Ведь она не ошибалась. Никогда.
      -- Нет, не осознанно, -- продолжала шептать девушка, не желая, чтобы этот разговор, даже при самом неудачном стечении обстоятельств донесся до чужого уха. -- Слишком много ошибок для подготовленного шпиона. Мальчик явно подражает, пытается играть, пытается воспитать в себе актера и учится искусству лжи. Он просто слишком многого нахватался от меня и Генджи, что в принципе и неудивительно с его-то глазами.
      -- Другими словами, ты ему доверяешь, -- Ягура попытался как-то подвести черту под мыслью своей подчиненной и ему это удалось.
      -- Более чем полностью, -- улыбнулась Кохару и неожиданно для себя замерла, поставив ногу на ступеньку. Осознание, озарение пришло как всегда внезапно. -- Более того, я кажется даже привязалась к нему. Как, собственно, и он ко мне.
      -- Не думаю, что это хорошая новость, Кохару, -- следом за девушкой остановился и сам Ягура. -- Но ты пока вольна действовать, как считаешь нужным. Что собираешься делать дальше?
      Девушка искренне улыбнулась -- её дальнейшие замыслы были приятны уже и ей самой, а тот факт, что за прошедшее время никто так и не смог в них вмешаться грели душу вдвойне.
      -- Заберу его к себе. Генджи отлично отыграл свою роль во всем этом и более его участие уже не требуется. Дальше о малыше я позабочусь уже сама.
      Мгновение подумав, Ягура согласно кивнул. Подобные планы его успокаивали -- не было ничего удивительного в том, что он желал отдаления от себя и своих людей, таких вредных оппозиционера как Генджи. Чем меньше они будут пересекаться, тем меньше шансов на то, что Ягура однажды не удержит себя в руках и собственноручно не заткнет этот бездонный колодец проблем.
      Кохару же, абсолютно точно предсказав реакцию Ягуры на эту новость, лишь довольно улыбалась. Она знала, что его радость не будет долгой. Только не в этот раз. Уже следующая её фраза должна была сильно ему не понравиться. Настолько сильно, что Кохару уже чувствовала приближение их очередного спора, победить в котором Мизукаге сможет, лишь использовав собственное служебное положение.
      -- И еще Акио пойдет в Академию...

***

      Она стояла перед высоким, богато украшенным забором, перед воротами, в которые уже не раз забегала, будучи совсем еще малявкой. Стояла, по вполне понятным причинам боясь, постучать в резные деревянные створки. Стояла, держа в руках свиток со столь ценным и тяжело добытым трофеем. Стояла, зная, что о её приходе уже давно оповещен хозяин этого поместья.
      Она в очередной раз в мыслях проговорила все подготовленные слова и, глубоко вздохнув, все же опустила крепко сжатый кулак на смотрящие на неё створки ворот. Те открылись в тоже мгновение.
      -- Добрый вечер, -- уверенным тоном сказала Мей привратнику поместья. -- Я к Генджи-доно.

Примечание к части

Надеюсь вы рады этой главе так же как и я)
Искренне надеюсь, что это не последняя глава в этом году, и потому собираюсь приложить максимум усилий к тому, чтобы до нового годы вы успели прочитать еще одну, праздничную часть моего произведения)
Восемь дней... отсчет пошел.

Легенды прошлого и легенды будущего.

         Громкий, надрывной ржач странного мечника разлетелся по небольшой лесной полянке. Стоя полу оперевшись на свой тонкий, воткнутый в землю меч, уродливый парень заливисто смеялся, тыча в Дая пальцем,и видимо окончательно забыв о скрюченном пареньке, лежащем у него между ног.
      - Сильнейший... генин... Конохи!!! - всхлипывая и прерываясь, он не в силах остановить свой смех, тыкал пальцем в того, кто только что играючи отшвырнул его напарника. - Вот умора! Ах-ха-ха!
      А Майто Даю, было плевать. Пускай этот полоумный мечник хоть всю его семью с грязью мешал, пускай уверяет, что насильничал его давно мертвую супругу - все это было в данный момент не важно. Он пришел сюда не для того, чтобы слушать бредни этого идиота. Он пришел сюда лишь для того, чтобы спасти своего сына... И если этот урод хотел умереть смеющимся - Майто Дай с радостью окажет ему такую услугу...
      Вот только не успел Дай и додумать эту мысль, как казалось бы истерично смеющийся мечник, резко и совершенно кардинально изменился.
      - Разве у муравьев есть градации силы? - холодным, без капли радости или веселья голосом спросил он, посмотрев в глаза Даю. - Нельзя быть сильным будучи слабаком! Даже среди себе подобны...
      Договорить ему не дали - Дай не собирался ни слушать его, ни дозволять ему закончить свои мысли, и потому, ни секунды не помедлив, он сократил дистанцию с куда более приоритетным врагом резким, на грани своего лимита рывком...
      - Коноха Сенпу! - только и успел выкрикнуть Дай прежде, чем удар ногой с разворота, начатый уже в середине рывка, не достиг своей цели...
      Мечник не сплоховал. Будто не испытывая никаких стеснений, будто не застигнутый врасплох, он умудрился с какой-то ленцой подставить острую кромку своего меча навстречу этому удару, пусть даже и выполненному на недоступной большинству людей скорости. Его уродливо лицо исказилось в презрительной ухмылке, которая лучше чего бы то ни было отражало его отношение к такой жалкой попытке сильнейшего муравья Конохи... Исказилось в последний раз за этот день.
      Это было не столкновением... Это был не обычный пинок... Это был не жалкий генин...
      Сила, достаточная для того чтобы свалить вековой дуб, сконцентрированная в одной единственной направленной на уродливого мечника ноге не знала преград на своем пути. Металлический звон от встречи железных пластин на голенях Дая и лезвия тонкого, как игла, меча, разнесся по поляне и в тот же миг потонул в противнейшем хрусте. С легкостью продавив жалкий и столь неправильный блок, Майто буквально вбил в рожу этому уроду, как его собственный меч, так и свою голень и уже без сопротивления отправил того вглубь леса.
      - Генма! Эбису! - крикнул Майто Дай, оборачиваясь навстречу единственной оставшейся на поляне противнице. Противнице, которая даже не думала нападать в ответ, несмотря на его действия. - Хватайте Гая, и бегите отсюда!
      В отличии от Эбису, которому потребовался ускоряющий подзатыльник от своего друга, Генма послушался Дая почти мгновенно. Быстро переведя взгляд с одного многоопытного шиноби на другого, он подбежал к глухо стонущему Гаю, и явно стараясь причинить тому как можно меньше мучений, закинул его на себя и Эбису.
      - Бегите в ближайший лагерь. Бегите как можно быстрее... сейчас вы будете только мешать, - еле разжимая губы, говорил Дай, не сводя глаз со своей, по-прежнему неподвижной противницы.
      - Но... - открыл было рот Эбису, но в тот же миг был прерван куда более старшим мужчиной.
      - Я все сказал! - рявкнул Дай, прекрасно понимая, что именно хотел сказать товарищ его сына. - Просто доставьте Гая в лагерь...
      - Я так не думаю... - холодный, незнакомый Даю голос, донесся до него из-за спины. - Боюсь мы не можем позволить никому из вас покинуть этого леса...
      Майто Дай резко развернулся, отметив нерешительно замершую команду его сына и встретившись глазами с новым, куда более грозно выглядящим противником. Большущий, на две с лишним головы выше самого Дая, отличающимся высоким для Конохи ростом, мужчина, с мелкими рыбьими глазами и острыми, подобных акульим, зубами, буквально всем своим видом демонстрировал как свое собственное превосходство, так и мелочность всех находящихся на поляне шиноби Конохи. Этот монстр смотрел на Дая таким равнодушным взглядом, что даже он, вполне уверенный в себе мужчина, почувствовал себя чем-то обделенным. Его, много опытного в своем-то возрасте шиноби не то, что не воспринимали всерьез, нет... его вообще никак не воспринимали.
      Вот только на этом неприятности не закончились...
      - ... ведь именно так мы работаем! - закончил за этим громилой фразу еще один появившийся из ниоткуда мужчина.
      Дай судорожно сглотнул, избавляясь от неприятного комка ставшего поперек горла, - ситуация усугублялась с каждой пройденной секундой. Если всего некоторое время назад он был готов схлестнуться с двумя, явно превосходящими его в силе, противниками, то теперь, когда их стало уже в два раза больше, мужчина уже чувствовал то самое, чего он старался избегать всю свою жизнь. Дай почувствовал неуверенность.
      - И ч... - Дай непроизвольно запнулся. - И что же четырем джоунинам одной из скрытых деревень понадобилось от нас? Мы генины и потому не представляем ровно никакой ценности...
      - Четырем? - раздался позади Дая очередной незнакомый ему голос. - Боюсь ты ошибаешься, "сильнейший генин Конохи".
      Дай, боясь даже предположить, что же он может там увидеть, резко развернулся навстречу новому врагу... и шокировано замер на месте.
      - Генма, я вроде бы приказывал тебе уводить свой отряд... - сквозь зубы, едва удерживая в голосе каплю уверенности, процедил Дай, вертя головой в тщетной попытке не упустить всех своих врагов из поля зрения. - Сейчас этот приказ актуален как никогда. Уходи!
      Дай понимал, что времени на побег у сына и его команды, почти не осталось - около девушки, так и не сдвинувшейся ни на метр в сторону, также появились новые действующие лица... И теперь он уже знал - покинуть эту поляну живым он вряд ли сможет.
      Пять... шесть... с тем, что в лесу - семь... Семь шиноби без опознавательных знаков... семь шиноби со странными мечами за спинами... Значит слухи были правдивы.
      Его время пришло. Бросив последний взгляд на бессознательное тело своего любимого сына, Дай полностью отрешился от любых мыслей о побеге. На кону стояло нечто большее, чем его жизнь. На кону стояло его будущее, его гордость, его наследие.
      И он защитит все это. Защитит, чего бы ему этого не стоило. Вот только первых двух уже открытых врат уже явно не хватало...
      - Хачимон Тонко! - вскричал Дай, чувствуя как огромный поток чакры из мозга прилил к спине, разгоняя кровь бегущую по врагам. - Третьи врата - Сеймон!
Холодная волна, пробежавшая вдоль всего ствола позвоночника, была почти незаметна на фоне тянущей, но пока все еще терпимой боли во всем теле, а та в свою очередь затерялась в потрясающем ощущении переизбытка силы. Вот он - его шанс. Вот он результат его многолетних тренировок, которые остальные шиноби считали едва ли не бесполезными. Вот он день его триумфа.
      Дай опустил взгляд на свои покрасневшие от увеличения кровотока руки, медленно, наслаждаясь столь пьянящей легкостью, сжал кулаки и, в тот же миг выкинув из головы лишние, мешающие мысли, встал в свою излюбленную атакующую стойку.
      - Ну что, Семь мечников Кровавого тумана, - оскалился Майто Дай, - постарайтесь не посрамить свое имя!

***

      Наблюдая за тем, как тело ее напарника с хрустом веток и костей скрывается в окружающем эту небольшую поляну лесу, Ринго не чувствовала ничего, кроме острой неприязни к этому человеку - глупому, слабому, самонадеянному. Как только можно быть таким простофилей, чтобы не составить хотя бы приблизительное представление о силе этого мужика в зеленом трико, основываясь хотя бы на том заблокированном самой Ринго ударе? Или... или же он такого низкого мнения о ней самой?
      Нет... он просто идиот. Идиот, который даже после наглядной демонстрации своим противником мощного, агрессивного ближнего боя, ставит столь неумелый, или скорее даже самонадеянный блок. Последствия были очевидны - недомечник получил то, что заслужил...
      Презрение к Кушимару слегка разбавилось легким оттенком сожаления - Ринго действительно было жаль, что даже такой во многом унизительный урок, останется им не выученным. Его гордость, его раздутое до небес эго, его завышенное самомнение этого не позволят.
      Впрочем, ее это совершенно не касалось - чем быстрее это жалкое подобие мечника покинет этот свет, тем меньше он будет отравлять ей существование. А как это произойдет: по своей глупости или с чужой помощью, Ринго не особо волновало.
      Вот только... Ринго вновь переключила свое внимание на недавно возникшего нелепого парня. Тот, твердо уверенный в собственном успехе, без страха глядел ей в глаза и нисколько не не стесняясь, раздавал команды сбившимся в кучу детям.
      - Вы будете только мешать... - донесся до нее полный уверенности в собственных силах голос немолодого шиноби.
      Услышав подобное, Ринго едва удержала на лице невозмутимое выражение. Он что, действительно не представляет с кем имеет дело? Он действительно не смог оценить ее силы во время того неожиданного, как наверняка считал сам, удара? Чего именно навоображал себе этот старый, а значит и непозволительно неумелый генин? Что за жалкий комар, не знающий своего место в этом мире...
      - Я все сказал! - рявкнул клоун в зеленом трико. - Просто доставьте Гая в лагерь...
      "В какой еще лагерь?" - хотела было удивиться Ринго, прекрасно зная, что ближайшая стоянка Конохи минимум в дне пути отсюда, но не успела - появление негласного командира их небольшого отряда спутало ей все мысли. Это было не по плану...
      ...как было не по плану и выход на свет всех членов их команды. Всегда, всегда должно быть прикрытие.
      С трудом сдерживая себя от того чтобы не кинуться с вопросами к Фугуки Суйказану, Ринго продолжала недоуменно взирать на творящееся вокруг бесчинство. К чему весь этот спектакль? Чем руководствовался владелец Самехады, отдавая приказ всем скрытым в тенях деревьев мечникам выдать себя и предстать перед этим клоуном? В чем смысл...
      Все стало ясным, стоило только ей обратить внимание на расположение каждого из мечника. Казалось, что они вшестером окружили поляну по периметру, но нет - небольшая, достаточная для побега прореха в их оцеплении, расположившаяся как раз за спинами у группы мальчишек, была почти очевидна. Прореха, буквально созданная для удобного выхода из их окружения.
      Ринго глубоко вздохнула, уже поняв чего ей ждать дальше. Несмотря на все преследующие его провалы, Фугуки Суйказан все никак не мог отказаться от своей навязчивой идеи - научить их группу командному взаимодействию. И вот назревала его очередная попытка...
      - ...Уходи! - в очередной раз выкрикнул мужчина, а дети, стоявшие позади него, будто, наконец, опомнившись, подхватили своего товарища и со всей доступной им скоростью скрылись в зарослях кустарников.
      Девушка оскалилась - сейчас начнется. Двое на то чтобы покончить с клоуном, трое в "погоню" за этой кучкой генинов, и один наблюдатель, оценивающий слаженность их командного взаимодействия. То, что последним будет сам Фугуки Суйказан, сомнений не вызывало - его роль никогда не менялась. Оставалось лишь узнать кого же дадут ей в нагрузку на этот раз?.. Ринго так и замерла в ожидании своего приказа.
      Вот только генин умирать безучастно явно не планировал. Не дав Фугуки и рта раскрыть, Майто Дай вновь дал о себе знать.
      - Хачимон Тонко! - вскричал мужчина, нелепо скрестив перед грудью руки. - Третьи врата - Сеймон!
      Легкий порыв ветра, вызванный подозрительно большим, но разовым выбросом чакры, пробежался по поляне, колыша пока еще не утоптанную траву под ногами. Генин изменялся и делал это слишком быстро, для возможного противодействия. Подавив очевидную даже для Ринго вспышку боли, этот клоун отчего-то резко поменялся в цвете. Его кожа, бывшая ранее едва не бледнее снега, прямо у нее на глазах приняла яркий, кроваво-красный оттенок, а сам генин, наглядно игнорируя столпившихся вокруг него врагов, зачарованно смотрел на собственные ладони. Волнение, толика страха, выражение боли - все пропало с его лица, уступив место немного безумному оскалу.
      - Ну что, Семь мечников Кровавого тумана, - наконец отведя взгляд от собственных рук, чересчур уверенно сказал Майто Дай, плавно принимая неизвестную Ринго боевую стойку. - Постарайтесь не посрамить свое имя!
      Дернувшись от подобного неуважения, от подобной продемонстрированной наглости, Ринго, готовая в любой момент прирезать этого глупца, приподняла уже напитанные ее чакрой мечи и, недвусмысленно намекая на их прошлое мимолетное столкновение, скрестила их перед грудью. Пусть атакует если хочет, она выдерживала и не такие удары.
      Дай намек понял и как-то снисходительно улыбнувшись, пошел в свою последнюю, самоубийственную атаку. Ничтожно малым, предельно резким движением мужчина не то, что рванул, а скорее бросил себя вперед, точно на нее. Бросился безумно бездумно, безумно бесстрашно... и безумно глупо. Майто Дай скользнул в объятия к Смерти.
      Ринго видела его. Видела его, несмотря на столб пыли, поднявшийся из-за его резкого, мощного рывка в ее сторону. Видела, несмотря на всю его нечеловеческую скорость, несравнимой даже с той, что он демонстрировал несколько минут назад. Видела... и была готова ответить.
      Короткий, рваный шаг вперед, небольшое смещение влево, символически занесенная для удара правая рука с одним из мечей Киба, уже готовым к встрече с шеей этого безумца и точно рассчитанный тайминг - Ринго была готова. Шутки кончились. Она собиралась закончить этот фарс одним единственным ударом... но нет.
      Майто Дай, еще ни разу за сегодняшний день не ушедший от ее взора, исчез. Исчез буквально на долю секунды, в следующий же миг появившись за её правым плечом с занесенной для удара рукой. Уйти от него в сторону Ринго уже не успевала.
      Взлетел второй меч Киба, в последний момент перекрестившись с первым, забурлила чакра, вмиг напитав тренированные мышцы под завязку, чуть повернулась стопа опорной ноги, готовясь принять на себя большую часть нагрузки от удара... Зря.
      Столкновение перекрещенных мечей и железного кастета Майто Дая нельзя было назвать обычным ударом. Ринго, несмотря на все, пускай и в абсолютной спешке проделанные, приготовления, смело словно настоящей стихией. Её тренированное тело, способное остановить в полете приличных размеров булыжник, откинуло в сторону как какого-нибудь нетренированного генина, а последующий удар об землю вдобавок выбил и так почти отсутствующий в легких воздух.
      "Ками-сама, что это за хрень только что произошла?" - подумала Ринго и, не обращая внимания на боль и тяжесть во всем теле, резко вскочила на ноги... Вскочила, чтобы увидеть приближающийся к лицу кулак столь сильно недооцененного генина.
      - Бу-у-ум! - звук тяжелого столкновения кастета недавно покрасневшего Майто Дая и широкой стены из чакры разнесся над поляной.
      - Хирамекарей! - возмущенно воскликнула Ринго, узнав знаменитый двойной меч, который только что уберег её от возможной смерти. - Не вмешивайся!
      - Заткнись, мелкая сучка! - следом за своим напарником, Джузо Бива также вступил в бой. - Мой Кубикирибочо хочет испить его крови!
      Буквально исчезнув с траектории удара присоединившегося врага, Майто Дай вновь появился у правого плеча Ринго, планируя повторить, а то и развить свой недавний успех. Но не в этот раз. Дважды так себя унизить Ринго бы попросту не дала.
      Резкий приток чакры в ноги, два коротких шага в сторону, один шаг вперед, и Киба, напитанный электричеством под самую завязку, прочертил две широких полосы на лопатках самоуверенного генина.
      - Ты слишком много о себе возомнил, червь, - сплюнула разгневанная Ринго, выходя из Шуншина за спиной своей жертвы. - И вы оба тоже, если думаете, что мне нужна была ваша помощь!

***

      Руки не слушались... Ноги тряслись, грозясь подкоситься в любое мгновение... Все тело горело, будто тлея изнутри, а спина адски болела, подкидывая хвороста в бушующие внутри пламя. Но это не имело никакого значения. Теперь не имело.
      Он упустил первый появившийся у него шанс, разменяться с одним из имеющимся противником. Он упустил столь дорогой удачный момент и тем самым практически загнал себя в угол. Он мало того что не смог убить эту девчонку, но и умудрился сам подставиться под удар её мечей. Удар под который подставляться больше нельзя.
      Контроль над телом, потерянный после касания с этими клинками, пропитанными преобразованной в молнию чакрой, возвращался. Нервы, мгновением назад будто оголившиеся, вновь успокоились. Состояние тело медленно стабилизировалось... но слишком медленно.
      Он не успевал. Даже с открытыми третьими вратами он не мог сравниться в скорости с Шуншином, который несмотря на все его изнурительные тренировки ему так и не дался. Даже с третьими вратами он не смог устранить своего врага, чего прежде никогда не случалось. Даже с ними он уже не успевал уйти от изогнутого клинка девушки, приближающегося к его шее.
Майто Даю оставалось лишь коротко и почти обреченно выдохнуть:
      - Хачимон Тонко! Шестые врата - Кеймон!
      ...выдохнуть, морально подготавливая себя к дикой боли в каждом уголке его тела.

***

      Чудовищный по своей силе всплеск энергии буквально отбросил Ринго,с владельцами Кубикирибочо и Хирамекарей от казалось бы уже побежденного генина. Отбросило, но не выбило из её рук Кибу, которым буквально нескольких сантиметров не хватило для того, чтобы лишить проклятого старика жизни. Отбросило неизведанной, непостижимой силой, неизвестно откуда взявшейся.       Дезориентированная, ничего не понимающая мечница пришла в себя только когда её тело едва не проломило ствол многовекового дерева.
      - Кха! - согнувшись пополам, она скашлянула попавшую в легкие кровь и, сосредоточившись, что есть сил напитала все пострадавшее тело чакрой. Что-то подсказывало ей, что это еще не конец. И она была права.
      Крак! В самое последнее мгновение отклонив голову в сторону, Ринго пропустила мимо себя напитанный убийственной мощью кулак, и в тот же миг вновь оказалась отброшенной и обожженной струей неизвестно как появившегося огня. Само пространство вокруг этого генина отталкивало как воздух, так и предметы подавшие в этот небольшой радиус, попутно воспламеняя их.
      Сгруппировавшись в воздухе, Ринго приземлилась точно на две ноги, бросив взгляд на надломленное дерево, раньше казавшееся попросту несгибаемым.
      "Что это за хрень?! - распалялась, ничего не понимающая и оттого злившаяся только сильнее, девушка. - Кто это, мать твою, такой?!"
      - Амеюри, мелкая ты дрянь! Что это бы... - не успел выскочить из Шуншина Джинин Акебино, как в то же мгновение он был уже снесен заметно ускорившимся противником. Ускорившимся настолько, что в движении был едва ли не невидим.
      Ринго встряхнула чуть гудящей головой, вновь собираясь с мыслями. То что происходило на её глазах, прежде, казалось невозможным. Каким образом этот старый генин, ничем особенным не отличающийся, вдруг оказался на одном с ней уровне. Каким образом он смог преодолеть эту пропасть в силе между ними?
      А хотя, к черту. К черту все... к черту этого клоуна... к черту тайны и недомолвки... Хватит... Хватит с неё игр... Хватит с неё таких болезненных и постыдных тумаков от жалкого генина жалкой Конохи...
      - Киба, - уже не сдерживая рвущийся наружу гнев, прорычала Ринго и, скрестив перед грудью мечи, позволила их неиссякаемой, неподвластной, колючей энергии течь в свое тело. - Заставим его склониться!
      Чужая, невыносимо острая чакра вторглась в девичье тело, заполняя собой каналы, вытесняя более мягкую, более податливую. Кровь, казалось бы обратившаяся тонкими иглами, забурлила, разогналась, перенасытилась обильно поступающим кислородом. Прическа безнадежно испортилась, пропуская редкие искры между вздыбившимся волосами. Каждый нерв её организма сначала недовольный вторжением постороннего электричества, быстро подстроился к обильной стимуляции, магическим образом заработав как никогда прежде, пускай и ценой физических страданий. Но Ринго было плевать на все это. Лишь смутная тень, носившаяся от одного мечника к другому и уклоняющаяся от всех их атак, занимала все её внимание. Теперь она вновь видела его.
      Зрение прояснилось и обострилось еще сильнее прежнего. Теперь она не пропускала ни единого движения сражающихся прямо перед ней шиноби. Вон, мигом посерьезнев, вступил в бой Джинпачи Мунаши, локальными взрывами отгоняя от себя попросту невозможно быстрого противника и пытаясь зацепить того взрывной волной своего Шибуки, вон Джузо Бива, ругаясь на того самыми грязными словами, мастерски орудовал своим тесаком, попутно избегая самоубийственных атак своего сокомандника. Никакой командной работы, никакой слаженности... и никакого результата. Единственное, что пока действительно получалось у этой парочки, так это не подставляться под быстрые и мощные удары своего противника.
      Ринго зло скривилась - на её глазах, на глазах лежащего под корнями дуба Акебино, на глазах где-то рядом наблюдающего за происходящим Фугуки Суйказана, один престарелый генин унижал легендарную Семерку мечников Кровавого Тумана. Унижал отряд, которому она посвятила всю свою жизнь.
Недопустимо. Подобное недопустимо! Тело Ринго, будто откликаясь на клокочущую внутри него ярость, будто подпитываясь ею, заискрилось, испуская в пространство просто прорву преобразованной в молнию чакру. Ринго была в бешенстве.
      - Райсоо! - направив весь свой гнев в стиснутые стальной хваткой мечи Киба, она с силой воткнула их себе под ноги, выпуская нетерпеливую бесчинствующую стихию. Земля, окружающая клинки, вздыбилась, не в силах поглотить весь заряд молнии испускаемый мечами, и, проиграв яростному напору Ринго, беспрепятственно пропустила сквозь себя такую враждебную чакру. Молния потекла по земле, преследуя ту самую единственную цель, которая уже должна была умереть давным давно, и догнала. Догнала, несмотря на всю сумасшедшую стоимость этого сумасшедшего генина. - Икадзучи но Утаге!
      Земля под ногами Майто Дая взорвалась, выпуская на свободу в привычную среду целый пучок заряженных молний. Убежать от них не смог даже он. Прорвав барьер из чистой, освобожденной энергии тела, молнии впитались в стареющего генина.
      - А-а-а! - крик Майто Дая разнесся по всей округе совсем как недавний крик его сына. Крик, нежной музыкой ударивший по ушам разгневанной девушки. Крик, ставший сигналом всем остальным мечникам, еще мгновение назад не справляющимся с яростным Зеленым вихрем.
      - Попался, ублюдок! - возопил изрядно потрепанный короткой схваткой Джузо Бива и, резко опустив меч, беспрепятственно отсек своему обидчику левую руку по самое плечо. Фонтан крови, вырвавшийся из обрубка, полился точно на лезвие Кубикирибочо. - Лей! Лей эту грязную кровь! Лей и питай мой изголодавшийся меч!
      - Аха-ха-ха! - следом раздался смех развалившегося под корнями большого дерева Джинина Акебино, который не в силах дотянуться до своих валяющихся рядом топора и молота - частей цельного Кабутовари, - просто смеялся видя муки своего врага. - Так ему! Расчлени этого ублюдка! Пускай помучается перед смертью!
      Внимательно наблюдая за этим сбродом, изредка переводя взгляд на уже еле слышно всхлипывающего Майто Дая, Ринго медленно доставала из земли свои мечи. Доставала, преисполненная яростью и злобой в той же степени, что и болью.
      - Ушли от него... - безумно оскалившись, прорычала девушка, уже бесконтрольно вбухивая последние крохи чакры в мечи. - Он мой!
      Её услышали и, не спеша повернувшись, гаденько улыбаясь сквозь выбитые зубы, помахали ей ручкой.
      - Успокойся девочка, - протянул Джузо, продолжая ловить на меч каждую каплю крови корчащегося Дая, - ты свою работу сдела...
      - ОН! МОЙ! - проорала Ринго, наплевав на всякие правила. Вся накопленная ярость, все унижение, полученное ей сегодня от этого генина, весь гнев на собственную слепую гордыню, вспыхнули в ней подобно взрывной печати. Эту жертву она никому не отдаст. Эта жертва только её...
      Воздев руки к небу, Ринго, уже не сдерживаясь, резко опустила их, прочерча искрящимися от переизбытка чакры Райтона клинками, отпуская всю скопившуюся энергию в сторону парализованного ей же врага.
      - Райтон: Бакурай!
      Плотный, искрящийся, сияющий синим замогильным светом шар сорвался с мигом раскалившихся лезвий и, попутно распугав все еще оставшихся на ногах мечников, прошел сквозь все еще корчащегося от её прошлой атаки Майто Дая. Прошел и, постепенно угасая, продолжил свой путь по прямой, сжигая высоко растущую траву и опаляя толстые древесные стволы. Еле живое тело в зеленом трико грузно упало на землю.
      Она победила... Она победила этого зеленого выродка...
      - Молодец, Ринго, - тяжелая рука Фугуки Суйказана упала ей на плечо, едва не повалив обессилившую девушку следом за только что поверженным врагом. - Это было эффектно.
      Только она собралась повернуться к нему, чтобы выразить свое недовольство как произошедшим, так и его полным бездействием, как Фугуки, будто стремясь избежать этого, вновь ушел в короткий Шуншин и, оказавшись точно у поверженного врага, схватил того за шею своей мощной, толстой рукой.
      - Любопытно... - заинтересованно протянул он, без видимых усилий поднимая не сопротивляющегося старого генина над землёй. - Не расскажешь мне, что это было?
      Майто Дай, прямо на глазах шокированной девушки, дернулся, схватив удерживающую его за горло руку, своей единственной уцелевшей. Майто Дай все еще был жив.
      Ринго зло сплюнула, опустив взгляд на свои ставшими чистыми, будто только что из горна, клинки. Он выжил даже после прямого попадания ее сильнейшей стихийной техники? Бред... Вот почему, она предпочитала убивать врагов обычной сталью, предпочитая мечи ниндзюцу. Только лично протыкая сердце своего врага, Ринго могла быть уверена в его смерти.
      - Ра... расскажу, - отпустив удерживающую его руку, хрипел Майто Дай, с каждым новым, с трудом давшимся ему словом, повышая голос. - Это... ЭТО мое наследие!
      Под конец уже перейдя на хриплый крик, генин в столь запоминающемся зеленом трико ткнул себе большим пальцем в грудь...

***

      Шок... осознание... непринятие... злость... Все это отравляло ему разум, не давало мыслить правильно, позитивно.
      Вид собственной руки, валяющейся чуть поодаль и так некстати попавшей в поле его зрения, нагонял отчаяния, добавляя чувство безысходности в итак мрачные мысли...
      И лишь память, лишь воспоминания о такой задорной улыбке своего сына ярко горели в этой депрессивный темноте, разгоняя мрак и демонстрируя причину сражаться дальше.
      Боль... слабость... муки... Все это наполняло его до краев, всем этим был пропитал каждый дюйм его тела.
      Шестые открытые врата, на которые он возложил свои надежды, не оправдали той цены, что он заплатил за их открытие. Он до сих пор не убил ни одного своего врага. Он до сих пор бессовестно им проигрывал.
      И лишь сердце настоящего воина, лишь боевой дух закаленный как в изнурительных тренировках, так и в игнорирование непрекращающийся насмешек более талантливых чем он шиноби, не давали ему потерять то единственное, что он никогда не терял - надежду.
      Безвыходная ситуация, угроза смерти себе и, что более важно его сыну, желание обезопасить Гая и устранить угрозу родной деревне - все сошлось. Все наконец-то сошлось. Пришло время его триумфа. Пришло его время.
      Больше никто не посмеет сказать, что он прожил свою жизнь зря. Больше никто не скажет, что он ничего после себя не оставит...
      Он слышал адресованный ему вопрос и знал ответ на него. Майто Дай ему был даже рад.
      - Это... - хотел было прокричать он, но сбился, вновь почувствовав и в тот же миг подавив желание выжить во что бы то ни стало. - ЭТО мое наследие!
      Сильный, резкий, но несмотря ни на что неуверенный удар чуть подрагивающим большим пальцем в строго определенную точку груди и...
      ...и Майто Дай потерял себя.
      Все то, что когда-то было для этого человека миром, все что ему было когда-либо важно померкло, поблекло, ушло на второй план, явив нечто скрытое в самых дальних уголках его души и тела.
      Уровень боли, захлестнувший это уже почти неразумное тело был недосягаем ни самому лучшему мастеру пыток когда-либо ходившем по этой земле, ни любому препарату когда-либо созданным человеком. Казалось, что переломай ему сейчас все кости и он не заметит этого, отмахнется как от назойливого комара в жаркое лето. Казалось, что воткни ему под ногти сотни раскаленных игл, и он попросту не обратит внимание на этот незначительный факт. Слишком мало было всего этого, чтобы сравниться с тем букетом ощущений, что захватил эту бренную оболочку. Слишком мало, чтобы взволновать агонизирующее сознание. Хотя какое там сознание? Там его уже не оставалось. Майто Дай, не в силах справиться со всем свалившимся, отступил, уступив место простым командам, установкам, правилам...
      Инстинкты... желания... стремления... Все это теперь правило его умирающим телом.
      Это было высокой ценой. Очень высокой ценой, но ценой разумной. Сила, что поселилась в его истерзанной оболочке, была сравнима лишь со страданиями причиненными ей. Не было больше ограничителей, не было предела, не было страха. Он буквально владел всем своим телом. Он буквально чувствовал смерть каждой своей клетки. Он буквально ощущал её приход.
      Скорее всего он даже понял, что же такое Смерть на самом деле.
      - РОА-А-А-АР! - яростный, животный рев вырвался из глотки умирающего мужчины. Крик загнанного в угол Зеленого зверя Конохи.
      Шимон ("Врата Смерти") - были открыты. Восьмые и последние врата...

***

      Никогда еще в своей жизни Ринго не сталкивалась с таким страхом. Страхом не низменным, не беспричинным, не постыдным. Лишь однажды, когда Ягура действительно разозлился на неё за совершенно неподобающе выполненное задание, она познала нечто, что хоть отдаленно напоминало нынешнее ощущение, но все равно даже тот момент не шел ни в какое с тем чувством охватившим её сейчас. Все тело Ринго, не подчиняющееся воплями и желанию паникующего разума быть подальше отсюда, буквально сковало от созерцания происходящего, пригвоздив её к месту не хуже Земляной хватки.
      - РОА-А-А-АР! - взревел монстр окруженный кроваво-красной дымкой и сердце девушки пропустив пару ударов, заколотилось как ненормальное. От этого существа, когда-то ранее бывшее человеком, исходила такая аура силы, что измученная Ринго с трудом удерживала себя в сознании. Хотелось бежать, хотелось прятаться... Но тело её уже не слушалось.
      - Фугуки, что прои... - крик лежащего в корнях могучего дуба Джинина Акебино прервался в тот же миг, как он вырвался у того изо рта. Монстр, даже не сходя с места, взмахнул единственной уцелевшей рукой, попросту размазав того по стволу дерева обычным потоком воздуха. Трест крошащихся костей смешался с треском разваливающегося дуба, которого, едва не вырвав вместе с корнями, накренило почти под земли.
      - Ками-са... - выдохнул Джинпачи Мунаши, как второй удар густо сжатым воздухом, настиг и его... Нет. В последний момент взмахнув своим Шибуки, он буквально поджег эту невидимую стену, которая, впитав созданное мечом пламя, полыхнуло в ответ несравнимо сильнее. Взрывом, в десятки раз превосходящим по силе созданный "Взрывным мечом", мечника отбросило в сторону, но тот вовремя придя в себя, успел уйти в Шуншин до столкновения с частоколом деревьев.
      - Что за пи... - хотел было ругнуться появившийся рядом с откинутым высвобождением этой безумной силы Фугуки Суйказаном, как вновь исчез. Исчез, на этот раз уже с чужой помощью.
      Хруст костей, раздавшийся со стороны того, кто раньше был Майто Даем, достиг уха Ринго только тогда, когда объятый кровавой дымкой монстр уже схватил бедного, обожженного Джинпачи за горло и с немыслимой силой впечатал того в землю, протащив по земле его мертвое тело с почти перебитой шеей.
      Монстр снова исчез и в тот же миг, слуха Ринго, которая перестала доверять своему зрению, достиг душераздирающий животный крик, полный боли, злобы и слепой ярости. Девушка развернулась так быстро, что лишь чудом не свернула себе же шею. Развернулась, чтобы увидеть как Фугуки Суйказан, еще мгновение назад медленно, относительно всего происходящего, поднимающийся на ноги, блокирует Самехадой настолько мощный удар, что тот вместе с мечом сломал и объятую красным паром руку монстра. А кричал или скорее оглушительно визжал... согнутый пополам меч? Ринго уже окончательно потерялась в происходящем.
      Что вообще случилось с той реальностью, где мечи истошно не вопили, а генины были слабаками, недостойными и плевка в их сторону? Что вообще тут творилось?!
      Взгляд монстра с отлетающего вдаль владельца Самехады переместился на неё...
      И тут Ринго, уже прекрасно понимая, что ни бежать ни нормально противостоять ему она не сможет, просто со всей доступной ей злобой смотрела в эти переполненные гневом и болью глаза, в которых не оставалось ни грамма человеческого. Смотрела в глаза, в которых легко читалась её смерть.
И в тот же миг произошло чудо - никак иначе произошедшее Ринго назвать попросту не могла. Нога чудовища, после его выполненных на голой физике рывков, ломающих любые представления о скорости и потому переломанная во всех возможных местах, надломилась, осыпавшись пеплом прямо на глазах недоуменной девушки. Как?.. Что произошло?.. Ринго, как и озверевший генин, не могли ответить ни на один из этих вопросов. Монстр лишь глухо застонал, и перенеся вес на другую ногу, вновь подломился, приземляясь на объятые испаряющейся кровью колени.
      - РОА-А-АР! - яростный крик умирающего зверя вновь вырвался от казалось бы непригодной для таких звуков человеческой глотки.
      Все тело Ринго, в тот же миг покрывшееся испариной, объяла дрожь, остановить которую она уже не могла. Над этим куском мяса девушка была уже не властна.
      У монстра исчезли ноги, но не намерение убить. Будто в замедлении, будто в последний раз в своей жизни, она видела как этот человек заносит свою единственную оставшуюся руку за спину, как вздуваются вены по всему искалеченному телу, как из обрубка перестала течь, ранее фонтанирующая подобно фонтану, кровь. Ринго видела последнюю атаку этого существа и та была предназначена именно ей.
      Удар был молниеносный. Не существовало в её понимании другого такого слова, каким она могла охарактеризовать это движение. Хотя... даже и его недостаточно. Ринго наяву видела как сгустился воздух вокруг искалеченного кулака с вывороченными пальцами, как подобно кругам на воде расходился в стороны ветер вызванный его движением, как зашатались, с трудом удерживая себя в земле, вековые дубы, как в ее сторону рванул столб смертоносного нечто...
      Увидела она и как осыпалась пеплом рука этого чудовища, а следом и его искореженное лицо со звериным оскалом. Майто Дай умер. Умер сам, будто назло Ринго.
      Умер, оставив ее наблюдать за непостижимо быстро приближающейся смертью.
Коноховский выродок.

***

      Увидеть чакру. Увидеть чакру. Увидеть чакру...
      Я вновь и вновь повторял эту дурацкую фразу как какую-то мантру, в попытках убедить в желаемом собственные же глаза. Повторял и повторял. Повторял, меняя дозировку чакры, повторял то перед активацией глаз, то сразу после. Напрасно. Безрезультатно.
      Я не знал что и думать. Был ли корень всех моих бед в освоении собственных глаз в отсутствии взрослого наставника или таланта? Не слишком ли я торопился? Могло ли быть так, что именно этот аспект постигался годами? Было ли это привилегией талантливых детей или и тут упорный труд ломал возникающие на дороге барьеры?
      Я не знал и был этим недоволен. Складывалось ощущение, что все мои труды буквально уходили в никуда. Со временем я все чаще и чаще задумывался о том, а не было ли это бесполезным делом?
      Нет, не было и быть не могло. Я просто уделял этому слишком мало времени. И говоря это, я не врал - времени у меня действительно практически не было.
Спасибо за это я мог сказать лишь самому Генджи - он упорно старался не давать мне продыху, так что свободное время на подобные тренировки мне удавалось найти с большим трудом. Метание кунаев, патриотические и агитационные лекции, милейшие спарринги до первой потери сознания, изучение основ управления и контроля чакры и наконец стрельба из лука - все это так плотно вписывалось в мой ежедневный график, что я мог лишь мечтать о краткой передышке. И мечтал, но не забывал о постоянном развитии глаз. Каждую ночь, сознательно лишая себя часа а то и двух сна, я занимался с упорством известных парнокопытных. Занимался, пускай и без видимых успехов, но с надеждой и верой в будущую окупаемость моих трудов и потраченного времени.
      Сегодняшний же день был тем редким, когда у меня была возможность попрактиковаться в при свете солнца - Генджи, сославшись на какую-то встречу, отменил дневной спарринг, тем самым предоставив мне пару свободных часов.       Дважды просить меня не пришлось, и потому, недолго думая, я сел прямо на заднем пороге его дома и погрузился в себя, ища глазами собственную систему циркуляции чакры. Ту самую, которая никак не желала быть найденной.
      Ох, как же мне запомнился мой первый подобный опыт, первый раз когда я пытался посмотреть на себя, просветить собственное тело в поисках этих красочно продемонстрированных в каноне каналов чакры. Помню, как Бьякуганом срезал слой видимого за слоем, как скрывал то, что видеть не нужно было. Помню, ту тошноту, вмиг подскочившую к горлу, когда желая увидеть скрытые под кожей чакроканалы, я посмотрел "сквозь" кожу - такой детализированной, а что главное живой анатомической модели я еще никогда не видел. Смотреть на переплетение мышечных волокон, сосудов, жировых тканей, костей и органов, при этом осознавая, что все это именно ты, было страшно, противно и... увлекательно. Увлекательно и познавательно. Да, это нельзя было назвать приятным экспериментом, но бесполезным он уж точно не был. Именно после него, я понял, что никакого физического воплощения чакроканалы не имели.
      Да, если верить канону, они были целиком привязаны к телу каждого шиноби, были неразделимы и могли спокойно взаимодействовать с ним, но найти их самих не поможет никакое вскрытие. Что же до тенкесту? Ввиду новых открытий я понятия не имел о том, что же это такое.
      Вот такая и была главная сложность в том, чтобы освоить видение чакры - я попросту не знал куда и как смотреть. Приходилось часами, сидя неподвижно и максимально сильно концентрируясь на желаемом, всматриваться в собственное тело, безрезультатно ища голубые всплохи чакры...
      ...Что-то непривычное, что-то чужое нарушило картину привычного мне дома.
      Кто-то другой, не Генджи и не Кохару, вступил на порог этого дома.
      Какой-то гость пришел в дом, в который гости не приходили.
      Медленно, пока что слишком медленно я обрабатывал информации поступающую с периферии моего зрения. Слишком медленно формировались мысли и связи между ними. Слишком медленно я делал выводы и расставлял приоритеты... Медленно, но уже делал.
      Фокусировка на собственном теле, пропавшая в тот же миг, когда я осознал, что в доме посторонний, резко переключилась на вторженца. Уже рефлекторное приказ-желание окончательно убрало с десяток мешающих детальному обзору стен, и приблизило такую интересную своей необычностью для этого дома сцену.
      - Кто это? - тут же задался я вопросом, наблюдая как молодая, недавно начавшая формироваться девушка склонилась перед Генджи в глубоком поклоне. - Кто она и что тут делает?
      Было прекрасно видно, как эта незнакомка что-то быстро лепетала, при этом зажмурившись то ли от страха, то ли от нежелания даже случайно посмотреть тому в глаза. Все это было видно столь же четко, как и теплая улыбка на устах вечно хмурого и черствого Генджи... Кто она, черт возьми такая, что вызывала у этого сухаря подобные чувства?!
      Недолго думая, я, повременив с тренировкой, встал и отправился к самой дальней комнате в этом особняке, продолжая пристально следить за незнакомкой. Было в ней нечто такое, что было мне сильно знакомо. Была в ней некая деталь, сильно запавшая мне в память, но между тем и давно забытая. Небольшая изюминка, которую я все никак не мог уловить.
      Девушка, явно по просьбе Генджи, выпрямилась и легким взмахом головы поправила свои длинные рыжие волосы...
      Осознание было столь неожиданным и столь шокирующим, что я едва не пропустил высокий порожек, внезапно выросший у меня под ногами... Этого не могло быть... Что она здесь забыла? Это ведь точно она?
      Вообще с моей стороны было глупо ссылаться на канон в попытке опознать персонажа по внешнему виду, все ж нарисованный мир сильно отличался от того, каким он для меня стал - реального, но эта примета уж слишком сильно бросалась в глаза, слишком сильно была похожа на ту, что я запомнил ещё при прошлой жизни.
Странная, непрактичная, полностью скрывающая один глаз челка, выглядевшая как отдельный ниспадающий локон... Да, опираться в своей уверенности на эту мелкую деталь было попросту глупо, но отчего-то у меня не было сомнений в собственной правоте.
      Теруми Мей, будущая Пятая Мизукаге, обладательница сразу двух кекай генкай и просто красавица сейчас склонилась в глубоком поклоне перед моим воспитателем. Пускай она сейчас не внушала ни обожания своими формами, ни трепета своей силой, ни страха своим положением, она тем не менее была мне нужна. Я знал, кем она станет в будущем и упускать возможность такого полезного знакомства не собирался.
      Практически на бегу в одну из самых дальних комнат особняка Генджи мне приходилось придумывать причину моего появления в ней, продумывать стратегии поведения, создавать в голове необходимый образ. Я бежал, не спуская глаз с рыжей шевелюры моей будущей знакомой.

***

      - Подними голову, Мей! - раздался голос Генджи-доно у нее над ухом. - Ты что здесь устроила? А ну выпрямилась. Живо!
      Мей, и не думая перечить, тут же разогнула спину - беспрекословно слушаться этого человека она научилась еще в далеком детстве.
      - Я знаю зачем ты пришла, - не дав ей и рта раскрыть, сказал Генджи. - И потому сразу скажу, что я все прекрасно понимаю и совершенно спокойно к этому отношусь.
      Девушка, услышав такие слова своего давнего наставника и заимев на одну проблему меньше, успокоилась.
      - Но Генджи-доно! - вскинулась Мей. - Он же ваш брат!
      Старейшина, услышав ее, не поменялся в лице, не выказал ни горечи, ни сожаления, не дернулся, а лишь скупо повел головой в сторону.
      - Поверь, об этом я не забывал ни на секунду... точнее, его непомерная глупость не давала мне этого сделать. - Генджи наконец оторвал свой пристальный взгляд от её лица и, явно злясь на почившего брата, зашагал по комнате. - Его действия, в свое время, чуть было не стоили мне с таким трудом заработанной репутации! Его необдуманные поступки отражались на мне будто мои собственные! Его предательство деревни, чуть было не стоило мне жизни и свободы...
      Генджи замолчал, замер на месте упершись взглядом в затянутый паутиной потолок и казалось окаменел. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Мей не услышала его глухой, но такой горький голос.
      - Но тем не менее, кажется я любил его... - Старик, мигом постаревший на десяток лет, вновь повернулся навстречу девушке. - Скажи мне, он умер быстро?
      Мей сглотнула подступивший к горлу комок, будто пытаясь вместе с ним затолкнуть подальше и рвущуюся наружу правду, но удержаться так и не смогла. Врать в лицо этому человеку было выше ее сил.
      - К сожалению, наш бой продлился много дольше, чем мы оба того желали...
      Генджи, видимо уже получив нужный ему ответ, поднял руку и Мей в тоже мгновение замолчала.
      - Спасибо за откровенность. Я ценю э...
      Неожиданно, прервав старейшину на полуслове, деревянная дверь, отделявшая их комнату от широкого и длинного коридора, резко отскочила в сторону, пропуская внутрь странного визитера.
      - Генджи-доно! - радостно вскричал красноволосый мальчик семи-восьми лет от роду, влетевший внутрь подобно маленькому урагану. Влетел, на ходу размахивая странной кожаной маской. - У нас гости?!
      Это появление, этот неожиданный выход на сцену странного мальчугана вызвал эффект не взорвавшейся взрывной печати. Замерли абсолютно все ранее присутствующие в этой комнате люди - Мей, не сводившая глаз с пересекающих лицо мальчика шрамов, и Генджи, который подобно золотой рыбке лишь безуспешно хлопал губами в попытке что-либо ответить.
      А мальчик, беззаботно улыбаясь и будто не замечая сложившейся атмосферы, повернулся и уставился на нее своими полностью серыми глазами.
      - Привет! Я Акио! - по-детски горделиво провозгласил он. - Акио Узумаки!
      Мей не знала, что ответить. Все её слова будто пожирало осознание того, какие именно глаза сейчас на неё смотрели... того, на какие глаза смотрела она. Перепутать их с чем-нибудь другим было практически невозможно.
      Бьякуган. Вошедший малыш, носящий фамилию известного, но канувшего в лету клана Шиноби, обладал еще и одним из самых охраняемых додзюцу этого мира. Уникальная диковинка их ограниченного правилами, традициями и законами мира.
      - Одень маску! - громкий, немного панический выкрик старейшины вывел девушку из легкого ступора. - Живо!
      Вот только этот отчаянный приказ, едва не заставивший подпрыгнуть на месте неожидавшую его Мей, казалось совсем никак не тронул юного возмутителя спокойствия. Акио, будто пропустив слова Генджи мимо ушей, не сводил с нее своего пронзительного взгляда и, будто наблюдая за ее реакцией, медленно приближался. А Мей...
      А Мей все никак не могла ни найти слов, ни понять, как же ей стоит себя сейчас повести. Даже сейчас, когда её собеседником по идее должен был быть пускай уникальный но ребенок, она не могла подобрать подходящие слова. Общение никогда не было её сильной стороной.
      - Кто... кто этот ребенок? - с трудом оторвав взгляд от столь не вписывающегося в рамки ее реальности Бьякугана, спросила Мей. - Это ведь то, что я дума...
      - Я Акио! - вновь повторило это мелкое недоразумение, остановившись рядом с ней и протянув ей руки. - Давай дружить!
      Мей, совсем потерявшись то ли от продемонстрированной наглости, то ли от абсурдности всего происходящего в конец потерялась. Она, глупо хлопая глазами, то переводила взгляд на стоящего в стороне Генджи, то возвращала его к протягивающему к ней руки мальчику.
      - Одень маску, Акио, - уже более спокойно повторил старейшина внимательно наблюдая за происходящим перед собой. - Не помню, чтобы я разрешал тебе снимать её.
      Мальчик, ранее не демонстрирующий особенного послушания, прямо на глазах удивленной девушки понуро склонил голову и медленно, неохотно натянул массивную, закрывающую большую часть его лица маску на голову.
      - Извините, Генджи-доно, - еле слышно забормотал уже не кажущийся таким наглым мальчик. - Эта оне-сан мне так понравилась, что я захотел посмотреть на нее... своими глазами.
      "Своими глазами" это как?" - хотела спросить девушка, но вклиниться в их небольшой диалог она себя так и не позволила. Мей продолжала со стороны наблюдать за разговором этих двоих уже явно хорошо знакомых друг с другом людей.
      - Меня не интересует, почему ты решил меня ослушаться, - холодно заметил Генджи, подойдя к мигом сжавшемуся ребенку. - Я оставил тебя заниматься, а не подсматривать за мной!
      На миг Мей показалось, что Генджи сейчас не удержит себя в руках и залепит мальчику звонкую наставническую затрещину, но нет. Старейшина, неспешно пройдя мимо Акио, встал ровно между ним и самой Мей и, разведя руки в стороны, как-то обреченно вздохнул.
      - Ну раз такое дело... - задумчиво протянул Генджи, - то будем знакомится. И раз Акио уже представился, то теперь твоя очередь, Мей-чан...
      Наградив старейшину, прекрасно знающего о её проблеме с заведением новых знакомств, тяжелым взглядом, она, вновь посмотрела на пристально наблюдающего за ней мальчика. Мальчика, казалось чего-то сильно ожидающего.
      - Те-теруми... - начала было говорить она, как в тот же миг ее прервали.
      - Мей-чан... - шумно выдохнул Акио, не сводя с нее восхищенного взгляда. - Теруми Мей-чан!
      Не прошло и секунды, как паренек, еще несколько мгновений назад от испуга сжавшийся комочком, бросился прямо к ней и недолго думая мигом сжал её в своих детских объятиях.
      - Давай дружить, Мей-чан!
      Смущенной происходящим, выбитой из колеи девушке оставалось лишь смотреть на отчего-то довольного старика. Смотреть, вслух и про себя задавая один единственный вопрос: "Кто это?"
      - Он... - улыбаясь, ответил ей Генджи. - Он мой новый учен...
      - Больше нет... - внезапно и неожиданно для всех присутствующих раздался обжигающе холодный женский голос. - Теперь он только МОЙ воспитанник.

***

      Да-а-а... Отчего-то ловя едва ли настоящий кайф от всего происходящего, я покрепче сжал замершую ледяной статуей девушку. Меня наполняло и почти разрывало от неведомо откуда взявшегося чувства полного удовлетворения, превосходства и банальной гордыни. Как же все классно сложилось!
      А ведь заскочив в комнату без маски я и не рассчитывал, что мои глаза станут чем-то большим, чем просто первым толчком, первой причиной заинтересоваться мной побольше. Продемонстрировать Бьякуган, повести себя вызывающе, озвучить намерения и дожать по необходимости - вот все на что хватило моей скудной фантазии за те полминуты, что я бежал к этой отдаленной комнате.
      Вот только получилось все куда лучше. Началось все тогда, когда я, немного переборщив с продемонстрированной наглостью и решив немного сбавить градусы накалившейся атмосферы, повторно закрыл себе глаза маской. Закрыл, и вновь активированным Бьякуганом заметил новое действующее лицо, стремительно приближающееся к Генджи, его гостье и ко мне.
      Улыбающаяся, счастливая, окрыленная одним ей известным чувством Ито Кохару направлялась точно в нашу сторону. Именно в этот момент, именно с акцентом на это умиротворенно довольное лицо, мне и пришла в голову безумная, но столь правильная идея.
      Я знал каким образом привязать к себе будущую Мизукаге едва ли не крепче чем настоящими веревками. Мало того - я уже почти сделал это. Открыв ей свои скрытые под маской глаза, открыв ей свое настоящее имя, я невольно посвятил её в одну из самых охраняемых тайн этой деревни. Я связал её этой тайной, привязал к себе...и теперь, на глазах Кохару, со своим непосредственным участием я собирался дать знать об этом и самой Мей.
      Уткнувшись лицом в напряженный живот девушки, я нагло улыбался, довольный всей сложившейся ситуацией. Спасибо тебе моя любимая наседка, за столь своевременное появление. Спасибо за то, что решила хоть немного, но все же пройтись пешком. Спасибо за то, что дала мне возможность увидеть тебя заранее.
      Спасибо за всю эту ситуацию в целом.
      Ведь ничто не связывает двух людей сильнее, чем сохранение общей тайны.

***

      Радость, предвкушение, легкая эйфория - все это испарилось в тот же миг, как нога Кохару пересекла порог комнаты, указанной привратником. Картина, что раскинулась перед её взором, была далеко не той, которую она хотела бы видеть. Одного лишь взгляда хватило, чтобы недовольство за просранное настроение потеснило нетерпеливое ожидание, нежелание постороннего вмешательства в её дела задвинуло оптимизм в те дали, из которых он и явился, а легкий страх за провал всей задумки вновь принялся подтачивать казалось бы идеальные расчеты.
Акио, Генджи и неизвестная, молодая, но уже начавшая расцветать девушка - вот что увидела Кохару, стоило ей ступить на порог этой комнаты. Худшая для её задумки комбинация из всех возможных. Доверчивый, пластичный ребенок, старый интриган, что несмотря на все свои проколы до сих пор оставался одним из влиятельнейших старейшин в деревне, и возможный интерес, способный переключить внимание ребенка с Кохару на себя лично - кто из них был тем самым слабым звеном? Выделить его на фоне других Кохару так и не смогла... Но зато с легкостью могла от них всех разом избавиться...
      - Он мой новый учени... - хотел сказать было Генджи, так и не заметивший присутствия Кохару среди них, как был прерван.
      - Больше нет... - даже поразившись тому, насколько зловещий у неё получился голос, протянула Ито. Протянула, не спуская глаз с рыжеволосой девахи, которую в данный момент обнимал тот, ради которого она и пришла в этот дом. - Теперь он только МОЙ воспитанник.
      Вздрогнули все. Все кроме самого Акио.
      - Ито-доно... - развернувшись ей навстречу затравленно выдохнула та, в которой Кохару опознала бывшую ученицу старейшины. Тем не менее, её слова так и остались не замеченными.
      - Генджи-сан, - практически прошипела раздраженная девушка, отбросив в сторону любые приличия. - Что здесь происходит?!
      Старик, в один миг оценив ситуацию, бросил мимолетный, но полный беспокойства взгляд на Теруми и, сделав легкий шаг вперед, встал между двумя девушками.
      - Возникло небольшое недо... - в примирительном жесте поднял он руки, но бесполезно - Кохару не волновали жалкие оправдания.
      - Ты забыл наш уговор?! Ты забыл наше главное условие?! - едва сдерживая себя от рвущегося рыка, продолжала шипеть девушка. - Скольким людям ты еще показал его, Старик?!
      Только Генджи вновь открыл было рот, как вновь был прерван. Вот только на этот раз уже совершенно другим человеком.
      - Кохару! - выскочил из-за спины старейшины красноволосый мальчик и в следующее мгновение уже повис на её талии. - Я сам к ним вышел! Мей-чан обещала быть моим другом!
      Мальчик тараторил, не позволяя девушке вставить и слово. Тараторил, заставляя слушать себя.
      - Ты заходишь слишком редко, а Генджи-доно слишком скучный! Вот я и решил найти себе еще одного друга!
      - Еще одного? - удивилась Кохару, присаживаясь на одно колено, тем самым равняясь с Акио лицами. - А кто же первый?
      - Как кто? - совсем натурально удивился мальчик. - Ты!
      - Спасибо, Акио, - тепло улыбнулась Кохару, обнимая ребенка. - Я рада быть тебе другом.
      Пусть голос Кохару заметно смягчился, но вот глаза... Её глаза, что смотрели на двух застывших людей через плечо прижавшегося к ней Акио, по-прежнему излучали лишь арктический холод. Она смотрела на Теруми и Генджи и все никак не могла решить, что с ними сделать. Впрочем...
      Впрочем это решение зависело лишь одного важного ответа на один важный вопрос.
      - Скажи, Акио, - достаточно громко, чтобы ее услышали все собравшиеся в комнате люди, прошептала Кохару на ухо мальчику. - А ты показывал "Мей-чан" то, что у тебя под маской?

***

      - Скажи, Акио, - громкий шепот Кохару достиг моего уха. - А ты показывал "Мей-чан" то, что у тебя под маской?
      Да! Наконец-то раздался тот самый вопрос, на который я сделал главную ставку. Тот самый вопрос, который позволил бы мне завладеть как вниманием будущей Мизукаге, так и возможностью продолжить с ней знакомство.
      Я видел как напряглись два человека за моей спиной под прицелом не сулящих ничего хорошего глаз моей "воспитательницы", как их сердца тревожно заколотились в страхе перед моим ответом и последствиями после него. Я буквально чувствовал, как от моих слов зависит дальнейшая судьба этой парочки... и мне нравилось это. Мимолетное ощущение власти, мимолетное ощущение могущества и, что более важно, полное отсутствие возможной ответственности. Единственное, чем я жертвовал в случае неверного выбора своего ответа так это знание будущего. Знание, которое мне было попросту необходимо.
      - Нет, конечно, - отодвинувшись от Кохару и глядя ей в мигом потеплевшие глаза, ответил я, пару раз мотнув головой. - Зачем мне показывать ей мои некрасивые шрамы? Они мне не нравятся!
      - Ох, Акио, - вновь обняла меня Кохару, уже без прежней угрозы, но по-прежнему недоверчиво смотря на расслабившихся Генджи и Мей. - Если они тебе так не нравятся, то обещаю, что однажды мы у тебя их уберем.
      - Правда? - воскликнул я, постаравшись вложить в этот возглас максимум ребяческой радости, и отлипнув от Кохару подскочил к тут же отошедшей на шаг будущей Мизукаге. - Ты слышала, Мей-чан?
      Даже не представляю, о чем думала эта девушка, в этот момент. Едва ли не затравленно смотря на меня, Мей скупо кивнула, делая очередной осторожный шаг назад. Очень любопытная реакция на мальчика едва ли не вдвое тебя младше...
      - Акио, - вновь подала голос Кохару. - Отстань от бедной девушки и пойди собери все свои вещи...
      Я резко развернулся, даже не смотря на уже давно привычно активированный Бьякуган. Кажется что-то пошло не по сценарию.
      - ... с сегодняшнего дня, ты будешь жить со мной.
      Черт.
      Черт. Черт.
      Я, в противовес всем окружающим, на лицах которых читалось лишь облегчение, напрягся. Кажется, более тесное знакомство с будущей Мизукаге, мне придется отложить.
      - Ура! - воскликнул я, очень, очень сильно постаравшись изобразить радость от подобной далеко не радостной для меня новости, и, подпрыгивая на месте, выбежал из комнаты. Выбежал, продолжая наблюдать, как похмурневшая Кохару что-то втолковывает успокоившемуся Генджи.
      Ничего... Это лишь небольшая отсрочка, Мей... Ведь я знаю, что ты знаешь.
      А ты, в свою очередь, знаешь, что знаю я.

***

      Раскачиваясь подобно настоящему смертельному маятнику, покрытый кровью Кубикирибочо, более известный как Обезглавливатель, то поднимался на добрый метр, то резко опускался вниз, лишь чудом не задевая шею лежащего под ним человека. Человека, которого недавние события уже успели вдоволь потрепать.
      Джузо Бива терзали столь редкие для него сомнения. Стоя сейчас над телом поверженного не врага, он упорно отгонял просачивающиеся мысли, подавлял собственное желание, спорил с собственным же "я". Убить или не убить?
      Сейчас была та редкая возможность, которую он столь долго ждал и который столь долго же страшился. Возможность принять то самое предложение, сделанное ему темной ночью в узком переулке Киригакуре. Отвергнуть которое, означало отказ от чего-то большего, чем простая жизнь шиноби на службе у правителя одной деревни. Отвергнуть которое, означало отказ от всего того, что было расписано ему тем странным посланником...
      Он мог оставить свое имя в истории. Он мог прославиться на весь мир. Он мог заставить весь мир склониться перед его силой.
      Вот только звучало все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Как и посланник был слишком хорош для того, чтобы быть лгуном. Найти следы этого таинственного незнакомца не смог даже он.
      Но все требовало жертв. Чтобы обрести новую цель, он должен был отказаться от всех старых. Чтобы надеть эти одежды с красными облакам Джузо должен был снять протектор родной деревни. Чтобы получить нового напарника, он должен был избавиться от одного из бывших... и только это всегда его останавливало. Сложно было не столько провернуть убийство одного из Семерки, как уйти после этого живым от всех остальных.
      И вот, судьба подкинула ему поистине идеальную возможность в корне поменять собственную жизнь. Столкновение с баснословно сильным генином, всеобщее замешательство, потеря нескольких товарищей - что могло быть лучше?
      "Только это," - ответил сам себе Джузо, презрительно смотря на все еще живого Кушимару. Этот урод, который даже с расквашенным в хлам лицом не смог стать еще уродливей, будто специально поджидал его здесь. Живой... беспомощный.. ждущий смерти от рук самого Джузо Бива.
      Только лишь одно приложенное усилие, отделяло сейчас мечника от новой главы его жизни. Только лишь одна мысль...
      Кушимару, будто что-то почувствовав, дернулся не приходя в сознание, Но сделать уже ничего не смог...
      Свист разгоняемого острым клинком воздуха, хруст перебитой шеи и глухой стук удара меча об холодную землю разнеслись по ближайшей округе.
      - Хоть тут ты пригодишься, Кушимару, - сплюнул Джузо, расчехляя специальный мешок для голов. - Надеюсь, что тебя хотя бы узнают.

Легенды прошлого и легенды будущего.

- Проходи, - чуть смущенно склонив голову, сказала Кохару, открывая за спиной дверь в ее собственную квартиру. Казалось, что ей было важно мое мнение о том, что мне предстояло увидеть... хотя почему предстояло?

Мне, уже давно не требующему переступать через порог, чтобы узнать, что же лежит по ту его сторону, не было секретом ни общий вид на этого с позволения сказать жилого помещения, ни его убранство. Именно поэтому сейчас я, крайне озадаченный увиденным, тщательно подбирал слова, силясь никоим не оскорбить хозяйку этого жилища.

- Тут немного пустовато, но купить новую мебель для меня не проблема, только скажи, - продолжала оправдываться девушка, тщательно наблюдая за моей реакцией. Реакцией, которую я, надеюсь, сумел скрыть.

А ведь сказать я мог многое. Взять хотя бы саму квартиру, чьи размеры ну совсем не соответствовали человеку ее предполагаемого положения. Одна не слишком просторная комната, душевая с достойных размеров ванной и крохотная кухонька - это действительно все чем обладала та самая Кохару, что с легкостью ставила на место зажиточного старейшину? Нет, конечно настоящая широкая и явно удобная кровать, в противовес уже осточертевшим мне "лежанкам", и действительно хорошая отделка несколько скрашивали первое впечатление, но все равно недостаточно. Скажу даже больше - то самое "пустовато", совсем недавно использованное Кохару удивительным, парадоксальным образом соответствовало тому, что я видел своими глазами. Да, даже не смотря на явно небольшие размеры квартиры, мебели в ней было так мало, что казалось будто Кохару только въехала... или так и было?

- Совсем как моя прошлая комната... - постаравшись добавить в голос немного горечи, тихо ответил я, стоя по центру спальни. - Только ее не было...

Я указал рукой на занимавшую почти половину площади комнаты кровать.

- Мама говорила, что она не настолько удобная, чтобы платить за неё такие деньги.

Разумеется, я врал и врал намеренно, вынужденно. Мне, большую часть новой жизни прожившему уединенно и практически без контактов с прочим миром, было совершенно неизвестно должен ли ребенок моего возраста знать, что такое кровать и как она вообще выглядит. Приходилось, пускай возможно и на всякий случай, придумывать эпизод из моего прошлого, где я уже успел познакомиться с такой редкостью, для этого восточного мира, как обыкновенная двуспалка.

- Ох, Акио, - заговорчески прошептала мне на ухо Кохару и, не особо со мной церемонясь, подняла на руки как какую-то плюшевую игрушку. - Сейчас ты поймёшь, как же сильно она заблуждалась!

В следующее мгновение я, под заливистый смех Кохару, уже летел точно на кровать.

- Нравится? - не успел я упасть на мягкий матрас, как рядом тут уже приземлилась довольная девушка, слегка подкинув меня своим весом. - Чувствуешь, как мягко?

Я чувствовал... очень хорошо чувствовал. Довольная, но в тоже время немного грустная улыбка тотчас появилась у меня на лице. Это ощущение мягкости и практически воздушности, если сравнивать со ставшими уже привычными жесткими футонами, вызвало то, что так давно игнорировало мое сознание - ностальгию.

Да, именно воспоминания о той, прошлой жизни вырвались на свободу, стоило только мне вновь ощутить столь редкий здесь и невзрачный, недооцененный там комфорт. Я вспомнил свой бывший дом, своего брата, своих родителей, свою жизнь... жизнь, в которой не было места волнениям и тревогам по пятам преследующих меня здесь. Вспомнил и, к своему удивлению, не заскучал.

Именно сейчас я вдруг осознал, что встань передо мной выбор - вернуться в родной мир или остаться здесь, - то второй вариант без сомнения казался бы мне более предпочтительней. Да, пускай риска, опасностей, угроз жизни тут и было несоизмеримо больше, но куда больше тут было и возможностей. Здесь, пускай и пока не благодаря своим личным качествам, а скорее наследственности, я имел хоть какую-то ценность, хоть какой-то вес. Здесь я видел смысл в постоянном развитии и, что более важно, имел самый что ни на есть настоящий стимул. Стимул, выраженный в трех, пока недосягаемых для меня, целях...

- Теперь ты будешь спать здесь! - радостно улыбаясь провозгласила Кохару и вновь слегка подпрыгнула, в очередной раз немного подбросив меня на кровати. Я же, пытаясь сохранить детскую блаженную улыбку на своем лице, смотрел на эту беззаботно развалившуюся девушку. А посмотреть было на что - лежа с раскинутыми в сторону руками Кохару невольно натягивала свою и так эластичную майку, позволив ей буквально облепить свою немалых размеров грудь.

- А ты? - не сводя глаз со столь приятных взгляду холмов (спасибо Бьякугану - мне даже не пришлось поворачивать для этого голову), спросил я, стараясь сохранять в голосе всю ту же детскую непосредственность. Не скажу, что мне это удалось, но разминать затекшие мышцы Кохару все перестала.

- Как где? С тобой, - тон в тон ответила она и следующий же момент подобно клишированной школьнице, полезла обниматься. Полезла, без намека, без разрешения, даже без видимого одобрения. Но, пускай даже недовольный своей ролью плюшевой игрушки, я быстро остыл стоило мне только перевести внимание на лицо девушки. Ее глупая, но столь столь искренняя и довольная улыбка, ее крепкие объятия и гулко бьющееся сердце подкупали, убеждая не мешать наслаждающейся процессом Кохару.

- Вот так... Прямо, прямо как сейчас...

Хотя, чего скрывать, и я, почти насильно впечатанный кожаной маской девушке в грудь, уже не был столь категорично против всего этого...

... но все хорошее имеет отвратное свойство заканчиваться. Прошло, наверное, лишь несколько минут, прежде чем созданная Кохару идиллия не была ею же и разрушена. Разомкнув, к моему краткому, но искреннему недовольству, свои объятия, Кохару медленно поднялась и, раскованно усевшись, посмотрела на меня уже чуть более серьезно.

- Акио, малыш, - все же улыбнулась Кохару, вновь не пренебрегая возможностью потрепать мои красные волосы. - Хочу, чтобы ты знал... С этого дня, тебя ждет очень много нового... и далеко не все это тебе может понравится.

С трудом удержавшись от того, чтобы не сглотнуть мигом образовавшийся в горле ком, я привычно пробежался глазами по девушке, отмечая как выражение лица, так и содержимое небольшого подсумка, и, не обнаружив ничего стоящего беспокойства, а потому немного успокоившись, повернул голову в ее сторону, демонстрируя тем самым, что я ее слушаю.

- Не понравится? Например, что?

- Ну-у, - протянула она, - для начала, тебе придется пойти в Академию Шиноби вместе с остальными детьми твоего возраста. Хотя, думаю, это не так уж и страшно...

Меня будто огрели обухом по голове. "Что?! - хотелось мне возмутиться. - "Не так уж и страшно" говоришь?" Да только войти в здание этого "образовательного" учреждения именно этой деревни уже означало возможную скоропостижную смерть. Я даже боялся представить какая атмосфера царила в мрачных аудиториях, наполненных детьми, прекрасно знающих, что под конец обучения их останется едва ли половина от общего числа... прекрасно знающих, что именно они сами, собственными руками проредят ряды своего выпуска.

Да, я говорил о том самом экзамене, которому Киригакуре во многом и обязана своей репутацией Кровавой деревни. Убивать собственных же друзей, с которыми обучался долгие годы... что может быть хуже?

- А Окаа-сан говорила, что никогда не отправит меня в Академию... - попытался было я откреститься от столь неприятной для меня перспективы, но Кохару была непреклонна.

- Акио, только там тебя научат быть по настоящему сильным, - медленно, чувственно убеждала Кохару, вновь запустив ладонь в мою не уложенную шевелюру. - Сильным настолько, чтобы ты смог с легкостью отомстить убийцам твоей матери. Думаю, она бы этого хотела...

Да... а ведь она совершенно права... Где если не в Академии, выпустившей большую часть убийц в этом мире, мне искать средство для моего отмщения? Где если не там?..

Вновь горячая волна ярости и гнева прокатилась от макушки по всему телу, стирая сомнения и страх перед будущим. Вновь зазвенел в ушах такой родной, казалось уже забытый голос матери, вымаливающей пощады не для себя, а для меня - ее сына. Голос, отчего-то так похожий на голос Кохару...

- Не волнуйся, малыш, - пробился-таки до меня голос девушки, уже успевшей подняться с кровати и теперь роющейся в небольшом шкафу. - Мы все через это проходили и, поверь, каждый из нас чего-то боялся. Вопрос в том, чего боишься ты?

- Боюсь умереть раньше тех... тех троих, - внезапно, практически против моей воли, вырвались из меня эти слова, и я в тот же миг напрягся. Как так вышло, что именно это опасение, далеко не самое крупное из всех, коими был наполнен мой разум, вдруг оказалось озвучено? Как так получилось, что я потерял над собой контроль?

Вновь с кошачьей грацией приблизившись к кровати, Кохару присела около нее и, аккуратно положив полотенце с набором нижнего белья, заговорила, будто сквозь маску глядя точно мне в глаза.

- Предотвратить их кончину нам не в силах, Акио... но мы можем сделать так, чтобы в живых при вашей встрече остался именно ты. Можем ведь?

Мне, стушевавшемуся даже несмотря на наличие на лице маски, не оставалось ничего другого, кроме как обречено кивнуть. Будущее мрачнело день ото дня...

- Вот и отлично! - просияла девушка, вновь вскакивая на ноги. - Ты даже не представляешь, как я рада, что ты все это понимаешь! Правда! Рада тому, что мы утрясли самый сложный для нас обоих вопрос, Акио...

Кохару резко приблизилась и, впервые на моей памяти чмокнула меня в щеку, не до конца прикрытую плотной кожаной маской.

- Теперь, думаю, ты можешь и располагаться, - Кохару бросила быстрый взгляд на весь мой небогатый скарб, который за время проживания у Гендзи пополнился лишь одной домашней юкатой и парой шорт с футболками, и вновь перевела внимание на меня. - Я понимаю, что вещей у тебя немного, но это тоже мы поправим... и, наверное, поправим прямо сегодня!

Кохару подхватила чистое белье, почему-то оставив или попросту забыв про полотенце, и возвела указательный палец к потолку.

- Вот как мы сегодня поступим. Пока я в душе, ты должен переодеться, сложить грязную одежду и убрать в шкаф чистую, а после всего этого мы с тобой пойдем по магазинам. Как тебе?

Закивав, подобно собаке-болванчику на приборной панели автомобиля, я старался скрыть свое истинное отношение к этой идее. Боюсь, вырвись из меня хоть слово, то Кохару мигом бы обо всем догадалась, несмотря на все мое возможно не идеальное, но зато отточенное годами актерское мастерство...

Негромкий хлопок двери, ведущей в ванную, раздавшийся в объятой тишиной квартире, стал для меня как выстрел из сигнального пистолета для спринтера. Поднявшись, практически на полном автомате, я механическими движениями стянул грязную одежду, быстро переоделся и, сложив оставшиеся пожитки на единственную свободную полку в шкафу, вновь плюхнулся спиной на мягкую кровать.

"Кажется, я где-то ошибся," - подумал я, усиленно рассматривая невысокий потолок над головой. Где-то, что-то пошло не так. Сейчас, лежа на мягкой кровати и вспоминая все произошедшее в последние дни, я пытался понять не стало ли мое нынешнее положение результатом собственных же ошибок. Был ли я жертвой обстоятельств или тем самым виновником? Чего я добился и чего это мне может стоить? Все ли правильно я сделал?

Нет, не все. Отчего-то только сейчас мне удалось заметить некоторые действия, так не вписывающиеся в матрицу моего обычного поведения. Действия, ставшие результатом сильного эмоционального всплеска, выполненные под этим самым давлением... или нет. Черт, как же сложно сомневаться в собственных же мыслях, как же сложно найти тот самый верный ответ, когда вопросом служит твое собственное же здравомыслие.

Был бы я против пойти в Академию, если бы в голове не всплыл бы в очередной раз Её образ? Был ли мой ответ обусловлен лишь давлением эмоций, вызванным его явлением? Да... нет... я не уверен. У меня не было однозначного ответа ни на один из вопросов.

- Ар-р-р! - заворочался я на кровати, схватившись за голову обеими руками. - Хватит думать! Хватит лишних мыслей! Думай только о цели!

Да, ведь именно Академия даст мне те необходимые знания, которыми отказывался делиться старик Генджи. Именно она даст мне тот опыт, которого мне так не хватает. Именно там я, наконец, встречу тех, по кому я смогу измерять свой реальный прогресс в собственном развитии. Именно Академия и сделает меня по настоящему сильным.

Мог ли я отказаться от такой возможности, руководствуясь лишь возможно и не существующей для меня лично далекой угрозы жизни. Наверное, когда-нибудь раньше и мог... но не сейчас. К тому же зачем лишний раз идти на конфликт с теми, кто во всех смыслах держали мое благополучие в своих руках?

Кстати о них...

Небольшая, поначалу еле заметная пошлая мысль, которая была всегда и все время оставалась незаметной для меня, решила внезапно проявить себя. Была ли тому виной недавняя близость с приятными округлостями девушки или обыкновенный всплеск гормонов, не важно. Важно то, что за ней скрывалось.

Неожиданно для самого себя я понял, что в пяти метрах от меня, за какой-то жалкой стеной, которая уже давно не является помехой для моего зрения, моется более чем просто привлекательная девушка. Понял, что достаточно лишь одного желания...

Это не было какой-нибудь физической потребностью или извращенным желанием, нет. Меня попросту разрывало от дикой смеси разнообразных ощущений: начиная от праздного любопытства и утоления высоко эстетического чувства, и заканчивая осознанием того что я в принципе имею возможность сделать это.

Стена, что помимо своей основной функции внезапно предстала передо мной последним бастионом морали, почти мгновенно спасовала перед моим желанием, которое не содержало ни капли сомнения, и исчезла, явив мне неприлично красивую картину.

Впервые за эту жизнь я видел голое женское тело... впервые за обе жизни я видел настолько прекрасное голое женское тело. Как можно было описать то, что предстало у меня перед глазами? Ни высокой прозы, ни низменной похабщины, ни сухого перечисления фактов, ни эмоциональной отсебятины, ни комбинации всего этого не хватило бы мне для того, чтобы рассказать об увиденном, попроси бы меня кто-нибудь. Наверное... наверное так для меня выглядел идеал женской красоты.

Даже не представляю сколько прошло времени, пока я скользил глазами по обнаженным изгибам тела Кохару, пока я пожирал взглядом каждый дюйм её тела. Десятки фантазий, призрачная надежда и неуемное желание обладать этой девушкой затопили с головой, почти целиком лишив меня критического и рационального мышления. Я смотрел и представлял, смотрел и надеялся, смотрел и желал, смотрел и... и недоумевал.

Парадокс. Именно с ним столкнулся я, стоило только взять себя в руки, успокоить бушующие чувства и позволить немного развеяться этому прекрасному наваждению. От вида Кохару, от её соблазнительных поз и плавных движений во мне взыграло такое жгучее желание, какое не испытывал, наверное, никогда в жизни, но при этом совершенно точно никак проявляющееся физически. Ей богу, на какой-то момент я даже подумал, что парализован - столь необычно было не ощущать привычных признаков возбуждения, явно его испытывая. Я будто оказался отделен от своего тела, будто оно жило отдельной от меня жизнью... и это обескураживало.

С силой ударив кулаком по мягкому матрасу, я понял, что вновь разозлился на самого себя же. Это мелкое тело, с которым мы уже казалось давно нашли общий язык, из раза в раз не переставало напоминать мне, что оно не мое. Нет, я прекрасно понимал, что все это бред, но иногда... иногда мне думалось, что сама тушка не видит во мне достойного хозяина.

Именно в такие моменты я понимал, как далеко еще мне до полного симбиоза моего разума и моего же тела.

- Акио! - громкий крик обворожительной девушки из ванной, заставил меня инстинктивно смутиться и вернуться к созерцанию обычной стенки. - Принеси пожалуйста полотенце. Я кажется забыла его на кровати...

- Минуту, - ответил я, хватая лежащее рядом странным образом забытое полотенце, и вскочил с кровати. - Нашел!

Вновь убрав для себя стену, отделяющую меня от прекрасного вида, я направился к ванной, не прекращая любоваться мокрой обнаженной девушкой. Можно сказать, шел, ценя каждый сделанный шаг.

- Заходи, - видимо услышав мое приближение, сказала Кохару, повернувшись лицом к двери. Повернулась, ожидая моего появления.

"Спасибо, - подумал я, приоткрывая дверь и просовывая внутрь руку с полотенцем. - В другой раз обязательно, но на сегодня мой лимит наглости уже исчерпан."

И вот тут произошло то, чего я не ожидал. Стоило только Кохару бросить взгляд на мою руку, торчащую из небольшой щели, как на её, ранее невозмутимо спокойном лице, тотчас расцвела до жути довольная, я бы даже сказал лисья, ухмылка. Эта неожиданная реакция, на мои абсолютно безобидные действия, в тот же миг выбили меня из колеи. Я сделал что-то не так?

- Спасибо, - странная ухмылка исчезла так же быстро, как и появилась, уступив место её обычной доброжелательной улыбке. Или мне просто показалась?..

Соблазнительно, до немедленного стояка даже у сранного импотента (но не моего нынешнего, блин, тела) виляя бедрами Кохару подошла к двери и взяла полотенце, невзначай пробежавшись ноготком мне по ладони... Я же, поборов приятные мурашки, что побежали от руки по всему телу, развернулся и быстрым шагом вернулся к кровати. Кажется, жизнь с ней дастся мне куда сложнее, чем со стариком Генджи...

... - Извини, что так долго, - бросила вышедшая из ванной Кохару, обмотавшись одним лишь полотенцем. - Нам все равно некуда торопиться, а свободного времени в последнее время у меня почти нет.

Я скупо кивнул, со всем усердием концентрируя свое внимание на потолке - после того, что я видел в ванной, удерживать себя от желания вновь заглянуть девушке под одежду было непросто. А сколь велик был соблазн... Мало того, что мне для этого не нужно было прикладывать никаких усилий или боятся быть пойманным, так и защититься у Кохару шансов не было. Быть ей для меня голой или нет зависело лишь от моего желания и ничего больше. Почему-то после таких мыслей мне вспоминались слова всем известного Дяди Бена: "Чем больше сила, тем больше ответственность." Впрочем, кажется я пока справлялся.

Громкий стук во входную дверь в очередной раз напомнил мне о некотором сбое в развитии технологий в этом мире. Видеть на кухне электрические чайники с микроволновкой и не видеть обычного дверного звонка было несколько странно. Хотя в целом, это уже практически перестало бросаться мне в глаза.

За дверью, к которой немедля двинулась Кохару, стоял, наверное, самый обычный шиноби Киригакуре: молодой возраст, соответствующий только-только покинувшему стены Академии ученику, полностью стандартная одежда, присущая людям его профессии, и протектор со знаком деревни на голове. Этакий среднестатистический шиноби, ничем не отличающийся и не выделяющийся на фоне других себе подобных. Но сегодня ему, наверное, повезло. Легкий стук затвора и секунду спустя Кохару, в одном единственном полотенце на почти голое тело, неспешно открыла дверь.

Я не смог сдержать улыбки - смотреть как меняется в лице этот зеленый мальчик, как его глаза сползают к открытому и вызывающе очерченному куском ткани декольте, как пропадают из головы любые мысли, не имеющие отношения к девушке напротив... Хотя нет. Насчет последнего я ошибся.

- Ито-доно, - чудом оторвав прикипевший к груди Кохару взгляд, промямлил порядком смущенно паренек. - Мизукаге-сама просит вас немедленно прибыть. Дело не терпит отлагательств.

- Ясно, - сухо и беспристрастно ответила она и, даже не удосужившись поблагодарить новоявленного шиноби, хлопнула перед его носом дверью, вызвав тем самым мою очередную улыбку. Мне дико нравились вот эти ее метаморфозы, когда Кохару могла в одно мгновение сменить даримую мне нежную улыбку на выражение полного безразличия и безучастности. Нравились, потому что целью проявления ее заботы и участия был только я. Другие же могли рассчитывать в основном лишь на скупую похвалу.

И, повторюсь, мне это нравилось. Нравилось быть тем, кто вызывал у этой девушки такие эмоции. Нравилось, что я был таким одним.

- Боюсь, малыш, - вновь обратилась ко мне Кохару, - наш разговор придется немного отложить...

Я резко выкрутил шею, опять игнорируя активированные глаза. То есть как "отложить"? Разве наш разговор не закончился с её уходом в душ?..

***

- Мизукаге-сама, - Кохару кротко склонилась в поклоне. - Вызывали?

Ягура, до этого момента расхаживающий по своему кабинету из стороны в сторону, наконец остановился, посмотрел на замершую в уважительном поклоне девушку и, не раздумывая, повел рукой, позволяя ей выпрямиться.

- От обмена любезностями мне тебя не отучить, да? - вздохнул он, уже не впервой упрекая Кохару в излишней именно для нее церемониальности.

- Не в этот раз, Ягура-сама, - выпрямляясь, ответила девушка. - Я стараюсь подавать Акио правильный пример для подражания.

Чуть привстав на носки, Ягура вытянул шею, посмотрев Кохару за спину.

- Правильный пример? - недоуменно переспросил Мизукаге, обводя руками комнату. - А смысл делать это, когда его здесь нет?

- Если его тут нет, но это не значит, что он этого не видит... - чуть понизив голос, ответила девушка и замолчала, предоставляя Ягуре время обдумать услышанное. То, что она сейчас скрыла за своими словами было слишком весомо, чтобы быть озвучено прямо. Ягура, как человек умный и гордый, предпочел бы сам понять, а не услышать.

Молчаливая пауза длилась не долго.

- Стой... - вдруг напрягся Мизукаге, мигом все осознав. - Не хочешь же ты сказать, что он сейчас может за нами наблюдать?

- Вполне... - кивнула девушка, не сводя глаз с напрягшегося Мизукаге. - По моим расчетам мы все еще находимся в области его зрения.

- По твоим расчетам? Откуда ты их взяла? Уверена в их правильности? - безостановочно спрашивал Ягура, вновь принявшись взволнованно мерить кабинет шагами. - Насколько ты...

- Ягура-сама, - поспешила вмешаться в происходящее Кохару, прервав поток вопросов, посыпавшийся из молодого Мизукаге. - Вам не стоит об этом волноваться, пока что это лишь моя проблема. Вряд ли у нас в деревне найдется человек, за которым Акио захочет следить больше, чем за мной...

Ягура остановился и перевел тяжелый взгляд на так и не проявившую ни единой эмоции девушку. Кохару, в свою очередь лишь посмотрела ему в ответ, тщетно пытаясь предсказать его следующую реакцию.

- Не вижу причин для подобного интереса, - глубоко вздохнул Ягура, приводя мысли и нервы в порядок.

- А я вижу, - совершенно искренне, лукаво улыбнулась Кохару уже успев подвести итоги и сделать выводы из недавнего краткого, но богатого на открытия, разговора с мальчиком. - Любопытство. Влечение, в том числе и сексуальное. Ревность. Собственничество. И вызванное всем этим желание точно знать...

- Бред, - отмахнулся Мизукаге. - Он еще слишком мал для подобных...

- Не мал, Ягура-доно. Наш мальчик очень быстро растёт. Куда быстрее, чем мы могли рассчитывать.

Под пристальным взором Кохару, Ягура, задумчиво почесывая подбородок, вновь прошелся от стены до стены и, будто одернув себя, сел за свой рабочий стол.

- Это проблема?

- Нисколько, - вновь улыбнулась девушка. - Я бы даже сказала, что так даже лучше, проще.

- Еще один рычаг давления? - попытался догадаться Ягура, но Кохару резко мотнула головой.

- Нет, не рычаг. При правильной подаче это настоящий ошейник...

И тут произошло то, что даже столь близкая к Мизукаге Кохару еще не видела за все время ее работы на него - самый смурной на памяти девушки мужчина заливисто засмеялся. Засмеялся искренне, довольно, и оттого пугающе. Такой страх, который сейчас обуял девушку, наверное, испытывал каждый, кто хоть раз сталкивался с чем-то неизвестным, неизведанным, непредсказуемым. То, что пугало тебя не настоящим, а предстоящим совершенно непонятным будущим.

Но, как и любой искренний смех, этот закончился достаточно быстро.

- Браво, Кохару, браво! - похлопал в ладоши Ягура, улыбаясь словно мартовский кот. - Вот за подобное мышление я тебя и ценю. Может заодно поделишься тем, как именно ты все это узнала?

- А вот это уже девичий секрет, - чуть нагло ответила Кохару, уже сообразив, что ничего помимо заслуженной похвалы, ей не грозит. - Тем более нас, кажется, ждет несколько более срочное дело, чем разговор о женских тайнах. Или я ошибаюсь, Ягура-доно?

- Нет, - мигом вернув серьезно озабоченное лицо, ответил Мизукаге. - Ты права, мальчишка может и подождать.

Ягура ловко подцепил свернутый в трубу листок бумаги и тотчас перекинул его девушке.

- Погляди.

Так же ловко поймав брошенный документ, Кохару быстро развернула его и пробежала глазами по криво выведенным иероглифам. Содержание и общий смысл письма был понятен уже после первых прочтенных строк.

- Обычный отчет разведотряда, - резюмировала девушка, просмотрев бумагу до конца. - С ним что-то не так?

- Нет, - покачал головой Ягура, развернувшись в кресле к окну лицом. - С докладом все нормально, но вот время... Этому докладу три дня и это при условии ежедневной отчетности.

Уже догадываясь о том, о ком они сейчас вели речь, Кохару напряглась. Не слишком много было в Киригакуре отрядов, за которыми Мизукаге следил лично.

- Отряд семи мечников? - спросила Кохару и, получив еле заметный со спины кивок, подтверждающий ее догадки, устало вздохнула. - С кем из них держали связь?

- С тремя, - донеслось из-за кресла. - Акебино, Суйказан, Мунаши. У остальных возможности для быстрой связи на таких расстояниях попросту нет.

Услышав подобные новости, Кохару заволновалась пуще прежнего. Уж кто-то, а она прекрасно представляла какую именно ценность несла в себе эта семерка. Они были буквально воплощением репутации деревни, наглядным ее примером. Их любили, на них равнялись, у них учились... Пускай они были не сильнейшей боевой единицей Киригакуре, но по известности и количеству иногда абсурдных, а иногда пугающих до дрожи слухов Семь мечников не уступали никому. А если вспомнить про недавно полученное ими задание...

- Собери команду, Кохару, - раздался отраженный от стены голос Ягуры. - Два человека. Цель - разведка, устранение возможных улик и в крайнем случае ликвидация свидетелей. Все иные приказы только по согласованию.

- Необходимые личные качества? - уточнила Кохару, в мыслях уже составляя список всех возможных кандидатов.

- Хм... - задумался Мизукаге на секунду. - Ранг не ниже джонина и опыт проведения тайных операций. Это из специфичных - все остальное само собой разумеющееся.

- Инструктаж... - заикнулась было Кохару, как тут же была прервана.

- Проведу сам. Действуй. У тебя три часа...

- Есть, Мизукаге-сама, - быстро склонилась девушка и, выпрямившись, направилась к двери. Кохару шла, даже не пытаясь скрыть злую ухмылку на лице, появившуюся в тот момент, когда у неё в голове из известного ей списка свободных шиноби выпало то самое имя. Шла, радуясь столь удачно подвернувшейся возможности избавиться от одного возможного препятствия на пути становления необходимого отношения к ней со стороны Акио.

- Кохару, - тихий, но легко различимый голос Ягуры задержал её практически в дверях. - Недавно ты сказала, что считаешь, будто являешься наиболее приоритетной для Акио целью наблюдения, так?

- Так, Ягура-доно, - ответила Кохару, упершись взглядом в деревянную дверь.

- Значит ли это, что ты практически всюду ведешь себя исходя из этого предположения?

- Да, это так.

- И тебя это нисколько не напрягает?

Кохару, тщательно отслеживающая тон голоса своего прямого начальника, расслабилась - ничего кроме обыкновенного любопытства в нем не было.

- Нисколько, - ответила девушка и, в мгновение ока вернув лицу беспристрастное выражение, повернулась навстречу спинке от кресла Мизукаге. - Я уже привыкла...

- Ясно, - резко ответил Ягура и взмахнул рукой, дав понять, что разговор окончен.

***

Длинное двухэтажное здание, обложенное тренировочными полями со всех сторон кроме фасада, обшарпанный порог и толпы, стекающихся к нему детей. Знаменательное место. Знаменательный день. Именно здесь, именно сейчас, именно отсюда начинается "мой путь ниндзя".

- Акио, не отвлекайся! - к моей щеке, большей частью закрытой маской, прижалась прохладная ладошка Кохару. - Я между прочем не просто так все это говорю...

Я измученно выдохнул. С самого утра, с того самого момента как в Кохару будто вселился демон болтливости, мои уши не знали отдыха. Девушка, будто вновь впала в детство, ностальгировала по поводу и без, не забывая при этом в красках мне все расписывать. Первые минут пятнадцать её было даже интересно слушать, но однообразные истории с неизвестными мне действующими лицами надоели неожиданно быстро. Слушая её сначала в пол-уха, а затем и вовсе практически перестав, я все больше и больше следил за куда более интересным окружением.

Правда бывало, хочешь не хочешь, но приходилось переключать свое внимание на девушку. Так, например, было, когда Кохару, практически без предупреждения начала учить меня моей легенде, который я должен был придерживаться в дальнейшем. Выслушал ее один раз, выслушал второй и вот...

- Я уже запомнил, - совсем по-детски насупился я, чем вызвал у Кохару легкую усмешку.

- Тогда повтори, - не хотела уступать девушка, но видимо увидев что-то в моем начавшемся движении, резко пошла на попятную. - Ладно-ладно, ты уже дважды повторял.

- И не ошибся ни разу, - добавил я, просто чтобы обозначить.

Кохару уже привычным движением взлохматила мне на макушке и так беспорядочно торчащие волосы и, незаметно для всех кроме меня оглянувшись по сторонам, припала на одно колено.

- Тогда тебе, малыш, надо знать еще кое-что, - до полушепота понизив голос, проговорила девушка. - Так сказать, продолжая вчерашний разговор...

Та-а-ак... Она имела ввиду тот самый диалог, благодаря которому я сейчас стоял именно в этом месте? У меня если честно были надежды, что Кохару про него и думать забыла.

- Мы вчера решили, что ты, во-первых, пойдешь в Академию Шиноби, на равных с другими детьми...

- И все, - быстро вставил я, чтобы уберечь себя от случайно придуманных девушкой домыслов.

- Да, - кивнула Кохару, подтверждая мои слова. - К сожалению, нас прервали и потому я не успела просветить тебя еще в несколько моментов...

Я, все еще находившийся в центре людского потока, удивленно развернулся в сторону девушки. Она что действительно собиралась рассказать мне все это сейчас, посреди толпы?

- Эм... - протянул я, нисколько не играя. - А может надо было говорить об этом раньше?

"Например, вместо унылых ностальгических историй по пути сюда," - добавил я уже про себя.

Вопрос, пускай, возможно и немного резкий, себя оправдал - впервые я увидел смущение на лице Кохару.

- Можно было и раньше... но я... кхм... немного увлеклась, - ответила она, буквально на мгновение отведя глаза в сторону. - Но не суть. Так вот. О чем же я не успела тебе сказать?

Замерев, позволяя Кохару стряхивать с моей футболки несуществующие пылинки, я только и мог что молчать в ожидании заданного не мне вопроса.

- Во-первых?, Академия. Это мы уже выяснили. Во-вторых, ходить в нее ты должен будешь сам, без моей помощи. Сможешь ведь?

Услышав столь удобную для меня новость, я едва удержался от того, чтобы подпрыгнуть от радости. Это, наверное, было лучшим, что я только слышал за последние дни. Это был тот самый звоночек, что предвещал начало моей свободы не пределах поместья или дома, а уже в пределах всей деревни.

- Да! - бодро ответил я, уже предвкушая расширение моего ореола обитания.

- Ну, разумеется, сможешь, - улыбнулась Кохару, вновь потрепав меня по голове. - А, чтобы быть в этом уверенной, сегодня я заберу тебя после занятий и покажу все окрестности.

Я, довольный как объевшийся сметаной кот, кивнул, благодаря небеса за столь приятный подарок в этот не самый приятный день. Даже пробежавший мимо меня мелкий пацан, с силой толкнувший меня в плечо, не смог подпортить мне прекрасное настроение. Тем более, что я его прекрасно запомнил...

- И, наконец, последнее... нет, скорее это просто моя личная просьба, - уже на пороге вновь остановилась Кохару, подняв взгляд на невысокое здание. - Думаю, ты уже наверняка давно заметил ту парочку, что преследует нас от самого дома, так ведь?

Нисколько не таясь, Кохару ткнула пальцем в направлении не густого леса, у самой окраины одного из тренировочных полигонов, в сторону двух затаившихся там шиноби.

Я медленно, будто раздумывая, кивнул. Эта тема мне уже не нравилась.

Увидеть эту парочку, которая то ныкалась по подворотням, то сверлила меня взглядом стоя на крышах четырехэтажных домов, было легче, чем игнорировать их наличие. Они были столь неумелы, столь примитивны в выборе позиций для обзора, столь заметны и неуклюжи в своем деле, что я даже не знал, что мне о них думать. Соглядатаи Мизукаге?.. Нет, даже допустить подобную мысль было сложно, что уж говорить о том, чтобы всерьез ее рассматривать. Таких криворучек не допустили бы даже до итогового экзамена, куда там полевые работы. Да, даже если допустить, что они действительно действуют по приказу этого мелкого монстра, то почему именно они? Да и вообще кто они такие?

Зеленые генины? Нет. Старые, пропитанные цинизмом рожи, прекрасно видные мне сквозь тонкие маски, явно принадлежали не четырнадцатилетним выпускникам из Академии.

Непризнанные актеры? Возможно, но какой толк? Зачем было делать слежку за мной максимально заметной, показательной? Какой в этом смысл?

Мой взгляд снова сфокусировался на девушке рядом со мной. Возможно именно она сейчас даст мне ответы на все эти вопросы.

- Ничего удивительного, - хмыкнула Кохару, неопределенно пожав плечами. - Они совершенно не подготовлены для подобных заданий: ни опыта, ни чутья, ни интуиции.

- А вообще, они что делают? - задал я ровно тот вопрос, который должен был. Вопрос, который требовала выбранная мною роль восьмилетнего ребенка.

- Следят за тобой, - к моему удивлению просто так ответила Кохару, подняв меня на руки и усадив на высокий бордюр школьного порога. Теперь наши лица были друг напротив друга. - Это их тренировка, их тест. Этим двоим приказано круглосуточно наблюдать за тобой, фиксировать передвижения, действия, контакты, при всем при этом оставаясь незамеченными.

- Но я же их заметил, - ответил я, совершенно не представляя куда Кохару ведет этот разговор и зачем он вообще нужен. Смысл действий и слов девушки не прекращал от меня ускользать.

- Именно! Вот это и нужно, - назидательно подняв указательный палец к небу, сказала девушка. - Им нужен тот, кто не даст им расслабиться, тот, за кем следить практически невозможно.

- Я не понимаю... - совершенно искренне произнес я, помотав головой. - Зачем все это?

- С твоей помощью, - отгородив меня от других прохожих своим телом и закрыв им обзор, Кохару подняла немного мне маску и посмотрела прямо в глаза, - эта парочка получит тот самый необходимый им опыт, которого так не хватает. Ты ведь поможешь им?

"Помочь им как?" - все еще недоумевал я, но спросить так и не решился. Кохару что, собралась сделать из меня тренировочный манекен для всех не умеющих скрываться шиноби? Нет, это бредово... Ежу понятно, что эта парочка был лишь предлог. Предлог глупый, наивный и такой... детский? И его я должен был проглотить. Вот только не это представлялось самым страшным...

- Но как я могу помочь? - все же не пасовал я перед лицом неотвратимого. - Бегать к ним и говорить, где и когда я их заметил?

- Нет-нет, - улыбаясь, покачала головой довольная моим ответом Кохару, - Этого как раз делать не надо. Я попрошу тебя стараться делать вид, будто ты их не видишь.

Осознание её бредового, но в тоже время столь гениального замысла настигло меня в тот же миг, как и последние слова девушки достигли моего слуха. Это... это была настоящая засада. Засада, из которой я пока что не видел выхода.

- Зачем? - уже пребывая в легкой панике, бросался я словами, практически над ними не думая. - Разве это им поможет? Не лучше ли им указывать на ошибки, разбирать их, учить избегать их? Зачем молчать? Может...

Приложив к моим губам свой палец и тем самым прервав на полуслове, Кохару слегка покачала головой.

- Нет, малыш. Знать, когда тебя заметили - это один из главных навыков любого шпиона. Потому... пусть учатся.

Я понуро склонил голову. Видя с каким упорством Кохару крушила мои аргументы и понимая, что моего согласия добьются в любом случае, мне не оставалось ничего другого, кроме как смириться. Смириться с этим произволом, с этим знанием того, что за моей спиной всегда будут две пары глаз, неотрывно следящих за каждым неосторожным шагом. Вожделенная мною свобода, так и оставалась лишь иллюзорной.

- Хорошо, - вернув на глаза маску, я постарался выдавить правдивую улыбку. Получилось не очень. - Я помогу. А как долго?..

- До тех пор, пока ты уже не сможешь их заметить... - погладила меня по щеке Кохару, доброжелательно улыбаясь.

Понять, что именно Кохару имела ввиду, труда не составляло. Есть держать в голове, что эти два шиноби лишь актеры, то освободиться от их опеки я мог лишь в двух случаях - либо после собственной смерти, либо при полном доверии верхов Киригакуре. Легко понять, что устраивал меня лишь второй вариант.

- ...а, теперь, когда мы наконец все решили, думаю тебе пора на занятия, малыш - продолжила девушка, легким толчком в спину, ставя меня с парапета на ноги. - Беги и помни, что я тебя жду после занятий. Твоя аудитория под седьмым номером...

... я медленно ступал по деревянному полу, ловко избегая пробегающих мимо детей, и пытался подавить растущее во мне раздражение. Хорошие новости, которые всего лишь через минуту перестали быть таковыми, упорно держались у меня в голове, возбуждая мыслительную деятельность, заставляя искать выход из такой непростой ситуации. Выход, который я найти не мог. Выход, которого, казалось бы, не было.

Все что я мог, это мысленно аплодировать той девушке, которую совсем недавно обнимал на прощание - Кохару. Была ли эта задумка ее собственной или нет, но разыграла партию она просто превосходно. Кохару смогла найти ответ на вопрос без правильного ответа.

Как следить за тем, за кем следить невозможно? Все просто: раздобудьте его же согласие. И я, как дурак, его дал...

Впрочем, не факт, что у меня был выбор.

***

Это... это было неуютно...

Давно так себя не чувствовал... Давно не чувствовал столько разом направленных взглядов. Наверное, именно так ощущают себя особо интересные звери в бесплатных зоопарках. Десятки глаз, следящих за каждым твоим движением, легкие перешептывания при виде кожаной маски на лице, невежливые тычки пальцем в сторону красной шевелюры - все это раздражало.

Чертовка Кохару! И дернул меня черт согласиться на все это!..

- Акио Узумаки, - склонился я в глубоком поклоне, фиксируя активность каждого ученика из всех здесь собравшихся. - Ослеп в результате несчастного случая, но благодаря сильной сенсорике, потерял совсем немного. Постараюсь не доставить всем вам проблем. Прошу, позаботьтесь обо мне.

По классу вмиг расползся легкий гомон - еще бы, далеко не каждый день посреди учебного года к вам приводят нового, столь выделяющегося товарища. Но я уже знал на что шел и потому...

Давайте, мелочь, встречайте нового ученика, обсуждайте его и... присматривайтесь к нему. Ведь он уже присматривается к вам.

***

Точные, длинные, вбитые на уровне рефлексов, благодаря постоянным занятиям в академии, прыжки, пролетающие под ногами толстые ветки высоких размашистых деревьев, еле слышное дыхание напарника позади - за двадцать часов непрерывного хода все это уже успело в край осточертеть. Слишком долго, слишком скучно.

Мей в очередной раз бросила взгляд на бегущего позади неё парня, с назначением которого у девушки возникло столько вопросов. Почему именно его, совершенно незнакомого человека, назначили ей в пару на это достаточно ответственное, а Мизукаге, лично проведших краткий брифинг, не раз делал на этом акцент, задание? Что за глупая задумка? Разве для большей продуктивности не правильней было бы послать сработанную, давно знакомую друг с другом двойку? Было же как минимум несколько шиноби с которыми Мей худо-бедно, но могла работать, а тут... а тут он.

Что она вообще могла сказать о навязанном ей напарнике? Только то, что увидела и успела узнать из кратких и редких разговоров в пути. Просил звать себя Ао. На вид был худощав, но неплохо сложен. Спокоен, хладнокровен и немногословен... по крайней мере внешне. Две странные, незнакомые печати в ушах, выполненных в виде подобия серьг. По словам самого парня, на несколько лет старше ее самой. Вот, наверное, и все, что Мей могла о нём сказать. Но этого было мало!

Собираясь на любое мало-мальски ответственное задание Мей, будучи одной из немногих в деревне, не имеющей постоянной, сработанной команды, привыкла обзаводиться хотя бы примерной информацией о способностях своих напарников, чтобы знать, чего можно было от них ожидать. А этот же... этот же Ао, будто бы специально затыкался, стоило только ей коснуться этой темы. Какие у него сильные стороны, какой приблизительный рисунок боя, какая синергия могла быть им доступна? Ничего этого Мей не знала... и ей это не нравилось.

- И почему мне дали именно его... - удрученно вздохнула она, поздно осознав, что сказала это вслух. Сказала и резко обернулась, надеясь, что ее слова так и не достигли ушей самого Ао.

Надежды себя не оправдали.

- Ты что-то имеешь против моей компании? - сухо бросил ей в ответ парень, уставившись на неё с легко читаемым вызовом в глазах.

- Нет, - тут же качнула головой Мей, отворачиваясь от хмурого Ао. Отвернулась не от страха перед ним, а стыдясь собственной несдержанности. Как бы неприятен был ей выбор Мизукаге, она должна уметь работать со всем. Чем же являются трудности в жизни, если предлогами для того, чтобы стать сильнее? - Просто ты не шибко разговорчивый...

- Мы на задании, а не в кабаке, - так же сухо ответил парень, явно демонстрируя нежелание продолжать этот разговор. Мей решила не настаивать. Им предстояло еще два часа тихой и однообразной дороги...

... Найти, используя раскиданные по всему лесу тайные, известные лишь джоунинам Киригакуре знаки, последнее известное место дислокации Семи мечников оказалось куда проще, чем то казалось первоначально. Секрет был прост - нужно было лишь знать куда смотреть. Мей знала - в свое время, во время ее непродолжительного ученичества, Ринго сделала на этом аспекте очень заметный акцент. Именно эта система расстановки ориентиров на местности, чуть позже перенятой у неё другими элитными отрядами Киригакуре, была настоящей гордостью единственной девушки мечницы в их чисто мужской компании. И сейчас эти метки привели их сюда...

Поляна или скорее небольшая проплешина в центре леса, раскинувшаяся сейчас перед ними, была абсолютно не тронута человеком. Ни костровища, ни легкого запаха дыма, ни примятой травы, так или иначе оставшейся бы после пусть даже и краткой стоянки семи взрослых человек. Ни следа присутствия даже одного человека, что уж говорить об целом отряде.

- Ты ничего не напутала? - тихий, на самой грани слышимости, шепот Ао донесся до уха сосредоточенной девушки. Мей скупо покачала головой - в чем она и была уверена полностью, так это в верном чтении оставленных явно рукой Ринго меток. Ошибиться она попросту не могла - слишком уж глубоко в голову ей въелись уроки, в которых единственным способом не сдохнуть от раскинувшихся на километры во все стороны болотных топей было точное знание верного маршрута, писанного прямо там...

- Подождем, - столь же тихо ответила Ринго парню. - Тут должно быть что-то...

Просто обязано должно быть. Ринго, хоть и являлась довольно язвительной и подлой особой, но она никогда ничего не делала просто так. За каждым действием этой мечницы - будь то убийство или злая шутка - всегда стоял какой-либо мотив. Пускай зачастую он не был виден вот так вот сразу, но в том, что он все же был, Мей ни капли не сомневалась...

Ожидание, пускай и сильно не затянувшееся, тем не менее дало о себе знать. Несколько жалких минут, проведенных в одной позе, несколько минут практически без движения, несколько минут поддержания постоянной концентрации и безостановочных размышлений мигом заставили обоих шиноби пожалеть о сделанном, вынужденном привале. Мышцы, измотанные беспрерывным двадцатичасовым марафоном, налились тяжестью и заныли, заставив девушку прочно сжать челюсти, терпя столь неприятные ощущения по всему телу. Дыхание, пусть и не сбившееся, но все же довольно тяжелое, не поддавалось контролю и грозило в любой момент выдать их более-менее наблюдательному, пускай пока и чисто гипотетическому врагу. Ее и Ао организмы, потратившие прорву энергии на этот дальний переход, никак не желали приходить в норму. Они требовали действий, активности, приключений на мягкие места и прочие вольности. Что угодно, лишь бы не продолжать так мучительно стоять на месте.

- Нам надо все проверить, - тихий шепот Ао донесся до её уха. - Если ты так в себе уверена, то где-то здесь должен быть их лагерь...

- Я уверена! - на полтона повысив голос, прошептала в ответ Теруми. - И тут должно быть что-то...

Просто должно быть... Лишись они сейчас этого единственного доступного им способа узнать местоположение потерявшего связь отряда, и операцию уже можно было считать проваленной. Другие способы разыскать потерянных в лесу людей либо требовали слишком много ресурсов, либо были чрезвычайно затратными по времени. И даже так, никакого гарантированного шанса на успех они дать не могли...

- Ты права, тут есть кое-что... - неожиданно раздался у них над головами столь знакомый глумливый голос. Рефлексы сработали быстрее мыслей. Чисто инстинктивно спасаясь от возможного нападения, Мей, а следом за ней и Ао, резко отпрыгнули назад, готовясь встречать неожиданно возникшего врага. И лишь тогда, когда руки уже почти закончили складывать последнюю печать Лавового барьера, взгляд девушки наконец встретился с ранее незамеченным противником. - Тут есть два беспросветно тупых джоунина.

Под пристальный, удивленный взгляд Ао Мей медленно опустила руки и расслабленно облокотилась на ствол рядом стоявшего дерева. Враг, столь внезапно возникший перед, а точнее над ними, не представлял ровно никакой опасности.

- А мы вас ищем, Ринго.

Амеюри, с удобством расположившаяся практически на самой вершине того дерева, под которым Мей и Ао всего минуту назад решали, что нужно делать, показательно ловко спрыгнула с ветки и с грацией семейства кошачьих приземлилась в двух шагах от них. Приземлилась и выпрямилась, явив себя во всей красе.

А посмотреть было на что - примечательная форма девушки, ранее всегда идеально на ней сидевшая, теперь сложно было даже назвать одеждой, настолько плохо она выглядела. Грязные, порванные во всех доступных глазу местах, скрепленные между собой такими же лоскутами ткани лохмотья висели на девушке с трудом прикрывая интимные места и выставляя на всеобщее обозрение новые, явно совсем недавно полученные рваные раны по всему телу.

- Видела я как вы нас искали, - ухмыльнулась Ринго, показательно игнорируя удивленно вопрошающий взгляд Мей. - Прямо с ног все сбились.

- Ринго-доно, мы... - хотел только Ао вставить свое слово, как гневный взгляд, казалось бы, невысокой Ринго, заткнул его быстрее пущенного в горло куная. Проглотив всю оставшуюся фразу, он невольно, на шаг, отступил и замер, продолжая молча наблюдать за разговором двух девушек.

- Не поверишь, но сейчас я даже рада, что отозвала свое наставничество, - посмурневшая Амеюри вновь перевела свой тяжелый взгляд на вальяжно стоявшую Мей. К выкрутасам этой девушки, Теруми уже давно успела привыкнуть. - Так бездарно пользоваться данными мною же знаниями...

- Мы легко нашли тебя! - все же огрызнулась, доколе спокойно стоящая девушка.

- Нашли, - легко пожав плечами, не стала спорить Ринго. - Нашла, абсолютно забыв, что конец следов означает "место встречи", а не сам "лагерь". Какой идиот вообще додумается прокладывать пускай и секретный, но все же путь к своему, я подчеркиваю, тайному убежищу?

Мей тут же стушевалась. Она облажалась... дважды. Действительно, как она могла забыть столь важную деталь и не обратить внимание на подобную глупость? Как она могла упустить из вида такую немаловажную мелочь? Почему в такой важный, во многом показательный момент она не смогла достать из глубин своей памяти столь необходимое знание? Неужели... неужели она по-прежнему недостаточно внимательна?

"Нет!" - уверенно вскричал твердый, уверенный внутренний голос. - "Я все делала правильно! Мне просто не давали сосредоточиться... меня просто отвлекли..."

Да... Все верно... Ее отвлекали!

Мей резко повернулась, ища глазами того чье поведение мешало ей всю дорогу, чье присутствие раздражало и вызывало исключительно недовольство...

- Не ищи виноватого, Мей, - суровый голос молодо выглядящей девушки, будто знающей, о чем Теруми думает, вмешался в ход её мыслей. - Это твоя и только твоя ошибка. Сколько тебя еще учить то?

Мей вспыхнула. Эта порядком бесившая фраза уже давно стала для нее едва ли не синонимом несправедливости и безразличия. Сколько раз именно эти слова, произнесенные то старым, но бодрым голосом одного наставника, то язвительным другого, пресекали попытки Мей оправдаться, сколько раз они мешали дать ей толком объясниться, сколько раз не оставляли и шанса озвучить истинные причины многочисленных неудач... Слишком много. И почему? Неужели так сложно сначала выслушать человека, а уж потом бросаться пустыми и зачастую необоснованными обвинениями? Что за гнусная манера обучения?

- Лучше скажи мне, почему к нам направили именно тебя? - не обращая внимания не вспышку гнева своей ученицы, продолжала говорить Ринго. - О чем вообще думал Мизукаге, посылая на такое задание не готовых к нему шиноби?

- Я более чем готова, - прошипела рассерженная Мей, таки дав волю гневу и справедливо принимая слова мечницы на свой счет. - Я...

- Ты... Ты будешь рассказывать эти сказки кому-нибудь другому, - с непроницаемо серьезным лицом, перебила ее Ринго. - Уж я-то прекрасно в курсе твоего уровня... даже принимая во внимание прошедшие полгода.

Только Мей порвалась вновь огрызнуться, как ей внезапно стало решительно все равно на мнение уже бывшей наставницы. Какое ей собственно до него было дело? Что поменяется, заведи она здесь и сейчас столь не нужный ни ей, ни самой Ринго спор? Локальной, совершенно ничего не значащей победы? Нет, это не стоило ее усилий. Награда была несоизмерима с затраченными в перспективе усилиями. Был вариант куда лучше...Она знала, что достаточно лишь немного перетерпеть и тогда действительно заслуженное вознаграждение не заставит себя ждать. Да, никому не понравится, когда о нем будут отзываются столь пренебрежительно, но стоило ли это того, чтобы рвать глотку, в попытках доказать свою правоту? Нет. Мей, что предпочитала доказывать свои слова исключительно делами, а уже только потом позволяя себе повернуться в сторону осознавшего свою неправоту недруга и искривить рот в презрительной ухмылке, могла перетерпеть столь явное непризнание и неуважение. Перетерпеть, чтобы потом сполна отыграться. Перетерпеть? ради одного единственного, но столь блаженного момента - момента осознания всей глубины своей недооценки, отпечатывающийся на лицах ее недругов. Момента, который был для Мей дороже любого другого. Именно он ясно давал ей понять, что она развивается куда быстрее?, чем на то рассчитывали.

- Отряд сформировал не Мизукаге-сама, - Ао, пользуясь затянувшейся паузой, вновь подал голос, - а Ито-доно.

- Хм-м, - повернувшись к парню, протянула Ринго, вновь, будто впервые, его осматривая. - И чем же ты, милаш, так не угодил нашей Тихоне, что она послала тебя на одно задание вместе с этим юным дарованием? Не дал ей, фригидной, когда она наконец того захотела?

И не дав парню ответить, довольная своей шуткой девушка громко рассмеялась, совершенно не боясь быть услышанной.

- Или... - вдруг резко оборвав свой смех, Ринго максимально серьезно посмотрела на вмиг замершую Мей. - Что ты натворила, глупая девчонка?

Мигом поняв, на что именно столь непрозрачно намекает ее бывшая наставница, Мей, тем не менее, даже не изменилась в лице. Пока что за ней не числилось ничего, что могло привлечь внимание высшее руководство деревни. Пока что ей нечего было бояться...

- Ничего... - только было ответила Мей, как ее память неожиданно подкинула яркий, но казалось уже позабытый образ - красноволосый мальчик со столь прекрасными, но столь опасными серебряными глазами. Мей замолчала - теперь и у нее зародились сомнения.

Еще тогда, впервые взглянув на того мальчугана, она поняла насколько опасной была эта встреча. Этот красноволосый малыш был явно непростым воспитанником Второго лица их деревни - он был тайной, секретом. Секретом, в который Мей оказалась так неудачно вовлеченной.

Настоящий ребенок двух так или иначе принадлежащих Конохе кланов на поруках у заместителя главного лица в Кири и это в период мировой войны шиноби в которой их деревня формально придерживается желанного многими нейтралитета. Страшная комбинация, способная в один миг подбросить хвороста в итак неплохо горящий костер противостояния скрытых деревень. Могли ли ее постараться устранить, как носителя столь важной информации? Легко, но в таком случае действовали куда более уверенно. Не было ровно никакого смысла в организации опасной миссии с расчетом на случайную смерть в попытках эту миссию выполнить. Куда вернее было бы просто налететь на девушку в темное время суток, в темной подворотне и, нисколько не беспокоясь ни о возможных свидетелях, ни об организации опасной для жизни миссии с надеждой на ее совсем не гарантированную смерть, и просто зарезать ее как вшивую собаку. Ягура не мог не иметь людей способных на такое, а значит... значит тут либо было что-то еще, либо не было ничего.

- У тебя паранойя, Ринго, - покачала головой Мей, всё-таки? придя к выводу, что хотели бы убить, убили бы уже давно.

- А у тебя проблема с головой, раз ты не видишь... - оскалилась было Ринго, но была в тот же миг вновь прервана

- Я вижу только одно - такими темпами скоро ты будешь искать заговоры даже в тарелке из-под мисо супа. Успокойся.

Подобное неуважение Амеюри стерпеть уже не смогла. Резкий, но тем не менее уже заметный глазу Мей рывок, и вот Амеюри с потрескивающим от напряжения Киба уже стояла рядом с девушкой, прижимая к ее горлу убийственное лезвие.

- Следи за словами глупая девчонка, - прошипела ей в лицо Ринго, - а то в следующий раз умрешь раньше, чем они вылетят из твоей глотки.

Мей сглотнула мигом образовавшийся в горле комок - даже израненная, находящаяся явно не на пике своих возможностей Ринго по-прежнему была слишком сильна для нее. Да, пускай на этот раз Теруми наконец-то смогла уследить за ее нечеловеческой скоростью, но вот только это не имело ровным счетом никакого значения, пока она не имела достойного, действенного и, что более важно, быстрого ответа. Бой на ближней дистанции неизменно оставался ее главной слабостью, даже несмотря на продолжительное обучение у мастера контактника. Этим следовало вплотную заняться, а пока... а пока Мей просто подняла вверх руки.

- Так-то лучше, - все так же скалилась Ринго, убирая мечи от ее шеи. - Рада, что ты хоть бы с клинком у горла знаешь свое место.

- Что поделать? Я больше предпочитаю носить свою голову, а не сносить чужие, - натянуто улыбнулась Теруми, не спуская глаз со своей наставницы. Та, в свою очередь, лишь глубоко вздохнула и привычным движением вернула клинок на положенное ему место.

- В любом случае, придется работать с тем, что имеется, - разочарованно вздохнула Ринго и, махнув им рукой, призывая следовать за собой, направилась в глубь леса. - Два олуха и один возможно полезный кадр.

- "Возможно полезный"? - Мей не преминула тут же подколоть наставницу. - Низкого же ты о себе мнен...

- И именно поэтому, вы оба олухи, - не оборачиваясь и не останавливаясь, произнесла Ринго. - Не смогли заметить человека, почти двадцать часов вас преследующего.

***

- Бред! - горячо воскликнул Ао, внимательно выслушав рассказ израненной куноичи. - Что за глупые выдумки перепуганного ребенка? Ты серьезно предлагаешь мне поверить в то, что один единственный генин раскидал целый отряд высококлассных шиноби?

Ао можно было понять - кто угодно на его месте сейчас бы не верил в рассказанное. Чтобы отряд Семи мечников Кровавого тумана, что не напрягаясь вырезал целые лагеря забитые вражескими шиноби, внезапно пал от рук одного единственного старика. Бред! Не тот уровень, не те возможности! Даже для непросвещенного в военных делах человека это звучало почти фантастически, а что уж говорить про бывалых шиноби.

Так-то это так, но вот только усевшаяся около единственной в лагере палатки Ринго приняла слова джоунина слишком близко к сердцу. Нервы, подорванные несколькими последними днями, уже не выдерживали.

- Ты хоть осознаешь, что именно сейчас сказал? - опустив голос до зловещего полушепота, Ринго медленно перевела холодный взгляд на так и не дернувшегося Ао. - Обвиняешь меня во лжи? Или думаешь, что я ищу оправдания?

- При всем моем уважении, Ринго-доно, я всего лишь мыслю логически и следую фактам... - Ао продолжал держаться своего мнения.

- А мне плевать как на тебя, так и на твое мнение, - подталкиваемая уязвленной гордостью, которая вновь дала о себе знать после короткого пересказа минувших событий, Ринго распалялась после каждого нового слова. - Ни мыслить, ни делать выводы тебе сейчас не нужно. Действуем куда проще - я говорю, а ты слушаешь и внимаешь. Ничего более. Тебе ясно?

Ао замолк, не зная, как отреагировать на подобное заявление. Да, Ринго была старше, да она имела за плечами куда больше как боевого, так и жизненного опыта, но... но один генин против семерых далеко не последних по силе джоунинов? Что за чушь? Как в это вообще можно было поверить?

- Теруми-сан, - почти отчаявшись переубедить Ринго своими силами, Ао повернулся к напарнице, в надежде найти в ее лице союзника. - А ты что думаешь?

Вот только Мей в данный момент было не до этого. Она с самого прибытия в этот небольшой лагерь, хорошо укрытый в гуще лесной ваши, не сводила глаз с того человека, который умудрился унизить нее сильнее кого-либо другого.

Мей недовольно скривилась, вновь вспомнив, как этот позёр вылез позади них с Ао, стоило только Ринго завести о нем разговор. К его чести, появился он совершенно бесшумно и незаметно, и, если бы не последующие брошенные им фразы, Теруми ещё долго могла и не догадываться о его присутствии. "Возможно полезный Хошикаге Кисаме," - представился он тогда, нисколько не скрывая ехидную улыбку во все лицо, - "Секретная служба Киригакуре."

В тот момент, осознав, что именно умудрилась допустить, Мей едва не набросилась на столь внезапно возникшего парня. В этот краткий миг она была готова либо убить Кисаме, либо пасть от его руки, либо... либо сделать все ради того, чтобы не пришлось встречаться с последствиями такой вопиющей невнимательности. Двадцать часов незаметной слежки! Двадцать, если верить Ринго (а не верить ей Мей просто не могла), гребанных часов слежки! Это звучало столь же невероятно сколь и унизительно.

Факты подобного, почти невозможного попустительства с ее стороны никак не укладывались в голове.

И сейчас, этот подозрительный шиноби со скучающим видом сидел рядом со смурной Амеюри, совершенно не обращая внимание на сверлящую его взглядом Мей. Сидел, строя из себя святую невинность, хотя за прошедшее время так и не заикнулся о причинах, сподвигших его на столь экстравагантный поступок.

- Я не собираюсь обсуждать секретную информацию в присутствии лиц, не заслуживающих доверия, - сухо произнесла Мей, не сводя глаз с с так и не проявившего внимания парня.

- Чт... Что? - Ао запнулся на полуслове. - Ты о ком?

- Разумеется о Кисаме, - пожала плечами Ринго. - Наша маленькая принцесса обиделась за его небольшой щелчок по длинному носу ее самомнения.

- Нет! - в тот же миг вспыхнула Мей. - И не называй меня так!

- Буду называть так, как ты того заслуживаешь, - отмахнулась от ее слов Ринго, будто от назойливого комариного писка. - И чтоб ты знала, с Кисаме я была знакома ещё тогда, когда ты академию кончала. Если и он доверия не заслуживает, то ты, в таком случае, и подавно.

Мей проглотила уже заготовленную фразу - сказанное Ринго было ей неизвестно. И все равно, даже так, отступать она не собиралась.

- Тогда объясни мне, что он здесь забыл? - скрестив на груди руки Мей впилась взглядом уже в свою бывшую наставницу. - Зачем он следил за нами, вместо того, чтобы просто не...

- А вот это уже не твоё дело, девочка, - впервые за разгоревшуюся дискуссию подал голос Хошикаге. - У вас своя миссия, у меня своя.

- Это ничего не объясняет!

- И не должно, - вновь ответила за него Ринго. - Он зря что ли сказал тебе название своей службы?

Мей вновь замолкла. Несмотря на все желание поквитаться с этим парнем, несмотря на все желание расплатиться за нанесенное оскорбление она уже начала понимать, что вины самого Кисаме во всем этом не было. Уязвленная гордость пасовала перед доводами разума. Это она была невнимательна, это она не подумала даже о возможности слежки, это она бездумно прыгала по веткам деревьев, отвлекаясь лишь на неприветливого напарника. Кисаме своими действиями лишь указал ей на все это.

- Как знаешь, Ринго, - сдалась-таки Мей, потеряв и причину и возможность продолжать конфликт. - Давайте тогда уж по делу.

Мей повернулась к стоявшему рядом Ао.

- Раз Ринго говорит, что так было, значит все так и было. Сам подумай, насколько позорной должна быть настоящая история, чтобы было не зазорно прикрывать ее проигрышем одному единственному генину!

- Это могло быть внутренним конфликтом! - дал уже явно заготовленный ответ Ао. - Перерезали друг дружку и сейчас пытаются спасти свои шку...

- Если ты сейчас не заткнешься, то внутренний конфликт начнется прямо здесь и сейчас! - гневно прорычала мигом вышедшая из себя мечница, вскочив на ноги и хватаясь за мечи. - Для того чтобы дать мне повод, ты сказал уже достаточно!

- А я бы на твоём месте её послушала, Ао, - добавила Мей буквально на мгновение опередив уже открывшего рот парня. - Ринго не привыкла бросать слова на ветер.

- Не могу, - упрямо покачал головой Ао, продолжая упрямо гнуть свою линию. - Нас послали разобраться в причинах отсутствия связи с отрядом, и я разбираюсь...

- Ты не разбираешься, а плодишь проблемы там, где их попросту нет. Прекращай заниматься херней и отправь уже этот чертов доклад! - вслед за наставницей вспылила девушка, которую уже в край достал этот совершенно бессмысленный спор, возникший буквально из ниоткуда. - Поверь, Ринго было бы куда проще прирезать нас всех к чертям собачьим, чем лишний раз ломать голову придумывая столь нелепую нелепицу!

Медленно переведя взгляд с трясущейся от злости Ринго на уже начавшую уставать от всего этого Мей, Ао смиренно и даже как-то обреченно выдохнул. Ему по-прежнему крайне не нравилась рассказанная история, но Мей в чем-то была права - придумывать такую отборную, почти невозможную муть в качестве оправдания, либо прикрытия было попросту глупо.

- Ладно, - сдался Ао, сам того не желая. - Отправим все как есть...

- Нет! - резко перебила его Ринго. - Без подробностей! Опиши только общую обстановку и запроси разрешения помочь мне с завершением поставленной задачи. Ничего более!

- А тебе нужна помощь? - Мей растянула свой рот в легкой ухмылке. - Мы же "почти бесполезные олухи" ...

- Это не значит, что от вас не будет толку, - в очередной раз отмахнулась от нее девушка. - Важно лишь то, насколько грамотно я смогу вами распорядиться.

***

Мальчик с маской, перекрывающей почти все лицо помимо одного единственного глаза неспешно сбавлял шаг пока, несколько метров спустя, совсем не остановился перед большой, но пологой палаткой. Как бы сильно он не хотел сюда возвращаться у судьбы всегда было свое мнение по желаниям и планам простых смертных. Сбежав отсюда от навязанных бредом воспоминаний, он снова вернулся сюда и снова не по своей воле. В прошлый раз его тело приволокла его боевая подруга, на сей же... на сей же раз он пришел к боевому товарищу.

- Как он? - рассеянно спросил он у стоявшего рядом медика, не сводя глаз с темного провала ведущего внутрь медпалатки.

Мужчина в отличительной форме ирьенина, до этого момента с наслаждением подтягивающий смольную сигарету, встрепенулся, оглянулся, выбросил мигом потушенный бычок и повернулся навстречу нарушителю его спокойствия.

- Простите, вы о ком? - спросил он с еле заметным недовольством в голосе. - У нас тут свыше двух десятков пострадавших.

- Ой, извините, - встряхнул головой парень, прогоняя прилипчивое наваждение. - Майто Гай. Как он себя чувствует?

Ирьенин почесал редкую бородку и, на секунду задумавшись, наконец вспомнил о ком шла речь.

- Мальчик с многочисленными рваными ранами и несколькими переломами, - сказал мужчина, подняв тонкий палец к небу. - Понял, понял... но к сожалению, не могу практически ничего тебе рассказать.

- Почему? - разочарованно воскликнул парень.

- Не я его латал, - непринужденно пожал плечами ирьенин и, чуть сгорбившись, протиснулся в узкий и невысокий вход ведущий внутрь медицинской палатки. - Твой друг в дальнем левом углу...

- Спасибо! - тут же крикнул шиноби и не секунды немедля последовал за парнем в лаз.

Ничего не изменилось... За все то время, что он избегал этого места, ничего так и не изменилось. Все те же низкие потолки, все тот же депрессивный полумрак, все тот же пропитанный болью и запахом медикаментов спертый воздух, все те же заглушенные подушками, повязками или прокусанными до крови губами стоны, все те же пустые глаза покалеченных ребят... Все они, все владельцы этих мертвых, рыбьих взоров... он понимал их всех. Он как никто другой знал, как никто другой прочувствовал каково это - потерять нечто дорогое, нечто невосполнимое, пытаться убежать от этого в прошлое, где несмотря на всю грязь и раздоры было все же лучше, представлять мрачное будущее, в котором придется существовать уже без существенной части своего существования. Без разницы что именно было твоей потерей - часть тела или часть семьи, - оставаться в настоящем, с трагедией один на один, не хотел никто.

А нет, он ошибся. Было в этом потухшем костровище ещё два алых уголька. Вспыхнувшие надеждой и ожиданием в тот миг, как он переступил отсутствовавший порог, они, не встретив желаемого, тотчас погасли и вновь затлели, но уже тускло и почти не заметно. Затлели в узнавании. Затлели пускай тускло, но зато живо...

- Какаши! - не то воскликнул, не то простонал обладатель единственных горящих жизнью глаз и, по привычке желая приподняться над койкой, оперся на обмотанные бинтами руки. - Агр-р-рх!

Какаши буквально почувствовал, как при виде этой картины счастливая улыбка наползает на его скрытое маской хмурое лицо - неподвластная как самому Майто Гаю, так и его учителям гиперактивность и не думала оставлять друга.

- Вот уж не думал, что ты узнаешь меня, Гай, - стараясь не пускать в голос беспокойство, весело ответил Хатаке, резво, но аккуратно пробираясь меж занятых шиноби коек.

- Плохой из меня будет друг если я не смогу узнать своего главного соперника! - горячо воскликнул Гай, наконец спокойно устроившись на койке. - Это всего лишь маска...

Пускай до конца и не поняв его, Какаши все же утвердительно кивнул - в некоторых фразах, словах и поступках этого генина иногда лучше было вообще не искать никакого смысла.

- Что-то ты не сильно сейчас тянешь на моего соперника, - наигранно задумчиво протянул Какаши и, пользуясь возможностью, пробежался глазами по ранам. Самые болезненные и сильные, а именно пробитые насквозь ладони и ступни, уже давно были прикрыты слоем гипса и бинтов, но вот мелкие, а зачастую и вполне крупные повреждения едва ли не выставлялись на всеобщее обозрение. - Это все глупые врачи! - возмутился Гай, всплеснув больными руками. - Я говорю, что в порядке, а они мне не верят!

- Я бы тоже не поверил, - усмехнулся Какаши, припоминая недавнюю попытку Гая подняться на койке. -У тебя же явно голова не в порядке!

- Р-р-р! - фальшиво зарычал парень, предприняв очередную попытку подняться. - Дай мне только встать и...

Гай вновь неосторожно оперся на пробитые ладони, и в тот же миг с глухим стоном повалился обратно на койку, кусая губы от пронизывающей боли. Именно тут Какаши понял, что его прошлая улыбка, вызванная таким же действием, была совсем лишней.

- Зачем тебе вообще эта маска? - глухим голосом, в котором так не хватало вроде бы только что имеющихся искры и задора, спросил Гай, откинувшись на подушку и слепо уставившись в потолок.

Какаши некоторое время молчал. Отвечать так же как всем тем другим, что задавали подобный этому вопрос, он не хотел... как, впрочем, не хотел говорить и правды. Раскрыть ее, поведать о ней кому-то казалось чем-то неправильным, обличающим...

Всю свою жизнь он стоил образ абсолютно уверенного в себе человека, что без сомнений и колебаний готов принять любое решение, каким бы тяжелым оно не было, образ сильного лидера, что без колебаний поведет за собой людей и возьмёт на себя ответственность за их жизни. Строил и, как мог, его держался. Его старания даром не прошли - в глазах окружающих он был ровно таким, каким и хотел быть... но за это пришлось платить.

- Использование Шарингана... очень утомляет, - все же переборов желание открыться другу, ответил Какаши, стараясь как можно непринужденнее пожать плечами. - К тому же смотри, какой я сразу стал таинственный!

Гай, продолжая сверлить глазами невысокий полог палатки, шутку не оценил. Какаши молча присел на рядом стоящий табурет.

Может все же стоило ему рассказать истинные причины, побудившие его на то, чтобы нацепить эту неудобную маску? Может стоило открыться? Поделиться слабостью и переживанием? Рассказать, как каждый случайно брошенный на зеркало взгляд наглядно демонстрирует ему последствия его собственной ошибки, напоминание о которой теперь всю жизнь будет находиться у него в глазнице? Рассказать насколько тяжело стало смотреть на мир в оба глаза... когда одним умудряешься посчитать взмахи крыльями пролетающей мимо мухи, а вторым, не замечая и ее самой; когда ты нещадно ломаешь себе голову, в попытке сложить две лишь немного схожие картинки?

Нет. Это только его проблемы, только его брем...

- Скажи, Какаши, - прервал его терзания тихий и неприветливый голос Гая. - Мой отец... его нашли?

Какаши замер - вот он тот вопрос, который с первой секунды их разговора незримым ужасом повис между ними, пугая как Гая, так и самого Хатаке. Один боялся услышать ответа, другой же не знал, как ответить правильно. Патовая ситуация, преодолеть которую смогла лишь решимость одного из них... решимость или отчаяние. Гай смог задать этот вопрос, а Какаши по-прежнему не мог найти слов ему в ответ.

- Мы... - протянул Хатаке, отчаянно ища выход из такого неприятного поворота разговора. - Мы...

- Нет, Майто-кун, - послышался позади Какаши чуть хрипловатый, но хорошо поставленный голос. - Пока нет. На расследование произошедшего, отряд выдвигается только сегодня вечером.

Какаши инстинктивно повернулся к новым действующим лицам и мигом успокоился - теперь было кому отвечать перед Гаем за столь большое промедление в достаточно важном деле.

- Но ведь прошло уже... - выдавил Гай, заметно напрягшись всем телом. Его взгляд?, пропитанный удивительным сочетанием ярости, гнева, недоумения и горя, встретился с бледно-серыми глазами одного из вошедших. - Почему... Почему так поздно?

- Обвинения в адрес Семи мечников, а, следовательно, и в адрес Киригакуре, слишком серьезны, чтобы действовать неосмотрительно, - статно замерев, вновь ответил мальчику, командующий этим лагерем Хироши Хьюга. - На войне нет места поспешным решениям.

- Но там мой отец... - глухо прошептал Гай, отведя глаза от пронизывающего взгляда Хьюги.

- И мы оба понимаем, что шансов выжить у него практически не было, - прерывая Гая, резанул Хьюга и в тот же миг ему на плечо упала крепкая мужская рука.

- Ками-сама, Хироши-сан, у вас уже внуки есть, а с детьми разговаривать так и не научились! - в шутливом укоре покачал головой, стоявший по правое плечо Намикадзе Минато, но безрезультатно - у Хироши Хьюга были свои критерии возрастов и положений.

- Не вижу тут детей, Минато, - ответил он и слегка дернув плечом, сбросил его руку. - Передо мной уже вполне взрослый парень, способный, как я надеюсь, думать головой.

Какаши прекрасно видел, что ответ Хироши-доно нисколько не устроил сильно пекущегося о своих воспитанниках сенсея, но так и не начавшуюся перепалку прервал в очередной раз зазвучавший голос лежащего на койке Гая. Голос, на этот раз намного более твердый, чем всего несколькими секундами ранее.

- Все в порядке, Намикадзе-сан, - сказал мальчик, твердо смотря в его сторону. - Спасибо за беспокойство, но я понимаю Хьюго-доно. Все в порядке.

Какаши не мог поверить своим глазам - Гай, казалось только-только сломленный такой пренеприятнейшей для него новостью, как уже всего пару мгновений спустя он вновь можно сказать вернулся в строй, преодолев гнев, заглушив явно терзающие его чувства и войдя в положение совершенно чужого ему человека. Гай продолжал поражать своей гибкостью и приспосабливаемостью.

- Молодец, парень, - буквально на долю мгновения улыбнулся Хироши-доно и продолжил как ни в чем не бывало. - В любом случае, приказом Хокаге-сама, это происшествие необходимо расследовать, подтвердив или опровергнув причастие Киригакуре...

- И разумеется выяснив судьбу твоего отца, Гай-кун, - дружелюбно улыбаясь добавил Минато. - Обещаю, что мы выясним это.

- Раз вы идете, значит я иду с вами, - твердо заявил Гай, приподнявшись на локтях. - Вы не знаете дороги и поэтому вам нужен проводник...

- Думаю твой друг Генма, прекрасно справится с этой ролью, - не терпящим возражения тоном прервал Гая Минато. - А ты, если действительно? хочешь помочь, просто быстрее поправляйся.

- Я тоже так думаю, Гай, - Какаши руку положил на плечо другу и слегка сжал его. - В таком состоянии ты нам не помощник. Залижи раны и восстанови силы пока есть возможность. Дальше ее может уже и не быть.

Гай медленно опустил глаза на собственные перемотанные ладони, повращал кистями и тотчас скривился в лёгком приступе боли - видимо, не сумев удержаться?, он все-таки попытался сжать кулаки, за что и получил очередную дозу неприятных ощущений. Парень явно пытался смириться с собственным бессилием, вот только получалось из рук вон плохо.

Какаши поймал внимательный взгляд своего сенсея и еле заметно тому кивнул.

- Рин останется с тобой и поможет тебе поскорее восстановится, - продолжал говорить он, надеясь немного растормошить вновь впавшего в легкое уныние друга. На этот раз получилось практически идеально.

- Правда? - радостно воскликнул Гай, подняв голову и переводя взгляд с Какаши на Минато. - А как же вы... Разве вам она не нужна?

- Тебе нужнее. Я вообще сомневаюсь, что нам что-либо может угрожать пока с нами Минато-сенсей.

Какаши не врал - слава его учителя уже давно вышла за пределы родной деревни, - но и не был до конца честен. За уверенностью в силах своего учителя он тщательно скрывал настоящую причину своего желания оставить Рин в пределах хорошо охраняемого лагеря. Как бы это не противоречило его убежденности в способности Минато защитить всех членов своего отряда, Какаши не желал подвергать Рин лишним, совершенно ненужным опасностям. Он должен оберегать ее, он должен выполнить обещание данное умирающему под завалами камней другу и как мог он это делал.

- Это все конечно дико мило, но позволю себе напомнить вам, что задание срочное, - сказал Хизаши, разрушая дружескую атмосферу. Минато же, на этот раз и не думая спорить с пожилым Хьюга, лишь кротко кивнул и подошёл вплотную к Гаю.

- Все будет хорошо, - доброжелательно улыбнулся он, крепко сжав плечо парня.

- Обещаете? - внезапно подняв глаза, в ответ спросил Гай. Спросил твердо, требовательно и едва ли не нагло.

Обескураженный то ли тоном, то ли самим вопросом, Минато на секунду замялся, но быстро взяв себя в руки, ответил:

- Да, обещаю.

***

Мей все никак не могла найти себе места - ожидание ответа из деревни казалось затронуло ее сильнее всех других находящихся в лагере. Сейчас, возможно, решался вопрос участия их с Ао отряде если не в самой сложной, то уж точно в самой ответственной миссии за всю ее карьеру шиноби. Содействие отряду Мечников Кровавого тумана! Мей попросту не могла скрыть своё нетерпение и потому шаталась по центру небольшой поляны перед одиноко стоящей палатки, бросая несдержанные взгляды из стороны в сторону.

Других присутствующих все это будто бы не коснулось. Ао, отправив сообщение, застыл недвижимой статуей над печатью призыва, не отходя и не сводя с нее взгляда. Хошикаге Кисаме, не смотря на свои недавние слова об имеющемся у него отдельном, никак не связанном с их миссией задании, спокойно привалился спиной к натянутому над палаткой брезенту и, умиротворенно закрыв глаза, едва ли не спал. И лишь Ринго, расположившаяся на самом краю поляны, изредка подавала хоть какие-то признаки нетерпения. Усевшись на небольшом камне, спиной к присутствующим, она монотонно, но аккуратно скользила куском ткани с абразивной смесью по и так ослепительно блестящим лезвиям своего меча. Другими словами - девушка нашла, чем себя занять.

Мей глубоко вздохнула, внезапно поймав себя на неприятной мысли - было кое-что, что она должна была сделать, но так до сих пор и не сделала. Ещё тогда, из уст своей наставницы узнав о произошедшем, Мей отчего-то подавила, казалось бы, правильный порыв и отвлекшись, благополучно его забыла. И вот, теперь он вернулся.

Коротким, рваным шагом, который как нельзя лучше подходил охваченной сомнениями девушке, Мей подошла к вмиг застывшей наставнице.

- Ринго... - тихо произнесла Теруми глядя в спину не реагирующей девушке. - Ты как?

Амеюри, будто оценив по одному вопросу общую ценность и важность зарождающегося разговора, полностью проигнорировала как подошедшую ученицу, так и ее слова, и попросту вернулась к прерванному ранее занятию, так ей и не ответив.

- Я прекрасно представляю каково тебе сейчас... Я и сама теряла близких... - Мей на секунду запнулась, вспомнив собственноручно убитого брата, но быстро взяла себя в руки. - Другое дело -- вот так в одно мгновение потерять почти весь отря...

Закончить ей не дали. На удивление плавно и в то же время быстро очертив дугу вокруг себя, Ринго приставила блестящее и немного попахивающее какой-то химией лезвие своего меча к горлу Мей.

- Заткнись, пока я тебя не прирезала, - абсолютно спокойно и оттого столь пугающе сказала Ринго, так и не повернувшись к ней навстречу.

Мей судорожно сглотнула, ощущая шеей холодную сталь знаменитого меча. Значит она не ошиблась, предполагая, что всем этим закончится. Мей знала, что Ринго ненавидела сочувствие во всех ее проявлениях, но промолчать в такой ситуации было выше ее сил.

- Я всего лишь... - продолжила было она, но раздавшийся со стороны Ао хлопок вмиг сбил ее с мысли. Пришел ответ из деревни! - Ну что там?!

Мей буквально сгорала от нетерпения, наблюдая за тем, как будто нарочно медленно Ао шел в их сторону, как Ринго протянула руку навстречу небольшому свитку, как на краткое мгновение замерла ее наставница, читая явно небольшое послание. Ещё один удар сердца и вот Ринго повернулась к ним... повернулась, одной своей красноречивой предвкушающей ухмылкой отвечая на повисший в воздухе вопрос.

- Собирайтесь, мелочь, - почти провозгласила она. - Пора и вам немного повоевать.

***

Резкий, почти не видимый моему глазу удар лишь слегка оцарапал мне щеку. Немедля ни секунды перехватываю руку, в попытке заломить ее в локте, но очередной удар в челюсть так и не дал мне осуществить задуманное. Отклоняю голову, пропуская мощный кулак мимо моей скулы, проворачивают следом и не сильным, но ощутимым ударом с прямой ноги по корпусу отталкиваю противника от себя, тем самым разрывая дистанцию. Один короткий прыжок назад и вот мы снова по разные края небольшой поляны посреди леса.

Мгновение и мы опять устремляемся друг к другу, внимательно следя за каждым движением. У него много опыта, очень много... гораздо больше, чем у меня. Его удары отточены, движения заучены, тактика выработана многими сражениями и тренировками. Он атакует - открыто, размашисто, оставляя явные прорехи в обороне, но всегда готовый ответить на буквально напрашивающуюся контратаку. Он сам создает для нее простор и потому прекрасно представляет, когда и откуда можно ждать удара. Я все это видел... и в этом было уравнивало наши силы. Каждый удар, каждое движение, каждое мгновение этого боя буквально отпечатывалось у меня в сознании. Думаю, теперь, спустя уже далеко не одну и не две стычки, я знал своего противника едва ли не лучше его самого.

Вот он снова остановился за секунду до окончательного нашего столкновения, снова под упор правой ноги, снова готовит прямой левый. Я вижу, как напряглись его мышцы, как замерли его глаза, будто поймав меня в прицел, как глухо бьющееся сердце отсчитывает мгновения до удара. Вижу, но не останавливаюсь - мне это попросту ни к чему. Чуть отвожу голову влево, пропуская выстрелившую будто из пушки руку, перемещаю вес тела на выставленную вперед ногу и отвечаю со своей правой, в надежде неожиданно вынырнуть ей точно из-под его удара - ровно там, где заметить ему будет сложнее всего. К моему удивлению фокус сработал: мой кулак, пускай и слегка замедленный отведенной в сторону рукой моего противника, с едва различимым хрустом впечатался точно ему точно в подбородок.

Он устоял. Устоял, но...

Прекрасно видя, как голову моего противника чуть повело в сторону от полученного ранее удара, я, не теряя темпа, продолжил атаку. Чуть провернув бедро, выбрасываю прижатую к телу левую руку, целясь точно в грудь. Этот удар должен был положить конец нашей схватки... но нет.

Ступор. Бессилие. Паралич.

Замерев, а скорее окоченев на месте без какой-либо причины, я только и мог, что впустую наблюдать за тем, как мой уже почти поверженный противник поднимается, бросает презрительный взгляд в мою сторону и вновь отходит к краю нашей импровизированной арены, как в тот же миг...

...необъяснимая и неприятная волна жара пробежала по моему и так разогретому боем телу, почти вскипятив кровь и вмиг разжигая глубоко спящие гнев и ярость. Взор помутился, цвета померкли. Сейчас у меня перед глазами во внезапно наступивших сумерках стоял только он - тот, чья голова будет первой, которую я насажу на кол. Сейчас в ушах, что раньше ловили лишь звук его шагов, звенел только тихий и едва различимый шепот... до боли знакомый, но позабытый.

- Знаешь, - вдруг впервые за весь наш бой заговорил он, отчего-то резко меняясь в лице. - Весь этот фарс мне уже надоел.

Его лицо поплыло. Будто вылепленное из мягкого пластилина, оно текло, менялось, преображалось, медленно, но верно приобретая ненавистные и хорошо знакомые мне черты.

- Давай лучше решим все это быстро. Так будет лучше для нас обоих, - продолжал говорить он, показательно медленно вытягивая из подсумка кунай.

Ответить, как и вообще что-либо предпринять, я не мог. Мне, без причины окоченевшему, борющемуся с неестественным и странным жаром во всем теле, только и оставалось, что в мыслях скрипеть зубами от ярости и наблюдать за нарочито долгим броском.

"Не смертельный," - успела проскользнуть у меня мысль, прежде чем кунай, прочертив в воздухе прекрасно заметную черту, не впился мне в правое плечо, на мгновение ослепив яркой вспышкой боли.

- Мимо! - наигранно обиженно воскликнул этот ублюдок напротив, уже достав второй снаряд. - Этого больше не повториться. Следующий прилетит тебе точно в сердце.

Он не соврал - я прекрасно видел траекторию полета вновь брошенного куная. Тело пожелало дернуться, но не смогло...

Темная тень, что каким-то чудом избежала моего взора, с недюжинной скоростью пронеслась перед глазами и застыла, собой загородив меня от летящего убийственного снаряда. Раздался знакомый звук удара куная о человеческую плоть, взметнулись длинные кроваво-красные волосы и голова, ещё мгновение назад обращённая ко мне затылком, немедленно повернулась, будто в надежде показать мне умиротворенно счастливую улыбку на лице... и я ее увидел. Время замерло...

- Ух ты! - воскликнул мой нисколько не удивленный противник, наблюдая за падением тела молодой, но уже несомненно мертвой женщины. - Она уже второй раз умерла за тебя, Акио. Цени это...

Он говорил, но я его почти не слушал. Все слова, которые будто пробиваясь через толщу воды, глухим эхом достигали моего слуха, не трогали меня. Они попросту не прошли пробиться через поглощающую любой звук или всякую мысль пустоту у меня в голове.

Я смотрел на тело женщины у моих ног и, пускай боялся, но все же силился его узнать. Каждый локон на ее голове, каждый изгиб ее замерших в печальной улыбке губ, каждый различимый оттенок ее глаз напоминал мне о ком-то... О ком-то, чье лицо я уже не мог с точностью воспроизвести у себя в памяти.

Осознание пришло буквально через мгновение.

- Ма... - с разорвавшихся от боли сердцем я бросился к ней и в тот же миг чья-та теплая ладошка упала у меня со лба. - ...ма.

Я, потный, со сбившимся дыханием и дико колотящимся сердцем сидел на своей кровати стиснув наполовину сброшенные одеяло. Рука Кохару, ещё мгновение назад лежавшая у меня на голове незамедлительно вновь потянулась ко мне.

- Малыш, - обеспокоенно прошептала она, обняв и вжимая меня в свою скрытую лишь лёгким пеньюаром грудь. - Что случилось?

Я, все ещё помня образ убитой во сне женщины, лишь что-то глухо промычал и слегка мотнул головой, вдыхая ставший уже таким привычным запах девушки.

- Это всего лишь сон, малыш. Успокойся... - Приятная прохлада, столь же похожая сколь и отличная от того жара, что я ощутил во сне, медленно пополз от руки Кохару, нежно перебирающей мои волосы. - Это всего лишь глупый сон...

"Да... - мысленно согласился я, буквально вмиг проникнувшись исходящим от девушки спокойствием. - Лишь глупый сон..."

И даже не силясь побороть подступающую сонливость, я рефлекторно обнял дарящую уют и тепло Кохару и тотчас заснул. Заснул, в последний момент отмечая удивительное сходство некоторых черт ее лица с чертами той женщины из сна...

Комментарии: 117, последний от 22/08/2018. © Copyright Ranaros Размещен: 16/11/2015, изменен: 26/04/2018. 1043k. Статистика. Глава: Приключения, Фэнтези, Фанфик По следам своей удачи. Иллюстрации/приложения: 9 шт.		Оценка: *3.8357** Ваша оценка:
Аннотация: Описание: Попаданец в мир Наруто во времена Третьей мировой войны шиноби (за 17 лет до старта оригинальной истории). ОМП, без ярко выраженных роялей. Канон учитывается и изменяется при содействии ГГ. Даркфик с претензией на реалистичность и логичность.

Ranaros : другие произведения.

По следам своей удачи (общий файл)