Игнатов Никита : другие произведения.

Мы, залетные. Общий файл

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Мы, залетные.
   Глава 1.
   Большие неприятности.
  
   - У меня кошка беременна...
   - Не удержался? Теперь женись.
   Народное творчество.
  
   - Андрюша... Ты, это... - мяукающий голосок на том конце провода захлебывался и давился. Голова продолжала трещать после вчерашнего футбола. Мозги явно отказывались произвести хоть какое-то движение мысли в направлении определения принадлежности голоса и причин его мяукающего страдания.
   - Андрюш, - наконец окреп голосок, - я... это... залетела. От тебя.
   И вот тут больные мозги встали на место. И вот тут треск в голове сразу забылся. Влип. Совершенно определенно влип...
   - Чего?! Когда?! В смысле... твою мать, когда это случилось?!
   - Ты что, совсем ничего не помнишь?
   В том-то и дело. Клочками и кусками память начала возвращаться еще в то проклятое утра месяц назад. С будильника и мучительной необходимости явиться на работу. Шеф, добрая душа, оценив состояние сотрудника, милосердно разрешил тогда пиво. Хотя, каналья, никакого милосердия на самом деле, если вдуматься - просто в состоянии бодуна сотрудник Андрей Котин бесполезен. Это шеф знает. После пива, под постанывания медленно возвращающегося "нюха", вспомнилось: была пьянка. Грандиозная. Мальчишник у Игорька. Игорек решил гульнуть напоследок, дескать, кончается воля вольная, нужно как следует оттянуться. Сначала был коньяк, потом была водка. В правильности этой последовательности Андрей был уверен на все сто. Память сбивалась где-то в районе бани и голубоглазой роскошной блондинки. Блондинка была точно. Потому что оставила после себя визитку с номером телефона и именем. Светлана Романова. Вопрос заключался в другом - у одного ли Андрея она была и сколько раз. И... были ли презервативы. Сейчас голос утверждал - не было. Впрочем, проверить было легко. Если она и вправду залетела от Андрея, это будет видно. Только, черт побери, пусть лучше не видно!
   - Очень смутно. Извини. Погоди. Я сейчас приеду. Никуда не уходи, жди меня. Не открывай двери никому, кроме меня, поняла? Слышишь? Не открывай! Говори, куда ехать.
   Быстро накарябал на бумажке адрес, выслушал сбивчивые рекомендации относительно городского транспорта. Оставался шеф. И шеф сегодня был зол. И с шефом нужно было начистоту.
   - Аркадий Игнатьич, можно? - секретарша Ленка сперва утверждала, что нельзя и не стоит, по подхалимаж и кошке приятен, а Ленку можно назвать красавицей без натяжек. Даже врать не приходится.
   - Да! - рявкнул шеф. Рявкать у шефа выходило лучше всего. У демонов оно как-то от природы хорошо выходит, но у шефа вообще выше всяческих похвал. - Выкладывай и проваливай! Урррод, б***! Это я не тебе. Пока не тебе. Выкладывай, говорю!
   - Мне нужен отгул. По семейным обстоятельствам. У меня неприятность. Крупная.
   Шеф глотнул водички, отер лоб рукавом. Лысоватый такой рыхлый человечек далеко за пятьдесят. Совковая шушера. Функционеришка. В смысле - не дай Бог спутать с функционеришкой. Говорят, когда-то на этом самом ковре испепелил председателя общины ортодоксов. За то самое. За то, что попросил выделить кооперативную квартиру.
   - Неужели объявился твой отец? - оживился шеф. У шефа с Котиным-старшим особый счет. Шеф слишком неравнодушен к дэвам.
   - Нет. Хуже.
   - Мать? - с госпожой Котиной счет тоже, но особого свойства. Собственно, из-за этой госпожи шеф так оживленно-болезненно интересуется любыми известиями о передвижениях её супруга. Дэвийки - совершенно особо рода женщины. Хотя бы потому, что их очень мало.
   - Нет.
   - Тогда, твою в задницу, какие у тебя могут быть семейные обстоятельства?!
   - Похоже, моя девушка залетела.
   Немая сцена. Потом шеф вспоминает, что лучше, чем в МХАТе, "Ревизора" не сыграть.
   - От тебя?
   - Сейчас поеду проверять.
   - Я не знал, что у тебя есть девушка.
   - Я тоже.
   Повторение немой сцены. По лицу видно, что шеф снова припоминает "Ревизора".
   - Если подтвердится, предлагаю свою помощь.
   Андрей тоскливо поглядел в окно. За окном валил хлопьями снег. Валил прямо в лужи, там мешаясь в бурую грязь. Оттепель. Никогда не бывает в этом драном городке нормальной зимы. Лета тоже не бывает, всё слякоть и ливни. И бабы здесь страшные. И... А проблем куча. Нужно срочно переправить девчонку в Резервацию. Как можно скорей. Желающих на нее теперь будет выше крыши. Штабелями укладывай, знай только, обоймы меняй. Этот несчастный младенец, который неизвестно еще, родится ли...Ручной дэв нужен каждому. Любые желания, любые капризы... Помощь нужна.
   - Что взамен?
   - Твой сын будет работать на меня.
   - Нет. Мой сын родится свободным.
   - Ты не понял. Никаких клятв. Я не намерен делать из ребенка джинна. Себе дороже, сам понимаешь. Нормальная обычная работа. За хорошие деньги. Заодно будешь за ним приглядывать. Договор на двадцать лет. Мелочь ведь.
   - Два дэва в одной охранке? Не слишком ли жирно? Нет, мой сын сам выберет свою судьбу. К тому же неизвестно, будет ли он еще, этот сын.
   - Я предлагаю помощь. И я не требую ответа немедленно.
   - Приму к сведению. А сейчас - я поехал?
   Шеф махнул рукой. Дескать, вали. И Андрей свалил.
   Только сейчас он начинал осознавать, в какое дерьмо на самом деле вляпался.
   ***
   Девчонка тихонько всхлипывала, неразборчиво лепетала:
   - Я ничего... Мне только деньги на аборт нужны. Я ж никому-никому... Только деньги. Я уже договорилась с доктором... Он сказал, можно завтра...
   В комнате царил разор. Опытным взглядом Андрей выцеплял одну подробность за другой: ободранные обои - словно бы дикая кошка точила когти, разбитое зеркало - в него швырнули медную вазу, сама ваза, покореженная, валяется в груде стекла. Это ж с какой силой нужно было зашвырнуть? Еще чудовищу, порезвившемуся в комнате, чем-то не угодила люстра. Её хрустальные подвески хрустели под подошвами сапог. Люстра, кажется, была при жизни зеркальная. Что ж, тогда всё ясно. Беременные дэвийки на первых месяцах срока частенько испытывают дичайшую ярость в отношении своих отражений в зеркалах. Оно и понятно. Дэвийка на первых месяцах беременности - зрелище не для слабонервных. Меняются глаза - прорезаются кошачьи вертикальные щелочки. Заостряются клыки. Само лицо истончается, определяются скулы. Грудь тяжелеет, раздаются бедра. Сходит с волос любой перманент, любая натуральная блондинистость сменяется черной лошадиной гривастостью. Становится не женщина - гаремная мечта. Никаких более сомнений. Отцовство девчонка определила верно.
   - Послушай, Света, - мягко начал Андрей. - Денег на аборт я тебе не дам. Не потому, что нет или жалко. По двум причинам... ты слушаешь? Хорошо, молодец... Так вот. Во-первых, я не позволю тебе убить моего сына. Во-вторых, аборт тебя саму просто убьет.
  
   - П... почему? Доктор сказал...
   - Послушай меня... Только успокойся, ладно? - не хватало еще схлопотать от взбешенной новоиспеченной дэвийки. - Водички принести? Нет... Так вот. Собственно... Ты не замечаешь за собой некоторые странности?
   Скомкала насквозь промокший бумажный платочек, зашвырнула в груду битого стекла. Ногти у нее тоже заостряются. Видать, зудело, раз драла обои.
   - Я... я... сама не знаю, что на меня нашло. Я не хотела...
   - Я знаю. Ты не виновата. Виноват только я. Я должен был быть осторожен. Впрочем, теперь уже ничего не поделаешь. А теперь слушай очень внимательно. Я - дэв. Кто такие дэвы, знаешь?
   Кивнула.
   - Дэвы - злые духи в кавказской мифологи, аналог джиннов в Персии, они же - полубоги в Индии...
   - Откуда...?
   - Историк. Специалист по фольклору.
   - Ладно. Это очень хорошо. Что еще ты знаешь про дэвов?
   - Живут в бутылках. Ты что, решил меня разыграть? - робко улыбнулась. Обнажились между алыми губками остренькие кончики клыков. Сама она, конечно, не поняла, почему ее так взбесило собственное отражение. - Давай серьезно, а то мне еще сегодня в клинику. Не рожать же мне, в самом деле, ребенка невесть от кого да после секса по пьяни?
   - Давай оставим рассуждения на потом? Хорошо? Я абсолютно серьезен. Мне не до смеха. Я, знаешь ли, тоже не горю желанием возиться с пеленками. Но придется. Молчи!
   У нее округлились глаза. Андрей усмехнулся про себя - стоит хоть малость рассердиться, сквозь марево человеческого лика проступают те же черты, что лепятся сейчас из человеческой женщины Светланы Романовой. Кошачьи глаза, острые зубы... Такие мы, простые российские дэвы.
   - Я дэв. У дэвов бывают только сыновья. Встречала где-нибудь упоминания о джиншах? То-то и оно. Дэвийками не рождаются. Но размножаться-то нужно? Помнишь "Тысячу и одну ночь"? Жену джина? Тебе не повезло. Ты теперь - такая вот жена. И родишь мне сына, хочешь того или нет. И хочу ли я того, или нет. Тут уже не до наших с тобой желаний. А чтобы родить дэва и выжить, нужно... догадаешься сама? По лицу вижу, что догадалась. Правильно, дэвийками становятся. Беременная дэвом женщина становится дэвийкой. Тебя не удивляет, какая ты стала сильная? Посмотри, ты смяла медную вазу. Своими нежными пальчиками, да?
   Почти полностью дэвийские глаза влажнеют слезами. Червячок веры медленно прогрызает скорлупу сомнений.
   - Да... И... я теперь... я что, сошла с ума?!
   - Всё нормально. Не сошла, успокойся. Родишь этого ребенка и свободна. Не родить ты его не можешь - дэва так просто не убьешь. Никакой аборт не поможет.
   - Мамочка...
   - И мамочка не поможет. Мамочке сейчас позвони, папочке тоже. Предупреди, чтобы тебя не искали. Сейчас ты успокоишься, возьмешь дорогие твоему сердцу вещицы - только не очень много! - и я отвезу тебя в одно место, созданное специально для таких, как ты.
   Пока девчонка переваривала информацию, прошелся по квартире. Вторая комната, занавешенная темными шторами, маленькая и почти полностью занимаемая огромной, комнате не по размеру, кроватью, никакого особого внимания не привлекла. До нее ярость беременной нелюди (теперь уже точно нелюди) еще не докатилась. А вот кухне довелось уже познать дэвийское иступление во всей красе. Тут, видимо, тоже были зеркала. Но вообще - на "тонком" уровне все спокойно. Никаких ловушек, никаких жучков, никаких сюрпризов. Это хорошо, что девчонка сразу вспомнила претендента в отцы, не стала дергать никого другого. На ее след пока еще не вышли... Нужно сматываться.
   Возвратился в гостиную. Девчонка бестолково тыкалась по углам, разбрасывая тряпки. Полетели под ноги розовые кружевные трусики, следом - лифчик. Отвел глаза. По пьяни-то оно ничего. Но вот на трезвую голову. С чужой едва знакомой девицей-фольклористом. Будет скандал.
   - Давай быстрей! Я тебе не все еще рассказал. Ты собирайся, не останавливайся! Если что, необходимое купим по дороге...
   - Сейчас...
   - Живенько, живенько... Охота скоро начнется. Чем раньше мы уедем, тем больше вероятность...
   - Какая охота?! Отвечай!
   Вот нервишки у девчонки. То ничего вроде, стала дэвийкой - а плевать, "мамочки", и всё, - а то вдруг начинает визжать.
   - Тихо! Не верещи. Дэв - существо редкое. Чем занимаются джины, помнишь? Исполняют желания? Верно. Исполняют. Любые. В неограниченных количествах. Хочешь себе ручного джина? Любой каприз... Хочешь? А джин хочет становиться ручным? Как думаешь? Отказаться от собственной жизни, стать безмозглой волшебной палочкой? Ты бы захотела? А сыну своему такой судьбы захотела бы? Ты не хочешь. Я не хочу. А вот кое-кто - очень даже непротив. Слишком многим нужны волшебные палочки. И мои родители сильно попотели, чтобы избавить меня от такой судьбы. Теперь наша с тобой очередь потеть. Так что собирайся. Уходим. Чем быстрее, тем лучше.
   Она кивнула. Убивать горе-любовника и отца будущего сына вроде не собиралась.
   - Куда уходим?
   - Сначала ко мне на работу. Потом как получится. Родителям не забудь звякнуть.
   - Телефон в прихожей. Я сейчас.
   Пока она щелкала кнопками и что-то наговаривала в трубку, Андрей тактично гулял по комнате, отмечая все новые приметы истерики дэвийки. Лохмотья шторин. Растоптанная в труху пудреница. Натужно тикающие битые часы... Ну и проворонил трель в дверь. Не успел крикнуть, чтобы не смела сама открывать. Опоздал.
   Женский вопль разорвал воздух в клочья. В вопле от женского было меньше, а от рева возмущенной баньши - куда больше.
   Опоздал фатально.
   В прихожей продолжало метаться эхо. Два затянутых в спецовки мужика ничком валялись на паркете. Растекалась красная лужа. Светлана, задохнувшись испугом, глядела на лужу. И пятилась.
  
   ***
   Говорят, дэвы - дети демоницы Лилит и первого мужчины Адама. Вышли они несуразными, страшненькими и какими-то совсем не такими, какими представлял их себе Адам. Испуганный порождениями чрева Лилит, Адам удалил ее от себя и выбрал новую жену, Еву. Лилит, озлобленная и несчастная, отправилась в пустынь, где в одиночестве растила сыновей, всё более теряя человеческий облик и разум, все менее напоминая женщину. Дети ее, озверевшие и одичавшие, найдены были кем-то из расплодившихся людей, по милосердию выкормлены и пристроены в хлев и от того века обречены расплачиваться за милосердие обязанностью служить людям, исполняя любые их капризы.
   Еще говорят иначе: дэвы - первая разумная раса на земле, раса титанов и атлантов, ушедшая почти целиком в сказки и легенды. Это они жили в затонувшей Атлантиде, это они построили таинственный Аркаим, это кто-то из них принес лохматым еще, диким предкам людей огонь, это дэвы научили людей счету и письму...
   Есть и третье присловье. Дэв - человек, лишенный души, а взамен получивший стократ больше простой человеческой жизни на земле, и совсем ничего - после смерти. И вот он мечется, ищет свою проданную кем-то когда-то живую душу, тщится выкупить ее у кого-то за дворцы, горы золота и прочие ненужные ему, прискучившие приметы его бесконечной жизни, видит в каждом новом хозяине бутылки того самого, который возвратит проданную душу... Но нет. Души у дэва нет и не будет. Он проживет свои четыреста, пятьсот, может, больше, лет и умрёт. И не останется от него даже праха.
   Но это легенды.
   Правда лишена их поэтической тоски по прошлому.
   Правда - она здесь и сейчас.
   Но это легенды.
   Правда лишена их поэтической тоски по прошлому.
   Правда - она здесь и сейчас.
   И правда заключается в том, что дэвы - совсем не то же самое, что джинны. Дэв может стать джином, джин дэвом - вряд ли. Дэв - существо со свободной волей, джин - всего лишь орудие в чужих руках. Джином можно родиться, если не повезет с родителями, джина можно выковать из взрослого дэва - при должном умении и желании ломать и унижать. Обратно - никак. Склеенную вазу не соберешь обратно. Поэтому дэвы прячутся - а что им еще остается? Как показывает практика, любителей ломать во все времена находилось достаточно. А дэвов мало и они настоящие виртуозы мимикрии. Охранники-дуболомы в частных фирмах, энергичные, деловитые менеджеры, бойкие торговцы на кривых восточных улочках, напористые адвокаты и непреклонные прокуроры, сельские учителя и скучные пограничники - обычные люди, прямо таки культивирующие эту свою обычность во всех мелочах. За одним исключением. Вы никогда не узнаете от них больше того, чем они готовы с вами поделиться. Улыбчивый черноглазый мужчина будет говорить о чем угодно, только не о том, где он живет, чем занимается в свободное время и где предпочитает отдыхать. И уж ни в коем случае не спрашивайте его про семью. Он всё равно никогда не познакомит вас с женой и не покажет фотографии сына. А вас возьмет на заметку. А через некоторое время ненавязчивым образом исчезнет из вашей жизни...
   Вековая борьба за выживание приучила дэвов к осторожности. Ничего легендарного они в своей природе не усматривают. Они не чудотворцы и не волшебники, и не хотят ими становиться. Они просто знают, что им не простится ни один неосторожный шаг.
   ***
   - Света. Светлана. Светик. Посмотри на меня. Светланочка... Солнышко... Рыбонька.... Кисонька....
   - Заткнись.
   В принципе, она была права. Вряд ли какой женщине приятно, чтобы ее называли этими придурочными прозвищами. Просто дэвийка в стадии боевой трансформации - смертельно опасная тварь, готовая растерзать в любой момент времени. Разделать, как этих вот молодчиков. Да к тому же жутко обидчивая. Рассерженная дэвийка - божество карающее. Как, впрочем, и любая другая женщина, стоит только ее как следует разозлить. Поэтому необходимо успокоить. Умаслить.
   - Света. Спокойно. Я тебе не враг. Я хочу тебе помочь. Ты сейчас растерялась и испугалась. Ты не понимаешь, что происходит. И ты защищаешься, как можешь. Ты поступаешь правильно. Только... расслабься. Ты их убила, всё. Они тебя больше не обидят. И я не обижу...
   Она уже не голубоглазая блондинка. Иступленно-яростная черноволосая фурия, закусив губу, сверкает черными азиатскими глазами. В глазах страх, недоумение и готовность убивать. Несмотря на страх. А может, благодаря.
   Потом вздыхает-всхлипывает и замирает. Её начинает отпускать.
   - Вот. Молодец. Сейчас мы очень быстро соберемся и уйдем.
   - А они...?
   - Эти-то?
   Подошел, пнул одного под ребра. Тот бы капитально мертв. Перевернул на спину, отмечая характерное азиатское косоглазие мертвеца.
   - Эти уже всё.
   - А как же... Их тут оставить?!
   - А так. Не нервничай по пустякам, это не твоя забота. Без нас уберут.
   Аккуратно прикрыл дверь, надеясь, что любопытные бабки не успели еще приникнуть к дверным глазкам.
   - Это же... ой, что я сделала... убила... людей... уууу.... Мамочки...
   А вот это уже - обычная женская истерика с воем, размазыванием туши по щекам и выдиранием волос.
   - Успокойся. Это не люди. Это тэнгу.
   - Кто?
   - Ты же фольклорист. Потом сама мне расскажешь. А сейчас некогда. Но это не люди, так что идем. Идем, я сказал! Пошевеливайся!
   Рваные лестничные пролеты. Могучая бабенция с тяжелой сумкой наперевес обдала любопытствующим взглядом и невнятным потоком ругани за неизвестные грехи.
   Во дворе дожидался пижонский Форд-Фиеста. Жутко пижонский. Шеф еще тогда долго издевался, дескать, осталось купить розовую рубашку и желтый галстук. Не зря, конечно - такая машинка на дорогах какого-нибудь Мухосранска выглядит весьма неуместно. И привлекает ненужное внимание, разумеется. А в прошлом месяце ребятня проковыряла гвоздиком на натертом до блеска боку незатейливое слово из трех букв. А вот торопился и не поставил на сигналку...
   У девчонки глаза на мокром месте. Сидела, истекая соплями и слезами. Ни о чем не спрашивала.
  
   На развязке от Войцеховской обнаружил "хвост". Хвост был неприметный, блеклый бурый жигуленок, который то появлялся, то исчезал за сплошным дорожным потоком. Наши или кто залетный уже? Жигулёнка припомнить не мог, лицо водителя разглядеть тоже не удавалось - тонировка. Да и толку-то? В офисе столько "внештатников", что всех просто не упомнишь. Жигуленок в очередной раз вильнул, обгоняя раздолбанную ладу, притормозил на светофоре. Теперь стали видны его истертые крылья.
   Достал мобильник. Попутно подкинул девчонке еще пачку бумажных платков. Набрал офисный номер.
   - Лен? Леночка, дай мне шефа. Срочно!
   - Но... Сейчас.
   - Алло. Андрей? Что у тебя там?
   - Аркадий Игнатьич? Это ваши ребята? Если ваши, то уберите. Благодарю за заботу, конечно, но они мне всю малину портят.
   В трубке тяжелое сопение.
   - Ребята? Андрей, ты где? Я не отправлял к тебе никого. Мои все заняты.
   - Тогда у меня проблемы. "Хвост". Буро-зеленый жигуленок. Вижу номера. Можете пробить по базе?
   - Давай. Только скажи - подтвердилось?
   - Сто процентов. Нужно везти. Срочно. Еще нужно подчистить в ее квартире. Она на пороге двоих уложила.
   Присвист. Шеф тоже знает, каково это - озверелая дэвийка.
   - Давай номера.
   - А - пятьсот тридцать четыре - ВЕ. Регион - тридцать семь.
   Шелест в трубке. Жигуленок стыдливо перестраивается в крайний ряд, словно бы ему не терпится скорее вынырнуть из потока в какую-нибудь из боковых улочек. Врешь, братец, никуда ты не вынырнешь. При "пробочной" скорости в пять километров мы с тобой тут еще долго будем мариноваться. И я уж разгляжу тебя во всех подробностях.
   - Ептить, - оживает трубка. - Машинка значится в угоне. Впрочем, следовало ожидать. На машинке висит труп, кстати. Подробностей не знаю.
   - Понятно. Ждите, короче, попробую оторваться.
   - Ждём. Адрес дайте, отправлю ребят. Кто у вас там? Люди?
   - Тэнгу.
   В пробке обозначилось движение. Жигуленок нервно дернулся, но пока еще ничем не проявлял желания перейти к более близкому знакомству.
   После развязки петляли по узким улочкам. Жигулёнок исчез. Потом вновь появился, когда ехали по центральной улице. Когда подвернулась узкая улочка, исчез снова. А на автозаправке обнаглел окончательно. Пристроился по соседству. Из машины вывалил крепкой сбитый мужичок лет на вид этак сорока с небольшим. Неспешно проследовал кассе, попутно мазанув Андрея таким взглядом, от которого сделалось не по себе. Мужичка Андрей узнал. И понял, что уйти со стоянки удастся только благодаря чуду. Рыбак рыбака...
   Мужичок расплачивался, повернувшись к Андрею спиной. Он в Андрее серьезного противника не видел. В машине сидел еще кто-то, кого Андрей смутно ощущал, но никак не мог понять. Тяжелая, вполне определенная угроза.
   Света тоже что-то почувствовала, потому что заерзала на сидении, затеребила ремень безопасности.
   - Света, - масляно начал Андрей. Оно хорошо выходит, когда у окна кассы торчит твой оживший кошмар, - послушай. Мы уже выяснили, что ты хорошо умеешь за себя постоять. Но сейчас, пожалуйста, не вмешивайся. Я сам разберусь. Если не сумею - убегай. Очень далеко и очень быстро. Вот мой мобильник. По первому номеру звякнешь, тебе помогут. Только не подписывай никаких бумаг, не соглашайся ни на какие подозрительные вещи типа клятв и договоров. Они обязаны тебе помогать. Бесплатно.
   - Будет драка? - дрожащим голоском поинтересовалась девушка. - Я... я не хочу убегать...
   И посмотрела так, что у Андрея заныло... Где-то. Дэвийка - восточная мечта. Она специально выкована, чтобы сердце заходилось в восторге, специально, чтобы никакой мужчина - если он мужчина - не мог покинуть её по своей воле. Хрупкая и яростная, она, однажды к тебе пришедшая, уже не уходит. Она как заноза.
   - Ты должна. И убежишь. Только, Бога ради, не вмешивайся.
   И тут мир остановился. Сделалось в том мире тихо до ужаса. Замер, нелепо застряв на полушаге, рабочий в синем комбинезоне. Блатноватый владелец серебристой бэхи, смешно выпучив глаза, пялился в неведомые дали.
   Только Андрею смешно от этих чудес не стало. На него словно весь небесный свод обрушился. Рядом потерянно мотала головой Светка. Она, Андрей, неведомая враждебная сила в жигулёнке - только они и остались живым в застывшем мире.
   Ну и сам чудотворец у кассы.
   А потом было быстро и страшно. Как на задании. Завизжала Светка, прижимая ладони к лицу. Лапки с острыми коготками.
   Плечи мужика пошли вширь, куртка на нем лопнула.
   Скулы Андрея свело онемением потекшего лика. В машине сделалось тесно. Машины не стало, стоянки не стало, остались только джинн-чудотворец, Андрей и женщина за спиной. Самка. И инстинкт.
   - Уходи.
   - Отдай мне женщину, и я уйду.
   - Это моя женщина. Она хочет остаться со мной. Дэв никогда не заберет у другого дэва женщину, если она этого не хочет.
   Он идет, тащит за собой клубящуюся безмерную силу.
   - Я не дэв. Ты это знаешь.
   О да. Его уже сломали. Как он должен ненавидеть своего хозяина.
   - ... поэтому отдай мне женщину, и я тебя не трону.
   - Нет.
   На периферии обнаруживаются еще трое. Это не джинны, всего лишь тэнгу. Всего лишь. Было бы смешно, кабы не так мерзко.
   - Не хотел тебя ломать, но придется. Будешь у меня на задних лапках бегать.
   Смеется. Самый распоследний раб мечтает иметь своего раба, чтобы было, над кем измываться.
   Андрей никого на этом свете не боялся. Ни Бога, ни Дьявола, потому что знал, что для него, дэва, их не существует. Пока он жив, он сам управляет своей судьбой. А когда умрет, его просто не станет, и некому будет спросить с него за грехи или вознаградить за безвестные добродетели. Не боялся шефа, любившего устроить экзекуции над незадачливыми глупцами прямо на ковре кабинета. Не боялся даже своего отца. Он боялся стать джинном. Против этого главного своего, генетического, интуитивного страх он был бессилен.
   - Соси у хозяина, урод.
   И теперь уже рушатся звезды. На плечи. И Андрей становится больше и больше, делается грозовым облаком, несет в себе молнии и ливни, только джинн заслоняет собой небо. И выворачивает наизнанку.
   - Светка... беги!
   Заклубилось, завертелось, перевернулось и раз, и другой. Можно было не пробовать... Можно попытаться его удержать. Дать Светке время.
   - Светка... убегай...
   Шумит гроза. Визжит Светка. Дура, почему не убегает?! .. А она тебя не бросит. Самка всегда держится своего самца...
   - Ну?
   - Светка... вали отсюда...
   А она не валит. Гроза над головой разверзается ливнем.
   И в ливне визжит женщина, словно бы ее режут, и тоненькой струйкой льется в Андрея раскаленное олово.
   И он вдруг понимает, что олово - то, что надо. Что только его ему недоставало. Взрыв злости и страха, и обиды, и жажды мести.
   Ну и всё.
   Миру возвращаются время, звуки, движение. Андрей обнаруживает себя сидящим на асфальте, в талой снежной луже. Светка тут же, теребит и дергает. От мужика с раздвигающимися плечами и пепла не осталось. От джиннов... да, не остается совсем ничего.
   Затем в фокус попадают тэнгу - отупелые, какие-то рыхлые и неуместные под мелким снежком с серого неба. Они переминаются с ноги на ногу, еще намереваются намять "объекту" бока, но без поддержки начальства не знают, как подступиться. Тем более - дико трусят. Без начальства-то.
   Светка тоже их заметила. Недобро прищурилась. Они попятились.
   Андрей подумал-подумал, да и решил не вставать пока с земли.
   - Мужики, - окликнул. - Давайте по-хорошему разбежимся? Я ее придержу, если вы пообещаете не мозолить больше нам глаза.
   Всё-таки он сомневался, что после учиненного тартарарама у Светки хватит силенок еще и на тройку низших.
   "Мужики" сомнений в этом не имели никаких. Мелко затрясли подбородками, дескать, о чем разговор, мужик, всё путем...
   Развернулись и дали деру.
   Подумал было на полном серьезе взять одного для допроса с разными степенями пристрастия, но сил на это не было. Это ж надо "пеленать", успокаивать, грузить и везти. И держать всю дорогу. Не годится.
   Поэтому в спину ударил незамысловато - "тленом". Почему-то "тлен" только и действует вот так, в спину... не выходит применять его в честном бою. Не поворачивается неприятель в честном бою спиной...
   И тэнгу не стало. Остались только счастливый обладатель бэхи, из последних сил таращащий глаза на приключающиеся чудеса, да рабочий в комбинезоне. Пора было заканчивать концерт и сматываться. Видимо, Светлана пришла к тем же самым выводам.
   С неженской силой женские ручки, недавно искурочившие медную вазу, вцепились в плечи Андрея и заставили-таки подняться.
   - Свет, машину водить умеешь?
   ***
   Триумфальное явление победителей в стены офиса вызвало нездоровую ажитацию.
   Светлану ухватили, завертели, потащили в кабинет Ларисы, Ленка сварила кофе, ускакала следом. Светка, сбитая с толку, уже не сопротивляющаяся, безвольно исчезла за дверями. Там, очевидно, должны были ее утешить, успокоить и доступными средствами примирить с будущим ненормальным материнством.
   - Ну. Значит, джинн?
   - Да.
   - И что, джинны нынче дефективные пошли? Что их дэв одной левой? - шеф пребывал в странном настроении, прочитать которое Андрею никак не удавалось. Ерническая забота в голосе. Он что, не верит?
   - Во-первых, не одной левой. Во-вторых, она помогла. Без нее - вряд ли.
   - Любопытно. Всё еще не согласен на сделку?
   - Не согласен.
   - Хорошо, не двадцать лет. Десять.
   Покачал головой. Шеф понял. Пожал плечами.
   - Я мог бы тебя... А, чего там! Куда дальше двигать намерен?
   - Куда все двигают, туда и я.
   - Я знаю, ты не имеешь права сказать, где эта ваша Резервация находится. Я и не требую. Просто у меня есть еще кое-какие связи, которые можно было бы подтянуть...
   Задумался. Помощь нужна. Одному пробиваться -- это ж курам на смех! Всё тут понятно. И любой здравомыслящий демон или маг по эту сторону помощь окажет. Разумеется, если не хочет развязать новую человеческую войну или, что хуже, войну магическую. Но, с другой стороны, любой здравомыслящий демон или маг поможет куда охотней, если кроме мира во всем мире в качестве награды за героизм ему пообещают что-нибудь более прозаическое. Например, договор на десяток лет службы чистокровного дэва в его охранке. Верного, безупречно честного (какими могут быть только дэвы и только по кровному договору) без пяти минут чудотворца.
   - Без договора. По Хартии вы вообще просто обязаны...
   - Я всегда чтил Хартию. Эту помощь я предлагаю, ничего не прося взамен. В конце концов, я тоже не хочу потерять ценного работника. Хотя сам понимаешь.
   Да-да, Андрей понимал. Эта шефская помощь была бы куда значительней, если бы в кармане у шефа лежал подписанный договор. Старый лис, который совсем даже не Аркадий Игнатьич, а Агат Насрулла ибн Игдусейн, говорят, начинал на кривых багдадских улочках, втюхивая наивным лопухам второсортные ковры-самолеты и ущербные лампы исполнения желаний. Втюхивать с той поры он не разучился. Только Андрею теперь уже казалось, что сам он далеко не тот лопух, который десять лет назад подписывал свой кровный договор.
   - Разумеется. Мы поедем через Новоуральск в сторону Дальнего. Там у меня есть друзья.
   - Значит, до Дальнего. Я договорюсь. Вас сопроводят и передадут из рук в руки в лучшем виде. Когда выезжаете?
   - Сегодня ночью. Максимум -- с утра.
   - Не слишком ли спешишь? Могу не успеть.
   - А сколько офис может выдержать в осаде? Неделю? - делано заинтересовался Андрей.
   - Шайтан ушастый! Из-за тебя у меня всю охранку положат! У, шайтаны в обличьях...
   - Я могу идти?
   - Проваливай. "Коридор" к утру организуем. Попробую по своим каналам пробить, кто тебя так сильно домогается. У самого никаких предположений? Нет? Ладно. Дам четверых в сопровождение и сообщу, чтобы встречали. Ну и денег, машину вместо твоей перделки, не знаю, чего еще...
   - Спасибо.
   У двери окликнул:
   - И Ленке отдай заявление на неоплачиваемый отпуск!
   - Да, шеф.
  
   Глава 2.
  
   Погоня, погоня, погоня!
  
   Известная песня.
  
   Детство свое, даже самое раннее, почти "пеленочное", Андрей помнил с ненормальной ясностью, словно запечатленное на пленку. Помнил обитые шелком стены, шелковые же кисти полога своей кроватки, вороха подушек, тренькающие колокольчики. Помнил тупой, легкий кинжал с рубином в рукояти -- свою первую игрушку. Помнил, что пытался грызть этот кинжал и что спал с ним в обнимку. Почему-то почти никогда матери рядом не было, а когда она появлялась - тихой тенью, ласковым шепотом, - и почти сразу исчезала, Андрей ощущал себя брошенным, покинутым на произвол судьбы, несчастным. Первыми словами его были (он помнил, как тяжело давались эти первые связанные в смысл звуки) "няня" и " не уходи", обращенное к постоянно исчезающей матери. А вот языка, на котором они произносились, Андрей вспомнить не мог никак. Как не мог вспомнить лица няньки, хотя прекрасно помнил её мозолистые маленькие ладони, её шуршащие, в три слоя, юбки, её голос. Там вообще было странно.
   Теми утрами по кремовым стенам ползали солнечные "зайчики", а вечерами шёлк гас медленно, нехотя, долго тлея закатами. Те дни были большей частью жаркими, душными, а в маленьком дворике, стиснутом стенами дома, всегда журчал фонтан. Кроме того дворика и бесконечных комнат харама* Андрей ведь так ничего и не увидел тогда. А интересно было бы посмотреть на мир по ту сторону. Ничего, теперь повод будет...
   А здесь ночной туман и стойкий запах выхлопных дымов. До их пор Андрей не сумел бы с уверенностью сказать, нравится ему здесь или нет.
   Светка сопела, доверчиво уткнувшись носом Андрею в плечо, выделенный шефом "ниссан" шел мягко, водитель мурлыкал себе под нос что-то ненавязчивое, а вот самому Андрею не спалось, хотя надо бы. Когда теперь отдохнешь?
   И шеф, кстати, расстарался, выделил в сопровождение не абы кого. Один Сашка Окрестный чего стоит с его неоценимым двухсотлетним опытом: персидские айшму, афганские пари, индийские ватия-веталы, тэнгу, конечно, пачками. Сашка бывал там, откуда не принято возвращаться, и ничего, живет. Приехал в офис в третьем часу ночи, хлопнул Андрея по плечу -- дрейфишь, салага? - и сообщил, что жена велела ему к четвергу уже быть дома. Что означало: Сашка прорвется. И никаких гвоздей.
   С Сашкой приехал Ахмет. На вид Ахмет не ахти, так, квелый мужичонка из тех, которых на "оптовках" пруд пруди -- такие орут наперебой про "савсэм спэлые арбузы, да" и причмокивают вслед проходящим "красавицам". Ахмет видом дешев настолько, что в приличные рестораны его с первого раза не пускают, и даже массивная золотая цепь с бесценным амулетом смотрится на тощей шее бирюлькой. И плевать. Ахмет - "говорун". Заговаривает металлы, дерево, воду, кровь даже. Если оторвут руку, назад он не пришьёт, конечно, но кровь остановит. Андрей видел собственными глазами. И видел, как начал давиться собственными пулями калаш в руках тэнгу, как автомат плевался жидким металлом, неопасным даже для комара. Давно, лет десять назад, в лихие "стрелочные" времена это было.
   Ахмет сидит сейчас за рулем второго "ниссана", того, что маячит в зеркале заднего вида, а на заднем сиденье у Ахмета близнецы-братья Колян и Толян Стрельцовы. Ну, эти попроще, конечно, поскромнее. "Плетем макраме из кишок клиента", - приговаривает Колян. Толян молчит. Немой он. "По психическим причинам, - поясняет обычно новичкам Колян.- У него в башке, эта, тонкая организация. Типа, несчастная любовь, баба ушла. И он этот, обет молчания дал. Типа, на всю оставшуюся жизнь". Интересно, что Колян почти не врет: у Толика действительно была любовь. Не очень, правда, красивая. В пылу ссоры девушка его, потребовав: "Заткнись!", ушла, хлопнув дверью. И Толик послушно заткнулся, потому что девушка оказалась стихийной ведьмой. За пятнадцать лет так и не удалось снять заклятье. Возможно, говорят специалисты, "у него уже давно всё в горле атрофировалось". Но об этом новички узнают много позже. Да, а еще у близнецов -- обоих -- высшее философское образование.
   Тихо урчит мотор. Стелется белесая дымка. Сна ни в одном глазу. Тревожно, хотя Сашка за рулем спокоен, а чутье на опасность у него феноменальное.
   Припоминался всё нынешний разговор с отцом. Скомканный какой-то, оставивший почему-то после себя неприятный налет недосказанности. Не было никаких дежурных вопросов, отец даже не поинтересовался здоровьем драгоценного отпрыска, а драгоценный отпрыск не пожелал отцу всяческих благ. Сразу сказал -- будет сын, нужны координаты Резервации. Отец почему-то не удивился. И почему-то велел связаться с матерью. "Что-то с мамой?" - встревожился Андрей. Нет, ничего такого, просто нужно связаться, сказал отец. Только она знает путь полностью. Пока что из Дальнего нужно лететь в Бейрут. И обязательно связаться с матерью! "Почему ты сам не свяжешься? Где она сейчас?" - спросил Андрей. Но тут связь оборвалась.
   "Абонент находится все зоны доступа сети".
   Понятно, началась "мертвая зона". Ладно, до Дальнего потерпит.
   В шестом часу утра привязался "хвост". Не особо навязчивый, опять "жигулёнок".
   Ахмет махнул рукой -- езжайте как ехали, разберемся. Сашка пожал плечами и накинул скорости. Но было видно, что "хвост" его не встревожил чрезвычайно. Измученная приключениями Светка продолжала спать. Черная грива в отливала теплым шоколадом в предутреннем свете.
   Примерно через километр "ниссан" пропал из виду. Минут десять ехали в молчании. Сашка напевать под нос прекратил, напрягся. За окном торопливо мелькали березы.
   Тренькнул телефон во внутреннем кармане Сашкиной куртки. Тут же встрепенулась Света, захлопала ресницами.
   -... Да, понял, ждем, - ответил в трубку Сашка. Резко затормозил. Обернулся. - Они управились. Сказали ждать.
   - Что-то случилось? - Светка пощурилась на свет, принялась тревожно-заспанно тереть кулаками глаза.
   - Всё в норме. Ребята размялись чуток... Сейчас уже подъедут.
   Подъехали действительно почти тут же. Темно-серый "ниссан" вздохнул тормозами и встал рядом. Ахмет торопливо выскочил, одергивая адидасовскую куртёнку. Следом выдвинулись братцы, отдуваясь.
   Сашка вышел, сделав знак пока сидеть в машине.
   - А прыкурыть папрасыли! - без вступлений начал Ахмет. - Прикинь, да? Едут много килОметров, у самих зажигалочка сламалас, а всё не у кого огонька спрасыть! От деревни едут! Глядят -- парни тоже едут! Ну, они и того -- за намы! Ну, мы ж не жмоты какые, прикурыть дали. И вот, к вам дэрнули.
   - И давно они за нами ехали? - небрежно поинтересовался Сашка, ненароком оправляя "сбрую" под курткой. В "сбрую" у него, Андрей знал, упакован "ПМ". С Афганистана.
   - Дык, килОметров десять. Прикинь, да?
   - О, интересно. Значит, от деревни едут, не от города. Это точно?
   - Точнее некуда.
   - Выйди-ка, Дрюш...
   Светка переводила испуганный взгляд с Сашки на Андрея.
   - Сиди, я сейчас. Всё в норме, Свет.
   Отошли. Братцы закурили. Ахмет, теперь уже без кривляний и самопародий, сухо сообщил:
   - Значит, расклад такой: едут они за нами недавно, от деревни той, как её... А, черт с ней. Задание у них было только следить, не приближаясь. В контакт не вступать. На конфликт не идти. Заказал им нас некий Кабанчик с Левого берега. Сказал, что обычные лохи, которых надо проводить до "малины".
   - Что вы с ними сделали?
   Значит, обычные лохи. И какой-то Кабанчик.
   - Сначала парни пугнули, - Толян солидно сплюнул, Колян кивнул. - А потом уж я дал посыл. Едут они теперь к шефу, пусть разбирается, что за Кабанчики по здешним лесам бегают.
   - Да, наверно, это правильно. Нам не с руки сейчас. И Светку не хочу пугать.
   - Но тут такой разрез... Я ведь сначала, что они шли за нами от города. Под "вуалью" или ещё чем. А они от деревни. Что это означает?
   - Кто-то заранее знал, куда мы едем и по какой трассе, - присвистнул Андрей. - В офисе "крот".
   Разом сделалось неприятно. Сашка покачал головой:
   - Я бы почувствовал. Да и кто? Мы слишком сработались... Но тогда остается другой вариант, попроще и похуже. Тебя, Дрюш, или твою Светку успели пометить. А значит, офис рассекречен.
   - Ёб!
   - Не дрейфь, и не такое переживали. Я с теми молодчиками весточку отправил. Разберутся. А мы едем. И ускоримся. Только сперва поищем "метку". Поглядим...
   Горячая ладонь Ахмета пробежалась по спине, ногам Андрея, и он, конечно, не гомофоб... Но...
   - Чистый. Вроде бы. Сам-то ты как? Чувствуешь что-нибудь?
   Прислушался к себе - нет. Ничего не поменялось, ничего нового, чужеродного, не обнаружилось. "Метка" же должен зудеть, или вызывать дискомфорт, или просто давить на самый краешек сознания. Ни-че-го.
   - Чисто.
   - Тогда давай твою Свету.
   Светка ежилась, жалась, нервничала под горячей рукой, но тоже оказалась "чистенькой".
   - Или мы плохо ищем, или...
   - Едем. Быстро. Аккуратно.
  
  
  
   Ближе к полудню Сашка дал добро на остановку. Бог его знает, по каким косвенным признаком Сашка определяет, что вон там останавливаться перекусить опасно, а здесь, в каком-то километре от опасной по его мнению зоны - вполне ничего. Впрочем, не доверять его нюху оснований у Андрея еще пока не случалось. О том, что будет заварушка, Сашка обычно предупреждает за пару часов до.
   О том, что не будет - тоже.
   Всё это означало, что дадут спокойно поесть и, возможно, даже обзвонить родичей.
   Придорожное кафе оказалось на диво приличным. Светке даже отыскали зеленый чай и лимон. Последнее, насколько Андрей был знаком с этими придорожными забегаловками, почти роскошь, отдающая даже "буржуйством". Тем не менее.
   Тронулись дальше. Спокойно поговорить с дальневосточниками всё же не успел - Сашка велел поторапливаться. Но будут встречать.
   Оттепель внезапно оборвалась звенящим морозом. Буквально в какие-то несколько часов раскисшая снежная каша затвердела, оделась скользью и теперь "ниссаны" немилосердно заносило на поворотах. Сашка уступил руль, теперь дремал, а Андрей щурился на бесконечную полосу сияющего льда и гадал, что там, в Дальнем, будет. Что-то ведь будет.
   - Когда мы уже приедем? - То ли Светка наконец выспалась, то ли устала пытаться дремать в слепящем зимнем сиянии, но теперь она ерзала на заднем сидении, полностью предоставленном в её распоряжение. То ложилась, то глядела в одно окно, то в другое. То рылась в сумке. Скучала, в общем, как могла. Наверно, стоило ей хоть книжку купить в дорогу. Тогда бы она не задавала вопросов, от которых даже Сашка вздрагивает.
   - Ты, девочка, никогда так больше... не выражайся, - пробормотал, приоткрыв глаза. И снова задремал.
   - А чего такого? Я сказала - и что?
   - Примета. Вроде как, если скажешь - приехали, то и точно - "приехали". Капец, - без особой охоты пояснил Андрей. Вера в приметы - вторая натура в охранке. Кого ни возьми - весь из себя крутой и сильный, а ногтём сковырни: оно и повылезет. Черные кошки, пауки в банках, оговорки и случайные совпадения - у каждого свой паноптикум. Например, у того же Сашки, кроме пресловутого "приехали!", - галстуки. Он их не любит, не носит и вообще боится. И еще Столыпина почему-то. Галстуки и Столыпина. И сейчас-то ему еще ничего, в глаза не бросается, а вот раньше, "при царизме и социализме", говорит, неудобно было. Все такие культурные, парадные, натертые до лоска, а у Сашки даже галстука нету.
   Сам Андрей побаивается...
   - Разворачивай! - заорал дурным голосом Сашка. - Б***дь, живо!
   - Что?
   И Сашка дернул руль на себя. Взвизгнули тормоза, прыснули из-под колес ледяные брызги. В зеркало успел увидать, как трепыхнулся на дороге второй "ниссан".
   - Что это бы...
   Сашка дышал тяжело, пялился на дорогу. Светку он не слышал.
   Увидел и Андрей.
   Тогда даже Светка - увидела.
   На заснеженном дорожном полотне блестело и сверкало будто водой облитое, а воздух над сверканием казался странно густым, плыл маревом, шёл рябью. Гигантская прозрачная амеба распустила ложноножки от края до края дороги.
   - Ой, - шепнула светлана.
   - Обычная замбезийская "зуля", - теперь уже буднично объяснил Сашка и отвернулся. - А раньше я их за три версты чуял...
   Андрей кивнул. Оно в Африке-то - конечно, за три версты. Но в Сибири? Но на полпути из пункта А в пункт Б при минус двадцати? Откуда "зуле" вообще здесь взяться?
   - Холодно, - растерянно сказал Андрей. - Минус двадцать. Откуда бы?
   - Откуда бы! Иди и убирай, вот же хрен огородный! Откуда... Оттуда!
   В том и проблема - Сашка чует, а убрать не может. А вот Андрей ни черта не чувствует, но убрать может. Слепой с глухим.
   То есть, оно, конечно, теперь видно, но всё равно смутно. И непонятно, как к этой тварюшке подсутпиться. Дернет ложноножкой - и прощай, светлое будущее.
   - Иду... А оно где начинается? Блин. Света, заткни уши. Мы сейчас работать будем. Слышишь? Заткни...
   - Правее. Правее, я тебе говорю! Твою в задницу! Правее! Шевелится! Беги! Бл**дь! Твою!
   А зуля перетекала из себя в себя же, и слоилась, и плыла под холодным зимним солнцем. И ощущение было - ни с чем не сравнимое ощущение! - словно стоишь посреди расступившегося моря или под замершей волной цунами и боишься вздохнуть. Обрушится ведь.
   Зуля слоилась. Жадно дергала ложноножками в предвкушении близкой пищи. Думала, гадина, что сейчас глупая добыча сама завязнет в паутине, поэтому ждала, не нападала. Лениво ей. Сашка уже не помогал - мешал. С расстояния вытянутой руки Андрей и сам теперь прекрасно видел. Велел Сашке заткнуться. За спиной прошелестели шины, появились новые голоса. Ахмет, Коля. Радио невнятно лепечет.
   Поползла по лбу капля пота. Это Андрей ощутил отстраненно.
   Зуля дернулась. Почуяла неладное.
   А Андрей нащупал наконец. Есть у зуль одно местечко... Чуть выше... И если туда "ткнуть"...
   Зуля завизжала. В визге потонули шорохи, переговоры и радио-лепет. Остались только гадина и Андрей. Андрей "давил", а гадина корчилась и верещала. Ложноножки дергались, текли, одна лизнула плечо, вторая - щеку. Боли не было. Потом Андрей оглох, а зуля издохла. Медленно-медленно истаяла, оставив пережеванную в грязь наледь на дороге.
   Андрей еще постоял в окружающей немоте, разглядывая мокрый асфальт. Обернулся.
   Светка шевелила губами, размахивал руками Ахмет, Сашка облокотился на бок "ниссана".
   Андрей сделал шаг, другой. Ощутил силу тяжести на плечах и вату в ногах - наверно, так космонавты ощущают перегрузки. Пока убирал зулю, тварь успела-таки отобедать. Еще и давешний джинн аукнулся. Но немое кино длилось, и Сашка рванул навстречу поздновато - успел только поднять с асфальта. С другой стороны подхватил Ахмет.
   Андрей устало прикрыл глаза и вырубился.
  
   В мире появились звуки: пиликало радио, Сашка неразборчиво бормотал. Затем по плечам и вниз, к пояснице, потекло тепло, стало легко - свалился какой-то тяжелый груз. Оказалось, Андрей полулежит на заднем сидении, Ахмет поддерживал под плечи. На водительском сидении виделся Сашка, а вот Светка в поле зрения не попала.
   - Аднака. Ачухалса? - спросил Ахмет. По возвратившейся его самоиронии понял, что ничего непоправимого всё же не произошло. Жить будем.
   А Сашка обернулся и сказал:
   - Тогда едем. Быстро. Звонил шеф. Шестерок он отпустил - не знают ни черта. А вот Кабанчик минувшей ночью скоропостижно сдох от инсульта.
   Андрей кивнул. Ахмет исчез, а машина тронулась.
   ***
   В маленьком раскаленном дворике фонтан иногда звякает и роняет частые капли, а иногда поднимает высокие витые струи к небу. Андрей задирает голову - небо всегда высокое и пустое. Няня садится на бортик, подбирает юбки и быстро, размашисто черпает ладонью воду - плещет в лицо себе, потом Андрею. Зной ненадолго отступает. Андрей ходит по дворику, носком сандалия ковыряет плитки. Няня мурлыкает песенку. Всегда одну и ту же, тягучую, унылую, печальную.
   Приходят разные люди.
   Вот является Адиб, охранник. Он весь составлен из игл и осколков, его борода топорщится колючей проволокой. Такую проволоку Адиб тянул когда-то давно через песок, а внутри у него взорвалась граната. Андрей это увидел и как-то сказал Адибу. С тех пор Адиб боится Андрея, хотя всегда улыбается. А няня боится Адиба.
   Вот Галиб, он работает на кухне. Он толстый и мягкий, как лепешка на меду. Он хватает Андрея и подбрасывает в пустое небо. Андрей смеется. Впрочем, как-то в Галибе появляется новое, которое Андрею не нравится. Оно тоже походит на лепешку в меду, только на уже черствую, засохшую. Галиб перестает появляться на дворике, а потом и вовсе исчезает из жизни Андрея. Няне Андрей говорит, что Галиб "больше не здесь".
   А вот еще Сохейла, она старая и морщинистая, как мудрая обезьяна Муньиса. Сохейла приказывает Адибу и тот слушается. И Сохейла совсем его не боится. Сохейла изнутри похожа на воду - она спокойная и холодная.
   Наконец, Ламис. Подстать имени, мягкая и нежная. Она убирает в комнатах, приносит игрушки и сладости, вешает на шею "глазок" от сглаза. Лицо Ламис - ускользающий полумрак.
   Вот и весь детский мир Андрея, ограниченный раскаленным двориком и женской половиной. Он уютен, покоен, тих.
   Но однажды ночью няня хватает сонного Андрея, трясет, говорит...
   ***
   Светка затрясла, сунула в руки пластиковый стаканчик с горячим чаем.
   Ночь стояла самая густая, почти кисельная. Потек стылый зимний воздух в распахнутую дверь. В стаканчике болтался ломтик лимона. Глотнул, обжигаясь. Чай оказался сдобрен крепко и густо - коньяком. Тут Андрей проснулся окончательно. Увидел неоново-ядовитую вывеску придорожного кафе. "У веселой коровы" - гласила вывеска.
   - Где это мы? - Сашки в машине не было, а сама машина подогнана была почти к самому крыльцу кафе.
   - Село какое-то. Сто километров от Дальнего. Ты как? - Светка в зеленом свете вывески смотрелась бледной и усталой.
   - Нормально. Вроде. Долго я спал?
   - Сейчас три часа. Весь день и вот...
   Скорбно поджала губы.
   - А где здесь сортир?
  
   Унылая тетка с крашеным облезлым пучком волос на затылке дрыхла за столом, уткнувшись носом в газету. Дернулась, механически сунула деньги в карман фартука, уткнулась вновь. Кто-то пьяный и по пьяни злой шваркнул дверью кабинки, тетка вяло заматерилась сквозь сон. Замызганное зеркало отразило её судорожную попытку оторвать лоб от стола.
   В грязной уборной поплескал себе в лицо воды - млявость после сна не проходила, требовала внимания и покоя. От ледяной воды не отступила. Поглядел в зеркало - на щеке багровел след зулиной ложноножки. Странно, но ожог не болел.
   В тишине зимней ночи громко журчала вода в раковине, наверно, поэтому не услышал скрипа двери. Да и был ли он?
   В зеркале мелькнула фигура, вырисовалась. Плеснул себе в лицо еще... Снова глянул в зеркало.
   Зеркало отражало отца. Такого, каким он был лет тридцать назад, во времена Андреева детства, - молодого...До дерзости и полной готовности броситься в одиночку против армии врагов. Такого, каким Андрей отца давно не видал. Очень давно.
   - Отец?!
   Торопливо обернулся, готовый броситься...
   За спиной никого не было. Придорожный сортир был пуст, не считая блеклой тётки на кассе.
   Растерянно возвратился к зеркалу. Отец смотрела не него из-за спины. Шевельнул губами. Качнул головой. "Нет", - догадался Андрей.
   - Что - нет, отец? Что?
   Пусто. Тихо. Зеркало отражает измызганный кафель, сиротливую лампочку под потолком.
   Никого.
   Нашарил мобильник. Набрал затверженный наизусть номер.
   "Абонент временно недоступен. Пожалуйста, позвоните позже..."
  
  
   Глава 3.
  
  
   ... И каждый раз, когда думаешь, что всё уже закончилось, оказывается, что закончились исключительно деньги в твоем кармане, а проблемы - только начинаются.
  
   Анонимный мыслитель.
  
  
   - Да! На сороковом километре! Да, шеф... Да, я не кричу. Ладно, понял.
   Сашка отбросил телефон в бардачок, полез за сигаретой.
   В половине десятого утра выехали на основную трассу. До Дальнего остается чуть меньше дня пути. Это, разумеется, если без осложнений.
   Но осложнения будут. Сашка сообщил вполне уверенно - в паре километров от города ждут. А если обходными путями? Задумался. Но нет, сказал, ничего не изменится. Хвостом они идут, что ли? В паре километров всё равно перехватят. А если не перехватят, то, уж не обессудьте, не случившиеся неприятности имеют все привычки снежного кома - чем дольше оттягиваешь столкновение с ними, тем они становятся больше. Остается смириться и подготовиться.
   Колька с Толиком, давно уже понимающие друг друга без слов, молча перебрались во второй "ниссан" и сейчас один из них за рулем. А который - не разберешь. Двое из ларца, одинаковы с лица, черт бы их... Зато Ахмет сидит теперь рядышком со Светкой, и это внушает некоторую уверенность.
   Полдень, остановка в унылом кафе самого "столовского" вида, слепящий снег. Потом резко меняется, небо опускается низко, темнеет, грубеет. Сначала сыплет мелко, крупкой, потом вдруг падает целое рваное облако - вьюга. Не видно ни зги и скорость резко падает. А это означает, что к городу подъезжать придется уже в сумерках, а то и ночью. Доехать бы...
   Вьюга упала и завыла, и скрыла "ниссан", и теперь перед стеклами стояло сизое верчение.
   - Может, всё-таки остановимся где, переночуем?
   Но Сашка только пожал плечами. Теория "снежного кома", будь она неладна -- так что ехать. Но что может быть хуже, чем въезжать в засаду прямиком через вьюгу? В очередном придорожном кафе народу набилось столько, что Сашка, постояв на пороге, дал отмашку - двигаем дальше, нечего тут тереться.
   Так и двигали. Смеркалось. Вьюга сделалась жиже, но не утихла. Светка, наоборот, совсем утихла и скисла. Весь день просидела молча, с выражением лица одновременно раздраженным и жалобным, сохранявшимся, даже когда она задремывала. В урчании мотора и завывании ветра постоянно мерещилось тревожное и неотвратимое, и когда навигатор заверещал: "Подъезжаем к пункту назначения! До пункта назначения один километр! Семьсот метров...", Сашка навалился на педаль тормоза слишком уж резко, а Андрей вздрогнул. Задремавшая было Светлана встрепенулась и прильнула к окну. Напрасно -- за стеклом темно, зыбко.
   - Ну, едем же! - хрипло потребовал Ахмет, пряча руку под полу куртки.
   Вместо ответа Сашка схватил телефон:
   - Алло! Коля! Перестраиваемся! Вы идёте вперед. Оно где-то рядом.
   Света судорожно и громко выдохнула. Заоконная тьма прорезалась светом -- второй "ниссан" приблизился, вильнул, огибая, на миг Андрей встретился взглядами с кем-то из братьев. Потом "ниссан" отдалился, слабо сияя задними фарами, исчез в снеге. Тогда тронулся и Сашка, но томительно медленно. Андрей прикрыл глаза, мысленно ощупывая пространство. Теперь чувствовал и он. Больше всего походило на давящую духоту, разливающуюся в воздухе перед бурей.
   "До пункта назначения пятьсот метров! - сообщил навигатор стервозным женским голосом. - До пункта назначения..."
   - Черт! - Андрей, не особо понимая, что и зачем делает, схватил несчастный навигатор и что есть силы долбанул о панель перед собой. Пластик хрустнул.
   Полыхнуло одновременно спереди и сзади, Светка взвизгнула и тут же захлебнулась криком в жилистую Ахметову ладонь. Автомобиль дернуло.
   - Завязли! Б****! А ну!
   Было бессмысленно поздно кричать и ругаться.
   Андрей выскочил в мороз, судорожно сгребая ладонью так и рвущийся "ханский огонь". Время завязло в болоте и теперь трепыхалось на одном месте. Слепящий свет приблизился, выжигая глаза. По щекам непрерывно лились слезы, тут же схватываясь в корку. Что-то шло на Андрея и против идущего "огонь" был плевком, жалкой мушкой, не больше. И Андрей был таким же жалким... слизняком... червем... Идущее нечто давило физически, опуская на плечи мраморную надгробную плиту. Время, мысли, желания -- всё исчезло, сменилось равнодушием. Только страх, свет и безразличие ко всему. Ноги начали подкашиваться и Андрей тюкнулся коленями в снег, так ничего не ощущая кроме навалившейся тяжести. Слабеющие пальцы готовы были отпустить "огонь" обратно в небытие...
   И тут за спиной раздался жуткий, полный безумного страдания вопль.
   И время тронулось с места и помчалось галопом. Перед глазами затянулась ослепленная темнота, пальцы рук свело судорогой, прошиб ледяной пот.
   - Бей! Бей, идиот! - заорали рядом. Собственных мыслей еще не было, поэтому Андрей послушно поднял ладонь и ударил наугад, разбрызгивая Силу.
   Затрещал автомат и совсем рядом вспыхнул еще один "хан". Покатился гулкий звон.
   И тут отпустило -- упал с плеч давящий груз. От неожиданности Андрей потерял равновесие и растянулся на снегу в полный рост, но тут же легко -- удивительно легко в сравнении с недавним! - вскочил и завертел головой. Свет исчез и поэтому окружающая ночь казалась совсем непроглядной. Сквозь мельтешение темных пятен перед глазами разглядел автомобиль и искаженное ужасом лицо Светланы. Сашка стоял, тяжело опираясь на капот "ниссана", а Ахмет просто стоял, опустив автомат и глядя Андрею за спину.
   - Кто это кричал? - с трудом выдавил Андрей.
   Сашкино лицо исказилось болезненной гримасой.
   - Это со стороны ребят. Кроме нас людей здесь не было. Это точно, иначе я бы почувствовал. Значит, Коля.
   Да, где-то со спины был вопль. Туда уехал "ниссан". И если Сашка говорит, что среди нападавших людей не было, значит, так оно и есть. А Толя немой. Вот и всё.
   - Что дальше?
   - Поедем искать ребят. Потом в город. Опасности я лично больше не чувствую. А ты?
   Андрей покачал головой. Что бы это ни было, оно уже ушло. Напряжение медленно отпускало, Светка расслабленно откинулась на сидение, и только Ахмет настороженно перехватил автомат и поджал губы.
   - Садитесь. Едем.
   Метров через двести в свете фар метнулась фигура, перегородила дорогу. Сашка затормозил. Тут Андрей узнал Толика. Впрочем, тот, кажется, больше походил на призрак, чем на себя самого...
   Второго "ниссана" нигде видно не было, как и... тела. Андрей высунулся из машины, махнул рукой:
   - Давай сюда, Толь! Давай...
   Нетвердой походкой человек проковылял к машине и навалился на распахнутую дверцу, по всей видимости, не очень понимая, что происходит. Тут же Ахмет протянул Андрею фляжку, кивнул, дескать, передай дальше. Андрей передал, человек тряско свинтил пробку и жадно глотнул. Перевел дух. И сказал (сказал!):
   - Я не Толя. Я Коля.
   - Но... кричал!
   - Ага. К нему... голос вернулся.
   Сделалось жутко.
   - А... где?
   - Не знаю. Ни машины, ни... Тольки... не знаю. Я ничего не понял. Слишком быстро. Слишком...
   Коля говорил странно - протяжно и медленно, словно одурманенный.
   - Ты в порядке? Эй-эй!
   Коля вдруг дернулся, обмяк, падая... Подхватить Андрей не успевал, и Коля свалился, как подкошенный.
   - Эй, ты чего?! Ты...
   - Не трогай! Руки убери!
   Откуда ни возьмись, Ахмет. Андрея оттеснили, из-за широкой Сашкиной спины он успел увидеть, как мужчину выгнуло дугой, а с губ полетели черные хлопья.
   - Уйди! Отойти, черт побери!
   Отвернулся. Отошел. Стоял, глядел на теперь уже спокойно вьющийся в воздухе легкий снежок, курил.
   - Ну всё, сейчас едем.
   Обернулся, когда всё еще бессознательного Колю усадили на переднем сидении, пристегнули ремнем.
   - Что с ним?
   - Отравление. Надышался этой дряни, видать, - сообщил Ахмет. Сплюнул. Раскурил сигарету. - Кстати, о дряни. Что это было такое, Андрей?
   - Не сейчас! Не время болтать и курить! Сейчас - гоним! И смотрим по сторонам. Хотя сомневаюсь, что мы теперь найдем тело. Всё равно - смотрим.
   Ахмет с сожалением отшвырнул едва раскуренную сигарету и уселся рядом со Светой, заметно прижав её к Андрею. Чем она и воспользовалась - тут же вжалась ему в грудь, жарко задышала в ухо. Од думал, прошепчет что-то, но она молчала. Так и сидела. А он, мягко прижимая к себе будущую (будущую?) беременную жену, глядел в окно.
   ***
   Во дворе, в темноте и душной пустынной ночи, метались "светляки". Зажимая Андрею рот крепкой ладонью, няня тащила его куда-то через двор, потом на мужскую половину, в анфиладу незнакомых комнат, потом в какой-то темный и пыльный коридор, за ним - тесную комнатушку без окон, увешанную какими-то пучками и узелками трав, освещенную одним тусклым, подыхающим "светляком".
   Не отнимая ладони, няня прижала Андрея к себе, шепнула: "не бойся!"... И они вместе куда-то упали. Завертело, закрутило, засвистел в ушах ветер, в лицо пахнул сухой, обжигающий пустынный воздух. Андрей упал, пребольно стукнулся плечом и лбом, застонал. И тут ладонь ушла. Тяжелое навалилось. Андрей застонал уже в голос, вывернулся, освободился от тяжести, вскочил на ноги. И тут только увидел, что няня лежит на песке и смотрит вверх.
   - Няня?
   Не шевелится.
   - Няня!
   И, кажется, не дышит.
   - Нянюшка! Няня! Ой...
   Андрей попятился. Мертвая... она же мертвая!
   Побежал, не разбирая дороги и оскальзываясь на барханах.
   ***
   - Никогда с таким не сталкивался.
   - Мы его там оставили... Мы его оставили!
   - Мы его там не оставляли! Не было тела!
   - Заткнулись! Все! Задрали!
   Ого! А у Светы истерика.
   - Светик... солнышко...
   - Заткнись. Заткнись! Я... я тебя не просила! Делать мне ребенка! Тащить меня в это дерьмо! Спасать меня! Везти куда-то! Я вообще... я вообще хочу домой.
   А дальше случилось то, что женщины делают долго и со вкусом.
   Короче, она ревела, отвернувшись к окну, а Андрей сидел как дурак, и не знал, что делать. Более того, Сашка - многоопытный и всезнающий Сашка! - молчал. Тоже не знает. И Ахмет молчал. И даже Коля, пришибленный и раздавленный, молчал, временно прекратил свои стенания.
   В молчании, сдобренном всхлипами и швырканьями, въехали в Дальний. Смутно горели фонари, придавленные метелью. И смутная пустота образовалась у Андрея где-то между желудком и душой. Светка права, права во всем. Совсем несложно было не напиваться. Или хотя бы пользоваться... средствами обороны. И не было бы ничего. Ни разгрома в квартире новоявленной дэвийки, ни мертвых тэнгу, похожих на раздавленных чернявых тараканов, ни джиннов на автозаправках, ни зуль в Сибири, ни вот этого, стоившего жизни Толику.
   - Так куда едем? - Сашка нарушил молчание тогда, когда, казалось, оно закаменело в воздухе, и придется его колоть.
   - А. Да. Сейчас найду, - зашарил по бумажнику в поисках бумажонки с адресом. Вот будет штука: потерять её сейчас, когда почти приехали, а с отцом не свяжешься. - О, вот. Ленина, тридцать восемь. Задний двор, последний подъезд. Найдем?
   - Разберемся...
   Ночной город походил на разряженную новогоднюю елку. Там и здесь горели окна, фонари сияли желтым и холодновато-голубым, кое-где в преддверии праздников уже развесили огромные уличные гирлянды. Когда-то давно Андрей был в Дальнем, но - слишком давно, лет двадцать назад, и с тех пор город неузнаваемо переменился. Из пыльного, заплесневелого уездного городишки он сделался центром - пусть области, пусть местным, но налёт столичного лоска ощущался даже ночью. Город оттерли и отмыли, подправили ему "физиономию", застроили. Это очень хорошо теперь видно. Хотя прежний Дальний казался уютней, что ли? Ближе? Ну и мысли!
   Но, ей-Богу, уж лучше думать об этом превращении, чем о Светланке, продолжающей давиться слезами.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"