Как во темном-то краю на потаённой стороне стоит терем высок
Ко тому ко терему ни тропинки нету ни дороги столбовой
А и стоит тот терем на лунном берегу у серебряной реки
У серебряной реки на высоком берегу где всё время ночь
Где всё время ночь, и во тереме том и вокруг него
Во ночной-то тишине ни птицы не поют ни зверь не кричит
Только слышится будто из того ли из окошечка
То ли шёпот слышится то ли пенье сладкое
Пенье сладкое, да нездешнее, пенье тихое, непонятное
А и свет горит в том окошечке
Свет изменчивый, убегающий
То ли есть ещё, то ли нет его
То ли нет его да и не было, да и пения того, али шёпота
Померещилось тебе, показалося
Ты иди да поспешай своей дорогою, а коли конный едешь погоняй коня
Горяча коня да тонкой плёточкой, и на терем тот не заглядывайся
Не стреноживай горяча коня, не ступай на крыльцо скрыпучее, не толкай десницей дверь дубовую
Не входи во сени кромешные,
Сени тёмные, непроглядные
Как ошую там кости мёртвые, а одесную остры топоры.
Не броди хоромами пыльными, по стенам бо там пятна чёрные,
Пятна чёрные, вельми страшные, и горе и долу, и на лавках они,
И на лавках они, и на дубовых столах
Не броди хоромами пыльными, не всходи на высоку лестницу,
Не слушай тихого шёпота, не покорствуй пению сладкому
А того пуще не ходи во горенку, во светлицу не входи тесную
Как одесную в ней красное окно, а ошую в ней -
Не гляди туда, паче выколи себе очи ясные.
Как войдёшь во ту светлицу добрым молодцем, а и выйдешь ты седым стариком
Поспешай к окошечку красному, бросайся с утёсу высокого,
С утёсу высокого да во серебряну реку
А как станешь тонуть, слушай птицу вещую,
Птицу вещую, птицу сирина.
А и молвит птица сирин таковы слова:
Можешь доплыть, а можешь утонуть
можешь успокоиться, а можешь сойти с ума
можешь найти, а можешь потерять
можешь смеяться, а можешь плакать
можешь выть, а можешь стонать
можешь уйти, а можешь остаться
мне вещей птице до тебя дела нет
ни до тебя ни до других людей.
Ты плыви себе лунной ночью
Лунной ночью по серебряной реке
Мимо берега высокого,
Мимо терема печального.
Убаюкают тебя волны ласковы,
То ли есть ты, то ли нет тебя.
Праздничный ужин с Богом
Лисицы имеют норы и птицы гнёзда, а Сын человеческий не имеет
где преклонить голову.
И. Христос
Итак я налил две рюмки. И сказал:
- Господи! Раздели со мною скромную мою трапезу! Ибо нет для тебя секретов во всей вселенной, и в безграничном знании твоём известно тебе, что больше её разделить мне не с кем.
Известно тебе и то, что испытания ниспосланные мне тобою зело превосходят скудные мои силы. Моя ли вина что с юных лет очарованный чудесами твоего творения преисполнился я жадной страсти и всегда просил у тебя более нежели был в состоянии вынести? Не ты ли создал меня таким? Не ты ли создал и всё что питало мою страсть, этот огонь, сжигающий меня изнутри? Зачем не отняв разума повергаешь меня в безумие, зачем губишь, не затушив прежде пожирающую меня жажду жизни? Не дав довольно сил дабы утолить её?
И вот, не успел я произнести эти слова, как свет неожиданно соединился с тенью, сгустился, и передо мною, напротив меня за столом Он возник. Один глаз его был белый и как бы смотрел в себя, другой смотрел прямо, и вся боль мира была в этом взгляде. Он поднял рюмку, но рука его дрожала так сильно, что ему пришлось придержать её другою, на которой не хватало трёх пальцев. Вообще и руки его, и запястья, и лицо, и, особенно шея были покрыты множеством шрамов. Он опрокинул рюмку, будто это был самогон.
- Вообще-то это хороший коньяк, - заметил я. Он кивнул и жадно принялся за еду. Худоба его была чрезмерной, редкие седые волосы и седая щетина обрамляли его бледное уродливое лицо.
- Ещё? - спросил я, когда он расправился со всем, что было на столе. - У меня есть немного курицы и картошка. Он кивнул и откинулся на стуле, но тут же вскрикнул и схватился за спину. Лицо его потемнело от боли.
Он стонал и тёр спину, пока я возился у плиты и разливал коньяк. Когда я поставил перед ним тарелку, он поднял глаза, и сказал устало:
- Ты что-то имел спросить?
- Нет, ерунда, ты ешь, ешь...
За солью. Сюита
1
У меня закончилась соль. В этом нет ничего удивительного. И всё же... Вот так берёшь по щепотке каждый день, казалось бы она и не убывает, но вдруг, в один прекрасный день её больше нет, она нужна тебе, а её нет, и это странно, и думаешь, что уж если она закончилась, то значит закончиться может всё что угодно, нет ничего постоянного, разница лишь в продолжительности циклов, она разная у кошек, людей, попугаев, соли, слонов, деревьев... В этом нет никакой трагедии, достаточно пойти и купить соли, и всё возродится, воскреснет, всё вернётся на круги своя.
2
Когда идёшь за солью ни на кого не рассчитывай и не оглядывайся назад. Как бы ни было трудно надо дойти, купить соль и вернуться. Вам будут мешать, толкаться, задавать дурацкие вопросы, свистеть и бубнить под ухом. Бейте их и они заткнутся, посылайте и они уйдут. Помните: вы соль земли, и если соль потеряет силу, получится какая-то наверное уже полная х**ня.
3
Я осторожно открываю дверь. На лестнице полумрак. Шорох, приглушённый вскрик, шаги. Огонёк лифта горит красным. Лестница уходящая вниз. Неподвижная пыль в прямых лучах солнца, на лестничных клетках, из окон в грязных разводах. Звенящая тишина. На последней площадке неожиданно распахивается дверь. Консьерж. В руках его чёрный мешок, в глазах пустота. На улице солнце ослепляет меня. Старухи на лавочке вдруг замолкают. Шёпот. Беспокойные взгляды. Птиц не слышно.
4
От моего дома до магазина минут десять неспешным шагом. Полдень. Всё замерло. Солнце зависло в зените. Тишина, умиротворение. Природа отдыхает. Время неги, сиесты, ленивых медленно текущих мыслей, неторопливых шагов. Как прекрасны, как мимолётны эти летние погожие спокойные дни! Как прозрачен воздух, как ласково солнце!
5
Это просто п***ец! Эти б**ди со своими газонокосилками! Откуда такая ненависть ко всему живому? Чем им мешают жёлтые, белые, синие цветы? У них в голове тоже моторы, и они уже не могут остановиться. Убивать цветы, деревья, уродовать кусты, уродовать котов. Школы, больницы, тюрьмы. Войны, асфальт, бетон. Всё залить бетоном, всё уничтожить.
На скамейке в сквере Ахмед. Толкает крэк. И клиентов всё больше. А что ещё остаётся? Что ещё нам осталось?..
6
За сквером Странный Дом. Старинный особняк с заколоченными окнами, стенами увитыми плющом, буйно разросшимся садом. Уже много лет в нём никто не живёт. Его тёмные стены хранят страшные тайны. Однажды ночью они озарились оранжевым и синим светом, по саду засновали лучи фонарей, и до самого утра люди в белых комбинезонах и масках таскали на носилках и погружали в кареты скорой помощи длинные пластиковые мешки. Прошли годы. На мрачных стенах заброшенного дома так и не появилось ни одного граффити...
7
Жара. Смог накрывает город. Грязное небо над горизонтом. Всё плывёт. Пот заливает лицо. Каждый шаг даётся с трудом. У редких прохожих воспалённые безумные лица, медленная нетвёрдая походка. Мы зомби. Мы погибшие души. Мы тени в раскалённом аду. Наш удел одиночество. Мы проиграли. Наш удел отчаянье и смерть. Жизнь, где ты?!
8
Подхожу к магазину. Да, десять минут, не больше. Хотя что мне в том? Что нам во времени? Почему так случилось, что единственный из всех живых существ человек отделился от времени? Так неразумный пловец гребёт против течения, борется со стихией. Над головою его пролетает величественная цапля, стремительно скользя по течению круглым глазом удивлённо смотрит на него мудрый корморан. А он, поглощённый бессмысленными своими усилиями, ничего не видит вокруг, и наконец, выбравшись на пологий берег, падает в изнеможении на песок и умирает, так ничего и не поняв... Зачем я здесь? Чего ищу? Ах да, соль...
9
Вдалеке вдоль полок идёт девушка. Она появляется и исчезает, появляется и исчезает, появляется и исчезает.
- Где она? -спрашиваю я кассиршу.
- Кто? - она отрывается от книги.
- Там была девушка, куда она пропала?
Она стучит по клавишам.
- С вас три доллара.
- Тебе здесь не скучно?
- Спасибо. Хорошего дня.
Чудес не бывает.
10
Я выхожу из магазина. Как красива, как сказочно красива пустынная улица! Солнце играет в листьях деревьев. Ветер усилился. Парусами надувает бельё на верёвках. Как в замедленной съёмке колышатся волнами ветви плакучей ивы. Пронзительная тишина человека, отправляющегося в последнее путешествие. Волшебная тишина проснувшегося ребёнка. Таинственная тишина воскресшего из мёртвых. Шум ветра в ветвях деревьев. Дорога домой.
Охота на лиса
- Этой маске не менее трёхсот лет, - говорил Распорядитель, затягивая мне проволоку на затылке. Маска, красного цвета, была тяжёлая и неудобная. Не менее древним очевидно было оружие и снаряжение охотников. Латы, рогатые шлемы, мечи. Мой лёгкий оранжевый комбинезон давал мне несомненное преимущество в скорости. Впрочем, как объяснил Распорядитель, единственным оружием, которым воспользуются самураи, будут луки. Остальное - дань традиции.
Когда-то в незапамятные времена Лис повадился воровать священных птиц принадлежащих богине солнца. Шестеро её сыновей решили убить его дабы восстановить гармонию мироздания. Они преследовали его шестьдесят земных лет. Они выпустили шестьдесят стрел. Шестьдесят лет метался Лис по священному лесу, и оставляемый им кровавый след становился всё ярче и яснее. И неотступно шли за ним охотники, читая на белом снегу красные знаки, учась каллиграфии, обретая мудрость и спокойствие. В лисьих следах они смогли прочитать все тайны вселенной ибо они были написаны кровью, спонтанно бьющей из её сердца. (Позже, в тёмные века, гадание по следам раненого зверя использовалось жрецами для предсказания будущего).
Когда же они подошли к мёртвому Лису, то поняли, что совершили ошибку, что гармония навсегда покинула землю, что мир накренился и готов сорваться в пропасть. И тогда произошло чудо. Лис вознёсся на небо и стал созвездием, а перед ними на снегу лежал их брат, седьмой, самый младший, оставшийся дома.
- Для охотников до самой смерти ты останешься Лисом, - говорил Распорядитель. - У вас одна задача. Постарайся выжить как можно дольше: бежать, идти, ползти, главное пребывать в движении. То что ты напишешь на снегу должно быть красиво.
Посмотри на эту рощу, на деревья покрытые ранним снегом. На оранжевые гроздья рябины, на красные, оставшиеся с осени плоды. Ты видишь? Всё готово. Всё ждёт только тебя. Ты творец, ты картина, ты подпись.
Беги!
Так не бывает, так не должно быть.
Я раненое больное умирающее животное хочу исчезнуть хочу чтобы меня добили.
Последний шанс последняя отчаянная попытка всё или ничего. Я поднимаю глаза я улыбаюсь:
Это всё не на самом деле.
Какое-то мгновение я смотрю на себя сверху. Деревья покрытые снегом. Красные знаки на белом. Умирающий Лис.
Я вижу: Всё это на самом деле.
Жемчужный воздух. Восторг падения.
Капли ручьи реки красной настоящей крови.
всё что я сделал
Всё что я делаю всё что я сделал всё что вы сделали всё что вы можете сделать.
всё это лишь бесполезная попытка ускользнуть.
спрятаться от беспощадного огня которым горит моё сердце.
Я по-прежнему распят.
И по-прежнему орёл клюёт мою печень.
Японская девушка
Я слушала крики чаек
Крики чаек над морем
Беспокойные
Тоскливые крики
Я гладила камни
Остывающие камни
На закате
Гладкие камни
Мне хотелось плакать об их любви
Об их любви
О моей любви
Мне хотелось плакать от их любви
О моей любви
О любви
* * *
Удивительная невыразимая немыслимая красота.
Она появляется она приходит из неоткуда она настигает меня я падаю в неё я растворяюсь в ней я исчезаю а она остаётся она остаётся она остаётся.
* * *
Почти полнолуние. Мои глаза спокойно вмещают луну, холмы, облака, придорожные домики. В окне свет. Мягкий золотистый уютный свет. Почти ночь.
* * *
На этой границе, между вечером и ночью возможно всё. Бог наклонился к моему уху и что-то шепчет, шепчет. А я киваю сонно, как будто слушаю, как будто что-то понимаю. Как будто хочу понять.
Путешествие Лиса
Однажды Лис услышал стук. Он раздавался сверху, и Лис стал взбираться на гору. Он лез всё выше, и стук становился всё громче и отчётливей. Выбиваясь из сил, гонимый извечным ненасытным своим любопытством, он приближался к вершине, от напряжения темнело в глазах, а стук участился и уже оглушал его.
На вершине ничего не было. Внизу остались долины, холмы, неподвижные облака. А тут только камни поросшие мхом, кристально прозрачный воздух, тишина и стук его сердца.
Путешествие муравья
Он не помнил как оказался в реке. Всё произошло слишком быстро. Что-то подхватило ветку, по которой он шёл и бросило в воду. Человек или, может, птица. Что-то огромное. Был полёт и было падение. Когда он пришёл в себя кругом сверкала вода, ветку несло по течению, и он понял, что всё ещё жив.
Ещё он понял, что всё пропало, что ничего не вернуть, что ему никогда не вернуться. Со временем отчаянье сменилось спокойной грустью и, наконец, странной радостью, захватывающим дыхание восторгом обречённости.
Он плыл по реке бесконечно долго, почти три дня. Была осень. По ночам дул ветер и на далёком берегу шумели деревья, ветку качало, плескались волны, и порою чёрной тенью мелькали под водою чудовища, живущие в глубине. Ближе к утру опускался туман. В тишине было слышно как листья падали в воду. Иногда где-то далеко хрустела ветка, и звук разносился над водой оглушительным эхом.
Река просыпалась. Ныряли, сверкнув на солнце рыбы, утки, взлетая, били по воде крыльями, неслышно проносились над самой водой тяжёлые цапли.
Днём царило великое спокойствие. Деревья облачились в удивительные, сказочные одежды, изменчивые и неуловимые, как мечта. Высоко в лазурном небе плакали дикие гуси, мягкое осеннее солнце смотрелось в реку, отвечавшую тысячью ослепительных отражений.
Тогда муравью казалось, что он уже умер, так непохоже всё это было на то, что он знал раньше, в своей прежней, продолжительной, не менее десяти долгих дней жизни. Он думал, что вот он плывёт на своей ветке по бесконечной реке, и ничего не может сделать, и не хочет, потому что всё так красиво, и наверное он скоро умрёт, и ему всё равно.
И ещё он думал, что река, она тоже течёт не по своей воле, и дикие гуси, летящие на юг, их тоже что-то гонит, и ветер, срывающий листья деревьев, и даже грустное вечернее солнце, все они подчиняются какому-то одному неведомому, удивительному закону, красивому, мудрому и навсегда непонятному.
Однажды ночью он проснулся от странной тишины и неподвижности. Его ветку выбросило на берег.
За время своего путешествия муравей успел забыть о прежней своей жизни и потому без труда приспособился к новому социуму. Какая разница? Их везде так много, муравьёв. Он стал почти своим. Один за другим проходили долгие дни, всё ускоряясь. Иногда ему снился волшебный лес, бескрайнее небо, сверкающая вода.
Он прожил долго. Он видел зиму, весну и лето. И вот снова, как когда-то давным давно, наступила осень. По ночам ветер шумел в ветвях деревьев, срывая красные и жёлтые листья, бросая их в реку.
Ветка склонялась к самой воде. Муравей выбрал самый крайний, самый сухой лист, раскачивающийся так, что замирало сердце. Он схватился покрепче за черенок и стал ждать.
Ночная поездка
Тёмная полоса дороги,
светлая полоса снега,
чёрная полоса леса.
Бледная полоса неба.
Холод, лёд, пустота.
По радио женщина поёт о любви.
Она поёт по-испански о страсти, о ревности, о разлуке, об отчаянии, о нежности, о грусти, об измене, о страдании, о смерти.
Холод, лёд, пустота.
В свете фар мёртвые деревья кричат о любви.
Грусть в большом городе
Бросаю рюкзак в угол съёмной подвальной комнаты спального пригорода оазиса благополучия маленького Китая Большого Торонто.
Улицы пусты. Все работают все умерли все уехали все спят. В парке пустая площадка неподвижные качели тишина. Вдруг замечаю ветку с пожелтевшими листьями. Скоро осень. Поэтому осеннее солнце осеннее одиночество осенняя тишина. Скоро осень, а спокойствия всё нет. Нет спокойствия нет дома нет денег нет еды нет мелочи на автобус. Нет еды на деревьях нет яблок нет груш нет черешни.
Вечером парочки сидят на скамейках семьи идут из церкви семьи сидят на терасах ужинают на терасах гуляют в парке едят что-то едят всё время что-то едят.
Жизнь заблудилась во мне я поселился в большом городе заблудился в большом городе потерялся в большом городе грусть поселилась во мне.