Измученный Карл Иваныч спал очень долго и проснулся, когда солнце было в зените. Он был один на кровати. Акелы нигде не было. Но Карл Иваныч не успел встревожиться, потому что услышал, как в ванной плещется вода и кто - то поет под душем. От вчерашнего кошмара не осталось и следа. Он сел в кровати и почувствовал в душе беспричинное счастье, а во всем теле - легкость необыкновенную.
Из ванной вышел юноша. Он был совершенно гол и прекрасен, как юный бог. Кожа у него была очень белая. Над правым глазом у него было большое родимое пятно, и от этого правый глаз казался больше левого. Но это его совершенно не портило. Наоборот, эта метка как раз и делала его совершенно неотразимым. А вообще глаза у него были большие и карие, как у олененка Бемби. Он повернулся в поисках полотенца, и Карл Иваныч увидел, что на попе у него тоже большое родимое пятно. Полотенца он не обнаружил, поэтому просто встряхнулся, разбрызгивая холодные сияющие капли. А потом сказал весело и просто :
- Вставай, папа. Ужасно есть хочется !
И Карл Иваныч понял : ради вот этой минуты стоило нарушать вечные законы мироздания. И наплевать, какую цену назначат за это утро великие боги. Они завтракали вместе с сыном, и эта игра стоила любых свеч. Играло радио, а они мазали варенье на хлеб, и варенье капало на скатерть и застывало, словно капли крови на снегу. Карл Иваныч догадывался, что должен о чем - то серьезно подумать или хотя бы позвонить Инессе Матвеевне. Но земля его острова высохла от горя, и сейчас она пила воды радости и благодати. И снова поднимались высохшие травы, и одевались листвой деревья, а в полях золотились тучные колосья. И сиял над ними один общий, бледно - желтый свет. И не было в этом утре ничего мистического, а было все так вкусно и гармонично, что не оставалось никаких сомнений : все правильно, иначе и быть не могло. Сделана наконец работа над ошибками.
С трудом, но до Карла Иваныча дошло, что надо же поговорить с Акелой. Что - то объяснить ему, придумать что - нибудь правдоподобное. Карл Иваныч понимал, что теперь ему придется очень много врать. Прежде он относился к вранью с определенной брезгливостью, а теперь ему было плевать на всякие морально - этические тонкости. В конце концов, он не виноват, что правда порой превосходит размеры людского воображения. Правда, конечно, хорошо, но счастье - гораздо лучше. И сейчас ему предстояла непростая задача грамотно вписать свое внезапное счастье в панораму действительности. Да так, чтобы комар носа не подточил. У него не было ни малейшего желания подарить желтой прессе дешевую сенсацию, а из своего сына сделать ярмарочного урода - Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Тогда все просто теряло смысл. Он подумал и спросил первое, что пришло в голову :
- Как ты себя чувствуешь ?
- Хорошо. Но я, кажется, болел ? Я плохо помню... Я знаю, что живу здесь, помню, как меня зовут. Что еще ? Помню, что мне снилось сегодняшней ночью. Я бежал во тьме, а за мной гнались какие - то твари. Изо рта у них капала кровь. А потом вдали замерцал свет, и я побежал по какому - то желтому коридору.
- Тебя это беспокоит ? Тебе страшно ?
- Да ерунда, просто сон дурацкий. Все отлично ! Ты мой папа, я знаю. Я хорошо помню твой голос : "Сейчас папа тебя покормит, сейчас пойдем с папой гулять..." Это с головой, наверное, что - то ? Может, я ударился ? Но не бойся, я уже начинаю вспоминать !
Видимо, сосредоточиться ему было трудно, а разговор этот был чем - то неприятен. Он вскочил из - за стола, на ходу прикрылся полотенцем и закружил по комнате.
- А вид из окна очень даже знакомый ! Значит, все ништяк !
Да, все было действительно ништяк. Только Карл Иваныч опять почувствовал легкий укол слева. Вот именно так и говорил, помнится, Иннокентий. Все ништяк.
Акела тем временем распахнул двери и вышел на мизерный балкончик, заваленный всяким барахлом, как следует потянулся, а потом заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Испуганно взметнулись зачуханные голуби, задрали головы дворовые пацаны. Акела поднял лицо к небу. Создатель сегодня был явно в ударе. С самого утра он выгнал на свои лазоревые пастбища толстых светло - серых слонов, величавых единорогов, кудрявых белоснежных барашков и всякую другую тварь, которая мирно бродила под дуновением ветерка, накапливая дожди.
Но его сын не мог долго созерцать, он был абсолютно радостным существом, энергия била в нем ключом. От него невозможно было отвести взгляд. Он был, как тот молодой актер в фильме "Покровские ворота". С ним было хорошо, на него хотелось смотреть, им хотелось дышать. Так бывает, когда души в человеке гораздо больше, чем тела. Тогда душа развевается над головой, как праздничный флаг на ветру, и всем это видно.
Внезапно какая - то легкая тень омрачила светлое лицо сына. Видимо, он еще что - то вспомнил, потому что вдруг сказал :
- Ты ложись давай. Не ходи сегодня никуда и пей эти свои капли. Надеюсь, они такие же полезные, как и вонючие.
- Сынок, если хочешь, давай поговорим. И мне на работу надо. Помнишь нашу работу ?
- И на работу не надо, и говорить сегодня не надо. Потом, все потом. Теперь я о тебе буду заботиться.
Только тут Карла Иваныча осенило, что новому человеку нужна одежда. Он давным - давно не покупал одежду. За модой он не следил, а свое носил аккуратно. Пока Карл Иваныч мучительно соображал, как выйти из положения, сын уже вовсю рылся в шкафу. Судя по всему, он нормально ориентировался в человеческом мире. Вытащил старый вытянутый свитер овечьей шерсти, рыбацкие штаны, которым было в обед сто лет, и совершенно невозмутимо напялил все это прямо на голое тело. Самое странное, что даже эта рухлядь ему очень шла. Точнее сказать, на нем она уже и рухлядью не выглядела. С обувью было хуже. Ботинки Карла Иваныча были безнадежно малы. Сын совершенно не расстроился. Он так же невозмутимо сунул босые ноги в резиновые сапоги, которые пылились в прихожей. Сапоги были на три размера больше - налезли. Карлу Иванычу стало неловко, он засуетился.
- Сынок, ну куда ты в таком виде ? Давай сходим в магазин. Нет, я один схожу. А ты меня здесь подожди.
- Никуда ты не пойдешь. Я сам о себе могу позаботиться. И о тебе тоже ! Деньги нам с тобой нужны, вот что.
Карлу Иванычу опять стало неловко. Он начал поспешно рыться по карманам. Акела расхохотался.
- Кончай этот цирк ! Расслабься, я же сказал : все будет ништяк. Ну, значит, так и будет !
- А мне что делать ?
- А что ты любишь ? Писать в тетрадке ? Значит, пиши !
- Если ты насчет работы, то нужны документы.
-Не нужны мне никакие документы, фигня все это. Наслаждайся своей спокойной старостью, а я пошел... найду того мужика , который светил в глаза и давал за это деньги.
И он ушел. Карл Иваныч потянулся было спросить, не заблудится ли он в незнакомом месте, но флаги над юной головой шумели уже где - то далеко.
Карл Иваныч вытянулся на постели и закрыл глаза. Вот теперь нужно было подумать. Думай, старый пень, думай. Странно, но его мальчик прекрасно освоился в новом качестве. Надо будет осторожно спросить его, что же он все - таки помнит. Что сказать соседям и вообще всем ? Что он его внебрачный сын. Они никогда не виделись, и вот он приехал. Попал в аварию, потерял память. В фильмах, которые без конца показывали по телевизору, герои постоянно теряли память, и никого это не удивляло. Не надо было отпускать его одного, это опасно. А как ты хотел ? На поводке его водить за собой ? Кстати, о поводке. Карл Иваныч спешно поднялся, снял поводок с гвоздя в прихожей, встал на табуретку и засунул его на антресоли - как можно дальше. Надо же ему имя придумать... А как быть с документами ? То, что юному Акеле представлялось фигней, для Карла Иваныча выглядело совершенно ужасно. Он помотал головой. Это - потом. Сначала легенда. Карл Иваныч невесело сам себе усмехнулся. Дожил. Легенда. Тоже мне - Зорге. А куда делась собака ? Все будут спрашивать : соседки, покупатели постоянные... А собака попала под машину. Собаку он похоронил. Несколько дней назад. А сын приехал давно, просто лежал в больнице. Авария. Как - то нескладно. Кругом аварии. Не поверят.
Карл Иваныч бился над достоверностью своей легенды часа полтора, хитроумно увязывая концы с концами. В результате у него получился лихо закрученный сюжет. Когда фантазия просто иссякла, он наконец осознал, что по большому счету никому ведь нет до него никакого дела. Но мысли лихорадочно неслись по намеченному маршруту. Документы. Вот тут он попал ! То, что можно на ходу рассказать соседским старухам, в милиции вряд ли будут слушать. Не может человек взяться совершенно ниоткуда. Даже если он попал в аварию. И, кстати, что за авария ? И где справка из больницы ? Карл Иваныч затосковал. Он понял, что его заветное краденое счастье вписать в реальную действительность будет не так - то просто. Он так погрузился в шпионские дела, что телефонный звонок напугал его до полусмерти. Он настолько вошел в роль, что снял трубку с неким содроганием. Непонятно, кого он ожидал услышать. Он не выдержал и расхохотался, когда узнал голос Инессы Матвеевны. Вот старый дурак ! Однако Инессе Матвеевне было не до смеха. Она плакала.
- Мой Кока умирает. Я проснулась, а он лежит в клетке кверху животом. Он так лежит уже три часа. Я звоню во все ветеринарные клиники, но нигде нет специалиста по птицам. Карл Иваныч, вы никого не знаете ?
Карл Иваныч заговорил в трубку, но почему - то страшным шепотом :
- Вы не поверите, моя дорогая ! Это работает ! Приезжайте ко мне, и вы увидите сами ! Чтобы поверить, это надо увидеть своими глазами !
- Карл Иваныч, я никак не могу. Я вас очень прошу, посмотрите в своих справочниках, время дорого ! Я же могу его потерять... Боже, ну что же мне делать !
- Тогда я к вам приеду, прямо сейчас !
Карл Иваныч заметался по дому в поисках заветного листочка. Да, вот он, на столе, весь закапан утрешним вареньем. Он начал поспешно одеваться, но потом вспомнил, что у сына нету ключа. Он сел, одетый, за стол. Оставить ключ соседям и написать записку ? Он даже не знал, умеет ли его мальчик читать ! Минут пятнадцать он, нервно постукивая пальцами, изображал терпеливое ожидание. Но то, что происходило, было настолько важно, что он наконец решился. Он просто ушел и оставил дверь открытой. Кроме несчастного Иннокентия к нему никогда никто не приходил. А если даже и зайдут какие - нибудь заблудившиеся воры, то им можно только посочувствовать. Брать у него совершенно нечего. А если это будут какие - нибудь и вовсе сумасшедшие воры, то пусть берут хоть все. Карлу Иванычу было просто не до этого. Он шел по улице и бормотал : "Это работает, это работает, это работает..." А мимо шли люди и думали : "Выпил дед лишнего, в такую - то рань". И проходили мимо, и тут же забывали о нем.
Из заметок Карла Иваныча :
"Смерть находится везде. Она может принять вид зажженных фар машины, которая въезжает на холм позади нас. Она может оставаться видимой некоторое время, а потом исчезнуть в темноте, как если бы она покинула нас на время. Но она опять появляется на следующем холме, чтобы потом исчезнуть вновь.
Это огни на голове смерти. Она надевает их наподобие шляпы, прежде чем пуститься в галоп. Эти огни она зажгла, бросившись в погоню за нами. Смерть неуклонно преследует нас, и с каждой секундой она все ближе и ближе.
Смерть никогда не останавливается. Просто иногда она гасит огни. Но это ничего не меняет..."