-- А это мина, -- хмыкнул Читатель, заинтересованно уставившись на Критика: как прореагирует?
Тот посмотрел на него сквозь пальцы и губы поджал:
-- Мина, -- признал нехотя понятное с первых строк. -- Странно, что ты уразумел это, прочитав четыре главы. Другое, что мина без запала и собрана из "лего".
-- Ты о родных, современных смайликах, чатах и ноутах, наряду с "антидотами", сверхвосприятием, и апокалиптическим мирком, так отчетливо нарисованным автором в самом начале?
-- И это тоже. Если начало уводит читателя в мир фантастичный, мир вроде бы, будущего, то далее мы видим мир вполне реальный, а день даже не сегодняшний - вчерашний. Неопределенность с миром и временем снижает доверие к автору. Задетая тема очень скользкая, и автор уже поскользнулся. Чувствую, дальше поедет юзом да с горки.
-- Да уже, -- заржал Читатель. -- "Сберкнижка"!
Критик недовольно глянул на него:
-- Что тебя так рассмешило? Вчерашний день в помеси завтрашнего?
-- Ох, -- оттер выступившие слезы. -- Прикинул все вместе и понял, что залез не в намек на постапокалипсис, а в винегрет. Я ж, как умный, вчитывался - оо! "Единая Церковь", намеки на спецагентов, околополитическое и околорелигиозное рассуждалово, продвинутые технологии, ууу, ты, блииин, как серьезно! А тут мне - бац! "Очнись, милый" - я сама не в курсе, какое это время и какой мир. Охушки! Вроде будущее, потому как точно не настоящее, а вроде, прошлое, но местами. А местами будущее, но настоящее для ооочень глубокой провинции - таежных поселков для промысловиков, например.
-- Просто автор зацепила что-то краем взгляда. Вот что зацепила, то и выдала. А с краю, да еще взгляду, оно плохо видно. Краем зрения-то - не очень.
-- Однако, заметь - мы спорим о сути, а не о стиле.
-- Ну-у, читается на ура. Пока, -- признал Критик. -- Хотя не без огрехов стилистики.
Читатель выставил палец:
-- Вот! -- и с улыбкой вновь внедрился в текст, периодически похрюкивая над "фантастикой" автора. -- Оружие с антибликовым покрытием! --зароготал.
Критик вздрогнул, оторвавшись от чтения. Глянул осуждающе на друга:
-- Скажи спасибо, что нет газовых баллончиков от Орифлейм, -- буркнул и опять уткнулся в текст.
-- И страаазиков тоже на ем неееет!! -- закатился Читатель. -- И бантикоффф! Но есть "сберкнижка-а-а-ааа"! При криобиозе!
Критику надоело. Подхватил Читателя и вытолкал из комнаты на балкон: охладись.
-- Все, все! -- засемафорил тот. -- Холодно ж, блин!
Пришлось впустить в комнату.
-- Ну, ты садист, -- фыркнул беззлобно. По лицу еще блуждала улыбка, навеянная "фантастикой". Но видя грозную физиономию Критика, Читатель выставил ладони и заверил, напустив в глаза серьезности. -- Молчу!
Критик осуждающе качнул головой и сходил за кофе.
Читатель уже вновь посмеивался, но увидев друга, притих, и, взяв чашку с горячим "гляссе" прочел елейным голосом:
-- Чтобы развеяться, встала, помахала руками, плавно двинулась, разминаясь. Едва приметное движение - в ладонях появились ножи. Окидывая взглядом квартиру, Алиса перебрасывала клинки в руках - подкидывала и хватала уже в обратном положении, потом снова подбрасывала. Появлялось ощущение, что нож просто висит в воздухе, и только рука ходит вокруг него туда-сюда, чтобы взять точно за рукоять. Наконец Алиса нашла то, что искала - косяк двери вполне подходил для метания.
Апартаменты Березовского на Кабо-Верде, что ли?
Ля-ля ля- ля и дальше:
Снова нырок руки к телу и новые ножи появились из складок платья.
О, как! Они у нее там растут... и сразу же покрываются антибликом, -- прошептал доверительно и, разразился хохотом.
Критик с треском захлопнул рукопись и подпер рукой подбородок. Уставился перед собой, набираясь терпения. Минута, пять и рявкнул:
-- Это серьезное произведение!
-- Я так и понял, -- заверил Читатель, подавив смех. Скопировал позу друга и брови для убедительности насупил. Взгляд в рукопись вперил.
-- Напряжённым комком Алиса вскочила на ноги.
За калиткой стоял пожилой человек в рясе с широким крестом на груди,--процитировал через пару минут, сведя глаза к переносице.
-- Это моя прерогатива - выискивать... -- напомнил Критик.
-- Так я ничего не ищу... они сами пришли, -- заулыбался Читатель. -- Я всего лишь понять хочу - как это "напряженным комком" - это ее люмбаго одолело мигом или она в мячик превратилась? И как мне грудь рясы представить, чтоб на ней крест вообразить?
А это? Она шагала в темпе, бьющейся в голове сотней взрывов, мелодии - скачками, что ли шла, в конвульсиях? Хыр!
-- Не находишь, что предвзят? -- в упор уставился на него Критик, и мужчина притих, посерьезнел.
-- Сдаюсь, -- выставил ладони. -- Есть немного. Я же на серьезную вещь настроился, мне так здорово и вдумчиво поначалу рисовали среднее меж "Пастырь" и "Джонни - Мнемоник", а тут - хлабысть - анимэ! "Сейллормун - я лунная... призма"
-- Заметь - ты назвал фильмы, а не книги. Что говорит о живости языка автора, о его мастерстве - автор смог создать мир, атмосферу сразу. Завлечь, нарисовать настолько реально, что ты сравнил рукопись с фильмом. Причем принял все всерьез. Дорогого стоит, между прочим.
Читатель растеряно помялся и не найдя, что сказать, махнул рукой. Уткнулся в текст.
Он больше не смеялся - был хмур и темен лицом. Критик же то и дело потирал лоб и отрывался от чтения - смотрел на пламя в камине, словно очищался.
Час прошел в гробовой тишине, и вот, Читатель закрыл рукопись и осторожно, словно это кубок с ртутью, положил ее на стол, еще и подвинул к краю, подальше от себя.
-- Прочитал? -- немного удивился Критик.
Мужчина отрешенно глянул на него и вытащил сигарету из пачки друга. Его вид был слишком странным, что остановило Критика и он не стал напоминать, что тот сроду не курил.
Читатель неумело затянулся и тихо, но твердо сказал:
-- Прости, но я не хочу это читать. А вот автора - запомню. Чтобы больше никогда не соваться в его произведения.
Критик понял: отложил папку и закурил, поглядывая на Читателя:
-- Что тебя потрясло?
-- Не потрясло, -- качнул пальцами, с зажатой меж ними сигареткой. -- Перевернуло. Вызвало омерзение. Последний раз я себя так чувствовал, когда услышал, что на Украине ставят памятник Шухевичу. Знаешь, -- развернулся к Критику всем корпусом и затушил окурок, как сваю вбил. -- Есть границы дозволенного. Я не религиозный человек, но мне в голову не придет обмазать дерьмом икону. И, убей меня, я никогда не пойму и даже не буду пытаться понимать того, кто это сделает. А здесь измазано все. Считай меня ханжой, считай недоумком - мне ровно. Я просто не хочу плавать в этой выгребной яме - с души воротит.
Критик вздохнул, глубоко затягиваясь табачным дымом. Задумался и спросил:
-- Дэн Брауна читал? Не коробило?
-- Читал. Нашел, что перевод отвратительный. Только не нужно сравнивать...
-- Даже не собираюсь. Брауна я вспомнил ввиду "модности" темы. К сожалению, гонка за модой многих подводит - одни тело за нее закладывают, другие душу. Эта вещь пример последнего, но она близко не стояла с Кодом Да Винчи. Потому что там мухи отдельно, котлеты отдельно и есть обоснования каждому "блюду". А здесь и мухи, и котлеты, и тарелка, и повар мелко нашинкован, а сверху компот и осколки стакана, вперемешку с кишками посетителей. И все потому что "я так хочу". И чувствуется, что писано по мотивам "я обиделась - и не подходи, не подходи". Вот это "обиделось" - проступает четко, потому что иначе бы грязью обмазывали аргументировано, а тут "потому что хочу" и пошли от и до без основания и логики - с потолка.
Если берешь серьезную тему, то подходить нужно серьезно. В противном случае все превращается в фарс.
-- Да мне плевать, что и как! -- взвился. -- У нас не так много святого осталось, чтобы и это топить в грязи и скармливать мне!
-- Не горячись. Хочешь, объясню, в чем дело? Почему ты так неоднозначно реагируешь? Автор очень талантлива, и это бесспорно. Богатый словарный запас, владение словом, знание художественных приемов и прочия, прочия, прочия. И вот тут собака и зарыта. Мало иметь талант, нужно иметь моральный и духовный базис, осознавать ответственность. В свое время Оппенгеймер встал у истоков ядерной бомбы и помог убить сотни тысяч. А еще был такой Николай Тесла - он тоже был неимоверно талантлив, но еще и осознавал ответственность за свой талант. Поэтому уничтожил свои изобретения. К счастью, автору данного произведения, пока далеко и до того и до другого. В отличие от тебя, я не могу серьезно относиться к данному произведению по многим причинам. В нем явственно, и ты это прекрасно уловил, проступает женское зерно - легкомысленность и буйность воображения, обидки от винта, где разум уже не котируется и аргументы не выдвигаются - просто констатируется. На рельсах нешуточного таланта, это "от винта" может оказаться страшной силой, и станет ли автор Тесла или Оппенгеймером - сугубо ее выбор. Пока же это игра с талантом и не больше. Видишь ли, мало обчитаться эзотерической и альтернативно-исторической литературой - нужно понять что прочел, мало иметь претензии к той или иной религии - нужно их обосновать.
В данном романе четко проступает винегрет из знаний автора, но ни одного обоснования ни одному "тезису" нет. Автор спокойно смешала католицизм с православием, экзорцизм с сатанизмом, теософию с эзотерикой, Бога с Сатаной, воина с домохозяйкой, настоящее с будущим и прошлым, черное с белым, не желаемое с не действительным, желаемое с действительным. Скидала пасторов к попам, храмовников к православным монастырям, экзорцистов к инициаторам, людей к нечести, духовную структуру с социальной смешала, политику и технический прогресс присыпала листами гримуаров и сбрызнула святой кровью. Приправила все это политикой на базе "сегодня говорили у ларька с овощами" и, типо, загримировала "тарелку" под этим блюдом - свое личное отношение к Церкви.
Итог - четкое ощущение, что каждый из ингредиентов известен автору чисто номинально.
Как можно к этому относиться серьезно? Ведь все вместе получается не фантастика и не фэнтези, не психологическая проза и не детектив, а элементарный бред.
Автор внедряет в текст политическую канву, прошивает ею все произведение, именно на данном базисе основывая построение и развитие сюжетной линии. Но берет с потолка, не зная даже истории и развития политического института, не раскрывает предтечу, а тупо констатирует, и тем открыто объявляет - "я так захотела и потому вот вам"! А все это "вот вам!" не увязывается со временем описанных событий, потому что и в этом автор не определяется до конца повествования. И тем свой базис превращает в колченогий табурет, с которого уже в середине произведения валится все это нагромождение не пойми чего.
Нет, можно, конечно, скрестить ежика и удава. Но получим метр колючей проволоки.
Вот этот метр и имеем на выходе опытной селекции автора.
Это не фантастика и не фэнтези - это фантазия, вольная и безосновательная. Детская.
Это не роман - образец современного нигилизма.
-- Знаешь, -- сцепил руки замком Читатель, пристально и неприязненно глядя на Критика. -- Мне глубоко плевать на авторский нигилизм. Я буду называть вещи своими именами - это, -- указал на папку. -- Мечта сатаниста. В нашем мире не так много доброты и света, чтобы залезая в произведение, я еще и там умывался кровью и тонул в нечистотах, захлебываясь и в том, и другом от авторской "щедрости". Перебор, друг мой, и не просто перебор, а вызывающий.
-- Да, это авторский эпатаж, -- пожал плечами. -- Сто процентный и бесспорный.
Эпатаж (фр. Ipatage) -- умышленно скандальная выходка или вызывающее, шокирующее поведение, противоречащие принятым в обществе правовым, нравственным, социальным и другим нормам, производимые с целью привлечения к себе внимания. Свойственен авангардному, и отчасти модернистскому искусству, но относится "к внеэстетическим и тем более к внехудожественным реакциям".
Многие пользуются подобным приемом. Но нужно иметь основу, чтобы получить в ответ нужную тебе реакцию. А если вызов построен на дырке от бублика, он и выглядит детской выходкой.
-- И что ты за это поставишь? -- недобро прищурил глаз Читатель, решительно не понимая спокойствия Критика.
Тот пожал плечами:
-- Что можно поставить за детский лепет, массированно сдобренный стилистическими ляпами? -- развел руками. --
Что мы имеем? Массу идей. И все они разрознены и торчат как разорванные нити из клубка. Видел, как дети пирамидки из обручей собирают? Как придется. Это и имеем в основе.
Персонажи?
Алиса - помесь анимашного персонажа с подружкой Нео на рельсах Мери Сью. Если призвать сюда психолога, то он четко расставит акценты и скажет, что в этом абзаце автор был серьезно обижен, здесь находился в растрепанном душевном состоянии, а тут у него все было отлично, поэтому и героиня тиха и мила.
Я лично не поверил гг совершенно. Она слишком противоречива и словно соткана из множества личностей и настроений. И то, что она "иная" совершенно ее не оправдывает и не делает реальной. Наоборот - запутывает еще больше.
Даниил - костыль для Алисы. Этакий Адам для Евы. Должен же был кто-то оттенить и невыносимые "страдания", "благородство", " неординарность" и "воинственность" героини? Он прекрасно справился с этой ролью.
Гроссмейстер - вовсе персонаж голливудского блокбастера - самый большой и внушительный обруч в пирамидке.
Остальные - словно из детских страшилок. Помнишь? "Черной-черной ночью: по черной - черной улице, катился черный -черный гробик"? Только здесь у нас неудачная и безосновательная помесь данного "гробика" и православного попа с ксендзом, обвешанного связкой чеснока и с "масонским заговором" в голове.
И кровь, кровь, кровь, трупы, трупы, трупы. Уже к середине романа чувствуешь себя поселителем прозекторской.
Стилистика?
Ветки хлестнули по быстрому телу, мягко перекатывающемуся со стопы на стопу по пыльной степной земле,
Внезапный выстрелы с замка и из леса раскроили черепа пары храмовников
Стреляли топорами?
И, свалив матушку на каменный пол, махнув почти у морщинистого горла диким оскалом - отодвинулась и села
В узкой щели меж дверью и стеной сестра Пелагея застыла, обречённо бросив плечи.
Волосы плыли над плечами, дико топорщась. Глаза смотрели на мир вертикальными щелями.
Алиса смотрела с тихой улыбкой
Влажные глаза Алисы задрожали вертикальными чертами.--
И я не вижу смысла разбирать на составные сюжет и идеи, моральную подоплеку. Потому что говорят о сем, когда есть о чем говорить, когда есть иные основания кроме нигилизма, аргументы, а не пустое желание ребенка поэпатировать.
Нет базиса. Есть одна четко выстроенная линия - огромная претензия к Церкви. Все.
Причем, автор и в этом не определилась, и, видимо, не зная разницы между православием и католицизмом, осимбиозила эти два несовместимых направления, решив воздать обеим. Поэтому вместо Конгрегата у нас снова явилась Инквизиция, соответственно - тамплиеры - как без них? Но с митрополитом и Командором. Девятнадцатый век легко переехал минимум в двадцать второй, не забыв прихватить с собой сберкнижки и чаты из двадцатого. Спасибо, что не вспомнилось про пейджеры и телетайп, и Алиса с Гроссмейстером чатились, а не отбивали друг другу морзянку.
Смело, -- поджал губы. -- Только что задумывалось и что получилось на выходе? Иллюзия. Ну, раздолбили в мечтах крыльцо храма - до самого не добрались - опыта и знаний не хватило, все равно построили тот же собор, только на костях в кубе, и воткнули уже свою икону - нечисти в ореоле святых мученников.
И что, собственно? Мило. Детское творчество, картина акварелью в черных и красных тонах - "люблю тебя, моя темная сторона личности по имени Алиса" и "да здравствует кривобокий чум вместо храма".
Мне нечего поставить за личную претензию к кому угодно, кроме столь же личного числа - числа человеческого.
Критик отодвинул рукопись еще дальше, и та хлопнулась на пол.
-- Вот тут ей самое и место, -- проворчал Читатель, но поднял и взяв свой экземпляр, вынес оба на балкон. -- А то кровищей до подвала зальет. Сначала бы автор определилась куда зовет, да посмотрела определение слова "ответственность", а потом бы кормила этой религиозной инверсией.
-- Не ворчи, -- попросил Критик.
-- Я констатирую! И от себя ставлю еденицу - за моральное изнасилование! Мое!
-- Автор выбрала темную сторону - это ее право.
-- Да, флаг в руки! Только что я должен вынести из этого? Что Бог есть Вампир-Сатана? Что Церковь зло, а вампиры добро? Что появилась новая "лучшая" вера - сатанизм-вампиризм? Что нечисть - святые, а святые - нечисть? Что Цековь сплошь порок и только? Знаешь, не хочу вести теософские беседы, но ей Богу, стыдно и обидно. Не за автора, нет - тут ей Бог судья. Обидно за Сергия Радонежского, за Николая Угодника, за Ксению Петербуржскую и многих других православных святых и просто священнослужителей, которые пачками погибали в 17, в 41. А их в один ряд с Торквемадой, Домиником, де Вальверде. И противно, да - про-тив-но! Что смешано несовместимое. Во времена разгула инквизиции только две страны не жгли костров - Русь и Ирландия, и никогда, ни при каких условиях католицизм не сойдется с православием, просто потому что это два берега одной реки. Но здесь смешали выдали за нефиг делать, тем втоптали в грязь единственный оплот веры и духовности, приписав грехи одного направления другому, которое из-за этих перегибов и ответвилось. На что только не пойдем за ради гламурненькой темки! Тьфу! А вот попробовала бы автор скрестить за ради фантазии суннитов и шиитов, я б глянул, послушал бы что ей сказали. А православие чего б не потоптать? Это ж модненько. Мы ж разрушать умеем, а что со строительством фигово - не беда. Главное обличить и раздолбать, а там хоть трава не расти! Церковь нам не нравится - даешь некромикон вместо библии и прозекторскую вместо храма! Да, тьфу тыщу раз на такой оплот "духовности"! Вон она, аж капает с листов, ручем до первого этажа течет - красным!
Читатель скривился, раздраженно пыхтя, и взял другой текст:
-- Все, ничего не хочу слышать об этом кощунстве! Извини, но мне срочно нужно заесть это, чем-нибудь морально позитивным.
Критик вздохнул, покосился на название рукописи и молча вытащил из кипы папок дубликат. Не согласись - понесет Читателя в дебри теософии и не закроет он эту тему до утра.
-- Перейдем на прозу?
-- Да, лучше о нашей действительности почитать. Приятнее себя чувствовать буду. А то, как дерьма нахлебался!
Тростников "Прямой эфир"
Пара часов прошли в полной тишине. На удивление ни Читатель, ни Критик не высказывались. И закрыли папки почти синхронно.
Читатель широко улыбнулся Критику и облегченно вздохнул:
-- Теперь хоть жить хочется и есть ощущение, что вечер потрачен не зря. Молодец, а? -- щелкнул пальцами по рукописи. -- Тростников - надо запомнить. А, говорили, прозаиков не осталось. Фигушки!
И сунув листы подмышку, попер к двери.
-- Эээ?...
-- Не провожай, -- выставил ладонь. -- А это, -- покосился на прихваченный роман. -- Беру с собой. Извини, у нас не так много писателей и по-настоящему хорошей литературы, чтобы раскидываться. Пока.
И закрыл дверь, прежде, чем Критик смог возразить.
-- Н-дааа, -- протянул и вдруг улыбнулся, поглядывая на свой экземпляр "Прямого эфира". -- А ведь прав, стервец... Ну, финал бы я сделал поярче... хотя...
И махнул рукой - мастерство автора бесспорно. Стиль, персонажи, атмосфера, логика, лексика, композиция, идея - все в нужных пропорциях, по классическим канонам и в виртуозном исполнении.
Прошел к камину, положил рукопись на полку - первая, однозначно достойная самой высокой оценки.
И улыбнулся: поздравляю, мадам Литература, вы все еще живы....