Рахно Константин Юрьевич : другие произведения.

Осетинско-ногайские фольклорные параллели

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рахно К.Ю. Осетинско-ногайские фольклорные параллели // Ногайцы: XXI век. История. Язык. Культура. От истоков - к грядущему. - Черкесск: Федеральная национально-культурная автономия ногайцев России "Ногай Эл", Карачаево-Черкесский государственный университет им. У.Д. Алиева, Карачаево-Черкесский институт гуманитарных исследований при правительстве КЧР, 2014. - С. 320-323.
  Институт керамологии - отделение Института народоведения Национальной академии наук Украины
  п. Опошное, Украина
  
  Средневековые аланы не исчезли бесследно, а приняли участие в этногенезе не только осетин, но и других народов Евразии, в том числе тюркоязычных. Оседлый образ жизни этого этноса определил его место в социальной структуре этнополитических объединений средневековых кочевников: в большинстве случаев аланы занимали более низкую социальную ступень, чем тюрки. Однако, в зависимости от конкретных политических обстоятельств, аланы-асы были приближены к правящим кругам номадов-завоевателей, которые активно использовали военный и экономический потенциал аланов. Как известно, аланы были частью этнического массива улуса темника Ногая [1, с. 184, 230-231, 234, 250-251], вероятно, впоследствии растворившись в нем.
  Если углубиться в историческую этнографию осетин, являющихся потомками сармато-алан, и ногайцев, то у них найдется много сходного, особенно в общественном строе - в традициях обычного права, в правилах гостеприимства, в судопроизводстве, в религии и др. Например, некоторые религиозные представления и суеверия у ногайцев полностью совпадают с осетинскими. Так, ногайцы над могилой покойника ставили флаг. На такой же обычай у осетин в прошлом указывают источники. А удивительнее всего то, что ногайцы Северного Кавказа считали "своей обязанностью перед наступлением нового года сходить к урочищу Татартуп и поклониться духу гор". Известно, что Татартуп был глубоко почитаемым святилищем у осетин и под их влиянием ногайцы-степняки стали поклоняться горному духу на Татартупе. Последний являлся также местом "международной" торговли, где встречались представители горских народов, в том числе осетины, со своими товарами. Согласно священному обычаю, издавна существовавшему в Татартупе, всякий пришедший сюда пользовался правом убежища, он находился в безопасности. И, придя на Татартуп, где тогда пребывали ногайцы, осетины могли мирно встречаться с ними и совершать сделки. У ногайцев, как некогда у половцев, встречаем сказителей-певцов и двухструнные музыкальные инструменты - копии осетинского фандыра [10, с. 75-76]. Вполне естественно, что в фольклоре ногайцев встречаются заимствования от аланов, причем не только на Северном Кавказе, но и в Приазовье.
  Прежде всего, это зафиксированное во второй половине XIX века местным краеведом, помещиком Платоном Дзяковичем ногайское предание о происхождении древнего порога правого берега реки Молочной вблизи Мелитополя, известного как "Каменная Могила", где находят петроглифы и памятники письменности различных эпох. Услышано оно было от старого ногайца в местном селе Константиновка, расположенном на противоположном берегу, на месте аула Единохта:[с. 320]
  "Верстах в 2-х от этого селения, в ложбине на правом берегу р. Молочной, находится уединенная дикая скала, состоящая из хаотически нагроможденных громадных каменных глыб. Могила эта в народе называется Каменной, и у ногайцев существовало поверье, что камни эти нагромождены батырем Богуром, которому Аллах в искупление тяжкого греха (какого греха ногаец мне не сказал, ссылаясь на мое малолетство) повелел вырывать руками из ближнего горного кряжа ["Красная гора" - К.Р.] камни и сложить из них на берегу Молочной такой высоты гору, с которой во все стороны была бы видна степь. Исполняя веленье Аллаха, Богур рвал из кряжа громадные глыбы камня, переносил их на себе и складывал один на другой на указанном Аллахом месте; для скорейшего исполнения работы он прибегнул к хитрости, неплотно укладывая камни, и когда более чем на половину работа была уже сделана, Богур, истаскивая глыбу, неосторожно оступился и провалился в умышленно оставленные им между камнями щели, завяз там и умер с голоду. Такое наказание постигло его за желание обмануть Аллаха! После этого Аллах повелел ветру засыпать песком все щели между камнями и тем закрыть тело батыря Богура, кости которого и поныне находятся ущемленными между камней; место же то стало называться Таш-даг, что значит Камень-гора. Несколько камней, вырванных Богуром, но которые он не успел снести к месту назначения, и до сих пор лежат у подножья горного кряжа, неподалеку от каменной могилы Богура.
  Лет 8-10 назад один из терпеньевских крестьян пробрался подкопом в эту могилу и, говорят, нашел там клад, но при этом был сильно придавлен обвалом и долго болел. Как бы в подтверждение этого, между крестьянами с. Терпения начали появляться древние серебрянные монетки, и с помощью знакомого мне крестьянина, спустя уже несколько лет, мне удалось достать из них три штуки. Монетки оказались овальной формы, очень маленькие, московской чеканки, времен Великого князя Московского Василия. По имени батыря Богур Богур-дагом, (что значит Богурова гора) назван был ногайский аул, расположившийся вокруг высокого кургана, с которого Богур, по рассказам, при жизни своей высматривал себе жертвы для своих богатырских подвигов. На месте аула Бугурдаг теперь расположено селение Вознесенка Бердянского уезда, начинающееся верстах в 3-х от Мелитополя" [6, с. 26-27].
  Жители этого поселка до сих пор используют ногайское название [4, с. 7]. Вероятно, оно восходит к слову bagyr, означающему в ногайском, киргизском, казахском, узбекском языках дословно "печень" и использующемуся также в качестве народного географического термина для обозначения бока, склона горы [16, с. 18]. От него образованы топонимы Багырлы в Азербайджане, Багыр в Туркмении [11, с. 63]. Вспоминаются также древнетюркское baqu "гряда холмов", чагатайское baqur "большой", baquj "старейшина племени", киргизское baqyj- "быть громадным" [14, с. 95]. Богура сопоставляют с грешными богоборцами, нарушителями сакральности огня, в древнегреческой и индоарийской мифологии [4, c. 7; 3, с. 189].
  Но данный мотив композиционно значительно больше связан с картвельским эпосом об Амиране, восходящим к сармато-аланской основе. Богатырь Амиран возгордился, стал считать себя равным Богу и перечить ему. Он бросил ему вызов и возжелал сразиться в поединке [5, с. 145-153, 155]. В схватке с Богом (или Христом) Амиран, естественно, потерпел поражение, и Всевышний приковал его к столбу или горе. В ряде вариантов говорится, что Бог сначала приковал кичливого героя к столбу, а затем накрыл сверху горой, "чтобы Амиран больше не видел неба и земли, лишился света и радости". Согласно одному варианту, Амиран был прикован к дубу, а сверху накрыт горой. В другом варианте Христос накрыл героя не горой, а ледником (mqınvarı daadga tavze). Существует еще и третий вариант, в котором утверждается, что герой накрыт горой подобно дому, из чего можно заключить, что внутри горы Амиран чувствовал себя как внутри дома. По уверению одного из сказителей, гора, под которой похоронен Амиран, является рукотворной, а не естественной (bunebu k"i arıs es gora šekmnıli, aramed xelovnurad augıato), откуда следует, быть может, что Амиран похоронен внутри кургана [5, с. 154].
  Аналогичный мотив находим в сванском предании, согласно которому богиня Дал, прогневавшись на охотника, обрушила на него скалу, а сваны и сегодня слышат стоны охотника, доносящиеся из чрева скалы [2, с. 253]. Не следует забывать, что в Сванетии весьма мощный аланский субстрат, а фольклор часто перекликается с осетинским. Ведь специфическая деталь в этом наказании - накрывание горой (точнее заключение героя [с. 321]во чрево горы) - известна и в нартовском эпосе осетин: Бог, приняв вызов нартов, предложил им собраться у подножия горы Уаз на Хизской равнине: когда нарты собрались в указанном месте, Бог обрушил на них гору, которая похоронила под собой гордецов. Так оборвался нартовский род [12, с. 486]. Нарты олицетворяют гигантов, энергию которых нельзя укротить, а можно только "переплавить", опустив в хтоническую "печь". Именно это и происходит с ними под горой Уаз [18, с. 122].
  Близкая аналогия находится в адыгской версии нартовского эпоса, в которой злобные нарты и великаны "зарыли Сосруко живым в землю, придавили его тяжелым камнем, засыпали землей и воздвигли курган" [7, с. 88; 5, с. 154]. Функциональная тождественность камня (кургана) скале не вызывает сомнений: курганы, по-видимому, были репликами Мировой Горы, олицетворяя мифический центр мира. Дальнейшие параллели прослеживаются в индоарийских и нуристанских мифах [5, с. 154-155]. Следовательно, мотив погребения грешного героя (героев) под горой (или внутри горы) имеет индоиранские истоки, а в ногайское сказание о Богуре проник из аланского эпоса.
  Вторая легенда, услышанная Дзяковичем, касалась исторического района современного Мелитополя - Кизияра, бывшего в XIX веке пригородным селом:
  "Начиная от р. Молочной, у рыбного базара города Мелитополя далеко в гору и потом горою за Кизиярскую церковь тянется балка, называемая Кизиярской, по имени которой Кизияром названо и селение, правильнее предместье Мелитополя. Кизияр это извращенное татарское слово Киз-яр, что значит "девичья балка". Название это по рассказу старого ногайца, из бывших жителей аула Единохты (ныне Константиновки, Бердянского уезда), слышанному мною в начале 60-х годов, происходит вот откуда: "Давно, давно еще до прихода в Крым татар, на этой балке Киз-яр (в те времена покрытой густым лесом) жила орда женщин (амазонок), которые только и делали, что воевали с ордами мужчин, живших с ними по соседству.
  Это были храбрые женщины, прекрасно рубились, стреляли из луков, ездили верхом и очень часто побеждали и брали в плен мужчин. Управлялись оне и водились на войну своей царицей - прекрасной девушкой. Взятых в плен мужчин царица распределяла в мужья своим женщинам-воинам; но жизнь этих мужей была очень незавидна: они должны были исполнять самые тяжелые и черные работы, а если, же были ими недовольны, то их без церемонии убивали, a себе брали в плен новых мужей. Из родившихся детей оставляли только девочек, а мальчиков сейчас же убивали. И так это царство существовало, пока в одной из войн царица не была взята в плен мужскою ордой, где и влюбилась в царевича; но выйдти за него замуж и подчиняться общей участи женщин она не захотела. Заплативши за себя дорогой выкуп, она возвратилась в свое царство, и не будучи в состоянии победить своей любви к царевичу, с отчаяния сожгла себя на костре в этой самой балке Киз-яр. Войско ее без храброй и умной царицы разбрелось и было перебито, или забрано в плен. С тех пор балка называется Киз-яр, Киз - значит девица, а яр значит балка" [6, с. 24-25].
  Наиболее близким соответствием ногайской легенде является знаменитый каракалпакский эпос "Сорок девушек", главная героиня которого, юная и прекрасная дочь бая Гулайым, со своими сорока подругами, обученными ратному искусству, в частности, стрельбе из лука и фехтованию, отважно вступает в бой верхом на коне. Они отражают нашествия внешних врагов одно за другим. В конце воительница становится женой хорезмийского богатыря Арыслана. В каракалпакских сказках тоже рассказывается о женском ханстве, сокрушенном воителем, сыном царицы. Отдельные намеки на существование девичьих дружин присутствуют и в фольклоре других среднеазиатских народов, в частности, огузов, узбеков, башкир, однако значительно более яркие аналогии дает нартовский эпос осетин о дочери Даргавсара, которая во главе девичьего войска, владеющего мечами и без промаха стреляющего из луков, сражается с врагами, влюбляется в погибшего впоследствии нартовского героя Болатбарзая. Образ женщины-богатырки появляется и в одном из периферийных малых циклов осетинских сказаний. Обращает на себя внимание насыщенность каракалпакского и осетинского эпосов, которые, несомненно, восходят к родственным или идентичным сказаниям иранского мира, гинекократическими и амазонскими мотивами. Ученые объясняют это тем, что восточноиранская этническая среда (скифы, исседоны, савроматы, саки, массагеты, аланы), послужившая древнейшей основой для формирования народов, оставивших эти произведения фольклора, характеризовалась высоким положением женщины, широким участием женщин в военных действиях, о чем [с. 322]согласно свидетельствуют как археологические материалы, так и труды античных авторов. У осетин столетиями сохранялся высокий статус женщин, которые пользовались почетом в обществе, всячески уважались и главенствовали в своих семьях наравне с мужьями [16, с. 151-156; 15, с. 82-102, 117-119, 186-210; 17, с. 25, 251; 9, с. 49-56; 8, с. 28, 57, 112-122]. Соответствующие нравы ногайцев фиксирует турецкий путешественник XVII века Эвлия Челеби. Причем приводимые им архаические детали, уцелевшие вплоть до нового времени, поражают. В своей "Книге путешествия" Челеби описывает ситуацию, когда крымский хан уходит на войну, оставляя в тылу огромное количество пленных рабов. "По горам, садам и полям ходит тогда шестикратно по сто тысяч неверных со скованными руками и ногами, но каким-то чудом ни один из этих 600 тысяч неверных казаков сбежать с полуострова Крымского не может. Ибо когда крымские воины на войну с ханом выезжают, то вместо них все жены ногаев и бадыраков крымских садятся на коней, цепляют к поясу сабли, привешивают через плечо сагайдаки, и вместе с казаками выезжают в сады, в горы и на поля и так земледелием занимаются. Когда же мужья их из похода возвращаются, то находят урожай уже собранным" [19, с. 178]. Ясно, что перед нами - не классические татарские женщины, и что речь идет скорее о семейном быте тюркизированных потомков "женоуправляемых" сарматов. Они соблюдают обычаи и нормы поведения древних воительниц. Недаром упомянутой ногайской родоплеменной группе бадырак отдельные исследователи склонны приписывать аланско-буртасское происхождение.
  Тот факт, что в историческом фольклоре ногайцев явственно прослеживаются отзвуки сармато-аланских мотивов, проливает свет на сложные процессы этногенеза в степях Северного Причерноморья. Положение о том, что приазовские ногайцы отчасти являются отдаленными потомками местных иранцев, в полной мере подтверждается, закрепляется данными народных сказаний. Видимо, последние представляют собой явление субстратного порядка. Кроме того, наличие таких мотивов в легендах тюркоязычных кочевников заставляет отнестись с большим вниманием к фольклору славянского населения Нижнего Поднепровья и Приазовья, прежде всего потомков запорожцев, у которых тоже может сохраняться субстратное сармато-аланское наследие.
  
  1. Бубенок Олег. Аланы-асы в Золотой Орде (XIII - XV вв.). - К.: Истина, 2004. - 324 с.
  2. Вирсаладзе Е. Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. - М.: Наука, 1976. - 360 с.
  3. Гуцуляк Олег. Пошуки Заповiтного Царства: Мiф - Текст - Реальнiсть. - Iвано-Франкiвськ: Мiсто НВ, 2007. - 540 с.
  4. Даниленко В. М. Кам"яна Могила. - К.: Наукова думка, 1986. - 152 с.
  5. Дзиццойты Ю. А. Нартовский эпос и Амираниани. - Цхинвал: полиграфическое производственное объединение, 2003. - 224 с.
  6. [Дзякович П. К.] Очерк города Мелитополя и его уезда в географическом отношении / Составил П. К. Дзякович. - Мелитополь: издание Типо-Литографии Л. Л. Либермана, [1899]. - 56 с.
  7. Дюмезиль Жорж. Скифы и нарты. - М.: Наука, 1990. - 229 с.
  8. Калоев Б. А. Осетинские историко-этнографические этюды. - М.: Наука, 1999. - 393 с.
  9. Кузнецов В. А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. - Орджоникидзе: Ир, 1980. - 136 с.
  10. Магометов А. Х. Общественный строй и быт осетин (XVIII-XIX вв.). - Орджоникидзе: Ир, 1974. - 373 с.
  11. Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. - М.: Мысль, 1984. - 654 с.
  12. Нарты. Осетинский героический эпос / Составители Т. А. Хамицаева и А. Х. Бязыров. - М.: Наука, 1989. - Кн. 2. - 494 с.
  13. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву "Б". - М.: Наука, 1978. - 349 с.
  14. Татаринцев Б. И. Этимология тюркского названия богатыря // Советская тюркология. - Баку, 1987. - Љ 4. - С. 90-96.
  15. Толстова Л. С. Исторические предания Южного Приаралья. К истории ранних этнокультурных связей народов Арало-Каспийского региона. - М.: Наука, 1984. - 242 с.
  16. Толстова Л. С. Исторический фольклор каракалпаков как источник для изучения этногенеза и этнокультурных связей этого народа // Этническая история и фольклор. - М.: Наука, 1977. - С. 141-164.
  17. Туаллагов А. А. Скифо-сарматский мир и нартовский эпос осетин. - Владикавказ: издательство Северо-Осетинского университета, 2001. - 315 с.
  18. Цагараев Валерий. Золотая яблоня нартов: история, мифология, искусство, семантика. - Владикавказ: Республиканское издательско-полиграфическое предприятие им. В.А. Гассиева, 2000. - 300 с.
  19. [Челеби Эвлия]. Книга путешествия: Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666 - 1667 гг.) / Перевод и комментарии Е. В. Бахревского. - Симферополь: ДАР, 1999. - 144 с. [с. 323]
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"