Со страшного обрыва девушки вернулись после полудня, когда солнце перевалило за горизонт и, не спеша, покатилось в сторону заката. Дорога назад оказалась намного длиннее, поскольку их следы замело толстым снежным покрывалом. Обе промокли до нитки и дрожали как бездомные собаки под проливным дождём или на морозе; несмотря, однако, на болезненную дрожь, Наташа с энтузиазмом прокладывала путь, а её безмолвная полуживая подруга шла за ней, казалось, в каком-то полусне, не ведая, где и зачем находится. Поминутно Наташа оборачивалась, пристально смотрела на подругу, потерявшую всю краску со своего лица, и каждый раз хватала за ледяную руку и тащила за собой.
- Тебе нужна помощь, - говорила она, - ещё немного прибавь шаг, милая, немного осталось...
Николь ничего не отвечала, уставив взгляд себе под ноги. Не трудно было догадаться, что у неё началась лихорадка, ведь она всегда была восприимчива к всякого рода простудным заболеваниям.
Уже дома Наташа помогла переодеться больной подруге и уложила её в постель. После того, как переоделась сама, она снова пришла к ней и не узнала: лицо Николь стало совсем бледным, под глазами особенно явственно выступили чёрные круги, синие губы судорожно дрожали, а по вискам обильно стекал пот. Не сказав ни слова, Наташа принялась ей помогать. Сначала она заставила выпить больную лекарства, понижающего температуру, потом, вспомнив, как в далёком детстве делала мать, когда её лихорадило, растёрла больной грудь и спину водкой за неимением медицинского спирта и закутала в тёплый плед. Эту процедуру она повторила ещё несколько раз, пока Николь не перестало жутко лихорадить. А случилось это уже ночью, и Наташа, уставшая, упала рядом с ней.
Но очнулась минуту, опасаясь, что приступ лихорадки может повториться, так как он имеет свойство возвращаться. Она взяла со столика около кровати чашку и поднесла её к губам больной. Николь сделала глоток...
- Что за дрянь?! - воскликнула она, и на её лице появилась характерная гримаса.
- Это вино, - ответила Наташа, передавая кружку ей в руки.
- Что с ним? - удивилась Николь.
- Я специально подогрела его - так надо, - коротко объяснила Наташа.
Николь закрыла глаза, дабы показать, что эта процедура ей крайне неприятна, и одним разом опрокинула содержимое кружки себе в рот. Наташа едва сдержала себя от того, чтобы не сорваться на смех; но она улыбнулась, улыбнулась впервые за долгое время. Уставшие глаза доктора-самоучки встретились с ожившими не без её помощи глазами пациентки; увидев в них едва уловимую искорку, Наташа почувствовала некоторое облегчение, но всё же несказанная боль, запечатлённая в их глубине, не давала ей покоя. Она так долго ждала подходящего момента, чтобы задать спасённой самоубийце один-единственный вопрос, но нелепая нерешительность делала её немой.
- Так что же всё-таки случилось? - наконец спросила она, не сводя глаз с подруги. Её сердце колотилось с бешеной скоростью - только сейчас, когда вопрос был задан, она поняла, что боится получить на него ответ, боится узнать правду.
2.
Тремя днями ранее...
Был обычный день - последний день октября. Как и принято, в это время погода стояла пасмурная и хмурая. Сырую, чуть поддетую морозом, землю укрывало тонкое покрывало из инея, облепившего голые ветви деревьев. В морозном воздухе витал запах недавно отгоревших костров и сырости. На макушках деревьев ютились вороны, которые своим истошным карканьем нарушали мертвенную тишину уснувшего на зиму города. Тротуары были по-прежнему заполонены людьми, но все они, как могло показаться с первого взгляда, были глубоко несчастны. Но это была лишь иллюзия, созданная искусным творцом. Людям больше не хотелось проводить большую часть времени на свежем воздухе как прежде из-за повсеместной слякоти и мелкого моросящего снега. Несколько дней солнце уже не выходило из-за облаков, не грело своими тёплыми лучами остывшую землю.
Николь шагала по улице совершенно без цели. Казалось, она глубоко задумалась о чём-то, потому что постоянно обо что-то спотыкалась или же врезалась в кого-нибудь. Но в её голове не было ни единой мысли. Рано утром она ушла из дома и уже четыре часа бродила по городу, заходила в лавочки, в забегаловки, откуда её вышибали, поскольку сразу же догадывались об её возрасте. Девушка даже побывала в участке: она шла пошатываясь, словно пьяная.
И вот Николь снова остановилась у двери магазина в тупой растерянности - войти или нет. Она окинула взглядом внутреннее пространство, видимое ей сквозь застеклённую дверь и витрину и после недолгого осмотра помещения девушка поняла, что наткнулась на книжную лавку. Она схватилась за дверную ручку и хотела было её повернуть, но она не поддалась. Тогда её взгляд наткнулся на невзрачную надпись, гласящую: "ЗАКРЫТО".
- Вот неудача, - раздосадованная, выпалила Николь и уже повернулась, чтобы уйти, но столкнулась с парнем.
- Смотри, куда идёшь! - воскликнул тот, резко её оттолкнув. Николь подняла взгляд.
- Женя?- едва слышно прошептала она, узнав в этом рослом крепком парне с длинными не расчёсанными волосами на голове и с трёхдневной щетиной на щеках знакомые черты. Она попятилась назад, не отдавая себе отчёта в своих действиях. Его тёмно-синие глаза, как всегда холодные, блеснули огнём, а его лицо исказила дерзкая улыбка. Он достал ключ и вставил его в замочную скважину.
- Здесь я теперь живу, - пояснил он, почувствовав на своей спине взгляд подруги. Отомкнув замок, он пропустил девушку вперёд и снова запер дверь, только теперь изнутри.
- Ты хотела что-то купить? - осторожно спросил он, приблизившись к Николь, которая смотрела на него, не отрывая взгляда.
- Нет...- дрожащим голосом ответила девушка.
- Зачем же тогда ты в магазин ломилась? - снова спросил он, только сейчас в его голосе зазвучала нотка сарказма. Его пристальный взгляд впился в глаза Николь; он ждал ответа, но вопрос словно повис в воздухе, не достигнув слуха девушки.
С каждым шагом он приближался к Николь; её сердце билось с неистовой силой, что, казалось, вот-вот вылетит из груди. По всему её телу пробежала холодная дрожь, когда пальцы его скользнули по щеке девушки.
- Боишься меня?.. - прошептал Женя, заметив в её глазах тревогу, которую она скрыть не смогла.
- Ты пьян...- сказала Николь, ощутив исходящий от парня запах.
- Ты права...
Он схватил её за талию и крепко к себе прижал, впившись в губы страстным поцелуем. Николь попыталась высвободиться, но отчаянная попытка не принесла ничего, кроме новой боли. Тогда она ударила его, ударила по щеке. В глазах парня сверкнул звериный огонёк, и в порыве внезапной неистовой ярости он схватил девушку за запястья, больно их сжал и завёл за спину. Николь ощутила неимоверную боль, ни с чем не сравнимую физическую боль. Девушка снова сделала попытку вырваться - на этот раз её ожидала удача. Николь ударила Лазарева коленкой в пах, и пока он стоял, загнувшись от боли, она успела добежать до двери. Но это её не обрадовало, ведь дверь была закрыта. До её слуха донёсся дьявольский смех её стяжатель, который уже опомнился от причинённой ею боли, и Николь поняла, что ей уже не выбраться.
- Я тебя ненавижу! - воскликнула Николь, метнувшись к книжным полкам. Там её и настиг Лазарев. Он схватил рукой за шею и больно сжал, прижав спиной к стене.
- А мне это даже нравится, - проговорил он, приблизив своё лицо вплотную к её лицу, - я ещё сильнее хочу тебя...
Николь не могла пошевелиться и дышала уже с большим трудом. Её сердце больно сжималось, и душа замерла от страха перед неизбежным, а по щекам её не переставали литься горькие слёзы.
Но Евгений был холоден к её мольбам, что её губы шептали неустанно, и слезам, которым не было конца. Он отпустил её, и она упала на колени, поскольку у неё закружилась голова из-за резкого глотка большой порции воздуха после долгой нехватки. Парень в это время ногой открыл дверь, что была рядом; схватил её за воротник и поднял с пола; не сказав ни единого слова, он швырнул её в другую комнату и запер за собой дверь, когда вошёл туда сам. Молча, Лазарев за шкирку поднял девушку с пола, а упала снова, когда он впихнул её в комнату и с силой швырнул на кровать, что стояла в углу.
Николь судорожно дрожала всем телом, слёзы на щеках не высыхали. Парень взобрался на неё верхом и, сжав запястья снова, прижал к кровати. Когда он наклонился к ней и впился жадным поцелуем в её иссохшие губы, девушка ощутила отвратительный запах недавно выпитого алкоголя, перемешанный с тошнотворным запахом крепких сигарет.
Одно мгновение - и мечты Николь рухнули, разбились о камни глубокой пропасти подобно хрупкой вазе, брошенной с вершины. Ошибка, за которую она поплатилась душою, до скончания дней будет жечь теперь её изнутри, пока не убьёт совсем. Возможно, боль пройдёт с годами, но что останется? Пустота? Нет больше мечты, нет больше любви, той самой любви, которая сближает души людей, уподобляет их высшим существам, уподобляя ангелам. Человек, которому она доверяла без остатка, в чьи руки вложила своё сердце, доверила свою жизнь, убил не любовь, а доверие - а это сильнее всего. Он покорился воли плоти, столь сильной, что он не смог с ней совладать, потому что был не в своём уме, был во власти дьявольского напитка, согревавшего каждый раз его тело и отравляющее кусочек души. Алкоголь убил его сознание, и он предал её, сам не сознавая, что делает.
3.
Домой Николь вернулась лишь под вечер. Весь оставшийся день она бродила по безлюдным улицам по колено в грязи. Она не отдавала себе отчёта в том, куда она идёт, зачем... Слёзы высыхали и вновь проливались на её лицо, сопровождаемые безудержным рыданием и неистовым криком. Душа словно рвалась на части; она устала плакать, но остановиться не могла. Ни холод, ни слякоть, ни прекращающий моросить снег с дождём - ничто не могло привести её в чувства и заставить идти домой. Она промокла до нитки, но не замечала этого, как не замечала и косых взглядов редких прохожих, принявших, вероятно, её за бездомную... Обессилившая, она падала, сознание на мгновение покидало её, но вставала снова и шла дольше, не осознавая, куда...
Войдя в дом, Николь встретила своё отражение в трюмо в прихожей; увидено поразило её только в первую секунду. Мертвенно бледное лицо, прозрачные глаза с пепельными зрачками, спутанные, слипшиеся мокрые волосы и до нитки промокшие, грязные тряпки, висящие на продрогшем теле, бывшие когда-то одеждой - в этом живом призраке едва можно было узнать Николь. Скинув башмаки и куртку, девушка шмыгнула наверх, где, запёршись в своей комнате, упала лицом в подушку и заплакала навзрыд. Слёзы горькой обиды и непостижимого гнева. Она сжимала ладони в кулаки с такой силой, что ногти впивались в кожу, раздирали её до крови. Но Николь не чувствовала физической боли - боль, казалось, покинула её тело. Ничто не могло сравниться с той болью, что жгла её изнутри, заставляла по щекам литься слёзы. Каждое новое рыдание отдавалось дрожью во всём теле; дрожь, казалось, не отпускала ни на секунду.
Опустились сумерки. Николь больше не могла плакать - она лежала на спине, глядя в потолок. Раздался отрывистый стук в дверь, Николь с большим усилием встала с постели и открыла её. В комнату вбежала Наташа, на её лице читалась тревога, и глаза горели каким-то странным огнём. Она приблизилась к Николь и села рядом с ней на краю измятой постели.
- Что случилось, Николь? Где тебя носило весь день? - спросила Наташа, встретившись взглядом с пепельными глазами.
- Гуляла...- отсутствующе сказала Николь.
- Что случилось? - в недоумении повторила вопрос Наташа.
- Я хочу к Линде... - будто бы не слышала её Николь.
- Что случилось? - вновь повторила подруга, схвативши её за плечи.
Николь, не проронив ни слова, отвела взгляд в сторону; после нескольких минут молчания, закрыв глаза и позабыв о том, что рядом Наташа, она проговорила едва слышно, шёпотом:
- Лишь бы душа летала...
- Что? Я не понимаю тебя? - отозвалась Наташа, вздрогнув.
- Я говорю о том, что душа наша рождена для полёта. Рождённый ползать летать не может - простая истина. Но душа, душа рождена птицей, для небес. Больно падать, очень больно, когда летаешь с рождения. Моя душа больше не летает, и в этом моя вина. Она лежит и умирает на горячем песке под палящим солнцем и плавится от боли под его жаркими лучами. Она умирает в безлюдной, бездушной пустыне от смертельной раны. Ей больно, и я чувствую эту жгучую боль! Как же я буду жить без души?!.
- Очнись, Николь, ты бредишь! - воскликнула Наташа, встряхнув подругу.
- Я говорю вполне сознательно, - отвечала Николь, впившись в неё сумасшедшим взглядом широко раскрытых глаз.
- Ты в своём уме - зачем ты так говоришь?
- Душа умирает...
- Почём знаешь, что она не взлетит опять?
- Тебе не понять - твоя душа летает...
- Что случилось?..
- К тебе это не имеет никакого отношения...
На глаза Наташи навернулись слёзы, но она не заплакала; собравшись с мыслями и немногими силами, оставшимися после долгого трудного дня, она встала с постели и попятилась к выходу. Уже у самой двери девушка обернулась, чтобы взглянуть на Николь ещё раз и не смогла сдержать душивших слёз, хлынувших на лицо потоком; девушка содрогнулась всем телом от немых рыданий. Впервые в жизни, впервые за то время, что она знала Николь, подруга не посвятила её в свои переживания; Наташа знала наверняка, что Николь сейчас плохо, очень плохо, но Наташа никак не могла понять, почему она ей не открылась. Наташа попыталась сосредоточиться: она успокоила слёзы и напрягла слух. "Неужели я теряю свой дар?" - спросила она сама себя, когда встретила взгляд подруги, пристально смотревший в её душу.
- Уходи, - едва слышно прошептала Николь, чуть шевельнув губами, - прошу тебя, оставь меня одну...
И Наташа, не проронив в ответ ни слова, вышла прочь из комнаты. Николь снова осталась одна. Она поднялась с постели и подошла к окну. Как только её руки коснулись холодного подоконника, в её памяти возник тот самый памятный вечер, в который она и Лазарев впервые говорили, говорили именно здесь. Тогда её сердце билось с бешеной скоростью, порождённой неведомым ей до того момента чувством; сейчас оно больно сжималось: перед глазами девушки снова и снова всплывали неприятные, ужасающие моменты.
А за окном продолжали кружить белые хлопья снега, летящие откуда-то сверху, с бескрайних небесных просторов. Снежинки плясали, словно живые в неистовом танце, холодный зимний ветер выл и ревел, подобно голодному зверю. На ночном небе не видно было ни луны, ни звёзд - свинцовые тучи застелили всё небесное полотно, которым, казалось, не было ни конца ни края. Однако Николь ждала, когда тучи разойдутся и на несколько секунд откроют небо, чтобы небо стало ещё выше, чем сейчас. Она хотела дотронуться да него рукой, но получалось только взглядом. Бесконечность неба угнетала девушку, напоминала об её ничтожности.
"Это просто дурной сон, - говорила себе Николь, вспоминая события прошедшего дня, - я закрою глаза, засну, а когда проснусь - всё будет как прежде, и Лазарев будет меня любить..."
Казалось, она сейчас расплачется, глядя в высь, но ни единая слезинка не скатилась по её лицу. Слёз просто не осталось - они высохли внутри неё подобно воде в пустыне, под палящим костром догоревшей души. Когда-то живая, душа обратилась в пепел, который застелил серым ковром обугленную почву.
- Это только сон...- уже вслух повторила она и, оторвавшись от подоконника, подошла к постели, - ...просто сон. - И упала, закрыв глаза, без движения.