Роман в стихах
Часть первая
Мария
Глава 1
Давным-давно, сто лет иль боле
Минуло уж по Божьей воле.
В старинной роще над рекой
Стоял домишко небольшой.
В нем мать с дочуркой проживали
И о насущном помышляли.
На поле день мать проводила,
Домой усталой приходила
О горькой доле горевала,
А дочка в доме прибирала
И ждала матушки приход.
Тянулся так за годом год.
И дочь Мария подрастала.
Она красавицей уж стала:
Пятнадцать лет ей, и она
Всё без подруг и всё одна.
Одна играла, веселилась
Всегда добра, никак не злилась
И была с матушкой нежна.
Ей всяк работа не чужда!
Без дела лишь бы не сидеть,
Прибрать по дому бы успеть
К приходу матушки своей
Да ужин приготовить ей.
А всяко утро, чуть заря,
Перед иконою стоя
Она молилась горячо.
Хоть на дворе темно ещё,
На луг спешила поскорей:
Пасти бурёнку надо ей.
О, ты, рассвет, как ты прекрасен!
Сияют зори, месяц ясный
Висит над тёмною водой,
Луга покрыты сизой мглой,
И тишина стоит звеняща.
Волна, туманна и изящна,
Ласкает берег голубой,
И еле слышно бьёт волной...
Но вот багрянец в небе чуть,
Уже погас сребристый путь.
Бледнеют зори, лишь одна,
Как прежде, яркая она.
Глава 2
Что наша жизнь? Любовь, страданья,
Ошибки, встречи, расставанья,
Какой-то тайный смысл их.
Жизнь наша - миг, всего лишь миг,
Такой желанный и прекрасный!
Когда рассвет. Зарёю красной
Был освещен росистый луг,
А над рекой тумана пух
Седыми клочьями ложился.
Вдали, как призрак, появился,
Объят туманом, силуэт.
То отрок был. Он юных лет.
И он, приблизившись, сказал:
-К тебе Господь меня послал, -
И замер он. Потом очнулся
И покраснел, и улыбнулся.
Затем ладонь её схватил -
И вдруг исчез, как и не был.
И тишина. Туман ползучий
Чуть-чуть рассеялся, над кручей
Во тёмной роще соловей
Трель затянул ещё сильней.
Забилось девичье сердечко:
"Домой, домой, поставить свечку
И помолиться побыстрей!"
Да странно вот: не страшно ей,
Хотя и трепетно немножко...
День наступал, и в путь-дорожку
Собралось солнце выходить
Лучами, прежде чем испить
Водицы с речки золотистой.
А на душе Марии чистой
Расцвёл, как розы стебелёк,
"Тот с нежным взглядом паренёк...
Откуда он, виденье это?
Иль наяву? Причуды лета?
А, может, просто это сон?"
И сердце бьётся: кто же он?
Глава 3
Проходит день, а может, два,
И замечает вдруг вдова:
Мария что-то всё грустит.
И к ней, тревожась, говорит:
- Скажи мне, дочка, что с тобою?
Не заболела ли порою?
Или терзает душу что?
Или обидел- молвит - кто?
Скажи мне дочка, не таись.
Открой мне сердце, не томись.
И слышит матушка в ответ:
- Всегда одна я много лет.
Не с куклой тряпичной играть,
А мне б с подругами гулять.
Хотелось мне нарядной быть,
Не в платье латанном ходить!
И горько-горько маме стало,
И дочь она к груди прижала:
- Прости! - ей нежно говорит.
И обе плакали навзрыд.
Еще час-два погоревали.
И спать легли - не засыпали.
И вот уснули, наконец.
Перед Марией - вдруг дворец.
Ворота золотом обиты,
Они не заперты, открыты.
Чрез них Мария входит в зал,
Он не огромен и не мал
И освещен, как солнцем, он
(Хоть нет окон), в средине трон,
И в нем царевич восседает.
И сладкий голос приглашает
Марию к трону подойти...
Но прерван сон на полпути.
И открывает дева очи:
Всё тот же мрак и холод ночи.
Луч серебристый пал в окно.
Иконы блещет серебро.
А где же горечь и смятенье?
Царит в душе теперь смиренье.
Душа ликует и парит,
Беззвучно с Богом говорит!
Глава 4
Литвинский город небольшой,
Пропойск под ляхом был, Москвой,
Но все ж литвинским оставался.
В нём тыща душ, и собирался
Почти весь город на базар -
В воскресный день и мал и стар.
С окрестных сёл народ стекался -
Кто покупал, кто торговался,
А кто-то просто так пришёл,
В толпе потёрся и ушёл.
Здесь продавали всё подряд:
И сало, хлеб, и поросят,
Мальчишки рыбу предлагали,
Здесь даже лапти продавали.
И лавок много, и в одной
Ткань выбирают дочь с вдовой.
Мария гладит бархат, шелк.
Однако есть ли в этом толк?
Не по карману ткани ей,
И ситец взят на пять рублей.
Как мало надо нам для счастья?
Лицо сияет в одночасье -
Мария в платье себя мнит.
Но почему же мать грустит?
Одно тревожит мать её:
"За что купить мне хлеб, за что?"
Из лавки вышли, по базару,
Дивятся разному товару,
Они толкаются в толпе.
Но чей-то взгляд вдруг на себе
Мария четко ощущает,
Как бы глазами кто пронзает.
И, обернувшись, вдруг глядит -
Старик вдали седой стоит.
С его встречается глазами,
Вскричала и прижалась к маме:
- Пойдём, пойдём, пойдём скорей!
Исчезла радость, страшно ей.
А мама сильно побледнела,
Увидев старца, и несмело
Дочь заглянула ей в глаза:
Сверкала в них искрой слеза.
Глава 5
Над полями, над лесами
Светит яркая луна.
То спешит она куда-то,
То замрёт на миг она,
Как девица молодая,
Застеснявшись молодца,
То в вуали золотая,
То опять она ясна.
А внизу, покою внемля,
В дымке сине-голубой
Мирно лес далёкий дремлет.
Спит и роща над рекой.
Но Марии в ночь не спится,
Что-то тяжкое гнетёт.
Вот скрипнула половица -
Кто-то в горницу идёт.
Напряглася и трепещет,
Шепчут "ОТЧЕ НАШ" уста.
Серебром с иконы блещет
Под луною лик Христа.
Вот и матушка проснулась,
Вот уж к образу идёт,
На Марию обернулась,
На колени вдруг встаёт.
Тихо шепчет и вздыхает,
Слов молитвы не слыхать.
Дочь тихонько наблюдает,
Стало жалко Маше мать.
Да и трепетно немножко.
Свет сребристый льёт в окошко,
На стене игра теней.
Показалось, что ли ей:
Старца лик мелькнул и сник.
Холод в сердце вновь проник:
"Что-то с матушкой случилось?"
Вновь, сердечко быстро билось:
"Вот спрошу её... О чём?
Не сейчас, а завтра днём".
И Мария до рассвета
Не спала, ища ответа.
Что в воскресный сталось день?
Ибо матушка, как тень.
Глава 6
Проходят день, неделя, две,
И дочь бурёнку на заре.
На берега Сожа гоняет,
А мама в поле пропадает...
Своим идёт всё чередом.
Забыв о дне воскресном том,
Мария платье примеряет
И всё на свете забывает.
Но мать по-прежнему грустит,
Держать, стараясь, бравый вид.
К тому Мария привыкает.
Всё ж думу тяжкую гадает,
Стараясь тайну отгадать:
Откуда старца знает мать?
Ведь изменилася в лице,
Увидев старца. Очи те,
Тогда наполненных слезой,
Мария видит пред собой.
Но мать спросить и как узнать,
Чтоб не страдать бы ей опять?
Субботний день, и ровно в пять
Мария узел собирает,
А на дворе заря сверкает.
Вот осторожный стук в окно...
"Кто может быть? Уже давно
Никто к нам в гости не приходит".
Волнуясь чуть, к окну подходит:
Цыганка во дворе стоит.
- Открой окошко, - говорит.
И оглянулась дочь на мать,
Та продолжает сладко спать.
И открывает Маша дверь,
Вот во дворе она теперь.
Цыганка быстро к ней подходит
И разговор она заводит:
- Прости, - цыганка говорит, -
Что разбудила. Мама спит? -
И дожидается ответа.
И странный блеск в лучах рассвета,
Её раскосых чёрных глаз.
И холодок в груди тотчас
Мария чётко ощущает:
"Про мать она откуда знает?"
- Нет, почивает мать сейчас.
Цыганку видит в первый раз.
- Зачем вам матушка моя?
Платок Мария теребя,
Глядит цыганке прямо в очи.
Они черны, чернее ночи!
- Раз спит, пусть спит. Ты не буди!
Не хочешь, погадать ли ты?
Берёт в свою Марии руку:
- Я радость встреч, любовь, разлуку,
Коль предстоит тебе узнать,
Могу я точно предсказать.
Всё по ладони прочитаю.
Зовут тебя Мария, знаю.
А мать, красавица моя,
Зовётся Полей. Права ли я?
Стоит Мария, как во сне:
- Сказала верно, - шепчет, - мне.
Она испугана чуть-чуть...
- Сгинь с глаз и, проклята, ты будь!
Раздался крик невдалеке.
Вопит Полина, кнут в руке.
А гостья мигом за плетень:
"Ах, козни строить ей не лень!" -
Кричала матушка, дрожала,
Кнут, бросив, громко причитала.
Глава 7
Маша утром ранним глянула в окно:
В сумраке туманном всё вокруг бело.
Снег уж первый выпал. У седых берёз
Ручеёк прозрачный заковал мороз.
На ветвях рябины, рады иль грустят,
Нахохлившись чинно, воробьи сидят.
И отрадно стало, и светло в груди:
- Первый снег уж выпал, мама, подойди!
И к окну Полина быстро подошла,
И печально молвит: - Зимушка пришла.
И, набравшись духа, Маша говорит:
- Отчего-то снова мамочка грустит?
Отчего печальны вновь твои глаза?
Холодит мне душу вновь твоя слеза.
И Мария слышит матушки ответ:
- Худо нам живётся вот уж много лет.
Злых людей так много, что не перечесть.
Черною порою шлют они нам весть.
Матушка умолкла и в окно глядит.
- Это та цыганка? -Дочка говорит, -
Что пришла однажды на заре во двор?
Но молчит Полина, потупила взор.
И тогда Мария, больше не таясь:
- Я не знала тато, мама, отродясь.
Молодым еще он, видимо, почил.
Мамочка, скажи мне, кто мой тато был?
Побледнела Поля, да отводит взгляд:
- Он тебе, дочурка, был бы очень рад!
Но судьба-злодейка, да коварен рок,
И ему отмерен был короткий срок.
И Марии снова стало жалко мать:
"Хватит мне, негодной, маму донимать".
Глава 8
Уж на дворе метелью злою
Покрыто всё. В избе ж свечою
Был освещен иконостас.
И молит Господа, чтоб спас.
И преклонилася девица.
А ветер в печке стонет, злится
И завывает, словно чёрт:
"Там далеко, за много вёрст,
Быть может, чудная сторонка,
Где горя нет, а счастье звонко
Стучится в каждую там дверь,
И где капель звенит теперь.
А летом там везде цветы.
О счастье, счастье, где же ты?
А здесь так грустно, одиноко...
Уехать, может, недалёко,
Чтоб мать порою навещать,
Не будет так она страдать".
Вот так Мария размышляла.
Еще темно, заря вставала,
Еще блистала, зорок рать,
Но где ж Марии было спать!
Она в овчину облачилась,
Надела валенки. Таилась.
Порой чтоб мать не разбудить.
Пришлося тихо дверь прикрыть.
И вот она прошла во двор.
Уж ветер стих, но до сих пор
Чуть-чуть метёт и снег искрится,
Он синим пламенем светится.
И в золотом венце - луна,
Средь зорок тихая она.
Глава 9
Уходит ночь, уже светает,
Бледнеют зорки над Днепром.
Ямщик, лошадку погоняя,
О доме думает своём.
Он не один, с ним рядом дева
Вдыхает сена аромат.
И снится ей: она у хлева
Ведёт коровку через сад.
Но вот ухаб - она проснулась,
И луг седой лежит пред ней.
И боль разлук души коснулась:
"Ведь нету матушки родней!"
И на душе так горько стало:
"Назад, в Пропойск, назад, скорей".
Из глаз на земь слеза упала:
"Господь, будь с матушкой моей!"
Назад, назад, в домишко милый,
Туда, где Сож волну катил.
Но вот уж город, Льва могила -
Так наречён когда-то был.
Всё необычно в нём и ново -
Кареты, люди и дома...
Но о Пропойске своём снова
Грустит, печалится она.
По мостовой стучат копыта,
И вдоль дороги лавок ряд.
Вот дом, среди деревьев скрытый,
И сквозь калитку виден сад.
Телега здесь остановилась.
"Неужто здесь конец пути?"
Мария молча помолилась,
И сердце сжалося в груди.
И на крыльцо она ступает,
И тихо-тихо в дверь стучит.
Ямщик лошадку погоняет,
И в путь обратный он спешит.
Марии сердце сильно билось:
"О, кабы с ним сейчас домой!".
Тут дверь тихонько отворилась -
Старушку видит пред собой.
Тогда, растеряна немного,
Мария "здрасте" говорит.
Рукой старушка ей с порога
За нею следовать велит.
Глава 10
А вот и зала невелика,
Убога, нечего сказать:
Иконостас, святые лики.
Еще два стула и кровать.
И стол под скатертью льняною.
Да вот еще комод стоит.
И осенив себя рукою,
Старушка тихо говорит:
- Видать не спала цэлу ночь.
Иди, приляг, Полины дочь!
Видать, намаялась нямала?
Але паснедаешь сначала.
Узнала зразу: Поли дочь!
Ведь зразу видна - в мать точь-в-точь, -
И про себя чуть прошептала,
И простынь из комода взяла,
И застелила на кровать:
- Не голодна коль - быстро спать! -
Старушка тихонько сказала
И покрывало ей отдала.
Сама из зала вышла вон.
А что Мария - сразу в сон?
Нет-нет, о доме загрустилось.
Чуть полежала и забылась.
И снится ей родимый дом.
Там мать склонилась пред Христом,
О чём-то просит и рыдает.
И на неё Христос взирает,
И от иконы дивный свет.
А с мамой - отрок юных лет.
Тот, из видения, тот самый.
Прервался сон: "Господь, что с мамой?"
Лежит и думает она.
Затем встаёт. Вот у окна
Глядит на улицу пустынну.
- Хадзi, паеш, абед астыне, -
Ей бабка тихо говорит.
Идти к столу она велит.
Глава 11
Проходит день, за ним другой.
Достав наряд с комода свой,
Что молодой бабка носила,
Надеть Марию попросила.
Сказала: - К Каплану пойдем,
Авось, вазьме служанкай ? дом, -
И тут же зеркало достала,
И, пыль стерев, Марии дала.
И поглядела на неё:
- Кухарка была у яго.
Я дваццаць лет у iх служыла.
Рахiль яго мяне любiла.
Каплан - хазяiн не плахой,
Хаця i веры ён другой.
Iх вера, мiлая, каб знала.
Рабiць ? суботу запрашчала.
Iм палагалась аддыхаць
I Тору iхнюю чытаць.
Табе няплоха будзе там.
Да вот яшчэ я хустку дам, -
И подает она платочек:
- Дай пагляжу яшчэ разочак,
Не упусцiла я чагось?
Нам, дзе?ка, павязе авось, -
И бабка что-то прошептала -
Мария слов не разобрала,
Но поняла: молилась та.
И, обращаясь до Христа,
Мария тоже прошептала,
Чтоб жизнь её светлее стала.
И чтоб с работой повезло
Незримым недругам назло.
И чтобы мама не болела...
Идти ей бабка повелела.
Вот за порог они прошли,
Совсем недолго они шли.
Сначала улицей и садом,
Еврея дом почти был рядом.
И вот во дверь они стучат.
Марии хочется назад,
В обитель бабки воротиться.
Опять тревожно сердце биться
Уж начинает, но теперь
Всё поздно, ведь открыта дверь.
Слуга их молча пропускает,
Ибо Матрёну-бабку знает.
Вот пред хозяином они.
Слуга ушел, они одни.
И старый Каплан говорит:
- Да у тебя цветущий вид.
Тебе и шестьдесят не дашь.
Что привело, Матрёна, к нам?
- Пришла с племянницей своей.
Не дал бы ты работу ей?
Из Прапойска яна родам,
Бацька помер прошлым годам.
Ты не глядзi, што маладая,
Работа люба ёй любая.
Яна паслушна, церпялiва,
И не пярэчыць, не лянiва.
Варыць яна умее, шыць.
I будзе прэданна служыць!
Глава 12
Вся наша жизнь - одни сомненья.
Победы, горечь пораженья -
Всё это небом нам дано
И в срок исполнится оно.
Нам принять надо всё покорно.
Мария месяц уж проворно
Работу всю свою творит.
Старик Рахили говорит:
- Служанка наша не ленива,
Умна, прилежна, нестроптива.
Видать, чужое не возьмет...
- А я её проверю вот! -
Рахиль так мужу заявляет.
Она под креслом оставляет
Рубль золотой, уходит прочь.
Вот день прошёл, настала ночь.
А утром, лишь заря восстала,
К Рахили в спальню прибежала
Мария, деньги принесла:
- Простите мне, я их нашла.
Она при этом покраснела
И повернулась, и несмело
Собралась быстро с глаз уйти.
- Постой, постой, себе возьми.
И ей Рахиль даёт монету.
- Спасибо вам за милость эту,
Но не возьму я золотой!
На день вот, к маме бы домой...
Снаряжена была карета.
Тепло уже, начало лета.
И на дворе уже темно.
- Как дома не была давно! -
Мария что-то волновалась.
Луна в Днепре чуть-чуть качалась
И тишина кругом стоит,
Лишь скрип колёс да стук копыт.
А что ж Полина, дочь не ждала?
Быть может, сердце подсказало,
И ей не спалося в ту ночь?
Нам неизвестно. Всё же дочь
Мать на рассвете обнимала,
Была нежна и ликовала.
Глава 13
Был у Рахили Каплан брат -
Не беден Яков, не богат -
Имел он лавку на базаре,
И, вроде, жизни был он рад.
И семьянин он не плохой,
В субботу с сыном и женой
Он синагогу посещал,
Молился в кипе и рыдал.
А дома зажигал он свечи
И вновь молился целый вечер.
А в день воскресный, ровно в пять,
Он лавку открывал опять.
Зимою в это время мгла,
Но словно, с ниткою игла.
Давид всегда был рядом с ним,
Им было весело одним.
Заглянет в лавку редкий гость:
Быть может, купит он чегось?
Тогда Давид бегом на склад,
И предложить товар он рад.
Ему уже семнадцать лет.
Не тощ, не полон, не аскет.
С отцом он в лавке до заката,
И отдых лишь в субботу - свято.
Так день за днём уныло тёк,
И вот однажды в солнцепёк,
Чтобы купить свечей немного,
Зашла девица. Слишком строго
Она на юношу глядит.
А у того лицо горит,
И он не знает, почему
Так неловко вдруг ему
И отчего так сердце бьётся,
Вот-вот в груди оно взорвется.
И жарко вдруг и холодно,
И в голове горит одно:
"О, Боже, Боже, что со мной?" -
Он всё твердил, идя домой.
Глава 14
Проходит день, неделя, две -
Давид проводит день в тоске.
О незнакомке он мечтает
И всё с надеждой ожидает,
Что, может быть, она придёт.
Но на исходе лето вот.
И утром, днём, после обеда
Той незнакомки нет и следа.
И весь в отчаянье Давид.
Вот мать однажды говорит:
- Пойди к Рахили вечерком
И занеси хлебцов ей в дом.
Ведь скоро праздник наступает, -
И сыну сумку собирает,
И отправляет его в путь.
Однако сильно давит грудь,
Давид волнуется, зачем:
"Да не встречаюсь я ж ни с кем,
Иду я к тётушке родной", -
Так рассуждал он сам с собой.
И вот калитку открывает,
Стучит во дверь и ожидает
Шагов он тётушки родной.
Но дверь открылась. "Боже мой!" -
Та незнакомка у порога,
И наш Давид смущён премного,
Даже не знает, что сказать:
- М... Мне... мне мать велела передать, -
Он произносит, заикаясь,
И о порог он, спотыкаясь,
Идёт за девушкой вперёд.
Вот и Рахиль. Ей отдаёт
Он свою ношу, как во сне.
- Нехорошо, Давид, тебе? -
А он лепечет невпопад:
Сквозь землю провалиться рад!
И все кругом в тумане лица.
И на него глядит девица.
- А это из Пропойска, Маша,
Она теперь служанка наша, -
Рахиль Давиду говорит,
А он, в смущении, молчит,
И, как во сне, уходит прочь.
И до утра не спит всю ночь.
А вот Мария не мечтала,
Она всю ночку крепко спала,
Ибо намаялась за день.
Но вот ушла ночная тень,
И открывает Маша очи:
"Пора вставать, ведь после ночи
Давно остыла в доме печь -
Мне надо быстренько разжечь.
Дровишек надо принести,
Но прежде душу отвести".
Икона рядышком лежала,
Она в руках ее держала,
И встала, молится над ней.
И на душе светло уж ей.
Глава 15
Минул уж месяц или боле,
Околосился колос в поле,
И всё короче день за днём.
Порой грохочет дальний гром...
Но всё ж, на жаль, уходит лето,
В багрянец дерева одеты,
О майских днях грустят они.
Златые раньше были дни!
Метели, вьюги недалече.
В субботу, зажигая свечи,
Яков жене своей сказал:
- Давид какой-то странный стал:
Не ест, не весел, как всегда,
Таким он не был никогда!
И не пойму я, дело в чём?
Как будто думает о ком.
Коль на душе его кручина,
Хотел бы знать я, в чём причина.
И говорит жена в ответ:
- Возможно, что подружки нет.
Дочь брата твоего, Динара,
Разве ему плохая пара?
Знакома нам, умна, прелестна.
Чрез год, чрез два - ему невеста.
Он с ней прекрасно будет жить,
Любить её и не тужить.
С женою Яков согласился
И вечер горячо молился.
А утром сыну говорил:
- Ты в детстве неразлучен был
С своею маленькой кузиной
И звал её ты просто Диной.
Не что в былые времена,
Теперь - красавица она.
Она умна, хоть горделива,
Но всё ж порядочна на диво.
Ты пригласи её домой,
Доволен будет братец мой.
И слышит Яков что в ответ:
- Её я знаю много лет.
Хоть редкий гость она у нас,
Пускай приходит хоть сейчас.
Еще скажу, отец, девица,
Мне люба, только как сестрица.
Услышав то, поник лицом,
Пересказал жене потом
С любимым сыном разговор.
Давид же в муках до сих пор.
И в серый день, в бессонны ночи
Он вспоминает сини очи:
Вот с нею в роще над Днепром...
И с ней целуется потом.
И нежным стал он, мир другим.
Всё больше робостью томим,
Зайти он к тётке не решался,
И лишь мечтами уповался.
Глава 16
Наш каждый вздох, наш каждый шаг
Запечатлён на небесах
И Божьей волею вершится.
Коль в ночку лунную не спится
И душу бездны звёзд влекут,
То нет мирских на сердце пут.
Взамен лишь нежность и смятенье.
И Божьим светом упоенье
Словно несёт тебя волна
И новым смыслом жизнь полна.
И что-то новое дано...
Вот служба кончилась давно.
Мария с бабкою идёт
И разговор такой ведёт:
- Когда меня вы представляли,
Тогда племянницей назвали.
Поверил вам хозяин, нет...
Вы маму знали много лет?
Вам матушка - сестра родная?
Или никто я вам, чужая?
Мне это надобно узнать.
Скажите мне, не надо лгать.
И ей старушка отвечала:
- Я с да?нiх пор Палiну знала...
Мароз бы? люты на дварэ.
Я жа праснулась на зарэ,
Iз дому выйшла, дро? набраць -
Там у калiткi твая маць.
I так яна азябшы была,
Што еле-еле гаварыла:
Як, мол, цяжка яе дарога,
Каб ? дом пусцiла радзi Бога.
Я пажалела: прападзе.
I ? дом яна са мной iдзе.
Яе - на печку, накармiла,
Яна тады цябе насiла.
I жыць пакiнула таму
Што прытулiцца не к каму.
I ад каго, куды бяжала,
Тады я так i не пазнала.
Старушка после замолчала.
Мария ж слова не сказала.
Затем вот молвит наконец:
- Но кто он, кто он, мой отец?
И от кого она бежала,
И отчего она страдала?
Когда узнаю или нет? -
И тихо снег скрипел в ответ.
Глава 17
Мария с бабкою рассталась,
Наедине с собой осталась.
Она к себе домой идет.
Рахиль не спит, служанку ждёт.
Свечи неровен тусклый свет.
Уж поздний час, Марии нет:
"Случилось, может, что-то с ней? -
Мелькнула мысль. Она скорей
К окну прильнула, в двор глядит:
Ковром нетронутым лежит
Снег, отражая лунный свет.
Вот и знакомый силуэт.
Рахиль скорей в постель легла.
Дверь отворилася слегка,
Мария входит в дом, таясь,
Хозяйку разбудить боясь.
Скорее валенки скидает
И босиком к себе ступает,
И там в кровать ложится спать,
И начинает засыпать.
И снится: голубь в клетке бьётся.
Над ним высоко сокол вьется.
Ей клетку хочется открыть,
Но этим - птицу погубить.
И вдруг слова сами собой
Звучат нежданно: "Боже мой!
Спаси голубочку, любя.
Раба Твоя навеки я".
И сон пропал, рассвет уж плещет,
Луч золотой в окошке блещет
И заметался на стене.
"Как одиноко в жизни мне! -
Мария думала грустя, -
Как та голубка, в клетке я".
И, осенив себя крестом,
За завтрак, взялася потом.
А в вечер, как бы невзначай,
К ним заглянул Давид на чай
И принят тёткой был премило.
Мария кушать подносила.
И молча слушала их речь.
И на ночь разжигала печь,
Потом посуду убирала,
Да на Давида не взирала.
Глава 18.
Снега сошли, ушли метели,
Уже весна, шумят капели.
Пасха Великая идёт.
Во храм Христа валит народ.
Туда и бабка поспешает,
Да так, что еле успевает
Её Мария догонять.
Сегодня служба будет в пять,
Так что осталося немного,
А далека еще дорога.
А вот и храм, здесь много люду,
И нищих множество повсюду.
Копейки отданы им все,
Благодарят их тихо те.
Мария в храме час, другой,
На сердце что-то непокой,
Как будто что-то угнетает.
И свечки вдруг, глядит, ломает
У входа дама пополам,
Взывая вниз, не к небесам.
Марии вздрогнули уста:
- О, Боже мой! То ведьма та!
Не в одеянии цыганки,
А в платье пышном горожанки.
А с ней седой старик стоит
И на неё в упор глядит.
И стало страшно деве очень.
Она бежать из храма хочет,
Но ноги тяжки, как свинец.
На голове Христа венец.
И строго смотрит лик с иконы;
"Смети, Господь, Ты все препоны,
Что между мною и тобой.
И будь, Господь, всегда со мной!
Шептали девичьи уста, -
- Жизнь без Тебя моя пуста!"
А где же те старик и дама?
Видать, они ушли из храма.
Или бежали, может быть?
"Кого хотели погубить?" -
Мария думала подчас,
Из храма с бабкой воротясь.
Но на душе уж не тёмно:
Заныло сердце сладко, томно...
"Где мой возлюбленный, кто ты?"
Отраден ей полёт мечты.
Глава 19
Когда душа твоя страдает,
Когда томится о былом,
То, как в огне, она пылает
Или покроется вдруг льдом.
Или взлетит вдруг сизой птицей,
Или опустится наземь.
В ней бездна нежности таится,
Но скрыта и ночная тень.
И не чужда ей боль желаний,
Тоска любви, очарований
И сладость мысли о былом.
"Как дорог мне родимый дом!" -
Мария вспомнила рассветы,
В багрянец дерева одеты,
И тёмной рощи говорок.
И стало горестно чуток.
Хотелось матушку видать,
Письмо ей срочно написать.
Но время нет из-за работы,
Тогда пришлося ей в субботу
Писать при свечке на заре.
Почти светло уж на дворе -
Вдруг громкий лай - глядит в окошко:
Мария видит на дорожке
Стоит крестьянин зрелых лет,
В руках посылка иль пакет.
"Кто к нам ни свет и ни заря?"
В душе тревогу затая,
Дверь не спешит открыть она:
"Бояться - чур, я не одна".
И слышит Маша хриплый бас:
- Дорогу чуть нашёл до вас, -
Нужна Мария, Поли дочь.
Я из Пропойска, еду ночь!"
И вот, не зная отчего,
Она впустила в дом его.
- Похожа шибко ты на мать.
Велела Поля передать".
Мужчина с сумки достаёт
Пирог и Маше подаёт.
А та гостинец принимает,
Благодарит и отпускает,
Ночного гостя за порог.
Румян пасхальный был пирог!
Мария им залюбовалась,
Несла к себе и любовалась.
И, как всегда, и в ту субботу
Взялася быстро за работу.
К себе, когда в обед зашла,
Пирог уж начатым нашла.
- Зачем кулич ты, киска, ела,
Неужто сладкого хотела?
За шейку котика берёт,
Однако хладный он, как лёд.
Глава 20.
В тот самый день, воскресный, ясный.
Любовью чистой и прекрасной
Томясь, Давид давно страдал.
Он накануне услыхал:
Мария тётушку просила,
Чтобы на службу отпустила.
Согласна та, и ровно в пять.
Давид у храма подождать
Решил желанную тайком.
Толпа людей уже кругом,
И среди них чтоб затеряться,
У входа надо оказаться
И наблюдать, кто входит в храм.
В четыре тридцать был он там,
Недалеко стоял у входа.
Мимо него толпа народа
Живой лилася в храм рекой.
Вот лик желанный и родной
Мелькнул на миг, ну вот она!
Пришла с старушкой, не одна.
А что Давид, уходит прочь?
'Я буду ждать хоть целу ночь!'
Твердил себе он целый час,
Дрожа от холода подчас.
А в церкви было так тепло,
Горели свечи, и светло.
'Зайти туда?' - но страх сковал, -
О, кабы батюшка узнал,
То ни за что бы не простил,
Что сын его у гоев был'.
Так думал он, стоя у храма.
Глядит - идут старик и дама
И молвят меж собой, что дни
Уже кого-то сочтены.
Затем прошли они чуть-чуть,
Чтоб отойти, на храм взглянуть.
Зашли за белыя ворота -
Из храма ждут они кого-то.
И вот окончен службы час.
На выход, не спуская глаз,
Глядит Давид: да где же Маша?
Та, кто желанней всех и краше?
Вот появляется она,
И чаша выпита до дна.
Любовью сердце полыхает:
'Как хороша'! - Давид страдает,
Страдает чистая душа!
Он из толпы идёт спеша
И за Марией поспевает,
Она ж того не замечает,
Ведя с старушкой разговор.
Вот недалек и тёткин двор,
Пройти осталося чуть-чуть.
Но вот кольнуло что-то в грудь:
Давид увидел одиноку
Фигуру тёмну и далёку.
Таясь, за ними кто-то шёл.
Вот к фонарю тот подошёл,
И видит юноша: то дама,
Что с стариком была у храма.
И подивился наш герой:
Зачем за Машей в час ночной
Она идёт, и дело скверно:
'Тот разговор - о Маше, верно,
Со стариком она вела'.
И - точно в грудь его стрела.
И сердце вдруг покрылось льдом.
А вот и тётушкин уж дом.
Старушка с Машей распрощалась
И прочь ушла. Одна осталась
Мария, входит в тёмный сад.
Вот дом Марии, и назад
Идёт Давид, не торопясь,
А незнакомка восвоясь
Во темноту уходит прочь.
Остались лишь Давид и ночь.
Глава 21
В ту ночь Мария спала плохо,
Проснулась - уж зари сполохи,
И за окном ночная тень:
'О, Боже мой! - вчерашний день
Мария, вспомнив, задрожала, -
Мне, вот, погибель угрожала.
Да вот Господь беду отвёл'.
Вдруг стук в окно: 'Кто там пришёл?'
Она испугана немножко.
Идёт, волнуется, к окошку,
А на дворе уже видать -
Как ей Давида не узнать?
И удивилася она.
Затем тихонько от окна
Она прошла, открыла двери.
Пришла Рахиль, глазам не верит:
- Давид, в такую рань, зачем?
В ответ: - Шолом! - он молвит всем.
- Тётя, прошу меня простить:
Наедине поговорить
С твоей Марией надо очень.
Верить ушам Рахиль не хочет.
И сильно хоть поражена,
Без слов уходит прочь она.
Вот, наконец, один он с ней.
Бессонных сколько он ночей
Мечтал, лелеял и грезил,
И вот один он с нею был.
Давид стоит, смущен немного:
'Хоть улыбнулася. Нестрого
Смотрела ты бы на меня.
Как донести мне до тебя,
Чтоб осторожна была ты:
Быть может, кто-то извести
Тебя надумал между прочим'.
Давид стоял, потупив очи.
Краснел, не зная что сказать.
- У вас в Пропойске, верно, мать?
Сказал он, зная, невпопад...
- Спросить о ней пришли вы вряд
Такою раннею порою.
- Вобще-то, нет. Того не скрою,
Что я случайно услыхал,
Как кое-кто вам угрожал.
Я слышал странный разговор,
В ушах моих он до сих пор.
Поверь, опасность велика!
Из уст я слышал старика:
Мол, извести тебя хотят.
Поверь, я этому не рад!
И он умолк, вновь покраснел:
'Как говорить он с ней посмел?'.
Мария ж слушала, внимала,
Удивлена была немало.
Да вот ещё, слегка бледна:
- Спасибо! - молвила она.
Глава 22
Не всё надёжно, не всё скрыто:
Случайно ль дверь чуть-чуть открыта -
Хозяйка слышит разговор,
Таясь за дверью, словно вор.
И странно ей, и дивно, ново.
Хватая жадно, каждо слово,
Она забыла всё напрочь:
'Кому мешает Поли дочь?
Кто угрожает ей расправой?
Ножом, ружьём или отравой?
Давида надо расспросить,
Да осторожней надо быть'.
И, улучив момент, она
С Давидом речь ведёт одна.
Ещё не ведая о чём,
Толкует с ним о том, о сём.
И о Марии, между прочим.
Её интересно очень-очень,
Побольше хочется узнать.
Рахиль пришлось разочаровать:
Вела она беседу тонко,
Но наш Давид всегда в сторонку
Беседу ловко уводил,
Другую тему находил,
Коль о Марии разговор,
И уловалось до сих пор.
И улыбалася он подчас,
Рахиль держала зорко глаз
И за Марией наблюдала -
Причину некую искала,
Чтоб со служанкой говорить.
Сама не зная, как ей быть:
Отцу Давида рассказать
Иль об услышанном молчать.
В конце концов она решила,
Что очень мудро поступила.
Давида тайное сокрыв.
И в вечер свечи запалив,
Она молилась горячо...
...И мужу рассказала всё.
И говорил ей тот в ответ:
- Жили мы мирно много лет,
И нам никто не угрожал.
Теперь беду злой рок послал.
Служанку надо отпустить...
Рахиль всплакнула: - Как же быть?
Она честна и не ленится...
- Тогда не будем торопиться, -
Подумав, Каплан ей сказал.
А сам Давида в дом позвал.
Наедине с ним речь завёл,
И поздно ночью тот ушёл.
А старый Каплан до рассвета
Не мог заснуть, искал ответа:
'Как быть с Давидом? Может быть,
О сыне Яше сообщить?
Служанка - дева юных лет
И впрямь красива, спору нет.
Но всё ж она кровей не наших...
Хотя найти труднее краше'.
Так думал он и говорит:
- Тебе не пара наш Давид.
Глава 23.
В тишине костёр искристый
Ярким пламенем горит.
Словно сокол серебристый,
Месяц в облаке парит.
И спокойно всё, и странно,
Сож невидимый журчит,
Одинокий стог в тумане
Сизым призраком стоит.
Наяву то или снится -
Маша сразу не поймёт.
Глядь в окно - луна светится.
Кто-то бродит у ворот:
Лунный скрадывает свет
Чей-то тёмный силуэт.
И в волненьи дышит грудь,
Стало страшно ей чуть-чуть.
Плотно шторы закрывает,
Быстро свечку зажигает.
Богу молится пред ней,
Пред иконкою своей.
На душе светлее стало.
Пламя свечки чуть трещало,
На стене игра теней,
И не страшно стало ей.
Только вот ей одиноко -
Отрок тот, причуды рока?
Кто он? Кем послан ей?
Вдруг о матушке своей
Сердце нежностью заныло.
Тот кулич, что это было?
И решила в день субботы,
Вечерком после работы
Нанять тройку лошадей,
Ехать к матушке своей.
С этой думой спать ложится.
Но чего-то ей не спится.
Поворочалася чуть,
Задышала ровно грудь.
Затуманилось сознанье
И забылась... Дня сиянье
Разбудило ровно в пять -
За работу ей опять.
Расчесалась и умылась
Пред иконой помолилась,
Разожгла камин и печь
Чтобы бульбы быстро спечь.
Так с едой она возилась.
Дверь тихонько отворилась,
И Рахиль выходит к ней:
- Набери воды скорей
И поставь немедля в печь.
Да зажги-ка пару свеч, -
Ей хозяйка повелела.
А сама на лавку села.
На работницу глядит.
Уж у той вода кипит:
'Ты справна, ловка, умела
И племянника сумела
Ты, конечно, обольстить,
Колдовством приворожить.
Или просто он влюбился?'
- Странный сон сегодня снился:
Мол, гуляю босиком;
В небе чистом, над Днепром.
Вижу - белый голубок,
И полёт его высок.
Вдруг откуда - коршун рядом.
Цель он ценит зорким взглядом.
Неужели шансов нет?
Я проснулась - был рассвет.
Не скажу, чтоб испугалась,
Но волнение осталось.
Трепещу я до сих пор.
- Что за сон? - она в упор
Поглядела Маше в очи.
Побледнела та, но хочет
Ей служанка рассказать.
Но не знает, как начать:
'Снам не надо доверять, -
Наконец она сказала:
- Это в Библии читала.
Глава 24.
Ночь прошла, уже светает.
Луна сребристая сияет.
Туман еще кругом стоит
И звёздочка вдали горит.
Восток ещё зарёй не блещет,
Ёще не слышен птичий гам.
Застыло всё, волна лишь плещет,
Ласкаясь в сумраке к ногам.
И всё спокойно, всё так странно.
Мария к дому побыстрей:
'Родной порог, я здесь желанна'.
Сердечко билося сильней.
И тихо-тихо постучалась,
И дверь открылася чуть-чуть.
Она в объятьях оказалась,
И сладко-сладко ныла грудь.
Затем вопросы и ответы.
И самовар поставлен был.
И к чаю сладкие конфеты...
О сне вдруг каждый позабыл.
Вот за окном уж день сияет.
Пора, пора ложиться спать.
Полина доченьку ласкает,
Негоже нынче горевать.
Отрада сладко душу гложет,
И слёз порою не тая:
- На день, на два, на три, быть может,
Со мной, кровинушка моя, -
Полина тихо прошептала.
Вот час-другой, Мария спала.
А что ж Полина, в поле ей?
Нет-нет, с дочуркою своей
Хоть день побыть - и то отрада.
Скорее к печке, завтрак надо,
Мария голодна, небось:
'Как тяжко жить мне с нею врозь...
Когда б она не уезжала,
Я б горя-горького не знала'.
Чугун Полина ставит в печь,
Сама же - в горницу прилечь
Ушла на полчаса, не боле.
Но вмиг уснула, видит: в поле
Она колосья тучны жнёт.
Вдруг серп скользнул и руку жжёт,
Из раны кровушка сочится:
'О, Боже, что должно случиться?'
Она не знает, что потом...
Открыла очи; ясным днём
Быть обещает утро это,
Лазурью небо всё одето.
На стенах зайчик озорной:
'О, я проспала, Боже мой!' -
Она, печаляся, вскричала.
Но понапрасну, Маша спала.
И вот она у печки снова,
Еще чуть-чуть - еда готова.
Но надо в погреб поспешать,
Чтобы кваску в кувшин набрать.
Да и прибрать ещё немного.
Но не успела: у порога
Мария, дочь её стоит:
- Тебе помочь?- ей говорит.
И слышит матушки ответ:
- Такой работы срочной нет.
А ты паснедай для начала.
И вот уж бульба, мясо, сало,
Дымясь, стояли на столе.
'Как хорошо, уютно мне, -
Мария вспомнила былое. -
'Здесь всё знакомо мне, родное.
И дом, и двор, и летний сад.
Зачем же ехать мне назад,
В проклятый город возвращаться?
Опять одной, одной остаться...'
И стало тяжко на душе.
- Ты посылала кулич мне?
Спросила тихо Маша маму.
- Куды падзецца мне са сраму,
Что не спекла табе пiрог?
Пушчай, пушчай даруе Бог,
Што я кулiч не пасылала...
И дочка молвила: - Я знала.
Глава 25.
- Скажи, племянник дорогой,
Что между гойкой и тобой?
Рахиль Давиду смотрит в очи.
Но тот молчит, молчит, не хочет
Дотошной тётке отвечать.
Но что он может ей сказать?
Сказать, что он влюблён по уши?
'Господь, Господь, спаси нам души,
Мою и Машеньки моей'.
А что Рахиль? Сказать что ей?
- О чём ты, тётя, я не знаю...
Ты о служанке, полагаю.
Быть с нею у меня что может?
Тебя пусть это не тревожит!
Ничто не связывает нас,
Я помню Господа наказ! -
Своей он тётке улыбнулся, -
Но где ж она?.. - он вдруг запнулся.
- Опять я вижу антерес.
Гляди, накличешь гнев небес, -
Сурово тётушка сказала. -
Я выходной в субботу дала.
Она уехала домой.
Забудь её, племянник мой!
- Я что? Я что? Я так спросил, -
Давид, краснея, говорил.
- Разве, тебе, Давид, не пара
Наша красавица Динара? -
Рахиль украдчиво сказала.
Ответ, увы, не услыхала.
Давид ушёл. Он грустный был.
Противный дождь чуть моросил.
И ничего, кроме досады.
'Немедля видеть её надо!
Душа желает встречи с ней!
В Пропойск бежать, лететь скорей!
Как до него теперь добраться,
Чтоб с милой рядом оказаться?
И как увидеть милый лик?'
И духом наш отрок поник.
Ещё и с тёткой разговор...
В ушах звучал он до сих пор.
И не сказал ей, не решился,
Что он без памяти влюбился.
Он будет Машеньку любить,
Пока на свете будет жить!
И словно молнии стрела:
'Желает ей ведь кто-то зла!'
И вмиг застыло всё в груди.
Не разбирая, шёл, пути,
Давид дождя не замечал.
Шёл, оказалась, на вокзал.
И что ж? В Пропойск уехал, да?
Туда ж не ходят поезда!
Нет, нет, побыл он там немного.
'Вот взять бы тройку - в путь дорогу,
В Пропойск, к любимой, пулей мчать!'
Давид мог так только мечтать,
Но совершить то невозможно.
Хоть, право, нанять тройку можно,
Но как Марии объяснить?
'Могу отвергнут ею быть...'
К нему она как отнесётся?
'Её сердечко отзовётся?' -
Он тихо-тихо произнёс.
И уловил вдруг... запах роз.
И оглянулся, поражённый:
Пустынен зал. Лишь измождённый
Крестьянин с торбою стоял.
Дивясь, Давид покинул зал.
Глава 26
Глядя на серебристый путь,
Любуясь звёздами ночными,
Давид никак не мог уснуть,
Охвачен думами благими.
И перед ним опять она:
Глаза лазурны, с поволокой.
И хмель любви испит до дна...
'Пусть будет всё по воле рока!'
Подумал он и задремал.
Но дверь тихонько отворилась,
Он деву в белом увидал,
И сердце бешено забилось...
А что она? К нему идёт...
Иль нет, плывёт, как невесома.
Давид, глазам не веря, ждёт:
Он оглушён, как залпом грома.
Долго мгновение, как день,
Над ним любимая склонилась.
Вдруг на лицо упала тень,
И всё исчезло, испарилось.
'Что это было, сон иль явь?'
Давид не спит и размышляет.
Душа его, виденью вняв,
Вся полыхает и страдает.
А вот и утра нежный свет
Развеял тьму, заря сверкает.
Он вспомнил Господа завет...
Но кто-то дверь вдруг открывает,
И испугался наш Давид.
Мгновенье вечностью вновь стало
- Шолом! - вдруг кто-то говорит,
И сердце вдруг отца узнало.
- Прости, пришлося разбудить,
Чтоб на работу собирался.
Хочу с тобой поговорить...
Давид, я долго не решался.
Ты изменился, грустным стал,
Уж не влюбился ты порою?
Прости, недавно я узнал...
Что между гойкой и тобою?
Зачем она тебе, зачем?
У нас девиц ведь разве мало?
Ты знаешь, что рискуешь всем,
Проклятья небо, чтоб послало? -
Он замолчал. Молчит Давид.
Отец стремительно уходит.
А что ж Давид? Уже не спит.
В Пропойске с Машей в мыслях бродит.
Глава 27
Уходит ночь, уже светает,
Но в комнатушке мрак царит.
Рахиль былое вспоминает
И в тишине не спит, грустит:
'Пора девичья - как мгновенье.
Отец и мать, сестренка, брат,
О вас души моё томленье.
Ах, не вернуть мне вас назад.
И тот парнишка светло-русый...
И мёд горячих, сладких губ.
И крик отца: 'Убью, он русский!'
Был как отец со мною груб.
Затем и Каплан появился,
Он был тогда уж зрелых лет.
На мне немедленно женился,
Хотя любви меж нами нет.
И вот теперь она вздыхала.
И к старику оборотясь:
- Ты спишь аль нет? - она сказала.
И храпом был ответ тотчас.
Тогда еще минуту-две
Она мечтала в темноте.
И тормошит его сильней.
Старик спросил, что надо ей?
Тогда Рахиль ему сказала:
- О гойке думала немало.
Давид, видать, в неё влюблён,
По ней, бедняга, сохнет он.
Как мог законы он забыть?
И я не знаю, как мне быть.
Ведь мальчик наш, родная кровь...
Вот вечерком придет он вновь,
Чтоб на неё полюбоваться.
Старик изволил отозваться:
- А что она к нему питает?
Кажись, его не замечает.
Рахиль вскричала, говорит:
- А чем он плох! Красив на вид,
И не ровня она ему!
Его я, право, не пойму!
Мария вовсе не плохая.
Она служанка удалая,
Да и характер золотой...
Вот жаль, что крови не такой!
Рахиль надолго замолчала,
И до утра она не спала.
А рядом с ней храпел старик.
А вот уж утро, солнца лик
Глядит златой уже в окошко.
Огорчена Рахиль немножко:
Ведь надо с Машей говорить.
- О, Боже, Боже, как мне быть?
Служанка коль пред ней предстала,
То лепетать о чём-то стала
И опустила очи вдруг.
И говорит, что в доме слуг,
Накладно стало содержать
И их придётся отпускать.
Глава 28.
И вот студеным вечерком
Стучится Маша бабке в дом.
Подходит к двери та, дивясь:
Кто звонит в двери в поздний час?
С опаской двери отворяет.
- Эт ты?! - и девицу впускает.
А та ей 'здрасте' говорит,
Сама печальная на вид.
- Ну что, Мариечка, случилось?
Старушка вдруг засуетилась
И лавку ей даёт скорей.
И говорит Мария ей:
- Хозяйка утром мне сказала,
Чтоб я работу подыскала.
Не угодила чем-то я.
Хозяйка выгнала меня.
Я так работала, старалась
И вот ненужной оказалась.
И ей старушка говорит:
- Господь на небе всё узрит.
А коль дано таму случыцца,
То нужна, дзевка, пагадзiцца...
А не раптаць i не стагнаць.
I ўсё, што ёсць душой прымаць.
Мы заўтра ў храм пайдзём малiцца,
А вось пасля апрэдзелiцца,
Мне што с табой далей рабiць.
Ну, я пайшла краваць сцялiць.
А Маша так за день устала,
Что через полчаса уж спала.
Во сне видала дом родной.
Проснулась рано, пред зарёй:
Вот печь пора бы растопить...
'О, Боже, как могла забыть,
Что не служанка в доме боле.
Да, впрочем, всё по Божьей воле.
И зацепило сердце вновь,
Хотелось ей в родимый кров.
Она еще чуть полежала,
Чуть-чуть понежилась и встала.
К окну подходит, в сад глядит.
И вдруг ей вспомнился Давид.
И отчего, она не знала,
Вдруг грусть-тоска её объяла,
И подивилася она.
А ровно в десять не одна,
А с бабкой к храму подходили
И нищим денежку дарили,
Пришлося мелочь им отдать.
Вот пред алтарём они опять,
Опять псалмы они пропели,
Молились просто, как умели.
Затем, отрадою светясь,
Спешили к дому восвоясь.
Вдруг по дороге чей-то взгляд
Заставил девушку назад,
Назад заставил посмотреть.
Давид едва сумел успеть
За чью-то спину уклониться.
Чем повод дан был усомниться:
Мария видела его?
- Опять Давид, что мне с того?
Глава 29.
В гости к нам спешит весна.
Громыхают грозы.
Пробудились ото сна
Вербы и берёзы.
Ветерок уже на них
Листики колышет.
Всё надеждою живёт,
Всё любовью дышит.
И раскинулась ковром
Изумрудным поле.
Не придут уже снега
И метели боле.
Но, обиду затая,
Мстит зима глухая -
Вся, как матушка моя,
Травушка седая.
И сегодня день погожий,
В солнца нежится лучах
Воробей, на ком похожий,
Рад, чирикая в кустах.
И Марии легче стало,
Чуть светлее на душе.
Что-то в воздухе витало:
'Эх, найти б работу мне'.
На завод она ходила
И на фабрики не раз.
Но потом уж не грустила,
Молча выслушав отказ.
Но вот, вывеска: 'Приют'.
'Попытаю счастья тут'.
Сердце сильно вдруг забилось,
Постучалась. Дверь открылась,
Вышла девушка. И к ней:
- Заходи сюда скорей!
За руку её схватила,
Коридором проводила,
Всё в молчании притом.
Странный выдался приём:
'Будто ждали здесь меня'.
Изумленья не тая,
За девицей входит следом
В комнатушку. Там под пледом
В кресле женщина сидит,
Улыбаясь, говорит:
- Я видала ночью сон.
Полагаю, вещий он:
Мне дано было узнать,
Что сегодня ровно в пять
Ты пожалуешь ко мне,
И мой долг помочь тебе.
Ты ж намаялась, наверно.
Звать тебя Мария, верно?
Имя слышала во сне,
Ну, зачем пришла ко мне?
И Мария рассказала,
Что работу, мол, искала
И найти её невмочь...
'Вот и здесь погонят прочь', -
Так Мария вдруг решила.
Помолиться не забыла
Быстро Богу про себя.
Госпожа сказала: - Я,
Я смогу тебе помочь.
В день придётся или в ночь
Быть с людьми преклонных лет.
Мыть полы и туалет,
И, что скажут, - всё робить,
Не лениться, не грубить.
Делать все дела с душой,
Быть в согласии со мной.
Будешь ты в Приюте жить,
Но лентяйкой чтоб не слыть!
Так согласна ты, аль нет?
- Да! - услышала в ответ.
Глава30
Дни бегут, летят недели
Жёлтый лист кружат метели.
Рано зимушка грядёт,
Все ж её никто не ждёт.
И деревья приуныли,
Верно, лето не забыли.
И зачем им зимний сон?
Что несёт с собою он?
Ах, скорей бы пробужденье!
У Марии день рожденья,
Но ей праздновать не с кем.
В вечер тёмно, ровно в семь.
Свет свечи, игра теней,
Одиноко, тяжко ей!
Пред иконою склонилась,
Прослезилась и крестилась.
Вспоминала маму, дом
И решила завтра днё
Написать в Пропойск письмо,
Чтоб чрез день пришло оно.
И еще бы не забыть
Пять рублей в конверт вложить.
Вот так думала девица.
Спать легла, но ей не спится,
Но вот веки - как свинец,
И заснула наконец.
Но далёк еще рассвет,
С лампой Маша, тусклый свет
Светит в комнатах сырых.
Что там ныне ночью в них?
Старики ли спят, не боле,
Кто-то ль корчится от боли?
Грелку ль надо положить
И кому перестелить...
Да уборку по утрам,
Кто больной, не может сам.
Старики одни живут,
Здесь последний их приют.
Были ль счастливы их дни,
Но теперь они одни.
В их глазах всегда печаль,
Их Марии очень жаль.
Вот старушечка одна
Не встает - больна она.
За ней Мария наблюдала,
Её кормила, одевала,
Даже с ней была нежна.
Никому та не нужна,
Никому к ней дела нету.
Маша даст порой конфету.
И к старушке она той
Привязалася душой.
Время шло, и чрез полгода
Всё ж желанную свободу
Та старушка обрела:
Тихо в мир иной ушла.
Вот Марию вызывает
Госпожа, ей поручает,
Адрес в руки ей суёт,
Наставление даёт:
- Ты родных её известь,
Сообщи плохую весть.
Пусть немедленно придут
И старушку заберут.
И Мария шла, рыдала,
Долго улицу искала.
Вот и арка, нужный дом.
В дверь стучится, в горле ком.
Молча девка отворила,
И Марию в дом пустила,
И в гостиную ведёт.
Там её никто не ждёт.
Девка Машу усадила,
Холодна служанка была.
Повернулась, вышла прочь...
'Скоро бабки выйдет дочь,
Иль, быть может, сын придёт?'
Долго Маша уже ждёт.
Дверь вдруг тихо отворилась -
'Боже мой!' - глазами впилась.
Страшно стало, страшно ей...
Та 'цыганка' перед ней!
Но не в платьице цветном,
А в в халате дорогом.
И 'цыганка' побледнела,
И сказать что-то хотела.
Только смотрит и молчит.
Вот Мария говорит:
Я пришла, нажаль, сказать,
Что скончалась ваша мать!
И вздохнула, замолчала.
Молча вышла та из зала.
Глав 31
Мария так переживала,
Что лишь под утро задремала.
Ночь, намаявшись без сна,
Перед иконою она,
Всё молясь, псалмы читала.
Свечка тускло освещала -
В комнатушке полумгла.
Вот Мария спать легла
И ей снится сон такой:
Бабка видится живой
И ей что-то говорит...
И вослед идти велит.
И Мария вслед идёт,
Босы ноги холод жжёт.
'Ой, куда? Куда? Назад!'.
Пред кроватью уж стоят -
Той, где бабка возлежала.
Под матрасом что-то взяла
Бабка - Маше подает.
Сон прервался - день встаёт.
Свечка тихонько трещит,
Маша в ужасе дрожит.
В голове горит одно -
Бабка та. Вот, глядь в окно,
Видны деревьев очертанья.
'Это явь?' - и до сознанья
Всё ж доходит: 'Это сон.
Но какой ведь страшный он!'.
Улыбнулась виновато.
'Боже, что в руке зажато?
Что держу в своей руке?
Не приснилось вовсе мне!'
Воскричала и вскочила,
Фото на пол уронила.
Непослушною рукой
Снимок подняв пред свечой,
Отрока видит из виденья,
Что привело её в смятенье.
.
Глава 32
Всегда разлука - испытанье.
А встреча - как в ночи заря.
Ждёт с любимою свиданья
Сердце, нежностью горя.
И Давид чего-то ждёт...
Вот стоит он у ворот:
И когда же он решится,
В дверь заветную войдёт?
'Ну, открой, открой же дверь!'
Сердце шепчет: 'Не теперь!
Не иди туда, не надо,
Ведь она тебе не рада:
Безразличен ей Давид!
Что мне делать?' - он стучит.
'Боже!' - дверь вот отворилась
И служанка появилась.
И спросила: - Вы к кому?
- Ищу я девушку одну, -
Сказал Давид, чуть заикаясь.
- К кому, кому? - и, улыбаясь,
На него глядит в упор:
- Тут были старцы до сих пор.
Молодых здесь нет в помине.
- Мария надобна мне ныне.
Хотел её бы повидать.
- Ага, Мария, так позвать?
Давид кивнул: - Я буду ждать!
Порой мгновенья длятся вечно:
'Она придёт! Придёт, конечно!'
Сдавило грудь его сильней:
'Однако, что сказать мне ей?'
Вот, наконец, и дверь открылась.
- Давид?! - Мария удивилась
И зарумянилась чуть-чуть.
Огнём Давиду сжало грудь.
- Гляжу, приют ты свой нашла,
Когда от тётушки ушла.
Тут хорошо тебе живётся
Иль по Пропойску всё неймётся?
Вот мне пришлося рядом быть...
Хочу с тобой поговорить.
И слышит Маши он ответ:
- Я в Могилёве пару лет.
Уже привыкла, полагаю,
Однак по дому всё ж скучаю.
Томлюсь по матушке моей,
Хочу почаще ездить к ней!
А здесь работы много очень:
Со стариками днём и ночью,
В палатах с ними надо быть.
И нету времени грустить.
Глава 33
Грёзы вы, девичьи грёзы!
Светлой нежности мечты!
В вас отрада, грусть и слёзы,
Их увидеть можешь ты.
Или нет. Но в зимний вечер,
Только раз под Новый год,
Помолись, зажги две свечи,
Ставь зерцало пред собой.
В них гляди, не отрываясь...
Затаенные мечты,
Пусть неясно отражаясь,
Во стекле увидишь ты!
Вот и полночь, ночь глухая.
На столе, перед собой,
Маша свечки зажигая
Непослушною рукой,
Вся в волнении дрожала
И пред зеркалом предстала.
И по-страшному боясь,
Прошептала, не таясь:
- Что в грядущем ждет меня,
Расскажи, прошу тебя?
Ждать ли мне печаль, отраду,
Расскажи, таить не надо.
Кто мой суженный, скажи,
А коль можешь - покажи.
Так молилася она,
Жутко ей, она одна.
В комнатушке тихо стало,
Пламя свечек затрещало,
Смолк вдруг в печке вьюги вой.
Как в тумане, пред собой
Маша видит: Боже мой!
Стало зеркало темнеть,
И вот, взгляда не отвесть,
Замелькало что-то в нем,
Что-то - дом или не дом...
Вот картинка четче стала,
Вроде мельница стояла.
Рядом роща зелена,
На горе шумит она.
Вот и мельник молодой,
Весь усыпанный мукой,
И лицо под тенью скрыто.
- Как зовут тебя? - Никита.
Кто-то вдруг вопрос задал -
Мельник молча отвечал.
И исчезло все, и скрылось.
И зерцало осветилось,
Видит в зеркале свой лик,
Страх Марии так велик!
Обо всём она забыла,
В голове одно: 'Что было?
Что я видела сейчас?
Может быть, устал мой глаз?
Или просто притомилась,
Задремала и забылась...'
Вдруг повеял ветерок,
Оживил её чуток.
Лай донёсся со двора.
'Спать, кажись, уж мне пора', -
Вдруг подумала девица.
Спать легла, но ей не спится,
Всё о сужденном мечты:
'Кто же, кто же, кто же ты'?
Глава 34
Снег сошёл, ушли метели.
Звуки радостны капели,
Уж подснежники цветут,
Как сапфиры, там и тут.
И скворцы уж прилетели,
Сразу радостно запели,
Что опять в родных краях.
На деревьях и кустах
Воробьиный слышен гам.
Гнёзда вьют и здесь, и там
На деревьях галки черны.
И сороки столь проворны,
Что везде они трещат.
Уж проснулся черный сад,
На ветвях набухли почки,
Но еще холодны ночки.
Припекает солнце в день,
Но зиме сдаваться лень.
Или мстит зима глухая -
На заре трава седая.
Да порою снег идёт,
Но весны уже черёд.
Вот и скоро Пасхи час...
У ворот Давид сейчас,
К Маше, Машеньке спешит,
На часы свои глядит.
Стал в 'Приюте' гость он частый:
В день хороший иль в ненастье
Он у Машеньки своей,
Коротает вечер с ней.
Или в роще над Днепром,
Коль стемнело, вечерком,
По аллеям проходили
И о чём-то говорили.
Обнимались или нет?
Знают лишь они ответ.
Вот так время пролетало.
И однажды страшно стало
И тревожно на душе.
- Как сегодня тяжко мне, -
Маша горестно вздохнула
И в окно во двор взглянула.
У ворот Давид стоял:
'Ростом он, конечно, мал', -
Вдруг подумала она. -
'Он хоть есть. Я не одна'.
И пальтишко быстро взяла,
И, накинув, побежала.
Вот они уж над Днепром,
Время было вечерком.
Над рекой заря сияла,
Точно кровь, вода вдруг стала.
Но заката луч пропал,
Днепр обычным, тёмным стал.
И еще прошло немного,
Видна лунная дорога,
Чуть колышется волной.
По аллейке шли домой.
Взявшись за руки, бродили,
Смеялись, пели и шутили.
Им навстречу дама шла,
Близко к Маше подошла.
Воссиял вдруг лунный свет -
Дама держит пистолет.
Хлестко выстрел прозвучал -
И на земь Давид упал:
Он вперед Марии встал.
Глава 35
И Марии жутко стало,
И на снег она упала.
И очнулася потом
Уж не ночью, светлым днём.
Было утро золотое,
Зайчик бегал по покою.
Всё объято тишиной:
'Где я, где я? Боже мой!'
Оглянулася кругом:
Небольшой покой и в нём
Столик, две кушетки рядом.
На одной - старушка, взглядом,
С любопытством и тоской,
Прошептала: - Боже мой!
Вот очнулась, наконец.
Честь, хвала тебе, Творец!
И Марии легче стало,
- Я в больнице? - прошептала.
И услышала в ответ:
- В том, кажись, сомнений нет.
Привезли тебя в ту ночь.
Ты и вспомнить всё невмочь.
Ты ж в беспамятстве была,
Вот теперь лишь ожила.
И старушка замолчала.
- Что с Давидом? - услыхала.
- Вот уж имя... как святой.
Кто он, муж, любовник твой?
Коль по имени судить,
Он не шляхтич, должно быть.
Может, впрочем, крепостной,
Или нехристь, Боже мой!
Не из наших, может, мест.
Не слыхала, вот те крест!
Не слыхала я о нём.
Осенив себя крестом,
Бабка словно затаилась.
Учащенно сердце билось:
'Что с Давидом, жив ли он?
Как он был в меня влюблён...
Даже жизнь не пожалел.
Жаль, что был всегда несмел!
А вот я его любила? -
Сердце больно защемило.
- Жив ли он, как мне узнать?
Коли жив, Господь, дай знать!
Кто желал погибель мне,
Пусть сгорят они в огне!'
Так в душе она молилась.
Дверь со скрипом отворилась,
Входит доктор с бородой.
И промолвил: - Что-с с больной?
Сразу видно, на глазок,
Стало лучше ей чуток.
Пульс Марии проверяет,
Говорит ей: - Полагаю,
Завтра выпишу домой.
Но, хоть день, чтоб был покой.
Стресс, скажу, сильнейший был,
И он мозг ваш отключил.
И Мария ему вдруг:
- Что с Давидом? - Он ваш друг? -
Врач надолго замолчал:
- Жив пока, - затем сказал.
- Но он будет, доктор, жить?
- Надо Господа просить...
Всё всегда в его руках,
Вы ж в душе презрите страх!
И не думайте о нем,
Пусть идёт всё чередом.
Кстати, рад был доложить,
Что стреляла, стало быть,
Показания даёт...
Чтобы жить вам без забот!
Чтобы не было проблем,
Не касайтесь этих тем...
'Что же, что же мой Давид?
Без сознания лежит?
Иль ему вдруг лучше стало?'
Маша этого не знала,
Горевала оттого:
'Мой Господь, спаси его!
И, как прежде, вечерком,
Чтоб гуляли над Днепром...'
Маша горячо молилась,
По щеке слеза катилась.
Глава 36.
Давида не было уж сутки.
Мать его ни на минутку
Не отходит от окна,
Сына милого она,
Всё вздыхая, ожидает.
Думать что, совсем не знает:
'Где ты, где сыночек мой?
Ну, приди скорей домой!'
Сердце сильно-сильно бьётся:
'Пусть, Господь мой, отзовётся'.
Просит Бога, чтоб домой,
Сын вернулся бы живой.
И вот так она сидела.
Ещё солнце не успело
Путь по небу завершить,
Дверь пришлося ей открыть.
Муж явился, воскричал:
- Вот беда! - и зарыдал. -
Мой Давид! Сыночек, мой!
Может, ты уж не живой!
И в очах всё потемнело
Молвить слова не успела,
Опустилася на пол.
В чувство муж жену привёл.
Что с ним, что? - она стонала. -
Боже мой, я это знала!
Может быть, погром опять?
Стала громко причитать.
Муж, рыдая, ей в ответ,
Что погрома вовсе нет.
И в больнице сын сейчас,
И собралися тотчас.
И идут скорей они,
Вот у лечебницы двери...
И, волнуясь, внутрь вошли.
- Вы к кому, к кому пришли?
Обратилась к ним девица,
Глядя на потухши лица.
- К Давиду... Каплану... наш сын...
- Он без сознанья, господин.
Им - по белому халату,
И они идут в палату.
Вот на койке их Давид
Окровавленный лежит.
В миг волнения забыты,
Горечь вырвалась открыто.
И стенала громко мать:
- Мой Господь, не дай узнать.
Что сына, сына потеряю.
Я Тебе всегда внимаю!
Глазам его пусть явят свет!
Ведь его дороже нет!
Склонившись, сына целовала,
Вот на лицо слеза упала.
И очнулся наш Давид.
- Где Мария? - говорит.
Переглянулись мать с отцом:
- Поговорим о ней потом,
Ты поправляйся, мой сынок.
Ревека вынула платок,
К губам Давида приложила:
- Она вчера с тобою была?
И что услышала в ответ:
- Её люблю, она - мой свет!
Тогда Ревека зарыдала,
Давида в лоб поцеловала.
И, так как был уж час ночной,
Неспешно двинулись домой.
А вскоре свечи зажигали,
Молились, до утра не спали.
О сыне только разговор:
'Он её любит до сих пор!'
Они не знали, как им быть,
Но надо что-то им решить.
Потолковать с Марией, может?
Однако это вряд поможет.
О, как же, как же, как же быть,
Чтоб мог Давид её забыть?
Пусть уезжает с Могилёва?
И ту задачу снова, снова
Они решали целу ночь:
- Уйти, бежать отсюда прочь,
Спасти сыночка дорогого...
Господь, Господь, не надо строго,
Давида строго осуждать.
На новом месте дай начать
Ему и нам всю жизнь сначала...
- За океан! - вдруг прозвучало,
Иль мысль мелькнула в голове.
И Яков так сказал жене:
- Здесь надо быстро всё продать
И нам в Америку бежать.
Глава 37
Дни мая быстро пролетели,
И грозы первые гремели.
И травка ярко-зелена.
А что Мария, что она?
Она по-прежнему страдает,
Что вышло так, и посещает
Давида в выходные дни.
Подолгу шепчутся они -
Так, чтоб старушке не слыхать.
Она ж, однако, хочет знать,
О чём беседуют те двое,
И ловит всё, забыв о зное,
В палате, что царит теперь,
Окно открыто хоть и дверь.
- Давид, Давид, хочу сказать:
Я повидала твою мать,
Верней, она пришла ко мне.
И с нею речь шла о тебе...
Ей надо сына уберечь...
Ты не ищи со мною встреч.
Что мы встречались - что с того?
Мать из народа твоего
Сходу найдёт тебе невесту.
А я? Я, вроде бы, не к месту.
И что Давид? Все слышит он,
Её словами поражён.
Не знает, что ответить ей.
- Прощай - услышал он. Скорей
Она покинула палату.
Давид чрез день в родную хату
Явился бледный, сам не свой.
- Как рада я, сыночек мой, -
Ревека тихо прошептала
И сына нежно целовала.
Но поцелуя нет в ответ.
- Я приготовила обед,
Поешь домашнего, сыночек.
И фаршированный кусочек
На блюдце щуки принесла.
С любовью: - Ешь, - произнесла.
Но не притронулся Давид.
Его душа в огне горит,
Весь в мыслях о любимой он.
Из дома вот выходит вон
И направляется в Приют.
Идёт он, как на страшный суд.
Час, два стоит он у ворот,
И, как в сне, домой идёт.
Глава 38
Как быстро время пролетело,
Вот лето звонкое пропело,
И жёлтый лист и там, и тут.
И дни холодные грядут.
Сентябрь громко в дверь стучится,
И ночью хладною искрится,
Порою, иней на траве.
Проснувшись рано на заре,
С корзинкой Маша - на базар,
Пошла купить в Приют товар.
И овощей чтоб взять немного.
Какая рань! А уж дорогу
Марии трудно перейти:
Крестьянам нужно привезти
С окрестных сёл картошку, скот...
'Верно, из Пропойска кто везёт...'
С трудом среди телег идёт,
Затем аллеечка одна -
И на базаре уж она.
Но где товар, что нужен ей?
Мясная лавка вдруг пред ней.
'Зачем, зачем?', - она не знает.
Рука её дверь открывает,
И вот вовнутрь она идёт:
'Конечно, он меня не ждёт?'
И сердце томно замирает.
Но странно то, что замечает:
Давида нет, мясник другой
Теперь хозяин лавки той.
И не решается как быть.
Марии хочется спросить,
Куда Давид вдруг подевался,
Иль, может, дома он остался?
Хотя мясник теперь другой.
Вдруг слышит голос пожилой,
Знакомый ей, и обернулась:
Рахиль увидев, улыбнулась.
Была приветлива та с ней:
- Ты как живёшь? - она скорей.
И услыхала про Приют.
- А мы вот все остались тут,
Только Давид с отцом далече...
Дай Бог скорее с ними встречу.
Дай Бог нам свидеться хоть раз.
Они в Америке сейчас!
Они там фирму основали,
И 'Голливуд' её назвали!
Глава 39
Что происходит в жизни с нами -
Всё не случайно. Небесами
Написан каждый шаг и вздох.
И коли день случился плох,
То не вини себя напрасно.
Скажи: 'Так надо! Жизнь прекрасна!'
И постарайся мудро жить,
Не ненавидеть, а любить!
День угасал, уже зарёю
Небесный свод охвачен был.
Уж месяц дымкой голубою
Меж бледных звёзд во тучах плыл.
И тишь кругом. Волна лишь плещет,
Лаская берег золотой.
В воде сребристый месяц блещет.
В лугах же - нега и покой!
Весь Сож укрыт прозрачной мглою,
Волна туманная катит.
Объят звенящей тишиною,
Печален луг, сребром укрыт.
И в роще ветерок витает,
Во тёмных кронах шелестит.
Душа ликует и страдает,
Внимает Богу и грустит.
'Как хорошо, опять я дома,
Забыть Приют, вовек забыть!
Вдали слышны раскаты грома,
Дождю, наверно, скоро быть'.
Мария встала, отряхнулась
И побрела она домой.
И пред иконой помолилась,
И позабылась в час ночной.
Проснулась с утренней зарёй:
'Уж навестить больных пора',
Но лай донёсся со двора.
Мария удивилась очень
И, выждав чуть, открыла очи.
Затем, отрады не тая,
Вскричала: - Боже, дома я!
Затем и в горнице убрала,
Стирать Полине помогала,
И в печь поставила пирог.
'Был тот Приют мне, как острог, -
Мельком подумала она. -
Теперь я с мамой, не одна'.
И за обедом удивила:
- Останусь дома! - заявила.
Я не вернуся в Могилёв.
С тобой всегда я буду вновь.
И мать её возликовала:
- Я знала доченька! Я знала,
Что возвратишься в отчий дом.
Они обнялися потом,
И вместе Библию читали.
Из книги наземь вдруг упали
Листочки или письмена.
Полина подняла. Она
При этом страшно побледнела,
На фото мальчика смотрела:
- Откуда? - Хрипло говорит,
И на глазах слеза блестит.
И, пошатнувшись, бы упала,
Но дочь Полину поддержала
И усадила на кровать,
Бояся слово ей сказать.
И маму обняла, ласкала,
Потом, не выдержав, сказала:
- Скажи мне матушка, открой,
Что означает вид печальный твой?
- Кто он, кто он? Ответь ты мне!
- Он... он, дочушка, брат тебе! -
Полина тихо прошептала
И громко-громко зарыдала.
Глава 40
- Отца и матери не зная,
Жила крестьянка молодая.
(С родных - лишь тётушка одна
Жила в избе с ней.) И она
И в огороде, и на поле
С утра до вечера. Об доле,
О той, что надобно страдать,
Она не думала и в пять
В луга бурёнушку гоняла.
Друзей, подруг она не знала.
И так росла она одна,
И горевала, что бедна.
Одна была у ней отрада:
На берега Сожа так рада,
Она так рада приходить -
Там обо всём своём забыть
И там восходом любоваться,
И там счастливою остаться.
Хотя, быть может, лишь на час...
Вот на тропинке в роще раз
Ей повстречался паренёк
(Любви пришёл, наверно, срок).
Как бы в душе зажег он свет,
А было ей семнадцать лет.
Им даровал любовь Творец.
То я была и твой отец!
И долго-долго мы встречались,
Затем пошли и обвенчались...
Его отец, сестра и мать -
Никак меня им не признать.
Возненавидели меня:
Без роду-племени ведь я!
А кто они - их знатен род
В их доме ровно через год
Мы с твоим братом появились.
О, как они, они все злились...
Но тетка больше всех твоя,
Она и злобы не тая,
Грозилась из дому изгнать.
И продолжала братцу лгать
О нас и строить наговоры.
Отец, взломав души запоры,
Однажды руки наложил,
Себя, несчастного, сгубил.
А твоя тётка обвинила
(Она 'цыганкой', помнишь, была),
Что это я во всем виной
И враз расправилась со мной.
Был жгучий ветер и мороз,
И, не стыдяся горьких слёз,
С тобой, кровинушка моя,
Куда бреду - не знала я.
Твой брат Иван у них живет.
Тётка твоя из года в год
Мечтает нас со света сжить,
Чтобы наследство получить! -
Перстом себя перекрестила,
Полина фото положила
И зарыдала тихо вновь:
- Была добра со мной свекровь.
И сколько ей теперь уж лет?
- Её на свете больше нет. -
Мария тихо прошептала,
И нежно мать к груди прижала.
Часть вторая
АННА
Глава 1
На берегу Сожа когда-то
Стояла мельница. Два брата
Владели ею много лет.
Никита, средних лет брюнет,
Аркадий, рыжий, неприметный,
Был хоть женат, но, жаль, бездетный.
И от рассвета до заката
Никита сам (он старше брата)
Гнул спину, весь в пыли мучной.
А брат с женою молодой
В то время страстно потешался,
Иль на постели сам валялся,
Иль в кабаке гульнуть не прочь.
А у Никиты была дочь,
Росло прелестное созданье,
Ну, впрямь очей очарованье!
Отцу нет дочери милей
На свете всём, в ведь мир теней
Жена любимая сошла,
И боль потери не прошла.
А дочь прекрасна и умна,
И схожа с матерью она.
Порой глядел отец на дочь:
'О, Боже, в мать она точь-в-точь!'
Бедняжка устали не знает:
И шьет, кухарит и стирает,
По дому чисто приберет,
Отцу и ужин принесет.
Со злом глядя на это диво,
Жена Аркаши как-то льстиво
Никите с 'грустью' говорит:
- Что Анна, дочь твоя грустит?
Не оттого ль она скучает,
Что ласки матери не знает?
Пора тебе жену забыть,
Другую надо полюбить.
И ей Никита говорит:
- Любовь моя навечно спит.
Не погляжу я на другую.
Лишь по Марии я тоскую.
Мария Анне - мать родная,
Зачем мне мачеха чужая!
Обидно тётке шибко стало:
Она детей своих не знала.
Господь ей чрево заключил.
Пришла домой, Аркаша был.
- Нам поумнее надо быть:
Зачем нам мельницу делить?
Один хозяин должен быть.
Никита должен нам служить! -
Она с порога заявила.
Поражена, услышав, была:
Мой брат - никчемный человек.
У жерновов корпеть весь век
Судьбой ему отведено!
Мне ж быть хозяином дано!
Глава 2
Уж солнце скрылось в облаках.
Еще немного - и впотьмах
Зажгутся первые зарницы.
Вдали в лугах костер искрится,
И на реке покой и тишь.
Деревни дальней темных крыш
Уже неясны очертанья.
И слышна трель: любовь, страданья
Созвучны в песнях соловья.
И блещет бледная заря.
Трепещут тополя над кручей.
Туман завесою летучей
Скрывает воду, и прибой
Незримо плещет под горой.
Повсюду слышен запах сладкий
Цветенья липы, и украдкой
Анна смахнет слезу рукой:
'Была бы матушка со мной,
Я б горя черного не знала.
Я ей бы ручки целовала!'
Вздохнув, она домой идёт,
А у ворот пес верный ждет.
Бежит за ней, хвостом виляет,
Как радость скрыть свою, не знает,
Надеясь руку ей лизнуть
И чтоб в глаза ей заглянуть.
Однако Анна в дом быстрей:
Поставить ужин надо ей.
Ещё коровку подоить,
Да хрюшкам бульбы положить.
Ведь скоро батюшка придёт,
А время быстрое не ждёт.
Глава 3
А вот и батюшка явился.
Он пред иконою склонился
Молитву громко прочитал.
Горячий ужин его ждал.
Хлебнувши щей, он на кровать,
Устав за день, ложится спать.
А что же Аннушка? Стирает,
За ним посуду убирает
И до полуночи не спит,
И пред иконою сидит.
И пламя свечки полыхает,
Бедняжка детство вспоминает.
То улыбнется, то грустит,
Крестом себя вдруг осенит.
Как было давнее прекрасно!
И мать жива. И в платье красном
С отцом о чём-то говорит,
И с грустью на неё глядит.
Частенько так она мечтала.
И вот однажды задремала,
И видит Анна дивный сон:
Кружит над нею ворон. Он
Готов вот-вот когтями впиться,
И от него нигде не скрыться,
Лишь поле чистое кругом.
Анна бежит и видит дом,
Он весь из золота, искрится,
Она войти в него боится.
Вдруг слышит голос молодой:
'Там, ты не бойся, ангел твой!'
И сон пропал. Она трепещет.
И месяц полный в небе блещет.
Свеча погасшая стоит,
Сребром блестя, Иисус глядит.
Глава 4
В старинной роще на опушке
Стоит под дранкою избушка.
Авдотья, бабка там живёт
И хлеб свой даром не жует.
Ей тащат сало все подряд -
Тот, кто сгубить кого-то рад,
Иль рад кого приворожить,
Иль просто так поворожить,
К старухе все идут тайком.
И вот однажды в мерзкий дом
Жена Аркадия пришла
И говорит: -Я мимо шла,
И к вам случайно заглянула...
Что врёт, Авдотья вмиг смекнула.
И говорит скорей в ответ:
- Садись, в ногах ведь правды нет, -
Скамью подвинула быстрей.
- Что ж приключилось? - молвит ей.
А что ж Аркадия жена?
Все долго думала она
И все не знала, как начать,
Чтоб бабке правду рассказать.
- Не осуждай врагов своих,
Подумать есть кому о них, -
Вдруг бабка строго говорит
И на икону все глядит.
- Кого ль мне, право, осуждать...
Но вот что я хочу сказать:
Есть человек, не люб он мне,
Не враг, а так, сам по себе.
Ему б хотела насолить...
- Быть может, даже погубить? -
С улыбкой бабка перебила.
- Я знаю, есть такая сила,
Что может это совершить.
- Но что мне делать, как мне быть? -
Жена Аркадия вскричала.
Тогда Авдотья зелья дала:
- Быть может, враг твой поживёт,
Но скоро в землю он уйдёт!
Глава 5
Мелькали дни, текли недели,
Сойти снега уже успели,
Пасха Великая идёт.
Вот у Аркадия ворот
Никита с дочерью стоят,
Одеты в праздничный наряд.
В воскресный день они пришли,
С собой гостинцы принесли.
Им отворил Аркадий сам:
- Входите гости, рады вам, -
Промолвил, мило улыбаясь.
Жена Аркадия, скрываясь,
Спустилась в погреб и тотчас
Несёт оттуда тёмный квас.
Над ним чуть-чуть поколдовала,
Трясясь, Авдотьи зелье взяла,
В кувшин насыпала чуть-чуть
И прошептала: 'Проклят будь!'
Затем к гостям она выходит
И с ними речь она заводит,
И говорит, как невзначай:
- Я пригласить давно на чай
Тебя и Аннушку хотела,
Но вот, увы, я не успела:
Явились сами вы ко мне.
О, как приятно на душе!
Я дам кваска, - и улыбнулась.
Пошла куда-то и вернулась,
Вся побледнела и дрожит:
- Там, там... Аркадий мой лежит.
И в сени бросилась тотчас.
За ней Никита с Анной враз.
Лежит Аркадий, недвижим.
Жена склонилася над ним.
- Вставай, Аркадий, милый мой! -
Вопит она: - Он неживой!
И закричала что есть мочи.
Сама темнее стала ночи.
Глядь на стакан - в нём кваса чуть.
Оземь его: - Ты проклят будь!
И громко, громко голосила.
Глядь на гостей - посуду била.
Глава 6
Минул был месяц или боле,
Уж колосится колос в поле.
Вдова к Авдотье вновь идёт,
Та на скамейке у ворот
Её как будто поджидала:
- Аркадий помер, я слыхала, -
С печальным видом говорит.
Сама вдове в глаза глядит.
А та глаза свои отводит:
- Смерть, может, рядом с каждым ходит.
Хватил Аркадия удар...
- А пригодился мой товар? -
Вдову Авдотья перебила.
- Да я совсем о нем забыла.
Я не притронулась к нему.
К тебе иду я потому,
Что ненавижу супостата...
- Уж не Аркашки то ли брата
Ты хочешь, девка, извести?
Коль пренебрег тобой, прости! -
Авдотья глянула в упор:
- Жену он любит до сих пор!
Молчит вдова, чуть побледнела:
- Тебе... тебе какое дело?
Вдова не знает, что сказать:
- Ты не могла мне что-то дать?
Иль сделать так: в страданье срок,
Что дан ему, он клял бы рок.
И оглянулася вокруг:
Быть может, кто-то слышит вдруг.
И ей самой вдруг страшно стало.
Но ни души. Листва шептала,
Гулял по кронам ветерок.
Вдова вдруг слышит голосок:
- Пускай о дочери страдает,
Пускай он радости не знает.
Глядь на Авдотью - та молчит.
- Дам то, что просишь, - говорит.
Глава 7
С неба звёздный свет струится,
Волны плещутся во мгле.
Точно всадник, месяц мчится
На серебряном коне.
Мимо тучка пролетает,
И наездник удалой
Серебро ей вслед бросает
И махает вслед рукой.
А внизу туман клубится,
Все безмолвно в мире сна.
Лишь огонь чуть-чуть струится
Из раскрытого окна.
Анна, грустно напевая,
За окошком тем сидит.
Свечка, тихо догорая,
Пред иконою стоит.
Анне грустно, одиноко.
Помечтать так надо ей:
'Где же ты, мой друг далёкий?
Приходи ко мне скорей!
На коне верхом иль пешим
Ты явись ко мне быстрей.
Ободри меня, утеши
И прижми к себе сильней.
И как ночкой голубою
Хорошо с тобой вдвоём!
А когда заря восстанет,
Мы покинем милый дом.
Ну постой, а как же тато?
Чтобы скорбь он вечно нёс?'
Тени мечутся по хате.
Во дворе залаял пёс.
Анна глянула в окошко -
Ничего там не видать!
Стало трепетно немножко,
И ложится дева спать.
А вдова сейчас не спала
И следила за окном.
Всё злодейка выжидала,
Свет когда погаснет в нём.
Вот темно. Чуть выжидает,
Входит вдовушка во двор.
Вся трясясь, она ступает
И крадётся словно вор.
И затем к дверям подходит,
Из торбы что-то достает.
Разбросав, к клуням отходит.
Вот она уж у ворот.
Снова Анне ворон снится,
Снова замок золотой.
Под луной он весь искрится:
'Ты войди, там ангел твой', -
Кто-то добрый и незримый
Анне в дом войти велит.
А над ней неукротимый
Ворон кружит и кричит.
Глава 8
Уходит ночь, бледнеют звёзды,
И месяц светит голубой.
Не спит Никита. Вышел в сени.
Он встал с тяжёлой головой.
Откудато и в чём причина,
Что защемило на душе.
Змеёй вползла в душу кручина:
'Сегодня что-то тяжко мне', -
Подумал он и помолился.
Пришёл, на Анну поглядел.
Был во дворе, в сарае скрылся,
Зажёг фонарь - и обомлел:
Лежит бурёнка и не дышит:
'Но, может, спит?' - подумал он.
Рукою тронул - холод слышит.
Он ужаснулся, глядь в загон:
Лежат все свиньи неживые.
Никита громко застонал,
Из клуни вышел и впервые,
Судьбу за всё свою проклял.
Затем он к Аннушке явился,
Глядел в прелестное чело.
Спала она. Он помолился.
Вот ночь ушла, было светло.
И только солнышко всходило.
Горела яркая заря.
Она то Анну разбудила:
'О, Боже мой, проспала я!'
Она умылась, причесалась.
И помолилася скорей.
Как мало времени осталось:
Вести бурёнку надо ей.
Глава 9
Догорает закат
Под луной золотой.
Сож сияньем объят,
Тихо плещет волной.
И туманны стога,
Чуть прикрытые мглой,
И покрыты луга
Серебристой росой.
И прохладой ночной,
Веет ветер с реки.
В темной роще покой
Не поют соловьи.
И как чудно вокруг:
Зорка в небе горит.
Анне кажется вдруг -
Кто-то рядом стоит...
Оглянулась кругом -
Не видать никого.
Тут же вспомнила дом,
Тот, из сна своего.
И из рощи домой,
Опечалясь, идет:
'Где же пёсик ты мой?' -
Никого у ворот.
И лежит сей Дружок,
Во дворе у окна.
- Эй! Вставай, лежебок! -
Закричала она.
Но неладное с ним...
И он вовсе не спит.
На траве недвижим,
Неживой он лежит.
А очнулась она -
Тёмна ночка стоит.
Свет не льётся с окна,
И огонь не горит.
И как будто отец
Рядом с нею стоит.
Затряслася, забилась,
Вскричало дитя:
- Боже мой! Что случилось?
Не вижу ведь я!
Глава 10
Тихо снег пушистый
Над землёй кружит.
В платье серебристом,
Грустно лес стоит.
И сады, и хаты
Устланы ковром,
Тишиной объяты,
Спят глубоким сном.
И дымок чуть вьётся
От белесых крыш.
Проскрипят вдруг сани,
Нарушая тишь.
Жаль, пейзаж прекрасный
Анне не видать:
'Где ты, солнце красно,
Закатилось спать?
И зачем не всходишь,
Не прогонишь ночь?
Может, где-то бродишь,
Лишь бы не помочь!
А ведь мне так худо
День-деньской одной.
Ночь гони отсюда,
Будь всегда со мной'.
Видел всё Никита,
Про себя рыдал,
И душой открытой,
Шибко он страдал!
Глава 11
И к докторам он обращался...
Наедине Никита сам.
Но с бедой своей остался.
Он и к бабкам, колдунам
Водил Анну - всё напрасно,
Никто помочь не в силах ей.
Глядел он с болью в лик прекрасный,
Отраду жизни его всей.
И вот однажды в дверь стучится,
Туда, где брат Аркадий жил.
Вдове пришлося удивиться:
Давненько здесь Никита был...
И поначалу растерялась:
Зачем Никита к ней пришел?
Премило после улыбалась,
Когда Никита речь завёл.
Затем улыбка вмиг слетела.
Вдова нахмурилась чуть-чуть.
Она и думать не посмела,
Чтоб всё сбылось когда-нибудь.
- Беда вселилась в мою хату.
Как раньше я несчастен вновь.
К тебе пришёл: жена ты брата,
Всё ж, как никак, родная кровь!
Как мне к тебе не обратиться?
Лишь ты могла бы мне помочь,
Ведь надо Аннушке лечиться,
Ты помоги спасти мне дочь.
Он говорит, чуть не рыдает.
Вдова 'задумалась' чуть-чуть:
- Но как помочь? - она вздыхает.
Отрада наполняет грудь:
'Вот, наконец, и я дождалась:
Смирен стоишь ты предо мной.
Из-за тебя вдовой осталась,
За то быть Анне век слепой'.
Вот так злодейка рассуждала.
И ей Никита говорит:
- Взаймы ты денег мне бы дала.
Дочь, может, кто-то исцелит.
И он умолк, и ждал ответа.
Вдова задумалась, молчит:
- Как страшно жить, не видя света, -
Как бы себе вдруг говорит.
- Мне тяжело. Скажу сначала,
Что я не знаю, как мне быть.
Я б слишком многое отдала,
Чтоб не одной мне век влачить.
Чтоб был со мною кто-то рядом
Меня бы ночью приласкал.
Меня лелеял нежным взглядом,
И лишь одну меня бы знал.
И он поник, и размышляет, -
Вся напряглась вдова и ждёт:
'Он будет мой?' - она гадает.
Встаёт Никита, прочь идёт.
Глава 12
Андрей по горло сыт Москвою,
Где жизнь бесцельно прожигал.
И вот, объятый он тоскою,
К отцу в поместье укатал.
Здесь тишиною наслаждался,
Забыв о шуме городском.
Полдня он с книгою валялся,
На Сож купаться шёл потом.
Он там природой любовался,
Он там душою отдыхал.
И там мечтам он предавался,
Москву помалу забывал:
'Что там Москва - полно народу,
Да лязг копыт по мостовой,
А здесь раздолье и свобода
Да отчий дом, родимый мой'.
Так говорил себе порою.
Нет-нет, себя не утешал.
В Москве, бывало, пред зарёю
Он по прекрасному страдал.
И вот однажды, вдохновлённый
Красою Сожа, шел домой
В зарёю роще освещённой
Услышал голос молодой.
Застыл Андрей и против воли
Смахнул с лица слезу рукой:
Девичью песню, полну боли,
Услышал он своей душой.
И подошел он к той, что пела,
И очарован ею был.
Она, не видя, вдаль смотрела.
Андрей на свете всё забыл.
И так стоял он, любовался.
Не сводит с девушки он глаз.
Всё ж подойти к ней постеснялся.
Шепнул: 'Приду в другой я раз'.
Глава 13
Вот день прошёл, и на другой -
Он в той же роще над рекой,
Надеясь слышать голос милый.
Но день дождливый и унылый,
И незнакомки не видать.
На день другой уж уповать
Ему приходится напрасно.
И нет её, хоть день прекрасный.
'Что это было - может сон?'
Теперь подавлен ходит он
И Бога просит, сам не свой:
'Её дай встретить, Боже мой!'
И все сильнее жажда встречи.
И вот однажды в ясный вечер
Он Анну в церкви увидал,
Отец её сопровождал.
Вновь подойти он побоялся,
Но вслед за ними увязался.
Тайком за ними он ходил.
Живёт где мельник, проследил.
С тех пор неделя пролетает.
Как быть, бедняжка наш не знает.
Но вот к Никите он идет,
Стоит, волнуясь, у ворот.
Калитку тихо открывает...
Во двор вошёл - и замирает:
Та незнакомка у крыльца
Сидит, не видит молодца.
Он кашлянул и к ней подходит,
Сбиваясь, речь свою заводит:
- Простите, - нежно говорит, -
Такая рань, отец ваш спит?
- Да что вы, нет, - она гадает,
Кто перед ней, она не знает.
- Отец на мельнице давно.
Андрей стоит, в уме одно:
'О, Боже мой! Она прекрасна!'
Глядит кругом - зарёю красной
Весь двор печально озарён.
- Как жаль! - сказав, уходит он.
Глава 14
Едва проклюнулся рассвет,
Никита встал, зажёг он свет
И пред иконою склонился.
Едва не плача, он молился:
- Господь! Господь! В Тебе одном
Ищу отраду ночью, днём.
К тебе, Господь мой, я взываю!
За что, Господь мой, я страдаю?
Яви, Господь, Ты власть Твою,
Спаси Ты доченьку мою!
И дай, дай доченьке прозреть.
Я твой, Господь, на веки ведь!'
Вот так однажды он страдал.
Вдруг в двери кто-то постучал.
'Кто вдруг пожаловал чуть свет?'
На Анны глянул он портрет,
Затем его перекрестил,
Дивясь, пошел и дверь открыл.
Там незнакомец у порога,
Видать, смущён он хоть немного,
В руках он шляпу теребит.
Никита в дом идти велит.
Ему он лавку подвигает
И гостя на неё сажает,
Сам же напротив, на скамье.
- Ну, с чем пожаловал ко мне? -
Никита тихо говорит.
Дивясь, на гостя он глядит,
Но тот по-прежнему смущён.
- У вас есть дочь? - вдруг молвит он.
- Она незряча? - говорит.
Теперь Никита уж молчит.
Он молча гостя изучает:
'Откуда тот про Анну знает?'
И сам не знает, что сказать.
Гость продолжает удивлять:
- Пред кем зияет вечна ночь,
Нам, зрячим, хочется помочь.
Андрей глядит в глаза Никите:
- Уж не об Анне ль говорите? -
Вскричал Никита, поражён.
Быть может, небом послан он.
Глава 15
- Привет тебе, моя столица, -
Андрей тихонько прошептал.
Взглянул на спутников: их лица
Фонарь едва лишь освещал.
Никита спал, обняв рукою
Свое прелестное дитя.
У Анны нимб над головою.
Андрей вскричал: 'Не грежу ль я?'
Потом видение пропало.
Андрей решил: игра теней.
Но крест рука уж начертала,
Забилась сердце вдруг сильней.
Он вспомнил Сож, места родные,
Где с Анной вместе в роще был.
Он вспомнил очи голубые
И понял вдруг, что полюбил.
А что же Аннушка? Устала,
Трясясь в карете день и ночь.
И, улыбаясь, мирно спала,
Все беды унеслися прочь.
Ей снится роща и багряный
Восход над речкой восстаёт.
Объятый дымкою тумана,
Прозрачный диск луны плывёт.
И далеко, пред самым лесом,
Костёр, как искорка, блестит,
И луг покрыт ковром белесым,
Прибой чуть слышно говорит.
И так чудесно, так прекрасно,
Всё наяву, как не во сне.
Очнулась Анна - где же красный
Восход и речка - всёё во тьме.
И испугалась, и вскричала,
Но успокоилась потом.
Рука отца лицо ласкала -
Как хорошо им быть вдвоём!
Андрей всё видел - горько стало.
Заныла сильно-сильно грудь.
Он глянул в небо, там светало:
'Господь, Господь, ты с нами будь'.
Глава 16.
Андрею тяжко было, больно,
Когда по лекарям ходил.
И всякий доктор взгляд невольно
От глаз Андрея отводил.
Всяк говорил, что вряд ли девица
Опять увидит белый свет.
Хотя, возможно, исцелится:
Чудес на свете разве нет?
Вот так, намаявшись премного,
Андрей надежду потерял.
Как ни темна была дорога,
В конце ее свет воссиял:
То был ухожен дворик чистый,
Невзрачен дом средь тополей.
Пройдя аллеею тенистой,
Андрей и Анна у дверей.
Кто там за дверью, кто же знает?
Андрей, волнуясь, в дверь стучит.
Лакей их чинно в дом пускает:
- Вас доктор примет, - говорит.
'О, как быстры порой мгновенья!
О, как грустны они порой'.
Терзают грудь уже сомненья:
В Пропойск уехать бы родной.
А вот и доктор - видом чуден.
С большой кудрявой головой.
С простой фамилией - Игудин.
И не старик, не молодой.
Гостям он низко поклонился,
Андрею руку он подал.
За опозданье извинился
И Анне руку целовал.
Затем - все трое в кабинете.
Врач о болезни расспросил.
Включил он лампу, её светом,
Глаза он Анны осветил.
И не заметил он изъяна.
И к Анне он, оборотясь:
- Весьма, весьма сей случай странный,
Мне не встречался отродясь!
Коль это нервов потрясенье,
Она прозрела бы давно.
Скажу вам прямо: хоть в смятеньи,
Лечить возьмуся всё равно.
Глава 17
Был ранний час, заря вставала.
Пустынны улочки Москвы.
На стеклах золото играло,
'Господь! Господь! Будь с нами Ты!', -
Сказал Андрей. Ему не спалось,
О Анне думал он теперь.
Он вспомнил миг, когда расстались,
И прошептал: - Ты, Анна, верь!
И вот уж полдень, жарко стало.
Но здесь, в больнице, благодать.
На койке девушка лежала,
За ней Андрей стал наблюдать.
А вот и доктор появился
И пред иконой помолился.
Вот пред кроватью он стоит
И чётко Анне говорит:
- Я буду медленно считать:
Один, два, три, четыре, пять...
Когда скажу я 'тридцать три',
Закрой глаза и крепко спи!
И начал медленно читать:
- Легка, как пух, твоя кровать.
Ты тонешь в ней, как в облаках,
Забудь тоску свою и страх, -
Шептали лекаря уста
До тридцать трёх - уснула та.
И, убедясь, что Анна спит,
Ей доктор чётко говорит:
- Скажи мне, милая девица,
Ты можешь петь иль веселиться?
Скажи мне, правды не тая,
Иль что-то мучает тебя?
И Анна тут же побледнела,
И ужас скрыть свой не сумела.
Очнулась, бьётся и дрожит...
Дивяся, доктор говорит:
- Ты, отчего так испугалась,
Скажи, коль в памяти осталось?
И слышит Анны он ответ:
- Я ничего не помню, нет.
Мне почему-то страшно стало,
Как будто в бездну я упала.
И говорит Андрею врач:
- Не избежать нам неудач,
Коль не узнаем мы причину,
Откуда страх её, кручина.
И Анну вновь он - на кровать.
Опять, опять он стал считать.
Сказал он чётко: - Тридцать три,
Теперь усни, теперь усни!
И Анна снова крепко спала.
Но снова сильно закричала.
Коль задал доктор тот вопрос.
- Как странно, - доктор произнёс.
Глава 18
Проходит день, за ним другой,
И снова полдень, снова зной.
Но вдоль аллейки холодок.
Андрей и Анна точно в срок,
Что им назначен, в дверь стучат.
Их принял врач, сказав, что рад
Их видеть. Мило улыбаясь,
И быть любезным им стараясь,
Провел их снова в кабинет.
Там приглушил немного свет,
На стулья он их усадил
И с Анной доктор говорил:
- Людей лечу я много лет,
Открыл для многих белый свет.
От смерти многих я спасал,
Но случай ваш я не встречал.
Я долго думал на ваш счет.
В итоге, что придумал вот:
Введу наркотик вам чуть-чуть -
Вдруг вспомните вы что-нибудь,
Когда я в сон вас погружу.
А там что будет - погляжу.
На это важное решенье
Мне надо ваше разрешенье.
Так вы согласны или нет?
- Согласна я, - был дан ответ.
И пред иконой доктор вновь.
Затем наркотик вводит в кровь
И заставляет Анну спать,
Чтобы вопрос ей вновь задать:
- Тебя что гложет? - произнёс.
Как бы не слышит та вопрос
(Глаза открыты, ровно дышит.)
Нет-нет, прекрасно она слышит!
Вот грудь задвигалась быстрей...
- Что видишь? - доктор крикнул ей.
Но Анна часто задышала,
Затем внезапно закричала.
Сорвался голос молодой:
- Та снова, в чёрном, предо мной!
И как ужасна её сила!
За нею холод и могила!
- Но кто она? Скажи скорей! -
Врач воскричал, склонясь над ней.
- Ее я раньше не видала, -
Девица билась и кричала...
- Ты успокойся, горя нет!
Вот, нарисуй её портрет!
Тебе приказываю я!
Рембрандтом ты представь себя.
И сам спешит бумагу дать:
Ему не терпится узнать,
Что будет дальше. Над листом
Её он руку сжал с пером...
И вот уж контур появился.
Андрей опешил, подивился,
И видит он перед собой
Лицо крестьянки пожилой.
Глава19
Всё в мире тайно, непонятно.
Лишь время просто. И обратно
Оно не движется никак.
В начале - свет, в конце нас - мрак!
Стрелою мчится наше время.
Уйдём и мы, и наше семя,
Всё затеряется в веках.
И снова жизнь, и снова прах!
И так быть может бесконечно.
Лишь наш Господь и Слово вечно!
Сказал вдруг громко доктор им:
- Все мы пред Господом стоим!
Простой я лекарь, вот в чём дело.
Лечу не душу я, а тело.
Вряд ли полезен буду вам.
Вы обратитесь к Богу, в Храм.
Ибо, клянуся небесами,
Висит проклятие над вами.
На этот счёт сомнений нет, -
И указал он на портрет:
- Всему она, она причина.
Отсюда боль, тоска, кручина,
Отсюда ваша слепота.
В аду пусть сгинет ведьма та! -
И осенил себя крестом.
Портрет им отдал он потом.
Затем он с ними распрощался,
Наедине с собой остался.
А что же Аннушка, Андрей?
Спешат к священнику скорей.
И их священник принимает,
Себя крестом он осеняет,
Андрея слушая, молчит,
Затем им слово говорит:
- В мир вошел с Адамом грех.
Грехом связал лукавый всех.
И коль невольно грех случится,
То надо каяться, молиться.
От сердца искренне просить,
Чтоб мог Господь тебя простить.
Господь простит, он милосердный!
Простит за веру, милосердье.
А коль кого накажет Он,
Тот будет в бездны сокрушён!
Священник в руки взял портрет:
- Тебе спасенья, ведьма, нет!
В геенне огненной сгоришь,
И пламя будет выше крыш! -
И он опять перекрестился,
Затем он к Анне обратился:
- Господь на душу положил,
И мне он истину открыл.
Он на молитву дал ответ:
Ты снова будешь видеть свет!
Глаза твои должны открыться.
На Пасху может то случится.
Он снова их перекрестил,
Обоих с миром отпустил,
Глава 20
И вот опять уж тройка мчится,
И бубенцы вовсю звенят.
В Пропойск скорей, что часто снится,
Скорей бы к батюшке назад.
Мечтала Анна, как и прежде,
Увидеть свет грядущих дней.
Душа её горит в надежде,
Хоть ночь лишь только перед ней.
Её Андрей сопровождает,
Прислуга, что отец нанял.
Ямщик кобылку погоняет.
И вот уже Пропойский вал.
И там верста иль, может, две,
И дом Никиты на горе.
Вот в двери стук - они открыты,
И дочь в объятиях Никиты.
Отец целует нежно дочь.
А что ж Андрей? Уходит прочь?
Нет-нет, он с ними оставался.
Глядел на Анну, улыбался.
И о Москве всё говорил,
А вечерком к отцу убыл.
Вот лето быстро пролетело,
Уж осень поздняя. Несмело
Зима стучится по утрам.
Трава седа и тут, и там.
И кружат листики багряны,
И холода уже туманны.
И в лёд закован ручеёк,
Но нет зимы, ещё не срок.
Но всё ж она не за горами...
Андрей и Анна вечерами
Бродили по листве густой
И целовалися порой.
Но всё ж, страдать нет боле мочи:
До Пасхи дни считала, ночи.
Не спит, а молится тайком,
Прозреть лишь - просит об одном.
И вот уж Пасха наступила,
Она с Андреем в храм спешила.
Молитву батюшка читал.
Вдруг солнца луч в окно упал
И на иконах заискрился,
И мягкий свет кругом разлился...
- Я вижу! - Аннушка вскричала.
Она Андрея увидала!
А рядом с ним отец стоял,
Он славил Бога и рыдал...
И все, кто в церкви с ними были,
Дивились чуду и хвалили
Все Бога, славили, молясь.
Никто не видел отродясь
Всё то, что в церкви совершилось...
Священник что сказал, всё сбылось!
Затем из храма шли домой.
Но что там в роще над рекой?
Горит как будто чей-то дом...
Жила Авдотья долго в нём.
Рисунок вспомнил вдруг Андрей:
- Так вот портрет, - подумал, - чей...
Минск 2005
Авторские права защищены.