Резник Семен : другие произведения.

Амазонка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Высокие чувства и низменные страсти, любовь и ненависть, верность и предательство, мистика и реальность переплетаются в сюжете удивительным образом... В романе много детективных сюжетных линий: борьба мафиозных кланов, расследование, которое ведет полиция и т. д. Все они непосредственным образом касаются алмаза, под названием "Желтый глаз".
  К Н И Г А 1
  Глава 1
  Было светло, но день клонился к вечеру. Мартинес глянул на часы.
  "Около девяти. Несколько часов полета пролетели совсем незаметно", - подумал он. Лучи заходящего солнца ярко освещали крошечный салон, отражаясь на стеклах всевозможных приборов.
  - Еще немного, и мы на месте. - Джон Холидей, пилот, оглянулся назад, поправляя дымчатые очки. Слова эти относились Хуану Мартинесу, ибо второй пассажир безмятежно спал, привалившись боком к тонкой деревянной перегородке. Хуан с ненавистью глянул на спящего. Этот мерзавец, на чьем черепе кое-где сохранились остатки шевелюры, и не думал открывать глаза. Ранее он сидел у иллюминатора и глядел на зеленый ковер, проплывающий внизу, то и дело посматривая своими свиными глазками то на Хуана, то на пилота, пока монотонный шум мотора окончательно не сморил его. Рядом с ним примостился небольшой обшарпанный чемоданчик, наверное, найденный на свалке.
  Хуан же бодрствовал, хотя делал вид, что дремлет. "Работа", которую ему предстояло выполнить, приятно будоражила его. Он любил эти задания дона Винченцо Галло, выполняя их с особым усердием. Это было что-то вроде приключений, в которых удавалось и пощекотать нервы и, может быть, испытать смертельный риск, но затем, в конце всего, уставшим и опустошенным, вкусить сладость победы. И чем сильнее был противник, чем яростнее он сопротивлялся, видя угрозу своей жизни, тем сильнее была радость победы.
  "А этот? - Хуан взглянул на толстяка. - Даже постоять за себя не сможет. Придется разбудить". Он нехотя поднялся, сделал несколько неуверенных шагов (самолет сильно трясло) и сел в кресло рядом с пилотом.
  - Ну что? Пора, Джонни? - он посмотрел вниз через лобовое стекло.
  Внизу было сплошное зеленое марево, иногда мелькала голубой змейкой река.
  - Не знаю, Хуан! Делай, как хочешь. Меня смущает вон то облачко впереди. Гляди, как оно быстро растет...
  - Ну и что? Нам что-нибудь грозит? - он вытащил сигарету и закурил.
  - Да нет. Я бы не сказал. Но все-таки неприятно попасть в него...
  - Ладно, парень, рули. Я пошел, - он встал с кресла и вытащил пистолет.
  - Эй, парень, проснись! - Хуан тронул старика за плечо.
  Тот вздрогнул и открыл глаза. Прямо перед ним маячило черное отверстие пистолета. Сознание медленно осознавало суровую действительность.
  - Ты не посмеешь! Опусти пушку! - толстяк упал на колени, видя непроницаемое лицо Хуана.
  - Я отдам тебе все. Смотри! - он вынул из-за пазухи крошечный ключик и дрожащей рукой вставил в отверстие замка. Получилось это не сразу.
  Наконец он открыл чемоданчик. Хуана ослепил блеск всевозможных камешков, цепочек, колец...
  - Бери... все бери! - умолял толстяк, перебирая рукой драгоценности. - Все твое!
  - Отлично, парень! Но все-таки ты умрешь.
  Он медленно повел дуло пистолета к виску старика. Казалось, тот вот-вот потеряет сознание. Тихий щелчок заставил пилота вздрогнуть. Он резко глянул назад. Толстяк всхлипнул раз-другой и уткнулся лицом в дно салона. Хуан склонился над рассыпанными камешками.
  - Н-неплохой улов. Старик Винченцо будет рад, - он выпрямился и протянул пилоту горсть бриллиантов.
  - Жаль старика, - тихо произнес тот.
  - Жаль... тебе жаль эту старую скотину? - Хуан чуть не задохнулся от смеха. - Слушай, что я тебе скажу, - лицо Хуана внезапно перекосилось. - В нашем деле сантименты не нужны. Мне приказано было его убрать. Я убрал, не более того. Если бы я не сделал этого, то, возможно, оказался на его месте, - он кивнул на труп.
  Джон ничего не ответил. Он сосредоточенно смотрел вперед. Безобидная тучка вдруг разрослась и грозила поглотить самолет.
  Тихий возглас удивления заставил его обернуться. Хуан стоял против иллюминатора, держа на вытянутой руке огромный желто-зеленый прозрачный камень. Он смотрел на него и не мог оторваться.
  Густой туман, словно каша, окутал самолет. По фюзеляжу забарабанил крупный дождь. В полумраке частые вспышке молний, сопровождаемые оглушительными раскатами, заливали салон ярким синим светом, из-за которого все предметы принимали особо зловещий вид. Труп, словно живой, катался по полу, порою натыкаясь на ноги Хуана. Пилот в это время напряженно сжимал штурвал. Он резко потянул рычаг на себя, и самолет начал набирать высоту.
  - Чертово облако! - пилот глянул на датчик высоты. До "потолка" оставалось совсем немного. Тряска значительно усилилась, и, казалось, самолет вот-вот развалится на части. К тому же раскаты грома идеально дополняли эту картину ада.
  Дойдя до максимальной высоты, на которую может подняться старенький "ДС-3", Джон резко направил самолет вниз. Конечно, это было рискованно. Быть может, там внизу, в густом тумане, самолет ждут острые вершины гор, но выбора не было. Необходимо было выйти из этой чудовищной ловушки.
  До земли оставалась какая-нибудь миля, но проклятый туман не кончался. Ниже опускаться было опасно, и самолет снова начал набирать высоту. Раздался очередной раскат грома, и Джон увидел, как желтовато-голубой шар проник через лобовое стекло и со скоростью быстро идущего человека поплыл по салону. Он двигался на высоте тридцати-сорока дюймов над полом самолета.
  - Хуан, не двигайся! - закричал пилот, стараясь перекричать шум самолета.
  Он, не отрываясь, смотрел на шар. Тот в это время замедлил движение и начал как-то странно, будто осмысленно, огибать предметы, приближаясь к Хуану. Мулат сидел, вжавшись в жесткое сидение, и вспышки молнии освещали его искаженное страхом лицо. Полупрозрачный шар почти вплотную приблизился к Хуану, затем внезапно отплыл в сторону и направился к правому мотору. Едва он коснулся стенки салона, как раздался оглушительный взрыв. Самолет дернулся, как подстреленная птица, и салон наполнился густым синим дымом. Невыносимо запахло гарью. Было заметно, что самолет начал терять высоту. Мартинес в одно мгновение оказался рядом с пилотом.
  - Мы... падаем? - закричал он.
  - Похоже... - Джон был невозмутим.
  - Отказал правый мотор. Левый работает. Ты слышишь шум?
  - Да. А правого не слышно, - задумчиво произнес пилот.
  - Ты думаешь, это конец?
  - Нет. Вот если бы второй мотор отказал... Попробую набрать высоту. Может, дотянем на одном моторе, - он потянул рычаг на себя. Самолет опять задрожал, и пилот глянул на датчик высоты.
  - 0,5... 0,8... миля. Слава Богу! - пилот перекрестился. Пот градом катил по его бледному лицу.
  - Разрази меня гром! - вдруг вырвалось у него. Его поразило то, что он видел собственными глазами: этот закоренелый убийца, который, наверное, мог убить и собственную мать, неистово крестился и при этом собирал изумруды в небольшой красный мешочек.
  - Ты... ты что? Веришь в Бога? - пилот выпучил глаза.
  - Конечно. Я всегда отмаливаю грехи, - Хуан немного успокоился.
  - Мы должны быть в Порт-Велью в десять. Люди Дона Винченцо будут там нас ждать, - Хуан дрожащими руками вытащил сигарету.
  - Сначала надо выбраться из этого пекла. Даже если это нам удастся, я не уверен, что нас дождутся.
  - Что? Что ты сказал?
  - Послушай, как работает уцелевший мотор.
  - Как? Я ничего не слышу.
  - Второй мотор работает неритмично. Он может отказать в любой момент. Видимо, и его зацепило.
  Хуан промолчал. Он сосредоточено смотрел вниз. В темном тумане вспыхивали яркие вспышки молнии.
  Но через минут пятнадцать, к большой радости пассажира и пилота, туман начал рассеиваться. Вспышки молний и раскаты грома стали реже. Наконец, показалось звездное небо, и самолет, урча мотором, оказался в чистом пространстве. Внизу были хорошо видны освещаемые лунным светом вершины каких-то гор. Затем пошла темная, без единого проблеска, местность. Хуан догадался, что это были джунгли.
  Внезапно самолет вновь начал терять высоту. Может быть, внезапным порывом ветра его прижало к земле. Но вот брюхо самолета на мгновенье задело верхушки деревьев, и самолет, ломая их, продвинулся несколько вперед, подобно бульдозеру, прокладывающему путь в кустарнике. Фюзеляж при этом раскололся пополам. Далее взорвался бак с горючим, и над джунглями взметнулось пламя.
  Глава 2
  Когда Стенли Шнайдер, стараясь не разбудить жену, осторожно соскользнул с постели, часы в соседней комнате пробили восемь раз.
  "Как бы не опоздать", - подумал он, делая легкую пробежку к бассейну, расположенному на первом этаже. Он проспал лишних минут двадцать, но не отменять же из-за этого плавание в бассейне. Стенли вбежал на площадку, возвышающуюся над голубовато-зеленой прозрачной гладью и, набрав в легкие воздух, нырнул в воду. Он проделывал это много раз и всегда старался запомнить ощущение прыжка. Тогда тело невесомо, легко парит над водой, и душа наполняется радостью и блаженством. Чувства эти он хотел зафиксировать, чтобы потом вспоминать и вновь испытывать их. Все, однако, было напрасно: ощущения эти угасали и забывались, едва он выходил из бассейна.
  Через сорок минут, когда он, хорошо выбритый, одетый в прекрасно сидящий костюм, подъезжал к своему офису, Мэри только проснулась. Она с трудом поднялась. Голова сильно кружилась. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, она распахнула окно. Шелест ветра, запутавшегося в кронах деревьев, и запах апельсинов всегда успокаивали ее. Вот и теперь сильная головная боль, кажется, начала отступать. Мэри подошла к огромному трюмо, стоящему у стены.
  "Боже, на кого я похожа? Совсем старуха, - подумала она. - Раньше таких морщин не было, да и мешки под глазами... Вообще, что происходит? Эта вялость, чувство тревоги, бессонница. Надо показаться доктору Коэну". От этой мысли ей опять стало нехорошо. Волокита с анализами... Цепкий взгляд еще не старого врача. И подозрение, что тот ей все врет: не хочет ей говорить, что у нее неизлечимая болезнь, может, даже рак. "Не щадите меня, сеньор Коэн, скажите правду", - скажет она.
  Эти мысли были прерваны громкими звуками. Она вновь выглянула в окно. Садовник включил газонокосилку и подстригал траву.
  - Доброе утро, сеньора, - старик снял шляпу и чуть поклонился.
  - Доброе утро, Гонсалес. Как здоровье? - поздоровалась Мэри.
  - Какое может быть здоровье в мои годы? То там болит, то сям... - он досадно махнул рукой.
  - Гонсалес, вам не кажется, что те розы несколько увяли? - она указала на грядку, где пламенели огромные розы.
  - Где, где? А, вот... - старик заспешил к грядке, на ходу вынимая из прилаженной на ремне сумочки какой-то флакон с прозрачной жидкостью.
  - Сейчас подкормим, - он побрызгал жидкостью из флакона на цветы.
  - Как сеньор Вулф? Он звонил?
  - У него все хорошо, - уклонилась Мэри.
  Мэри знала, что этих двоих, ее отца и садовника, связывают добрые отношения. Впрочем, этот старик, не имея собственной семьи, на всю жизнь прикипел к Каспару Вулфу и его семейству. Старик Вулф, даже перебравшись в другой город, всегда в телефонных разговорах с дочерью спрашивал о садовнике.
  Отец уже не звонил несколько дней, чего с ним не бывало раньше. Более того, и сам не отвечал на звонки: мобильник его был выключен. Это тревожило Мэри, и она в субботу собиралась со Стенли ехать к отцу. Кстати, в последний раз, когда она звонила отцу, чувствовалось, что тот чем-то взволнован. Тогда Мэри не придала этому значения.
  Она знала, что отец намеревался закончить службу у диктатора и скоро должен был возвратиться домой, где его ждала спокойная жизнь: несколько преданных слуг да дочь с зятем. Отец в последнее время намекал ей, что вскоре он сказочно разбогатеет. С этими мыслями она вошла в ванную комнату и, сбросив одежду, встала под прохладный упругий поток воды.
  
  Глава 3
  Из небытия Хуана вызвал резкий тошнотворный запах. Он открыл глаза. Прямо перед ним возвышались огромные деревья. Кроны их сплелись так, что лучи солнца только кое-где с трудом пробивали листву. Внизу царила полутьма. Внезапно мозг уловил множество звуков - громких и тихих, пронзительных и глухих. Ими заполнено было все пространство. Скрежет деревьев-великанов, шелест листвы и тысячи всевозможных шорохов служили как бы фоном в театре, в котором сотня-другая невидимых и неведомых певцов исполняли свои партии. То мелодично, как флейта, то четко, отрывисто, как барабанная дробь, или похоже то на плач, то на хохот, от которого Хуану становилось не по себе. К тому же сильная боль - казалось, вот-вот взорвется голова - показывала, что дело действительно дрянь.
  "Надо попытаться встать", - подумал он и, опираясь на руки, начал медленно-медленно подниматься. Это давалось с трудом. От резкой боли в ногах он чуть было не потерял сознание. Голова кружилась так, что перед глазами поплыли разноцветные круги. Его опять вырвало. Он упал и растянулся в густой траве. Минуту-другую он лежал неподвижно, но стоило ему лишь прикрыть глаза, как сознание тут же выдавало четкие картинки минувших событий: сосредоточенное лицо Джона, стремительно набегающее черное облако, мертвец, катающийся по салону средь рассыпанных сверкающих камней, бледно-желтый шар, плывущий прямо к нему.
  "Встать! Надо встать! - он повернулся на бок. Прямо перед ним рос кустарник, и Хуан уцепился за толстую ветвь. - Теперь подтянуть тело и встать. Так. Вот так".
  Наконец, после тяжких усилий он сидел в высокой траве, облокотившись о ствол какого-то дерева. Боль немного утихла. Хуан, боясь вызвать ее вновь, сидел неподвижно, закрыв глаза. Когда он снова открыл их, от сильного головокружения его опять вырвало, но затем стало чуть лучше. Он огляделся, но сочная ярко-зеленая трава была столь чудовищной высоты, что сидя ничего нельзя было увидеть, и тогда, держась все за ту же ветвь, он попытался встать.
  Удивительно, но сделать это удалось сравнительно легко. Теперь он мог видеть, что находится на поляне ярдов в сто пятьдесят, покрытой густой травой и кустарником. Поляну со всех сторон обступали высоченные деревья с темной, почти синей корой, на ветвях которых сидели небольшие обезьянки, покрытые белой пышной шерстью. Они с любопытством взирали на то, что происходит внизу. Некоторые, как всегда, переругивались на своем обезьяньем языке, прыгали с ветки на ветку и, повиснув на длинных хвостах, строили рожицы.
  Стоило Хуану лишь ступить шаг, как они засуетились: некоторые самки схватили детенышей и, оглушительно визжа, сновали вверх и вниз.
  Не обращая на них внимания, Хуан сделал еще несколько нетвердых шагов и остановился. Боль в ноге стала терпимой, не такой резкой, как прежде. "Слава Богу, кое-как могу идти", - подумал он, и эта мысль обрадовала его. О недавней катастрофе напоминала резкая головная боль, странная тяжесть во всем теле и тупая боль в суставах. Случайно он коснулся лба и почувствовал что-то мокрое, липкое. Хуан посмотрел на ладонь. Она была в крови. Кровь сочилась из-под повязки, которая покрывала лоб и затылок несчастного мулата. "Неужели Джон?" - равнодушно подумал он.
  - Ой, покойничек очнулся! - громкий голос заставил его вздрогнуть. Он обернулся. На поваленном дереве, на расстоянии десяти ярдов, возвышалась гигантская фигура пилота. Его лицо так и светилось дружелюбием.
  - Джонни, дружище, ты жив? - вяло произнес Хуан.
  - А ты думал, я там! - он указал пальцем на небо и захохотал.
  Хуан ничего не ответил. Он заковылял к нему и присел рядом, при этом заметив два увесистых холщовых мешка, лежащих в траве у ног пилота.
  - Что это? - Хуан рассеянно кивнул на них.
  - Кое-какие харчи с "Дугласа". Все, что мне удалось подобрать.
  - А где ты взял мешки?
  - Там же.
  - Где камни? - резко спросил мулат.
  Джон Холидей как бы не расслышал. Он беззаботно грыз травинку, вслушиваясь в дикий обезьяний гам, и, казалось, ничего не волновало его.
  - Я спрашиваю, где камешки? - Хуан повысил голос.
  - Да дались тебе эти камешки! Скажи спасибо Богу, что остался жив. Гляди, какая красота вокруг, - пилот явно издевался.
  - Где камни, кретин?! - заорал Хуан.
  - Спокойно, дружище, тебе вредно волноваться.
  Он сунул руку в один из мешков и, недолго пошарив там, вытащил небольшой красный мешочек. Чуть-чуть помедлив, он протянул его Хуану. Тот расстегнул "молнию" и глянул внутрь. "Да, все на месте. И тот гигантский желтый тоже здесь", - успокоился Хуан.
  - Прости, Джонни, я погорячился. Что-то нервы сдают, - он по-дружески похлопал пилота по плечу.
  - Ничего, бывает. На-ка лучше подкрепись, - он с заговорщицким видом сунул руку в тот же мешок и вытащил бутылку с ярко-синей этикеткой.
  Виски и впрямь был превосходный. Напиток обжог горло и наполнил тело легкостью и теплом.
  - Спасибо, ты неплохой парень, Джонни! - Хуан слегка притронулся к затылку.
  - Честно говоря, я думал, ты не жилец, - пилот начал вскрывать ножом консервную банку. - Когда самолет развалился, мы оба выпали. Но мне повезло, я легко отделался. А ты лежал с пробитым "чердаком" в отключке. Потом взорвался топливный бак. Я к тому времени перетащил тебя сюда. А ты ничего не помнишь?
  - Нет, ничего, - Хуан еще раз хлебнул из бутылки.
  - Нам надо как-то отсюда выбираться. Ты не знаешь, где мы находимся? - Хуан подумал, что этот простодушный гигант явно не понимает серьезности их положения.
  Стоял конец августа. Влажность и жара сулили приближение сезона дождей. Со дня на день можно ожидать, что потоки горных рек затопят всю эту траву, кустарники, деревья. Хуан знал, что бывали годы, когда вода поднималась так, что торчали лишь верхушки деревьев, мимо которых проплывали ветки, листья и трупы погибших животных. Это совершенно неизведанная страна, где между селениями иногда простираются десятки сотен миль сплошных джунглей. Путешественнику, если он хочет выжить, надо держаться больших рек.
  - Нам надо выйти к реке, - громко сказал Хуан, не переставая возиться с банкой. - Мне кажется, мы гораздо южнее Амазонки. Следовательно, нам надо идти...
  - На великую реку Амазонку! - нараспев торжественно продекламировал Джон.
  - Не придуривайся, мы в чертовски сложном положении, - Хуан вновь разозлился. Было видно, что этот простофиля, который запросто ориентируется в небе, представления не имеет, как делать это на земле.
  Солнце тем временем поднималось все выше и выше. Восход в лесу отличается от восхода на открытой местности: здесь он протекает незаметно, и день постепенно становится теплее. Вот и теперь голоса птиц стали оживленнее, цикады пели ни на минуту не прекращающиеся песни. Колибри зависали над громадными яркими цветами, затем исчезали в густой колыхающейся зелени.
  Люди, незнакомые с девственными лесами, обычно сразу теряют ориентацию на такой местности. Нет никакой возможности обозревать окрестности, а по прямой идти нельзя: слишком много препятствий. Холидей вспомнил, что в этой местности почти все реки текут на север. Значит, первоначальной задачей является выход на какую-либо речку. После некоторых раздумий, полагаясь больше на свою интуицию, они выбрали маршрут. Только на этом крошечном участке деревья были необычно редки, а чуть дальше они сплошной стеной окружали их поляну.
  С первых шагов стало ясно, что придется приложить немало усилий, чтобы вырваться из этого зеленого "рая". Приходилось буквально продираться сквозь колючий кустарник, увешанный серебристой паутиной. На каждом шагу они с омерзением стряхивали с лиц огромных серых пауков. Затем над ними начали роиться потовые пчелы. Они несколько меньших размеров, чем медоносные. Не жалят, зато причиняют много страданий, залезая человеку в ноздри.
  Ближе к вечеру они вошли в низкорослый лес. Деревья так сплелись друг с другом, что идти стало совсем невозможно. По сути, деревья стояли в воде. Здесь же было множество кактусов с розовато-лиловыми цветами, усыпанными желтыми колючками. Но вскоре лес закончился, и перед измученными путниками открылось большое пространство, усеянное огненно-красными цветами на высоких стеблях. Здесь и решено было остаться на ночь.
  
  Глава 4
  Пробежав глазами заголовки, Винченцо Гало смял утренние газеты и с ненавистью бросил их на журнальный столик.
  - Проклятые писаки! Ничего стоящего! - он зло выругался.
  В последнее время этот привычный ежедневный ритуал только раздражал его. Каждый раз, открывая газеты, он надеялся отыскать интересную статью или материал. "Вот и сегодня эти сволочи газетчики испортили мне с утра настроение", - подумал он. Вообще, с тех пор, как Хайме Перес попросил его заняться этим проклятым делом, ему фатально не везет. "Сенатор Перес? - дон Винченцо уселся в глубокое мягкое кресло и, открыв маленькую золоченую шкатулку, стоящую на столе, вытащил сигару. - Этот субъект с бульдожьей челюстью, которого я послал бы ко всем чертям, совсем осатанел. Хорошо, что он еще сегодня не звонил, - дон Винченцо с отвращением взглянул на телефон. - Но, с другой стороны, миллион долларов, которые готов вручить мне сенатор в случае успеха операции, стоит того, чтобы выложиться до конца. И разве справедливо, что все проделаю я, а сливки снимет этот чертов сенатор?" - он зажег сигару и сделал глубокую затяжку.
  В это время кто-то постучал в дверь.
  - Войдите! - зло бросил он.
  - Сеньор Винченцо, пришел Доменико Перейра.
  - Пускай войдет! - дон Винченцо поудобнее устроился в кресле.
  Доменико Перейра мало изменился с тех пор, как дон Винченцо видел его в последний раз, разве что сильно постарел.
  - Здравствуйте, дон Винченцо. Я... - от волнения Перейра не мог подобрать слова. - Как... как ваше здоровье, дон Винченцо? - совсем растерялся фермер.
  Дон Винченцо громко расхохотался:
  - Ты что, пришел справиться о моем здоровье? Садись! - он показал на стоящее рядом кресло.
  - Спасибо, дон Винченцо. Вы так великодушны...
  - Рассказывай, Доменико, что тебя привело ко мне? - перебил его дон Винченцо.
  - Дон Винченцо, у меня случилось несчастье. Большое несчастье, - на глазах старика заблестели слезы.
  - Ну, говори, говори! - нетерпеливо перебил дон Винченцо.
  - Погибла моя дочь Луиза.
  - Как?!
  - Двое мерзавцев ее опозорили. Затем... затем убили и сбросили с обрыва, - старик горько заплакал.
  - Выражаю тебе соболезнование. Но почему ты обратился ко мне? Ко мне, а не в полицию? Ведь это они занимаются такими делами.
  - Но... дон Винченцо, эти двое не по зубам копам! Они плевали на копов! - неожиданно закричал старик.
  - Спокойно! Спокойно, Доменико. Скажи, кто они?
  - Это люди Дика Эспиносы, дон Винченцо, "Американец" и Родриго Спиноза, - старик виновато глянул в глаза дону Винченцо.
  - Ты уверен? Точно они это сделали? - спросил задумчиво дон Винченцо.
  - Да! - твердо произнес старик.
  - Так... - дон Винченцо встал и подошел к окну.
  "Эспиноса... этот выскочка! Сколько этого подонка можно терпеть! Наглость его не имеет границ. Недели две назад он сделал попытку крышевать несколько находящихся под моей защитой пивных. Конечно, у него ничего не получилось... Да еще дело с Хинесом. Люди Эспиносы избили его, забрав товар. Надо собрать все семьи города и поставить этого наглеца на место", - подумал дон Винченцо.
  - Так! - повторил он. - Я знаю этих ребят... Будь спокоен, Доменико, они свое получат...
  - Спасибо, дон Винченцо. Не знаю, как вас благодарить. Вот здесь я собрал кое-что, - он протянул небольшой пакетик.
  - Что? Что? Убери деньги, Доменико! - нахмурился дон Винченцо.
  - Простите, сеньор, я не хотел вас обидеть, - старик дрожащими руками спрятал пакет за пазуху.
  - У тебя все, Доменико?
  - Да, сеньор!
  - Тогда ты свободен, - дон Винченцо вновь опустился в кресло.
  - До свиданья, до свиданья, дон Винченцо... Да хранит вас Бог! - старик поклонился и направился к выходу.
  Когда за ним закрылась дверь, дон Винченцо набрал номер Марка Холодовски. Трубку подняла Хелена, секретарша:
  - Здравствуйте, дон Винченцо! Шеф будет через полчаса. Перезвоните, пожалуйста.
  - Детка, он мне нужен сейчас! Ты поняла? Сейчас! Если он где-то поблизости - позови его!
  - Хорошо, дон Винченцо. Я сейчас его поищу.
  Через минуту дон Винченцо услышал низкий голос Холодовски.
  - Здравствуйте, дон Винченцо!
  - Здравствуй! Что нового слышно о самолете?
  - По-прежнему ничего. Связь с ним оборвалась.
  - Может, в полиции что-то известно?
  - Зачем мешать сюда полицию?
  - Возможно, ты и прав, - после некоторого раздумья произнес дон Винченцо.
  - Я выяснил, что в том месте, где они могли находиться, была сильная гроза. И я боюсь, что они попали в нее... и... короче, возможно, они разбились.
  - Или смылись! - в рифму произнес дон Винченцо. - Чуточку подождем, и если ничего не изменится, ты отправишься в Сан-Велью. Может быть, там кто-то слышал об аварии самолета.
  - Но шеф! Если самолет упал в джунгли, наши поиски сильно усложнятся. Многие места там просто непроходимы. Тысячи миль неизведанных лесов...
  - Марк! Меня это не интересует! Холидей и Хуан Мартинес должны быть найдены живыми или мертвыми! - ледяной тон дона Винченцо не предвещал ничего хорошего.
  - Понял, шеф.
  - Будут новости - сразу звони.
  - Хорошо, шеф. До свидания.
  Чуть подумав, дон Винченцо положил трубку.
  Акция, которая так беспокоила его и терзала Хайме Переса, была продумана, казалась, до конца: необходимо изъять коллекцию драгоценных камней, которая принадлежала советнику Вулфу. Камни почему-то понадобились сенатору.
  Но дело было не только в вознаграждении за удачно проделанную работу: дон Винченцо не мог отказать старому товарищу. Кроме того, сенатор обладал огромными связями, в том числе и в правоохранительных органах. Он частенько выручал дона Винченцо и его людей, когда те имели дело с полицией.
  На Вулфа посыпались неприятности на службе и угрозы, к чему приложил руку сенатор. В конце концов, старый волокита решил бежать из города, конечно, прихватив с собой камешки. Он долго искал частного пилота.
  Один из "друзей" посоветовал обратиться к Джону Холидею. Сей "друг", конечно же, действовал с ведома сеньора дона Винченцо. Сначала сенатор Перес хотел немедленно устранить Вулфа, но тогда коллекция могла быть упрятана где-то в укромном уголке. Поэтому решено было провести эту операцию. Ее разработал дон Винченцо и согласовал с сенатором Пересом.
  Самолет вылетел утром, как и было оговорено с мистером Вулфом. Кроме пилота, в самолете находился еще и Хуан Мартинес, который якобы попросил Холидея подбросить его в Сан-Велью. Конечно, Вулф мог не согласиться лететь с еще одним пассажиром. На этот случай был разработан другой план: немедленно убрать его здесь же, на аэродроме. Конечно, очень рискованный план, но другого выхода в этом случае не было. Однако Вулф согласился лететь, а Мартинес в пути должен был ликвидировать его.
  Дону Винченцо было над чем поломать голову. Проведение этой акции, которая казалась такой легкой, продуманной до конца, дало сбой. Самолет в назначенное время так и не приземлился в Сан-Велье, и парни дона Винченцо всерьез обеспокоились и поняли: что-то случилось. Что-то неучтенное нарушило естественный ход событий.
  "Может быть, это вовсе не случайность, а продуманное решение пилота и Мартинеса - сбежать с камешками Вулфа, прихлопнув его при этом. Или они втроем сговорились разделить по-братски сокровища", - подумал дон Винченцо и потянулся к телефону.
  - Здравствуй, отец! - на пороге появился смуглый молодой человек в светлом костюме.
  - А, Энрико, входи, входи! Ты куда-то спешишь?
  - Да, папа. У меня ровно в девять деловая встреча.
  Дон Винченцо усмехнулся. Он-то хорошо знал эти "деловые встречи". Небось, прелестная блондинка... Чуть раньше он поручил Марку узнать, с кем встречается его сын, и совсем успокоился, узнав, что тот и не думает быть "святошей". Конечно, ему всегда докладывали о партнершах сына.
  "Пускай "малышу" повезет больше, чем мне, когда-то вечно голодному крестьянскому парню. Паренек получился что надо", - он с нежностью поглядел на сына.
  Этот смазливый коренастый брюнет с большими карими глазами, точь-в-точь такими, как у покойной жены Кармен, всегда вызывал у дона Винченцо глубокое отцовское чувство. Но, может быть, из-за боязни прослыть сердобольным дон Винченцо никогда не показывал этого, хотя за внешней суровостью скрывалась сильная отцовская любовь. Вот и теперь дон Винченцо подумал, что следует поручить Марку заняться Энрико вплотную. Ведь "малыш" совсем неразборчив в связях, и враги могут использовать это.
  В последнее время Энрико появляется везде с некой Патрицией Коэн, манекенщицей. Эта полногрудая блондинка и впрямь красавица. Дон Винченцо с удовольствием отметил это. Но все равно: Энрико уже двадцать восемь, и следует остепениться. Дочь сенатора Переса и Энрико - идеальная пара.
  - Ты сегодня будешь ночевать дома? - мрачно спросил дон Винченцо.
  - Не знаю, папа, - эти наглые глаза явно врали.
  - Энрико, послушай! Нас пригласил на ужин сенатор Перес.
  - Сенатор Перес? А когда? - Энрико задумался.
  - Он пригласил нас на завтра. Ровно в семь вечера. Ты пойдешь?
  - Не знаю, отец. Как получится.
  - Но мы должны там быть, - нахмурился дон Винченцо.
  - А мне там быть обязательно?
  - Да, обязательно! Я познакомлю тебя с нужными людьми. Это тебе пригодится в будущем. Поэтому я еще раз повторяю: ровно в семь мы должны быть у сенатора.
  - Хорошо, отец. Мне можно идти?
  - Да! - дон Винченцо кивнул головой.
  Когда он вышел, дон Винченцо потянулся за очередной сигарой.
  
  Глава 5
  Огромный красный диск, медленно оседая, скрылся за горизонтом, и стало значительно свежее. Сразу начал стихать многоголосый птичий гам.
  Там-сям от травы, из-под кустарников и деревьев стали появляться островки сизого тумана. Скоро от близлежащих предметов остались лишь темные сгустки, окаймленные темными контурами.
  - Надо разжечь костер. Я соберу веток. - Джон повернулся к лежащему на траве Хуану. Тот ничего не ответил. От холода у него зуб на зуб не попадал. Джон поднялся и шагнул в туман. Хуан молча поглядел ему вслед. И, когда фигура пилота растаяла в тумане, он закрыл глаза. Ему было плохо, очень плохо. Ранение и тяжелый утомительный путь, который он проделал, давали о себе знать. Опять страшно разболелась голова, и несколько раз его рвало, после чего становилось чуть-чуть легче. Треск ломающихся сучьев заставил его открыть глаза. Он увидел Джона, сидящего на корточках возле груды набросанных веток. Пилот то и дело щелкал зажигалкой, пока не зажег какую-то бумажку и сунул ее в костер. Хотя ветки в основном были сухие, пришлось изрядно потрудиться. Но вот огонь заполыхал, весело треща, а из пламени полетели во все стороны искры. Тем временем туман почти рассеялся, и на джунгли опустилась холодная тропическая ночь.
  Птицы совсем умолкли, зато трещали цикады.
  - Да, попали мы в переделку, - произнес пилот. Он подошел к мешку и вытащил заветную бутылку виски.
  - Ты спишь? Возьми, хлебни! - он тронул Хуана за плечо. Даже через свитер Джон почувствовал, как горит тело несчастного мулата.
  "У него очень высокая температура", - подумал он.
  Пилот попробовал расшевелить Хуана, но тот был в беспамятстве, только громко стонал и бредил. Но когда Джон перенес его поближе к костру, он открыл глаза. Тотчас пилот протянул ему виски. Дрожащей рукой мулат взял бутылку и сделал несколько глотков. Ему сразу стало легче, ибо он приподнялся, а затем сел и огляделся. Он долго смотрел на пламя костра.
  - Слушай, Джонни, я надолго вырубился? - тихо произнес мулат.
  - Надолго? Пожалуй, нет. Скажем, ты чуть вздремнул.
  - Брось врать. Я чуть было не сдох. Правда, теперь немножко лучше, - он пошарил рукой в траве. - А где камешки? Я оставил мешок здесь, - он показал на траву подле себя.
  - А, камешки? Сейчас, - пилот поднялся и отбежал в сторону, в темень. Когда он пришел, Хуан положил мешок под голову:
  - Так будет спокойнее. Я чертовски хочу спать.
  Джон встал, собрал несколько веток, валяющихся под ногами, и бросил в костер. "Хоть бы не уснуть. Наверняка здесь крупные звери водятся", - подумал он и огляделся.
  Черное пространство вокруг костра было тихим и спокойным, слышались только треск горящих веток да пение цикад. Весь небосвод был усеян крупными звездами. Джон узнал ярко горящий Южный крест. Вот промелькнула падающая звезда.
  "Если бы успел загадать желание, то непременно пожелал бы выбраться отсюда живым, - подумал он. - Но на все воля Божья. Судьбе было угодно распорядиться так, что я, Джон Холидей, пилот высшего класса, в общем-то, человек неплохой, принял участие в этом грязном деле. Но, видимо, что-то или кто-то оберегает людей от дурных поступков. Не зря меня так и подмывало отказаться от предложения этого проклятого мафиози дона Винченцо. Конечно, мой отказ ему бы страшно не понравился. Возможно, он бы и виду не подал, что рассердился. Но потом меня бы закатали в бетон..."
  Невеселые мысли пилота были прерваны воплями, такими ужасными и громкими, что Джон содрогнулся. Пронзительные звуки, казалось, заполнили все пространство вокруг. Они то смолкали, то слышались вновь. Кто-то невидимый, а потому ужасный, то плакал, как ребенок, то хохотал, как безумный на весь лес так, что кровь стыла в жилах. "Какие-то обезьяны", - решил пилот и для храбрости хлебнул виски. Теперь ему было не до сна. Он посмотрел на Хуана. Тот безмятежно спал.
  Через полчаса или, может, больше, изрядно измучив барабанные перепонки, вопли вдруг прекратились, и на пилота вдруг обрушилась тишина, коварная и обманчивая. В темноте вокруг костра притаились ужасы, и надо было быть начеку. Тем не менее, желание спать брало свое. Ходьба вокруг костра уже не давала эффекта, а стоило только Джону присесть на траву, он сразу начинал клевать носом. "Будь что будет!" - подумал он, прилег рядом с мулатом, накинул на голову остатки куртки и мгновенно уснул.
  Проснуться его заставил чей-то пристальный полный ненависти взгляд. Сердце его отчаянно заколотилось от страха. Он повернулся к неведомому противнику лицом и медленно потянулся рукой в карман за пистолетом. К своему ужасу, оружия он не обнаружил. Джон пошарил в траве: может, пистолет выпал? Но напрасно, оружие исчезло. Охваченный паникой, он вскочил на ноги.
  Прямо перед ним догорал костер, а чуть в стороне, в зарослях, горели зеленые огоньки - глаза какого-то загадочного и ужасного существа. Минуту-другую Джон не мог оторвать от них взгляда, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. "Еще немного, и будет поздно!" - мелькнула молнией мысль. Громко вскрикнув, пилот подбежал к костру, схватил горящую головню и швырнул ее в зверя. Раздался дикий рев. Треск ломающихся кустов возвестил, что пилот попал в цель. Еще не веря в удачу, Холидей закрыл лицо руками и медленно опустился на землю. Сердце его бешено колотилось. Он тронул мулата за плечо, но тот безмятежно спал. Тогда Джон поднялся, чтобы насобирать веток и бросить в костер. Едва он сделал это, как Хуан проснулся.
  - Привет, Хуан! Как самочувствие?
  - Плохо. Чердак раскалывается, - он прикоснулся рукой к голове. - Всю ночь снились кошмары.
  - А ты знаешь, к нам приходили гости... - Джон бросил ветку в костер и присел рядом.
  - Гости? Какие гости?
  - Какой-то зверюга чуть не сожрал нас.
  - Так почему он передумал? - вырвалось нечто вроде смешка у мулата.
  - Я его прогнал, - Джону было не до шуток.
  - И что это был за хищник?
  - Я не разглядел. И еще: у меня пропал пистолет. И один из мешков.
  - Что!? - мулат лихорадочно сунул руку в изголовье. - Фу... - он перевел дух. - Слава Богу, на месте.
  - Исчез мешок с продуктами, - произнес пилот.
  Тем временем стало светать. Заметались бледные тени, и по небу понеслись густые темные облака. Потянуло свежестью. Кое-где начали слышаться птичьи голоса, чтобы потом обрушиться на джунгли, оглушая все живое.
  - Может, твой зверюга стащил харчи? - предположил Хуан.
  - Может, может... Все может! - зло выкрикнул Джон. - Я бы этому ублюдку голову открутил! - добродушный гигант был в ярости.
  - Конечно, если бы ты до него добрался, - философски заметил Хуан.
  - Вообще, думаю, нам недолго здесь куковать. Уверен, что ребята дона Винченцо уже ищут нас. Думаю, они скоро обнаружат обломки самолета. Нам не следует далеко уходить от места падения.
  Конечно, пилот ошибался или сознательно врал, успокаивая мулата, и это было очевидно. Тысячи миль сплошных зеленых зарослей надежно скрывали поверхность этого неизведанного края. Следы самолета, врезавшегося в землю, через неделю совершенно исчезнут, даже если смотреть с вертолета. Джунгли умеют хранить тайны. Хуан знал это точно. Он пристально посмотрел на пилота. Тот стоял, прислонившись к дереву, и глядел на догорающий костер. Слабые блики огня плясали на его печальном лице. "Однако парень немного надломился", - от этой мысли мулату стало почему-то приятно.
  - Не бойся, конечно, они нас найдут, - он улыбнулся пилоту.
  - А я и не беспокоюсь. Шеф не оставит нас в беде.
  - В самом деле. Ему позарез нужны эти камешки. И тебе тоже. Не правда ли, Джонни? - тонкие губы мулата змеились в улыбке.
  - Честно сказать, мне бы не помешали, но они мне не принадлежат.
  - А кому? Ведь тот, как его, Вулф, он что, честно их заработал? Вот мы их у него изъяли, теперь они наши.
  - Но ведь... шеф... дон Винченцо...
  - Что дон Винченцо? Они меньше всего ему принадлежат, - перебил простофилю мулат.
  Джон в упор поглядел на него.
  "Черт его знает, что у него на уме?" - подумал Хуан, и безотчетный страх сдавил его грудь.
  - Пойду поищу воду, - Джон взял бутылку, которую Джон уже успел опорожнить, и направился в сторону густых бамбуковых зарослей. Не успел он отойти и несколько шагов, как резкий щелчок заставил его обернуться. У костра сидел мулат, и в руке его вороненой сталью поблескивал пистолет.
  - Ты... ты... ты что?! - страх мгновенно парализовал мышцы пилота.
  - Получай, ублюдок! - взвизгнул мулат. - Ты сам выбрал это!
  Грянул выстрел. Сделав несколько неуверенных шагов, пилот медленно опустился на колени:
  - Будь... будь ты проклят! - прохрипел он.
  Мулат выстрелил еще раз, и несчастный уткнулся лицом в густую траву.
  
   Глава 6
  Небольшая тихая улочка с шикарными виллами, расположенными по обе стороны дороги, утопала в зелени. По правде говоря, высокие массивные стены, увитые виноградными лозами и плющом, несколько портили вид, но не настолько, чтобы владельцев этих домов можно было заподозрить в безвкусице. Скорее всего, глухие стены нужны были, чтобы отгородиться, спрятаться от мира, где правит страсть и нажива, ханжество и обман. По сути, они были нужны, чтобы как можно меньше общаться с внешним миром.
  Здесь надо сказать, что при покупке виллы Хайме Перес, тогда еще не сенатор, сначала хотел снести эту массивную ограду и заменить ее легким ажурным металлическим забором, но потом передумал, считая, что негоже чем-то выделятся среди соседей.
  Вот в таком доме, где жизнь текла однообразно и размеренно, точь-в-точь как у персонажей старика Диккенса, росла Дорис Перес. Она воспитывалась на романах Бронте и Бальзака, а еще ей нравилась Жорж Санд: воображала себя то Джейн Эйр, то Консуэлло, а порой Жанной Дарк, хотя последняя пугала ее своей воинственностью.
  В последнее время любящее сердце отца чувствовало некоторую перемену в поведении дочери. Девочка как-то изменилась, и это настораживало его. Добрая и отзывчивая, она стала вдруг раздражительной. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Сенатор понимал, что пора поговорить с дочерью, но откладывал разговор, хотя видел, что тянуть больше некуда.
  Вот и сейчас он сидел в мягком кресле, потягивая сигару, и думал о Дорис. Невеселые мысли вдруг прервала мелодичная телефонная трель. Звонила Берта, секретарша:
  - Сеньор Перес, вы просили меня связаться с сеньором Галло. Он будет в своем офисе через час, - официальным тоном сообщила она.
  - Хорошо! - сенатор раздраженно бросил трубку.
  Спустя несколько минут он с тяжелым сердцем постучал в дверь спальни дочери.
  - Войдите!
  Сенатор вошел и тяжело опустился в кресло.
  - Доброе утро, Дорис!
  - Доброе утро, - ответила дочь.
  - Ты плохо спала? - он увидел мешки под глазами. - Опять всю ночь читала? - Перес кивнул на раскрытую книгу.
  - Да... что-то не спалось.
  - Дорис, детка, ты совсем не заботишься о своем здоровье. Так много читать вредно, тем более у тебя слабое зрение.
  - Не беспокойся, папочка, здоровье у меня в порядке.
  - Слушай, Дорис, ты сильно изменилась в последнее время.
  - Я!? Это тебе, кажется, папочка, - она нервно улыбнулась.
  - А не отдохнуть ли тебе недельку-другую в Майами? Хочешь, я закажу там яхту?
  - О, здорово! Я не против.
  - Вот и хорошо. Значит, договорились.
  - Да.
  - Тогда я пойду к себе, поработаю, - он направился к двери.
  Когда отец вышел, Дорис подошла к стоящей на столе у окна стереосистеме и нажала на клавишу. Из динамика полились мелодичные звуки "Лунной сонаты". Девушка уменьшила звук, подошла к кровати и вновь легла. Закрыв глаза, она погрузилась в чарующий мир музыки.
  "Конечно, конечно, ты, папочка, прав. Я действительно изменилась, и виной этому эти проклятые сны!" - она вдруг вспомнила свой первый сон. Тогда она не придала ему значение. Но, когда он явился опять, девушка призадумалась. Одинаковые сны... Дорис с тревогой думала о них, боясь засыпать. И это длится уже вторую неделю...
  Во всяком случае черное облако в сновидениях ничего хорошего не предвещает. Еще был колючий ветер. Но самое удивительное, что во сне ее всегда сопровождал высокий брюнет. Вдали маячил неясный силуэт какого-то огромного мрачного здания с двумя массивными колонами у входа. Дорис и ее спутник приближаются к зданию. Сердце девушки тревожно бьется. Вот они уже у самого входа. А облако разрослось и заполонило весь небосвод. Стало темно. Вдруг колонны у входа покрылись чем-то красным. Красная пена ползет к ногам девушки. Красная пена и тьма... Красная пена и тьма. Так всегда заканчивался этот сон.
  "Необходимо чаще бывать в церкви", - подумала Дорис, и ее охватило уже привычное чувство страха.
  Она снова встала с постели и выключила музыку. Ей не хотелось оставаться одной в комнате, и она постучала в дверь кабинета отца.
  - Войдите, - услышала она.
  - Ты не слишком занят? - Дорис слегка приоткрыла дверь.
  - Входи, Дорис, - сенатор оторвался от бумаг.
  Девушка подошла к столу, взяла одну из разбросанных газет и, усевшись в кресло, рассеяно пробежала глазами заголовки. Сенатор в это время принялся что-то писать.
  - Папа, я бы хотела поговорить с тобой о маме, - она положила газету на стол.
  - О маме? - пораженный сенатор отложил перо, откинулся на спинку кресла и задумался. Стало видно, что он чем-то очень взволнован, ибо лицо его стало пунцовым. - О маме? - повторил он. Затем зажег сигару и сделал глубокую затяжку. Подошел к раскрытому окну. - Доченька, ты так на нее похожа, - взволновано прошептал он. - Я с нею был счастлив. Несомненно, был счастлив, - задумчиво произнес он. - Никого я так не любил, как ее, - произнес он, подчеркивая слово "несомненно". - И люблю до сих пор...
  - А Шарлота? - спокойно перебила его Дорис.
  - Шарлота... Шарлота? - он задумался. - Видишь ли, дочь, это совсем другое...
  - Ты хочешь сказать, что не любишь свою нынешнюю супругу? - Дорис глянула в глаза сенатора.
  - Нет, я этого не говорю. Шарлота совсем другой человек. Она не чета твоей матери.
  - В каком смысле?
  - У нее совсем другой характер.
  - Ты что, жалеешь?
  - О чем?
  - Ну, что женился на ней...
  - Видишь ли, когда это случилось с твоей матерью, я думал, что тоже не выживу... Когда она носила тебя под сердцем, я был на седьмом небе от счастья. Не обижайся, я думал, что у меня будет сын, но и дочери я был бесконечно рад. Когда из больницы раздался тот проклятый звонок, разрушивший мою жизнь, я сначала не поверил, а когда до меня дошло, потерял сознание. После пережитого шока я поклялся свою дальнейшую жизнь посвятить тебе. Думаю, не ошибся, поручив Луизе быть твоей служанкой. Она в некоторой степени должна была заменить тебе мать. Хотя я отлично понимал, что мать тебе не заменит никто. Тем не менее, я поручил ей смотреть за тобой. Я знал ее еще до твоего рождения. Она была сильно привязана к нашей семье, особенно к твоей матери. Я когда-то тебе рассказывал об этом, - догорающая сигара обожгла ему пальцы, и он потушил ее. - У этой малограмотной крестьянки золотое сердце. Любовь к твоей матери она перенесла на тебя... Я не ошибся, Дорис?
  Девушка кивнула головой.
  - Да, папа. Мне повезло, что со мной все эти годы была Луиза.
  - Я был очень поражен, когда она сказала, что хочет уйти... Уговаривал остаться, но Луиза мне сказала, что накопила немного денег, необходимую сумму, чтобы купить маленький домик на побережье.
  - И ты поверил?
  - А что, разве была другая причина?
  - Я думаю, что да.
  - Какая?
  - Папа, папа, ты веришь в судьбу? - она резко переменила тему.
  - Что? Что? - не понял сразу сенатор.
  - Ты веришь в судьбу, папа? В то, что каждому все предназначено свыше? - голос ее выдавал волнение.
  - Но почему ты вдруг заговорила об этом? Тебе еще рано быть фаталисткой, - назидательным тоном произнес сенатор.
  - А все-таки, папа? - произнесла она едва слышно.
  - Как тебе сказать... - сенатор задумался. - Что-то этакое есть... Но пора опуститься на грешную землю... Итак, когда ты намерена уехать в Майами?
  - Я еще не знаю. Думаю, через недельку-две, как ты говорил, - она покраснела. - А мама когда-нибудь говорила, что предчувствует свою гибель?
  - Опять ты за свое? - нахмурился Перес. - Предчувствовала? Пожалуй, нет. Хотя за месяц до родов она часто грустила. Я думал, что она немножко боится. Все женщины боятся родов.
  - Но, может быть, она предчувствовала гибель и поэтому грустила?
  - Дорис, тебе не следует читать мистические романы, - улыбка на его устах выглядела жалкой. Он волновался, не знал, куда девать руки - то совал их в карманы, то закладывал их за спину, прохаживаясь при этом по комнате.
  - Мы, кажется, отвлеклись от темы. Ты спросила, жалею ли я, что связал свою жизнь с Шарлотой? Так вот! Ты можешь меня упрекнуть, что я оказался не верен памяти Маргрет, - он, наконец, уселся в кресло и начал вертеть массивную бронзовую пепельницу. - Но пойми, Дорис, возможно, я повторяюсь, но мне, когда это случилось, было адски трудно. Можно сказать, я тогда не жил вовсе...
  - И тогда ты встретил эту юную Венеру...
  - Дорис! - укоризненно произнес сенатор. - Да! И тогда я повстречал Шарлоту... Но еще слишком яркими были воспоминания о твоей матери. Затем... - он замялся.
  - Затем она уложила тебя в постель! - перебила его Дорис.
  - Зачем ты так? Все было намного сложнее. Между нами сложились теплые отношения. Даже более чем теплые... Довольно глубокие...
  - О, хо-хо! Зачем так возвышенно? Просто она хотела выйти за тебя замуж! - Дорис вызывающе глянула ему в глаза.
  - Ты... ты злая, глупая девушка! Ты ненавидишь ее! - повысил голос сенатор.
  - Да! Да! Я ненавижу ее! А за что ее любить!? Ты... ты забыл о моей матери! Шарлота обманывает тебя! - воскликнула девушка, и из глаз ее полились слезы.
  - Что? Что ты сказала? - он подошел к Дорис и больно сжал ее плечи.
  - Прости, папа! Я сама не знаю, что говорю, - рыдания сотрясали ее тело.
  - Ладно, ладно, доченька, - он слегка похлопал ее по плечу. - Мне давно следовало бы понять, что вы никогда не подружитесь, - тихо произнес он. - А Луиза ушла из-за нее? - спросил Перес, заранее зная ответ.
  - Да, - прошептала девушка. - Луиза сказала, что Шарлота уволила ее.
  - Прямо так и сказала?
  - Нет, конечно. Она всячески придиралась к бедной Луизе. В конце концов, та вынуждена была уйти.
  - Но я впервые слышу об этом! - воскликнул сенатор. - Почему она не пожаловалась мне?
  - На кого? На Шарлоту? Ты же боготворишь ее! Ты же выполняешь все ее капризы...
  Тут зазвонил телефон, и сенатор снял трубку.
  - Да, да! Здравствуйте, сеньор Галло. Что известно нового о самолете? - услышала Дорис. - Это плохо, очень плохо! Мы даже не знаем квадрат, где самолет якобы разбился. А прочесать джунгли нереально. Держите меня в курсе дела... Да, мое приглашение остается в силе, - сенатор аккуратно положил трубку.
  - Я, пожалуй, пойду, папа. Что-то разболелась голова, - Дорис встала и направилась к двери.
  
  Глава 7
  Дорис не солгала. У нее действительно разболелась голова. Только что произошедший разговор взволновал ее, и теперь, сидя в своей комнате, она старалась вспомнить каждое слово отца. "Конечно, он действительно любил мать, - подумала она и взглянула на небольшую фотографию мамы в золоченой рамке, стоящую на ее столике. - Тот же овал лица, такой же вздернутый носик, небольшие пухлые губки, - она перевела взгляд на стоящее рядом зеркало. - Вот только прическа... - она собрала челку и зачесала наверх, обнажив небольшой, изящно вылепленный лобик и изумилась: сходство и впрямь было поразительным. - Сколько ей здесь? Когда это случилось, ей был двадцать один год", - подумала она.
  - Моя милая, любимая мамочка, если бы ты жила, все было бы по-другому. Об этой шлюхе Шарлоте, скорее всего, я никогда бы не слышала.
  Дорис стало грустно, и она включила Бетховена. Под звуки сонаты всегда так хорошо мечталось, но теперь ничего не получалось. От этого ей стало еще грустнее. Чтобы как-то себя приободрить, она начала вспоминать радостные эпизоды из ее жизни. Вспомнила, как она радовалась, когда отец привел ее, маленькую девочку, в зоопарк. А что еще? Пожалуй, еще поездка в деревню. В четырнадцать лет ей открылся такой незнакомый мир, всколыхнувший ее до глубины души. Она вспомнила все так отчетливо, будто это было вчера, а не шесть лет назад.
  В то далекое прекрасное утро Луиза разбудила ее пораньше. Она давно обещала Дорис показать свою родную деревню, о которой много рассказывала девочке. Сенатор Перес был тогда в отъезде. Луиза попросила второго водителя сеньора Переса, Антонио, мающегося без дела, отвезти их в деревню. Отмахать всего несколько миль для Антонио было пустячным делом. Конечно, все делалось с ведома сеньора Переса.
  Накануне служанка предупредила Дорис о предстоящей поездке. Бедная девочка провела без сна почти всю ночь и забылась лишь под утро. В то утро во дворе так сладко источали аромат только что проснувшиеся цветы... Щебетанье птиц и чудная трель доносились из сада. Как завороженная, слушала она прелестные звуки незримого певца, пока Луиза не увлекла ее к воротам. Потом они долго петляли по городу. Дорис было неинтересно смотреть на мрачные здания, и она задремала.
  Заставил ее очнуться тугой прохладный поток воздуха, проникающего в автомобиль через открытое окно. Виды по обе стороны дороги были изумительными. Небольшие апельсиновые рощи сменялись густыми бамбуковыми зарослями, затем, почти вплотную к дороге, шли изумрудные поля, на которых работали люди. Некоторые из них смотрели вслед автомобилю. Им было в диковинку видеть на этой проселочной дороге в такую рань автомобиль. И Дорис позавидовала им. Их не испортила цивилизация, которую, живя в городе, ненавидела и боялась она, четырнадцатилетняя девушка. Дорис казалось, что отношения между ними были такие чистые, как и их чистые души. Не то, что в ее обществе, где все покупается или делается по расчету. В то же время она понимала, что, в конце концов, ей придется смириться, ибо так в ее обществе повелось, и никуда не денешься. Мир крестьян был так похож на ее книжный мирок! Она это ясно почувствовала. Душу ее охватил восторг. Она оглянулась на Луизу, та, казалось, дремала.
  Часто меж деревьями мелькали строения. Вот опять дома: один, два... Они свернули с дороги и въехали в деревню. Это была та самая деревня, конечный пункт их поездки. Она утопала в зелени, маленькие изящные домики были почти не заметны из-за апельсиновых деревьев. Дорис поразило почти полное отсутствие людей. Кроме нескольких старух, сидящих на скамейке у одного из домов, не было никого. Автомобиль около них и остановился.
  Луиза вышла из салона и поздоровалась со старухами. Они проговорили минут пять, и служанка села в автомобиль. Машина тронулась. Еще несколько улочек, и они остановились у ветхого домика, в котором с трудом угадывалось жилье.
  - Пойдем со мною, Дорис. - Луиза вышла из машины и подала девочке руку. Они отворили незапертую скрипучую калитку и вошли в узкий темный коридорчик. Затхлый запах ударил в нос. У девушки закружилась голова, ей захотелось на улицу, на свежий воздух. Она бы, возможно, и выбежала, но Луиза крепко держала ее за руку. Они подошли к двери, из-под которой пробивалась узкая полоска света. Луиза толкнула дверь, и она открылась. Дорис, войдя из темного коридора в светлую, залитую солнечным светом комнату, зажмурила глаза. Когда она их открыла, то с удивлением обнаружила, что помещение, в котором они оказались, было чистым и опрятным, о чем даже нельзя было догадаться, глядя на дом снаружи. В комнате почти полностью отсутствовала мебель. Здесь был небольшой столик, несколько стульев и две кровати. На одной лежала старуха столь древняя, что, глядя на ее лицо, обтянутое пергаментной кожей, и голый череп, Дорис испугалась. Чуть поодаль сидела другая старуха, помоложе, и вязала.
  - Здравствуйте! - негромко произнесла Луиза.
  - А... Здравствуй, Луиза, - ответила старушка, сидящая у окна. - Садитесь, пожалуйста, - она указала на грубо сделанные табуретки. Луиза пододвинула к старушке стул, села, а Дорис так и продолжала стоять.
  - И вы, сеньорита, садитесь, не стесняйтесь, - старуха подошла к лежащей на постели и, наклонившись, что-то прошептала ей. А Дорис, подобрав платье, села на табуретку.
  - Луиза, подойди ко мне! - подала вдруг голос старуха, лежащая на кровати. Голос ее был такой скрипучий, что Дорис вздрогнула. Луиза же поднялась и молча подошла к кровати. Старуха повернула к ней желтое лицо и Дорис увидела ее глаза. Зрачки были подернуты сизой дымкой. Несомненно, она была слепа. Девушке стало жутко.
  - Ты приехала на черной машине с той сеньоритой, - она указала рукой на Дорис.
  - Да, тетушка Кармен, - тихо произнесла Луиза.
  - Я знаю, ты очень привязана к Дорис, - при упоминании своего имени девочка вздрогнула.
  - Я старалась заменить ей мать, - прошептала оторопевшая Луиза.
  - Я это знаю. Но теперь внимательно слушай. Через несколько лет вы расстанетесь в первый раз. Во второй раз вы расстанетесь навсегда. Когда ей исполнится... - старуха замолчала. Она тяжело дышала. Казалось, она вот-вот лишится последних сил. - Дорис! Дорис! Тебе следует опасаться автомобиля и светлой женщины! - из уст старухи вдруг вырвался молодой звонкий голос, такой непохожий на тот, которым она говорила чуть раньше.
  - Луиза, хватит! Кармен сильно устала, - старуха, очевидно, ее дочка, встала и потянула Луизу за рукав. Та, бледная, опустилась на стул.
  - Что ж, пойдем, Дорис. Тетушка Кармен сегодня больше ничего не скажет, - пробормотала она.
  - До свидания, Марта, - обратилась она к старухе.
  Затем Луиза подошла к постели:
  - До свидания, тетушка Кармен, - прошептала она и поцеловала иссохшую руку старушки.
  Старуха даже не шелохнулась.
  - Дорис, девочка моя, что с тобой? На тебе лица нет! - испугалась Луиза, видя белое как мел лицо Дорис. Девушке трудно было ответить: она начала оседать на пол, но Луиза подхватила ее. - Милая моя! - служанка обняла ее и поцеловала. - Не бойся, все будет хорошо! Через несколько лет ты будешь совсем взрослой, выйдешь замуж, тогда мы и расстанемся. Ведь это имела в виду тетушка Кармен.
  А Дорис тогда расплакалась.
  - Дура! Дура я! И зачем только я взяла тебя с собой! - прошептала Луиза. - Я хотела узнать о себе, и вот что получилось. Не плачь, глупенькая, она тебе ничего плохого не предсказала.
  Они уехали, и вскоре девушка успокоилась, но по-прежнему была печальна. После этого они зашли в деревенский храм и зажгли там свечи. Неподалеку находился тот дом, где родилась и провела детство Луиза. Родители ее давно умерли, и дом стоял заколоченный, по-видимому, вызывая у Луизы грустные воспоминания.
  Домой они возвращались, когда солнце уже садилось. Дорис так измучилась за день, что всю дорогу спала и проснулась только перед самым въездом в город. У ворот дома Дорис обратила внимание на черный кадиллак: "Наверняка у нас гости", - подумала девушка.
  Она пропустила вперед Луизу, и та открыла ключом входную дверь. Девушка поднялась по лестнице на второй этаж, чтобы пройти в свою комнату, но вдруг услышала странные звуки. Дверь в спальню была приоткрыта, и именно оттуда доносился странный шум. Дорис невольно глянула внутрь и увидела гладь зеркала, а в нем два обнаженных извивающихся тела. Оглушенная, она не могла двинуться с места, пока не встретилась с испуганными глазами Шарлоты, и с силой захлопнула дверь.
  Всю ту ночь Дорис проплакала. Через несколько дней приехал отец.
  А Дорис почувствовала, как глубоко ненавидит мачеху.
  
  Глава 8
  Внезапно сухой лес перешел в густой кустарник, среди которого там-сям росли небольшие деревья с искривленными стволами. Здесь почти не было травы, а землю устилали сухие листьями, хрустевшие под ногами.
  Хуан чувствовал себя настолько плохо, что едва не упал от головокружения, и сел на поваленное дерево, чтобы передохнуть. Его мучила жажда, ставшая к тому времени невыносимой.
  Он задумался: "Конечно, люди Гомеса бросятся на поиски, поэтому мне надо убраться подальше от места крушения самолета", - подумал он и глянул вверх. На востоке набухало огромное синее, почти черное облако. Хуан с облегчением вздохнул: скоро жара спадет и, наверняка, пойдет дождь. Он взглянул на землю, и то, что увидел, только подтвердило его предположение: муравьи суетились и закупоривали входы в муравейник. Чуть поодаль муравейника кучка муравьев, облепив барахтающуюся осу, тащила парализованную жертву.
  "Так и у людей. Миллионы людей работают для благополучия кого-то одного и его приближенных... Как и у людей, сотни готовы принести ради этого в жертву свою жизнь. Свою жизнь - во имя благополучия других... Чтобы быть наверху, надо иметь деньги. Камешки помогут мне, и ради них надо идти на все. Ублюдок дон Винченцо, придет время, и я поговорю с тобой на равных!" - он ощупал сверток за пазухой.
  Однако суровая действительность вернула его на землю. Жажда, мучавшая его, заставляла быстрее шагать. Вскоре он почувствовал, что задыхается. Стучало в висках, и он все чаще останавливался, чтобы передохнуть. Редкий лес состоял из деревьев с очень мелкими листьями, которые практически не давали тени: солнце пронизывало их насквозь. Странно, но пения птиц почти не было слышно. Возможно, они умолкли, охваченные дремотой. Откуда-то появились полчища насекомых: саранча, жучки, лесные клопики, паучки заползали за ворот рубашки. Так продолжалось около часа. Но вот солнце скрылось за черной тучей, и наступил полумрак. Потом упали первые капли дождя. На джунгли обрушился настоящий тропический ливень. Через полчаса он внезапно прекратился, и опять выглянуло солнышко. В лес вернулась жара, возможно, еще более тягостная, чем раньше. Воздух был перенасыщен влагой. Странно, но насекомые исчезли. Мулат промок до нитки, но ливень несколько облегчил его страдания. Самое главное, что удалось утолить жажду: на земле образовались небольшие лужицы со сносной водой. Он с жадностью пил из них и чувствовал, как прибывают силы. Хуан прошел еще милю или две и упал в изнеможении на траву. Он чувствовал, что дело идет к вечеру: жара начала спадать. Хуан поднялся и пошел дальше, отметив при этом, что почва была влажной, хотя после ливня прошло достаточно много времени. Стали появляться небольшие бамбуковые рощицы, и он понял, что идет в направлении реки или озера.
  "А вот и полянка, где можно отдохнуть", - мулат сел на траву и огляделся. Здесь росла густая сочная трава и редкие деревья. Хуан присел у основания одного из них и вскрикнул от изумления: в траве отчетливо виднелись следы угасшего костра.
  "Люди, здесь были люди!" - он готов был кричать от радости или отчаяния. Хуан вскочил и подбежал к обгоревшим веткам.
  "Кто они? Враги или друзья?" - он многое бы отдал, чтобы узнать это.
  В траве что-то блеснуло. Он нагнулся... и поднял бутылку из-под виски.
  Хуан долго держал ее, ничего не понимая, и вдруг до него дошло. Это их бутылка! Это их костер! Вон в той траве он оставил труп Джонни. Его охватила дрожь. Он подбежал к тому месту, но то, что увидел, потрясло его: там ничего не было! Не было! Труп исчез! Исчез! Хуан протер глаза.
  "Место, несомненно, то. Вот деревце с изогнутым стволом, где лежал несчастный пилот... - Он начал шарить в траве и обнаружил кровь. - Прочь, прочь от этого проклятого места", - и бросился в густые заросли бамбука. Он бежал, пока ноги не перестали слушаться его. Хуан рухнул на землю, покрытую папоротником и мхом.
  Очнулся он, когда стало смеркаться. Среди крон деревьев появился серебристый диск луны. Хуан приподнялся на локтях и замер. В нескольких местах от него стоял огромный пятнистый зверь и глядел на него в упор. В огромных желтых глазах Хуан прочел тупую ненависть.
  "Ягуар. Сейчас прыгнет", - промелькнула мысль. Рука потянулась к пояснице, и он выхватил пистолет. Прицелиться не успел. Раздался высокий свистящий звук. Страшная боль заставила его выпустить оружие из рук. Из запястья торчала стрела, кончик которой еще вибрировал.
  Вдруг он услышал еще один звук. Несомненно, его издавал человек. Хуан глянул в направлении источника этого странного звука. На краю площадки ясно виден был силуэт человека. Ягуар послушно пошел к нему, и в этот момент мулат потерял сознание.
  
  Глава 9
  Хуго Санчес как всегда проснулся в семь. Тяжело дыша, перевалился через спящую Шарлоту и сел на край кровати. Несколько минут он сидел неподвижно, затем сунул ноги в мягкие тапочки и, тяжело ступая, подошел к окну и отдернул шторы. В комнату хлынул яркий свет, и Санчес слегка поправил шторы, чтобы лучи света не падали на кровать. Эту ночь он почти не спал и чувствовал себя отвратительно. Шарлота и впрямь, как ему говорили, оказалась очень темпераментной.
  "Все-таки я сдал. Нет той былой энергии. Теперь вот боли в сердце. Хорошо бы мне это лет двадцать назад", - подумал он и тяжело вздохнул.
  Санчес посмотрел на Шарлоту. Та лежала, широко раскинув руки. Тонкое атласное одеяло сползло, и обнажилась изящная, словно лепная грудь. На миг им овладело желание. Он подошел к постели, поднял сползающее одеяло и накрыл им спящую женщину. Затем повернулся и направился в ванную комнату. Хуго решил в это утро освежиться под душем, а не в бассейне, дабы не давать лишнюю нагрузку на сердце. После водной процедуры, несколько взбодрившей его, он подошел к огромному зеркалу в стене. На него смотрел еще нестарый человек с багровым лицом и тяжелыми мешками под глазами. "Плохо, совсем плохо. Надо бросить курить и, по возможности, пить меньше..." Санчес взял полотенце и стал вытираться. Когда он вышел из ванной, к его удивлению, Шарлота, уже одетая в его китайский халат, стояла у распахнутого окна.
  - Доброе утро, дорогая, - он нежно поцеловал ее.
  - Доброе утро.
  - А тебе идет мой халат, - Санчес обнял ее и приподнял полу халата.
  - Ха-ха! Тебе мало? - громко засмеялась она.
  Санчес с удовлетворением отметил, что девица полностью освоилась в чужом доме. Нет и намека на стеснительность.
  - Нет, что ты! Ты идеальная любовница...
  - Разве? А вот ты мне показался несколько тяжеловатым на подъем, - рассмеялась она опять.
  - Грузным? - удивился Санчес.
  - Нет. В том смысле, что не всегда исполнял мои желания.
  - Знаешь, дорогая, у меня был очень тяжелый день, - Санчес притворно вздохнул.
  - Ну, знаешь, если мужчина не уверен в своих силах, так незачем провоцировать женщину, ложась с ней в постель, - она притворно надула губки.
  - А ты злюка! - Санчес поцеловал ее в губы.
  - Я пошутила. Мне с тобой было хорошо, - она осторожно отстранилась от него и снова рассмеялась.
  - Где твоя купальная шапочка, я хочу немного поплавать...
  - Там, в ванной комнате, на полке под зеркалом.
  Когда она ушла, Санчес подошел к бару, достал граненую бутылку "Мартини" и отхлебнул из горлышка.
  "Это самое лучшее задание из тех, которое мне поручал когда-то Эспиноса", - подумал он и вспомнил, как несколько недель назад он испугался, когда Эспиноса вызвал его в кабинет и ознакомил его с этим весьма странным заданием.
  В конце концов, он, Хуго Санчес, далеко не Казанова. Да и возраст уже не тот... Тем не менее все идет как по маслу. А дело было такого рода: ему надо было в условленном месте подобрать некую даму, у которой внезапно сломался автомобиль. Конечно, в дальнейшем он должен был переспать с незнакомкой, что и было сделано.
  "Интересно, когда они сумели покопаться у нее в автомобиле? Наверняка пасли... Так или иначе, ее автомобиль стал на дороге как вкопанный. Я отлично справился с делом. Кстати, муж этой дамочки не кто иной, как сенатор", - он самодовольно улыбнулся и опять отхлебнул из бутылки. Теперь Санчес о нем должен будет знать все.
  Дверь ванной тихо скрипнула:
  - Заждался, милый? - бархатный голосок застал его врасплох. Он медленно поставил бутылку и потянулся к хрустальным стаканчикам.
  - Я немножко... Тебе "Мартини" или, может, коньяку? - он вопросительно взглянул на Шарлоту.
  - Пожалуй, налей коньяку. Фу, как здесь душно! - она распахнула халат, вовсе не стыдясь наготы. Санчес плеснул в стаканчик золотистую жидкость.
  - Самое удивительное, что совсем недавно мы не знали друг друга, а, кажется, знакомы вечность, - Шарлота пригубила коньяк.
  - Да, это так! - Санчес слегка улыбнулся. - Но... но, детка... - он замялся.
  - Что, что... Говори! - сказала она.
  - Я, я... о тебе совсем ничего не знаю. Даже самую малость...
  - Не знаешь? А зачем тебе знать обо мне? Разве не все равно? - задумчиво произнесла она.
  - Конечно, не все равно. Я не знаю даже, замужем ли ты.
  - Ну, допустим, у меня есть муж. Но что из этого? Разве это меняет дело? - усмехнулась она.
  - Нисколечко! - в ответ ей улыбнулся Санчес. - Так даже интересней.
  - Конечно, я замужем. Но это мне не мешает любить тебя, дурачок! - она поцеловала его в губы.
  - А его? - нашелся Хуго.
  - Иногда, очень редко. Там еще девица...
  - Девица?! - воскликнул Санчес.
  - Дорис! Дочь его ненаглядная... Еще та стерва. Характер ужасный. Живет этакой святошей! - она внезапно рассердилась.
  - Наверняка она страшненькая?
  Шарлота уставилась на него:
  - Я... я бы не сказала. Скорее, наоборот. Она воображает себя черт знает кем! - Шарлота подошла к столу, где у Санчеса всегда хранились сигары, вытащила одну и закурила.
  
  Глава 10
  Дик Эспиноса не думал и не гадал, что Санчес так ловко провернет это дело. И, когда ребята, которые "пасли" Санчеса, доложили, что Хуго и его спутница направляются в центр города и остановились на улице Боливара, он понял, что дал маху. Что стоило установить "жучок" в квартире этого ловеласа Санчеса? Тогда были бы интересные снимки... И он, Эспиноса, мог бы сполна ими воспользоваться.
  Все началось недели три назад, когда человек Эспиносы из близкого окружения дона Винченцо сообщил, что "крестный отец" ведет некие переговоры с сенатором Пересом. Конечно, само содержание переговоров не было известно. В самом деле, о чем могут толковать эти двое - глава самого могущественного в городе клана и видный политический деятель? Да обо всем! Но он, Эспиноса, должен знать о чем. Не зря у него там свой человек.
  У сенатора везде огромные связи. В частности, в правоохранительных органах... Дружба с таким человеком позарез нужна дону Винченцо. С его помощью он мог бы развернуть свою деятельность далеко за пределами региона.
  С другой стороны, эта дружба, если бы о ней узнала общественность, могла поставить крест на карьере сенатора. Если секретные переговоры между сенатором и "крестным отцом" происходили в действительности, то для Переса они имели большое значение, ибо он сильно рисковал. И поэтому Эспиноса решил во что бы то ни стало узнать суть этих переговоров. Это давало козыри в его игре с таким изощренным соперником, как дон Винченцо.
  Эспиноса не мог не верить своему агенту. Дезинформацией здесь и не пахло, поэтому надо было как можно больше знать о переговорах. Следовало также изучить окружение сенатора. Здесь наиболее уязвимым звеном являлась его жена Шарлота. По сведениям, эта женщина ни в грош не ставила своего супруга. Будучи любительницей острых ощущений, она никогда не упускала случая испытать их. При надлежащей обработке она могла бы стать надежным источником информации.
  "Хороша, ничего не скажешь! - Эспиноса взглянул на фотографию Шарлоты. - Приятная работа досталась Санчесу. Этот малый явно не промах", - подумал он и спрятал фотографию в столик. Действительно, с тех пор, как Хуго появился в организации, Эспиноса не мог сказать о нем худого слова. Правда, несколько раз он прокалывался, особенно в случае с Джиной Прайс... Тогда Эспиноса еле-еле уладил дело, и с тех пор Санчес его должник. Но когда возникла эта идея с Шарлоттой Перес, Эспиноса, не колеблясь, поручил дело Санчесу. "Но почему этот ловелас молчит? Он давно уже должен был позвонить!" - подумал он и набрал номер Хуго. В трубке послышались короткие гудки. Абонент занят. Мендес решил позвонить позже. Затем он опять снял трубку и набрал номер. На этот раз на другом конце провода ответили:
  - Здравствуй, Филиппе! - ровным тоном сказал Эспиноса.
  В трубке молчали.
  - Что тебе надо, Дик? Ты же звонишь, только если тебе что-то надо, а не просто так, - было слышно, что владелец скрипучего голоса чем-то раздражен.
  - Честно говоря, я позвонил, не надеясь застать тебя дома, - произнес Эспиноса.
  - Так что же тебе надо?
  - Ничего, ничего, дорогой. Нам надо встретиться и потолковать.
  - О чем? О чем надо потолковать? - донеслось из трубки.
  - Не сейчас, не сейчас... Не по телефону. Мы можем встретиться? - ласковым тоном произнес Эспиноса.
  - Да! - ответил Брант мягче.
  - Я обдумаю дату и время встречи и сообщу. Но это нужно сделать в течение двух, максимум трех дней.
  - Хорошо, я буду ждать.
  "Этот Брант не так прост, как кажется", - подумал Эспиноса. Он знал, что Филиппе Брант, как и он, озабочен ростом влияния дона Винченцо. Надо было что-то предпринимать, ибо наркотики, казино и другие отрасли подпольного бизнеса в городе постепенно переходили в руки дона Винченцо. Эспиноса и Энрико Диас на совете организаций заикнулись об этом, но сразу же получив по рукам, больше не поднимали вопроса. После этого у Эспиносы полетел ко всем чертям игорный дом на Республиканской улице. Вспомнив об этом, Эспиноса заскрипел зубами: "Подонок, ты заплатишь мне за все! Я припомню тебе "Американца" и Родриго Спинозу!" - он грохнул кулаком по столу.
  Этих двоих порешили всего неделю назад. Их нашли на свалке с выколотыми глазами и отрезанными членами. Эспиноса был уверен, что это работа дона Винченцо, хотя его агент ничего не слышал об этом.
  
  Глава 11
  "Пора бы еще раз позвонить Хуго Санчесу, - Эспиноса вновь набрал номер. Опять короткие гудки... Абонент занят. - У него там совещание? Это дерьмо давно должно было позвонить мне!" - он с досады бросил трубку.
  - Эй, Пауло, поди-ка сюда! - Эспиноса распахнул дверь в соседнюю комнату.
  Пауло быстро поднялся с кресла, швырнув на стол газету.
  - Послушай, надо найти Санчеса. Срочно! Я хочу с ним поговорить.
  - Хорошо. А что, его нет дома? - тупая физиономия Пауло начала раздражать Эспиносу.
  - Дома он или нет, но ты должен достать его хоть из-под земли! Понял?
  - Да!
  - Тогда выполняй!
  - Хорошо, шеф! - Пауло пулей вылетел за дверь.
  - Проклятье! С утра сплошное невезение! - выругался Эспиноса.
  Он подошел к бару и нажал потайную кнопку. Дверцы бара медленно открылись, обнажив несколько полок, уставленных бутылками с блестящими яркими наклейками. Эспиноса выбрал виски. Открыв бутылку, он отхлебнул из горлышка, затем поставил ее в бар и закрыл дверцы.
  "Подонок Санчес!" - он по-прежнему злился на Хуго. Разве у него, Эспиносы, нет других дел, кроме этого, связанного с потаскушкой? Может, он напрасно затеял это дело и возня вокруг отношений дона Винченцо и сенатора не стоят выеденного яйца? Эспиноса всю неделю преследуют неудачи. Какое-то фатальное невезение. А ведь прошлая неделя начиналась вроде бы неплохо. Потом Силва попался на сбыте наркотиков. Парень отделался относительно легко. Конечно, пришлось отстегнуть кому надо... И надо же, почти сразу попался другой, из семьи Эспиносы. Это было очень плохо, потому что в воскресенье ожидался ценный груз из Колумбии. Партия кокаина, пожалуй, крупнейшая за последние годы, и рисковать ею никто не хотел.
  Эспиносе даже приходила в голову дикая мысль: а не подстроено ли все это полицией? "Но для чего арестовывать моих людей, если они пронюхали о грузе?" - подумал он. Предположив, что его людей мог сдать дон Винченцо или Брант, нарушившие многолетний договор не вторгаться в области деятельности друг друга, он все же успокоился: если бы полиция и его "заклятые друзья" узнали о грузе, то молчали бы, дабы его не спугнуть. Потом он подумал, что в их делах иногда отсутствует логика, а ее место занимает везение, которого как раз и не хватало. Это злило Эспиносу.
  "Так что это - цепь злоключений, игра случая или тонкий расчет неведомого противника?" - вот что занимало Эспиносу больше всего. На кон поставлено многое, очень многое. И если это была уловка, чтобы перехватить груз, необходимо приостановить доставку кокаина.
  Эспиноса снял телефонную трубку, но затем передумал. Минуту он стоял неподвижно, а затем снова снял трубку и стал лихорадочно набирать номер:
  - Валентино, - не здороваясь, крикнул он в трубку, - немедленно, слышишь, немедленно усиль охрану объекта! Поезжай туда сам. Тщательно проверь все! - Эспиноса говорил почти открытым текстом, ничуть не беспокоясь, что может быть прослушка.
  - Хорошо, шеф, я все понял!
  Эспиноса положил трубку и задумался. Откровенно говоря, противодействие между кланами велось всегда. И это нормально. "Холодная война" то усиливалась, то утихала, но в последнее время резко усилились позиции дона Винченцо. Он начинал диктовать свои условия, и это многим не нравилось, хотя трупов с обеих сторон еще не было.
  Потом состоялся "круглый стол". Дон Винченцо, Брант, Эспиноса и Джек Селливан решили обсудить ситуацию. Опять было настоятельно заявлено о невмешательстве в сферы деятельности друг друга. Разумеется, дону Винченцо слегка дали по рукам. "Если дон Винченцо поступит как последний негодяй и захватит груз, то опять будет война. Семьи объединятся против него, - подумал Эспиноса. - Сенатор! Сенатор Перес! Вот ключ к разгадке. Выборы на носу... Сенатор сообщает о грузе в прессе, тем самым рейтинг его заметно повышается. Полиция конфискует кокаин. Итак, выигрывают сенатор и дон Винченцо. Последний заручается поддержкой сенатора. Но это все логично в том случае, если дону Винченцо и сенатору известно о грузе кокаина. Узнав о грузе, я действовал бы так", - размышлял Эспиноса.
  Он решил пока приостановить поставку груза. Быстро накинув плащ и сунув руку в карман, чтобы удостовериться, на месте ли ключи, Эспиноса направился к двери. В этот момент зазвонил телефон. Он вернулся и снял трубку:
  - Сеньор Эспиноса!.. - услышал он взволнованный хриплый голос.
  - Да!
  - Сеньор Эспиноса, это Пауло. Звоню из квартиры Санчеса. Там... Там полно "фараонов"... Они...
  - Ну! - рявкнул Эспиноса.
  - Санчес... Хуго мертв...
  - Что? Что? - только и смог выдавить Эспиноса.
  - Сеньор Эспиноса, Санчес мертв, - уже тверже ответили в трубке.
  - Ты... ты уверен в этом, кретин? - голос Эспиносы сорвался.
  - Да, шеф. Только что вынесли тело. Знакомый коп сказал, что это Хуго Санчес.
  - Как? Как это случилось?
  - Сержант Доменико говорит, что произошел несчастный случай...
  - Ты что, подошел и прямо спросил о Санчесе?!
  - Да, шеф! Я его неплохо знаю. Мы даже немножко друзья.
  - Хорошо, Пауло, приезжай сюда, - Эспиноса застыл с трубкой руке и задумался, затем положил ее и плюхнулся в кресло. Он сидел, стараясь ни о чем не думать. Необходимо было расслабиться и успокоиться. Он всегда делал так: отключался на несколько минут, чтобы привести нервы в порядок.
  Конечно, ему было жаль Санчеса. Но в организации не приняты сантименты, и он постарался приглушить жалость. В организации должна быть строгая и четкая дисциплина, без малейших признаков гуманности. Иначе ей не выжить. Однако это был удар, и очень болезненный. А кто его нанес, очень многое значило.
  "Надо позвонить Суаресу", - подумал он, и рука начала автоматически набирать номер.
  - Суарес? - мрачно спросил Эспиноса.
  - Да!
  - Привет, Мартин, - произнес Эспиноса ровным голосом. - Ты знаешь, кто тебе звонит?
  - Да!
  - Слушай, Мартин, ты не в курсе, что случилось с Хуго Санчесом?
  - А ты что, его брат? - съязвил капитан.
  - Не придуривайся, старик. Что там произошло?
  - Ничего, кроме того, что Санчес погиб. Ему стало плохо, он споткнулся и угодил виском на острый стол стола. Знаешь, у него был огромный массивный стол, на углу его обнаружена кровь. Это кровь бедного Хуго... На девяносто процентов несчастный случай.
  - Ну, а десять процентов?
  - Послушай, Дик, я видел множество смертей и говорю тебе: это несчастный случай. Кстати, эксперты сейчас делают вскрытие. Если появится что-то новое, я перезвоню.
  - Хорошо, Мартин, до свидания.
  - До свидания, Дик.
  Когда Эспиноса повесил трубку, капитан Суарес торопливо вышел на улицу. Пройдя несколько кварталов, он подошел к телефонному автомату и, убедившись, что вокруг никого нет, набрал нужный номер.
  - Сеньор Галло, - произнес он тихо, не представляясь и не здороваясь, - Только что звонил Дик Эспиноса.
  - Ну и что? - равнодушно ответил дон Винченцо.
  - Он интересовался, как погиб Хуго Санчес.
  - А что, он погиб? - голос дона Винченцо был лишен всяких эмоций.
  - Да, он погиб вчера вечером.
  - Интересно. И как он погиб?
  - Скажем, банальный несчастный случай, не более.
  - Так что же ты мне звонишь? - сонным голосом спросил дон Винченцо.
  - Я думал, вам это будет интересно, - расстроился Суарес.
  - Мне интересно?! - делано удивился дон Винченцо. - Если ты так считаешь, то я совсем не против. Ну все, мой дорогой, - он повесил трубку.
  Глава 12
  Первое, что почувствовал Хуан, это страшный холод, сковавший все тело стальным обручем, от него, казалось, нельзя было спастись. Он почувствовал, что сидит на холодной влажной земле, опершись спиной на какой-то странный выступ. Разобрать, что это за выступ, не представлялось возможным из-за темноты.
  "Где я? - подумал Хуан и глянул вверх, откуда доносились завывания ветра. Там, вверху, тоже нельзя было ничего разобрать, хотя казалось чуточку светлее. Тогда, еще ничего не понимая, он встал, протянул руку и шагнул вперед. Осторожно шагая, он наткнулся на препятствие, холодное и шероховатое. Хуан повел рукой вправо, влево, над собой, отошел в сторону и понял, что перед ним стена. Наверное, высокая: он не мог дотянуться до ее верхнего края. Не отрывая руки от шероховатой неровности, он двинулся вправо, но там тоже была стена. Прошло немного времени, и он убедился, что находится внутри каменного мешка, дно которого представляло почти правильный круг футов двадцати в диаметре. Оно было усеяно камнями и какими-то обломками, о которые он то и дело спотыкался. Меж тем вроде бы посветлело или глаза просто привыкли к темноте. Но через некоторое время темнота и в самом деле слегка рассеялась; даже наметились очертания не то бревен, не то балок, торчащих из стен на приличной высоте.
  "Что-то надо делать", - рука скользнула за пазуху и нащупала там маленький мешочек. Хуан поймал себя на мысли, что прошло довольно много времени с тех пор, когда он пришел в себя, и только теперь он вспомнил о бриллиантах. Хуан подумал, что ему вовек не выбраться из этой каменной ловушки - все ниспослано небом за то зло, что он сеял вокруг себя.
  Он рухнул на колени и стал, иступлено креститься.
  - Прости, прости, Господи! - он повторял, кричал эти слова, ибо забыл молитвы. Он стал лихорадочно метаться, спотыкаясь, падая и затем снова вскакивая на ноги.
  - Господи, Господи! Спаси меня! - он совсем обезумел. Но вокруг была стена - глухая, холодная каменная стена. И вдруг он увидел в ней некое углубление. Оно находилось низко, и Хуан вставил в него ногу.
  "Найти бы опору для ноги", - подумал Хуан. И точно, ему удалось зацепиться рукой за какую-то неровность в стене. Он подтянулся и теперь стоял, возвышаясь в тридцати дюймах над дном колодца. Прошло много времени, пока, цепляясь за едва заметные складки и выбоины в камнях, он медленно пополз вверх.
  - Господи, Господи, помоги, - шептал Хуан, превозмогая боль в правой руке.
  Вдруг камень, на котором он стоял, шевельнулся, и мулат, потеряв точку опоры, рухнул вниз. Он ударился с такой силой, что на мгновение потерял сознание. Когда он поднялся, то отметил, что ветер за пределами проклятой западни стал сильнее, ибо гул его заметно усилился, переходя порою в свист. Накрапывал дождь, слабые вспышки молний и далекий гром возвещали о приближении грозы.
  Хуан опять вставил ногу в выемку в стене, но потом передумал и поглядел на обломки, которыми сплошь было усеяно дно. Следовало хорошенько все продумать и собраться с силами перед штурмом этой проклятой стены. Предыдущая попытка, хотя и была неудачной, но все-таки вселила в него какую-то надежду.
  - Ты не оставишь меня, Господи, - пробормотал он, отыскав уже знакомую выбоину в стене.
  Дождь тем временем усилился, вспышки молний стали ярче. Хуан почувствовал, что дно стало более вязким.
  Вот очередная вспышка молнии осветила дно, и Хуан с ужасом увидел, что дно каменного мешка усеяно костями и черепами. Даже Ккртина ада потрясла бы мулата в меньшей степени. В изнеможении он опустился на мокрую землю. От страха он совершенно ничего не соображал и сидел, уставившись в одну точку. Мулат увидел, что там, куда он смотрел, начал клубится туман. Хуан, как завороженный, не мог оторвать глаз от того, что он принял за сгусток тумана. Тем временем этот сгусток стал принимать некие телесные очертания. Через минуту или более (он давно потерял счет времени) на расстоянии десяти футов перед ним стоял не человек, а призрак, ибо сквозь него можно было видеть противоположную стену.
  Страх сковал мышцы мулата. Явственно было видно густо размалеванное красной краской лицо призрака, явно монголоидное. На шее - бусы, из одежды - одна набедренная повязка. В руках он держал длинное копье, что-то вроде томагавка болталось на поясе. Глядя на Хуана, призрак индейца начал медленно подымать копье. Глаза его при этом свирепо блестели в полумраке. Мулат вдруг увидел, как босые ноги индейца осторожно ощупывают дно, как бы ища точку опоры.
  "Сейчас метнет копье", - подумал он и не смог сдвинуться с места. Но грозный индеец вдруг вонзил копье в землю, выдернул его, повернулся, сделал несколько шагов и исчез, будто его и не было. Мулат сидел как загипнотизированный, не смея шелохнуться. Затем подошел к тому месту, где только что исчез призрак, и обнаружил там лишь несколько словно отполированных черепов.
  "Может, галлюцинация? - мелькнула спасительная мысль. - Что бы то ни было, надо выбраться из этой западни", - сказал он себе, немного успокоившись. К тому времени стало уже совсем светло. Хуан сделал несколько шагов к стене, к тому месту, где он пытался взобраться, и заметил, что ноги шлепают по воде.
  - Проклятый дождь! - выругался он и поднял голову. Далеко вверху он увидел облачное небо. А внизу, к его удивлению, вода прибывала. Уже закрылось дно, вода скрыла кости, черепа и поднялась до щиколоток.
  - Это конец! - Хуан пнул ногой череп, валяющийся на возвышении, и он с шумом шлепнулся в воду.
  Какой-то резкий звук заставил его поднять голову. Вверху по-прежнему были видны облака, но теперь что-то начинало медленно их заслонять. Хуан не сразу понял, что это. А когда понял, волосы на голове встали дыбом: колодец закрывался гигантской крышкой. Вода тем временем быстро прибывала. Она была гораздо теплее окружающего воздуха.
  - Что делать? Что делать? - он достал мешочек с камнями. Затем развязал его, вынул огромный желтый камень и, любуясь им, забыл обо всем.
  "Ладно, хватит!" - сказал он себе и спрятал камень в мешок, который затем отправился за пазуху. Теперь, ему казалось, он спокойно мог принять смерть. Камень придал Хуану какое-то удивительное спокойствие. А вода тем временем прибывала. Вот она уже по пояс. Он подошел к стене, ухватился за едва заметный выступ и подогнул ноги. Ура! Вода держала его, и он, цепляясь за стены, подымался все выше и выше.
  "На сколько меня хватит? - подумал он. - Может и вовсе не сопротивляться?" Но руки искали новые складки и выступы в стене. Свободное пространство, в котором можно было дышать, неумолимо сокращалось. А отверстие колодца к тому времени было полностью закрыто. Словом, чудовищная западня захлопнулась.
  
  Глава 13
  День клонился к вечеру. Жара спала, но улицы по-прежнему были пусты, а многочисленные пляжи были усеяны купающимися.
  В ресторане "Star" грохотал оркестр, меж многочисленных столиков сновали официанты в фирменных белых теннисках. В уголке зала у раскрытого окна веселилась шумная компания. Трое подвыпивших парней развлекали двух девиц, громко галдя и размахивая руками. Один из них, высокий, смуглый, глянул на часы:
  - Проклятье! - воскликнул он и поднялся из-за столика.
  - Ты куда, Энрико? - молодая полногрудая дама с распущенными светлыми волосами потянула его за рукав.
  - Пора! Мне пора, крошка, - он залпом выпил виски. Энрико явно не хотелось покидать веселую компанию.
  - Ты... Ты серьезно уходишь? - разочарованно спросила блондинка.
  - Увы, крошка, у меня дела.
  Патриция Коэн тоже поднялась из-за стола.
  - А ты, пожалуй, останься с ними, - он указал на уставившихся на них друзей.
  - Старик просил, чтобы в шесть я был дома, - сказал Энрико, как бы оправдываясь.
  - И ты надолго?
  - Думаю, Пат, вечер тебе придется коротать без меня, - он поцеловал ее.
  Когда Энрико вышел из заведения, было довольно свежо, и ему пришлось застегнуть пиджак. Вскоре его автомобиль стремительно рванулся вперед. Прошло еще совсем немного времени, и скрип отворяемой двери ничуть не потревожил дона Винченцо, который, сидя за огромным столом, просматривал какие-то бумаги. Он даже не поднял головы.
  - А, Энрико, входи, входи! - он аккуратно подчеркнул что-то красным карандашом и тут же спрятал документ в коричневую папку с золотым тиснением.
  - Садись, у нас есть в запасе минут сорок, - бросил он, взглянув на часы.
  - Спасибо, отец, - Энрико взял со стола красочный журнал и стал без всякого интереса листать его.
  Дон Винченцо, кажется, покончил с бумагами:
  - Хосе, машину к выходу, - проговорил он в микрофон, нажав при этом маленькую синюю кнопку.
  Дон Винченцо спрятал бумаги в секретер, подошел к огромному сейфу в углу комнаты и набрал на пульте код. Внутри раздался едва слышимый щелчок, и дон Винченцо открыл массивную дверцу. Энрико увидел пачки банкнот, плотно упакованные в небольшом пространстве металлического ящика. Дон Винченцо взял одну из них и положил в карман.
  - Идем, Энрико, - он закрыл сейф и снова набрал код.
  Когда они вышли, было уже темно. Льющийся от фонарей голубоватый свет совершенно исказил цвет роскошного "Мерседеса", ждущего их у ворот, - вместо вишневого он казался фиолетовым.
  - Пожалуйста, дон Винченцо, - Хосе слегка поклонился и открыл дверцу автомобиля.
  - Как дела, парнишка? - дон Винченцо уселся рядом с водителем.
  - Спасибо, дон Винченцо. У меня все в порядке, - он повернул ключ зажигания.
  - На улицу Боливара, - коротко бросил дон Винченцо и повернулся к Энрико.
  - Я за день так устал, - он ласково глянул сыну в глаза. Тот равнодушно смотрел в окно. Энрико злился на отца за сорванный вечер. К тому же он совершенно не мог взять в толк, почему отец потащил его к этим проклятым Пересам, ведь никогда прежде отец не посвящал его в свои дела. Он даже никогда не интересовался, что думает сын о его бизнесе. О его нелегальном бизнесе...
  - Возьми левее, Хосе, - сказал дон Винченцо.
  Водитель послушно повернул руль, и они свернули на маленькую улочку. Она была гораздо уже той, по которой они только что ехали, и не такой оживленной: пробок здесь не было. Наконец, изрядно поплутав по улицам Лимы, они остановились возле огромного особняка, обнесенного массивным забором. Здесь дон Винченцо приказал Хосе остановиться. Тот притормозил, затем вышел из автомобиля и открыл дверцу. Винченцо не без труда вылез из машины. Вместе с Энрико они подошли к тяжелой металлической двери, и дон Винченцо нажал на крохотную кнопку.
  - Ваше имя, сеньор? - низкий женский голос заставил Энрико вздрогнуть.
  - Винченцо Галло.
  - А кто этот молодой человек с вами?
  - Это мой сын. Нас пригласил сеньор Перес.
  - Одну минуту, сеньор Галло.
  Вскоре в динамике что-то щелкнуло:
  - Входите, сеньоры, вас ждут.
  Дверь медленно открылась, и они оказались в великолепном саду. Здесь царил покой, и пение птиц не нарушало его. От ворот начиналась широкая аллея, вдоль которой в ряд выстроились деревья с крупными золотистыми плодами, источавшими тончайший аромат. Кроны так переплелись, что солнечные лучи с трудом пробивались сквозь них. Дон Винченцо и Энрико шагали по вымощенной разноцветной плиткой дорожке.
  - Сюда, сеньоры, - внезапно появился пожилой человек в светлой тенниске. Он слегка поклонился и указал дорогу. Они прошли еще немного, и Энрико разгадал великолепную задумку хозяев этого сада: вилла открылась взору сразу вся, внезапно, чтобы гости были поражены ее великолепием. В самом деле, этот облицованный белым мрамором трехэтажный особняк с множеством окон, балкончиков и мансард в форме беседок, из которых, наверное, открывался прекрасный вид на двор с цветами и огромным бассейном, поражал воображение. Энрико удивился роскоши и размаху, которые чувствовались здесь во всем.
  Дворецкий провел их к огромной двери из темно-зеленого стекла и отворил ее. Он галантно пропустил гостей вперед, и они очутились в просторном светлом помещении, которое явно служило вестибюлем. Мраморная лестница с красной дорожкой вела на второй этаж. Весь первый этаж, видимо, был занят подсобными помещениями и жильем для прислуги. Энрико и его спутники поднялись по лестнице, и дворецкий, забежав вперед, отворил перед ними дверь.
  - Дон Винченцо, входите, пожалуйста! - с кресла поднялся невысокий массивный мужчина. - Входите, входите, - повторил он, радостно хмыкая. - Вы не один? Этот молодой человек так на вас похож... - он притворно замялся.
  - Это мой сын Энрико, - быстро произнес дон Винченцо.
  - Здравствуйте, сеньор Энрико. Рад с вами познакомится, - он подал ему руку.
  - Здравствуйте, сеньор Перес, я тоже рад с вами познакомиться, - Энрико пожал протянутую руку. Он подумал, что резкий высокий голос сенатора не очень вяжется с его атлетичной фигурой. Этому мужчине с усталым лицом явно было за пятьдесят. Его серые глаза, несмотря на напускное благодушие, смотрели на мир сурово, даже, пожалуй, настороженно, хотя крупный нос и толстые бледные губы говорили о добром нраве их обладателя. Темные волосы, аккуратно подстриженные, не давали даже намека на седину, что, учитывая его годы, было редким явлением. Сеньор Перес был одет в хорошо сшитый светлый костюм и белоснежную сорочку.
  - Ты неплохо выглядишь, Винченцо, - Перес отступил на шаг, осматривая дона Винченцо.
  - Спасибо, Хайме! Стараюсь, по возможности, следить за собой, хотя не всегда это получается. Диета, кое-какие оздоровительные мероприятия... - хихикнул дон Винченцо, усаживаясь в мягкое кресло. Энрико же стоял в нерешительности.
  - Не стесняйтесь, молодой человек. Ваш отец - свой в этом доме. Таковым будьте и вы, - сенатор указал на кресло рядом с доном Винченцо.
  Энрико сел и стал осматривать кабинет. Ему было не интересно, о чем говорят отец и сенатор, картины на стенах интересовали его больше, и он сосредоточил на них внимание. Это были в основном портреты, написанные на высоком профессиональном уровне. Камзолы, фраки, пышные платья и другие детали одежды свидетельствовали, что художникам позировали очень давно, возможно, в прошлом веке, хотя несколько картин явно были написаны недавно. Среди них прекрасно выполненный портрет сенатора. Рядом с ним висел портрет очень красивой женщины.
  Энрико понял: люди на портретах - родственники сенатора. Вот тот, третий с края... Изображенный на нем мужчина средних лет, с пышными усами, в старомодном костюме, был неуловимо похож на Переса. Видимо, сенатор тяготел к ретро. Все портреты дополняла старинная мебель: покрытые темным лаком тяжелые стулья с резными спинками и ножками, огромные темные шкафы, отлично гармонировавшие с массивными удобными креслами и громадным столом прямоугольной формы. Широкие окна были завешены тяжелыми портьерами, а в центре комнаты с потолка свисала роскошная люстра. Энрико хотел встать и выглянуть в окно. Он пожалел, что послушался отца, ведь можно было придумать сотню отговорок, а так вечер пропал зря.
  - Винченцо, парню совершенно не интересно, о чем беседуют два старика! - хохотнул Перес.
  - Нет-нет, сеньор Перес! - энергично запротестовал Энрико.
  - Ничего, мой молодой друг, все правильно и закономерно. Вы чем занимаетесь?
  - Могу тебе сказать, что он не состоит на государственной службе... Ты удовлетворен, Хайме? - улыбнулся дон Винченцо.
  - Вполне, вполне, Винченцо, - сенатор поднялся с кресла и жестом пригласил гостей следовать за ним. Энрико было немного не по себе, он чувствовал себя не в своей тарелке. Показная роскошь и нагромождение мебели в кабинете давили на нервы, так как Энрико привык бывать в светлых просторных помещениях с минимумом современной мебели. Хотя бы как в доме отца, открытом для всех: и гаучо с дальних гор, и крестьянин с плантаций, и грязный оборванный индеец - все они не чувствовали себя стесненно в этом доме. Отец говорил с ними как с равными. Не то что этот Перес.
  "Подумаешь, сенатор! А отца боится", - вдруг подумал Энрико. Он это предположил скорее интуитивно, ибо сам владелец роскошных апартаментов не давал видимых причин сделать такой вывод. Наоборот, этот вылощенный аристократ порой, правда, еле заметно, старался показать свое превосходство. И на его отца это, конечно, не оказывало никакого воздействия. "Отец - крепкий орешек! - эта мысль развеселила Энрико. - Как бы этот чертов сенатор не обломал зубы".
  - Сюда, сюда! - сенатор сделал величавый жест в направлении двери и распахнул ее, приглашая войти.
  Комната эта выгодно отличалась от предыдущей. Здесь было совсем мало мебели: только стулья, окружающие великолепно сервированный стол. Здесь было неожиданно много окон, закрытых легким тюлем, отчего комната казалась светлой и уютной. У одного из окон стояла невысокая красивая блондинка и во все глаза смотрела на входящих.
  - Моя жена, Шарлота, - Перес нежно посмотрел на нее.
  - Винченцо Галло, с вашего позволения, - дон Винченцо галантно поцеловал протянутую руку.
  - Очень приятно, сеньор Винченцо, - дама слегка улыбнулась.
  - Энрико Галло, - представился Энрико, чуть наклонив голову.
  Шарлота протянула руку, но Энрико лишь пожал ее, понимая, что все это выглядит нелепо. Затем, когда они сидели и потягивали светлое вино из запотевших бокалов, он то и дело ловил ее быстрый томный взгляд. Избалованный вниманием женщин, он, конечно, не придавал этому значения, хотя слегка удивлялся, ибо ее законный супруг был вовсе не стар, достаточно обаятелен и весел. "Шлюха! - равнодушно подумал Энрико, подцепив вилкой кусочек мяса.
  В это время слуга наполнил маленькие рюмочки прозрачной жидкостью.
  - Прямо из России! - торжественно произнес сенатор. - Русская водка! Что может сравниться с ней? Русские пьют ее в огромном количестве, заметьте, не пьянея. Ее я рекомендую пить с лимоном.
  Энрико выпил, и на миг у него перехватило дыхание. Сенатор, немного раскрасневшийся после выпитого, оживленно беседовал с доном Винченцо. Разговор, конечно, не выходил за рамки светского этикета. Шарлота иногда пыталась вставить словечко, но всякий раз не к месту, и вскоре поняла, что делать этого не следует, а следует лучше уделить внимание молодому человеку:
  - Энрико, не грустите, лучше попробуйте это блюдо, - она указала на тарелку с чем-то экзотическим.
  Энрико послушно ткнул вилкой.
  - Ну, как? - спросила Шарлота.
  - Превосходно. А что это?
  - Здесь рыба. И еще какие-то морские водоросли. Лолита готовит его всякий раз, когда к нам приходят гости. Это наше фирменное блюдо. Я рада, что оно вам понравилось.
  Энрико поглядел на разговорившуюся даму, которая не обращала на супруга никакого внимания.
  "Около тридцати пяти, не больше. Хотя, может быть, и сорок. Кажется, глупа. Впрочем, это написано на ее лице, хотя умничает. Ха, ха! Эта душка, верно, еще и шлюшка", - улыбнулся рифме Энрико.
  - Вот, Энрико, вы уже развеселились! - обрадовалась Шарлота.
  - Вы совершенно правы, сеньора, - произнес Энрико. Ему действительно становилось все интереснее и веселее.
  - Вы живете в Римаке? - глядя ему в глаза, Шарлота назвала один из фешенебельных районов Лимы.
  - Нет, сеньора, мы живем в районе университета Сан-Маркос. Но почему вы решили, что я живу в Римаке? - спросил Энрико. Шарлота пожала плечами. - Вообще, мы не всегда жили в Перу. Когда мне было пять, я еще бегал наперегонки с палермовскими мальчишками, - усмехнулся Энрико.
  - Палермо? А где это?
  - В Сицилии, сеньора.
  - Так вы приехали из Сицилии? - удивилась Шарлота.
  - Да. И очень давно. Около четверти века назад.
  - Следовательно, Энрико, вам чуть за тридцать.
  - Что-то около этого, сеньора Перес.
  - Зовите меня просто Шарлота... - она хотела еще что-то добавить, но тут вмешался сенатор.
  - Шарлота, а где Дорис? - он выпил очередную рюмку и глянул на жену.
  - Бедняжка плохо себя чувствует. Приняла таблетку от головной боли, но это не помогает.
  Перес поднял лежащий на краю стола звоночек и встряхнул его. Тут же в дверях показалась сутулая фигура дворецкого.
  - Эдди, скажи сеньорите, что ее ждут за столом.
  - Хорошо, сеньор, - дворецкий стремительно вышел, а сенатор в который раз наполнил рюмки. Он произнес короткий тост, и все выпили.
  В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась невысокая стройная девушка в сиреневым платье.
  - Моя дочь Дорис. - сказал сенатор и вдруг осекся, ибо девушка вдруг пошатнулась и, если бы не ухватилась за кресло, возможно, упала. Она не сводила с Энрико глаз и побледнела так, что Перес испугался.
  - Тебе плохо? - он подбежал к девушке.
  - Нет, нет, папа, - прошептала Дорис.
  Сенатор обнял дочь и усадил в кресло.
  - Выпей! - он налили ей в стакан воды.
  Она выпила.
  - Спасибо, папа, мне уже лучше.
  Ей действительно стало лучше, и это увидели все: бледность исчезла, щеки порозовели. Энрико, который был удивлен не менее других, молча смотрел на девушку. На вид ей было около двадцати, хотя смоляные, доходящие до пояса волосы и смуглая кожа, возможно, чуть старили ее. Карие, слегка раскосые глаза и чуть вздернутый маленький носик неплохо гармонировали с небольшими пухлыми губками, алыми и влажными. Завершал прелестную конструкцию, пожалуй, немного широковатый подбородок. Именно так задумал Создатель, задавшись целью вылепить прелестное лицо девушки, в которой должна присутствовать индейская кровь.
  То, что эта девушка так эмоционально отреагировала, увидев его, начало занимать Энрико все больше и больше. Он мог поклясться, что никогда прежде ее не видел. "Почему она вела себя так странно? Почему?" - он не мог поверить, что причиной тому являлось недомогание. Было что-то другое, важное, касающееся его, Энрико. Он чувствовал это, и неизвестность волновала и пугала его.
  
  Глава 14
  Прошло более двух недель со дня гибели Санчеса. Следствие по этому делу не было возбуждено: экспертиза установила, что имел место несчастный случай. Но Дик Эспиноса в этом весьма сомневался. Если это было убийство, то, без сомнения, это совершил профессионал. "Он не оставил ни единого следа или у полиции есть серьезные основания скрывать улики? В любом случае предстоит огромная работа по выявлению убийцы, если, конечно, это убийство. Если же случилось преступление, то это могло быть началом войны, что было очень неприятно. В таком случае организация должна сделать ответный ход и дать бой неприятелю. Но открытая конфронтация теперь крайне нежелательна. Тем не менее надо как-то ответить... Но вначале надо найти убийцу", - подумал Эспиноса.
  Он подошел к пульту и нажал кнопку. Тут же на экране появилась лысая физиономия Пауло.
  - Пауло, что сообщает Крис?
  - Ничего особенного, шеф. Дон Винченцо позавчера встретился с сенатором Пересом.
  - Позавчера!? А почему я узнаю об этом сегодня?! - вскричал Эспиноса.
  - Виноват, шеф! Но Крис только сегодня мне доложил...
  - Ну ладно, Пауло. Есть мысли, кто убил двоих наших?
  - Крис говорит, что Винченцо здесь ни при чем.
  - В самом деле? - делано удивился Эспиноса. Даже если это была работа ребят дона Винченцо, в теперешних условиях надо молча проглотить пилюлю.
  - Что нового в деле Санчеса?
  - Ничего нового. Хотя, чуть не забыл: Крис говорил, что дон Винченцо связывался с Сежарой.
  - А где это?
  - На полпути между Лимой и Кито, где-то в джунглях.
  - Кому он звонил и о чем трепался? - равнодушно спросил Эспиноса.
  - Крис не знает.
  - А что этот Крис знает? И стоит ли ему верить? Может, он работает на этого ублюдка Винченцо?
  - Нет, шеф, он никогда нас не подводил. Можно было не обращать внимания, кому он звонил и о чем была беседа, если бы... Крис говорит, что туда, в Сежару, дон Винченцо направил парочку своих ребят...
  - Ого! Ну и зачем они туда отправились?
  - Не знаю, шеф. Я дал задание Крису, чтобы выяснил.
  - Молодец. Держи это под контролем, - Эспиноса выключил монитор.
  Роковые события последних дней совсем выбили Дика Эспиносу из колеи. Он все больше утверждался в мысли, что это вовсе не какая-то злобная воля рока. Череда всех преследующих его неприятностей искусно создана кем-то. Возможно, доном Винченцо. Необходимо найти логику этих событий и связать их воедино. Тогда, может, что-то прояснится. Но как связать поставку наркотиков и смерть Санчеса да еще двух парней? Как объяснить, что приятель его, Дика Эспиносы, проклятый коп Суарес отворачивает от него свой длинный нос? "Необходимо связаться непосредственно с Крисом. Этот парень подозрительно много знает о делах Дона Винченцо. А что, если это все-таки провокация?" - подумал Эспиноса и включил монитор.
  - Слушай, Пауло, - сказал Эспиноса, когда на экране появилась физиономия Пауло, - может, этот твой Крис водит нас за нос?
  - Не думаю, дон Эспиноса. Все факты говорят против этого...
  - Говоришь, факты? А может, этому сукину сыну надо специально нацелить нас на эти чертовы джунгли?
  - Зачем?! - воскликнул Пауло.
  - Зачем, зачем... - передразнил его Эспиноса. - Если бы я знал, зачем!
  - Так что, шеф, думаете, Крис врет?
  Эспиноса ничего не ответил. Он что-то сосредоточенно обдумывал.
  - Скажи Крису, что я хочу его видеть.
  - Но шеф, это опасно для него. Могут замести...
  - Слушай, не мне тебе объяснять, как надо это сделать. Короче, он должен встретиться со мной!
  - Я понял, шеф.
  Эспиноса выключил аппарат, подошел к бару, взял бутылку виски и отхлебнул из горлышка.
  Тем временем в комнате заметно потемнело. Эспиноса выглянул в окно. Все небо обложили густые темные облака. "Будет дождь", - подумал он и мельком глянул на часы. Было около двух. Размашистым шагом он подошел к вмонтированному в стену шкафу, снял с вешалки легкий плащ, быстро его накинул, бросил взгляд в зеркало, направился к выходу.
  В два пятнадцать черный кадиллак, чуть слышно урча мотором, выехал из гаража. "Хватит думать о деле! Расслабься, Дик!" - прошептал Эспиноса и тихим щелчком включил музыку.
  Надо сказать, что улицы Лимы достаточно узки и извилисты, чтобы можно было гнать, не рискуя вписаться в поворот или врезаться в такого же лихача. К тому же частые пробки и, пожалуй, никуда не годное покрытие способны взвинтить нервы всякому. Поэтому Эспиноса свернул с площади Ла-Круз на относительно широкую улицу, ведущую за город, и проехал несколько миль. Когда дорога стала значительно шире, он прибавил газу. Эспиноса любил быструю езду. Ему нравилось, как машина "глотала" серый бетон трассы.
  Впереди показался поворот, и Эспиноса снизил скорость. Он мельком глянул в боковое зеркало: позади следовали несколько машин. Среди них был серый мерседес - тот самый, который он видел чуть раньше на площади Ла-Круз. Эспиносу охватила злость:
  - Ублюдок! - прошептал он сквозь зубы и резко взял вправо.
  Автомобиль вынесло на встречную полосу, и лишь отменная реакция водителя спасла Кадиллак от столкновения с зеленой машиной. За сотые доли секунды Эспиноса увернулся и проскочил почти вплотную от бетонного ограждения дороги. Эспиноса проехал поворот и оглянулся: мерседеса позади не было. "Может, я зря? Может, и не пасут?" - подумал он и на всякий случай снова нажал на газ. Но стоило ему выехать на Пятнадцатую улицу, как из-за поворота вынырнул проклятый мерседес. Теперь он открыто следовал за машиной Эспиносы. Правда, между ними оказалось несколько машин. "Надо оторваться", - решил Эспиноса, но неожиданно для себя снизил скорость. Тотчас несколько машин обогнали его, но мерседес последовал примеру Эспиносы.
  У ресторана "Сильва" Эспиноса притормозил, вышел из машины и зашел в телефонную будку. Делая вид, что звонит, он взглянул на дорогу. Мерседес тоже остановился. В салоне были затемненные стекла, и снаружи невозможно что-либо рассмотреть. Эспиноса сел в автомобиль и выжал сцепление. "Надо проучить мерзавцев", - подумал он и снял трубку селектора.
  - Эй, Пауло! Какие-то педерасты у меня на хвосте.
  - Где вы? - быстро спросил Пауло.
  - Только что проехал Пятую улицу.
  - Хорошо, шеф, - коротко бросили на другом конце провода.
  "Теперь все будет в порядке. Интересно, на кого они работают? - рука Эспиносы потянулась к телефону, но он передумал. Теперь надо немного попетлять по городу, таща за собой хвост. Через полчаса он снова был на Пятой авеню, где резко увеличил скорость, а за поворотом въехал в открытые ворота. Оттуда сразу же вылетел кадиллак, как две капли воды, похожий на автомобиль Эспиносы. Даже номер был тот же, но за рулем сидел Пауло. Эспиноса же пересел в скромный коричневый фиат, стоявший в глубине двора. Там он молча курил и слушал легкую музыку, а затем спокойно выехал. Еще через минут сорок, когда Эспиноса двигался по кольцевой, его обогнали две полицейские машины. Они мчались на предельной скорости, и вой их сирен звучал для Эспиносы как приятная музыка. Через несколько миль движение по дороге приостановилось.
  В нескольких ярдах от себя сквозь внушительное оцепление Эспиноса увидел догорающий зеленый мерседес. Рядом лежали окровавленные тела.
  
  Глава 15
  Теплым летним утром Дорис разбудил свет, бьющий сквозь закрытые веки. Она инстинктивно повернула голову, и солнечный зайчик соскользнул с лица. Дорис открыла глаза и посмотрела на часы, висящие на стене. Было около восьми.
  "Может, еще поспать", - подумала она и закрыла глаза, надеясь, что боль, стиснувшая голову тугим обручем, исчезнет. Дорис знала, что через минут двадцать-тридцать тихий стук в дверь обязательно разбудит ее вновь. Завтрак, обед и ужин, в этом доме должны происходить в определенное время, и ничто не могло изменить их распорядок, разве только землетрясение или шторм. Вчера она чувствовала себя неплохо, но чашка выпитого крепкого кофе перед сном дала себя знать: она заснула далеко заполночь. Теперь же невыносимо хотелось спать, но, как она и предполагала, едва только сон смежил веки, раздался тихий стук в дверь. Дорис притворилась, что спит. В дверь еще раз постучали, затем дверь чуть скрипнула, и кто-то приблизился к спящей девушке.
  - Сеньорита, проснитесь, - нерешительно прошептала Тереза.
  Дорис делала вид, что спит.
  - Сеньорита, - Тереза легонько потянула одеяло.
  - Что? Что тебе, Тереза? - не открывая глаз, сонным голосом произнесла девушка.
  - Вас ждут к завтраку, сеньорита.
  С минуту Дорис молчала.
  - А сеньор Перес дома? - она повернулась и взглянула на Терезу.
  - Нет, сеньор Перес уехал.
  - Знаешь, Тереза, мне отчего-то дурно. Пожалуй, я еще поваляюсь в постели.
  - Тогда я принесу вам завтрак сюда.
  - Нет, нет, Тереза. Когда мне будет лучше, я спущусь в столовую.
  - Как вам будет угодно, сеньорита, - служанка вышла, тихо прикрыв дверь.
  Дорис тотчас встала и, ступая босыми ногами по мягкому ковру, подошла к окну и задернула штору.
  Затем открыла маленький секретер и достала аптечку.
  - Дорис, почему ты не завтракаешь? - в дверном проеме стояла Шарлота.
  - Мне не здоровится, - Дорис достала таблетку кофеина.
  - Милочка, твой отец просил передать, что вечером мы ждем гостей.
  Дорис ничего не ответила. Она взяла запотевший стакан с апельсиновым соком и мелкими глотками начала пить.
  - Если хочешь, чтобы лекарство помогло, не запивай его соком. Он нейтрализует его, - назидательным тоном произнесла Шарлота.
  Дорис удивленно глянула на нее и ничего не ответила.
  - Кстати, ты слышала, что я сказала насчет гостей? - чуть раздраженно произнесла Шарлота.
  - Слышала! А я здесь причем?
  - Ты? Ты должна присутствовать...
  - Зачем?
  - Я не знаю. Твой отец так сказал.
  На сей раз Дорис промолчала. Она легла на кровать и укрылась одеялом.
  - Хорошо, милочка, отдыхай, - Шарлота сделала прощальный жест и вышла.
  Дорис снова закрыла глаза, стараясь уснуть. Но теперь сон упорно не шел. Как всегда это бывало при бессоннице, она попробовала досчитать до ста, но потом это ей надоело. Боль стала потихоньку утихать и вскоре совсем прошла. В голове, правда, осталась некая тупая тяжесть, и поэтому вставать не хотелось. То, что вечером придут гости, и вовсе испортило настроение.
  Гости и раньше приходили довольно часто, но никогда отец не настаивал, чтобы она, Дорис, присутствовала при этом. Однако теперь, видимо, был исключительный случай, ибо отец желал присутствия дочери.
  "Но для чего? И почему отец поручил сообщить мне о гостях именно Шарлоте?" - подумала Дорис. Это было необычно, так как отец все сообщал через Терезу. - Может, он увидел, что в последнее время мачеха изменилась к лучшему? Даже сама старается заговорить со мной, хотя я чувствую, как она внутренне противится этому, - ее передернуло, когда Дорис вспомнила это ее словечко "милочка". - Лицемерка Тереза никогда не говорит, что думает. И если она стала чуть любезнее, это вовсе не значит, что ее отношение ко мне изменилось. Это какая-то игра, расчет. Между нами не может быть взаимопонимания, мы слишком разные люди. И нас связывает лишь то, что мы оба любим Джонни", - подумала Дорис.
  Она вспомнила вдруг маленького братика, и сразу стало так легко на душе, что Дорис улыбнулась. Этот розовощекий шалопай очень скоро вернется домой, и тогда холодный дом оживет, комнаты наполнятся криком, тарахтеньем игрушечных поездов и автомобилей.
  "Боже мой! Через пару дней приедет Джонни, а я ничего ему не купила, - Дорис решила завтра же заняться покупками. - Я подарю ему набор для бейсбола. Мальчик давно мечтал иметь приличную бейсбольную экипировку", - подумала она.
  Джонни появился в семье Пересов чуть меньше десяти лет назад. Шарлота очень тяжело переживала беременность. Врачи всерьез опасались за жизнь женщины. Перес постарел, осунулся и почти не выходил из клиники Смита. Дорис чувствовала, что дома происходит что-то необычное. Она спросила у Луизы, почему отец так редко заходит к ней. Служанка ответила, что Шарлота беременна и у Дорис скоро появится братик или сестричка.
  - Ты хочешь братика или сестричку? - спросила тогда Луиза.
  - Сестричку, - ответила Дорис. Она представила малютку, похожую на куклу Барби, такую же нарядную и красивую. Она даже имя ей придумала: Франческа. Но оказалось, что появился братик. Дорис не очень огорчилась, а, наоборот, ждала, когда братика привезут домой. Но когда приехала Шарлота и развернула сверток, который несла на руках, Дорис едва не рассмеялась, увидев сморщенное синеватое тельце. Как это не похоже на то, что она представляла! Тем не менее ей захотелось потрогать громко орущее чудо, и она приблизилась к нему. Но суровый взгляд Луизы заставил ее отойти от кроватки. В дальнейшем Луизе пришлось туго, ибо воспитание в понятии Шарлоты заключалось в бесконечном любовании ребенком. Дорис любила смотреть, как его купают, хотя тот вопил хоть уши затыкай. Потом, побыв в теплой воде, успокаивался и радостно размахивал яркой побрякушкой, которую ему подсовывала Дорис. И вскоре малыш засыпал.
  "Сколько прошло лет?" - подумала Дорис, и ей стало грустно. Припомнился и другой случай, когда Луиза куда-то вышла, оставив малыша с ней, и Дорис захотелось научить братика ходить. Дорис поставила его на пол. Джонни стоял, держась за руки сестры, потом она потянула его вперед, и он неловко, переставляя ножки, шагнул...
  - Теперь попробуй один, - назидательно сказала девочка и отпустила малыша. И как только она это сделала, Джонни повалился на пол.
  Тогда маленькая девочка ужасно испугалась. За это ей здорово влетит, если кто увидит. Она поняла, что Джонни вовсе не дорогая игрушка, а маленький и еще неумелый человек, которого очень любят ее родители. Даже больше любят, чем ее, Дорис. Но все же она не могла вспомнить, ревновала ли родителей к Джонни. Да, она многое забыла, но отчетливо помнила, как тогда на плач ребенка появилась Луиза, а за ней влетела Шарлота. Дорис, насмерть перепуганная, держала мальчика, у которого из носа лилась кровь. Луиза схватила мальчика на руки и стала вытирать кровь.
  - Негодница! Маленькая дрянь! Я проучу тебя! - вне себя от ярости орала мачеха.
  Девочка стояла, не смея поднять глаз, и тогда Шарлота стала хлестать Дорис по щекам.
  - Сеньора, не надо! Прошу вас, сеньора, не надо! - Луиза бегала вокруг с плачущем Джонни на руках, стараясь успокоить разъяренную хозяйку.
  "Бедная Луиза, ей тоже доставалось от этой потаскушки", - с горечью подумала Дорис. Жалость к старой женщине захлестнула ее.
  Именно тогда, девочка начала понимать, что она лишняя в доме.
  "Мамочка, если бы ты была жива, все было бы по-другому..." - подумала Дорис и бросила взгляд на портрет матери. Она вдруг вспомнила, что завтра надо пойти в храм и поставить свечку матери. Дорис делала это каждую неделю, и раньше ее всегда сопровождала Луиза. Теперь Антонио вез ее в храм одну, а сам коротал время в автомобиле.
  Надо сказать, что Шарлота тоже исправно посещала храм, и Джонни всегда был с ней. До тех пор, пока не заболел и был отправлен на лечение. Болезнь Джонни изменила внутренний расклад в доме. Отец стал более замкнутым и грустным. И, когда малыш карабкался ему на колени так же ловко, как и до болезни, отцу трудно было изображать улыбку.
  Дорис тоже искренне жалела Джонни и немного завидовала, что заболел он, а не она. Если бы это случилось с ней, отец бы переживал за нее, а не за этого мальчика.
  Шарлота из-за болезни сына сделалась еще противнее. Придирки участились. Дорис часто была в слезах, как, впрочем, и Луиза. Что же касается отца Дорис, то он не мог переносить истерик жены и, когда та начинала свой "концерт", быстро выходил из комнаты. Может, в душе он и осуждал жену, но, видимо, как всякий любящий муж, вечно прощал ее неправоту. В то время у мальчика была замечена сильная аритмия сердца. Задействовали лучших врачей города. Один из них, Хорхе Морильо, например, говорил, что болезнь с возрастом пройдет. Другие настаивали на амбулаторном лечении. Перес после долгих колебаний, а этому способствовало учащение припадков, решили поместить мальчика в клинику. Дорис никогда не думала, какой тяжелой окажется разлука с братом. Мальчику тогда было около восьми, полгода он лежал в клинике. На первых порах Дорис ездила с отцом и Шарлотой к нему в клинику, но потом, главным образом из-за Шарлоты, она избегала этих посещений. Дорис расспрашивала отца о братике и просила, чтобы отец хотя бы на несколько дней привез его домой. Девушка очень обрадовалась, когда он сказал, что дела у мальчика идут хорошо, и вскоре он вернется домой.
  - Скоро наш удалой Джонни вернется к нам, - сказал отец после очередного посещения клиники.
  - Папа, это правда, что Джонни совершенно здоров? - взволнованно спросила Дорис.
  - Врачи уверены на все сто! Скоро ты увидишь своего братика. Правда, ему периодически надо будет обследоваться.
  С тех пор прошло два года. И вот наконец он возвращался домой. Дорис в то утро лежала и, укутавшись в одеяло, думала, что послезавтра приедет Джонни. Как она встретит его, как подарит ему бейсбольный инвентарь...
  Вдруг она вспомнила о гостях, которые вечером должны навестить их, и на душе почему-то стало тревожно.
  
  Глава 16
  То, что в конце недели предстоит забрать Джонни, произвело в доме настоящий фурор. Долгожданная весть не была новостью, и теперь, когда до приезда мальчика оставалось совсем немного, спешно приводились в порядок все комнаты, особенно комната Джонни. В ней завершался ремонт, осталось лишь закончить покраску рубки и корпуса корабля, который "бросил якорь" в жилище мальчика. Корабль был почти как настоящий, только миниатюрных размеров - и корма, и палуба, и пушки на ней... А трубы, казалось, вот-вот задымят. И рубка с вахтенным колесом и биноклем на стене. Джонни мог находиться здесь часами. Здесь же, на корабле, был удобный кубрик с мягкой подвесной кроватью и столом, за которым мальчик любил обедать. Оригинальный голубой диванчик входил в комплект мебели кубрика. Лежа на нем, молодой капитан любил листать журналы, в которых описывалась природа далеких стран. Все это было, конечно, выдумкой Хайме Переса. Он изрядно потратился, но остался доволен своим "детищем". Шарлоте же корабль не нравился, однако она, стараясь во всем угодить Джонни, не показывала этого.
  Вот и теперь в отсутствие мужа Шарлота вместе с Терезой поднялась по крашенной в синий цвет лесенке на борт судна, на корме которого было написано белыми крупными буквами "Санта-Мария", и заглянула в рубку капитана.
  - Так, фуражка на месте. Форма капитана на месте, - она поправила одеяльце, заправленное под мягкий матрац.
  "Мальчик будет доволен", - подумала Шарлота, провела пальцем по столу и внимательно рассмотрела его:
  - Тереза, протри стол мокрой тряпкой!
  - Хорошо, сеньора.
  - Кстати, ты не знаешь, что с нашей Дорис? - как бы невзначай поинтересовалась Шарлота.
  - Нет, сеньора. Не знаю. Она отказалась от завтрака.
  - Интересно, что это с ней... - задумчиво произнесла Шарлота.
  - Я думаю, это обычные девичьи капризы, - уверенно сказала Тереза.
  - Ой, ли! Наша недотрога что-то часто стала капризничать, - Шарлота шагнула вниз по лестнице.
  Тереза ничего не ответила, а лишь кивнула головой в знак согласия. Многолетняя служба у разных господ приучила ее к золотому правилу: во всем надо соглашаться с хозяевами, даже когда они не правы. Не соглашаться, перечить им - только нажить себе неприятности. Тереза проследовала вслед за госпожой, и они подошли к огромному освещенному аквариуму. В нем плавало множество ярких, беспорядочно снующих рыбок: золотистых, с развевающимися огненно-красными, серебристыми и черными как смоль хвостами. В середине аквариума был игрушечный дворец с золочеными шпилями на башнях. Из миниатюрных окон дворца вырывались пузырьки воздуха. Шарлота зачерпнула корм маленькой серебряной ложкой и бросила в воду - туда сразу устремились изголодавшиеся за ночь рыбки.
  - Я была бы очень признательна, если бы ты рассказывала мне о сеньорите как можно больше, - глядя на веселых рыбок, произнесла бесцветным тоном Шарлота.
  - Это как? - опешила служанка.
  - Понимаешь, Тереза, ведь ты гораздо больше времени проводишь с Дорис, чем я. Я очень опасаюсь за ее здоровье. У девиц такого склада депрессия - обычное явление, и я боюсь, чтобы она не натворила чего. Я бы поговорила с ней, посоветовала... Ведь у меня жизненного опыта больше. Но она сторонится меня, - раздраженно сказала Шарлота.
  Минуту Тереза молчала.
  - Хорошо, сеньора. Я сделаю, как вы хотите, - выдавила она.
  - Отлично, милочка! - она потрепала служанку по пылающей щеке.
  В то время, когда Шарлота беседовала с Терезой, Хайме Перес уже был на рабочем месте. Сенатор несколько дней отсутствовал, поэтому скопилось множество бумаг, и некоторые из них требовали оперативного решения. С раздражением он просматривал документы и письма, порой даже не вникая в их смысл. Многолетняя профессиональная привычка - и белые, голубые, желтые листы рассортированы в несколько объемных стопок. Потом сенатор рассмотрит их с особой тщательностью.
  Сегодняшний день начинался не плохо. Прохладный душ, легкий завтрак, все как обычно, но сенатор ловил себя на мысли, что его что-то угнетает. "Может, оттого, что рано встал... В такую рань я не поднимался давно. Или нервотрепка с выборами?.. Хотя бы на несколько дней все бросить к черту", - подумал он, но сразу отбросил эту мысль, потому что это было нереально. А в реальности было то, что на носу выборы, и он, являясь фаворитом, не должен ни на минуту расслабляться. Значит, он должен забыть об усталости. Перес раскрыл стоящую на столе богато украшенную шкатулку и вынул оттуда сигару. Постучав слегка о поверхность стола, он хотел зажечь ее, но тут вспомнил о данном себе слове "бросить курить" и спрятал сигару обратно в шкатулку. "На сколько хватит? В прошлый раз хватило на месяц, - подумал он и тяжело вздохнул. - Послезавтра надо забрать Джонни", - он взглянул на большую фотографию сына, где тот был в отлично сидящей на нем матросской форме. Переса захватило чувство глубокой любви к нему, вытиснув терзавшую тревогу. - Надо что-то сделать для Джонни. Пусть приезд домой запомнится ему надолго. Может, подарить ему автомобиль? Нет, это преждевременно для десятилетнего мальчика".
  Он вдруг подумал, что ему постоянно не везет. Вся злосчастная цепь событий берет начало с того дня, когда умерла жена. Перес так разволновался, что зажег сигару и глубоко затянулся.
  Вдруг он вспомнил про самолет. "Воспользоваться самолетом было глупой идеей. Этот вид транспорта как никакой другой зависит от случайностей. Да еще человеческий фактор... Возможно, никакой катастрофы и не было, а Винченцо играет свою игру. Может, камешек давно покоится в недрах его сейфа", - он вынул из книжного шкафа каталог и открыл нужную страницу. В который раз Перес любовался изображением изумруда. Да, это был великолепный экземпляр. Очень редко природа выдает такое из своих сокровищниц. Даже несовершенство печати не могло исказить его ослепительную красоту. Громадный камень лимонно-желтого цвета. А надпись под ним была очень лаконичной:
  Камень лимонно-желтого цвета.
  Огранен. Вес 36,5 карат.
  Найден в окрестностях Сьерре ду Врис в 1870 г.
  Назван - "Желтый глаз".
  Перес интересовался этим камнем задолго до того, как тот появился у Вулфа. "Желтый глаз" всегда сопровождала какая-либо кровавая история.
  Ни в каких каталогах не упоминалось, как был найден этот камень. Правда, в одном из редчайших каталогов сенатор прочел красивую историю или, может быть, легенду о том, что какой-то Доменико Де Адриаде в 1865 году нашел древнюю рукопись. В ней якобы описаны места, где алмазы валялись под ногами, словно речная галька. В рукопись была вложена полуистлевшая карта, на которой ничего нельзя было разобрать. Зато в самом тексте описывались приметы этой местности. В ней, в частности, говорилось о каких-то загадочных "трех братьях", рядом с которыми находилось месторождение. Что это за "три брата", не знал никто. То ли это были три холма, то ли три дерева, то ли что-то другое... Так или иначе, одержимые целью найти во что бы то ни стало эти алмазные россыпи, Доменико де Андраде и несколько его друзей, поверив красивой легенде, ринулись на поиски алмазных рек. Им удалось благополучно покинуть город, но через полгода вернулся лишь один - Мануэль де Асумса Сарменто. Никто не знает, что там произошло. Единственный из оставшихся в живых не помнил, или не хотел помнить, ничего. Он чуть-чуть тронулся - ровно на столько, на сколько нужно было, чтобы скрыть все. Тем не менее, в хронике 1875 года говорилось, что Асумса давно уже имел алмазы, а среди них один - желто-голубой, почти 140 карат. В той же хронике говорилось, что "сумасшедший" долго не мог вывезти камни из города. Однако через некоторое время в сопровождении полицейских он покинул Сартани. Вскоре его истлевший труп нашли на болотистом берегу, а алмазы его исчезли. Вместе с ними исчез и желто-голубой, позднее названный "Желтым глазом сатаны". В хронике также говорилось, что алмаз попал к Асумсе уже ограненным, - это еще одна загадка. Ведь в природе не существуют алмазы с правильными гранями. Прежде чем попасть к несчастному португальцу, "Глаз сатаны" был кем-то искусно огранен.
  
  Глава 17
  Прошло еще несколько дней, серых и скучных. Энрико даже не хотелось выходить из дома. Он валялся на старом диване, выкуривая одну сигарету за другой. Часто звонил телефон, но Энрико лень было вставать, брать трубку. Когда особенно настойчиво звонили, он попросту клал трубку рядом с телефоном и опять валился на диван. Надо сказать, что в это время в Лиме очень жарко. Выручали лишь кондиционеры, а сетки на окнах, почти незаметные, предохраняли от насекомых, полчища которых вились у окна. Жужжание кондиционеров действовало на нервы. Энрико пробовал раз-другой отключать их и каждый раз убеждался, что это было опрометчивое решение. Не проходило и получаса, как он, обливаясь потом, включал их опять. В конце концов он махнул на них рукой, решив не обращать внимания на шум; к тому же вовсе не он был причиной его депрессии.
  Что-то мучило, действовало на нервы. Необъяснимая тоска, сдавившая неприятным холодком грудь, не давала ему покоя и заставляла валяться часами на диване, ходить взад и вперед по комнате, выкуривая сигареты одну за другой. Отчего это происходило, он не знал, и коньяк, помогавший ему обычно в таких случаях, теперь только угнетал. Что-то очень упорно давило на подсознание. После очередной порции спиртного вместо облегчения Энрико почувствовал еще большую тяжесть на душе.
  Чтобы отвлечься, он включил телевизор. Едва нажал кнопку, появилось унылое лицо диктора. Энрико стал переключать каналы, но ничего интересного не нашел, пришлось выключить аппарат. Он подошел к бару, взял бутылку коньяка и отпил из горлышка. Затем начал набирать номер Патриции Коэн. На другом конце провода долго не отвечали. Наконец подняли трубку, и из нее раздался воркующий голос Патриции:
  - Это я, здравствуй, Пат, - чуть замешкался Энрико.
  - О, Энрико... Привет, пропажа. Где ты был? Я вся истосковалась...
  - Дома! Сидел дома, - он отхлебнул коньяку.
  - Врешь! Я тебе много раз звонила, но мне никто не отвечал. Я решила, что ты уехал.
  - Куда уехал? - хмуро спросил Энрико.
  - Мало ли куда... Может, в Рио или на Мичиган...
  - Ты же собирался в США?
  - Собирался, но в эти дни был дома.
  - Ты что, заболел? - слегка обеспокоилась Патриция.
  - Видишь ли, Пат... Я не то что заболел... Как это сказать? Просто у меня было неважное настроение.
  - У тебя неприятности? - в голосе девушки промелькнула тревога.
  - Да нет же! Я просто устал. И все мне до чертиков.
  - И я? - быстро среагировала Патриция.
  - Да нет же. Ты - другое дело. Ты видишь, я тебе позвонил, - Энрико начинал обретать былую уверенность.
  - То-то! Я уже подумала, что причина во мне, - тон девушки стал веселее.
  - Нет-нет, крошка. Я же сказал: чертовски устал. Эти парочку дней пошли мне явно на пользу.
  - Мы встретимся? - прервала его Патриция.
  - Конечно, крошка.
  - Когда? Может, сейчас? Или завтра?
  - Хорошо, милая. Пусть это будет завтра. Будь дома. Утром я тебе позвоню.
  - Хорошо, Энрико. Я буду ждать твоего звонка.
  Они попрощались, и Энрико положил трубку. Затем отхлебнул еще коньяку. Бутылку он поставил рядом с собой.
  "Надо что-то делать. Пусть думает, что позвоню ей завтра. Но ты, Энрико, не очень ли спешишь звонить ей завтра? - подумал он. Ему вдруг вспомнилась Дорис. Он закурил и выпустил несколько плотных колец, наблюдая, как нижние кольца дыма сливаются с верхними. - Эта дикарка Дорис... - и мысль его была столь неожиданной, что он сел на диван. - А ведь все началось с того вечера! Все началось с того вечера, когда я был в гостях у Пересов! - осенило его, и Энрико представил красивое лицо девушки. - Она вела себя странно. Очень странно. Так среагировать на человека, которого видишь в первый раз?!"
  Он готов был поклясться, что эту смуглянку никогда раньше не видел. Как, впрочем, был уверен, что и та никогда не видела его. Энрико отметил, что, несмотря на все странности, девица эта хороша, чертовски хороша. Он ясно представил ее лицо и подумал, что в нем чувствуется присутствие иудейской крови. "Но чего она испугалась?" - Энрико подошел к большому овальному зеркалу на стене.
  - Вроде человеческое лицо. Ничего страшного, - он провел по лицу рукой.
  На глаза попался толстенный том, лежащий возле телефона. Энрико раскрыл телефонную книгу. Не понимая зачем, он начал ее листать и остановился на букве "П" и машинално нашел в телефонной книге имя Хайме Переса, напротив которого стояли номер телефона и домашний адрес. Рука Энрико бессознательно начала набирать цифры номера: "девять, три, семь..." Он вдруг решительно положил трубку.
  "Но почему я должен звонить ей? Ведь мы даже не разговаривали друг с другом. Как она среагирует на мой звонок? - Энрико с удивлением почувствовал, что ему далеко не безразлично, как девушка отнесется к его неожиданному звонку. - Возможно, сразу положит трубку".
  Он опять глянул в зеркало. Тут до него дошло, что за три дня отросла приличная щетина. Он потрогал щеки и решительно направился в ванную комнату. А через минут сорок отлично выбритый, в свежей белоснежной тенниске и в светлых безупречно выглаженных брюках Энрико выруливал на своем автомобиле на улицу Инка Гарсия де ла Вега. Около университета Федерико Реаль он попал в пробку, пришлось ползти со скоростью черепахи. Вот уже позади отель "Криоль", где надо было свернуть на улицу Такна.
  Энрико глянул налево. Церковь Назарес, выкрашенная в розовый цвет, поражала своим великолепием и оригинальной архитектурой. Он удивился, почему не обращал на нее внимания. И дальше, уже в Римаке, он восхитился открывшейся панораме левого берега. Там, в туманной дали, примостилось множество беленьких домиков.
  "Река Римак такая спокойная, а ведь, когда в горах идут дожди, бурлящий поток выходит из берегов, и тогда свирепые волны сносят дома пеонов", - подумал Энрико. Он проехал еще немного и оказался на площади. Здесь он остановил автомобиль и вышел на мощенную мостовую. В ярдах двухстах бурлил базар. Энрико направился к нему и вскоре попал в самую гущу людской толпы. Шум базара оглушил его. Португальская речь звучала здесь громко, но не настолько, чтобы заглушить речь индейцев. Женские, мужские и детские крики сливались в однотонный шум и воспринимался посторонним человеком с трудом. Торговки, будь то изящные креолки или тучные метиски, а то и молодые индеанки, предлагали свой товар, стараясь перекричать друг друга.
  - Сеньор, купите, тюльпаны, розы, гвоздики! - они хватали молодого человека чуть ли не за руки.
  Энрико недолго колебался. Он выбрал огромный букет пунцовых роз, расплатился с торговкой и, поправив солнцезащитные очки, сел за руль.
  Назад он ехал не торопясь. Знакомые с детства улицы раскрывались перед ним в совершенно неожиданном ракурсе: изящная архитектура, окружающий пейзаж и нарядные приветливые люди - все это смотрелось по-новому, и Энрико не мог понять, в чем тут дело. Вот фонтаны вокруг Аламиды де Лос-Дескалсос устремили свои воды вверх. Хрустальные струи ослепительно сверкают на солнце, лучи преломляются в них, и на землю падают все цвета радуги. А цветы? Множество цветов, ярких и благоухающих, окружили Кафедральный храм, весь в балконах и арках, украшенный резными конструкциями, был просто великолепен. Энрико даже притормозил, чтобы дольше им полюбоваться. Но, честно говоря, он попросту тянул время. Его как магнитом тянуло в усадьбу Пересов, однако он всячески оттягивал тот момент, когда переступит порог дома сенатора. Энрико боялся предстоящей встречи с Дорис и не хотел себе в этом признаться.
  
  Глава 18
  "Как только вода достигнет крышки, мне конец! Конец!" - эта мысль кинжалом пронзила мозг мулата. Он закричал, и многократное эхо повторило этот крик. Ему ужасно захотелось жить, и почти онемевшие руки лихорадочно цеплялись за каждый выступ, выбоину, малейшую впадину. При этом одной рукой ему приходилось держаться за найденную неровность стены, другой же ощупывать мокрую поверхность.
  - Боже, спаси! Боже, спаси! Боже, помоги! Не бросай меня, Боже! - шептал он иссохшими губами.
  Тем не менее время шло, а вода все прибывала. Но не так быстро, как раньше. По крайней мере так желал Хуан, что, впрочем, и могло не соответствовать действительности.
  "Хватит! Мне конец..." - подумал он, спокойно оторвал руки от стены и начал тонуть. Но сразу же сработал инстинкт самосохранения: правой руке вновь удалось лихорадочно ухватиться за некий выступ в стене.
  Теперь все вернулось на исходные позиции. Правда, мулат наглотался воды. Он почувствовал ее специфический привкус - затхлый, точно вода из болота. "Какое это имеет значение?" - подумал он об этом и сменил уставшую руку. И тут же с удивлением отметил, что не ощущает боли в раненой руке. Боль эта, еще недавно не дающая ему покоя, исчезла, словно ее и не было вовсе. Это было удивительно, но являлось лишь мелкой деталью в ставке на жизнь. Поэтому Хуан сразу выбросил эту загадку из головы. Надо было думать о другом, а именно - как выбраться из каменного мешка. Вода вот-вот коснется крыши. И дышать стало трудней.
  "Скоро конец", - обреченно подумал Хуан. Рука его коснулась левого бедра и нащупала мешочек с камнями. Предусмотрительный мулат еще в лесу привязал холщовый мешочек к широкому армейскому ремню.
  "Брось! Брось камни..." - словно приказывал внутренний голос.
  - Нет! Нет! - закричал во все горло мулат. Рука его крепко сжала заветный мешочек. - Нет! - снова заорал он и вдруг почувствовал, что дышать стало легче. Словно открылась некая заслонка, и в камеру ворвался свежий воздух. Но, несмотря на это, ситуация по-прежнему оставалась угрожающей. Ни звука не доносилось извне. Казалось, во Вселенной существовали лишь две силы: одна, которая стремилась уничтожить его, и другая, с которой он вступил в схватку с угрозой.
  "Никто, никто не узнает, как я погиб! Радуйтесь, кости и черепа! Скоро к вам присоединится еще один, - панический страх вновь охватил Хуана. - Что, что делать? Что делать? Боже, помоги!" - шептали обескровленные губы.
  И тут он почувствовал некое движение воды. Она уже не была той неподвижной жидкостью, что раньше. На поверхности определенно наметилось движение. Слабое, почти неуловимое течение. Такое неожиданное и необъяснимое, даже невероятное, что Хуан сразу не обратил на него внимание. Однако через некоторое время движение воды значительно усилилось. И тут потерявший от страха голову Хуан понял, что у него появился шанс, такой призрачный, почти равный нулю шансик. Надежда, ранее почти угасшая, возгорелась вновь. Она заставила сердце учащенно биться, прогнала усталость, заставила онемевшие руки вновь ощупывать каждую впадину и каждый мало-мальски заметный выступ.
  - Боже, Боже! Помоги мне, - шептали губы, а руки, словно отлаженные щупальца робота, исправно посылали в мозг информацию.
  "Если вода действительно движется, должен быть сток. Внизу должно быть минимум одно отверстие, из которого вода вытекает. Значит, кто-то или что-то открыло отверстие, и вода вытекает. Или... или уровень воды поднимается до отверстия в стене и там происходит отток воды. Надо знать, меняется ли ее уровень", - подумал он.
  После недолгих поисков ему удалось нащупать в стене далеко выступающий камень. Он вцепился в него рукой, а ногой уперся в крошечный выступ. Теперь надо было, прижавшись к стене, стоять неподвижно как можно больше времени. В этом положении вода достигала подбородка, но не поднималась выше, из чего он сделал вывод, что уровень воды не меняется. Значит, где-то в стене должен быть сток, и находится он на уровне воды.
  Будь мулат отменным пловцом, он бы без труда нашел его. Но пришлось искать сток, держась одной рукой за один из многочисленных выступов, а другой рукой ощупывать все новые участки стены. Так как диаметр мешка был достаточно велик, работу предстояло выполнить большую, да еще в кромешной тьме.
  Конечно, это не испугало Хуана. Он дюйм за дюймом ощупывал холодный камень стены. И, наконец, поиски увенчались успехом. Он нашел отверстие, которое действительно служило стоком. Через него лениво стекала вода, и он был таких размеров, что в него мог втиснуться человек. Словно природа нарочно проделала в скальных породах этот туннель, чтобы пленник использовал свой последний шанс. Правда, неизвестно, что уготовила судьба тому, кто едва избежал гибели в каменном мешке. Возможно, это было лишь первое испытание. Так или иначе воспрянувший духом мулат мысленно поблагодарил Всевышнего и втиснул тело в каменный туннель. К великой радости он убедился, что в нем вполне можно передвигаться, да еще по горло в воде.
  Но это не пугало Хуана. Главное - дьявольская ловушка была пуста, а он, Хуан, выберется на волю. Он твердо уверовал в это и продвигался вперед, часто останавливаясь для отдыха. Вскоре туннель немного расширился, воды в нем значительно уменьшилось, и Хуану уже не приходилось карабкаться, раздирая тело об острые камешки, устилающие дно. Потом он услышал шум падающей воды. По мере продвижения шум усиливался. Хуан оказался в месте, полном воды: она вливалась в туннель откуда-то сверху, и течение было сильным. Теперь Хуан только отталкивался изодранными руками от стен, а течение несло его вперед. Ему нужно было только следить, чтобы не наткнуться на острые выступы и не разбить лоб о низкий свод.
  "Будь, что будет!" - он решил довериться потоку, который нес его в глубь скалы. Только как бы не оборвалась тонкая нить, связывающая его с внешним миром! Итак, течение несло его вперед. За очередным поворотом Хуан услышал приглушенный шум, который вскоре стал оглушительным. Это напоминало водопад, и он с ужасом представил, как низвергнется вместе с водой в бездну и разобьется об острые камни.
  Тем не менее он миновал этот поворот, и перед его глазами открылась ошеломляющая картина. Он оказался в громадной пещере, посреди которой находилось небольшое озеро. Вода падала в него с высоты десяти футов. Стены пещеры покрывали темные подтеки, излучавшие слабый свет. Возможно, это были светящиеся микроорганизмы. Небольшая на удивление ровная площадка дюймов на пять возвышалась на дне пещеры, и к ней вели несколько каменных ступенек. Хуан ступил на нижнюю ступеньку - она была широкой, и мулат прилег на ней.
  Усталость дала о себе знать, и сон смежил веки. Хуан почувствовал себя легко-легко. Он как бы парил под сводом, усеянным бесчисленным количеством каменных сосулек, а внизу лежало его бесчувственное тело. Все это продолжалось лишь мгновение. Затем снова навалилась усталость, сон окончательно завладел им.
  
  Глава 19
  После полудня жара резко усилилась. Кондиционеры уже не справлялись, хотя работали во всю мочь.
  "Надо искупаться", - подумала Дорис. Она взяла полотенце и заспешила к бассейну. Идти пришлось по узкой аллейке, по обе стороны которой росли могучие вязы, сплетая свои кроны. Дорис шла по зеленному туннелю, радуясь прохладе.
  Вот и голубое зеркало. Гладь воды нестерпимо сверкает на солнце. Девушка прикрыла глаза, подошла к бассейну и положила на гранитную тумбу полотенце. Сбросив халатик и шлепанцы, она ступила на лесенку, ведущую в воду.
  - О! - вырвалось у нее, едва нога коснулась воды. Несмотря на жару, вода оказалась прохладной. Через мгновенье она нырнула и поплыла. Несколько взмахов руками - и она на середине бассейна. Дорис поплавала минут пятнадцать и только вошла во вкус, как послышался голос:
  - Сеньорита, сеньорита, к вам пришли, - услышала она голос Терезы.
  - Что? Что? - не расслышала девушка.
  - К вам пришли, - повторила служанка.
  - Кто? - Дорис подплыла к ней.
  - Молодой человек. Мне кажется, тот самый, который гостил у нас неделю назад.
  - Энрико?! - вырвалось у девушки.
  Она подплыла к гранитному бортику и ухватилась за него рукой.
  - Так что ему сказать? - спросила Тереза.
  Дорис ничего не ответила. Она вышла из бассейна, и тут же служанка протянула ей полотенце. Дорис вытерлась и пошла в раздевалку.
  - Проведи его в гостиную, через полчаса я спущусь к нему, - сказала девушка.
  Надо сказать, что в последнее время Дорис чувствовала себя неважно. Это было не просто физическое недомогание, имело место нечто другое, что угнетало психику, скользило холодной змейкой в груди и заставляло сердце то замирать, то учащенно биться.
  Предстоящий приезд любимого брата лишь немного приглушил беспокойство, а тревога почему-то усилилась. Девушка чувствовала, что сегодня должно что-то произойти. Когда Тереза сообщила, что к ней пришли, Дорис ничуть не удивилась, и перед глазами возник высокий смуглый молодой человек, которого она видела в своих странных снах.
  В пошлое воскресенье, увидев его, она была настолько потрясена, что едва не потеряла сознание. Это был человек из ее кошмарных снов. Теперь это была реальность.
  - О, Боже! - только и прошептала она тогда. Он существовал! Существовал!
  Этот мифический человек, которого она так боялась и к которому ее так необъяснимо тянуло, сидел и мирно разговаривал с ее отцом! Более того, незнакомец иногда бросал на нее взгляд, отчего ее бросало в жар. То, что их встреча не случайна, Дорис почувствовала сразу. В тех необъяснимых снах этот человек был всегда рядом с ней. Она поняла, что это заложено свыше. Или, может, не свыше, а наоборот. И, следовательно, этот человек должен сыграть значительную роль в ее судьбе, и она ничего изменить не может. Итак, их встреча неминуема! Она чувствовала это раньше и пугалась, ибо вещие сны не сулили ей ничего хорошего.
  После того памятного случая Дорис с трепетом ожидала неминуемых встреч, ибо, по логике, они должны повториться. Девушка не сомневалась: молодой человек напомнит о себе, что и произошло сегодня. Она спросила Терезу, кто пришел, и в смятении ожидала, что она назовет молодого человека. Хотя внутренне она была подготовлена, все же ей стало не по себе, ибо сценарий всегда имел трагический финал.
  Вот и сейчас, стоя перед зеркалом, Дорис не могла решить, правильно ли она сделала, сказав, чтобы та впустила Энрико. В конце концов решила, что выбор сделан, и нечего прятаться в кусты. Надо спешить, ибо часы указывали, что молодой человек может заждаться ее, а она совсем не собрана.
  - Будь что будет, - прошептала девушка и стала причесываться. Затем она надела легкое белое платье и глянула в зеркало. "Нет, слишком открытое, - она быстро сняла это платье и надела другое, сиреневое. - Это, несомненно, лучше", - решила она, чуть покрутившись перед зеркалом, и быстро вышла из комнаты.
  Энрико ждал ее в гостиной, рассматривая аквариум, где многочисленные рыбки сновали среди густых водорослей. Заслышав шаги, Энрико устремил взгляд на лестницу. Вот показалась Дорис, и их взгляды встретились. В глазах девушки Энрико прочел смятение. Он шагнул навстречу, она же медленно спускалась по лестнице.
  И, когда они поравнялись, Энрико протянул ей букет.
  - Здравствуйте, сеньорита! - он глянул в темные глаза.
  - Здравствуйте! - прошептала девушка.
  Минуту они молчали.
  - После... после того вечера... Мне ужасно захотелось видеть вас, - он мямлил, подыскивая слова.
  - Мне подумалось... Показалось, что нам надо встретиться.
  - Для чего? - прервала его девушка.
  - Ну... ну, для того, чтобы поговорить.
  - О чем? - с болью прошептала девушка.
  Энрико лишь пожал плечами.
  - Вам понравились розы? - он резко переменил тему.
  - Да, очень! - улыбка тронула ее губы.
  - Я рад, что угадал с букетом, - повеселел Энрико. - А какие цветы вам нравятся?
  - Гладиолусы... орхидеи... лилии...
  - О, у вас отменный вкус! - воскликнул Энрико.
  - Да? - удивилась девушка. - Просто у нас отличный садовник. Он знает свое дело и научил меня понимать и любить цветы.
  - Понимать?
  - Да, - улыбнулась девушка. - Честно говоря, все цветы мне нравятся, особенно гладиолусы. Наверное, Всевышний создал их, чтобы мы ими любовались.
  - Ай, ай! - вдруг заохал Энрико.
  - Что с вами? - испугалась Дорис.
  - Я идиот. Как я не догадался купить вам гладиолусы? - он скорчил страдальческую мину.
  Дорис искренне рассмеялась, Энрико тоже.
  - В следующий раз я непременно исправлю эту ошибку.
  - А вы уверены, что будет следующий раз?
  - А вы? - помрачнел Энрико.
  - Я? Я не знаю, - смутилась девушка. - Кстати, вам не кажется, что вы много требуете от девушки, которую видите в первый раз? - она решительно взглянула на Энрико.
  - Во второй раз! - быстро отреагировал Энрико.
  - Ну, допустим, во второй. Но что это меняет?
  - Многое, Дорис. В первый раз вы меня очаровали. Кроме того... Слушайте, мы никогда не встречались прежде?
  - Нет, - густо покраснела девушка. - Впрочем...
  - Что впрочем?
  - Иногда мне кажется, что я вас видела...
  - Где?!
  - Во снах... - едва слышно произнесла девушка.
  - Во снах? Вы шутите! - засмеялся Энрико.
  - Вовсе нет! - Дорис потупила глаза. Затем повернулась, явно намереваясь уйти.
  - Постойте, Дорис, я не хотел вас обидеть, - он попытался взять ее за руку.
  - Пустите! - девушка резко выдернула руку и встала.
  - Простите, Дорис! Прошу вас... - он последовал за ней.
  - О, я вижу, к нам пожаловал молодой человек, - голос прозвучал откуда-то сверху.
  Энрико взглянул на лестницу. Там стояла Шарлота, и на губах ее играла улыбка. Дорис, которая, видимо, хотела пройти в свою комнату теперь резко повернулась и стремительно выбежала из комнаты. Энрико чуть замешкался, затем побежал следом и нашел девушку в оранжерее. В глазах Дорис стояли слезы.
  - Прости меня. Я не хотел тебя обидеть, - Энрико было искренне жаль девушку.
  - Ты... Ты здесь ни при чем, - чуть слышно выговорила девушка.
  - Но кто... Кто тебя обидел? Та сеньора? Она тебя обидела?
  Дорис молчала. Она смотрела на розы, раскрывшие лепестки навстречу солнечным лучам, и из глаз ее текли слезы. Энрико тоже молчал, боясь словом еще больше расстроить девушку.
  - Может, я чем-то могу помочь тебе? - произнес Энрико, сильно рискуя быть прогнанным.
  - Нет, нет, - через силу произнесла Дорис, стараясь повернуть лицо так, чтобы Энрико не заметил, что она плачет. А молодой человек совсем растерялся и не знал, что думать.
  - Но, Дорис, что случилось? - он слегка прикоснулся к руке девушки.
  - Ничего, ничего, Энрико, - она впервые произнесла его имя, и тот подумал, что, может быть, не все потеряно.
  - Может, мне уйти? - неуверенно произнес он, стараясь встретиться взглядом с ее глазами. Девушка в ответ лишь кивнула головой.
  - Но, Дорис... Разреши мне... Я хотел бы встретиться с вами. Ты не против?
  Молчание девушки казалось вечностью.
  - Нет, не против, - едва слышно произнесла она.
  - Тогда до встречи, Дорис, - он повернулся и медленно-медленно побрел вдоль аллеи. А Дорис, охваченная грустью, еще долго стояла в оранжерее. Она уже собиралась уйти, когда услышала чьи-то торопливые шаги: кто-то бежал к ней.
  - Дорис! Дорис! - раздался звонкий голос. По аллейке к ней бежал мальчуган.
  - Джонни! - воскликнула она и побежала навстречу брату.
  Через мгновение она сжимала в ладонях лицо мальчика.
  - Я так соскучилась по тебе, малыш!
  - И я. Я часто думал о тебе, - мальчику явно было неловко за проявленную нежность, и лицо его горело пуще прежнего.
  
  Глава 20
  С тяжелым сердцем покидал Энрико виллу Пересов. Рыдающая Дорис не выходила из головы. Он вспоминал ее глаза, полные слез, и к горлу подкатывал горький комок. "Если бы я знал, из-за чего она страдает, я бы нашел способ ей помочь", - с горечью подумал Энрико. Он вспомнил их первую встречу. Уже тогда девушка произвела на него сильное впечатление. Теперь он понял, почему его так влечет к ней. Бесспорно - она прекрасна! Но дело не в этом. В ее облике есть нечто роковое, какая-то тайна. И поэтому к ней так неосознанно влечет.
  "Может, ее необъяснимое поведение тогда каким-то образом связано с тем, что произошло сегодня?" - подумал Энрико и с удивлением обнаружил, что сидит в автомобиле. Сидит довольно долго, явно не собираясь нажать на кнопку стартера. И только он хотел завести мотор, как увидел, что к воротам подкатил роскошный мерседес. В салоне Энрико увидел сенатора и мальчика в светлой тенниске. Ворота тут же открылись, и автомобиль медленно вкатился во двор. Когда ворота закрылись, Энрико запустил мотор, и автомобиль, медленно набирая скорость, тронулся с места. Через минут двадцать он подъезжал к университету Федерико де Реаль. На часах молодой человек увидел светящиеся цифры: было около двух.
  "Поеду домой", - подумал он и резко свернул вправо, но через несколько минут притормозил на стоянке ресторана "Насиональ". Быстро сбросил пиджак на заднее сидение, вышел из машины и быстрым шагом направился к ресторану.
  Надо сказать, что "Насиональ" имел в городе репутацию солидного увеселительного заведения. Здесь собирались люди отнюдь не бедного сословия. В последнее время упорно поползли слухи, что Луис Кандера, владелец ресторна, связан с организацией Дика Эспиносы. Все равно посетителей здесь всегда хоть отбавляй. Впрочем, репутация "Насионаля" была и немного скандальной, главным образом из-за казино. Яростные схватки на зеленом сукне нередко имели драматическое продолжение на улице. Энрико здесь бывал не часто. Ему не нравилась публика. Казалось, от нее на милю несло снобизмом. "Star" в этом отношении была куда лучше. Публика была попроще, хотя и там случались эксцессы. Да, к тому же, в "Star" было гораздо уютнее, и Энрико имел там свой столик, как и все постоянные клиенты. А владелец, Фрэнк Морган, нередко пропускал с ним стаканчик виски.
  Здесь же, в огромном зале "Насионали", все было чужое. Даже официанты в синих фирменных сюртуках, застегнутых, несмотря на жару, на все пуговицы, вызывали в нем раздражение. Сюда надо прибавить прескверный оркестр, издающий оглушительные звуки, отдаленно напоминающие музыку. Можно представить состояние Энрико, когда он сел за свободный столик.
  "Опрокину стопку виски с содовой, и домой", - подумал он и огляделся.
  Посетителей, как всегда, было много. Энрико взял меню, и тотчас явился официант:
  - Что угодно, сеньор? - он наклонился чуть вперед.
  - Виски с содовой. И льдом. И немного мяса. Пожалуй, еще салат.
  - Хорошо, сеньор, - официант поправил салфетку на столе. Затем он отошел к соседнему столику, а Энрико закурил. Он успел сделать несколько затяжек, когда появился малый с подносом в одной руке и полотенцем, перекинутым через другую руку.
  Через миг перед Энрико стоял графинчик и стакан, из которого тянулась едва заметная сизая дымка, ибо на дне были кубики льда. На небольшой голубой тарелочке лежало мясо, нарезанное аккуратными кусочками. Официант налил из графина виски так ловко и грациозно, что Энрико диву дался.
  Он поймал себя на мысли, что раньше на действия такого толка не обращал внимания. Да и официант существовал для него лишь как человек, и все. А ведь у него, официанта, тоже была своя личная жизнь... И этот коренастый блондин наверняка имеет семью.
  - Ты женат, парень? - спросил он, когда официант снова подошел к столику.
  - Да, сеньор. А что? - удивился тот.
  - Ничего. Я так спросил... Сядь со мной.
  - Нет, нет, сеньор нам нельзя, - затараторил официант.
  - Ну да, я забыл... Как тебя зовут, парень? - Энрико подцепил вилкой кусок мяса.
  - Андре Санти, сеньор.
  - Итальянец?
  - Да, сеньор.
  - Все итальянцы дураки! Я тоже итальянец, значит, и я дурак! - усмехнулся Энрико.
  Официант стоял, как воды в рот набравши.
  - Однако, братец, ты не говорун, что среди итальянцев случается крайне редко, - Энрико снова налил себе виски.
  - Но... сеньор... мне надо идти, - вымученно произнес официант.
  - Ну, иди. Иди! Иди! - великодушно разрешил Энрико. В ход пошла очередная порция виски.
  Вдруг он снова вспомнил о Дорис. Теперь она представлялась ему особенно обаятельной. И отнюдь не дикаркой. Он подумал, что надо еще выпить, но вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Энрико оглянулся. Посетителей было много, и все на один манер. За столиком на довольно приличном расстоянии сидела Патриция и смотрела на него. Рядом высокий смуглый красавец с изящными холеными усиками.
  "Когда они пришли?" - подумал Энрико. А Патриция смущенно улыбнулась Энрико. "Стерва! Ну, хватит!" - подумал Энрико и подозвал официанта.
  - Здравствуй, милый! Ты уже уходишь? - чья-то рука коснулась его плеча.
  Энрико поднял голову. Рядом стояла Патриция и улыбалась.
  - Можно, я присяду? - нежно произнесла она.
  Он утвердительно кивнул ей в ответ. Патриция села и поправила волосы.
  - Что желаете? - спросил официант.
  - Мартини. Ты не против, милый? - быстро произнесла Патриция.
  Энрико ничего не ответил.
  - Ты сердишься на меня, Энрико? - она ласково прикоснулась к его руке.
  - Нет, конечно. А почему я должен... - он сделал глубокую затяжку и стряхнул пепел.
  - Ну... Я думаю, из-за Николаса.
  - Это тот, с кем ты пришла?
  - Да!
  - Какие глупости, ведь ты, в конце концов, свободная женщина...
  - Поверь, Энрико. Между нами ничего не было, - затараторила Патриция. - В последнее время сплошная нервотрепка... И ты ведешь себя как-то странно. Вот я и решила пойти с Николасом в ресторан, развеяться.
  - Ну и что, развеялась? А теперь послушай, что я скажу, крошка: меня не интересуешь ни ты, ни то, с кем ты проводишь время, - произнес Энрико, начиная злиться.
  - Ты что, распинаешься перед этим ублюдком? - здоровенный детина, держа фужер с золотистой жидкостью, опустился в кресло рядом с Патрицей.
  - Николас, успокойся, успокойся, - произнесла умоляющим тоном Патриция.
  Николас же свирепо уставился на Энрико. А тот молчал, затем вполне хладнокровно вытащил бумажник и, взяв оттуда несколько купюр, положил на столик. Не обращая внимания на Патрицию и ее изрядно подвыпившего спутника, он отодвинул кресло, встал и направился к выходу.
  - Нет, ты так не уйдешь, подонок! - Николас подбежал к Энрико и, не замахиваясь, ударил его в пах. Но, видимо, из-за алкоголя удар не произвел желаемого эффекта. Энрико лишь слегка пошатнулся, и в следующий момент его кулак угодил в скулу противника. Удар был достаточно силен, и Николас, опрокидывая соседний столик, грохнулся на пол. Затем он поднялся и на непослушных ногах стал приближаться к Энрико.
  Тот смотрел на приближающегося врага. Улыбочка на его губах явно говорила, что он и в грош не ставит этого парня. Так думала и публика, с интересом наблюдающая за поединком. Но Энрико просчитался. Николас медленно надвигался; очевидно, он быстро оправился от удара. Походка стала твердой, жесты осмысленными, да и видно было, что слепая злоба уступила место рассудку. Он приблизился к Энрико и сделал шаг влево. Энрико защитился от удара правой рукой. Но в подбородок Энрико последовал мощный удар, которому наверняка позавидовал бы профессионал. Энрико как подкошенный упал на пол. Николас начал избивать его ногами. Тот лежал, скорчившись и прикрыв лицо руками.
  - Помогите! - закричала Патриция и схватила Николаса за руку. Тот отшвырнул ее, как котенка.
  - Полиция! - закричал кто-то высоким голосом.
  Только тогда Николас оставил поверженную жертву, подошел к столику, налил виски и залпом осушил фужер. Он направился к выходу, но тут появились полицейские.
  - Оставайтесь на своих местах! - скомандовал один из них, затем подошел к Энрико и помог ему подняться. - Что тут произошло? - спросил он.
  Энрико молчал.
  - Этот сеньор сидел вон там, - официант указал на столик, за которым сидел Энрико. - А этот сеньор к нему подсел, - он показал на Николаса. - Затем они подрались.
  - Ваши документы! - произнес полицейский, подойдя к Николасу. Тот молча протянул удостоверение. Офицер раскрыл синюю книжицу. - Что произошло, сеньор Казари? - он вернул удостоверение Николасу.
  - Этот мерзавец пьян! Он оскорбил женщину! - Николас указал пальцем на Энрико.
  - Неправда! - женский голос прервал тишину в зале. Патриция подбежала к Энрико и белоснежным платочком утерла кровь на его лице.
  - Разберемся! - коротко бросил полицейский и, обернувшись к Николасу, произнес: - Капитан Казари, этот подонок не знал, что вы служите в полиции?
  - Видимо, нет. Иначе он бы не посмел связываться со мной.
  - Ребята, возьмите-ка его и отведите в участок.
  Двое полицейских, отстранив Патрицию, заломили за спину руки Энрико и повели его к выходу. Николас в это время крепко сжимал руку Патриции.
  - Ха-ха! Этот мерзавец и думать не думал, что проведет ночь в тюряге.
  - Пусти! Пусти! Я тебя ненавижу! - Патриция вырвала руку и разрыдалась.
  - Тебе... Тебе жаль его? Этот подонок унижал тебя, а ты жалеешь его! Ты спала с ним? Спала? Шлюха!
  Патриции наконец удалось вырваться. Она машинально влепила пощечину капитану, а тот даже не шелохнулся, лишь заходили желваки.
  - Дура! Дура! - только и вырвалось у него.
  Патриция бросилась к двери, а Николас даже и не думал задержать ее. Через несколько минут она зашла в телефонную будку и набрала нужный номер:
  - Это квартира сеньора Галло? - спросила она, когда на другом конце провода подняли трубку.
  - Да, - ответил приятный женский голос.
  - Мне сеньора Галло, если можно?
  - Сеньора Энрико Гало в настоящий момент нет дома.
  - Нет, мне сеньора Гало... Она старалась вспомнить имя отца Энрико.
  - Но вы позвонили по номеру Энрико Галло.
  - Нет, нет. Мне нужен его отец.
  - Отец? Дон Винченцо? Как мне доложить?
  - Звонит приятельница его сына по очень, очень неотложному делу. Это касается его сына.
  - Хорошо, сеньора. Я вас сейчас соединю.
  В трубке что-то щелкнуло.
  - Я вас слушаю, - хриплый голос был лишен всяких эмоций.
  - Я... я хочу сказать, - она очень волновалась, - Энрико забрали в полицию! - выпалила она.
  - За что? - воскликнул дон Винченцо.
  - Он подрался. Это случилось в "Насионале", - растеряно произнесла Патриция.
  - А вы кто? - по тону было видно, что дон Винченцо сильно озабочен.
  - Я... я его приятельница.
  - А как вас зовут?
  - Патриция Коэн, сеньор Галло.
  - Спасибо, Патриция, что вы мне позвонили. Вы за него не беспокойтесь, я тотчас приму меры, - в трубке послышались частые гудки.
  
  Глава 21
  Прошло несколько недель. В доме Пересов жизнь текла своим чередом. И если до приезда мальчика каждый обитатель дома чувствовал себя обособленно, то теперь чрезвычайно подвижный и общительный Джонни как бы сглаживал, отодвигал на второй план натянутые отношения между Дорис и Шарлотой. Везде звучали его звонкий голос и смех. В саду он часто прятался от Дорис или же устраивал засаду, размалевав лицо, совсем как вождь индейцев. К удивлению домочадцев, он теперь почти не заглядывал в свой кубрик, и белоснежный капитанский китель тоскливо ждал своего владельца.
  Дорис была всегда рада, когда мальчик звал ее играть. Любимой игрой мальчика, конечно же, были прятки. В этой игре мальчик был весьма и весьма искусен, и Дорис очень редко находила его.
  С приездом мальчика жизнь Дорис стала более разнообразной. Она редко покидала пределы виллы. Городская суматоха просто пугала ее. И если учитывать затворническую жизнь девушки, то следует признать, что встреча ее с молодым человеком не могла не оставить след в одинокой душе. К тому же этот обаятельный молодой человек являлся героем ее необычных сновидений, которые (она была убеждена в этом) посланы свыше. Очевидно, что молодой человек как-то связан с ее судьбой, и от этого никуда не деться, Дорис это поняла сразу, в момент их первой встречи. Она не давала ему повода считать, что он нравится ей, тем более, что еще сама не разобралась в этом. Но Дорис вспоминала о нем, и на душе ее становилось теплее.
  "Если бы не было этих странных снов, я бы думала о нем? Наверняка, нет, - размышляла она. - Может, встреча в саду, когда я не сдержалась, ухудшит наши отношения. Я вела себя глупо, как маленькая девочка... Он подумает, что я истеричка", - решила она и тут же вспомнила торжествующую улыбку на тонких губах Шарлоты.
  "Вот и наша "святоша", - подумала она. Кстати, это было написано на ее лице. Дорис испугалась, что и Энрико заметит эту ехидную улыбочку мачехи и сделает неправильные выводы. Жена отца всегда унижала Дорис. Но при молодом человеке это больнее в сто раз. Она вдруг задалась вопросом: "Если бы на месте Энрико был другой человек, появление Шарлоты вызвало бы у нее шквал таких эмоций?" И решила: нет! Ей вдруг захотелось увидеть Энрико. И это чувство, ранее никогда ею не испытанное, вдруг охватило ее целиком. Она сорвала несколько роз и направилась к бассейну. Здесь в воде резвился Джонни. Он лежал на надувном красном матрасе, используя руки в качестве весел.
  - Дорис, Дорис, плыви ко мне! - он направил свой плотик к бортику.
  - Мне нездоровится, Джонни, - девушка присела на край бассейна и положила рядом с собой розы.
  А мальчик, казалось, ничего не слышал. Джонни громко гудел, изображая теплоход и яростно работал руками. Сделав неловкое движение, он оказался в воде.
  - Джонни! - закричала девушка. Она вскочила на ноги, и страх сковал ее. А мальчик тем временем отчаянно барахтался в воде, стараясь взобраться на плотик. Дорис не помнила, как очутилась в воде и поплыла к тому месту, где исчезла голова мальчика. Она нырнула, осмотрелась и никого не увидела. Ужас охватил ее, и девушка вынырнула. Недалеко от себя она увидела Джонни. Он громко смеялся и плыл как настоящий пловец. И тут до нее дошло, что это проделки малыша. Она сильно возмутилась и через минуту, сидя на бортике и тяжело дыша, выговаривала Джонни. Он присел рядом с сестрой и глядел ей в глаза:
  - Прости, прости, Дорис, - шептал он.
  - А я и не знала, что ты так хорошо плаваешь. Где ты научился? - мало-помалу девушка начала успокаиваться.
  - В больнице. Мы там плавали с Сандрой.
  - С Сандрой? А кто она?
  - Одна девочка. Мы решили пожениться, когда вырастем, - серьезно произнес мальчик.
  - Пожениться? Но сколько ей лет? - прыснула Дорис.
  - Как и мне, десять. Мы с ней целовались.
  - Ого! - Дорис открыла рот от изумления.
  - Тебе еще рано думать о женитьбе, малыш, - она слегка нажала пальцем на носик братика. - Только плохие мальчики и девочки целуются. Ты понял, дурачок?
  - А ты когда-нибудь целовалась? - засмеялся Джонни, беззаботно болтая ногой.
  Дорис покраснела. Она не знала, что ответить
  - Ты еще ничего не понимаешь, - наконец выдавила она.
  - Ты много понимаешь! - буркнул Джонни и плюхнулся в воду.
  Дорис видела, как уверенно он плыл, как ловко взобрался на плотик. Затем встала и пошла в дом. Там она поставила розы в изящную вазу и взяла книгу. Однако чтение не увлекло девушку. С трудом осилив дюжину страниц, она заложила в книгу открытку, которая служила закладкой, и захлопнула ее.
  "Действительно, Джонни задал интересный вопрос. Уже интересуется противоположным полом. Не рано ли? Скорее, это инстинкт. А любовь - это другое. Девятнадцать - и ничего, похожего на любовь. Теперь этот Энрико... Неужели я влюбилась? - удивилась она и усмехнулась. - Не для того были эти встречи, чтобы они потом позабылись. Интересно, как он относится ко мне", - она подумала, что ей это не безразлично. Дорис не прочь была помечтать и дальше, но тут в дверь постучали.
  - Войдите! - Дорис поправила кофточку. Вошла Тереза.
  - Сеньорита, вас просят к телефону.
  - Кто, Тереза?
  - Какой-то мужчина. Он просит пригласить сеньориту Дорис.
  - Хорошо, Тереза, я сейчас иду.
  Она встала с кресла и быстрым шагом направилась к выходу. Служанка следовала за ней. Дорис взяла трубку:
  - Я слушаю, - тихо произнесла она. Дорис ни на минуту не сомневалась, чей голос услышит.
  - Здравствуй, Дорис! Это я, Энрико. Ты еще помнишь такого?
  - Да, сеньор Энрико, - она сделала ударение на слове "сеньор".
  - Я рад слышать тебя. Ты здорова?
  Дорис подумала, что он мог начать разговор по-другому: не так избито и банально.
  - Спасибо, со здоровьем ничего. А новостей нет, вот только мой брат Джонни приехал.
  - Ты его очень любишь...
  - Да. Пожалуй, это самый любимый мой человечек... Он долго был не с нами, и мы очень по нему тосковали.
  - А почему он жил не с вами?
  - Так... Проблемы со здоровьем... Но теперь все хорошо, - Дорис совсем освоилась и вела себя непринужденно.
  - А у меня нет братьев, впрочем, как и сестер, - мрачным тоном произнес Энрико.
  - Так ты один? - почему-то разочарованно произнесла девушка.
  - Я слышу разочарование в твоем голосе...
  - Да нет, прости, просто я подумала, что ты маменькин сынок.
  - У меня нет матери... Она... Она умерла.
  У Дорис сжалось сердце:
  - Прости! Я не знала.
  - А твоя мать выглядит так молодо...
  - Так и есть. Ей чуть за тридцать... - засмеялась Дорис.
  - Как? Как за тридцать?
  - Это не моя мать, а мачеха. А свою мать я не помню. Она умерла при родах.
  На другом конце трубки надолго замолчали.
  - Прости! Но, надеюсь, у тебя есть друзья, подруги, - сменил тему Энрико.
  - Можно сказать нет. Раньше была одна женщина, она была как мать мне, - прошептала в трубку Дорис.
  - Вот что, Дорис, по телефону много не расскажешь. Нам надо встретиться. Обязательно встретиться. Ты не против?
  - Нет, - тихо прошептала девушка.
  - Тогда завтра в полдень я буду у вас. А теперь до свидания, Дорис.
  - До свидания.
  Она стояла, вслушиваясь в короткие гудки на другом конце провода.
  Только теперь она увидела Терезу, которая с удивлением смотрит на нее.
  "Она все слышала", - подумала девушка, и ей стало неловко.
  
  Глава 22
  Было далеко за полночь. Сержант Кемпес остановил автомобиль.
  - Давай-ка пройдемся, а то я, пожалуй, усну, - бросил он напарнику Фернандо Ривасу и вылез из машины. Следом за ним вышел и Ривас. Он быстренько застегнул пуговицы полицейского мундира, ибо было прохладно.
  Действительно, им необходимо было развеяться, поскольку кружка крепкого кофе из термоса уже не помогала. До конца дежурства оставалось еще несколько часов. Эта ночь выдалась на удивление спокойной, что бывает редко, и поэтому у полицейских было неплохое настроение.
  - Надоела пищалка, - Ривас выключил рацию, и сразу стало необычно тихо.
  - Что ты делаешь завтра, Пепе? - он осторожно тронул Кемпеса за рукав.
  - Сначала отосплюсь, а дальше - не знаю. Видно будет.
  - А не взять ли нам женщин и не махнуть на Парана-бич, на беленький песочек? - Ривас даже зажмурился, предвкушая удовольствие.
  - Тебе хорошо, ты холостяк. Взял и трахайся сколько хочешь. А мне надо всегда выдумывать. Я своей уже столько лапши навешал! Порой мне кажется, она давно меня раскусила, - захихикал Кемпес.
  - Может, она платит тебе той же монетой? Видишь, поэтому я и не женился до сих пор.
  - Ну... Я совсем не против, что она имеет кого-то на стороне. Значит, она еще достаточно привлекательна, - он захохотал еще громче.
  Они прошли еще ярдов сто по пустынной ночной улице, где мерцали сполохи иллюминации, заглянули на небольшую стоянку, на которой мирно спали автомобили, и двинулись назад к полицейскому "форду"
  - Смотри, смотри, что это там? - шедший чуть впереди Ривас указал пальцем на темные окна коттеджа справа от них.
  - Где? Я ничего не вижу.
  - Может, мне показалось... - неуверенно произнес Ривас.
  - Но что ты видел? - спросил Кемпес, не спуская глаз с окон.
  Ривас молчал. Вдруг он вцепился в руку напарника, но тот и сам увидел едва заметный огонек в окне, словно кто-то шарил с фонариком по комнате.
  - Ну а что, хозяину запрещено пользоваться фонариком? - произнес Кемпес и подумал, что дело это выеденного яйца не стоит.
  - Конечно, не запрещено, но давай посмотрим, спешить нам некуда, - проворчал напарник.
  - Давай! - неохотно согласился Кемпес. Он глянул на небо. На западе сквозь облака светила луна. Было призрачно и туманно. "Утром пойдет дождь", - подумал сержант. Он перевел взгляд на темный коттедж и увидел, что загадочный огонек переместился в другое окно. Сквозь шторы было видно, что там внутри кто-то что-то ищет: размытый свет фонаря то уменьшался, то становился ярче, а то вдруг на долгое время исчезал. И это было действительно подозрительно. "Может, в доме отключили свет?" - подумал сержант.
  - Что будем делать? - уловил настроение напарника Ривас.
  Кемпес задумался:
  - Ему не убудет, если мы его немножко потревожим, - произнес Кемпес, имея в виду владельца фонарика. Двое полицейских подошли к калитке, чуть-чуть повозились с нехитрым запором. Затем они углубились по аллейке в темный сад и подошли к темной двери, за которой вполне мог находиться посторонний. Только теперь Ривас включил фонарик, и из уст его вырвался сдавленный крик. Дверь была опечатана. Еще не соображая ничего, он потянул за ручку двери. "Заперта!" - он автоматически включил рацию.
  - Луис! Мы на восьмой линии. Здесь в коттедже как будто "ночные гости".
  - Да? Я вышлю бригаду! Где это?
  - Восьмая линия, дом 19.
  - А где хозяин дома?
  - Не знаем, дверь опечатана, но внутри кто-то есть.
  - Подождите. По компьютеру я узнаю имя владельца дома.
  И рация замолчала. Но через минуту донесся голос Луиса:
  - Хорошенькое дельце. Это дом Хуго Санчеса.
  Имя владельца дома ничего не говорило полицейским.
  - Ну и что? - Спросил Кемпес.
  - Так он наложил на себя руки неделю назад!
  - Да?! И кто там теперь живет?
  - Никто! Смотрите за домом, я высылаю бригаду. Ждите!
  Полицейские с минуту постояли у дверей и, выключив фонарик, двинулись в глубь сада, рискуя наткнуться на деревья. Дело серьезное, решили они. Не зря так переполошились в управлении.
  Сержант Кемпес и Ривас не спускали глаз с окон дома. И, хоть не было указаний, решили, что если гость будет уходить, они задержат его. И еще их удивило, что им не разрешили схватить гостя самим, а велели ждать оперативную бригаду.
  - Оставайся здесь. Смотри за выходом и окнами, а я пройдусь вокруг дома, - Кепмес нырнул в темноту. Ему пришлось продираться сквозь разросшийся кустарник, которого, очевидно, никогда не касалась рука садовника. К тому же приходилось двигаться в полнейшей тьме, ибо свет фонарика мог вспугнуть преступника. В то, что это злоумышленник, Кемпес уверовал на все сто, ибо никто другой не мог проникнуть за опечатанную дверь. Итак, ругаясь и проклиная весь свет, он все же двигался вдоль бетонного забора. Потом Кемпес услышал шум автомобиля и вернулся назад. Там уже инспектор Фогс и капитан Питер Сорелло осматривали печать на створках двери. Вместе с ними был и капитан Суарес.
  - Печать как будто цела, - Сорелло повернулся к Фогсу и передал ему фонарик.
  - Вы уверены, что там кто-то есть? - обратился он к Кемпесу.
  - Да, сеньор капитан, мы видели, что кто-то внутри передвигался с фонариком. Может быть, он использовал свечу.
  - Какая разница: свет фонарика или свечи. Главное, что кто-то был за опечатанными дверями дома, где произошло самоубийство... Или убийство, - произнес капитан и решительно сорвал гипсовую печать.
  - Как он сюда вошел? Печать цела, дверь заперта... - размышлял Фогс, вставляя ключ в замок двери.
  - Сержант! Вы осмотрели коттедж снаружи?
  - Нет, сеньор капитан, мы не успели.
  - Плохо. А вы не вспугнули его? Он мог уйти, как и вошел... В первую очередь надо было поискать запасной выход или прикрытое окно, - Фогс осторожно открыл дверь. - Оставайся здесь! - приказал он Ривасу.
  Втроем они двинулись вперед, освещая дорогу фонариком. На первом этаже было несколько подсобных комнат. Все они были опечатаны, и полицейские прошли мимо них, дабы не терять времени. Затем поднялись на второй этаж, где в одной из комнат патрульные видели свет. На этом этаже было пять комнат, и вот незадача: все они были опечатаны.
  - Сержант, где вы видели свет? - шепотом спросил Фогс.
  - В шестом и седьмом окне, сеньор капитан, - так же тихо ответил сержант.
  - Значит в этой комнате или той, - Фогс указал на соседнюю дверь.
  - Что будем делать? Даю голову на отсечение, что этого малого там нет. Он ушел тем же путем, как и вошел, - Фогс наклонился к Сорелло. Они сорвали печать и вошли в комнату. Фогс щелкнул выключателем, зажегся свет. Они увидели, что комната пуста, а одно окно приоткрыто. Ветер, проникая в комнату, заставлял раму тихо скрипеть.
  - Что я говорил! - вскричал Фогс. Он подбежал к окну и посмотрел вниз. Толстое дерево находилось рядом с окном, и преступнику ничего не стоило, отжав защелку на раме, проникнуть в комнату.
  - Упустили молодца! - он отошел от окна и плюхнулся в глубокое кресло.
  Фогс понимал, что осмотр комнаты, в которой был преступник, ничего не даст, ведь ранее здесь уже все проверили. Но что искал полуночный посетитель? Тайника или что-то другое? И нашел ли? Успел найти?
  "Может, дружок, ты и не успел найти то, что искал, тогда нам повезет..." - подумал Фогс. Он подошел к столу и выдвинул верхнюю шуфляду. Там было полно беспорядочно набросанных бумаг. Он просмотрел их. Ничего интересного. Так же было полно бумаг и в нижнем ящике. Он закурил и подошел к окну. Только теперь он заметил, что стекло разбито. Впрочем, отверстие в форточке было невелико, но достаточное, чтобы просунуть руку.
  
  Утром, когда дон Винченцо потягивал кофе и просматривал газеты, раздался телефонный звонок. Дон Винченцо поднял трубку.
  - Доброе утро, дон Винченцо. Мне кое-что надо вам сообщить, - не представляясь, произнес звонивший.
  - Валяй! - добродушно произнес дон Винченцо, по голосу узнав капитана Суареса.
  - В доме одного нашего бывшего знакомого были "ночные гости", - сообщил тот.
  - Если ты думаешь, что я любитель шарад, то сильно ошибаешься, дружок, - ласково произнес дон Винченцо.
  - Дом Санчеса этой ночью кто-то посещал. Гость явно что-то там искал.
  - Да?! Вы сцапали этого визитера? - воскликнул Дон Винченцо.
  - Нет, он ускользнул от нас.
  - Как это? Обычно вам удаются такие дела. Но ты непременно держи меня в курсе дела, - произнес дон Винченцо и повесил трубку.
  
  Глава 23
  "Пора вставать, - Дорис глянула на часы. Около семи, а солнце было уже высоко. Чувствовалось, что и этот день будет таким же знойным, как предыдущий. - Сегодня придет Энрико", - у девушки учащенно забилось сердце. Она встала, накинула легкий шелковый халат и, сунув ноги в шлепанцы, вышла из комнаты. В этот час весь второй этаж виллы казался вымершим. Она прошла по длинной светлой комнате, служащей одновременно коридором, и спустилась по мраморной лестнице в сад. В нем все благоухало. Терпкий запах цитрусовых и приторно-сладкий аромат каких-то цветов вызвали легкое головокружение. Она быстро справилась с собой и пошла по аллейке, ведущей в оранжерею. Здесь, сняв шлепанцы, она ступила на газон и вскрикнула: утренняя роса была словно лед. Дорис, стиснув зубы, прошлась по траве и почувствовала, как холод отступил, и ей стало приятно и легко. Сад, наполненный разными звуками и тончайшими ароматами, как бы слился с ней воедино. Ей показалось, что язык всех обитателей сада вдруг стал понятен ей. Вон та оранжевая бабочка с белыми пятнышками, что вьется над цветком, и птицы, щебечущие в зеленых кронах, - все говорят, поют, думают о любви.
  "Все здесь наполнено любовью, - подумала Дорис, и душа ее ликовала. Она вся наполнилась чувствами, доселе не испытанными ею. - Как прекрасно вокруг!" - ей хотелось петь. Она подошла к кусту огромных алых роз и погладила нежные лепестки, раскрывшиеся навстречу утреннему солнцу. На них блестели капельки росы.
  Когда Дорис вернулась к себе, часы показывали, что прошло только минут тридцать, а она думала, что гораздо больше. Она взяла полотенце и пошла в ванную. Под душем она с наслаждением почувствовала, как приходит свежесть, энергия наполняет все ее тело. С полотенцем, обмотанным вокруг головы, Дорис вошла в свою комнату, где ее уже ожидал обязательный стакан апельсинового сока. Стекло стакана запотело. Тереза принесла сок прямо из холодильника. Дорис взяла стакан, поднесла ко рту, но передумала и поставила стакан на столик. Затем подошла к зеркалу и сняла полотенце. Волосы рассыпались по плечам. Тогда Дорис взяла фен и начала сушить их.
  "Зря я не пользуюсь косметикой. Что обо мне подумает Энрико?" - с сожалением подумала она и решительно взяла помаду. Но, вообще-то, слой крема и краска на лице всегда вызывали у нее отвращение (одно время она даже думала, что это связано с Шарлотой). Вздохнув, она решила не лицемерить перед Энрико. Он должен видеть ее такой, какая она есть. Что касается платья, то его она долго не могла выбрать. Ей нравилось зеленое, но ткань очень плотная, и оно скорее вечернее. В итоге она надела легкое лиловое платьице, но потом и его забраковала: оно показалось ей коротким. Дорис надела простенькое батистовое голубое платье с белой окантовкой. Она не надевала его года два. Тогда платье было ей великовато. Сейчас же, стоя перед зеркалом, Дорис поразилась: оно было точь-в-точь на нее и смотрелась неплохо. "Может, надеть более дорогое?" - подумала она, но отбросила эту мысль: Энрико должен оценить ее, а не платье.
  - Доброе утро, Дорис! - услышала она. Обернувшись, Дорис увидела Шарлоту, которая незаметно вошла в комнату.
  - Здравствуй, Шарлота, - произнесла девушка, застегивая платье. - Ты что-нибудь хотела?
  - Одолжи, пожалуйста, фен, а то мой не работает, - она странно посмотрела на Дорис.
  - Пожалуйста! - девушка протянула ей фен.
  Когда та ушла, Дорис глянула на часы. "Ого! Уже почти десять", - она подумала, что скоро придет Энрико и глянула еще раз в зеркало.
  - Как будто все! - пробормотала она.
  Еще оставалось время до прихода Энрико. Чтобы занять себя, она раскрыла любимую ею "Джейн Эйр" и углубилась в чтение. Но вскоре пришла Тереза и сказала, что молодой человек просит разрешения видеть ее.
  - Скажи, что я скоро спущусь в гостиную, - сказала девушка.
  Она отложила книгу, посмотрелась еще раз в зеркало и вышла. Когда Энрико услышал на лестнице легкие шаги, он готов был пойти навстречу, но на верхней ступеньке стояла... Шарлота.
  - Здравствуйте, сеньора, - неуверенно протянул Энрико.
  Та лишь улыбнулась, кивнула головой и прошла мимо, оставив после себя легкий аромат духов. Энрико подумал, что Шарлота не так общительна, как прежде. Он решил, что бледность ее лица говорит о плохом самочувствии. Увидев Дорис, Энрико шагнул ей навстречу.
  - Здравствуйте, Дорис! - он поцеловал протянутую руку.
  Девушка явно засмущалась.
  - Это тебе! - он протянул букет гладиолусов.
  - Спасибо! - она взяла и прислонила их к груди.
  - Может, пойдем в сад, здесь очень душно, - произнес Энрико.
  Она в ответ кивнула головой. Они вышли в сад и прошли по ухоженной аллейке к беседке. Здесь Энрико предложил Дорис присесть, сам сел рядом.
  - Как хорошо, что мы встретились. Я часто о тебе думал.
  - С вами что-то случилось? - она подняла на него огромные глаза.
  - А, это... Повздорил с одним негодяем, - он прикоснулся пальцем к синяку под глазом.
  - Ты лучше скажи, как дела у тебя?
  - Ничего. Спасибо, - грустно улыбнулась она.
  - А отец, сеньор Перес, как его здоровье?
  - Нормально. Он уже несколько дней в Боготе на конференции, звонил оттуда.
  - Он часто покидает Перу? - спросил Энрико, скорее, чтобы не молчать.
  - Да. Несколько раз он брал меня в Рио.
  - И тебе понравилось? - он коснулся ее руки. Девушка вспыхнула, но рука Энрико осталась на прежнем месте.
  - Да, очень!
  - Я много раз был в Рио, и он меня всегда поражает. Лазурный океан, золотой песок, зелень парков, небоскребы, залитые солнечным светом... Но более всего влекут пляжи. Тысячи загорающих на белом нежном песочке. Пляжи еще славятся своими прибрежными течениями. Движение воды хорошо видно с крыш отелей. Два потока воды встречаются и, развернувшись у берега, возвращаются в океан. И вот, если попадешь в этот поток, сразу почувствуешь, как течение стремительно уносит тебя в океан. Неопытный пловец пугается, начинает грести против течения и быстро выбивается из сил... - он вдруг умолк и глянул на Дорис.
  - А тебе понравилась Копакабана? Ведь всякий побывавший в Рио непременно бывал на Копакабане.
  - Да, я была там и скажу, что я вовсе не в восторге. Правда, мне тогда нездоровилось... Оттого, видимо, и впечатления не из лучших. А вот карнавал мне понравился, - улыбнулась она.
  - Дорис, тогда в саду... Меня мучает одно: чем ты была расстроена? - Энрико сильно рисковал, ибо мог прервать намечавшуюся непринужденность девушки. Дорис могла замкнуться, и тогда нужно было все начинать сначала.
  - Тогда ты была чем-то расстроена, - произнес он и с удивлением увидел, что его рука лежит на руке девушки.
  - Да... - Дорис махнула рукой, - было что-то такое... - грустно улыбнулась она.
  - Может, это неким образом связано со мной? - произнес Энрико, хорошо зная, что это не так.
  - Что вы! - воскликнула она, глядя на него с удивлением. - Просто... просто мне было почему-то грустно... Не знаю, право, отчего. Возможно, оттого, что я вспомнила Луизу... Она была мне как мать.
  - А кто она?
  - Наша служанка, очень хорошая женщина. Ее выгнала Шарлота...
  - За что?
  - За то, что она любила меня...
  - Да?! Надо сказать, что ты удивительно не похожа на тех девушек, которых я знал, - неожиданно для себя произнес Энрико.
  - А именно? - удивилась девушка.
  Энрико задумался.
  - Не знаю... Непосредственная, что ли... Не избалованная светом, бесхитростная какая-то, в тебе нет ни капли фальши...
  - Так что, это плохо? - она осторожно высвободила руку.
  - Нет, нет, что ты! Как раз наоборот! Ты не испорчена обществом. Почти всем в нашем обществе правит расчет, а чувства - это на втором, десятом плане. Фальшь и расчет царят в нашем мире. И распознать их порой нелегко, ибо они скрываются под маской искренности. И я - продукт моего общества, поэтому и восхищаюсь тобой, девочка. Я тут много несвязно говорил, а можно было сказать просто: ты непосредственна и искренна, и в этом твоя сила и привлекательность. Разумеется, ты и внешне очень привлекательна...
  - Ну, к чему комплименты... - прервала его Дорис, покраснев при этом.
  А тот в порыве нежности обнял девушку и притянул к себе. Горячие губы коснулись ее щеки.
  - Что вы, что вы! Пустите! - она попыталась освободится.
  Молодой человек тут же отрезвел:
  - Прости... Прости, Дорис. Сам не знаю, как это получилось.
  Дорис встала. Поднялся и Энрико. Они молча направились к выходу.
  - Ты не сердишься на меня, Дорис? - он на миг задержал ее, но она мягко отстранилась и молчала. Энрико следовал за ней, коря себя за горячность. Но едва они вошли в дом, как поняли, что случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее. Мимо них, что-то крича, промчалась Тереза, исчезнув в недрах второго этажа. Дорис бросилась за ней следом. Энрико растерялся. Он быстрым шагом поднялся по лестнице на второй этаж. Шум доносился из комнаты, дверь которой была полуоткрыта. Он заглянул туда. В просторной светлой комнате было несколько человек. Они стояли у кровати, на которой лежал мальчик. Энрико подошел поближе. Джонни был необычайно бледен, а глаза его закрыты.
  - Джонни! Джонни! Мальчик мой, что с тобой? - причитала над ним Шарлота. А Дорис плакала и гладила ручку мальчика.
  "Они вызвали врача? - подумал Энрико и подошел к Дорис. Очевидно, положение мальчика было серьезным. Может, не стоит дожидаться "неотложки", а везти его в больницу?" - подумал он. Но потом отбросил эту мысль, ибо, если это сердце, то до приезда врачей мальчика лучше не трогать.
  Вскоре приехала "неотложка". Врач осмотрел мальчика и снял кардиограмму.
  - Доктор, что с ним? - мокрое от слез лицо Шарлоты было жалким.
  Доктор молчал, изучая кардиограмму.
  - У него ведь больное сердце, не так ли, сеньора?
  - Да! Но нам врачи сказали, что он выздоровел.
  - Где он лечился?
  - В лечебнице Химеса.
  - О, это очень солидная клиника. Я ничего вам определенного не могу сказать, сеньора Перес. Но не буду скрывать, что положение очень серьезное. Его нужно срочно госпитализировать.
  
  Глава 24
  Весь остаток дня Энрико не находил себе места. На сердце тяжким камнем легла тревога. То и дело он корил себя. Ему бы следовало быть там, в больнице с Дорис, он наверняка поддержал бы ее в трудную минуту. Около десяти вечера он решился и набрал номер виллы Переса. Долго не отвечали, наконец сняли трубку. Голос явно не принадлежал ни Шарлоте, ни Дорис.
  - Добрый вечер, сеньора. Пригласите к телефону сеньориту Дорис.
  - Госпожи нет дома, - как-то нерешительно произнесли в трубке.
  - Тогда скажите, пожалуйста, мальчику лучше?
  - Не знаю. Теперь все хозяева там, в клинике.
  - Извините, извините, за беспокойство, - Энрико положил трубку.
  "Что же теперь делать?" - перед глазами Энрико стояла заплаканная девушка.
  - Бедная, бедная Дорис, - прошептал он. - Раз все в больнице, то и вправду дело плохо... Будь что будет! Надо ждать, - он откупорил бутылку водки, хлебнул из горлышка и поставил бутылку обратно в холодильник. Почему-то он вспомнил первую встречу с Дорис. По правде говоря, сразу она не произвела на него впечатления, и влечение к ней появилось позже. Возможно, это была реакция на ее необъяснимое поведение, когда она впервые увидела его. Правда, тогда он почувствовал дискомфорт и объяснил его банальной усталостью. "Я чувствовал, что должно было случится что-то страшное, и это сквозило в поступках обитателей дома... Вся его атмосфера была пронизана этим. И вряд ли мальчик избежит фатального исхода". Ему стало нестерпимо жаль Дорис, и он понял, что ему далеко не безразлична ее судьба. С этими мыслями он и уснул.
  Проснулся Энрико рано, с головной болью, и долго лежал в постели, выкуривая одну сигарету за другой. Ему хотелось позвонить Дорис, но он подумал, что она еще спит, ведь было только семь часов утра. Тяжело было томиться в неизвестности и, чтобы как-то развеяться, Энрико включил телевизор. По пятому каналу показывали американский боевик, и Энрико рассеяно смотрел на экран, но не мог вникнуть в сюжет. Вскоре фильм закончился, стали передавать хронику. Энрико собирался переключить канал, но тут диктор произнес:
  - Как нам только что сообщили, сегодня ночью скончался сын сенатора Хайме Переса Джонни Перес. Мальчику исполнилось одиннадцать лет, и у него давно были проблемы с сердцем, - голос диктора звучал твердо и бесстрастно.
  Диктор перешел к следующему сообщению, но Энрико его не слышал. Потрясенный, он вскочил с постели, и первой была его мысль о Дорис. Он быстро оделся, проверил, на месте ли ключи от автомобиля, шагнул, но вдруг передумал и уселся в кресло. "А стоит ли в такой момент ехать к сенатору? Кто я? Близкий им человек?" - подумал он. Сердце его разрывалось. Ему хотелось обнять и успокоить Дорис, но непонятная робость заставляла его сидеть в старом кресле и горевать вместе с семейством Пересов.
  В таком заторможенном состоянии он провел день, но утром, когда свинцовые тучи обложили все небо и накрапывал мелкий холодный дождик, его "форд" притормозил у дома Пересов. На душе Энрико скребли кошки. Он долго сидел в машине, наконец вылез, подошел к калитке и нажал кнопку звонка. Никто не отвечал. Энрико толкнул калитку - она оказалась открытой. Он с трепетом подошел к двери и непослушной рукой позвонил. На сей раз дверь отворилась, и служанка в темном одеянии, не произнося ни слова, провела его в вестибюль. Там было немного народу. Все толпились вокруг постамента, где в гробу, усыпанном цветами, лежал бедный мальчик. Казалось, он спит. Он лежал в капитанской форме, и фуражка, расписанная золотом, лежала у его головы. Справа стояли сенатор Перес и Дорис. Энрико подошел к ним.
  - Мы... Я и мой отец выражаем вам искренние соболезнования, - взволнованно произнес он. Перес лишь чуть кивнул головой, и на глаза его навернулись слезы. Он готов был разрыдаться, но взял себя в руки. Удивительно, но Шарлоты рядом не было.
  
  Глава 25
  Второй день шел дождь, и Гарри Купер в который раз вспомнил солнечный Рио-де-Жанейро, откуда он вернулся две недели назад. "Можно сказать, что отпуск прошел на славу, - подумал он и глянул в огромное овальное зеркало. Оттуда на него смотрел молодой, слишком молодой для своих сорока пяти лет, человек с приятным открытым лицом. - Однако, надо спешить", - решил Гарри и взглянул на часы. Было восемь с четвертью. К девяти он должен быть в управлении, а еще следовало принять душ и выпить чашку кофе. Этот обязательный ритуал соблюдался много лет и был нужен ему, как воздух.
  С тех пор как погибла Долорес, Купер, можно сказать, утратил интерес к жизни. Более того, за эти два года он умудрился растерять почти всех своих друзей. Из веселого общительного парня Гарри превратился в молчуна с грустными глазами, чурающегося всякой дружеской компании, что, впрочем, было воспринято друзьями с пониманием. Они думали, что это пройдет. Но минуло много времени с момента гибели Долорес, слишком много, чтобы забыть гибель любимой жены, а Купер оставался таким же необщительным и мрачным. Правда, в последнее время у друзей Гарри мелькнула надежда вернуть парня в свои ряды, ибо одному из них, Тони Флориано, удалось уговорить его взять отпуск и махнуть в Рио, разумеется, с Флориано. Но и там Гарри оказался верен себе: никаких женщин, только вода и песок. Тони рассказывал, что за весь отпуск Купер даже не улыбнулся, хотя, к его удивлению, мог выпить изрядно. Вот и теперь, когда затея с отпуском окончательно провалилась, друзья капитана Купера приуныли, хотя и не теряли надежды вновь увидеть обаятельного и жизнерадостного человека.
  Надо сказать, что у начальства Купер был на хорошем счету. Комиссар Франк Костанеда всегда ставил его в пример. Он мог накричать на всех, но не на Гарри, с ним он был изыскано вежлив. Может, это и правильно, ибо за полтора десятка лет службы в полиции у Купера не случалось серьезных проколов. И если шеф поручал ему дело, он был уверен, что тот справится с ним. Со своей стороны, Гарри дорожил отношением к нему шефа и старался работать с полной отдачей.
  Вот и сейчас, сидя в старом обшарпанном автомобиле (объект тайных насмешек сослуживцев), он продумывал план на сегодняшний день. Сперва ежедневное совещание у комиссара, затем он должен допросить свидетелей инцидента в кафе "Торнадо". Кажется, все. Нет, еще разговор с сенатором Пересом. При упоминании этого имени капитаном овладело странное беспокойство. Купер только пожал плечами и припарковался на стоянке комиссариата.
  Как он и предполагал, Костанеда уже был на месте, не хватало только его и Торесса. Совещание длилось минут сорок и проходило на удивление тихо и вяло. Обычная установка на день, не более. Допрос свидетелей по поводу ограбления казино тоже оказался банальным. Средь белого дня двое в масках, угрожая оружием, обобрали казино, и свидетели не могли сказать ничего определенного. Для Купера было ясно, что преступников следует искать в мафиозных кругах, и, похоже, это обычная разборка. "Торнадо" курирует Эспиноса, значит, нападающие - люди дона Винченцо или Бранта. Гарри знал, что полиция в таких случаях бессильна. Но, если такие разборки принимают массовый характер или есть наличие трупов, полиция действует решительно. Однако за решеткой все равно оказываются "стрелочники". "Крестные отцы", конечно же, остаются в стороне. Итак, события в кафе казались Куперу маловажными. Он взял бумагу и стал набрасывать вопросы, которые необходимо будет задать сенатору.
  Сенатор оказался коренастым плотным мужчиной средних лет с добродушным лицом. Он встал из-за стола и протянул Куперу руку:
  - Перес. Хайме Перес.
  - Купер. Инспектор Купер, - он пожал вялую руку.
  - Садитесь, сеньор Купер, - Перес указал на глубокое кожаное кресло. - Что привело полицию ко мне?
  - Не беспокойтесь, мне необходимо поговорить с вами. Я задам несколько вопросов, которые, возможно, покажутся вам странными, но мне бы хотелось, чтобы вы на них ответили.
  - Попытаюсь ответить на ваши "странные вопросы", - усмехнулся сенатор и вытащил сигару.
  - Закурите? - спросил он инспектора.
  - Спасибо, не курю.
  Перес закурил и вопросительно посмотрел на Купера:
  - Ну, начинайте ваш допрос, - он слегка улыбнулся.
  - Сеньор Перес, боже упаси, какой допрос? Я бы назвал это дружеской беседой. Скажите, у вас есть враги?
  - Враги?! - сенатор едва не выронил сигару. Он задумался. - Пожалуй. Вокруг людей такого ранга, занимающихся политикой, всегда есть те, кто готов их съесть и не подавиться. И таких в избытке...
  - Нет, нет, не обобщайте. Вы можете конкретно сказать о ком-либо: "Вот мой враг. Он готов совершить подлость в отношении меня". Это может быть ваш старый недруг или тот, кого вы обидели...
  - А что это даст? Ведь есть много тайных недоброжелателей, о которых даже не подозреваешь. Они намного опаснее явных врагов.
  - И все-таки...
  Сенатор надолго задумался.
  - А почему вы спрашиваете? - он в упор глянул на Купера.
  - Род вашей деятельности может вызвать чью-либо неадекватную или негативную реакцию. Возможно, какой-то организации... - увильнул от ответа Купер.
  - Мафии?! - воскликнул сенатор.
  - Почему многие под словом "организация" подразумевают мафию? - улыбнулся Купер.
  - Я думаю, что это возможно...
  - У вас большая семья? - инспектор заглянул в бумаги.
  - Нет... Жена, дочь... Был сын... - глаза сенатора затуманились.
  - Извините, сеньор Перес. Я знаю о вашем горе и приношу свои соболезнования. Но как вам ни тяжело, я должен поговорить о сыне.
  - О сыне?! - Перес был поражен и не скрывал этого.
  - Видите ли... Как бы сказать поделикатнее... Ваш сын умер не от сердечного приступа... Его... отравили.
  - Что?! Что вы сказали?! - сенатор вскочил с кресла, его лицо побагровело, и он стал медленно оседать на пол.
  Купер подхватил его.
  - Что, что вы сказали? - прохрипел сенатор.
  - Его отравили... - тихо повторил Купер.
  - Кто? - простонал сенатор.
  - Вот это мы и хотим выяснить. В организме мальчика найден яд. Эксперты говорят, что это очень редкий яд. И если бы вскрытие проводилось несколькими часами позже, они ничего бы не обнаружили. Этот яд имеет свойство полностью разлагаться в организме человека, не оставляя в нем следов. Он из семейства кураре, правда, действует не так быстро. Поражает в первую очередь нервную систему.
  - Боже! Боже мой! - сенатору снова стало плохо.
  Купер налил в стакан воды и подал ему. Ему было жаль сенатора, который вдруг на глазах превратился в дряхлого старика.
  - Бедный мой мальчик, - простонал Перес, - бедный мальчик...
  - Вот поэтому я и спросил о ваших врагах.
  - Боже, как мне сообщить это жене?
  - Кстати, мне и с ней надо поговорить. Она дома?
  - Нет, она в больнице. Только что перенесла удар.
  - Тогда пусть выздоравливает, - инспектор что-то пометил в блокноте. - Сеньор Перес, я хочу спросить вас... В последние дни никто из посторонних в вашем доме не появлялся?
  - Не знаю. Я только что вернулся из Штатов.
  - Вы не против, если я опрошу ваших домочадцев, скажем, сегодня вечером?
  - Не против. Делайте все, что считаете нужным.
  - Тогда все, дорогой сеньор Перес. Я выполнил свою миссию с болью в сердце. Еще раз извините. До свидания! - инспектор протянул руку, и сенатор так же вяло пожал ее.
  Выйдя из кабинета Переса, Гарри глянул на часы и почувствовал, что пора обедать. Он зашел в небольшое бистро, где заказал бифштекс и салат. Вскоре, основательно утолив голод, он вернулся в управление, несколько часов покорпел над документами, а в шестнадцать уже входил в роскошный особняк Пересов.
  Отворила ему немолодая женщина с большими печальными глазами. Купер показал удостоверение, и служанка пропустила его внутрь.
  - Хозяев нет дома, - чуть запинаясь, возможно, от волнения, произнесла она. - Правда, есть сеньорита Дорис ...
  - Извините, как вас зовут? - инспектор вынул блокнот.
  - Тереза Гомес. Я служанка, сеньор, - она выглядела чуть испуганной.
  - Сеньора Гомес, мне необходимо поговорить с вами, - произнес Купер, чем еще больше напугал служанку. - За последние трое суток на вилле появлялись посторонние люди?
  - Посторонние? Нет... нет... - с трудом ответила Тереза.
  - А вы не обратили внимания, что в доме происходит что-нибудь необычное? Может, знакомые вам люди ведут себя как-то странно. Вы не заметили?
  - Нет, а что?
  - Попросите всех работников этого дома собраться в вестибюле, я хочу с ними поговорить, - вместо ответа произнес Купер.
  - Хорошо, сеньор инспектор. Я все сделаю, как вы сказали, - она повернулась и вышла из комнаты, затем появилась опять. С нею была пожилая полная женщина и высокий худой старик с выцветшими голубыми глазами. Они нерешительно приблизились к Куперу:
  - Здравствуйте, сеньор инспектор, - старик почтительно снял шляпу, обнажив голый череп.
  - Здравствуйте, присаживайтесь! - он указал на кресла. - Я не займу много времени. Вы здесь долго служите?
  - Около двадцати лет, с тех пор, как сеньор Перес купил эту виллу и ему понадобился садовник.
  - Итак, вы садовник. Работа в саду - единственная ваша обязанность в доме?
  - Нет, сеньор. Я еще занят в некоторых работах по дому... Ну, например, я неплохой плотник.
  - У вас есть семья?
  - Нет, сеньор инспектор. Я одинок, - вздохнул садовник.
  - А где вы живете?
  - Сеньор Перес был так добр ко мне, что выделил комнату в этом доме.
  - Хорошо. А вы, сеньора? - обратился он к пожилой женщине.
  - Лолита Торес, кухарка, - подсказала Тереза.
  - Сеньора Торес, вы давно здесь служите?
  - Да, сеньор инспектор. Я пришла на работу к сеньору Пересу пять лет назад.
  - А раньше где вы служили?
  - У других господ. Но здесь были лучшие условия, и я перешла сюда.
  - Вы тоже живете здесь?
  - Да. Сеньор Перес так великодушен.
  - У вас есть семья?
  - Нет... - Лолита вдруг замялась. - Вообще, есть сын, но он живет отдельно.
  - Как его зовут? - быстро спросил Купер.
  - Николас. Николас Лопес.
  - Николас Лопес, - повторил Купер, записывая имя в блокнот.
  - Сколько ему лет?
  - Тридцать пять.
  - Он женат? - спросил Купер, не отрываясь от блокнота.
  - Нет.
  - А где он живет?
  - Где-то в пригороде Лимы.
  - Хорошо, сеньора Торес. А теперь ваша очередь, - обратился он к Терезе.
  - Тереза Ставиньска.
  - Вы славянка? Полька?
  - Да, тридцать лет назад я эмигрировала из Польши. Знаете, Гомулка...
  - Вы замужем?
  - Нет, я одинока... Вот живу у сеньора Переса.
  - Давно здесь служите?
  - Около двух лет. Я сменила Луизу.
  - А до этого?
  - Кем я только не работала... Теперь вот здесь.
  - А теперь внимательно слушайте, что я вам скажу. Не замечали ли вы в последние дни посторонних?
  Все задумались.
  - Тот сеньор... Ну, тот, кто приходил к сеньорите, - неуверенно сказала Лолита.
  - Как его зовут? - Купер постарался не выдать своего волнения.
  - Я не знаю. Он иногда приходит к сеньорите, - пожала плечами Лолита.
  - А где она сейчас?
  - У себя в комнате. После случая с Джонни она почти из нее не выходит.
  - Расскажите мне обо всем, что происходило в этом доме накануне смерти сына сенатора.
  - А что рассказывать? - недоуменно произнесла Тереза.
  - Все! Начиная с того утра, когда вы проснулись и приступили к своим обязанностям...
  - В то утро я встала с каким-то странным чувством не то тревоги, не то необъяснимой печали или страха, что ли... Зашла на кухню. Немного посплетничала с Лолитой. Там еще был Николас.
  - Николас?! - воскликнул Купер.
  - Это сын Лолиты.
  - Так он был на кухне?
  - Да.
  - Продолжайте, сеньора.
  - На кухне я позавтракала... Потом... отнесла завтрак сеньоре Шарлоте и Джонни.
  - А сеньорита Дорис?
  - Я ей хотела отнести завтрак в комнату, но она отказалась. Вместо этого пошла искупаться.
  - Сеньора Переса не было дома?
  - Да.
  - Еще я отнесла Дорис сок. Стакан апельсинового сока. Это традиция: утром перед завтраком я приношу ей какой-нибудь сок. На этот раз апельсиновый.
  - Ну, а что было дальше?
  - Как что? Поставила на столик и ушла. Сеньорита еще спала.
  - А сеньории что, тоже спала? - Купер перевернул лист блокнота.
  - Когда я понесла им завтрак, госпожа и Джонни уже проснулись.
  - Что было на завтрак?
  - Немного мюсли, овсяная каша.
  - Апельсиновый сок вы им приносили?
  - Да.
  - И долго они завтракали?
  - Через минут двадцать я собрала посуду.
  - А Джонни завтракал в своей комнате?
  - Да.
  - И когда ему стало плохо?
  - Через час-два после обеда.
  Купер предположил, что действие яда начинается не сразу, может пройти и несколько часов. Несомненно, яд подмешали во время завтрака.
  - А когда пришел тот молодой человек?
  - Когда? Часов в десять. Я только что разнесла сок.
  - Что вы сказали? Вы еще раз разносили сок? - воскликнул Купер.
  - Да, - недоуменно ответила служанка. - Все были на месте, а Джонни где-то бегал. Потом я собрала посуду и отнесла на кухню.
  - И Лолита ее вымыла... - Купер захлопнул блокнот.
  - Да.
  - Могу ли я видеть сеньориту Дорис? - Купер обратился к Терезе.
  - Она у себя. Позвать ее?
  - Нет, нет, пожалуй, я поднимусь к ней. Вы проводите? - он ступил на лестницу. Рядом шла Тереза.
  Они подошли к двери, и Тереза тихо постучала.
  - Это я, Тереза. С вами хочет поговорить инспектор полиции.
  - Скажите ему, что я через минут десять спущусь.
  - Пойдемте в гостиную, - Тереза виновато улыбнулась.
  Ждать пришлось недолго, и все это время Купер что-то чиркал в блокноте. Заслышав шаги, он оторвался от блокнота. По лестнице к нему спускалась невысокая миловидная девушка.
  - Здравствуйте, я инспектор Купер. Я занимаюсь делом гибели вашего брата Джонни, - произнес Купер как можно приветливее.
  - Занимаетесь делом? Каким делом? - воскликнула девушка.
  - Об этом после. Я знаю, как тяжело вам вспоминать тот злосчастный день. Но, поверьте, это очень важно. Вспомните буквально все.
  При упоминании о брате Дорис опечалилась, глаза ее затуманились, но она быстро взяла себя в руки.
  - Прошла неделя, я могу кое-что упустить.
  - Сеньорита, утром вам принесли сок...
  - Сок? Я его не пила, не хотелось. Я выпила его после бассейна. Кстати, потом и съела завтрак. Потом еще раз принесли сок, но я его не пила. Начала читать, и тут пришел Энрико, - девушка смутилась.
  - Энрико? А кто это? - Купер записал имя Энрико и поставил жирный вопросительный знак.
  - Мой знакомый, - она сильно покраснела.
  - А как его фамилия?
  - Фамилии я не знаю. Пришел Энрико... Мы пошли прогуляться по саду. Сидели и разговаривали в беседке.
  - Во время беседы, может быть, он отлучался и заходил в дом?
  Дорис задумалась:
  - Действительно, однажды он уходил в дом. На минут пять, не более...
  - Для чего он уходил?
  - Сеньор инспектор, есть вещи, о которых неудобно говорить...
  - Конечно. Но за это время он запросто мог побывать в нескольких комнатах, - Купер не заметил, что размышляет вслух.
  - Для чего? - воскликнула Дорис.
  Вместо ответа он посмотрел на окна второго этажа. Деревья росли в непосредственной близости от окон, и преступник мог запросто залезть в раскрытое окно незамеченным, ибо кроны деревьев надежно скрывали его.
  - Проведите меня, пожалуйста, в комнату брата.
  - Хорошо, - сказала девушка, и они поднялись по лестнице. Комната Джонни находилась рядом с лестницей.
  "Энрико мог запросто прошмыгнуть в комнату мальчика, - предположил Купер. Он осмотрел комнату, но не нашел ничего особенного. Но, когда выглянул в окно, то понял, что был прав, когда подумал, что преступник мог проникнуть сюда через окно. - Интересно, было ли оно открыто в тот день?" - подумал инспектор.
  - А потом Энрико не приходил? Не звонил?
  - Не звонил. Пришел проститься с Джонни.
  - У вас нет его телефона?
  - Нет, он всегда звонил сам.
  - Вспомните, он расспрашивал вас о брате? О его характере, привычках... Вспомните, пожалуйста.
  - Да нет. Он иногда спрашивал о его здоровье.
  - Да? И что вы ему сказали?
  - Сказала, что у мальчика были проблемы с сердцем, но сейчас он практически здоров.
  - В поведении молодого человека вы не заметили ничего странного?
  - Нет.
  "Но что ему здесь надо было?" - подумал Купер и внимательно посмотрел на девушку. Да, она была красива, вызывающе красива. Красива от природы... Без косметики, без макияжа... Красива сама по себе, и это подчеркивалось манерами: держалась скромно. В ней не было ни капельки фальши. И Купер понял: такая девушка не могла не заинтересовать молодого человека.
  На следующий день Купер наведался в клинику, в которой лежала Шарлота Перес. Перед посещением больницы он попытался узнать о жене сенатора как можно больше. Но сведения оказались весьма скупыми. Шарлота - вторая жена сенатора. Первая, Мария, умерла во время родов. До замужества Шарлота жила на собственной вилле. Она работала манекенщицей, но после замужества оставила работу. Сенатор был намного старше ее, поэтому, как и всегда в таких случаях, присутствует мысль, что причиной замужества была не только любовь. Или, может быть, вовсе не любовь, а, скорее, расчет. Хотя... хотя в то время Перес еще не был сенатором. Он подумал, что такая красивая девушка, как Шарлота, могла запросто пленить сердце сенатора.
  С этими мыслями он переступил порог палаты. Доктор ему сказал:
  - Только максимум пять минут, так как больная очень слаба. Ее лишь вчера перевели из реанимации в общую палату.
  Опасения доктора не были лишены оснований, и Купер понял это сразу, едва увидел Шарлоту. Лежащая на кровати женщина так же мало напоминала ту, которую он видел на фотографии, как Рейган походил на Боба Дилана. Это была изможденная женщина с бледным и болезненным лицом; Купер и подумать не мог, что болезнь так исказит его прекрасные черты. У него пропало всякое желание говорить с ней, так как было видно, что она очень слаба. Однако он, скрепя сердце, сел на стул и склонился над больной:
  - Здравствуйте, сеньора Перес. Я - инспектор криминальной полиции Купер. Хочу задать вам несколько вопросов. Вы слышите меня? Если да, то скажите.
  - Сеньор, больная не разговаривает, - перебила медсестра.
  - Тогда, если слышите, откройте глаза, - Купер напряженно ждал.
  Шарлота открыла глаза. Она осмысленно посмотрела на инспектора и вновь закрыла их.
  - Сеньора Перес, вы были дома, когда все это случилось?
  Шарлота лежала с закрытыми глазами и слезы потекли по ее щекам. Медсестра подскочила к Куперу:
  - Сеньор инспектор! Хватит... хватит! - закричала она.
  Купер встал и вышел из палаты. Он на ходу начал снимать халат, и тут встретил ее лечащего врача.
  - У нее есть шанс? - спросил Купер.
  - Это знает только Бог, - доктор пожал плечами.
  По дороге в комиссариат Купер подумал, что с этим делом он еще хлебнет горя. Во-первых, этот загадочный Энрико. Во-вторых, Николас Лопес, сын кухарки. В-третьих, возможно проникновение любого человека в комнату мальчика.
  И он решил начать с Николаса Лопеса.
  
  Глава 26
  Прошло еще несколько дней. Теперь Купер уже знал кое-что о Лопесе. Этот парень явно не стремился жить честно и давно был знаком с полицией. За ним числились кое-какие грешки, правда, слишком мелкие, чтобы прослыть рецидивистом. Но сам факт, что его имя фигурировало в полицейской картотеке, говорил о многом. Жил он один в доме по улице Такна, что в пригороде Лимы. Купер аккуратно записал адрес в блокнот и вскоре уже подъезжал к небольшому кирпичному домику. Здесь он подошел к обшарпанной двери и нажал на кнопку звонка. Ждать пришлось недолго.
  - Кто там? - раздался скрипучий старческий голос.
  - Полиция! Откройте! - произнес Купер.
  За дверью явно колебались. Затем щелкнул замок, дверь медленно открылась, и на пороге показалась маленькая сухонькая старушка.
  - Вы действительно из полиции? - произнесла она дрожащим голосом.
  - Да, сеньора, - Купер достал удостоверение.
  Старушка приблизила удостоверение к глазам.
  - Инспектор криминальной полиции капитан Гарри Купер, - чуть ли не по слогам прочитала она вслух.
  Купер терпеливо ждал. Наконец старушка отдала ему удостоверение и попросила зайти в дом. Они вошли в довольно неопрятное жилище.
  - Садитесь, сеньор инспектор, - она указала на стул.
  - Спасибо. Вы владелица этого дома?
  - Да, сеньор инспектор. После смерти мужа я единственная владелица этого дома.
  - У вас много постояльцев? - Купер вытащил блокнот и приготовился записывать, чем напугал бедную старушку.
  - Нет, нет, сеньор инспектор! Здесь нет нарушений. Все законно, - залепетала она.
  - Я не из налоговой службы. Много ли у вас жильцов?
  - Пять человек, сеньор инспектор.
  - Меня интересует Николас Лопес. Он сейчас дома? - Купер начал терять терпение.
  - Николас Лопес? Нет, сейчас его нет, - в голосе старушки сквозило удивление.
  - И давно его нет, сеньора?.. - Купер намеренно умолк.
  - Сеньора Савоши, - продолжила старушка.
  - Да, сеньора Савоши. Как давно его нет дома?
  - Вот уже два дня я его не вижу, - уверенно произнесла она.
  - Вы бы не могли провести меня в его комнату? - Купер встал и сунул блокнот в карман.
  - Да, конечно, сеньор инспектор.
  Когда они открыли дверь комнаты Николаса, затхлый воздух едва не вызвал у инспектора приступ тошноты. Стало ясно, что хозяйка не утруждала себя уборкой, а глядя на постель, нельзя было подумать, что здесь пользуются покрывалом, а простыни стираются. Стол тоже был не убран: валялись куски засохшего хлеба. "Это открытые консервы издают такое зловоние", - подумал Купер. Кроме того, в комнате валялись пустые банки из-под пива. Всю эту картину дополняли тюлевые шторы, о которых можно было сказать, что их повесили в прошлом веке и с тех пор не снимали.
  - Сеньора Савоши, Лопес давно живет у вас? - Купер опять вынул потрепанный блокнот.
  - Около года.
  - Его вам кто-то рекомендовал? - Купер приготовился записывать.
  - Нет, он прочел мое объявление... Документы его были в порядке. Так что все по закону.
  - А как он себя вел?
  - Нормально. Правда, часто приходил нетрезвым, но не скандалил. Молча проходил в свою комнату и засыпал. Очень редко не ночевал дома.
  - Да?! - Купер уставился на старушку. - А в ночь с 14 на 15 февраля? - он назвал дату смерти Джонни.
  Старушка задумалась.
  - Прошло две недели, и я запамятала, - прошептала она.
  - А его кто-нибудь навещал?
  - Что? - не расслышала старушка.
  - Кто-нибудь к нему приходил? - повторил Купер.
  Старушка на мгновенье задумалась:
  - Да, конечно. У него бывали гости. Он их приводил. Иногда они приходили сами, - старушке явно не хотелось говорить на эту тему.
  - Это были мужчины или женщины? - спросил Купер.
  - И те и другие. Но в основном мужчины. Они проходили в его комнату, выпивали, иногда сорились...
  - Это были одни и те же люди? - спросил Купер, делая пометки в блокноте.
  - Нет. Обычно разные... Вот одна леди... Она была у него несколько раз. По-моему, раза четыре. Я ее хорошо запомнила, - старушка ехидно засмеялась.
  - Сеньора Савоши, вы назвали ее леди. Вы что, поклонница английского этикета?
  - Нет, что вы! Просто у нее были манеры, как у леди. Знаете... Вся из себя такая... - она сделала красноречивый жест руками. - Все из-за того, что к нему приходили люди его круга - пьяницы, проститутки... А тут - хорошо одетая сеньора, видно, богатая, с изысканными манерами, к тому же очень красивая. И что ей нужно от нашего прощелыги? Если бы мне сказали, что она подружка Николаса, никогда бы не поверила! - с пафосом воскликнула старушка.
  - Сеньора Савоши, может, все-таки вы знаете, где найти Николаса?
  - Ума не приложу, где он может быть, - старушка пожала плечами.
  - Еще вопрос. В гостиной один телефон: ему часто звонили? Или он кому-то звонил?
  - Звонил, но не часто... О, вспомнила! Он недавно звонил и назначил кому-то встречу в кафе "Капуччино". Когда именно, я не услышала.
  - Хорошо, сеньора Савоши. Я вас попрошу, чтобы о нашем разговоре никто не знал, - строгим тоном произнес Купер.
  - Конечно, конечно, сеньор инспектор. Я никому не скажу.
  - До свидания, сеньора Савоши, - Купер слегка поклонился.
  - До свидания, сеньор инспектор, - она поднялась, чтобы закрыть за ним дверь.
  На улице Купер с наслаждением вдохнул свежий морской воздух и взглянул на часы. "Беседа со старушкой длилась почти час, но ничего не дала. Теперь надо наведаться в "Капуччино", - подумал он и включил радиотелефон.
  - Хосе, ты не знаешь, где находится кафе "Капуччино"? - спросил он у дежурного.
  - А ты где, Гарри? - усиленный динамиком голос звучал звонко.
  - Я около университета "Федерико Вилья Реаль", - Купер уменьшил громкость динамика.
  - Слушай, тебе надо в Римак. Проедешь мост, первый поворот направо, по этой улице еще с милю.
  - Спасибо, Хосе! - он проехал еще немного и свернул на улицу, ведущую в Римак.
  Через час, минуя пробки, Гарри приблизился к мосту. Вдруг зазвонил радиотелефон. Купер взял трубку и сбросил газ.
  - Гарри, только что мне передали о "твоем" парне. Будь осторожен: это человек Эспиносы по кличке "Тощий". Проходил у нас по наркотикам.
  - Спасибо, Хосе! У тебя все?
  - Да.
  Купер выключил телефон.
  Он вошел в кафе, когда висящие на стене часы с овальным золоченым циферблатом пробили пять раз. Купер быстрым шагом пересек вестибюль и открыл в дверь. Длинный узкий зал был уставлен двумя рядами столиков, в проходе между которыми сновали официанты. Купер сел за свободный столик, тут же подошел официант.
  - Здравствуйте! Рад вас видеть. Что желаете? - он протянул меню в ярком твердом переплете.
  Купер стал рассматривать меню. Здесь, на удивление, был хороший выбор.
  - Мне бифштекс с кровью и немного томатов.
  - Что-нибудь выпить, сеньор? - официант вопросительно поглядел на Купера.
  - Пожалуй, крепкий кофе, - Купер закрыл меню.
  - Хорошо, сеньор, - официант повернулся и ушел.
  Гарри вынул фотографию Лопеса, положил на стол и прикрыл сверху меню. Едва успел он это сделать, как возник официант.
  - Пожалуйста, сеньор, - он поставил на стол бифштекс и салат. И тут Купер обратился к нему:
  - Слушай, дружок, мне бы хотелось с тобой поговорить, - бесцветным тоном произнес Гарри. Официант не удивился: он привык к причудам клиентов и наклонился к Куперу. - Я ищу одного парня. Хочу вернуть ему долг, но потерял его из виду, - он поднял меню.
  Официант внимательно поглядел на фотографию.
  - Ничем не могу вам помочь, сеньор, - произнес он после долгой паузы.
  Купер вытащил удостоверение, раскрыл его и поднес к глазам официанта.
  - Я точно не знаю этого парня, сеньор инспектор, - в глазах официанта мелькнул испуг.
  - Жаль, дружок, жаль, - Купер принялся за бефштекс.
  Когда он выходил из кафе, услышал позади шаги и обернулся. К нему быстрым шагом, почти бегом, оглядываясь, направлялся уже знакомый официант.
  - Тот, кого вы ищете, бывает у нас довольно редко. Кристина Полонски знает его лучше. Она сейчас на смене. Вы можете с ней поговорить, - скороговоркой прошептал официант.
  - Хорошо, дружок, я так и сделаю, - он повернулся и пошел обратно.
  Он снова сел за столик и огляделся.
  - Та, в голубой униформе, - шепнул неожиданно появившийся официант, протягивая меню.
  Купер внимательно посмотрел на Кристину Полонски. Блондинка. Волосы, схваченные золотым тонким обручем, смазливое личико... Купер подошел к ней.
  - Извините, я из полиции. Вы не могли бы мне уделить несколько минут?
  Официантка растерянно оглянулась.
  - Вас зовут Кристина Полонски?
  - Да.
  - Пройдемте со мной.
  Они вышли в пустующий вестибюль.
  - Вы знаете этого человека? - Купер вынул фотографию Николаса.
  - Да.
  - Мне надо поговорить с вашим другом, - произнес инспектор.
  - Но кто сказал, что это мой друг? - девушка подозрительно глянула на него.
  - Он сам и сказал, - соврал Купер.
  - Я не знаю, где его найти. Зачем он вам?
  - Он проходит по одному делу в качестве свидетеля.
  Девушка надолго задумалась:
  - Хорошо, я сведу вас с Николасом.
  - Мне бы хотелось, чтобы наша беседа осталась между нами, поэтому нас сводить не надо. Вы мне скажите, где его можно найти.
  Немного подумав, Кристина назвала улицу и дом.
  Вечером того же дня вдребезги пьяный Николас Лопес был доставлен в полицейский участок. Купер решил позвонить сенатору.
  К его удивлению, тот оказался дома:
  - Здравствуйте, сеньор Перес! Это Купер из криминальной полиции. Не знаете парня по имени Энрико? Он пару раз приходил к вашей дочери Дорис. Вы его видели? Может, знаете, кто он?
  - Инспектор, моя дочь взрослая самостоятельная девушка. Я ей полностью доверяю, поэтому не интересуюсь, с кем она дружит, и никакого Энрико не знаю.
  - Но ваша дочь говорила, что он с отцом был однажды принят вами...
  - Моя дочь просто что-то путает. До свиданья, инспектор. - Купер с минуту держал трубку, из которой чуть слышны были частые гудки. Получалась нелепая ситуация: один из двоих, отец или дочь, врет. "Допустим, Дорис говорит правду. Тогда непонятно, почему сенатор скрывает, что встречался с Энрико и его отцом. Почему он врет? В Лиме живут тысячи людей по имени Энрико. Вообще, можно опросить прислугу: видели ли они гостей. Тут еще этот чертов Лопес, - Купер вздохнул и включил телевизор. Показывали очередной боевик. Купер их не любил, ибо все происходящее было так далеко от действительности. Это очень раздражало инспектора, и на сей раз он поспешил выключить телевизор. - Чашечка кофе, тебе не повредит, старик", - подумал он и пошел на кухню.
  Чуть позже он расстелил постель и, раздевшись, нырнул под одеяло. В последнее время даже там, в Рио, он долго не мог заснуть. Лежал с закрытыми глазами и думал. Смерть Долорес совсем выбила Гарри из колеи, и в своих ночных бдениях он много времени посвящал ей. Двенадцать лет совместной жизни не прошли бесследно. Долорес часто являлась ему во сне, и тогда он не мог заснуть до утра.
  Кстати, машину, которая ее сбила, так и не нашли. Купер был уверен, что наезд был не случайным. Он тогда очень глубоко копнул в нашумевших делах. Была ликвидирована крупнейшая партия наркотиков. Видимо, кто-то решил наказать строптивого инспектора, и он лишился жены. За дюжину лет он привык к домашнему уюту, и с ее гибелью Гарри решил, что все кончено, поэтому и отдавался работе. А друзья его, видимо, напрасно питали иллюзии насчет "правильного образа жизни" Купера.
  Время шло, а Купер и не думал что-нибудь менять в своей жизни. Вот и сегодня, лежа в постели, он стоил планы на завтрашний день. А день предстоял чертовски насыщенным. Гарри уснул заполночь, а проснулся в семь. В девять он уже докладывал комиссару Костанеде, как продвигается запутанное дело о гибели сына Переса. Он доложил, что наметились три следа, три версии, двое подозреваемых. По бесстрастному выражению лица шефа нельзя было понять, доволен ли он. Надо сказать, что комиссар никогда не кричал на подчиненных, а только журил. Он молча выслушивал собеседника до конца, никогда не перебивал, затем в вежливой форме устраивал разнос, если подчиненный того заслуживал.
  - Итак, Гарри, - как всегда, начал комиссар, - ты говоришь, что напал на след. Поздравляю! А не может ли случится, что мальчонку отравил дворецкий... или кухарка? А, Гарри?
  - Но, сеньор комиссар, эти люди давно служат у Переса, - парировал Купер.
  - Ну и что? Вдруг у них появились мотивы... ну, например, сенатор кого-то смертельно обидел. Что, Гарри, такого не может быть?
  - Может, нельзя исключать и такое. Но эти двое, Лопес и загадочный Энрико - посторонние. Значит - основные подозреваемые.
  - Я бы так не говорил. Кстати, почему ты называешь Энрико загадочным? За это время можно было узнать его фамилию. И вообще, почему-то подсознание, или, что то же самое, интуиция, зачастую неверно подсказывает нам, кто виноват, и мы набрасываемся на совершенно невинного человека. В то время, когда преступник остается вне подозрений. И сейчас, дорогой Гарри, - он обошел стол и встал напротив Купера, - твой Лопес и Энрико имеют такой же шанс быть преступником, как кухарка или дворецкий. Ты согласен, что расследование ни на йоту не продвинулось?
  - Да, сеньор комиссар. Необходимо найти и допросить Энрико...
  - А та девица, дочь сенатора? Она действительно не знает фамилию Энрико? Да и сенатор, по твоим словам, воду мутит. Почему? - задумчиво произнес Костанеда.
  - Не знаю, сеньор комиссар, - ответил Купер.
  
  
  К Н И Г А 2
  Глава 1
  Почувствовав боль, Хуан инстинктивно хотел повернуться на другой бок и, когда это ему не удалось, открыл глаза. Первое, что он увидел, была группа вооруженных людей, стоящих ярдах в пятидесяти от него: невысокие, коренастые, почти обнаженные, с темным оттенком кожи, раскрашенные в яркие цвета, в основном красный и фиолетовый. Это были, несомненно, коренные жители Латинской Америки. С первого взгляда, было видно, что они стояли на более низком уровне, чем тем те индейцы, которых мулат видел ранее.
  У мужчин - широколицых, с азиатским разрезом глаз - в носовую перегородку было вдето кольцо. В ушах - огромные серьги, а также серьги поменьше, сквозь них был протянут шнурок, средняя часть которого охватывала голову от уха до уха, а на обоих свободных концах, свисающих до плеч, нанизаны клыки хищников. На шее болтались несколько рядов ярких бус.
  Чуть поодаль от первой группы индейцев, стояла другая. Все они пришли в сильное возбуждение, едва Хуан открыл глаза. Некоторые из них закричали, приняли воинственную позу и готовы были метнуть копья. Вдруг послышался громкий возглас, и копья моментально опустились.
  Ничего не соображая, Хуан перевел взгляд в сторону. Невдалеке он увидел хижины под крышами, которые почти касались земли.
  Между тем индейцы окружили мулата. Они были настроены крайне агрессивно и размахивали копьями. Одно из них промелькнуло в нескольких дюймах от лица. Попади оно в мулата, все было бы для него кончено. Но это была, наверное, попытка напугать Хуана, не более того, так как, связанный по рукам и ногам, он вряд ли мог бы увернуться. Как показалось Хуану, все это продолжалось довольно долго, ноги и руки его онемели, а толпа не расходилась. Некоторые индейцы уходили, но вместо них появлялись другие.
  Хуан взглянул на небо. Солнце сквозь облака палило не так сильно. Он определил, что время движется к полудню. Голод все сильнее давал о себе знать - кружилась голова, к тому же нестерпимо хотелось пить. Хуан вспомнил о камнях. К его великой радости, они были с ним, мешочек приятно давил грудь. Странно, но он не помнил, когда спрятал его за пазухой.
  "Главное - выбраться отсюда, - он вспомнил каменный мешок, дно которого было сплошь усеяно черепами, и содрогнулся: - Всевышний не для того дал мне шанс вырваться оттуда, чтобы я погиб здесь. Значит, он поможет мне вырваться. Наверняка появится подходящий момент, чтобы дать деру. Я спасусь!" - подумал он. И будущее показалось ему не таким уж страшным.
  Тем временем несколько индейцев направились к пленнику. Хотя они были без оружия, того прошиб холодный пот. Они подошли и легко подняли его. Мулат испугался и опомниться не успел, как оказался в темном помещении. Его бросили на земляной пол и заперли.
  Надо сказать, что почти весь день индейцы проводят вне дома; хижины служат лишь убежищами на ночь и чтобы укрыться в ненастье. И поэтому в хижене, кроме высоких бамбуковых скамей, расположенных вдоль стен, не было ничего. К балке, поддерживающей гребень хижины, были прикреплены тонкие лианы. Мулат догадался, что на них подвешивают все съестное, чтобы уберечь от мышей. При мысли, что в узелках, свисающих с потолка, может быть пища, потекли слюни. В них запросто могли оказаться мясо. Он подумал, что если в узелках действительно была пища, то его мучители придумали совсем неплохо: оставить беспомощного голодного пленника в двух шагах от еды - очень суровое наказание, но, по-видимому, отнюдь не последнее в арсенале индейцев.
  "Не было бы хуже, ведь я и сам могу оказаться пищей, так как многие племена любят полакомиться человечиной", - подумал он и зашептал молитву. Ему стало страшно. К вечеру, когда стало темнеть, в уголках хижины стали сгущаться тени. Узкие щели, которые с трудом можно было назвать окнами, пропускали все меньше света. Когда в хижине совсем стемнело, тихо скрипнула дверь, и появились четверо индейцев. Двое из них были вооружены копьями, один нес зажженный факел. Они поставили перед Хуаном пищу и воду.
  - Развяжи руки, - обратился он к индейцам. Но те его не поняли. Потом все-таки развязали его, и Хуан с жадностью набросился на местные "деликатесы" - каких-то насекомых. Конечно, пища была не ахти какая, но ее оказалось вполне достаточно, чтобы не умереть от голода или жажды.
  Индейцы ушли, но при этом совершили ошибку: они не связали ему руки.
  - Сволочи! - громко выругался Хуан и первым делом освободил ноги от тонких лиан. Медленно поднявшись на ноги, он подошел к тому месту, где по его расчетам находилась дверь, однако мулат мог и ошибиться, ибо царила кромешная тьма.
  Хуан долго не мог найти дверь, натыкаясь на стены из толстых бамбуковых стволов. Они оказались так плотно связаны, что между ними нельзя было просунуть иголку.
  "Вот, если бы был нож, - подумал Хуан, - я бы разрезал лианы, связывающие бамбук". Наконец он наткнулся на дверь, но она оказалась запертой. Оставались окна. Их он нашел быстро, но они были настолько узкие, что нечего было и думать воспользоваться ими. Хуан просунул руку в одно из них и ощутил упругость ветра. За стеной была глухая ночь, а на небе ни одной звезды.
  "Идеальное время для побега. Если мне удастся выбраться наружу, то и десяток стражников не заметят меня. Только надо выбраться", - подумал он. Мулат снова стал ощупывать стены. Вдруг несколько бамбуковых стволов шевельнулись под рукой. Он нажал сильнее, и вроде бы они разошлись.
  "Они не туго связаны", - обрадовался мулат. Он начал расшатывать их. Наконец, ему удалось оторвать один стебель бамбук, затем другой... и вот он уже просунул голову в отверстие в стене. Снаружи не было ни огонька, ни звука. Надо продолжать работу, чтобы, когда первые лучи солнца коснутся земли, он был далеко отсюда.
  Хуан вдруг испугался так, что сердце екнуло: вдруг там, за стенами хижины, его ждут дикари, и копья вонзятся в него прежде, чем он ступит на землю. Они... они только его и ждут: ему почудилось, что там, в кромешной тьме, действительно кто-то есть. Он прислушался и укорил себя за трусость.
  - Никого нет, - произнес он и успокоился, а затем рьяно принялся расшатывать бамбук, и вскоре получилось достаточно большое отверстие. Вдруг лиана, которую он потянул изо всех сил, лопнула, издав при этом громкий звук. Хуану показалось, что этот звук слышен на милю вокруг, и сердце его упало. Он подумал, что стражники наверняка его слышали и теперь поджидают возле дыры. Но ни звука больше, словно все вымерло. И тогда он решился, только собрался нырнуть во враждебную мглу, как услышал едва слышное сдавленное рычание. Из темноты на него глядели два круглых, горящих ненавистью, глаза.
  
  Глава 2
  Утро выдалось отменное. Несколько дней перед этим было прохладно, шел дождь и, потому у Купера, истосковавшегося по хорошей погоде, было хорошее настроение. И это несмотря на то, что предстояла приличная нервотрепка. Он проснулся раньше обычного и долго лежал в постели, размышляя о предстоящем дне. В самом деле, в этой истории с мальчиком вопросы росли, как снежный ком. Купер не сомневался, что Лопес окажется крепким орешком, и если он преступник, то для него на карту поставлено многое. У Лопеса должны быть мотивы для убийства, и достаточно основательные. Немотивированные убийства совершают лишь свихнувшиеся маньяки. Здесь же все было продумано до мелочей, и это очевидно.
  Он вспомнил серию загадочных убийств в Сантьяго. Там трупы подростков были так изуродованы, что многое видавших полицейских выворачивало наружу. И когда Кортес попался, он оказался некрофилом. Здесь же совершенно другая картина: во-первых, пока это одиночное убийство, во-вторых, крайне редко детей отравляют ядом.
  Прошло немного времени, и Купер убедился, что этот Лопес, действительно, фрукт. Он сидел изрядно помятый, обросший черной щетиной и, казалось, не обращал на инспектора ни малейшего внимания. Купер даже подумал, что мысли этого подонка витают где-то около заплеванной забегаловки. "Тем лучше", - решил Гарри и начал допрос:
  - Николас Лопес. Родился в Лиме в 1951 году. Мать - Лолита Торес. Отец неизвестен, - Купер быстро взглянул на Николаса. Тот не шелохнулся. - Живет... - Гарри назвал адрес. - Это так? - он предложил Лопесу сигарету.
  Николас жадно схватил ее, и Купер протянул ему зажигалку. Тот закурил, с наслаждением сделал затяжку и, наконец, произнес:
  - Верно. Все так.
  - Скажи, Лопес, вот тут написано, что ты не работаешь, это так?
  - Да.
  - Так на что ты живешь? Ты получил богатое наследство или тебя содержит богатая сеньора? - чуть улыбнулся Купер.
  Лопес молчал.
  - Ну, что ж, не хочешь отвечать - не надо, - Гарри пожал плечами. - Но скажи: у тебя ведь есть мать? Не так ли?
  - Да.
  - И она служит у сеньора Переса? Там же живет?
  - Да.
  - И ты часто навещаешь ее? - спросил Купер ровным тоном. В глазах Лопеса промелькнула искорка и сразу угасла.
  - Ну, не так чтобы часто, - парень явно не был красноречив.
  Купер отметил для себя, что на тупом лице этого кретина он не заметил ни малейшего следа волнения. Он даже не удосужился спросить, за что его задержали.
  - А когда ты был у матери в последний раз? - Купер пристально глянул на Лопеса. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он назвал дату. Это было как раз накануне гибели мальчика.
  - И долго ты был у нее?
  Лопес задумался или сделал вид, что вспоминает:
  - Приехал вечером, переночевал... - угрюмо произнес он.
  - Расскажи-ка все по порядку, - Гарри включил диктофон. -Ты приехал к матери...Слушай, каждое слово из тебя приходится вытаскивать клещами! Так, говори...
  - Я приехал около восьми вечера. Потом... потом я поговорил с матерью, перекусил и смотрел допоздна телевизор. Затем лег спать.
  - Где?
  - Что где?
  - Где ты спал?
  - У Пересов есть отдельная комната... так, подсобка.
  - Что было дальше?
  - Ну... утром позавтракал и уехал около десяти.
  - Когда, говоришь, утром ты встал?
  - Около восьми.
  - Так. А зачем ты приезжал, неужели соскучился по матери?
  - Вообще... у меня кончились деньги.
  - В тот вечер и утром, кроме матери, ты еще с кем-нибудь общался?
  Опять что-то промелькнуло в глазах Лопеса.
  - Нет! - раздраженно бросил он.
  Купер выключил диктофон, подошел к окну и посмотрел на улицу. С третьего этажа хорошо просматривалась автомобильная стоянка. Машины мокли под дождем, а рядом по мокрому тротуару шли прохожие с зонтами.
  - Итак, ты уехал около десяти, - Купер уселся за стол и снова включил диктофон. - Ты, верно, не знаешь, в какой попал переплет. Думаешь, треплется, вот коп! Потреплется, надоест ему, и выпустит. Ты или кретин, или придуриваешься... Ты прекрасно знаешь, почему я вожусь с тобой... Почему бы тебе не выложить все.
  - Но... но я действительно ничего не знаю.
  - Ну, хорошо. Допустим, не знаешь, в чем я сильно сомневаюсь. Но ты говорил, что ни с кем не общался. А с экономкой?
  - Терезой? Да, да я с ней говорил.
  - А где это было?
  - На кухне.
  - Вот, вот! Тереза тебя видела на кухне. Что ты там делал?
  - Завтракал! - буркнул Лопес.
  - Когда ты вошел на кухню, там, кроме твоей матери, был еще кто-нибудь?
  Лопес на минуту задумался:
  - Ну, мама... потом зашла Тереза. Она говорила с матерью...
  - О чем?
  - Я не помню.
  - Итак, ты встал около восьми... На кухню, допустим, ты пошел в полдевятого, в десять ты уехал... Ты что, был на кухне полтора часа? - размышлял вслух Купер. Но это не все. Тереза и твоя мать сказали, что ты был на кухне в семь! В семь, голубчик! В десять ты уехал. Что ты делал эти три часа? Что?
  Лопес немного растерялся. Тревога мелькнула в его глазах.
  - Нет, нет, было около девяти, когда я зашел на кухню, неуверенно произнес он.
  - Нет, было семь! - ледяным тоном отрезал Купер. - Экономка говорит, что ты был взволнован. Чем, Николас, чем ты был взволнован?
  - Я... я не помню.
  И тут Купер решил изменить тактику. До этого к парню нельзя было придраться в ответах, до тех пор, когда этот малый брякнул, что зашел на кухню около девяти. Тут он явно сморозил глупость: Тереза его действительно видела на кухне в семь. Возможно, он считал, что тогда было девять часов. Или ему действительно надо было скрыть, что произошло за эти два часа. Он мог запросто сказать, что два часа валялся с книгой на диване.
  - Лопес, ты хорошо знаешь семью, в которой служит твоя мать?
  - Ну, знаю...
  - Не правда ли, у них прелестный мальчик...
  - Джонни?
  - Да, Джонни. Ты дружил с ним?
  - Я?! Да, вроде бы, нет. А что?
  - Да ничего. Просто я подумал, что между вами могли сложиться приятельские отношения, - произнес Купер и почувствовал, что устал. Он решил, что для первого допроса этого достаточно. Гарри нажал на кнопку, вмонтированную в поверхность стола. Сразу появился сержант Фуантэс.
  - Джузеппе, отведи его в камеру.
  - Но, сеньор инспектор, в чем меня обвиняют!?- закричал Лопес.
  - Поверь, парень, в очень серьезном деле. Посиди в камере и подумай, в каком. Мне кажется, ты знаешь, откуда дует ветер...
  - А ну пошли! - угрожающе зарычал сержант.
  После того, как Лопеса увели, Купер еще долго сидел за письменным столом, выкуривая сигарету за сигаретой и осмысливая каждое слово, сказанное Лопесом: "Очевидно, он знает гораздо больше, чем сказал. Иначе как объяснить, что он сдвинул время? Если он подсыпал яд в стакан с соком около девяти, то все логично. Ему надо было сдвинуть время. Ведь экспертиза установила, что мальчик отравлен около восьми. Боб Чейз, эксперт, не мог ошибиться. В это время Лопес уже, видимо, покинул кухню; в это время Тереза начала разносить сок по комнатам. Постой! Постой! - едва не воскликнул Гарри, - ведь он не мог знать, какой стакан достанется Джонни?! Не мог! Он не мог незаметно подсыпать яд на кухне, значит, Николас или кто-то другой подсыпал яд уже в комнате мальчика. Это сильно уменьшает подозрение в его причастности к преступлению", - подумал Купер и включил диктофон. Он вновь прослушал запись беседы с Лопесом. Потом встал и зашагал по комнате.
  "Неужели это слепой случай, и яд подсыпали на кухне, дабы пострадал другой член семьи Прессов? Если это так, то преступление - месть сенатору... Но, если жертвой должен был стать именно мальчик, тогда яд, однозначно, подсыпали не на кухне".
  Купер вдруг представил Лопеса, крадущегося по коридору в комнату мальчика. Но тогда его мог кто-то увидеть. Он подумал, что следует еще раз опросить всех обитателей этого дома.
  Выходя из кабинета, он столкнулся в дверях с Мартином Суаресом.
  - Ты куда? - спросил тот.
  - Надо, по делу, - махнул рукой Купер.
  - Может, вернешься? У меня с собой отличное виски, раздавим... - он вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую плоскую бутылочку.
  - Хотелось бы, но дел невпроворот, - с сожалением произнес инспектор и вышел.
  Уже сидя в машине, он подумал, что если Лопес подсыпал яд, а это случилось около восьми, то почему он не уехал немедленно, а ждал еще два часа? Зачем? Разве так поступают убийцы? Может, Лопес покинул дом Переса значительно раньше десяти? Кстати, это легко установить. Следует лишь хорошенько допросить домашних. Купер перебрал еще несколько версий, но каждая имела большой изъян. Раздосадованный, он завел машину, и тут ему пришло в голову, что возможно, существовал какой-то другой человек, который запросто мог проникнуть в дом сенатора. А вот загадочного Энрико можно исключить из круга подозреваемых, ибо в момент совершения преступления его не было на вилле.
  Опытный следователь останавливается на версии, лишь когда убеждается, что она верна на 99 процентов. И Купер всегда следовал этому правилу. Еще он полагал: если убийство совершил не Николас, то, чтобы направить следствие, по ложному пути, лучшей кандидатуры просто не найти. "Этот парень воистину "темная лошадка"", - подумал Купер. - Его криминальные наклонности могли использовать... Но кому насолил сенатор?" - Гарри не заметил, как подъехал к вилле, и удивился, как быстро добрался. Глянул на часы - ехал минут сорок.
  Как и он ожидал, вся прислуга в этот час была дома. Среди нее оказался незнакомый старик с холеным лицом, в отличном элегантном костюме. Купер отвел старика в сторону и обратился к нему:
  - Простите, но в прошлый мой приезд вас не было, не правда ли, сеньор?
  - Да, да... тогда я был болен, - глотая слова, произнес старик. Купер не понял: волнуется тот или всегда так разговаривает:
  - Вы служите здесь, сеньор...
  - Фабрицио Терри, сеньор инспектор. Я о вас слышал от домочадцев. Почти двадцать лет я служу у сеньора Переса. Начинал еще при покойном Джузеппе Пересе, отце сеньора Переса! - губы его сложились в гордой улыбке. - Жена моя давно умерла, а я доживаю век один, - голос его дрогнул.
  - Вы здесь живете? - спросил Купер и подумал: вот такие, пожилые и одинокие, прикипают всей душой к своим хозяевам. Этот старик должен быть в курсе всех домашних передряг.
  - Вас тогда не было, когда это случилось с мальчиком?
  - Нет, сеньор инспектор, - на глаза старика навернулись слезы: - Я очень любил его. Он был мне как внук.
  - Да, жалко Сеньора Переса. Но я хочу вам задать один вопрос: вы знаете сына Лолиты Торес?
  - Николаса? Конечно! - удивился старик.
  - Меня интересует ваше мнение о нем.
  Я... я не знаю. Но парень он бойкий... выпить любит. А что, сеньор инспектор, он что-то натворил?
  - Часто он ночевал здесь? - ушел от ответа Купер.
  - Я бы сказал, редко. Раза три-четыре в месяц. Когда хозяина нету, - неуверенно произнес старик.
  - Он что, боится сеньора Переса?
  - Нет... но тут другая причина. Я не хотел бы говорить на эту тему, - замялся старик.
  - Хорошо. А как он относился к другим обитателям дома?
  - Да никак. Разве только к своей матери относился хорошо и еще...
  - Что еще? - спросил Купер. Старик замялся. - Ну, а к мальчику? - произнес инспектор, не меняя тона.
  - Что к мальчику? - не понял старик.
  - Как относился Николас к мальчику? Дружил с ним?
  - Нет. Он с ним не общался, - сказал Терри уверенно.
  - Ну, ладно, сеньор Терри, вы мне очень помогли. Теперь позовите Лолиту Торес, я хочу поговорить с ней наедине.
  - До свидания, сеньор инспектор, - старик слегка поклонился и ушел.
  "Он что-то не договаривает. Может, стоило сильнее на него надавить?" - подумал Купер и ощутил уже знакомое чувство тревоги, преследующее его в этом доме. Он подошел к окну и глянул в сад: все дышало в нем райским спокойствием, между деревьев блестела голубая гладь бассейна. Но тревога, зародившаяся только что, не проходила.
  Раздался осторожный стук в дверь.
  - Войдите!
  - Здравствуйте, можно войти? - это была Лолита.
  - Здравствуйте, входите, - она прошла и села в предложенное ей кресло.
  - Сеньора Лопес, я хотел бы поговорить о вашем сыне.
  - Боже, что произошло? Он опять что-то натворил?- испугалась кухарка.
  - Опять? Вы сказали: опять. У него что, раньше были проблемы с законом? - сделал удивленное лицо Купер.
  - Клянусь, сеньор инспектор, это его друзья! Друзья! - она громко всхлипнула. - Они избили кого-то... но мой Николас с того времени совсем другой. Несколько раз эти подонки снова хотели вовлечь его в свои темные дела, но он послал их... - на глаза старушки навернулись слезы.
  - Ваш сын все это вам рассказал?
  - Да.
  - Одного из них я видела: раньше он приезжал с Николасом. Красный небольшой шрам на лице... говорит, как будто нос заложен.
  - Хорошо, сеньора Лопес. В последний раз, когда приезжал ваш сын, он заходил на кухню?
  - Конечно, он там завтракал...- удивилась кухарка.
  - Вы не помните время?
  - Около семи или в начале восьмого.
  - А ваш сын говорит, что завтракал около девяти.
  - Возможно... может, я перепутала... - Лолита заметно растерялась.
  - А после завтрака ваш сын ушел в подсобку?
  - Да, - не слишком уверенно произнесла кухарка.
  Купер встал и прошелся по комнате:
  - Спасибо, сеньора, я узнал все, что хотел узнать. До свидания!
  Следующая вошла Тереза Ставински. Купер предложил ей сесть.
  - Сеньора Ставински, я хотел бы, чтобы вы подробно описали тот день, когда это случилось с мальчиком, то есть разложили по полочкам, час за часом. Вот вы проснулись... - он умолк.
  - Как всегда, в шесть двадцать.
  - Ну, а дальше?
  - Ну... ну приняла душ и зашла на кухню.
  - Все это, очевидно, заняло у вас минут сорок... Итак, вы вошли на кухню. Там был кто-нибудь еще?
  - Да, кухарка, Лолита. Она возилась у плиты. Я уже это все вам рассказывала, - Тереза на мгновенье задумалась. - Потом пришел ее сынок, Николас. Позавтракал.
  - И когда это было?
  - Думаю, около семи.
  - А сок к этому времени был разлит?
  - Сок?! - недоуменно произнесла Тереза. - Не помню.
  - А когда ушел Николас?
  - Где-то около восьми.
  - А вы выходили из кухни в промежутке от семи до девяти часов?
  Тереза что-то прикинула в голове:
  - Конечно. Я разносила апельсиновый сок. Я всегда это делаю незадолго до завтрака хозяев.
  "Конечно, яд в сок могла влить и Тереза, когда несла сок, и Лопес, побывавший в комнате мальчика", - подумал Купер.
  - Когда вы принесли сок, мальчик спал?
  - Да.
  - А дверь была открыта?
  - Джонни никогда не запирал на ночь дверь.
  - Ваш приход не разбудил его?
  - Нет, он крепко спал.
  - А как вы относитесь к хозяевам и их детям? - спросил Купер, чем заставил экономку смутиться.
  - Хорошо. Я уважаю сеньора... и сеньору. И, когда это случилось с Джонни, я очень переживала, - сказала она.
  - Да, печальная история, - Купер вспомнил, что пора закурить. Он зажег сигару и рукой развеял дым.
  - Итак, около восьми или полвосьмого вы разнесли сок. Когда вы забрали пустую посуду?
  - Около девяти, когда приносила завтрак.
  - И все стаканы были пусты?
  Тереза надолго задумалась.
  - Кажется, нет... точно, один стакан сока остался нетронутым.
  - Нетронутым? Какой? - воскликнул Купер.
  - Тот, что стоял в комнате Джонни.
  - А когда вы принесли завтрак, Джонни еще спал?
  Тереза опять задумалась.
  - Его не было в комнате, - удивленно сказала она.
  - А где он был?
  - Не знаю. Возможно, в саду...
  - В такую рань? - задумчиво произнес инспектор.
  - Это с ним бывает.
  - И, конечно, посуду сразу вымыли?
  - Да, Лолита загрузила все в посудомоечную машину.
  - А Энрико вы знаете?
  - Того молодого человека, который приходил к сеньорите?
  - Да.
  - Нет, не знаю. Видела несколько раз.
  - Он также приходил с пожилым сеньором, не так ли?
  - Да.
  - А когда это было?
  - Сеньор инспектор, я не могу вспомнить...
  Хорошо, сеньора Ставински, можете идти, - Купер сделал несколько пометок в блокноте. После этого он поднялся по лестнице, подошел к комнате Дорис и тихо постучал в дверь.
  - Войдите!
  Он вошел и сразу заметил, как девушка, увидев его, смутилась.
  - Здравствуйте, сеньорита Перес! - улыбнулся одними губами Купер.
  - Здравствуйте.
  - Извините, сеньорита, я хотел бы поговорить с вами, - Купер любовался девушкой. Она была действительно прекрасна - не той, деланной косметикой, а первозданной, свежей красотой, данной ей Создателем.
  - Я вас слушаю, сеньор инспектор, - сказала она, внимательно глянув на Купера.
  - Я хотел бы узнать: в тот день, когда это случилось с вашим братом, вы не видели Николаса Лопеса.
  - Николаса Лопеса? - переспросила девушка. - Нет, не видела. А что?
  - Да ничего такого. Энрико вам не звонил?
  - Нет, - она покраснела.
  - Ну, тогда до свидания. - Купер повернулся и направился к двери.
  - До свидания, - донеслось до него.
  
  Глава 3
  Если бы инспектор Купер задержался на вилле чуть дольше, он бы столкнулся с Энрико нос к носу. Молодой человек подъехал к усадьбе Пересов через несколько минут после того, как от ворот отъехала машина инспектора. Энрико не был здесь около двух недель. Тогда, на кладбище, он не сводил глаз с Дорис. Он видел, как было тяжело ей, и не решался подойти. Домой ехал потрясенный, все его мысли были о Дорис.
  С трудом выдержав время, он приблизился к воротам виллы. "Как теперь она воспримет мой визит? И как провела она эти две недели после смерти брата. Как ей тяжело, бедняжке". Он вспоминал, как они сидели в саду, как несчастна была она; он так и не узнал причину ее печали.
  У него защемило сердце: "Возможно, она предчувствовала беду и оттого была так печальна?" - он посмотрел на огромный букет гладиолусов, который держал в руке и осторожно поправил его, боясь повредить.
  Дорис, как обычно, оказалась дома, и ему недолго пришлось ждать в гостиной. Она появилась, грациозно спускаясь по лестнице. Энрико шагнул ей на встречу:
  - Здравствуйте, Дорис! - он вручил ей букет.
  - Спасибо, Энрико, - немного смутившись, она взяла букет.
  "Как она бледна", - подумал Энрико. Они присели на мягкую длинную скамейку.
  - Ну вот, решил заглянуть к вам... Как ты, Дорис?
  - Да так... Хвалиться нечем. После того, что случилось... Это трудно пережить.
  - Я понимаю, - Энрико захотелось обнять девушку. - Но все... все будет хорошо, - он вдруг осознал, что их руки встретились.
  На глазах девушки показались слезы. Она встала и молча пошла к выходу. Энрико последовал за ней. Они вышли в сад. Оттуда дохнуло свежестью и потянуло ароматами цветов.
  "Мне надо ее как-то успокоить", - подумал он, но ничего в голову не приходило. Кроме того, он боялся, что какие бы хорошие слова он ни нашел, они наверняка повергли бы девушку в еще большее отчаяние. Наконец они подошли к той самой беседке у бассейна, в которой уже встречались. Молча сели, долго не решаясь заговорить друг с другом.
  - Дорис, давай поговорим о чем-нибудь приятном, - он взял ее руку. - Ведь нельзя все время думать об одном. Жизнь идет своим чередом...
  - Как это страшно! Ведь Джонни ничего не успел... ничего не успел узнать... Почему именно Джонни?
  - Твой отец дома? - Неудачно попробовал сменить тему Энрико.
  - Нет. Он сейчас с Шарлотой в больнице.
  - А что, с ней что-нибудь серьезное? - Энрико притворился, что не знает.
  - Очень серьезное, инсульт. Жаль папу, все свалилось на его голову.
  - А врачи что говорят?
  - Ничего определенного. Отец вызвал каких-то профессоров из Штатов.
  - Ты давно была у нее?
  Дорис надолго замолчала.
  - У нас общее горе. Я потеряла любимого братика, она же - сына. Наверное, это немного сблизило нас. Кроме того, мне бесконечно жаль отца...
  И Энрико пожалел, что задел эту тему.
  - Она ко мне плохо относилась,- вдруг задумчиво произнесла Дорис.
  - Почему? - вырвалась у Энрико.
  - О, это длинная история... Мне не хотелось бы ворошить прошлое, - она встала и сорвала веточку. - Скажу только, что она не заменила мне мать. Я не видела в ней маму. Возможно, тут есть и моя вина, - отрешенно сказала Дорис. - Кроме того, она... она изменяла отцу, - девушка сорвала несколько листочков и выбросила их.
  - Но откуда ты знаешь? Возможно, ты ошибаешься? - сказал Энрико.
  - В этом я уверена. Я точно знаю: она обманывает отца, - слова "точно знаю" Дорис подчеркнула нарочито твердым тоном.
  Энрико молчал, не зная, что сказать. "Девчонка твердо в этом уверена, и переубедить ее очень трудно, да и зачем делать это", - подумал он.
  - Ну и что? Подумаешь, изменила, что из этого? - вырвалось у Энрико.
  - Ах, так! Ты так думаешь? - воскликнула девушка и устремила гневный взгляд на Энрико. - Если вы... ты так думаешь, мне не о чем с тобой говорить! Не о чем! - вспыхнула она.
  - Успокойся! Успокойся, Дорис, - он с силой усадил ее на скамью:- Успокойся! Я не то хотел сказать, ты меня не так поняла! - Энрико пытался спасти ситуацию.
  "Не следовало мне забывать, что она - другая, совсем другая. Не такая, как те светские дуры", - разозлился он на себя. - Ты не так меня поняла: брак под венцом - это благословление Господа. А измена - грех.
  - Но ты только что сказал обратное, - в словах ее он уловил горечь.
  - Иногда это со мной случается: говорю одно, а в мыслях - другое, - и с ужасом почувствовал, что сказал глупость.
  - Тогда вы неискренний человек. Если думаете одно, а говорите другое.
  - Нет, я ляпнул это помимо своего сознания и, поверь, сожалею об этом. - Энрико подумал, что давно не попадал в такую идиотскую ситуацию. Множество женщин, которых он знал, были совершенно другими. С ними он чувствовал себя уверенно и свободно. Обычно они уступали... Здесь же был иной случай. Эта простенькая девчонка, имела над ним некую власть. Он не понимал какую, но рядом с ней Энрико терял уверенность в себе, сбивался в словах и обдумывал каждое слово, прежде чем сказать. И это было странно и удивительно, так как он считал себя балагуром. Более того, он с удивлением, обнаружил, что ему нравится такая власть, она вовсе не гнетет его. "Она, наверное, в душе смеется над моей неуклюжестью", - подумал он. Энрико замолчал, однако надо было что-то сказать.
  - Дорис, мы только что были на ты, - рассеяно произнес Энрико.
  - Да, я помню, - слегка улыбнулась она. - Но твои последние слова вывели меня из себя.
  - Прости, прости, Дорис! Давай пройдемся, ты не против?
  Она встала, и они пошли по алле. Сквозь листья деревьев с трудом пробивались лучи солнца. Тени скользили по лицу девушки. Энрико незаметно любовался ее профилем и молчал. Так, молча, они подошли к бассейну. Девушка села на гранитный бортик, Энрико присел рядом, проклиная себя за нерешительность.
  - Ты опять загрустила? - он обнял ее.
  - Я вспомнила его... Знаешь, однажды он разыграл меня: сделал вид, что тонет. И я поверила, очень испугалась, - на глазах ее появились слезы. - Скажи мне, почему так происходит: безвременная гибель - расплата за грехи? Но какие грехи мог совершить за свою короткую жизнь Джонни? - отрешенно произнесла она.
  - Я слышал, что это происходит от того, что в прошлых жизнях этого человека, было много смертных грехов. Они накладываются друг на друга в последующих жизнях. И следует наказание.
  - А ты веришь в это? - она заглянула ему в глаза.
  - И верю, и нет, - он пожал плечами. - Хотя, наверно, что-то такое существует. Ибо если за гробовой доской нет ничего, то каков смысл жизни? Здесь нет логики. Я думаю, что земная жизнь - это лишь видимая часть айсберга, а невидимая - там, под водой.
  - А я думаю, что смерть детей - это расплата за грехи родителей, - грустно сказала Дорис и задумалась.
  - Возможно, ты и права. Я думаю, ученые докажут: переход от биологической форме жизни к полевой возможен. Тело разрушается, а душа в форме энергетического объекта остается. Навечно! Тебе, наверное, неинтересно?
  - Нет, нет! Продолжай!
  - Я думаю, душа существует, только в другом мире, невидимом, неощутимом. Хотя... - он замялся.
  - Что - хотя?..
  - Хотя порой эти миры соприкасаются...
  - Сны... мои сны... - прошептала девушка и побледнела.
  - Какие сны? - вырвалось у Энрико. Он увидел, как взволнована девушка.
  - Я как-то говорила, что встречала тебя, помнишь?
  - Да!
  - Так это было в моем сне. Точнее, в моих снах. Страшных моих снах, - Дорис подчеркнула слово "страшных".
  - Но почему страшных?
  - Они всегда одинаково плохо кончаются. При этом меня охватывает тревога... Ты, может, думаешь, что я "не того"? - она улыбнулась, чем обрадовала Энрико.
  - Да нет! Тебе надо плюнуть на эти сны. Сплюнуть три раза, - улыбнулся он. - А вообще тебя надо отвезти в город, чтобы ты развеялась. Там много мест, где можно приятно провести время. Конечно, если ты не против...
  - Ты только не смейся надо мной: я никогда не была в ресторане или на дискотеке, - покраснела она. - Только не теперь. Я постоянно думаю о моем несчастном братике... Только не теперь. А дальше видно будет. Энрико, сегодня утром приходил какой-то тип из полиции, инспектор Купер. Он интересовался тобой.
  - Мной?! - воскликнул Энрико.
  - Он этого не сказал. Просто спросил, когда я видела тебя в последний раз,- рука ее теребила брошку на платье.
  - Наверно, из-за той драки, - улыбнулся Энрико.
  - А что произошло?- поинтересовалась девушка.
  - Врезал одному кретину так, что его унесли, - соврал Энрико.
  - И за что?
  - До так, из-за пустяка. Слово за слово...
  - Надеюсь, тебя не забрали в полицию?- перебила его Дорис.
  - Забрали, но потом выпустили. Отец помог.
  - А кто твой отец?
  - Понимаешь, Дорис, в нашем мире есть люди, от которых зависят судьбы многих людей, и они не занимают при этом никаких постов в правительстве. Таков мой отец. Думаю, он иногда жалеет, что мы уехали из Сицилии. Мы там жили бедно, просто и счастливо. Обычная крестьянская семья.
  - А когда вы уехали?
  - Когда мне было чуть больше трех, - усмехнулся Энрико.
  - И ты все помнишь?
  - Да.
  - А я ничего не помню в три года. Ничего! - задумалась она.
  Дорис вспомнила себя маленькой девочкой, с большим белым бантом в волосах, сидящей на коленях отца. Было тепло и уютно. Весело потрескивал огонь в камине. Отец что-то рассказывал, может быть, сказку о волшебном колечке.
  - Папа, а где моя мама?- спросила маленькая девочка.
  Отец долго молчал. Она вспомнила, что из глаз его покатились слезы.
  - Ты плачешь, папа?- испугалась Дорис.
  - Мама... мама уехала... надолго, - произнес отец и поцеловал дочь.
  Дорис тогда было лет пять.
  
  Глава 4
  Едва только слепая ночь проклюнулась чуть уловимым рассветом, Хуан открыл глаза. Он спал час или два, и если бы не пронизывающий до костей дьявольский холод, он ни за что бы не проснулся. Пленник еще не отошел от ночного кошмара, в котором его преследовал грозный зверь. Казалось, исчадие ада рядом, за тонкой стеной из бамбука; вот-вот морда чудовища окажется в окне.
  Но все-таки ночь уходила. Хуан лежал на земле, свернувшись в калачик. Потом поднялся, подошел к узенькому окошку. Было уже достаточно светло. Деревья и кустарники окутал туман. Проступали контуры хижин. Вокруг стояла тишина, а по небу плыли низкие серые облака. Кое-где в просветах облаков мерцали бледные звезды. Никакого чудища, как и следовало ожидать, и в помине не было.
  Хуан прислушался. Ни звука. Ничто не говорило, что его охраняют. Но так было и ночью...
  "Надо что-то делать", - подумал он. Вдруг тихий шелест за дверью заставил его сначала замереть, а потом притаится за дверью. Ждать пришлось недолго. Дверь медленно отворилась, и вошли два безоружных воина, неся глиняные чаши с едой. Не обнаружив пленника, они так и застыли на месте, не зная, что предпринять.
  Моментально один из них получил страшный удар ребром ладони по сонной артерии и рухнул как подкошенный. Чаша упала на пол и разбилась. Другой тоже не успел ничего сделать, ибо сильнейший удар в подбородок заставил его отключиться.
  Теперь путь был свободен, и Хуан, словно на крыльях, ринулся к выходу. Упругий утренний ветер коснулся его тела.
  "Быстрей, быстрей отсюда!" - только и думал он. Бросился между хижинами, но внезапно свет померк в его глазах. Он упал, ткнувшись лицом в траву. Рядом с поверженным стоял гигант, держа огромную дубину, которой он воспользовался. Затем он отвязал рожок у пояса и подул в него. На звук, точно из-под земли, появилось еще несколько дикарей, вооруженных копьями.
  Гигант индеец указал на мулата. Воины послушно подняли бесчувственное тело Хуана и двинулись к хижине, где раньше содержали пленника.
   Громкие звуки барабана вывели Хуана из забытья. Он было открыл глаза, но страшная боль в голове заставила их закрыть. Минут пять он лежал неподвижно, в голове мелькали отрывочные мысли, которые он тщетно старался собрать воедино. Превозмогая боль, Хуан открыл глаза и увидел, что лежит у самой стены, связанный по рукам и ногам. За стеной по-прежнему барабан издавал громкие аритмичные звуки, слышен был еще странный духовой инструмент. На улице явно что-то происходило. Если бы он смог повернуться на другой бок, то через щель увидел бы улицу. Хуан попытался сделать это, и после изнуряющих, трудных попыток ему это удалось. Теперь он лежал лицом к стене. Вдоль улицы, напоминавшей пустырь, сгрудились хижины. И ни одного человека, хотя барабанный бой раздавался рядом. К полудню стали собираться дикари: одни приходили, другие уходили... потом появилось много детей, женщин. А барабан грохотал, иногда прерываясь. И тогда на уши Хуана давила тишина. Хуан решил, что идет подготовка к какому-то ритуалу. Быть может, даже связанному с ним.
  "Возможно, они хотят принести меня в жертву своим неведомым богам, - подумал он, и волосы его стали дыбом. - И после всего, что я испытал, это справедливо?"
  Тем временем на площади собралась большая толпа дикарей. Все они были в набедренных повязках, а лица разукрашены какой-то красной растительной краской. Симметричные линии покрывали их тела. Они толпились на небольшом пространстве и были сильно возбуждены. Некоторые размахивали руками и кричали. Толпа успокоилась, едва зазвучали звуки трубы или какого-то другого инструмента. При этом звук барабана стал более ритмичным. Хуан не мог видеть "оркестрантов", но люди перед ним веселились вовсю. Танцевали почти все, а зрителей оставалось мало.
  Наконец танцы закончились. Громко затрубил рог, издавая неприятный резкий звук. Хуану он показался таким жутким, что по телу поползли мурашки. В это время к его хижине подошла группа мужчин, их тела были разукрашены не так, как у остальных. На запястьях светлые каучуковые ленты. Среди них выделялся вождь - высокий человек с хорошо развитой грудной клеткой и лицом, выкрашенным золой. В остальном он походил на прочих индейцев, которые всячески старались угодить ему. Вождь был чем-то разгневан: он кричал и размахивал ножом над головами собравшихся.
  Несколько человек бросились прочь, но потом вернулись. Они несли связанного человека. Пленника бросили к ногам вождя. Тут же, на маленькой скамеечке, сидела старуха. Она внезапно завизжала и начала размахивать руками над поверженным пленником. При этом старуха словно извлекала, что-то невидимое из тела индейца и бросала внутрь огромной тыквы. Люди, стоящие кругом, не спускали глаз с бесноватой старухи. Затем колдунья вошла в транс. Все встали на колени. Когда старуха успокоилась, дикари, отчаянно вопя, бросились к жертве. Но их остановил властный голос вождя. Все мгновенно смолкли и остановились. Вождь кивнул головой - из толпы выделился индеец. Он решительно подошел к жертве и полоснул ножом по шее. Хуан, наблюдая за этим, испытал шок. В следующий момент палач вспорол живот жертвы и вынул дымящиеся внутренности. Окровавленными руками он бросил их в глиняные кастрюли. Затем началось расчленение тела. Останки бросили в огромный глиняный чан.
  Вновь затрубил рог и загремел барабан. Опять начались танцы. Ничто не напоминало о трагедии, произошедшей несколько минут назад.
  Танцы прекратились так же неожиданно, как и начались. Хуан увидел, что вождь кому-то вновь дает указания. Все время рядом с ним была все та же зловещая старуха. Жестом она приказала воинам отойти к хижинам. Когда те выполнили приказ, обнажилось большое пространство; несколько индейцев стали приносить ветки, поленья, листья. Это заняло немало времени. Вскоре костер полыхал вовсю. Когда остались тлеющие угли, взоры людей, собравшихся на импровизированной площади, обратились на колдунью, но та что-то выжидала. Вдруг из уст ее вырвался крик. Она решительно подошла к горящим углям и без страха ступила на них босыми ногами. До Хуана донесся хруст углей. Затем несколько индейцев повторили маневр старухи. Пленник с изумлением смотрел на это удивительное зрелище. Но жест старухи, указывающий на темницу, заставил вернуться к действительности.
  "Кто знает, что выкинут эти дикари?" - подумал он, и страх стальным обручем сдавил грудь. То, что это каннибалы, Хуан не сомневался. Он вспомнил, что перед жертвоприношением дикари совершают разные обряды - только что он видел один из них.
  "Боже мой! Они съедят меня! - кровь застыла в жилах. - Ублюдки идут сюда!"
  Действительно, несколько дикарей приблизились к его хижине. Они вошли и развязали пленника. Один индеец жестом приказал ему подняться, и когда Хуан встал, подтолкнул его к двери.
  Они вышли на улицу. Яркое солнце ослепило мулата. На мгновенье он остановился, но, получив увесистый пинок, шагнул вперед, подчиняясь своим мучителям. Его провели сквозь толпу индейцев; те расступились, пропуская пленника. Вот и знакомый пустырь, здесь совершаются ритуальные действия. Сердце Хуана сжалось от страха.
  "Какой глупый конец!" - мелькнуло в голове. Конвоиры что-то крикнули в толпу, и люди скандировали им в ответ. Хуана подвели к столбу и привязали так крепко, что мулат не мог шелохнуться. Тем временем толпа прибывала, и вскоре на расстоянии ста футов от Хуана собралось множество людей. Вождь, колдунья и несколько, видимо, приближенных индейцев стояли впереди. Все безмолвно взирали на Хуана. Так продолжалось несколько минут.
  Вдруг старуха, в руках которой оказался небольшой глиняный сосуд, громко и пронзительно завизжала. Некоторые в толпе вздрогнули, несколько женщин начали биться в конвульсиях. Вождь был невозмутим. Он смотрел на обреченного, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
  Колдунья, вопя и смешно подпрыгивая, "нарезала" круги вокруг пленника. Причем с каждым кругом она двигалась быстрее, умудряясь при этом черпать пригоршней воду из глиняного сосуда и разбрызгивать вокруг себя. Волосы ее, и так всколоченные, прямо таки встали дыбом. Глаза, казалось, выскочат из орбит. Она была явно невменяема.
  Хуан почувствовал, что боль в голове вернулась. Розовая пелена заполнила пространство, но страх исчез. Ему стало все равно, что будет дальше. А колдунья, тем временем замедлила бег. Настало время, когда женщина едва передвигала ноги, и в начале очередного круга упала. Тело ее содрогалось в конвульсиях, ноги, да и все тело, изгибались столь не естественно, как будто костей не было и в помине.
  На губах колдуньи показалась пена. Потом старуха замерла и, казалась, уснула. Несколько воинов подняли ее и отнесли в хижину, укрыв от глаз любопытных. Тем временем вождь что-то крикнул.
  В ответ ему грянули ликующие голоса индейцев. К Хуану направился воин. Он остановился в двух шагах от него и занес копье. Это продолжалось мгновенье. Хуан закрыл глаза, стараясь вжаться, слиться с столбом. Он почувствовал сильнейший удар... затем открыл глаза: перед ним стоял воин, и взгляд его был устремлен на землю... Хуан глянул вниз: у ног его рассыпались самоцветы, и среди них на солнце сверкал огромный желто-серый камень.
  - Боже мой! Копье угодило в камни... - обрадовался мулат. В то же время пораженный увиденным воин издал громкий вопль. Словно обезумев, он схватил желтый камень и поднял высоко над головой. Вся толпа хлынула к нему. Вождь выхватил из рук воина камень, завопил и в восторге начал танцевать.
  Потом... потом произошло совершенно неожиданное. Вождь стоял, высоко подняв камень; все люди опустились на колени. Туземцы ликовали. На лицах их светилась великая радость. Все это длилось минуту, две... пять - Хуану казалось, что прошла вечность. Он почувствовал, что ситуация изменилась. "Но к лучшему ли?" - подумал мулат.
  Тем временем вождь направился к нему. В руке его сверкал нож. Он подошел к бедному пленнику и разрезал тонкие путы, которыми тот был привязан к столбу.
  - Ты вернул нам его! Ты послан богами, чтобы вернуть его нам! - на чистом португальском тихо произнес вождь. - Куанто не причинит тебе зла.
  Он повернулся и пошел прочь.
  
   Глава 5
  В то время, когда в одной индейской деревеньке, затерянной среди девственных лесов бассейна Амазонки, происходили столь драматические события, на другом конце континента, в отеле, расположенном в пригороде Лимы, маленьком уютном гнездышке, двое занимались любовью.
  То были Себастьяно Корио, личный друг и правая рука Дика Эспиносы, и его возлюбленная - Виолетта Мозес. Эти двое сняли комнату несколько дней назад, но появились в ней только вчера вечером. После изнурительной ночи, в течение которой они предавались любви, любовники несколько часов подремали, а затем, подкрепившись "мартини", снова приступили к прерванной работе.
  Ни изрядно вспотевший молодой человек, ни его темпераментная партнерша не услышали едва уловимый скрип двери. Тихий сдавленный смешок заставил Себастьяно глянуть в сторону. К его удивлению, у постели стоял здоровенный детина, в руках которого блестел вороненой сталью пистолет. Корио дернулся в сторону, стараясь сбросить ненужное теперь тело ничего не подозревавшей Виолетты. Но, чтобы расцепить крепкие объятия девицы, нужно было время. Грянул выстрел, затем другой...
  Страшная весть застала Дика Эспиносу в автомобиле. Легкая мелодичная трель телефонного звонка прозвучала, когда машина Дика стояла в пробке на Боливар-авеню: "Себастьяно Корио - крепыш с мускулатурой Шварценеггера - мертв!"
  Это было похоже на розыгрыш. Но, когда голос Пауло, полный тревоги, повторил это, по телу Эспиносы поползли мурашки. Весть эта буквально выбила его из колеи. Дик резко крутанул руль вправо, едва не "поцеловав" старенького "жука". Сзади раздался пронзительный сигнал, он-то и заставил Эспиносу спуститься на землю.
  "Надо, надо срочно что-то делать. Раньше - Санчес, теперь - Себастьяно Корио", - он нажал на кнопку вызова. Вскоре на панели радиостанции загорелась красная лампочка. Это означало, что на другом конце провода подняли трубку:
  - Пауло! Пауло! Собери всех! Я буду минут через двадцать. Было бы неплохо, чтобы ты связался с Нео. Пусть предоставит всю информацию об этом... то, что известно на этот час.
  Он выключил радиостанцию и включил приемник на третий канал. В это время передавали криминальную хронику. То, что интересовало Эспиносу, звучало так: "Как нам сообщили, в отеле "Росита" было совершено двойное убийство. Нападавший скрылся. Подробности в следующих выпусках".
  Эспиноса с раздражением выключил приемник. Через двадцать минут, как и рассчитывал, он был в своем "офисе". Там почти все уже были в сборе. Не хватало лишь Федерико Гамильтона по прозвищу слон Гамильтон и Фрэнка Биота. Быстрыми шагами Эспиноса вошел в зал и занял место председательствующего:
  - Что нового, Пауло? - Дик нервно забарабанил пальцами по столу.
  - Ничего. Пол Хардинг там... он должен позвонить... из отеля, - начал Пауло.
  - Так какого черта ты тут сидишь! Убили Себастьяна! Убили! Кто следующий? Мы спокойно сидим и ждем информацию... Ты хоть понял, что произошло? Надо рвать и метать, а не ждать информацию! Сейчас же поедешь туда! - Эспиноса перешел на крик, отчего лицо его стало пунцовым.
  - Хорошо, хорошо, шеф! - воскликнул Пауло. Он был сильно напуган, поднялся и рванулся к двери.
  - Постой, постой! Не спеши, Пауло, - сказал Эспиноса более миролюбиво. - Сядь пока! - Пауло послушно сел в кресло. Его маленькие залитые жиром глазенки так и впились в шефа.
  - Я только что отчитал Пауло. Вы слышали? Все, что я ему сказал, относится и к вам. Мы вечно запаздываем. Неоправданно медленно действуем там, где надо действовать очень быстро. Враг опережает нас на шаг. Вы, конечно, знаете, что сегодня утром был убит Себастьяно. Это очень сильный удар по организации. Кто-то тщательно спланировал акцию. Мы, как всегда, были беспечны и оказались в заднице: позволили им убить Себастьяно! Подонки получат свое! - Эспиноса грохнул кулаком по столу. - Но... - он остановился, обвел взглядом напряженные лица. - Нельзя бросаться в бой, сломя голову. Я уверен, что они только и ждут этого. Поэтому нам необходимо тщательно обдумать и решить, как действовать дальше. Но для начала необходимо найти мерзавца, который это сделал. - Дик хотел добавить еще что-то, но зазвонил телефон. Эспиноса поспешно поднял трубку.
  - Это ты, Пауло? - раздалось на другом конце провода.
  - Нет! Это я, Пол. Что нового? Говори!
  - Здравствуйте, сеньор Эспиноса. Я звоню из отеля "Росита". Только что уехала полиция...
  - Они что-либо нашли? - нетерпеливо перебил Эспиноса.
  - Похоже, что нет. Костанеда был страшно зол.
  - А тот подонк, что укокошил Себастьяно? Что о нем известно?
  - Похоже, один из них снял номер напротив.
  - Откуда ты знаешь?
  - Опечатан номер Себостьяно и соседний номер.
  - А зачем для убийства Себастьяно снимать номер? Ведь можно засветиться. Это странно, очень странно, Пол.
  - Он зарегистрировался под именем Фредди Конти...
  - А как полиция вышла на него?
  - Я не знаю, шеф. Полиция расспрашивает об этом типе.
  - Так его задержали?
  - Я не знаю.
  - А что ты знаешь? Ладно, разнюхай о том ублюдке побольше и держи меня в курсе дела, понял?!
  - Да, шеф!
  - Тогда действуй! - Эспиноса положил трубку.
  - Пауло, ты слышал мой разговор с Полом?
  - Да, шеф.
  - Возьми фото людей дона Винченцо, те, которые у нас есть, и дуй в "Роситу". Может, кто-нибудь опознает?
  - Хорошо, шеф! Я возьму с собой Макса, - Пауло встал и направился к двери.
  Дон Винченцо... Имя это было упомянуто в этот день впервые. Как только стало известно о событиях в "Росите", в головах присутствующих обозначилось одно имя: дон Винченцо. Кому как не ему было выгодно устранить Себастьяно. Только он мог осмелиться сделать это. Более того, раньше были прецеденты. Каждый из присутствующих вспомнил недавнее побоище в "Торнадо". После него наступило перемирие, такое ненадежное, хрупкое. А что теперь? Вновь война, вновь трупы? Лейтенанты зашумели, как только Эспиноса упомянул ненавистное имя. Конечно, за убийством Себастьяно стоит дон Винченцо, казалось, это понятно всем. Надо дать отпор этому зарвавшемуся отморозку!
  Эту точку зрения выразил Зелик Зелински по прозвищу Шрам, ибо лицо его бороздил шрам, тщательно скрываемый бородой.
  - Шеф! Я не сомневаюсь, что это работа мерзкого итальяшки. Сколько можно терпеть? Пора проучить подонка! - гнусавя произнес он.
  - Ты, кажется, что-то пролаял, парнишка? Повтори, я что-то не расслышал? - Эспиноса свернул ладонь в трубочку и поднес к уху.
  - Я... Я ничего... - изменился в лице Зелик.
  - А! Прости, это мне послышалось... Я уже говорил, что нельзя опрометчиво кидаться в бой. Надо все выяснить и тогда делать выводы. Если это сделал не Винченцо? Никаких действий без моего приказа! Все свободны! А ты, Зелик, следи за своей речью. Иначе за жизнь твою не дам и песо, - ласково произнес Эспиноса, глядя в глаза испуганному еврею.
  - Простите, шеф. Я понял! - Зелински гнусавил теперь еще больше.
  - Вот и хорошо. Пойди и займись делом, - Эспиноса потрепал его по плечу.
  Когда за Зелински закрылась дверь, Дик подошел к бару, достал бутылку с яркой наклейкой и плеснул содержимое в рюмку:
  - Этот день настал, Дик! - сказал он и ощутил себя главнокомандующим войска, готового вот-вот вступить в сражение. В нем боролись два противоречивых чувства: страх потерпеть поражение и жажда мести за пролитую кровь. И первое призывало к осмотрительности.
  "В самом деле, противник (это, несомненно, Дон Винченцо) чрезвычайно силен. И перевес, пожалуй, на его стороне. Что делать? - думал Эспиноса. - Молча сносить плевки и пинки? Да, сила на твоей стороне, но я противопоставлю ей хитрость: буду всемерно ослаблять твои позиции, старый лис. Я знаю твои болевые точки и надавлю на них так, что мало не покажется. Ты хочешь войны - ты получишь ее". - Он вспомнил, что в ушу (этой борьбой Дик занимался в юности) успех решала подчас не сила, а удар, пусть слабый, но по уязвимым болевым точкам человека. Он подумал, что и смерть Санчеса стоит в одном ряду со смертью Себастьяно Корио. Планомерно убирают видных членов его организации.
  "Первым был Санчес... вторым Себастьяно. - Эспиноса от злости заскрежетал зубами. - Тогда полиция не нашла ничего. Посмотрим, как будет сейчас. Нас мочат, а мы молчим, - он подошел к бару, взял бутылку виски, отпил из горлышка и вытер губы рукой. Он вдруг решил, что в случаях с Санчесом и Себастьяно противник был неплохо осведомлен. Более того, похоже, они пронюхали про груз из Боготы... - Если это так... Неужели у меня завелся "крот"? - от этой мысли Эспиноса содрогнулся. - Кто же предатель?" Такой важной информацией должен обладать не рядовой член организации, а близкий ему, Дику, по совместной "работе" человек.
  Эспиноса начал в уме перебирать всех, но они были проверены много раз, и ни в ком он не сомневался. "Кто, кто предатель?" - эта мысль не выходила из головы. Еще Эспиноса подумал, что правильно сделал, проинструктировав актив; у лейтенантов могли сдать нервы.
  Он решил срочно связаться со своим агентом из окружения дона Винченцо. И еще Эспиноса подумал, что, имея такого мощного союзника, как сенатор Перес, дон Винченцо может не бояться конкурентов. И хорошо бы разорвать их союз.
  
   Глава 6
  "Какая длинная ночь", - подумал Энрико, ворочаясь с бока на бок. Он так и не уснул, а утром, совершенно разбитый, долго валялся в постели. Лишь часов в девять принял душ, затем побрился и выпил чашку кофе.
  "Надо позвонить Дорис", - решил он и направился к телефону. Набрав нужный номер, Энрико затаил дыхание и ждал, когда же там, на другом конце провода, поднимут трубку.
  - Да! Вас слушают! Говорите! - раздался низкий голос Терезы.
  - Здравствуйте! Можно ли пригласить к телефону сеньориту Дорис?
  - Очень сожалею, но сеньориты сейчас нет дома.
  - А где она? - вырвалось у Энрико.
  - Я не знаю. Перезвоните минут через двадцать. Надеюсь, она будет дома.
  - Спасибо! Я перезвоню.
  Он положил трубку и задумался. Ему показалось, что голос служанки звучал как-то странно. Он почувствовал, что в сердце его проникает тревога, и подумал: отчего это? "Может, сегодня не стоит встречаться с Дорис? - подумал он, но потом решил не обращать внимания на тревогу. - Мало ли от чего щемит сердце? Возможно, я просто устал, - он поглядел на часы. С тех пор, как он позвонил девушке, прошло минут десять. - Верно, она в саду, - подумал он и поймал себя на мысли, что зациклился на этой тривиальной ситуации. - Неужели я влюбился?" - искренне удивился он. Многие девушки нравились ему, но чтобы так?
  Вскоре Энрико снова набрал номер девушки. И на сей раз трубку подняла служанка, но девушка оказалась дома.
  - Подождите, сеньор, я доложу о вас сеньорите, - служанка положила трубку рядом с телефоном и поднялась в комнату Дорис. Несколько минут показались Энрико вечностью. Он услышал, наконец, шаги и милый голос:
  - Я слушаю.
  - Здравствуй, Дорис, это я, Энрико, - он попытался скрыть волнение.
  - Здравствуй, Энрико.
  - Вот, решился позвонить. Как ты?
  - Ничего, спасибо. Ну, а ты, не опоздал?
  - Что, что? - не понял Энрико.
  - В прошлый раз, когда мы гуляли по саду, мне показалось, что ты куда-то спешил, - в голосе девушки послышались лукавые нотки.
  - Нет, тебе это показалось, я никуда не спешил. Мне, наоборот, хотелось продлить наше свидание... - он вдруг понял, что лепечет несуразное. Хуже всего, что он не мог подобрать нужные слова.
  - Я тебе звонил раньше, но тебя не было дома.
  - Я выходила в сад, искупалась. Знаешь, вода ужасно холодная, - девушка явно брала инициативу в свои руки.
  - А ты молодец! - к Энрико, мало-помалу возвращалась былая уверенность. - Я бы так не смог!
  - Почему?
  - Я не смог бы заставить себя плюхнуться в ледяную воду.
  - Но вода вовсе не была ледяной.
  - Тем не менее, по твоим словам, очень холодная, бр... У меня мурашки пошли по коже...
  - Ха-ха... да ты просто неженка! - рассмеялась Дорис.
  - Да? В таком случае я завтра с утра займусь водными процедурами, - мрачно произнес Энрико. - Но ты придешь навестить больного?
  - Конечно же. Ведь я подбила тебя на это.
  - Тогда завтра утром нырну в бассейн с холодной водой. Потом съем дюжину порций мороженого, - засмеялся Энрико.
  - Но там, куда ты попадешь, лекарства и уколы...
  - Да? Я об этом не подумал. Тогда, пожалуй, начну с теплой воды, - не выдержав рассмеялся Энрико. - Но давай кончим разговор о водных процедурах. Я хочу тебя спросить... - он намеренно умолк. - Ты сегодня свободна? - получилось как-то приглушенно.
  - Свободна. А что?
  - Я хотел бы пригласить тебя... в оперу, - робко произнес Энрико.
  - Ты любишь классику? - удивилась девушка.
  - Честно признаться... не очень. Зато знаю точно: ты обожаешь Верди, Штрауса... - наугад ляпнул Энрико.
  - Но Штраус - оперетта, - засмеялась Дорис.
  - Да ну?! - недоверчиво воскликнул Энрико.
  - И ты два часа ради меня будешь терпеть "Травиату"? Я не могу пойти на такие жертвы. - В голосе девушки послышалось разочарование.
  - Дорис, я не буду тяготиться в зале. Как раз "Травиата" мне нравится. Но теперь в "Гранд-опера" идет другая опера, современная, я забыл название, - растерялся Энрико. - И ты как мудрый наставник растолкуешь, как мне ее прочувствовать...
  - Идет.
  - Тогда я заеду за тобой.
  - Хорошо, я буду ждать, - тихо произнесла девушка.
  Услышав короткие гудки, Энрико положил трубку.
  - До свидания, милая Дорис, - прошептал он и тут же почувствовал какое-то движение за спиной: дон Винченцо незаметно вошел в комнату.
  - Ты? Ты, папа? - вырвалось у Энрико.
  - Извини, ты так был увлечен разговором...
  Конечно, отец мог слышать значительную часть беседы.
  - А... это я разговаривал с одной знакомой, - оправдываясь, произнес Энрико.
  - А я что, против? Полагаю - это твое личное дело. Но ты, кажется, называл свою знакомую Дорис? Редкое имя. Не дочь ли это сенатора Хайме Переса? - дон Винченцо пристально глянул в глаза сына.
  - Да, это Дорис Перес.
  - Однако ты времени не терял... - усмехнулся дон Винченцо.
  - Напрасно ты так думаешь: Дорис очень серьезная девушка! - раздраженно произнес Энрико.
  - Энрико, сын мой! Да ты ли это? Наконец у тебя появилась девушка, которую ты называешь серьезной! Ты что, влюбился? - притворно изумился дон Винченцо.
  Энрико покраснел, и это не ускользнуло от отца.
  - Вижу, вижу, втюрился! Что ж, девушка она красивая. Пожалуй, я не прочь породниться с сенатором. Однако ты должен помнить, кто ты такой...
  - Не понял? - Энрико вопросительно глянул на отца.
  - Твой отец и твой дед сравнительно недавно с утра до позднего вечера гнули спины на полях в окрестностях Палермо.
  - Ну и что? Что из этого? Дорис достаточно умна, чтобы не обращать внимания на разные предрассудки. Да и моя якобы предстоящая женитьба на ней - плод твоего воображения..
  - Что ж так? - усталым голосом произнес дон Винченцо.
  - Я об этом даже не думал, но не скрою: она мне нравится.
  - Ты, кажется, с ней сегодня встречаешься? - как-то отрешенно произнес дон Винченцо.
  - Тебя это волнует, папа?
  - Нет, не волнует, - почему-то резко ответил дон Винченцо. - Я как раз зашел потолковать с тобой по одному делу, касающемуся нас всех - и тебя, и меня, и всех наших друзей... Садись и слушай! Начну издалека. Ты помнишь, как мы переехали в Перу? Еще мать была жива... - дон Винченцо внимательно поглядел на сына.
  - Да.
  - Поначалу мы нашли крошечную комнатушку в трущобах Лимы. И, хоть голодали, как и в Сицилии, я был полон радужных надежд. Я думал, что моя молодость и мои крепкие руки прокормят семью. Но ошибся. Ткнулся туда-сюда - везде отказ. Нет работы, и все! Наконец мне повезло: несколько сезонов я работал на плантации недалеко от Лимы. Надо сказать, труд был адский. С утра до ночи, не разгибая спины, под палящим солнцем... Да и управляющий у нас был сущий дьявол - Гарсиа Кастро. Он вечно ко всем придирался. Особенно доставалось моему дружку, Сэму Висконти. Почему-то Кастро невзлюбил его, как мог унижал, случалось, избивал. Может быть, из-за того, что Сэм был слаб физически... Мне было больно все это видеть. Однажды он так сильно избил Сэма, что тот почти два дня лежал пластом. И все сошло негодяю с рук.
  У Сэма была девушка. Они даже тайком обручились. Так вот, этот подонок Гарсиа начал открыто увиливать за ней, приставал. Она говорила неоднократно, что управляющий предлагал ей переспать с ним... Сэм слушал и сжимал кулаки. Я об этом тогда не знал. Сэм мне рассказал это после одного случая. Это дерьмо Гарсиа подстерег Санту (так звали девушку Сэма) и изнасиловал ее. Бедняжка сопротивлялась, но силы были не равны. Он "вырубил" ее и сделал все, что хотел. После этого Санта покончила с собой. Подонок Кастро пережил ее на день.
   В тот вечер мы спрятались в зарослях возле тропинки, ведущей к дому мерзавца. Мы знали, что Кастро целый день накачивал себя виски, и вот теперь должен возвращаться домой. Как сейчас помню тихую светлую ночь, тропинку, залитую печальным лунным светом, громкий треск цикад. Мы сидели, затаившись, и, казалось, стук наших сердец был слышен за милю. Ждать пришлось долго. Но ближе к полночи мы услышали едва уловимый шум шагов, и показалась знакомая фигура.
  Я сжал руку Сэма. Потом вскочил и, ломая кусты, выбежал на тропинку. Свет луны падал на лицо идущего. Да! Это был он, Гарсио Кастро. Искаженное ужасом лицо его показалось особенно зловещим. Сэм опередил меня, и в руке его блеснул мачете. Он не успел воспользоваться им, ибо прозвучал выстрел, и мой друг рухнул на землю. Кастро направил пистолет на меня, но судьба сделала мне подарок: оружие дало осечку. Я тогда был сильным парнем, но и Кастро, хоть был пьян, обладал недюжинной силой. Я нанес сильнейший удар в подбородок, но он лишь покачнулся и в следующий момент нанес мне такой сокрушительный удар, что я оказался на земле. Он начал избивать меня ногами. Я же, улучив момент, перехватил его ногу, и мы уже боролись с ним на земле. Я говорил тебе, что он был очень силен, и почувствовал, что слабею с каждой минутой. Ему удалось сомкнуть руки вокруг моей шеи. Он начал душить меня. Я уже медленно погружался в темноту, по пути к Всевышнему, но вдруг ощутил, что хватка врага ослабла. Он странно всхлипнул и обмяк. Я рванул его в сторону, и он, как мешок, свалился на землю. Я же ничего не понимал, пока не увидел стоящего отрешенно Сэма с мачете в руках. В ту же ночь мы убежали с плантации. Сэм был ранен в плечо. Мы нашли какие-то тряпки, и я перевязал ему рану. К счастью, ранение оказалось легким. Потом мы много месяцев слонялись по материку, кое-как сводя концы с концами. Мне страшно хотелось домой, ведь я так соскучился по семье. У меня были вы, а у Сэма никого не осталось, но и он был за то, чтобы, невзирая на опасность, появиться в Лиме.
  Мы оказались у нашего дома вечером. Я долго не решался открыть калитку. Наконец, мы вошли. В незапертом доме оказался ты один. Боже, как ты испугался, увидев двух незнакомых бородатых мужчин! Мой мальчик, я взял тебя, плачущего, на руки. Сколько бессонных ночей я мечтал взять тебя на руки!... Вскоре пришла мать.
  Три дня мы с Сэмом отсиживались, а потом я сделал то, что задумал еще там, на плантации. Я пошел к одному знакомому, о котором говорили, что он состоит в какой-то организации, и попросил его устроить меня и Сэма на работу. Тот пообещал помочь и сдержал слова.
  Как только мы устроились, проблемы с полицией исчезли. Правда, нам пришлось поменять фамилии. Вскоре мы купили уютный домик и зажили неплохо. Правда, мне иногда приходилось рисковать - ставкой была жизнь. Но всегда везло, а вот Сэм погиб. Как-то нелепо. Мы убегали, и он сорвался с пятого этажа. Потом мне предложили место посолиднее. За двадцать лет я стал тем, кем являюсь теперь. И скажу, что кое-чего достиг, - он задумался. - В отличие, от тебя. Но я не хочу, чтобы ты был связан с организацией. Я достаточно богат, чтобы ты жил прилично. Поэтому никогда - заметь, никогда - не говорил с тобой о моих делах. И теперь бы не сказал, если бы не обстоятельства. Мне приходится приоткрыть вуаль, скрывающую мою жизнь, и дать заглянуть тебе туда, что под ней скрывается.
  Я продвигался по лестнице вверх, шаг за шагом, с большим трудом. Ступеньки чрезвычайно круты, и меня, честно говоря, не интересовало, как была взята каждая из них: честно или при помощи криминала. Главное - быстрее достичь вершины. Рядом со мной всякий раз оказывались люди, которых необходимо было подмять, сбросить вниз. Мы сходились в смертельной схватке. Не щадили никого. Иногда страдали близкие люди: они становились заложниками, - дон Винченцо поглядел на сына и вздохнул. - Другими словами, будь очень осторожен. Ты должен рассказывать мне, где бываешь и с кем. Отныне тебя всюду будут сопровождать мои люди. Я знаю, что это ущемляет твою свободу, но смирись с этим. Ставка велика, очень велика, мой сын. Нужно немного потерпеть. Возможно, тебе придется уехать. Ты понял?
  - Да, папа.
  - Учти, мои люди будут крайне ненавязчивы; скорее всего, ты их даже не заметишь. Кстати, возьми вот это, - он протянул Энрико маленький, почти игрушечный пистолет. - Это очень хороший пистолет. Несмотря на размеры, он не уступает "кольту". Ты можешь с ним обращаться?
  - Да. Мне приходилось стрелять из такого же пистолета.
  - Надеюсь, не в людей? - улыбнулся дон Винченцо.
  - Нет, в тире.
  - О, я рад за тебя! Рад! Прости, мне надо идти.
  - До свидания, папа!
  - До свидания!
  Дон Винченцо вышел, оставив Энрико наедине с тревожными мыслями.
  "Неужели все обстоит так плохо? Что делать? Сидеть дома? Случится то, что должно произойти. Все Богом предопределено".
  Вдруг он подумал о Дорис: ведь встречаясь с ней, он и ее подвергает опасности. Энрико на миг представил лицо девушки и понял, что ему бесконечно жаль ее.
  "Боже! Ведь я уже договорился о встрече, - он подошел к телефону и набрал номер Дорис. Услышав длинные гудки, он положил трубку. - Я объясню ей все: скажу, что уезжаю из Лимы на месяц, два... Может, сказать ей, что не надо больше встречаться? Нет! Это я не скажу ей никогда. Никогда!" - повторил он и начал собираться. Нужно к часу быть у Пересов.
  Когда Энрико вышел на улицу, лил мелкий противный дождь. Черного "Форда" отца не было. "Отец только что уехал", - рассеяно подумал Энрико, увидев четкий след протектора на мокром асфальте.
  В дом сенатора его явно ждали. Тереза поднялась к Дорис и доложила, что Энрико в гостиной.
  - Скажи, чтобы он поднялся ко мне, - велела девушка, чем, пожалуй, удивила служанку.
  - Хорошо, сеньорита, - произнесла та, криво ухмыляясь.
  Вскоре раздался осторожный стук в дверь.
  - Войдите! - Дорис отложила книгу.
  - Здравствуй, Дорис. - Энрико подошел к ней и протянул гладиолусы.
  - Спасибо! Садись, пожалуйста.
  Энрико сел и взял книгу.
  - "Джейн Эйр", - нарочито медленно прочел он название. - Тебе нравится?
  - Да! - почему-то покраснела она. - А ты читал ее?
  - Нет.
  - А "Унесенные ветром"?
  Энрико подумал, что она похожа на Скарлетт.
  - Нет, не читал. Видел фильм, - ему захотелось, чтобы Дорис любила его, как Скарлетт Ретта Батлера.
  - Кто-то говорил, что приглашает кого-то на оперу... - улыбнулась она.
  - А я не отказываюсь. У нас еще есть время побродить по городу. Я буду ждать тебя в гостиной.
  Ждать пришлось недолго. Дорис спускалась по лестнице - такая милая, что Энрико не мог отвести глаз.
  - Ну, идем, - произнесла она и улыбнулась.
  Когда они вышли на улицу, дождик прекратился, и выглянуло солнце. Сначала Энрико чувствовал скованность, но вскоре это прошло.
  - Ты не хочешь побродить по Старому городу? - спросил Энрико.
  - А мы не опоздаем?
  Энрико глянул на часы.
  - Да у нас уйма времени! - воскликнул он.
  - Тогда поедем! Я не была там вечность.
  - Так уж, вечность... - засмеялся Энрико.
  - Лет пять-шесть - это точно. Мы туда ездили всей семьей, - Дорис сразу сникла. Энрико подумал, что тень погибшего брата еще долго будет тревожить ее, и его задача отвлечь девушку от грустных мыслей.
  - А ты знаешь, как называлась раньше Лима? - неожиданно выпалил он.
  - Как? - девушка спросила это машинально, мысли ее витали где-то далеко.
  - Писсаро назвал город: "Сьюдад-Лос-Рейес", что означает "город волхвов". В 1535 году он заложил наш город, полагая, что создал что-то невероятное, волшебное, поэтому назвал городом Волшебников...
  - Ты неплохо знаешь историю, - невесело сказала она, вызвав в душе его чувство тревоги, которая мучила его все утро. Энрико вновь почувствовал себя скованным. "Зря я затеял эту историю с оперой. Дорис скучно со мной. Если раньше я ощущал некую благосклонность, то теперь вижу, что она в лучшем случае равнодушна ко мне", - подумал он.
  А девушка в это время думала: "Почему внезапно испортилось настроение? Ведь я ждала его звонка все утро, а теперь радость сменилось горечью..."
  Они проезжали мимо стадиона Сан-Маркос. Движение здесь не такое интенсивное, как в районе Мойдале-Вьеха. За окнами проплывали дворцы с белыми барочными порталами мавританского типа, с балконами из красного кирпича. Вот и церковь, сложенная из темного дерева; стены увековечены геометрическим орнаментом.
  Дорис не знала названий улиц и площадей. Она почти не бывала в городе и пожалела об этом. Но площадь Сан-Мартино была ей знакома, они как раз проезжали мимо. Девушке нравилась дома, опоясанные арками типично испанского стиля.
  Затем они двигались по очень оживленной улице Николаса де Пьерола. Эту улицу, главную магистраль Лимы, знал каждый житель Перу. Днем и ночью здесь кипела жизнь; магазины с шикарными витринами всегда были полны народом. Дорис бывала тут раньше.
  Словом, везде бурлила незнакомая Дорис жизнь. Вскоре они проехали мимо дворца Франсиско Писари и выехали на улицу Магдалены-де-Мар, ведущую в Старый город. Дорис поймала себя на мысли, что Энрико чем-то озабочен: она чувствовала это. Он молча глядел на дорогу. "Может, из-за меня? - подумала она. - Неужели я чем-то обидела его?" - Ей не хотелось, чтобы между ними пробежала черная кошка.
  - Здесь притормози, - попросила девушка. Энрико безмолвно выполнил команду, заглушил двигатель, вышел из машины и распахнул дверь салона.
  - Пожалуйста, - он подал руку. Они оказались на набережной. Внизу неторопливо нес свои воды Римак. У Дорис закружилась голова. Она поспешила опереться на руку Энрико, чтобы не упасть. Но это длилось секунду, головокружение прошло, но, видимо, из-за боязни появления вновь неприятного чувства Дорис не отпускала ладонь молодого человека.
  В дымке виднелся дворец Президента, поодаль чернели дворцы Кинто де Пресса и Торе Галле. Ратуши не было видно, лишь намечались слабые контуры колокольни.
  - Как здесь хорошо, - подумала Дорис, очарованная открывшейся ей панорамой. Энрико стоял рядом, и ветер трепал его волосы. Он сжимал ладонь девушки, у него было легко на душе.
  - Тебе холодно? - Энрико снял пиджак и накинул на плечи Дорис. Они любовались рекой.
  Затем они направились к автомобилю, но что-то заставило Энрико обернуться. Прямо на них мчался огромный черный внедорожник. Дорис закричала, Энрико оттолкнул ее, а сам метнулся в сторону. Последнее, что он увидел, - серое здание с колоннами.
  
  (Фрагмент из книги "Андромеда" том 2)
  Авторские права защищены. Минск 2000
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"