Питерский Ярослав Михайлович : другие произведения.

Ленин хочет умереть!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    А что если президент РФ будет жить вечно? Ну или очень очень долго. 16 лет это ерунда. А если, он будет править 90 лет?!!! Да и главное где-то в секретной лаборатории Кремля держат живого Ленина! Над ним просто ставят эксперимент бессмертия...
  Ярослав Питерский
  
  ЛЕНИН ХОЧЕТ УМЕРЕТЬ!
  (русская анти(утопия))
  
  
  Уважаемый читатель!
  Роман 'Ленин жив!' вовсе не политическая агитка перед очередным фарсом, который, у нас в стране, некоторые называют честными выборами. Это вовсе не черный пиар, ни против коммунистов, ни против демократов. Это просто мои размышления, о том, как и почему наша страна может закончить свое существование в ближайшем будущем!
  Уважаемый читатель!
  Моему поколению, (моим родителям) долгое время твердили: 'Ленин жил! Ленин жив! Ленин будет жить!'. Властители СССР, на протяжении всего его 70-ти летнего существования, словно не понимали, что они, уверяя народ в вечности простого, пусть и гениального человека (что очень спорно!) с красивой русской фамилией Ульянов, могут лишить целую нацию нормального восприятия реалий жизни!
  К сожалению, так оно и получилось! И сейчас у некоторых моих соотечественников, в голове жив не только Ленин, но иногда и Сталин, и Гитлер, и прочие исторические персонажи, которые, ничего хорошего, ни разуму человека, ни всему человечеству не принесли!
  Уважаемый читатель! А что если Ленин и вправду жив?!! И это просто страшный и бессмысленный эксперимент (который продолжается и до сих пор) с попыткой человека сделать себя бессмертным?!
  Думаю, нам всем, нужно быть немного осторожней с вечностью! Ведь вечность, может быть и страшным наказанием!
  
  
  
  
  С уважением
  Ярослав Питерский
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЛЕНИН ЖИВ!
  (русская анти(утопия))
  
  Роман.
  
  Все имена вымышлены, совпадения возможны лишь случайно, за что автор ответственности не несет.
  
  
  Страх смерти основан на ужасе
   перед конечными процессами,
   в момент самой смерти.
  Ужасе неведомого и неопределенного.
  Сомнений по поводу бессмертия.
  Горя, при оставлении любимых
   и из-за того, что тебя оставляют....
   Алиса А Бейли
  
  
  Возможно, он уже умер... но быть уверенным в этом не позволяет последняя надежда, да и кто может сказать, что там за чертой, называемой границей жизни и смерти. Что значит этот рубеж?! Так или иначе, но ему показалось, что ОН первый, кто попал в середину этой границы, словно на контрольно следовую полосу, причем идет он по ней, и вдоль ее, не пересекая... ОН, тот Колумб в измерениях человеческого сознания, ступающий наугад, по мягким облакам границы жизни и смерти... это была страна...сказочная страна...сознания.
  
  
  
  'И верили они, что построят рай на земле....
  И строили они этот рай...
   Но, в раю жить никто не хотел,
  так как были все еще живы...
  Но, чем рай, отличается от ада - они не знали ...'
  У. Лориэнт
  
  Конец двадцатого века. Июнь.
  
  
  Газетный фотограф Кирилл Лучинский открыл окно.
  В этот день стояла жуткая жара. Город, как всегда страдал от обилия тополиного пуха, который скапливался в огромные кучи, больше, похожие на сугробы. Дети во дворе баловались со спичками. Белые массы вспыхивали как порох, извращая действительность псевдо снега. По двору пронесся вой пожарной машины. Он был похож на завывание мартовского кота.
  Месяц назад от Лучинского ушла жена, предпочтя его водителю из местного РОВД. Но Кирилл по этому поводу особо не переживал. У него было три любовницы, поэтому сразу после ухода супруги, одну из них - незамужнюю Свету, он поселил в своей квартире. Хотя, если честно, жить Кирилл хотел с Катей, но та, была замужем за актером городского драмтеатра, который, вечно был на гастролях. Причем по иронии судьбы, играл он роли обманутых мужей и неудачных любовников. Но разводится со своим лицедеем, Катерина не хотела.
  Лучинский сидел на подоконнике и вглядывался в облезлую от времени раму своего окна. Сегодня у него поднялась температура, поэтому настроение было скверное. Болеть в такую жару было просто мученьем. На работу Кирилл не пошел, позвонив главному редактору и объяснив ситуацию. Тот его отпустил на пару дней.
  Спрыгнув с подоконника и плюхнувшись на диван, который скрипнул одной из разбитых пружин, Кирилл дистационкой включил телевизор. По одному из каналов показывали боевик. Через некоторое время фильм прервали рекламой, Кирилл, уже хотел было переключить на другую программу, как вдруг увидел промо-ролик нового 'супер целительного' бальзама из Тибета. С экрана мягкий воркующий женский голос утверждал, что этим снадобьем, можно вылечить грипп за час.
  Лучинский конечно не верил рекламе, ведь он сам был хоть и не журналистом, но работал фотографом в газете и все тонкости закулисья журналистского ремесла он знал, но в этот момент, его как будто заворожили. Першащее горло и температура толкнули Кирилла на не свойственный ему поступок. Он вскочил с дивана и, подбежав к письменному столу, записал номер телефона и адрес фирмы. Название рекламируемого бальзама, было каким-то странным. Созвучие слов:
  'Потусторонний интерим'
  ( лат. 'Interim' - между тем. Временное решение, или соглашение)
  не вызывало у Лучинского, никого доверия. Но, тем не менее, не понимая почему, он заинтересовался навязчиво предлагаемой продукцией.
  В рекламных характеристиках 'чудо бальзама' говорилось, что он лечит любые болезни, но, а такое как Грипп, для чудо-средства, просто пустяк. Причем к 'волшебной' продукции предлагается гарантийная марка, которая позволит покупателю в случае рецидива болезни, в течение полугода, получить назад потраченные деньги и даже при предоставлении больничного листа - 'среднюю зарплату за период вашей нетрудоспособности'.
  Одним словом чудеса, да и только!
  Душная, июньская ночь, прошла беспокойно и никак не хотела заканчиваться. Лучинский не смог даже задремать. К вечеру опять поднялась температура, которую Кирилл так и не сбил.
  Он выпил целую горсть различных таблеток, но они не какого должного результата не дали. В горле, словно кто-то приклеил наждачную бумагу, мучил кашель, а соплями Кирилл измазал огромную тряпку, специально оторванную от старой простыни, потому как, все носовые платки были уже использованы.
   Так скверно Лучинскому не было уже последние лет пятнадцать из его тридцати пяти. В общем, под утро, Кирилл твердо для себя решил проверить свойства рекламируемого по телевизору 'чудо бальзама' на своем организме.
   На улице хотя было еще рано, уже опять стаяла жара. Было явно под тридцать градусов. В воздухе полный штиль, ветер словно забыл, что освежать душный бетонный город - это его обязанность. Проклятый тополиный пух чувствовал себя королем в таких условиях, как будто издеваясь, он атаковал ноздри горожан, заставляя чихать и морщиться. Прохожие, как вареные плелись по душным улицам. Причем практически все мечтали о дожде, который смог бы расправиться с белой тополиной напастью и освежить город.
   Дом, где, судя по адресу, располагалась фирма торгующая 'чудо бальзамом', находился недалеко от дома Лучинского. Но, все же Кирилл пешком решил не идти, а доехать на автобусе. На остановке народу было не много. Потенциальные пассажиры прятались в тени деревьев. К счастью ждать маршрутку долго не пришлось. Буквально через несколько минут урча и постреливая, подъехал старенький ПАЗик.
  Запрыгнув в салон, Кирилл сел на свободное сиденье. Дышать совсем не возможно, пот катился градом, и хотя открыты все форточки, свежего воздуха к замаринованным пассажирам практически не поступало. Лучинский понял, что если сейчас не получит порцию нормального, пригодного для дыхания кислорода, то упадет в обморок. В глазах совсем потемнело, дыхание сперло. Не доехав одной остановки до адреса, где располагалась фирма, торгующая бальзамом, Кирилл выскочил из автобуса в надежде прогуляться немного пешком и избавиться от спазм удушья.
   Недалеко от остановки, в тени деревьев, располагался небольшой скверик с несколькими скамейками. На одну из них и присел Лучинский, с опаской оглянувшись на 'сугроб' тополиного пуха. Тот, словно живое существо, колыхался от малейшего дуновения ветерка.
  'Только бы не размело, тогда вообще еще и чихать начну...Господи!' - подумал Лучинский.
   Через несколько минут, ему вдруг стало немного получше. Протерев в сто первый раз потный лоб, Кирилл хотел было встать и пойти, но в это время, возле него, на скамейку плюхнулась непонятно откуда взявшаяся старуха. Бабка, на вид тянула лет на сто, причем старица, не смотря на жару, была одета во все черное. Она буравила Лучинского глубоко впавшими карими глазами. Кирилл от неожиданности вздрогнул и не произвольно отвел взгляд от сухого морщинистого лица. Ему стало немного не по себе.
  'Что это еще за булгаковские персонажи?' - подумал Кирилл.
  Неожиданно старуха заговорила. Ее голос звучал приятно и низко:
  - Что, плохо грипп подхватить в начале лета? Вообще-то ты ошибаешься! У тебя не грипп. У тебя болезнь времени. Ее название Бенталь! (Bental - лат. Глубина). Но, ты правильно все понял. И правильно все хочешь сделать! - Кирилл даже не поверил, что старуха это говорит ему, поэтому нерешительно переспросил:
  - Простите, это вы мне?
  - Тебе, кому ж еще?! Или здесь кто-то другой есть?
  - Хм... нет, но... - Лучинский находился в полном недоумении.
  Откуда старуха могла знать про его грипп?
  Но та, не обращая внимания на смущение журналиста, продолжала:
  - Ты ведь собрался покупать лекарство? Бальзам 'Потусторонний Интрерим', так ведь?!
  - Да, а откуда?! Господи, чушь какая-то! Мастер и Маргарита в новом издании прямо!
  Но старуха, не обращала внимания, на его ропот:
  - Нет, все нормально, правильно ты это задумал, он тебе поможет, только он и поможет с твоей-то болезнью... Бенталь дело не шуточное! Только вот не пей сразу большую дозу не пей. Вот тебе к бальзаму листья Сакуры. Это особая Сакура, особая! Добавишь ее в бальзам, получишь желаемый результат, - с этими словами старуха протянула Кириллу синий пакетик.
  Лучинский, как под гипнозом, взял его, при этом, успев заметить большую толстую массивную клюку. Посох стоял возле старухи. Кирилл вновь взглянул в лицо незнакомки и вдруг ужаснулся, глаза были у нее теперь голубого цвета. Старуха ехидно улыбалась. Лучинский, посмотрел на пакетик данный ему, спросил:
  - Простите, а откуда вы вообще знаете, что у меня боли... - но Кирилл не договорил вопрос.
   Возле него уже никого не было.
   'Чушь... бред.... Вот прижало! Фу ты!' - Лучинский обрадовался, что это все померещилось, как неожиданно к нему вернулась реальность.
  В руках, он держал синенький пакетик.
  
  
  ***
  
  
  Офис фирмы торгующей 'Потусторонним Интеримом' находился на первом этаже жилого дома. Точнее это была обычная квартира, наверняка снятая в аренду и переделанная под торговое заведение. Фирма, продающая загадочный лечебный бальзам называлась пафосно: 'Крыша мира'
  'Как бы у меня самого крышу не сорвало' - подумал Лучинский, заходя в офис.
  Там его встретила пышногрудая блондинка, облаченная в белый халат. Вообще-то девица в таком одеянии была больше похожа не на медсестру, а на порно звезду из фильма про развратную больницу. Она, как понял Кирилл, являлась и продавцом и консультантом в одном лице. В помещении посредине стоял прилавок, обклеенный белым пластиком. Возле стены несколько сервантов, за стеклами которых Лучинский рассмотрел бутыльки и баночки с различными мазями и микстурами.
  - Я насчет бальзама... - робко произнес Лучинский.
  Секс красотка улыбнулась толстым слоем ярко красной помады и, показав жемчужные зубки, приветливо спросила:
  - А какой суммой вы располагаете?
  Кирилл смутился. Он терялся всегда, когда спрашивали его о деньгах, а вернее имеющийся у него наличности.
  - Да у меня всего рублей семьдесят...
  - Прекрасно! Этого хватит! - красотка вновь улыбнулась, давая понять, что деньги надо передать именно ей.
  Лучинский, пошарив в карманах, сунул насколько купюр. Блондинка, не глядя, бросила их в выдвижной ящик кассы и протянула бутылёк.
  - Вам нужно пройти в соседнюю комнату оформить гарантию, - промурлыкала девица.
  Зайдя в соседнее помещение, Кирилл увидел перед собой письменный стол, заваленный бумагами, за которым сидел, подставив лицо огромному вентилятору, маленький щупленький мужичонка с раскосыми глазками и желтой кожей. Увидев Лучинского, тот вздрогнул и, изобразив на азиатском лице подобие лучезарной улыбки, кинулся навстречу Кириллу с явно фальшивым гостеприимством.
  - О-о-о! Дорогой друг! - оголяя желтые, как и его лицо, зубы, пропищал хозяин кабинета.
  Схватив Кирилла за руку, он начал ее трясти, словно пытаясь вправить суставы пальцев.
  Кирилл невольно напрягся.
  - Я рад приветствовать вас, - не обращая внимания на смущение Лучинского, бормотал азиат. - Вы первый наш клиент в этом славном городе... Э-э-э... Я президент фирмы... э-э-э...Пак... господин Пак.... Так зовут меня. Мы уже ведем торговую деятельность в вашей стране... э-э-э. Уже пять лет... пять! Пока... э-э-э... никаких претензий! Мы эксклюзивные поставщики этого великолепного бальзама! О ... потусторонний интерим... о-о-о... это отличное средство от болезней! Если вы пожелаете... пожалуйста... я предоставлю вам международный сертификат! Мы распространяем наш бальзам в таких странах... как Соединенные штаты... Канада... Бельгия... Египет! И, вот Россия! О-о-о!!! Я рад! Мы рады вам услужить! - быстро болтал мужичок.
  Он своим речитативом не давал вставить Лучинскому не единого слова. Кирилл поморщился. Голова загудела с новой силой.
  - О-о-о, я вижу вам плохо! Давайте я не буду вас задерживать. Оформлю сейчас мигом все документы!
  - Да, если можно, пожалуйста, - тихо ответил Кирилл.
  Господин Пак сощурив и без того узкие глазки, кивнул и метнулся к столу.
  - От чего будем писать гарантию? - спросил он, роясь в бланках.
  - От гриппа, от сильного гриппа.
  - Ну, от гриппа, так от гриппа...э-э-э... - маленькая, желтая, ручка, заводила по бумаге, вырисовывая каракули. - Я, честно говоря, думал... о-о-о... э-э-э... может от чего более серьезного...
  Азиат бормотал, не глядя на Лучинского. Кирилл устало улыбнулся и спросил:
  - А от чего, от чего серьезного можете?
  - Ну, допустим... э-э-э... от цирроза печени. Или от рака, например.
  - Чего? Ваш бальзам, что ли способен лечить раковые заболевания? - не поверил своим ушам Кирилл.
  - Конечно...
  - Вы хотите сказать... что проблема, над которой бьются медики всех стран, решена вашей фирмой? - переспросил Лучинский со скепсисом в голосе.
  Мистер Пак неожиданно бросил писать и как-то зло посмотрел на Лучинского:
  - Вы, что же этому не верите? Считаете, что все это просто рекламная штучка?
  Кирилл, немного смутился и, замявшись ответил:
  - Честно говоря, все-таки рак. Не шибко ли?
  - Да вы что?!!! Вы, что же считаете, что мы шарлатаны?!
  - Да нет, нет. Я бы не пришел, - оправдывался Кирилл.
  'Черт меня дернул ляпнуть про рак' - зло подумал он.
  - Нет, я вижу, вы не искренни в своих словах! - взвизгнул Пак.
  Причем фраза прозвучала как-то по-библейски.
  - Да нет, нет! Я не хотел вас обидеть поверьте!
  - Нет уж! Сейчас я вам докажу, что все истинная правда! Правда! - не унимался азиат. - Я вам покажу сейчас настоящий документ тибетских лекарей! Ему две тысячи лет!
  'Но это уже слишком!' - подумал Кирилл, но промолчал.
  А Пак, тем временем, бросив писать, подскочил к стене, в которой, как, оказалось, был вмонтирован еле заметный сейф. Достав ключ, Пак изъял из него какой-то сверток. Бережно, словно младенца он протянул его Кириллу.
  - Смотрите, смотрите! Этому документу два тысячелетия!!!
  Кирилл развернул толстый желто-серый пергамент и обомлел. Судя по ощущению пальцев, это была какая-то необычная мягкая кожа, с весьма характерным приторно-горьким запахом. По виду, вещь действительно была древней. Мелким, не понятным шрифтом, были написаны какие-то слова, которые естественно Кирилл разобрать не смог, но какое-то не понятное чувство бодрости исходило от этого предмета. Лучинский просто не мог оторвать от пергамента взгляд.
  - Вот видите! Теперь верите! - пафосно спросил Пак.
  - Теперь верю, а что, что здесь написано? - робко спросил Кирилл.
  - Я вам дам перевод на русский! Только прочитаете его тут! - заверил Пак.
  'Черт! Надо об этом фоторепортаж снять! Прямо на передовицу! Если бы ведущему корреспонденту об этом рассказать, так вообще мини-сенсация городского масштаба бы получилась! А это премиальные или даже отпуск!' - подумал Кирилл.
  Азиат между тем отобрал у Кирилла пергамент и быстро положил обратно его в сейф. Лучинский почувствовал, что на кончике пальцев осталась пыльца, словно от крыльев бабочки.
  - Я понимаю вас. Но теперь и вы видите, что не все торговцы вруны! - Пак опять, как ни в чем не бывало, улыбаясь, всучил Лучинскому другую бумагу. - Это перевод. Читайте! Но выносить нельзя! Такая заповедь у нас в фирме!
  Лучинский вздохнул, кивнул головой и взглянул на листок и начал читать:
  'Подумайте о доктрине отделения!
  Она включает в себя все жизненные процессы и сообщает вечно прекрасную тайну смерти, которая и есть жизнь!
  Трактат о семи лучах.
   Силы смерти повсюду распространились сегодня, но это смерть свободы!
   Смерть свободной речи! Смерть свободного человеческого действия!
  Смерть правды и высших духовных ценностей! Они являются жизненными важными факторами человечества!
  Смертью физической формы можно по сравнению жизнью сегодня пренебречь!
  Этот фактор легко исправить сегодня благодаря процессу возрождения и справедливости! Предоставление новой благоприятной возможности!
   Разрушение формы в битве имеет мало значения, для тех, кто знает, что перевоплощение это базовый закон природы и что смерти нет!!!'
  
  Странный текст, как заклинание, невольно пробивался в сознание Лучинского. Кирилл, вдруг ощутил, что уже когда-то это слышал. Н, тут же это чувство прошло. Лучинский с удивлением оторвал глаза от бумаги.
  На него внимательно смотрел Пак. Он протянул бланк с гарантией. Азиат вновь натянуто улыбнулся, выставив вперед желтые и кривые зубы, и спросил:
  - Ну, что? Понравилось?
  - В общем да, необычно, - Кирилл, хотел перечитать текст, но Пак вырвал его и всучил гарантийный талон.
  - Нее, я говорил один раз, все, таковы правила, держите вашу гарантию.
  - А можно переписать текст? - робко спросил Кирилл.
  - Нет! Вы видно плохо читали его! Нет! Там же все написано было! - Пак сказал это с небольшим раздражением.
  - Но, ведь я вам слово даю. Об этом никто не узнает! - попытался уговорить его Кирилл.
  - Да вы, что? Не понимаете? Не понимаете? Я же вам сказал! Нельзя! Держите гарантийный талон! Надеюсь, он вам не понадобится! - еще более резко сказал Пак.
  Лицо его вдруг опять изменилось и стало злым.
  - А я, может, хочу, как законный потребитель прочитать! Вы не имеете права мне отказать! - попытался настоять на своем Лучинский.
  Злобный взгляд, словно лазером резанул лицо Кирилла:
  - В нашем договоре этого нет, нет этой услуги, если что-то не устраивает, давайте бальзам назад и до свиданья! - совсем зло ответил Пак.
  'Вот сволочь! Скотина! А такой бы фоторепортаж бы получился!' - подумал Лучинский, а вслух сказал:
  - Нет, нет, я пошутил.
  Пак вновь мгновенно изменился. Лягушечья улыбка расползлась по желтой коже.
  - Ах, уж эти русские шутники! Подписывайте талон.
  Кирилл подписал листочек. Пак, кивнув, ехидно засмеялся:
  - Ну, все! Поздравляю! У вас все получится! До свидания! - и показал Кириллу на выход.
  'Вот козел! Как отшить умеет! Профессионал! Ничего не скажешь!' - подумал Кирилл и направился к двери.
  Уже на ходу он услышал, как Пак тихо сказал:
  - Кстати, фотографии все равно бы не получились...
  Кирилл даже обомлел. Он остановился, как вкопанный.
  - Что вы сказали?!
  - Да так, ничего, до свиданья, хи-хи, - и Пак вновь улыбнулся.
  - Вы вроде сейчас про фотографии, что-то сказали?!
  - Нет! Что вы! Это вам послышалось! Главное, не принимайте сразу большой дозы это опасно! Но не для здоровья, для вашего сознания!
  Кирилл ничего не ответил и вышел из кабинета. 'Секс бомба' в халате вновь дежурно ему улыбнулась кровавой кляксой вульгарной помады. Лучинский хмыкнул и покинул офис 'Крыши мира'.
  Домой он шел легкой походкой, причем пешком. Горло хоть и побаливало, но уже не так сильно. Сопли, превратившись в подобие эпоксидной смолы, забетонировали нос. Поэтому дышать приходилось ртом, но Кирилла это не беспокоило. Настроение у него, почему-то улучшилось и в теле добавилось энергии.
  'Что за ерунда! Может правда, чудеса еще встречаются!' - думал Лучинский.
  Не заметно для себя, он добрался до дома. Внизу на первом этаже находился универсам и Кирилл зашел туда купить минералки. Приобретя большую бутылку газ воды, он купил и маленькую двухсот пятидесяти граммовую коньяка 'Белый аист' Так, на всякий случай. Через несколько минут, он открывал свою квартиру. Где-то в подвале громко мяукнул кот.
  'Вот те раз... кошки завелись' подумал Кирилл, захлопнув входную дверь.
  Зайдя в квартиру, Лучинскому вдруг захотелось немедленно принять ванну. Тело словно требовало живительно влаги.
  'Вот, зараза, нельзя ведь!' - подумал Кирилл, открывая водопроводные краны.
  Через несколько минут, он все же плавал в прохладной воде и словно франт, курил сигарету. Но, после водной процедуры, самочувствие вновь резко ухудшилось. Заболела голова и, опять заломило в висках. Кирилл поморщился и улегся на диван в трусах. Шевелиться не хотелось. Нащупав на полу пульт от телевизора, он щелкнул кнопкой. По комнате разнеслись звуки какого-то очередного дурацкого диалога из бесконечного латиноамериканского сериала.
   Кирилл уже почти уснул, как его заставил вздрогнуть звонок телефона. Противная электронная трель настойчиво прокатилась по комнате.
   'Кто еще? Кому я нужен? Только бы не Катька!' - подумал Лучинский.
  Он снял трубку. На том конце провода оказалась не Катя. Это была его бывшая жена Вика, которая выдала длинную нудную очередь в эфир телефонный сети.
  - Алло! Кирилл, это я. Ты все еще на меня злишься? Зря, сам виноват! Сам! Больше никто! Не надо было так себя вести! - Вика взялась читать очередную нудную мораль о правилах супружеского поведения.
  Кириллу надоело уже при втором предложении, поэтому он просто положил трубку на пол и пошел в кухню.
  'Пусть потрепится сама с собой, пусть, язык то у нее, хоть солому коси!' - подумал он.
  На столе одиноко стоял пузырек с бальзамом.
  'Вот тебе раз, о нем то и забыл! Надо заглотить! Может отпустит?!' - размышлял Лучинский.
  Достав из буфета стакан, Кирилл вылил содержимое бальзама в него. Густоватая, коричневая жидкость равномерно растеклась. Лучинский, хотел было уже выпить все залпом, как вдруг вспомнил о старухе в скверике.
  'Елки палки... ведь пакетик еще какой-то есть...'
  Пройдя со стаканом в комнату, мимо сиротливо лежащей на полу телефонной трубки, из которой все пищал голосок бывшей благоверной, Кирилл достал из брюк синенький кулек. Разорвав его, он понюхал содержимое, но определить запах не удалось. Нос был заблокирован соплями.
  'А, была, не была!' - подумал Кирилл и высыпал порошок в стакан с бальзамом.
  Там все зашипело и вспенилось. Пошла, какая-то химическая реакция. Кирилл решил, что надо подождать и поставил стакан на пол, рядом с трубкой.
   'Шипит так же, как та гадюка...' - весело подумал он и взял трубку.
  - Алло Кирилл, ты меня слушаешь? Алло!
  - Да, да, слушаю...
  - Так, что? Я приеду и заберу оставшиеся вещи?! Хорошо?!
  - Слушай Вика! Пошла ты на.... со своими вещами, водителем, своей мамашей! Приезжай и забирай манатки! И чтоб духу твоего больше не было! Не звони мне больше! Уйди из моей жизни раз и навсегда! - тихо, но уверенно сказал Лучинский.
  На том конце провода видимо обомлели. Наступила тишина. Несколько секунд понадобилось Виктории, что бы переварить данную информацию. Но, все же, она пришла в себя и вновь закаркала средними частотами телефонного динамика:
  - Алло, зачем ты так? Ладно, я ведь хотела друзьями расстаться! Но раз ты не хочешь, хорошо, я завтра приду! Будь дома! Пи...пи... пи... - так же неожиданно оборвался голос, как и раздался это звонок.
  Кирилл тяжело вздохнул и положил трубку в гнездо телефона. Стакан с бальзамом успокоился и перестал издавать шипы и писки.
  'Заварилась смесь...' - Кирилл задумчиво взял стеклянную емкость, взболтнув, выпил.
  Первые мгновения он не чего не почувствовал. Жидкость была практически безвкусной. Кирилл улыбнулся и лег на диван.
   'Сволочь! Кореец обманул все-таки! Последние деньги, вот дурак!' - думал он.
  Но уже через секунду, в голове слегка закружилось. Приятная истома начала исходить откуда-то изнутри тела. Глаза не произвольно начали слипаться. Кирилл ощутил не ведомые ему чувства, какой-то уверенной слабости и спокойствия. Все очень походило на опьянение от гашиша, который, не раз Лучинскому приходилось курить во время прохождения срочной службы в Средней Азии.
   Вдруг, словно из тумана облаков всплыл образ старухи давшей ему пакетик с порошком. Но, бабка не выглядела злой, скорее была больше похожа на престарелую учительницу.
  Глаза ее ехидно смотрели на Кирилла...
  - Не много. Я же говорила не много. Сакура, большая доза опасна, - шептала старая ведьма.
  Вслед за бабкой появился кореец.
  Пак засмеялся и почему-то, подмигнул Кириллу:
  - Немного бальзама, немного, а ты?!
  Голубые облака и совершенно, розовое небо.... Причем земли не видно, просто полет. Полет разума. Отсутствие опоры. Тело словно висело в невесомости, постепенно пространство, окружающее сознание - стало темнеть. На черном фоне, проступили звезды. Яркие огни их лучей сливались в продольные линии. Появился посох, просто посох, той самой старухи с лавки, из сквера. Но ручка, в виде головы дракона, вдруг зашевелилась и начала изгибаться.
  Бенталь, передвижение по времени...
  'Ты избранный, избранный...' - звучал голос.
   Эхо звучания, плавно переходило в тихую музыку...
  'Где, где мое тело?' - было последнее, что успел подумать Кирилл Лучинский.
  После этого он отключился.
  
  
  
  Когда-то... совсем в недалеком... будущем. Россия. Июнь.
  
  
  
  Заведующий Государственным диагностическим центром имени Константина Топорыжкина - Михаил Альфредович Щупп был расстроен. Внутренний дискомфорт и какое-то гнетущее состояние не покидало тело шестидесятилетнего мужчины. Низенький и нескладный Щупп, как и множество мужчин его возраста, имел солидную лысину посредине седого волосяного покрова, занимающую три четверти черепа. Толстый, слегка курносый нос в виде картошки, постоянно вздрагивал, когда Михаил Альфредович говорил слова, в которых было много согласных.
   Хотя карьера и жизненный уклад Щуппа были довольно приличными, Михаил Альфредович, почему-то постоянно был чем-то не доволен в жизни. Но, возможно главному врачу такого солидного госучреждения, как диагностический центр, и положено было быть вечно недовольным. Первое время после получения этой высокой должности, Щупп ощущал себя довольно важной персоной, но постепенно это прошло, а в призме серых, стандартных, похожих один на другой, будней, Щупп начинал понимать, что все-таки не так прожил жизнь, как ему бы хотелось.
   Но, показывать свое недовольство жизнью Щуппу по определению было нельзя. В его центре лечились и обследовались весьма солидные и влиятельные люди государства и города. Все они требовали большого внимания и холопской заботы в виде лакейского услужения, лести и изречения дурацких комплементов в их адрес.
   Михаил Альфредович довольно успешно справлялся с этой ролью. Но вместе с этим он понимал, что все меньше остается врачом (кем был по призванию и диплому), а все больше становится обыкновенным медицинским администратором, обычным ржавым шурупчиком в прогнившей системе государственного бюрократизма.
   Но плыть против течения Щупп не хотел. Его даже устраивало многое в жизни. Например, спецпайки, особые премиальные, дополнительные карточки для посещения особых партийных магазинов и маленькие, но частые подношения пациентов, в виде дефицитных товаров (рубашек, брюк, конфет, коньяка) на работе.
   Хотя, конечно, принимать такие дары было опасно, в любой момент могли появиться бравые ребята из Комитета партийного и Госконтроля и, составив акт, списать карьеру, а возможно и свободу Щуппа на свалку истории. Щупп вообще не любил власть. Он презирал ее, как непонятное, коварное животное и тем более ненавидел политику. Причем, оставаясь 'партийным' Михаил Альфредович, старался не вмешиваться ни в какие общественные дела и процессы.
   Но в последнее время у Щуппа появилась и еще одна проблема. 'Спец пациент' в секретной палате закрытого корпуса государственной безопасности медицинского центра. Этот человек и незримо тяготил жизнь Щуппа.
  
  
  ***
  
  
  Стояла противная, июньская жара ...NNN года. Юбилейный год восьмого десятка правления мудрого и дальновидного Верховного Правителя Народной Федеративной Республики, товарища Лучезарного, был отмечен огромным обилием тополиного пуха, передовых трудовых побед тружеников полей и заводов, очередной реформой партии и Госплана, а также праздничными декадами дополнительных распродаж дефицитных товаров. Народ республики был уверен, что уж этот год, станет переломным в затянувшимся кризисе продовольственной нехватки.
  
  
   Михаил Альфредович сидел в своем рабочем кабинете и разбирал новые поступившие истории болезней спец пациентов. Старенький скрипучий вентилятор, надрываясь, старался хоть как-то освежить душное пространство помещения. Его лопасти судорожно вздымали хиленькую волну душного воздуха, которая трепетала шторы щупповского кабинета.
   За ночь в центр имени Топорыжкина, поступили два партийных чиновника курирующих общественный транспорт в народной республике. Щупп сразу понял, что очередная проверка народного контроля работает в этом министерстве, поэтому партийные бонзы и легли в его центр, что бы переждать пока ревизоры закончат проверять их ведомство.
  Листая истории болезней, Щупп четко понимал, что два этих здоровенных партийных 'быка' решили устроить себе небольшой отпуск в виде приема дефицитных витаминов и мимолетных романов с медперсоналом медицинского центра.
  Шерстить же их подведомственную организацию общественного транспорта было за что. Щупп, как говорится, знал это на личном опыте. Михаил Альфредович не имел личного автомобиля (это вообще, было роскошью в республике). Также, как основная масса населения, Щупп ездил на работу, на обычных городских автобусах.
  
  Буквально сегодня главврач стал свидетелем противной сцены, разыгравшейся в маршрутном 'скотовозе' - как называл Щупп городской транспорт. Доисторическая, ржавая развалина именуемая когда то ЛИАЗом (что это было за название, никто уже точно и не знал), сделанная еще в прошлом веке, скрипя и урча, везла сотню горожан по местам их 'трудовых побед'. Народу в салоне было много. На задней площадке пассажиры буквально висели друг на друге, методично попрыгивая на дорожных колдобинах.
  Ездить в таких автобусах было просто в принципе опасно, но так как альтернативы попасть на рабочее место не было, приходилось терпеть эти кошмарные неудобства. На очередном ухабе, грузная и объемистая пассажирка весом в центнер, неожиданно, скрипя рухнула - в образовавшуюся в полу задней площадки, дырку. Ржавый гнилой металл не выдержал ее веса. Но, к счастью, женщина, провалилась, только по пояс. Ее ноги оказались на асфальте, а толстое тело продолжало оставаться в салоне автобуса.
  Провалившаяся мадам дико заорала и схватилась руками за выступы в полу. Две здоровенные сумки с продуктами, повалились в ноги к остальным пассажирам. Тетка, боясь, что ее всю затянет под автобус, с кошмаром наблюдала, как человеческие ноги, обступившие голову, топчут багаж. Причем вторая ее нижняя часть тела усердно работала. Ей приходилась со спринтерской быстротой бежать по дороге, чтобы сохранять равновесие. Спасало то, что автобус ехал медленно, от силы километров пятнадцать в час (быстрей он ехать просто не мог).
  Неожиданно в салоне стали разгораться страсти. Но переживания пассажиров не были связаны со спасением провалившейся соседки. Двое молодых парней заключили пари на пару десяток. Один громко утверждал, что толстая тетка не добежит до следующей остановки, второй ему оппонировал, причем, предлагая окружающим даже сделать ставки на то, что тетка домчится.
  Игровой азарт даже заразил некоторых пассажиров и, они поддались на провокацию наглецов. Кто-то сунул деньги. Наблюдая за этой кошмарной сценой, Щупп пришел в ужас.
   'Господи, до чего мы докатились и эта новая эпоха любви и справедливости?! Какой цинизм!' - подумал главврач.
  А тем временем, дыхание у провалившейся, но упорно бегущей тетки, участилось до критического уровня, лицо ее покраснело, глаза совсем закатились, изо рта вот-вот должна была хлынуть пена. Но, на ее счастье очередная остановка бала близко. И тут произошло кошмарное. Один из спорщиков начал орать, что бы водитель, не останавливался, и ехал дальше без остановки, пообещав шоферу 10 % от суммы сделки. Причем основная масса народа в салоне поддержала наглеца, оставшаяся часть пассажиров с ухмылками равнодушно взирали за разыгравшейся трагедией.
   Михаил Альфредович стерпеть такого не смог, тем более, что остановка, которую уже было хотел проехать водитель была его. Щупп резко наклонился над несчастной толстой бабой и помог ей влезть внутрь автобуса. В душном салоне пронесся возглас разочарования. А парочка спорщиков кинула на Михаила Альфредовича угрожающие взгляды, опалив его при этом резким алкогольным перегаром.
  Автобус остановился и Щупп с трудом выбрался на улицу. Боковым зрением он заметил, что хулиганы следовали за ним. Михаил Альфредович ускорил шаг. Идти предстояла через старый парк, на окраине которого и располагался медицинский центр им. Топорыжкина.
  Щупп торопливо перебирал своими короткими ножками, затылком чувствуя два злобных взгляда преследователей. До мед центра оставались уже считанные метры, когда из кустов неожиданно выпорхнули две тени. Михаил Альфредович в растерянности остановился. Перед ним стояли те самые автобусные мужики, злобно сверкая, мутными от пьянки, глазами.
  - Ну, что папашка, защитник справедливости?! Куда спешишь-то? - угрюмо молвил один из них, который был выше ростом.
  Щупп в страхе попятился назад. Пожилой врач с детства боялся грубой физической силы, поэтому любая прямая угроза вводила его в панику. Второй хулиган, который был маленький и коренастый медленно подошел к Михаилу Альфредовичу. Щупп вновь почувствовал запах сивушного перегара.
  - Ты чё, как рак пятишься?! А?!!! - спросил он.
  Стараясь внешне быть спокойным, Михаил Альфредович с трудом выдавил из себя нечто похожее на возмущение:
  - Что вы от меня хотите?!
  - Слушай дядя, какого хрена ты влез? Зачем нам все испортил?! Подумаешь, жирная баба, пробежала бы еще пару остановок! Мы бы хоть на опохмел заработали! - вновь прозвучал голос высокого.
  Щупп удивленно посмотрел на мужика и спросил:
  - Молодые люди, неужели вам не жаль эту несчастную? Она ведь чья-то мать и жена, а если бы у нее сердце прихватило?
  - Ты чё нам тут о сердоболии, пургу метешь?!!! - завопил коренастый. - Думаешь, она тебя за спасение, добрым словом вспомнит?! Да если бы ты сам провалился, она бы первая на тебя бабки поставила бы! Понял! Первая! - и коренастый, разразился противным хриплым смехом.
  - В общем, так, коль ты справедливый, компенсируй, давай нам убытки! - подвел итог разговора высокий.
  - Да! А-то у нас шланги горят! - вторил ему коротышка.
  Михаил Альфредович глубоко вздохнул, но спорить не решился и полез в брючный карман за кошельком. Достав из бумажника пару сотен, он протянул обидчикам. Высокий, медленно подошел и, взяв деньги, сказал:
  - Слушай старик. Ты уже до седин дожил, а ума не нажил. Не лезь ты в нашем государстве, в общественные разборки! Себе дороже будет! Честно говоря, я тебя в душе понимаю, но правды ты в этой жизни, по крайней мере, не увидишь, это я тебе говорю...
  Хулиган, говорил это с каким-то искренним сожалением. Щупп вдруг на мгновение увидел в его взгляде тоску.
  'Господи к чему идем?!' - подумал врач и, смачно плюнув на асфальт аллеи, поплелся на работу.
  
  
  
  ***
  
  
  Государственный диагностический медицинский центр имени Кости Топорыжкина, представлял из себя, огромное серое здание высотой в двенадцать этажей. Это была, довольно современная постройка и на фоне остальных стандартных облезлых пятиэтажек построенных в середине двадцатого века. Но и не только внешний вид добавлял солидности этому медицинскому предприятию. Главное, центр был секретной базой лечения и проведения экспериментов для высших должностных лиц. Для этого здесь имелся закрытый корпус с секретными палатами.
  Главврач Щупп, обычно подходя к центру, любовался им. Но на этот раз после инцидента в парке Михаил Альфредович совсем скис и не смотрел на любимую больницу, причем хулиганы лишь усугубили внутреннюю тревогу врача. А главной причиной расстройств, был проклятый спец пациент из секретного бокса.
  Когда он появился в больнице, никто не помнил, во всяком случае, за свою шестидесяти летнюю жизнь Щупп, (как ему казалось) знал его всегда.
  Аура секретности над этим человеком была настолько сильна, что совсем малый круг сотрудников знал о его существовании. Лежал тайный субъект в отдельной секретной палате. Диагноз загадочного пациента был не известен современной медицине. С виду это был обычный летаргический сон, но при тщательном обследовании, проводимом вот уже в течение тридцати лет, это не подтверждалось. Похожими были только внешние симптомы, развитие же организма подследственного объекта, шло немного по другим, не известным науке законам. У него не было практически никакого старения клеток и расхода энергии, хотя тело и потребляло кислород. Поразительно! Но у него вообще не рос волосяной покров: ни на голове, ни на лице. Не росла: ни борода, ни усы, не росли ногти. Все говорило о том. что организм словно законсервирован кем то и экономит свои внутренние ресурсы! Что вообще делать с этим человеком, не знали даже самые светлые и выдающиеся умы медицины Народной Федеративной республики. Секретного пациента сохраняли как-то так, уже по традиции, словно мумию египетского фараона. Но это не могло продолжаться бесконечно, и все чувствовали, за загадочным пациентом скрывается государственная тайна.
  Честно говоря, Щупп уже и не надеялся, что ему придется, что-то кардинально решать с секретником до пенсии самого Михаила Альфредовича.
  'Пусть с этим живым покойником уж бьется моя смена!' - рассуждал Щупп.
  Спящему неизвестным науке сном мужчине, был примерно тридцать пять лет отроду. Никаких особых отклонений в развитии его организма не наблюдалось. Обычное живое тело обычного человека. Спец. пациенту присвоили секретный литер '098'. Так его и называли доктора топорыженского центра, во всех секретных отчетах, отсылаемых, зачем-то в Москву. Раз в месяц у 098-мого снимали показания мозга, и легких.
   Сердце же под контролем датчиков находилось круглые сутки, а отчеты по его жизнедеятельности ложились на стол Щуппу каждое утро. Зачем это надо было делать, сам Щупп не знал, но выполнял все секретные инструкции, связанные с '098'.
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  
   Вот и сегодня, как всегда, после просмотра истории болезней партийных спец клиентов, Щупп нажав кнопку селектора, и попросил у секретаря суточный отчет о 098. Секретарем-советником и первым помощником у Михаила Альфредовича работала молодая девушка, двадцатипятилетняя Елизавета Палкина, красавица с шикарным бюстом, длинными ногами и голубыми глазами. Но Лиза вовсе не была кабинетной дурочкой, как большинство девиц ее вида, а представляла из себя, довольно образованную и эрудированную личность, с серьезными жизненными взглядами и перспективами на будущее. Именно за это ее и взял к себе Щупп. Причем по существующим моральным нормам, держать такую красотку, запрещалось. В руководстве всегда считали, что обычно таких девочек, в основном используют для постельных утех. Но Михаил Альфредович настоял перед руководством министерства здравоохранения, и там за особые заслуги Щуппа сделали исключение. И в действительности, Михаил Альфредович взял Лизу Палкину, вовсе не для своей постели. Он устроил ее возле себя с дальним прицелом. Ведь обычно высокая и сексуальная красавица сильно влияет на мужскую психику, а озабоченные сексом особи на этой почве нередко совершают не поправимые ошибки. 'Особые' пациенты Щуппа практически все, как один, были сексуально озабочены, и Лиза могла помогать Михаилу Алфредовичу в достижении определенных целей. Похотливые начальники, партийные функционеры и сотрудники министерств, стопроцентно попадались в коварные сети расставленные Палкиной. Но, здесь нужно отметить, что никогда спецроманы Лиза до постели не доводила, прерывая их на самом интересном месте, а Щупп никогда не просил ее заниматься сексом с спец контингентом. Оба понимали друг друга с полуслова. Щуп знал, что надо ему, а Палкина знала, что надо ей. И самое главное, что их цели совпадали.
  С биографией у Елизаветы Петровны Палкиной было тоже все в порядке, а это главный зарок в карьерном росте. Прежде чем принять девушку на работу, ее несколько раз проверили по линии Федерального Министерства Безопасности, именуемого в народе Фимоба (производное эФ-эМ-Бе). Это ведомство, потом древних и легендарных ЧК, НКВД, КГБ и ФСБ рьяно соблюдала традиции своих политических предков. Но никаких изъянов в биографии Палкиной фимобовцы не нашли. Сама же Лиза пошла на эту должность, только потому, что знала, отсюда можно сделать скачек в Москву, она говорила себе - 'Главное только не завышать себе цену, при этом не став шлюхой слюнявых толсторожих мужиков с огромным ресурсом власти'
  В свои двадцать пять, Лиза с отличием закончила: Государственный медицинский институт и получила направление в академию с двумя годами отработки и вот уже восемнадцать месяцев, исправно выполняла обязанности секретаря-советника Михаила Альфредовича Щуппа. Последний, посвящал ее во все тайны, видя в девушке большое будущее и свою обеспеченную старость.
  
  
  Лиза, услышав вызов шефа, зашла в его кабинет. На лице девушки сияла улыбка. Щупп слегка удивился хорошему настроению помощницы и вопросительно посмотрел на нее.
  - Доброе утро Михаил Альфредович!
  - Хм, доброе утро Лизок! Что-то случилось? - спросил он.
  Обычно Палкина была сдержана на эмоции.
  - Как сказать, - загадочно ответила девушка.
  Щупп отложил бумаги и откинулся в кресле, изобразив на своем лице внимание.
  - Может тебе предложили замуж выйти? А ведь пора! Пора! - улыбнулся старый доктор.
  - Шутите? - продолжая улыбаться, парировала вопрос девушка.
  - Что тогда довольная такая? Кстати, видела, опять двух быков прислали! Ты это, девочка, распорядись, что бы у них все было по правилам. Но в тоже время не балуй .... Эти господа... я по рожам вижу буйные и борзые.... Смотри чтобы девки медсестры с ними того... не крутили там через - чур! Мне лишние проблемы не нужны!
  - Да ясно... я уже под контроль их поставила. Народ, обслуживает, надежный... думаю, дальше конфет и поцелуйчиков в шею, не зайдет.
  - Ну, хорошо..... и все-таки, смотри... так, чего улыбаешься? Ответь!
  Лиза вдруг стала более серьезной и присела на стул возле стола шефа. Михаил Альфредович напрягся. Обычно так она делала когда, происходило что-то важное. Палкина, видя озабоченность Щуппа, не стала тянуть.
  - Михаил Альфредович, а что вы сегодня меня первым делом о ноль девяносто восьмом не спросили? Обычно в первую очередь.
  Щупп замер, но промолчал.
  - Может сегодня не совсем обычный день?! А, товарищ Щупп? - Лиза вновь лукаво улыбнулась.
  Михаил Альфредович заерзал в кресле и спросил.
  - А, что ноль девяносто восьмой, что с ним будет? Что там? Я не думаю, что ситуация кардинально могла за ночь поменяться.
  Лиза еще раз улыбнулась и произнесла фразу, от которой Щуппу стало холодно, не смотря на духоту:
  - Ноль девяносто восьмой очнулся, вернее открыл глаза! Правда, еще пока ничего не произнес, ни слова, но глаза открыл!
  В первое мгновенье Михаилу Альфредовичу даже стало плохо. Девушка, увидев это, испугалась, подбежав к шкафу, достала бутылку с минеральной водой, налила стакан и протянула его Щуппу. Тот выпил его крупными глотками и, переведя дыхание, спросил:
  - Ну, дальше, дальше, рассказывай подробно!
  - В общем, сегодня в шесть утра датчики зафиксировали работу его головного мозга, незначительное поднятие кровяного давления до ста тридцати, повышение температуры тела до тридцати семи. Второе: открытие глаз и шевеление пальцев на правой руке, и левой ноге. Он начал думать! Думать начал Михаил Альфредович! Возможно это проба воспоминаний!
  Щупп взволновано забарабанил пальцами по крышке стола и сказал:
  - Спасибо девочка! Я знал! Я знал! Черт! Сегодня, эту бабу спасал. Эти подонки на меня напали! День необычный! Как я сразу не догадался!
  Лиза слушала его болтовню и нечего не понимала - 'Какие подонки? Какая баба?' Но, тем не менее, она улыбнулась.
  А Щупп продолжал:
  - Лиза! Никому с этой минуты никакой информации! Никому!!! Тебе ясно?!! Даже самым высокопоставленным пациентам и чиновникам! Никому! Срочно поставить охрану к третьему корпусу! И дай команду, что бы вся смена утренняя дежурившая у ноль девяносто восьмого задержалась! Никого домой не отпускать! - Щупп говорил это с тревогой в голосе. Улыбка непроизвольно сползла с лица Палкиной.
  - Понятно, понятно Михаил Альфредович, не надо так волноваться, все сделаю!
  Щупп, вскочил с кресла и ринулся к двери, бросая Лизе на ходу:
  - Я в третий корпус... к девяносто восьмому.... Пожелай нам удачи Лизок! Палкина посмотрела ему в след и поняла, что сейчас может начаться настоящая заварушка, и в ней нужно не спасовать.
  
  
  ***
  
  
  После полнейшей темноты, которая окутывала, все сознание и казалось, покрывала каждую клеточку мозгу, Кирилл, вдруг увидел свечение. Свет постепенно становился все ярче и ярче. Но все было расплывчато, и он ничего не мог разобрать. Просто абстрактные очертания и никаких звуков. Полнейшая тишина. Кирилл попытался пошевелить руками, но не смог, мышцы не слушались команд головного мозга. Напрягая память, Лучинский вспоминал, что с ним произошло. Всплыл образ старухи в черном и ее странная клюка. Бабка, почему то улыбаась и молчала. Ее морщинистое лицо было, каким-то умиротворенным. За старухой всплыл, словно на экране компьютерного монитора образ мистера Пака. Азиат удивленно смотрел, куда-то мимо Кирилла. За корейцем перед глазами появился стакан с бальзамом. Пена вздыбилась выше краев, но не шипела.
  'Наверное, я отравился этим пойлом! Наверное, попал в реанимацию' - пронеслась мысль.
  Вдруг абстрактные пятна света стали обретать контрастность и резкость. Словно из тумана Кирилл увидел возле себя женскую фигуру во всем белом. Кто- то взял его ласково за руку и погладил. Кирилл напрягся и попытался рассмотреть лицо. Приятное девичье лицо с каштановыми волосами и голубыми глазами.
   'А вот и медсестра, точно в токсикологию попал. Интересно, кто вызвал скорую? Кто спас меня?'.
  Девушка, подержав руку Лучинского, опустила ее бережно на кровать.
  'Ничего, ничего выкарабкаюсь!'.
  Неожиданно он почувствовал легкий укол в предплечье. Через несколько секунд, захотелось спать. Веки стали тяжелые и, налившись свинцом, насильно закрыли глаза. Лучинский вновь отключился.
  
  
  ***
  
  
  Михаил Альфредович зашел в аппаратную спецпалаты третьего секретного корпуса и, не поприветствовав медицинский персонал, сурово спросил:
  - Ну, как ноль девяносто восемь? Доложить подробно! Где сменившаяся смена? Сюда ее тоже! Быстро!
  Медсестра и молодой врач, переглянувшись, вскочили со своих мест и засуетились возле аппаратуры. В белых параллепипидах приборов замигали лампочки и запищали датчики. Из узкой щели копировальной машины, поползли какие-то графики.
  Щупп нервно расхаживал по кабинету. Через пару минут в помещение зашла еще одна медсестра и молодая врачиха. Щупп внимательно обведя всех взглядом, жестом руки предложил присесть на свободные стулья, после этого тихо и сурово сказал.
  - Товарищи! Сегодня, как вы все теперь понимаете особый день! Можно сказать особое дежурство, особая смена! Может быть, даже в эти минуты вы и не представляете себе всю историчность ситуации, но это к вам придет позже, я вас уверяю! Ну, а для начала, я хочу вас всех поздравить и поблагодарить за проделанную работу, за усердие и терпеливость! То, что вы сделали, имеет большое, подчеркиваю, очень большое значение для нашего государства! Теперь я думаю, партия, и правительство достойно оценит ваш вклад в государственно-важное дело! - подчиненные заворожено слушали пафосную речь шефа. - Но, за поздравлениями я должен вам напомнить и предупредить о другой стороне этого эксперимента. Вы все, прежде чем переступить порог этой лаборатории давали подписку о не распространении никаких сведений никому! Повторяю, никому! Даже родным и близким, даже папе с мамой! От секретности этой информации зависит безопасность страны! Да, да безопасность страны! Только вот как она зависит. Это уж я вам сказать не могу, это другая форма допуска! - Щупп прервал свой категоричный спич и вновь внимательно обвел всех взглядом.
  Суровость в его глазах подтверждало серьезность сказанного. Воцарилось молчание. Паузу прервала молодая докторша. Она робко прокашлялась и сказала:
   - Тридцатого, третий корпус, спец палата номер два. Пациент: код допуска секретный, литер допуска: сверх секретный, порядковый номер: ноль девяносто восемь. Дата поступления рубеж тысячелетия приблизительно двухтысячный, двух тысяча первый, июнь, но четкость нарушена. Мужчина. Возраст по анализам клеток методом Реутского: около тридцати пяти лет. Вес: восемьдесят один килограмм, рост сто семьдесят восемь сантиметров. Диагноз: неизвестен. Сон: неизвестного происхождения. Наблюдения в течение шестидесяти лет. Конфигурация мозга не нарушена. Давление чуть ниже нормы, истощение организма четыре тысячных процента, старение клеток шесть десятитысячных процента, группа крови третья положительная, наличие белых телец в норме. Формы известных вирусов отсутствуют. Печень в норме. Сетчатка глаз в норме. В шесть тридцать две сегодняшнего утра, замечена активизация головного мозга, открыл глаза. В шесть тридцать семь попытался шевелить правой рукой. В семь ноль одна зарегистрировано выделение слюны и мочи. В семь ноль три замечено выделение желудочного сока. В семь сорок пять, произведена инъекция препарата ка-эл триста тридцать восемь для активизации голоного мозга и стабилизации работы мышц. В семь сорок восемь зафиксирован обычный сон, как побочное явление данного препарата.
  Доктор, делавшая доклад, была тридцатилетняя Светлана Турнова, симпатичная стройная женщина с каштановыми волосами. Светлану буквально месяц назад назначили заведующей этим секретным отделением. Почему, такому молодому врачу, доверили этот ответственный пост, никто не знал. Щупп внимательно выслушал Светлану и после короткой паузы спросил:
  - Что планируете в дальнейшем?
  - Мероприятия стандартны. Искусственная подпитка организма в первые часы. Препараты три вэ двадцать три и три ка тридцать четыре, глюкоза, гемодез, солевые растворы и вывод на естественное питание по первой диетической категории. Первые сутки лежачий режим, затем слабые физнагрузки и кислородная подпитка.
  Щупп кивнул головой и, одобряя, произнес:
  - Хорошо! Хорошо! Так, так, а как вы думаете, сознание у него в норме? Что, потрясения быть не может?
  Турнова пожала плечами и ответила:
  - Ну, эксперимент сам по себе первый, столько человек еще не спал в принципе, побочные эффекты возможны, но как я сама думаю, вероятность ничтожно мала, хотя кто его знает?
  Щупп вновь покачал головой:
  - Да. Да, конечно. Так, так, ладно. Хорошо! Обо всех даже не значительных изменениях докладывать мне! Лично, немедленно! В любое время суток! Это приказ! И о секретности не забывайте...
  Турнова протянула ему листок с бюллетенем. Михаил Альфредович взял бумагу и, посмотрев внимательно в глаза Светлане, вновь спросил:
  - А, когда он может вновь придти в себя? Прогноз есть?
  - Не придти в себя, а проснется через пару часов, - словно поправив шефа, ответила Турнова.
  Дерзость ответа слегка смутило Щуппа, но он ничего, не сказав, вышел из помещения. Покинул третий корпус Михаил Альфредович в больших раздумьях. Теперь перед ним стояла еще одна и очень важная делема. Щупп, мучительно, пытался найти правильный выход из сложившейся ситуации. А размышлял Михаил Альфредович, о начальнике четвертого отделения, Лаврентии Васильевиче Сикоре. Вернее конечно не о нем самом, а о том, что говорить этому человеку, о '098'?!
  Сикора хоть и числился обычным врачом, руководителем первого звена, но таковым не являлся. Это знали практически все в центре. Сикора был фимобщиком, а точнее неофициальным куратором всех секретов медицинского центра им. Топорыжкина. ФМБ поставило его на эту должность с помощью руководства министерства здравоохранения. Щупп даже знал, что Лаврентий Васильевич имеет звание майора, но никогда не кому об этом не говорил. Говорить об этом, в Народной Федеративной республике, было просто опасно. Могущественное и страшное ведомство ФМБ, могло запросто сделать с болтунами, распространявшие 'неположенную' информация, все, что угодно. От банального увольнения с работы, до принудительного лечения в спецбольнице, откуда нормальным никто не выходил, а точнее не выходил вообще. И этого боялись, все, в том числе и Михаил Альфредович, поэтому Сикора для него официально оставался лишь: 'заведующим четвертого отделения'.
  Пока Щупп рассуждал, докладывать или нет Сикоре об утреннем происшествии, последний, неожиданно попался ему на встречу в коридоре. Низенький и толстенький, Сикора котился на коротких ножках прямо на Михаила Альфредовича. Его маленькие черные глазки впились в лицо Щуппа еще за десяток метров. Лаврентий Васильевич расплылся в ехидной улыбке.
  - Михаил Альфредович! Дорогой! Здравствуйте!
  Щупп был вынужден, улыбнутся на приветствие. Хотя это совсем ему не хотелось
  - А-а-а, старина! Коллега! Я рад, рад видеть вас.... Вот видите, обход произвожу...
  - Обход? Так рано? Странно....
  Щуппа насторожил вопрос и сомнение Сикоры:
  - Что же в этом странного это же моя прямая обязанность...
  - Да. Конечно, но просто странно, с третьего отделения начали. Обычно с первого или что-то произошло?
  - Да нет, ничего, я уже первое, и второе обошел, - соврал Щупп, а про себя подумал 'Господи! Неужели он все знает! Вот сволочь! Наверное, уже успел ночные кассеты слежения прослушать! Чертовы 'жучки'! Понаставил паук своих сетей! Нет, надо как-то выкручиваться!'
  - Ничего не случилось? - переспросил Лаврентий Васильевич.
  Щупп посуровел и ответил:
  - Вы знаете, дорогой Лаврентий Васильевич, мне нужно кое о чем с вами посоветоваться!
  Сикора изобразил на своем лице удивление:
  - Посоветоваться? Со мной? Что-то случилось? Пожалуйста.... Просто вроде как-то...
  - Да, я сейчас схожу в кабинет.... к себе.... вы у себя будете? - совсем тихо спросил Щупп.
  - Конечно, конечно... я просто вниз, в буфет хотел сходить... сигареты закончились, - ответил Сикора.
  Щупп прекрасно знал, что Лаврентий Васильевич не курил, а лишь делал вид, покупая сигареты. Зачем, он так поступал, не знал никто. Михаил Альфредович поспешил к себе в кабинет. Зайдя в приемную, он пригласил к себе Лизу. Она, зайдя в кабинет, вопросительно встала возле стола.
  - Так .... Лизочка... нужно срочно напечатать доклад... один секретный... срочно! Садись за мой компьютер! - приказал ей Щупп.
  - Что писать и кому? На чье имя? - с готовностью спросила Палкина, усевшись за клавиатурой.
  - Пиши: довожу до вашего сведения, что сегодня.... тридцатого июня NNN года, во вверенном мне в управление, диагностическом центре имени Топорыжкина... нет, исправь... Государственном диагностическом центре...Секретный субъект медицинского контроля и исследования под литером ноль девяносто восемь, в шесть тридцать, проявил признаки жизни и подачу жизненной энергии... написала?! - Щупп мимолетно взглянул на стройные ноги Лизы и ее упругую большую грудь и подумал - 'Да, девочка хороша, если не скурвится, далеко пойдет, черт, неужели я такой старый?!'.
  Не желая дальше продолжать эту мысль, Михаил Альфредович перевел взгляд в открытое окно. Там, вдалеке, внизу текла широкая красивая река, вода которой играла множеством солнечных зайчиков, которые, искрясь, исчезали в голубых водах...
   - Дальше, что писать?! - вернула Щуппа на землю Палкина.
   - Ах, да-да, - встрепенувшись, Михаил Альфредович продолжил. - Пиши дальше: прогнозируется нормализация физического состояния и вступление в контакт с окружающими. Весь обслуживающий персонал проинструктирован. Об ответственности за распространение сведений, предупреждены. Секретность повышена до третьего уровня. Жду дальнейших указаний. Связь в установленном инструкции порядке. Начальник Государственного диагностического центра имени Константина Топорыжкина, заслуженный народный врач первой категории, Щупп эм, а, сколько сейчас? - Щупп посмотрел на часы. - Э-э-э, десять сорок две. Написала?! Распечатывай!
  Лиза, распечатав докладную на принтере, протянула ее Михаилу Альфредовичу. Щупп внимательно прочитав, подписал бумагу. Палкина посмотрела на шефа и спросила:
  - А дальше, что? Кому вы это?
  - Кому-кому, - Щупп покосился сначала на телефоны, затем на динамик радиоточке и хотел, было сказать 'Этому козлу Сикоре!', но осекся, и лишь добавил:
  - Важным людям, нужным, тебе не надо знать!
  Палкина, все поняла и молча, кивнула головой. Михаил Альфредович поманил ее пальцем и шепнул очень тихо на ухо:
  - В обед, в сквере. Надо поговорить. Там нет прослушки, сделаешь вид, что пошла прогуляться.
  Девушка, улыбнувшись, кивнула ему в согласие. Щупп тяжело вздохнул и еще раз, прочитав документ, уже громко спросил:
  - В мое отсутствие, какие ни будь звонки, поступали?
  - Да, сейчас доложу, - Лиза, выйдя из кабинета, вернулась с записной книгой и прочитала:
  - Первый секретарь министра медицины Егоркин в девять сорок, глава партии доверия и лидер поддержки лучезарного Гуськов в девять пятьдесят, зам народного прокурора Епишев в девять пятьдесят пять и какой-то Артеменко...
  Щупп выслушав, вопросительно уставился на девушку. Обычно все звонившие говорили свою должность.
  - Он не представился?!
  - Не представился, странно, а, что надо-то было?
  - Сказал дело государственной важности...
  - Во как! А те товарищи, что хотели?
  - Те, интересовались ноль девяносто восьмым.
  - Что?! Вот дела! Спали, спали и на тебе! Ладно, если будут звонить, я к Сикоре пошел, - сказал Щупп и кивнул на динамик.
  Лиза улыбнулась и высунула язык, скорчив смешную гримасу радиоточке. Михаил Альфредович погрозил ей пальцем и вышел из кабинета.
  
  
  ***
  
  
  То, что четвертое отделение никакого отношения к медицине не имеет, понимал всякий, преступая границу этого помещения. Еще на входе, висевшая табличка:
  'Посторонним вход запрещен! Отделение повышенной государственной важности'
   намекала, что за дверью никто никого не лечит и лечить не собирается. Правда, в это крыло медцентра, вообще мало кто заходил из персонала, не говоря уже о пациентах. Четвертое отделение было обычным спецподразделением ФМБ и простых смертных даже близко сюда не допускали. Кабинеты секретного объекта были напичканы различной радио и теле аппаратурой, позволявшей вести неусыпный круглосуточный контроль, за всеми помещениями центра имени Топорыжкина. Причем, все разговоры записывались на аудио носители и лазерные диски. А особо важная информация предоставлялась заведующему Сикоре, который ее анализировал и передавал непосредственно в ФМБ.
  Пристальное внимание фамибистов было приковано к палатам третьего спецкорпуса, в котором лечились госчиновники и партийные деятели. Ведь человек находящийся под наркозом и тем более отходящий от него мог болтать всякую чушь, среди которой могла проскочить запрещенная информация, неприличные высказывания в адрес руководства страны, верховного руководителя и крамольные планы пациентов.
  Сорокапятилетний Лаврентий Васильевич Сикора возглавлял все это хозяйство. Коренастый маленький толстячек, с взглядом черных узеньких глаз, большем похожем на рентген. Сикора был седой и лысый, поэтому даже в помещении носил медицинский колпак, отчего смотрелся очень смешно. Эдакий, гномик, с лицом серийного убийцы. Говорил Лаврентий Васильевич очень тихо и никогда не повышал голос. Лучезарная улыбка никогда не покидала его лица, но все-таки, она больше походила на гримасу палача перед казнью.
  А свою работу Лаврентий Васильевич выполнял хорошо, а иногда даже с излишним рвением. Причем некоторые чрезмерные усилия Сикоры работали против него самого. Так его инициатива с внедрением так называемых 'урн доверия' чуть не стоили ему вообще карьеры.
  Некоторое время назад Лаврентий Васильевич распорядился установить во всех палатах, коридорах, пищеблоках центра, ящики для 'жалоб трудящихся'. Причем 'жаловаться' Сикора призывал на всех и всё, рассчитывая таким образом поставить под контроль общественную и хозяйственную жизнь коллектива и нравственный микроклимат пациентов. С начало, это сработало и сотни сигналов: о недовесах еды в столовых, нехватки мыла в туалетах, стали поступать в 'урны доверия'. Но в дальнейшем затея стала работать совсем не так, как было задумано.
  В ящиках по утрам Сикора и его помощники находили столько нелепых и абсурдных жалоб и кляуз, что разбирать их не было, ни времени, ни смысла. Фимобщикам жаловались врачи на руководство центра, медсестры на врачей, санитары на медсестер и слесари на санитаров. Каждый чем-то недовольный, старался поскорей настрочить кляузу-анонимку. Писали: про служебные, любовные романы, про покупку дефицитных товаров на стихийных, запрещенных рынках, про порно журналы, про распитие спиртного на рабочем месте и даже про хищение туалетной бумаги (которая была дефицитом в республике) из кабинок сортиров медцентра. Сил на 'аналитику и фильтрацию' этих сообщений не хватало. Сикора понял, что переборщил и приказал убрать проклятые 'урны доверия'. Но зловещий маховик людской зависти и злости друг к другу был запущен.
  Не обнаружив 'заветных информационных ящиков' в одно прекрасное утро, пациенты, врачи и медсетры стали носить свои кляузы прямо к четвертому отделению. Причем сваливали свою писанину у дверей в секретный объект. Каждое вечер Сикора с помощниками, матерясь, носили мешки с накопившимися анонимками на задний двор и сжигали их там кучами. Лаврентий Васильевич начал понимать, что выпустил ситуацию из-под контроля. А апогеем провала неудачной затеи стало попадание очередной партии письменных сигналов 'бдительных граждан' в руки одного партийного функционера, отвечающего за работу с жалобами от населения. Важный 'дядька' лечился в закрытой спец палате и как, на зло, случайно зашел утром в секретное крыло четвертого отделения, что бы увидеть Сикору. Лаврентия Васильевича спец пациент не застал, зато обнаружил на полу целый ворох анонимок. Бдительный вельможа решил сам втихоря проследить, куда Сикора отдает данные послания. Каково же было его удивления, когда важный клиент, на заднем дворе, увидел настоящий погребальный костер из 'народных сигналов'.
  Разразился жуткий скандал. В центр приехала партийная комиссия с представителем руководства фимобщиков. И быть бы Сикоре снятым с работы. Если бы не Щупп. Именно Михаил Альфредович заступился за Лаврентия Васильевича, сказав, что он сам лично дал приказ сжечь бумаги, которые якобы уже рассмотрены им лично. Но, Щупп, сделал это, вовсе не из-за любви к Лаврентию Васильевичу, а из тактического расчета. Михаил Альфредович понимал, что, во-первых: вместо Сикоры могли прислать человека гораздо опаснее и коварнее, а во-вторых: таким поступком он обязал быть должным себе самого Сикору. И это сработало! Скандал удалось замять, Лаврентия Васильевича оставили на должности. После этого случая, Сикора стал более лоялен к Щуппу, хотя и затаил на него злобу, прекрасно понимая, что находится 'на крючке'. Ведь в любой момент Михаил Васильевич мог рассказать правду.
  Сегодня Сикора находился в прекрасном расположении духа. После прослушивания записей переговоров и просмотра параметров, снятых с приборов из палаты 098 литерного, он понял, что настал день, когда Лаврентий Васильевич, наконец-то сможет отыграться на Щуппе и сделать карьерный рост. Шутка ли! Секретный пациент пришел в себя! Человек, который многие десятилетия был засекречен и охранялся, как зеница ока, может дать какую-то супер секретную информацию. Ведь недаром им интересовались прямо из администрации верховного правителя. В такой ситуации Щупп наверняка должен допустить ошибку.
  Такие рассуждения Сикоры подтверждались его личными наблюдениями и исследованиями личности Михаила Альфредовича. Главврач центра, по заключению Сикоры, был человеком не благонадежным политически. С виду правильное поведение и взвешенное высказывание, было лишь маской. Сикора подозревал, что Щупп давно симпатизирует либеральной заграничной идеологической заразе, образу жизни там, за железным занавесом. Сикора даже знал, что Михаил Альфредович имел два выхода во всемирную компьютерную сеть интернета, а это было одно из самых опасных преступлений против государственного строя Народной федеративной республики. Интернет был запрещен на всей территории государства, как разлагающее и чуждое явление заграницы, а все интернет-каналы поставлены под госконтроль.
  И вот сегодня можно ждать ошибки Щуппа...
  Лаврентий Васильевич сделал вид, что оторвался от важного документа, когда в его кабинет вошел Михаил Васильевич.
  На самом деле, он решал обычный кроссворд.
  - Ничего что без стука? - спросил Щупп.
  - А-а-а Михаил Альфредович! Да что вы! Какой стук?! Здесь для вас всегда двери открыты! Пожалуйста, присаживайтесь! - Сикора растянулся в улыбке и указал на кресло.
  - Видите ли, Лаврентий Васильевич, я к вам принес очень важный документ и информацию вместе с ним.
  - Да! А, что такое?! Что случилось?!
  Михаил Альфредович положил на стол Сикоре рапорт. Лаврентий Васильевич хмыкнул и принялся читать. Ознакомившись с документом, он снял белый колпак с головы и, медленно почесав лысину, молвил:
  - Да, дела, надо же! Случилось!
  - Что думаете?
  - Ну, не знаю это очень серьезно, - натянуто сказал Сикора, подумав: 'Хитрый лис' на меня свешивает, ну посмотрим, посмотрим!'
  - Так что, правильно я написал? - невинным голоском произнес Щупп.
  - Написали-то правильно, а куда сею бумагу, отправить хотите?!
  - Так я... к вам и пришел... посоветоваться. Что скажите?
  Воцарилась тишина.
  Сикора понял, что Щупп его переиграл. Выбора теперь у него нет. Если он скажет не правильное решение, Михаил Альфредович сошлется на него, если верное Щупп останется на коне.
  'Нет, раз так уж лучше самому первому сообщить руководству, а то вообще глядишь, вне игры останусь' - подумал он.
  - Так что, что делать? Куда? Партийным или в эф-эм-бэ? - прервал молчание Щупп.
  - Я думаю, что все-таки в эф-эм-бэ. Там знают, как быть в этой ситуации. Кстати мне буквально вчера звонили, интересовались, если хотите, я немедленно сам займусь и, ваш рапорт уйдет в нужные руки?
  - Конечно, конечно! Я за этим и пришел. Дел куча, а вы уж на этом поприще - дока. Будьте добры!
  'Вот сволочь! Скотина!' - обозвал про себя Щуппа Сикора, а вслух добавил:
  - Ну, что ж так и быть!
  - Вот и ладненько, не буду вас отвлекать! - Михаил Альфредович резко поднялся из кресла и направился к двери.
   Когда она закрылась за его спиной, Сикора снял трубку экстренной связи с центром и сказал в нее:
  - Алло! Товарищ генерал?! Это майор Сикора, я по экстренной. Случилось! Да, сегодня утром. Знают только шесть человек. Да принес. Подстраховался сволочь! Что будем делать? Понял! Понял! Есть! Есть, будет сделано!
  После этого разговора Сикора снял трубку обычного телефона и, набрав номер, произнес:
   - Алло!!! Третье отделение? Мне Турнову! Светлана?! Узнала? Я! Нужно срочно увидеться! Приходи прямо сейчас!
  
  
  
  ***
  
  
  
  У нее такое красивое лицо! Он никогда не видел такого красивого лица! Правильные черты и мягкие тона... Белый почти невидимый свет. Белые одежды, тишина и покой, звуки не слышны.
  Тихо, Боже как тихо!!!
  'Я живой? Я живой или, или я уже там, вернее тут? Там или тут? Какая глупость? Это что, рай! Или, как там назвать! Рай или, или чистилище, всего лишь чистилище?! Боже! У нее такое красивое лицо! Она смотрит, так внимательно смотрит, этот добрый взгляд, какие у нее губы? Из-под маски не видно. Наверняка красивые губы, она как совершенство, слишком красива...'
  Девушка медленно подошла к кровати аккуратно, словно боясь повредить, дотронулась Кириллу до запястья правой руки. Внимательно посмотрела в полуоткрытые глаза Лучинского и сжала руку. Она напряглась, это успел заметить Кирилл, он тяжело вздохнул и зажмурился.
  - Вы меня слышите?! - позвучал где-то вдалеке ее голос.
  Тембр был приятным и каким-то успокаивающим. Кирилл слегка улыбнулся и вновь тяжело вздохнул, и тихо молвил:
  - Да, я вас слышу, вас невозможно не услышать...
  - Как вы себя чувствуете? У вас кружится голова, тошнит? Что сейчас вы ощущаете?
  - Хм, а что может ощущать человек, который отравился какой-то дрянью, очень хочется пить. Пить, я хочу пить....
  Девушка отпустила его руку и, привстав, потянулась к нижней полочке возле прикроватного столика. Достав оттуда стакан с какой-то желтой жидкостью, она поднесла его к губам Кирилла. Тот напрягся и, приподняв голову, сделал несколько глотков. Жидкость была немного сладкой на вкус, при этом какой-то необычный привкус остался во рту. Кирилл благодарно кивнул головой и откинулся на подушку. Девушка поставил стакан наместо, и вновь взяла Кирилла за запястье.
  - Вам нужно еще поспать. Еще как можно больше поспать. Вы слишком слабы.
  - Господи?! Где я? В токсикологическом отделении? Чем я отравился? Я отравился? - Кирилл внимательно посмотрел на медичку, та вздохнула и тихо ответила.
  - Нет, вы не отравились. Нет. Вы не в токсикологическом отделении. Вы в другом месте.
  - В другом?! Где?! Я ведь выпил, этот чертов бальзам! Я траванулся! Куда меня отвезли? Я хочу позвонить, сделать звонок, это возможно?
  Девушка как-то недобро посмотрела на Лучинского, но затем улыбнулась и ласково ответила:
  - Вы можете потом позвонить. Потом. А сейчас, сейчас вам нужен покой. Просто покой. Поспите еще часов восемь девять. И там поговорим....
  - Как, восемь-девять?! Вам, что трудно дать мне возможность позвонить?! Моя родня уж наверное ищет меня! Да и на работе переполох... Господи я не пошел на работу, мне конец!
  - Успокойтесь, все предупреждены. Все знают, что вы тут находитесь, не надо ни о чем беспокоится, - настоятельно и как показалось Кириллу, даже в форме приказа, сказала красотка.
  Лучинский внимательно посмотрел на нее. И тут... У девушки в руках блеснул шприц. Еще мгновение и в предплечье воткнулась иголка. Инъекцию, красотка поставила быстро и умело. Кирилл хотел, что-то возразить, но пелена заволокла его взор и он отключился.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Лаврентий! Ты хоть знаешь, что сегодня произошло?! - толстый человек в генеральском мундире лениво ходил из угла в угол кабинета.
  Он был возбужден, но двигаться быстрее из-за огромного веса своего тела попросту не мог. Толстая красная шея напряглась и вся покрылась капельками пота. Сикора видел это, и его немного подташнивало, когда он представлял, как пахнет этот самый генеральский пот...
  - Лаврентий! Да ты не понимаешь, что произошло! - генерал подпрыгнул и тяжело дыша, впился взглядом в майора.
  Сикора немного поежился и, ухмыльнувшись, втянул голову в плечи, слабеньким голоском прожужжал:
  - Я все понимаю. Вес понимаю товарищ генерал...
  - Да не все ты понимаешь! Это же история! Это наш счастливый билет! Это окно в бессмертие! Дурак ты Лаврентий! Дурак!
  - Никак нет, товарищ генерал, не дурак!
  - А если не дурак, что не рад-то ты? А? Вот смотрю, нос повесил? Что не так? Ты-то в списке, в списке будешь! Дурак! Ты в списке! И я в списке, и мы оба в списке! А это значит...
  - А это значит, нам повезло..., - подхватил Сикора.
  Генерал крякнул и, растянувшись в улыбке, пробормотал:
  - Не только повезло, а совсем повезло! Мы теперь жить так будем...
  Сикора ничего не ответил, он лишь тяжело вздохнул и, вновь покосился на потную генеральскую шею. Мутная капля лениво стекла на воротник рубашки. Сикору вновь затошнило.
  - Ты Лаврентий главное сейчас не обосрись! Главное не обосрись! Ты его уже допрашивал? Ты его видел?
  - Нет пока...
  - Что?!!! - толстая генеральская туша надвинулась на майора.
  Вновь стало страшно и противно, Сикора почувствовал, как воняет генеральский пот. Он задержал дыхание, пытаясь сглотнуть липкую слюну, которая заполнила полость рта.
  - Идиот! Ты от него, что б вообще не отходил! Каждое его движение под твоим контролем должно быть! И что б вообще никто с ним не общался без тебя! Принеси туда раскладушку, горшок и зубную щетку, и ночуй с ним! Ночуй! Что б, не вздоха он не сделал без тебя! Я тебя лично размажу если что!!!
  - Эх, товарищ генерал, и так все под контролем. Он еще и разговаривать-то толком не может. А в открытую, вот так, его опекать тоже ничего хорошего...
  - Болван! Я тебе сказал, значит делай! Делай и в списке останешься, а иначе...
  - А, что иначе?
  - А иначе долой! Желающих тьма, без тебя поезд уйдет! Ты хочешь выйти из государственного списка?
  - Нет, но...
  - Что еще но?! - взревел генерал. - И так на полном пансионе живешь! Я не каждому синюю карту-то выделяю...
  - Мне бы, мне бы жену в список-то пристроить еще, - жалобно вздохнул Сикора.
  - Что?!!! - обомлел генерал. - Да как ты смеешь, вообще это говорить? У тебя жена кто?!
  - Учитель...
  - А хрена ль ты тогда просишь?! Кто в список попадает?! А?! Кадровый резерв, кто?!
  Сикора вновь тяжело вздохнул и не ответил. Генерал покачал головой и более миролюбивым тоном добавил:
  - Лаврентий! Ты потом себе молодушку найдешь, дурак, молодушку, да не одну! Дурак, там потом бабы на выбор будут, найдешь себе и молодушку, и не одну, Лаврентий, не валяй дурака, ничего тут не сделаешь, время оно есть время, оно безжалостно, но мы его приучим!
  Сикора про себя считал: сколько раз этот 'боров', назвал его 'дураком'. Ему вдруг стало обидно, но вида естественно он не показал, лишь корчил задумчивую серьезную гримасу и кивал головой. Но когда генерал начал говорить про 'молодушку', Сикора все-таки не выдержал:
  - Да не хочу я молодушку! Я свою жену хочу, вы-то вон, свою берете...
  - Что?!!! - как бегемот зарычал генерал. - Ты сука, что тут болтаешь?! Совсем охренел! А ну, пошел на рабочее место свое! И что б ни волоска с этого человека не упало и, ни слова не выскочило из его рта! И готовить спецоперацию! Готовить спецоперацию по перевозке в Москву! Лично ответишь, если что не так пойдет! Пошел вон болван!
  Сикора вскочил со стула и ринулся к выходу, он умудрился обернуться и посмотреть на генерала, нет не на него самого, а на его красную бегемотную шею с мутной каплей. Сикору вновь затошнило и он, как-то неестественно крякнув, вылетел в приемную.
  
  
  
  ***
  
  
  
   - Лиза! Все очень серьезно! Уже переполох поднялся! До Москвы дошло! Скорее всего, от нас его скоро заберут! Тут главное не облажаться! Поняла? Главное не облажаться не дать ему говорить вслух, так что бы потом его записали и на расшифровку не отправили. Он что-то тебе уже говорил? Он что-то сказал? - взволнованно бормотал Щупп.
  Он говорил, словно был в бреду, быстро и как то отрывисто. Временами прерываясь смотрел по сторонам сквера. Лиза в свою очередь смотрела на шефа и слегка улыбалась. Ей было смешно смотреть на человека, который был ее начальником, и который, боялся окружающих, как школьник двоечник завуча.
  Они сидели в дальнем углу сквера разбитого при медицинском центре, в резной деревянной беседке. Плотные кусты скрывали их от окружающих случайных прохожих или гуляющих пациентов. Вообще, этот сквер, многие называли: 'местом свободы'. Здесь можно было говорить совершенно спокойно, не боясь, что разговор будет записан сотрудниками ФМБ. И дело был вовсе не в том, что подслушивающих устройств тут не было. Их было ровно столько, сколько по всей территории топорыжкинского центра. Просто тут, по какому-то загадочному стечению обстоятельств, аппаратура не реагировала на человеческую речь. Сквер был словно заколдован от прослушек и прочей шпионской ерунды. Сначала об этом мало кто знал, но в дальнейшем все-таки информация утекла из охранного ведомства и народ, тут же начал использовать это сквер, как место для самых сокровенных переговоров, разговоров и признаний.
  Вот и Щупп с Палкиной не раз тут вели беседы, которые не предназначались для ушей сотрудников четвертого отделения.
  Лиза была спокойна.
  Она понимала, что два взволнованных человека сейчас будет просто перебор. И ничего хорошего для них с главврачом от паники и суеты не предвидится. Девушка взяла Щуппа за руку и ласково сказала:
  - Да успокойтесь, он ничего еще не сказал...
  - Но пытался?
  - Но пытался. Он уверяет, что отравился. Он говорит, что отравился каким-то препаратом, а точнее бальзамом. Он думает, что находится в токсикологии. Он не знает еще о времени.
  - Так, - мрачно выдохнул Щупп. - Придется ему как-то аккуратно об этом говорить. Придется. Ой, боюсь я на неадекватность. А вдруг, он все помнит?!
  - Что именно?
  - Но все, все помнит, что с ним было и вообще историю помнит. Что с обществом и со страной было. Не дай Бог помнит все! Ой, беды не оберешься! Ой, боюсь я! - запричитал Щупп.
   - Да как же он не помнит? Он же нормальный человек из двадцатого века, не то, что мы, - хмыкнула Палкина.
  - Ты это Лиза, брось, брось сейчас речь не об этом! - отмахнулся Михаил Альфредович.
  - Да? А я об этом. Я тоже хочу все помнить! Тоже хочу все знать и не бояться этого! Я тоже хочу быть нормальным человеком! - прикрикнула Палкина.
  Щупп внимательно посмотрел на помощницу, и грустно покачав головой, добавил:
  - Вот поэтому Палкина, мы и должны с тобой сделать все, что задумали. Все. Вот поэтому ты и должна меня слушаться. Говоришь, он про бальзам какой-то, говорить начал. Значит печень.
  - Конечно печень. Что еще?
  - А печень это все.
  - А почему мы сразу-то не взяли пункцию у него? А? Почему? Вопрос что ли не стоял? - удивилась Лиза.
  - Да почему не стоял?! Стоял и не раз. Но решали все на самом высоком уровне и все не как не могли решить. Вот и дорешались. Что не какой пункции не взяли. Столько лет, а пункции не взяли. Бардак, как и везде. Вертикаль власти чертова....
  - Ну, зачем вы так. Взяли бы пункцию и все. И ничего сейчас бы у нас не получилось.
  - Да может ты и права. Может и права. Поэтому печень наше все. Его печень наше все. Смешно звучит.
  - Только вот мне не смешно, - грустно добавила Лиза.
  - Значит печень. Нужно взять пункцию печени. Там усело все, что он пил. Там, там следы этого препарата. В крови у него ничего нет. Я сам смотрел несколько анализов. А вот печень. Печень это серьезно! Печень этот как фото-пластина, все задерживает и все фиксирует! Печень, вот его тайное хранилище! Значит он пил. Он, что-то все-таки пил. Я знал. Теперь знают и эти козлы из эф эм бэ. Сикора, сучий потрох, он точно теперь знает, или, по крайней мере, узнает, расшифровав запись.
  - Да он еще и не успел. Вряд ли, - Лиза тяжело вздохнула. - А вообще, честно говоря, мне этого человека просто жаль. Он для нас, как кусок мяса с ценной информацией, а ведь он человек в первую очередь. Как вот он узнает правду? Что с ним вообще будет?
  - Ну, ты это брось! У нас с тобой другая задача! Он сам виноват раз выпил то, что не надо было пить. Раз попал к нам. Тут как говорится, все от него самого зависит. Ты лучше подумай, как нам с тобой пункцию у него печени взять, ведь если мы возьмете без сознания и официально в палате у него, зафиксируется все, и тогда все поймут, что мы там делали. А вот если...
  - Что если?
  - А вот если его уговорить, ну например тайно дать нам пункцию и стереть остальной код, того препарата, прочистить печень. То тогда...
  - А, как его уговорить? Кто его уговорит? - тревожно спросила Лиза.
  Щупп недобро ухмыльнулся и непроизвольно посмотрел на глубокий вырез на груди у помощницы. Та, уловив его взгляд, покачала головой:
  - Нет, только не я...
  - Ты девочка, ты, ты мой козырь, больше нет никого... или ты или никто. И это история! Ты пойми, от тебя зависит будущее. И не только страны, будущее мира! Ты, ты должна.
  Лиза тяжело вздохнула и опустила глаза. Она хотела, что-то ответить, но промолчала. Щупп, довольный, улыбнулся и погладил помощницу по руке.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Светлана! Готовь спецоперацию! Будем объект транспортировать в Москву. Но про это, пока, никто кроме тебя, не должен знать! Никто! - сурово сказал Сикора.
  Турнова понимающе кивнула головой, и все же внимательно посмотрев на заведующего четвертым отделением, спросила:
  - И Щупп? И главврач не должен знать?
  - Я же сказал, никто! А Щупп в первую очередь, вообще ничего знать не должен! И постарайся вообще оградить пациента, от каких либо контактов. Всех! Всех гони в шею. Сама ему уколы ставь, сама утки выноси, что хочешь, делай, но никого не допускай!
  Светлана Турнова грустно улыбнулась и, покачав головой, тихо ответила:
  - Вы же знаете, Лаврентий Васильевич, это не возможно, да и это опасно, только внимание привлечем. Поэтому...
  Сикора сидел за столом в своем кабинете, как падишах на троне. Развалившись, он небрежно крутил в руках шариковую ручку. Смотря за Светланой, он то и дело опускал взгляд на ее стройные ноги. Турнова это чувствовала и, играя, незаметно отдергивала халатик так, что бы ее бедра, как можно больше оголились. Вот и сейчас начав свою речь, она потянула ногой, и ее красивая нога в темном чулке максимально предстала перед взором особиста. Сикора тоже почувствовал, что женщина с ним проводит свои эксперименты, и раздраженно хлопнув ладонью по крышке стола, прикрикнул, глядя Турновой в глаза:
  - Я сам знаю, что возможно, а что нет! Делай, что я говорю!
  Светлана поняла, что немного переборщила и, одернув халат, скромно свела ноги, опустив голову, тихо ответила:
  - Нет, Лаврентий Васильевич полностью контролировать пациента я одна не смогу. Допуск на общение с ним есть еще у трех человек.
  Сикора вскочил и как дрессировщик над тигром склонился на Турновой:
  - У кого?
  - У меня, у Палкиной, Щуппа и...
  Лаврентий Васильевич зло сощурил глаза и зашипел, как компрессор в шиномонтажной мастерской:
  - И еще, у какого барана, есть допуск? Кто этот козел?! Вычеркнуть! - взревел Сикора.
  - Этот козел... вы, вы... четвертый.
  Лаврентий Васильевич внимательно посмотрел на заведующую спец отделением, хмыкнув, тяжело вздохнул:
  - Ладно, нужно сделать так, что бы их общение стало нам на пользу. Полный контроль! Нам нельзя расслабляться. Вся информации, что находится внутри этого человека это не просто, государственная тайна, а тайна обще планетная! Ты пойми это Света!
  Сикора стоял у окна и как то загадочно смотрел вдаль. В его словах Турнова уловила, какую-то тоску. Он, правда, не могла понять, что это и почему, но чувствовала, что Лаврентий Васильевич, как никогда возбужден. Он слишком близко к сердцу, как показалось Светлане, воспринимал эту информацию.
  Но почему?
  Обычно цинично спокойный майор ФМБ стал таким вот сентиментальным? Почему?
  - Я понимаю, - выдохнула Турнова.
  - Поэтому тебе первой все нужно узнавать самой! Тебе!
  - Это понятно, но невозможно.
  - Как так?
  - Контроль, за таким пациентом дело не шуточное, да и если я начну огороды городить еще больше засвечусь.
  - Тоже верно, а что делать?
  - Делать нужно то, что делаем. Все как обычно, как будто ничего не происходит. Все идет, так как идет. И все.
  - Думаешь?!
  - Уверена. И еще. Утром контакт был. Палкина парой фраз перекинулась с ним.
  - Ты что? Правда? Прочему я не знаю?! - обиделся Сикора.
  - Я вам довела.
  - Срочно запись мне подготовь утреннюю. Отслушать немедленно надо, может там чего.
  - Хорошо.
  - И еще... перестань так себя вести со мной! Я не враг тебе, а друг! А ты закрылась как черепаха панцирем. И все! Мне не нравится это! - взвизгнул Сикора.
  Турнова внимательно посмотрела на особиста и улыбнулась. Она вела себя подчеркнуто спокойно и давала понять, что его крики и нервные движения ее не испугают и не выбьют из колеи.
  - А вы есть в государственном списке? - неожиданно спросила Турнова.
  Сикора замер.
  Он внимательно смотрел на заведующую спец отделением и, покачав головой, тихо молвил:
  - Да есть. Но это ничего не меняет.
  - Да? Странно. А меня вот нет.
  - Ты думаешь это плохо? - после короткой паузы спросил Лаврентий Васильевич.
  - Смотря для кого? Для вас, может быть и нет. А для меня. Для меня....
  - Тебя, что, твоя жизнь не устраивает?
  - Ну почему, - смутилась Турнова. - И все-таки хотелось бы...
  - Не спеши прожигать эту жизнь. Она у тебя в самом разгаре. А вы все уже хватаетесь за ту, мифическую, будущую, которая не известно будет или нет.
  - Будет, - уверенно ответила Турнова. - Это я вам, как врач говорю.
  - Может быть. И все же.
  - Вам легко говорить, когда вы в списке.
  Сикора не ответил. Он грустно улыбнулся и тяжело вздохнув, погладил стекло. Светлана налила себе из чайника кипятку в кружку и, помешивая растворимый кофе ложечкой, тихо сказала:
  - Я бы вам предложила другую игру.
  - Хм, другую? - вскинул бровь Сикора. - И что ж это за игра?
  - Простая игра в поддавалки...
  - В поддавалки говоришь, нужно подумать. Я вот что тебе скажу, я могу поспособствовать тебя включить тебя в список. Ты не переживай. Если все сделаем, как полагается, я обещаю, что включу тебя в список. Это мое слово, - уверенным голосом сказал Сикора.
  Светлана внимательно посмотрела на него. Она не тогда понять, как это человек перевоплощается, он, то склизкий как морские водоросли, то шершавый как наждачная бумага, а то, вот такой простой и доступный, как обычный нормальный человек. Турнова прикусив губу, пыталась разгадать, почему сейчас так ведет себя особист.
  Тот почувствовал сомнения доктора и тихо сказал:
  - Они не включили в список мою жену. Они не хотят ее там видеть. Зачем мне самому список? Так, что место будет.
  - Вы что ж свое место мне освободите?
  - Тебя это не касается. Ты хочешь быть в списке, и ты в нем будешь, - отрезал Сикора и кивнул головой на дверь, давая понять, что разговор окончен.
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Почему вы все время меня пичкаете снотворным, или чем там, я не знаю? Вы все ставите и ставите мне какие-то препараты, от которых я вырубаюсь? - сурово спросил Кирилл.
  Он вдруг ощутил в себе силы и главное уже забытое чувство голода. Лучинский привстал на локтях на кровати и внимательно и грозно посмотрел на девушку.
  Та вновь улыбнулась, тяжело вздохнула и пожала плечами:
  - Может, вы в туалет хотите? - ответила невпопад она.
  - Что, в какой туалет?! - взбесился Кирилл.
  Он смотрел на красотку и не мог понять, почему она из себя изображает дурочку. Лиза вновь улыбнулась и, прижав как-то украдкой палец к губам, кивнула на потолок. Кирилл сначала не понял к чему это жест. Он машинально посмотрел вверх. Затем вновь на Лизу и лишь через несколько секунд до него дошло, что девушка чего-то, а вернее кого-то боится. Кого-то, кто слушает сейчас их тайно и бесцеремонно.
  - Ах, да в туалет! Конечно, конечно я хочу в туалет! - неловко подыграл Лизе Кирилл.
  Он свесил с кровати ноги и посмотрел на свои голые ступни.
  Лиза услужливо поставила перед ним тапочки, какие-то странные кожаные тапочки оранжевого цвета с ремешками вдоль носков. Лучинский ухмыльнулся. Такой обуви он еще не видел. Тут в больнице, зачем-то для пациентов закупили какую-то экспериментальную необычную обувь. Палкина меж тем аккуратно отделила от груди Кирилла несколько датчиков на присосках. Девушка заботливо набросила на плечи Лучинского пижаму, почему то тоже такого же, как тапочки, ядовито оранжевого цвета. Все напомнило Кириллу одежду американских заключенных из тюрем для приговоренных к электрическому стулу. Такие одеяния он видел в нескольких голливудских кинолентах. Кирилл встал с кровати и, надев пижаму, двинулся за Лизой, которая кивнула на кабинку с надписью:
  'туалет'
  Лучинский медленно шел по палате. Какое-то забытое чувство легкости движения обуяло его. Даже закружилась голова. Кирилл, вдруг понял, что очень долго не двигался, он очень долго был неподвижен.
  Долго, но сколько? Неделю, две?
  Мышцы заныли и стало немного тяжело. Кирилл глубоко и как-то нервно дышал, он упорно шел к уборной. Он торопился. Почему-то, ему очень хотелось узнать, что же боится эта красивая девушка?
  В больничном сортире было даже уютно. Большой белый унитаз, как трон, возвышался посредине помещения. Сзади и спереди зеркала. Зачем непонятно, но выглядело забавным. Сбоку умывальник и прозрачная стеклянная полочка над ним. Круглее зеркало сверху и набор крючков и вешалок. В дальнем углу душевая кабина и какое-то странное полукруглое пластмассовое кресло. Отдыхать перед душем или после? Зачем?
  Лиза, неожиданно прижалась к Кириллу всем телом и, он почувствовал ее теплоту. Девушка схватила его за голову и зашептала на ухо:
  - Вы ничего там, в палате вслух не говорите. Это опасно!
  - Для кого? - недоумевал Кирилл.
  Он увидел, что девушка сильно взволнована.
  - Для вас и для меня. Здесь можно говорить только вот так на ухо.
  - Почему? Что тут у вас происходит? - Лучинский приобнял Лизу за плечо.
  Она на удивлении не отстранилась от него, напротив даже еще сильнее прижалась.
  - Нас слушают!
  - Кто? - Кирилл
  - Особый отдел.
  - Какой еще особый отдел? Что за бред? - Кирилл все меньше и меньше понимал поведение, а главное слова девушки.
  Ему немного стало не по себе. А, что если эта доктор сумасшедшая? А, что если она тронулась и просто опасна? Уколет какой ни будь яд и все!
  - Вы все поймете позже. Прошу вас ничего не говорите там, ничего только общие фразы типа есть хочу в туалет надо или почешите мне спину...
  - Хорошо, хорошо, - успокаивающим тоном сказал Кирилл. - Только и вас можно кое о чем попросить?
  - Просите.
  - Позовите заведующего отделением.
  Девушка вздрогнула и отстранилась от Лучинского. Она внимательно и тревожно посмотрела ему в глаза:
  - Зачем? Вы, знаете кто она?
  Кирилл ухмыльнулся и пожал плечами:
  - Я даже не знаю, что это она. Я думал, что это мужик.
  Лиза покачала головой и грустно сказала:
  - Вот с кем не надо говорить, так это с ней!
  - Почему?
  - Позже узнаете!
  - Да что такое?! Честное слово! Какие-то загадки! Я уже начинаю вас бояться! Извините, но мне надо еще с кем-то увидится! С главврачом например!
  Девушка неожиданно улыбнулась и кивнула головой:
  - Вот с ним действительно надо и в ближайшее время увидеться, я все устрою, а пока, пока притворитесь, что вы спите и не с кем не разговаривайте! Ни с кем!
  Кирилл вновь хмыкнул и, махнув рукой, подошел к умывальнику. Открыв кран, он посмотрел через зеркало на Лизу и, сполоснув лицо, тихо сказал:
  - Это хоть, что за больница? Из окна ничего не видно окна не прозрачные. Где хоть я лечусь?
  Лиза вновь стала грустной. Она тревожно смотрела на Лучинского и молчала. Тот тяжело вздохнул и повторил вопрос, уже злым голосом:
  - Да вы, что?! Вы что себе позволяете?! Я, что тут, у вас заключенный?! Я больной, а вы относитесь ко мне, будто я под арестом! Говорите не медленно, где я нахожусь? Может в дурдоме?!
  Лиза задумалась. Она прикусила губу и замерла, будто львица перед атакой. Кирилл насторожился. Что сейчас последует. Но, девушка тихо ответила:
  - Нет, вы не в дурдоме. Вы находитесь в государственном диагностическом медицинском центре имени Кости Топорыжкина.
  Кирилл даже перестал дышать. Он посмотрел на девушку пытаясь понять, в своем ли она уме?! Затем, нахмурив брови, переспросил:
  - Кого, кого? Кого еще Топтыжкина?
  Лиза улыбнулась и, махнув рукой, поправила:
  - Не Топтыжкина, а Топорыжкина.
  - А это еще что за хрен? Что-то я такого не знаю и вообще не знаю такого диагностического центра! - Кирилл недовольный прошел к унитазу, опустив крышку, уселся на него, словно на стул, ему было немного тяжело от напряжения, кружилась голова от слабости.
  - Вы и не могли знать, в ваше время, его, конечно, не было, - добавила Лиза.
  - Что?! - Кирилл прикрыл глаза ладонью. - Вы опять меня пугаете. Вы точно ненормальная. Как вас зовут? Я обязательно справлюсь о вас у главврача.
  - Меня зовут Елизавета Палкина. Я старший помощник главврача. Вот и все. Я в совершенно здравом уме и памяти. А вот вы...
  - А что я?! - вздрогнул Лучинский. - Значит я все-таки в дурдоме? Вы мне просто не решаетесь сказать. Я напился этой гадости у меня пошли галлюцинации и вот меня сюда к вам привезли? Так ведь? Скажите, что это так?!
  Лиза покосилась на дверь и, приложив палец к губам, прошептала:
  - Я же просила вам говорите тише. Тише. Тут все прослушивается.
  Кирилл отмахнулся и, вздохнув, молвил:
  - Значит все-таки в дурдоме. Поздравляю вас Лучинский, вы еще и буйный, и вас слушают, кабы чего... - пробормотал он под нос сам себе.
  Лиза подошла к Кириллу и, положив ему руку на плечо, ласково сказала:
  - Да успокойтесь, успокойтесь. Вы нормальный. Как вас зовут?
  - Меня? Вы, что ж не знаете, как меня зовут?
  - Нет, у вас только литер. И все.
  - Литер? Это что?
  - Это номер.
  - Твою мать! - хлопнул себя по коленке Лучинский. - Я еще и потерял свою личность и память. Мать твою, вот выпил гадости. Сука! Ну, козел, кореец долбанный, я тебя ведь найду, когда меня выпустят!
  Лиза вновь погладила Кирилла по плечу:
  - Так как вас зовут?
  - Кирилл...
  - Хм, Кирилл, красивое имя. А я, почему-то думала, что вы Владимир...
  - Владимир? Я, что похож на Вовку? - в конец обиделся Кирилл.
  - Нет, просто...
  Слушайте, девушка, когда меня выпишут? Что мне прописали? Долго тут держать будут.
  - Боюсь. Что правда для вас окажется очень жестокой, - печально выдохнула Палкина.
  Кирилл внимательно посмотрел снизу вверх на девушку и растерянно спросил:
  - Что значит жестокая? Я что тут надолго? Почему? Я ведь в норме. Нормальный, все помню. Что надо-то?
  Лиза вновь вздохнула и присела на корточки возле Кирилла. Она не глядя на него, вымолвила:
  - Да не в этом дело, вы-то в норме, только вот...
  - Что еще? Не понял? Что происходит?
  - Дело в том, что вы не там где жили.
  - Чего? - Кирилл, вскочил с унитаза и просмотрел на девушку, как на змею смотрит мангуст. - Меня, что, в другой город еще отвезли? На опыты что ли отправили? Вы это... кончайте тут меня пугать!
  - Да нет, город-то тот, вот только страна другая... - Лиза встала, и вплотную подойдя к Кириллу, пристально посмотрела ему в глаза.
  Он несколько секунд молчал, соображая, что она ему сказала. Затем улыбнулся как-то беззащитно и обреченно:
  - Хм, страна другая. Как это..., как это, другая?! Что, власть поменялась, что ли, пока я в отключке был?!
  - Вроде того...
  - Нет..., не может быть! Нет, скажите, что вы шутите! - бормотал Лучинский. - И сколько же это я в отключке-то был? Что, долго?
  - Да...
  - Месяц?
  Лиза молчала, она опустила глаза и, отвернувшись, подошла к зеркалу. Затем поправив волосы, вновь посмотрела на Кирилла. Тот стоял в ожидании:
   - Два месяца? - удивленно спросил он.
  Лиза грустно улыбнулась.
  - Что больше? Скажите, не томите. Не томите мне душу! - взмолился Лучинский.
  - Вы пробыли в коме почти девяносто....
  - Девяносто дней? Три месяца! Мать твою! - схватился за голову Лучинский.
  - Да нет, вы не поняли, вы пробыли в коме, в литургическом сне, в анабиозе, или еще как хотите, назовите свое состояние, почти девяносто... лет...
  Кирилл, вздрогнул и замер. На его устах, застыла нелепая и уродливо-смешная улыбка. Лучинский не моргая, смотрел на Палкину и не дышал. Он не мог двигаться.
  - Да, Кирилл, такова вот, правда. Так что...
  Оцепененье у Кирилла прошло через несколько секунд. Он опустился на унитаз и тихо и как то жалобно сказал:
  - Господи, прошу тебя, я хочу проснуться. Нет. Нет. Я хочу проснуться!
  Палкина вздохнула и медленно подошла к Кириллу. Она стояла, не решаясь к нему дотронуться. Она боялась, что он сейчас сорвется и у него будет нервный стресс. Наконец Лиза взяла себя в руки и тихо молвила:
  - Правду придется пережить. Но, ни это самое страшное...
  Кирилл поднял голову и жалобно посмотрел на девушку:
  - Что это еще не самое страшное? Что может быть еще страшнее?
  - Вы теперь объект государственной важности и, по сути, себе не принадлежите...
  - Что?!!! - совсем обомлел Кирилл.
  У него вдруг потемнело в глазах и пересохло во рту. Он почувствовал, что теряет сознание от слабости и напряжения. Лиза подхватила его под руку и потащила обратно в палату.
  На ходу она ласково ему шептала:
  - Ничего, ничего надо прилечь, мы что ни будь придумаем, ничего, вы главное совсем не падайте духом. Знайте, вас не бросят!
  
  
  
  ***
  
  
  
  - Слушай, Михаил Альфредович, я тебе сейчас одну вещь скажу, которую в принципе говорить не обязан! Слушай, я знаю. Про всю эту патетику доверия, и все же я тебе скажу, я тебе тут как никому доверяю, и поэтому считаю, что тебе можно сказать информацию государственной важности! - тревожно шептал Сикора.
  Он, сидел как-то по-мальчишески, сдвинув свои короткие ножки и сложив на колени руки. Его было немного жаль, Щупп грустно ухмыльнулся и тяжело вздохнул. Михаил Альфредович решил пока молчать и выслушать этот странный и тревожный монолог фимобщика.
  - Ты мне, конечно, не доверяешь, понимаю. Нам сотрудникам министерства безопасности конечно трудно как то говорить о доверии. Я это тоже понимаю, но вот видишь, я крамолу говорю тебе. Да, не думай что это капкан. Не думай, не всегда сотрудник фимоба все делает по инструкции и по требованиям своего начальства. Не всегда Михаил. Ты должен знать, что мы тоже люди, и у меня порой закипает кровь, когда я вижу определенную несправедливость. И когда я чувствую что человек вполне порядочный и ему можно доверять и его ломать ни в коем случае, не надо.
  Щупп вновь тяжело вздохнул, он покосился на потолок, а точнее на люстру сикорского кабинета. Лаврентий Васильевич понял его намек и, махнув рукой, брезгливо продолжил:
  - Да нет, не бойся, я тебе слово офицера даю, этот разговор не пишется и вообще его никто не услышит. Я включил специальную систему анти прослушки. Так, что глушилки все слова перековеркают твою мать, так что никто ничего не поймет.
  Михаил Альфредович кивнул головой, но промолчал. Сикора понял, что ему еще нужно немного напрячься, что бы раскачать главврача на диалог:
  - Я тебе вот что скажу. У меня есть приказ, приготовить твоего пациента ноль девяносто восьмого к транспортировке в Москву. Вот! Так что ты скоро его совсем потеряешь и никогда наверное больше не увидишь.
  Щупп вздрогнул и с тревогой посмотрел в глаза Лаврентию Васильевичу. Тот грустно улыбнулся и кивнул головой:
  - Да, Миша. Да. Вот так. Труды всей твоей жизни, а вернее цель может вот так банально улететь в столицу и растаять в дымке.
  Михаил Альфредович тяжело и часто задышал. Сикора понял, что попал в цель и решил додавить.
  - Думаешь, Миша, я не знаю, что за метод долгожительства ты разрабатываешь? Думаешь, я не в курсе, что у тебя уже все готово и все можно применять, и все бы ты уже применил, если бы, не этот чертов пациент ноль девяносто восьмой. Который, тебя сбил с толку и лишил уверенности?
  Щупп закрыл глаза и тихонько простонал. Сикора дотронулся до его плеча рукой и, похлопав по плечу, сочувственно продолжил:
  - Я читал твой трактат. И не спрашивай, где я его взял. И мне, в принципе, стало все понятно, как ты собираешься продлить человеку жизнь. Ты там говоришь, что он сможет жить примерно сто восемьдесят, двести лет, и это здорово, но вот Миша! Ноль девяносто восьмой, как я понимаю, сможет прожить дольше?! Дольше, а это значит, что твоя система проигрывает! Миша, у тебя в руках ключ от бессмертия который ты вот-вот выронишь.
  Щупп вновь вздрогнул и, открыв глаза, тихо и зло процедил сквозь зубы:
  - И который подхватят ублюдки и сволочи которые не достойны этого самого бессмертия! Мой метод ничем не хуже. Но я, как здравомыслящий человек, понимаю, что человека все равно нужно ограничить смертью. Нужно! Нельзя допускать, что бы человек жил вечно! Нельзя! Это против природы! Это хаос! Я просто высчитал, что оптимально человек должен жить двести лет. А иначе катастрофа, иначе никаких земных ресурсов для этой бессмертной толпы не хватит!
  Сикора замахал руками и согласно закивал головой:
  - Дорогой мой, Миша, я полностью согласен, согласен с тобой, вот поэтому я и хочу тебе сообщить очень важную весть, очень важную. Послезавтра я отправляю ноль девяносто восьмого в Москву, но я хочу, что бы ты поехал с ним. Ты Миша, что бы ты поехал и доделал то, что задумал! Задумал свою систему так сделай ее и внедри! И я готов тебе помочь, а иначе... - Сикора осекся.
  Щупп обомлел. Он никак не ожидал услышать такие слова от старого и хитрого фимобщика. Что это - провокация?! Попытка вызвать его на откровение, ну зачем?! Щупп не мог поверить и не мог понять, он лихорадочно барахтался в своих мыслях.
  Сикора, видя растерянность Михаила Альфредовича, улыбнулся и добавил:
  - Ты можешь поехать, но для этого нам нужно будет заявить о твоем методе. Вот тогда тебя тоже вызовут в Москву, вместе с ноль девяносто восьмым. По моей информации, сейчас там, в столице, не все гладко с программой этого вот долгожительства. Там есть толковые конечно специалисты, но у них вот что-то пошло не так. Что-то они не могут. Вот и рыщут по всей стране с идеями. Новыми идеями, и вот ноль девяносто восьмой для них, как манна небесная. А Кремль требует результата. Вот так. И твой метод им тоже пригодится. Вот все карты и сошлись. Вот так Миша, что я тебе предлагаю.
  Щупп задумался. Он промолчал и, закрыв глаза, попытался собраться мыслями. А Лаврентий Васильевич продолжил:
  Ты Миша потом будешь жалеть, что не использовал мое предложение и эту возможность. Жалеть. Но ничего не изменишь!
  - А зачем все это тебе то? Тебе-то какая от этого выгода? - подозрительно спросил Михаил Альфредович.
  Сикора тяжело вздохнул и, посмотрев на окно как-то грустно ответил:
  - Мне бы не хотелось, что бы итогом моей жизни стало то, что ублюдки стали бессмертными. Вот так Миша хочешь, верь, хочешь нет.
  - Ты о ком это? - встрепенулся Щупп.
  - Ладно! Все есть предел. Больше я тебе ничего не скажу. Так, что каков твой ответ?
  Михаил Альфредович покачал головой и, набрав воздух в легкие, зашипел, выпуская его через губы, как помпа.
  - Ты Миша тут не ломайся, время нет. Говори. Но учти, я тебе сейчас сказал, очень много, лишнего и если, что не так..., в общем, ты понимаешь и знаешь правила игры!
  Щупп ухмыльнулся и тихо сказал:
  - Я согласен, но у меня есть условие.
  - Что ты еще и условия тут поставить хочешь?! Мне?! После всего, что я тебе сказал?
  - Да...
  - Ну, ты Миша и наглец, и что же это за условия? - хмыкнул Сикора.
  - Со мной поедет Палкина. Без Лизы я не поеду. И второе, ты больше никогда не будешь говорить про мой метод. Никогда, я скажу о нем, если нужно будет сам.
  - Ну, ты и нахал Щупп. Еще и телку с собой хочешь забрать. Ты, что, с ней спишь? А? На старости лет на молоденькое тельце потянуло?
  - Ты не смей так говорить! - вскипел Щупп.
  Он подскочил со стула и, сжав кулаки, насупился в сторону Сикоры.
  - Да ладно, ладно... - отмахнулся тот. - Вот решил проверить. Нет у меня данных, что ты с ней спал. Так, ляпнул. Знаю, что не спишь ты со своими девками. И дурак. А может и умный дурак. Ладно..., черт с тобой, попытаюсь и для этой сучки место в самолете выбить. Но, тогда у меня есть встречное условие.
  - Хм, какое? - удивленно вскинул брови Щупп.
  - А такое, коль твоя девка едет так и моя тоже. Палкина будет работать в паре со Светланой Турновой.
  Щупп вздрогнул, но тяжело вздохнув, ничего не сказал. Сикора, довольный своей победой, кивнул головой:
  - Вот и договорились.
  - Так значит, вот так вы вербуете людей? - язвительно заметил Михаил Альфредович.
  Сикора рассмеялся, он хохотал искренне, вытирая слезы с глаз. Когда приступ смеха прошел он устало буркнул:
  - Дурак ты Миша, если бы надо было, я тебя бы не так завербовал. Ты бы у меня уже давно под литером работал и делал все, что я тебе бы приказал. Понимаешь теперь мою добрую натуру?
  Щупп хмыкнул и зло посмотрел на фимобщика:
  - Нет, не понимаю. Вы думаете, что всесильны и все можете. Вы думаете, что можете контролировать и сломить волю любого человека?! Но это не так! Есть, кто вам не подвластен. И я из них. Мне плевать, что вы со мной сделаете. Мне плевать, что вы сделаете даже с моими знакомыми и близкими, но я вам, никогда не подчинюсь. Даже если вы меня будете жарить на медленном огне. Мне плевать на вас и ваши угрозы и доводы.
  Сикора покачал головой и тяжело вздохнул:
  - Вот так ты заговорил. Ты, конечно, думаешь что сможешь, но поверь это не так. Но все равно спасибо за откровенность. Спасибо, что был честен. Это тоже в принципе поступок. Только вот позволь спросить, почему ты так нас ненавидишь, ведь мы в принципе ничего плохого, ни тебе, не твоей семье, не сделали?
  Щупп рассмеялся. Он хохотал как-то зло, немножко даже истерично, фальшиво и противно. Сикора поморщился. Михаил Альфредович махнул рукой:
  - А за что вас любить-то? Вы, во что страну превратили? В заповедник вашей гребанной замкнутой системы развития? В отсталую зону с полу деградированным нищим народом? В зону отчуждения. Весь мир уже живет в двадцать втором веке, а вы придумали свою систему летоисчисления и мы даже не знаем, кто мы, потому как вы запретили знать прошлое! Вы ублюдки, которые кроме всего этого, еще и хотите жить вечно?! Вы сумасшедшие извращенцы, с совершенным отсутствием нормальных человеческих рефлексов, таких, как: совесть, порядочность и главное восприятие правды, и реальности. Вы больные люди! Вы враги нормальной человеческой цивилизации!
  Сикора грустно улыбнулся. Он внимательно посмотрел в глаза Щуппу и тихо сказал:
  - Ты уже наговорил, лет на двадцать изолированных работ. В тундре. Понимаешь, что ты просто поедешь лечить отщепенцев и отказников, туда в тундру. И умрешь там, как простой рядовой батрак и враг своего отечества.
  - Вот, вся ваша гнилая сущность, вы правду считаете крамолой!
  Сикора покачал головой и ухмыльнулся:
  - Нет, я не считаю правду крамолой. Просто то, что ты говоришь, подрывает устои нашего государства, а я служу ему.
  - Кому? Какому государству? Этим толсторожим ублюдкам из партийного контроля? Этим секретарям взяточникам и карьеристам? На х...й нужно такое государство? Ты больной Сикора, если так искренне думаешь. Но, я вижу, что ты так не думаешь, просто стесняешься сознаться мне в этом!
  Сикора помрачнел. Он сел на стул и низко опустив голову, буркнул:
  - Может быть, но и тебя я прошу, просто заткнись!
  - Я заткнусь, но и ты знай, что вы не всесильны! Вы навоз, который пойдет под нашу землю удобрением! И никакая система долгожительства вам не поможет!
  - Заткнись! Все! Хватит! Ты перегнул палку! Это государственная тайна и говорить об этом в принципе вообще нельзя! Нельзя! Понимаешь, я хочу, что бы ты заткнулся и молчал и делал то, что мы с тобой, обговорили? Мы ведь заключили соглашение?
  - Да... - смутился Михаил Альфредович. Он вдруг поймал себя нам мысли, что действительно, уж слишком много, сказал откровенного, этому фимобщику....
  'А что если эта сволочь, просто провоцировала и записала вот этот монолог, и потом будет шантажировать? Что если я попался в сети этого старого комитетского козла... этого ублюдка из госбезопасности?' - судорожно подумал Щупп.
  А Сикора меж тем продолжал:
  - Ну, тогда мать твою, молчи и делай, а то, ты не только себе навредишь, и все окружающим, в том числе и мне...
  - Извини, - выдавил из себя Щупп.
  - Ну и хорошо! - сказал примирительным тоном Лаврентий Васильевич. - Вот и хорошо, тогда как я понял, я готовлю докладную записку про тебя в Москву, на Лубянку, и указываю в докладной про твой метод. Что мне удалось тебя склонить и его попробовать там в столице. Так? А Миша?
  Щупп напрягся. Он должен был выдавить из себя ответ. Но тем самым раскрыть карты раскрыть тайну своей жизни, своей работы, своей мечты!
  Его метод. Странная мечта сделать человека долгожителем. Его метод.
  Метод Щуппа состоял в том, чтобы научить людей жить две сотни лет и чтобы для организма это стало нормой! Это вначале казалось абсурдом, навязчивой утопической идеей, над которой смеялись все: специалисты и коллеги Щуппа, пациенты и чиновники, все кому не лень. Навязчивый и с первого взгляда совсем наивный метод продления человеческой жизни, а вернее не продления, а настройки организма человека на жизнь более разумную и долгую. Метод, который разработал Михаил Альфредович, был и прост и в тоже время гениален, как все простое. Он однажды еще, будучи студентом медицинского института, вдруг понял, что человек сам себя убивает, сем изнашивает раньше время свой организм. Он сам, как плохой водитель, не следит за автомобилем, так вот и человек не заботится за своими органами и гробит их впустую, как-то безрассудно и отчаянно. Щупп понял, что в человеческом организме, как в биологической машине, заложен гораздо более мощный потенциал работы нежили то, что человек получает, а вернее выдавливает из себя. И это неправильно! И это просто абсурдно и даже преступно по отношению к себе! Ведь нужно-то, в сущности, не многое. Главное только не делать то, что противопоказано инструкциям, которые, как думал Щупп, выданы Создателем человеку. Просто нужно разумно эксплуатировать свой организм и тогда он прослужит гораздо дольше, чем среднестатистические семьдесят, семьдесят пять лет, продолжительности жизни. Человек выполняя некоторые законы и условия, может жить легко и приятно двести, а то и триста лет. Главное в это поверить и делать то, что завещает создатель, что говорит Бог!
  И Щупп не смотря на смешки, и полное непонимание окружающих и коллег, начал опробовать свой метод. Сначала он применил свои разработки к себе! Стал выполнять свои же рекомендации. И о чудо! Он действительно почувствовал себя сначала лучше, а потом, как не странно это звучит, еще и моложе. Он стал ощущать, что его организм, как будто включил обратную скорость и начал омолаживаться, восстанавливать те функции, которые исчезали из-за времени и старения клеток. Щупп подробно исследовал каждый свой орган. Он делал анализы, он изучал свое тело и исследования, и данные подтверждали - Щупп, как биологическое существо не стареет, а в последнее время Михаил Альфредович заметил, по результатам анализов и исследований - его организм молодеет!
  И тогда Щупп решился на тайный и незаконный эксперимент. Он набрал себе первую группу долгожителей. Он разыскал добровольцев - пожилых людей, которые готовы были ради того, что бы стать здоровым и сильным, и вновь почувствовать прилив молодости, выполнять его рекомендации. Такая группа набралась довольно быстро. Все кстати происходило в глубокой тайне и получилось, что долгожители непосредственно превратились в тайных членов некой секты 'долгой жизни'. Щупп понимал, что если власти узнают о его деятельности, то ему грозит минимум трудовые лагеря, а максимум дело дойдет до 'особого заключения' и предания Щуппа 'на нужды республики'. А это было равнозначно высшей меры.
  И хотя в республике смертную казнь отменили лет девяносто назад, вместо нее пару десятилетий назад (по просьбам трудящихся) ввели именно понятие: 'предание преступника на нужды республики'. Это означало, что над человеком могли, после решения 'Особого суда', поставить самые чудовищные и фантастические эксперименты и опыты. И это было, по мнению многих, гораздо страшнее банального расстрела.
  Но Щупп этого не боялся, более того, элемент секретности и опасности лишь подстегивал его.
  А его пациенты действительно сначала начали восстанавливаться и добреть (в лучшем понимании этого слова), прямо на глазах, а затем и долгожданные результаты с восстановлением, и омоложением организмов 'членов его тайного общества', не заставили себя ждать.
  И все шло хорошо... если бы не этот литерный пациент '098'.
  Щупп вдруг понял, что именно тайный пациент 'ноль девяносто восемь', и есть его главный 'враг и соперник' в этой странной и почти фантастической борьбе, за человеческое долголетие.
  Тайный пациент тоже не старел. Но метод его 'не старения' был неизвестен никому. Щупп, как врач, лишь понимал, что 'ноль девяносто восьмой' не стареет из-за внешнего стимулятора. Проще говоря, из-за какого-то 'чудо - препарата', который позволял регулировать нормальную работу клеток и главное биологическое бессмертие их!
  Щупп не знал, что делать, в последнее время, он мучился и судорожно искал выход, и в конце концов понял, его метод, 'метод Щуппа', нужно банально объединить с этим вот самым 'чудо - препаратом' и тогда результат человеческого долгожительства, точнее бессмертия будет стопроцентным!
  От этой мысли у Михаила Альфредовича даже кружилась голова! Неужели, он простой врач, вот так, откроет тайну вечной жизни для человека! Неужели, вот так, все решится банально просто! Главное только узнать химическую формулу того вещества которой усыпили 'ноль девяносто восьмого'.
  И вот он шанс. Шанс, который, может быть единственным! Тем более, что этот шанс дает сама власть! Сама!
  - Так я не понял, мне писать докладную в столицу? Писать о твоем методе и согласии или нет? - сквозь свои мысли услышал голос Сикоры Михаил Альфредович.
  Щупп тяжело вздохну и неожиданно для фимобщика улыбнулся, и радостною, как-то неестественно гордо, ответил:
  - Да! Да конечно! Пиши, пиши и побыстрее!
  Сикора удивленно кивнул головой и пожал плечами:
  - Ну и ладно! Ну и хорошо...
  
  
  
  ***
  
  
  
  Красивая женщина с каштановыми волосами, небольшой, но упругой грудью, стройными ногами и изысканным, как у греческой богини, лицом, холодно и как-то зло смотрела ему в глаза. Кирилл лежал под этим почти рентген обследованием и молча ждал. Ждал, когда она хоть что-то спросит.
  Но, она молчала.
  'Ей, наверное, за тридцать, но выглядит она очень эффектно! Очень. Она похожа на ту актрису из хабаровской труппы, с которой у меня была очень бурная ночь во время гастролей их театра в Красноярске. Такая же гречанка. Ой, такая же! Интересно, а какая эта гречанка в постели? Активная? Интересно, а был ли у нее сегодня утром секс?' - как-то пошло и совсем неуместно подумал Лучинский.
  Он вдруг ощутил, что неимоверно и как-то обреченно хочет женщину.
  Хочет близости с женщиной.
  Прямо сейчас!
  Он вдруг понял, что ему нестерпимо и с каким-то животным инстинктом непременно хочется овладеть этой вот красоткой, что сидит возле кровати и смотрит на него.
  Лучинский застонал и, зажмурившись, отвернулся:
  'Господи! Еще бы тут не захочется бабы! Девяносто лет бабы-то не было! А ведь это хорошо! Значит, все работает! Аппарат в норме! Уже хорошо!' - Лучинский понял, что думает сейчас, совсем о каких-то инстинктивных и примитивных вещах, которые волновать должны в последнюю очередь.
  Но он, также почувствовал, что не думать сейчас об этом не может и ему стало стыдно перед самим собой.
  - У вас какой размер одежды? - холодно спросила женщина.
  - Что?! - вздрогнул Кирилл.
  Он медленно повернул голову и посмотрел на 'гречанку'.
  - Я спрашиваю, у вас какой размер одежды? - вновь спросила ледяным голосом, красотка в белом халате.
  - Хм, у меня? Хм, пятьдесят второй, - растерянно буркнул в ответ Лучинский.
  - Так, пятьдесят второй, обувь и размер головы? - 'гречанка' сидела и усердно записывала данные в толстом блокноте с кожаным переплетом.
  Кирилл внимательно посмотрел на женщину, ему захотелось дотронуться до ее руки, почувствовать тепло, а быть может холод ее кожи. Просто дотронуться и почувствовать.
  Навязчивая идея.
  Кирилл грустно улыбнулся, он втянул ноздрями воздух, пытаясь уловить аромат духов женщины. Но тщетно, она словно была без вкуса и цвета и запаха - стерильна, как дистиллированная вода.
  - Скажите, как вас зовут? - спросил неожиданно Кирилл.
  'Гречанка' посмотрела на него равнодушно, но уже не зло. Она слегка улыбнулась и, вздохнув, молвила:
  - Я врач Светлана Турнова, заведующая этим отделением. Так... какой у вас размер ноги и головы?
  - А-а-а..., сорок первый, и пятьдесят восьмой. Светлана, а что вы меня, правда, на опыты пустите? - ехидно пробурчал Кирилл.
  Светлана ухмыльнулась и, записав данные в блокнот закрыла меленькую книжицу. Она как-то неожиданно жалобно посмотрела на Лучинского и, погладив его по руке, спокойно сказала:
  - Мы вас уже пустили. Так, что страшнее, чем было, ничего не будет. Отдыхайте, завтра или послезавтра понадобятся силы. Чувствуете себя, судя показаниям датчиков и приборов, вы себя чувствуете нормально. Температура в норме. Пульс и давление тоже. Но вот, как я понимаю, у вас общая слабость есть, и еще... эрекция..., но это уж извините..., тут уж я ничем помочь не могу. Не хочется, как говорится, нарушать естественный процесс. Мужские гормоны и функции восстанавливаются после длительно сна. И тут ни в коем случае не надо купировать эту проблему, а иначе потом будут проблемы... а ни вам, ни нам это не нужно... - загадочно улыбнулась 'гречанка'.
  Кирилл непроизвольно покосился себе на живот, из-под простыни было видно, что его мужское достоинство сейчас выступало в роли предателя. Большой бугор возвышался между ног. Лучинский покраснел и повернулся на бок, поджав ноги.
  Докторша улыбнулась и вновь погладила его по руке:
  - Что вам принести? Что вы хотите поесть?
  Лучинский тяжело вздохнул. Он вдруг разозлился: 'Как все просто было у нее, и ее помощников. Он лежит тут, молодой, здоровый мужик, с признаками явной эрекции и какой-то гадостью в крови, а они его наблюдают, как кролика в банке!'
  - Знаете что, мне надоело это! Хватит тут меня за дурака держать! Если мне толком ничего не объяснят, то я вообще откажусь от контакта. Мучайте!!! А еще вон объявлю голодовку! И хрен вам!
  'Гречанка' вновь ласково улыбнулась. Она словно преобразилась в заботливую восточную гурию.
  Женщина наклонилась к Кириллу и, поправив его простынь, вновь дотронулась до его руки:
  - Ну, зачем вы так?! Вам никто зла не желает. Все будет хорошо. Хотите, я сама приду и принесу, что вам надо, и все расскажу? Хотите? Все расскажу, что спросите?
  Лучинский хмыкнул и невольно покосился на расхляснувшийся на груди докторши халат. Глубокое декольте, три верхних пуговицы блузки не застегнуты...
  Кирилл зажмурился и сжал ноги:
  - Приходите. И если хотите установить со мной нормальный контакт, то принесите мне спиртного! Выпить, мать вашу, принесите мне! И пожрать, ну икры там красной, бутерброды и мяса, нормального жареного мяса! Я жрать хочу! Но не ваши пресные каши!
  Светлана рассмеялась и опять заботливо укрыла Кирилла простыней.
  Женщина встала и, вздохнув, ласково сказала:
  - Хорошо, я принесу. Обязательно принесу все, что вы попросили. И совсем скоро принесу. А вы в сою очередь успокойтесь и подумайте над моим предложением. Я приду, принесу, а вы спросите меня все что хотите.
  Светлана повернулась и зашагала к двери. Кирилл непроизвольно покосился на ее фигуру. Особенно Лучинский успел рассмотреть ее талию, овальные и такие обворожительные ягодицы, обтянутые халатом. Лучинский зажмурил глаза и, откинувшись на подушку, застонал.
  Ему, почему-то сейчас хотелось думать именно о близости с женщиной. Где-то на втором плане сознания, маячила мысль о его печальном положении, но вот главная навязчивая, как огромная вспышка, все же была мысль о женщине. Просто о женщине, как о самке.
  'Мать твою. Я, как маньяк извращенец! Думаю о бабах! Мне что, думать больше не о чем? Мне что - это главное?! В кого я превращаюсь? В самца? В кабеля? А может быть этот чертов препарат из меня просто животное сделает?! Уже сделал?! С инстинктами и все!' - с болью в сердце подумал он.
  Кирилл, тяжело дыша, покосился на прибор, что стоял рядом с кроватью. Какие-то красные и синие мигающие лампочки, словно издеваясь, попискивая, мерцали всполохами огней клубной цветомузыки.
  Это дурацкое одиночество, страшное и какое-то обреченное. Он обречен. Его больше нет. Нет, и никогда больше не будет. Все те люди, которые его окружали, они уже давно умерли. Он один! Зачем, зачем ему эта жизнь? Зачем это все? Эти страдания и мучения?
  Кириллу захотелось заплакать. Он вновь замычал как раненный лось и закрыл лицо подушкой.
  Слабый звук, щелчок и какое-то движение заставили его вздрогнуть. Кирилл отбросил подушку. Перед ним стояла девушка - Елизавета Палкина. Та самая, которая сказала ему печальную новость. Печальную правду... его положения.
  Он напрягся, посмотрел ей в лицо. Она, почему-то грустно улыбнулась и склонилась над ним. Он почувствовал запах ее духов. Это был какой-то тонкий ненавязчивый аромат не то ландыша, не то какого-то цветка. Кирилл, вздохнул и втянул ноздрями ее запах. Ее волосы пахли чем-то знакомым. Ему вдруг стало на мгновени6е легче. Она не такая, как та гречанка. Не такая. Она как будто естественная в отличие от всего окружающего его.
  Лиза едва слышно шепнула на ухо Лучинскому:
  - Вы можете встать, мне нужно кое-что вам сказать.
  Кирилл с готовностью продался вперед и встал с кровати.
  Лиза кивнула на санузел. Он понял, она вновь боится чего-то. Лучинский медленно прошел в туалет и, опустив крышку унитаза, уселся.
  Лиза подошла к нему совсем близко и присела на корточки. Ее лицо было чуть-чуть ниже его груди. Он хмыкнул и покачал головой:
  - Опять ваши конспиративные штучки. Что за у вас за время такое? Что за страна такая? Что за люди? - хмыкнул он презрительно.
  Лиза посмотрела на него немного виновато и приложила палец к губам:
  - Тише, не надо эмоций. Я все знаю и про наше время и про нашу страну. Не надо. Все я знаю. Но сейчас не это главное.
  - А что? Что может быть главнее? Вы вернете меня назад?
  - Нет. Никто не в силах вернуть вас назад. Это только у фантастов можно по времени путешествовать. Это выдумка. Но я хочу, что бы вы вернули нашу страну вперед...
  - Я? Как... я могу? Кто такой? Мессия что ли?
  Лиза покачала головой и вновь приложила палец к губам:
  - Тише. Тише. Вы все узнаете. Придет время. А пока я должна вам кое-что сказать, вернее предупредить. Но сначала скажите, о чем вы говорили с ней?
  - Хм, с кем?
  - Ну, с этой женщиной?! Со Светланой Турновой заведующей отделением?
  - Вы знаете, что она была здесь? Вы, что следите?!
  - Может и так. Но я не знаю, о чем вы с ней говорили?
  - Хм, вы, что ревнуете? - попытался сострить Лучинский.
  - Не смешно, - обиделась девушка. - Я вам говорю, о глобальных делах, а вы о мелочах.
  - Любовь это не мелочь, - продолжал с каким-то капризным упорством острить Лучинский.
  - Да, насчет любви я вам отдельно скажу, но сначала скажите, о чем вы говорили с ней?
  Лучинский задумался и, тяжело вздохнув, медленно и тихо ответил:
  - Так не о чем. Просто разговор какой-то пустой. Она престала ко мне с размерами....
  - С какими размерами?
  - Ну, вроде как приодеть меня собирается. Спрашивала размер одежды и обуви. Зачем-то и про голову спросила?
  Лиза задумалась, и помрачнела. Кирилл не понял, чем он так расстроил девушку:
  - Мне что свой размер не нужно было говорить?
  - Нет, нет, все верно... - отмахнулась девушка. - Теперь понятно. У нас совсем мало времени. Кстати что еще вы говорили ей?
  - Ну, так ничего... - смутился Кирилл. - Я наехал на нее.
  - Как это наехал? - не поняла Лиза.
  - Ну, у нас так говорится когда претензии, какие-то выставляешь. Это термин такой, был... у нас тогда... наехать...
  - И, что вы наехали? Как? - Лиза стала совсем мрачной.
  - Так и наехал, сказал, что бы жратвы принесла..., что я есть, хочу мяса вот и выпить... выпить хочу..., водки, коньяка...
  Лиза дернулась и резко встал. Она ударила кулаком в стенку. Она разозлилась. Кирилл даже немного испугался. Он не ожидал такой реакции девушки.
  - Все! Все плохо! Вот и все! Все понятно! Но зачем так?
  - Вы о чем это? Вы что вообще тут говорите? - возмутился Кирилл.
  Лиза повернулась к нему, и грустно улыбнувшись, неожиданно спросила:
  - Вы заметили, какие ни будь необычные желания в последние сутки? С вашим организмом что ни будь, происходит?
  Кирилл смутился и, покраснев, пожал плечами:
  - Ну, не знаю..., как-то вот, выпить охота и еще там...
  - У вас есть еще, какие ни будь неожиданные желания? - настоятельным тоном, сурово спросила Лиза, - Говорите без стеснения, мне, как доктору!
  - Хм, вы уж больно того..., на доктора не похожи..., на медсестру из нашей вон порнухи похожи...
  - На кого? На кого? - не поняла его Палкина.
  - Ну, у нас там, в прошлом, фильмы были, это эротика, ну про любовь, в общем, так вот там, очень сексуально считалась, если вот девушка в костюме медсестры была, ну вот в короткой юбке и все такое... ну, в общем, сексуально очень. Вот называлась это порно фильмом.
  - Вы, что там смотрели, как происходят половые акты? - ахнула Палкина.
  - Происходят..., слово-то какое придумали. Половые акты..., прямо: назад в эс-эс-эс-эр, там тоже, мать их, коммунистов сраных, у них секса не было! У вас, что тут тоже секса, что ли нет? - ухмыльнулся Лучинский.
  - Секс есть, но это очень закрыто и интимно. И нечего его смотреть на публике! - отрезала Лиза. - Так, что у вас за проблема? Эрекция, как я подозреваю?
  Лучинский вздохнул и, опустив голову, виновато буркнул:
  - Вы, что, поп что ли? Что бы я перед вами исповедовался, стоит у меня или нет. Мое дело! Может и стоит! Тут вот, без бабы девяносто лет! Рекорд мать его, у кого такое воздержание было? А? Может, меня, как рекордсмена наградят?! - грустно пошутил он.
  - Какой еще поп?! Вы, что там меня опять оскорбляете, вашими старыми понятиями? Что за извращенец этот поп у вас был? - раздраженно пропищала Лиза.
  - Да какой там извращенец?! Священник это у нас был! Исповедовались ему люди! У вас, что, нет церквей?
  - Церквей? Что такое церквей?
  - Мать твою! Вы, что еще и в Бога не верите?
  - В Бога мы верим! Бог это другое, Бог это государственное дело, а вот церквей..., что такое церквей?
  - О, Господи! Вы больные... я уж думал, коль попал в будущее, так тут у вас все лучше, чем у нас-то было. Прогресс, мать его, никто не отменял! А тут! Ладно... не все сразу! Позже объясню, если время будет.
  Лиза поправила прическу на голове, словно она от ее раздражения должна была обязательно сбиться. Но это была чистая женская формальность. Инстинкт любой женщины, руки сами тянуться к голове. Поправить волосы.
  Палкина, немного успокоившись, все же как-то неуверенно и сбивчиво сказала:
  - Да. Конечно. Отвлеклись..., значит, у вас есть эрекция, и есть желание выпить. Понятно все значит...
  - Что значит?!!! Мужик, что выпить не может хотеть? - возмутился Лучинский.
  Он с подозрением смотрел на девушку. Та, немного виновато, пояснила:
  - Нет, может..., но не так. И с женщинами у вас... не так. Вы даже пугаетесь, как я подозреваю.
  Лучинский пожал плечами и непроизвольно взглянул на свой живот:
  - Ну да, есть немного...
  Лиза кивнула головой и, вздохнув, тихо добавила:
  - Они, пичкают вас препаратами специальными стимулирующими эрекцию и все такое! Препараты добавляют в еду. В каши и в напиток.
  Кирилл отскочил на шаг назад:
  - Меня?!!! Пичкают?! Зачем?! - обомлел Кирилл. - Зачем им мое желание?!
  Палкина, вновь вздохнула и, окинув Лучинского с ног до головы, пристальным взглядом, печально молвила:
  - Пока не знаю. Но вот насчет выпивки... вам хотят печень немного прочистить. Стереть код, как говорится, выветрить все с мочой! Вот уроды! - Лиза вновь стукнула по стене кулаком. - Как же я сразу не догадалась?!!!
  Лучинский сначала медленно присел вновь на крышку унитаза, а затем какое-то время, поразмыслив, вдруг резко подскочил и, встав у Палкиной за спиной, словно надзиратель в тюрьме.
  - Мне что не жрать ничего теперь что ли? - спросил Кирилл. - От голода помереть? Отравят аспиды! Замуровали демоны! - грустно пошутил Лучинский и тихо рассмеялся.
  - Демоны? Вы о чем? - Лиза тревожно посмотрела на него.
  - Не обращайте внимание. Это так, цитата из фильма одного смешного, - хмыкнул Лучинский. - Так что мне делать? А? Доктор?
  Лиза тяжело вздохнула и загадочно сказала:
  - Даже и не знаю. Не есть, вы точно не можете. Подозрение вызовет. И вам я еду носить не могу. Значит, придется поесть. Но, есть одно но, и вы должны мне дать ответ сейчас. Я вам сейчас что-то скажу, а вы, подумаете несколько минут, просто времени больше нет. И решите, как поступите!
  Лучинский покачал головой и промолчал.
  Лиза поняла это, как знак его согласия:
  - Вот, что Кирилл, вы попали уж..., как говорится. И другого пути у вас нет. Вас все равно используют они, как говорится, по назначению. Но, есть вариант помочь и нам. Людям, которые не хотят, что бы секрет препарата, который заставил вас спать девяносто лет и не стареть, попал в руки таких людей, как эта вот Турнова. Поэтому у вас есть шанс помочь нормальным людям и пойти на сотрудничество с нами. Но главное, выполнить основное условие. Вы пока слушайте и не перебивайте. Вас готовят к транспортировке в Москву, скорее всего завтра, а может, крайний срок послезавтра, вас отправят самолетом в столицу и тогда... тогда вами займутся совсем другие специалисты, люди которые выжмут из вас все, что захотят. Но прежде с вами еще могу поработать я и мой шеф - главврач больницы и очень порядочный человек. Вы можете мне и ему помочь, а главное помочь и остальным простым людям!
  Лучинский махнул рукой и нервно перебил девушку:
  - Что вы все абстракцией и несуразицей какой-то говорите?! Я ничего не пойму! Плохие люди..., хорошие..., кому все это надо?! И главное, что все надо-то? Что надо, я не пойму, вокруг чего сыр бор-то?!
  Лиза вновь присела на корточки рядом с Кириллом и, оглянувшись на дверь, тихо продолжила:
  - Понимаете, в нашем государстве, есть одна, самая, как я понимаю, главная на этот момент, государственная тайна. И вот, под эту тайну, а вернее в эту тайну, вы и попали. Вы стали жертвой очень важных государственных интересов. Не по своей вине конечно. Вы стали главным ключом и главной козырной картой этой вот самой государственной тайны. Дело в том, что несколько лет назад, а может даже десятков лет назад, никто точно не знает, в нашей стране начались секретные эксперименты с продлением человеческой жизни. Это государственная программа высших руководителей нашей республики. Так вот, существует секретная программа, по которой, в случае получения препарата и метода продления жизни, всем кто заслужил и доказал преданность нашему государству и его идеям, будет позволено этот препарат принять и как говорится..., получить путь к бессмертию. Но, даже если не к бессмертию, то к нескольким векам жизни. Но, пока результаты не очень хороши и препарата этого, как проверенного и надежного, нет. А есть, конечно, кое-какие достижения, но они все блекнут перед вот вашим уникальным случаем. Вы не старели в течении девяносто лет. Вы сейчас на данный момент практически образец будущего вечного человека! Вот почему вокруг вас и идет эта мышиная война. Так вот, у моего шефа, главврача, есть и свой метод, - Лиза вновь обернулась и посмотрела на дверь.
  Девушка была явно напряжена, даже можно сказать напугана. Она тяжело дышала, словно поднималась с огромным рюкзаком в гору.
  Палкина посмотрела в глаза Кирилла и словно, увидев в них огонек поддержки, тихо продолжила:
  - Но этот метод будет еще более эффективный, если объединить его с препаратом, который приняли вы! Вот так. Но для этого нужно знать точную формулу этого самого препарата, который вы выпили тогда, давно, у себя дома! Вот и все! А для этого нужно взять у вас, кое-какие анализы! Но делать это нужно как можно быстрее потому, как у вас, вы уже знаете, увезут в Москву и тогда... Тогда все это действительно станет государственной тайной и будет доступны сведения лишь узкому кругу лиц... - Лиза еще раз тяжело вздохнула и стала совсем грустной.
  Лучинский откинулся на своем необычном седалище и закрыл глаза. Какая-то внутренняя пустота и безразличие ко всему услышанному сейчас обволокла его разум. Он совсем не удивился тому, что услышал. Он вдруг понял, что уже просто устал от всех этих странных и страшных новостей. Он устал от этой правды будущего и правды его дальнейшей жизни. Но ему, почему-то стало жаль сейчас эту девушку, которая, как утопающий хватается за соломинку, хваталась за него. Она так наделялась! Он это видел. Он, почему-то безоговорочно верил ей! Почему он не знал. Кирилл, вдруг, почему-то понял, что он просто не хочет ее расстраивать, разбивать ее веру.
  - А, что для этого от меня-то надо? - молвил Лучинский.
  - Согласие! Согласие! И все! Ну и немножко потерпеть. Придется сделать вам кое-какую операцию, маленькую...
  - Операцию? Надеюсь, пол мне тут не сменят? - грустно пошутил Кирилл.
  - Нет-нет! - вскрикнула Лиза и неожиданно, наклонившись вперед, чмокнула Кирилла в щеку.
  Лучинский чуть не упал с унитаза от этого поцелуя. Пораженный он посмотрел на девушку. А та как счастливая десятиклассница поднялась в полный рост и, улыбнувшись, направилась к двери. Остановившись, она оглянулась и, кивнув, ласково сказала:
  - Вы Кирилл настоящий мужик. Я знала, что вы согласитесь. Ждите! Через полчаса мы придем. И постарайтесь не ходить в туалет пока.
  Кирилл рассмеялся.
  Он махнул рукой и буркнул себе под нос:
  - Вот дела, мало того что меня по сути дела уже нет так еще и в туалет нельзя. Ну, нет, так нет. Что тут поделаешь...
  
  
  
  
  
  ***
  
  Генерал выглядел немного испуганным. Он сидел в своем кресле, словно потерявший корону император. Как-то отрешенно смотрел в окно и дымил толстой сигарой. Временами, поднося коричневый цилиндрик к губам, он затягивался и попыхивал, пуская едкий густой дым вверх.
  Сикора ждал. Он понимал, что у его начальника, что тот случилось и случилось очень серьезное и трагичное. Лаврентий Васильевич не решался нарушить это тягостное молчание, по опыту зная, что генерал должен сам начать первым говорить, тогда напряжение можно будет снять.
  - Ты понимаешь Лаврик, понимаешь, как они со мной поступают. Вот так они оценили мою работу, - грустно выдохнул вместе с дымом генерал свою обиду.
  Сикора непроизвольно покосился на его жирную шею. На этот раз на удивление она не была красной и традиционная капля пота, по слониной генеральской коже, не текла.
  - А, что случилось? - осторожно спросил Лаврентий Васильевич.
  Генерал внимательно посмотрел на своего подчиненного и, помолчав, ответил:
  - Они изменили свое решение. В списках понимаешь, они поменяли на меня квоту.
  - Как это?
  Генерал вновь вздохнул, как старый бегемот, и пробасил:
  - А, вот так, мать их! Вот так! Сегодня мне спецсообщение пришло, ответ. Я заявку делал на четырех человек! А они...
  - Подождите. Вы же свою жену включили. Все вроде нормально? - удивился Сикора.
  - Включил-то, я включил! Нормально! А вот дочь и ее муж?! А вот они-то как?! Я и их... - сокрушался генерал.
  Сикора с удивлением смотрел на шефа. Как-то недоуменно и растерянно. Он видел перед собой эту тушу в генеральском мундире и не мог выдавить из себя ни слова. Генерал махнул рукой и продолжил свою исповедь.
  - Почему они так лимитируют, этот чертов список? Ну, что им там не понятно, что весь федеральный резерв с собой хочет забрать и своих детей? Что за дискриминация? А? Небось, сами-то своих берут... Мать твою! Что я дочке-то скажу...
  Сикора сглотнул слюну и как-то жалобно прошептал:
  - Они же у вас еще совсем молодые люди...
  Генерал посмотрел на Лаврентия в недоумении и переспросил:
  - Не понял? Ты о чем?
  Сикора пожал плечами и как то искренне громко и отчаянно сказал:
  - Зачем они вам? Они же молодые люди? Они только поженились, только что университет закончили? У них вся жизнь впереди? Зачем вы их в список то? Они сами решат, что им нужно... когда повзрослеют...
  Генерал побледнел, он в злости выбросил дымящуюся сигару в дальний угол кабинета. Она пролетела над головой Сикоры, как подбитый вражеским аэропланом дирижабль. Толстый шеф заурчал и как медведь вылезает из своей берлоги после спячки, так и генерал медленно поднялся из своего кресла
  - Да ты что? Сикора? Я за свою дочь! Я, хоть что сделаю! Ты, что говоришь сукин сын?!
  Лаврентий Васильевич медленно поднялся со стула тоже. И глядя в глаза начальнику, невольно улыбнулся - искренне и невинно.
  - Понимаете товарищ генерал. Я думаю, что не стоит вашу дочь сейчас в списки включать. Нужно быть более мудрым. Вот, что она сейчас? Дурочка еще молодая. Ни опыта жизненного, ни мудрости бабьей. А вот пройдет лет сорок и к вашим, сейчас годам, она созреет. Вы же тогда будете, как и сейчас таким же по возрасту, что теряете? А к тому времени, может уже и для всех доступен препарат будет? А?! Для всех будет доступна возможность? А?! А пока ваша дочь пусть проживет нормальную человеческую жизнь, без всяких там экспериментов и инъекций. Без этих вот страстей по вечности! Дайте вы ей жизнью просто насладиться. А там, там все решите, когда время придет. Вернее сама она решит. Это лучше будет. А то вот сейчас за нее решение примете, а она потом вас корить будет...
  Генерал загудел, как испорченный самовар и, налившись кровью, став цветом как пережженный кирпич, как-то дико и страшно закашлял. Он сотрясал стены силой своих больных и прокуренных легких, наверное, больше похожие на дряблые старые мешки от волынок.
  Лаврентий немного испугался. Он представил, что вот сейчас, у генерала лопнут от напряжения вены, и эта ста пятидесяти килограммовая туша рухнет тут на пол, дергаясь от кровоизлияния в мозг. Но генерал схватил со стола графин с водой и залил внутренний пожар.
  Он немного намочил свой галстук и, стряхнув с него капли, зло чмокнул:
  - Мать твою. Ты Сикора болван! Но, как я вижу - хитрый болван! Ты какой-то, как угорь скользкий, вроде дурак, а вроде, как и хитрый идиот. Не поймешь! Сукин ты сын!
  Генерал, даже изобразил на своем бугристом от жира лице, что-то наподобие улыбки и, сверкнув желтыми прокуренными зубами, вновь рухнул в кресло, которое словно от боли и унижения от его толстой задницы, не то, громко скрипнуло, не то, застонало.
  - Да, Лаврентий, умеешь ты вовремя убедить, подкинуть, так сказать, козырного валета. Да, школа у тебя еще та... сейчас таких мало. Верно, ты как это вот мне сейчас пробубнил... и все - же. Все же мое решение есть мое решение! На этом наша система стоит, и стоять будет. А если решение будет отменять полковник или майор, то система в одно прекрасное мгновение рухнет. Вот и все.
  - Да, но если решение не верно... - набрался наглости Сикора.
  - А вот это уже не твое собачье дело! Ты винтик этой системы, вот и крутись головкой вверх. И все! А в решения не лезь!
  Сикора вздохнул и виновато улыбнулся:
  - Понял, так точно! Просто у меня...
  - Ну, что еще? - недовольно проскрипел генерал.
  - Просто у меня для вас докладная есть и шифровка в центр. Я, конечно, мог бы ее в виду особой важности и без вас отправить, но в виду уважения... вот вам показываю...
  Сикора протянул генералу заранее подготовленную бумагу. Белый лист перекочевал в толстые начальничьи руки.
  Генерал, молча, достал из нагрудного кармана очки и водрузив их на нос. Стал, усердно морща лоб, читать документ.
  Сикора, молча ждал. Он невольно крутил головой разглядывая обстановку генеральского кабинета. Большие глубокие кресла в углу. Огромный мягкий кожаный диван у стены. Какая-то странная картина с людьми в форме стоящими у стола с картой. Кто были эти герои, Сикора не знал, но понимал, генерал почему-то дорожит именно этой картиной. Шкаф со стеклянными створками и книги внутри дополняли нелепость убранства этого огромного и немного не уютного кабинета. Сикора вздохнул и покосился на потолок. Странная бронзовая люстра с белыми плафонами.
  'Интересно сколько тут стоит жучков? И где вообще, тут, в этом сраном сарае стоят жучки? А они стоят. И эта свинья точно знает, где они стоят, и у него наверняка есть какое-то средство подавление прослушки, если он так уверенно, говорит мне, кое-какие откровения, он либо дурак, что доверяет мне. Либо цепляет меня на наживку. Вот сучий боров!' - неласково подумал о начальнике Лаврентий.
  - У-у-у, ну и мудак ты Лаврик! Я тебя суку в бараний рог согну! Стервец! Что за моей спиной делал?! Ты же скотина про этот метод этого засранца Щуппа давно знал, знал и молчал! Е... - далее генерал разродился отборной гнусной бранью.
  Его мат, был каким-то, как казалось Сикоре, необузданным и пошлым. Он не был назидательным или осуждающим ругательством, а был лишь брезгливым шлепком самому генералу, по его репутации, потому как заставлял собеседника тупо презирать человека, так позволявшего самому себе выражаться.
  - Вы, прежде чем так меня оскорблять, выслушайте, - обиженно заметил Лаврентий.
  - Я тебе оскорблю... блю... твою мать! Ты, что ж, меня под монастырь подводишь?! - гудел генерал.
  - Да какой там монастырь! Вы вообще должны спасибо мне сказать, что я эту информацию придержал! Уплыла бы она тогда в Москву. А она уплыла бы, я не сомневаюсь, потому, как вы бы ее сами туда запулили! Так вот уплыла бы она в Москву и все! Щуппа бы мы с вами давно не увидели! Он бы уже там был и не известно. Стал бы он свой метод продолжать разрабатывать. А так, так вот она информация эта, кстати, и мы ее подаем в нужное время, потому, как, теперь у Щуппа есть точные первые результаты и теперь мы его можем в Москву сами и отправить.
  Генерал запыхтел. Он, молча, смотрел на Сикору. Тот кивнул головой и грустно улыбнулся.
  - У меня есть кое-какое соображение, которое вам понравиться...
  
  
  ***
  
  
  
  Это был наверное самый приятный момент последнего времени.
  Забытый и такой ублажающий вкус.
  Лучинский закрыл глаза от удовольствия.
  Он слышал, как натужно скрипят его челюсти и как зубы врезаются в сочное мясо. Кирилл, как ему, по крайней мере, казалось, слушал свой организм, как настройщик слушает фортепьяно. Лучинский понял, что он давно не мог так вот управлять своим телом, а вернее, так вот наслаждать его. Ему так хотелось, есть... жевать пищу. И не просто пищу, а вкусную пищу. Кирилл заурчал как голодный кот после мартовской случки.
  'И все-таки человек животное! Никакой он не разумный. Его разум лишь в том, что он сам осознает, что он животное! Животное - с инстинктами и слабостями обычного зверя. Вот, например чревоугодие... вот оно, вот оно что делает со мной! Я готов набивать брюхо, я готов наслаждать свои кишки этой жирной пищей, безудержно! Как мало мне надо! Как мало!' - невпопад вдруг подумал он, в очередной раз, впившись зубами в кусок мяса.
  Она ждала.
  Она, молча, смотрела за его трапезой.
  Она была довольна, так, по крайней мере, ему казалось. Кирилл, вдруг захотел, что бы ей тоже стало приятно.
  Он кивнул головой и, прожевав, громко сказал:
  - Слушайте, вы же можете когда вы хотите, или как там, вернее, тут у вас? - Кирилл с аппетитом жевал большой кусок мяса и довольный даже слегка похрюкивал от острой и жгучей пиши.
  Он, то и дело макал хлеб в пиалу с густым темно-красным соусом и тоже толкал эти куски в рот. Когда ему удавалось переживать дозу, он с упоением и жадностью хватал большой бокал с темным пивом и глотал эту пахучую, пахнувшую, почему-то кедровыми орехами, жидкость.
  Женщина похожая на гречанку, с удовлетворением и какой-то завистью, смотрела на то, как пациент поедает огромный запас продуктов.
  Тут были и овощи и зелень. Среди тарелок и чашек из фарфора стояла и бутылка. В ней была бесцветная жидкость. На бутылке отсутствовала этикетка.
  Кирилл, в очередной раз глотнув пива, громко икнул и, вытерев жирные губы верхней стороной кисти, воскликнул:
  - Как я подозреваю это водка? - кивнул он на бутылку.
  - Нет, это чача. Настоящая грузинская, первой выгонки...
  - Чача?! Хм, это надо попробовать! - Кирилл налил себе в большой стакан содержимого бутылки.
  Он поднес посудину ко рту, и хотел было выпить, но ухмыльнулся и, покосившись на женщину, приказным тоном сказал:
  - Светлана! Вы, тоже со мной выпейте!
  Женщина смутилась.
  Она пожала плечами и робко возразила:
  - Вообще-то я не пью... Мне нельзя.
  Кирилл подозрительно посмотрел на 'гречанку'.
  - Не... так не пойдет! Я настаиваю! Пейте!
  - Нет... я на работе... - отмахнулась Светлана.
  - Пейте! А-то скандал тут закачу и пожалуюсь на вас! И вообще не буду с вами сотрудничать! Пейте!
  - Зачем вам? Это очень крепко для меня! Я не пью чачу! - капризно, но вяло протестовала Турнова.
  Она оценивающе посмотрела на Лучинского. Тот кивнул головой и покосился на бутылку.
  Он встал с кровати и угрожающе нагнулся над столом:
  - Вы что, меня за лоха держите? - прикрикнул Кирилл.
  - За кого?
  - Ну, не важно... - осекся Лучинский. - Это вы считаете, что я такой вот простачок?! Нет! Пейте! Вы покажете, что это пойло не отравленное! Пейте! Может вы подмешали чего! - Кирилл толкнул воздух стаканом в сторону Светланы.
  Турнова зло покосилась на Кирилла.
  - Пейте! - настаивал тот. - Я буду уверен, что вы тут не намешали мне ничего! А-то знаю я вас!
  Турнова неуверенным движением взяла стакан, и тяжело вздохнув, припала к нему губами. Она пила спокойно и медленно, как будто это была обычная вода. Когда стакан был пуст, женщина достала из кармана своего халата носовой платок и, промокнув, алые от помады губы, невинно улыбнулась.
  - Вот! Вот теперь верю! Верю! - Кирилл довольный уселся вновь на кровать и подмигнул женщине.
  Та ухмыльнулась.
  Лучинский махнул рукой:
  - Вот так бы давно! А теперь ешьте! Ешьте!
  - Нет! - категорично отрезала Турнова. - Это уже не смешно! Есть, я точно не буду! Тем более мясо! Нет! - женщина встала со стула и, одернув халат, сурово покосилась на Кирилла.
  Тот понял, что на этот раз ему не убедить красотку, пожал плечами:
  - Ну и как хотите! Хотя я сам в принципе наелся! - Лучинский потянулся за бокалом с пивом. - Вот так обед! Семьдесят лет или сколько там я не жрал нормальной пищи! - Кирилл хлопнул себя по животу. - Теперь можно и поспать.
  - Нет, прежде чем спать, вы померите одежду, что я вам принесла! - приказным тоном сказала Турнова.
  В ее голосе прозвучал металл.
  Кирилл ухмыльнулся и развел руками:
  - Одежда? Хм? Зачем? Я вон, привык к вашей пижаме... - пробурчал Лучинский.
  - Вот, оденьте это! - Светлана кинула на колени Кирилла большой полиэтиленовый пакет с одеждой. - Мы же договаривались! Вы делаете то, что я вас попрошу! Вам предстоит скоро дорога очень важная поездка... - загадочно промурлыкала Светлана.
  Кирилл, встал и, покосившись на Турнову, зло бросил:
  - Может, вы выйдете, а то, я не хочу переодеваться при вас...
  - Хм, вы забыли, что я вас видела голым уже не один месяц... - хохотнула Турнова.
  - То, спящим, спящим не так стыдно, - настоял Кирилл.
  - Хорошо я отвернусь... - вздохнула Турнова и улыбнулась.
  Кирилл покосился на пакет. Развернув его, достал оттуда белую футболку, темно-синюю, похожую на милицейскую форменную рубашку. Правда, вместо погон тут были пришиты какие-то тонкие оранжевые полоски. Такие же нашивки были и на нагрудных карманах. В комплект этой необычной 'формы' входили, как оказалось и брюки с кителем похожим на спортивную олимпийку на молнии. Китель и брюки были голубого цвета. На правой груди у кителя была тоже оранжевая нашивка с маленькой черной звездочкой. Три большие буквы 'ВВП' были вышиты золотыми нитками на другой стороне. На небольшом нагрудном кармане.
  Лучинский с удивлением разглядывал китель:
  - Что это? Что это за форма сборной Гондураса?
  - Сборной чего? - обиженным тоном переспросила Турнова.
  - Гондураса... есть такая... вернее, не знаю, есть ли сейчас. Но по крайнее мере была такая страна...
  - Вы будете примерять? Я жду! - разозлилась Турнова.
  Кирилл, вздохнул и, сняв с себя пижаму, остался голым.
  Он спешно натянул на себя брюки и удивленно хмыкнул:
  - Футболка есть, а трусы или плавки? Я, что так и должен, в брюках на голое тело ходить? - Лучинский надел сначала майку, затем рубашку.
  Одежда, пришлась в пору, и как оказалось, словно сшита по нему. Кирилл довольно хмыкнул, рассматривая на себе хорошо и ладно сидящую, странную 'спец форму'. Китель он тоже натянул и, пожав плечами, посмотрел на Турнову... и, вздрогнув, перестал дышать от неожиданности.
  Женщина перед ним стояла совершенно, раздетая. Она, весело улыбалась и внимательно смотрела Лучинскому в глаза. Тот, раскрыв рот, не мог вымолвить и слова.
  Турнова, медленно двинулась на Кирилла, тихо пробормотав на ходу:
  - Трусы говорите, хотите носить... трусы будут позже... пока они вам не нужны.
  Лучинский почувствовал, что у него закружилась голова, и пересохло во рту. Он стоял, как обезьяна перед удавом, не двигаясь. Руки его безвольно опустились по швам. Турнова медленно подошла к нему и, погладив сначала грудь, ее рука скользнула по брюкам.
  - Размер, как раз в пору... но одежду надо снять... пока... не надо ее пока мять... - Светлана настырно стянула с Кирилла сначала китель, а затем, медленно расстегнув пуговицы, помогла снять ему и рубашку.
  Лучинский подчинялся.
  Удары сердца отдавались в висках. Он зажмурил глаза. Ему вдруг стало как-то стыдно и неловко, (примерно такое чувство он испытывал когда будучи девственником впервые имел близость с девушкой) и в тоже время неудержимое и всеохватывающее желание прикоснуться к Турновой овладело всеми его мускулами.
  Кирилл тихонько застонал.
  В этот момент он почувствовал, как теплые и немного сладкие губы Светланы впились в его губы. Кирилл открыл глаза и непроизвольно обхватил женщину за талию. Та, ловким движением, толкнула его на кровать. Лучинский потерял устойчивость и рухнул на постель. Светлана навалилась на него сверху и требовательно обхватила его шею. Кирилл, вздрогнул и резким движением попытался перевернуться, но не смог. Турнова крепко держала его в объятиях. Кирилл закрыл глаза и решил не сопротивляться....
  - Что это за буквы... вэ... вэ... пэ? - успел шепнуть он.
  - Верховная... власть... правителя... - жарким и томным голосом ответила женщина.
  
  
  
  Через пятнадцать минут, они лежали на кровати и как-то отрешенно смотрели в потолок. Она и он, словно сговорившись, не мигали и смотрели на бледно-серый бетон, покрытый специальной эмульсионной краской. В палате было напряженно тихо. Лишь изредка попискивали датчики аппаратуры. Где-то в углу хрюкал кондиционер, и едва слышно урчал вентилятор.
  Двигаться не хотелось.
  Женщина вяло провела рукой по лицу Кирилла и, нащупав губы, тихо сказала:
  - Это было весьма приятно. Весьма.
  - Ты, зачем это... - выдавил из себя Кирилл.
  - Ай, да брось ты... тебе же самому хотелось... - фыркнула она.
  - Я знаю, что вы мне какой-то возбудитель сыпали! - буркнул он.
  - Это для твоей же пользы... функции организма надо восстанавливать!
  - Ты мне зубы не заговаривай, ты, что, тоже хотела что ли?! Не поверю!
  - А зачем, ты заставил меня чачу пить?!
  - Так это было в ней?
  - Да...
  Кирилл, вдруг почувствовал, что он пьяный. Голова вновь закружилась, как у первокурсника после первого в жизни стакана дешевого портвейна. Ему так захотелось ей нагрубить. Ему так захотелось сказать ей гадость...
  - Ну и сука ты... - выдавил он вновь из себя.
  - А вот оскроблять не надо... - женщина не обиделась, а сказала это как-то с издевкой в голосе.
  - Все равно сука... - усмехнулся он.
  - Да, уж точно, не кабель! - хохотнула она и, повернувшись, с напористостью и решительностью неожиданно вновь навалилась на него.
  Он попытался сопротивляться, но тут же поймал себя на мысли, что это не надо делать и ему нравится все, что происходит с ним в эту секунду.
  - Повторим урок первого общения с будущим! - загадочно шепнула она.
  Он тяжело дышал. Голова хоть и кружилась, но это была забавная и какая-то увлекательная карусель. Мысли отсутствовали лишь какое-то ощущение невыразимого блаженства.
  Он прижался к ней и отключился...
  
  
  ***
  
  
  
  Он где-то вдалеке услышал всхлипы. Нет, это точно был женский плач. Какой-то тихий. Приглушенный. Кто-то, сдерживая себя, рыдал.
  Женщина, то и дело глубоко вздыхая, хлюпала носом. Плакать, так хотелось тоже заплакать. Чувство какого-то обреченного уныния и безысходности.
  'Как давно я плакал? Когда я вообще плакал? В детстве? Нет, я плакал, когда напился после армии.... Нет, постой, я плакал, когда я.... Нет, не помню, когда я плакал. Может поплакать, как хочется поплакать. Это так здорово плакать. Рыдать. Станет легче, наверное очень станет легче. Нет, плакать, обязательно плакать' - Кирилл, вдруг очнулся от своих нелепых и каких-то бредовых не то, что мыслей, а утверждений.
  Это был толи сон, толи забытье.
  Рядом стояла девушка. Эта была Лиза. Кирилл почувствовал ее запах и слабо улыбнулся, не открывая глаз. Ему вдруг не захотелось вообще просыпаться, а вот так и лежать в забытье...
  'А может это вообще сон! Сон, все, что вот так, со мной происходит! Я проснусь и все! Все кончится и я вновь там , я вновь тот! - подумалось наивно и тягуче.
  - Лиза... это вы?! - выдавил из себя Лучинский.
  Но в ответ он услышал лишь всхлипывание. Кирилл открыл глаза. Девушка стояла, потупив взгляд, и что-то писала в блокноте. Она смотрела на приборы и тихо плакала при этом.
  Лучинский это не увидел, но почувствовал.
  - Лиза, почему вы плачете? Что-то случилось?
  В ответ опять лишь всхлип...
  Лучинский тяжело вздохнул и подпрыгнул на кровати. Наконец-то сон отпустил его. Он вдруг ощутил, что у него ноет с похмелья голова...
  'Какое забытое чувство! Как это здорово, хм, болеть с похмелья... я не болел уже давно!' - вдруг подумал он.
  Пить! Хочется пить! Губы, как сухая губка. Кирилл, с трудом облизнулся. Он посмотрел на Лизу. Девушка словно не замечала его.
  - Лиза, вы можете мне дать попить.
  - Я вам не обслуга. Придет сиделка и даст, - сухо и грубо ответил девушка.
  - Это что за немилость? - удивился Кирилл.
  Он вдруг поморщился. Он вдруг вспомнил. Он вдруг понял, что он совсем недавно тут, на кровати занимался любовью с той. Красивой гречанкой....
  Голова загудела. Стало немного стыдно и неудобно, а что если она, она Лиза видела это, по какому ни будь монитору...
  'Вот извращенцы! Они тут подсматривают друг за другом' - неожиданно разозлился Кирилл.
  - А вот подсматривать нехорошо! - бросил он ей.
  - Подсматривать? Вы о чем? - обиженно переспросила девушка.
  Она наконец-то бросила на него взгляд. Глаза полные упрека и отчаянья.
  - Вы ведь подсматривали за мной? - Кирилл кивнул на мониторы и приборы.
  - Хм, надо еще! - хмыкнула она и задрала носик. - Вы, просто пустой болтун! Вы обещали мне...
  - Ну, простите. Простите. Она, она меня напоила...
  - Вот-вот! Я же просила не пить! Я же просила не пить и не есть и не брать ничего от нее! А вы! Вы все испортили! Вы напились! Вы хоть помните что было? Что было, когда она тут вас напоила?
  - Я нет, не помню, - краснея, соврал Кирилл. - Не помню ничего.
  - Вот и плохо! И я вот не знаю, что она тут делала? Что вообще тут происходило? Я не знаю! А это опасно!
  - Так вы, не могли наблюдать за нами? - с надеждой переспросил Кирилл.
  - Как я могу за вами наблюдать? У меня на это нет допуска! - раздраженно махнула рукой девушка.
  - Фу! - облегченно выдохнул Кирилл. - А я-то я думал...
  - Что вы еще думали?! Вы вообще, умеете думать? - укорила его девушка.
  Кирилл, вдруг поймало себя на мысли, что ему стало легче. Ему очень не хотелось, что бы Лиза знала про его любовную утеху с этой начальницей отделения. С этой неотразимой и жгучей 'гречанкой'. Он также вдруг также поймал себя на мысли, что невольно возбуждается, когда вспоминает ту женщину. Она, та 'гречанка', она прекрасна и так страшна в своей жгучей напористой страсти!
  Она так завораживает и увлекает!
  Нет! Нет не об этом! Не об этом надо думать в эту минуту...
  Он вздрогнул от неожиданных слов.
  - Вы понимаете, что все испортили? - вновь напомнила о себе девушка.
  Лучинский вздохнул и, потупив глаза в пол, виновато ответил:
  - Ну, простите, простите. Ну, что я там вам испортил...
  - Вы, вы испортили все! Надо брать у вас пункцию из печени, сейчас придет Щупп. Главный врач придет и все! Придет и не сможет это сделать! Не сможет! Вы, вы все испортили! И не только мне! Вы всем испортили! - разрыдалась девушка.
  Ее плечи затряслись. Кириллу стало неловко. Он хотел уже подойти и обнять девушку. Как то успокоить е но не решился. Он вдруг почувствовал, что стесняется ее. Стесняется своих движений.
  'Бред! Я стесняюсь бабу! Я испортился...' - подумал он.
  В этот момент щелкнул замок и в палату вошел маленький человек. По его виду Кирилл понял, что это главврач. Мужчина с небольшой седой бородкой и усами немного походил на его учителя истории. Тогда в школе, совсем давно в прошлой жизни... учитель истории так нравился ему. Ему вообще так нравилась история....
  Если бы он знал, тогда что вот так сам попадет в эту чертову 'мировую историю'!
  Или не попадет? Может все это ошибка может еще есть шанс проснуться...
  Может все это какой-то глупый и нелепый фарс... утопия?! Фантасмагория?!
  - Ну что тут происходит? Что за слезы! - совсем мирно и даже как-то весело спросил главврач.
  Кирилл посмотрел на него с надеждой. Лицо мужчины, вроде как излучало саму невинность и доброту.
  Эти глаза.
  Они очень чисты как показалось Лучинскому. Такой человек не может врать.
  - Ну, что тут за слезы? - Щупп подошел к Палкиной и обнял ее за плечи.
  Девушка махнула рукой и обиженно сказала:
  - Все кончилось Михаил Альфредович! Все кончилось! У нас ничего не получится. Они стерли код! Им, удалось напоить его! Удалось ввести в организм спиртное, он выпил спиртное и сейчас его печень во всю, борется, с этой чертовой сивухой, что у него в желудке. Они стерли код...
  Щупп подозрительно взглянул на Кирилла. Тот опустил глаза. Главврач тяжело вздохнул и тихо, как-то по-отцовски, пробормотал:
  - Ну-ну! Это еще не все. Это еще не все. Просто, просто нужно отложить. Отложить пробу. Да и сделать ее сейчас просто мы не сможем, нет времени. Пусть так все и будет. Напротив, пусть так и будет.
  - Что, что вы говорите? - с надеждой в голосе воскликнула Лиза.
  Щупп пожал плечами и как-то загадочно, прижав указательный палец к подбородку, сказал:
  - Не знаю. Не знаю. Но мне кажется это вот сама судьба. Не надо торопиться. Не надо.
  - Что-то я не пойму вас? - обиделась Лиза.
  Она вытерла слезы платком и уже как то недовольно и требовательно смотрела на своего начальника. Кирилл невольно улыбнулся, глядя в свою очередь на девушку.
  - Просто Лизонька, нам нужно собираться. Нам нужно ехать, - Щупп грустно улыбнулся.
  - Ехать куда? - Палкина растерялась.
  Но главврач, словно не услышал ее. Он, подошел к Кириллу и, бесцеремонно расширив ему глаза, стал вглядываться в них, прикоснувшись пальцами ко лбу и щекам.
  - Что она вам говорила? - требовательно спросил Щупп, рассматривая зрачки у Лучинского.
  - Она. Она ничего... - смутился Кирилл.
  - Так и ничего?! Она не намекала на поездку?
  - Хм, она вещи принесла мерить, мне какие-то вещи дурацкие сшили.
  Щупп принялся за шею Лучинского. Он продолжал его рассматривать и в тоже время ощупывать как подопытного мыша.
  - Что за вещи? Можете описать?
  - Да... темно-синяя рубашка такая. Брюки с кителем голубого цвета. На правой груди у кителя была нашивка с маленькой черной звездочкой что ли. И на груди какие-то дурацкие три большие буквы...
  Щупп кивнул довольно головой и, похлопав Кирилла по плечу, тяжело вздохнув, сказал:
  - Вэ, вэ, пэ?!
  - Ну да... - растерянно ответил Лучинский.
  - Ты поняла Лиза? - вновь улыбнулся Щупп.
  Палкина растерянно села на стул, что стоял возле кровати. Она прижала ладонь к губам и тихо буркнула:
  - Что прямо туда? К нему?!!!
  - Да, девочка, да... а вот это и есть то, на, что я тебе намекал... - довольным тоном сказал Щупп и, повернувшись, покосился на Кирилла. - А у вас голубчик, голова не болит? Как чувствуете себя?
  - Ну, это вы о чем тут все говорите? Что происходит? - возмутился Лучинский.
  Он плюхнулся на свою кровать и капризным тоном добавил:
  - Вы, тут меня, вообще, как кролика рассматриваете и что-то решаете? Может, хватит! Скажете, что происходит, и куда меня повезут?
  - Повезут вас навстречу вашей судьбе и счастью. Собирайтесь в дорогу и перестаньте волноваться. С вами все будет хорошо. Все! Не надо беспокоиться. Это вот нам надо беспокоиться. А вам-то, что беспокоиться! - как-то обреченно, уже грустным тоном, заявил Щупп и тоже медленно сел на один из стульев.
  Палкина смотрела на него немного испуганно, она, как показалось Кириллу, все еще не верила словам своего шефа.
  Девушка сглотнула слюну и тихо спросила:
  - И мы, что мы тоже едем прямо к нему?
  - Хм, конечно, конечно Лизочка! Непременно поедем! Нам нельзя не ехать! Я все устроил! - заявил Щупп и, сорвавшись с места, словно ученик-первоклассник направился к двери.
  У нее он обернулся и замер на мгновение.
  Помолчав, как-то загадочно добавил:
  - Войти в истории вот так, это, поверьте, совсем не земное! Не земное! - прикрикнул Щупп.
  Он рванул на себя ручку двери и растворился в глубине коридора. Кирилл, сидел молча и смотрел на белый прямоугольник перегородки. Лиза встала и подошла к кровати. Она задумалась и как-то странно, словно режиссер оркестра махнула рукой над головой у Кирилла.
  Тот поднял глаза и спросил:
  - Извините, а может мне лучше вообще-то отказаться от этой поездки. Что-то мне это все не нравится. Почему вы, так вот, возбудились и насторожились?! А?! Это опасно?! И вообще, что это за поездка? К кому? Вы так говорите о каком-то загадочном существе? О каком-то полубоге? Кто это?
  Лиза ответила не сразу. Она, нахмурила брови и вновь забавно махнула рукой, затем вздохнула и, погладив Кирилла по голове, тихо сказала:
  - Я не знаю, что будет с вами, но, то, что вы увидите самого главного человека, это точно.
  - Какого еще главного человека?
  - Верховного правителя! Понимаете вы поедете к нему. У нас в стране так заведено, тому, кому дают вот такую одежду, что вы описали, значит, он поедет на встречу с правителем!
  - С президентом что ли? Хм, ну и что?!
  - Это верховный правитель. Я даже не знаю. Он человек ли вообще. Но поймите, он в нашей стране решает все! Все понимаете!
  Кирилл задумался. Он стал мрачным. Ему неожиданно страстно и неудержимо захотелось курить.
  Курить! Да!
  Как он мог забыть, ведь можно вот так вот расслабиться, вставив в рот палочку с табаком.
  Курить! Очень хочется курить!
  - Бред, какой-то! Вы что тут с ума сошли! Какой еще верховный правитель! Я уже боюсь! Мне страшно, что вы вот так даже говорите о нем! Он решает все! Как он может решать все! Это ерунда, ерунда какая-то! Правитель! А если я откажусь?!
  Лиза ухмыльнулась и, вновь тяжело вздохнув, тихо молвила:
  - Вы не можете. Вы не можете отказаться. Но даже не в этом дело. Михаил Альфредович! Он придумал! Он что-то решил! Он знает, есть выход и я, я рада, и я готова на все! Ерунда это все! Я рада и готова! Михаил Альфредович! Он решил и придумал! - бормотала девушка, словно находясь в забытье, словно она была под гипнозом.
  - Лиза! Мне это все надоело! мне надоело! Я устал от тайн! Я ничего не понимаю! Что тут у вас происходит? Что за дурдом? Объясните мне!
  Лиза, словно рабыня в древнем Риме, опустилась перед ним на колени и, прикрыв его рот своей ладошкой, яростно зашептала:
  - Молчите, прошу вас, молчите! Вы, вы и есть тот, тот человек, а я-то дура не верила... Вы и есть! Вы только молчите! Я вас прошу, умоляю вас! Умоляю вас, пожалуйста, делайте все, что вас просят! Я выполню любое ваше желание? Любое! Что вы не попросите, все сделаю, но пока, пока лишь молчите! Молчите и делайте все, что вас попросят! Я буду рядом! Я не дам вас в обиду, я жизнь свою отдам, что бы вы остались живы! Но и вы, умоляю вас, сделайте все, что вас попросят! Так надо!
  - Лиза!!! Лиза! - испугался Кирилл.
  Он вдруг понял, что девушка сошла с ума. Что она находится не в себе. Что у нее явные галлюцинации. Но в этот момент Палкина развела его подозрения. Она совершенно отчетливо и ясно ему сказала:
  - Вы Кирилл, счастливый человек. И вы должны сделать счастливым и других! Только вы! это звучит сейчас очень странно. Но поверьте, я говорю вам совершенную истину, и отдаю отчет своим словам. Вы все узнаете. Все! но не сейчас! Не сейчас! Сейчас это просто опасно!
  Кирилл зажмурился. Ему все еще казалось, или, по крайней мере, хотелось, что бы ему казалось, что это сон. Он накурился гашиша, и ему все это мерещится. Все это лишь галлюцинации, его фантазии. Его мозг просто придумывает вот эту нелепую историю. Он лишь спит, спит противно долго...
  - Кирилл, прошу вас! Прошу! Вы можете сделать это ради просто людей! - Лиза причитала тихо и как-то обреченно.
  Он посмотрел на девушку сверху вниз и, ухмыльнувшись, погладил ее по волосам. Он не мог ей отказать. Не мог. Так, по крайней мере, ему казалось в это мгновение.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Новая одежда, смотрелась, не плохо. Кирилл с этим был согласен, рассматривая себя в зеркало. Это нелепый на первый взгляд наряд сейчас уже не казался странным. Он стоял в какой-то большой комнате, где кроме мягких кресел картина на стене и двух больших зеркал ничего не было. Окна с матовыми стеклами, пропускающими лишь солнечный свет.
  Но это не беда!
  Главное, его впервые вывели из палаты и проведя по длинным коридорам доставили вот сюда! Это было непривычное ощущение. Это прогулка, пусть под присмотром двух санитаров-охранников, здоровенных детин, со скулами горилл и взглядом гиен, которые в белых халатах были похожи на мясников патологоанатомов из районного морга.
  Но и это Кирилла не расстроило. Он сам шел! Он мог двигаться не по периметру пусть просторной, но замкнутой палаты, а по коридору по лестничному маршу и по этажам!
  Кирилл понял медицинский центр действительно огромный, и пока он шел, он успел рассмотреть многие нелепые вещи.
  Широчайшие коридоры, странно выкрашенные в синий цвет стены и оранжевые полы, как-то смотрелись по инопланетному. Кириллу даже показалось, что он идет по звездолету. А на мгновение он вдруг представил, что вот так и выглядит, какой ни будь галактический космопорт неизвестной планеты в созвездии Лиры.
  И вот это комната, судя по всему, была какая-то приемная или специальное помещение для подготовки. Для подготовки человека ко встречи.
  Но с кем?
  Кирилл, еще раз рассматривая свое изображение в огромном зеркале, тяжело вздохнул. Он вдруг почувствовал, что с той стороны на него смотрят. Да, он вдруг ощутил каким то побочным чувством, что зеркало отражает лишь с одной стороны, а с другой - его рассматривают, как через окно. И он был прав....
  
  
  
  - Этот сукин сын и вызвал переполох во всей республике? А? - гнусно и как-то капризно говорил генерал.
  Его толстая шея вновь была прокрыта капельками противного пота. Сикора поморщился и, вздохнув, неохотно ответил:
  - Да... товарищ генерал. Этот мужик и есть наше достояние. Причем мировое достояние.
  - Этот вот хмырь?! Хм, никогда бы не подумал, что мировым достоянием станет мужик со смазливой мордой альфонса хитрыми и плутоватыми глазами....
  - Что сделаешь. Не всегда у исторической личности подобающий вид...
  - Это ты на кого намекаешь? - угрожающе пробасил генерал.
  - Я, на Гитлера...
  - А-а-а... а, что там Гитлер?
  - Ну, вот у Гитлера лицо было вовсе не злое, а так, немного даже глупое...
  - Хм... Гитлер.... Гитлер... не помню мать его... какая там у него рожа-то была.... тьфу ты! Нах... мне твой Гитлер! Ты мне опять зубы заговариваешь. Что скажешь про этого типа? Что он? Нас не подведет? - настороженно спросил генерал.
  Сикора пожал плечами и вновь невольно покосился на потную генеральскую шею. Боров вновь не вытер свой пот. Это так противно...
  - Подведет, не подведет... у нас нет выбора... мы же не заменим его. Так что остается только надеяться.
  - Хм, вот это я и не люблю. Я привык на себя надеяться... Ладно, как там он себя вел? Что просит? Что говорит?
  - Ведет себя обычно. Намедни, запросил выпить... поесть от души. В общем, обычный мужик.
  - А бабу он не просил? - зло бросил генерал.
  - Бабу... - смутился Сикора.
  Майор тяжело вздохнул, кивнул головой, украдкой, зло посмотрел на генерала. Сжал кулак, затем из кулака соорудил фигу и, спрятав ее за спину, тихо ответил:
  - Бабу... пока не просил.
  - Хм, странно. Столько лет без бабы, а курить? Курить просил? Он курит?
  - Курить... как не странно не просил. Курит ли, нет, неизвестно. Хотя, судя по обследованию на зубах, курил. Причем долго. Есть следы дегтя. Но возможно бросил.
  - Вы, что ж ему в рот лазили? Зубы смотрели? - удивился генерал.
  - За столько лет сколько он у нас, не только в рот. В жо... простите и везде куда можно. Он ведь спал. Вот только внутреннего вскрытия не делали. А так, все органы просканировали, всё, что возможно в него совали, выткали. Кроме печени, печень трогать было опасно. Так что...
  - Ну, вы даете. Вам дай волю в не только в жопу... вы и в душу залезете! - буркнул генерал.
  - Души нет... это понятие запрещено. В нашей официальной идеологии и внутренней политике, по крайней мере, - поддел шефа Сикора.
  Генерал покосился на майора и, покачав головой, скорчил бульдожью рожу, сплюнув, махнул рукой:
  - Э-э-э, мать твою, хоть ты хоть мне про это не ври! Тоже мне праведник! Сам-то, небось, крестишься, когда ко мне на доклад идешь? Крестишься! Знаю сукин сын! Все про вас ублюдков знаю! Только дай вам волю вы же! Суки! Ладно, мать твою! Ладно! Пошли, потолкуем с этим достоянием республики!
  
  
  
  Кирилл устал стоять перед зеркалом и, почесав лоб, медленно подошел к окну. Постучав в стекло пальцем, он понял - стекло, скорее всего, бронированное. Решеток нет. Затем Лучинский подошел к креслу и со всего маху плюхнулся вы широкое и мягкое седалище. Он задрал ноги на подлокотник.
  Так он сидел минут пять. Ему уже начинало надоедать эта неопределенность в ожидании.
  Зачем сюда его привели? Кто придет?
  'Заложник времени. Жертва времени. Странно. Многие мечтают вот так жить без времени. Не обращать на него внимание. Не знать забот. Просто вот так существовать спать, есть, пить... а когда вот так вот приходит все это вроде и как не нужно все это. Странно' - подумал Кирилл.
  В этот момент дверь открылась и, в комнату вошли двое: низенький, хрупкий мужичонка и здоровенный толстый боров с жирной шеей и огромным брюхом. Низенький семенил рядом, и Кирилл догадался, это помощник жирюги. А тот, в свою очередь, шел, вернее, плыл медленно и вальяжно. На борове Кирилл рассмотрел синий китель с вышивками в виде нарукавных вензелей, на лацканах вышивка из золота переплеталась в дубовые листы. На плечах большие золотые погоны, с какими-то рубиновыми пуговками. Галстук, нелепо обтягивал потную шею. Рубашка еле-еле сходилась на воротнике. Красное лицо с бородавками. Брюклые щеки, пустовато-белые глаза серым оттенком роговицы. Вид у борова был неприятный, но грозный. Кирилл понял это какая-то 'шишка'.
  Лучинский непроизвольно опустил ноги на пол и сел, как нашкодивший ученик, сведя колени и положив на них руки.
  Он ждал.
  Когда парочка подошла, маленький мужичок прикрикнул:
  - Поднимитесь, перед вами спецпредставитель. Генерал верховной власти. Товарищ право обязанный куратор Лучиков. Олег Петрович.
  Кирилл медленно встал и пожал плечами.
  Генерал скорчил, что-то на подобии улыбки и, потянувшись к Кириллу, обнял его крепко и размашисто. Затем три раза поцеловал прямо в губы, удерживая Лучинского за уши. Кириллу стало противно. Липкая генеральская слюна осталась на щеке. Лучинский непроизвольно поморщился. Генерал меж тем, не обратил на это никакого внимания и, схватив руку Кирилла, начал трясти его за кисть, как сумасшедший:
  - Вот, вижу! Вижу товарищ... э-э-э...
  - Кирилл! - пропищал подсказкой под мышкой Сикора.
  - Товарищ Кирилл! Вижу вы настоящий патриот! Настоящий! Сохранили, как говорится! Сохранили!
  Кирилл невольно улыбнулся и недоуменно посмотрел на Сикору. Тот, словно переводя генеральский бред, добавил:
  - Спецпредставитель имеет в виду, что вы сохранили жизнь.
  - Жизнь? Чью?! - обомлел Кирилл.
  Генерал заулыбался и гаркнул;
  - Как чью, товарищ Кирилл?! Свою! Свою жизнь!
  - Свою жизнь? Да я... не понимаю...
  - А тут и не надо ничего понимать! Вы настоящий патриот! Настоящий патриот нашей республики! Нашего государства! Если, так сказать, вот, смогли не стареть! Смогли донести, так сказать, всю эту сущность нашей, вот, так сказать, жизни не стареющей! Вот! Вы наше достояние, так сказать! Настоящее достояние и мы теперь всем докажем, что вот, именно мы, имеем это, вот, так сказать, достояние! - гремел басом генерал, не отпуская руку Кирилла.
  Тот беспомощно посмотрел на Сикору.
  Майор вздохнул и грустно улыбнувшись, добавил:
  - Вы товарищ Кирилл, теперь сможете помочь нашей стране, разработать некую программу и за это, вы, конечно, получите самые важные привилегия. Вы, будете находиться на полном государственном обеспечении! Вот, что хотел сказать госпредставитель.
  - Вы ведь согласны товарищ Кирилл? - сурово спросило генерал и, задержав руку, посмотрел в глаза Лучинскому.
  Тот понял, что от гостеприимства и радушия не осталось и следа. Боров превратился в какого-то монстра в расшитом мундире.
  - Я согласен... - выдавил из себя Кирилл.
  - Вот и славненько. Но прежде чем вы отправитесь в дорогу, очень важную дорогу, с вами проведут беседу и дадут инструкцию! - миролюбиво добавил генерал.
  Боров вновь улыбнулся и оказался миловидным толстяком в пиджаке с нашивками. Он, молча, кивнул майору и, повернувшись, медленно зашаркал к выходу. Наблюдая за удаляющимся силуэтом, Кирилл подумал:
  'Где-то это я уже видел. В прошлой жизни. Видел точно. В какой-то архивной кинохронике'.
  - Понимаете товарищ Кирилл, тут все не так просто. Это очень, очень все серьезно! - услышал Лучинский голос рядом с ним.
  Он вздрогнул и посмотрел на соседа. Сикора сидел на кресле, как-то неуверенно подвернув одну ногу под другую. Кирилл пожал плечами:
  - Вы инструкцию будете мне давать или загадки вновь свои рассказывать. Мне они уже порядком надоели.
  Майор вздохнул и продолжил:
  - Мне они тоже надоели. Но приходится. Работа такая.
  - Хреновая, у вас работа. А кто этот боров? Важная шишка? Вы назвали какие-то его регалии. Мне смешно стало. Чуть не заржал. Что это там за должность такая?
  Сикора кивнул головой и ответил:
  - Скоро вам не до смеха будет. Это, между прочим, самый важный человек во всей Сибири. За Уралом нет важней. Вот так. А вы ржать захотели. Нет, уж будьте добры, сдерживаетесь!
  Кирилл внимательно посмотрел на Сикору. Тот улыбнулся. Лучинский нахмурился и спросил:
  - Слушайте, скажите честно, что вы хотите со мной учинить? На опыты в Москву, что ли везете.
  Фимобщик хмыкнул и отвел глаза. Он как-то загадочно посмотрел на непрозрачное стекло.
  - Может и на опыты. Называйте это так. Но, в общем, с вами будут работать. Изучать, как говориться, феномен. Но вы не бойтесь, они заинтересованы, чтобы вы были здоровы, поэтому буду беречь как зеницу ока. Вот так. Обследовать вас будут, выяснять, можно ли сделать с другими людьми то, что сделали с вами.
  - Со мной? Да я сам с собой сделал, выпил той бурды у корейца и все!
  - Да это мы знаем. Вот только не знаем, что вы выпили. И может ли этот препарат действовать также на всех людей? Или это чисто индивидуальный эффект. Вот и все!
  Кирилл ухмыльнулся, он покосился на дверь, затем на зеркало и тихо, как-то по-заговорчески спросил:
  - А зачем вам все это? Ну, на хрена все это вам надо? Тем более на таком уровне! охренеть! Сам ваш тут президент собирается меня увидеть! На хрена все это? Я, что космонавт, вернувшийся с Марса, что ли? Неужели у вас других проблем тут нет?
  - В том то и дело что есть. И, очень много. Но вот решать их мы будем с помощью вас, вернее вашего феномена. По крайней мере, собираемся это делать. И это очень важно. А вот как решать другой вопрос. И это я не знаю. И это никто не знает. Мы все узнаем это позже. И вы узнаете позже, зачем все это надо. Все, поймете, все. А пока я вот вынужден вас проинструктировать. И это очень важно. Вы должны меня выслушать и не просто выслушать и сделать для себя кое-какие выводы.
  Кирилл махнул рукой. Он вздохнул и, покосившись на свою нашивку на груди, спросил:
  - Слушайте, как вас там?
  - Лаврентий Иванович...
  - Бл...дь... как Берия... вы, что тут - заповедник исторического дерьма? - разозлился Кирилл.
  - Молодой человек старайтесь сдерживаться, это вам поможет.
  - Ладно... Лаврентий... Васильевич, что это за буквы? Вот все забываю о названии.
  - Это обозначение, вэ, вэ, пэ, верховная власть правителя. Такое название могут носить избранные. И никто в нашем государстве не имеет право носить самовольно такое вот обозначение. И более того, у кого есть такое вот обозначение он человек высшей власти, значит, его обязаны обслуживать высшему государственному стандарту. То есть он, находится, на полном государственном обеспечении. Вот вы молодой человек, вы находитесь на полном государственном обеспечении. Вот и все. Вот что такое - верховная власть правителя!
  - Да, уж я хлебнул вашего полного государственного обеспечения.
  - Ну и хорошо, - цинично улыбнулся Сикора. Мы как раз и продолжим эту тему. Человек, получивший такой вензель, обязательно встречался, или должен встретиться с Верховных Правителем страны. Он обязательно это пройдет. Посему и вы...
  - И мне эта вот радость уготована.
  - Да, за этим вас и доставят в Москву. Но, прежде чем вы пройдете спец контроль, я обязан вас проинструктировать. Вы не должны до начала спец контроля ни с кем разговаривать и не с кем общаться. Вы должны молчать. И еще вы должны будете принять присягу верности перед встречей.
  - Да блин, что за дерьмо?! Что за еб... - Кирилл, вдруг начал матерится с таким остервенением, которое его даже самого, немного испугало.
  Он раньше от себя таких скверных слов никогда не слышал. А тут, тут вот так разродился...
  - Вы успокоились, - через пару секунд, после матершинного монолога спокойно сказал Сикора.
  - Да ну вас! Вы, что тут с ума посходили?! Какая еще там клятва верности?! Какой еще карантин девственности?! Вы что?!!!
  - Вы хотите дальше жить так, как сейчас - нормальным человеком? А?!
  - В смысле?!
  - Просто, я должен вас предупредить. Что если и в дальнейшем за вами, увидят, вот такую же агрессию, то там, в Москве, в отличие от нас, церемониться не будут. А просто усыпят вас спец средством. И будете вы, как подопытный образец расчленены на куски. Вас на опыты пустят по кускам. Печень отдельно, почки отдельно и так далее. Мозг в банку и под химанализ. Хотите? Без проблем! - спокойно сказа фимобщик.
  Он, холодно и жестоко улыбался. Кирилл почувствовал, что это человек не шутит. Но для верности переспросил:
  - Вы в серьез? Вы, что пугаете?
  - Нет, полная правда...
  - А зачем? зачем все это надо? Вы, почему, ко мне прицепились?!
  - Да как вы не поймёте! Вы единственный человек на земле, который проспал девяносто лет и не постарел! Более того! У вас сейчас организм, похоже, моложе, чем должен быть для вашего возраста. Это феномен и загадка, которую хотят знать наши ученые и главное, которую хочет знать наш верховный правитель.
  - Блин, ну с учеными все понятно. Но зачем, зачем это знать правителю? А? Не пойму?
  - Кирилл. Я вас предупредил. Сейчас мое дело это провести с вами инструктаж по поводу вашей дороги. И все! Просто провести с вами инструктаж. Вы должны его выслушать и дать клятву соблюдать. И все. А дальше уж все будет зависеть от вас. Вы сами все дальше узнаете. Так мне проводить инструктаж или вы будете задавать свои вопросы, на которые я все равно не отвечу?
  Кирилл нахмурился, он внимательно посмотрел на этого странного и скользкого человека. Он не нашел на его лице никаких эмоций. Никаких намеков на подсказку. Лучинский вздохнул и, кивнув головой, ответил:
  - Хорошо, что там у вас за инструкция?
  Сикора улыбнулся и, достав из-за спины пурпурного цвета папку, протянул ее Кириллу.
  - Вот тут бумага, которую вы должны сначала подписать. Вот эту...
  
  
  
  ***
  
  
  
  Всю ночь он не спал. Он не сомкнул глаз. Он, не стал кушать вечером, не было аппетита. Он пытался заставить себя уснуть, но не мог. Ему лезли в голову тяжелые мысли. Почему-то Кириллу в эти долгие ночные часы, которые тянулись вечностью, очень захотелось, с кем ни будь пообщаться. Он даже вызвал дежурную медсестру и потребовал от нее: 'принести ему водки'. Но девушка, выслушав его просьбу, ушла и не вернулась. Сколько он не давил на кнопку вызова, больше никто к нему не пришел.
  Он чувствовал, что за ним наблюдают и не собираются никак реагировать на его сигналы. Его это бесило. Его это злило, но в итоге, он понял, что ничего сделать не может.
  Он лежал в одежде, закрыв глаза.
  Полумрак в палате поддерживало дежурное, слабое освещение красных ночников.
  Кирилл лежал при этом тускло-агрессивном свете и думал... думал... думал...
  Ему вдруг захотелось увидеться с этой девушкой.
  С Лизой.
  Он вдруг вспомнил ее лицо.
  Кирилл улыбнулся. Он хотел почувствовать запах ее волос. Затем Лучинский попытался вспомнить своих женщин, своих любимых женщин из 'прошлой жизни', но никого кроме Кати, жены артиста драмтеатра, вспомнить не мог.
  Катю он все время вспоминал почему-то раздетую и громко стонущую. Он хотел и пытался вспомнить, как она говорит, как она смеется, как она плачет, или возмущается, но не мог.
  Только стоны. Какие-то пошлые и однообразные.
  Затем ему в голову почему-то пришел образ того - толстого и нелепого генерала, со смешной должностью. Потом он увидел силуэт какого-то странного человека в красном плаще. Кирилл, вдруг подумал, что это и есть верховный правитель.
  Он хотел его рассмотреть поближе... и проснулся.
  Он проснулся от резкого противного белого света. От настырного пищащего звука. Рядом с его кроватью стояли два санитара с бычьими рожами и здоровенными ручищами. Они наблюдали, как Лучинский медленно и неохотно встает с постели и, показывали своим видом, что ему надо собираться.
  Кирилл нехотя прошел в санузел и, почистив зубы, тщательно умылся. Он хотел было принять душ, но поленился, да и постеснялся этих жутковатых мужиков в белых халатах.
  Через пять минут в палату к Кириллу закатили тележку с завтраком. На удивление, сегодня он был необычно вкусный. Яичница с беконом. Помидоры и кружка хорошего, черного кофе с сахаром. Кирилл с удовольствием уплетал эти яства:
  - Вот так бы всегда! А-то, каши ваши надоели... - урчал он, пережевывая пищу.
  Когда завтрак был почти съеден в палату вошел Сикора. Он улыбнулся и приветливо сказал:
  - Доброе утро. А вот и этот день, он должен, вам запомнится и, вообще, наверное, он станет самым важным днем в вашей жизни. Нет, наверное, все-таки одним из самых важных. Потому, как самый важный, может быть завтра!
  Кирилл вытер жирные губы салфеткой. Отхлебнул кофе и, неприлично отрыгнув, капризно ответил:
  - Да уж! Каждый день тут у вас он важный! Или завтра наступит? Где то я уже это слышал или читал. И вообще! Самый важный и противный день это день когда я выпил ту гадость корейскую.
  - Может быть. Но сегодня день не будет противен.
  - Вы думаете? - Кирилл, встал и, подойдя к майору, пристально уставился на него. Фимобщик отвел глаз, отвернувшись, тихо сказал:
  - Я думаю Кирилл, вы все воспринимаете слишком критично.
  - А я так не думаю.
  - Ну, хорошо. Не будем заводиться. Я пришел вас сопроводить в дороге. Но прежде чем мы выйдем из палаты и отправимся на аэродром. Я еще раз вам вынужден напомнить, что вы в дороге не должны не с кем общаться. Хотя конечно у вас вряд ли будет такая вот возможность, но все же, я на всякий случай еще раз вас предупреждаю.
  Кирилл хмыкнул и, махнув рукой, бросил:
  - Да понял, я понял. Давайте уж совершим ваше увлекательное путешествие.
  - Хорошо! - радостной воскликнул Сикора.
  Он подошел к кровати и нажал кнопку вызова персонала. Через секунду в палате появились два человека. Это были незнакомые мужчины, одетые в простые и строгие серые костюмы. Белые рубашки с зелеными галстуками и начищенные до блеска туфли. На лицах нет эмоций. Одинаковые выражения стрижки и глаза.
  Кирилл хмыкнул и тяжело вздохнул:
  - Эх, видели бы это все мои, из газеты не поверили бы...
  Сикора хотел было что-то спросить, но передумав, повернулся к сопровождающим и громко приказал:
  - Так, проводите ноль девяносто восьмого в автобус. Норматив сопровождения номер три. И что бы аккуратно и все чинно. А я пока зайду, возьму свои вещи. Все вперед.
  - Так... у меня даже номер есть. Понятно... - вздохнул Кирилл.
  - Это необходимо было, - виновато буркнул Сикора, он понял, что допустил ошибку.
  - Интересно, а кто был под грифом ноль девяносто семь? И, что с ним стало? - язвительно заметил Лучинский.
  Он заметил, что майор дернулся.
  - Это государственная тайна. На эти вопросы вы ответа не получите. Лучше давайте думать о себе и предстоящей дороге.
  - Ах, о дороге? Ну, что ж... подумаю. А я, что, тоже, вот так поеду?! В одежде без чемодана?! Никаких там с собой принадлежностей?
  - Какие еще принадлежности? - не понял Сикора.
  - Ну, там зубная щетка, паста и полотенце в дорогу?
  - А-а-а, это, все получите на месте. Вы же на полном гособеспечении, - весело ответил майор и вышел из палаты.
  Кирилл, вздохну и тоже направился к двери. Но один из конвоиров остановил его, уперев свою ладонь в грудь Лучинского. Второй тем временем вышел в коридор. И лишь после этого напарник кивнул головой, указываю Кириллу на выход.
  Они, шли по коридорам мед центра долго и уныло. Пару раз ехали на лифте в гробовом одиночестве и молчании. Кирилл понял, что его ведут какими-то окольными путями, потому как в коридорах им не встречались ни пациенты, ни обслуживающий персонал. Путешествие по спецбольнице заняло минут десять. Наконец, его вывели в маленький узкий коридор, который уперся в железную дверь, конвоиры подвели Кирилла в ней и заставили отвернуться. Пока один из охранников открывал замок, Кирилл успел рассмотреть где-то в глубине коридора силуэт грузной женщины. Она, склонившись, терла шваброй с тряпкой пол.
  'Двадцать первый век, а полы моют, как и в девятнадцатом. Человечество регрессирует? Наверное!' - с горечью подумал Кирилл.
  Уборщица упорно мыла пол не поднимая головы. Возможно, инструкция по уборки этого помещения, запрещала ей делать это...
  Щелкнул замок. Кирилл обернулся. Открылась дверь и ... солнце, яркое и безжалостное солнце резануло в полоску проема. Лучинский сделал шаг вперед. Конвоир попытался преградить ему дорогу, но Кирилл оттолкнул его и вышел на улицу. Это странное и нелепое ощущение!
  Свежий воздух!
  Щеки непривычно обожгло солнечными, настоящими солнечными лучами!
  Какое блаженство, вот так втянуть ноздрями свежий воздух!
  Красота!
  Кирилл зажмурился от удовольствия.
  Это тебе, не искусственно отфильтрованный поток из кондиционера.
  Нет!
  Это тебе не искусственно мертвецки-тусклый свет дневной лампы!
  Нет!
  Это воля, воля жизни!
  Сколько же он не был на свежем воздухе? Вечность! Целую вечность!
  'Может быть, вот так чувствует себя младенец, когда появляется из утробы матери! Когда первый раз видит земной свет! Когда ощущает свежее дыхание самостоятельной жизни! Нет, определенно так! И это чувствуют все люди при рождении! Просто потом они забывают эти мгновения! Их еще не развитый мозг наверняка хранит информацию, но не может ее вывести или отложить в доступную взрослому человеку, ячейку памяти!' - сами себе пришли на ум мысли.
  - Прошу вас пройдите в машину! - металлическим баритоном прозвучал голос охранника.
  Кирилл почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Эта стальная хватка...
  - Пройдите в машину! - настаивал конвоир.
  - Пусть постоит! - буркнул незнакомый Кириллу голос.
  Лучинский стоял, не обращая внимания на то, что происходило рядом. Слабый ветерок холодил и освежил кожу. Так захотелось закричать. Кирилл набрал в легкие воздух. Но, в последнее мгновение передумал. Он лишь, словно открыв аварийный клапан на котле - спустил давление.
  Тихо и медленно засвистел губами.
  - Красота - прошептал он. Как там, у классика, красота спасет мир! Это точно. Но вот мать стою... у меня немного иное... Лучше все это бы кончилось. Не хочу... - загадочно, едва слышно, шевелились губы, издавая полумертвые звуки.
  Он открыл глаза. И вот она суровая действительность. Перед ним стоял зеленый микроавтобус, а за машиной лишь глухой высокий забор. Совсем, как в тюрьме. На борту автобуса большая красная полоса с белыми буквами:
  'оперативная служба республики'
  
  Кирилл, вздохнул и грустно улыбнулся. Один из конвоиров повторил, толи приказ, толи просьбу:
  - Проходите, у нас нет времени.
  Кирилл подошел к распахнутой дверки и нырнул вовнутрь. После яркого солнца, полумрак безоконного помещения ослепил. Пришлось привыкать к темноте. Пока Кирилл тер руками глаза. Машина завелась и поехала. Кто-то помог Лучинскому присесть на свободное мягкое кресло.
  Когда Кирилл стал различать предметы, он осмотрелся. Тесный бокс, но уютно отделанный. Вокруг кожа и металл. Три больших мягких кресла. В конце на подставке прикреплено два видеомонитора, под ними какая-то аппаратура. Кирилл почесал голову и увидел, что рядом с ним сидит ни кто иной, а Сикора. Он улыбался. Майор, скорее всего к автобусу пришел более коротким и открытым путем, нежели они с конвоирами - шли по коридорам и закоулкам.
  - Вам удобно? - спросил фимобщик.
  - Да, - ответил Кирилл. - А куда едем?
  - В аэропорт.
  - А почему без окон?
  - А зачем они?
  - Ну, хотелось город посмотреть...
  - Да там ничего хорошего, город как город, - грустно ответил майор.
  - А вам самим-то, не противно, так жить? - ухмыльнулся Кирилл. - Вы же живете, как в этом вот, автобусе. Клетка с кожей и телекормушкой.
  - Нет. Привыкли. А вам, не противно, с нами, вот так? Или у вас выбор есть? - ехидно поддел Сикора.
  - А мне противно. Поэтому, мы там, вот, от этого, все и избавились. В прошлом. А вы, вижу, опять.
  - Да не хрена вы не избавились! - как-то зло бросил фимобщик и отвернулся.
  Кирилл решил больше не доставать его вопросами, чувствуя, что разозлил своего куратора.
  До аэропорта доехали минут за двадцать, Кирилл даже слышал, как во время движения водитель включал сирену. От этого автобус немного дрожал. Да и вообще скорость была приличная и сильно болтало. Пару раз сильно подбросило на ухабах.
  Кирилл понял, что дороги в будущем очень похожи на дороги современности.
  Кто бы сомневался....
  - Дураки и дороги... толи дураки делают эти дороги, толи от езды по этим дорогам, люди в этой многострадальной стране становятся дураками... Эх Россея... беды две, а проблем три... лень трусость и зависть... - пробурчал себе под нос Кирилл.
  Автобус остановился, и стало немного не по себе. Где-то рядом Кирилл услышал шум. Да, это были двигатели самолета. Характерный писк. И запах, запах авиационного керосина. Такой приторно кислотный. Кирилл помнил его еще с детства, когда летал на каждые каникулы к своей бабушке в Кемерово.
  Дверь открылась, и звуки ворвались в салон. Можно выходить. Конвоиры первыми покинули автобус и встали, словно в почетном карауле, на бетонных плитах. Кирилл вышел и зажмурился, солнце опять заставило сжимать веки. Ветер вновь приятно освежил кожу.
  Они находились прямо на летном поле. Совсем рядом стоял огромный транспортный самолет, как понял по его окраске Кирилл, самолет был военным. Темно-зеленые бока и лишь, желтые вензеля трех известных ему букв, на хвосте и фюзеляже. Двигатели, словно гнезда лесных диких ос, свисали с крыльев и пищали в предвкушении полета.
  Кирилл обернулся, там за микроавтобусом, на котором его привезли, стояли еще две машины - легковые. Какой марки неизвестно. Лучинский в своей прежней жизни таких моделей не видел. Автомобили были черного цвета с темными окнами. Кто в них сидит было рассмотреть невозможно. Вдалеке цепью стоял, наверное, взвод солдат. Это было видно по силуэтам - у людей на груди, торчали палками, скорее всего толи автоматы, толи пулеметы. Оцепление находилось метрах в тридцати от самолета. А совсем далеко, где-то там километрах в двух, виднелся лес и возле него строения с какими-то причудливыми башенками сверху. Это, наверное, было здание и терминалы аэропорта. Но что-то рассмотреть на таком расстоянии было практически не возможно. Возле аэропорта блестели несколько серебряных сигар самолетов. Слышался тоже гул двигателей. Кирилл обернулся в другую сторону, но рассмотреть пейзаж тут он не успел. Его, под мышки подхватили охранники, и повели к самолету.
  Вместо трапа небольшая железная лестница с поручнем и вот открытая дверь ведет в салон. Внутри было очень просторно. Транспортное брюхо этого огромного лайнера, скорее всего, было предназначено для какой-то объемной военной техники. Но вот, самолет приспособили для спец перевозок. Посреди этого чрева, разместился, что-то на подобии строительного вагончика. Правда его стены были сделаны из пластмассовых блоков и огромных стеклянных витрин. Эдакий - большой аквариум, с диваном и креслом посредине. Также рядом стоял столик и на нем виднелись какие-то бутылочки и стаканы. Кирилл понял - этот стеклянный параллелепипед предназначен для него. И не ошибся. Лучинского подвели к аквариуму и открыли дверь - тоже стеклянную и большую. Вместе с ним в этот вот стекло ящик вошел и Сикора, он сел на диван, а Кириллу махнул на кресло. Лучинсктий вздохнул и, скинув китель, сел в мягкое седалище. Он удивленно обнаружил, что кресло, как и полагается для самолета, оборудовано обычными пристежными ремнями
  - Нужно пристегнуться. Сейчас мы взлетать будем, - заботливо сказал Сикора.
  Охранники остались снаружи аквариума и, закрыв дверь, сели возле стеклянного параллелепипеда приставные стулья. Когда дверь в их стеклянную упаковку закрыли, стало непривычно тихо для самолета. Кирилл даже слышал, как дышит рядом сидевший на диване Сикора.
  - Что это за карантин такой? А?
  - Это куб безопасности, мало того что он изолирует нас от внешнего мира от запахов и звуков, так еще он автономен по давлению и по безопасности в полете. А также глушит посторонние звуки, - пояснил фимобщик.
  - И пишет все, что мы тут говорим. И подслушивает... ха... ха... - ухмыльнулся Кирилл.
  - Не без этого. Но я вас предупреждал перед полетом.
  Кирилл не ответил. Он вдруг с удивлением увидел, что в самолет поднимаются и другие пассажиры этого необычного рейса. Две женщины и трое мужчин зашли по трапу и медленно пройдя, подошли к правому борту и сели на боковые откидные сиденья, которые обычно используют, либо десантники, либо экипажа военных машин которые транспортируют на подобных больших пузатых самолетах.
  Кирилл с удивлением, тревогой и каким-то интересом увидел, что две женщины это его знакомые, более того очень близкие знакомые. Первая была та самая жгучая гречанка, начальника отделения и просто красивая женщина Светлана. Второй была Лиза Палкина. Обе были одеты в одинаковые красные костюмы с синими звездами на груди. Один из мужчин был Михаил Альфредович - главный врач больницы добродушный мужичок, с седой бородкой. Двое других мужчин Кириллу были не знакомы.
  В отличие от Светланы и Лизы пассажиры мужского пола одеты были в костюмы желтого цвета. Но синее звезды тоже украшали левую грудь. Пассажиры уселись как раз напротив стеклянного куба, где находился Кирилл с Сикорой.
  Лучинский непроизвольно поочередно смотрел: то, на Светлану¸ то, на Лизу. Светлана, томно, но скрытно и мимолетно улыбнувшись, отвернулась, как будто не знала Кирилла вовсе. Она показывала своим видом что: 'не стоит сейчас давать повод окружающим обсуждать их контакт. И вообще лучше сделать так, что бы все были в неведении'. Лиза же напротив, приветливо улыбалась и, не отрывая взгляда, смотрела на Лучинского. Она даже давала ему, какие-то знаки пальцами. Но, Кирилл, из-за того, что освещение за стеклянным кубом, было на много тусклее, не смог разобрать эти сигналы.
  Через пару минут двигатели начали набирать обороту. Люк задраили и, самолет побежал по рулежке. Затем 'громадина' остановилась и, медленно развернувшись, как почувствовал Кирилл, замерла и набирая с дрожью дикую силу для прыжка в небо. Вдруг сорвалась и устремилась по взлетной полосе.
  Кирилл, испугался.
  Он давно не летал, и хотя и не боялся полетов, на этот раз, эта процедура отрыва от земли, у него вызывала чувство неуверенности в технике.
  'Кто его знает, сколько этот гроб раз, поднимался воздух? А вдруг откажут двигатели и тогда, а что тогда?' - мелькнула мысль.
  Но, самолет, благополучно оторвавшись от земли резко накренился на хвост и уверенно набрав высоту, лег на правое крыло. Затем двигатели стали работать тише и монотоннее. Кирилл понял, что курс взят и осталось только ждать.
  Лучинский вдруг захотел спать. Откинул голову назад и, закрыв глаза, попытался уснуть. Но, промучившись, минут десять, не смог это сделать. Встряхнув головой, он покосился на Сикору и спросил:
  А сколько лететь до Москвы?
  - Это гостайна... - почему-то испуганно ответил фимобщик.
  Кирилл покосился на него и, махнув рукой, сказал:
  Да ладно тебе, четыре часа, если скорость у нас под девятьсот верст в час будет. Ну конечно если вы летает быстрее...
  И Кирилл ошибся. Через десять минут он услышал громкий хлопок. А еще примерно через два часа, самолет вдруг клюнул носом вниз. Двигатели резко сбавили обороты, а уши заложило. Лайнер начал снижаться по посадочной глиссаде.
  Кирилл удивлено посмотрел на Сикору:
  - Значит, вы больше полутора махов на такой вот херне даете? Ну, вы даете! Не все тут еще у вас прогнило! Молодца...
  Кириллу вдруг стало весело. Он воспрянул духом. Все же, какое-никакое обновление. И не сидеть одному в закрытой палате. А тут, как-никак Москва... Интересно, какая она в конце двадцать первого века? Москва... У каждого человека от этого названия в представлении своя картинка. Но все кто говорит слово 'Москва', невольно подразумевают - столица.
  Пассажиры самолета засуетились и приготовились выходить. Они, тревожно пытаясь рассмотреть что-то за иллюминатором. Вглядывались в круглые оконца. Кирилл улыбнулся - люди всегда суетятся не по делу. Что толку раньше времени смотреть, если вообще что-то можно рассмотреть через это маленькое оконце.
  Когда один из членов экипажа раскрыл входную дверь в салон зашли три человека, в темно-синей форме. На головах оранжевые пилотки. Эти три молодца тщательно что-то разглядывали в документах у пассажиров, затем перекинувшись с ними, несколькими фразами кивнули на выход. Люди послушно встали и двинулись к двери. Лиза на ходу вновь посмотрела на Кирилла и улыбнулась ему. А вот Светлана шла угрюмая и, опустив голову, что смотрела лишь себе под ноги.
  А тройка в оранжевых пилотках направилась к стеклянному кубу. Сикора подскочил и, подойдя к прозрачной двери, приготовил папку с документами. Высокий из оранжепилоточников с нашивками на рукаве в виде ласточки подозрительно посмотрел сначала на Лаврентия Ивановича, затем на Кирилла и, уткнувшись в документы, вчитывался в записи.
  Затем произошло неожиданное - все трое выпрямились, как по струнке, и взяли под козырек, направив свои взоры на Лучинского. Кирилл невольно вздрогнул. Сикора тоже стоял, немного растерявшись, он виновато улыбнулся и глазами показал, что Кириллу нужно выходить и спускаться по трапу. Лучинский пожал плечами и двинулся к двери. Солдаты шли сзади. Когда Кирилл ступил на трап, он увидел, что возле этой железной лестницы стоят еще три человека в такой же форме. Они тоже вытянулись по струнке в позе смирно.
  Лучиснкий вздохнул и спустился вниз. Но вот дальше его ждало разочарования. Он ничего не смог рассмотреть кроме глухой стены и большого черного автомобиля с темными окнами. Кириллу отрыли заднюю дверку. Он повиновался, что ему оставалось делать?!
  Но, ехать в роскошном похожим на раритетный, судя по всему - правительственном лимузине, долго не пришлось. Лишь несколько от метров по бетонному полю и вот край аэродрома. Тут начинается смешанный лес из елок, берез и осин, в котором неприметно затаился невысокий одноэтажный домик из голубого кирпича и зеленой крыши. Большие темные окна и аккуратная дорожка, из желтой брусчатки, ведущая к двери. У нее стоят в карауле еще два солдата в темно-синей форме и оранжевых пилотках.
  Опять услуживая и агрессивно-настойчивая вежливость сопровождающих. Кстати в автомобиле Кирилл ехал совершенно один. Правда он не видел - кто сидел на переднем сиденье и месте водителя. Эта часть салона была отделена глухой перегородкой. Кирилл, вздохнул и вышел из лимузина. Он краем глаза увидел, что вслед за ними подъехал черный микроавтобус, из которого вышел Сикора и еще двое мужчин в штатском.
  - Прошу вас, - где-то звучит голос за спиной.
  Лучинский направился по дорожке к домику. Так ему услужливо открывают дверь. В вестибюли уютно. Два больших кресла и диван. На стене, какие-то картины. В углу большая стеклянна дверь. В одном из кресел сидит человек в черном гражданском костюме. Белая рубашка темно синий галстук. Он похож на представителя похоронного бюро. Смазливая рожа и зализанные бриолином волосы. Глаза внимательно всматриваются в гостя. Кирилл невольно улыбнулся.
  - Здравствуйте Кирилл, я секретарь правительства республики Бродский. Я вас буду сопровождать в дороге по Москве и в Кремле.
  - Здравствуйте, мы, что прямо в Кремль? - удивился Кирилл.
  - Хм, конечно, а что ждать? - улыбнулся Бродский. - Пойдемте. Нас ждут, - секретарь указал на большую дверь в углу.
   Кирилл пожал плечами и двинулся за человеком в черном костюме. За ним шел Сикора и еще два типа в гражданской одежде. За дверь Кирилла ждал сюрприз.
  Это была вовсе не комната, а вход в подземелье. Вернее вход в метро. Да, прямо в углу этого помещения находился туннель с эскалатором - обычным эскалатором с лестницей, которая уходила вниз вглубь земли. Правда, от традиционного московского эскалатора в метрополитене это отличался размерами. Он был гораздо уже. Свод туннеля тоже висел почти над головой. Когда они подошли к лестнице - та ожила и, зажужжав начал свое медленное движение. Ступени поползли вниз. Тусклые лампы, словно маленькие маячки, таяли где-то в нижней части, в полумраке наклонного туннеля.
  Кирилл неуверенно ступил на эскалатор и, взялся за движущийся параллельно лестнице, поручень. Все обычно, как будто ты в городском метро. И в тоже время, какая-то загадочность и непривычность момента.
  Прямо от летного поля - ветка метро!
  'Так они решили проблему с пробками в Москве. Понятно, да и безопасно наверно - едешь на поезде по туннелю. Никаких картежей и спец мигалок' - подумал Кирилл.
  Тайная спец станция была очень скромна в отделке. Никаких тебе мраморных колонн с потолком и лепниной. Все, как в бомбоубежище. Бетонные своды и тусклые лампы в решетчатых абажурах из поволоки на них. Перрон тоже очень маленький и короткий, у него на рельсах, стоит непривычного вида метро-вагон. Он похож на обычный вагон метро, но значительнее короче и сиденье в этой метро-дрезине, не вдоль окон спинками к стеклам, а как в автобусе. Сиденья мягкие, их примерно двенадцать.
  Кирилл осторожно вошел в вагон и увидел, что пол в нем покрыт ковровой дорожкой. На одном из сидений расположился грузный суровый мужчина, на носу у него блестели очки в тонкой золотой оправе. Незнакомец окинул любопытным взглядом Кирилла и кивнул на кресло рядом с собой:
  - Садитесь, товарищ Кирилл, - низким баритоном буркнул он.
  Лучинский вздохнул и присел рядом с толстяком. Сопровождающая его свита уселась на других креслах.
  Вагон задрожал, двери зашипели и сдвинулись, как челюсти гигантского ящера. Через мгновение дрезина пронеслась по путям. Вагонетку бросало по катящимся рельсам из стороны в сторону. Скрежет металла об металл и скрип колес на стыках отдавался в пустоте тоннеля. Луч прожектора, освещал темное пространство пропахшее сыростью и плесенью. Скорость движения электровагончика была высокой. Тусклые лампы, редко висящие на бетонных стенах, отмеряли километраж пути. Но, привычного для обычного городского метро шума, тут не было - видимо в спец дрезине установили хорошую шумоизоляцию. поэтому говорить можно было, не повышая голос.
  Суровый толстяк с очками на носу мрачно сказал:
  - Вот, что товарищ Кирилл. Сейчас вы пройдете проверку, как приедем. Вот, там ничему не удивляйтесь. Затем вас покормят. Поесть надо, потому как после этого будет очень важная и судьбоносная для вас встреча.
  Кирилл, вздохнул и, хмыкнув, посмотрел в окно. Там, за стеклом, кроме серой стены, увешанной гирляндами фонарей, которые неслись со скоростью вдоль вагона, ничего не было. Окно, по сути, от темноты снаружи, превратилось в эдакое - плохое зеркало. В стекле отражался салон несущегося по рельсам вагона.
  Лучинский почесал лоб и спросил:
  - Вы везете меня к вашему президенту?
  Толстяк недовольно просмотрел на него и буркнул:
  - Можете сказать, что и так. Можете назвать этот и так. Хотя это не совсем так.
  - Как это, можете сказать? А, вы что не можете мне сказать? Что, в конце концов, за тайны?
  - Привыкайте Кирилл. И еще не такое будет. Я не могу вам, говорить всех наших планов. Такова инструкция.
  - К черту инструкции! И вообще чему еще я должен у вас тут не удивляться?
  - Да ничему вы не должны удивляться. И вообще поумерьте пыл. Я вам советую для вашего же блага, - раздраженно ответил толстяк и недобро сверкнул стекляшками своих очков.
  Кирилл отвернулся и вновь уставился в темное зеркало окна. Он понял, выяснять что-то у этого человека вообще бессмысленно. Поэтому лучше молчать и ждать... ждать...
  'Ожидание смерти! Как смешно. Человек все время живет в ожидании смерти. Это противно и как то скучно. И вот что. Я, как говорят мне окружающие, не старею. Я не жду смерти. Но тогда чего мне-то ждать? Интересно, а могут ли они меня, правда, вот убить? Взять и прервать мою бессмертную как говорят они жизнь?'
  Вагон трясло на стыках. Они ехали уже довольно долго. Кирилл, вспомнил, как он в юности, прилетев в 'Домодедово', доехал до первой станции с таким же названием и ехал в Москву, в центр на метро. Он ехал очень долго... почти, как сейчас.
  Вагон, то резко сворачивал то вновь, набирая скорость, летел по прямой. Временами где-то вдалеке мелькали какие-то яркие огни. Тогда казалось, что ветка этого суперсекретного тоннеля пересекается с обычными городскими линиями метро и где-то вдалеке, мелькают огни обычных станций, обычных перронов, на которых, ждут своего поезда обычные люди...
  Но это было где-то вдалеке, почти в параллельном мире. Так, по крайней мере, казалось Кириллу. Дорогу начала надоедать и утомлять. Кирилл тяжело вздохнул и, хотел уже было спросить, у своего секретного толстого соседа, когда же они приедут? Но не успел это сделать.
  Вагон начал резко тормозить и наконец, дрезина, вылетала из темноты туннеля на освященный небольшой перрон. Скорость резко упала и, Кирилл чуть было не ткнулся носом в впередистоящее сиденье. Наконец вагон замер и словно убитый кит, затих и лишь испустив дух, сжатым воздухом зашипел и открыл свое чрево. Дверки раздвинулись. Сопровождающие солдаты и какие-то холуи в штатском соскочили и высыпали на перрон. Тут их ждали еще несколько человек, все они, образовав живой коридор, выстроились в шеренгу с двух сторон. По этой вот аллеи из людских тел и прошел Кирилл и его новый спутник - грузный толстяк в золотой оправе на носу. За ними семенил еще один сопровождающий, тот самый мужчина, который на том конце, этой секретной ветки метро, представился секретарем правительства - Бродским.
  Кирилла подвели к самому краю перрона. Эта была стена с каким-то шикарным цветным панно на ней. На панно был изображен мужчина, который держал в руках девочку. На вид нарисованному мужчине было лет шестьдесят, лысый с заостренным каким-то смешным носом, он картинно пялил свои глаза на людей... находящихся на перроне.
  По крайней мере, так казалось.
  И вообще это спец перрон в отличие от того, что был под аэропортом, был отделан очень дорого. Белый мрамор и красный гранит. Золотые ободки на колоннах. Золотая отделка ручек и перилл. Кстати, нарисованный на стене мужчина тоже, словно был отделан золотом. Кирилл с удивлением рассматривал это необычное убранство маленькой спец станции секретного метро. Его подвели к совсем незаметной двери в стене. Дверь была толи дубовой толи сделанной еще из какого-то дорогого дерева. Она, автоматически разъехалась, пропуская людей внутрь еще одного помещения. И тут Кирилл увидел, что перед ними прозрачные створки кабины лифта. Они тоже распахнулись, словно приглашая пройти в подъемник.
  Лучинский в недоумении остановился, но толстяк поддел его под локоть и приглушенно почти приказал:
  - Ступайте внутрь смелее...
  Лучинский непроизвольно сделал шаг. Они оказались в кабине лифта. Толстяк, Бродский и Кирилл. Легкое жужжание и короб понесся вверх. Кстати стеклянные двери были оригинальными - они позволяли увидеть, с какой скоростью, лифт движется в шахте. Кирилл в уме прикинул, пока они поднимались, кабина прошла расстояние примерно метров в сто. Глубоким по залеганию оказалась секретная ветка метро.
  - Ну и когда мы в кремль поедем? - набравшись наглости, спросил брезгливо Кирилл у толстяка.
  В этот момент кабина остановилась, и створки раскрылись, приглашая их выйти.
  - А мы и так уже в кремле, так сказать, в самом центре нашей республики! - хмыкнул толстяк и, подтолкнув Кирилла к выходу, прикрикнул. - Прошу!
  Кирилл удивленно и в тоже время как-то с опаской осматривался в помещении. Это был просторный холл с высоким потолком и дорогой отделкой стен. Огромные двухстворчатые двери выли из него в трех направлениях. Сбоку большое окно.
  Лучинский с каким-то неожиданно налетевшим страхом посмотрел в него...
  За стеклом пейзаж, который может привидеться только во сне!
  Или, может быть показан, в каком ни будь фильме.
  Желтая стена здания с белыми колоннами, часть узкой дороги покрытой брусчаткой небольшой газон и стена, высокая кирпичная красная стена с поразительно знакомыми до боли зубцами бойниц. Эта гребенка с возвышениями в виде буквы 'М'. Где-то вдалеке Спасская башня с курантами по бокам и со звездой на макушке.
  Кремль!
  Это кремль!
  Это тот самый, таинственный замок русской, советской и российской власти! Вот он за окном!
  Они, они, правда, внутри этого замка власти!
  Этого символа величия и страха тысячелетней истории его Родины!
  Кремль... это не сон. Они в Кремле.
  Лучинский непроизвольно сглотнул слюну. Толстяк, заметив это, ухмыльнулся:
  - Ну, вот, товарищ Кирилл. Никакой мистики. Все реально.
  - Так метро, прямо в кремль? - выдавил из себя пораженный Кирилл.
  - Да уж... а теперь пройдите вот с Бродским. Он отведет вас в один из кабинетов приемной нашего верховного правителя. Там, маленькая процедура и потом обед. Ну, а далее, а далее, вы все узнаете.
  Толстяк махнул рядом стоящему Бродскому на Кирилла и, повернувшись, зашагал по широкому коридору, к одной из громадных дверей.
  Лучинский покосился на секретаря правительства и шепнул:
  - А этот мужик? Он кто?
  Бродский вздохнул и, пожав плечами, как-то с опаской ответил:
  - Это не мужик. Это Павел Егорович Бунин. Второе лицо в нашем государстве! Это первый заместитель верховного правителя! Он, он, порой тут, главнее его самого! А сейчас пошли! - Бродский кивнул на одну из дверей.
  - Да уж... не мужик и не баба вроде. Сплошные шишки. Тут, у вас, сортир-то есть? Или ваши шишки срать не ходят? - зло буркнул Кирилл. - А, то мне по нужде надо...
  - Пошлите в приемную, там есть все. Даже медкабинет если надо... и чего там случиться! - улыбнулся Бродский.
  Они двинулись к двери, что была напротив, за которой растворился Бунин.
  Коридоры Кремля.
  Вот, что это такое.
  Нет, это не просто помещение, нет тут все пропитано именно властью! Понятием о власти! Каждый шаг тут словно история! Пусть и малоизвестная и малозначительная. Но история. Тут, человек, уже и не человек вроде. Тут человек, лишь как часть интерьера, часть какого-то таинственного убранства, этого вот самого дома, здания ансамбля, под названием Кремль. Кремль, странное звучание слов, вроде так не очень и значительное, но какое емкое! для русского человека слово кремль магическое. Оно завораживает и пугает, оно возвышает и опускает в проспать!
  Кремль, Кирилл шел по коридорам Кремля! Чувство, какое-то ощущение нереальности. Может это уже и не жизнь, а так, перемещение в другое измерение? Может это уже путь в настоящую вечность?
  Но коридор Кремля оказался не такой уж и длинный.
  Бродский подвел его к одной из больших дверей, что чернели кляксами в высокой стене. В помещении большой письменный стол, рядом тумбочка на ней с десяток телефонов. У стены шкаф с книгами и папками. В углу два больших кожаных кресла и роскошный просто гигантский диван, почему-то черного цвета.
  Пол вновь оранжевый. На нем, дорогой большой, метров пять в длину и четыре в ширину, скорее всего - персидский ковер.
  'Тут и тут, они испоганили интерьер своим новеньким дизайном!' - подумал Кирилл.
  За столом сидит миловидная дама лет сорока. Она слишком хорошо выглядит для своих лет. Лицо ухоженное, без морщин. Темно-алые губы. И вроде бы как не дашь ей столько, но Кирилл, вдруг, по ее глазами уловил, что женщине уже стукнул пятый десяток. Слишком много усталости от напряжения.
  Бывает же такое - видишь человека мгновение, а уже знаешь примерный его возраст.
  Вот тут именно так.
  Строгий пиджачок, под ним блузка. Аккуратная прическа. Дама ухоженная, но не вульгарная. Она дежурно улыбается. У нее за спиной большое окно, прикрытое волнистой белой спускающейся словно водопад - волнами, шторой. За ней, проглядывает кремлевский пейзаж, но уже 'в другую сторону'. Там, где-то вдалеке башня Ивана Великого с золотой шапкой. Сбоку громады Софийского и Успенского соборов (Кирилл точно не помнил их названия). Все вроде, как и должно быть.
  И все-таки чего-то не хватает!
  Кирилл поймал себя на мысли, что в привычном пейзаже чего-то не хватает.
  Но чего? Чего?
  Дама встала из-за стола и, учтиво опустив голову в приветствии, поклонилась. Кирилл рассмотрел на ее скромном, но стильном пиджачке, три буквы вышитые золотым вензелям.
  Опять 'ВВП'!
  'Эта всласть правителя, она будет, тут всегда...' - мелькнула мысль.
  - Я приветствую вас в приемной верховного правителя, - без интонационно сказала женщина.
  - Лидия Павлова, тут, без церемоний, пожалуйста, вызовите мне Пельше и Кунаева, путь проведут проверку товарища Кирилла и, мы будем обедать. Распорядитесь поджать обед на двух персон в малом трапезном зале.
  - Слушаюсь, - дама головы не подняла, а словно рабыня у персидского падишаха, развернулась и, словно упав на телефон своей грудью, начала торопливо набирать какой-то номер.
  Бродский вздохнул:
  - Ну, Кирилл, сейчас вы пройдете тест и обедать. Ну, а потом, потом, по протоколу, у вас встреча с самим... - тожественно сказал он.
  В этот момент в приемную вошли два типа. Рожи у них были какие-то смазливо-злостные. Вроде, как улыбка на устах и в тоже время, вроде какой-то садистский оскал на губах. Эти двое поздоровались кивком голов и застыли в позе 'смирно'.
  Бродский тоже довольно кивнул головой в ответ и приказал:
  - Тест этого человека, срочный, но не подробный.
  - Что интересует? - спросил один из холуев.
  - Интересует: состояние и намерения на ближайший час.
  Кирилл удивленно посмотрел на Бродского и возмущенно сказал:
  - Меня, что, пытать тут будут?
  - Да нет, товарищ Кирилл. Просто сдадите тест, без этого нельзя.
  Один из вошедших мужчин прошел за спину к Кириллу и тихо сказал:
  - Прошу вас следовать за мной!
  Второй аккуратно подошел к боковой двери и, открыв ее, указал рукой. Кириллу оставалось только повиноваться. Да и противится, уже просто не было смысла. Он, склонив голову, вошел в соседнюю комнату. Это тоже был кабинет, но намного скромнее в отделке. На полу уже не было богатого персидского ковра, а шторы весели в виде обычных прямоугольных полосок. Лучинский встал посредине этого кабинета и не знал, что делать. Один из сотрудников, судя по всему службы безопасности, махнул на кресло в углу. Лишь сейчас Кирилл рассмотрел это необычное седалище. Это было что-то на подобии кресла в кабинете зубного врача. Как и у дантиста, над ним висел специальный фонарь, под ногами была эдакая подставка, подлокотники со специальными углублениями, а сверху спинки торчал странной формы подголовник. Из него свисали вниз несколько проводов с датчиками.
  Кирилл хмыкнул и подошел к этому необычному креслу.
  - Садитесь как вам удобно, откиньтесь назад, и не шевелитесь, а я к вам пристегну датчики, - заботливо, словно медсестра в кабинете психологической разгрузки, сказал один из мужчин.
  Лучинский медленно повалился в кресло. Ноги его непроизвольно легли на подставку, а голова была зажата специальным держателем. Тот, который пристегивал, был сотрудник службы безопасности по фамилии Пельше. Так, по крайней мере, его называл напарник, который, как решил и догадался Кирилл, носил фамилию Кунаев.
  Пельше, крепко пристегнув датчики и ремни к рукам Кирилла, махнул напарнику. Тот, уселся за стол и, достав, что тот наподобие ноутбука, раскрыл монитор и, пару раз ударив по клавишам, резво, и как-то злорадно спросил:
  - Вам удобно? Товарищ Кирилл?
  - Да... - буркнул Лучинский.
  Он закрыл глаза и про себя решил отвечать на дурацкие вопросы с юмором.
  - Вы честный человек?
  - Это вопрос?
  - Ну конечно?
  - Не знаю! В детстве, вот, воровал с друзьями кроликов у бабушки в деревне... - Кирилл усмехнулся.
  - Вы, хотите причинить нам вред?
  - Вам? Что вы!
  - Вы, верите, что человечество обречено?
  - В смысле?
  - Вы, считаете себя борцом?
  - С кем?
  - Вы любите яичницу?
  - Да, что б вас, вы, что там спрашиваете? Я думал, у вас нормальный тест, а вы тут... какая яичница? Я не ел ее, почти сто лет!
  - Вы, хотели бы попробовать наркотик?
  - Ну, не знаю. Смотря, что...
  - Вы, хотели бы вернуться назад?
  Лучинский, вздрогнул и напрягся. Он потянул руки и чуть не оторвал датчики. Благо руки были пристегнуты ремнями. Рядом стоящий Пельше, надавил Кириллу на грудь, вдавливая его в кресло.
  - Назад в прошлое? В свое? - с надеждой в голосе переспросил Лучинский.
  Его сердце, часто билось. Щемящая мысль о возвращении вдруг пронзила мозг.
  - Нет туда, где вы лежали в палате, - разбил призрачные мечты Кунаев.
  Кирилл зажмурился и, вздохнув, зло ответил:
  - Вы, что специально свой тест готовили, что бы меня помучить? Откуда вы обо мне знаете?
  - А, вот вопросы задаю я! - радостно ответил Кунаев, хлопнув крышкой ноутбука.
  Этим жестом он дало понять, что проверка окончена. Он махнул своему напарнику:
  - Отстегните его.
  Кирилла освободили. Он, медленно встал с кресла и, вздохнув, подошел к столу, за которым сидел Кунаев. Тот недовольно махнул рукой:
  - Извините! Присядьте пока, вон там, в углу.
  Кирилл пожал плечами. В этот момент в комнату вошел Бродский и натужным голосом, как-то угрожающе спросил:
  - Ну, что все готово? Прошел тест? А то, меня группа протокола уже замучила! Я должен прямо сейчас им сообщить, включать или нет нашу встречу в календарь дня?
  Кунаев пожал плечами и протянул Бродскому какой-то листок. Это было что-то наподобие перфокарты кардиограммы. Какая-то длинная, свернутая в рулон бумага, с графиком.
  Бродский покосился на эти замысловатые линии и раздраженно спросил:
  - Ты, что мне тут, тычешь своей абракадаброй? Я же не хрена в ней не понимаю! Давай официальное свое заключение!
  Кунаев обиделся, он выхватил у Бродского бумагу, раздраженно прошипел:
  - Да порядок! Включай своего клиента, в протокол дня! Все в норме! - он отвернулся, как недовольная опозданием на свидание девушка и, капризным тоном добавил. - А, диаграммы шифровать уже давно, научиться надо. Вам курсы проводят. А то, вот, наплету я тебе, что захочу, а ты на слово поверишь, а потом че-пэ!
  Бродский скорчил противную гримасу и угрожающе зарычал:
  - Что?!!! Я тебе наплету! Ты у меня на опыты пойдешь! На благо республики! - Бродский, сунул под нос строптивому Кунаеву, свой кулак и через секунду добродушным тоном добавил. - И еще! Старший сотрудник Кунаев, извольте приготовить все для обеда нашего уважаемого товарища Кирилла! В трапезном зале! Кстати обед накрыт на две персоны, и второй персоной буду я, а вы товарищ Кунаев, и ваш помощник, будут осуществлять нашу с товарищем Кириллом, безопасность! Задача ясна?!
  - Так точно! - обиженно бросил себе под нос Кунаев.
  - Выполнять! - довольный своей взбучкой и решительными действиями, а главное, как понял Кирилл, публичным посрамлением своего подчиненного, Бродский радостной походкой энергично направился к выходу.
  Когда дверь закрылась, Кунаев вздохнул и, погрозив секретарю правительства в след кулаком, тихо шепнул:
  - Вот козел! Морда жидовская!
  
  
  ***
  
  Кирилл дано не видел такого убранства. Вернее он вообще никогда такого не видел. Огромный зал с большой кучей окно и роскошный потолок с лепниной сверху. А на нем... а на нем висели три громадные золотые люстры. Хрустальные витиеватые светильники свисали с них словно драгоценные воды волшебного водопада из пещеры Али-Бабы. Паркет на полу это тоже произведение искусства. Он был квадратами - то темно-коричневый, то рыжий с золотыми вставками, блестел так, что спутать по нему было даже страшно! Казалось, что ты раздавишь какое-то хрупкое сокровище. На окнах висели дорогие портьеры темно-бордового цвета. Золотые гардины с шишками по бокам, держали эти, как понял Кирилл тяжелые ткани. В глубине этого зала стоял не менее роскошный стол с выгнутыми ножками и рифлеными узорчатыми боками. На столе накрыт обед. И накрыт он, как говорится, по-царски. Фарфоровые кастрюли и пиала, тарелки и высокие хрустальные бокалы. Множество вилок ложек из явного серебра и золота. Высокий графин с пробкой в виде хрустальной шишки, внутри темно-вишневая жидкость.
  Кирилл невольно сглотнул слюну. Он вдруг понял, что очень хочет есть. В связи с потрясениями переезда и перелета, 'чувство голода' было отодвинуто мозгом куда-то вглубь сознания, и вот оно настырно постучалось в черепную коробку, а затем потянуло желудок, который издал невольно какой-то урчащий комплемент, этому самому 'чувству голода' за заботу о внутренних органах.
  Лучинский уверенным шагом подошел к столу. Рядом с ним стоял Бродский, за его спиной два официанта в темно-синих фраках, белых передниках на них, белых перчатках и как полагается - полотенцах перекинутых через руку.
  - Прошу вас, товарищ Кирилл, отобедать в честь нашего верховного правителя! Он распорядился накормить вас. И я с вашего позволения составлю вам компанию.
  Кирилл покосился на Бродского и как-то брезгливо сказал:
  - Я хотел бы для начала руки помыть... извините, где тут у вас сортир, так сказать?
  - Нет, нет никаких сортиров! - весело гаркнул Бродский и, ловко щелкнув пальцами, позвал кого-то из глубины зала.
  Это был здоровенный парень в черном костюме и белой накрахмаленной рубашке. Верзила тащил в руках большой серебряный таз. Рядом с этим вот гигантом, шла очаровательная девушка-блондинка в белом платье и оранжевом фартучке поверх. Красотка, с ярко красными губами, приветливо улыбалась. Кирилл застыл в недоумении. Меж тем, парочка, подскочив к гостю, принялась, как говорится, его обслуживать. Девица бесцеремонно сняла с Кирилла его китель и, закатав ему рукава на рубашке, потянула за руки. Верзила подставил тазик, кстати, китель Кирилла висел у него на плече, словно на вешалке. Девушка, макнула руки Лучинского в теплую и немного мыльную, пахнувшую лавандой воду. Затем ловко из-за спины, скорее всего из какой-то сумочки, достала маленький бутылек. Она ловко вылила из него вязкую жидкость Кириллу на руки и, растерев ее, принялась омывать кисти в мыльном растворе. Лучинский с удивлением смотрел за этой процедурой. Затем девица улыбнувшись, убрала за спину бутылек и достала все из того же потайной сумочки, маленькое бордовее полотенце и очень ловко вытерла им руки Лучинскому. Сняла с плеча гиганта китель и помогла надеть его Кириллу. Верзила, тоже улыбнувшись, повернулся как солдат, кругом, и с серебряным тазом, зашагал быстро вглубь зала.
  Кирилл вернулся к столу. Один из лакеев любезно отодвинул стул, приглашая его присесть. Напротив, уселся Бродский. Он деловито заткнул себе за воротник большую тряпичную салфетку. Кирилл тоже подоткнул свою рубашку.
  На первое подали какой-то необычного вкуса суп. Он был жидкий с отдельными кусками плавающего коричнево-серого мяса с привкусом рыбы. Кирилл с удивлением хлебал эту пахучую жижу и прожевывал куски. Бродский суп отхлебнул пару раз ложечкой и отодвинул тарелку. Ему тут же подали какое-то другое блюдо. Краем глаза Кирилл понял, что это был салат из овощей.
  - То, что вы сейчас едите, это любимый суп нашего правителя.
  - Суп интересный, а почему мясо отдает рыбой?
  - А чем же ему отдавать? Это королевский пингвин.
  - Суп из королевского пингвина?! - брезгливо удивился Кирилл и отодвинул от себя тарелку. - Он же в Красной книге?!!!
  Лакей тут же унес ее. Перед Лучинским поставили новое блюдо, это тоже было какое-то мясо залитое темным соусом.
  Кирилл тревожно спросил:
  - А это что за живность, что мне предстоит жевать? Надеюсь не змея, какая ни будь, или крыса? А может кошка?! Королевская или египетская, какая ни будь? - язвительно спросил Кирилл.
  Бродский нахмурился, он покачал головой, но спокойно ответил:
  - Нет, это среднеазиатская черепаха. Очень вкусная пища. Малокалорийная, а главное экологически чистая. Ешьте, не отравитесь. А крыс и собак правитель не ест, по крайней мере, при нас.
  Кирилл поковырялся вилкой в мясе. Оно действительно было сочное и ароматное и главное аппетитное на вид.
  - А что? Просто телятины, или свинины, баранины, нельзя? - удивился Кирилл, толкая кусок мяса в рот.
  - Этот церемония правителя! Тут все должно быть необычно! А колбасу из кошки, вы может и дома есть, - обиженно ответил Бродский.
  Он управлялся со своим салатом в тарелке. Кирилл пожал плечами и, указывая кивком головы, на хрустальный графин, спросил:
  - Надеюсь тут, не кровь младенцев? - хмыкнул он. - Можно попробовать? А-то пить охота!
  - Можно! Только вот острить так не надо. Чертов Кунаев! Сказал агрессии нет, а тут! - буркнул зло Бродский.
  Он явно был не доволен словами Лучинского. Кирилл ухмыльнулся, его забавляла злость этого высокопоставленного чиновника. Лучинский потянулся за графином, но лакей, угадав его желание, был быстрее и ловчее. Он схватил графин и быстро наполнил высокий бокал стоящий рядом с Кириллом.
  Лучинский отхлебнул и, скорчив довольную гримасу, промычал:
  - Ум-м, вкусно!
  - Это вишневая водка. Любимая правителя. Она готовится по спецзаказу. Она всего тридцать градусов.
  - Так это тогда наливка! - возразил Кирилл.
  - Нет, это водка, так считает правитель и мы... тоже. Кстати, вы зря, вот так язвите. Ничего хорошего от того, что вы унижаете еду правителя, нет. Он вам отплатит тем же унижением.
  - Унижаю еду? Да вы в своем уме, как там вас... Бродский?! Кстати, если вам интересно, то был, такой вот, еврей у нас, в нашем времени, так вот, стихи писал хорошие, нобелевскую премию дали, да из страны выгнали, - Кирилл кивнул лакею, тот вновь наполнил бокал вишневкой. - Так скажите мне, Бродский, как можно еду унизить?
  - Просто и легко, вы уже это сделали. Советую остановиться. И подумать. Кстати, того еврея, ну однофамильца моего, как вы говорите, за что выгнали-то?
  - Неважно, неважно, да вы все равно тут не поймете, надо же... еду унизил! - Кирилл громко икнул.
  Вишневка ударила в голову. Бродский недовольно, вновь покосился на Лучинского. Тот вновь кивнуло лакею. Вишневка полилась в бокал.
  - А вы Бродский, как я вижу, тоже еврей?
  Бродский замер. Он испуганно посмотрел на Кирилла и, покосившись, по сторонам, тихо ответил:
  - Вы, на что намекаете?
  - Я просто! - Лучинский залпом выпил вишневку. - Просто, простите, физиономия у вас... еврейская. И повадки. Кстати этот вот гавнюк, тут у вас в подчинении. Тот, который меня током пытал, Кунаев, что ли... так вот, он сказал на вас, что вы: рожа, простите жидовская! Ха-ха! - Кирилл противно рассмеялся, он был уже не веселее и понимал, что контролировать свой язык уже не может.
  Бродский вскочил из-за стола и гаркнул лакеям:
  - А ну! Кунаева сюда! И вишневку со стола долой!
  Кирилл недовольно тяжело вздохнул, когда графин с темно бардовой жидкостью исчез из-под руки.
  Лучинский почесал лоб и тихо сказал миролюбивым тоном:
  - Вы, что ж товарищ Бродский, думаете, что я тут при нем буду подтверждать, что он на вас сказал, что вы... рожа жидовская? Н-е-е... так не пройдет. Я вам так, по секрету, а вы...
  - Да замолчите! - прошипел Бродский.
  Он был вне себя от злости и буравил глазами захмелевшего Кирилла. Через минуту появился Кунаев, он подбежал к столу и вытянулся по стойке смирно. Бродский вытащил из-за воротника салфетку и бросил ее на стол. Секретарь правительства, медленно встал и подошел к испуганному Кунаеву, сжав кулаки.
  - Ты, что ж, Нурсултан Акаевич? Ты ж, что ж, сука, офигел?! Я к тебе по-хорошему, по-свойски так сказать, а ты?!!!
  - А, что я?! Что я, что я такого сказал?! Этот, этот может гость, не то и говорит?!
  - А, что он должен говорить?! - угрожающе воскликнул Бродский.
  - Нет, ну мало ли что, - лепетал Кунаев, понимая, что секретарь хочет от него самого услышать его же обидные слова.
  - То, что он говорит мое дело! Мы потом обсудим! - отрезал Бродский, давая понять Кунаеву, что свое национальное происхождение обсуждать при всех не хочет, и зло добавил. - Ты мне какое заключение дал, что агрессии нет?! А он? Он?! Что он правителю скажет?! И, что нам верховный, скажет потом? А ну?!
  Кунаев развел руками и вздохнул с облегчением. Он улыбнулся и уже более спокойно ответил:
  - Так, товарищ Бродский! Он в полном порядке, он не будет никакой в агрессии высказывать. Это он тут перед тобой комедию ломает. Хочет вот тебя прощупать. Вернее вас товарищ секретарь правительства.
  Бродский окинул с головы до ног Кунаева, затем посмотрел на Лучинского. Кирилл, сидел и как в ни в чем, не бывало, улыбался. Бродский кивнул головой и бросил в сторону Кунаева:
  - Ладно, свободен, потом разберемся!
  Кунаев, довольный таким развитием событий, развернулся и поспешил удалиться. Бродский медленно подошел к стулу и сев, развел руками:
  - Ну, товарищ Кирилл! Никак, не думал, что вот так, вы со мной обойдетесь. Ну да ладно! Повеселились и хватит.
  В этот момент к нему подошел один из лакеев и, склонившись, что-то прошептал на уху. Бродский кивнул головой и, ухмыльнувшись, ответил:
  - Пусть, так и будет...
  Лакей удалился. А Кирилл рассмеялся. Ему вдруг стало смешно от всей это сцены в огромном роскошном зале.
  Лучинский покосился на свой бокал и тихо сказал:
  - После вашей вишневки и мяса пингвина, пить очень хочется. Уж соленый больно пингвин ваш.
  - Пить, это да... - согласился с ним Бродский и, щелкнув пальцами, добавил. - Пить это надо, вот сейчас вам подадут попить. Пейте на здоровье.
  Лакей, что шептал какую-то новость Бродскому, вернулся и, принес большую стеклянную кружку с янтарной жидкостью. Кирилл с удовольствием взял сосуд и припал губами.
  Бродский довольный, прокомментировал ему, когда тот, поглощал содержимое кружки:
  - Это пиво, уникальное пиво! Кремлевское. Его варят специально для почетных гостей Верховного. Вы пейте! Пейте! Правда, ведь вкусно!
  Кирилл выпил почти все и, крякнув, удовлетворенно буркнул:
  - Да уж, вот теперь спасибо! И наелся и напился! Спасибо как говорится!
  - Ну, что вы! Не мне! Спасибо скажете нашему Верховному Правителю, кстати, пора вам на встречу с ним. Уже пора. Так что прошу вас, пройдите вон в соседнюю комнату, это зал ожидания. Там и встретитесь с Верховным. А на этом моя миссия закончена. Всего доброго. Еще увидимся! - каким-то злым тоном сказал Бродский и, встав из-за стола, направился к двери.
  Лучинский смотрел ему в след и слушал эхо его шагов. Они отдавались каким-то камертоном в ушах. Кирилл, вздохнул и, встав из-за стола, кинул салфетку на стул где сидел. Лакей услужливо показал ему на другую дверь.
  - Прошу вас, там пожалуйте обождать!
  
  
  ***
  
  
  Ожидание властителя, особое ожидание.
  Тем более, когда ты, этого самого властителя и не знаешь. Не знаешь, не то, что его повадки, его характер или пристрастия, а просто не знаешь его самого!
  Ну, не видел ты никогда, этого самого властителя в лицо!
  Странное ощущение. Когда все вокруг только и делают, что говорят о его величии, ты невольно сам себе рисуешь его образ. Ну, а когда уж ждешь этого сильного и всемогущего человека, так и вовсе, голова от мыслей может взорваться!
  Кирилл ждал. Он, ждал свою судьбу, как он думал в начале. Потом он просто ждал в тревоге. Ну, а потом он ждал, кого ни будь, лишь бы кто пришел уже побыстрее!
  Его привели в следующий не менее роскошный зал. Но тут, в отличие от трапезного зала со столом, посредине стояли три кресла и огромный диван. На полу лежал гигантских размеров роскошный ковер. Его площадь Кирилл даже не мог представить, на вид в длину, он был не мене десяти, а в ширину не менее семи метров.
  Кроме кресел, дивана и ковра, в этой вот роскошной и большой комнате с огромными окнами, (кстати, вместо штор на которых висели, уже знакомее Кириллу, белые волнистые покрывала), стояли еще три огромных вазы. Скорее всего, старинной работы, такие вот высокие вытянутые к потолку сосуды, с тонким горлышком и очень широкой похоже на тарелку, шапкой сверху. Эти самые вазы были темно-синего цвета с яркими какими-то желтыми и красными цветами на боках. Кирилл рассмотрел вазы от нечего делать и понял, что эти вот фарфоровые сосуды привезены из Китая, где они и сделаны, в лучшем случае в средние века, а то и раньше.
  Лучинский был один в этом помещении уже продолжительное время.
  Сначала он ходил из угла в угол, затем развалился в одном из кресел.
  Сколько прошло времени, он не знал, но по его представлению не меньше часа.
  Когда стало ждать совсем противно, Кирилл вновь зашагал из угла в угол. Затем из любопытства стал рассматривать пейзаж Кремля за окном. Странно и поразительно, но по территории, которую было видно из окна (а это конечно была небольшая территория) вообще никто не ходил. Ни солдат, ни просто человек, вообще никто. Такое создавалось впечатление, что Кремль, как будто вымер. Кирилл устал смотреть в эту трехмерную почти живую картину и вновь стал прохаживаться из угла в угол. По его подсчетам прошел еще час.
  Еще через полчаса, как минимум, ему очень захотелось в туалет. Вишневка и огромный бокал пива - стали проситься наружу. Кирилл надул щеки и посмотрел на дверь.
  Тишина.
  Он тут оставлен на произвол судьбы. Лучинский подошел к двери и легонько потрогал золотую ручку. Но она не поддалась, дверь оказалась запертой. Кирилл, тогда сжав кулак, легонько постучал костяшками пальцев. Стук словно утонул в тишине. Кирилл задумался и через секунду побарабанил кулаком в тяжелую и такую дорогую резную покрытую лаком преграду.
  Несколько секунд он ждал - но, опять тишина.
  Никто не реагировал на его стук! Тогда Лучинский начал долбить кулаком, что есть силы. Но эффект тот же. Немного утомившись, он понял, что еще через несколько минут, он облегчится прямо в штаны. Кирилл, сжав ляжки, как-то смешно засеменил к двери напротив.
  Там, он вновь колотил ногами в дубовую преграду. Кроме этого он начал со злости дико орать:
  - Эй! выпустите меня, я в туалет хочу! Эй! Уроды, вы, что не слышите!
  Но и тут ему никто не ответил.
  Кирилл развернувшись, начал долбить ногой в дверь. Минут пять он с остервенением орал и стучал ступней, пытаясь хоть как-то привлечь к себе внимание.
  Но опять никакого результата.
  - Эй! Сволочи вы держите меня тут уже пять часов не меньше! Суки! Вы, что! Я вам тут сейчас нассу! Прямо тут! Немедленно откройте!
  Но опять тишина.
  Кирилл тяжело вздохнул и понял, что еще мгновение, и он начнет мочиться прямо в штаны.
  Терпеть, уже не было мочи!
  В глазах было темно. Какие-то круги и цветные вспышки. Сердце стучит кувалдой в висках.
  Тук-Тук!
  'Нассу! Я вам обязательно нассу!' - Кирилл подумал с дикой злобой обреченной на воплощение идеи.
  И вдруг!
   О чудо!
  Его взгляд его упал на одну из больших ваз. Сейчас, та, что стояла в углу, была словно сделана в виде писсуара, именно для него.
  - Ну, китайцы, получайте! - пробормотал Кирилл и поплелся к фарфоровому сосуду.
  Он расстегнул ширинку и, пристроившись, зажмурившись от облегчения начал мочиться струей в центр большой горловины китайской вазы.
  Секунда... другая...
  Моча звонко журчала где-то внутри вазы.
  Еще десять секунд.
  Он, понял, что в его организме скопилось, очень много воды. Кирилл с наслаждением ждал, когда моча выйдет из него.
  Это блаженство! Это настоящее блаженство!
  'Как здорово быть животным! Захотел и нассал себе под ноги! Какой там этикет? Да и кто тут проверит, что в этой редкой и дорогой вазе есть моя моча? Кому это нужно? Вонять в таком помещении я думаю, она не будет сильно!' - стучали мысли вместе с сердцем.
  И в этот момент, он вдруг услышал какой-то щелчок.
  Зам ним еще один и еще.
  Кирилл в ужасе открыл глаза и понял, что щелчки эти, ничто иное, как щелканье затвора фотоаппарата и мигание вспышки!
  Яркие сполохи слепили!
  Кирилл невольно отвернулся и свободной рукой прикрыл глаза. Он, застеснявшись, отвернулся и попытался застегнуть ширинку. Но, с первого раза ему это не удалось. Кирилл рвал молнию и наконец, справившись с замком, он в ужасе повернулся. Рядом с ним стоял невысокий мужчина, он старательно снимал Лучинского фотоаппаратом. За спиной мужчины, стояли еще два человека, в военной, как показалось Кириллу, форме черного цвета.
  Мужчина с фотоаппаратом прекратил снимать и, улыбнувшись, отдал свою фототехнику помощнику, что стоял сзади. Кирилл только сейчас успел рассмотреть лицо этого человека, который почему-то начал бесцеремонно снимать его, во время оправления его нужны.
  Это был мужчина на вид лет пятидесяти. Моложавый и подтянутый. Лысый, седые волосы покрывали лишь его боковины черепа. Маленькие глаза и острый, словно крысиный нос. Широкие скулы, вполне нормальная пропорциональная голове, вовсе не тонкая и не толстая шея. На мужчине был надет бежевый, вязанный в крупную клетку, свитер и синие джинсы. В общем, вполне обычный вид - обычного человека, хотя что-то все-таки выдавало, в его облике, что он вовсе не обычный смертный.
  - Вот, как вы дожидаетесь, встречи с руководителем республики? - ухмыльнулся мужчина.
  - Извините я... меня заперли тут на три часа, а туалета то нет, - смутился Кирилл. - Вот, я решил. Вот так. А, что лучше было... если бы я на пол?! - обиженно буркнул он.
  - Ай! Ай! Конечно, это не хорошо! Конечно! Как же без туалета? - мужчина явно издевался над Лучинским, это чувствовалось по его интонации. - Кстати любезный, а как вы сами-то думаете, кто виноват?! - язвительно спросил он.
  - В чем?! - удивился Кирилл.
  Он немного оробел. Он чувствовал, что этот человек и есть главный тут, в этом чертовом будущем. В этом ужасном загадочном государстве. И он, он Кирилл Лучинский имел наглость помочиться, возможно, в любимую вазу этого самого правителя, который неизвестно как теперь его накажет за дерзость.
  - Так как вы думаете, кто виноват в этом вот? В том, что тут нет туалета? - грозно допытывался мужчина.
  - Ну не знаю, ну возможно тот, кто устроил встречу мою... с вами... встречу...
  - Вы догадались... я так и понял, вы догадались... - довольным тоном сказал мужчина и кивнул головой.
  Он махнул двумя руками и его помощники, а может быть это были телохранители, отошли в угол огромной комнаты и застыли там, в позе 'смирно'.
  - Пройдемте, присядем друг мой... - нарочито ласково, словно палач на эшафоте, позвал мужчина Кирилла и показал рукой на кресло.
  Кирилл в робости повиновался и, просеменив сел в большое кожаное гнездо. Мужчина уселся в кресле напротив. Он закинул нога на ногу и, пристально, рассматривая Кирилла, спросил:
  Так вы хотите, что бы я наказал тех, кто устроил нашу встречу?
  - Нет... зачем, просто...
  - Просто у нас ничего не бывает! А впрочем, так всегда. Мы всегда готовы простить свои обиды и унижения. Простить и забыть! Вот наша гнилая натура. Ну, что ж. я понял вас... - противным почти официальным тоном говорил хозяин этого правительственного замка. - Но, в жизни так не бывает! Должен кто-то за все это отвечать. Так уж устроена жизнь. А мы, мы не можем жить по этим вот законам. Какие самые главнее у нас... и у вас вопросы есть были и будут?! - читал нотацию мужчина и в тоже время вроде как пытался услышать мнение собеседника.
  - Кто виноват... что делать... - буркнул себе под нос Кирилл.
  - Вот! Вот! Вот, мой друг! Вы, сами все и подтвердили!
  - Да, но...
  - Никаких но! Все в этом мире существует или происходит зачем-то. Вот, например, зачем, как вы думаете, тут вас мучили три часа, без возможности сходить в туалет?
  - Ну, не знаю... - растерялся Кирилл.
  - Как, вы не поняли? Да затем, что бы вы помочились в вазу!
  - Зачем?! Зачем это кому-то нужно, что бы я помочился в вазу? - обомлел Кирилл.
  - Да затем что бы вас снять на фотографию как вы мочитесь в вазу!
  - Зачем? Зачем это кому то? - Лучинский не понимал, куда клонит его могущественный собеседник.
  А тот довольный продолжал, мужчина, словно озарился своим успехом в закручивании и запутывании этого вот разговора, его смысла, его сущности. Он рассмеялся и радостно заявил:
  - А это нужно мне.
  - Вам?!
  - Да, да уважаемый. Да! Я хотел посмотреть как человек, которому суждено вот так просто - стать вечным, первым вечным на земле, умудряется ссать в вазу!
  Кирилл ничего не ответил, он вздохнул и пожал плечами. Он вдруг испугался.
  'А, что если этот вот правитель просто сумасшедший?! Мало ли в России у руля страны стояло сумасшедших? Тот же Павел первый, или вон Сталин?' - подумал Кирилл и непроизвольно сжался в кресле.
  - Нет, мой друг, я не сумасшедший.
  - Да, но...
  - Нет, нет вы, так подумали, я увидел это по вашим глазам. Очень интересно. А вы занимательный человек и мне нравитесь. Я думал вы гораздо противнее и скучнее. Но как вижу, нам с вами скучно не будет.
  Кирилл вновь тяжело вздохнул и робко покосился на мужчину в свитере.
  - Кстати пока мы не перешли непосредственно к делам, я вам открою эту тайну. Про фотоаппарат и ваш конфуз с вазой. Вы знаете такого знаменитого художника Сальвадора Дали?
  - Угу... кто ж его не знает.
  - Ну, вы не торопитесь. Большая часть граждан нашей республики, а именно процентов девяносто девять, точно не знает - кто такой Сальвадор Дали. Но, да хрен с ними. А вы, вы, слава Богу, знаете. Так вот, господин Дали был шутником. Причем очень умным шутником! Он, как известно, симпатизировал Франко и Гитлеру, в противовес, так сказать поклоннику коммунистов и сопернику в творчестве Пикассо. За это долгое время господина Дали никак не вспоминали в России, в Советской России. Но, то, что он был талантом, гением эпатажа, знали и восхищались даже коммунисты. Конечно, восхищались тайно. И вот однажды, когда Испания и Россия еще даже не имели нормальных дипломатических отношений, в Испанию приехал великий советский композитор Хачатурян. Ну, вы знаете его танец с саблями. Так вот, этот Хачатурян захотел встретиться с Дали. Ему разрешили. И он приехал к Дали в его родной Фегейрос. И что же?
  - Что? - насторожился Кирилл.
  - А то, что Дали с Хачатуряном поступил также, как я с вами.
  - Как? - обомлел Кирилл.
  - Так же продержал его три часа взаперти и заставил нассать в вазу! Или в горшок не помню!
  - Зачем? - Лучинский не мог понять, в чем смысл этой истории.
  - Да затем, что его, Хачатуряна, так же сняли на фотоаппарат, а потом его снимок появился в испанских газетах, с подписью: вот так известный советский композитор ждет великого испанского художника! Был скандал. Хачатурян потом долго отмывался на Родине.
  - Не понял, я не понял, в чем смысл? Ну, с Хачатуряном понятно, там вроде идеология была. А тут? Я-то, зачем вам, в таком виде?
  Мужчина вздохнул, он, загадочно посмотрев куда-то вдаль, нехотя ответил:
  - Так, на всякий случай. Вы же гений. Но гений жизни так сказать. Вы первый на земле, первый в истории человечества человек, реальный живой человек, который сам, без каких-то там препаратов и инъекций просто не стареет. Вы вечный!
  - Ну, это вы слишком, да что там, я же просто выпил, этот чертов бальзам...- засмущался Кирилл.
  Он почувствовал в словах этого могущественного человека зависть. А зависть, сильных мира сего - опасна. Ой, как опасна!
  - Ну не смущайтесь! Вы, пока загадка, которую я хочу разгадать. А пока, нет подтверждения по крайней мере, формулы подтверждения, того препарата, который вас сделал таким, вы считаетесь гением жизни! Просто вечным! Но, вы, как гений, тоже простите опасны! И, что бы даже гений, не думал, что он всемогущий, его нужно держать на крючке. И я вот так буду держать вас на крючке...
  Кирилл молчал. Он не понимал, о чем говорит этот человек, куда заводят его мысли его желания? Куда он стремиться. Но Лучинский понял одно, ему надо бояться, очень бояться, теперь. После этой чертовой вазы. Ваза, ваза лишь сигнал. Дурацкий и нелепый сигнал.
  - Неужели вы ничего не хотите у меня спросить? Ничего не хотите мне сказать? - обиделся мужчина.
  Кирилл, вздохнул, отвел взгляд в сторону и сбивчиво ответил:
  - Нет, почему же... я хочу, но не знаю... простите, я не знаю... я даже не знаю кто вы... как вас звать... как мне можно вас звать?
  Мужчина улыбнулся, Кириллу даже показалось, что ему понравился его вопрос. Незнакомец хмыкнул, покачал головой и ответил:
  - Ну, это самое простое. Это даже проще чем я думал. Ну, то, что вы догадались кто я, я вижу. И чувствую, по-вашему поведению. И мне нравится, что в себя вот так ведете. Но, тем немее, я отвечу, да я занимаю должность, верховного правителя нашей республики. Верховный правитель это высшее звание, которое существует тут у нас. Но, за званием конечно, как вы поняли и ответственность - это высшая ответственность перед всеми и вами в том числе! Что бы вы могли нормально жить и существовать! Во так. Как меня зовут?! Вы знаете, вас немного удивит, но у нас тут уже принято некие правила, которые мы соблюдаем. Человек, который занимает такую вот высокую должность, не должен, простите за каламбур, иметь имени. Вот так.
  - Как это? - испугался Кирилл.
  Он вдруг вновь подумал о вменяемости этого человека.
  - Ну, вот так. Так Кирилл. Вы можете иметь имя. А я нет. Я просто верховный правитель. И все. Но вы в виду исключительного своего положения, о том, что я вам говорил, вы можете меня звать товарищ правитель или просто правитель. Вот и все.
  - Извините. Но мне тут не все понятно...
  - Что ж тут не понятного?
  - А как вас... в семье зовут? Жена вот и дети? Неужели они тоже... - Кирилл испугался своей смелости, но почему-то он не смог заставить себя замолчать и не спрашивать эту дерзость.
  Правитель хмыкнул. Он встал и, вздохнув, размялся, сделав несколько движений, согнув руки в локтях и упорно разрывая грудную клетку, подергал ими взад.
  - У меня, нет детей. Нет и все...
  - Простите... - Кирилл понял, что переборщил и настроение у верховного, явно испортилось.
  Но, он ошибся и с удивление увидел, что правитель сел вновь на кресло и, улыбнувшись, довольно приветливо сказал:
  - А, что тут плохого. Я теперь вот не убиваюсь, за их судьбу... И вообще, что бы вы Кирилл, понимали. У нас все проще, чем у вас и в тоже время рациональней. Ну, сами посудите?! Ну, разве хорошо, если бы мои подчиненные звали меня, ну допустим - Сергей Сергеевич? Или, как там вот, какой ни будь - Владимир Каземирович? Они просто зовут меня верховный правитель, товарищ верховный, или товарищ правитель. Просто и честно. И никакого панибратства. И потом, это вот, опять! Будут фавориты, они меня по имени отчеству, а те, кто в опале, так, что им по-формальному? Нет для всех все одинаково. Вам ясно?!
  Кирилл скукожился. Ему, стало все ясно и от этого еще страшнее. Он как-то сжал плечи и, опустив голову, тихо сказал:
  - Ясно все товарищ правитель...
  - Почему вы боитесь? Почему вы расстроились? - удивился верховный, он загадочно прищурился и покачал головой. - Я знаю почему... вы проводите исторические параллели, а это нельзя допускать! Никакой истории! История только смущает! Она заставляет человека, либо действовать по шаблону, либо отказаться от своего действия! Это не правильно! Вот поэтому я и отменил историю как науку к изучению! По крайней мере, ее официальное изучение в школах и университетах. И людям без истории легче.
  - Вы, что ж не знаете истории? - Кириллу стало совсем плохо.
  - Но, почему не знаю?! Я прекрасно ее знаю... поэтому и угадал - какие параллели вы провели! Вы сравнили меня со... Сталиным! И знаете, мне приятно даже такое сравнение. Но, это не так, поверьте. Я в своем уме. И то, что я говорю - истина. А историю, как науку многие мои подчиненные знают и всем кому положено, конечно... знают. Я же не дурак, я не могу ее полностью запретить! Это безумие! А вот ограничить можно! И никто не запрещает ее знать по крайне мере, официально. Если хочешь, может прийти в специальный центр и сделать исторический вопрос. Тебе ответят. Но только это не приветствуется у нас... незачем. Я же объяснил. Зачем иногда ее знать?! Она смущает.
  - Да, но... - Кирилл совсем смутился.
  - Нет, никаких - но! Вы спросите, как вообще мы живем?! В общем, не плохо и живем. По крайней мере, лучше, чем вы, там в прошлом. Потому как я сделал, вот такое вот, введение и оно сработало! - правитель, довольный, снова вскочил.
  Кирилл понял, что настроение у этого человека может меняться, как погода в тундре. Но правитель надул щеки и, покосившись на своих помощников, пробурчал:
  - А, что ж мы так вот с вами сидим?! Давайте хоть выпьем за встречу? Вы, не против, выпить? Со мной?!
  - Ну, как я могу...
  - Ну, вот и хорошо! - правитель хлопнул ладошка в ладошку и яростно потер ими друг о друга, затем крикнул. - Эй! Кто там есть! Давайте нам мою любимую вишневку, грейпфруты и еще там чего...
  Правитель улыбнулся и, вновь усевшись в кресле, развалился, вытянув ноги:
  - Ну, спросите меня, чего ни будь, что вы так смущаетесь. Поверьте, я не каждого вот человека так прошу... и разрешаю спрашивать...
  Кирилл, вздохнул, он не знал, что вообще тут можно спросить и чем поинтересоваться.
  Но, наконец, собрался мыслями и выдавил из себя:
  - А как же тогда вот другие? У них фамилии есть, может, тоже им лучше бы было, по званиям... должностям... ну, подчиненным вашим?
  Правитель рассмеялся, но смех его был какой-то подленький, сдержанный, он хихикнул три раза и, погрозив пальцем Кириллу, словно нашкодившему ученику, молвил:
  - Э-э-э нет! Нет, тут тоже свое есть искусство! Тоже своя логика! Тут все должно быть с умом! Поэтому у них есть фамилии вернее не фамилии, а псевдонимы! Клички так сказать!
  Кирилл, сглотнул слюну, он смотрел на правителя и ждал... правда, чего не знал.
  - Ну, что вы... говорите? - подгонял его хозяин.
  - Ну, не знаю. Клички... клички... хм, странно, что значит Бродский это кличка? Вот этот секретарь Бродский - это псевдоним?!
  Правитель довольный приподнялся с кресла. Его глаза блестели от удовольствия. Он радостно махнул рукой и затараторил:
  - Ну да! Конечно это псевдоним в честь поэта... того. Ну, нобелевского лауреата... поэта, в общем, знаете вы... про Венецию, Марию Стюарт и прочие стихотворения... Ну, в общем, так вот... он носит его фамилию. А на самом деле его фамилия Зельберман. Моисей Соломонович.
  Лучинский затаил дыхание. Он посмотрел на правителя и воскликнул:
  - Хм, вот те раз! Но зачем?!!!
  Верховный вновь махнул рукой и улыбнулся:
  - Как? Вы не поняли? Это схема такая система! Я думал Кирилл, вы умнее извините...
  Лучинский покачал головой и ухмыльнулся:
  - Я простите не пойму, зачем Зельберману носить имя великого русского поэта?
  - Великого советского поэта! - поправил правитель. - Да затем, простая вы душа! Что он еврей! И еврей у нас, как всегда, нация ругаемая! Вот! Ну, представьте себе, говорили бы, этот - секретарь Зельберман! Фу! Рожа жидовская назвали бы и все-такое... противно бы было...
  Кирилл хлопнул себя ладошкой по коленке:
  - Ну, его так и называют...
  Правитель покачал указательным пальцем:
  - Нее, не скажите! Его называют Бродский! А рожей жидовской, называют именно Бродского, а не Зельбермана!
  - Да, но в чем тут смысл?! - не унимался Кирилл.
  Правитель стал вдруг совсем серьезным и, выпятив как-то нелепо, вперед голову, он напряг все вены на шее и прошипел, как шланг под давлением сжатого воздуха:
  - А в том, что сейчас рожей жидовской называют нобелевского лауреата! Вот это и есть гармония! Нобелевский лауреат ими руководит!
  Лучинский тяжело вздохнул и опустил глаза в пол:
  - Ими руководит Зельберман...
  Правитель ухмыльнулся и вновь откинулся на спинку кресла. Довольный он закинул одну ногу на другую и махнул небрежно рукой:
  - Это вы знаете, но не они.
  Кирилл встрепенулся и тревожно посмотрел на верховного:
  - Так значит и этот, как его, ну... второе лицо в государстве?!
  Хозяин рассмеялся. Он закатил глаза и, хватаясь за живот, реготал, как конь. Затем переведя дух, устало спросил:
  - Ну... да... да... вы имеете в виду Павла Егоровича Бунина? - и тут сам себе же ответил. - Ну да, да, в честь великого русского писателя и нобелевского лауреата...
  Кирилл немного обиделся. Он почесал волосы над правым ухом и тихо спросил:
  - А он, кто в натуре?!
  Правитель сел прямо и ответил:
  - Он, хм, он... - и правитель три раза вновь хихикнул. - Он в натуре... Золотевич, Исаак Михайлович Золотевич.
  Лучинский по инерции бросил:
  - Тоже еврей?!
  Верховный, встрепенулся и стал серьезным:
  - Но про него уже не услышишь рожа жидовская... он Бунин! Великая фамилия! Хотя и я, и вы, теперь знаете, что он обычный хитрый еврей! Вот!
  - А зачем вы тогда этих... евреев к себе?
  Правитель встал. Тем более, в этот момент подвезли небольшую, хромированную тележку на меленьких колесах. На этом вот передвижном столе возвышалась бутылка с вишневкой, два бокала. В вазах лежали очищенные и порезанные грейпфруты, апельсины и еще какие-то фрукты все это на серебряных с позолотой блюдах. Правитель разлил водку по бокалам, протянув один Кириллу, второй взял сам и, выпив, закусил грейпфрутом. Затем он опустился на свое место в кресле и словно устало сказал:
  - Ну и что?! Евреи умные люди. И главное умеют угодить! И знают выгоду. Вот! И на первые места не лезут! Вот вы, говорите, историю знать надо! А сами?! Лезли ли когда ни будь евреи во власть самую верховную. Ну, на трон так сказать, что бы всеми повелевать напрямую у нас?! Ну, в нашей истории? Нет!!! А вот, у руля были, и помогали рулить. В том то их универсальность. А то, что их будут жидами называть, так от этого не убудет. Да они и не обижаются, просто не обращают внимания. Они ведь умные люди. Ну, скажите, ну и что вот вас бы, обозвали - рожей жидовской?! Что вам от этого?! Ну?! Вот вас ведь обзывают те же немцы - русская свинья?! А?! Вот вы, что ж, вешаетесь от этого?! Нет! Не вешаетесь! Так же и жиды... простите евреи. Они умные люди и главное тактичные. Вот. Они мне нравятся. Поэтому и у руководства стоят.
  Кирилл выпил вишневку и тоже потянулся за долькой апельсина:
  - Так и те двое... клоунов ну, Пельше и Кунаев это псевдонимы?
  - Конечно! Это псевдонимы! Наконец-то до вас дошло! У меня есть правило - вся высокая охрана, носит фамилии, этих, ну были такие... члены... политбюро... вот они в честь их и носят. Вот так! Пусть носят.
  - А как у них фамилии?
  - Ай! Да я и не помню! Я своих, вот, самых близких знаю. А те... те... второй круг так сказать. Просто вот Кунаев, Пельше, Демечев, кто там еще...
  - Суслов, Громыко... - подсказал Кирилл.
  - Да! Суслов, Громыко! Вот были такие деятели! Члены! Так сказать! - правитель почему-то сделал особое ударение на словно 'член'. - Пусть, пусть им память вот такая будет!
  Кирилл ухмыльнулся:
  - Память в виде того, что членов этих... вот... нобелевские лауреаты гоняют?
  - Ну и так....
  - Понятно... вроде как... историческая справедливость...
  - Понимайте, как знаете... - устало махнул рукой правитель. - А впрочем, будет еще много, чему вы удивитесь. Но, не это ведь главное. Вы Кирилл, странный человек! У вас другая миссия! У вас другая судьба! А вы вот простите, ерундой сейчас интересуетесь! Главное то вы! Наше с вами общение!
  Кирилл тяжело вздохнул, вновь потупив глаза, тихо буркнул:
  - Вот-вот этого я и опасаюсь.
  - А, что тут? Что тут опасного? Вы мне нужны как помощник, как очень, нужный помощник! Как незаменимый помощник! Вы не должны бояться своей участи. С вами все будет хорошо! Только...
  - Что только?! - встрепенулся Кирилл.
  - Только не делайте глупостей! И все! Ну, я вижу, вы утомились и я... уже устал. Вам пора и отдохнуть. Кстати, спать будете в специальном корпусе... и вас ждет еще одна приятная, а может и очень неожиданная встреча. Только вот вы ничему не удивляйтесь! ничему! Все будут хорошо! Все...
  Правитель встал, вздохнув, покосился на столик и налив себе еще вишневки, выпил, не предложив Кириллу. Верховный поморщился и, закусив грейпфрутом, повернулся, махнув рукой, удалился даже не попрощавшись.
  Кирилл так и остался стоять в недоумении и смотрел в след этому загадочному и могущественному человеку. Даже когда за правителем закрылась огромная, двухстворчатая дверь, Лучинский продолжал стоять, недвижимым и, разглядывать ручку этой самой далекой двери. Сколько бы он, так еще стоял, не ясно, но тут до него кто-то дотронулся.
  Это была миловидная девушка с аккуратной прической в строгом темно-синем костюме и красной нашивкой на лацкане пиджака. На руке ее словно горела меленькая золотая звездочка, а на грациозной шее, как крестик на цепочке, весел какой-то замысловатый медальон в виде буквы 'П'.
  - Прошу вас следовать за мной. Вас ждут, - девушка склонила голову.
  Кирилл увидел, что руки у нее в белых перчатках, словно она была на параде. Лучинский улыбнулся и повиновался. Он пошел на выход в дверь напротив той, куда вышел правитель. Кирилл шел, почему-то без страха и смущения. Слова верховного о его безопасности показались ему очень убедительными. И теперь в душе Кирилла притаилась лишь такая вот маленькая неуверенность перед будущим.
  Они вышли через большие двери. Затем еще через одни и вот, наконец, они оказались в длинном полу мрачном каком-то бесконечном коридоре с темно-красной ковровой дорожкой тоже уходящей вдаль. К девушке, незаметно присоединились еще два охранника, тоже в черной форме, с красными нашивками и маленькими желтыми звездочками на руках. Кирилл на них почти не реагировал, он относился к своему патрулю, как к должному.
  Кирилла подвели к еле заметной дверки лифта, которая маскировалась в углублении длинного коридора. Они зашли в кабину и поехали... как почувствовал Кирилл вниз. Сколько метров они спускались было определить очень трудно. Как Лучинскому показалось - они углубились этажей на пять шесть нормального городского дома. Затем дверки открылись и, Кирилл зажмурился в глаза ударил резкий противный голубовато-белый свет. Ему помогли выйти, что бы он, не споткнулся о порог кабины. Охранники подхватили его под локти и подвели к столу, который стоял, перегораживая проход. За огромным белым столом и с кучей, каких- то кнопок и лампочек, мигающих, как светомузыка сидел толстый человек в ярко желтом кителе. Он, ничего не спрашивая, протянул руку, девушка вручила ему какую-то маленькую пластиковую карточку величиной с небольшую фотографию. Мужчина в желтом кители нагнулся под стол и как понял Кирилл примостил эту самую карточку в чрево какого-то прибора. Через несколько секунд раздался писк и сзади толстяка в желтом, раздвинулись почти не видимые стеклянные двери. И только тут Кирилл рассмотрел, какой-то странный коридор - он вилял как лесная тропа и не имел прямых и ровных углов. Коридор уходил тоже вдаль и был освещен желтыми ярко светящимися лампами. В конец коридора чернела не то дверь, не то какой-то темный люк. По бокам коридора виднелись светло-синие двери с окошками в верхней части. У дверей не было ни ручек, ни замков. Кирилла подвели к одной из таких дверей, сопровождающая его девушка втолкнула в щель между дверью и косяком ту самую пластиковую карточку - оказывается толстяк, вернул ее назад. Что-то щелкнуло и над дверью закрутилась и замигала красная лампа. Дверь медленно отползла куда-то сначала назад затем в бок.
  Путь вновь был свободен.
  'Да удрать из этой кремлевской толи тюрьмы, толи гостиницы, поистине невозможно! Судя по всему над нами метров двадцать бетона!' - подумал Кирилл с каким-то веселым равнодушием.
  Они вновь вошли в помещение, но тут же их остановил человек в красном кителе. Он улыбнулся, молча кивнул девушке и охранникам и показал им, что они свободны. Свита, сопровождавшая Кирилла, растворилась как в сказке, он лишь услышал, как сзади зажужжав, закрылась дверь.
  Путь был окончательно отрезан...
  - Здравствуйте! Товарищ Кирилл вы наш особый постоялец. Сразу представлюсь я начальник внутренней стражи государственного комплекса гостиница Кремль Хрущев. Я буду следить за тем, что бы у нас вам было особенно приятно и уютно. Добро пожаловать!
  - Здрасте... - Кирилл растерянно вглядывался в черты этого человека.
  'Знал бы папа Кузькиной матери и отец кукурузной революции эс-эс-эс-эр, что его фамилию, в виде клички, дадут гарсону.... пусть и такому важному. Нет, наверное все же он администратор... гостиничный администратор' - с ухмылкой подумал Лучинский.
  Мне поступило распоряжение приготовить для вас одноместный люкс. Но сначала вы должны посетить наш специальный изолятор. Там кстати, как вам и обещали, вы, встретитесь с одним человеком... ну, а потом, потом если пожелаете, или не захотите с ним больше оставаться один на один, или просто захотите побыть и пожить один, то вас переселят в одиночный люкс, - Хрущев добродушно улыбнулся. - Вы согласны с таким вот предложением?
  - Хм, а если нет? - съязвил Лучинский.
  Хрущев ничего не ответил. Он лишь еще раз улыбнулся и поднял руку. Тот час, за его спиной появился еще один охранник, правда, в бледно-розовой форме, цвета недоспелого арбуза.
  - Проведите товарища Кирилла в спец номер ноль, ноль один. И распорядитесь ему дать все, что он запросит. Еда спиртное табак. И прочее.
  - Прочее?!!! - удивился Кирилл.
  - Ну, да...
  - Хм, что я бабу... простите, женщину, могу вызвать...
  - А, что, вам надо?!
  - Нет но...
  - Вот когда понадобится, можете обратиться... - равнодушным тоном ответил Хрущев.
  Кириллу показалось, что он разозлился, да и вообще этот администратор тюремщик, не очень-то обрадовался ему. Но рассуждать, не было времени. Его пригласили пройти с этим парнем цвета арбузной мякоти.
  Его опять провели по изогнутом коридору, но на этот раз тоннель вел вправо. Шли они недолго. Сразу за прозрачной дверью, которая раздвинулась, как по мановению волшебной палочки, перед ними оказался еще один охранник в арбузной форме. Он-то и указал Кириллу на небольшую дверь сбоку. За ней оказался... еще один коридор.
  'Господи! Они, как кроты тут нарыли целую вот шахту, что тут за город? Как в кино про будущее. Только вот это жаль что не кино, а самое настоящее будущее!' - грустно подумал Кирилл.
  
  
  
  ***
  
  
  Кирилла подвели к одной из многочисленных одинаковых дверей в коридоре. Сопровождающий его офицер с почтением пригнулся и, нажав, на невидимую, на стене кнопку, кивнул рукой. Белый прямоугольник бесшумно отъехал в сторону. Мягкий, синеватый свет дежурного освещения, блеснул противной светлой полоской на полу. Кирилл, помявшись, нерешительно переступил порог. Офицер, остался где-то сзади него. Лучинский не видел его лица, но чувствовал его любопытный взгляд на своей спине. Теплота от неведомой силы резанула между лопатками. Он хотел обернуться и посмотреть на офицера, но подумав, не стал, стал этого делать, а сделал шаг вперед. Тихо зашипев сжатым воздухом гидравлической системы, сзади закрылась дверь.
  'Господи, словно в чистилище зашел! Нет, неужели все наяву?!' - подумал Лучинский и посмотрел вглубь помещения.
  Светлая, прямоугольная комната с большим окном и плотным, матовым стеклом, пропускающим лишь искусственный солнечный свет. Вдоль стен две кровати. Небольшой шкаф и два мягких кресла. В одном из них сидел человек в нелепой белой пижаме большей похожей на мундир. Кирилл даже не сразу его рассмотрел. Мужчина был маленький и худой. Нелепая большая лысая голова свесилась с тоненькой шеи и весела, словно перезревшая груша. Человек сжимал виски руками и отрешенно смотрел в пол. Рыжая бородка и усы, то и дело, дергались. Мужчина что-то бормотал себе под нос. Лучинский с изумлением уставился на него. Он всматривался в лицо лысоватого обитателя палаты и с ужасом понимал, что знает этого человека. Кирилл не мог вспомнить, где его видел, но его разум подсказывал, что он хорошо знает незнакомца.
  'Господи! Ведение зашли слишком далеко! Нет! Такого не может быть! Только этого мне не хватало!' - с кошмарным привкусом чего-то неизбежного, подумал Лучинский.
  Кирилл неуверенно шагнул и, стараясь получше рассмотреть, лицо обитателя номера, опустил голову. Мужчина, не обращал на Кирилла никакого внимания. Он продолжал массировать виски руками и что-то бормотать под нос.
  Лучинский, вздрогнул и, помявшись, хлопнул себя по щеке, ладонью и неожиданно даже для себя воскликнул.
  - Нет! Кирюша! Ты, просто спятил! Нет! Такое?! Ха! Ленин! Да ну! Это уж через - чур! Нет! Не может быть! Господи нет! Просто, похож, наверное! - прошептал вслух Кирилл и медленно присев на одну из кроватей более громко окликнул незнакомца. - Эй! Любезный? Вы кто?
  Незнакомец оторвал руки от головы и посмотрел на Кирилла мутными и печальными глазами. Трагическая улыбка похожая на страдающего зубной болью человека растянулась на щеках. Оскалив желтые зубы, мужчина, негромко ответил, скрипящим голосом:
  - Вы, что батенька? Тоже спец клиент?
  Кирилл откинулся назад на кровати и тяжело вздохнул:
  - Вроде да. А вы, простите, кто?
  Незнакомец ухмыльнулся и, посмотрев на имитатор окна с матовым свечением за стеклом, тихо буркнул:
  - А я думал, что меня все знают. Вроде как, очень наиважнейший человек был! Видно действительно что-то случилось, - но, не ответив на вопрос, тут же спросил Лучинского. - А вы надолго сюда?
  Кирилл пожал плечами и, не спуская глаз с мужчины, осторожно сказал:
  - Ну, не знаю. Вообще-то меня сначала определили в одноместный люкс. Но, вот пока привели сюда. Как сказали что бы я... с вами, как я вижу, познакомился. Вот я и знакомлюсь.
  - Ну, что ж тогда давайте знакомится, - бородатый медленно и нехотя встал.
  Он пошаркал по полу три шага и протянул Кириллу руку. Лучинский рассмотрел, что под глазами у старика проглядывают на щеках редкие веснушки. А его рука словно сыпью покрыта этими рыжими пятнышками. Бородатый ухмыльнулся, видя, как Лучиснкий рассматривает его кисть. Кирилл немного засмущался и, опомнившись пожал руку старику.
  - Ну, что ж вы молчите?! Как вас зовут?! - воскликнул старец.
  - Меня... э-э-э, меня зовут Кирилл, Кирилл Лучинский.
  - Так-с! Приятно, очень приятно Кирилл... как вас по батюшке?
  - Михайлович... Кирилл Михайлович.
  - Так-с понятно. Кирилл Михайлович.
  Старик потряс руку и, буквально вырвав ее из рукопожатия, загадочно почесал ею свою рыженькую бородку.
  - А вы, что ж вы-то, не говорите мне своего имени? - немного обиделся Кирилл.
  - Ах да!.. Да. А, что мне чего говорить, вы уже и догадались сами. Владимир Ильич. Меня зовут Владимир Ильич.
  - Ленин?!!! - обомлел Лучинский.
  - Ну, да Ленин? Ульянов Ленин! А вы, что ж, меня не узнали?
  - Нет, но...
  - Что батенька - но?!
  - Но, вы же умерли?
  Ленин посмотрел на Кирилла и издевательски хмыкнул:
  - Вы имеет в виду январь тысяча девятьсот двадцать четвертого?
  - Ну, да... - Кирилл, глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
  - Ах, да! Тогда я официально умер. Но, а вы когда официально умерли? - Владимир Ильич прищурил глаза.
  'Прямо, как точь-в-точь на старом агит плакате. Ну, суки умели создать образ!' - Кирилл, сглотнул слюну.
  - Я говорю батенька, а вы когда умерли?! Вы, что ж, не в себе что ли?! - прикрикнул Владимир Ильич и засунув руки в карманы брюк, как-то отвязано закачался на ногах как ванька-встанька, перенося центр тяжести, то на носки, то на пятки.
  - Я... я не умер, - оправдывался Кирилл.
  - А вот это уже ерунда! Сюда попадают только те, кто официально умер! Вот! Какой у вас номер вы знаете?
  - Какой еще номер?
  - Ну, литер... какой?
  - Не знаю... - и тут, Кирилл вспомнил, что его называли '098'. - Вроде, как ноль девяносто восьмой... - выдохнул Лучинский.
  Он все еще надеялся, что ему все это сниться. И что ему просто дали какой-то наркотик вместе с едой. Генцелюген одно слово!
  - Так! Понятно! - Ленин вдруг стал мрачным.
  - Что вам понятно? - испуганно переспросило Кирилл.
  - Понятно, что мне трех человек вообще не присылали. Значит они сами...
  - Каких... трех человек?!
  - Видите ли, батенька, до вас тут был ноль девяносто четвертый!
  - И, что?
  Ленин внимательно всматривался в лицо Кирилла. Он подошел совсем близко. Лучинский, вдруг почувствовал, что от Ильича пахнет одеколоном. Обычным или не обычным, но одеколоном!
  'Вот те раз Ленин встал, побрызгал рожу одеколоном и вот тут мне компостирует мозги?!' - противная издевательская мысль, сверлила мозг Лучинского.
  - А то, батенька, что до вас был лишь девяносто четвертый, кстати, его звали Павел... он уснул в пятьдесят шестом... а потом, потом никого... я думал, что все... этот инетерим ими потерян...
  - Интерим? воскликнул Кирилл.
  - Ну, да... потусторонний интерим. Они его же ищут. Вот девяносто четвертый, по крайней мере, его именно пил. Вот девяносто пятый, шестой и седьмой выпали. Значит они, они думали решить эту проблему без меня... а это плохо... - бормотал себе под нос Ильич.
  Он склонил голову и почесывал свою бородку пальцами, словно доил корову.
  - Какую проблему, что решить?!! Вы откуда знаете про интерим?!!! - воскликнул Кирилл.
  Ленин посмотрел на него печально и вздохнул. Он указал Лучинскому на кресло:
  - Садитесь Кирилл, садитесь. Я кое-что вам расскажу.
  Кирилл, словно под гипнозом, опустился в кресло. Ленин повернулся и подошел к шкафчику, который был вмонтирован в стену. Достал оттуда толстую зеленую бутылку с темно-коричневой жидкостью и два пузатых бокала. Он медленно, почти не поворачивая шеи, словно водолаз по дну, прошаркал по полу назад и сел в кресло рядом. Поставил бутылку и бокалы на столик, разделявший их с Кириллом.
  - Вот! Последняя так сказать радость, которую мне так сказать разрешают, но в ограничении. Не больше полбутылки в месяц. Это коньяк, настоящий французский! Уже во всем государстве нет такого! А мне привозят, по спецзаказу! И я пью... Вы молодой человек сейчас со мной пожалуйте.
  Кирилл глядел, как Ленин разливает коньяк по бокалам и представил, как тот, молодой тридцатилетний, вот так, сидит где ни будь в Париже на Елисейских, в начале ХХ века и попивает коньяк, читая газеты и думая о России. Он молод и задорен. А сейчас... нет! Нет, это не может быть Ленин! Нет! Это не может быть Ленин!
  Кирилл зажмурился и затряс головой, как будто, ему в уши попала вода.
  - Что... батенька не верите все еще. Это пройдет. Вы же верите, что вы вот, спали пятьдесят лет?
  - Девяносто!
  - Сколько?! - охнул Ленин.
  - Почти девяносто... они так говорят.
  - Так, значит... дайте я угадаю, вы... в конце двадцатого века выпили интерим и вот только проснулись?
  - Они, так говорят... - Кирилл одним залпов выпил налитый ему коньяк.
  Ленин улыбнулся и, омочив усы, припал губами к коньяку, долго и как-то странно помочил в нем язык, затем сделав, совсем крохотный глоток, облизнулся и поставил бокал на столик:
  - Пить, этот напиток нужно нежно и медленно, а вы торопитесь... Но, я вас понимаю...
  - Я сам, когда то вот так не верил... но. Но, в отличие от вас я проспал всего десять лет. И они меня реанимировали в тридцать четвертом. Да, да как раз под съезд... тот самый съезд победителей, как они назвали. Вернее этот засранец Джугашвили! Коба, мать его! - и Ленин смачно выругался.
  Такого мата от этого старика Кирилл не ожидал. Это было настолько эффектно и смешно, что Лучинский невольно улыбнулся.
  'Вот бы это коммунистам показать. Ленин вовсю сношает родню Сталина, его маму папу... хотя, причем эти милые и безобидные грузины?!' - подумал Кирилл.
  - Вот, тогда меня и оживили. Это была операция вне плана. Меня планировали оживить позже... на десять лет... в мае сорок четвертого. Но! Но, Киров настоял раньше. Он решил, что пора со Сталиным, что-то делать в тридцать четвертом. Он настоял. И, операцию провели. Меня реанимировали. И все пошло наперекосяк!
  - А что пошло?
  - Как батенька?! Вы там, историю свою интерпретируете? Мне даже интересно. Все вон твердят, что Киров хотел занять место Сталина. И что он там, на выборах победил. Вот за это Сталин его и убил!
  - А не так, не так все что ли?
  - Че-пу-ха!!! Все было не так. И вы, сейчас узнаете, как все было! - Ленин вновь разлило коньяк по бокалам. - Пейте батенька и слушайте!
  Кирилл намахнул очередную дозу и, сглотнув, с волнением, уставился на Ильича. Тот вновь лишь обмочил усы и, поставив бокал на столик, продолжил:
  - Было решение цэ-ка, еще в восемнадцатом. Когда меня подстрелили на Мехильсона, помните?
  - Каплан?!
  Ленин скорчил брезгливую рожу и махнул рукой:
  - Да, какая там Каплан?!!! Там Свердлов своего подослал! Его потом... ну знаете испанка и все такое... Так вот! Здоровье у меня было вообще никакое! На подрыве. Пули отравленные были. Созвали секретное заседание цэ - ка. Решали, что делать? Причем, заседание созвали прямо в палате, где я лежал. Я тоже принимал участие. И все, подчеркиваю, все единогласно решили, что меня нужно сохранять! Как, знамя революции! Я должен жить! А иначе, иначе - все! Власть не удержим!
  - Да, но одно дело решить на уровне цэ - ка, а другое реально воплотить это все в жизнь! Вы ведь не боги! Не боги и не можете делать то, что перечит законам природы! Как так вот - взять и сохранить! Усыпить, оживить! Это ведь фантастика! Тем более, в ваши-то двадцатые в прошлом теперь уже двадцатом веке! - возмутился Кирилл.
  - А вы, вы вот спали девяносто простите лет... не фантастика?!! - Ленин лукаво сощурился.
  Кирилл ничего не ответил. На козырную карту, тем более - туза, нечем крыть. Ильич улыбнулся и продолжил:
  - Вот, батенька! Коммунисты ничего, так просто, не заявляют! Заявил - сделал! Перед тем, как вот это решение вынести, ко мне допустили некого доктора Пака, откуда-то из Азии, не то из Китая, не то из Кореи. Так вот, этот Пак и помог. Он сделал чудо - вытащил меня, так сказать с того света. Из комы. Потом буквально подлечил. Но он, заявил, что больше ничего сделать не может. И восстановить в прежнем виде не реально. Я буду болеть, быстро состарюсь и потеряю мою работоспособность. А главное, презентабельный вид. Одно дело, так сказать, когда бодрый мужик на трибуну выходит, а другое когда старикашку на коляске вывозят... Печально все так обрисовал. Но! Потом обнадежил. У него якобы есть такое вот волшебное, если хотите средство, фантастическое, так сказать, средство. Называется Потусторонний интерим! Вот! И он готов мол... законсервировать меня так сказать на двадцать лет. А потом я проснусь и буду, не то что не болеть, а не буду стареть! Вот! То есть я как бы буду жить вечно!
  - Ленин жил, Ленин, жив, Ленин жив, Ленин будет жить? - прошептал Кирилл пораженный.
  - Да, да батенька именно на этом совещании цэ - ка и родилась эта фраза. И в ней нет никакой фантастики или даже большевицкой агитации. Все так и есть. Я как бы жил, я как бы жив, ну даже если я вроде как официально мертв, и я как бы буду жить! Там планы были! Грандиозные! - Кирилл только сейчас заметил, что Ленин действительно немного картавит.
  Этот вот 'еврейский прононс' особо чувствовался на слове: 'гр-р-рандиозные'. Старик сказал его словно француз, хорошо знавший русский язык. Кирилл улыбнулся, но сдержанно замаскировав свою улыбку под какую-то гримасу удивления.
  А, Ильич, опустив глаза, продолжал. Он говорил свою речь как-то бурно, не равнодушно к словам, словно находился на трибуне. И Кирилл поймал себя на мысли, что невольно поддается рассказу, убеждению этого человека!
  Ленин меж тем, качал головой и говорил, говорил....
  - Меня тор-р-ржественно вроде как, оживить хотели! Это Тр-р-роцкий придумал! Он, как любой еврей, все наперекор хр-ристианам хотел постр-р-роить! Вот, Лев Давидович и пр-ридумал ход, так сказать, конем! Вроде, как не библейское чудо, а чудо науки! В сорок четвертом планировалось заявить на весь мир-р-р! Что есть новое поколение советских врачей, которые готовы реанимировать мер-ртвого человека! Никакой-то там мифический Иисус Христос с его Лазарем! Да был ли он, или нет, никто не знает! А, вот конкретно! Взять у всех на глазах, при жур-р-рналистах, при иностранных представителях взять и оживить якобы мертвого! Вот это бы был фур-р-рор! Фур-р-рор советской науки, а значит и Советского Союза и строя, нашего строя... Это новый пор-р-рядок! Новый отсчет времени! Новый, понимаете, новый! Новая эпоха человечества! И тут, все можно, даже летоисчисление под эту дудку поменять! Представьте себе - не от рождества Хр-р-ристова, а от воскр-р-решения Ленина!!! Весь мир-р-р вся земля будет жить! Вот вам, что такое Советская власть! Это вам не хр-р-ристианство, ислам или буддизм, какой-то там! Вот! Вот р-р-реальный живой человек - восставший из мертвых и сделали его не какие-то там боги, а наши врачи! Гениальная идея! Никакие буржуи не устоят! Все зар-р-разились! Все! И оставалось малое, предложение Троцкого должен был поддержать лишь я, потому, как все члены цэ - ка были за! Но... все должен был решить я! И я, р-р-решил.
  - Вы, решили уснуть? - напрягся Кирилл.
  Его так поразила эта альтернативная история мира, его страны, что он все больше и больше хотел слушать этого человека. А Ленин, встал и вновь, как маятник, раскачиваясь на ногах, от носка к пяткам, немного грустно продолжил:
  - Нет! Тогда, я не хотел, я был категорически против. Вот.
  Кирилл обомлел:
  - Как, против?! - выдавил он из себя.
  Ленин вновь сощурился и грустно, как то по-старчески улыбнулся. Кириллу даже показалось, что в уголке его глаз блеснули слезинки.
   Старик вздохнул и покачал головой:
  - А вот так! Я считал, что они предлагают это все ерунда! И главное тут, не я а то, как они распорядятся своими ресурсами - людскими и как начнут строить государство! И вот все! Да и гражданская война там и прочее. Какой там сон! Они бы все профукали! Даже Троцкий, умница Троцкий бы не смог! В тот момент я понял страшное! Что они предали свою идею! Предали! Идею общего равенства братства и общего нормального человеческого существования! Ведь за эту идею гибли миллионы и мы убивали миллионы! Мы даже брали деньги у этих подлецов немцев, пунктуальных негодяев, ради того, что бы скинуть не чужого, а поверьте родного, пусть и дурака - русского царя! Мы даже отдали огромную территорию, что бы начать воплощать эту идею в жизнь! Мы подписали Брест! А они, они повернули все в банальную сторону! Они хотели просто тупо сохранить власть! Понимаете батенька, сохранить власть и все! Они считали, что если они сохранят власть, значит, все смогут сделать. Но, как все получилось, вы, наверное, лучше меня знаете! Они превратились в туже власть, которую сами свергли! Но даже не в ту, а еще хуже!
  Ленин махнул рукой. Он совсем расстроился, судя по его виду.
  - Да, но как тогда все дальше было? - спросило изумленный Кирилл.
  Ленин вздохнул. И грустно кивнув головой, почесал вновь свою бородку:
  - А там, был потом... двадцать второй. И меня парализовало. Одну строну. И просто, просто... выхода не было. Меня, даже, никто особо не спрашивал. В Горках оборудовали специальный институт по усыплению, кстати, особо секретный. И вот, в течение полутора лет, этот самый Пак и ввел меня в этот вот сон до тридцать четвертого... Ну, а там вы знаете. Джугашвили наломал дров с колхозами. Все поняли, идем в пропасть. Киров созвал секретное совещание це - ка. Сталин протестовал, но Киров настоял. У него тогда авторитет был. Да и Коба всем надоел и все его уже бояться стали. Да и потом решили и вовсе без Сталина! Меня срочно разконсервировали... И все вздохнули с облегчением... но! Но, как, оказалось, просыпаться в полной мере я не смог. Я был, как в трансе. Нес, чушь полную ерунду, так сказать! Говорил, как сумасшедший под себя, простите, гадил. Пак ничего сделать не мог, он предупреждал, что раньше времени будить это опасно. И показывать меня, вот такого, всему миру, было нельзя. Я был обречен. На заточение, так сказать, вечное заточение. Решили пока меня не восстановят, окончательно народу предъявлять не будут. Ну, а потом... Потом время работало против Сталина. Он понял, что если меня восстановят, то все, ему конец! И он все решил своим способом. Сначала Кирова убили в коридоре Смольного, потом все остальные по очереди, кто знал эту тайну ушли на тот свет через энкавэдэ и их мясников. Ну, а на закуску Сталин выкорчевал военных маршалов, генералов и прочих, они некоторые тоже были в курсе планов воскрешения в сорок четвертом, хотя и не знали подробностей. Потом подкорчевывали всех в ком сомневались, причем по всем губерниям и уездам, кто мог хоть что-то знать. Вот вам и репрессии! А историки всех стран и народов ломают голову, что там, почему Сталин такой кровавый был?! Да он просто следы заметал! И все! Вот так-с! Он за два года за тридцать седьмой и восьмой кого надо расстрелял и все-с! Затих-с! Потом правда информацию получил, что есть еще люди в медицине, которые могут рассказать об этой вот тайне. Вы же помните: дело врачей! Врачей убийц? Так вот, список там, у Сталина был, кто непосредственно подписку о неразглашении неких этапов секретного эксперимента давал. Там многие из списка, кстати, никакой конкретикой, не владели и ничего точно не знали. Но все равно. И в Питере был такой список. Вот их всех к стенке и поставили. Все банально просто батенька!
  - А вас, вас-то, почему он оставил?
  - Меня?! А зачем меня убивать? Я был сумасшедший, под присмотром. Да и потом Сталину интересно было, как со мной врачи поступят. Что, в итоге произойдет. Я думаю, что если бы я в нормальную стадию вышел, то Сталин конечно бы меня, так сказать удушил. Но, я при нем был живой труп. Меня обследовали, пытались вывести эту вот формулу бессмертья. Этот вот препарат Пака. И все. Вот и вся история.
  - А Пак? Он, куда делся?! - встрепенулся Кирилл.
  - А Пак, батенька, он исчез. Его в одно прекрасное утро не нашли. Он, не пришел на работу. Он просто исчез. Его наверняка искали вот всей мощью эн ка вэ дэ, но тщетно. А без Пака, меня вот пытались обследовать, но бесполезно.
  - Это когда было?
  - Это было в тысяча девятьсот пятьдесят первом, когда Пак исчез, - Ленин почесал свой, почему то вспотевший лоб
  Он сел на кресло и улыбнулся. Кирилл заметил, к нему вернулась веселое расположение духа. Старик вновь налил Кириллу коньяк и сам пригубил из своего бокала.
  - Владимир Ильич... - Кирилл осекся.
  Он вдруг ощутил, что вот так разговаривает не с кем-то там, а с Лениным и не просто вот разговаривает, а общается вполне равно значимо, как обычный собеседник. Как журналист.
  - Ну, батенька, жду вашего вопроса! Вы, что ж голубчик все еще мне не доверяете? Все еще считаете мой р-р-рассказ сказкой?! - и опять еврейский прононс в голосе.
  - Нет, не считаю... просто уж слишком все фантастично! - откровенно воскликнул Кирилл.
  Он был под впечатлением этой фантастическо-исторической баллады. Но его почему-то обрадовал рассказ Ильича! Он поймал себя на мысли что и сам давно мечтал, что бы ему кто-то рассказал историю родной страны, именно вот в таком необычном ракурсе. Вовсе не так как обычно преподносили особенно советские учебники.
  - Да уж! - Ильич глотнул коньяк.
  Кирилл подался вперед. Он, словно нетерпеливый зритель в театре хотел продолжение спектакля!
  Ой, как хотел!
  - Владимир Ильич... а дальше-то, как вас оживили, до нормального состояния?
  Ленин скорчил загадочную гримасу, посмотрел куда-то вдаль, словно за пределы стены.
  - Да вот, оживили! Это... в семьдесят четвертом произошло. Кстати, вот до этого года, мой организм действительно не старел. Пока я спал, как говорится, хи-хи, - Ильич лукаво улыбнулся. - Мне так и было пятьдесят три. А потом, потом один из академиков, открыл какой-то препарат, и его попробовали на мне. И, о чудо! Я проснулся и начал восстанавливаться, правда, не сразу. За год или два, по-моему. Ходить стал, читать, писать. Телевизор этот... ваш смотреть. И все-такое. И все бы ничего, но академик, тот, что препарат вывел, скончался, а когда меня начали обследовать, то к ужасу своему узнали, я все-таки старею. Правда, не как обычный человек, а медленнее в четыре раза примерно. То есть человек проживает сорок, лет, а я десять. Он умирает уже, а я двадцать прожил всего-то! - Ленин, как-то ехидно хохотнул. - Кстати, батенька, если помните, тогда еще казус произошел. Препарат-то был! Но вот его поспешили применять к высшим должностным лицам! - Ленин опять соскочил с кресла и нервно зашаркал подошвами по полу номера.
  Он махал рукой, и все время словно обращался к кому-то третьему, невидимому свидетелю.
  - Рапор-р-ртовали сдуру, так сказать, цэ - ка, что есть такой вот препарат, замедляющий стар-р-рость. Они, конечно, всем составом цэ - ка ср-р-разу давай его себе в задницы колоть! Идиоты!!! Заставили себя пичкать этой вот др-р-рянью! - и вновь картавый еврейский говорок, где буква 'Р' болтается, как недоразвитая связка в гортани.
  Кирилл понял, Ильич начинал картавить, когда сильно волновался. Поэтому, наверное, его знаменитая фраза: 'Социалистическая р-р-революция свер-р-рщилась!' звучала наверняка вот так как-то, как он говорит сейчас. Хотя вообще могла ли быть эта фраза? Или это выдумка коммунистических агитаторов и политологов. Кирилл сначала даже хотел спросить про фразу, но тут, же передумал.
  А Ленин, тем временем, как бы словесно накалился, он даже покраснел.
   - Думали, что все вот будут жить долго и не стар-р-реть. Но! - продолжал ругаться Ильич. - Не получилось!!! Их ор-р-рганизмы отторгали препарат. И эффекта не давал он, как у меня хотя бы. Кстати, у Бр-р-режнева тогда даже паралич случился челюсти, он говорить стал медленнее от этого препар-р-рата. Побочный эффект. Но стар-р-рики из его брежневского це -ка вер-р-рили в чудо! И кололись, кололись, думали жить, вечно будут. Это вам о вопросе, почему они все на пенсию уходить не хотели!
  Тут Ильич неожиданно остыл. Он стал, какой-то вялый. Медленно сел на кресло и закрыв глаза, устало продолжил, но совсем спокойным тоном:
  - Помните голубчик, слухи о кремлевской таблетке?! - Ленин попытался улыбнуться и вновь лукаво сощурил глаза, но картавого говора, как не бывало. - Так вот, препарат просто стали пробовать через кишечник вводить... его в серебреную упаковку... и глотать заставляли. Но! Тщетно все. А потом... потом один за другим, как мухи дохнуть стали...
  Кирилл задумался.
  Он сидел и переваривал информацию. Это все равно, что тебе скажут через тридцать лет твоей жизни, что ты на самом деле родился негром и раньше был людоедом. Примерно тот же эффект.
  Ленин украдкой поглядывал на него и ухмылялся, казалось, что он был довольный такой вот загрузкой мозга Лучинского.
  - У вас сейчас батенька, в голове вашей, каша. Да, да, я представляю. И все же хотелось бы услышать и вашу историю попадания сюда!
  Лучинский вздохнул:
  - Это, все интерим чертов! Он, он и эта сука Пак!
  - Так это я уже понял. Когда вы заглотили это снадобье?
  - В девяносто седьмом.
  - И проспали девяносто лет?
  - Ну!
  - Вот! Вот это уже уникально! Вот, вы-то и есть тот человек! Первый человек! - воскликнул Ленин и вновь подскочил и заходил по комнате.
  Он вдруг остановился и, подскочив к Кириллу, поднял его за локти и почти обняв, прислонился к нему, прижавшись своим старческим телом:
  - Послушайте батенька, не я и никто другой, а вы! Вы, понимаете!
  - Ничего не понимаю! - вновь обомлел Кирилл.
  - Ладно, ладно, я все объясню, вы рассказывайте.
  - А, что рассказывать? Вот выпил, там уснул, тут проснулся.
  - В Москве?! Это было в Москве?! Или в Питере?!!!
  - Нет, в Красноярске...
  Ленин затих и словно притаившись, почесал свою бородку:
  - Хм, а, в Красноярске... как я сразу не понял, что именно это город мировой судьбы! А мне ведь был знак! Я когда простите там был в ссылке ведь мог подохнуть! Меня в Туруханск хотели... а я пришел, пожаловался в местную надзорную жандармерию и почти на курорт! В Шушенское и именно Красноярск, Красноярск его энергетика мне и помогла! Это я сейчас понял! И вот вы! Вы оттуда! Да так и есть! - Ильич вновь улыбнулся. - Извините батенька, продолжайте!
  - А что, дальше... - Кирилл развел руками. - Вот привезли сюда, прямо к этому их президенту....
  Ленин стало хмурым, он опустил руки и медленно сел в кресло:
  - К нему... вы уже у него были?
  - Да, имел честь...
  - И, что он сказал, что с вами сделает?
  - Он сказал, что б я за свою жизнь не опасался...
  - Понятно... - Ленин закрыл глаза. - Он вам сказал, что вы уникальный человек?
  - Ну, да прямо, как вы говорил.
  Ленин ухмыльнулся, он погрозил кому-то неведомому пальцем и, причмокнув, спросил:
  - Небось... заставил вас в вазу мочиться?
  - Ну, да... а откуда вы знаете?!
  Ильич пожал плечами и хмыкнул:
  - Хм, так, не вы ж один к нему на прием ходили-с...
  - Он, что и вас заставил вот так, писать в вазу?! Вас?!!!
  - Стиль у него такой. Так, что... не вы один-с
  - И фотографировал, что ли?!!!
  Ленин стал хмурым, он как-то жалобно посмотрел на Кирилла и тихо сказал:
  - Он еще это делал под музыку хачатурянского танца с саблями.
  - Ой! А зачем, с вами-то зачем?! - возмутился Кирилл. - Ну, ладно со мной, но с вами?!
  - Ладно, Кирилл! - Ленин вдруг боязливо прижал палец к губам. - На сегодня я думаю, информации хватит. Поэтому я предлагаю вам прилечь отдохнуть. Вы храпите?
  - Нет... - удивился Кирилл.
  - А я думаю, что я храплю. Мне так кажется. Хотя конечно, этого я не знаю. Ведь я все-таки сплю... А вот те, кто за мной тут следит и ухаживает, об этом мне ничего не говорят. Так, что давайте спать. Но, перед сном я предлагаю, все-таки немного подкрепиться. Кстати, если вам уважаемый, нужно поесть или еще что-то, нажимаете вон ту кнопку, оранжевую. - Ленин указало рукой на большую похожую на гриб кругляшку, которая торчала возле одной из кроватей.
  Лучинский посмотрел на вторую постель там, у подушки, в головах, тоже виднелась точно такая же кнопка.
  - Просите у них хоть, что! Они принесут у них приказ. Вы, что будете есть?
  - И все-таки, Владимир Ильич!
  - Хватит! Мне надо все обдумать! Хватит! Хватит на сегодня! Я не буду больше говорить об истории и прочем. Я не хочу батенька больше нагружать свой уставший и устаревший мозг! Кстати вы слышали байку: что мой мозг храниться где-то в каком-то институте мозга?
  - Ну, да об это целая передача на телевидении была.
  - Вр-р-рут! Вр-р-рут сволочи! При мне мой мозг! - он постучал пальцем по своему лбу. - Там из кого-то другого вырезали! Ну, да черт с ним! - Ленин потер ладошку об ладошку. - Так-с, что вы будете? Я буду кефир яблоко и кашу овсяную с клубничным вареньем. Хлеб... а вы? Вы, как питаетесь?
  - Хм, я бы чего мясного... Ветчины с картошкой жаренной, салат с помидорами. Ну, сока томатного или еще чего...
  - Ну, как знаете! Хотя не советую! Ну, что ж потревожим обслугу!
   Ленин подошел энергичным шагом к двери, кстати, там тоже оказалась рыжая большая кнопка. Нажав ее, он задрал голову и прокукарекал, куда-то вверх:
  - Вы! Морды басурманские! Уши солонинные! Заказ наш слышали?!
  Через пару секунд, словно с небес донесся голос. Скорее всего, он исходил из динамиков в потолке:
  - Конечно Владимир Ильич! - радостно ответил невидимый человек.
  - Ну, так в чем с дело? Тащите! Мы есть хотим! Есть и спать! Кстати на ночь давайте нам просмотр фильма! Новости не хотим, а вот фильм... пожалуй... Убить Дракона! Хочу убить дракона!
  - Но, вы смотрели его на прошлой неделе! - вступил в спор невидимый надзиратель.
  - Хрен с ним, хочу и все! - настоял Ленин.
  - Как знаете! - голос из динамиков прозвучал обиженно.
  Кирилл посмотрел на потолок, потом на Ильича и спросил удивленно:
  - Нас, что слышали? Вот все, что вы говорили мне?
  - Ну да, а вы, что еще не привыкли к тому, что вы вот ср-р-рать простите, пойдете, и вас пасут?! Пора бы батенька...
  - Нет, но... - Кирилл не знал, как реагировать.
  - Вы голубчик не очень-то впечатляйтесь. Это вредно. Берегите нервы.
  Лучинский кивнул головой и, вздохнув, спросил:
  - Вы, что любите шварцовского Дракона?
  - Ну, да-с...
  - Хм, а почему? Почему, там ведь...
  - Вы, намекаете... на диктатуру партии? Антисоветчина сплошная, хотите сказать?
  - Ну, наверное...
  Ленин рассмеялся, погрозил пальцем Кириллу, словно маленькому мальчику:
  - Бросьте батенька, бросьте! Это химеры: диктатура партии, советская власть и все такое! Дракон человека в нем самом!
  - Да... я знаю, как бы понимаю задумку автора, но...
  - Никаких но! Хватит мне проповедь устраивать! Есть, смотреть кино и спать. Спать и спать! Крепкий сон лучшее бодрящее лекарство! - Ленин задрал руку вверх и ткнул в потолок указательным пальцем.
  Это выглядело забавно. Кирилл улыбнулся. Он смотрел на этого немного забавного старика и не понимал - почему там, наверху, на земле, там, в прошлом, будущем и настоящим, его сделали 'засушенным богом'? Зачем? Он простой человек, совсем ранимый и со странностями? Зачем? Зачем?
  Через пару минут принесли ужин. Все, как и заказывал Ленин, 'разговаривая с потолком'. Ветчина была очень сочная и вкусная, картофель не пережарен, ну и апельсиновый сок на десерт. Видно с томатным, напряженка в местном ресторане. Ели молча, Ленин урчал, как, кот когда поглощал свою кашу с клубничным вареньем. Он чавкал, жуя сочное яблоко и сёрбал попивая кефир. Совсем обычный старик. Кирилл посматривал на него украдкой, что бы не вызвать раздражение Ильича излишним любопытством. Потом Ленин долго плескался в душе. Кирилл прислушивался и смог разобрать даже некоторые нотки песенки, которую Владимир Ильич напевал под струями воды. И к удивлению Кирилла это была вовсе не 'Варшавянка', а обычный старинный русский романс 'Утро туманное...'. Потом Ленин освободил ванную комнату Кириллу, для него уже тут было приготовлено свежее белье щетка мыло и прочие ванные принадлежности. Лучинский этому не удивился, ведь это был спец номер спец гостиницы спец государства...
  Когда Кирилл вышел из ванны, вытирая мокрую голову полотенцем, он увидел, что Ильич лежит под одеялом и с наслаждением смотрит какой-то плоский и огромный телевизор который спустился перед его кроватью прямо с потолка. Кирилл завалился на свою кровать. Он, почувствовал, что очень хочет спать. Закрыв глаза, он откинулся на подушке. Мысли крутились в голове бешеной каруселью. Слишком много впечатлений и главное такой информации. Такой!
  'Господи, если бы люди все это знали! Если бы они знали все правду! Как все Господи смешно и просто! Как все нелепо! Господи если бы они знали всю правду... Знали. Хм, и что? Что бы было? Они бы знали, но вот они ее знают и что?! Что? Первое время, кто то конечно, как он, Кирилл удивится, а большая часть... А большая часть людей, никак на этот не отреагирует, или побоится реагировать. Но жив Ленин?! И все такое эксперимент, и все такое! Ну и что?!!! А, что простым людям до этого?! Как касается их самих этот вот 'полувечный' Ленин и он Кирилл? Никак! Всем все равно! Все равно! Но стоп! А бессмертие? А бесконечная жизнь?! Она есть! Есть! Если конечно это не розыгрыш страшный розыгрыш... Но, она есть только для меня Ленина или для того странного и страшного человека называющего себя - правителем страны. И все! А хотят ее все! Все!' - Кирилл сморщился.
  Он открыл глаза и покосился на кровать Ленина. Старик натянул одеяло до подбородка и внимательно всматривался в кадры фильма. Какой раз он его смотрел?
  - Владимир Ильич... и все-таки, вопрос один можно?
  - Валяйте батенька, - с неохотой проскрипел Ленин.
  - Вот вы, говорите, что все члены цэ-ка ка пэ эс эс и прочие важные люди в стране хотели узнать вашу тайну. Тайну вашего не старения. А Сталин? Сталин, он, что не хотел стать бессмертным?!
  - Дурак вы батенька! Хм, он и стал бессмертным. Вот, сколько лет прошло, как сдох... а все его вспоминают и помнят. Вон, фильм смотрите лучше... Он умный. Так, что...
  - Я не об этом, я о его физическом бессмертии...
  Ленин ответил не сразу. Он зевнул, отвернулся от телевизора и откинул одеяло. Старик долго лежал и смотрел в потолок. Он, собирался: толи мыслями, толи подбирал слова.
  Кирилл ждал.
  Ждал и вслушивался в каждое его движение. Но, звук от фильма отодвигал Ленина, как будто на второй план. Наконец Ильич вздохнул и, закрыв глаза, тихо ответил:
  - Он верил в Бога...
  - В смысле?!!!
  - В том самом... он очень верил в Бога... хотя и очень был зол на Русскую Православную Церковь... и делал вид, что агрессивный атеист... но он был верующим...
  Кирилл больше ничего не спросил. Он уснул быстро, словно провалился в пропасть. Проснулся он неожиданно. От звуков. Громких звуков, сначала храпа, а затем и странного какого-то негромкого говора. В полумраке номера (горел только ночник над дверью) Кирилл рассмотрел Ленина. Тот, лежал на спине, скинув, совсем с себя оделяло. Тощенький сухой старичок, в белой, похожей на солдатское нижнее белье, пижаме. Ильич нервно, временами бил ногами в пустоту и отмахивался руками. Его храп-то заходился до высшей музыкальной звуковой точки, то затихал.
  Неожиданно Ленин махнул рукой и прикрикнул во сне:
  - А, что это батенька, тут стекла-то такие, солнца не увидишь?
  На секунду он затих, затем опять рывок тела и старик замотав головой, сонно ответил сам себе:
  - Ну, это специально, у людей, у которых проблема с мозгом, иногда бывают расстройства даже от вида пейзажа, да и нечего там смотреть. Лес да пригорки. Больше-то ничего не увидишь.
  Остатки сна улетели мгновенно. Кирилл повернулся на бок и вслушивался в этот страшный монолог.
  - Так-с, хреновато! Вижу. Все-таки они загнали меня до конца!
  И тут произошло страшное!
  Кирилл, вздрогнул и даже перестал дышать от ужаса.
  Ленин вдруг резко вскочил с кровати и, сделав два шага к кровати, на которой лежал Лучинский, резко остановился. Его руки искали карманы в пижаме, но прямые, белые брюки - были лишены, этого изыска одежды. Потыкав пальцами по швам материи, Ильич помассажировав виски, уставился на Лучинского безумными глазами.
  Кирилл окоченел от страха. Ленин меж тем, медленно надвигался на него и зашипел, словно змея:
  - Я говорю товарищ-щ-щ, вы кто будите?! Тож-ж-же из цэ-ка, или так, из подотдела какого? Этот грузин наверняка туда напихал всякой ш-ш-швали! Упомниш-ш-шь тут всех! Ну, да все равно! Не в таких передрягах бывали! Так батенька, как вас все-таки величать?
  Ленин замер. Его, не мигающие глаза, были словно стеклянные. Бороденка тряслась, лицо бледное словно восковое. Кирилл понял - Ильич 'лунатит'. Он спит, но в тоже время живет. Но он ничего не помнит и не понимает что делает. Кирилл облегченно вздохнул.
  'Вот мать его... призрак коммунизма!' - выругался про себя Лучинский.
  Ленин продолжал пялиться на Кирилла, а тот мучительно думал, как себя повести в этой непростой ситуации.
  - Ну, я, допустим, Кирилл Лучинский, - сказал он тихо.
  Ленин, вздрогнул. Его глаза стали злыми, губы натянулись:
  - Что это значит, батенька, допустим?! Вы, что, тоже под конспиративным псевдонимом, так и работаете? Небось, настоящее имя, какой ни будь - Зюзя Моргенштейн? Если вы еврей батенька, так не стесняйтесь! Евреи в цэ -ка в почете! - но тут же, Ильич погрустнел и задумался, затем загадочно продолжил. - Хотя, как сказать! Как сказать, этот Коба мог уже и евреев подчистить! Он давно на них зуб имел! Особенно на Троцкого, Каменева, да на Зиновьева! Она первыми решили меня усыпить и воскресить! Так это ваше настоящее имя батенька?
  Кирилл дотронулся до руки Ленина. Холодная и почти неживая, впечатления не очень приятные. Лучинский отдернул свои пальцы, а Ленин вдруг стал добродушным и даже улыбнулся.
  Он, пробурчал, едва шевеля губами:
  - Хм. Это хорошо! Хорошо! Да вы успокойтесь! Если вас сюда Феля послал. Так зря! Зря батенька! Мы уж вас, тот час раскусили! Так и передайте ему! Он, паскудник, пусть знает, меня на этой мякине не проведешь!
  После этого Ленин выпрямился в полный рост и, повернувшись, медленно пошел к своей кровати. Через пару минут он с наслаждением храпел. А Кирилл еще долго думал об этом человеке, который, выводил храповые рулады рядом и безмятежно спал. Затем Кирилл искал взглядом на потолке камеру, которая записывала весь это ночной разговор. Уснул он лишь под утро...
  
  
  
  ***
  
  
  
  Он проснулся от щемящего писка. Кирилл раскрыл глаза и увидел, что рядом с его кроватью стоит шикарная дама, она была одета в пурпурное платье с низким, большим декольте, так что ее шикарные груди были видны почти наполовину. У дамы размер бюста был не меньше третьего размера. Высокая, красивая прическа из длинных волос, вилась, где-то на затылке, в виде загадочного цветка. Ярко-накрашенные губ. В ушах блестели, судя по всему - большие бриллианты. Дама была не просто хороша собой, а изыскана и как-то божественно идеальна. Идеальные черты лица, губы, брови, нос, идеальный цвет кожи. Дама, молча, смотрела на Кирилла и лукаво улыбалась. Она постояла так с полминуты. Кирилл лежал и не решался вылезти из-под одеяла. Оказаться в одних плавках наедине, с такой вот королевой, он просто смущался.
  - Вы кто? - выдавил он, наконец из себя.
  - Так вот вы какой?.. Ну что ж! Ну что ж... очень даже не плохо. Только у меня к вам просьба, - и дама немного коварно улыбнулась. - Не говорите не кому, что меня тут сейчас видели. Не говорите. Просто не надо никому знать. Вот и все.
  Дама хмыкнула носиком, вздохнув, повернулась и зашагала элегантной походкой. Вырез на спине у платья был не менее шикарным. А разрез на платье снизу давал возможность на мгновение взглянуть на то и дело мелькавшие стройные ножки. Туфельки на высоком каблуке ничуть не портили поступь этой особы.
  Дама растворилась где-то в глубине коридора.
  Когда она вышла, Кирилл подскочил с кровати и протрясся головой, потер глаза кулаками. В этот момент дверь еще раз раскрылась и, один из прислуги ввез столик с завтраком. Кофе, бекон, сыр и масло. Пара коржей и рисовая каша. Завтрак был вполне аппетитный. Кирилл хотел было позвать Ленина. Но тут неожиданно для себя увидел, что кровать Ильича пуста и аккуратно заправлена. Его знаменитого соседа не было. Кирилл пожал плечами и отправился умываться. Он долго плескался под душем, потом почистил зубы и побрился. Кстати крем был отменный, хорошо пенился и пах очень изысканно, так что в отличие, от рядовой домашнего бритья там, в прошлом, это были очень даже приятным.
  Когда Кирилл вышел из ванной свежий и заправленный, причесанный, как на парад, то увидел, что его ждет ни кто иной, а начальник гостиницы Хрущев. Этот человек противно как-то пронзительно и брезгливо рассматривал Кирилла.
  Хотя из его уст и вырвалось довольно вежливое приветствие:
  - Доброе утро, как вам спалось? Я надеюсь, сосед не доставил сильных проблем?
  - Да нет... вроде.
  Хрущев кивнул головой и лукаво ухмыльнулся:
  - Понимаете, у старика случаются еще побочные эффекты от процедур. Да сами понимаете, возраст, возраст...
  - А сколько ему?
  Начальник гостиницы всплеснул руками:
  - Этот вопрос у нас в республике обычно считаю не корректным. Он очень даже не приветствуется. Но вам, так и быть, скажу. Приблизительный возраст пациента под литером ноль девяносто... примерно восемьдесят лет.
  - Ноль девяносто... - загадочно подхватил Кирилл.
  - Да, товарищ Кирилл, вы ноль девяносто восьмой, - кивнул головой Хрущев.
  - А, какой в этом смысл?
  Хрущев невинно улыбнулся:
  - Да, никакого, просто номер и все. Вы особо-то не озадачивайтесь. Все равно всего не поймете. Так, лишь малость. Кстати, он там, вам вчера про кремлевскую таблетку говорил. Так, там не все, правда. Он ведь всего не знает. Ее вводили не через желудок в кишечник, а через задний проход. У одного из членов цэ - ка тогда геморрой был. Так вот мучился бедняга... представляете, таблетка-то немалая в объеме, а ему туда ее вталкивают. Орал жутко! - в конце своего рассказа он, словно издеваясь, изменил интонацию на брезгливую.
  Кирилл понял, что начальник гостиницы хочет показать, что знает весь вчерашний разговор его с Лениным. Вторая же часть, этого мерзкого по смыслу спича, была предназначена в виде примера, мол: никто тут, не имеет вечной ценности и когда-то тебе в задницу могут затолкнуть такую же таблетку, а потом рассказывать про это всем остальным.
  - А вы сами-то это видели, как ее впихивали? - сурово и пренебрежительно спросил Кирилл.
  - Нет, дед видел... - огрызнулся Хрущев.
  - Так у вас это семейное что ли? А деда-то зовут случайно не Сергей Никитович?
  - Нет, Юрий Михайлович. А вы товарищ Кирилл, поторопитесь. Вас сегодня ждут, через час, на самом важно высшем совете республики. Вы приглашены туда в качестве почетного гостя. Вот наденете это костюм. - Хрущев кивнул на черный идеальный мужской костюм белую рубашку и ало-красный галстук, которые, висели на вешалке рядом с его кроватью. - Это очень почетно и серьезно. Мало кто удостаивается такой вот чести. - Хрущев зло сверкнул глазами и добавил, - И еще... танца с саблями, там не было... никакой музыки не было, ноль девяностый вам солгал.
  Кирилл хмыкнул и махнул рукой:
  - Мне все равно! - он повернулся и прошел к столику.
  Засовывая салфетку за воротник, деловито бросил Хрущеву, который стоял, как официант в ресторане, немного согнувшись, словно в ожидании заказа. Он в эту секунду был так похож на обычного гарсона.
  - Да кстати, кто была это женщина утром?!
  - Какая женщина?! - заморгал глазами Хрущев.
  - Ну, эта... в бардовом, красотка с третьим номером...
  - Хм, не знаю. Вам, наверное, приснилось, что-то товарищ Кирилл. Не было никакой женщины... не было! - Хрущев повернулся и зашагал к двери. - И помните! Вам нужно быть готовым через сорок минут. Приятного аппетита! - прикрикнул он, выходя из номера.
  - Да пошел ты... - жуя бекон, выругался Лучинский.
  После завтрака он переоделся. Костюм был сшит словно по нему. Словно портной снимал мерку, а может и снимал. Он ведь так долго был в их руках совершенно беззащитный...
  Его вновь вели по многочисленным и странным коридорам. Но на этот раз как показалось Кириллу путь наверх, на воздух к жизни на земле, был чуточку короче, а может даже и не чуточку. Хотя, конечно обычно говорят: обратная дорога короче, но тут Кирилл почувствовал, что его все-таки вели другим путем.
  Они поднимались в лифте, и опять длинный коридор с красной ковровой дорожкой правительственного здания в кремле. За окном макушки башен и фрагмент виднеющейся крепостной стены с зубцами в виде букв 'М'. Где-то в вдалеке пробили куранты на Спасской. Но Кирилл, вдруг понял, что мелодия боя совсем другая! Отличавшаяся, от той, которую знал весь мир в его, прошлом времени!
  Его завели в огромную приемную. Золото ручек, дверей, люстр и обводов на пилястрах и колоннах. Но тут кресел для ожидания нет. Все люди, а их было немало человек десять двенадцать стояли. Когда Кирилла ввели, все мгновенно замолчали, рассматривая нового им человека в черном гражданском костюме. Кирилл непроизвольно обвел эту кучку тоже взглядом. Как он понял, в основном тут стояли какие-то военоначальники или руководители силовых структур, не то генералы, не то маршалы (Кирилл так и не сумел научиться разбираться в загадочных знаках различия). Прочему Кирилл понял, что это были военоначальники, так это стало ясно по ажурным золотым нашивкам на лацканах плечах и отворотов кителей.
  У огромных двухстворчатых дверей стояли два солдата, как понял Кирилл, роты почетного караула. Они в высоких шапках похожих на гусарские (только без козырьков) и красногрудые фартуки на синих кителях. До блеска начищенные ботинки и выправка. Эти два болванчика в военной форме, даже не моргали, казалось, что они восковые фигуры.
  И вдруг, зазвучали фанфары и солдаты ожили. Они, как роботы, как танцоры брейка, как-то неестественно задергались и, повернувшись, одновременно (каждый свою) открыли створки дверей.
  Впереди засверкал главный зал. Все люди, что стояли в приемной медленно, но как по команде прошли в проем. Кирилл тоже двинулся на зов фанфар.
  Это был огромный зал с множеством окон, шикарными панно на стенах, золотыми люстрами и блестящими и сверкающим хрусталем подвесок. Посреди этого вот помещения на высоком помосте примерно полутора метров высотой стоял широкий и длинный стол, с красным, похожим на трон, креслом во главе. А вдоль этого вот стола были расставлены другие более низкие стулья. Кирилл понял, что именно тут и проходит высший государственный совет.
   Между тем, генералы не ожидая приглашения, начали подниматься на помост, рассаживаясь на стульях. Обслуга учтиво двигала их, подставляя мягкие сиденья под задницы этих вот сильных мира сего. Когда расселись все, то стало как то непроизвольно тихо. Кирилл стоял один и смотрел, он не знал, что ему делать. Вдруг кто-то тронул его за локоть, это был высокий охранник, он приветливо кивнул и шепнул на большой стул в углу помоста. Но этот стул не был придвинут к столу.
  - Вы поднимайтесь и садитесь на вон-то место. Это место почетных гостей, сегодня оно ваше. Поднимайтесь и садитесь.
  Кирилл, вздохнул и ловко влетел на помост, плюхнулся в стул. Генералы как-то неодобрительно покосились на него. Видимо тут было принято все делать медленно и степенно. Ну, а дальше пришлось ждать. За столом пустыми оставались четыре стула. Красный как трон тот, что во главе (Кирилл понял, что это место правителя) и три оранжевых по бокам.
  И вновь звучат фанфары, все встают, Кирилл по инерции тоже. Наконец, в зал входит верховный.
  Но сегодня, в отличие от прошлой встречи, он действительно похож на правителя! Его мундир блестит золотом, почти весь. Темно красные брюки с золотыми лампасами, сзади его в оранжевых мундирах идут две человека и толстяк с псевдонимом Бунин. Это первый зам оказывается и действительно первый.
  В этот момент, кто-то громко и истошно кричит! Там в углу. Кирилл непроизвольно вздрогнул, такого дикого и бешеного вопля он давно не слышал! Хотя слово 'давно' становится в 'его положении' просто издевательством.
  Но!
  Этот крик, он оказался сигналом. Это вопил солдат в углу. Здоровенный детина в форме, с огромным золотым аксельбантом на груди и меховой папахе на голове, натянутой на лоб, до самых бровей. Он даже закрыл глаза, словно от удовольствия.
   Все замерли и началось.
  Дикая мощная музыка ворвалась в помещение. Это гремел сумасшедший оркестр! Нет, десяток оркестров! Звуки заполнили разум!
  Было так громко...
  Наконец, так же неожиданно все стихло... все, но не совсем. Эти звуки... песня... да звучит песня.
  После жуткой силы звука, в зале, звучит просто вокал. Это поют генералы и высшие чиновники, стоящие за столом. Поют отрешенно, что есть мочи! Они рвут жилы на шеях, что бы реветь в полную глотку! Напряглись и воют... воют...
  Кирилл покосился на верховного... он тоже пел...
  'Это гимн, это гимн их республики...' - догадался Кирилл.
  И опять.
  Опять неожиданно рванула музыка. Она, до черных кругов в глазах, давит на уши. И через секунду, опять, звучат лишь голоса тех, кто за столом. Такое вот, неожиданно чередование громкости. Музыку, то включают, то выключают. А они поют, поют...
  Кирилл непроизвольно прислушался к мелодии, слова он не мог разобрать, но мелодия гимна, она, она показалась ему знакомой!
  'Стоп! Это же 'Боже... храни!' или... еще примесь примись, но чего?! А, да, это '... нерушимых республик!'' - догадался Лучинский и невольно улыбнулся.
  Их гимн - это страшный какой-то винегрет из двух мелодий. Одна сменяет другую и вновь, словно не совсем удачная аранжировка и попурри на эти темы. И вновь гром музыки в ушах. Они опять включили на полную катушку.
  Но зачем?! Зачем, они это делают?!!!
  И тут Кирилл догадался...
  'Они, вернее ОН! Так проверяет - кто громче и четче поет этот странный и футуристический гимн! Генералы ревут - дерут глотки! Они не знают, когда выключат музыку. И тут, нужно не смутиться и попасть в такт и знать и не путать слова!' - резанула догадка мозг.
   'Абсурд, абсурд! Это чертово будущее, которое меня окружает, похоже на протухший торт! Он уже весь в червях и личинках, но все равно сладкий... и его заставляют есть гостей, а те делают вид что 'просто сыты', но торт им нравится, а его опять, опять насильно предлагают!' - Кириллу вдруг на ум, пришло вот такое, нелепое сравнение.
  Его невольно даже немного затошнило о представление, о том вот испорченном торте.
  Ну, а затем начался сам государственный совет. Верховный сел на свой стул-трон. За ним опустились все остальные. Кирилл, тоже присел на своё место. Вообще-то он ожидал какого-то торжественного ритуала. Громких речей. Но все было банально скучно. Генералы и какие-то типы в штатском просто вставали и что-то нудно читали верховному в качестве толи отчета, толи доклада. Правитель корчил умную рожу, хмури и брови. Но Кирилл даже издалека видел, что ему смертельно скучно и противно, более того складывалось такое впечатление, что он, он давно все знал, и изучал. А тут опять его пичкают старой информацией...
  Все так и катилось к не менее скучному финалу. Лучинский начал потихоньку даже скрытно зевать, прикрывая губы ладонью. Он сдерживал себя немалой силой воли, что бы не раскрыть свой рот на полную. Наконец доклад окончил последний выступающий. Верховный вздохнул, оперся на крышку стола как пианист во время исполнения фортепьянного концерта на музыку Шнитке - широко расставив руки и растопырив пальцы. Он, замер на мгновение. Кириллу даже показалось, все перестали дышать. Где-то рядом всхлипнул видео-оператор. Он, снимал все происходящее, как понял Лучинский, для новостей правительственного телеканала.
  - Хорошо! Я доволен! Доволен результатами! и повторяю в который раз! - правитель так и завис в позе паука над столом. - Наша главная цель это стабильность! Стабильность во всем! люди не должны чувствовать никаких перемен к худшему и ненужному! Поздравляю вас с очередным стабильным месяцем! - наконец верховный выпрямился в полный рост и зааплодировал.
  Все тут час принялись бить в ладоши. Оператор ожил и задергал свою камеру. Пара фотографов, которых до этой секунды Кирилл и не успел рассмотреть, усердно защелкала своими камерами и вспышками. Когда аплодисменты начали стихать, верховный поднял вверх руку, словно стропальщик на стройке показывает крановщику команду 'вира'.
  - Уважаемые друзья! Хочу представить вам первого в мире человека, который выдержал испытание нового медицинского препарата и смог доказать, что человек может справиться с самым упорным и не податливым что есть обще - временем! Ради эксперимента, этот человек пробыл во сне несколько десятков лет!
  Все загудели и, чмокая языками, вяло захлопали в ладоши. Присутствующие внимательно рассматривали Кирилла. Кто-то с любопытством, кто-то с завистью, а кто-то, как почувствовал Кирилл, даже с ненавистью.
  А верховный, тем временем, продолжил:
  - Так, что совсем скоро, мы проведем общемировую конференцию и опубликуем некоторые данные исследований! Уникальных исследований! И поверьте, на это конференции, будет сделано просто ошеломляющее и историческое заявление уровня вообще всей истории существования человечества! Это будет поворот в сознании всех! Поверьте моему слову! Но пока, пока все содержится в тайне! В особой государственной тайне! А товарищ Кирилл находится на обследовании и отдыхе. Но, он полон сил и оптимизма и ждет момента истины так сказать! Поверьте, она не за горами! Мы, наша республика и даст ее всему человечеству!
  Все зааплодировали. Кирилл даже немного покраснел от смущения. Он, вдруг понял, что совершил большую глупость - не встал, во время представления его верховным! Это была поистине вселенская наглость, как он догадался! Лучинский встрепенулся и попытался исправить ситуацию. Но, скорее всего, сделал только хуже...
  Он вскочил и неожиданно для себя нелепо поклонился, словно артист в театре. Поклонился этим странным людям! Которые еще больше и сильнее загудели и задвигались. Когда Кирилл разогнулся и выпрямился в полный рост, он увидел, что даже верховный жиденько рукоплещет ему.
  'Вот это да! Как Гагарин прямо! Только вот я никуда не летал... а вернее, не летал ли?! Летал, во времени и это покруче, чем Юра совершил! Только вот Юра на благо все делал человечеству, а я?! Зачем мой это вот безумный потел?! Кому принесет он пользу! И принесет ли?' - с грустью подумал Кирилл.
  И вновь в эту секунду это вопль. Дико словно павиан, завыл солдат в большой шапке. Его огромных размеров рот, был даже издалека похож на черную дыру бездонной пещеры.
  Кирилл догадался - сейчас грянет этот нелепый и странный гимн. И, правда вновь резкие звуки и рев генералов и прочих холуев верховного. Опять страшная какофония чередуется, то музыкой, то воплями.
  'Зачем они, врут сами себе?! Это ведь противно все?! Даже этому царьку. Они ведь знают, что это смешно и все равно делают?! А остальные... они-то как?! Самое страшное, что одни делают это, как бы издеваясь, что мол, вот, смотрите мы как тут придуряемся, а вас заставляем это все смотреть и думать, что это искренне! Одни делают вид, что делают искренне, а вторые, что в это верят! А главный, верховный правитель?! Он-то хитрее всех! Он, наверное, вообще над всеми смеется!' - рассуждал Кирилл, морщась при громких звуках.
  Наконец все стихло.
  Генералы усталые, но довольные, опустив головы, резво засобирались и стали спускаться с подиума. За длинный стол, вновь уселись правитель, два человека в оранжевых пиджаках и первый зам Бунин.
  Когда зал практически опустел, (остались лишь несколько человек охраны), верховный устало расстегнул свой позолоченный пиджак, расслабил галстук и махнул рукой:
  - Товарищ Кирилл проходите, садитесь поближе. Церемония кончилась можно расслабиться! Эй, люди, минеральной воды всем!
  Кирилл неуверенно поплелся к столу.
  Два мужика в оранжевых пиджаках смотрели на него немного враждебно, как-то недоверчиво, из-под лобья. Бунин кивнул приветливо головой. Правитель в глаза Кириллу не смотрел. Он развалился, на своем троне, откинувшись назад и вытянув ноги под стол.
  Он вздохнул и постучал костяшками пальцев по крышке:
  - Вы товарищ Кирилл, конечно, сейчас очень удивлены. И у вас накопилось очень, много вопросов. Вот поэтому мы и пригласили вас малым кругом, все обсудить и пояснить. Итак, товарища Бунина вы знаете. Этот мой первый зам. Есть у меня еще и два вторых зама. Это тоже очень близкие мне по духу люди. Они в курсе всех моих самых важных дел. Так вот, они иногда даже принимают решения, которые я лишь одобряю. То, что это я говорю вам, что бы вы понимали, кто есть кто. Итак, позвольте вам представить, - правитель кивнул на мужика в оранжевом пиджаке, что сидел слева. - Это товарищ Салтыков.
  Салтыков привстал и покачал головой.
  Правитель ухмыльнулся и, вздохнув, посмотрел на строго мужика в оранжевом. Он, сидел хмурый, опустив глаза в стол.
  - А это товарищ Щедрин.
  Кирилл непроизвольно хмыкнул. Правитель нахмурился:
  - Вы, что-то сказали?!
  - Да нет, ничего, просто как-то получилось, что вы разбили фамилию.
  - А-а-а?! Вы об этом, да, я специально разделил.
  Только сейчас Лучинский заметил огромное сходство у этих вот сиамских близнецов знаменитой фамилии. Это были словно два брата. Очень похожие друг на друга люди. Салтыков-Щедрин был, как будто одной личностью только вот разделившейся физически и телесно.
  'Господи!!! Бобчинский - Добчинский. Да, он кто такой, этот пижон? Он, почему так позволяет себе поступать? Он, что думает, что он Бог?!!!' - дерзко подумал Кирилл.
  Лакеи принесли минералку в стаканах. Кирилл выпил почти все и облизнулся. Галстук давил горло и вообще! Он чувствовал в этом парадном костюме, как-то неуютно. Словно в рыцарских латах.
  Правитель посмотрел на Кирилла зло и буркнул:
  - Ну, вы готовы знать, а что же мы от вас хотим?
  Кирилл развел руки и выдохнул:
  - Так, я хочу с первой вот секунды, как попал к вам... - голос его слегка дрогнул.
  - Ну вот, наши идеи и желания и сошлись, - правитель кивнул головой Бунину.
  Первый зам положил перед собой какую-то темно-пурпурную папку. Открыв ее, он посмотрел в листок, что лежал в ней и тихо спросил:
  - Вы, верите сами в свое бессмертие?
  - Я?! - Кирилл пожал плечами. - Ну... теперь да... хотя конечно все с ваших слов... борода-то у меня растет. А значит, клетки, как-никак развиваются, или стареют.
  - Это все изучается, - правитель стал хмурым, он сверкнул недобро глазами. - Но, заметьте, вы бреетесь гораздо реже, чем там, в прошлой жизни!
  - Ну, вроде так... - Кирилл вновь пожал плечами.
  - Кирилл. Мы хотим, на уровне государственной власти, что бы вы помогли нам. Вы и никто другой!
  - А, как я вам помогу?! Отдам свою печень?! - он грустно улыбнулся, и тут же понял, что разговаривает слишком дерзко, словно перед ним ровня. - Так вы, можете и не спрашивать... разрешения.
  Но правитель не разозлился, более того, он добродушно улыбнулся и, посмотрев сначала на Бунина (тот молча кивнул головой ему в ответ), затем на этих сиамских близнецов - Салтыкова и Щедрина, миролюбиво сказал:
  - Нет, мы не хотим вас пускать на органы и куски. Это не выгодно, да и не какого толка не будет. До вас было семь похожих людей. Семь людей с похожими симптомами. Но, все они проспали... не больше двадцати, ну максимум тридцати лет. А вы, почти девяносто!
  Кирилл понял, что пора открывать карты и заявить о себе как о человеке, которому в принципе все равно. И нечего тут рассусоливать, с этими разодетыми, как клоуны, режиссерами-постановщиками исторического театра абсурда.
  Лучинский хмыкнул и отмахнулся:
  - И что? Я не хочу лекции про это. Мне все равно. Я хочу знать, что вы все-таки от меня хотите. Простите за грубость, - Кирилл перешел в наступление.
  Но скандала не получилось. Обстановка не накалилась. Нет, ничего не произошло. Сначала повисло молчание, Кириллу даже показалось, что его собеседники даже не знают, как себя вести в этой ситуации. И тут подал голос один из мужиков в оранжевом. Это был толи Салтыков толи Щедрин. Кирилл не понял, он в них запутался.
  - Что обычно хочет народ? - спросил мужик в оранжевом.
  Кирилл посмотрел на него, как на сумасшедшего. Покачал головой и, вздохнув, пробурчал.
  - Ну, да как же я мог забыть?! Хлеба и зрелищ...
  - Ну, это да. Но все-таки?
  - А, что еще все-таки, ну не знаю, - задумался Кирилл.
  Тут вступил в разговор второй мужик в оранжевом, толи Салтыков толи Щедрин:
  - Понимаете Кирилл, русский народ постоянно недоволен властью. Он хочет ее смены! Он, хочет ее кончины. Он, устает от нее! Он, постоянно мать его... хочет перемен! просто вот даже хлебом не корми... Да о хлебе. Тем более, когда, когда его нет и, все не так идет, как ему кажется.
  - Ну и что далее? Я не понимаю? - Кирилл вновь вздохнул.
  - А, что нужно сделать, когда, ну вот приходит новая власть?! А?! - мужик в оранжевом, как-то неестественно склонил свою рожу и прищурился.
  Кирилл надул губы:
  - Не знаю...
  Тут подал голос Бунин, тот был краток, будто топором рубанул:
  - Нужно создать новую элиту.
  И вновь мужик в оранжевом:
  - Потому, как старая, либо умерла, либо уничтожена. Так ведь?!
  Кирилл немного смутился от этой атаки в четыре ствола. Он посмотрел, то на одного в оранжевом, то на второго:
  - Ну, так...
  Тут в наступление пошел правитель, он даже приподнялся со своего трона-кресла:
  - А, что если элита постоянна?! Понимаете! Ее не нужно менять! И ее нельзя сменить! Потому, что она постоянная и неизменная!
  - Как это?! - опешил Кирилл.
  Правитель ответил резко и громогласно, словно на митинге:
  - А вот так!!! Она живет вечно! Она вечная и никогда не умрет! Она, будет всегда!
  - Вы шутите?! - пропищал Кирилл.
  - Какие шутки?! - добавил Бунин. - Все реально! И вы... тому пример. И началось это, очень давно.
  - Что началось?! - не верил своим ушам Лучинский.
  Правитель вздохнул и, опустившись в кресло, зажмурился и помассировал пальцами переносицы. Затем, он низко и как-то медленно и отчетливо, отделяя каждое слово, сказал:
  - У нас есть так называемая высшая государственная идея, которую, мы собираемся воплотить в жизнь. Идея очень проста. Всякая смена и реформа губительна для нашего общества. Для нашего народа. Это показала история нашего народа. Всякое вот шатание и гуляние из одного исторического конца в другой, она чревата неприятностями для всего народа. И главная причина этого в том, что даже самый стабильный и монопольный строй, когда-то просто умирает, потому, что умирает его элита. Его правящая сила! Вот почему коммунисты потеряли власть в конце прошлого века?! Потому, что вымерла их элита их большевицкая элита! А осталась одна номенклатура. А она, словно зараженная, начала разлагаться. И разложилась до полного уничтожения государства. А теперь представьте, что элита бы, ну правящая элита не умерла?! Она бы жила сто, сто пятьдесят, двести лет, или даже триста! Что бы было?! Да не было бы шараханья!!! Такая вот наша государственная идея в том, что бы создать для нашей республики, так называемую вечную элиту, правящий класс который будет знать, что впереди у него, очень много времени и главное стабильного времени! А народ будет знать - сколько не будут сменяться поколений, все будет стабильно и одинаково. И тогда вот начнутся спокойные и благостные для нашей республики времена. Вот главная цель нашей государственной идеи, которую мы хотим воплотить в жизнь. И главным помощником станете, вы Кирилл!
  - Опять я? Почему я?!!! Вы же хотите стать долгожителями, или как там... бессмертными! - разозлился Лучинский.
  Но на его раздражение опять отреагировали очень сдержанно:
  - Да, но первый на земле бессмертный человек это вы! Вы! Никто не знает, как это произошло, но мы это установим. А вы должны нам помочь. Вот и все! - пояснил Бунин.
  - Вы, Кирилл, поймите. Вся эта история развития нашей страны она, она ведь шла по синусоиде из-за неустойчивости элиты, которая, то умирала, то возрождалась. Нужно прекратить это делать. И все. Тогда мы смело можем дать народу совсем другие условия для развития и жизни. Мы исключим из его вот среды обитания такую ненужную и вредную заботу, как смена власти. Вот и все! - сказал, толи Салтыков, толи Щедрин.
  Его близнец подхватил слова брата:
  - Это выход не только для нашей республики. Это выход для всей планеты! Но, сначала его нужно разработать непосредственно у нас, что бы потом на выгодных условиях, если хотите - продать технологию. И сделать нашу страну особой! У нас вот такой план! Когда наша элита станет, так сказать, бессмертной, то мы обязательно предложим это и элитам других стран! Но за это потребуем особый налог для нашего государства. Каждая страна в мире, которая хочет иметь свою бессмертную элиту, должна будет отчислять в зависимости от ее развития определенный процент в фонд содержания нашей страны. И наш народ сможет жить за счет других! Именно благодаря, нашей государственной идеи!
  - Вы поймите! Кирилл! - вскрикнул правитель. - Это ведь будет сказка. Рай на земле, для нашего народа! Для нашей республики! Каждый рядовой человек у нас сможет жить за счет других стран. Причем безбедно жить, притом, что наша элита будет бессмертна! Это гениальность из всего, что было на земле гениального! - правитель встал и выкинул руку вперед.
  Кирилл, сидел и молчал. Он слушал эти речи и у него коченели руки. Нет, не от страха, а от ужаса реальности и безысходности положения, в которое он попал. Он смотрел, на этих людей сглатывая слюну и, молчал. Ему ничего не хотелось говорить. Лишь молчать...
  Бунин вздохнул и, похлопав ладонью по папке, добавил:
  - То есть, все просто. У нас появился бессмертный человек. Мы хотим, что бы сначала такими вот, стали и еще несколько человек. Потом еще. Потом еще. Так называемый тройной поток. Эта особый государственный список чиновников, которые получат тот препарат, что сможет продлевать их жизнь. Вот и все! Потом, на государственном уровне, мы продаем эту технологию бессмертия элитам других стран, которые смогут применить их к себе. А за это получаем бесконечные экономические выгоды, которыми и будет пользоваться наш народ. То есть, мы создадим, вот такой, своеобразный вечный двигатель. Что мы будем иметь в конце?! Первое, элита живет бесконечно долго. Второе, народ не волнуется и не требует смену власти, потому как, жизнь у него беспечная хоть и короткая.
  Тут вновь вступил, толи Салтыков, толи Щедрин:
  - Но, то, что жизнь, так сказать, короткая, а проще говоря, обычная продолжительность жизни у простого человека, в этом и прелесть. Ведь он, будет стараться продолжать свой род. То есть, будет существовать, некая сменяемость народа. Да и такой нагрузки на планету не будет.
  Ему вторил его 'брат', скорее всего Щедрин... а может и Салтыков. Кто их разберет этих близнецов?! Какой-то страшный калейдоскоп этих рож в мундирах!
  - Да, ведь вы представьте себе, если все на земле будут вечны, и все будут плодиться, нам просто тут, через двести - триста лет, не хватит места! Земля сойдет с орбиты от перегрузки. Потому это вот нижняя сменяемость нужна.
  - Да и еще, вот, что гениально в этом плане. Те люди, которые получат этот препарат этот код бессмертия или длительной жизни, не смогут иметь детей. Перед приемом препарата будет введена процедура кастрации.
  Кирилл, вздрогнул. Правитель, увидев это, ухмыльнулся:
  - Нет, вы не правильно поняли. У нас уже яйца не режут. Просто все! Вот мужчина, принимает специальный химикат и не может больше иметь детей. Его семя не вырабатывать вот эти вот потомственные гормоны! Вот и все.
  В зале неожиданно повисло молчание. Кирилл, вдруг понял, что слышит, как отчетливо бьется его сердце. Он вновь сглотнул слюну.
  - Ну, как вам, наш план? - спросил правитель довольный.
  Кирилл, вздохнул и пожал плечами:
  - Честно говоря, мне нужно прийти в себя, от такого вот заявления. Это все конечно очень интересно... - тактично сказал Кирилл и опустил глаза.
  - Вижу... у вас сомнения. Скепсис, так сказать. Ну, что ж у разумного человека всегда должен быть скепсис, - хмыкнул Бунин.
  - Вы, спрашивайте! Не бойтесь! - подбодрил его один из Салтыковых Щедриных.
  - Что вам кажется, тут сомнительным? - настаивал верховный.
  - Ну, не знаю... - буркнул Кирилл. - Мне кажется, простите, это все вряд ли выполнимо.
  - Почему?!!! - рявкнули все четверо в один голос.
  Кирилл растерялся. Он посмотрел на них глазами полными страха и неуверенности и, вновь опустил взгляд:
  - Я не специалист в социологии или чего там еще... психологии и философии, но мне кажется... это утопия. Одно дело, когда ваш вот близкий круг под названием правящая элита, собирается стать вот таким, как я. Но, когда вы хотите подсадить народ на иглу паразитизма?! Это конец! Может стать концом! А зачем тогда ему вообще нужно будет жить?!
  Повисла тишина.
  И вновь лишь удары сердца. Равномерные и тревожные удары куска мяса, который гоняет пока, гоняет кровь по организму.
  Наконец, звучит голос правителя:
  - А вы, не совсем такой уж глупый, как мне показалось. Вы кое-что понимаете. И вопрос правильный. Вот поэтому мы тут и сидим и разрабатываем стратегию, что бы жить-то народу хотелось. И весь вот этот театр абсурда и с гимном, и с карнавалом под названием высший совет, он ведь специально устроен, что бы народу, не было, так приторно скучно и хоть как-то взбодрило его жизнь! Хоть как-то! Нужно устроить это театр, театр политической жизни и существования власти вообще! Потому, как наш народ до такой степени ленивый, что он не хочет даже бороться за свою жизнь! Ему все равно: подохнет, он завтра, или нет! Вот главная беда и боль! - правитель говорил это искренне.
  Так, по крайней мере, казалось Кириллу.
  - Вот, сами судите Кирилл! Почему у нас в стране все время возможны были диктаторы?! Как бы они не называлась? Великий князь, царь, император или генеральный секретарь и президент! Потому, что народ все время хочет именно диктатора! - буквально заорал один из Салтыковых Щедриных.
  Ему вторил братец:
  - Тот народ, вернее часть народа, которая выжила при супер тоталитарном режиме, самом жестком, при котором правитель рубил головы налево и направо, непроизвольно создает пьедестал для диктатора! Они говорят: вот мы правь нами жестче! Потому, что он уже согласен на это за то, что остался жить! И главное - при диктаторе не надо думать! Не надо затрачивать энергию созидания! Вот! Это удобно!
  Кирилл зажмурился. Он тяжело дышал. Эти крики совсем смутили его. Они были словно установки гипнотизера. Как в тумане он услышал голос верховного:
  - Вы Кирилл должны знать еще одну истину. Нашу! Чисто нашу. Не один правитель не вечен. И не всесилен! Вот!
  Кирилл молчал. Он открыл глаза и посмотрел на этого человека. Обычные глаза. Но где-то там, там внутри его словно горела, словно гудела гигантская топка страшного клокочущего огня! Толи ненависти, толи силы. Кирилл это чувствовал! Он тяжело вздохнул, но ответить не смог!
  - Вот поэтому мы и дали вам посмотреть на этого пациента, которого вы у себя там, в прошлом знали, как Ленин. А сейчас он просто бедный старик с литером ноль девяносто. И он будет столько жить, сколько мы захотим! И мы будем пользоваться столько, сколько посчитаем нужным! Мы можем с ним сделать все. А он не может ничего, хотя формально, он считается у людей, не у всех конечно, но у многих почти святым гением. Вот такая вот наша истина. И не вздумайте его жалеть! Он сам заслужил то, что с ним делают!
  Кирилл все-таки набрался сил и буркнул:
  - Поэтому вы его, как и меня заставили ссать в горшок?
  И тут раздался гомерический хохот. Нет, гром хохота! Они хохотали все вместе! Все! Ржали, раскрыв широко рты. Они, словно по команде, надрывали свои легкие и гортани этим ужасным ревом!
  - Что вы смеетесь? Что тут такого? - разозлился Кирилл.
  Правитель закончил смеяться. Его подчиненные вскочили с мест. Он тоже встал и смахнул с края глаза слезинку и примирительно и как-то даже жалобно сказал:
  - Ладно, хватит, хватит. Нужно вам отдохнуть. Подумать. И подумайте, как можно лучше!
  Ему дали понять, что разговор окончен. Кирилл оглянулся сзади уже стоял сопровождающий один из солдат охраны. Он вежливо улыбался. Кирилл поднялся и направился к краю подиума, там он медленно спустился по небольшой лесенке. Солдат шел сзади. Еще двое их ждали внизу. Они вежливо встали пол бокам Кирилла.
  Вдруг что-то сверху заурчало и на подиум, а вернее рядом с ним опустился гигантский толи стакан, толи занавес, лили куб из стекла. Он накрыл стол и сам подиум. Правитель Салтыков и Щедрин, а так же Бунин остались сидеть за этой прозрачной перегородкой.
  Сейчас они так были похожи на аквариумных рыбок... эдаких, пестрых откормленных жирных рыбок...
  - Это звуконепроницаемая защита. Сейчас товарищ верховный и его замы будут решать важные секретные вопросы. Очень важные. Эти вопросы, никто не должен, ни знать, ни слышать,- шепнул один из солдат. - А сейчас, пожалуйста, идите.
  Кирилл двинулся к выходу, к этим огромным резным с позолотой дверям. Нет не дверям, а произведениям резного искусства. Возле них с одной стороны стоял, тот самый солдат в высокой меховой шапке с аксельбантом на груди, который дико орал при прелюдии исполнения гимна.
  Кирилл в ужасе увидел, что в уголках губ у этого стража, шрамы. У него на лице были шрамы, словно он, герой того знаменитого романа 'Человек, который смеется'. Кирилл даже вздрогнул. Он медленно прошел мимо этого человека, который замер, как восковая фигура.
  Когда они вышли из зала Кирилл, не поворачивая головы, спросил того, разговорчивого солдата, который пояснил ему про аквариум...
  - А, что у парня, ну того... крикуна, у него, что со ртом?
  - А это гимно-концертмейстер! Почетная очень должность при ритуалах государственных у нас. Попасть на его место может только человек из семьи почетной. Их специально готовят в особом училище. А когда туда поступают, даже подрезают рот студентам. Вот как. Вот от этого и шрамы.
  - Рот? Ему что рот разрезали, что бы он шире его разевал?!
  - Ну да! Без этого в училище не примут... да там еще проверяют громкость с которой ты можешь орать... я сам сначала хотел поступить в это вот училище... Но, мне не хватило мощности голоса, - сказал солдат с грустью, пока они ждали лифт в маленьком потайном коридорчике.
  - Ты, что ж хотел бы, что бы тебе разорвали пасть... ну, это... разрезали рот?
  - Ну, а что тут такого?! Зато потом знаете, какой почет?! Какие льготы и, какая пенсия?!!! А?! На всю жизнь обеспечен! - причмокнул языком солдат.
  - Да уж... порвали пасть и все... - с издевкой согласился с ним Кирилл.
  Обратная дорога домой, вернее, в гостиницу, показалась ему вновь долгой. Вновь какие-то переходы, лифты и коридоры. Он, все время путался куда идти. Его сопровождающий то и дела одергивал его за локоть и направлял в нужную сторону. Когда они пришли на территории гостиницы их вновь встретил Хрущев. Он покосился на солдата и спросил:
  - Маршрут пятый был?
  - Да... так точно.
  - Хорошо, завтра шестым.
  - Есть, - солдат повернулся и растворился в коридоре.
  Кирилл понял, что его каждый раз, водят новым маршрутом. Наверное для того что бы, он не запомнил дороги. Он ухмыльнулся, потому что поймал себя на мысли, что если бы даже захотел и его каждый раз водили по одному и тому же маршруту, он все равно бы его не запомнил.
  Хрущев лично провожал его до номера. Но к удивлению Лучинского это вовсе был не номер Ленина. Совсем другой. Когда они зашли вовнутрь, оказалось что это целая многокомнатная квартира, с шикарной мебелью, маленьким мини-бассейном и огромной трех, нет четырех спальной кроватью.
  Кирилл в нерешительности встал и рассматривал этот дворец.
  - Вот это наш лучший, вернее один из лучший люксов. Тут и будете теперь жить. Кстати таких номеров только три. И все они для президентов или еще каких-то, ну особо важных персон. Королей, принцев и прочих знатных постояльцев, которые приезжают на официальные визиты в Кремль. Вот, так что гордитесь! - и Хрущев с завистью вздохнул.
  - Хм, а что, со стариком, мне нельзя?
  Хрущев, внимательно посмотрел на него и грустно ответил:
  - Нет, это не безопасно для вас. Вы же видели, как он себя может вести. И поверье, это не самый агрессивный приступ. Бывает и хуже. И вам могут просто не успеть помочь. Да и зачем вас спать в одном помещении с сумасшедшим стариком?! Зачем?! Из-за того, что он Ленин? Проверьте это пройдет. Это эйфория сенсации. Вы, привыкните к тому, что он Ленин. Тут, нет ничего особенного. А так, вам все-таки лучше жить тут ... да и удобнее.
  - И все же... это распоряжение? Сверху? - Кирилл кивнул на шикарный подвесной потолок со множеством светильников.
  - Ну, может быть, но, это и желание самого ноль девяностого. Мы ведь показали ему кассету с новым его кошмаром.
  - ??? С сегодняшним?
  - Ну... да. Он сказал, что вас надо расселить.
  Кирилл тяжело вздохнул и, повернувшись, прошел и плюхнулся в огромное мягкое велюровое кресло.
  - Жаль, мне бы было интересно с ним поболтать. А я еще его увижу? - спросил он, рассматривая взглядом, огромный стеклянный бар в углу, в котором бутылок было больше чем в винном магазине на витрине.
  - Может быть... скорее всего, увидите. Но, пока, пока вот... Можете пить, - Хрущев увидел, как Кирилл рассматривает спиртное.
  - Спасибо, понял... а ванна, бассейн тоже могу сколько хочу? И воду не отключат? У вас, кстати, летом на десять дней, как у нас не отключают воду? Ну, что бы там трубы поменять или еще какую...
  - Хм, нет, не отключат... и не отключают. Если, что, вызывайте прислугу... красная кнопка у кровати и у входной двери... и, кстати, среди прислуги есть и женщины... Но, это так, на всякий случай, если заинтересует... - Хрущев многозначно подмигнул.
  Кирилл хмыкнул в ответ. Начальники гостиницы всплеснул руками:
  - Ну, что ж мне пора... - и повернувшись, направился к выходу.
  Он исчез за дверью бесшумно.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Кирилл улыбнулся и, потянувшись в кресле, встал и подошел к бару. Достал оттуда самую большую пузатую бутылку и, открутив пробку, глотнул прямо из горлышка.
  Пищевод обожгло. Это оказался хороший гаванский ром. Кирилл поморщился, вздохнув, прошептал себе под нос:
  - А, что еще остается...
  Он долго плескался в бассейне. Нырял с головой и фыркал как морж. Потом вновь нырял и брал с края бутылку и глотал противный теплый ром. Когда ему надоело плавать, он вылез из бассейна и, не вытираясь, капая на дорогие, судя по всему, персидские ковры на полу, голый прошел на кухню. Там открыл холодильник и обследовал его содержимое. Белый ящик был забит всякими деликатесами. Кирилл выбрал маленькую баночку с красной икрой и, открыв ее, подковырнул икру пальцем и, поднеся к губам, облизал. Затем достал большой кусок ветчины и откусил от него, что смог. Затем еще глотнул рома и поплелся в ванную. Там, приняв душ, надел новую одежду... которую кто-то неведомый приготовил для него. Ему уже не было странно, что все подошло, как будто по нему шили.
  Кирилл вновь прошелся по всему номеру. три комнаты . одна из них что то вроде кабинета. Там стул кресло кушетка и большой плоский телевизор на тумбе. Большие вазы в углах. Кривой стильный торшер у кресла. Вторая комната спальня с гигантской кроватью, с высокой спинкой и двумя тумбочками как догадался Кирилл из ореха, по бокам. Ни них, стильные светильники. Шкаф, с кучей похожих один на другой костюмов, кителей, встроен прямо в стене.
  Третья комната что-то вроде тренажерного зала, там и был мини бассейн. Кушетка, вновь большой телевизор и еще какие-то приборы, велотренажер. Ну и последним помещением - была гостиная, с огромным шкафом с полками, на которых стояли различные толстые книги с красивыми золотыми переплетами. Кирилл попытался вытащить одну из них, но понял что это лишь имитация книги.
  - Мать его! И книги почитать нельзя...
  Он в скуке плюхнулся на диван и покосился на огромный плоский телевизор в углу.
  - А эту хрень как включить?!
  И тут, словно невидимый джин, словно волшебник, выполнил его пожелание. Телевизор щелкнул, запищал и, экран его осветился голубоватым светом. На нем плясала какая-то полуголая девица. Она пела нелепую и совсем глупую песню с тупым и омерзительным текстом и совсем примитивной, пошлой мелодией. Главная заслуга девицы была в том, что у нее то и дело чуть не вываливались из бюстгальтера огромные сиськи.
  Кирилл смотрел на эту жаркую красотку и, икая, попивал ром. Он уже был порядком пьян. Он уже собирался прилечь и уснуть тут прямо на диване.
  Но!
  Его разбудил стук.
  Да! Да! Стук в дверь!
  'Господи, как я отвык от этого! Обычный человеческий стук в дверь! Не звонок! Нет! А стук! Обычный стук! Как это здорово, вот так, услышать, что к тебе кто-то постучал, а ты сам можешь решить открыть или нет. И этот самый человек войдет только с твоего разрешения. Господи как давно это было стук...' - подумал Кирилл.
  Он сидел, как завороженный и слушал, как кто-то настырно барабанит в дверь. Лучинский нехотя поднялся и поплелся к входной двери. Он покосился на ручку и потянул ее.
  За дверью стоял... Ленин.
  Старик приветливо улыбался и смотрел на Кирилла глазами 'юнги первоходки' перед круговым плаваньем.
  - Добрый вечер батенька! - Ленин покосился на бутылку рома, что висела в руке у Кирилла. - О-о-о, я вижу, вы уже начали-с расслабляться! А зр-р-ря! Я хотел вас пригласить, на очень необычную пр-р-рогулочку! - опять еврейский прононс, значит, Ильич волнуется. - Ну-с, вы готовы пойти? Или будете тут постепенно превр-р-ращаться в свинью?
  Кирилл хмыкнул и улыбнулся:
  - Слушай Ильич?! А у тебя броневик есть?!
  - Броневика нет. Зар-р-ржавел. Ну, что пойдешь или как? - Ленин стал хмурым.
  - А нас не поймают?
  - Не поймают.
  Кирилл поплелся за Лениным. Он был пьян, поэтому не сильно удивился, что их никто не сопровождает из охраны, к которой он так привык. Они шли недолго, пару раз повернули по коридору и поднялись по небольшой лестнице. Наконец Ленин подвел Кирилла к одной очень узкой незаметной двери, замаскированной, как понял Лучинский, под створку над пожарным краном.
  - Вот, пришли... - таинственно прошептал Ленин.
  - Что это?!
  - Вход в прошлое... - Ильич потянуло дверку.
  За ней оказался круглый железный люк, который был закрыт на большую задвижку.
  - А ну-ка помоги! - кивнул на запор Ильич.
  Кирилл потянул задвижку, та после нескольких секунд, поддалась и со скрипом отошла в сторону. Ленин открыл люк как-то заворожено. Медленно, аккуратно, он заглянул внутрь большого круглого лаза. Запах плесени и сырости ударил в нос. Из этого потайного мини-тоннеля сильно сквозило.
  Первым в дыру нырнул Ленин. Через несколько секунд за ним влез и Лучинский. Он держал в руке бутылку и боялся ее разбить и расплескать. Внутри тоннеля оказалась крутая винтовая лестница, которая вела строго вверх. Кирилл задрал голову и хотел рассмотреть свет в конце этого тоннеля. Но, не смог.
  Лишь чернота!
  Ощущение какой-то мрачной бесконечности охватило разум. Кирилл, вступил ногами на скрипучую и склизкую от плесени и воды лестницу. Ленин медленно начал подниматься, он ступал почти неслышно, лишь изредка ступени скрипели под его ботинками. А вот Кирилл, то и дело, звенел и гремел на поворотах при подъеме. Ленин все время недовольно цыкал на него. Они ползли вверх долго. Переступать пришлось не через одну сотню ступеней. Минут через десять этого бесконечного подъема, Кирилл понял, насколько глубоко под землей находится их элитная гостиница.
  Он совсем устал и, запыхавшись, взмолился:
  - Все не могу! Скажи куда подъем?! А Владимир Ильич?! Уж не в светлое ли будущее?!
  - В светлом будущем Кирилл мы с тобой уже были. Теперь вот, надо посетить темное, но такое прекрасное и загадочное прошлое! - огрызнулся Ленин, тоже пыхтя от усталости. - Еще немного батенька... и мы на месте!
  И вправду, через минуту, они уткнулись в опять-таки круглый люк, в который упиралась винтовая лестница. Кирилл, взглянул вниз и увидел там, где-то на глубине, маленькую, совсем крошечную полоску света. Он попытался представить, какая под ними высота.
  Но тщетно.
  - Этажей сорок не меньше... - буркнул он себе под нос.
  - Ну, слава Богу, добрались! - запыхавшись, простонал Ильич.
  Он, совсем тяжело дышал, шутка ли восьмидесятилетний старик поднялся на средний небоскреб без лифта. Это еще тот рекорд.
  - А вы, что, Бога благодарите, вы же не верили в него?! И попов называли кровопийцами и бездельниками. Так ведь в ваших трудах писалось! - съязвил Лучинский.
  - Ну, мало ли, что я там писал в гор-р-рячке! Молод был и глуп! - Ленин потянул за какой-то штырь.
  Кирилл увидел, как люк растворился, и за ним вспыхнул совсем тусклый красный свет.
  - Прошу батенька в мою собственную обитель!
  - Так вы, как Карлссон, на крыше живете?
  - Я... хм, я живу между землей и подземельем! - огрызнулся Ильич.
  Они по одному влезли в странное помещение. Это была меленькая комната. Стена отделаны черным мрамором до уровня человеческого пояса, а сверху красным гранитом. Вверху горит тусклая лампа в красном плафоне.
  - Пошлите, тут вам будет интересно, - Ленин толкнул Кирилла вперед.
  Тот попытался сопротивляться, но все-таки поддался старику. Они прошли пару шагов к двери, она черная, металлическая, с серпами и молотками, вместо ручек, какие-то странные узоры, выдавленные на плоскости двери. Еще мгновение и дверь растворилась. И тут...
  Кирилл чуть не обомлел!
  Они находились в большом полутемном зале с блестящим черным полом. Темно-красный гранит на стенах, желтовато-белый, тусклый свет из потаенных светильников, а посредине ближе к стене стоит он! Это аквариум, который расширяется вверх, словно фужер. А за стеклом... за стеклом гроб!
  Кирилл, вздрогнул.
  Он невольно сжался и затаил дыхание. Там в большом красивом гробу лежал он... Ленин.
  - Вот, познакомьтесь это тоже я! - буркнул довольный Ильич.
  - Это, это ж что, мы в этом, это ж что ж... - пораженный Кирилл, стоял недвижим.
  Они находились в мавзолее!
  Самом известном мавзолеи мира! Мавзолеи вождя мирового пролетариата - Владимира Ульянова-Ленина. И рядом с ним стоял живой Ильич, а там метрах в пяти за стеклом, лежал его труп!
  - Ну, что скажите батенька?! А?! Не зря вы пыхтели всю лестницу?!
  Кирилл мгновенно протрезвел. Ему захотелось пить, но в руке был лишь противный теплый ром.
  И все равно он сделал глоток и поморщился:
  - Да, дела... нет, я точно в аду... Стою рядом с Лениным... у его гроба! Ма-а-ать тво-о-ою!
  - Да-с... видела бы это Наденька. Хотя она видела. Но, я не видел ее реакции. Да-с... - вздохнул Владимир Ильич. - Как она, наверное, мучилась. И, что думала. Вот так смотря на меня...
  - Слушайте Ильич? А каково это, ну вот так, видеть себя?! А?! Мертвым?! А вот смотреть и знать, что это ты?! Это ж противно наверное...
  Ленин вздохнул. Он сделал несколько шагов к саркофагу. Потрогал холодное пуленепробиваемое стекло и, кивнув на труп, за тем громко сказал, так что эхо разнеслось, по мрачному подземелью:
  - Противно не то, батенька, что ты видишь себя в гробу. А то, что ты сам себя положил в этот гроб! Вот так, взял и положил!
  - Постойте, но вы ведь были против? Вы же были против ну, вашего вот бессмертия после смерти... ну не так выразился. В общем, вот, что бы вас, вот так, вот мариновали? Или я не прав?!
  - Прав не прав. Не знаю... - Ленин стал совсем грустным. - А то, что я вот так, сам себя уложил в этот красивый гроб это реальность.
  Повисла тишина, Кирилл слышал, как шевелятся губы Ленина. Он что-то совсем тихо бормотал себе под нос. Кирилл глотнул рот, вздохнув, спросил:
  - Слушайте Ленин, а на хрена вы сюда меня привели? А?!
  - Я, я привел показать вам, что будет и с вами.
  - Со мной?!!!
  - Ну, да!
  - Стоп, стоп! Я не хотел, что бы я был бессмертный и не хотел, что бы меня вот так мариновали в банку! Это вы хотели? Причем тут я?!
  Ленин повернулся, посмотрел на Кирилла. Тот не видел его глаз в полумраке но почувствовал что Ильич смотрит на него, со вселенской печалью во взоре:
  - Этого хотел я! А вы будете лежать!
  - Не понял?
  - А, что тут понимать? Ошибся я, а страдать будут еще многие! Но, что бы была возможность, хоть как-то это остановить я и привел вас сюда на экскурсию...
  Кирилл не понял глубокого намека в словах вождя и, вздохнув, подошел поближе к стеклу, за которым лежал гроб. Он всматривался в лицо покойника, затем покосился на вождя:
  - А кто это лежит-то вместо вас? Какой еще несчастный? Кого укокошили и засушили, что бы он сыграл вашу вот, страшную и печальную роль?!
  Ленин тоже посмотрел на мертвеца в гробу и ответил:
  - Это кукла. Обычная восковая кукла. Но, вы правы. При большевиках тут лежал настоящий человек. Они где-то нашли почти мою копию. Близнеца. Троцкий давал такую команду. И они нашли какого-то мужчину, дворянина, между прочим. Его в подвале че-ка обнаружили. Побрили, помыли, сфотографировали, обследовали, сравнили данные со мной и ... усыпили.
  - Как собаку?
  - Может быть, я не знаю метода. Может просто дали яд. Хотя вряд ли... потому как яд, мог плохо подействовать на ткани, изменить цвет и прочее и, в общем, испортить тело для бальзамирования. Так, что наверняка у мужчины смерть была легкой.
  Кирилл вновь посмотрел, то на Ленина, то на его двойника в гробу, глотнув еще немного рома, хмыкнул:
  - Хм, ну и куда делся этот мужик?
  - Куда делся, куда делся... да сгнил! - дернулся Ильич.
  - Как это... сгнил? Говорили же, что все на века! Что, мол: уникально, тело сохранят!
  - Да, так-то оно так. Все бы может и, было так. И тело было более - менее пригодно. И все шло по плану. Гниения и разложения практически не было. Но началась война с Гитлером. А там эвакуация которая стала смертельна для того трупа. Когда тело повезли в вагоне в Тюмень, то что-то там случилось в дороге, в общем, энергия отключилась, а резервного генератора у них не было, ну или, что там было в качестве электропитания, я не знаю. Так вот, тело, как они сами говорили - простудили, то есть пустили в саркофаг со свежим воздухом, бактерии и микробы. Ну и все. Пр-р-роцесс пошел, который остановить уже никто не мог.
  Кирилл постучал ладошкой по толстому стеклу, словно поверяя его на прочность. Затем пнул тихонько носком туфли:
  - Да, но расстреляли, поди кого-то?! За такое вот, надо ж! Вождь протух! Мать его! - Кирилл вновь глотнул ром и покосился на покойника в гробу.
  Ленин стал совсем грустным, хмыкнув продолжил:
  - Нет, не р-р-расстреляли, просто никому ничего не сказали. Ни Сталин, ни Берия не знал. А так бы конечно... Но, врачи решили, что им хватит периода пока, те сами, ну Сталин с Берия живы! И были пр-р-равы! Труп разлагался, конечно, но медленно. А там... пятьдесят третий, ну и Сталин, потом Берия. В общем, окончательно он сгнил в семидесятых.
  Кирилл покосился на Ильича и увидел, что тот, словно замер. В это мгновение его лицо, напоминало лицо трупа, в гробу. Правда, у трупа практически не было морщинок на лбу эдакая фальшивая чистота, неестественная моложавость и свежесть смерти. Блестящие почти отдающие румянцем щеки. А тут, на этом, живом, как говорил поэт: гениальном лбу, целые Кордильеры морщин.
  Кирилл ухмыльнулся:
  - Прямо, как история моей несчастной страны в двадцатом веке! Краткий курс ка пэ эс эс! Мать его! Коммунистический троянский конь, так сказать! Сначала бодренький трупик, симпатичный такой, материализованный так сказать, вместо устаревшего Христа! Но, потом? Потом инфекция... это вот период репрессий, коллективизаций и прочих сталинских фортелей, ну, а потом ветер перемен, и все такое, а кончилось застоем. Брежневским, так сказать. Труп-то сгнил! Бобик сдох! Символично! - Кирилл язвительно ухмыльнулся. - Он, вновь посмотрел на Ильича и понял, что сказал лишнее. - Ой, простите великодушно! Простите, если обидел. Но, я не вас имел в виду, а историю.
  Ленин грустно улыбнулся и, вздохнув, ответил:
  - Да ничего, так все и есть. Вы будете смеяться, но все так и было. Был один чудак при це - ка. Коммунисты же безбожники были, по крайней мере, моего периода. Долой стар-р-рое и прочее! Мы верили, что человек сам творит все, что захочет! Вот! Ну, а человек совсем без веры тоже не может. А каждый человек, как вы знаете, в душе все равно суеверный язычник. Они верили всяким вот предсказателям, ну и прочим шарлатанам. Ну, вот, один наговорил, мол: партия будет жить до тех пор, пока вот Ленин, в гробу лежит под присмотром. Как, мол, сгниет все кирдык-с так сказать. Вот и накар-р-ркал! Подлец!
  - М-да, ну, а потом-то, что, когда сгнил?
  - Ну, а потом, потом консилиум созвали, тут, как раз меня полностью восстановили после сна. В разуме. Я нормально хоть говорить начал. Это был семьдесят пятый. Вот, особое совещание. Секретное. Меня пригласили тоже. И вот, что получилось. Врачи говорят, что, мол, ну конечно еще на лет десять, его восстановим. Но, придется подмолодить, дескать, труп. А иначе уж шибко страшный будет. Грим и прочее. Но, предупредили, все заметят, что Ленин-то, молодеет. Бред! И тут, слово мне дали, я попросил, что бы того человека, хоть и мертвого, больше не мучили, за меня. И попросил, что бы уж лучше пусть кукла и на меня, что бы больше похожая. Ну, так и решили. Того бедолагу похоронили. Причем, как я понял с почестями даже. Ну, не просто там, в тряпку и в яму или в печь. А на Новодевичьем! - Ильич как-то смешно прямо по агитплакатному, вытянул вперед рук, с указанной на гроб ладошкой. - Правда, тайно, ночью, но все равно! Он ведь все-таки Ленин пусть и фальшивый. Нельзя же с ним, как с бродягой, в топку или на свалку истории так сказать! Это же символично будет слишком! Члены цэ-ка заволновались!
  - Стоп! А почему отказались от первоначального-то плана? Ну, что Троцкий придумал? С новой эрой, там эпохой. Ну, новым летоисчислением?
  - А-а-а, вы об этом?! - Ленин опустил голову и задумался. - О воскрешении?! Ну да, это был план дерзкий и красивый. Лев Давыдович молодец. Но, это был план начала двадцатых годов для сороковых. Когда еще, по мнению Троцкого, можно было поднять иностранный пролетариат на борьбу и совершить мировую революцию! А потом, потом актуальность плана просто таяла на глазах. Война, там еще одна и прочие события. Потом оттепель, космос, прорыв человечества в знаниях. И главное, все стали, все прекрасно понимать, даже самые туполобые члены це-ка. И в семидесятых уже просто не было смысла, такого вот, исторического заявления. Во-первых: бур-р-ржуи бы потребовали тщательной экспертизы! Исследований. А кто ж ее бы дал им пр-р-ровести? Доступ к телу и прочее. Об этом вообще не могло быть и речи. Во-вторых: те, для кого эта акция была предназначена - пр-р-ролетарии развитых стран, тоже бы если поверили то не впечатлились. Ну, оживили Ленина. Ну и что?! Это бы был сугубо медицинский, а не политический эксперимент. Вот и все! Поэтому Брежнев и остальные члены полит бюро отказались от затеи Троцкого. Был, конечно один, кто все время трындил, что надо воскрешать, это некий Суслов... так вот его никто не поддержал. И вот куклу сделали. Решили, что пусть уж восковая кукла будет. На нее, кстати, и денег меньше надо было тратить на содержание и обслуживание. Вот так.
  Кирилл покосился на вождя, почесал пальцем в ухе и спросил:
  - Слушай Ильич, а это, наверное, правда, вот мавзолей-то не сносят. Хотя давно надо. Ходят некие слухи... вернее ходили, ну в мое время, там, когда я жил. Что снесут мавзолей и вообще вся страна исчезнет. Ну, не будет, ни Советского союза, ни России. Ничего. Распадется все! Вот теперь я верю.
  - Это ж страшно. Кирилл, страшно, когда из-за одного трупа и вот этой чертовой пирамиды, как в мистическом романе - все зависит! Это ж страшно...
  Кирилл глотнул ром и протянул бутылку:
  - Вот, выпей. Помяни его... вернее себя...
  Но, Ленин отказался, он замотал головой и отвернулся. Кириллу даже показалось, что Ильич заплакал. Лучинский захотел как-то подбодрить старика, но как не знал.
  - Слушай Ильич, а когда этот сдох, ну Сталин. Он, тут вот с тобой лежал? То как, как его-то не захотели, ну там восстановить мозг.
  - Я ж, тебе говорил. Он не хотел сам! Верующим он был. Хоть и подлец и мясник, но Бога боялся. Сильно! Он ведь в семинарии учился и кое-что понимал, в вере. Он, кстати, из всей его своры, которая предала наши идеалы настоящих большевиков, самым умным был. Что-что, а ум аналитика, у него действительно был. Вот, правда, образования не хватало. Но, вот эту позицию он чутьем замещал. Да и не дал бы он себя вот так кромсать. Он же знал, как со мной поступили, сначала превратили в живой труп, потом начали под микроскопом рассматривать. Он брезгливый был. Не хотел, что бы так его. А потом - кому это нужно было, воскрешать его?! Они все хотели, что б он сдох побыстрее! Он всем надоел! Тридцать лет без передышки! Так, хоть кто решится отравить собаку...
  - Его ж что траванули?
  - Ну, говорят. Хотя я тогда же спал. Не знаю. Да и те, кто участвовал в этом, уже сами мертвы. Да и какая разница. И еще, ведь что бы как ты говоришь вот восстановить мозг или оживить нужно если ты помнишь выпить интерим этот. У Сталина его не было! Я же говорил тебе. Все запасы изъял Троцкий, затем вывез с собой в иммиграцию, а Пак исчез. Вот. Кстати, почему Сталин так Троцкого искал, даже за рубежом?! Он, хотел найти этот интерим! И искал!!! А, Троцкий выпил тоже его! Взял и выпил интерим, хотел как я. Он тоже над собой просил врачей эксперимент поставить. Ну, усыпить его и что бы оживить когда Сталина не будет. Вот выпил. И его должны были усыпить. Там в Мексике в сороковом. Уже день операции был назначен. И все такое. Но вот Сталин не дал. Он послал этого убийцу и тот ледорубом его башку проломил. А почему?! Не проще было его просто батенька, зарезать, застрелить?! Нет, видишь, нужно было уничтожить мозг! Сделать его полностью не пригодным для восстановления! Этому агенту именно такую строгую инструкцию дали! Поэтому, он его башку ледорубом-то и размозжил. И как, оказывается - размозжил хорошо. Леву восстановить или усыпить не смогли. Он просто умер и сгнил...
  - Да... ну и дела. Вот знать бы все это лет сто назад...
  Ленин посмотрел на Кирилла и, повернувшись, направился к выходу. На ходу он бросил:
  - А, что бы изменилось?! Да ничего. Это я понял. Да и что б ты знал... я завидую Леве... лучше бы мне ледорубом...
  Его силуэт был едва различим в полумраке. Маленький тщедушный старичок. Сухой и несчастный. Он словно таял в этом мраке истории и все же проступал вновь. Не на земле ни на небе или под землей....
  Так это показалось Кириллу.
  - Кирилл, нам пора! На сегодня хватит. Нам еще кое с кем нужно повстречаться.
  Кирилл, вздохнул и поплелся за Лениным. Он шаркал по блестящему мраморному полу и временами оглядывался на саркофаг. Он вдруг почувствовал, что та, восковая кукла за стеклом смотрит на него. Ему стало жутко. Он подбежал к Ленину, стараясь не отстать от него.
  Ильич потянул и массивную дверь, и они вышли в небольшой, совсем темный коридор. Тут идти прошлось на ощупь.
  - Осторожней! Ступени впереди... - шепнул Ильич.
  Они спустились по не большой лестнице и завернули направо. Шаги отдавались зловещим эхом. Потом еще раз направо и вновь небольшая лестница. Ленин шел в темноте уверенно и на удивление бодро. Кирилл, положив руку на его плечо, шел как слепой за поводырем.
  - Ну, вот пришли... - выдохнул Ильич
  Кирилл замер. Он попытался, хоть что-то рассмотреть, но не смог, темнота была, хоть глаз коли.
  Через секунду, что-то щелкнуло и перед ними, медленно растворилась небольшая, но толстая железная дверь. Они вошли внутрь. Это был узкий тоннель с лестницей ведущий вниз. Но лестница не была крутой, она опиралась в еще одну дверь. По ступеням они опускались медленно, хотя тут, темноту рассеивал тусклый фонарь, где-то в углу.
  И вот Ильич потянул за ручку. Но, дверь не поддалась. Тогда Ленин три раза пнул в нее. Через несколько секунд щелкнул засов и дверь приоткрылась, они вошли вовнутрь. Небольшой круглой помещение, Белые стены темный пол и круглый стол посредине. За ним на стульях сидят люди. Кирилл попытался рассмотреть их.
  - Здравствуйте, Свобода, Бог и воля! Громко сказал какой-то мужчина, который встал из-за стола.
  Кириллу показалось, что он уже слышал этот голос, но глаза все еще привыкшие только к темноте, плохо позволяли рассмотреть присутствующих в этом помещении.
  - Проходите, уважаемые! Мы вас ждем уже! - сказал тот же мужчина.
  Кирилл неуверенно прошел в центр. Ильич деловито сел на свободный стул. Кирилл опустился рядом на такой же. Лучинский обвел взглядом тех, кто сидел за столом и к удивлению понял, что рассмотреть их лица не представляется возможным. На всех были надеты блестящие белые пластмассовые маски с прорезями для глаз и рта. Они очень напоминали вратарские маски для хоккея, хотя в них было, что-то от венецианских карнавальных.
  - Приветствуем вас уважаемый посланник прошлого, - сказал тот же мужчина.
  Его голос вновь показался знакомым Лучинскому.
  - Мы решили пригласить вас на наше заседание. Итак, вы находитесь среди высшего совета членов народного движения нормальная жизнь! Я председатель движения, но имя мое вам знать незачем, как знать и другим членам этого уважаемого совета. Это сделано в рамках безопасности, поэтому на нас надеты маски и одинаковые плащи!
  Кирилл, вздохнул и небрежно выставил почти пустую бутылку с ромом прямо на стол. Он покосился на нее и, облизнувшись, сделал глоток.
  За столом повисла тишина.
  - Что-то я не понял. Ильич. Ты меня на прогулку позвал, а привел, как я понял к заговорщикам каким-то? К масонам вашим? Мать вашу! Этого еще мне не хватало! Да теперь меня, точно верховный, не только ссать в вазу заставит!
  Но, Ленин промолчал, он как-то подленько улыбнулся, Ильич постучал пальцами по столу и, кивнул председательствующему.
  Тот встал и сказал:
  - Вот видите и вы уже боитесь верховного! Не бойтесь! Вы под нашей защитой! Тут, за столом, находятся высокопоставленные чиновники и военачальники, руководители различных подразделений, силовых ведомств! Они не позволят, что бы с вами что-то случилось.
  - Хм, это им так кажется, а как опустимся в нашу гостиницу там меня и возьмут... - буркнул Кирилл. - И вообще, зачем вы меня к себе пригласили? Я-то, зачем вам нужен? Секрет вечной жизни? Так я его не знаю... - выдохнул Лучинский.
  - Нет! Вы не правы! - сказал председатель, он все еще продолжал стоять, хотя все сидели. - Мы вас позвали сюда напротив: объяснить, что этот секрет не должен попасть в руки нашего верховного правителя и его заместителей. Не должен, ни под каким предлогом!
  - Не понял? Вы что ж не как те... ну все, тут не хотите, вечно жить?! - удивился Кирилл.
  За столом загудели. Звуки шли из-под масок, но казалось, что гудит, где-то в углу, рой диких пчел. Кириллу на миг вдруг почудилось, что он находится на страшном карнавале шабаше в аду. Каком-то ужасном мистическом концерте, ангелов - преисподней. Председатель поднял правую руку вверх и все стихло.
  Он медленно сел и помолчав, ответил:
  - А вы? Вы хотите вечно жить?
  - Я?!!!
  - Да вы! - настаивал председатель.
  - Я?!!! Хм, но я и так живу... как они говорят вечно...
  - И, что хорошо вам?! Ну, сейчас вот, хорошо вам?! - ухмыльнулся председатель.
  Кирилл облизнул обсохшие губы и пожал плечами:
  - Честно говоря, хреново. Хренова-то тут у вас, как говорил один из киногероев моего времени, когда попал в логово к Гитлеру.
  - Ну, вот поэтому и мы не хотим. Более того мы как здравомыслящие люди понимаем, что продление человеческой жизни до нереальных сроков, а то и до бесконечности, может привести вообще, к катастрофе человечества! И это, к сожалению, на маленькой модели и примере для всего мира, происходит с нашей многострадальной страной! Человек не может жить вечно! Это противоестественно вселенной! Поэтому мы и создали наше движение: Нормальная жизнь! В этом названии сочетается и как естественная продолжительность человеческой жизни, так и понятие нормальной жизни относительно человеческих свобод возможностей и прав! Все очень просто!
  - Мать твою! Еще декабристов - футуристов мне не хватало! - причмокнул зло Кирилл.
  Он зло покосился на Ленина, который сидел почти без эмоций. Он методично поглаживал свою рыженькую бороденку.
  Лучинский окончательно разозлился:
  - Ну, а ты. Ильич? Ты, что не наигрался, мать его! В революции, заговоры и прочую дрянь?!!! Тебе, что мало, что они вон, с тобой сделали?! В банку как скорпиона засушили! Опять за старое?! Может ты им, вновь тезисы свои писать начнешь: в соответствии с современным текущим моментом?
  Ленин вздохнул и тихо ответил:
  - Вот именно! Что я наигрался! И не хочу более! Мне все это надоело! Вот поэтому я здесь!
  - Значит контрреволюция?! - хохотнул Кирилл и хлопнул, что есть силой ладошкой по столу. - Ты, теперь Ильич, контра?! Да?! А не боишься, что тебя к стенке поставят?! А?! Как ты буржуев в свое время?!
  - Мечтаю! Мечтаю Кир-р-рюша! Я об этом и мечтаю! Хоть умереть, как человек!
  Кирилл обомлел, он смотрел на Ленина и не мог понять его слов. Смысл не как не мог проникнуть в черепную коробку.
  - Ты пойми Кирилл, тут собрались действительно здравые люди, которые хотят блага не только своим детям, но и всему народу! Да всему миру! Понимаешь?! Мы же не хотим каких-то вот несбыточных проектов, типа: коммунизма во всем мире! А напротив, мы хотим, что бы все стало, как было, развивалось, как это задумала природа! Бог!
  Кирилл покачал головой и хмыкнул:
  - Очень странно товарищ Ленин! - язвительно заметил он. - Слышать это от тебя?! Прямо я не знаю...
  Он понял, что они незаметно, не сговариваясь, перешли на 'Ты'. И разговаривали, словно старые друзья. Словно люди, которые знали друг друга. Словно существа, которые стали близкими и изучили повадки друг друга.
  'Я его знаю одни сутки! Почему одни?! Я вру себе... Нет, я его знаю всю жизнь! Сколько себя помню! Мне же в детстве твердили дедушка Ленин! Потом вырос, талдычили: товарищ Ленин, самый человечный человек! Я же помниться, думал, что он срать не ходит! Потому как - боги не срут! Что он святой! С бабой не спит! Вот поэтому, может, я отношусь к нему, как к старому знакомому? Как к части своей прошедшей жизни? И сейчас пытаюсь его обидеть и поддеть, потому, что он разочаровал меня, как личность там, в прошлой жизни! Но тут, тут другая и этот старик, совсем другой человек! Не тот вымышленный, а настоящий человек! Стоп! Ну, а он, он, почему так ко мне? Он, почему так со мной?'
  - А, что тут странного! Ты же видишь мою жизнь? Если ее можно так назвать... а смерть, ты же даже мою смерть видел и видишь?! И, что? Зачем это? Зачем?! - у Ленина на глазах вдруг выступили слезы.
  Они блестели в полумраке, как драгоценные камни. Слезы, почему-то светились немного красным оттенком. Ужас! Словно капельки крови!
  Кирилл поморщился:
  - А тебе-то, что от того, что они вот сделают? Ты, что получишь от их затеи? - Кирилл кивнул на сидящих людях в масках.
  Но, ему ответил председатель:
  - Он, получит почетное и достойное захоронение. А, главное, нормальную правду о нем и его жизни! И это для него очень важно и это мы ему обещаем! Ведь человек живет, живет, хочет чего-то достичь, хочет стать великим, а когда приходит пора умирать, то он понимает, что все он делал за свою жизнь - какая-то ерунда! И главное оказывается, что бы после его смерти, к нему относились просто нормально! Что бы знали правду о его жизни! Что бы помнили его, как нормального человека! Вот, что нужно человеку в принципе! На этой земле! Просто вот так, знать, что о нем после смерти будут говорить правду! А нормальная достойная смерть... и никакая не мученическая, а обычная человеческая! От инфаркта если хотите, от еще чего-то там просто еще... вот в постели, от старости - это и есть счастье в конце нашей жизни! В конце нашей иногда никчемной и такой бесполезной жизни! Вот что мы можем ему обещать!
  - Вы, обещаете человеку смерть?!!! Во дела! Да не вы обещаете, а Бог! Он, только он, на все может дать санкцию! А вы...
  - Вот поэтому мы и позвали вас сюда. А иначе, может действительно произойти еще много неприятностей. Вы уже знакомы с планом верховного?!
  - Ну, допустим...
  - И представляете, во что окончательно, он хочет превратить наш народ?
  - Ну, примерно...
  Председатель вел себя немного агрессивно. Молчаливые остальные члены этой странной и почти мистической встречи, были похожи на заседателей инквизиции.
  - А это справедливо?!!! - вопросил председатель, его вопрос разнесся эхом.
  Кирилл задумался, он вновь покосился по очереди на всех членов этого заговорческого комитета.
  Темные дырки масок!
  Глаза не видны. Но, как показалось Кириллу, на него смотрели с надеждой и трепетом. Это ему чувствовалось.
  - Вы поймите Кирилл? Вы же не знаете, во что превратил верховный нашу страну? - вдруг подал голос еще один человек в маске.
  Он сидел по левую руку от Лучинского. Его голос был низким и хрипловатым, прокуренным. Связки у человека были: не то обожжены, не то деформированы.
  - Он, у власти больше восьмидесяти лет! Такого вообще никогда в истории не было, даже во времена самой мрачной монархии или диктатуры! И все это было время сплошных экспериментов. Он, совершенно лишился чувства реальности происходящего! Он думает, что он все может решить сам! Если не сам, то узкий круг его помощников! Все контролирует, выстроил свою систему связи по своей схеме. И думает, что она безупречна! Они думают, что руководят народом, страной! Кругом лесть и вранье! Они кривляются перед народом, а народ кривляется ему в ответ! И все бы ничего, но ведь он и они катят нашу страну в пропасть! Например, в последнее двадцать лет у нас все больше ощущаются проблемы энергетическими ресурсами. Мы вынуждены закупать энергию за рубежом!
  - За рубежом?! Ну, не смешите бабушку! - не поверил Кирилл. - В России кончилась нефть и газ?!!!
  - Да, представьте себе. Если не сказать кончилась, то резервы ее на исходе. Мы бурно продавали нефть и газ всему миру! Мы стали супер сырьевой державой! Мы качали ее на протяжении пятидесяти лет рекордными... просто гигантским количеством! И что?! А-то, что мы не рассчитали запасов, думали, хватит еще на тысячи лет. Но, природа, земля нам отомстила.
  - А ведь человечество уже давно двинулось вперед! И ему все меньше и меньше нужна именно нефть и газ. Энергию теперь вырабатывают из соленой воды и солнца! американцы изобрели уникальную ловушку для солнечного ветра. Теперь они, да и Европа получают от солнца энергии в два раза больше на космической орбите и отправляют ее по специальным луче проводам на землю. И никаких буровых! - подал голос, еще один из членов, тайного движения.
  Ему вторила женщина. Да, именно красивый, женский голос, неожиданно раздался из-под соседней маски:
  - И не надо бурить, никаких скважин тянуть нефтепроводы, и главное не надо портить землю, где мы живем! А мы, что мы? Просите, почему мы? Да мы все профукали, на какие-то утопические нелепые проекты! Мы потратили гигантские деньги на всякую ерунду! А до сих пор дорог нормальных не построили! А во всем мире поезда уже летают на подушке почти тысячу километров в час. А мы до сих пор, простите, на рельсы какаем, через дырку в туалете! Вот!
  И вновь председатель подхватывает эту волну убедительных речей:
  - А сейчас поняв, что его планы это утопия и дурость он планирует и народ посадить на иглу нахлебничества и дурацких понятиях, что весь мир нам будет чего-то должен! Да не должен нам никто! И ничего! И мы никому ничего не должны! Но самое странное, он собирается сделать бессмертной свою элиту! Понимаете, ему, в общем-то, плевать на народ, а вот элиту он хочет сделать бессмертной!
  Кирилл зажал уши и замотал головой:
  - Остановитесь! Не надо на меня давить! Я и так все понимаю! Я все понимаю!
  Повисла тишина.
  Кирилл зажмурился и ждал. Он ждал, но чего и сам не знал. Ему вдруг, так захотелось, просто отключиться в эту секунду, просто рухнуть бесчувственным на пол. И все!
  И, что бы навсегда!
  Навеки!
  Ничего не знать и не видеть и не слышать!
  Вообще... что бы была только тишина и темнота!
  'Это смерть. Ведь это называется смерть! Хм, вот как, оказывается, человек просит, или хочет смерти?! Просто просить ее! Еще немного и я буду мечтать о смерти!' - хмельные мысли были дерзкими и какими-то обреченными.
  - Что вы хотите от меня?! Скажите прямо! Мне не надо знать, что вы тут, в будущем, натворили сами с собой! Я не хочу это знать! По всем законам жизни, я двадцать лет, как должен был уже сгнить в земле! Меня нет! Меня уже давно должны были сожрать черви! А червей птицы, а птиц вновь черви! И так далее! Бесконечная пищевая цепочка! Но!!! Скажите мне, что вы сейчас хотите от меня? - заорал он, что есть силы. - Что вы хо-ти-те?!!!
  Ему некто не ответил.
  Он услышал как где-то там, в проводке, жужжит электроэнергия. Она бежит по проводам и толкает, толкает электроны, заставляя их святиться в лампах...
  - Все же так просто! - Кирилл сказа это более тихо, но все равно надрывно. - Возьмите прямо сейчас и убейте меня! И все! Вопрос будет решен! А если еще вот этот... - Кирилл, кивнул на Ильича. - Призрак коммунизма хочет подохнуть, так придушите и его! Поставьте вы точку! Историческую точку и все!
  Вновь, на какое-то мгновение, повисла тишина, которую нарушил Ленин:
  - Они не могут это сделать. Слишком уж простое решение, которое не даст нужного результата.
  - Почему?!!! - воскликнул Кирилл.
  - Да потому, что вместо тебя, найдется все равно еще кто-нибудь, другой. Мы же не знаем, сколько будет еще ноль девяносто восьмых, девятых и сотых. Да я моя смерть, не решит проблему, - констатировал Ленин.
  - А, что тогда решит?! - подозрительно спросил Кирилл.
  Ленин встал, обвел всех присутствующих взглядом и, выкинув руку вперед, вновь как-то по агитплакатному, заговорил скороговоркой с еврейским прононсом:
  - А р-р-решит логическое завер-р-ршение этого абсурдного эксперимента! Все должны умер-р-реть естественным путем! Но, для этого нужно дать возможность все это сделать. Пр-р-ричем все, кто остается должны в этом убедиться и больше никогда не пр-р-робовать экспер-р-риментировать с бессмер-р-ртной жизнью! Никогда!
  - Хм, не понимаю... - буркнул Кирилл.
  Слово снова взял председатель:
  - Кирилл, вы должны нам подыграть. И более того! Помочь обследовать вас и дать нашим врачам восстановить ваш организм так, что бы вы нормально продолжали жить и закончили эту жизнь...
  Ему опять вторила женщина в маске:
  - То есть, вы начали стареть... просто состарились вот и все!!!
  - А правитель?! Он как?! Он ведь не дурак! Он ведь уже в четыре раза больше нормального живет? И его холуи?! А вся его элита, которая приметь это лекарство?
  Председатель завершил этот экскурс, в ближайшие планы, их тайной организации:
  - В том-то и хитрость, они должны принять именно вакцину старения! Обычного старения! И все! Но, думать они должны, что приняли вакцину бессмертия! Но, потом ужасно разочароваться в том, что они видят, что происходят с ними на самом деле. Их чудовищный эксперимент и нужно закончить, так же чудовищно, что бы больше никому на земле и в голову не пришло, пытаться обмануть Бога и стать бессмертным! Никому!
  Вновь повисла тишина. Кирилл, склонив голову, сидел и думал. Его никто не тревожил, но все взгляды этих черных дыр белых масок, были обращены к нему. Через некоторое время все члены тайно собрания встали. Председатель вытянул вперед правую руку и крикнул:
  - Свобода, Бог и воля!
  - Нормальная жизнь! - ответили ему хором, остальные члены тайного общества тоже по команде вытянув правую руку вперед.
  Кирилл понял, что заседание окончено. Люди в плащах и масках по одному вышли из помещения.
  Лучинскому, вдруг стало как-то нелепо смешно, они подумал:
  'Вот так решается история, решаются судьбы: монархов, народов и даже мира. Просто кучка самонадеянных людей, собирается и решает, что все нужно сделать именно так. Господи, какое человечество беззащитное! Если его может разрушить кучка людишек. Никакая обезьянья стая, ни бизонье стадо, ничего подобного совершить с фауной мира не может! Вот поэтому человек, так всемогущ и так низок, и слаб?! Он все время просит помощи у Бога! Но, стоит ли ему помогать, если он сам себя ненавидит?'
  В комнате кроме Ленина, который сидел и смотрел себе на ботинки, остался лишь один председатель.
  Прежде чем покинуть комнату он повернулся и тихо сказал Кириллу:
  - Вы можете все решить сами! Как только вы решите, к вам подойдет человек со знаком на руке. Ему вы должны довериться. Он поможет.
  Председатель исчез и стало совсем тихо.
  Кирилл посмотрел на Ильича:
  - Слушай Ильич? А ты вообще... Ленин ли? Может ты... тоже. Ну, как это, просто персонаж такой... театральный! Что бы меня тут... разыграть?!
  Ленин ухмыльнулся:
  - Ты можешь считать, как хочешь. Верить или нет. Я тебе все равно не докажу. Но, то, что тебе говорили эти люди, правда.
  Лучинский вздохнул. Он покосился на пустую бутылку из-под рома:
  - Я хочу спать и выпить перед сном. Отведи меня назад... - сказал он устало.
  - Пошли... - Ленин проскрипел стулом, когда вставал из-за стола.
  Лучинский тоже встал и лениво поплелся за Ильичем.
  На ходу он тихо бросил:
  - А, что за знак? А? Ну, это председатель мне про какой-то знак сказал...
  Ленин остановился и закатал рукав на левой руке до локтя, протянул ее под нос Кириллу:
   - Вот смотри! Если у человека будет три таких рыжих точке на сгибе, тогда ты можешь на него положиться.
  Лучинский попытался рассмотреть кожу на старческой руке, но ничего не заметил в полумраке. Но, он сделал вид, что узрел эти самые магические три точки.
  Кирилл устало кивнул головой и буркнул:
  - Ладно, хочу в камеру... или как там, в номер, - и он тихонько запел пьяным голосом. - А за окном... алели снегири! И на решетках иней серебрился!.. Но, а сегодня не увидеть мен зари... сегодня я последний раз побрился...
  Назад они возвращались не старым вертикальным тоннелем, а на лифте. Ленин провел его совсем другим путем, и через пять минут они вышли как показалось Кириллу в знакомый ему коридор с красными ковровыми дорожками. тут неожиданно их встретила охрана. Два конвоира присоединились к ним как-то тихо и незаметно. Кирилл рассматривал их лица, когда они спускались в кабине лифта. Он, как-то забавно прищурив один глаз, путался рассмотреть черты лица то одного, то второго охранника. Когда же он открывал второй глаз, то у него двоились все очертания. Лучинский грустно хмыкал и тяжело вздыхал. Приехали они через минут пять. Его ответил в его шикарный вип номер, где возле двери он должен был расстаться с Ильичем.
  Но Кирилл, вдруг заупрямился:
  - Это! Ленин! Давай зайди... мы с тобой немного выпьем, так сказать за победу мировой революции!
  Но, Ильич махнул рукой и грубо, как-то зло бросил:
  - Вы пьяны сударь, вы пьяны и должны быть изолированы минимум часов на пять, шесть ... а потом освежающий душ и никакого опохмелья! Вы судар-р-рь должны выспаться!
  - Ильич! Мать твою! Ты, что такое тут говоришь?! Ты не на броневике на Финляндском... и я не питерский рабочий! Хорош, мне тут свою большевицкую пропаганду впаривать! Пьян?! Да я сегодня пьян! Мать твою! Мало кто, вот так, сразу... видит двух Лениных! Одного в гробу! Второго живого! И когда я говорю тебе - в гробу я тебя видел! Это Ильич вовсе не оскорбление! Ха! Ха! - и Лучинский дико заржал, схватившись за живот, согнувшись почти пополам.
  Ленин покосился на него сверху вниз и брезгливо сказал:
  - Вот почему так?! Хотел блага всему человечеству, хотел новое общество, а вот что получилось? - Ленин кивнул на пьяного Кирилла.
  Тот, продолжал как-то истерично смеяться. Он совсем захмелел и когда один из охранников его вежливо, но в тоже время настойчиво и решительно затолкнул в номер, Кирилл даже и не думал сопротивляться. Он с трудом доплелся до кровати и, рухнул на нее, повалившись на спину и широко раскинув руки. Он уснул уже через пару секунд.
  
  
  
  ***
  
  
  Он проснулся от дикой жажды. Голова не болела с похмелья, но во рту, да и внутри пылал костер, это бала жара засухи организма. Кирилл захотел пить и понял, что вот-вот потеряет сознание, если не глотнет холодной воды. Он к своему удивлению обнаружил, что спит раздетым и кто-то его аккуратно укрыл свежей и приятно пахнувшей простынею. Одежда аккуратно сложена на стуле, а рядом с кроватью на тумбочке стоит открытая бутылка с минеральной водой. Лучинский потянулся за посудиной и ненароком уронил стакан, что стоял рядом, и который он не заметил.
  - Мать твою! Ой, горит душа! - пробурчал он и принялся жадно глотать воду.
  Через несколько секунд он насытился и, задержав дыхание, наслаждено выдохнул на полную силу легких. Затем втянул воздух и вновь тяжело вздохнул:
  - Фу! какое спасение! - он вдруг понял, что разговаривает сам с собой.
  Кирилл, вдруг так захотел подбежать к окну и, растворив его, втянуть ноздрями свежий и холодный чистый воздух улицы. Но, тут же, он вспомнил, что номер находится глубоко под землей.
  Кирилл зажмурился и застонал:
  - Ум... замуровали демоны....
  - А, вы любитель кино цитат! - раздался знакомый голос и затем какие-то жидкие аплодисменты.
  Лучинский вздрогнул. Он не произвольно натянул простыню до подбородка и поискал глазами то место, где скрывался невидимый человек. В углу, он рассмотрел мужскую фигуру. Это был Хрущев. Начальник гостиницы стоял, сложив руки на груди.
  - Этот вы? Вы, что... тут подсматриваете за мной? - возмутился Лучинский, правда, получилось у него это не убедительно, а как-то трусливо.
   0 Подсматриваю не я а мои операторы... - вновь голос звучит как то тревожно и очень знакомо...
  Кирилл, вдруг напряг мозг. Ему показалось, что он уже сказал этот голос в прошлой жизни.
  'Стоп? Стоп? Ко мне приходит память прошлого? Но откуда я мог слышать это голос в прошлом? Он что со мной работал в газете? Может... Нет, не может быть!'
  - Сейчас вы придете в себя, пойдете в бассейн и примете душ, а потом, потом завтрак и три дня строгой диеты. А потом процедуры и вы приступаете к обследованию То есть к своей основной работе. Вас уже ждут врачи в спец центре при главной кремлевской больницы.
  - Что?! - Кирилл, вздрогнул. - Какое исследование?!
  - Как какое? А вы, что думаете, зачем вас сюда привезли? Верховный правитель ждет результатов! И вы должны оправдать его доверие! - насмешливо сказал Хрущев.
  'Стоп! Нет, я определенно слышал этот голос! Он мне знаком! Он... он, что тоже из прошлого?'
  Кирилл зажмурился и застонал.
  Он вдруг с трудом вспомнил полу бредовое посещение мавзолея. Он, никак не мог понять, что это было: сон или явь?!
  А может это просто галлюцинации?!
  А может, не было никакого мавзолея и каких-то там этих ... заговорщиков?!
  Их не было?!
  - Вы пытаетесь зарыться в свои мысли? Вставайте товарищ Кирилл!
  И опять это знакомый голос... он вновь мучает барабанные перепонки своей загадкой и воспоминанием.
  - А, где... Ленин?
  - Владимир Ильич себя плохо чувствует... и вообще пока вам не нужно видеться. Возраст у старика как - никак!
  Кирилл кивнул головой и обреченно поддакнул:
  - Да, да конечно... и все-таки... он...
  Хрущев груб и категоричен:
  - Он будет в норме... позже...
  Опять этот голос!
  Стоп!
  Он слышал его в мавзолее! Да! Это был он! Это человек в маске, это председатель заговорщиков! Этот определенно он!
  Кирилл, в ужасе посмотрел на Хрущева и открыл рот от удивления и смятения, что бы спросить, но не успел. Хрущев, прижав палец к губам, покосился на потолок, потом громко, словно для кого-то сказал:
  - У вас был очень нервный и очень странный сон?! Вы, несколько раз просыпались в бреду! Вам что-то приснилось страшное?! Да?! Товарищ Кирилл?
  Кирилл беспомощно замотал головой, понимая, что он должен сейчас просто молчать, либо подыграть этому... Хрущеву или председателю заговорщиков.
  - Да... уж, вот, не могу отойти... а мне можно виски? Или пива? - растерянно пробормотал он.
  - Нет! - обрезал Хрущев. - В ближайшее время никакого спиртного! Вы должны попасть к врачам в нормальной форме стерильного пациента. Так, что принимайтесь наводить порядок своего тела! - почти скомандовал Хрущев.
  - Когда надо буде я вас найду! - сказал он толи дав понять, что Кириллу надо ждать новой встречи с заговорщиками, толи просто то, что Хрущев подаст ему определенный знак.
  Кирилл остался один.
  Он некоторое время лежал, недвижим, вслушиваясь в тишину. Потом убедившись, что в номере никого больше нет, скоро и ловко вылез из-под простыни и поплелся в бассейн. Там, он осторожно спустился в воду и несколько минут плавал в ней, как осенний лист - безвольно и обреченно бесцельно. Затем он, нырнул и, к нему вернулась как-то скромненькая бодрость. Затем он нырнул еще и еще... потом начал плескаться как морж, фыркая и резвясь. Устав от своего развлечения, он, тяжело дыша, выполз на мраморную ступеньку и, некоторое время сидел и ждал пока вода окончательно стечет с его тела. Потом он поплелся в большую комнату гостиную и увидел, что бар, в котором стоят бутылки, закрыт толстой стеклянной перегородкой. Кирилл потрогал ее и, поняв, что остался без выпивки обреченно плюхнулся на роскошный диван в мокрых плавках.
  Затем ему принесли завтрак, затем он обнаружил, что у него есть возможность посмотреть кино по плоскому и странному большому телевизору, а затем он просто стал валяться на диване от безделья, распевая, какие-то блатные матершиные песенки. Потом было ужин и опять просмотр фильма со скуки. Кирилл понял, что местные телепрограммы ему смотреть запрещено поэтому, он вынужден был, пользуясь электронной картотекой, которая находилась в пульте от телевизора часами смотреть старые советские фильмы. Благо, фильмотека этой элитной спец гостиницы, была огромная.
  Все этот время, он понимал, что чего-то ждет. Или кого-то...
  Но, ничего не происходило.
  Он превратился в обыкновенного узника тюрьма, только вот, в отличие, от того же Дантеса - будущего графа Монте-Кристо, его камера была очень и очень комфортабельной.
  Он уснул на диване.
  И на следующий день все повторилось вновь.
  Потом опять.
  Сколько прошло вообще таких вот безликих и длинных и нудно противных дней, он не знал...
  Очнувшись от того, что ему нужно вести самому какой-то отсчет на пятый... или может быть седьмой день, он хотел было завести себе какой-то маленький календарь заточения, но не придумал где и чем делать эти самые зарубки.
  И еще три дня прошли в тоске и ожидании.
  Безвременье. Вот, что значить безвременье.
  Он попал в ситуацию безвременья!
  Время ему оказывается и не нужно, оно материально, но оно обесценилось! Оно не нужно его телу, его организму! Его жизни, оно лишнее теперь для него и не имеет никакого значения! Вот так жить без времени!
  А это оказывается страшно, взять и оказаться без времени! Хоть один человек мог бы себе представить, что время ему не нужно?!!!
  Оно просто не нужно!
  Кирилл то ходил, по номеру, то лежал в кровати, то на диване и все время думал, думал, думал. И мысли все больше и больше пугали его! Они пугали его именно безвременьем!
  'Мы все время ... Господи я даже в мыслях обращаюсь ко времени! Вот опять... мы во время... !!! нормальной жизни только и думаем, что про... время! Оно для нас... то медленно тянется, то слишком быстро бежит! Мы все время... Господи опять время... Мы все время сравниваем, что-то со временем! Опять со временем! Со временем подрастешь - говорит мать! Ты, временный человек на этой земле - говорит поп! Время деньги - говорит бизнесмен! И все они правы! Но, могли бы они представить, что вот, так, однажды человек возьмет и обесценит время! Просто уберет его, как понятие, как физическую структуру! А вообще - время может быть именно физической структурой, если твое тело - не стареет?! Как оно может стареть, если нет времени?! А может это и есть самое страшное наказание - мне... да и другим вот так, ощутить, что времени больше нет! Господи нет времени! У меня сейчас лопнет от дум таких голова! Сойду с ума?! И в самом деле, а могу ли я сойти с ума от того, что вот так рассуждаю? Интересно когда я думаю, время вообще, идет?! Оно остановилось или нет? Нет, оно не может остановиться, ведь... оно тоже вечно! А что если я и есть время?!!! Что если я... просто вот так - превратился во время?!!! А?! Господи, как страшно!!!'
  Он уснул. Сон был тревожным, и вообще был ли это сон или так полудрема.
  Но очнулся он от какого-то звука. Кирилл, вздрогнул и увидел, что на пороге стоят охранники. А это значит, наконец-то за ним пришли!
  Он был счастлив, что его вообще вспомнили и пришли!
  - Как долго вас носило! - мрачно пошутил он и засуетился.
  Он оделся быстро, но как-то нервно и дергано. Он волновался. Он понимал, что его куда-то поведут, но куда?
  К кому?
  У охранников спрашивать бесполезно хотя...
  - А куда мы идем?
  Молчание...
   Молчание лучшая защита...
  Его вели по коридору. Он чувствовал, что раздуется хоть такой, но прогулке, под конвоем. Он радуется, просто движению, стремлению к чему-то! Даже к неведомому!
  Они поднимались на лифте, потом шли, шли. Раза три его передавали 'из рук в руки'. Конвоиры менялись, коридоры мелькали.
  И вот, наконец, последняя, как он понял, остановка. Это была явно медицинское учреждение. Сотрудники и сотрудницы строго в белых и бледно синих одеждах. На лицах марлевые повязки. Так, что черты человека рассмотреть нельзя. Его завели в большой кабинет. Он напичкан какой-то аппаратурой. Мониторы, шкафы с лампочками и датчиками, лампы причудливой формы с ядовито-синим свечением. Какие-то приборы со шлагами и насосами и куча различных странных сосудов с жидкостями.
  И еще много всего.
  Тут человек невольно теряется...
  Слабый характерный писк и мигание лампочек.
  Кирилл окинул помещение пристальным взглядом, он понял, что эксперименты ставить над ним, будут именно здесь. Лучинский потрогал один из приборов и тяжело вздохнул, в этот момент его сзади окликнули:
  - Да, товарищ Кирилл! Смелее!
  Лучинский обернулся. Перед ним стоял секретарь правительства Бродский. Белая рубашка, но вместо темно-синего, на этот раз, ярко-оранжевый галстук. В нем Бродский уже не так похож на представителя похоронного бюро, как в их первую встречу. Но, смазливая рожа и зализанные бриолином волосы - остались. Глаза внимательно всматриваются в гостя, в них нездоровый охотничий блеск. Кирилл невольно улыбнулся.
   Бродский сделал шаг вперед и приобнял Кирилла за плечи:
  - Вы, товарищ Кирилл, вы настоящая историческая личность и вы будете творить мировую историю!
  - Да уж, сказал лаборант подопытной мыши... - буркнул Лучинский.
  - Ну-ну, зачем такое упадническое настроение?! А?! Никто вас тут на органы не пустит! Печень не вырежет, а почки не отрежет! Все будет хорошо, просто тщательное и доскональное обследование пройдете и все! - подбодрил его Бродский, он отстранился от Кирилла и, прихлопнув его по плечу, добавил. - Кстати обследование увести будет ваш старый знакомый! Это доктор, уважаемый в нашей народной республике! Михаил Альфредович Щупп, профессор недавно получил государственное звание - народный лекарь! А это особые привилегия и полномочия! Он и займется вашим обследованием! - Бродский кивнул в бок.
  Из-за приборов вышли Щупп и еще два человека в белых халатах. Щупп грустно улыбнулся Лучинскому.
  - А это его помощники! Это товарищи Лысенко и Вавилов! - Бродский указал на двух незнакомцев в халатах. - Они помогут во всем товарищу Щуппу! И более того, у них есть тоже кое-какие идеи, относительно нашего проекта!
  - Лысенко... Вавилов... опять ваша фантасмагория! - хмыкнул Кирилл. - Надеюсь тот, что Лысенко, не будет заставлять выдергивать пинцетом у меня волосы из носа?! А-то его, как это... прототип в двадцатом веке, заставлял пол страны, с пинцетами, раком по полям ходить, - съязвил Кирилл. - Выдергивать волоски у колосков! Еще тот был мудак!
  Бродский рассмеялся, Лысенко стоял, как оплеванный и не знал, как реагировать на слова Лучинского.
  А Бродский весело ответил за него:
  - Ну, наш товарищ Лысенко не такой, как вы выразились, мудак! Он тоже профессор, и заслуженный ученый. А товарищ Вавилов у него старший! Вот так и примерили мы их! - издевательским тоном пояснил Бродский. - И еще, мы вам товарищ Кирилл сделали приятное! Сделали так и быть! - Бродский как-то издевательски погрозил Кириллу пальцем. - Вот, человек, которого вам наверняка будет приятно увидеть!
  Из-за шкафа с аппаратурой вышла она!
  Он даже вздрогнул от неожиданности!
  Ее голубые глаза излучали теплоту. Роскошные светлые волосы аккуратно собраны под белой шапочкой. Даже в бесформенном халате она выглядит очень сексуально, большие груди и стройная фигура. Девушка виновато смотрела на Кирилла и молчала. Она потупила взгляд и, достав из кармана халатика носовой платок, вытерла им кончики пальцев.
  Лиза! Лиза!
  Как он мог забыть о ней?!!!
  Нет, он не забыл, он помнил, просто... просто не было времени вспоминать...
  Нет, Лиза!
  Действительно ему очень приятно ее видеть. Бродский словно играл на его чувствах. Сердце екает в груди, как будто он увидел близкого и совершенно, родного человека.
  - Ну, Елизавета! Что же вы, не стесняйтесь, подойдите ближе! Смелее! - Бродский явно скомандовал, девушка неуверенно двинулась вперед.
  Секретарь правительства, взял ее за руку:
  - Вот товарищ Кирилл. Это Лиза Палкина. Подающая надежды, молодой ученый. И она включена нами в список вашей бригады исследований! Вы, что ж не рады?!!! - Бродский пристально посмотрел в глаза Кириллу.
  - Нет, почему, я... просто ... как-то...
  - А, что тут такого? Палкина вас обследовала на протяжении последних четырех лет! И она, именно она, как никто другой, знает ваши особенности организма... да и вам будет приятно работать с такой красавицей...
  - Да... конечно... - окончательно смутился Кирилл.
  - Ну, что ж вы не поздороваетесь? А? - давил секретарь правительства.
  - Здравствуйте... - выдавил из себя Кирилл.
  Он покраснел, он сейчас был похож на влюбленного восьмиклассника. Опустил взгляд, горят от напряжения кончики ушей. Во рту пересохло.
  Лиза... милая Лиза она из всего, что его окружает, как светлое пятно! Почему, почему, он забыл о ней?! Он забыл о ней?!!! А может она только она может его спасти?!
  'Спасти?! От чего?! От бессмертия?! От безвременья?! От чего меня спасать?! Странно! Как все странно! Спасать нужно человека, который ни в чем в принципе не нуждается!' - подумал Кирилл.
  - Здравствуйте товарищ Кирилл, - Лиза смущенно улыбнулась и тут же разрядила обстановку.
  Она вязала Кирилла за руку и потрогала запястье, прощупав пульс. Несколько секунд висело молчание и, вот, девушка радостно сказала:
  - Все хорошо, смотрю пульс слега учащенный, но все в норме. Вроде первично, человек готов к работе! - она посмотрела на Бродского.
  Вавилов и Лысенко одобрено причмокнули, Щупп тоже кивнул головой и радостно вздохнув, заявил:
  - Ну, вот товарищ секретарь все будет хорошо! Все хорошо!
  Бродский вдруг нахмурился, он обвел взглядом всех присутствующих и ледяным тоном сказал:
  - А я и не сомневался в этом! Другого, быть просто не может! Ну что ж я рад, что все идет, как я и рассчитывал. Итак, я оставляю, вас в надежде, что следующий раз, когда я приду, вы сможете порадовать меня уже первыми надежными и оптимистичными результатами! Всего доброго! - он сказал это, как будто бы угрожал.
  Всем!
  Почему 'как будто?', он и угрожал.
  Кирилл понял его именно так.
  Лысенко и Вавилов засуетились и скрылись где то среди приборов. Щупп взял под локоть Бродского и, словно увлекая его, повел к выходу, что-то бормоча ему негромко на ходу. Михаил Альфредович вел себя так, как будто хотел оставить Кирилла и Лизу один на один. Старый врач словно понимал - им сейчас свидетели не нужны.
  И это была правда.
  Но, когда все разошлись и, Лиза осталась стоять одна рядом с ним, Кирилл не мог найти в себе силы, что бы что-то ей сейчас сказать. Он смущенно сопел и думал, что должен сделать.
  Как должен себя вести.
  Ерунда какая-то, что тут стесняться, у них ведь ничего нет и, не было!
  Почему он так смущается ее? Он боится ее?! Но почему?! Он надеется, но на что?!!!
  Девушка осмотрелась и, подойдя совсем близко, кивнула на большую белую ширму. Она стояла сбоку, как бы прикрывая кушетку с аппаратурой возле.
  - Туда идите. Там поговорим.
  Кирилл повиновался, он медленно зашел за ширму и, сел на кушетку как-то обреченно сложив руки на коленях. Он ждал. Лиза подошла совсем близко, она, еле коснувшись, погладила его по волосам:
  - А я, честно говоря, соскучилась по вас. Я ведь, привыкла к вам, как к родственнику. Как-никак, обследовала вас в центре Топорыжкина в Красноярске целых четыре года. Вы, можно сказать часть моей жизни... - хмыкнула девушка и села рядом на кушетку. - Вы тут можете негромко говорить, никто не услышит и, не запишет ничего. Наш разговор будет только наш. Но, для этого, я включила вот, видите, напряжение на катушки и подала его на ширму. Это специальная ширма, которая отводит электроволны посторонние от высокочувствительных приборов. И эта ширма, получается, действует, как глушилка. Так, что можете говорить и не бояться.
  Кирилл посмотрел на девушку и вздохнул:
  - А, что мне бояться Лиза? Мне уже нечего бояться. Вы же понимаете, какая участь, мне уготована. Так, что тут бойся, или не бойся, а на закланье пойдешь на идею вашего этого... верховного.
  - Вы были у него?
  - Да уже два раза.
  - Он вам, что-то рассказывал?! - спросила Лиза.
  - Да он и его холуи уже мне все рассказали, посвятили в свои планы, так сказать. И мне очень жаль Лиза, что разрабатывать и воплощать в жизнь суждено именно вам! Вы такая... но, это не имеет никакого значения. Просто мне очень приятно вас видеть. Так даже легче. А где, кстати, эта вот та, вторая женщина? Ну, заведующая отделением?
  - Вы и про нее знаете?! - испугалась девушка.
  - А, что я должен знать? Нет, не знаю... - растерянно ответил Кирилл.
  - Ну, не знаете. Ну, так это к лучшему... - Лиза вдруг стала, совеем грустной. - Вы имеете в виду Светлану Турнову?
  - Ну, я не помню, по-моему да... - Кирилл, вдруг покраснел, он понял, что врет и ему стыдно. - Она такая вот, на гречанку похожа...
  - Вы, что очень хотите ее видеть?!
  - Нет, но просто...
  - Нет, вы знаете, что-то знаете про нее!
  - Нет, да ничего я не знаю! И вообще просто спросил! Зачем мне, вот эти Лысенки и Вавиловы! Лучше бы уж знакомые врачи!
  Но Лиза, словно его не слышала, она запричитала как-то часто и страшно обреченно:
  - Нет! Вам не надо с ней видеться! Не надо! Это вас окончательно добьет!
  Кириллу стало немного страшно за девушку. На секунду показалось, что она не в себе. Он тревожно переспросил у нее:
  - Что добьет?! Что за загадки Лиза?! Говорите мне толком! Опять тайны!
  - Это страшно! Молчите! Мочите! - девушка заплакала. - Она разрыдалась и тут же, как бы собравшись, достала из кармана платок и вытерла слезы.
  - Извините, если я обидел вас... - обомлел Кирилл.
  Ему было очень неудобно, что он вызвал у девушки такую реакцию.
  - Да нет, это не вы! Это я. Я! Я виновата. Мне не надо было во все это влезать! Мой шеф! Он конечно, хороший человек, он романтик, он видит только хорошее. Он увлечен этой идеей! И я! Я поверила ему! А сейчас, сейчас я понимаю, что все это ерунда! И, что мы будем работать на зло!
  Кирилл погладил Лизу по плечу, ласково и осторожно.
  - Так откажитесь! Просто откажитесь!
  - Нет! Это бесполезно! Вместо меня, найдут другую. А Михаил Альфредович, он, как ребенок, он не понимает, что делает! И меня не слышит! Хоть я ему и стараюсь все донести.
  - А что, что он не слышит?
  - Он, он ведь разработал свой метод долгожительства! И вот, он мечтает его внедрить и что бы все, все пользовались им! А я уже проняла, что ему не дадут этим воспользоваться! И его метод только сработает на руку этим безумцам... Так, что я во всем виновата.
  - А в чем, вы виноваты?
  - Простите, но мне надо было с вами поступить жестко...
  - В смысле?!
  Он вдруг понял, что эта девушка сильно изменилась. Она стала совсем другой, не такой, какой он видел ее последний раз. Возможно с ней, что-то серьезное произошло и она решительно поменяла в своей жизни либо цель, либо вообще потеряла смысл жизни.
  - Я не должна была вас доводить до пробуждения. Мне нужно было...
  Девушка вновь заплакала. Кирилл посмотрел на нее пораженный. Ее плечи они дергались, словно от попадания маленьких камешков. Ему было так жаль ее.
  - Вам нужно было умертвить меня?! Что бы я умер?! - горько спросил он.
  Девушка ничего не ответила, она пару раз всхлипнула и, подняв глаза полные слез жалобно посмотрела на него. Он понял все в ее взгляде, он понял весь трагизм ситуации этой красивой молодой женщины.
  Он все понял и вдруг! И вдруг он тихо рассмеялся:
  - Как я сразу не догадался?! Как я сразу не догадался... это же выход! Вот он выход! Господи! Это же выход!
  - Какой еще выход?
  - Мне нужно убить себя! - как можно трагичнее сказал он, понимая, что шутит на грани.
  - Нет! - вскрикнула девушка. - Даже не думайте об этом! Во-первых: это ничего не решит! Будете вы или нет, они все равно будут разрабатывать, этот чертов препарат! А во-вторых: вы должны помочь...
  Кирилл внимательно посмотрел на нее:
  - Лиза, вы же сами сказали! Ничего, не изменишь.
  - Нет изменишь! Еще изменишь! Вот! - Лиза задрала рукав у халата и протянула свою руку к Кириллу.
  - Что это? - удивился он.
  - Смотрите! Смотрите! - потребовала она.
  На сгибе ее красивой ручки, он увидел три, еле заметные рыжие точки. Словно веснушки они притаились на коже совсем в незаметном месте.
  - Это... это... - растерянно шепнул Кирилл и пораженный посмотрел на Лизу.
  Девушка одернула рукав и, поправив волосы, более жестко сказала:
  - Да, да, вы правильно догадались! И поэтому, не раскисать! А пока, пока нужно адаптироваться. И мы что ни будь придумаем!
  - Так вы... - Кирилл хотел, что-то спросить, но словно ком застрял у него в горле.
  В этот момент раздался голос Михаила Альфредовича:
  - Ну, что вы там голубки то уж долго воркуете! Пора и начинать приниматься за обследование. Итак...
  Врач показался внезапно, словно судебный исполнитель в комнате смертников с электрическим стулом посредине. Он недобро и тревожно, как-то с не доверием, посмотрел на Кирилла и покосился на Лизу. Та, молча встала и, вздохнув, спросила:
  - Мы сегодня, что готовим?
  - В первую очередь пункцию печени, ну и давайте кровь и прочие. Сразу. А-то, что тянуть. Я думаю. Все пока начнем с анализов. Ну-с вы готовы молодой человек? - Щупп склонился над Кириллом.
  - Я-то готов, были бы вы готовы... - зло ответил Лучинский.
  Он вдруг почувствовал какую-то нелепую ненависть ко всем окружающим его людям. Какая-то мгновенная вспышка злости захватила его разум. Он, закрыл глаза и тяжело дыша, откинулся на кушетку.
  Щупп склонился над ним и потрогал лоб:
  - С вами все в порядке?
  - Да в порядке, - процедил Кирилл, сквозь зубы.
  - Тогда выпейте вот эти таблетки, затем вот эту микстуру и пожалуйста, проходите вон на тот стол, - Щупп словно уговаривал его как воспитатель капризного ребенка в детсаду.
  Кирилл все делал как в тумане. Он даже не помнил, как ему помогали раздеться два санитара. Он ложился на стол и лишь хотел просто отключиться и уснуть, уснуть. Уснуть! Как у Шекспира! Как у Шекспира!
  В эту секунду он вдруг подумал, ему стало сначала страшно, а затем немного смешно, он подумал совсем какую-то ересь и чепуху!
  'Шекспир писал, тот монолог! Тот, знаменитый и бессмертный монолог! Он писал его явно в каком-то особом состоянии! А, что если... А, что если он писал его в таком же вот, как я состоянии! А, что если Шекспир, просто вложил в уста своего Гамлета, то, его странное и страшное состояние в тот, далекий момент?! А, что если Шекспир тоже чувствовал себя бессмертным и мучился от этого?! А, что если: уснуть, уснуть и умереть и видеть сны! Это не просто слова! А это - крик души?! Это код, код который он послал кому-то в будущее! В надежде, что кто-то оказавшийся в таком же состоянии, как он и поймет его! И я понял его! Быть или не быть, вот в чем вопрос! Быть или не быть! Это ведь про вечность! Он, хотел умереть! Уснуть! Он просто хотел избавиться от бессмертия! Видимо не он один, вот так, оказался в такой вот, как он Кирилл Лучинский, в шкуре бессмертного и совершенно опустошенного человека! Уснуть, уснуть! Это так страшно и так просто! Нет, это наверно все-таки мои вымыслы! Нет, этого не может быть? А если может?!!!'
  Сон пришел неожиданно. Он был как розовый туман сначала очень даже приятный и красивый, а затем длинный и тревожный. Туман все длился и длился. Он был бесконечным. Он, казалось, окутывает весь мир, всю землю, все галактику и всю вселенную. Кирилл не понимал, он толи летит, толи бежит по этим розовым облакам. Таким легким и в тоже время - таким тягучим. Он пытался их пробить, что бы увидеть, а что там, за ними?! Что там за пространство?! Но, тщетно облака все тянулись и тянулись и общая какая-то усталость, а затем обреченность охватили его разум. Потом опустошенность и дикое желание вообще ничего не видеть. Он хотел проснуться, но не мог. Он хотел вырваться из объятий этого сна, но не мог! Сон был вечен! Сон был жесток и всесилен! Сон уносил его в бездну, и эта бездна была бесконечной.
  Кирилл открыл рот, что бы закричать, но не мог выдавить из себя и звука. Он лишь напрягал легкие и мышцы гортани, но они были бессильны послать звук наружу. Он так и летел в розовую пропасть немой и почти ослепший...
  
  ***
  
  Пелена тает, как надежда, или надежда прояснятся, как тает пелена?! Что быстрее?
  Он лежит совсем без движения.
  А, так хочется повернуться на бок, но он не может. Он лежит на спине как прикованный. Его мышцы не могут пошевелить его же тело. Это странное ощущение беспомощности оно вновь вернулось. Оно вновь вернулось и стало гнетущим. Слабый писк и глухой тихий голос рядом.
  Он звучит, но разобрать слова очень трудно. И вот опять, опять эта попытка двинуться.
  Но тщетно.
  - Кирилл, Кирилл, вам нельзя пока шевелиться. К вам прикреплены датчики, сейчас мы их отсоединим, и вы сможете повернуться. Я вам помогу. Потерпите еще немного.
  Голос приятный. Он успокаивает. Он создает некую уверенность и придает силы.
  Кирилл почувствовал, как кольнула где-то в правом боку. Затем в паху и возле пупа. Он, чувствовал, как от его тела, что-то отделили. Было не больно, но неприятно. Это, как давно приклеенный пластырь, отдирать от кожи.
  - Ну, вот и хорошо. Вот и все. Можете открыть глаза. Можете повернуться на бок. А я приду совсем скоро. Приду, принесу вам поесть и попить. Вам нужно попить и поесть обязательно. Лежите пока, - опять этот красивый и мягкий голос.
  Он раскрыл глаза.
  Все в пелене тумана. Он, в той самой палате, куда привели его два охранника. Он мучительно попытался вспомнить, как он уснул. Он, вдруг почувствовал, что его кожа на голове, как-то странно колется обо что-то жесткое. Кирилл потянулся и потрогал затылок рукой. Он был щетинистый и ровный. Он был побрит наголо. Он был лысый, словно призывник в Советскую армию.
  - Еще этого только мне не хватало!
  Он ощупал голову и наткнулся на небольшую шишку на затылке. Это было что-то вроде прыщика или расчесанного укуса комара. Лучинский попытался определить, что это такое, он надавил на бугорок пальцем и застонал, было больно. Словно кто-то вонзил спицу в голову.
  - М-м-м, мать твою!!! Что они тут со мной сделали? - зло спросил он сам у себя.
  - А вот этого делать не надо! этот опасно, не надо трогать пока голову! - опять это приятный голос. Кирилл повернул голову.
  Это была она.
  Лиза, она стояла рядом со стаканом воды в руке. В другой, она держала горсть таблеток.
  - Вот, вы должны выпить эти лекарства, они помогу восстановиться. А нам, обязательно надо, как можно быстрее восстановиться!
  Кирилл поморщился и брезгливо посмотрел на таблетки в руке девушки. Он, молча, взял у нее лекарства и выпил, запив это разноцветный винегрет шариков, водой. Поморщился и с раздражением спросил:
  - Вы, что тут со мной сделали?!
  - Ничего страшного. У вас взята пункция всех особо важных частей организма. Печени, почек спинного мозга головного мозга и спермы...
  - Спермы?!!! Мать его, вы что мне и яйца резали?!!! - возмутился Кирилл.
  - Ну, не резали... а исследовали. Это надо, так надо. Так же, еще взяли пробу вашей кожи на бедре. На правом бедре.
  Кирилл, со страхом засунув руку под оделяло, нащупал на правой ляжке большой кусок пластыря.
  - Вы, что ж, меня все-таки решили на запчасти разобрать?!
  - Нет, не волнуйтесь, ничего серьезного для вашего состояния нет. А вот образцы ой как нужны. И от них может многое зависеть! - Лиза сделала ударение на слово 'зависеть'.
  Кирилл внимательно посмотрел на девушку и вздохнул. Он закрыл глаза и пробормотал:
  - Когда это кончится?!
  - Ну, теперь не скоро... - грустно вторила ему Лиза. - И помните, я рядом, если что я всегда помогу... - она кивнула незаметно на свою руку.
  Он понял, что она напоминает ему о тех рыжих трех точках, на изгибе у локтя. Кирилл, вздохнул и попытался улыбнуться.
  - А сейчас вам нужно поспать, вы должны поспать, но прежде выпейте, вот этот питательный бульон. Это витамины и вообще стимулировать надо немного ваш организм. Мы для пробы опять его усыпили.
  - Опять?! Как усыпили?
  - Так, мы вас усыпили с помощью наших препаратов, которые уже разработаны.
  - Хм, и сколько я проспал?
  - Два месяца...
  - Два месяца? Вы что на полном серьезе? Я тут, в вашей ветеринарке, уже два месяца?!!!
  - Ну да... исследования то идут. И вас изучают, а так вас просто нельзя изучать, вы же должны есть и пить, вы должны испражняться и мочиться а это мешает и отвлекает. Вот мы вынуждены были вас усыпить и очистить ваш организм. Вот и всею. Ну, сейчас вы в норме. Так что вам просто нужно восстановиться и вот выпить. - Лиза протянула ему странный сосуд, это был какой-то пластмассовый чайничек с носиком.
  Из чайника ароматно пахло куриным бульоном. Только сейчас Кирилл понял, что очень хочет есть, что кишки буквально прилипли к стенкам желудка, а он ссохся и превратился в старый бурдюк. Кирилл взял чайничек и хлебнул из носика ароматную жидкость. Она оказалась приятной на вкус. Он выхлебал почти все содержимое, и ему тут же стало легче, пришло чувство сытости, и очень захотелось спать. Глаза буквально смыкались, он откинулся на кровати и хотел сказать, что-то Лизе, но не смог.
  Силы оставили его.
  Он, лишь вдалеке, слышал ее голос:
  - Спите, это снотворное, когда проснетесь, вам будет очень хорошо, вы будете в норме. Спите... ничего не бойтесь...
  На этот раз никакого сна. Он словно провалился в черную пропасть. Без эмоций и красок, просто пустота. И все. И вот уже светло, он открыл глаза...
  Ему хотелось пить, ужасно хотелось пить. Он осмотрелся. В палате он был один, лишь слабое попискивание лампочек на приборах. Кирилл приоткрыл одеяло и увидел, что он совеем голый. Как встать, что бы сходить в туалет?
  Он завернулся в одеяло и словно любовник неудачник, который попался при приходе ревнивого мужа, украдкой засеменил в уборную. Когда он вернулся, то к удивлению своему, обнаружил, что палата полона гостей. Тут стояли: секретарь Бродский, Щупп и два типа в белых халатах по фамилиям Лысенко - Вавилов.
  - О-о-о! Я вижу товарищ Кирилл! В полной норме! Только вот подстричься пришлось! - радостно воскликнул Бродский.
  - Да уж... - Кирилл потрогал свой колючий ежик на голове.
  - Ну, да не беда! Для нашего общего дела, что не сделаешь? А?! - секретарь словно издевался.
  - Ну, как сказать... - хмыкнул Кирилл. - Мне извините... трусы-то выдадут?! - он требовательно посмотрел на Лысенко, затем на Вавилова.
  Те, беспомощно пожали плечами. Бродский усмехнулся:
  - Конечно, конечно, как же без трусов? Без трусов, делать государственные дела, прямо никак нельзя! Вот, уже все готово! Вы должны быть в форме, через пять минут! Нас ждут на торжественном семейном обеде! Нас ждут великие дела! - пафосно воскликнул Бродский.
  - На торжественном семейном обеде?! Как это?! - удивился Кирилл.
  - А так! У нас в стране, есть такая традиция у высшего руководства! Раз в месяц, обедать семьями, и приглашать на это мероприятие самых заслуженных людей! Вот вы и оказались в этом списке! Так, что собирайтесь! Я оговорил обо всем с вашими докторами! Они, меня уверили, что вы сейчас в полном порядке, более того, вам требуется усиленное питание! Вот вы его и получите! - не рассказывал, а пел арию Бродский.
  Его лицо светилось какой-то неподдельной радостью и энергией. Оно буквально пылало жаром благополучия.
  Кирилл почесал свою бритую голову и пожал плечами:
  - Ну, если меня, с такой вот рожей, не испугаются ваши руководители. Ну, что ж, можно и пожрать!
  - Не волнуйтесь, наши руководители еще и не такие рожи видели! - сказал смущенно секретарь правительства.
  Кириллу даже показалось, что Бродский, хочет добавить: 'у них, у самих, такие рожи - кого хочешь, напугают...', но просто сдержался или побоялся.
  Лучинский одевался специально медленно. Как бы то капризничая. Пусть подождет этот напыщенный индюк с кличкой нобелевского лауреата и талантливого поэта.
  'Надо ж, этот гондон - правитель, такую вот, муку придумал. Бродский, Бунин, издевается сука! Над великими людьми издевается! Показывает скотина, мол, он выше и хитрее всех! Вот сука!' - в ярости думал Лучинский, натягивая на себя пиджак от парадного костюма. Галстук он одевать не стал, специально расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.
  Себе на щеки, и на ёжик на макушке, он вылил почти бутылек одеколона, понимая, что теперь будет вонять этим приторным запахом на весь Кремль. Под мышками он побрызгал освежителем для воздуха, специально усердно много, что бы ядовито-сладкий запах смешался с запахом одеколона и пах пошло и невыносимо!
  'Вот суки! Нюхайте правду жизни! Вот так вот вонять буду вам назло!' - он вдруг поймал себя на мысли, что как-то неестественно сильно разозлился, вернее даже не разозлился, а рассвирепел! Он готов был в эту минуту, набить физиономию, любому, кто попался бы ему под руку. Особенно, он хотел засветить под правый глаз, этому лизоблюду и пижону Бродскому. 'Этому засранцу с бриолином в волосах'. И лишь, какая-то невидимая сила сдерживало его выскочить из ванной и с размаху садануть секретарю правительства в нос.
  Когда он вышел из ванной Бродский присвистнул и похлопал Кириллу по плечу. Он повел носом, но сделал вид, что приторный запах его вполне удовлетворяет.
  - Ну, даже очень хорошо! Мне нравиться, а вот галстучек-то придется все равно надеть!
  - А мне нельзя! Мне нельзя шею сдавливать! - моментально найдя повод, соврал Кирилл и посмотрел на Щуппа. - Так ведь, Михаил Альфредович?!!!
  Щупп растерялся, но тут, же взял себя в руки:
  - Да, не желательно... у него рана на голове от пункции мозга, вот поэтому не желательно, что бы...
  Бродский нахмурился, но кивнул головой, согласился:
  - Ну, что ж, без галстука, так без галстука...
  И опять, эти блуждания по лабиринтам. И пять дорога вверх. Ковровые дорожки и натертые до блеска кремлевские паркеты показывали они на поверхности, Кирилл шел по коридорам и пытался втянуть в себя запах свежего воздуха. Он так соскучился по свежему воздуху. Бродский словно уловил его настроение:
  - Вздохнуть хочется настоящим воздухом, терпите, может вам и повезет!
  Они пришли в большую приемную, золотые двери все в вензелях. Гигантские тяжелые ручки. Человек похожий на швейцара в супердорогом отеле Нью-Йорка, что-то шептал Бродскому на ухо и все время разглядывал Кирилл. Кстати Лучинский заметил, как два солдата, что стояли у дверей на входе, поморщились, когда настигла их волна запаха его экспериментального синтез освежителя-одеколона. Кирилл довольный - улыбнулся от успеха этой химической атаки.
  Бродский подошел к нему с улыбкой и заявил:
  - Ну, что ж ваше пожелание сбывается! Пикник будет на свежем воздухе! Так что сейчас мы поедем в другое место!
  - А, что шашлычок верховный правитель, не в Кремле, что ли жарит? - съязвил Кирилл и сделал совсем наивное лицо.
  Бродский поводил скулами и буркнул:
  - Он иногда и в Кремле жарит шашлык, но не из свинины, а из врагов!
  - Извините, я не хотел никого обижать...
  - Я понял! - нахмурился Бродский.
  - А мы как полетим, на вертолете? Хотелось бы Москву будущего посмотреть! - радостно пропел Кирилл.
  - Нет, нас ждет спец ветка метро. Метро самый надежный вид транспорта. Ни пробок, ни случайных летательных тел навстречу...
  - А, что у вас тут есть случайные летающие тела? Нет, не так... случайные летающие объекты... эс-эн-ло?! По-моему звучит! - Лучинский вновь невинно улыбнулся.
  
  
  
  И опять та, знакомая стена с шикарным цветным панно на ней. На панно был изображен мужчина, который держал в руках девочку. На вид нарисованному мужчине было лет шестьдесят, лысый с заостренным, каким-то смешным носом, он картинно пялился. Кирилл теперь понял, кого художник изобразил из цветной стеклянной мозаики, это был верховный правитель.
  По крайней мере, ему, так казалось.
  Белый мрамор и красный гранит, золотые ободки на колоннах, золотая отделка ручек и перилл, но на это раз Кирилл этому ничему не удивлялся, он шел уверенно и вальяжно. Рядом семенил Бродский.
  Метро-дрезина стояла в ожидании пассажиров с открытыми дверями. Кирилл зашел внутрь без приглашения и плюхнулся на сиденье. Рядом сел Бродский. Но, через пару секунд, он все-таки не выдержал ядовитого запаха одеколона и освежителя и пересел на сиденье подальше от Кирилла.
  Вагон, как и в первый раз, тогда, месяца три назад, задрожал, двери зашипели и сдвинулись. Через мгновение, они были в пути. Вагонетку бросало по катящимся рельсам из стороны в сторону. И вновь унылый скрежет металла, об металл и скрип колес на стыках отдавался в пустоте тоннеля. Кирилл, вспоминал ту, первую поездку тут, в Москве очень, давно. Он, так мечтал в детстве и ждал момента, когда мог прокатиться по московскому метро...
  Луч прожектора, шарил по темному пространству и вновь запах сырости и плесени. Скорость движения электро вагончика сегодня была еще выше, чем в прошлый раз. Тусклые лампы, редко висящие на бетонных стенах, словно слились в одну светящуюся полоску, и уже не просто отмеряли километраж пути, а проглатывали их.
  Сколько они ехали, Кирилл не мог понять, но то, что больше чем полчаса, это точно. Довольно далекая поездка, если судить и по скорости этой спец дрезины. Наконец вагон начал резко тормозить и, дрезина, вылетала из темноты туннеля на свежий воздух. Через окна по глазам резанул настоящий солнечный свет, он буквально ослепил. Кирилл зажмурился от неожиданности и прослезился. Капли покатились из глаз градом. Шутка ли! Глаза столько времени не видели настоящего солнечного света! Скорость резко упала и, Кирилл, растирая глаза кулаками, потерял равновесие, ткнулся в сиденье. Наконец вагон окончательно остановился. Дверки зашипев, раздвинулись.
  Это был небольшой уютный перрон прямо под открытым небом! Правда сверху видно от дождя была пристроена небольшая крыша, но, а так все очень напоминала загородную какую-то маленькую станцию для электрички.
  Их уже встречали несколько солдат в летних мундирах, с короткими рукавами, пара типов в штатских в темных солнцезащитных очках и приятной наружности дама, лет сорока пяти на вид, с фривольно открытым декольте на блузке и немного коротковатой для ее лет, юбкой. Ее солнцезащитные очки были использованы в качестве заколки и поддерживали большую копну волос на голове.
  Бродский, ехидно улыбнулся и, поцеловав галантно руку даме, поприветствовал ее:
  - А вот и мы! Екатерина Павловна! Вы как всегда на сто!
  Дама дежурно улыбнулась и, покосившись на Кирилла, ответила немного презрительным тоном:
  - Спасибо голубчик, ты врешь как всегда мастерски!
  Бродский еще раз поцеловал даме руку и кивнул на Лучинского:
  - Вот, как и просили доставил!
  - Очень приятно! - дама, пристально всматриваясь в глаза Кирилла, протянула ему руку, причем как-то кокетливо изогнув ее в кисти.
  Но, Кирилл не стал целовать запястье, а лишь дотронулся до пальцев этой стареющей красотки и буркнул:
  - Если честно, то мне все равно. Вы ведь так хотите, что бы вам, не врали? Вот я и не буду! - Кирилл зло улыбнулся.
  - Какая прелесть! - вздохнула дама и толкнула Бродского. - Ну, что замер, представляй!
  - Ах, да! - спохватился тот. - Позвольте представить! Государственный женский секретарь, главный официальный сопровождающий - Екатерина Петровна Ахмадулина.
  Кирилл, взглянул на роскошные формы дамы и тяжело вздохнув, всплеснул руками:
  - Как я сразу не догадался... ведь и женщин знаменитых... тоже надо как-то пристроить в этой... пирамиде абсурда... кстати, что это за женский секретарь... официально сопровождающий? Эскорт услуги гос уровня?
  - А вот пошлить не надо! Не надо! Все очень серьезно! - зло сказала Ахмадулина.
  - Екатерина Петровна у нас выполняет очень деликатную роль. Дело в том, что на государственных приемах она советует и выполняет, роль секретаря у супруги верховного правителя. И она же ответственна за диалоги мужчин-гостей с супругой верховного, и она же скрашивает их минуты ожидания перед официальным приемом. Но, ничего пошлого! - Бродский улыбнулся.
  - Короче, я смотрю дурак совсем или нет... этот гость. О чем говорить с ним решаю, и что бы, не обидеть человека... тоже решаю. И вообще... зондирую почву, так сказать, направляю мысли гостей мужчин в нужное русло! Так, что, никакой проституции государственного масштаба, как вы подумали, никто тут вам, никакие интим услуги оказывать не будет! И не смотрите на меня глазами кадета, попавшего впервые в публичный дом! Хотя... ночь я бы с вами я провела... - Ахмадулина улыбнулась коварно и цинично. - Но, по должности я не имею права это делать, и всякие половые связи с гостями мне вообще запрещены! Вот так, милок! - дама говорила очень уверенно и нагло.
  Чувствовалась, что она тут хозяйка положения, Кирилл, вздохнул и развел руки:
  - Да я в принципе и не претендую, что бы меня обслуживали государственные шлюхи, а что мы будем обсуждать с женой... вашего верховного?
   - Во-первых, не моего! А нашего! И смените тон... супруга верховного не любит таких вот, презрительных типов. Так, что советую вам просто молчать и временами просто говорить да или нет. А если споважились на фразу дерзкую и глупую, то продумайте, как если, что превратить все это в шутку. Так, темы любимые темы супруги верховного, это эволюция человека и искусство. Вы, что ни будь по этим темам, знаете? - Ахмадулина поправила воротник рубашки у Кирилла.
  - Я... по эволюции... э-э-э честно говоря, что мы произошли от обезьяны и все! А по искусству... но, смотря какому...
  - Ну и хорошо. Уже достаточно. Как я поняла, вы человек не глупый. Итак, первое правило, если даже вам протянет она руку, не вздумайте ее пожать, верховному это очень не понравиться и второе, даже если супруга сделает вам комплимент, не говорите спасибо. Вот и все! Вам все ясно?
  - Ну, да... - улыбнулся Кирилл.
  - Ну, тогда пошли есть шашлыки!
  
  Они расположились не большой, но уютной полянке окруженной густыми елками. Где-то там, в кустах, виднелись стены дома. В углу поляны в ветвях пряталась беседка, на поляне были расставлены три мангала, большой стол и куча брезентовых складных кресел. Тут и там стояли столы с бутылками на них и какой-то зеленью на тарелках. А на разносах лежали овощи и фрукты. Кирилл быстро оценил обстановки и стал рассматривать участников этого государственного банкета на свежем воздухе. Это были все те же Салтыков, Щедрин и Бунин. Но одеты они сегодня были в обычные тренировочные костюмы, стремя лампасами на штанах и куртках, кроме этой троицы возле мангалов суетились еще два человека. Но главное возле мужчин сидели несколько женщин. Они что-то обсуждали и негромко смеялись.
  - Это супруги всех членов верховного совета, - шепнула ему на уху Ахмадулина. - Постарайтесь ми понравиться. Это разрядит обстановку.
  Они подошли к группе отдыхающих дам, и сразу же повисло молчание, забавный женский щебет стих и все уставились на Кирилла.
  - Вот дамы разрешите представить, это и есть товарищ Кирилл!
  Женщины добродушно улыбались. Две из них были совсем молоды от силы лет по двадцать пять, еще одна выглядела самой старшей, ей было за пятьдесят, а вот как понял Кирилл, главная и душа компании была форменная красавица, на вид ей было чуть больше тридцати пяти. Она и встала с кресла, и сделал шаг в сторону Лучинского.
  - Очень приятно... - пролепетала красотка.
  Кирилл чуть было не протянул руку. Но дернувшись прост о склонил голову. затем он посмотрел в гала красотки и ... к своему удивлению, узнал ее.
  Эта была та шикарная дама, которая пришла к нему утром в номер к Ленину. Но, тогда, как вспомнил Кирилл, она была одета в пурпурное платье с низким, большим декольте. Но даже сейчас в неформальной походной обстановке в тренировочных спортивных облегающих брюках и майке она выглядела очень эффектно. Дама была действительно не просто хороша собой, а изыскана и как-то божественно идеальна. Идеальные черты лица, губы, брови, нос, идеальный цвет кожи. Дама, молча, смотрела на Кирилла и тревожно улыбалась. Это почувствовал и Лучинский. Он вспомнил, что дама просила ему никогда не рассказывать, что она к нему приходила. Но почему?
  'Она, наверняка и есть супруга... она?! Как еще может выглядеть человек, с которым занимается любовью - полубог, фараон будущего?! Конечно, только вот такая секси... Была надежда, что этот фюрер... все-таки голубой... но, нет... Но она, она эта женщина... Она, зачем? Зачем? Что она боится и зачем она тогда приходила?' - судорожно подумал Кирилл.
  - Ну, что же вы молчите, ответьте товарищу супруге нашего верховного правителя! Как вас зовут? - подтолкнула его плечом Ахмадулина.
  - Э-э-э... Кирилл... - смущаясь, выдавил он.
  Он, заметил, как маска напряженности, словно спала с лица этой женщины. Она, еле заметно, благодарно, кивнула ему головой. Вздохнув, провернулась и указала на своих подруг:
  - Ну, а это супруги товарищей Салтыкова и Щедрина, - супружница верховного смотрела на двух молодок. - А это товарищ Бунина! - уважительно добавила она, ткнув пальцем на старшую женщину.
  Все по очереди снисходительно и как-то вопросительно улыбнулись Кириллу. Он хмыкнул и сказал, словно белогвардейский офицер:
  - Честь имею сударыни!
  - О-о-о! Как вы оригинальны! - воскликнула супруга верховного и вновь протянула руку Лучинскому, словно испытывая его второй раз.
  Но, Кирилл не поддался на провокацию и тактично лишь кивнул головой в ответ. И тут же понял, почему это спектакль с протянутой рукой был так пунктуально разыгран. На них смотрели, из кустов. И этот человек был никто иной, а верховный. Он, затаившись, внимательно наблюдал за сценой приветствия, и лишь когда Кирилл второй раз отказался пожать руку супруге, вышел из своей зеленой засады, весело расставив руки в стороны, прикрикнул:
  - Ба! Какие люди! Ну, добро пожаловать! Добро! Дорогая вижу, вы уже познакомились! Тебя представить Кириллу?! А?!
  - Да... - немного виновато, шепнула его супруга.
  - Ну и хорошо! Ну, что ж теперь я представлю тебя нашему гостю! Знакомьтесь Кирилл, это моя жена - Стюарт!
  Кирилл, вздрогнул и посмотрел сначала на правителя, затем на женщину. Та обреченно качала головой. Верховный, довольный и веселый кивнул в трону мангалов:
  - Ну, что пойдемте, а то и Салтыков и Щедрин, там втихоря съедят все мясо! Все! Поверьте моему опыту, они с мясом могут покончить, как народ! Мяса нет!
  Женщины послушно встали. Бродский помогал им, словно был галантным кавалером, подавая каждой свою руку. Супруга верховного подхватила своего мужа под руку, тот благосклонно поцеловал ее в волосы.
  - Пойдем моя королева!
  Кирилл, сглотнул слюну и просмотрел в след этой парочке. Обычные мужчина и жена. Он, выглядит как американский фермер: в джинсах и какой-то полувоенной рубашке с карманами и блестящими пуговицами.
  В этот момент Лучинского под локоть подхватила Ахмадулина, она хихикнула и шепнула:
  - Пока все идет хорошо. Вы молодец. Я, так боялась, что вы, намекнете ему, про Марию Стюарт...
  - А, что надо было? - хмыкнул Кирилл.
  - Ни в коем случае, этого он, как раз и не любит!
  - Да он, сумасшедший... - пробурчал Лучинский.
  - А вот это разглашение гостайны! - еле слышно ответила Ахмадулина.
  - Что?!!!
  - Я говорю, будет хороший шашлык! - нарочито громко сказала она.
  Когда они подошли к мангалу, Бунин деловито раздал каждому по большому сочному шашлыку, а Салтыков расставил тарелки на столике возле мангала. Он, усердно поливал лук красным соусом.
  Они, ели шашлыки, как голодные коты, урча и причмокивая, казалось это какое-то сумасшествие, вот так есть мясо. Верховный, то и дело мычал и нахваливал кушанье. Все вторили ему, Кирилл, тоже поддавшись такой аппетитной симфонии, съел свой шашлык.
  - Ну, а теперь, можно и выпить, - насытившись, воскликнул верховный.
  Бунин разлил по стаканам белое сухое вино.
  - За наш метод решения мясной проблемы! - поднял, тост Щедрин.
  - За решение! - подхватил его Салтыков.
  Их жены, тоже довольные едой и сытые, выпили свою дозу почти залпом. Кирилл пригубил из своего стакана и спросил:
  - А, как решили-то проблему? Мяса, что так и не было в государстве? Как у коммунистов, что ли? У нас вроде, когда я засыпал, мясо уже дефицитом не было!
  Повисла тишина. Все напряглись. Лучинский понял, что спросил не то, и не в то время. Ахмадулина опустила глаза. На нее сурово посмотрел верховный и вздохнул. Казалось, грянет буря, но правитель подошел к бутылке и налив себе в стакан еще вина, разрядил эту мрачную обстановку:
  - Да, Кирилл, видно вы, так ничего там, у себя и не поняли.
  Все рассмеялись, но смеялись они, как понял Лучинский потому, что так вот, они выказывали свое облегчение от несостоявшейся бури.
  - Мяса в нашей стране никогда теперь не будет! - пояснил Бунин. - Коммунисты, как вы говорите, они во всем и виноваты. Однажды, под страхом смерти, отучили крестьянина работать. Увели его в город и там развратили. А вот, вернуться на землю, так и не смогли заставить. Вот и все. И с тех пор мяса в стране нет. Если оно при вас и было, то оно было закупное. А так, так наш народ не научился заново, ни коров, ни свиней выращивать. Вот.
  - Да и зачем это? Учить его, тому, что он не хочет делать?! - подхватил его речь Щедрин. - Он ведь лентяй, народ наш любимый. А жрать хочет, от пуза! А работать в грязи и говне нет! А жрать требует! У нас требует! Но, почему у нас?! Мы, что мясо выращиваем?!
  - Да, странные они люди, коров пасти не хотят, а мясо жрать хотят! - пел и свою песню Салтыков, это было словно третий куплет.
  Кирилл глотнул еще вина и спросил:
  - Ну и как же тогда вы проблему-то решили? На закупках у других стран что ли?
  - Упаси Бог! - отмахнулся Бунин. - Мы всякую торговлю кроме энерго поставок с заграницей не ведем. Мы пытаемся жить по своим силам. Мы сами себя обеспечиваем!
  - Как же так? А? Мясо не выращиваете, а проблему мяса решили?
  - Все просто! - вновь вклинился в разговор щедрин. - Мясо можно и не выращивать, а оно будет!
  - Охотится, что ли на диких животных, так их на всех не хватит? - не понимал его Кирилл.
  И тут вновь слово взял правитель. Он удобно уселся в одно из брезентовых шезлонгов и деловито, закинув нога на ногу, посмотрел через солнце на вино в своем бокале:
  - А вы, как думаете сами Кирилл?! Вот нет у вас мяса, а вам надо его производить, где взять? И, что бы... никому ничего не делать?!
  Его супруга, села рядом с мужем. Стюарт улыбнулась и погладила правителя по ляжке.
  - Ну и как? Не знаю, - буркнул Кирилл. - Тут у вас, все как-то непонятно сильно... через - чур заумно.
  - Нет, у нас-то, как раз, все просто! Все гениальное очень просто! - гаркнул Бунин.
   Он налил себе огромный бокал вина.
  - Только наш гениальный правитель мог найти выход в этой непростой ситуации! - уважительно вставила пожилая женщина, которую Кириллу представили, как супругу Бунина.
  - Вот не надо, про гения! Вы же знаете, я лести не люблю, - картинно капризно, отмахнулся верховный. - А, вот вы, Кирилл, вот вы, как бы решили эту проблему?
  - Я же сказал, не знаю, - обиделся Лучинский.
  - Ну, не знаю - это не ответ для руководителя страны. Страна хочет, есть и есть мясо, но не хочет его производить! Так вот, решить проблему надо! А иначе?! И однажды я понял, что страна-то, все равно, что-то производит!
  - И что?! Что она может производить, если ничего не производит? - скептически ответил ему Кирилл.
  - А-то и производит... - загадочно буркнул правитель.
  - А производит она пищевые пусть и скудные, но отходы! - вновь рявкнул Бунин, он, как показалось Кириллу, уже был довольно пьян.
  - Да, Кирилл, да, тут и был секрет решения проблемы. Вот в вашем времени, куда пищевые отходы отдавали?
  - Ну, не знаю в баки... вываливали на помойку, а там, кто его знает... куда...
  - А там собаки бродячие на помойках-то? Так?! - подхватил его мысль правитель.
  - Ну, так... - согласился Лучинский.
  - А собаки, это что? - давил верховный.
  - Это что? - не понял его Кирилл.
  - Это мясо! Дурачок! - хихикнула одна из молодушек жена не то Щедрина, не то Салтыкова.
  - Ну-ну! - пригрозил ей пальцем правитель. - Не оскорбляйте моего гостя! Нашего гостя! Правильно собаки - это мясо!
  - Что вы стали разводить бродячих собак и есть их?!!! - обомлел Кирилл.
  - Ну, зачем разводить, просто кормить, разводиться они сами стали. Они плодились очень быстро, дворняги они ведь устойчивы к различным заболеваниям, они очень плодовитые псы! - вновь встрял в разговор Щедрин.
  - Да, Кирилл, зачем разводить их, просто мы организовали такое специальные места и помойки огромные за городом, куда вывозили отходы и там же собирались огромные стаи собак. И мы стали их, как бы подкармливать специально. Ну, а потом пошло поехало. Собаки давали потомство, давали мясо. А мы его использовали.
  - Вы что ж собачатиной народ накормили?!!!
  - Ну и что такого? Зато все сытые стали! Мяса много, работать не надо. Все довольны, только вот, отдавай пищевые отходы и все! Безотходное производство! Этот метод уже двадцать лет в стане работает! - с гордостью заявил правитель. - А собачатина, она же, даже от туберкулеза полезна, да и от баранины почти не отличишь! Да и что мы хуже корейцев? Так ведь?
  - Ну, не знаю, не ел! - брезгливо буркнул Кирилл.
  - Ну, как же не знаете, а шашлык?! Вы же его уплетали с таким удовольствием?! Я смотрел за вами! Кстати, хотите добавки?
  Кирилл замер. Ему вдруг стало внутренне противно, нет, его не стошнило, но как-то стало не по себе. Ему вдруг захотелось выпить огромное количество спиртного.
  - Вот, неприятно первый раз. Ну, второй. А, третий, уже как-то приедается. Так, что Кирилл, выражение народ схавает все - оно подкреплено нашим, экономическими опытом! - читал нотацию правитель. - Да и как там, древнее - я на этом деле собаку съел! Это тоже, как говорится, аргумент.
  Кирилл собрал в себе силы и спросил:
  - Хорошо, что вы хоть только собак есть народ, заставили, а не крыс...
  Повисла тишина.
  Потом залп хохота. Громче всех ржал Бунин. Он, противно схватившись за живот, корчился от нахлынувшего веселья.
  - Что?!!! Что вы и крыс?!! - воскликнул пораженный Кирилл.
  И тут он почувствовал, что его точно стошнило. Он побежал к самым близко стоящим елкам и, залетев за них, выблевал все, что было в желудке. Когда он закончил очищение... и с трудом поднял голову, то к ужасу своему увидел, что рядом с ним стоят два человека в черных костюмах, они замерли и внимательно смотрели на Лучинского.
  Опешивший Кирилл, только махнул рукой и ничего не мог сказать им. Он, устало поплелся обратно к столу, где в это время звучал смех и кто-то, что-то громко рассказывал. Когда Кирилл подошел ближе, все замолчали. А правитель, улыбаясь, внимательно посмотрел на Лучинского и грустно сказал:
  - Ничего, ничего привыкните.
  - Да уж, крысы, как решение продовольственной проблемы - это сильно даже для коммунистов и Мао-Дзе-Дуна! - хмыкнул Кирилл.
  - А, кто сказал, что только крысы?!!! А?!!! А вороны... лягушки... наши леса и помойки полны живностью! Орлы и куропатки! Как там у классика?! Ешь родной народ! - Бунин размахивал руками, как поэт на творческом вечере.
  Кирилла опять замутило. Правитель, довольный, улыбнулся и кивнул Салтыкову. Тот налил большой бокал с водкой и протянул Лучинскому:
  - Вот, очиститесь! Поможет!
  Кирилл выпил водку, с трудом сдерживая рвотный рефлекс, его пару раз чуть вновь не вырвало. Потом вытер губы ладонью и обвел всех присутствующих каким-то усталым и мутным взором:
  - А вы, нормальные условия для жизни, не пробовали ему создать? Народу то? А?! Вы все его кокой-то помойкой кормите! Просто дайте работать и все... он сам себя накормит!
  Правитель дернулся и вскочил с шезлонга.
  Стюарт от испуга поджала ноги. Все остальные замерли. Верховный подскочил к Кириллу и зашипел:
  - Вы, что ж думаете, вы один такой тут, умный и правдолюб?!!! Вы один такой, что простые истины знаете?!!! Да, они сами захотели с помойки есть! Более того! Они уря-уря кричали! Одобряли! Восхваляли! А теперь, мы виноваты?! Они сами гавно готовы жрать, что бы не работать! А мы тут, все извращенцы и властолюбцы?!!! Нет, уважаемый! Пока вы спали все это - было! И свобода, и демократия! Но!!! Только народишка-то наш, сам ее отверг! Не захотел он... свободы и демократии! При ней-то, работать надо! А тут, тут, зачем работать, лучше за так, получать миску баланды, да чесать пуп у себя, лежа на диване! И ругать всех и вся! А на власть все свалить! Вот, что народишка наш хочет! Он, лентяй, ваш народишка! Он, работать не захотел! Мы и пытались вступать в различные мировые структуры и в вэ-тэ-о! И в Евросоюз! А, что толку?!!! Нас сначала принимали, а потом с треском исключали! Потому как, никто нас кормить задарма не хотел! Вот и все! А вы думаете, что мы тут, ерундой маемся?! Нет, уважаемый, мы гавно-то это наше народное и расхлебываем! Никто, ничего, в нашей стране, просто уже делать не хочет! Ничего никому не надо! Надо только жрать, пить и ругать всех и вся! Вот что!!!
  Повисла тишина.
   Блеск злости в глазах верховного, как-то незаметно затух. Кирилл облегченно вздохнул после этого страшного монолога. Правитель немного остыл, махнув рукой, вновь подошел к столу и налил себе вина.
  Его мысль поддержал Бунин, он полупьяным голосом сказал:
  - Вот, вы думает Кирилл, мы тут ерундой занимаемся, себе какую-то бессмертность придумали?! А мы ведь просто хотим, что бы народ наш, окончательно не погиб! Он ведь вымрет если что-то не предпринять! Ресурсов у нас нет, вот, мы и будем продавать бессмертие и жить за счет этого все вместе... мы же вам свою концепцию объясняли?!
  Кирилл насупился, опустив глаза, грустно буркнул:
  - Я не верю, что в стране никто работать не хочет. Не может такого быть!
  Правитель, услышав его реплику, выпил вина и, вздохнув, ответил:
  - Вы правы, есть еще небольшая часть, которая хочет, но поверьте мне, это очень небольшая часть. Та, особо интеллектуальная и инициативная часть, о которой вы говорите, выехала из страны давно, уже полвека, как прошло. А кто остался?! Это, как в интернате для умалишенных и дебилов. Пара буйных есть, а остальные... понимаете страна-дегенерат! Они ведь, правда, ничего не хотят! Понимаете, этот наша трагедия! Они ничего не хотят!
  - Вот, что им надо, товарищ Кирилл? - вдруг вклинился в разговор Салтыков. - А?! Ну, вот, что было надо вашим соплеменникам?
  - Ну, не знаю... - Кирилл задумался. - Ну, конечно надо было и денег, и достатка, и все же люди, как-то стремились, что-то свое сделать. Что детям оставить?! После себя что оставишь?! А?!
  - Да было, но, увы, увы! Общество пошло по пути нахлебничества! Вот вспомните, что люди одобряли в ваше время?! Ну, что бы вот их, отвлечь от чего-то? Какие темы, всплывали?
  Кирилл пожал плечами, он не знал, что сказать. Правитель, подошел вновь к нему и, посмотрев в глаза, тихо и грустно сказал:
  - А нужно ему Кирилл, все тоже. Вот, например, он очень ненавидит, как ему кажется - евреев! Тема евреев в нашем народе - она вечна! Во всем виноваты евреи... и американцы! Потому, что они богатые и умные, трудолюбивые и хитрые! Идем дальше... что еще народу надо? Собственное величие! Что бы все надували щеки и говорили, вот какие мы мощные! Мы самые сильные и если, что мы так всем покажем! И, что бы кулачком погрозить обязательно! - правитель грустно ухмыльнулся, сжав кулак, погрозил им куда-то вдаль. - А дальше, что бы все уважали, что бы все говорили - да! Какая она вот, загадочная русская душа! Какие они все уникальные! И, что бы вот, все восхищались, а если начинают замечания делать, так это ни-ни! Это враги кругом! Враги - во всем виноваты! Насрал в подъезде - явно враг заставил!
  Все рассмеялись. Лишь Кирилл остался грустным. Он покосился на шашлык, ему вдруг так захотелось, есть, ведь желудок был совсем пустой:
  - А нельзя ли нормальной еды? - робко спросил он.
  Правитель улыбнулся, он похлопал Кирилла по плечу и грустно сказал:
  - Ну, вы это зря, для себя, конечно, мы уж нормального мяса-то найдем. Свинины нормальной. Не будем же мы иностранным высоким гостям бифштекс из крысы предлагать? Так что ешьте, это шашлык еще утром на нашей спецферме хрюкал...
  - Так вы меня разыграли?
  - Почему разыграли? - верховный ухмыльнулся. - Мы вам рассказали, как решается продовольственная проблема в стране, но не в руководстве. Кстати, если хотите знать, у нас в стране, разрешено брать землю в аренду и самим разводить для себя мясо, кур свиней и прочую живность. Это, как при коммунистах, про шесть соток. Когда они страну накормить не могли, так всем по шесть соток раздали. И мы вот раздаем, сколько, кто хочет. Но, вот парадокс! Который и заставил нас к собакам и крысам обратиться, брать землю захотели единицы! Особого ажиотажа нет! Так что в этом смысле у нас свобода - хочешь есть не крысятину с собачатиной - работай! Что это не справедливо?!
  Кирилл пожал плечами:
  - Ну, почему? Есть, конечно, разумное звено и все же...
  Лучинскому Щедрин протянул свежий шипящий шашлык и кусок хлеба. Кирилл с удовольствием принялся кусать сочную свинину. Правитель смотрел на него и улыбался. Стюарт, как заметил Кирилл, меж тем наблюдала замужем. Она, явно чего-то ждала. Правитель заметил это и как бы невзначай спросил:
  - Кирилл, а у вас там дети были?
  - У меня?! - жуя, переспросил Лучинский. - Нет! С ними возни было, у нас там, в прошлом, много.
  - Ну, понятно, а хотелось иметь?
  - Ну, не знаю, я как-то не задумывался...
  Правитель покачал головой и тихо сказал:
  - У меня к вам, серьезный разговор. Если позволите, давайте пройдем в беседку, что бы нам никто не мешал.
  Кирилл насторожился, тон верховного ничего хорошего не предвещал. Стюарт тоже, как по команде встала и направилась в беседку. Кирилл дожевал кусок и отложил на тарелку не доеденный шашлык. Вытер губы салфеткой и налил себе водки. Правитель стоял и ждал. Все молчали. Верховный вдруг прикрикнул:
  - А ну, что молчим?! Веселиться! Я собрал вас веселиться! давай! Жуй!
  И тут же раздался хохот и веселье. Громкое ржание Бунина и вопли молоденьких жен Салтыкова и Щедрина.
  Беседка, куда они прошли с правителем, оказалась довольно большой, но в тоже время уютной. Покатая красная остроконечна крыша, резные столбы, держащие ее, и дощатый пол. В беседке стояли белые стулья и толик. Было мило и как то тепло. На столе в высокой стеклянной вазочке букетик полевых цветов.
  Стюарт сидела, закинув нога на ногу и, дымила сигаретой. Правитель, увидев это, кивнул Кириллу:
  - Она, видите ли, стесняется всех, вот и курит только в одиночестве. Но, вот вас, как я вижу, не боится. Как вы думаете почему?
  Кирилл насторожился. Вопрос был странный и подтекстом, что имел в виду это всесильный человек? Лучинский пожал плечами и ничего не ответил. Правитель похлопал его по плечу и вежливо настоял:
  - Вы садитесь, садитесь разговор-то серьезный.
  Пришлось сесть в кресло прямо напротив Стюарт. Она покосилась на Кирилла, их взгляды на секунду встретились и тут же, как встречные поезда, разошлись. Кирилл почувствовал, что жена правителя ощущает себя как-то неловко.
  - Вы Кирилл, как думаете, что в вашей жизни главное?
  Лучинский оторопел, он не знал что ответить. Он задумался и погладил свой ежик. Потом посмотрел на фигурки возле мангалов, пожав плечами, немного робко ответил:
  - Сейчас право не знаю. А почему вы такой вопрос вдруг задаете?
  - Ну, вопрос то не праздный. Просто у человека все равно должна хоть какая-то цель быть. Вот на вас статус нашего первого долгожителя свалился. Можно сказать почет большой. Да и вам самому надо как то определяться? Вы что ж так и будете по течению своей судьбы плыть? Надо ведь наоборот. Это вы судьбу делаете.
  - А не Бог?
  - Бог?!!! Вы верите в это?! Ну, не знаю! Может и Бог! Только мне кажется, что на девяносто процентов сам человек. Вот вам Бог, допустим, дал бесконечную жизнь. А, как вы хотите ей распорядиться?!
  - Как... я не думал пока... - Кирилл посмотрел в глаза правителя.
  - А зря. Это вам сейчас кажется, что времени столько, что его девать некуда, а потом...
  - А, что потом, потом... бесконечность, - хмыкнул Кирилл.
  - Нет, не правда! Даже у бесконечности есть конец. Вот! Все считали, что вселенная бесконечная, оказывается и у вселенной есть конец. Правда, так далеко, что мы себе и представить не можем. А там, за ней? Там за ней, тоже очередная бесконечность, у которой есть конец... я верою, что в жизни, ну вот, так не может быть, что вообще - нет конца.
  Кирилл вновь посмотрел на Стюарт, та как бы безучастно, дымила сигаретой и смотрела куда-то вдаль.
  Лучинский вздохнул и махнул рукой:
  - О, чем вы говорите?! Зачем весь это разговор?! Вы хотите, что-то важное мне сказать?! Если по поводу эксперимента, так он вроде по плану идет. Они берут вот все, что надо из меня! Все пробы!
  Правитель кивнул головой:
  - Да конечно, я не об этом.
  - А, что тогда?!
  - А то, что я вам хочу предложить быть крестным у нашего будущего ребенка и занять должность моего второго заместителя? - сказал он, почти официальным, каким-то холодным тоном.
  Лучинский внимательно посмотрел в глаза правителя, тот грустно улыбнулся.
  - Это вы серьезно? - воскликнул Кирилл. - Мне?! Вы хотите, что бы я стал крестным вашего ребенка?!
  - Ну, да, вторым отцом!
  - Хм, зачем? У вас будет ребенок?! Зачем я?! - растерялся Кирилл.
  - Понимаете, бывает так, что у ребенка сразу два отца...
  - Вы о чем?!
  - Я вам сейчас скажу очень нашу интимную, так сказать, тайну. И попрошу, что бы она, таковою осталась. Вы ведь, человек слова?
  - Ну, конечно. Но, может не стоит...
  - Что не стоит?! - подозрительно переспросил правитель.
  - Ну, говорить мне ее. Тайну эту... вашу...
  Правитель задумался, тяжело вздохнул и откинулся на стуле. Он посмотрел на Стюарт, та, будто не замечая его, продолжала дымить сигаретой. Верховный закинул руки за голову и, сощурившись, прикусил губу. Он молчал и как понял Кирилл, мучительно рассуждал, над своим поступком. Затем встрепенувшись, выпрямился, положив руки на колени, устало сказал:
  - Нет, вы обязаны будете ее узнать. Я так решил.
  Кирилл пожал плечами. Его сердце почему-то учащенно забилось.
  Нет!
  Он не хотел как можно быстрее узнать эту тайну всемогущего человека, нет, он просто не мог себе представить, что у него, этого полубога, вообще есть интимная тайна.
  - Понимает Кирилл. Вы должны принять мое предложение. Просто должны. И я прошу сделать это не по принуждению, а по совести, по желанию вашему. Так сказать добровольно.
  - Зачем? Зачем? - вопросил Кирилл.
  - Понимаете, у нас со Стюарт не может быть детей. Я бесплоден. От этих препаратов, что-то вот сбилось там у меня в организме. Она тоже не может самостоятельно выносить. У нее было несколько выкидышей. Матка отвергает плод. Вот так. Но мы обязаны иметь потомство. Наследство. Вот. Иначе... иначе вообще все рухнет. И не поможет никакое там бессмертие... ведь как мы с вами выяснили все, когда ни будь, все равно кончается...
  - Подождите, вы же сказали, что бы я стал крестным отцом вашего ребенка? Ну? Так? А, как же я могу стать крестным отцом вашего ребенка? Если, если у вас его в принципе быть не может?!
  - Ну, да. Это и есть тайна. Но, сейчас, как вы знаете, медицина шагнула далеко вперед. И вот если взять яйцеклетку моей жены и смешать ее со спермой здорового мужчины, моей спермой, но не в матке моей жены, а в матке доноре. То есть, у посторонней женщине. То может и произойти, если хотите, чудо. Так вот, может родиться ребенок. Конечно, он не будет именно наш, но что-то все-таки наше физическое в нем будет. А тем более, если мы потом его вырастим, то он вообще будет наша ребенок. Вот так.
  'Он, что так собирается отомстить всем? Всем своим подданным? Он же говорил мне, что хочет, что бы те, кто собирается стать долгожителем, или бессмертным, назови как хочешь - не может будет иметь детей! И вот, он один?!!! Он один сможет?!!! Это, что месть? Это такая вот месть всему человечеству?! Господи, а не слишком ли это?' - у Кирилла даже захватило дух от своих мыслей.
  Он вздохнул и собравшись силами спросил тихо и осторожно:
  - Ну, это да... но причем тут я? Зачем вы мне это рассказали?
  Правитель грустно ухмыльнулся, он посмотрел в глаза Кириллу и тот почувствовал, что сейчас произойдет что-то совсем не приятное. Но, верховный встал со стула и подошел к краю беседке - опершись на перила, он встал, как капитан на мостике корабля, широко расставив ноги и, пристально всматривался вдаль.
  Стюарт потушила окурок в пепельнице и, встав, подошла к мужу. Она погладила его по плечу и спросила:
  - Может, я скажу?!
  - Как хочешь...
  Женщина виновато улыбнулась и села напротив Лучинского, на то самое место, где минутой ранее сидел ее супруг. Стюарт вновь виновато хмыкнула и тихо сказала:
  - Когда речь идет о ребенке, он нервничает и не может быть таким, каким он должен быть всегда. Короче Кирилл, мы нашли донора, и зачали плод. Нам помогает одна женщина. Она добровольно согласилась на эту операцию. Вот. Но, только этот никто не должен знать кроме вас. Понимаете, какая это тайна? И наша тоже? А? Этот ребенок наша последняя надежда...
  - Ну и что? Это ж хорошо! Я поздравляю! - воскликнул Кирилл.
  Он вдруг представил этих людей ночью в кровати. Ее с заплаканными глазами и его беспомощного и злого. Понимающего, что все в жизни прервется именно с его смертью. Он, не сможет больше ничего, и все что он делал это такая мелочь. И вся эта власть и величие - мерзость и пошлость, которые, просто сопровождают его мучительный уход в никуда... Кирилл, вдруг представил, каково этим людям. Какие это мучения?! Он вдруг понял, что ничто в мире не сможет скрасить или как-то преуменьшить их. Она просит у него детей, а их просто не может быть! И никакая сила не может их дать! Тогда... тогда... они решили, пусть катится все в трам - та ра ры... это даже страшнее чем ядерная зима... и гибель человечества...
  Кирилл вновь вздохнул и сочувствующе посмотрел в глаза Стюарт. Ему стало ее жал. Причем жаль даже не, как человека, а как некое безобидное существо, которое должно, обречено погибнуть и которое, так желает отсрочить это все до бесконечности...
  Стюарт ухмыльнулась, она жалобно, как-то просящее, словно нищенка на вокзале, сказала:
  - Спасибо. Но, вот дело в том, что кроме моей яйцеклетки есть еще и сперма постороннего мужчины. Вот. И эта сперма нам и помогла. Вот.
  - Ну и здорово! Это ж хорошо! - воскликнул Лучинский.
  - Нет, вы не поняли. Донор, который дал сперму, ну, в общем, зачал ребенка... это вы...
  Кирилл заморгал как-то быстро и нелепо. Словно его контузило артиллерийским разрывом.
  - Что?!!! Что вы сказали?!!!
  - Вы зачали нашего ребенка.
  - Нет... - Кирилл замотал головой. - Вы, не можете так со мной поступить!!! Об этом мы не договаривались! Нет! Вы взяли у меня сперму и привили ее какой-то женщине без моего спроса?!!!
  - Нет, не так. Все не так! Вы сами добровольно оплодотворили ее! - Стюарт вновь грустно улыбнулась.
  - Я?!!! Я не мог...
  Правитель повернулся и, сложив руки на груди, смотрел на Лучинского. Затем он кивнул головой и в беседку вошел толстый человек в генеральском мундире с потной шеей. Он, переминался с ноги на ногу, было видно, что он очень волновался:
  - Вы привезли ее? Все в порядке? - строго спросил правитель.
  - Так точно, товарищ верховный... - залепетал генерал. - Все в лучшем виде! Она тут.
  - Пригласите ее.
  Генерал вылетел из беседки, как пробка из бутылки. Возникла пауза. Кирилл смотрел, то на верховного, то на его супругу. Они в сою очередь глядели на него. Немая сцена. Сколько этот тянулось, неизвестно. Но потом, потом как сон, как туман, появилась она, безумно и плавно.
  Это была она, та, прекрасная гречанка...
  Светлана Турнова стояла выпрямившись, как по стойке смирно. Гордо задрав голову вверх и смотря, куда-то в потолок. Правитель подошел к ней совсем близко. Кириллу даже показалось, что он втягивает ноздрями воздух, что бы уловит запах ее духов. Как старый кабель, который уже не может уговорить суку, но пытается разнюхать ее запах.
  Наконец он нарушил тишину:
  - Эта женщина носит в себе нашего ребенка и вашего сына Кирилл. Вы узнаете ее?
  Лучинский молчал, он не знал, что сказать. Верховный, это понял и добавил:
  - Вот поэтому я и прошу вас принять мое предложение. Прошу... добровольно...
  И вновь тишина. Кирилл слышит, как бьется его сердце. Он, краснеет. Он, не знает, что делать?!
  - А, что бы вы могли как-то подумать. Мы с супругой оставим вас пока наедине, со Светланой. Вы можете поговорить.
  Верховный обреченно всплеснул руками и кивнул Стюарт, направился к выходу. Кирилл смотрел ему вслед с ненавистью. Он видел лишь мутный силуэт. Просто шаги по дощатому полу. Просто пятно, нелепое, никчемное и ненужное никому пятно! Пятно которое считает, что оно бессмертно, но которое еле видно и вообще нельзя понять есть оно или это мираж...
  Он молчал, он скрипел зубами. Ему так хотелось завыть, как волку. Он зажмурился и лишь застонал, потом раскрыла глаза, и посмотрел на нее. Она сидела, как ни в чем не бывало и, добродушно разглядывала его лицо. Это красивая женщина, так похожая на гордую гречанку.
  - Зачем? - наконец выдавил он из себя? - Зачем ты это сделала?!!!
  - А как ты думаешь, сколько стоит вечность?!
  - Ты о чем?! - зло цыкнул он.
  - О тебе. Ты теперь самый состоятельный человек на земле. Ты, но пока ты не понимаешь, и может, не поймешь. А я, я все давно поняла.
  Кирилл, схватился руками за голову и замычал. Он опустился на колени и дернувшись пару раз, ударил кулаком по дощатому полу:
  - Вы все тут сумасшедшие! Вы помешались на вечности! На бессмертии! Вы не хотите ничего знать кроме этого! Вы все меряете на это! А жизнь?! Вы забыли о жизни!!!
  Она, смотрела на него, ухмыляясь. Никаких эмоций это его театральное поведение не вызвало. Она еще раз ухмыльнулась и равнодушно ответила:
  - Вот как раз о жизни... я и не забыла. Не забыла. Вот поэтому...
  - Как не забыла? Как не забыли?! Вы же не можете понять, что жизнь тем и ценна, что она хрупка и уязвима! Что она может кончиться, что она дана лишь раз и не навсегда! Она такая маленькая и хрупкая, и прожить ее нужно, как можно лучше и честнее! А вы? Вы устроили из нее просто фарс! Вы помешанные! Вы из своей жизни сделали фарс! Фарс сумасшествия бессмертия! Но оно! Оно вам ничего не даст! - он сидел на дощатом полу, обхватив голени и, говорил это с грустной усмешкой. - Ты могла решить за себя. Тебе я не могу в этом запретить. Но зачем? Зачем ты решила за меня?
  - В смысле?
  - Ты решила за меня? Это мой ребенок! И ты решила за меня! Ты не имела права!
  - Светлана встала и, подняв руки, как богиня в древнем храме солнца, весело ответила:
  - А это уже тебя не должно касаться. Тем более ты от этого не как не пострадаешь. А я, и тем более твой ребенок только выиграет! Ты не вправе мне даже задавать такие вопросы! Ты просто должен знать и все. И все. Ты и так слишком много получил.
  - Что я получил? Да я самый несчастный человек! Вот что я получил!
  - Это ты-то несчастный? Да тебе дурачок принадлежит весь мир! Тебе! Ты пойми... у него... у нашего правителя даже детей быть не может, а ты! Ты великий и вот тебе дается право иметь детей! Ты все имеешь!
  - Дура! Ты просто дура, - он грустно засмеялся и медленно встал с пола, подошел к ней и потрогав ее пальцами за щеку добавил. - Ты так ничего и не поняла. Счастье, это даже не когда тебя любят. А когда ты имеешь право сам решать любить или нет. Понимаешь, только ты. Вот думаешь, например те же самые самоубийцы, они не счастливы? Они счастливы по-своему. Они сами решили, как им поступить прервать жизнь или нет... Вот. Понимаешь, счастье оно такое разноплановое. А ты, ты просто банально списываешь его до возможности дышать воздухом и смотреть на солнце... это конечно может быть счастьем, но не всей жизни.
  - Ты болтаешь чушь! Короче, ты должен знать, твой ребенок родится примерно через четыре с половиной месяца. И если ты его никогда не увидишь, это будет твоя вина. Но я надеюсь, ты еще все сможешь переменить в своем отношении. И последние. Я счастлива, так как я живу и ты не можешь меня разуверить что это не счастье, а что-то другое. Ты не Бог. Вот.
  Кирилл смотрел на этого человека, на эту женщину и понимал, что никаких сил воздействия на нее у него просто быть не может. Она далеко... но она мать его будущего ребенка. Он вздрогнул. Неожиданная мерзкая и противно - склизкая мысль пришла в голову. Он зажмурился. Он попытался прогнать эту мысль, но не смог. Она как червоточина в его разуме:
  'А что если просто вот взять и убить ее. Вот тут завалить на пол и придушить! И все? Интересно они меня за это умертвят? Или побояться потерять бессмертие? Что пересилит?'
  Когда он открыл глаза, ее уже не было. Она исчезла. Зато рядом стояла Стюарт, Кирилл понял, что жена правителя напугана. Она явно знала, что творится в душе у него. Она растерянно смотрела на Лучинского и словно в бреду лопотала:
  - Вы поговорили? Вы поговорили с ней?
  Ее лепет прервал жесткий голос правителя. Верховный рявкнул:
  - Они поговорили дорогая! А вы товарищ Кирилл... вы все должны понять! На этом ваша аудиенция окончена! К сожалению, шашлыков вам поесть уже не удастся!
  Кирилл догадался, что правитель в ярости. И сейчас что-то говорить не имеет смысла. Он вздохнул и отвернулся и увидел, что его уже ждут Ахмадулина и Бродский. Они стояли с мерзкими постными рожами и злобно смотрели на Лучинского. Кирилл покосился на Стюарт. Женщина тяжело вздохнула и пожала плечами. В уголках ее глаз Кириллу показалось, что блеснули слезинки. Лучинский медленно двинулся к выходу из беседки. Дощатый пол угрожающе пару раз скрипнул под его подошвами.
  
  
  
  ***
  
  
  Когда Кирилла завели в его комфортабельный номер-камеру, он в бессилии рухнул на мягкий диван. Ему не хотелось никого видеть и тем более говорить. Он вдруг так захотел раствориться в одиночестве. Вот так упасть и раствориться в одиночестве. Он устал, он устал от того, что не может ничего решить сам. Ничего. Он вдруг понял, что действительно вообще ни в чем себе не принадлежит и каждый его поступок или шаг это вовсе не его. Повальный контроль вымотал. Повальный контроль убивал разум окончательно. И еще... еще эта женщина, эта прекрасная гречанка такая холодная и циничная она добила его, высосав его семя....
  'А что если я все их обману! Вот сейчас зайду и просто вздернусь в сортире! Нет, пожалуй, не получиться, прибегут и за ноги схватят, гады! Нет... надо придумать что-то другое! Как-то исхитриться и броситься, например, под колеса электрички... Тоже мне Анна Каренина... они и тут удержат и вообще где мне взять, что бы эта самая электричка ехала? А как, как тогда мне покончить с собой? Что я теперь на этот тоже не имею право? И на смерть я тоже не имею право! На добровольную смерть!' - Кирилл замычал куда-то в обшивку дивана. Он выл как слон во время гона. Пускал слюни, слезы катились из глаз. Он выл, и ему так хотелось выть!
  - Держу пари, вы мечтаете о самоубийстве? - неожиданно раздался радом голос.
  Кирилл, вздрогнул и резко, перевернувшись на спину, увидел, что рядом с ним стоит Ленин. Старик внимательно смотрел на него и ухмылялся.
  - Ильич?! Какого черта? Как ты сюда попал?
  - Через дверь батенька, через дверь...
  Кирилл закрыл глаза и устало положив руку на лоб пробормотал:
  - Знаешь что, я хочу побыть один. Просто побыть один. Прошу уйди к себе в историю... ну чего ты как призрак коммунизма тут шаришься? Дай мне покой!
  - Э-э-э нет! Покой нам только сниться! Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль! - Ленин почесал пальцем свой широкий лоб и плюхнулся в кресло, что стояло рядом.
  - Ты Блока заучил? Он же буржуй был! Да и революцию вашу сраную он так и не принял...
  - Да хр-р-рен с ним Блоком! - опять еврейский прононс. - Блок был наркоманом. На кокаине сидел. Марафет так сказать нюхал! Вот и донюхался, хотя стихи у него некоторые конечно были не плохи. Кстати знаешь?! А это ведь была спец операция тогда! Немцы по нашему настоянию зафрахтовали пару пароходов и отправили их в Латинскую Америку. Там купили беспрецедентную по весу дозу кокаина и под конвоем своих рейдеров, доставили их на рейд Кронштадта.
  - Зачем? - буркнул Кирилл.
  - Как зачем? А революционная матросня? Она что ж по-твоему по доброй воле за большевиками пошла? Да там всех подряд коксом охмурили. Они все марафет нюхали! Они все были, как говорится р-р-революционно настроенные, но пр-р-равильно настроены именно кокаином! А иначе? А иначе многие бы из них, конечно такой, вот фигни, что мы им предлагали делать не стали!
  - Ну, вы и суки...
  - А кто сказал, что революция чистыми руками делается? А?
  - Все равно суки!
  - Да уж... Кстати когда потом эта матросня очнулась. То было поздно. Они поняли что совершили, решили задний ход дать, но кронштадтский мятеж как ты знаешь, подавили в двадцать первом лихо. Как там у этого дурака... Демьяна Бедного? Нас бросала молодость на кронштадтский лед?..
  Кирилл посмотрел на Ленина и махнув рукой зло бросил:
  - Слушай Ильич! Твоя революция тебе столько горя принесла! И ты вон до сих пор мучаешься! Ты мог бы стать нормальным адвокатом. Отцом многих детей. Те бы в свою очередь родили других детей, тоже нужных родине. а вместо этого, вон ты по ссылкам да по эмиграциям прошатался и в итоге вон стал никем... призраком! Тенью! Своей тенью! И ты с такой вот теплотой про свою сраную революцию рассказываешь? Да побойся Бога!
  - Хи-хи... Бога нет... хи-хи... - Ильич, как-то скукожившись в кресле, сидел и подленько смеялся.
  Лучинский смотрел на него зло и презрительно и не знал, что сказать. Наконец Ленин распрямил ноги и, потянувшись, весело заявил:
  - А я вижу... вам стало батенька легче! А то задумали тут всякую чепуху! Легче, ведь вам стало легче? - лукаво прищурился Ильич.
  - Да мне не легче стало а противнее! понимаешь! Противнее! Я сдохнуть хочу! Надеюсь и ты тоже самое хочешь! Понимаешь я не могу больше! Они забрали все! Я не принадлежу себе! Я не хочу ничего! Просто сдохнуть!
  - О-о-о батенька, вы я вижу пользуетесь всеми прелестями бессмертия! И это еще начало! Начало! И дальше будет хуже! уж поверьте мне старику... - Ленин вдруг стал хмурым.
  Лучинский поднялся с дивана и, встав, огляделся, он смотрел на потолок, стены, пытаясь увидеть скрытые камеры слежения. Он пытался рассмотреть те места, откуда за ними следят.
  - Бесполезно батенька ничего не увидите! - словно поймав его мысли вторил Ленин. - Это будет преследовать вас всегда и везде!
  Кирилл, сплюнул и, повалившись на диван, нервно спросил:
  - А, что делать-то? Что делать? Что, Что я должен сделать, что бы прервать все это! Помоги мне Ильич!
  Ленин задумался, почесав бородку, он загадочно ответил:
  - Есть, есть выход. Нет такого, что бы выхода, не было. Но есть одно но!
  - Да какое но! Говори! Я уже на все готов! Готов пустить себя на эти самые органы для их сраных пробирок! Ты понимаешь Ильич! Они сумасшедшие! Они построили какой-то ад на земле! Они не понимают, что тут нормальному человеку жить нельзя! Они страшные люди! Они собак жрут, крыс, они... они...
  Ленин устало отмахнулся:
  - Да знаю, знаю все это, все это эмоции. Все это чепуха!
  - А, что делать-то? - прикрикнул Кирилл.
  - Я говорю, есть выход. Но, тебе надо довериться одному человеку. Довериться. И все. И вот, что друг мой, ничему не удивляйся!
  - Да чему мне удивляться?! Ты меня уже к своим заговорщикам сводил... после этого мне очень приятную новость сказали... такую новость, что и врагу не пожелаешь!
  - Это, вы батенька, про вашего будущего сына? Которого, вынашивает для правителя, одна дама?
  Кирилл замер. Он несколько секунд не шевелился, переваривая информацию. Затем выдавил из себя:
  - А ты откуда знаешь?!
  - Я батенька мой, тут давно уже, все и про всех знаю.
  - Он давно пережил всех нас, ведь он живее всех живых! - раздался неожиданно голос сбоку.
  Кирилл покосился на дверь и увидел, что на пороге стоит Хрущев. Начальник этого отеля-тюрьмы был хмур. Он стоял, сложив руки, крест на крест, на груди и смотрел на Кирилла...
  Лучинский понял, что Хрущев слушает их разговор давно, просто не вмешивается. Наконец, начальник гостиницы, сделал несколько шагов вперед и, оказавшись возле дивана, медленно опустился в кресло напротив. Закинув нога на ногу, он покачал головой и добавил:
  - Ильич говорит правду. Мы ведь вас не напрасно позвали на наше тайное заседание и поверьте... это все не игры в масонов. И вот, я вам могу сообщить, что уже есть результаты. И эти результаты есть благодаря вам.
  - Какие еще результаты? Что у меня сын будет? - обиделся Кирилл.
  - Нет, это побочный эффект! - невозмутимо ответил Хрущев. - Результаты есть по нашему делу, по нашей борьбе за нормальную жизнь. И они есть благодаря вам.
  Кирилл замер, он не хотел переспрашивать, а просто ждал, когда Хрущев сам расскажет. Но, тот сделал слишком длинную паузу. Ленин тоже в нетерпении ерзал на кресле.
  Наконец Хрущев, закрыв глаза, как-то картинно прикоснулся ладонью к виску и пафосно сказал:
  - Господа я рад сообщить, что препарат нормальной жизни готов.
  - Что значит нормальной? - не понял Лучинский.
  - Препарат старения... - пояснил Ильич и радостно хлопнул в ладоши.
  - И, что, что это дает? - раздраженно буркнул Лучинский.
  - А это дает многое. Почти все! - Хрущев вскинул вверх руку. - Это, по сути, почти победа. Победа нашего движения за нормальную жизнь и теперь человек который имеет ненормальную продолжительность должен принять этот препарат и он автоматически превратиться в нормального человека. Его организм будет стареть с нормальной скоростью, с такой скоростью которой задумала природа. Вот! Вот господа! И это благодаря вам Кирилл! А вернее вашему организму, из которого при опытах и были извлечены нужные вещества! - Хрущев довольный кивнул головой, словно подтверждая свои же слова.
  - У-у-у, - Кирилл скептически замахал руками. - Я-то думал, что действительно, что-то революционное. А тут! Кто ж из тех, кто медленно стареет, будет пить эту микстуру?
  - Ну, понятно, что нужно время. И все же есть план, как начать процесс нормализации всех этих людей, которые сейчас имеют ненормальную продолжительность жизни.
  - Какой еще план? - подозрительно переспросил Лучинский.
  - Очень дерзкий и эффективный, - кивнул в ответ Хрущев. - И воплотить должны его вы Кирилл!
  - Что?!!! Опять я?!!! Да... на хрен мне это надо?!!! - возмутился Кирилл.
  - Как?!!! Батенька?!!! Вы же десять минут назад, тут комедию, а вернее тр-р-рагедию устр-р-роили?!!! - взвизгнул Ленин. - А тепер-р-рь в кусты? Вы не хотите все закончить?!!! Вы же сами хотели и стр-р-радали?!!! - картавил старик.
  - Нет но... - попытался оправдаться Кирилл.
  - Если вы поможете нам, вы поможете и себе и всему человечеству! - вновь пафосно заявил Хрущев. - Эти сумасшедшие люди перестанут вынашивать идею бессмертия человека! Бредовую идею человеческого превосходства над временем!
  - Да, я понимаю... но, что я должен сделать? Что я могу? - искренне воскликнул Лучинский.
  Хрущев кивал головой, словно разминаясь перед решительной речью. Он картинно закатил глаза. Ленин тоже напрягся и замер. Кириллу все это очень не понравилось, он заволновался и невольно, как-то на подсознательном уровне испугался. Испугался накатывающей лавины неизбежности...
  - Вы должны будете заставить или уговорить, как хотите... выпить этот препарат супругу верховного правителя... - выдохнул Хрущев.
  - Что?!!! - Лучинский сначала хотел было дико закричать, но у него не получилось и, он в итоге, лишь как-то жалобно пропищал. - Вы сами-то понимаете, что сейчас говорите?
  Хрущев кивнул головой:
  - Я понимаю, что это почти безумие. Я понимаю, насколько это будет трудно. И все же. Если вам представиться возможность вы должны уговорить принять препарат Стюарт!
  - Да, как я ее уговорю? Они напротив... вон! Собираются моего сына воспитывать и быть вечными, ну если не вечными, то пару веков точно протянуть! - грустно хмыкнул Кирилл.
  - Ну, то, что они собир-р-раются это еще ничего не значит! Повер-р-рьте мне батюшка! Моему опыту судар-р-рь повер-р-рьте! - воскликнул Ленин.
  - Конечно... поверь... а, что сказать-то я должен и вообще, почему вы решили, что она меня послушает?!
  - Потому, что вы отец ее будущего приемного сына... она ради уступок пойдет на все... лишь бы вы пожертвовали своим родительским чувством... то есть добровольно согласитесь отдать им сына... без злобы... да и информация у нас имеется... очень для вас забавная... симпатизирует она вам... нравитесь вы ей как мужик! Она хочет вас! Понимаете, она влюбилась, скорее всего, в вас! Это ведь ее идея... сына от вас заиметь! Спать она с вами побоялась... гнев правителя конечно силен! Но она баба, а бабы коварны и вот, вот, вот так... она и уговорила правителя, так поступить с вами... поэтому вы и, никто другой в этом мире не сможет решить эту проблему!
  Лучинский смотрел в глаза Хрущева пытаясь понять насколько правды в его словах? Ведь звучало все это почти фантастически, словно приманка, а вернее замануха для него! Послать его на эту роковую встречу!
  'А почему роковую? Ведь что я теряю? Что? А что вообще могу я потерять? Пусть, пусть он мне врет и лишь успокаивает лишь бы заманить меня на эту вот встречу, но его можно понять, а меня? Меня тоже можно понять! Я сам себя должен понять! Я сам себя должен понять решить! Что я теряю? Вечность? А что такое вечность? Вечное мучение вот этого существования? Хм, а ведь действительно, что я теряю? Я ничего не теряю!'
  Кирилл медленно встал в полный рост и, вытянув руки по швам, словно солдат, неожиданно для Хрущева и Ленина заявил:
  - Я готов! Кто кроме меня? Никто кроме меня в вашем историческом заповеднике это не сделает!
  Хрущев молчал, Ильич кряхтел и постонывал. Затем повисла тишина. Но такая пауза длилась недолго. Наконец Хрущев собрался мыслями и, хлопнув в ладоши, удовлетворенно сказал:
  - Вы сделали правильный вывод. Вы настоящий здравомыслящий человек. Таких сейчас мало.
  Кирилл тяжело дышал. Ему ничего не хотелось говорить, ему вообще сейчас хотелось остаться одному. Он стоял и не знал, как дальше себя вести. Хрущев кивнул ему рукой и вежливо сказал:
  - Да вы садитесь, что тут стоять. Я вот, что скажу. Встречу с ней я вам организую. Ведь я уже один раз организовывал ее.
  Лучинский медленно опустился на диван, он посмотрел на Хрущева и переспросил:
  - Это когда, она пришла утром, посмотреть на меня? Это вы ее пустили?!
  - Да, это я...
  - Я так и понял, - обиделся Кирилл. - Зашла и рассматривает меня! Как коня на выставке!
  - Вот об этом я и говорю! Неравнодушна она к вам! В общем, ладно, я организую эту встречу, ну а дальше все зависит от вас! Но, перед тем как эта встреча состоится, вы должны встретиться с Михаилом Альфредовичем Щуппом. Он вас проинструктирует и расскажет о препарате, который, наконец-то появился. Он его разрабатывал и все о нем знает, он расскажет, что нужно делать практически.
  - Да, но этот Щупп. он же вроде напротив. Он свою систему долгожительства разрабатывал, как же так? Как он этот препарат делал? Он, вообще может, обманул вас? - подозрительно спросил Кирилл.
  Хрущев задумался, но ненадолго. Он помассажировав мочку правого уха рассудительно ответил:
  - Нет, не обманул, и вы поймете почему. Он вам свою позицию изложит, и вы все поймете. А сейчас давайте сделаем так, что вы останетесь один. Вызовите санитаров и пожалуетесь на плохое самочувствие. Они вас доставят в центр Щуппа. Я дам команду, что если вам станет плохо - везти именно туда.
  Хрущев встал и, покосившись на Ильича, скомандовал и ему:
  - И ты Ильич, идика себе в номер. Иди и отдыхай. Я приду и сообщу когда что-то измениться. Иди, отдыхай.
  - Да я и так сто с лишним лет отдыхаю... - пробурчал Ленин, но тем немее подчинился и, встав с кресла, направился к двери.
  Там он остановился и повернувшись внимательно посмотрел на Кирилла. Ильич тяжело вздохнул и как-то обреченно сказал:
  - Надо же, кто бы мог подумать тогда в Казане, что я вот так кончу. Кончу вот так нелепо и главное не скоро.
  Лучинский и Хрущев ему ничего не ответили. Они смотрели на ссутуленную фигурку старика и, каждый думал о своем. Ленин вышел медленно, словно пропал в пространстве.
  
  ***
  
  
  Лысая стриженая голова, впавшие усталые глаза и совсем изношенное физически тело. Словно какой-то узник Бухенвальда, Кирилл лежал на большой кровати опутанный целым пучком проводов. Датчики были прикреплены повсюду. Он лежал смирно и не двигался. Да и ему и не хот елось двигаться. Ему хотелось просто покоя. Ему хотелось просто недвижимой стабильности, которая, как ему казалось, приносит успокоение.
  'Боже мой! Мне ведь больше сотни лет! Я такой дряхлый старик! Я ведь совсем старый человек! Но думаю я как молодой мужик, но я чувствую, что мое тело уже устало жить. Оно не хочет жить. А мой разум. он так молод. Ведь я не прожил со своим телом этих ста десяти ста двадцати лет, которые обычно отмеряет природа. Какой абсурд. Человек на вид молод, но он старая развалина, которая давно должна умереть и превратиться в перегной! Нелепость. Может это и есть вечность? Может эта мука и есть вечность? Какой ни будь там памятник, стоит себе лет четыреста и так же мучается потому, как он вроде, как молод но на самом деле кусок старого камня или бронзы...' - мысли его не возмущали, они как бы возникали в сознание и тухли, словно сполохи северного сияния. Вроде ярко, но не греет и не светит.
  Он лежал в палате и тихо плакал, слезы невольно текли из глаз, но эта соленая вода лишь обжигала щеки и скатывалась к подбородку.
  Раздался щелчок и, дверь в палату растворилась. Это вошли Щупп и его два помощника - Лысенко и Вавилов. Кирилл грустно и немного натужно улыбнулся.
  - А ботаники-косторезы? Резать меня пришли? Я к вашим услугам.
  Но, никто из троицы не отреагировал на его колкое приветствие. Они, как ни в чем не бывало, начали крутить ручки своих приборов. А Лысенко, с какой-то неподдельной нежностью принялся отдирать от тела Кирилла датчики. Лучинский, смотрел на него, улыбаясь. Он тихо спросил у врача:
  - Слушай, а как у тебя фамилия настоящая?
  Лысенко покосился на Кирилла и, смущаясь, ответил:
  - Ордыгайло...
  - Вот твою мать! Конечно, лучше уж Лысенко быть, чем как там его Ордыгайло...
  Вавилов и Лысенко сняли какие-то показания с приборов. Вставили в них какие-то коробки (возможно с новыми датчиками и бумагами) и вышли из палаты. Когда дверь за ними закрылась. Щупп покрутил по сторонам головой подошел к двери, словно прислушиваясь, он неестественно выгнул шею, но ничего не обнаружив подозрительного, немного успокоился и, вернувшись к кровати прижав палец к губам, кивнул на ширму, приглашая Кирилла туда пройти. Лучинский понял это как сигнал к действию.
  Когда они оказались за белой перегородкой Михаил Альфредович замахал руками, словно дирижер и яростно зашептал:
  - Вы понимать должны всю историчность этого момента!
  Кирилл кивнул своей стриженой головой, в знак согласия:
  - Да я давно уже все понимаю! Как только вот тут проснулся у вас так сразу и, понимать начал!
  Щупп покачал головой и грустно ухмыльнулся:
  - Вы молодой человек зря ерничаете, это все очень серьезно! Очень! Не получиться сейчас, значит земля, вообще обречена!
  Кирилл пожал плечами и тяжело вздохнул:
  - Ну, вы уж слишком мрачно все! Обречена! Ну, останутся они жить тут навечно ну и что? Пусть себе живут!
  - А мы?!!! - вспыхнул Щупп.
  - А что вы? Вы как перегной пойдете! - равнодушно-цинично ответил Лучинский.
  Михаил Альфредович вскочил с кушетки.
  - Да, что как перегной это ладно. Это естественно. Но они на земле вообще неестественный элемент! И этот неестественный элемент будет существовать непомерно долго! Для земли это катастрофа практически! Катастрофа!
  Кирилл немного испугался такого вот агрессивного поведения врача:
  - Ну, вы уж слишком? Вы о чем?
  Щупп склонился над ним и зашипел:
  - Не о чем, а о ком! О чиновниках! О них! Это ведь раковая опухоль человечества! Раковая опухоль, а хочет быть вечной! Но, раковую опухоль вообще-то вырезать надо, а не устраивать ей тепличные условия!
  Лучинский отмахнулся от Щуппа, как от надоедливой мухи:
  - Послушайте, вы как настоящий революционер говорите! Страшно аж! Чем вам-то чиновники навредили? Вы же сами вон хоть и медицинский, но вроде чиновник! - удивился Лучинский.
  Михаил Альфредович на секунду задумался, но лишь на секунду, затем он выпалил, слова вылетали, словно пули из скорострельного пулемета:
  - А, что они мне-то сделали хорошего?! Что?! Я сам всю жизнь бился в их непробиваемую дверь! Я с молодых лет, как только стал врачом, сразу стал разрабатывать свою систему долгожительства и параллельно систему предупреждения заболевания раком! Да. да молодой человек все это ходит очень рядом! Все рядом! Долгожительство и рак это почти одна тема! Я разрабатывал свою системы, представлял ее в различных чиновничьих инстанциях! Я написал кучу писем кучу обращений и что вы думаете?
  Кирилл посмотрел в глаза врачу и понял, что тот говорит не то, что искренне, а это вырывается наружу его крик души. Лучинский тихо спросил:
  - Что?!
  Михаил Альфредович махнул рукой:
  - А ничего! В нашей стране оказалось, все, что я делал, никому ничего не надо! Более того! Некоторые чиновники мне говорили открыто! А зачем нам бороться с раком? Пусть народ болеет больше! Парадокс?! Да?!
  Кирилл, сощурившись, подозрительно буркнул:
  - А вы не преувеличиваете?
  - Да какой там, преувеличиваете! - выпучил глаза от обиды Щупп.
  - Ну... что им выгодно, что б народ болел? - недоверчиво переспросил Лучинский.
  - Да как вы не поймете! - Михаил Альфредович надулся и покраснел от напряжения. - Им выгодно! Ведь чем больше будут болеть, тем большим потребуется помощь! А это бюджетные деньги, которые можно разворовывать! К тому же каждому больному требуется куча лекарств, а это тоже льготные отчисления! Это тоже кормушка! Вот и получается, что чиновникам выгодно, что бы мы побольше, болели и поменьше жили!
  Кирилл потрогал свою колючую щетину на голове и, втянув воздух ноздрями, выдавил из себя:
  - Ну, у вас и теория, ужас берет, а что ж тогда они...
  Щупп присел рядом с ним на кушетку и, глядя куда-то в пространство, пробубнил:
  - А, что ж они спохватились? Да потому, как не крути, а все просто они как оказывается, тоже склонны к раку! Тоже, склонны к болезням! Вот такие пироги!
  Кирилл покосился на врача и, помолчав, сказал:
  - И, что ж вы невольно становитесь для них одной из надежд!
  Щупп вытянул вправо руку и сунул под нос Лучинскому кукиш:
  - Вот! Как бы, не так!
  - Это почему? Вы же врач? - ухмыльнулся Кирилл.
  Он понял, что этому человеку действительно эта тема очень близка и, он буквально кипит, когда рассказывает о подробностях своего научного скитания.
  - Я-то врач! Но, лечить я должен нормальных людей, а не извращенцев! Моральных извращенцев!
  Лучинский вновь потрогал свой ёжик на голове:
  - И все-таки они люди...
  Михаил Альфредович вяло махнул рукой:
  - Да, но только вот они нас с вами за людей не считают!
  Кирилл покосился на врача:
  - И какой выход?
  Щупп встрепенулся и словно ожив, склонился к Кириллу и яростно зашептал:
  - А выход прост! Я понял это когда был еще молод и решил заняться проблемой долголетия и проблем предотвращения заболевания раком. Я понял это тогда, будучи зеленым и неопытным врачом! Я понял, что если и изобрету способ, по которому люди смогут жить сотни лет, то никогда не отдам его в руки чиновников, этих самодовольных и в тоже время ущербных существ, которые делают все, что бы жизнь простых людей стала невыносимой!
  Кирилл невольно немного отстранился от Михаила Альфредовича:
  - Как вы все-таки ненавидите чиновников, это почти паранойя. Осторожней надо. Смотрите. Да и я не думаю, что они уж такие вот зловещие как вы говорите. Они все-таки тоже часть народа!
  Щупп как-то недобро и зло сощурившись, поджал губы и ответил:
  - Народа? Вот и вы туда же угодили! В их ловушку! Они промывают уши, таким как вы! А ведь именно вы-то первый должны кричать о том, что эти чиновники раковая опухоль общества! Вы как никто другой это испытали!
  - Да, но я испытал это от высших должностных лиц... как бы это, наверное, не совсем то...
  Михаил Альфредович подскочил и вновь замахал руками, как неумелый боксер:
  - Ага! А, чем наш правитель отличается, от какого ни будь, мелкого чиновника в районе?! Да ни чем! Масштабом, да и все! А остальное... Вы должны знать, он ведь не напрасно создал, этот чертов государственный список! Это государственный список попадания в будущее! Этот абсурд! Он, создал список по которому, после конкретного открытия именно того препарата который должны был окончательно получен после экспериментов с вами, так вот этот эликсир вечности смогли бы получить только чиновники! Понимаете, он в будущее собирался взять только чиновников и их семьи! Он собирался расплодить там именно их! Не композиторов, художников писателей, а именно чиновников! Управляющий персонал!
  - Ну, кое-что я слышал... - вздохнул Кирилл.
  - А вам это не дико?! И вообще, какое они имеют право, так вот поступать со всеми?! - Щупп стоял перед ним, как старшина пред новобранцем, подперев бока руками.
  Кирилл, вздохнул и грустно улыбнувшись, ответил:
  - Извините доктор, тут я в ответ спрошу, а вы, какое имеет право, так вот, поступать именно с ними? То есть, вы, разработали своей метод долгожительства и хотите его внедрить только среди простого народа, а чиновники? Они ведь тоже люди?!
  - Вы передергиваете! - отмахнулся Щупп. - Во-первых! Мой метод доступен всем! Им могут пользоваться все желающие! Во-вторых, чиновники слишком ленивы! И мой метод, поскольку, он слишком много требует воли и усилий, он им не годиться. Вот поэтому они и разрабатывали химический метод! То есть, принял лекарство и стал долгожителем! Вот! А я, в первую очередь, разрабатывая свой метод, учитывал индивидуальные и общие особенности человеческого организма и способы его более рационального использования! То есть, любой человек, если будет соблюдать мои рекомендации, сможет реально продлить себе жизнь естественным путем! Естественным! Понимаете! Конечно это не четыреста лет, но до ста восьмидесяти я гарантирую продолжительность жизни! Это почти два века! Больше просто не разумно! Да и природа не предусматривает больше! Это предел! Но, зато эти почти два века человек, как говорится: живет по-человечески! Он не превращается в машину по поглощению всякой ерунды, дерьма разного, того, чего в принципе есть нельзя, а живет размеренно, красиво и главное приятно! И это все реалии! Все это возможно! Все это ждет человечество в будущем без всяких препаратов! А они? Им это не годиться! Чиновникам это не годится! При моем методе нельзя не пить, не курить, нужно вести здоровый образ жизни! Разве этот годиться чиновникам? Им нужно все сразу и сейчас! Но так не бывает! Так в жизни просто не бывает! Это абсурд! А они это не понимают! Они амебы! Перхоть человечества! Они твари! Они мрази которые мешают жить нам! Они, недалекие и мерзкие людишки, возомнившие себя полубогами!
  - Ну, что вы их всех одной краской мажете! Зачем? Среди них, наверное, есть тоже люди, которые готовы вести здоровый образ жизни... - Кирилл в очередной раз потрогал свой ёжик.
  Щупп медленно опустился рядом с ним на кушетку и как-то грустно сказал:
  - Может, вы и правы... Но, какой процент таких чиновников? А?! Вот то-то и оно! И потом им нужен результат немедленно! Выпил таблетку и все, стал долгожителем! А я пропагандирую постепенное выравнивание гармонической, жизни организма! Так сказать существование с природой в гармонии! Вот! Понимаете! И тут, на фоне моего метода, непроизвольно и рождалась теория предотвращения раковых заболеваний! Вот!
  Кирилл похлопал врача по плечу и добавил:
  - Что-то мы слишком ушли от темы доктор.
  Щупп, словно встрепенувшись, согласился:
  - Да, вы правы. Вы правы. Просто, вы, прежде чем мы перейдем к практической части, должны знать, почему я на это решился. Хотя у меня в руках есть, конечно, препарат, вернее был препарат, который реально мог бы существенно продлить человеческую жизнь химическим путем! Я его формулу вывел! Вывел! Но, это все не нужно человечеству! Не нужно!
  - Я уже это понял, доктор, - вздохнул Кирилл. - Давайте все же о деле.
  - Да, да, конечно. Но, вы должны знать! Препарат, а вернее эликсир бессмертия, если хотите, реально существует, и выведен он, в том числе и из вашего организма. Вернее из тех биологических проб, которые мы из вас взяли.
  Кирилл, вскинул брови и невольно вновь дотронулся до ежика, а вернее шишку на затылке. Щупп добродушно кивнул головой в знак подтверждения и продолжил:
  - Ну, если есть такой препарат, вернее эликсир, то должен быть и анти препарат! Правильно? И это они не учли! Неи учли, что я могу пойти по научному пути и в противоположенном направлении. Не учли. А может, и учли... я не знаю. Но, в общем, мне помогли! Кто и как не мое дело! А я, как говорится, сделал свое! Все сделал и все! И я горд этими! И меня теперь ничего не остановит!
  Кирилл рассмеялся. Тихо, но так искренне и от всей души. Он посмотрел на этого смешного человека, на этого врача, который отдал всю свою жизнь, что бы вывести сначала формулу бессмертия, а затем к ней прибавить и интеграл смерти.
  И все это, ради чего?!
  Ради того, что бы человек просто нормально мог жить и умереть. Вовремя родиться и умереть!
  Как это просто!
  Что может быть в мире, во вселенной проще, чем обычная, закономерная смерть.
  Даже звезды и те умирают, когда приходит их время! Целые галактики исчезают в пучине космической пустоты, если пришло время! Все поддается этому закону... все!
  А человек?!
  А человек?! Он кем себя возомнил? Он считает, что он сильнее, чем время? Но, что это даст? Что может дать это проклятое искусственное бессмертие? Суету и суматоху? А главное дисбаланс всего! Дисбаланс всего!
  ВСЕГО!
  Щупп медленно поднялся. Он стоял как обиженный на педагога ученик, в бессилии опустив руки и не понимая, почему этот человек так смеется над ним? Что тут могло быть смешного?
  Что может быть смешного?
  Это самая серьезная тема всего живого и неживого!
  Время жизни! Время жизни!
  - Почему вы смеетесь? - обиженно спросил Щупп.
  - Извините доктор. Но, просто именно сейчас я понял простую истину! Простую, как сама жизнь! Не суй свой нос в дела Бога, и все будет нормально! Ну, вот вы, зачем вы, потратили свою жизнь? Зачем?
  - Зачем?.. - вторил ему Щупп.
  - Вы, потратили свою жизнь на то, что бы и так могло быть! Обычная человеческая жизнь, а не идиотское измерение отрезка биологической активности некого серого вещества, которое вложено природой в мою черепную коробку! Господи! Как все смешно и просто!
  Щупп нахмурился. Он стал злым, медленно присел вновь рядом с Лучинским он засопел и, помолчав с полминуты, грубо сказал:
  - Хватит тут патетики и философии! Есть вещи, которые не нужно вот так, резко осуждать! Не нужно!
  Кирилл грустно ухмыльнулся и похлопал Щуппа по плечу:
  - Простите, доктор, ради Бога простите, я не хотел вас обидеть!
  - Все, не будем об этом! - сурово сказал Михаил Альфредович. - Итак. Я вас сейчас передам шесть капсул препарата, который стимулирует человеческий организм и заставляет его из любого состояния возвращаться в исходное состояние организма. Проще говоря, это препарат просто выводит все посторонние витамины, элементы и прочие вещества, которые в принципе не должны находиться в организме человека. Это и есть, так сказать, антидот бессмертия. Но, есть одно но! У этого препарата есть побочные эффекты. Человек его принявший рискует подхватить любую даже самую безобидную инфекцию и от этой самой инфекции умереть. Его организм в период действия препарат становиться беззащитным. Он просто чист, как душа Адама в раю. И все, поэтому препарат имеет некую степень риска, и принимать его конечно надо в специальных помещениях и при наблюдении врача. Лучше всего это делать в лаборатории. Потому, как врач, сможет в любую секунду, предпринять какие либо действия, что бы попытаться блокировать инфекцию.
  - То есть вы хотите сказать, что человек рискует, принимая этот препарат?
  - Да, рискует. Но ради общего дела, придется это сделать.
  Кирилл задумался. Он отрешенно посмотрел куда-то вдаль, хотя на пути его взора была ширма. Он смотрел словно сквозь нее.
  - А я, что должен человеку, это объяснить, по-вашему?
  Щупп внимательно посмотрел в глаза Лучинскому и, пожав плечами, равнодушно ответил:
  - Ну, это как вам будет угодно. Хотите - говорите, хотите - нет. Это все зависит от вас. Как вы себя будете чувствовать по отношению к этому человеку. Ради общей цели в принципе можете ничего и не говорить.
  - То есть, даже тут, в благородном деле, мне придется обманывать или скрывать? Ну, что у вас за время такое, сучье?!!! Что за время?! Понимаете доктор, когда там у нас начались перемены, рухнул, этот чертов Советский союз, все надеялись, да какое там надеялись, все были уверены, что жить станет лучше. Что все измениться, и главное, что никогда больше никакие, такие вот, времена, не вернуться! Никогда! И, что же я вижу?! У вас стало еще хуже, чем было у нас при коммунистах! У вас тут, какой-то рассадник дебилизма, маразма и главное - подлости, на всех уровнях! Подлость, как главная государственная стратегия! Вот символ вашего чертого времени! И когда я, вот, немного задумываюсь, то на ум мне приходят очень плохие мысли.
  - Это, какие? - хмыкнул Щупп.
  - А такие, может не надо ничего тут менять?! Не надо тут геройствовать?! Не надо тут вам не в чем помогать?! Потому, как вы сами, заслужили то, что вы сейчас умеете! Сами заслужили!
  Щупп вздохнул, грустно покачал головой и тихо сказал:
  - Молодой человек. Вы решите все сами. Я не буду вас убеждать. Вы сами все знаете и поэтому сами должны решить. Единственное, что я сделаю, то передам вам шесть капсул. А поступить вы с ними можете, как вам подсказывает ваша... бессмертная совесть. Делайте, как знаете.
  Он положил рядом с Лучинским на кушетку большую серебряную упаковку с прозрачным полиэтиленовым верхом. Внутри этой коробочки как в коконах лежали шесть больших желтых капсул. Кирилл покосился на этот подарок врача и хмыкнул. Щупп медленно встал и ничего не говоря, вышел из-за ширмы. Лучинский его не окликнул, он понял, что говорить больше в принципе не о чем.
  
  ***
  
  Щебетанье каких-то неведомых птиц, запах разнообразных трав и цветов, слабое дуновение ветерка, и цвета, яркие цвета различных растений. Тут были и пальмы, и какие-то неведомые деревья с огромными листьями, тут были и пышные кусты, и елки, и маленькие карликовые сосны. Цветы, цветы и зелень, кругом было настоящая буйство зелени. Этот искусственный 'райский' сад, тут под землей, под самым сердцем страны Кремлем, был похож на настоящий Эдем.
  'Может, так и было там в раю? Откуда сбежал человек? Может, он тоже, был как бессмертный и ни в чем не нуждался? Но, он так мучился, так мучился среди этой всей красоты? Может он, поэтому сбежал и разгневал Бога? А разгневал ли он его? Может, он сам попросил сделать, его жизнь обычной и разноплановой. Что бы в ней чередовались и боль, и радость и наслаждение, и горечь потерь и фурор успех! Может, он сам хотел, что бы все было, так как у нас там... или, как тут?' - любуясь уникальным садом, рассуждал Кирилл.
  Он не волновался. Нет. Хотя понимал, что сейчас может произойти действительно нечто, что изменит все вокруг. Он не волновался и был спокоен. Он, как-то равнодушно расчетливо ждал... ждал и предчувствовал, что даже если у него ничего не получиться, ничего изменить уже в принципе, он не сможет. Но, ему уже все равно. Ему уже до такой степени все надоело, что он просто устал волноваться и переживать.
  'Переживать? О чем? Ведь, по сути, моя жизнь если подходить к ситуации, со здравым смыслом, уже давно закончилась. И я, вообще живу, как будто в долг. Мне кто-то неведомый продлил этот кредит существования и сейчас с интересом наблюдает, как я этот кредит в принципе могу использовать. Или его проценты, которые оказались такими огромными, заставят этот самый кредит вернуть, причем вернуть уже вдвойне. Потому, как никакого наслаждения от жизни, и вообще, от пребывания на белом свете, я не испытываю!' - с горечью подумал Кирилл.
  Она появилась неожиданною.
  Тихо, как приходит ночь, или рассвет. Она появилась незаметно, но он вздрогнул, когда ее увидел. Он немного испугался и отвел взгляд. Ее лицо было спокойным. Глаза немного грустные внимательно рассматривали его. Кирилл не торопился. Он даже не стал здороваться. Она, это восприняла, как должное. Она была готова, что он неи будет ей рад. Хотя, как почувствовал Лучинский, она это восприняла с горечью и сожалением. Но, вида не подала.
  Он сидел на длинной витиеватой скамейке и, стесняясь ее, встал и пытался смотреть на небольшой прудик, в котором плавали большие красно-золотые рыбы. Они плескались и резвились, не обращая внимания на людей.
  Да и зачем на них обращать внимание? Кто они такие эти люди? Странные и нелепые существа. Совершенно бесполезные, если конечно не брать в расчет, что кто-то из них, регулярно сыпет корм в бассейн.
  Кирилл специально смотрел на рыб, чтобы не показать своего испуга. Нет, не волнения, а именно испуга! Он, как бы невзначай, перевел взгляд на нее.
  Стюарт стояла, прикусив губу и, смотрела ему в глаза.
  - Спасибо, что вы оказали мне честь и пришли.
  - Не надо... - скривила губы она.
  - Извините...
  - Не надо лести, - она немного разозлилась. - Я, не оказывала вам чести. Просто эта встреча нужна как вам, так и мне. Поэтому я и пришла.
  - Извините, - вздохнул Кирилл.
  - Что вы все извиняетесь?! У вас ведь так мало времени и так много надо мне сказать. Я это чувствую. И я... я должна вам, что-то важное сказать!
  Он не больше никаких слов кроме как:
  - Извините.
  Она окончательно разозлилась:
  - Опять?! Это уже не смешно. Садитесь. Мне легче с вами будет разговаривать, когда вы сидите. И не смотрите на меня. Вот так и делайте. Как вы делали. Смотрите в бассейн. И говорите, так проще. Мне так много нужно и вам сказать. Но я не могу это, вот так просто сделать!
  Кирилл словно загипнотизированный повторил:
  - Извините.
  - Я сейчас уйду. Вы знаете, что я рискую больше чем вы. Если он узнает... все. Это конец. В принципе, это конец. Это конец всего.
  - Для меня?!
  - Для меня, - ухмыльнулась она. - Вы-то ему нужны вроде как по делу, для эксперимента. А я, потом буду мучиться. Он, мне устроит, такую жизнь, что вы себе представить не сможете. Это будет ад. Ад на земле. Но я... не боюсь в принципе. Ради вас... хотя неприятно как-то...
  Она вновь прикусила губу. Стюарт была захвачена своими мыслями. Он это почувствовал и спросил:
  - Неужели, он такой вот человек, у которого вообще нет ничего святого?! Ведь он вас должен любить? Он вообще кого-то должен любить? Он должен кого-то любить, а значит и прощать?!
  - Ну, почему, ему кажется, что он меня любит. Нет, он вправду меня любит. Это факт. Он боится меня потерять, но и любовь его очень страшна. Очень, вы даже не знаете на сколько. А то, что у него нет ничего святого, так, это вы должны понять. Да... а вы это не поняли? Я думаю, вы это уже поняли. Понимаете, он человек, который в принципе лишен любви к ближнему. Ему только кажется, что он любит. Но, на самом деле он любит самого себя...
  Кирилл, всплеснул руками и укоризненно покачал головой:
  - Нет... я понимаю, что он все тут. Он тут главный и все такое. Он почти Бог. Почти... но все же. Нельзя же отречься вообще от всего и вся! И ради чего? Ради, вот такого, пустого существования?
  - Хватит. Не надо мне читать мораль. Не надо. Я все знаю сама. А вот вы не знаете. Многое не знаете! И не знаете главное! Главную мою тайну!
  Кирилл посмотрел внимательно на женщину. И неожиданно спросил:
  - А зачем, он вам?
  Но, она не смутилась и ответила вопросом на вопрос:
  - А вам?
  Кирилл пожал плечами и вздохнул:
  - Мне?! Мне он не нужен...
  Стюарт ухмыльнулась и грустно улыбнулась:
  - И мне... Мне нужны вы... Вы мне, очень нужны... И ваш ребенок!
  Кирилл понял, что вести разговор с ней просто не возможно. Она постоянно перехватывает лидерство. Она постоянно контролирует ситуацию и тем более говорит, какие-то странные вещи.
  'Не хватало еще, что бы она мне тут начала в любви признаваться. Тогда все рухнет, тогда она почувствует, что я не смогу ответить ей взаимностью и точно разозлиться, и тогда, тогда крах... ничего не получиться!'
   Лучинский насупился:
  - Так зачем вы тогда?
  Она улыбнулась и пожала плечами:
  - А вы?
  Теперь уже разозлился Лучинский. Он, хотел даже встать и уйти, но что-то удерживало его. Словно кто-то неведомый внутри, запретил так поступать. Кирилл попытался успокоиться и как-то изменить этот почти нелепый диалог:
  - Слушайте... у нас разговор не получится.
  Но, она вдруг стала мрачной, в ее глазах блеснула злость, Стюарт достала из маленькой сумочки, с которой пришла, пачку дамских сигарет. Подкурив, тонкую черную палочку, она выпустила дым, почти Кириллу в лицо и вызывающе сказала:
  - А, кто сказал, что я собираюсь с вами разговаривать. Я пришла вас выслушать. И все. И потом... потом я скажу... главное...
  Кирилл тоже разозлился и дерзко спросил:
  - Что потом?!
  Он вдруг заметил, она начала нервничать. Сигарета дрожала у нее в пальцах:
  - Ладно, хватит. Говорите. Это уже затягивается. Время нет. За мной следят. И, только благодаря Хрушеву я смогла...
  Кирилл, вздохнул и, внимательно посмотрев ей в глаза, монотонно сказал:
  - Хорошо. Я хочу вам предложить...
  Она вздрогнула и растерянно посмотрела на него:
  - Как и вы?
  Он улыбнулся и словно согласившись, кивнул головой:
  - Нет, простите, я хочу вас попросить...
  Стюарт такой ответ понравился. Она улыбнулась и, затянувшись, вновь выпустила дым в сторону Кирилла:
  - Вот это другое дело.
  Он стерпел это и лишь тяжело вздохнул:
  - Знаете. А я хоть тут у вас и не старею, но стал в душе уже настоящим стариком. Тяжело все это.
  - Что именно?!
  - Ну, вот так жить. Как я. Тяжело. Поймите, это очень тяжело.
  - А я, думала наоборот, все для вас тут, как сказка... и я так радуюсь за вас... когда вас вижу... я радуюсь...
  Кирилл вновь поморщился. Женщина вновь говорила странности, но Лучинский сделал вид, что не расслышал последних слов:
  - Ага, сказка. Ну ладно, но я не об этом. Я о сыне. О своем сыне. Вы ведь хотите его забрать?
  Стюарт стала совсем грустной, она бросила окурок себе под ноги и затушила его подошвой туфельки. Помолчав, она спросила:
  - Что вы хотите?
  - Я? Я хочу, что бы вы стали ему настоящей матерью.
  Она вскинула брови и удивленно спросила:
  - Правда? Почему?!!! Вы что, знаете? Вы все знаете?.. Нет, вы не можете знать... просто не можете...
  Он ответил не сразу, не понимая, что она говорит ему... вновь посмотрел на прудик, в котором плескались большие жирные золотые рыбки. Их бока отливались кроваво-красными полосками.
  - Просто я хочу, что бы он рос, как простой, вернее нормальный настоящий человек.
  - Правда?! - на глазах Стюарт выступили слезы. - А я думала... вы против, будете и будете мне сейчас выговаривать, просить умолять... Хотя если бы вы знали главную причину... вы бы согласились без уговоров!
  - А смыл? - хмыкнул он. - Все ведь решено. И я ничего уже не решу. Что даст моя строптивость?!
  - Да, вы правы... - грустно согласилась она. - Но, поверьте, это будет, наверное, самый счастливый ребенок на свете. Я сделаю все, что смогу. И вы будете радоваться. Вы будете все это видеть и радоваться!
  - Не получиться.
  - Что? - вздрогнула она.
  - Не получиться сделать его самым счастливым. И меня заодно...
  - Почему?! - обиделась Стюарт.
  - Потому, что ребенок не должен видеть, что его родители становятся моложе его самого, а родители пусть и приемные не должны видеть, что их ребенок стареет и умирает у них на глазах, это противоестественно жизни. Обычной человеческой жизни.
  - Что вы такое говорите?! Я не понимаю! Артур... мы назовем его Артур... как короля... Артур будет такой, как вы. Он будет бессмертным! Это я знаю. Мне сказали врачи!
  - Они вам лгут. Он не будет такой, как я. Я один такой и другого просто быть не может, даже ваш супруг никогда не будет такой, как я. И это я вам говорю по секрету.
  - Почему? - испуганно и беззащитно пропищала она. - Почему, вы так говорите?! Это не правда!
  - Это правда. Во-первых, потому, как и я уже не я. Все кончено. А во-вторых, Светлана ошиблась. Она ошиблась, вернее ей помогли ошибиться. Оно приняла не тот препарат.
  - Что? - Стюарт побелела от напряжения. - Нет, вы говорите не правду! Я так надеялась! Я так думала о вас, я знала, что вы именно такой, каким я вас представляла! Мне так не хватала вас!
  Лучинский поморщился, странный монолог женщины немного насторожил. Но Кирилл, не обращая внимания, на слова Стюарт, сказал:
  - Вот! - Кирилл положил рядом с собой на скамейку упаковку, ту самую серебряную упаковку с желтыми капсулами. - Это ответ на мой вопрос и выход из вашей печальной ситуации.
  - Какой ситуации? У меня сейчас ситуация которую вы пока не можете себе представить! Но вы поймете все! Я верю, что вы все поймете!- она заплакала, молча и тихо.
  Слезы катились по ее щекам, оставляя почти невидимые полоски. Ему стало, ее немного жаль. Он посмотрел на нее как можно ласковее и грустно улыбнулся:
  - Я же вижу. Вы хорошая женщина. Вы хороший человек. Зачем вам это все?
  - Что все? - вздрогнула она.
  - Ну, эта игра со временем? С бессмертием? Зачем вам это надо? Вам же нужно обычное бабье счастье. Семья, ребенок. И все! зачем вам все это?
  Она окончательно разрыдалась. Ее спина ходила ходуном. Она достала из сумочки носовой платок и, прижав его к лицу, пыталась сдерживать звуки. Получалось глухо и немного нелепо. Он не торопил ее, хотя ему даже захотелось ее обнять и прижать к себе. Но он не мог это сделать. Наконец, она вытерла глаза и немного, успокоившись, сказала:
  - Это все он! Он! Я ему говорила! Я ему давно говорила! Ум меня не может быть детей из-за его экспериментов! Он! Он все он! И вот появились вы... и я поняла, вы все сможете для меня решить! И эту проблему! Вы просто должны для меня ее решить!
  - Так надо это закончить! - Кирилл кивнул на упаковку с желтыми капсулами.
  - Что это?
  - Это поможет вам, если вы захотите закончить эти мучения, как ваши... так и его. Я подозреваю, он тоже мучается. Он боится смерти? Так ведь?
  - Да... - растерянно ответила Стюарт. - А откуда вы знаете?!
  - Я этот огонь страха видел в его глазах. Это паранойя. Все люди бояться смерти. Но все люди знают, что когда, ни будь, они все равно умрут. Нельзя это никак отвратить. Даже если ты самый сильный и могущественный человек на земле! Ты все равно смертен! И важнее, что ты после себя оставишь! Вот, что главное!
  - Я, я ему это говорила! Почти этими же словами! А потом появились вы! И я поняла, я по-другому не могу! Я должна вас видеть и поговорить с вами! Я должна у вас кое-что спросить! Именно у вас и именно от вас... будет зависеть многое! Именно вы... можете все для меня решить! Вы... это не понимаете! Но вы проймете! Скоро поймете! Я так нуждалась именно в вашем мнении, и именно вы можете мне помочь! Как я думаю, вы можете? Этот разговор очень важен! Да что там разговор! Все очень важно? Разговор он только разговор... - Стюарт вновь заплакала.
  - Значит нужно не говорить, а действовать. Вот это лекарство, оно поможет вам решить все проблемы. Если он выпьет и вы выпьете эти капсулы. Все кончится! Все эксперименты! Вы станете простыми людьми, а не зомби многовековыми, которые сидят на лекарствах и только и трясутся - как бы, не постареть!
  Она, вновь немного успокоилась. Стюарт внимательно посмотрела на упаковку, затем взяла ее в руки и, проведя по пачке ладонью, тихо спросила:
  - Просто выпить?! А это не навредит?!!!
  - Это очищающее организм средство. И все. Только вот нужно на несколько дней исключить возможность простуды. И прочих вирусных заболеваний. Организм немного ослабнет.
  Она покачала головой и улыбнулась. Немного нелепо как-то отрешенно и грустно:
  - А вы? Вы тоже собираетесь пить эти таблетки?
  - Конечно! Смысл мне жить вечно? Какой смысл? Бред какой-то! Да и я хочу видеть, как растет мой сын и взрослеет, а я буду нормально стареть. Это ведь и есть счастье!
  - Вы вправду отдадите мне сына на воспитание?
  - А почему бы нет? Надеюсь, вы не будете его обижать? И будете позволять изредка видеться. Ведь вы не навредите ему?
  - Нет, нет что вы! - радостно воскликнула она. Я сделаю все, что бы он рос счастливым мальчиком! Я просто по-другому и не могу сделать. И вы поймете скоро почему! Доверяйте мне! Я не случайно выбрала именно вас! Именно вы... станете мне таким родным человеком!
  Кирилл кивнул головой и грустно улыбнулся:
  - Ну, вот видите. Ради того, что бы у вас, да и у всех, все было хорошо, я готов пожертвовать своим ребенком! Это очень высокая жертва! Вы не знаете, как мне трудно было принять это решение! И вот я его принял! Но, есть одно но! Теперь вы должны сделать то, что я вас прошу! - он кивнул на упаковку.
  Стюарт задумалась. Она внимательно смотрела: то на капсулы, то на Кирилла. В ее взгляде было все и растерянность, и ужас и решительность и какая-то надежда, да именно огонек надежды где-то там пусть и глубоко, но тоже сверкнул в ее взоре.
  - А это нужно выпить одному человеку? Все шесть?!
  - Нет, это на двоих...
  - Вы хотите сказать, что я должна... подсунуть это и ему?
  Кирилл стал мрачным. Он поднялся с лавочки и огляделся, но в этих искусственных джунглях 'райского' садика рассмотреть что-то было не возможно. Лучинский немного зло взглянул на женщину и мрачно сказал:
  - Я ничего... не хочу вам сказать. Это вы должны решить. Просто будет очень странно, если все закончиться на вас. Вы сами-то, как это все представляете?! Он будет жить там дальше, а вы останетесь с приемным сыном тут?! Смысл?! Как... он будет к вам относиться?! Я имею в виду вашего супруга?!
  Стюарт задумалась, она отвела взгляд и посмотрела себе под ноги. Как-то равнодушно пошевелила яркий желтый песочек дорожки под туфлями. Затем пожала плечами и, посмотрев на Кирилла, ответила:
  - Да, вы правы. Я давно об этом думала.
  - Вам надо идти. Действительно... вы рискуете. Слишком долгое отсутствие. Вам самой-то не страшно?
  Стюарт, вдруг улыбнулась. Она посмотрела на Кирилла с нежностью и пожала плечами:
  - Теперь мне не страшно. Вы знаете, как-то вот сюда шла. Я не думала, что все будет так просто. Весь это разговор я представляла, как очень трудный вязкий и нудный... но все не так. Слава Богу, что есть люди, которые думают как я! Я! И главное вы, вы именно вы так думаете! Для меня это очень важно! Понимаете, я думала, что я одинока, тут в Кремле, да и вообще в нашей стране. Уж слишком какие-то вот мечты как мне кажется у окружающих, уж больно, какие-то сатанические!
  - Какие?! - удивился Кирилл.
  - Сатанические? Ну, кто вот может думать о бессмертии, если не сатана?
  - Ну, вы тут может, и перегибаете уж через - чур...
  - Нет, нет, все так и есть.
  Женщина поднялась с лавочки, в руке она держала упаковку с желтыми капсулами. Она улыбалась и то и дело рассматривала упаковку. Лишь на мгновение, бросив взгляд на Кирилла, она буркнула:
  - Я все, все сделаю. Я все сделаю. Мне самой это так надо... Ради вас сделаю...
  - До свидания... - растерянно попрощался он.
  Лучинский смотрел ей вслед. Она медленно удалялась по песочной дорожке вглубь искусственной чащи. Но, прежде чем она совсем исчезла в зелени кустов, Кирилл окликнул Стюарт. Она обернулась. Лучинский подбежал к ней и впопыхах спросил:
  - Скажите, а почему вы на меня обратили внимание и поверили мне?! Почему?! Все слишком как-то просто? Я не верю? Почему, почему вы мне поверили и обратили на меня внимание?
  Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Провела ладошкой по его щеке и тихо ответила:
  - Просто вы мой родственник. Вы мой... отец. Вот и все. Вы моя кровь. Вот... Я навела про вас справки в Госархиве... вы там числитесь как: Кирилл Владимирович Лучинский... у вас родилась дочь... ваша дочь это я... все просто Кирилл... Владимирович...
  - Да... но у меня не было детей... в прошлой жизни... - пробормотал обомлевший Кирилл.
  - Это вы просто не знали. У вас была после ухода жены знакомая... вернее любовница Светлана Корякина?!
  - Ну, была... и что?!!!
  - Она забеременела... просто не успела вам сказать... вы исчезли... и заснули...
  Стюарт повернулась и двинулась дальше. Кирилл засуетился и прикрикнул:
  - Стюарт! Стой! А как тебя по-настоящему зовут?
  - Елена... Лена Лучинская... папа!
  Женщина засмеялась и зашагала вперед решительным шагом. Он на этот раз не стал ее останавливать, а лишь смотрел за ее грациозной походкой. И лишь когда она исчезла среди зелени райского сада, он пробормотал:
  - Дочь будет растить... сына... своего брата?!!! Господи, за что это все?!!!
  
  ***
  
  Девушка с глазами полными слеза смотрела на Кирилла. Она молчала. Но он понимал, ей так хочется кричать. Лучинский сидел на кровати, свесив ноги, устало согнув плечи, словно на них положили мешок с мукой. Его фигура сейчас очень напоминала фигуру старика, уставшего и разбитого болезнью пожилого человека.
  - Это вы окончательно решили? Как вы могли? Как? Нет, вы не должны так поступать! - причитала Лиза.
  Но Кирилл ничего ей не ответил. Он продолжал неподвижно сидеть и смотреть куда-то вдаль. Девушка в очередной раз всхлипнула и вымолвила:
  - Понимаете, вы будете мучиться потом! Долго и страшно! Это мука! Как вы могли вообще так поступить...
  Наконец Кирилл посмотрел на нее и, вздохнув, пожал плечами:
  - Не знаю, я теперь вообще ничего не знаю... как я вообще попал к вам. За что мне все это? Я бы давно уже должен был лежать на кладбище... моя могила уж не первый год зарастала бы бурьяном. А тут?!
  - Да, что вы все о мрачном?! Смерть это не панацея! У вас просто какая-то паранойя с этой смертью! Смерть не может быть благом! Это абсурд! Не надо все время думать о ней! Вы, вон лучше о своем ребенке будущем подумайте! Как вы могли вот так отдать его? Как? Как вы согласились?
  Лучинский ухмыльнулся и, махнув рукой, сказал ей грустно:
  - Вы должны понимать, что от меня все равно ничего не зависит! Вы же сами меня тут как кролика обследовали? А? Как я мог? Да я ради вас вот на это пошел... И потом... я не смог ей отказать. Не смог! Я правильно сделал... Но не надо об этом я хочу, о нашем деле. Я хочу о нашем.
  - Вы не можете меня просить об этом! Не можете! Это будет сильнее моей воли! Я не убийца, я врач, я ученый!
  -Ученый? А кто вам дал вправо вмешиваться в естественный ход времени?! Кто?! Только Бог и природа ... никто более... А вы? И сейчас вы, вот так, мне отказываете? А?
  В этот момент раздался какой-то невыносимый уху писк. Высокочастотное звучание и резкий уничтожающий звук почти разорвал голову. Кирилл, схватился за уши и повалился на кровать. Лиза упала на пол как подкошенная и тоже корчилась от страшного и невыносимого сигнала. Он был повсюду. Он был везде, и казалось, он полностью сейчас разорвет их тела. Кирилл зажмурился и дико заорал, но его крик был лишь слабым еле слышным шорохом.
  Но, все неожиданно кончилось.
  Кирилл тяжело дышал. Он боялся раскрыть глаза и лишь слышал, как страстно и нервно бьется его сердце. Было страшно. Было очень страшно. И все же он решился и посмотрел вбок. Так неуверенно, как в детстве, когда, он делал вид, что спит и лишь, немного приоткрывая веки - пытался рассмотреть, что делается вокруг.
  Это стоял он. Это было определенно он. Его фигура, его черты лица!
  Это был ОН!
  Человек в черном, совсем черном костюме, черной рубашке и черном галстуке. Словно представитель похоронной фирмы, он выглядел зловеще. Как посланец тьмы!
  'А может он и есть посланец тьмы? Может все так оно и есть, может там в этих писаниях и не врали вовсе? А? Может...' - Кирилл вновь зажмурился и застонал.
  Он даже не хотел дышать. Ему казалось, что он оглох после этой страшной какофонии писка!
  Но он ошибся. Звуки, постепенно ворвались в его черепную коробку. Нет, сначала туда зашла тишина, и тоже как не странно звенящая. Но потом звуки. Он расслышал, как кто-то тяжело дышит и понял, что это лежит на полу рядом с кроватью Лиза.
  Ему захотелось подняться с постели, но он лишь пошевелился, на большее, не было сил. Наконец он собрался и приподнял голову. Но вновь ее опустил на подушку.
  Постепенно к нему возвращалось нормальное состояние. Дыхание стало спокойным и ровным. Голова больше не гудела. Он напрягся и замер, пытаясь расслышать то, что происходило вокруг него.
  В тишине он расслышал, что кто-то еще вошел в палату. Лучинский вновь раскрыл глаза и приподнялся на кровати. Человек в черном, стоял рядом и пристально смотрел на Кирилла, молча и как то коварно.
  Лучинский попытался улыбнуться, но на его уста наползла лишь нелепая гримаса очень похожая на выражение лица, какого ни будь обитателя сумасшедшего дома.
  - Вы нехороший человек! Вы очень непорядочный и злой человек! - раздался голос.
  Кирилл пожал плечами и как-то невинно и искренне спросил:
  - Почему?!
  - Вы пришли к нам, что бы уничтожить нас! Я вам доверял. Но, вы оказались не тем человеком!
  'Господи это приговор? А если это приговор, что мне радоваться или бояться?! Смешно!!! Человек сидит и рассуждает сам собой - бояться ли ему смерти? Или радоваться? Вот смех-то! Приговор это избавление или это наказание?! Нет, но смерть она всегда должна страшить любого человека, да что там человека! любое существо! Любую букашку и даже амебу!! Но не меня?! Не меня?!!! А почему не меня?!!!' - подумал Кирилл.
  Он, несколько секунд помолчав, ухмыльнулся и, вздохнув, сказал:
  - Вы меня убьете?
  Тишина.
  В ответ тишина.
  Эта пауза. Она, как передышка или что?!
  'А может он размышляет? А как, он может размышлять? Интересно, а как они эти могущественные люди размышляют? Как они эти всемогущие думают? Так же как мы? Так же, как простые люди?! Нет, они не могут делать так же как мы! Ничего! Они не такие как мы!'
  Он услышал его дыхание, да, да тяжелое дыхание и вновь зажмурился. Правитель стоял совсем близко и молчал. Он, как почувствовал Кирилл, не знал, что ему делать, что ему говорить.
  От злости?
  От безысходности или от...
  Нет!
  Этот человек никогда не пойдет на компромисс с собой!
  Никогда!
  - Я не хочу вас убивать! Вы мне больше не интересны! - неожиданно раздался хрипловатый голос верховного. - Вы мне противны и я вас ненавижу! Но, я не хочу вас убивать! Это слишком просто! Вы разрушили все, что мне так было дорого! И вы, вы просто должны исчезнуть... это и будет вам самым страшным наказанием!
  'Исчезнуть? Что он говорит? Как это исчезнуть? Он не хочет меня убивать? А что тогда?' - вновь испугался Кирилл.
  Правитель, меж тем, медленно сел рядом с Лучинским на кровать. Он опустил голову и покосился на Кирилла. Тот привстал и, свесив ноги на пол, сел рядом. Они так и сидели несколько секунд, молча не двигаясь. В это время постанывая, с пола медленно поднялась Лиза. Она смотрела на могущественного человека в черном, с ужасом и каким-то неподдельным трепетом! Словно она увидела живого Бога! Вот, он тут, сидит себе на кровати и молчит.
  - За что же вы вот так хотите меня наказать? Что я мог разрушить такого у вас, у человека который, по сути, может все?! - неожиданно дерзко спросил Кирилл, не глядя в сторону правителя.
  Тот скривил лицо и махнул рукой:
  - Не надо, не надо делать вид, что вы не хотели этого делать? Но вот только я не могу понять? Почему? Зачем? Вам-то? Вам-то что надо? Ну, с этими моими холуями, понятно, но вы? Вы-то тут должны были жить как в раю? Причем жить неопределенно долго! Вы бы, ни в чем не нуждались и вот тебе на! Зачем? Почему?!
  Кирилл грустно ухмыльнулся:
  - А вы меня-то спросили? Хочу ли я этого? Вашего искусственного рая? А? Вы никого и не про что не спрашиваете! А делаете, так как вам удобно как вы хотите? Ну, например, спросили ли вы детей вашей страны и женщин хотят ли они есть собачье и крысиное мясо? А? Спросили?
  Правитель покачал головой:
  - Нет, не спросил и не буду. Не хотят пусть не едят! Тут альтернатива! Есть либо собачатину либо...
  - Либо подохнуть! - подхватил Кирилл. - Ну, хорошо, черт с ним народом, как я вижу вам, до него, дела-то и нет! Но вам-то все это зачем? Вы вот свою жену спросили: хочет ли она так жить, как живете вы и заставляете ее жить, так как хотите вы? Вы ее спросили?!
  - Поэтому вы встретились с ней тайно и запудрили ей мозги... - зло буркнул верховный. - Да, кстати, как вам это удалось, что вы стали сильней в своих убеждениях, чем я? Она же меня... никогда не могла ослушаться!
   Да бросьте вы! Она вас просто боится! А что ей остается?! И вот опять вы... вы любите только себя, как я понял. Вот и все, и к тому же, она не могла меня не послушаться...
  Правитель насторожился, он гневно посмотрел на Кирилла:
  - Это еще почему?
  - Это вы поймете позже... когда будете жить в следующем веке... кстати, сколько вы себе намерили? А?! Пятьсот, семьсот лет?! Сколько вам надо, что бы насладиться - жизнью, властью... унижением людей?!
  Правитель медленно встал с кровати и посмотрел сверху вниз на Кирилла. Потом он взглянул на дрожащую от страха и нелепо схватившуюся за щеки - Лизу. Девушка не могла все еще прийти в себя от этого звукового шока. Правитель улыбнулся ей и, сделав шаг к Палкиной, ласково, как-то неподдельно взяв ее за руки, медленно ей помог их опустить по швам. Потом он погладил ее кончиками пальцев по щеке:
  - А он тут у вас как я вижу, совсем ничего не боится. Он и вправду опасен! Нет ничего опаснее бесстрашного дурака! Вот уж поистине, правда!
  Лиза судорожно сглотнула и кивнула головой в ответ. Правитель еще раз улыбнулся и вежливо сказал:
  - Сходите, выпейте воды, а еще лучше вишневой настойки. Сходите. Выпейте, вам будет легче.
  - Да... да... конечно... - пробормотала девушка и медленно развернувшись, вышла из палаты.
  Когда дверь за ней закрылась, правитель резко обернулся и, сощурившись, зло сказал Кириллу:
  - Ничего вы не понимаете! Вы выскочка! Вы все мерите превратно! Я не злой тиран, я спаситель, понимаете, если бы не я, моя страна вообще бы перестала существовать! Только я, предприняв эти вот все меры, сохранил то, что есть! Иначе... иначе...
  - Иначе бы страна развалилась так ведь?!
  - Да...
  - Ну и что? Что от этого? Вы, что ж, хотите сказать, что эта страна должна существовать вечно? Так?
  - А вы, вы так не считаете?! Вы считаете, что все должно пойти прахом?
  - Я считаю, что народ сам должен решить, все пойти прахом или нет. А вот когда на себя эту миссию берет один человек... и его помощники, то получается то, что получилось у вас... бред вперемешку с абсурдом!
  - Вы говорите ерунду! Вы говорите чушь! Наш народ не может сам ничего решить!
  - А вы пробовали вы и такие как вы, цари и императоры, генсеки и президенты, верховные правители и председатели, пробовали хоть раз дать возможность решать ему самому? Нет! Никогда и ни насколько! Вы, все время, такие как вы, считаете, что вы умнее, что вы лучше знаете, как все нужно сделать. Что народ глупый, он может выбрать не того, его могут обмануть и прочее, прочее... прочее... это стандартные отговорки любого диктатора, тирана или фюрера! Во все времена, во всех странах при всех народах! Ничего нового! Но вы, от тех тиранов и сумасшедших диктаторов, отличаетесь еще и самым главным абсурдом - вы хотите жить вечно! Тут на земле, не где-то там, в загробном мире, как у инков, или египтян, а тут! Прямо тут, перед всеми! Все будут умирать и рождаться, а вы будете жить! Вы сами-то вдумайтесь, до какого абсурда вы дошли?!!!
  - Вы ничего так и не поняли! - взвизгнул правитель. - Я не для себя это хочу! Не для себя! А для них, для тех лентяев, семидесяти миллионов лентяев! Которые просто не хотят работать, а лишь получать пособии, пенсии и льготы! Которые ненавидят американцев и евреев и хотят жить, как эти самые американцы и евреи! Вот для кого я пожертвовал собой!
  - Сколько вы говорите населении? - не поверил своим ушам Кирилл.
  - Семьдесят миллионов... - растерянно повторил правитель.
  - Мать твою!!! При мне сто сорок пять было! Так что? За восемьдесят лет с небольшим, половина страны вымерла?
  - Ну не вымерла... это естественный процесс убывания и оптимизации количества... населения, которое мы можем прокормить... Не вымерло. Многие просто стали предателями. Они убежали, как крысы с корабля. Уехали за границу! Вот и все!
  - Да вы сумасшедший! За время вашего дурацкого правления вымерло и уехало в иммиграцию пол страны! При Сталине столько не уничтожили, и вы еще хотите жить вечно? Вы больной! Вы, что говорите?!
  - Это все реалии времени и от них не уйти!
  - Что?!!! Реалии времени?! Реалии времени - это когда человек рождается и когда приходит время - умирает от старости! Вот это реалии времени! Реалии времени, это когда один президент, сменяет путем прямого голосования народа, другого президента! Причем без крови и заговоров, вот это реалии времени! Реалии времени - это когда власть понимает, что нужны реформы, открытость общества и главное - обратная связь с народом, вот это реалии времени! Реалии времени - это когда чиновники не стремятся стать бессмертными, а работают для государства и общества! Вот это реалии времени!
  - Это ложь! Это стандартная пропаганда запада! Я доказал своим правлением, что демократия может быть и другого типа! Как у нас! Вы выйдите на улицу и спросите тысячу людей - хотят ли они жить по-другому? И нравиться ли им наша жизнь? Они вам ответят, что только так и хотят жить! Им больше ничего не надо! Бесплатная миска с баландой и маленький кусочек своей квартирки! Вот и все! Это и есть реалии времени! Им надо то, что дал им я! Я! им дал то, что они хотели! Я поддерживаю жизнь в этом государстве! И если бы не моя система все бы рухнуло! Все!
  - Все это похоже на фильм один такой. В нашем времени был. Кин Дза Дза назывался. Там все примерно тоже - самое было, только вот на другой планете. А тут... пол страны сбежало... мать твою семьдесят миллионов... из этого ужаса! Господи, как все это страшно! Ой, а вы, вы... Да вы... вы же сами все понимаете! Вы же понимаете, что этот проект, этот исторический проект под названием Россия, к сожалению уже не жизнеспособен. Киевская Русь, Московское царство, Российская империя, Советский союз, Российская Федерация, вес это кануло в лету, и ваша государственная конструкция тоже проржавела и вот-вот развалится! Это и есть реалии времени! И тут нужно думать, не как, реанимировать труп, а как сделать так, что бы хотя остаток народа смог построить на этих обломках, что-то путевое. Вот это реалии времени! Вы поймите, все империи когда ни будь умирают! Египет, Рим, Византия, Османская империя, Британская, Австро-Венгерская, Российская! Все когда ни будь умирает! Я знаю, что когда ни будь, умрет империя Соединенные Штаты Америки, но пока как я понял время не пришло, а вы все это не можете понять! Нужно двигаться вперед, не со старым скелетом в шкафу, в виде чиновничьей элиты, наглотавшийся таблеток и планирующей жить вот так, в дерьме вечно! Вы должны это понять свои разумом! И главное! В нашей стране, все путевые реформы всегда начинались сверху. Потому как, если реформы начинаются снизу, то это получается русский бунт, как говорится, кровавый, бессмысленный и беспощадный! И вся ответственность за принятие решения лежит на вас, правителях. Если вы не киксуете и понимаете что нужно на это идти, то и народ это должен понять. А вы, вы обычно всего боитесь! Вы боитесь, что ваше окружение вас не поймет и предаст вас или еще хуже убьет или просто отстранит от власти, вы боитесь народного недовольства, вы боитесь всего, что вас окружает и предпочитает жить так, как живете, плыть по течению и стараться решать проблемы, возникающие по мере их появления. Но, это не так! Поймите, эта позиция и приводит вот к тому, что получилось у вас! А тут еще и ваша бредовая идея с переселением элиты чиновников в будущее... это полная гибель!
  Правитель ответил не сразу. Он задумался и, помолчав, махнул рукой. Его голос звучал с нотками обиды.
  - Я понимаю так, что поэтому вы настроили против меня жену, и она совершила страшную глупость... Она разбила наши мечты. Только я не могу понять, зачем вам-то все это надо?
  - Я хочу, что бы люди будущего, которые буду жить на территории, где когда-то было наше государство, жили более разумно, и главное более человечно если хотите. Что бы они жили нормально! Понимаете, нормально!
  - А я, что, по-вашему, не хочу? - как-то растерянно спросил правитель.
  - Если хотите, то вы должны понять вашу жену, про себя я не говорю. Про нее подумайте! Она, как я понял, для вас тут самое дорогое, что есть. И она говорит вам правду, и она хочет, что бы вы тоже стали нормальным человеком! Не искусственным богом на таблетках, а человеком!
  Повисла тишина. Кирилл покосился на правителя. Тот стоял, низко склонив голову. Он словно не дышал. Лучинскому показалось, что он борется сам с собой, там, внутри у себя борется сам с собой!
  Странно, как то, человек хочет победить, или может быть услышать себя?!!!
  Наконец он собрался и, повернувшись, метнул на Кирилла гневный взгляд. Верховный, недобро сверкнул очами и тут же вновь опустил голову. Кирилл медленно поднялся кровати, он не знал, что вообще может произойти дальше. Правитель вновь замер и молчал.
  Он был похож на манекен в магазине одежды.
  - Она это сделала! И сделала это ради вас и меня! - сказал он хмуро.
  - Что сделала?! - настороженно спросил Кирилл.
  - Она приняла препарат и потом рассказала мне все. Я был уже бессилен. Я срочно собрал лучших специалистов врачей. Они сказали, что процесс необратим. Я понял, что вы меня перехитрили, вы нажали на самое слабое звено. Я вас недооценил. И в этом моя ошибка. Сначала я хотел вас просто пустить на органы. Просто истребить! Но, потом понял, если я так сделаю, вы останетесь мучеником! Вы для нее и других останетесь мучеником! Героем сложившим свою голову на плахе! А это допускать нельзя. Я знаю, я прекрасно знаю, что так же как вы думают и другие люди. Единственное, что я не знаю, на сколько, много у вас сторонников? И почему все это происходит? И я понял. Мне нужно выслушать вас, может мне, вы дадите ответ? Я сразу пришел к вам. И вот... лишь сейчас я осознаю, что произошло... она тянет меня в прошлое...
  - Она тянет вас в настоящее... она тянет вас в будущее... но нормальное будущее...
  - Нет, это я тянул ее в будущее...
  - Ваше будущее искусственное... оно противоестественно природе...
  - И все равно...
  - Вам нужно тоже решиться... - робко сказал Кирилл.
  Правитель вздрогнул и вновь гневно посмотрел на Лучинского. Его взгляд на этот раз не был безумен от гнева и злости, нет, в нем мелькнул огонек надежды вперемешку с растерянность. Но это было лишь мгновение. Одно маленькое мгновение. Правитель тяжело вздохнул, он, поморщившись, тихо сказал:
  - Знаете? Каждую партию можно проиграть, но проиграть по-разному. Можно проиграть и с выгодой для себя. И я, наверное, так и сделаю. Этот мат, который вы мне поставили, я переведу и вам. Переведу.
  - Вы хотите все-таки меня убить? - хмыкнул Кирилл.
  - Нет, напротив. Как я понял из вашего разговора с этой милой девушкой, которую тоже пришлось слегка приглушить. Вы хотите тоже сорваться с крючка. Так сказать принять капсулы старения?
  Кирилл не ответил, он отвел глаза и молча, стоял. Правитель довольно хмыкнул. Он понял, что попал в точку.
  - Так вот, вы их не примите никогда. Вы будете, так наказаны. Вы станете нашим главным символом. Вы! Вы будете один участвовать в моем эксперименте. Вы будете, ну что-то на подобии Ленина... для коммунистов. Я поступлю с вами так же, как поступили они с ним...
  - Нет, только не это! Нет, только не это! - закачал головой Кирилл. - Я не хочу быть живой мумией...
  - А придется. Раз партия так повернулась. Что ж...
  - Вам все равно не удастся... я найду момент, и что ни будь, с собой сделаю! Но лишу вас возможности издеваться надо мной! Над моим телом!
  - Хорошо... - правитель равнодушно пожал плечами. - Но тогда умирая, знайте, что вместе с вами умрут и та женщина, которая вынашивает вашего ребенка... естественно вместе с ребенком... и моя жена.
  - Что?!!! Вы, не просмеете! Вы... Вы...
  - А вы? Вы посмели? Вы влезли в мое дело, в мою жизнь и посмели?!
  Кирилл сжал кулаки и сурово спросил:
  - Вы убьете свою жену?! Вы убьете самого близкого вам человека?!
  Правитель хмыкнул, он цинично улыбнулся и пожал плечами. В его глаза Лучинский увидел удовлетворенность и решительность.
  - А, что вы так, за нее радеете? Вам-то какое до нее дело?!
  Кирилл опустил голову и тихо прошептал:
  - Она мне тоже, как вам, один единственный пока человек на этом свете, кто хоть как-то заставляет жить...
  - Вам?!!! Вы что, влюбились в мою жену?!! - расхохотался верховный.
  Кирилл дождался, когда его приступ смеха закончился и зло сказал, глядя ему в глаза:
  - Она моя дочь! Вы женаты на моей дочери! Вы мой зять!
  Правитель замер. Он внимательно смотрел в глаза Лучинскому. Его рот так и остался полуоткрытым. Он переваривал информацию несколько секунд, затем покачал головой и, закрыв глаза, тихо вымолвил:
  - Так вот почему, так вот, она знала, она вычислила... как же я...
  - Может, теперь вы поймете, что я желаю вам и вашей супруге только добра...
  Правитель вновь послушно закивал головой в такт словам Лучинского и тут же ответил:
  - Да, теперь я понимаю... вот так все оно получилось...
  - Может, вы все-таки одумаетесь? - с робкой надеждой в голосе воскликнул Кирилл.
  Верховный вздрогнул, он нахмурил брови, и какое-то время, разглядывал Лучинского с ног до головы, потом улыбнулся и подошел к нему, обнял за плечо и, наклонившись к его уху, зашептал:
  - Я не могу поступиться своими принципами... не могу... но, я могу дать вам тоже шанс на ответную партию... вы тоже можете быть удовлетворены своими проигрышем. Ведь вы проиграете, как я понял, гораздо больше, чем я! Вдумайтесь! Обрести дочь, затем сына и тут же их потерять?! Причем потерять как? Пережить их! Вы будете вновь усыплены и когда проснетесь... может быть их не будет в живых... ведь, как вы хотели, они будут обычными смертными людьми и умрут от старости! Как вы этого и хотели! Ваша цель будет достигнута. Но вы, вы будете жить долго... я даже не знаю сколько!
  Кирилл дернулся, он скинул руку правителя со своего плеча и гневно прошипел ему прямо в лицо:
  - Ненавижу!!!
  Верховный улыбнулся, он был спокоен, более того, Кирилл видел, что ему этот момент доставляет удовольствие:
  - Ну и хорошо! Нужно ведь хоть кого-то ненавидеть... вечному человеку... Да кстати... я не сказал, что за ваши мучения вы получите... Я тоже стану обычным человеком и сверну эту свою программу с переселением элиты... Запрещу и все! И пусть все катится к чертям! А когда вы проснетесь... может быть не будет: ни нашей страны, ни нашего народа... Ведь вы так этого хотели...
  - Вы больной... больной человек... - прошептал обреченно Кирилл.
  Правитель вновь улыбнулся и, похлопав Лучинского по плечу, радостно воскликнул:
  - Да, а что бы вам там скучно не было... я отправлю с вами старика... Ленина! Пусть болтается во времени... ведь он как-никак... жил жив и будет жить... ну вот пусть и будет... жить!
  
  ***
  
  Ленин был весел.
  Он улыбался, как ребенок в парке аттракционов, когда его пристегивали к необычной широкой кровати специальными ремнями и одевали, датчики на голову и руки, словно усаживали в забавный экстремальный аттракцион. Он посмеивался, толи от щекотки толи от предстоящего действия, когда ему словно банки на живот, причмокивали резиновые груши с проводами.
  Лучинский смотрел на старика и злился. Ну, что тут смешного, когда тебя отправляют в вечность? Когда тебя делают живым трупом?
  Как две капли похожая на кровать Ильича кровать Лучинского стояла рядом, между ними было не больше двух метров. Но, наверное, для удобства персонала, они были поставлены головами в разные стороны. Поэтому Кирилл и Ленин лежали 'валетом' в этой супер секретной кремлевской лаборатории.
  Ленин, посмотрел на Кирилла, и грустно улыбнувшись, прокартавил:
  - Самое печальное батенька, что человечество так и не будет знать своего спасителя от этой зар-р-разы под названием вечность! Не будет! Откуда им знать, что именно вы, тот, кто так ловко сумел остановить весь этот абсур-р-рд?!!! Вы, сгинете в толще вр-р-ремени, повер-р-рьте мне, это самое обидное. Я в этом деле понимаю кое-что, так что в будущем, если нам доведется увидеться, то мы испытаем друг к др-р-ругу поистине р-р-родственные чувства! Р-р-родственные батенька! Кстати, а вы не жалеете, что вот так с вами получилось?
  Кирилл закрыл глаза. Он не хотел смотреть на этого рыжего противного старика с клинообразной бороденкой и большими впавшими глазами. Они были похожи на две маленькие пещеры, в которые провалилась его жизнь. Темные и глубокие, почти бездонные, и такие страшные.
  - Вы батенька зр-р-ря так все воспринимаете. В каждом процессе есть свое утешение и главное своя выгода! Ведь ничего еще не кончилось! Все только продолжается!
  Кирилл слушал этот монолог и понимал, Ленин вовсе не бодр. Просто он, вот так, поддерживает себя и не хочет сорваться в истерику. Тем более что она бесполезна. Этот старик оказался каким-то вселенским мучеником.
  'Страшно, но он так похож на анти - Христа? Господи прости за богохульство! Но он так своей судьбой похож на человека, который в отличие от Христа, не своей смертью, а своей этой бесполезной вечной жизнью сам, один берет на себя мучения за всех! Чтобы своей жизнью показать, как не надо делать? И что человеку нельзя! Я думаю, о какой-то ерунде в эти минуты! Я уже стал циничным даже по отношению к себе! Ну что мне это старик! пусть себе бормочет свою ерунду! Не дай Бог еще раз увидеть его там... а может на этот раз все сорвется?' - с грустью подумал Кирилл.
  В этот момент он ощутил, что до его руки кто-то дотронулся. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стояла Стюарт. Она грустно смотрела на Лучинского. По ее щекам беззвучно текли слезы. Кирилл дернулся, но ремни не дали ему даже шелохнуться.
  - Спокойно папа, спокойно, лежи спокойно. Ничего уже не изменишь. Но я смогла. Я смогла настоять на том что бы попрощаться с тобой. Он разрешил. Ты молодец. Ты мой герой. Я всегда знала, что ты у меня такой. Ты мой герой. И пусть этот безумец... - Стюарт кивнула на Ленина. - Не пугает тебя, твое имя будут знать все. Это я тебе обещаю.
  - Да... но...
  - Нет, папа, все будет хорошо. Прости меня. Прости, что вот так получилось! Прости.
  - Дочка, да не об этом! Как ты... как...
  - Светлана? С ней все хорошо... мальчик развивается нормально никаких патологий... не волнуйся, я позабочусь о своем братике... он ведь теперь вот так один у меня...
  - А он?.. - Кирилл кивнул куда-то в потолок.
  - И он... - тяжело вздохнула Стюарт. - Да, кстати он выполнил свое обещание. Он теперь обычный человек... и знаешь... он сильно изменился. Он больше не устраивает эти дурацкие приемы... Он вообще хочет подать в отставку... не знаю, дадут ли ему. Он сам, сам это мне сказал, я даже...
  - Дочь... это ты прости меня! - Кирилл понял, что тоже расплакался, по его щекам пролегли теплые дорожки с солеными каналами.
  Стюарт заботливо вытерла ему слезы носовым платком и тоже разрыдалась.
  - Дочь, ты должна знать, ради тебя я все бы сделал... все...
  - Я знаю папа... я буду приходить к тебе по мере возможности...
  - Прошу тебя дочь уговори... его остановить эксперимент... если сможешь...
  - Я попробую папа...
  Кирилл зажмурился, он хотел еще что-то ей сказать, сказать такое важное, но вдруг с ужасом понял, что и сказать ему в принципе просто нечего. Он с ужасом открыл глаза и увидел, что ее рядом нет. Стюарт исчезла... Лишь лицо наивного и противного старика напротив. Он улыбается и пристально смотрит... смотрит... смотрит...
  - Батенька... не надейтесь, когда вы пр-р-роснетесь, все будет по-прежнему... в нашей стр-р-ране мать ее... по-другому быть пр-р-росто не может... это говорю вам я... Они так и будут ждать до бесконечности мудрого справедливого и доброго царя! Царя в головах их не хватает! Вот в чем беда!
  Кирилл зажмурился и завыл, как волк. Он выл долго, долго когда наконец не почувствовал, что вокруг лишь одна пустота... Колющая глаз безбрежная темнота с пропастью неизведанного впереди страх и ничего более вокруг... темнота пустота и страх...
  И вдруг перед ним возникло лицо той старухи из парка... той старухи с клюкой...
  - Бенталь дело не шуточное! Только вот не пей сразу большую дозу не пей. Вот тебе к бальзаму листья Сакуры. Это особая Сакура, особая! - прокаркала старая карга.
  И вновь пустота и темнота...
  
  Возможно, он уже умер... но быть уверенным в этом не позволяет последняя надежда, да и кто может сказать, что там за чертой называемой границей жизни и смерти. Что значит этот рубеж. Так или иначе но ему показалось, что ОН первый кто попал в середину этой границы, словно на контрольно следовую полосу, причем идет он по ней и вдоль ее не пересекая...ОН тот Колумб в измерениях человеческого сознания ступавшим наугад по мягким облакам границы жизни и смерти.....Это была страна...сказочная страна...сознания. Где больше хотелось смерти, чем жизни...
  
  
  Июнь 1996
  Июль 2011
  Красноярск-Хатанга-Красноярск
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"