"Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее,
если тщательно его обыскать"
Юрий Никитин
Разговор с кладовщицей предстоял непростой. Августина Львовна была человеком образованным. До революции она окончила гимназию в Екатеринославе, два года проучилась в Новороссийском университете. Если верить милицейской справке, кладовщица в совершенстве владела тремя европейскими языками - английским, французским, немецким, а за время ссылки выучила местные - узбекский и таджикский. В разговоре она часто употребляла старорежимные выражения, но делала это не из-за трудностей с усвоением нового, а просто потому, что прежнее слова казались ей более точным, лучше отражающими суть вещей, явлений и событий.
Ира хорошо помнила день, когда Августина Львовна пришла устраиваться к ним на работу. Эвакуированному детскому дому неделю назад выделили только что построенное здание поселкового дворца пионеров, и они с бабушкой ещё даже табличку на дверь повесить не успели.
- Я не хочу от вас ничего скрывать, - сказала после двухминутного разговора пожилая, бедно одетая женщина. - Я была сослана сюда с поражением в правах как враждебный советской власти буржуазный элемент, а сейчас вынуждена еженедельно отмечаться в милиции как ЧСИР - член семьи изменника Родины. В Узбекистане живу с 1934-го года. Работала уборщицей, дворничихой, посудомойкой... Но нигде долго не задерживалась. Как только появлялся на замену кто-то благонадёжный, меня увольняли. Если, получив эту компрометирующую информацию, вы все же решитесь нанять классового врага, буду вам за это крайне признательна.
- Думаю, что вы давно уже... э-э-э... не буржуазный элемент, - тщательно подбирая слова, ответила Елена Михайловна. - На должность, связанную с воспитанием или обучением детей, я вас официально взять не могу, но нам нужна кладовщица. Предупреждаю сразу, что здесь каждый из взрослых совмещает по три-четыре должности, но без сложения окладов. Делается это, чтобы на сэкономленные деньги можно было закупить школьные принадлежности для обучения детей и дополнительные продукты питания. Ведь того, что получаем по карточкам, хватило бы только на жизнь впроголодь, а детям нужно расти и крепнуть. Я совмещаю должности директора и его заместителя по учебно-воспитательной работе, а кроме того веду занятия по математическим дисциплинам. Моя внучка Ира - официально она только старшая пионервожатая - выполняет, кроме этого, работу заместителя по административно-хозяйственной части и ведет в младших классах занятия по чтению и письму. Так что вам за зарплату кладовщицы придется взять на себя дополнительно функции уборщицы и кастелянши. А ещё помогать Ире с административной текучкой, когда я уезжаю в командировки, и она остаётся за директора. В дальнейшем, возможно, будет и учебная нагрузка. Неофициально... Вы согласны на эти условия?
- Конечно, - улыбнулась Августина Львовна. - Временный помощник у исполняющего обязанности директора... Это будет апогеем моей среднеазиатской карьеры!
Когда из Ташкента прислали табличку с названием 'Сталинградский детский дом N 4' именно кладовщица посоветовала бабушке спрятать её до приезда проверок, а взамен заказать другую, в которой вместо 'детского дома' будет написано 'школа-интернат'.
- Наши интернаты по сути очень похожи на исламские медресе, там тоже много детей, которые учатся в отрыве от семьи. А к идее детских домов узбеки и таджики относится крайне негативно, - пояснила она. - Если хотите избежать ненужных инцидентов, лучше не провоцировать людей.
- Но мы же будем заключать договоры с местными организациями, и в них придется писать 'детский дом', да и проверки длятся не пять минут. За несколько дней, пока висит официальная табличка, её успеют прочитать сотни людей и перескажут тысячам.
- Это не страшно! - улыбнулась Августина Львовна. - За двадцать лет войны с басмачами здесь все привыкли к лукавой множественности названий: одно - настоящее - для работы и общения между собой, другое - официальное - для приезжающих с проверками представителей власти, третье - антиправительственное - для спустившихся с гор джигитов. Сейчас, насколько я знаю, все ваши дети учатся здесь, в начальной школе при детдоме, а в поселковую семилетку на следующий год пойдут лишь те, кому исполнится тринадцать. Так что в глазах окружающих вы скорее интернат, чем детский дом. Табличка только поможет им утвердиться в этом мнении...
Совет на поверку оказался дельным, и это говорило в пользу Августины Львовны, но не отменяло подозрений. В конце концов она была единственным человеком, кто с самого начала знал реальную цену кортика... Или не единственным? Это Ире ещё предстояло выяснить.
Официальным поводом для беседы стало возвращение 'блудных' простыней.
- Извините, Августина Львовна, что передаю их вам не в лучшем виде! По-хорошему, нужно было заставить Степана и Свету не только распороть швы, но и зашить прорези для глаз. Только я боюсь, эта парочка всё бы окончательно испортила. Если хотите, могу помочь вам со штопкой.
- Ну, что вы, Ирина Ивановна! До того ли вам сейчас. А о Елене Михайловне ничего не слышно? Когда её отпустят? Хотя о чем я... Дура старая! Им же всё равно: виновен или невиновен. Раз сцапали, всеми силами будут стараться посадить. Просто так ни за что не выпустят.
- Просто так нет, - начала выводить разговор в намеченное русло Ира, - а если я убийцу найду, и доказательства его вины представлю, отпустят как миленькие! Понимаете, Августина Львовна... Чем дольше я над этим делом думаю, тем сильнее убеждаюсь - о ценности кортика вор знал ещё до приезда Жениного отца. Уж больно хорошо он подготовился к краже. Но в камнях драгоценных здесь только вы разбираетесь! Вспомните, пожалуйста, вы никому о тех бриллиантах не говорили?
- Конечно, нет! Ирина Ивановна, как можно... Я же понимаю, какой это соблазн для нестойких душ. Нет, я совершенно точно никому не говорила.
У Иры опустились руки. Она давно убедилась, что память у Августины Львовны - на зависть многим. Прочитав районную газету, кладовщица могла на следующий день процитировать из неё любую строчку - на выбор. Если говорит, что никому... Значит, или действительно никому, или врет. И на второе больше похоже, уж очень неуверенно звучит голос.
- Августина Львовна! - воскликнула Ира. - Для бабушки это вопрос жизни и смерти. Если хоть что-то знаете, умоляю, скажите!
- Ирина Ивановна, голубушка... Я всю жизнь презирала доносчиков и шпиков. Если бы не Елена Михайловна, если бы не её арест... В общем, я - не единственная, кто знал о ценности кортика. Пять месяцев назад, если не ошибаюсь, 15 декабря 1943 года Эльвира Александровна упомянула о нём в разговоре. Дословно это звучало так: 'Я даже рада, что память об Андрее Станиславовиче теперь хранится под замком. Таким дорогим вещам не место в детской спальне!'
- А кто такой Андрей Станиславович?
- Не знаю. Возможно, Женин дедушка... Я не спросила. Сделала вид, что не понимаю, о чём речь.
Уже на следующий день Ира получила записку от Гули: 'Андреем Станиславовичем звали Жениного прадедушку, капитана дальнего плавания, первого владельца кортика. Если сегодня или завтра до 12 часов понадобится помощь, звони в отделение. Я дежурю на телефоне'.
Ира поблагодарила Фатиму Мухамедовну и решительным шагом направилась к дому. С утра Эльвира Александровна пожаловалась на усталость, объяснив, что полночи проверяла работы учеников, и отпросилась отдохнуть до обеда. Можно было подождать полчаса... Но Ира решила задействовать фактор неожиданности.
- Просыпайтесь, Эльвира Александровна! - сказала она, раздвигая тяжелые шторы. - Извините, что без приглашения, но нам нужно поговорить. Срочно!
- Здравствуйте, Ирочка! - учительница присела на кровати, щурясь от яркого солнца. - Что-то случилось? У нас новое ЧП?
- ЧП-то как раз старое... Информация новая! Скажите мне, Эльвира Александровна, когда и как вы оказались в коридоре в ночь убийства?
- Ну, вы же знаете, там кто-то кричал! Я выскочила помочь...
- А надушились вы и оделись, как на премьеру, потому что ждали этого вопля? Так получается? А может, к тому времени вы уже успели побывать в коридоре... Или даже в директорском кабинете?
- Ой, Ирочка! Что вы такое говорите?
- А что? Вы выскочили на крик взрослого мужчины, хотя неделю назад побоялись выйти, услышав плач детей... Детей, за безопасность которых мы здесь все отвечаем! И Эльвира Александровна, как их учитель и воспитательница младшей группы, в первую очередь! А Эльвира Александровна только нос из комнаты высунула, и сразу обратно.
- Я ведь уже говорила вам: я всегда боялась приведений!
- Ага, а в ночь убийства вдруг обрели бесстрашие. Внезапно! - Ира уперла руки в бока и возвысила голос. - Может, уже хватит врать? Если вы лежали в постели, то не успели бы одеться и обуться. Если не спали и были 'при параде', вышли бы сразу и столкнулись со Степаном и Светой.
- Это не бесстрашие! Просто, мне было так стыдно за прошлый раз... Но я колебалась. Металась к двери и обратно... Всё не могла решиться! А потом услышала ваши голоса...
- Ну, допустим... А праздничный наряд, духи, выходные туфли?
- Вы очень молоды, Ирочка! - вздохнула учительница. - В вашей жизни всё ещё будет: любовь, муж, дети... А мне надеяться не на что. Сколько мужчин легло в землю на этой проклятой войне? Сколько еще погибнет? А ведь каждый убитый солдат - это ещё одна одинокая женщина. Потом, во время мира. Иной раз по ночам на меня находит такая тоска... Хоть сейчас в петлю! Вот тогда я надеваю лучшее платье, достаю довоенные духи... И начинаю мечтать о счастье. Иногда даже танцую перед зеркалом.
- А какую роль в вашем будущем счастье играет кортик Андрея Станиславовича? Роль материального обеспечения? Еще бы... Целая россыпь бриллиантов! Кстати, откуда вы знаете его настоящую цену?
- От Жениной мамы. Мы учились в одном классе, дружили. Я бывала у них дома. После школы жизнь раскидала нас по разным городам. Женя меня не помнит. Когда мы с Леночкой виделись в последний раз, ему было два года. А мужа её я знаю только по фотографиям... Вы хотите спасти свою бабушку, Ирочка! Я понимаю вашу горячность и не обижаюсь на неё. Но стоит ли ради этого топить всех вокруг?.. В конце концов, это просто непорядочно.
Ира топнула ногой и выскочила из комнаты. Она чувствовала в словах учительницы скрытую ложь, но не могла её обнаружить.
Ближе к вечеру, совершенно неожиданно для Иры, еще раз приехала Фатима Мухамедовна. На колхозной телеге вместо бидона с молоком лежали четыре холщовых мешка и несколько мешочков поменьше.
- Принимай подарки, девочка. Я председателю сказала: у Гулиной подруги в поселке дети сладостей мало видят, помочь надо! А сколько тех детей, спрашивает. Шестьдесят семь! Ну, он на всех и отсыпал... Тут сушеные яблоки, груши, дыни. Здесь изюм, урюк, инжир. В свертках халва и щербет. Мы их в колхозе сами делаем. Бери, это бесплатно!
- Спасибо вам огромное, тетя Фатима! - Ира дождалась, когда Степан и старшие мальчики унесут продукты кладовщице. - Сейчас они вернут мешки... Но вы ведь не только сладости привезли?
- Да. Ты угадала. Подарки это не всё. Гуля просила меня узнать, не слышал ли кто-то у нас о ваших делах, не знает ли что-то важное. Я поговорила с людьми. У нас, у узбеков, все друг другу родственники. Ближние или дальние. И все чтят стариков. Аксакалы велели сказать: никто из наших к этому делу не причастен. Всякие люди есть, но бабушку твою они уважают и повести дело так, чтобы её убийцей выставить, никто не мог. Ищи злодея среди своих...
- Так ведь они тоже все бабушку любят!
- Присмотрись внимательней. Кто-то из них не тот, за кого себя выдаёт. Оно конечно, нелегко разглядеть волка под овечьей шкурой...
- Господи! Да кто же это? - в отчаянии всплеснула руками Ира. - У меня голова кругом идет... Учителя, воспитатели, кладовщица, дворник - никто, вроде, убить не мог! Не на Петровича же мне думать. Он ведь - сама доброта! Всем нам обувь чинит. И по дому, когда что-то сломается... Солдаткам в поселке помогает с тяжелой работой.
- Помогает, конечно. Но не всем, а с подбором! - возразила Фатима Мухамедовна. - И потом они с той помощи бескорыстной на аборты бегают. У меня племянница медсестрой работает. Говорит, половина женщин, кто по этому делу приходит - его 'крестницы'. Кобель он, инвалид этот ваш, клейма ставить некуда! И здесь наверняка за тем же делом крутится... Скоро кто-то из учительниц на аборт побежит. Помяни моё слово.
Иру словно обухом по голове стукнуло! А она-то вообразила себя Шерлоком Холмсом... Идиотка! Думала - как и он: всё видит, всё замечает... А на поверку и до доктора Ватсона не дотянула.
- Спасибо за совет, тетя Фатима! - обхватила она двумя ладонями руку женщины. - Я еще раз присмотрюсь к каждому. Вы правы! Не может быть, чтобы из-под овечьей шкуры не выглянули хоть раз волчьи лапы, а уж хвост серый и подавно не скроешь! Председателю от всех нас низкий поклон! А хотите, мы в вашем клубе спектакль сыграем? Как ответный подарок! У нас здесь всё, как в настоящем театре, только артисты - дети. Комедию какую-нибудь из жизни французов или испанцев?
- Спасибо! Я скажу председателю. Только Гулю с собой возьми. Переводить будет. У нас русский язык мало кто знает.
- А вы? Вы же так свободно на нем говорите!
- Это особый случай. Отец торговал в Нижнем Новгороде. Там мы и жили до революции. А как Гражданская война началась, сюда вернулись, от греха подальше. Я в детстве по-русски говорила лучше, чем по-узбекски. Вот только читать не выучилась. И слова новые плохо знаю. Уж больно много их советская власть на вас высыпала. Нет, пусть лучше Гуля переводит.
Ко второму разговору с Эльвирой Александровной Ира подготовилась серьезнее. Она догадывалась, что учительница снова станет лгать и изворачиваться, а её признательные показания были сейчас очень нужны... Нужны не только Ириной бабушке, но и самой Эльвире Александровне. Ведь чистосердечное раскаяние, как известно, смягчает вину.
Чтобы оградить себя от неожиданностей, Ира решила встретиться с учительницей в бабушкином кабинете, куда заранее вызвала Степана. Вдвоём они переставили мебель так, чтобы вокруг директорского кресла образовался импровизированный 'редут' с узким проходом между столом и книжным шкафом, а до телефона могла дотянуться лишь сидящая в бабушкином кресле Ира.
Теперь, если Эльвира Александровна попробует напасть, можно уронить шкаф в проход, создав непреодолимую для женщины баррикаду, и позвонить в милицию. Дежурный наряд прибудет минут через пять.
Ира ещё раз обошла созданный с помощью Степана 'редут', подергала составные элементы конструкции, проверяя её на прочность. Вроде, ничего не забыла... У сдвоенного стола, напротив директорского кресла, стоит второе - гостевое. Поднять его в одиночку не смог даже Степан, куда уж слабой женщине. У самой стены за креслом - массивные напольные часы. Как метательное оружие - абсолютно непригодны... А разбирать их слишком долго, да и инструменты для этого нужны. Возле двери секция из четырех откидных стульев, которую Ира со Степаном принесли из актового зала. Тоже практически неподъемная. Вместо цветочного горшка на окне - бумажная аппликация. Все легкие вещи и разборные конструкции из кабинета переехали в 'ленинскую комнату'.
Что ж, декорации готовы... Теперь дело за актерами второго плана. Ира сняла телефонную трубку. На коммутаторе ответили без задержки.
- Гуля, это Ира! Здравствуй! У меня минут через пять здесь встреча с подозреваемой. Это наша учительница, Эльвира Александровна. Не исключено, что понадобиться поддержка. Поможешь?
- Конечно! Начальник отделения получил приказ руководства - по моей просьбе группу на задержание высылать немедленно! Лучшую группу. Павел Семенович постарался. Сейчас они тут, на 'низком старте'. Так что поддержка будет, ты только сигнал подай!
- Спасибо!
Ира положила трубку и вышла в коридор, где её ждал Степан.
- У Эльвиры Александровны закончилось занятие в кружке рисования, - сказала она ровным тоном. - Пригласи её, пожалуйста, ко мне. Нужно кое-что уточнить... А дальше - занимайся своими делами.
Учительницу Ира ждала, сидя на откидном стуле у двери. В скважину замка она заранее вставила ключ и чуть-чуть повернула его, чтобы не выпал, когда дверь будет открываться. Отрезать дорогу к отступлению в коридор нужно было быстро и незаметно для подозреваемой...
Секунды тянулись, как ослик уснувшего на жаре водовоза. Да где же застрял этот Степан?.. А может, Эльвира Александровна всё поняла и сбежала? Ира держала на коленях раскрытую папку с документами так, словно внимательно их изучает. Предстоящий разговор она продумала до мелочей, включая все его вероятные повороты. Что же касается поворотов невероятных, то здесь Ира надеялась на вдохновение и интуицию.
Стук в дверь показался пушечным грохотом... И в такт ему загромыхало Ирино сердце. Перед глазами запрыгали тёмные точки.
- Заходите, пожалуйста! - Ира вскочила со стула и махнула папкой в сторону гостевого кресла. - Присаживайтесь!
Эльвира Александровна прошла вперед, а Ира повернула в замке ключ и спрятала его в кармане кофты. Под прикрытием папки она проделала это так быстро и ловко, что Эльвира Александровна ничего не заметила.
Ира обошла стол и опустилась в директорское кресло.
- Скажите мне, любезная Эльвира Александровна, как давно длится ваш роман с Иваном Петровичем?
Под столом Ира с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони. 'Вот сейчас... Сейчас она расхохочется мне в лицо. Может, даже назовёт имя настоящего любовника'. Ира краем глаза следила за стрелкой на часах, отсчитывая утекающие секунды. Пять, семь, десять... Первый выстрел - в точку!
- Доброжелатели говорят: месяца два, - продолжила свою речь Ира, - но ведь они могут ошибаться!
Судя по остановившемуся взгляду учительницы, со сроком Ира тоже угадала. Она почувствовала, что поймала кураж... Кусочки мозаики, большая часть из которых прежде лежала в мозгу беспорядочной грудой, сами собой стали складываться в картину преступления. Картина эта быстро расширялась в пространстве и времени, обретала объём. Стали появляться звуки и запахи... Пока тихие и неясные, но ведь это еще только начало!
- А хотите, я расскажу, как развивался ваш роман?
Эльвира Александровна продолжала молчать.
- Он предложил, вы отказали. Он принялся за дело всерьёз: американские чулки, духи из довоенных времен. Конфеты - ими вы угощали детей во время чаепитий, которые устраивали на занятиях по рисованию. Бесполезно!.. Вам были нужны настоящие отношения - такие, чтобы на всю жизнь. И он принял вашу игру. Ловеласу это - проще простого. Ведь пока 'дозревает' очередная недотрога, можно наслаждаться прелестями предыдущих. Он переключился на душевное общение. Вы беседовали обо всём на свете, рассказывали друг другу о своей предыдущей жизни, строили планы на будущее... И вот однажды, примерно месяц назад вы рассказали ему историю Жениного кортика...
- Полтора месяца... - еле слышно прошептала Эльвира Александровна. - Но вы ошибаетесь, Ирочка, мой Ваня не мог!
- Чего не мог, Эльвира Александровна? Сделать слепки с ключей, пока чинил бабушкину обувь? Или изготовить по ним дубликаты, имея полный набор слесарных инструментов? Всему поселку известно, что он из тех, про кого на Руси говорят: в каждой деревушке по подружке! Так почему же вы думали, что лучше других? Уж не потому ли, что обладаете тайной, которую можно превратить в мешки с деньгами? Вы на это рассчитывали, да?
- Нет...
По щекам учительницы двумя дорожками текли слёзы. Она их не утирала, даже не замечала. Чтобы вернуть боевой настрой, Ира представила себе картину: её бабушка в тюремной камере, среди воровок и убийц. Поднявшая голову жалость нырнула в глубинные слои души, и больше уже не показывалась.
- Я не знала! - Эльвира Александровна прижала к груди руки и снова опустила их вниз. - Я ничего не знала и во всем сомневалась. В себе. В Ванюше. В том, что у нас есть будущее...
- То есть, в ночь убийства вами двигала ревность! - решила воспользоваться её внезапной разговорчивостью Ира. - Вы потому и из комнаты выскочили... Это как же нужно сомневаться в мужчине, чтобы вопли ужаса спутать с криками страсти?
- Не ревность, нет... Но Ваня мог быть в коридоре! А там что-то ужасное... Он ведь со своей ногой даже убежать не сможет!
- Он уже вышел от вас или должен был прийти?
- Ирочка! Как же это можно? - возмутилась Эльвира Александровна. - Вы с наслаждением копаетесь в чужой жизни... Подглядываете, подслушиваете. Кто кого любит. Кто с кем спит. Ведь это же гадко! Гадко, вы понимаете?
- Ах, какая вы у нас нежная, хрупкая, тонко чувствующая натура! Только вот что я вам скажу, Эльвира Александровна: время, когда у вас был выбор - дать мужику сразу или обрести с ним семейное счастье - давно уже в прошлом! Пришел черед выбирать между свободой и тюрьмой! Сегодня каждое слово лжи из ваших уст - ещё один шаг к лагерному лесоповалу... И любой из этих шагов может стать последним. А теперь я повторяю вопрос: Иван Петрович был у вас той ночью?
- Нет, - покачала головой Эльвира Александровна. - Он обещал, но не смог... Вывихнул вечером ногу. Или растянул. Сустав покраснел и распух. Чтобы ходить на работу, ему пришлось пить отвар маковой настойки. Я купила его у знахарки. Сказала, что мучают сильные боли по женской части. В милиции она не признается, ведь это - статья, а вам подтвердит.
Ира вскочила с кресла.
- Когда вы осматривали ногу? До или после убийства?
- Рано утром. У него в комнате. Мне нужно было знать, почему он не пришел.
- Вот, значит, как...
В картину преступления с победным щелчком встал последний кусочек мозаики. Не сводя глаз с Эльвиры Александровны, Ира сняла телефонную трубку.
- Алло! Милицию, будьте добры... Гуля, это опять я. Кортик украл Иван Петрович... Да-да, уверена... Хорошо, жду! И пришли кого-нибудь сюда забрать подозреваемую. Хотя, на мой взгляд, она больше похожа на жертву преступника. Но это решать Павлу Семеновичу.
- Дорогая Эльвира Александровна! - Ира снова повернулась к учительнице. - Ваш кавалер растянул ногу, прыгая из окна, которое находится слева от вас. Припомните, где стоял цветочный горшок - в ту ночь, когда здесь обнаружили тело? Слева! А не справа, как обычно. Почему? Левую створку мы ни разу не открывали, и это было заметно. Центральная - сделана неподвижной. Чтобы открыть правую створку, надо убрать цветок. Что и было сделано! Но мне или вам достаточно было сдвинуть его в центр. И только инвалиду, которому нужно закинуть на подоконник негнущуюся ногу, требовалось освободить больше метра окна. Вы следите за моей мыслью?
Эльвира Александровна кивнула. Похоже, она была в шоке.
- Значит, продолжим! Когда я училась прыгать с парашютом, инструктор говорил, что при приземлении нужно держать ноги чуть согнутыми в коленях, а пятки свести вместе. Если этими правилами пренебречь, можно получить травму, прыгая даже с двух метров. Что в данном случае и произошло. Если бы не поднятый инспектором шум, ваш суженый-ряженый покинул бы здание через дверь, как пришел... И моя бабушка осталась бы в тюрьме. А так в тюрьме окажется он, уже сегодня к вечеру. Вы спросите: почему он выбрал для кражи такой неудачный день? Ведь логичнее было подождать, когда ни бабушки, ни инспектора в доме не будет. Но ждать-то он как раз и не мог. За пару дней до этого Женин папа прислал моей бабушке письмо, в котором официально давал согласие на продажу кортика и сообщал, что доверенность, оформленная в воинской части на её имя, направлена в адрес Ташкентского музея искусств. С его директором достигнута предварительная договоренность об оценке и возможном приобретении кортика для пополнения музейной коллекции. На момент кражи о содержании этого письма было известно только нам с бабушкой и Ивану Петровичу. Благодаря вам он знал о ценности кортика, и вызвался помогать сестре с доставкой писем для детдома. Это давало возможность читать всю корреспонденцию, которая имела отношение к кортику. Ведь военные треугольники не заклеивают! Таким образом, Ивану Петровичу стало известно, что добыча может ускользнуть в любую минуту... Терять такой куш было жалко, и он решил рискнуть. Как выяснилось, напрасно!
Время Ира рассчитала точно. Когда она закончила рассказ, в дверь требовательно постучали.
- Открывайте, милиция!
Ира быстро выскользнула из-за стола и отперла замок. В кабинет вошли двое в штатском.
- Ковальчук Эльвира Александровна? - обратился к сидящей в кресле учительнице тот, что постарше.
Она молча кивнула.
- Оперуполномоченный старший лейтенант Смирнов... - он вытащил из кармана удостоверение и развернул его, но учительница в ту сторону даже не взглянула. - Вы задержаны как подозреваемая в соучастии в убийстве с целью ограбления...
Фразу оборвал телефонный звонок. Ира сняла трубку.
- Наши уже у тебя? - спросила Гуля.
- Да, тут всё в порядке!
- Не только там, у вас, а вообще везде! Звонили из квартиры, где снимает комнату Петрович... Точнее, уже снимал. Тебя завтра ждут в отделении, чтобы опознать кортик!
Утром Иру разбудила бабушка. Елена Михайловна выглядела свежей и отдохнувшей, как будто не в тюрьме, а на курорте побывала. Ира глядела на неё и не могла насмотреться. Она вдруг поняла, какое это счастье, когда рядом сидит бабушка! Ведь после гибели родителей только с ней Ира могла по-прежнему чувствовать себя маленькой девочкой. Глупенькой и доверчивой. Могла говорить обо всём не свете, не задумываясь и не взвешивая слов...
- Ну, ты как? - спросила Ира.
- Отлично! Разве не видишь? - улыбнулась Елена Михайловна. - Одна в четырехместной камере. Стены больше метра толщиной. Тишина-а-а! Я такой уже и не помню. Отдохнула и отоспалась на месяц вперёд. Днем прогулки во дворе. А какая у них библиотека!..
- С учетом обстоятельств дела мы постарались создать Елене Михайловне особые условия, - сообщил вошедший следом Павел Семенович. - Здравствуй, Ирочка! Прости, что прерываю вашу встречу, но следствие еще не закончилось... И я жду тебя в кабинете директора! Елена Михайловна, вы позволите нам занять его на часок-другой?
- Конечно, Павел Семенович! Для вас - всё что угодно!
- Тогда ещё ключ от двери, если не затруднит. У нас, у сыскарей, масса профессиональных секретов. К сожалению, - он театральным жестом развел руки, - даже от честных граждан.
Павел Семенович сидел на стуле, где в прошлый раз Ира поджидала Эльвиру Александровну.
- Отличное решение! - сказал он, махнув рукой в сторону выстроенного вокруг директорского кресла 'редута'. - Одно движение руки, и ты в полной безопасности! А выглядит вполне безобидно... Впрочем, сегодня я попрошу тебя сесть по другую сторону стола. Гостевое кресло - слишком мягкое для моей спины, а разговор нам предстоит долгий. Надеюсь, в этом вопросе ты уступишь старику?
- Конечно, Павел Семенович! - Ира устроилась в гостевом кресле и посмотрела на окно. Вместо цветочного горшка там всё ещё стояла аппликация.
- Спасибо!
Следователь не спеша запер дверь на ключ и занял позицию внутри 'редута'. Из кармана он достал маленькую статуэтку, и принялся задумчиво вертеть её в руках.
- Три дня... Всего три дня как открыто дело об убийстве, а преступник, о котором мы ничего не знали, и на которого не было ни единой улики, уже сидит за решеткой. Рекордный результат для республиканского сыска, по крайней мере, в текущем году! А победителю соревнований полагается приз, - он наклонился вперед и пододвинул статуэтку к Ире. - Держи! На случай, если ты еще не знаешь, это Фемида, богиня правосудия! Такой её представляли древние греки. У римлян эта дама называлась Юстицией. В прошлом месяце исполнилось полвека, как я заступил к ней на службу... А случилось это ещё при императоре Александре III Миротворце. Для тебя ведь те времена - далекая древность, правда?
Ира пожала плечами. О дореволюционных годах она знала только из книг и по рассказам старших. Девушка взяла в руки статуэтку. Она была серебряной, тщательно начищенной. Сразу видно, делал настоящий мастер! Но... К чему этот разговор?
- Ты уже думала, чем займешься после войны? - сменил тему Павел Семенович. - Точнее, после победы?
- Ну, я тут с бабушкой, - пожала плечами Ира. - Она детдом не бросит. А я не брошу её. Мы обе нужны детям.
- Сейчас да, - кивнул Павел Семенович. - Но из 67 детей круглых сирот всего девять. Закончится война. Вернутся с фронта отцы, из эвакуации приедут матери. Сирот заберут дяди и тёти, бабушки и дедушки... Детдом расформируют. Не через год, так через два.
- К чему вы клоните, Павел Семенович?
- Я был в республиканском комитете комсомола. Они готовы дать тебе направление на юридический факультет МГУ. Прокурор области добавит к нему ходатайство от нашего ведомства. Ты согласна?
- Спасибо! Но... Нет. Я буду помогать бабушке, а потом... Как уж получится.
- Извини, отказ не принимается, - развел руками Павел Семенович. - А если продолжишь упираться, я вынужден буду настаивать... И настаивать сильно... Очень сильно! Вплоть до крайних мер... Включая самые крайние!
- Что? - Ира не верила своим ушам. - Да как вы смеете?!
- Смею, - кивнул Павел Семенович, - потому что могу... Более того, обязан! Я сказал Елене Михайловне, что следствие продолжается, но не стал вдаваться в детали. Тебе я их раскрою. В прошлый приезд меня поразили ваши дети: веселые, бодрые, энергичные, с живыми, горящими глазами. Беглый опрос показал, что они отлично подготовлены по всем предметам... Не каждая ташкентская школа может похвастаться такими успехами! Что уж говорить о глухой провинции... Ты улавливаешь мою мысль?
- Ещё нет, товарищ следователь! - ехидно ответила Ира. - Или пора уже говорить 'гражданин'? С каких пор забота о детях стала уголовным преступлением?
- Один из моих друзей работает в экономическом отделе областного управления НКВД. Через него я навел справки о договорах и сделках вашего детского дома. Схему, которую вы с бабушкой использовали для перевода средств из фонда заработной платы в другие статьи расходов - он назвал гениальной. Детальное распределение нарушений по четырём договорам, так чтобы каждое из них тянуло - максимум на выговор, а состав преступления можно было разглядеть, лишь собрав вместе договоры, хранящиеся в трех разных организациях, чего не делают даже при встречных проверках. привело его в восторг, близкий к экстазу... Но о комплементах потом! Сейчас речь о самом преступлении. Я подчеркнул в УК УзССР нужные строки. Ознакомься, пожалуйста. Обрати внимание на сроки заключения, которые 'светят' сейчас Елене Михайловне, ведь на ключевых договорах стоят её подписи.
Павел Семенович к этому времени уже вытащил из кармана небольшую книжицу, раскрыл её на месте закладки, и сейчас пододвинул к Ире через стол.
- Что? - воскликнула она. - От трех до пяти лет?! Но бабушка ни в чем не виновата! Эту схему придумала я!
- Охотно верю! Наводящие вопросы, которые я задавал Елене Михайловне по дороге сюда, не произвели на неё никакого впечатления. А автора схемы должны были, как минимум, насторожить. Но признаваться в своём авторстве я бы тебе не советовал. Срок Елене Михайловне это не уменьшит, скорее наоборот... Прочитай следующий пункт. 'То же деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору...'
- Ах, вот ты как? - у Иры от возмущения даже голос задрожал. - Пока я тут за всю вашу прокуратуру горбатилась, убийцу искала, ты мою бабушку под новую статью подводил! Клещ помоечный! Мокрица недоделанная...
Цензурные выражения закончились уже на пятой минуте, и Ира перешла к нецензурным. Она попыталась обежать вокруг стола, но Павел Семенович одним ловким движением уронил в проход книжный шкаф, замкнув периметр 'редута'. Мысль о том, что она сама... САМА!.. Создала эту непреодолимую для женщины преграду, заставляла Иру яриться ещё больше. Не переставая выкрикивать оскорбления, она бросила в следователя книгу, статуэтку и, наконец, аппликацию... Все три вещи он поймал ловко, изящно. Словно и не старик вовсе. Больше кидать было нечего, разве только часы разломать? Но портить детдомовское имущество Ира была не готова.
- ...Сука лягавая! - выдала она напоследок и с размаху шлепнулась в гостевое кресло.
- Если ты закончила, я продолжу, - довольно усмехнулся Павел Семенович и посмотрел на часы. - Ух, ты... Одиннадцать минут с гаком! И всего три повтора, исключая предлоги, союзы и... м-м-м... скажем так, междометия! Превосходный словарный запас. Но уголовную лексику придется подтянуть... Многие урки и на допросах только по-фене ботают. Человеческий язык забыли. В общем, предложение моё такое: о схеме своей хитрой вы с бабушкой больше не вспоминаете, словно и не было её вовсе. Продукты дополнительные - колхозы будут поставлять в порядке шефской помощи. Я там договорился. Кстати, первую партию ты уже получила. По поводу остальных вещей - к нам в прокуратуру. Поможем за счет добровольных взносов из зарплат сотрудников. Парторганизация и профсоюз нужные решения уже приняли. Размер трат на книги и учебные пособия не уменьшится, гарантирую. Про реквизит тоже не забудем. Судя по афишам, с обязанностями режиссера Алёна уже справляется неплохо, так что театр продолжит работу до закрытия детдома... А ты между тем пакуешь вещи и берёшь билет до Москвы. Тебя встретит мой однокурсник, ныне профессор юрфака. Того самого, где будешь учиться. Он поможет с жильём, подготовит к экзаменам... Подработку организует, чтобы был приварок к стипендии.
- А как же бабушка? Она без меня не сможет.
- Сможет. На зарплатах теперь экономить не нужно, и штат расширится. Кстати, одного сотрудника я уже нашёл. Фатима Мухамедовна согласилась сменить работу. Колхоз её отпускает... Временно, как отходницу, сохраняя возможность вернуться. Есть ещё вопросы?
- А как же, - кивнула Ира. - Только ответьте честно: нахрена козе баян? Или, если литературным языком: зачем было облекать своё предложение в такую необычную форму?
- Чтобы ты поняла: игры в куклы закончились! Когда началась война, ты была ещё ребёнком. И всё делала играючи... Делала хорошо, не спорю. Но воспринимала это ещё по-детски. Не совсем всерьёз. Наклеенные на окнах полоски, сирены воздушной тревоги, работа в только что организованном детдоме по 18-20 часов в сутки - всё это было захватывающим взрослым приключением, как охота на 'призрака' - для твоих воспитанников...
- Чушь какая-то! - возмутилась Ира. - Первые трое суток мы шли в эвакуацию пешком. Маленьких несли на руках. Отдыхали в придорожных канавах под крики 'Воздух!' и вой 'юнкерсов'. Вода на переходе - только младшим. На завтрак, обед и ужин - недозрелые колосья пшеницы... Это тоже была игра?.. Заверните другую, пожалуйста!
- Игра была не вовне, а внутри тебя! - продолжил свою речь Павел Семенович. - Не в событиях, а в их восприятии. В том, как реальная жизнь преломлялась в твоей душе. Игра в сыщика, в учительницу, в театрального режиссера... В хитрую схему с договорами. Если оставить всё как есть, скоро ей заинтересуются настоящие мошенники. Кстати, есть признаки, что уже заинтересовались. Их предложения о сотрудничестве звучат, как правило, ещё жестче, и отказываться бывает сложнее. Многим это не удаётся. Для них дальнейшая жизнь становится кошмаром - на крючке у главаря бандитской шайки. Поверь, тебе бы там не понравилось!
- Вас послушать, я просто кладезь талантов: и театральный, и криминальный... Почему же мне надо именно в сыщики, а не в режиссеры?
- Сыскное дело сложнее, а значит интереснее! И к нему у тебя тоже талант... Жалко его терять. А кроме того, только в сыске ты сможешь использовать свои способности по максимуму. Смотреть на ситуацию глазами преступника. Составлять сценарий расследования, как режиссер спектакля-детектива. Искать и находить то, что не смогли обнаружить другие...
- Ну допустим, вы правы и сыск мне действительно нужен. А зачем я ему?
- Причину ты швырнула в меня семь... Нет, уже восемь минут назад. И сейчас я тебе её возвращаю, - Павел Семенович снова передвинул к Ире статуэтку. - Как видишь, у Фемиды завязаны глаза, а сослепу можно наворотить такого... Арест твоей бабушки - ещё не самое страшное!.. Отсюда вывод: чтобы слепой закон не калечил людские судьбы, у него должны быть зрячие слуги. Те, кто в нужный момент способен обойти каноны Юстиции во имя справедливости! Возможно, где-то их нарушить... Даже если придется рисковать чем-то очень дорогим. Как рисковали вы с бабушкой, стараясь обеспечить достойную жизнь своих воспитанников. Теперь ясно?
- Теперь, да! - улыбнулась Ира. - Спасибо, Павел Семенович! Делать нечего, поеду овладевать премудростями вашей слепой богини. Чтобы потом работать в сыске, не закрывая глаз. Но билеты в Москву заказывать ещё рано...
- Это почему? - удивился он.
- Отвечу вашими же словами: следствие не закончилось!
- Строго говоря, это правда, - пожал плечами Павел Семенович. - Но ведь остались чистые формальности. Или у тебя есть сомнения?
- Даже не знаю, как сказать... - Ира встала с кресла и начала ходить из угла в угол. - В детстве мама часто дарила мне мозаичные картинки. Складывать их я любила до ужаса... Каждый раз, когда из сумки появлялась новая мозаика, сердце замирало от восторга и страха. Восторга - от того, что она больше и сложнее предыдущей... А страха - что ошибусь, соберу неправильно. Иногда даже кошмары снились... Вот складываю я рисунок. И вроде, всё нормально... Он красивый, гладкий, осмысленный. Все кусочки подходят друг к другу идеально... А потом - бац... Из коробки выпадает ещё несколько штук! И нужно собирать заново... С тех пор, как Гуля сказала, что нашли кортик, меня не покидает ощущение: не та картинка у нас сложилась! Точнее, не совсем та... А почему, не знаю. Просто, чувствую... Глупо, правда?
Она остановилась у стола и посмотрела на следователя.
- С тобой ведь так уже было? - догадался он. - Во время... э-э-э... частных расследований.
- Ага, - кивнула Ира. - Дело о краже пяти вареников. Никогда его не забуду! Сначала казалось, всё проще простого. Маша Цаплина обычно просит добавки, и это не удивительно, ведь за зиму она выросла на 12 сантиметров... А в тот день за ужином не попросила, да и ела на удивление медленно, словно давилась... При этом девочка выглядела абсолютно здоровой и сразу же побежала играть с подружками. Остальные вели себя как обычно. Ситуация - яснее некуда: вареники стащила и съела Маша... Я уже хотела отозвать её в сторонку для разговора по душам, но потом решила отложить это на утро... А ночью у Маши начался жар. Скарлатина. Через пару дней детдом стал филиалом лазарета. О варениках, конечно, все забыли... Кроме меня. Сейчас я думаю, что сомнения в Машиной виновности возникли из-за её румяных щёк и блеска в глазах. Но тогда бы я не смогла это сформулировать... Вот и сейчас чудится, будто все неучтенные мелочи где-то в одной точке сошлись, и это меняет картину... А может, просто нервы разгулялись?
Ира снова опустилась в кресло. Казалось, Павел Семенович сейчас поднимет её на смех... Но вместо этого он начал поднимать книжный шкаф.
- Тяжелый, зараза! - фыркнул следователь. - Ронять было легче.
- Помочь? - снова выскочила из кресла Ира.
- Справлюсь! А ты лучше думай, как проверить эти подозрения. Принимаются любые идеи: гениальные, банальные, идиотские...
- С идеями пока туго, - развела руками Ира.
- Тогда займемся рутиной! - Павел Семенович выбрался из 'редута' и распахнул дверь, пропуская Иру вперед. - В милиции нас заждались, наверное... Кортик нужно опознать, протоколы составить. Только ты уж там слишком громко не смейся, не обижай людей!
- Над чем? - удивилась Ира.
- Сама увидишь! - лукаво улыбнулся он. - Не хочу портить первое впечатление...
В отделение они прибыли втроём. Павел Семенович попросил взять с собой кого-нибудь из сотрудников детдома. Чуть подумав, Ира пригласила на опознание Августину Львовну. Ведь в милиции этот визит кладовщице могли зачесть за очередное еженедельное посещение... О чем Ира прозрачно намекнула 'товарищу следователю'.
Павел Семенович её идею воспринял без восторга, но возражать не стал.
- Что ж, так будет ещё интереснее! - пробормотал он себе под нос, открывая перед дамами заднюю дверцу 'Эмки'.
Ира понимала, что в милиции их давно уже ждут, но на такую торжественную встречу не рассчитывала... Во дворе собрался весь состав поселкового отделения: от возглавлявшего его майора до сержантов и рядовых, многие из которых явно были не на дежурстве.
- Почему они так странно на меня смотрят? - спросила Ира, когда их проводили в кабинет и оставили одних, попросив '...ещё пару минут, чтобы всё подготовить'.
- Подругу свою благодари, - пожал плечами Павел Семенович. - Когда её достали просьбами - объяснить, из-за чего так странно идет расследование, Гуля сказала, что дело принял к производству секретный агент республиканской прокуратуры, который появится ближе к концу, чтобы контролировать работу милиции. Я - следователь, и значит, агентом быть не могу. Августина Львовна, по понятным причинам, тоже отпадает... А кто остаётся?
- То есть они думают...
- Всего лишь подозревают!
- А зачем она...
- Я же сказал, достали сильно! Сержанту в такой ситуации непросто. Послать подальше лейтенанта или капитана мешает субординация, а правду говорить я запретил категорически. Вот и выкручивалась, как могла.
- И это то, над чем вы просили не смеяться?
- Конечно, нет! Я имел в виду процедуру опознания. Ведь по инструкции опознаваемый предмет предъявляется вместе с двумя-тремя аналогичными, в той же степени подходящими под описание, данное потерпевшим или свидетелем, которому предстоит его опознавать. А теперь подумай, откуда здесь взяться ещё двум 'аналогичным предметам'...
Удерживать в горле смех Ире удавалось с трудом. Особенно тяжело стало, когда руководивший процедурой майор начал зачитывать занесенную в протокол запись о том, что '...в присутствии понятых для опознания свидетелям представлены три морских кортика в черных деревянных ножнах, длиной 45-50 сантиметров, с рукоятками, украшенными бриллиантами и изумрудами большой ценности'.
В этом утверждении правдой была лишь длина 'предметов', два из которых оказались кинжалами местного производства с золотой и серебряной насечкой. Ира скосила глаза направо, где с серьезным видом слушал этот бред Павел Семенович; затем посмотрела налево...
...И у неё пересохло в горле. Лицо обычно невозмутимой кладовщицы стало белым, как лист мелованного картона.
- Этого не может быть, - пробормотала она еле слышно.
- Вам плохо, Августина Львовна?! - воскликнула Ира. - Что нужно: воды, сердечных капель?
- Кортик, - хриплым шепотом ответила та. - Ирина Ивановна, я могу подойти поближе?
Ира перевела взгляд на майора.
- Конечно! - тут же ответил он. - Можно даже взять его в руки.
Августина Львовна шагнула к столу и ухватила кортик за ножны. Чуть качая в воздухе рукоятью, она глядела на камни, не отрывая взгляд. Казалось, женщина не только присматривается к бриллиантам, но и принюхивается к ним.
Ира с замиранием сердца ждала вердикта.
- Это стразы! - воскликнула наконец Августина Львовна. - Совершенно точно, стразы! Камни подменили. Все.
- Осталось понять, кто и когда это сделал! - задумчиво проворчал Павел Семенович.
Майор покраснел и покрылся испариной. На него страшно было смотреть. Понятые недоуменно переглядывались.
Тишина в комнате стала такой плотной, что казалось, её можно резать ножом. Ира чувствовала, как перетекают друг в друга вязкие, тягучие секунды... Ей вдруг почудилось, что время в этом расследовании стало главной ценностью, которую они сейчас не могут... Просто не имеют права упускать.
- Августина Львовна, - воскликнула Ира. - Когда вы в последний раз видели настоящие камни? Можете назвать день и час?
- Да, конечно, - кивнула кладовщица. - Это было в среду вечером. Примерно в половине десятого. За несколько часов до убийства. Елена Михайловна вытаскивала кортик из сейфа, чтобы достать пачку с договорами, которые потребовал у неё Аркадий Неффалимович, а я подметала пол у стола. Бриллианты были на месте.
- Из отделения они исчезнуть не могли? - повернулась Ира к майору.
- Ни в коем случае! - воскликнул он. - Кортик лежал в моём сейфе. Я сам извлек его из квартиры подозреваемого и сам принёс сегодня для опознания. Никто больше здесь к кортику не прикасался!
- Понятно... - задумчиво протянула Ира, теперь бег секунд она ощущала каждой клеточкой своего тела. - Могу я от вас позвонить?
Милиционеры послушно расступились, освобождая дорогу к телефону.
- Коммутатор? Два-шестнадцать, срочно! - Секунды стучали в висках, как барабанные палочки. - Бабуля, где сейчас Эльвира Александровна? Что? Вещи собирает! Зайдёт документы подписать? Сделай в них ошибку и начни составлять заново! Мы скоро будем... Когда она придет, скажи, что солнце режет глаза и задерни шторы...
- Думаешь, их взяла Эльвира? - задумчиво протянул Павел Семенович. - А что? Это вариант...
- Больше просто некому! - Ира постаралась, чтобы в её голосе звучала решительность, которой на самом деле не испытывала. - Я потом всё объясню... Но без камней мы ничего не докажем!
- Едем! - шагнул к двери Павел Семенович. - Грибанов, двоих ко мне, остальные с тобой!
- Смирнов, Цилюрик, в 'Эмку' за следователем! - быстро скомандовал майор. - Старостин, заканчиваешь здесь! Умарова, Плавский, Соснова, Мухамедиев, за мной... Бегом!
Во двор детского дома обе машины вкатились почти бесшумно. Чувствовалось, что для водителей это не первая операция по задержанию. Милиционеры двигались быстро и четко. Майор отдавал приказы условными сигналами пальцев и движением бровей. Когда группа захвата ввалилась в директорский кабинет, Эльвира Александровна вздрогнула от неожиданности.
- Ой, Ирочка! - сложила она губы в фальшивой улыбке. - А я-то переживала, что не удалось попрощаться...
- Гражданка Ковальчук! - официальным тоном произнес Павел Семенович. - Вам предлагается добровольно выдать украденные бриллианты и изумруды. Это избавит всех нас от лишних проблем, а вас ещё и от нескольких лет заключения.
- Я бы с радостью помогла доблестному советскому сыску, - разглядывая аккуратно обточенные ногти, вздохнула учительница. - Но увы... Не располагаю нужными сведениями. Известные мне бриллианты и изумруды были в рукоятке кортика, а где он - милиция знает лучше меня.
- Это ВСЕ ваши вещи? - спросил Павел Семенович, указывая на чемодан и сумку возле гостевого кресла. - Прошу предъявить их для осмотра.
- Не имею такого желания, - усмехнулась она. - Но если вы располагаете ордером на обыск, милости прошу!
Павел Семенович отправил трех человек за стульями, а сам устроился на директорском кресле, которое для него освободила Елена Михайловна. Ей и Августине Львовне предстояло участвовать в обыске в качестве понятых. Пока милиционеры расставляли принесенные из 'ленинской комнаты' стулья и освобождали стол от всего лишнего, Павел Семенович достал из кармана пару сложенных вчетверо бумаг, развернул их и принялся неторопливо заполнять.
- Вот вам постановление на обыск, а это - на личный досмотр, - развернул он бумаги в сторону учительницы. - Когда будете их читать, рекомендую держать руки на коленях... И не делайте резких движений, если не хотите продолжить беседу в наручниках.
Обе бумаги Эльвира Александровна читала без спешки... Но и затянуть время тоже не пыталась. И вообще, после того, как первый испуг прошел, она вела себя на удивление спокойно. Ире это очень не нравилось. Она внимательно посмотрела на Павла Семеновича, потом на приготовленные к обыску вещи, и отрицательно мотнула головой. Следователь согласно кивнул.
- С учетом малого размера камней начнем с личного досмотра, - сказал он Эльвире Александровне. - Производить его, согласно инструкции, будут лица одного с вами пола. Мужчины на это время покинут помещение. Под окном и у двери останется вооруженная охрана, так что без глупостей!
Осмотр платья и нижнего белья Ира еще выдержала, но когда дошло до того, что на языке протокола именуется 'исследованием естественных изгибов и полостей тела', пулей выскочила за дверь... К этой стадии следственных действий она была еще не готова. Даже в коридоре девушку продолжали преследовать брошенные вслед слова учительницы: 'Куда же вы, Ирочка! Пропустите самое интересное!'
Личный досмотр ничего не дал. Иру это не удивило. Обыск собранной в чемодане одежды, когда прощупывается каждый шов, каждая складочка на платье, каждый изгиб кофты - шел второй час. Сам чемодан и большую часть обуви после поверхностного осмотра пока отложили в сторону. Если камни не найдутся раньше, всё это придется вскрывать и разбирать. А пока портить вещи никому не хотелось, ведь когда обыск 'с уничтожением части имущества подозреваемого' заканчивается безрезультатно, отписываться от жалоб приходится не один месяц.
Милиционеры всё чаще бросали на Иру многозначительные взгляды, очень далекие от восхищения. Окружающая её аура 'секретного агента' стремительно истончалась...
'Ну, и чего я так переживаю? - успокаивала себя Ира. - Ведь не хотела же ехать в эту дурацкую Москву! Подумаешь, юрфак... Кому он вообще нужен?' Но в глубине души она понимала, что без сыска уже не сможет жить полной жизнью... Ей обязательно нужно сложить эту чёртову мозаику! Чего бы оно ни стоило!.. И гори всё синим пламенем!
Так... Спокойно... Забудь обо всём, что было и будет, сказала себе Ира. Поднимись над ситуацией, воспари над ней и рассуждай логически... Обыска Эльвира не боится. В детдоме она камни оставить не могла, а больше их прятать негде. Значит, они должны быть среди вещей, которые собраны с собой. А что люди обычно берут в дорогу? Одежду - вот она! Обувь - тоже присутствует! Деньги и документы - полный комплект! Еда и питьё?.. Эврика!!!
Ира вскочила со стула, словно её подбросила катапульта.
- Я сейчас! - крикнула она из коридора.
Повариха тетя Варя сидела в кухне на скамье рядом с сеткой-авоськой, сквозь ячейки которой проглядывали несколько свертков и две полулитровые бутылки, заткнутые деревянными пробками. В одной из них была вода, в другой - зеленый чай... Изумрудно-зеленый!
- Это для Эльвиры Александровны? - с замиранием сердца спросила Ира.
- Да, вот собрала ей продуктов в дорогу, - пожала плечами тетя Варя. - Обещала зайти, забрать... И куда-то пропала! Прямо не знаю, что делать...
- А воду и чай в бутылки вы наливали?
- Нет, Эльвира Александровна, - ответила тетя Варя. - Я к ним даже не прикасалась. Только продукты собрала. А вы не знаете, где она?
- В кабинете у Елены Михайловны. Они там ещё долго провозятся.
- Ирина Ивановна, вы не могли бы...
- Лучше пойдем вместе! - улыбнулась ей Ира. - Сами всё отдадите. Только возьмем ещё ситечко для чая. Я ведь за ним сюда пришла.
Появление тети Вари и авоськи с бутылками Эльвира Александровна встретила бурной истерикой.
- Ты чего сюда впёрлась, шалава! - закричала она, вырываясь из рук милиционеров. - Это не моё! Да, отпусти ты, козел! Понятые, не верьте! Я не воровка! Это провокация! Сволочи бездушные! Жаловаться буду! На всех!
- В прокуратуру? - участливо спросил Павел Семенович. - Тогда это ко мне. Вам сколько листов выдать? Два, три, пять... Мы ведь никуда не торопимся. Сначала снимем с бутылок отпечатки пальцев, потом процедим содержимое через ситечко. Ну как, гражданка Ковальчук? Жалобу будем писать или чистосердечное признание? На размышление тридцать секунд...
Поздним вечером, закончив все допросы и совещания, Павел Семенович обосновался в 'ленинской комнате', где Ира привычно организовала 'гостевое' спальное место.
Он молча указал ей на кресло у стола, сунул в руки пачку протоколов, справок и донесений, а сам уселся напротив и принялся раскладывать знакомые по прошлому разу карточки. Время от времени что-то дописывал, вычеркивал, откладывал в сторону одни кусочки разноцветного картона и добавлял другие - новые, только что вынутые из пухлого портфеля. Наконец Павел Семенович отложил в сторону химический карандаш, обозрел ещё раз получившуюся картину и перевел взгляд на Иру.
- Прочитала? - спросил он. - Как впечатление?
- Редкостная сволочь!
- И это всё? - покачал головой Павел Семенович. - Ты же для театра сценарии писала, пусть и для школьного... Ладно, если больше сказать нечего, будешь слушать и возражать, когда встретишь противоречия и нестыковки.
Ира согласно кивнула.
- Итак... Жила-была на свете девочка Эля. Родители её любили и баловали, с их достатком это было не сложно. Бабушка с дедушкой - малышку просто обожали. Девочка очень неплохо рисовала и лепила, чем все вокруг не уставали восхищаться. Но главный её талант заключался в умении различать сотни цветов и оттенков. Вот ты - сколько знаешь оттенков черного?