Аннотация: Глава 10, "Бегущие по лезвию бритвы". Завершена. Прода от 19.07.2014
- Прыгай!
- А ты? - Едва ли не прокашлял метаморф в клубы крайне неприятно обжигающего слизистую дыма.
- Не помру!.. Прыгай!
Искин раздраил десантный люк, круговерть перед глазами колыхнулась - сэр паладин выметнулся наружу, растопырив щупальца в стороны наподобие сильно купированных крыльев.
Картинка чуток стабилизировалась, визир сосредоточился на падающем метаморфе...
- М-м-мать же ж твою, Клеймор... - только и успел я пробормотать, разглядев паладина. - А парашют просто так что ли под сиденьем лежал?..
А потом флаер с грохотом, лязгом и чавкающим звуком проломил крышу какого-то ангароподобного строения и жахнулся оземь. Меня подбросило в коконе, ремни затрещали, но всё же выдержали, выполнили свою функцию - не позволили нежному и крайне хрупкому тельцу пилота размазаться о приборную панель.
Искин ненавязчиво закидывал виртуальное полотно дисплея отчётами о неполадках и прочей малопонятной для неинженера лабудой. Итог жёсткого приземления: утеря силовой установки, потеря одной турели, вмятины в внешней броне корпуса. Снаружи всё оказалось гораздо эпичнее. Флаер, как кавалерист Будённого, с шашкой (в данном случае - задницей, но это не так уж принципиально) наголо, пробил крышу строения, протаранил несколько громоздких аппаратов, идентифицированных искином как силовые установки, и размазал тонким слоем по местами уцелевшему полу несколько групп не ожидавших такой подставы слаат.
Всё, чего коснулся флаер прорыва, восстановлению не подлежит. Ни техника, ни, тем более, слаат.
Я стянул шлем и выбрался из кокона. Плечи, пояс, живот и бёдра до крайности неприятно болели - всё же, не смотря на эластичность ремней, удар был не один, и инерцию не отменяли, увы... Ну и ладно, руки, ноги, голова и хвосты на месте? На месте. Значит, ещё повоюем!
Чук, подобно пауку растопырившийся в десантном отсеке, выполнял функции дополнительных распорок и рёбер жёсткости. Модуль, прижатый грудью к полу, его нисколько не смущал.
Инженеры, попискивая, тут же занялись осмотром летака. Насколько я понял, всё вполне починятельно, нужно только хвостовой модуль притараканить к флаеру, или же флаер к хвосту. Чук ловко подобрался и, подхватив капсулу, вышел наружу. Короткий луч полоснул по его груди, отзеркалив куда-то в сторону. Дроид слегка повёл головой и в отдалении послышался омерзительный чавк. Кажется, его электронно-кристаллические мозги перестали воспринимать слаат как разумных существ, а значит, пространство для манёвра и вариантов противодействия значительно расширилось, что есть гуд. Я на всякий случай закрепил в его памяти личности компаньонов. Во избежание, так сказать.
К моменту, когда нога моя в столь маленьком шаге для человека, но таком огромном прыжке для человечества, которое и не знает о происходящем, и, наверняка, никогда не узнает, коснулась раскрошившейся напольной плиты, обильно умащенной кровью и останками раздавленных серокожих, Чук выпилил последнего слаат в ангаре.
То, что последний - было понятно и без сенсоров дроида: серомордые ещё ни разу не атаковали из засады и не пытались скрытно перемещаться.
Инженеры тем временем управились с диагностикой и вынесли вердикт: флаер прорыва вполне себе может и своим ходом добраться до утерянного хвоста, мощности маршевых двигателей, гравикомпенсатора, корректирующих сопел и аварийного источника питания хватит за глаза. Оставив дроидов управляться с искином и решать задачу о транспортировке, я двинулся к выходу из ангара.
Снаружи доносились приглушённые взрывы, подрагивал пол под ногами, периодически что-то протяжно ухало, противно отдаваясь мнимым слоем ваты в ушах. Похоже, у ребят вечеринка во всю уже, а я тут прохлаждаюсь. Непорядок.
Искусственно накручивая себя, растворил пару энергосфер, и, уже чувствуя, как от ярости подрагивают хвосты и уши, как злой силой насыщаются мышцы, ломанулся к ближайшему выходу. Видимо, я чего-то перекрутил с психикой, ибо не стал, как нормальный белый человек, искать механизм, отвечающий за открывание маленькой дверцы в нижней части ворот, а просто в прыжке долбанул ногами рядом с верхней петлёй правой створки.
Метров восемь от пола... И судя по швам креплений - двери внутрь открывались. Хенкок одобряэ, фигли.
Металл заскрежетал, пошёл складками, выгибаясь наружу. Крепления не выдержали и с тонким звоном лопнули. Створка, прогнувшись в месте моего удара, вместе со мной вылетела наружу. Слаатская кровь и внутренности брызнули из-под тяжёлой двери. Скол, не теряя времени, уже вовсю отъедался энергией свежепочивших серокожих.
Недолгий полёт верхом на створке позволил осмотреться. Метрах в ста от ангара метаморф с поистине арийским спокойствием выдавал на-гора залпы, выпалывая за раз десятки слаат. Впрочем, со всех сторон их прибывало ещё и ещё. Спидер, заложив крутой вираж, почти сбрил верхушку чёрной дюны, изрядно усыпанной свежими телами; тонкая фигурка отделилась от него, мягко приземлившись на вершину, и тут же растворилась в воздухе. По бокам почти без перерывов свистели ракетные турели, отправляя новые самонаводящиеся болванки по следам летака Лаганара.
Дедок же, проявляя чудеса воздушной эквилибристики и наличие титанового желудка, закладывал сумасшедшие виражи, благодаря чему часть ракет уходила с курса и либо сталкивалась с себеподобными, либо уходила в потрескавшуюся корочку стеклянных потёков.
Соскочив с влажно хлюпнувшей створки, я высадил в недостаточно расторопного слаат две пули из револьвера; с остальными разобрался Скол. Ему тоже крайне не нравились серомордые, и в разборках с ними он особо не церемонился: постоянно движущиеся лезвия и шипы раздирали их тела с лёгкостью, от некоторых вообще оставался фарш крупного помола.
Раздавая оплеухи живым кнутом и рукоятью опустевшего револьвера, я таки добрался до сэра Клеймора, сходу швырнув ему за спину две гранаты. Слаат, не ожидавшие такой подставы при попытке устроить диверсию в тылу метаморфа, сменить позиции не успели и вполне себе логично превратились в горсть пыли, тут же унесённой в сторону весьма прохладным ветром.
Взметнув облако сухой чёрной земли, из-за холма вылетел спидер и, не снижая скорости, едва не сбив нас с паладином бортом, прорубил изрядную просеку в хаотичной толпе серокожих агрессоров. Вражьи ракеты, никак не желая выработать свой топливный ресурс полностью, с весёлым свистом разрываемого воздуха дружно сели на хвост Лаганару.
Метаморф высадил длинную очередь из минигана, параллельно пытаясь что-то мне сказать. Увидев, что я его не слышу за постоянным стрёкотом стволов, он опустил вундервафлю и принялся точечно выщёлкивать слаат оружием, удерживаемым щупальцами:
- Пусковые установки! - повторил он, - надо разобраться с ними!
- Ага! - козырнул я в ответ. - А ты чего не взял парашют?
- Там был парашют?! - Совы, если бы им довелось увидеть те плошки, в которые округлились глаза паладина, дружно признали бы себя коренными азиатами.
Рядом тоненько свистнуло, а мгновением позже над нами взорвалась одна из ракет, приятно согрев сильной волной горячего воздуха. Марево воздуха на дальней дюне чуть колыхнулось, на миг очертив тонкую фигурку со снайперской винтовкой в руках. Миа?
- В следующий раз предупреждай о таких вещах до того, как скажешь выпрыгивать, ладно?
- Оки, предупредю. Ну чо, намекнём янкам, что им пора гоу хоум?
Не размениваясь больше на отвлекающее словоблудие, мы впилились в толпу слаат. Нет, всё же или воевать они не умеют, или оружие для них сильно непривычное, но факт остаётся фактом: то и дело эти глюкозавры телепатические пытались гвоздить нас оружием как дубинками и камнями. Паладину несуществующего бога всё равно, что там об него разбивают - копьё или винтовку, мне тоже глубоко фиолетово - Скол, умничка шипастый, вертится вокруг меня с такой скоростью, что не покидает ощущение полноценной защитной сферы. И свежесть в воздухе... Как будто в горах посреди лета нашёл ручей, бегущий с вершин, и лежишь рядом с ним, вдыхая запахи трав, ледяной чистой воды, нагретого камня... Я качнул головой, словно отгоняя наваждение, но нет - подрагивания воздуха всё больше походили на следы текущей воды по стеклу. Подарок Артаса получил левел-ап?
Чистота. Сила. Дух. Бой.
О как. Давненько Скол не общался. Перепрыгивая тело очередного серокожего, не успевшего отскочить от бронированного метаморфа, я, как мог, поблагодарил Скола. В ответ моего разума коснулась картинка ручья, бегущего неторопливо между камней, и почти явно слышимое журчание воды, огибающей многочисленные камни, богато усеявшие русло.
Компаньон вселял спокойствие и уверенность - именно то, чего так не хватает в хаосе этого фантасмагорического боя.
Чук, выбираясь из ангара, бодро отрапортовал о своей ненужности у флаера и проигнорировал выбитую мной створку, просто выйдя со второй. Орудуя четырьмя руками, он с лёгкостью несколько раз согнул огромный лист металла под хитрыми углами, соорудив что-то типа шизофреничного вида щита. Впрочем, шизофрения шизофренией, но метко пущенная им спрессованная пластина створки замечательно отразила большую часть лучей, направленных на него, и попутно прорубила в крупной группе тесно сгрудившихся слаат широкий коридор. Кровь, кишки и дальше по сценарию. Метательный щит, пройдя сквозь строй серокожих, с громким буханьем столкнулся с опорой ракетной установки, почти полностью войдя внутрь. Массивная громада установки вздрогнула и дала всё увеличивающийся крен в сторону. Через пару секунд опора подломилась и ракетная турель, проламывая чёрное стекло озера, с неприятным звоном упала. Видимо, она не была рассчитана на такие сильные сотрясения, ибо практически мгновенно сдетонировали ракеты, заставляя стекло вновь плавиться. Там, где несколько секунд назад стояла установка, вспух огромный шар пламени и дыма. Промозглый ветер довольно сильно разрывал чадящее облако, и в просветах была видна кипящая багровая лужа. Огромные пузыри вырастали из её поверхности, росли, становясь из ярко-красных почти прозрачно-жёлтыми, и с громкими хлопками лопались.
Откуда-то из глубин души поднялось умиротворение и захотелось сесть на бережок, забыв обо всём, творящемся вокруг, и просто любоваться красивым пейзажем.
Однако паладин явно посчитал иначе, запыхавшимся голосом разбив ажурное марево медитации:
- Ты б его хоть в простынку завернула, как римского императора...
Я непонимающе огляделся. И чем ему Чук не угодил? Прочный корпус, антропоморфность, свободно конфигурируемая подвижная броня. Песня, а не дроид! Прямо как у Ладыженского:
О, дивный блеск экзоскелета!
О, чудный гребень теменной!
И внешних ребер блеск стальной
Был колдовскому амулету
Подобен...
И далее по тексту.
Впрочем, сэр Клеймор вопрошающего выражения лица не менял, что намекнуло о необходимости ответа.
- Тут простынок пока того, дефицит.
А и были бы они в наличии, смысл сковывать движения помощнику?
Скол, вынырнув из-за плеча, просто и со вкусом перепилил пополам очередного слаат, утяжелив мой карман на новую энергосферу.
Вообще, глянуть со стороны если - это даже не битва. Банальное избиение. Словно бы тот мозгляк, которого слопали мои саламандры в музее, являлся управляющей шишкой на всю партию вторженцев. Серомордые как чистокровные лемминги пёрли толпами на убой, тупо подставлялись, иногда - ещё и под залпы своих же.
Пока Скол работал за меня, я успел перезарядить револьверы и шарахнул из малыша по ближайшей опоре ракетной турели. Сверчок на удивление быстро перезарядился, но выстрел прошёл впустую - метаморф вновь сработал по площадям, просто из всех стволов разнеся установку на клочья.
- Эй! Это был мой фраг!
- Да забирай хоть все, - отмахнулся Клеймор и тут же втянул голову в плечи: сбоку рвануло, над нами пролетело несколько осколков - всё, что осталось от ещё одной пусковой установки. С тихим стрёкотом из клубов дыма вынырнул спидер и, оставляя за собой чадящий хвост, грузно пропахал несколько десятков метров спёкшейся почвы.
Лаганар выпрыгнул из-под разбитого подобия фонаря и по старой доброй традиции тут же исчез.
- Маньяк бородатый, - проблеял изрядно взбледнувший лицом индеец, вывалившись со своего стрелкового места. Поднявшись, он сделал пару шагов, после чего ноги его заплелись, а глаза неудержимо поползли навстречу друг другу. Согнувшись в поясе, индеец бодро вывернул желудок.
Эх, и зрелище не из самых приятных, и слаат кругом мельтешат...
Сжав в левой руке сверчка, а в правой револьвер, под прикрытием вездесущего Скола я отправился в противоположную метаморфу сторону - ракетные установки стояли полукругом, и отсутствия воздушных целей ни капли не стеснялись, выпуская одну за одной новые порции взрывоопасных летающих сосисок.
Усталость сковывала тело, перетруженные мышцы ныли в голос, пропитанные солёным потом волосы липли к коже и одежде; защитный комбез на удивление хорошо отводил излишки влаги, обильно насыщая рубашку, и без того отяжелевшую от крови слаат, в бесконечном зерг-раше накатывающихся на наши позиции.
Количество тел и ине сильно искушенныхх фрагментов просто не поддавалось ни оценке, ни подсчёту - все ближайшие холмы, подступы к ангарам и пусковым установкам уже давно были усеяны плотным ковром трупов, а серомордые волнами накатывали на нас, разбивались, некоторые отступали, чтобы вновь напасть...
Миа вновь учудила. На относительно безопасном удалении от основного поля боя, под прикрытием чёрных дюн, расцвёл малиново-бордовый бутон энергомагического вихря, пророс над кромкой барханов и медленно закружился. А потом в ту сторону поползли слаатские трупы. Натурально поползли. Не в смысле - перебирая конечностями, а словно насаженные на крюк или багор - оставляя за собой разрытый песок и гравий, десятки тел торжественно утянулись к секрету эльфы. Самым последним, разворотив до того чудом уцелевшее стеклянное озеро, из почвы вывернулся здоровенный костяк клыкасто-зубасто-когтисто-шипастой тварюги и столь же величественно и неторопливо уполз в сторону Миа-Стефании.
Койот выныривал из теней и дыма то тут, то там, и при помощи холодного оружия, лука и такой-то матери (полноценной, и очень громогласной), благополучно выпиливал подвернувшихся под руку телепатов и так же исчезал, чтобы вновь возникнуть из ниоткуда в совсем другом месте.
Употреблять энергосферы с экстрактом жизненной силы слаат я пока не рисковал, всё же настораживала схожесть ощущений от энергии хосков и серомордых, а собственный запас, расфасованный по карманам и чехлам, неумолимо подходил к концу.
Чук, с полным пофигизмом урождённого терминатора, умудрился пару раз голыми руками поймать и перенаправить ракеты в установки. Слаат же проявили завидную логичность мышления, характерную для не сильно искушённым в воинском плане народам, здраво рассудив, что самый большой - самый опасный, и потому вокруг дроида наблюдалась стабильно пополняющаяся популяция серокожих. Они скользили в месиве, оставшимся после гравиударов от их предшественников, падали, подставляясь под тяжеленные кулаки Чука, но не прекращали попыток задавить чугуниевого убиватора хотя бы массой.
Чуть меньшая громада сэра Клеймора вдали рассвечивала мрачный пейзаж яркими вспышками выстрелов и художественно разлетающимися в стороны органокомплексами наиболее уцелевших трупов.
Зарево над дюнами померкло и вскоре совсем погасло, но инопланетяне вообще не обратили никакого внимания ни на уползающие трупы, ни на свечение. Вспомнив некроголема, оставленного очаровательной эльфийкой на страже музея, я предположил, что Миа готовит не менее впечатляющий сюрприз неосторожным слаат. А раз это наверняка верная догадка, о чём настойчиво подсказывает сверхчувствительный седалищный локатор будущего, то надо бы отвлечь серокожих, во избежание, так сказать, фальстарта.
Что самое странное - вокруг пальба, взрывы, снаряды всякие летают, и приходится постоянно вертеться, прыгать, перебегать и ползать, а общая картина боя как-то сама по себе в сознании складывается. Всё чудесатей и чудесатей...
Но и чудесам пришло время заканчиваться. Местное светило катилось к закату, ветер заметно похолодал, из-за горизонта потянулись свинцово-чёрные с заметной прозеленью тучи. Время как-то совсем потеряло значение, размазалось бесформенной студёнистой массой по бутерброду усталости от боя, и только спазмы пустого желудка напоминали, что часики тикают и стрелки отмеряют ход.
Периодически откуда-то со стороны барханов прилетали короткие, но очень злые очереди - по-снайперски точными выстрелами эльфийка одного за другим выпалывала слаат. Сэр Клеймор неприступной глыбой возвышался над трупами, холодно и планомерно уничтожая серокожих. В не знаю какой раз словив снаряд в скулу, он нарастил-таки себе толстенную сплошную маску, на которой тёмными узкими провалами выделялись только бойницы глазных и воздухозаборных отверстий.
Всё больше хотелось откровенно жрать, то и дело нос чуял то запах копчёного окорока, то ещё шипящего и постреливающего жиром стейка...
Место в карманах давно кончилось, и Скол просто разбрасывал по земле сферы силы, стараясь подкатить их под неподвижные тела. Видимо, что-то у слаат было всё же накручено с организмами, ибо первые трупы уже успели оплыть грудами побулькивающей, омерзительно воняющей органики, обнажив быстро рассыхающиеся костяки. Странно при этом то, что наизнанку не выворачивало, и аппетит ну вот ни разу не отбился. Только сильнее разгулялся. Они чего, при разложении выделяют какую-то альтернативу глутамата натрия? Или моё тело настолько истощено, что вид пузырящихся кишок, их содержимое, вывалившееся рядом, и прочие органы и запчасти не в состоянии отбить желание насытиться?..
Скол свистел, рассекая воздух и тела, Чук смешивал замешкавшихся слаат с чёрным песком ударами гравипушки, спидлодер потерялся, а до второго тянуться было неудобно и долго, плюс ко всему - наличные запасы патронов практически иссякли; благо, дроид оставил транспортный модуль неподалёку от разрушенного нами ангара, так что вскоре и до меня дошло, что прихваченный арсенал надо бы использовать. А то чего - выходит, зря в музее мародёрство практиковали?
Как выяснилось за время, потраченное на прокладывание пути к ангару, таблеточные гранаты я тоже очень и очень зря не использовал с самого начала. Вакуумные так вообще порадовали: слегка сжимаешь жемчужину и бросаешь в центр группы, хлопок - слаат ветром втягивает к эпицентру, а там уже разгорается маленькое злое солнышко плазменного шара. Только радиус действия не очень - метра по три, не больше. Впрочем, ресурс ценный, а слаат постепенно обучаются и уже не кучкуются так тесно...
С другой стороны, фигня-война, тубус немаленький этими блистерами забит, хватит надолго, если не раскидывать гранаты как крестьянин на пашне: полной горстью и широким веером.
В конце концов, мне удалось добраться до модуля. Стоит такой, сиротливо к стене прислонённый, никого не трогает, есть не просит, открываться отказывается. То ли я ослаб, то ли запорный механизм заклинило. Несмотря на это, с помощью исконно русских ударов тяжёлым тупым предметом (не головой, ногами) и не менее русской такой-то матери мне удалось заставить чудо-шкатулку раскрыться. Быстренько похватав всё, что показалось вполне убивательным, почти уже вышел из ангара, когда вспомнил, что в рюкзаке ещё должно было что-то остаться из еды.
Хрупая яблоком, чувствуя, как вместе с немножко наполнившимся желудком возросла и сила, сжимая в руках плазмаган с загадочным заморским названием "Уинхой-Халбэнд Црова", я вывалился под открытое небо.
Вывалился и замер.
Ибо было от чего застыть столбом и даже перестать жрякать яблоко.
С дальних дюн, со стороны снайперствующей эльфоукраинки, шустро перебирая толстыми паучьими лапами, спускалось очередное нечто.
Двухсегментное тело, похожее на кентавра, которому отпилили лошажью часть и заменили её на корпус паука-переростка, а к человечьей - добавили ещё одну пару рук и на плечах вырастили здоровенные горбы, надёжно укрывшие маленькую безглазую голову, единственным украшением которой были чудовищного размера хелицеры. В Сути картинка дополнилась эпичностью и мрачностью: над полем боя витали тяжёлые облака энергии смерти, носимые незримым путусторонним ветром, они выделялись яркой свежестью на фоне размытой чёрно-серой акварели такой же энергии, циркулирующей в этом выжженном мире уже чёртте знает сколько сотен лет. Четырёхрукий паук просто пылал переполняющей его силой, по всему телу постоянно двигались сложные узоры глифов и иных письмён, странные знаки то просвечивали сквозь гиганта, то затухали в глубинах его не совсем живого, не полностью мёртвого организма.
Плечевые горбы же сияли ослепительной чехардой зелени, жёлтого и чёрного, равно как и довольно большая область грудины. Разум? Оружие?
Не дожидаясь, пока я закончу свои логические умопостроения, хомопаук, и без того привлёкший внимание большей части слаат, ускорился, приподняв брюшко и вытянув вперёд тело. Из толстых рук вынырнули треугольные широкие кости, расщепились, разошлись в стороны, клацнули, словно встав в пазы, и - начали двигаться с сумасшедшей скоростью. Показалось даже, будто из кистей растут дисковые пилы. По прямой до паукана было метров шестьсот-семьсот, и это расстояние, судя по всему, восьминогое чудо могло преодолеть очень быстро. Серокожие приседали, хватались за ушные отверстия - даже тут, вдали, у ангара, был прекрасно слышен слаженный рёв рассекаемого воздуха.
А затем к нему добавился звук работающей по прямому назначению газонокосилки.
Будь у меня нервы послабее, или отсутствовала бы усталость, я б, наверно, испытал отвращение. Но - чего нет, того нет. И потому, с абсолютно пофигистическим выражением моськи лица я стоял, жрякал яблоко, и наблюдал за тем, как очередное детище Миа оперативно сокращает популяцию слаат на отдельно взятой планете. Тем более что агрессоры практически в полном составе отвлеклись на новую фигуру, дав нам время на передышку.
И всё-таки мощное создание Миа забабахала! Несмотря на то, что слаат довольно ловко успевали отпрыгнуть от костяных дисков, паук нивелировал дистанцию за счёт подвижности суставов. Отскакивает один или группа - а рука к ним. Неприлично длинная рука, к слову. В общем, кровь, кишки и прочая Гоморра.
Скол вынырнул из песка, взметнув короткий фонтанчик чёрной взвеси, и с хорошо слышимым урчанием обернулся вокруг меня, по-кошачьи свесив оголовок, изукрашенный льдисто-голубыми светящимися линиями, с плеча. На автомате поглаживая свободной рукой компаньона, буквально слыша всей аурой его довольную сытость, я ощутил под пальцами подрагивания прохладных жгутиков и чешуек, кои, собственно, и служили мурчальником живому кнуту.
Часть слаат, занятая попытками угробить метаморфа, на новую угрозу никак не реагировала, впрочем, судя по частым залпам и отсветам на дюнах, сэр Клеймор на тот свет тоже не торопился. Индеец, материализовавшись за спиной одного из серокожих, плавным быстрым движением вогнал тому в голову длинный кинжал, и, придерживая тело, кивнул в сторону паладина, мол, я туда, не теряйте.
Я в ответ развёл руками: хозяин барин, делай что считаешь нужным.
Как-то многозначительно подмигнув, Койот отшагнул в густую длинную тень и вновь исчез. Копперфильд Гудиниевич, блин. Даже в Сути не отсвечивает. Хотя, может, у меня зрение до таких глубинных слоёв ещё не добирается.
Паук тем временем, видимо, пришёл к выводу, что просто так шинковать то и дело норовящих разбежаться в стороны слаат ему по статусу и чину не положено, а потому, крутнувшись вокруг оси пару раз, расчистил внушительных размеров пятачок и замер. Лапы заметно погрузились в плотный песок, брюшко прижалось к поверхности, а торс чуток отклонился назад.
Острейшее зрение кицурэ позволило разглядеть, как рассыпались пылью заглушки на горбах, открывая нечто, издали похожее то ли на плоды лотоса, то ли на шестигранные соты. Откуда там длинноухая красавица Миакелла? Из Дома Чёрной соты?
Подтверждая мои смутные догадки, из тёмных отверстий на плечевых наростах выметнулась партия крупных насекомых. Может, они и шумели, но клацанье костяных дисков глушило любые более слабые звуки. Я вгляделся, как-то автоматом умудрившись задействовать и систему визуального контроля Чука. Довольно длинные чёрно-жёлтые тела, поджарые, стремительные. Очень крупные осы. Наверно, такие ещё динозавров гоняли по саванне да джунглям. Одно отличие - жвал и хелицер, как таковых, у них не было, их заменял какой-то странный орган, больше похожий на сильно уменьшенное выходное отверстие мясорубки, чем на рот или его аналог. Детали эти удалось рассмотреть исключительно благодаря мощным оптическим наворотам дроида, которым взвесь, состоящая из пыли, песка, дыма и микрочастиц крови, тел и оружия, не доставляла никакого дискомфорта.
По мутанту стреляли, швыряли в него какие-то взрывающиеся штуковины, садили из лазеров и плазмеров, пуляли ракетами - всё впустую - вокруг создания эльфы вспыхивали соты какого-то защитного поля, полностью съедая весь урон. А вот осы оказались весьма эффективным оружием. Некоторые группы слаат прятались под колпаками едва заметных силовых преград, с лёгкостью отражавших либо поглощавших как гравитационные удары Чука, так и залпы прочего нашего вооружения. Перед эльфийскими насекомыми щиты спасовали. Осы с лёгкостью пролетали сквозь преграды, жалили серомордых, при этом их брюшки раздувались, а из ротовой мясорубки вылетали тонкие иглы.
Понятия не имею, что за яд использовали насекомые, но на слаат он действовал как полноценный нейролептик: инопланетяне практически мгновенно падали, дёргаясь в жутких конвульсиях, кожа вздувалась крупными волдырями, сползала целыми пластами, тут же обращаясь в мутный желтовато-красный гной. Одно плохо - пару раз ужалив и выпустив несколько очередей, осы обессилено падали на песок и замирали. В Сути было видно, как затухает внутри маленький сумасшедший трёхцветный огонь.
Но паук выпускал всё новые и новые партии, слаат периодически успешно отбивались от летающих хищников, полностью забывая о Чуке, который с ювелирной точностью выносил зазевавшихся захватчиков. Лёгкое марево в Сути на дюнах - подвижное и гибкое - не знаю, что за маскировку использует эльфа, но штука определённо превосходная.
Скол, выпав из дрёмы, гибким движением скрутился с меня и вновь ушёл под песок. Добытчик безмолвный. Чёрные горошины концентрированной жизненной энергии почти сливались с песком, заметно фоня дрожащим маревом сил лишь в Сути. Прикасаться к ним не имелось ни малейшего желания даже под угрозой тотального истощения организма.
А слаат-таки каким-то образом вычислили примерный район позиций эльфы... Две пары групп по пять серокожих ненавязчиво откатились по сторонам дюны, на которой мелькала Миа, и, вжимаясь в песок, растянулись цепью.
Что я могу сказать? Отнюдь не дураками были авторы плазмагана. То ли сработала какая-то хитро замаскированная система корректировки огня, то ли Чук в очередной раз помог с точными координатами наведения, то ли аппаратура была рассчитана на полнейшего дебила и использовала некие принципы гарантированной стабилизации, но - ни один сгусток плазмы не ушёл в молоко. В свои силы - как прирождённого стрелка - я не поверю, даже если заявится Арти собственной персоной и предоставит выписку из генетической карты и нотариально заверенную копию древа перерождений. И случайность по определению не может быть такой стабильной. Значит - дело в оружии.
Впрочем, фиг с ними, с философствованиями. Как-нибудь потом, если будет время. Наверно. Когда-нибудь. Может быть, ага.
Главное - один склон зачистил, а второй обработали осы. Качественно, между прочим, обработали: булькающие лужи органики и горки костей органично вписались в общий пасторальный пейзаж времён процветающего постапокалипсиса.
А потом мне что-то очень больно ударило в спину. Вцепившись в плазмаган, я кубарем полетел вперёд, шипя от боли в позвонках. Перед глазами карусель вертелась и вертелась, ствол пару раз пребольно заехал по скуле, но всё это терялось на фоне того ада, что творился в моём тылу. Кажется, в меня ударила молния...
В какой-то момент мой полёт прекратился, и я так и застыл, собрав горку песка. По мне и бархану пробегали слабые разряды мутно-зелёного тока, пальцы конвульсивно вцепились в похрустывающее цевьё оружия. Хотелось откровенно блевать, во рту расползся отвратительный привкус крови, смешанной с желчью, но желудок не выпускал из себя ни крошки скудного перекуса. Воздух короткими толчками проникал в лёгкие, и при каждом шевелении грудной клетки рёбра грозили отцепиться от позвоночника и рассыпаться в труху. И запах... Малоаппетитный запах сгоревших ткани и мяса, палёной шерсти и химии.
Сознание грюкнуло, плавно выключая зрение, и я ещё успел заметить, как забавно разлетается в разные стороны дымящимися кусочками верхняя половина голема. А потом кто-то суровый и огромный выключил свет и разум.
И стало всё равно.
Под ногами - пустота?.. Нет. Поверхность почти полностью прозрачна и не отражает свет, только в бесконечной дали, лишённой горизонта, она немного светлеет, равно как и зеркально-похожая на неё плита потолка. Нет предела в любую сторону, и если долго вглядываться, то становится понятно, что эти две параллельные действительно не пересекаются.
Не двигаясь с места, осматриваю себя. На мне нет одежды, нет украшений и амулетов; чудная подвижная вязь тонконитного рисунка - истинный вид онои-то шинно - украшает предплечья. Татуировка состоит из мириадов мелких, бесформенных созданий, для которых я - Вселенная и Закон, триггер Воли и направления. Существа эти даже не являются живыми с привычной точки зрения - многомерные структуры Силы, пронизанные комбинирующимися строчками эктоприказов. Рисунок, оставленный Антакарой, словно парит над кожей, бессчётным количеством нитей уходя в тело, пронзая каждую клеточку организма.
Живая река, сжатая до невозможного и одновременно безграничная - тонкой струйкой прозрачной водицы, укрывшейся неровными пластинками голубоватого льда, как шипастым плащом, - протянулась ко мне из ниоткуда, прижалась лёгким бризом и прохладой ручья; обернувшись вокруг талии, охватив тугими, но мягкими кольцами торс, с любопытством вертит подвижной безглазой мордочкой над моим плечом. Саламандры же остались такими же, какими я видел их и раньше. Ящеркоподобные лисы или же лисоподобные ящерки - без разницы - не обращая внимания на окружающее, спокойно спали.
Я не услышал какого-нибудь эпичного Зова, или команды, или ещё какой-то лабуды, что, без сомнения, добавила бы событиям эпатажности и пафоса, - нет, я просто понял, что надо идти.
И я пошёл.
С каждым соприкосновением ног с прохладной, неощутимой поверхностью, от голых стоп сложным фрактальным рисунком разбегались волны непонятных символов, знаков, черт и глифов, бежали в стороны, как круги на воде от камня, концентрическими многослойными фигурами, и, пробежав примерно метр, замирали, чтобы начать таять со следующим шагом.
И я шёл. Немного мешало движению только тянущее ощущение на спине, словно не до конца счищенная смола или воск прилипли к коже от затылка до поясницы. Отстранённо вспомнил, что именно туда попала странная молния. Немного неудобно, но не болит. И ладно.
И состояние странное. Как будто лёгкий транс, когда смотришь "из головы", а воспринимаешь "со стороны". Впрочем, нет удивления. Всё так, как должно быть.
И я шёл. За мной тянулась исчезающая цепочка значков, единственный ориентир направления. Хотя сомневаюсь, что направление тут имеет значение.
Сколько шагов и времени, если оно тут существует, прошло - не знаю. Просто в какой-то момент почувствовал вокруг себя лёгкое марево ненавязчивого присутствия. Всего лишь на миг, и акцент внимания - изнутри меня. Как будто мыслеобраз чуток выбился из общего потока, осмотрелся, одобрительно почесал за ушком, и нырнул обратно, вглубь переплетений сознания, подсознания, души и разума, напоследок скинув на мгновение маскировку, показав отголоски запредельной силы, понимания и... родства? Почти неуловимый запах смысла донёс шелестящее: "Всему своё время".
От внезапности явления я споткнулся, едва не потеряв равновесие, а когда выпрямился, случилась вторая неожиданность. Где-то на самой грани чувств меня коснулось мягкое любопытство. Боковым зрением уловив дрожание воздуха слева, я повернул голову, но, как и следовало ожидать, никого не увидел. Зато это же самое марево проступило справа. Именно от этого шевеления воздуха и исходило любопытство. И что-то, отдалённо похожее на желание помочь.
Слова не требовались. Невидимый помощник словно читал сами смыслы, и ими же отвечал: в голове просто всплывали знания, разворачиваясь в причудливую вязь смыслов и образов.
Стоило лишь проявить интерес к тому месту, где я оказался, как тут же пришло понимание.
Пространство Т'Урр. Перекрёсток. Сила и источник, бессилие и причина. Множество смыслов и прикладных вариантов развития событий. Сейчас - потерять всё, в следующий миг - обрести всё. Место, за которым лежит Изначальный Хаос. Преддверие, место рождения всех дорог. Древо мира и всё, что его вмещает - всё обретает себя тут. Обретает, чтобы воплотиться Извне, в сложнейшем метаконгламерате миров, над которыми неспешно танцуют свои замыслы Старшие, воплощая их в Законы и Правила.
Воспоминание о странном мыслеобразе, и тут же - лёгкий ветерок по всем чувствам, сознанию - и удивлённое непонимание: монолитная личность, чужих следов нет.
Но есть отпечаток ненависти ко всему живому, медленно просачивающийся в моё тело. Лёгкие покалывания, сменившиеся такой болью, словно со спины наживую спустили кожу, - и тут же щекотная прохлада. Не удалить без помощи проводника Жизни. Потому рост печати просто замедлен.
И на том прими благодарность, невидимый друг.
Несмотря на дрожащие, подкосившиеся ноги, я не упал, а взгляд, брошенный вниз, дал новую пищу для размышлений: фракталы рисунка разрослись во все стороны, создавая некую многослойную структуру, не поддающуюся осмыслению. Там, где находился помощник, другой рисунок органично вписывался в мои следы, дополняя общий узор.
И снова мысль-знание: разум пока не в состоянии охватить весь спектр мерности пространства. Но это - только пока. И суть - не рисунка, но - творения - создание некой связи, отпечатка личности... Чего-то, что можно только понять, но нельзя описать, ибо ни слов, ни значений ещё не придумано. Нет угрозы, не надо беспокоиться.
Помощник непрерывно двигался, внося в узор дополнения своим присутствием, и, подобно дремлющему Сколу, распространял просто физически ощутимые волны уверенности и спокойствия.
Не чувствуя угроз, я с любопытством разглядывал всё усложняющиеся рисунки, взаимопроникающие друг в друга, формирующие объёмную, удивительно невесомую структуру, врастающую в воздух, в поверхность под ногами и над головой. Динамичный узор не замирал ни на миг, перетекая, сплетаясь в невероятно прекрасные ассиметричные фигуры, и внутри них формировал новые, и так - насколько мог проникнуть вглубь взгляд.
Не было ни холода, ни жара, ни ветра, ни штиля. Пространство двигалось вокруг меня, жило своей жизнью, оберегая мою, с интересом ощупывало узор, сущность Скола, мягкими прикосновениями подушечек пальцев изучало мою ауру, внутренние структуры... И это, чьорд побьери, было необычно и очень приятно.
Без эротизма и схожих физиологических процессов. Скорее, нежные пальцы перебирают волосы у корней, едва-едва касаясь кожи, и от этих движений хочется блаженно жмуриться, мурчать, и довольно потягиваться, и просто получать удовольствие. И такие ласковые пальчики - по всей моей сущности, на всех энергетических и физических уровнях, на всех подуровнях сознания и души... Словно лежишь после качественнейшего массажа, распластавшись по специальному столику, чувствуешь, как раскрылись поры, и каждая разогретая, размятая мышца, каждый нерв вдыхают свежий воздух, обмываясь в его прохладных потоках. И всё это - на всех мыслимых и непредставимых уровнях восприятия, по всей глобальной структуре систем, полей и баз, кои и образуют индивидуальную разумную частичку Вселенной, носящую моё имя.
Творение в какой-то момент налилось жизнью, и я стал частичкой Пространства Т'Урр, а оно - частью меня. Словно столкнулись две струи на встречном курсе - смешиваясь, объединяясь, создавали что-то третье, носящее родительские черты, но уже качественно, принципиально новое. Сдвигались какие-то заслонки, нарастали новые связи, изменялись прежние, открывались тайники и знания таких порядков, что холодело в желудке и мурашки ползли вдоль хребта. Мир, огромный, соединённый на всех уровнях мириадами связей, причин и действий, на миг приоткрылся мне во всём своём безумно сложном, многообразном великолепии, предстал перед моим пониманием бесконечностью граней и оттенков непередаваемо исполинского организма... Приоткрылся, и посмотрел на меня.
И стало не по себе от такого пронзительного, исполненного мощью взгляда, и пришло странное чувство, что я - такой крохотный и незаметный на его фоне - тоже кровь от крови и плоть от плоти этого создания.
И из меня выглянул Зверь, и с почтительным уважением склонил голову перед Т'Урр, как перед старшим, мудрым и сильным вожаком. Как перед родителем. Как пред Хранителем рода.
И я понял: пора назад.
И я очнулся.
Перед глазами медленно осыпались чёрные песчинки, потревоженные дрогнувшими пальцами. Крупные, зернистые, неправильной формы, с едва заметными золотистыми и белыми звёздочками вкраплений, словно смотришь на них под хорошим увеличением. Только одно плохо - шумит в ушах так, что стук сердца заглушает даже неторопливые, сонные мысли, да фокус никак не настроится - зрение выхватывает одну песчинку, переключается на другую и тут же хватает медленно парящую пылинку перед самым зрачком...
Во рту сухо, распухший язык наждачкой царапает иссохшее нёбо, почти намертво прилипая к нему, а на зубах похрустывает песок, и лишь из небольшого прокуса крохотная капелька крови едва ли не с шипением смачивает обезвоженную, раскалённую плоть. От открытых участков кожи поднимается пар, руки, едва-едва покрытые лёгким загаром, похожи на руки шахтёра, только поднявшегося из забоя - грязные разводы, испещрённые чуть более светлыми, едва заметными дорожками пота, комки песка и пыли, густая чернота под ногтями.
Чувствуя, как титанически вздуваются шейные мышцы, приводя в движение затёкшее тело, поворачиваю голову. Хват правой руки на целье плазмагана настолько крепок, что костяшки белеют даже сквозь грязь, и тонкий рисунок капилляров едва заменто пульсирует, гоняя кровь. С трудом разжимаю пальцы. На материале отчётливо видны выдавленные канавки.
Тело ломит, огромный цветок боли распустился на спине, пустив корни сквозь весь организм. Тлеет левый рукав. Пахнет мелом, чернозёмом, гарью и жареным мясом. Не хочу даже представлять, _что_ у меня творится сзади. Тем не менее, кожей ощущаю, что костюм на месте, пальцы ног шевелятся, мышцы сокращаются. Если мне и суждено остаться навсегда в этом мире, я ещё повоюю. Кому-нибудь успею испортить жизнь и здоровье.
Первая попытка подняться заканчивается плачевно: взврыв боли, подкосившиеся руки, и, как следствие, полный рот чёрного песка. Бросаю всю волю, не успевшую ещё полностью расплескаться по кровавым лепесткам, на блокировку раздражающих чувств. Худо-бедно, но получается.
И вторая попытка проходит удачнее. Стараясь не сильно напрягать изувеченную спину, сажусь на колени. Непрекращающийся рокот гонимой сердцем крови сдавливает барабанные перепонки, перед глазами плавают в воздухе красные мухи. Остатки подаренной сэром Клеймором рубашки неряшливо сползают по телу, обнажая нетронутый комбез. Подцепив ремень, дёргаю его - на месте. Кажется, брюки только опалило. Хоть что-то хорошее. Осторожно изогнувшись, ощупываю спину. Горячий материал комбеза, жирная сажа, но сквозных отверстий вроде нет.
Опираясь на плазмаган как на трость, встаю на ноги. Меня штормит, колени дрожат, и если бы не оружие, то снова бы завалился в лунку, вырытую мной при падении.
Ощущаю поднимающегося Зверя. После странного путешествия в Пространство Т'Урр он уже не кажется таким чужим и непонятным. Кожей через комбез чувствую его призрачное присутствие за спиной. Дуновение лёгкого ветерка.
И Зверь заключает меня в объятия более тесные, чем жизнь.
Сознание привычно откатывается в сторону, открывая доступ к управлению телом и силами древнейшему созданию, покоящемуся в глубине моих-Кайниных генов.
И мир оживает.
И взрывается.
Неструктурированная каша тысяч действий, творящихся вокруг меня-Зверя, разом меркнет, разделяясь на зоны вероятной опасности. Далёкие - тусклые огоньки, те, что ближе - поярче, ближние - наиболее яркие. То же самое происходит и с вооружёнными группами слаат: Зверь, опираясь на одному ему ведомые чувства и знания, выделяет наиболее опасных противников, с высшим приоритетом ликвидации, менее опасных и совсем "букашек", коих можно оставить на десерт.
Я вижу-ощущаю соратников, всех и сразу: метаморфа, с настырностью терминатора выносящего из всех калибров серокожих; индейца, невероятно быстро движущегося в сиянии теневых складок, его кожа покрыта едва заметной, очень сложной татуировкой; мерзкого и мутного старикашку Лаганара, на флаере на бреющем полёте сминающего зазевавшихся слаат; гибкую Миа, ощерившуюся костяными лапками, отбивающуюся от трёх групп инопланетян разом.
Зверь знает, что она долго не продержится. Он уже прорисовал все возможные варианты событий, и ни в одном из них остроухой красавице не выжить. Я ближе всех, но я тоже не успею - в отдалении, за спиной, воздух гудит от насыщенной силы: лобастый слаат, замерший соляным столбом в окружении двух десятков подконтрольных серомордых, буквально досуха высасывает их энергию, формируя в руках колючую зелёнку молнии.
Глухая обида разрывает меня, когда, словно в сильно замедленном видео, странная молния срывается с его рук и начитает прокладывать себе путь в затвердевшем воздухе ломанными движениями. Рот наполняется тягуче-горькой слюной, густой и едкой, и я неосознанно плюю этой массой в лобастого, добавляя вслед выстрелом из плазмагана. Сфера, исторгнутая оружием, летит словно нехотя, прожигая воздух, вплавляясь в него. Плевок же, начхав на гравитацию и физику, поедает расстояние так, словно между ним и серомордыми вообще никаких преград, сплошной вакуум. Слюна на лету темнеет, в глубине разгораются нестерпимо-красные прожилки. Вспарывая такую плотную, твёрдую плёнку атмосферы, поворачиваюсь в сторону Миа, понимая, что уже ничем не смогу ей помочь.
Там, где проходит молния, остаётся кипящее стекло, в стороны медленно расходятся облака песчинок. Миа, заметив опасность, изогнулась в потрясающе прекрасном пируэте отхода с траектории снаряда, грани её доспеха блестят в лучах клонящегося к горизонту солнца. Но она не успеет. Я это вижу и схожу с ума от тоски и бессилия. Глухо рычит Зверь, в руке рассыпается неведомо как оказавшийся там камень.
Позади замерших мухами в янтаре слаат, на пути молнии, взлетает вверх облако песка, поднимаемое тонкими струйками воды, из неё вырывается Скол и идеально рассчитанными хлестковыми ударами бросает ближайших серомордых между стеной и эльфой. Отталкивается от последнего, упираясь в остроухую, помогая ей ускориться.
Молния с шипением и клубами пара проходит сквозь стену бьющего вверх водопада, сквозь первого слаат, мгновенно оставляя от него пепел. Второй просто расплёскивается по округе облаком кипящей жидкой кашицы. Молния бьёт в доспех, тот чернеет, наливается мрачно-багровым, по нему сеточкой бегут трещины, словно по броневитрине от брошенного булыжника. Эльфу сминает переданным импульсом, подбрасывает в воздух. Её броня, приняв на себя и рассеяв всю зелёную пакость, разлетается десятками тысяч мелких осколков, молочно-белая кожа на фоне чёрных безжизненных дюн выглядит чужеродно.
Скол скользит по телу Миа, свиваясь в компенсирующие пружины, разряд не причиняет ему никакого вреда.
Нестерпимо хочется оказаться рядом с ней, помочь, и при этом - растоптать, переломать, испепелить и уничтожить лобастого.
Чувствую покалывания по всему телу, словно от лёгкой статики, воздух вокруг как-то странно дрожит, сжимается, течёт. Спидер, управляемый Лаганаром, взмыв из-за дюн, свечой уходит в небо, автоматом веду его глазами.
Невидимый курок нажимается.
Я смотрю в точку в небе, пространство вокруг меня закипает, щекоча открытые участки кожи, схлопывается. Странное ощущение себя-растянутого-в-нить. И я падаю вниз с большой высоты. Не имея оси оборота, беспорядочно кручусь в тугих струях восходящего потока воздуха. Перед глазами чехарда, но пару раз взгляд цепляется за здоровую воронку, на дне которой бурлит магма. Отстранёно прикидываю, что где-то там и стоял ублюдочный молниемёт. Сожаление, что не удалось самолично спустить с него живьём шкуру и мясо.
Вновь зуд по коже, кипение пространства, чувство-знание о нити.
Меня выбрасывает над склоном бархана, ударной волной сметает и без того контуженных слаат. Кувыркаюсь по дюне, поднимая чёрные тучи песка. Меня не волнуют никаким боком причины только что случившегося. Главное - Стефания рядом, лежит на тугих кольцах Скола буквально в двух шагах от меня. Поднимаюсь, игнорируя ломоту в суставах и жжение содранной кожи.
Чёрные пески, белая кожа, волнистое серебро волос, не сдерживаемых более заколкой. Расслабленное положение тела. Легонько поблёскивают гранями чудом уцелевшая защита на правой руке и броня ниже колен. Тонкое, худенькое тельце, на котором дрожат в лучах местного светила бисеринки какой-то жидкости, вероятно той, что была под доспехом. Едва заметно и очень медленно вздымается грудь.
Дышит. Жива. Всё остальное не важно. Лохмотья её ауры в Сути пытаются срастись, удержать утекающую силу. Мои карманы практически пусты, последняя пара энергосфер растворяется каплей в море. Не успеваю заскулить от отчаяния: Зверю плевать на несъедобность слаат, подобно Сколу, он тянет из ближайших серомордых их жизнь, пропускает через свои фильтры, широкой рекой насыщает незримые оболочки эльфы. Он не знает, как и что там нужно выстраивать и поддерживать, но поля сами справляются с задачей. Энергии мало, но и этого хватает, чтобы восстановить первичный каркас и замкнуть контуры.
Побелевшие, скорченные, практические высушенные тела слаат, лежащие поблизости, не вызывают ни малейшей жалости.
Осыпается песок под широкими конечностями Чука, каплей на спине темнеет модуль. Не помню, чтобы отдавал такой приказ, но дроид успел вовремя.
Тихое шипение пневматики, и бокс открыт. Перекидываю из него все инструменты в соседние отделы, освобождая ложе и ремни.
Осторожно снимаю с неё остатки доспеха, укладываю к остальной технике. Из полостей сочится та самая жидкость, что покрывает эльфу. Без запаха, прозрачно-золотистая, густая, почти желеобразная, словно качественная водка, долгое время провёдшая в морозилке. К коже не липнет.
Беглый осмотр Миа выявляет только содранную при падении кожу, да обширное покраснение в области огневого контакта.
Осторожно поднимаю эльфийку украинского происхождения, стараясь не задевать и не тревожить подсыхающие раны. Тёплая, пахнущая свежестью и родным со времён беззаботного детства запахом овсяного печенья с молоком... Красавица практически ничего не весит. Даже с поправкой на мою усталость и измотанность, держать её на весу ни капли не напряжно, даже приятно. Тряхнув головой, отгоняю наваждение. Лирику оставим на потом. Сейчас же первоочередная задача - сохранить жизнь Миа.
Ложе тёплое, мягкое. Едва только стоило уложить эльфу, как оно подстроилось под её тело. Ремни с тихим шуршанием зафиксировали Миа, от изголовья развернулся в воздухе экран диагноста. Мигающая иконка настойчиво требует закрыть медицинский модуль. Перед тем, как крышка закрывается, успеваю разобрать письмена аборигенов. Контузия, потеря сознания, сильное физическое истощение, обезвоживание организма. Закрывшийся модуль тихонько гудит, обеспечивая эльфе сохранность жизни.
Чук, повинуясь моему желанию, подхватывает модуль и исчезает за барханами - где-то там самовосстанавливается наш флаер.
Зверь, ослабивший контроль на время возни с эльфийкой, вновь берёт бразды правления телом в свои лапы. Слаат вызывают у него полнейшее отторжение, и он не намерен терпеть поблизости хотя бы один живой экземпляр этих инопланетян.
Чувства, вбирающие в себя всю близлежащую реальность, неприятно холодит: пространство поблизости рвётся, его структура искажается под воздействием чудовищных сил и энергий. Мне не надо смотреть вдаль, чтобы найти источник странных сигналов. Безэмоциональный стальной монолит сэра Клеймора отчётливо виден внутренним взором. Равно как и ангар, окружённый вихрем рвущегося, гудящего пространства.
Толстая подошва ботинок глубоко утопает в песках, углы наклона дюн порой такие, что в пору бы орудовать пустынным вариантом альпенштока. Впрочем, для тела кицурэ такая крутизна склонов не проблема. Для тела кицурэ, одержимой Зверем - тем более. Мощные прыжки без разбега, с места, с осыпающейся поверхности - вперёд и вверх. Наверно, так могли бы развлекаться космонавты на Марсе или, что более вероятно, на Луне. Только там падение вниз практически столь же неспешное, сколь и подъём, здесь же - гравитация вполне привычная, и скорости соразмерны.
Я почти успел.
Выломав ангарный фасад, под мёртвые сумерки безжизненного мира величественно и грозно выплыл тепловозоподобный дредноут. Чёрный, с блестящими тускло-красным заклёпками, с узкими окнами-бойницами, укрытыми бронезаслонками и толстым стеклом. Наверху гудит пушка, выискивая цель. Дула нет, его место занимает продолговатая фигура неправильных геометрических очертаний, сплошь состоящая из каких-то антенных усиков, решёток, перемычек.
Клеймор стоит практически напротив летающей громады. Тентакли мелко вибрируют в воздухе, остывающий миниган направлен на пришельца.
Гудение пушки усиливается, ледяной воздух, бьющий из воздухоотводов, мгновенно скрывает оружие в клубах невесомого пара.
Протяжное уханье, от которого сводит тупой, ноющей болью яичники и желудок; чувствую возрастающую гравитацию впереди. У сэра Клеймора перестаёт существовать нижняя половина тела, размазываясь по рельефу тончайшей кашей вперемешку с песком и сталью. Верхняя часть упала на вывалившиеся внутренности, завалилась на спину. Придавленные оставшейся тушей щупальца подрагивают, загребая песок.
Клеймор...
Оставшиеся слаат сгрудились вокруг ещё двух лобастых, воздух над ними дрожит, прорезаемый разрядами отбираемой энергии. Ещё немного, и станет поздно.
Густые мазки тени от бархана, в которой стоит дальняя группа, начинают шевелиться, раскрываются, выпуская... выпуская из своего чрева десятки копий Койота. Быстрые, стремительные индейцы плавно перетекают от одного слаат к другому, оставляя за собой трупы. Лобастый молниемёт начинает запоздало разворачиваться... Чтобы тут же тяжело осесть на землю, разбрызгивая кровь и прочие жидкости из уцелевшей половины черепа. На гребне дюны устало падает Койот, его лук исчезает, а через миг - растворяются в тенях и его копии.
Остаёмся только я и вторая группа, да наводящийся на меня дредноут.
Снова колет кожу, и плывёт воздух, и вновь я-нить ухожу по линии фокуса. Лицом к лицу с лобастым. Рука, ставшая лапой Зверя, с лёгкостью проходит сквозь комбез, вырывая из тела слаат мясо и рёбра. Шаг назад, хлестковый удар носком тяжёлого ботинка в живот - молниемёт отрывается от песка, отлетая назад. От кисти к локтю, и далее в плечо отдача от выстрела из револьвера. Секунда жизни сферы искажённого пространства стоит слаат всего тела. Оказавшимся рядом - конечностей.
Краем сознания сожалею об оставленном рядом с Миа плазмагане. Сил почти нет. Есть знание, что повторить прыжок не смогу.
И снова Зверь выручает. Пропуская через себя жизненную силу, напитывает меня. Слаат почти досуха выжаты лобастым, но их энергии хотя бы хватает на то, чтобы заглушить голод. Зверь чует впереди ещё один источник вкусной силы - дредноут. Я-Зверь чувствую пространство, давление воздуха, его перетекающие объёмы, почти осязаю гравитационный рисунок притяжения... Дредноут почти пуст, внутри расположено ядро энергии. Чувствую его отголоски, сожаление и грусть о былой мощи.
Полувыплывший из тени разрушенного ангара, он внезапно замирает, тяжело ведёт носом - индеец, буквально разбрызгивая кровь из носа, ушей, глаз, утопив руку в собственной тени, удерживает летающий танк.
Времени удивляться особой уличной магии Койота нет. Уходя от наводящейся пушки, набираю скорость, хаотично меняя траекторию бега. Прострекотав надо мной дымящейся тушей, спидер, отдавая дань лётчикам-камикадзе, врезается в массивный борт дредноута. Летак - в чадящую гармошку, бронетепловоз - только чуть сдвинулся в сторону, осыпав песок сорванной краской.
Я бегу, набирая ускорение, кожей чувствуя, как пружинит пространство вокруг меня, закручивается тугими кольцами, как что-то странное, похожее по ощущениям на линзу, формируется за спиной. Песок превращается в сплошную ровную реку под ногами, затвердевший воздух пытается сорвать кожу с лица.
Дистанция контакта. Прыжок.
Три вещи происходят практически одновременно.
Плечом вбиваюсь в броню, оставляя вмятину. Тупая боль эхом расползается по организму.
Зверь дотягивается до ядра, жадно выпивая крохи последней энергии, плещущейся в нём.
"Линза", собравшаяся за моей спиной, минуя меня, бьёт в борт. Пространство освобождается, по броне бегут волны искажений, словно круги на воде. Отстреливаются выбитые заклёпки, шрапнелью зарываясь в округе.
Замерев на мгновение, проскрипев корёжащимся металлом, дредноут заваливается на бок. Его энергоносители пусты. Не заглядывая внутрь, знаю, что живых там искать бесполезно.
Пот заливает глаза, адово хочется пить.
В горящих лёгких хрипит и клокочет, сил нет, практически падаю на песок.
Зверю тоже интересно, что это сейчас такое было, но и он измотан и выжат. Чувствую, как его объятия слабеют, как древнее существо вновь сворачивается внутри меня.
Мир тускнеет, разом пропадает логичный рисунок окружающего, чувства притупляются. Зверь уснул.
Горячее дыхание разрывает грудную клетку, облачками пара уносится ветром в сторону. Чертовски сильно хочется спать, но - нельзя.
Чуток отдышавшись, чувствуя себя желеобразным куском отбивной, с трудом сумел подняться. Ноги настолько ватные, что кажется, будто костей и вовсе нет, только остались задубевшие сухожилия и хрящи.
Дичайше хочется пить, да только фляжка осталась в рюкзаке, а рюкзак - в модуле, а модуль - под защитой флаера.
Я усмехнулся. Натурально: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц - в шоке.
Прикинув расстояние между компаньонами, я поплёлся к индейцу.
- Ну что, Пернатый Змей, жив? - я рухнул рядом с ним.
Зря, между прочим. Ибо кровищи из краснокожего натекло столько, что мама не горюй. И я, в полном соответствии с законами Мерфи, чтоб ему икалось и вертелось, вляпался в самую большую лужу.
Койот закашлялся и выплюнул крупный сгусток крови:
- Кадамиачти, Отец теней, был бы доволен.
- Отец теней?
Индеец, нимало не стесняясь моего общества, поочерёдно зажимая ноздри большим пальцем, высморкался очередной порцией свернувшейся крови.
- Высший дух, повелитель тени. Покровитель всех подлунных. Когда-нибудь расскажу тебе историю о том, как бледнолицые убили его верховного шамана. И о том, что стало с родиной этих проклятых.
- А сейчас чего не расскажешь?
Кривая улыбка обнажила белые зубы:
- Нам с паладином бы сначала что-нибудь сделать, или подштопать, или добить. А там уже видно будет.
Мать моя в кедах!.. Как про метаморфа мог забыть?
С великим трудом соскребя своё измученное тельце со смешанного с кровью песка, я помог подняться на ноги Койоту, и мы, подпирая друг друга плечами, словно два утомлённых тяжёлой борьбой с зелёным змием профессиональных алконавта, поковыляли к половине паладина.
Нет, по факту - метаморф находился там полностью. Только частично дефрагментированный и интегрированный в почву на энной площади. Но брать азимут на оставшуюся часть тела было не в пример проще, тем более, что в сгущающихся сумерках, на фоне огней ангаров и догорающего спидера его массивная туша выделялась очень чётко.
Эта несчастная сотня метров от дюн до паладина, казалось, никогда не закончится. В какой-то момент я недосчитался Койота. Только обернувшись, увидел индейца, деловито расчехлившего из куска грязной парусины какой-то толстый, короткий посох. Краснокожий друг бледнолицых демонов стоял в центре круга, образованного телами мёртвых слаат. Поклонившись сторонам света и земле, индеец воткнул посох в песок и сел на колени напротив него.
Резная деревяшка легонько засветилась и... стала расти.
Когда я обернулся в следующий раз, уже почти дойдя до паладина, Койот с каменной физиономией курил трубку и беззвучно шевелил губами перед полноценным тотемным столбом.
Однако, чудны дела ваши, боги, духи и прочие сущности.
Метаморф выглядел очень печально. Осколки защитной маски с кусочками сорванного мяса лежали рядом с головой паладина, тонкие, безкровные губы рельефно очертили зубы. Почти прозрачная кожа бледного лица позволяла рассмотреть все связки, кровеносные сосуды и мышцы, облепившие череп.
Век не было, и потому глазные яблоки казались огромными. Сжатые практически до точек зрачки добавляли жути.
А ещё - щупальца скребли песок, и сжатые кулаки глубоко в него погрузились. Сизая, шипящая гирлянда полуразмолотого кишечника тоже не прибавляла аппетита.
Чтобы отвлечь внимание с обрубка едва живого паладина, я занялся волосами. Ошмётки слаат и кровь Койота уже успели засохнуть, превратив часть шевелюры в негнущуюся картонку. Я разминал пальцами получившуюся корочку, иногда они натыкались на кусочки какой-то мерзко пахнущей органики.
Я бы многое отдал за горячую ванну и хороший шампунь. Жаль, ни то, ни другое мне не светит даже в теории.
Надеюсь, он не видел, как меня передёрнуло со страху.
Блин, ну что за фигня? На огроменные завалы слаатских трупов различной степени распотрошённости и комплектации смотреть могу с воистину буддистским спокойствием, а на половинку паладина, с которым буквально несколько часов назад ржали в подземном музейном комплексе - нет. Сводит кишки, и давящее чувство жалости и беспомощности прессует психику. Поджилки трясутся, и едва ли не каждое движение метаморфа заставляет трястись и вздрагивать от страха.
Отгоняя лишние мысли, я взялся за работу.
Всё же основательно сэра Клеймора размазало по пескам. Самые крупные куски едва ли превышали по размерам ноготь. Так и работал: насобираю горсть плоти, положу рядом с паладином, и - за следующей.
Сколько так провозился, не знаю. В какой-то момент из песка выпростался Скол, несколько секунд посозерцал мои телодвижения, а потом принялся помогать. Струйки грязной воды мягкими подушечками поднимали остатки паладина, и мне оставалось только собирать уже относительно очищенные от песка фрагменты тела, брони, а может, и оружия.
Через какое-то время было собрано всё, что реально удержать в пальцах, и уложено в полуметре от метаморфа.
- И что теперь?..
Паладин несуществующего бога вяло качнул заключённой в броню рукой:
- Теперь положи их поближе.
С помощью Скола я пододвинул останки к уцелевшей половине Клеймора.
- Я могу ещё что-то сделать?
- Если хочешь помочь, просто постой рядом, - безэмоционально выдохнул метаморф. - Паршиво быть одному в такой момент.
Кусочки плоти зашевелились, стали срастаться в более крупные фрагменты, густой слизью вымывая наружу застрявшие песчинки и сталь. Повинуясь воле метаморфа, они потихоньку ползли к телу, сливаясь с ним, реконструируя утерянную часть.
Словно в каком-то фильме, по слоям нарастали кости, плёнки, связки, сухожилия, мышцы, жировые прослойки, сеть капилляров, вен, артерий и жил. Зрелище, конечно, жутковатое, но исключительно затягивающее.
- Как остальные?
Я, глядя на восстановившиеся до колен ноги метаморфа и не спешащую затягиваться дыру в животе с торчащей оттуда лентой кишок, пожал плечами:
- Миакелле сильно досталось, контузия плюс бессознанка. Если бы не броня, то нашу няшу просто бы прожарило до косточек. Я её в медкапсулу уложил, там айболит встроенный вроде как фигнёй не страдает, так что всё будет в порядке. А Койот, вон, какой-то походный тотем раскукожил.
Клеймор болезненно улыбнулся. Всё-таки не время петросянить, да и юморист из меня аховый.
Краем сознания отмечаю, что Чук возвращается с драгоценным грузом к нам. ИИ Флаера, конечно, хорошее подспорье на случай опасности, но за эльфу как-то спокойнее, когда она рядом. Устав стоять, я сел рядом с самособирающимся метаморфом. Заострившиеся черты лица, общая бледность, и понимание какого-то глобального откровения в слезящихся глазах. Балконский со своим дубом просто жалкая пародия на дальней обочине жизни.
- О чём думаешь?
- "Когда люди получают крылья, они становятся чудовищами", - тяжело выговорил метаморф. Явно все силы уходят на восстановление и борьбу с болевым шоком. - Не помню, кто это сказал, но нам подходит, верно?
- Я чо-та не въезжаю в тему, Клеймор.
Метаморф кашляюще рассмеялся. Только грусти в его смехе было больше, чем радости.