- Расскажите нам, как надо утешать девушек, чтобы помада оставалась на рубашке? Коллектив жаждет подробностей! - на столе Игоря сидел смешной мужичок с огромным круглым животом и обвислыми черными усами. Вылитый Бармалей.
- Иди ты к черту! - ответил Игорь и отбил руку, которой Бармалей трогал лацкан его рубашки.
Бармалей заржал, обнажив крупные белые зубы.
Я прошла полпути до стола Игоря, когда меня заметили и затихли. Мне не хотелось снова видеть молчаливое опасение на их лицах, а то и откровенную враждебность. Потому я смотрела перед собой, не фокусируя зрение.
Глаза были красными, но практически не опухли. Я стараюсь не тереть глаза, когда плачу - в этом секрет.
- Ладно, я ухожу... не буду мешать, - добавил Бармалей, выискивая на мне следы небрежности, что указывало бы на явный интим. На мочке его уха, большого и мясистого, ссохлась зубная паста. Он спрыгнул со стола и пошел к себе за стол, насвистывая.
- Не обращай внимания, он у нас за клоуна, - сказал Игорь, обращаясь ко мне.
Я обогнула стол и встала рядом, соблюдая положенную дистанцию. Мне нужно было получить дело на Макосинца.
- Ты оскорбляешь мои трепетные чувства в самом их тонком ощущении, - сказал Бармалей. Его глаза сияли любопытством и откровенным интересом, граничащим с наглостью.
Игорь засмеялся. Может, я ошибаюсь, но в кругу друзей, коими являются его коллеги, он преображается. Превращается в своего парня: обаятельного, открытого и непробиваемого. Со мной наедине он другой. Более родной что ли.
- Долго заучивал? - спросил Игорь.
- Не позорь меня перед девушкой, - ответил Бармалей.
На него полетели ответные замечания и натянутый смех, который бывает, когда людей что-то сдерживает, не даёт полностью расслабиться, чтобы посмеяться от души.
- Я, между прочим, холост. Мне некому борща сварить, рубашку погладить... - Бармалей оборвал себя на полуслове.
Минский выглянул из кабинета, провиснув в проходе, и громовым басом осведомился:
- Веселитесь, господа оперативники? - причем в его голосе не было ни капельки дружелюбности, одна ирония и скрытый гнев. Подобным образом к нам заглядывала преподавательница бухгалтерского учета. Взгляд, которым она "приглаживала" поднятые от конспекта головы, был точно такой, как сейчас у Минского.
В кабинете установилась тишина, прерываемая музыкой из радио.
- Даша, ты можешь ознакомиться с материалами дела в моем кабинете. Не стесняйся, проходи, - сказал Вальдемар Антонович отеческим тоном. Выражение лица у него осталось свирепое. Он может снова вернуться к теме о моих возможностях, а говорить об этом я хочу чуть менее, чем о жизни пациентов сумасшедшего дома.
- Нет, я лучше здесь, - я пододвинула ветхий стул с разъехавшейся на нитки обивкой и села недалеко от Игоря. Пускай катиться к черту со своей отеческой заботой, я сыта ею. Я сидела к Вальдемару Антоновичу спиной, и могла только догадываться насколько его разозлила.
- Здесь что, столов нет?! - прокричал Минский.
Я сбросила с плеч напряжение и прислонилась к спинке стула. Так то.
Игорь открыл ящик и достал из стола пухлую папку-дело.
- Здесь всё, что у нас есть по Макосинцу, - сказал Игорь чересчур спокойным тоном, словно мы не в эпицентре урагана по имени "Минский В.А.".
Я взяла папку в руки. Она была затерта до желтизны, а уголки превратились в подобие пыльной тряпочки.
- Так, стол Федорова свободен. Даша, устраивайся за ним.
Черт, как в первом классе. Я посмотрела в каком направлении указывал Минский. Стол находился перед Тамаркой. Сидеть к ней спиной, чтобы она дышала мне в затылок, при этом сосредоточиться на материалах дела? Нет, это невозможно.
- Мне было бы удобнее остаться здесь, чтобы консультироваться с Игорем Сергеевичем. Если он не против, - в голосе проскользнули стервозные нотки, хотя я старалась их подавить.
- Нет, он не против, - ответил Игорь.
Я снова напряглась, ожидая огненной тирады. Но вместо криков висело еще более выматывающее молчание...
- Стараешься как лучше, и никакой благодарности!
Опять молчание и ощущение надвигающегося взрыва.
- Ладно!.. Будут новые соображения, зайдешь ко мне. - Сказал Вальдемар Антонович и хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка.
Мы переглянулись с Игорем. Он усмехнулся.
Я сдвинула лямки рюкзака с плеч и повесила его на спинку стула.
- В первом классе что ли? - спросила я, развязывая трухлявые ленточки.
- Хуже. В концлагере, - Игорь положил ладони на затылок и потянулся.
На фотографии, приложенной к делу, был изображен невзрачный тип, с осунувшимся лицом и волнистыми темными волосами до подбородка. Длинный нос с горбинкой и тонкие красивые губы могли бы придать его лицу аристократичности и привлекательности, но нет. Учитывая то, что я слышала о поэте и какое отношение пожинаю после его ухода, утонченные черты казались скорее отвратительными, как любой обман.
В принципе мне нужно было знать несколько вещей: его недостатки, привычки и слабости. Чтобы попытаться сыграть на них.
Подчиненные Игоря делали вид что работают, но я кожей чувствовала их неприкрытое любопытство. Такое ощущение, что находишься в зоопарке за решеткой, на тебя смотрят и показывают пальцем. "Какая волосатая мартышка, правда, мам?"
Наверное, Игорю стоило отправить меня к этому старому интригану. Вот, черт, я ж его подставляю!.. Я закрыла рот ладонью. Ну и дура я.
Игорь оторвался от бумаг и посмотрел на меня. Я придала себе задумчивый вид - он снова занялся писаниной.
Оправдание, что рядом с ним мне легче, что мне хорошо в его компании - трусость. Нет, это чистая правда, но факт остается фактом - я прикрываюсь им. Черт, черт, черт.
Я уткнулась в бумаги. Макосинец Валентин Семенович. Клички: Поэт, Пушкин. Учился на повара, но училище не закончил. Два года работал в закусочных и кафе, где отзывались о нем как об исполнительном, но замкнутом парне. Пять лет биографии с 89-го по 93-ий года - у него словно выпали из жизни, о нем нет сведений. В 94-м поступил в институт физической культуры и спорта. В 99-м закончил институт, и, спустя два года, оказался среди служащих ФСБ. В 2004 году его выгнали по обвинению в разглашении секретной информации, содействии преступникам, нарушении должностных инструкций и еще пять наименований, из которых можно сделать вывод, что он в течение трех с половиной лет ездил начальству по ушам, а то ему позволяло.
Его выгнали, но о нем не забыли. За Пушкиным продолжали наблюдать, его личность то и дело всплывала, как дерьмо в пруду. Связи с бандитами, наркоторговцами, работорговцами. Его особая страсть - подыскивать девушек для продажи богатым клиентам. На его совести одиннадцать молодых девчонок, от пятнадцати до семнадцати, - из тех, кого зафиксировало следствие. А сколько их в действительности знает один Макосинец.
Нервная система неустойчивая. Склонен к вспышкам ярости и приливам меланхолии. Друзей нет. Вот странно, в детдоме, где он рос до семнадцати лет, воспитатели о нем отзывались как о тихом, послушном ребенке, с кем не было проблем. В училище аналогично. И еще, в деле сказано, что он получил свои способности от рождения, якобы дар ему достался от бабки, которая умерла, когда ему было четыре года. Со слов Макосинца записано: "бабушка скончалась на девяносто восьмом году жизни, она была ведьмой, а они, как известно, долго живут. Мне, как единственному внуку, бабуля передала крест, и вместе с ним силу".
У меня только один вопрос: он действительно верил, что бабка могла передать ему дар?
Такие способности по наследству не передаются: они либо есть от рождения, либо при наличии задатков развиваются под руководством учителя, и третий, он же самый скверный, появляются в результате травм.
- У него могла быть травма?
Игорь покрутил между пальцев ручку с синим покусанным колпачком.
- Могла. Он как-то говорил, что когда проходил практику в Геленджике, ему на голову свалился горшок, - Игорь следил за моим лицом.
- То есть он отучился год, его отправили на практику, а потом... - я открыла страницу, где говорилось про учебу в училище, - в октябре, начале учебного года, он взял и отчислился?
- Получается так, - за смешинками в его глазах скрывался вопрос.
- В деле сказано, что он имел дар от рождения. Думаю, он наврал. Он получил свои сверхспособности гораздо позже.
И решил, что у него в руках весь мир.
Игорь засунул ручку в рот и пожал плечом.
- Зачем ему было врать? Какая разница, когда он получил свои умения? - Игорь непроизвольно тронул меня за руку.
- Разница в том, что люди, которые получают дар от травмы, в результате смещения элементов...
Игорь нахмурился. Я махнула рукой.
- А, не важно. В общем, у них вероятность того, что поедет крыша или умрут от остановки сердца гораздо выше. Они не готовы, понимаешь?
- Понимаю. - Игорь откинулся на спинку стула и усмехнулся.
Я развернулась к нему, положив локоть на стол.
- Врал он возможно для того, чтобы скрыть свои истинные намерения. Думаю, он устроился к вам, для того чтобы снабжать своих дружков информацией. Плюс, зарекомендовать себя перед ними.
Игорь спрятал улыбку, и окинул меня оценивающим взглядом.
- Сейчас это уже не важно. Кроме того, что он с самого начала водил всех за нос.
- Для меня это важно, - я сглотнула, - думаю, он пытается взять от жизни всё и это развращает его.
Я думала. Игорь молчал.
- Что вы собираетесь предложить ему за согласие сотрудничать?
- Минский предлагает деньги.
- А ты что думаешь?
Игорь смотрел на меня так, словно пытался угадать насколько я готова к его правдивому ответу.
- Я предлагаю его ликвидировать, - Игорь сложил ладонь пистолетом и приставил к виску.
Я вздохнула с усилием, не отрываясь от его лица. Он говорил серьезно, и был полон решимости сделать то, о чем говорил.
- Я веду к тому, что деньги ему не нужны - у него их полно. Думаю, он работает за идею. Его можно либо запугать, либо убить, - других вариантов нет, - я сглотнула и уставилась на свои руки, сжатые в тугой замок.
- И что ты предлагаешь?
Я вздрогнула. От меня ждал ответа Брежнев, буравя свинцовым взглядом черных глаз.
"Убить", - я так и не смогла произнести. Сказать, что я готова запугать его, взять под контроль? Смысл врать, когда тебя сегодня же выведут на чистую воду? По-моему, я совершенно не готова к встрече с самой собой в ухудшенном варианте.
- Не знаю, - ответила я.
Игорь смотрел на меня с пониманием, на которое я так рассчитывала, но вместе с тем, на заднем плане скользила жесткость. Я сама подписалась, и должна принять решение тоже сама. В конечном итоге, мне с ним "договариваться", а не кому-то ещё.
- Через полтора часа надо выезжать, - сказал Игорь и бросил на меня взгляд. Снова опасение.
- Игорь, тебе надо отдохнуть, ты с обеда ничего не ел. Так нельзя, - сказала Тамара, положив папки ему на стол.
- Такая у нас работа, - Игорь развел руки.
Тамарка бросила на меня едкий взгляд и ушла.
- Надо заглянуть к Минскому на прощание. А то как-то неловко без отцовского напутствия.
Это точно. Я принялась насаживать бумажки на скоросшиватель.
Игорь отодвинул стул и встал.
- Всех, кто участвует в операции, попрошу в мой кабинет.
Народ оживился. Заскрипели, загрохотали стулья об пол.
- Тебя из него попросили, не забывай.
- Да, быть может, насовсем, - отозвался Игорь. Он продолжал бы стоять рядом со мной, ожидая, когда я соберусь, но я шепнула, чтобы он не ждал меня. Подобная вежливость ни к чему.
- Вот не пойму начальство. Стоило повышать до начальников, чтобы потом лишать должности? - спросила Валя и первая вошла в розовую дверь.
- Это способ унижения такой, - сказал Бармалей.
- Изыскано, тонко. Как работа топором, или, скажем, бензопилой.
- Тамар, зайди тоже, - сказал Игорь.
Пока я собрала документы, все имеющиеся стулья заняли. С собой я не принесла, потому прислонилась к стене у порога.
Так мне комфортней, пожалуй, за спинами остальных.
- Садись сюда, - Игорь подкатил большое глубокое кресло из угла.
- Присаживайся, Даша, - сказал Вальдемар Антонович.
Можно подумать, мне нужно его позволение.
- Спасибо, Игорь Сергеевич, мне тут удобней. Чужие мысли не так отвлекают.
Спины многих вытянулись. Если они надеялись, отодвинувшись на самый краешек стула, выйти из радиуса, в котором я могу читать их мысли, то единственное чего добились, так это выглядеть нелепо.
Игорь поднял брови.
- Думаю, девочке так комфортнее. Она эмоционально неустойчива из-за своего дара. Не волнуйся, Игорь, за неё. Правда, детка? - сказала Тамара голосом сладким, как мед, который хотелось засыпать перцем с горкой.
- Да, солнышко. Ты же знаешь меня, как облупленную, - ответила я.
Она кисло улыбнулась, но выражение самодовольства и победы осталось на её лице. Кто-то крякнул - думаю, это был Бармалей.
- Давайте к делу, - Игорь вернулся к окну, присев на край подоконника.
Вальдемар Антонович посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Похоже, все решили, что я истеричка. Возможно, так и есть. Если подумать мне не все равно, что они решили?
- Итак, сегодня очень важная операция, от которой будет зависеть...- начал Минский напутствие, но я уже не слушала.
Итак, через полтора часа я встречусь с Макосинцем. Желудок принял обычный размер, просто начал сжиматься, вызывая тошноту. Кроме грубой силы, чем я могу ему ответить?.. Черт, я не знаю что делать! Бо-же-мой. У меня вспотели ладони и сердце застучало в ушах. Такое ощущение, что меня вызвали к доске, а я не подготовлена. Как в школе. Только разница в том, что от моего ответа зависит мое здоровье и здоровье других людей.
- Даша, ты посмотрела дело?
Вопрос Минского вывел меня из собственных мыслей.
- Да, - я положила папку на стол и вернулась к облюбованной стене.
- Итак, какие у кого соображения?
Мысли, не дававшие мне покоя, словно назойливый град застучались о мою голову. Я боялась. Боялась, что мне придется изменять сознание, вторгаться в чужую голову, воспринимать мысли Пушкина, как свои.
- Усачев, хватит спать, в конце концов! - крикнул Минский так, что я сама вздрогнула. Усачев, или как я его окрестила - Бармалей, подскочил на стуле и огляделся. И фамилия и прозвище этому добродушному хитроватому юмористу чрезвычайно шли.
- Шеф, всю ночь в засаде просидел, между прочим. Алкаши достали! К тому же дверь постоянно пищала, на нервы действовала, - сказал Бармалей Усачев и посмотрел на меня с досадой.
Я помахала ему рукой. Жаль его, но просидел он зря. Домой я пришла только под утро.
- Игорь, у тебя есть, что добавить?
- Нужно Остапенко и Карчева посадить в соседний вагон, где-нибудь на Колодне. Если что, они смогут прикрыть Дашу.
- Игорь, но Остапенко выходной сегодня, - сказала Тамара и всплеснула руками.
- Позвонить и вызвать. Время еще есть, - ответил Игорь, - Да, и обеспечь Дашу прослушкой.
Я положила голову на стену. Конечно, вселяет большую уверенность, что рядом со мной будут те, кто подстрахуют. Но я не могу позволить, чтобы люди, даже если я их не знаю, пострадали.
Несколько секунд я соображала, как мне обратиться к Игорю. Потом плюнув на формальности, я сказала:
- Игорь, вы не должны приближаться ближе, чем десять-пятнадцать метров. Он может воспользоваться... в общем ничем хорошим это не кончится.
Он смотрел на меня, не моргая, словно принимал самое трудное в жизни решение.
- Вы меня будете слышать и видеть. Самое страшное, что может случиться, если он откажется и уйдет. Вы ведь не отпустите его?
Неожиданно для себя я сделала вывод. Если я не уговорю его сотрудничать, то будет драка.
- Девчонка права. Когда он откажется, мы вступим и повяжем его, - громовым голосом сказал Брежнев.
Волосы на его черном затылке сворачивались в нежный завиток. Словно почувствовав мой взгляд, он обернулся.
- Не смотри на меня так, мне плевать, что ты умеешь. Если выкинешь номер, то я подстрелю тебя, - сказал Брежнев и отвернулся.
- Следующая пуля достанется тебе, - Игорь подался вперед. Его желваки вздымались буграми.
- Ты не так хорошо стреляешь, - ответил Брежнев.
- Проверим, - сказал Игорь, при этом его глаза блеснули.
- Муравьев, выйди вон. В операции ты больше не участвуешь, - голос Вальдемара Антоновича был необычайно тих, как бывает, когда он сильно зол.
Повисла гнетущая тишина, от которой зазвенело в ушах.
Брежнев встал и одернул пиджак.
- Я единственный у кого сопротивляемость к этим монстрам. Вам не справиться без меня.
- Ты только что признался, что готов пойти на преступление и убить человека, ты это понимаешь, Юра? - лицо Минского стало серым. Мешки под глазами обозначились с большей силой.
- Если понадобиться - да, - сказал Брежнев. Его плечи опустились. Он понимал, что для него подобный ответ - это приговор.
- Утром, чтобы рапорт лежал у меня на столе. Ты свободен.
Брежнев прошел, опустив голову, напряженный, как каменная глыба. Когда дверь захлопнулась, по кабинету прошел выдох облегчения.
- Он всегда был с приветом.
- Я, вообще, удивлялся как он умудряется работать после того, что случилось с его родными.
Сердце забилось быстрее. Я оторвалась от стены.
- А что случилось с ними? - спросила я.
Мне нужно было знать не ради любопытства. Мир сомкнулся вокруг одного неизвестного обстоятельства. Я рыскала глазами по затылкам. Долго они будут молчать?! Игорь стоял, как изваяние, с тем же серым лицом, как и Минский.
- Какая тебе разница, детка? - сказала Тамара.
Она специально выделила "детку". Но мне было все равно, лишь бы услышать внятный ответ.
- Его отца и невесту убили подельники Макосинца... - сказал Вальдемар Антонович.
Не дослушав, я вышла из кабинета. Я должна поговорить с Брежневым. Мне кажется, я могу обрести в нем союзника. Не того, который прикроет, и будет тащить на собственном горбу, а того, кто обезвредит в случае необходимости - всадит пулю в лоб.
Кабинет стоял брошенный, погруженный в вечерние сумерки. Блеклый свет заката обрывался в метре от окна, падая на пол выцветшими желтоватыми полосами.
Брежнев снимал оперативку очень медленно и осторожно, будто хотел отсрочить этот момент. Его пиджак валялся на столе. Стол освещала настольная лампа.
- Что тебе? - не поднимая глаз, он вынул пистолет из кобуры и разрядил его.
Я оторвалась от дверной ручки и прошла вперед, хотя мне очень не хотелось приближаться.
- Я хочу, чтобы ты выстрелил, если будет такая необходимость, - сказала я.
Он подбросил магазин и коротко взглянул на меня.
- Ты даже неуверенна в себе, а думаешь, что сможешь тягаться с этим уродом?
- Это уже мое дело.
Он покрутил в руке пистолет.
- Меня отстранили, ты не слышала?
Он набросил пиджак на стул и положил на стол чистый бланк.
Дверь распахнулась, впустив яркий свет, который лег под мои ступни острым углом.
Дверь закрылась.
- Что происходит? - Игорь положил ладонь мне на талию. Было темно, к тому же Брежнев был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил, если бы даже за окном взошло солнце.
- Он должен участвовать в операции, - ответила я.
- Ты шутишь? - холодным тоном спросил Игорь и стал передо мной, загородив Брежнева.
- Нет.
Я не пыталась отгородиться, подавить Игоря взглядом. Наоборот, он прочел во мне все что смог или захотел увидеть.
- Если ты выстрелишь в неё, то следующая пуля твоя! - сказал Игорь.
- Я понял тебя, капитан, не волнуйся.
Игорь взглядом указал на розовую дверь, так и не повернувшись к Брежневу.
- Я сейчас подойду, - ответила я.
Дверь хлопнула за Игорем.
Сегодня мне нужна уверенность, что рядом будет человек, который остановит, если у меня поедет крыша.
- Вы не сможете его задержать. А если и задержите, то он выйдет в эту же ночь.
Брежнев поднял на меня глаза и снова опустил их.
- Если я проиграю и он возьмет вверх, то я должна быть уверенна, что вы выстрелите, - меня обливало с головы до пяток ледяными волнами страха, от которого одежда липнет к спине и скручивает желудок.
- Можешь не сомневаться, - ответил Брежнев и поднял на меня глаза. Все тот же прямой взгляд и сложенные бесчувственной маской мышцы лица.
Я развернулась и вошла в розовую дверь. Оставалась самая малость - придумать логичный предлог, чтобы вернуть Брежнева в операцию.
Значит, у него прочные ментальные барьеры? Смешно, но должно сработать.