Copyright1977 - 2011 Василий Пучеглазов(Vasily Poutcheglazov)


    Василий Пучеглазов
    В О З Р О Ж Д Е Н И Е
    Цикл пьес
    (1977 - 1980 гг.)


    Василий Пучеглазов
    2. ИГРА О ФРАНСУА ВИЙОНЕ
    В двух травлях с балладами и другими песенками


    ПЕРСОНАЖИ ПО ТИПАМ

    1. Франсуа Вийон, или Монкорбье.
    2. Лоренцо Валла, философ.
    3. Гийом Вийон, священник прихода св. Бенедикта г. Парижа, приёмный отец Вийона. - Монсиньор Тибо де Оссиньи, епископ Орлеанский и Менский. - Фурнье, прокурор суда г. Парижа.
    4. Его светлость Карл Орлеанский, герцог, меценат, поэт. - Господин эшевен. - Господин сенешал.
    5. Андре Куро, юридический представитель короля Рене Анжуйского в Париже. - Вельможа в Блуа. - Монах в тюрьме. - Мартин Бельфе, советник в суде.
    6. Рене де Монтиньи, дворянин, "кордильяр". - Поэт. - Готье, актёр. - Герольд короля. - Массе де Орлеан, лейтенант городской стражи.
    7. Робин Тюржи, хозяин харчевни "Шишка". - Филебер, слуга. - Годефруа, офицер стражи. - Господин Робэр, палач города Мена. - Гарнье, сторож в тюрьме.
    8. Том Трикот, глава школяров. - Колэн Кайо, главарь шайки. - Гюар, вождь крестьян.
    9. Итье Маршан, школяр. - Ги Табари, вор. - Шут Карла. - Жан-Заика, актёр.
    10. Жак Рагьер, школяр, затем клерк. - Поэт. - Бодон, крестьянин. - Монах на равнине.
    11. Ноэль Жоли, школяр. - Поэт. - Мишо, актёр. - Бертран, крестьянин. - Аудитор Жан дю Рюэль.
    12. Жак Трувэ, мясник. - Марке, слуга. - Дюран, актёр. - Капитан ландскнехтов. - Жан Ру, капитан городской стражи.
    13. Филипп Семураз, священник. - Поэт. - Лекок. - Капитан Тюска.
    14. Марьон.
    15. Жанетта.
    16. Катерина де Воссель, супруга богатого купца. - Дама епископа.
    17. Марта. - Ведьма. - Судьба.

    А также: школяры и горожане, девки и дамы, члены корпорации воров и грабителей "Кордильяры" и члены актёрской корпорации "Рогачи", поэты и слуги, придворные и монахи, крестьяне и ландскнехты, стражники и клерки, писцы и т.д.

    Для состава - 20 человек.
    Все баллады поются. Авторы переводов стихов указаны в конце пьесы.
    Музыка - автора пьесы.

    *

    ПРОЛОГ

    Из темноты возникает фигура человека с гитарой. Стихи в то время, по большей части, пелись; правда, вместо гитары была лютня. Человек этот - Франсуа Вийон. Ему около двадцати пяти, с двенадцати он школяр Сорбонны.
   
    ВИЙОН (поёт).
    Я знаю, кто по-щегольски одет,
    Я знаю, весел кто, а кто не в духе,
    Я знаю тьму кромешную и свет,
    Я знаю - у монаха крест на брюхе,
    Я знаю, как трезвонят завирухи,
    Я знаю, врут они, в трубу трубя,
    Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
    Я знаю всё, но только не себя.

    Я знаю летопись далеких лет,
    Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
    Я знаю, что у принца на обед,
    Я знаю - богачи в тепле и в сухе,
    Я знаю, что они бывают глухи,
    Я знаю - нет им дела до тебя,
    Я знаю все затрещины, все плюхи,
    Я знаю всё, но только не себя.

    Я знаю, кто работает, кто нет,
    Я знаю, как румянятся старухи,
    Я знаю много всяческих примет,
    Я знаю, как смеются потаскухи,
    Я знаю, проведут тебя простухи,
    Я знаю, пропадёшь с такой, любя,
    Я знаю, пропадают с голодухи,
    Я знаю всё, но только не себя.

    Я знаю, как на мёд садятся мухи,
    Я знаю смерть, что рыщет, всё губя,
    Я знаю книги, истины и слухи,
    Я знаю всё, но только не себя.
    Я знаю всё, но только не себя...

    ТРАВЛЯ ПЕРВАЯ

    РОЖДЕСТВО

    25 декабря 1455 г. Париж. Кабак "Шишка" в Латинском квартале. Школяры Сорбонны празднуют Рождество.

    ГИМН ШКОЛЯРОВ СОРБОННЫ

    Милосердье - наш закон
    для слепых и зрячих,
    для сиятельных персон
    и шутов бродячих,
    для калек и для сирот,
    тех, что в день дождливый
    палкой гонит от ворот
    поп христолюбивый.
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна,
    а свободная душа
    Господу угодна!

    Для отцветших стариков
    и юнцов цветущих,
    для богатых мужиков
    и для неимущих,
    для судейских и воров,
    проклятых веками,
    для седых профессоров
    с их учениками
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна,
    а свободная душа
    Господу угодна!

    Для пропойц и забулдыг,
    дрыхнущих в канавах,
    для творцов заумных книг,
    правых и неправых,
    для горбатых и прямых,
    сильных и убогих,
    для безногих и хромых
    и для быстроногих
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна,
    а свободная душа
    Господу угодна!

    ТОМ ТРИКОТ. Прошу тишины, достопочтеннейшие и учёнейшие мужи! Тишины, бездельники! Неужели красноречие ещё не надоело вам, господа богословы? Тихо, кому я сказал, обжоры! Чтоб ты подавился, Жак! Тихо, висельники!.. Итак, дети мои, сегодня, в день Рождества Спасителя нашего, нет греха более страшного, чем трезвость. Так вознесём же смиренную молитву Господу нашему, и да не ввергнет он нас недостойных в геенну огненную... Ибо пьянство есть грех не менее тяжкий! (Хохот.) Остолопы! Так-то вы почитаете своего пастыря? Проклинаю вас, нечестивцы! Гореть вам в серном пламени, кипеть вам в адской смоле, кувыркаться вам на раскалённых сковородках! Жак!..
    ЖАК РАГЬЕР. Э! Ты чего лаешься? Я хочу выпить, а он лается!
    ПEPETTA. Ай да Жак! Я тоже хочу выпить, Жак! Тюржи! Тащи нам ещё вина, Тюржи, Жак за всё платит! И не забудь мне курочку...
    ИТЬЕ МАРШАН. Петушка, Тюржи, петушка! Она страсть как любит петушков!
    ЖАН ТРУВЕ. Не жмись, толстячок, раскошеливайся смелей! Тюржи! Дюжину на мой счёт!
    ТРИКОТ. Не нарушайте таинство святого обряда, балбесы! Трувэ! Поставь бутылку на место, сын мой. Поставь, поставь, чадо... Возблагодарим же Господа за ниспосланное нам! Где ваши стаканы, пропойцы? Приготовиться к причащению, живо! Готовы?
    ВСЕ. Готовы!
    ТРИКОТ. Внидем же к бочке нашей во имя Бахуса, иже сотворил и кружку и кружало! К ковшику приложимся! Во имя бочонка нашего и прародителя нашего Бахуса, иже с тобой хлещет и кости мечет - во веки веков. Пир вам. И со духом свиным. Опрокинь.
    ВСЕ. Опрокинь!
    ТРИКОТ. Воистину пенно и искристо есть и допьяна напоить нас способно есть, от него же проистекает мордобитие велие. Во шкалики шкаликов. Пир вам и со духом свиным. Опрокинь!
    BCE. Опрокинь!
    ТРИКОТ. О, влага приятнейшая! Ты творишь из простеца мудреца, из смерда осла, из монаха игумена! К ковшику приложимся! Час пития нашего настал! Во имя бочки нашей и ворога Бахуса иже с тобой хлещет и кости мечет - во веки веков! Пир вам и со духом свиным. Аллилуйя!
    ВСЕ. Аллилуйя!
    ТРИКОТ. Из кубка и из кружки потяну я!
    ВСЕ. Потяну я!
    ТРИКОТ. Во шкалики шкаликов! Опрокинь!
    ВСЕ. Опрокинь! (Пьют и вновь запевают)
    От монарха самого
    до бездомной голи -
    люди мы и оттого
    все достойны воли.
    Все желанны, все равны,
    к нам вступая в братство,
    невзирая на чины,
    титулы, богатство
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна,
    а свободная душа
    Господу угодна!

    Признаёшь ли ты Христа,
    это нам не важно,
    лишь была б душа чиста,
    сердце не продажно.
    Кто для ближнего готов
    снять с себя рубаху,
    восприми наш братский зов,
    к нам спеши без страха!
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна,
    а свободная душа
    Господу угодна!

    ТРИКОТ.
    Не прогневайся, господь,
    это справедливо,
    чтобы немощную плоть
    укрепляло пиво!

    В стороне Вийон и Андрэ Куро.

    ВИЙОН. Ну, что скажете, Куро?
    КУРО. Ничего нового. Мне вы здорово симпатичны, но я не Ренэ Анжуйский.
    ВИЙОН. Да, к несчастью. Слушайте, Куро, со мной лучше в открытую, вы же знаете. Бог с ним, с вашим королем, что вас не устраивает?
    КУРО. Вы. Да, да, вы, старина! Ну, кем вы себя видите при дворе?
    ВИЙОН. "Магистр искусств Сорбонны" - звучит?
    КУРО. Какой вы к чёрту магистр! Вот оно ваше богословие - всё здесь! Здесь ваша келья, здесь ваши молитвы, а вот... (Берёт бутылку) Вот и ваша библия!
    ВИЙОН. В яблочко, Куро! По части чтенья я ленив - это точно. Я ведь как Архипиит Кёльнский - "кабацкий разгул укрепляет моё вдохновение". А что насчёт всех этих энциклик, экзегетик, ареопагитик, родов оппинативных, родов эстимативных, родов симиллятивных - Господи, спаси и помилуй!
    ТРИКОТ (Вийону). Опрокинь!
    ВИЙОН. Ваше здоровье, Куро!
    КУРО. Принято. (Пьют.) Вы поэт, Вийон. Горланить баллады - это вот вы умеете и очень неплохо...
    ВИЙОН. Я слыхал, ваш король как раз коллекционирует поэтов.
    КУРО. Хотите попасть в коллекцию?
    ВИЙОН. А почему нет? Дело вкуса, конечно...
    КУРО. Вряд ли.
    ВИЙОН. Он что, берёт только драгоценные камни?
    КУРО. Его величество берёт всякие, если они того стоят.
    ВИЙОН. Неужели же парижский булыжник так ни на что и не сгодится? Хотя бы оттенить алмаз.
    КУРО. Не понимаю, что вам не терпится сунуть голову в ошейник...
    ВИЙОН. Это не самый тугой ошейник, Куро. Как говаривал Августин, "лучше быть рабом у человека, чем у похоти"... Мне нужна уверенность. Маленькому школяру нужна уверенность в этом, слишком большом для него, мире...
    КУРО. Вы поэт... Но то, что вы делаете, к поэзии не имеет ни малейшего отношения.
    ВИЙОН. Вот как?
    МАРЬОН. Франсуа!
    ВИЙОН. Подожди, Маро... Дальше?
    КУРО. Вы по уши увязли в этой жизни, вы не в силах возвыситься над ней. Да, по-моему, и не имеете особого желания возвышаться. Вам всё это... Это вам явно по душе!
    ВИЙОН. А что? Здесь тепло.
    КУРО. Я ведь не против увлечений, старина, кто не грешен. Но надо уметь держать в узде свои страсти. В кабаке, разумеется принято щеголять непристойностями, но не думаю, чтобы гогот вашей честной компании был для вас дороже мнения почтенных и уважаемых граждан...
    ВИЙОН. Всё обстоит не так мрачно, Куро. Робэр де Эстутвиль тоже входит в число моих друзей. Конечно, он всего лишь Парижский прево...
    КУРО. Вы школяр, Вийон. Поэзия должна очищать. "Блестящие речи смывают грязь с души". А вы - школяр.
    ВИЙОН. "Жанэн л"Авеню, сходил бы ты в баню"... Вы, случаем, не доминиканец, Куро? Чего это вы так печётесь о моей нравственности? Я это я. И как по мне, все ваши распрекрасные дамы не стоят поцелуя моей Марьон. В Париже больше трёх тысяч дам, взгляните, Куро! Перетта, Нинетта, Гийометта - хороши курочки?! А Бланш? Выбирайте - и прекрасные, и на любой вкус, и недорого! Хотите - могу уступить Марьон. Её если хорошенько попросить... (Хлопает Куро по кошельку на поясе.) Она не откажет!
    КУРО. А вы, пожалуй, могли бы попасть в свиту. В качестве шута.
    ВИЙОН. Знаете, Куро, я бываю до смешного вспыльчив. Родился под знаком Сатурна - меня это гнетёт...
    КУРО. Ну, не пылите, старина, я погорячился. Забудем это.
    ВИЙОН. Забудем. Мне не привыкать. Забудем.
    КУРО. Так вот, я закончу. Суть поэзии в стремлении к идеалу, пусть недостижимому. Дело не в даме как таковой - дело в идеале.
    ВИЙОН. Убедили, Куро. Только и я ведь стремлюсь и ещё как стремлюсь! Правда, идеал у меня попроще...
    ЖAH ТРУВЭ. Франсуа! Уж не стал ли ты трезвенником?! Налей-ка ему, Итье!
    ИТЬЕ МАРШАН. Похоже, он решил заделаться бродячим проповедником! А ну-ка причастись, святой отец!
    МАРЬОН. Франци, Итье тут не на шутку распалился!..
    ВИЙОН. Жан, будь добр, рявкни разок, я хочу сказать...
    ТРУВЭ. Ти-хо! Умолкли! Франци хочет исповедаться! Начинай, малыш...
    ВИЙОН. В год, когда я родился, один парень, итальянец, написал книгу. Звали его Лоренцо Валла.
    МАРШАН. Ты ещё читаешь книжки?!
    ВИЙОН. И книга эта о том, как надо жить.
    МАРШАН. Да ты никак подстригаешься в монахи, Франци! Вийон - монах! Держитесь, девки!
    ВИЙОН. Олух ты царя небесного, Итье Маршан. Да если хочешь знать, нам всем не мешало бы жить по этой книге. Ибо книга сия носит название, вполне достойное её. "О наслаждении"!
    МАРШАН. Франци! Ты же второй Фома, Франци! Ты же раскопал нам новую Библию! А как там в этой священной книге насчёт выпивки - разрешается?
    ВИЙОН. О да!
    МАРШАН. Тогда выпьем!
    ВИЙОН. Тихо вы! Там есть ещё кое-что об истинах. Я, скажем, считаю так, ты - этак, и оба мы правы! Вот единственная истина которую невозможно опровергнуть! А потому - всем, ищущим истину, и всем, уже обретшим её. Словом, всем дуракам и дурам... "Баллада истин наизнанку"! (Поёт.)
    Мы вкус находим только в сене,
    и отдыхаем средь забот,
    смеёмся мы лишь от мучений,
    и цену деньгам знает мот.
    Кто любит солнце? Только крот.
    Лишь праведник глядит лукаво.
    Красоткам нравится урод,
    и лишь влюблённый мыслит здраво.

    Лентяй один не знает лени,
    на помощь только враг придёт,
    и постоянство лишь в измене.
    Кто крепко спит, тот стережёт,
    дурак нам истину несёт,
    труды для нас - одна забава,
    всего на свете горше мёд...
    BCE.
    И лишь влюблённый мыслит здраво!
    ВИЙОН.
    Вот истины наоборот:
    лишь подлый душу бережёт,
    глупец один рассудит право,
    осёл достойней всех поёт...
    ВСЕ.
    И лишь влюблённый мыслит здраво!

    КРИКИ: Браво, Франци! Отлично спето, старина! Ай да Вийон!..
    ФИЛИПП СЕМУРАЗ (вошёл во время баллады). Браво, браво... "И лишь влюблённый мыслит здраво"! Отлично...
    ВИЙОН. Это ещё что за гусь?
    НОЭЛЬ ЖОЛИ. Не из наших.
    ВИЙОН. Откуда ты выскочил, приятель?
    МАРЬОН. Это Филипп. Помнишь, я говорила?
    ВИЙОН. А, родственник в некотором смысле... Садись выпей с нами, Филипп!
    СЕМУРАЗ. Мне нужно с тобой переговорить.
    ВИЙОН. Брось, нынче Рождество...
    СЕМУРАЗ. Очень нужно. Наедине.
    МАРЬОН. Осторожней, Франци, он обычно таскается с ножом.
    ВИЙОН. Ну, эта игрушка и у меня есть. Пошли, Филипп...

    Выходят и тут же влетают обратно, оба с ножами.

    ВИЙОН. Ноэль, дверь! Жак, назад! Свои дела я решаю сам! (Семуразу) Ну, иди сюда, попик. Иди, иди... Только смотри не поцарапайся - он у меня острый...
    СЕМУРАЗ. Сейчас я тебе пущу кишки, щенок...
    РОБЭН ТЮРЖИ. Аккуратней, ребята! Не побейте посуду!
    ВИЙОН. Чего же ты ждёшь? Иди, ну!..

    Семураз бросается. Дерутся. Семураз натыкается на нож и, зажав живот руками, медленно оседает.

    ВИЙОН. Есть!

    Семураз корчится на полу.

    СЕМУРАЗ. Ты меня убил... Господи, прими душу раба твоего... Прости мне грехи мои, как я прощаю... (Замирает.)
    ТЮРЖИ. Аминь.
    ЖОЛИ. Готов.
    ВИЙОН. Он простил меня! Вы все слышали - он меня простил!
    МАРЬОН. Беги, Франци!
    РЕНЬЕ ДЕ МОНТИНЬИ ("кордильяр"). На место! Ноэль, выгляни, нет ли там кого лишнего. (Вийону) Ловко ты его поддел.
    ВИЙОН. Он простил меня!
    РЕНЬЕ. Ему от этого не легче. Надо сматываться, Франци. И чем быстрей, тем лучше.
    ВИЙОН. Куда?
    РЕНЬЕ. Из Парижа, куда... Час я тебе гарантирую, так что гони, добывай монету. Проси, бери взаймы, грабь - теперь один чёрт. И сразу же в Сен-Жермен, к Колэну.
    ВИЙОН. Он в Париже?
    РЕНЬЕ. Не ори ты! Его нет, понял? Нет его.
    ВИЙОН. Понял. Пошли, Ноэль.
    ЖОЛИ. Пошли, пошли, Франци. Я провожу.
    РЕНЬЕ (Рагьеру). Жак, а ты куда? Рождество только началось, а ты уже убегаешь? Нехорошо, Жак, очень нехорошо... Просто отвратительно. Перетта, Жак хочет выпить! Все слышали? Жак хочет выпить! Выпей, Жак! Пей, пей, гадёныш... И вы все тоже пейте - я угощаю! Итье, подержи дверь, а ты, Трувэ, если тебя не затруднит, пойди, прогуляйся по морозцу. И если встретишь нашего общего друга капитана Тюска, передай ему пламенный привет от Козэна Шолета...
    ТРУВЭ. Непременно. Бедный Козэн! Падая, он гремел доспехами, как Тамплиерская колокольня. Парень он был что надо, этот Козэн. Маленькому Тюска, чтобы превратиться в такой мешок с костями, хватит щелчка по носу... (Уходит.)
    РЕНЬЕ. А я пока побеседую с хозяином - он что-то не вовремя исчез. Мы тебя ждём, Франци...
    ВИЙОН. Прощай, Маро.
    МАРЬОН. Я с тобой!
    ВИЙОН. Только тебя мне и не хватало. Прощай. (Целует её.) Вот вам и "Прекрасная дама", Куро!.. (Выходит с Ноэлем Жоли.) Ноэль, подожди меня возле дома. Если что - свистни.
    ЖОЛИ. Будь спокоен.

    ТРОГАТЕЛЬНОЕ ПРОЩАНИЕ

    Комната Катерины де Воссель. Постель под балдахином, ковры, скамеечки, серебряное зеркало, у которого заканчивает свой вечерний туалет хозяйка комнаты. Кстати, то, чем занята юная дама, уже её современниками строго осуждалось, как создание "бесовской личины".

    ВИЙОН. Ух, и холодина!
    КАТЕРИНА. С чего это вы заявились?
    ВИЙОН. "Увы мне душу полонил тот взор, жестокий и неверный"... Пользуюсь случаем, Кэт. Карнавал в самом разгаре, а вы сидите тут взаперти! Приглашаю повеселиться.
    КАТЕРИНА. Пьяны, как обычно.
    ВИЙОН. О нет, Донна, нет! Я пьян от счастья! Вновь видеть ваш ангельский лик - я счастлив, безумно счастлив, Донна!
    КАТЕРИНА. Не юродствуйте. Что нужно, и покороче. Меня ждут.
    ВИЙОН. Мне? Что нужно мне?! Да нет, это что вам угодно, Донна? Ваш презренный раб ждёт у ваших ножек. Повелевайте!
    КАТЕРИНА. Вы определённо ошиблись адресом. Здесь не паперть и не кабак.
    ВИЙОН. Любовь моя, я пришёл проститься.
    КАТЕРИНА. И потому предварительно так...
    ВИЙОН. Не надо, Кэт. Мне и без того тяжело. Давайте хоть простимся по-человечески. Кто знает, встретимся ли мы ещё, Кэт...
    КАТЕРИНА. Как это вы себя называете, Вийон? "Бедный, маленький школяр", так, кажется? Бедный, маленький школяр! Ему вдруг приспичило бежать, ах, ах! Жалости ждёте? Жаль. Действительно жаль. Жаль, что вы один уходите. Таких приятней видеть в надёжном окружении. А ещё лучше - на виселице!
    ВИЙОН. Кэт, за что вы так... Так остервенились?
    КАТЕРИНА. Я вам не "Кэт", запомните! Довольно вы трепали моё честное имя со своими распутными девками! Знайте своё место, вы!
    ВИЙОН. Раньше оно было возле вас, Донна...
    КАТЕРИНА. Вы недостойны даже вылизывать сапоги моего мужа, слышите?!
    ВИЙОН. Помнится, чьи-то губки шептали мне совсем иное...
    КАТЕРИНА. Не смейте вспоминать об этом! Этого не было! Не могло быть! Вы ничтожество. Вы - грязь. Грязь!
    ВИЙОН. Было, радость моя, было. Видать, и в грязи иной раз уж очень приятно вываляться...
    КАТЕРИНА. Вон. И поживей.

    Вийон плюхается на постель. Усадить гостя на постель - одна из форм средневековой вежливости. Но судя по всему, наша дама не склонна быть особо вежливой со своим гостем.

    ВИЙОН.
    "Но что влечёт их в этот срам?
    Скажу без тени порицанья:
    всему виной натура дам,
    привычка расточать лобзанья
    и... Не рифмуется названье!"
    Давайте мириться, Кэт. Вы же меня любите, я же знаю...
    КАТЕРИНА. Тебя?.. Ну, хорошо, школяр, хорошо... Ты думаешь, если я тебе кое-что позволила, ты уже имеешь на меня права? (Звонит в серебряный колокольчик.)
    ВИЙОН. О, это было прекрасное "кое-что"!
    КАТЕРИНА. Сейчас из тебя эту дурь выбьют... котик.
    ВИЙОН. Не лицемерьте, Кэт! Вы же не девица де Брюйер!
    КАТЕРИНА. И ты посмел сравнить меня с этой каргой? С этой выжившей из ума святошей?!.. Грязь!
    ВИЙОН. Как вы подурнели, Кэт. Вам противопоказано злиться.

    Появляются слуги. Оба бывшие стражники, оба по случаю Рождества под хмельком.

    КАТЕРИНА. Марке! Филебер! Возьмите-ка это тряпьё и выполощите его хорошенько.
    ВИЙОН. Вот вам урок, ребята. Пришёл, называется, к подружке в гости...
    МАРКЕ. Ложись сам, парень.
    ФИЛЕБЕР. Ложись, тебе же будет лучше.
    MAPКE. Придержи-ка его, Филебер. Ну-ка, на животик...
    ВИЙОН. Сию минуту, ребята. Скажу вот только словечко подружке. Да не крутите вы мне руки! Даже на плахе дают сказать последнее слово!
    ФИЛЕБЕР. Пусть скажет, Марке. Паренёк прав.
    ВИЙОН. Должен сказать вам, Донна... Хоть твой рогатый муженёк и купил тебе дворянский титул, Кэт, ты всё же так и осталась самой обычной парижской шлюхой! А теперь прощай!.. (Выскальзывает из рук слуг, бросается к двери... И споткнувшись о ногу, подставленную Ноэлем Жоли, падает.) Ноэль!
    МАРКЕ. Ишь, какой прыткий!
    ФИЛЕБЕР. Кузнечик!
    МАРКЕ. Ну-ка спляши нам, кузнечик. И спой уж заодно.
    ФИЛЕБЕР. А мы подтянем.
    ВИЙОН. Ноэль!
    ЖОЛИ. Не трепыхайся, Вийон. Попал в силки и не трепыхайся. Много ты о себе возомнил в последнее время, я этого не люблю, запомни...
    ВИЙОН. Я запомню, Ноэль! Всеми святыми клянусь, запомню!
    КАТЕРИНА. Потом выкиньте его куда-нибудь подальше, чтоб не благоухал тут... Грязь. (И, удовлетворённая, возвращается к зеркалу. Праздник.)
    ВИЙОН (один).
    Вещь дорога, пока мила;
    куплет хорош, пока поётся;
    бутыль нужна, пока цела;
    осада до тех пор ведётся,
    покуда крепость не сдаётся;
    теснят красотку до того,
    пока на страсть не отзовётся.
    Гусей коптят на Рождество...

    ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ

    Церковь св. Бенедикта. Только что закончилось богослужение. Утолив свой религиозный пыл, прихожане расходятся. Начинается самое интересное - карнавал. Надо сказать, люди средневековья треть жизни проводили в карнавалах, кто бы иначе вынес столько святости сразу. Отец Вийон убирает с алтаря святые дары.

    ОТЕЦ. Кажется, ты уже встретил Рождество, Франсуа. В каком виде посмел ты явиться в храм!
    ВИЙОН. Простите, отец.
    ОТЕЦ. Что ты ещё натворил?
    ВИЙОН. Так вышло, отец. Я защищался...
    ОТЕЦ. Говори.
    ВИЙОН. Он умер, отец.
    ОТЕЦ. Ты... Ты убил человека?!
    ВИЙОН. Я не хотел...
    ОТЕЦ. Боже! Я не заслужил этого! За что, Боже?!
    ВИЙОН. Теперь мне надо бежать из Парижа...
    ОТЕЦ. Боже, за что ты караешь нас?!
    ВИЙОН. Мне надо бежать, отец!
    ОТЕЦ. Ты только затем и пришёл - сообщить мне эту новость? Или тебе просто не к кому больше идти?
    ВИЙОН. Простите, отец, если можете. Я раскаиваюсь, простите.
    ОТЕЦ. Чего же ты от меня хочешь, Франсуа Монкорбье?
    ВИЙОН. "Вийон", отец, "Вийон"! Вы - мой отец, вы и никто больше!
    ОТЕЦ. Как? Ты... знаешь?
    ВИЙОН. О чём вы?
    ОТЕЦ. Нет, нет, не теперь... Потом, позже... Боже! Пусть только она не узнает об этом! Это убьёт её, Боже!
    ВИЙОН. Это вы о матушке, отец?
    ОТЕЦ. Господи! Вот благодарность за все её страдания!
    ВИЙОН. Я не хочу никому быть благодарным, отец, но вас я люблю. Это была случайность. Он первый вынул нож...
    ОТЕЦ. Боже, за что ты так жесток к своим детям?!
    ВИЙОН. Простите, отец! Христос завещал нам прощать.
    ОТЕЦ. Замолчи! Хотя бы не богохульствуй... убийца.
    ВИЙОН. Отец, вы несправедливы! Я виноват, но вы несправедливы...
    ОТЕЦ. Какой помощи ты от меня ждёшь? Денег?
    ВИЙОН. Денег само собой. Без денег мне теперь крышка... Но... знаете что... Бог с ними! Благословите меня напоследок да и ладно.
    ОТЕЦ. Я священник, я должен отпускать грехи...
    ВИЙОН. Что с вами, отец? Вы плачете?
    ОТЕЦ. Я ждал этого дня, Франсуа, ждал всю жизнь. Великое испытание посылает нам Господь наш, всемилостивый и всемогущий! Примем же и его с благодарностью и смирением, ибо мудр Господь даже во гневе своём. Это расплата, Франсуа! Расплата за тот мой грех... Расплата!..
    ВИЙОН. Чего я всегда не любил - так это расплачиваться. Благословите.
    ОТЕЦ. Стань сюда... А что я ещё могу для неё сделать?.. Благословляю тебя, сын мой. Иди с миром.
    ВИЙОН. Ну вот, один камушек с души скинули. Позвольте я вас поцелую, отец...
    ОТЕЦ. Нет, нет, Франсуа. Уходи. На - на первое время... (Суёт кошелёк.) Против злого - благо и против смерти - жизнь. Помни мудрость Всевышнего.
    ВИЙОН. Слишком много злого, отец.
    ОТЕЦ. Так не увеличивай же его. Бог с тобой, сын мой. Помни Бога. Прощай... (Уходит.)
    ВИЙОН. Прощайте, отец... (Поёт один)
    Калят железо добела,
    пока горячее куётся;
    пока в чести - звучит хвала,
    пока ты нужен - всё даётся,
    покуда веришь - Бог печётся
    о благе чада своего;
    последний хорошо смеётся...
    Гусей коптят на Рождество!

    (Колокольный звон.)

    "КОРДИЛЬЯРЫ"

    Воровской притон. Впрочем, это только так говорится "притон", а вообще-то, обычный домик обычной горожанки, занимающейся свободным промыслом. Обстановка бедная: стол, несколько табуретов, очаг, окна затянуты бычьими пузырями.
    В комнате трое: уже известный Ренье де Монтиньи, хозяйка дома Марта и некая невзрачная личность по имени Ги Табари.

    РЕНЬЕ. А! Вот и наш новоявленный кордильяр!
    ВИЙОН. Привет, Ренье! Привет, Марта!
    РЕНЬЕ. Ну как, нагулялся напоследок?
    ГИ. Ты смотри, его ещё не повесили!
    ВИЙОН. Предпочитаю, чтобы вешали не меня, а на меня. Только не собак.
    ГИ. Что, не очень-то тебя тянет познакомиться с мэтром Анри и его горбатой подружкой?
    РЕНЬЕ. Смейся, смейся, Ги. Только когда-нибудь нам всем придётся сойтись с ней поближе. Слиться в пламенном объятии...
    ВИЙОН. Э, Ренье, так и женоненавистником стать недолго...
    МАРТА. Может, хватит?
    ВИЙОН. Боишься - сглазим? Так ты же сама ведьма, Марта, - тебе-то чего бояться?
    МАРТА. Не болтай. Добрался без приключений?
    ВИЙОН. Почти. Чистый, как ангелок.
    МАРТА. Колэн, выходи.

    Из-за занавески появляется Колэн Кайо.

    ВИЙОН. Колэн! (Обнимаются.) Ты совсем не изменился, Колэн!
    КОЛЭН. Да, если не считать седины, лысины да выпавших зубов.
    ГИ. И отбитых почек.
    КОЛЭН. Заткнись.
    ГИ. А в чём дело?
    КОЛЭН. Я могу объяснить...
    ГИ. Не надо.
    КОЛЭН. Да, дружище, бродячая жизнь не сахар, скоро ты это на своей шкуре почувствуешь.
    МАРТА. Не пугай мальчика, Колэн.
    КОЛЭН. Ничего, ему полезно кое-что знать заранее. Он ведь теперь наш. Так, Франци?
    ВИЙОН. До гроба!
    РЕНЬЕ.
    "Иерусалим рыдает,
    о помощи взывает!"
    КОЛЭН. А как же "кто сеет зло, пожнёт позор и горе"?
    ВИЙОН. Мало ли что я писал, Колэн...
    РЕНЬЕ. Кстати, где это тебя так отделали?
    ГИ. Он изображал мученика в процессии.
    ВИЙОН. Прощался с возлюбленной.
    МАРТА. С одной из них.
    ВИЙОН. Ага. Очень трогательное прощание!
    КОЛЭН. Что, лошадка оказалась слишком горячей?
    МАРТА. Крепко он, видать, её оседлал - аж штаны треснули!
    ВИЙОН. Ладно, ладно... Гусей коптят на Рождество.
    КОЛЭН. Ну, всё. Надо ещё обсудить дела. Ты сказал, Ренье?
    РЕНЬЕ. Нет. Я пока что в своём уме. И мне вовсе не светит угодить за решётку за здорово живёшь.
    КОЛЭН. Заруби себе на носу, Ренье: Вийон - мой друг...
    РЕНЬЕ. Кому он нужен, твой Вийон!
    КОЛЭН. Ренье!
    МАРТА. Совсем сбесились! Нашли время ссориться...
    КОЛЭН. Ладно, старушка, ступай на кухню, а мы тут малость потолкуем.
    МАРТА. Вот ещё! (Уходит.)
    КОЛЭН. Вкратце. Раз уж мы рвём когти, уйти надо не с пустыми руками. Согласен?
    ВИЙОН. Ты всегда был силён в логике, Колэн.
    КОЛЭН. Ги нам разнюхал одно дельце. Дельце стоящее. Сегодня мы его и провернём.
    ГИ. Рождество.
    КОЛЭН. И поскольку Ренье категорически отказывается...
    РЕНЬЕ. У меня неотложные дела в Париже.
    КОЛЭН. Поскольку он отказывается участвовать в этой затее...
    РЕНЬЕ. Ты пойдёшь вместо меня. Как?
    ВИЙОН. С Колэном я пойду хоть на эшафот. С Колэном море по колено!
    КОЛЭН. Тогда по рукам! Ги, дай план коллежа... Вот, смотри, это Наваррский коллеж. Вот это окошко - отдушина. А за ней нас дожидаются несколько мешочков с золотом.
    ВИЙОН. Сколько?
    ГИ. Столько, что стоит рискнуть. И все в золотых экю.
    КОЛЭН. Тебе-то, Ги, особо рисковать не придётся, ты сиди себе у отдушины и принимай мешочки. А ты, Франци, берёшь на себя сторожа. Он наверняка уже тёпленький, вот ты и предложи ему отдохнуть где-нибудь поблизости, в кабачке. Ты это умеешь.
    ВИЙОН. Ясно.
    КОЛЭН. Ты его уводишь, я попадаю в кладовочку и немного там хозяйничаю. Потом привожу всё в порядок, и мы отправляемся делить наш улов.
    ВИЙОН. Слишком просто.
    КОЛЭН. А ты думал что? Самое простое дело. Иной раз даже скучно становится, до того простое.
    ГИ. Нам пора, Колэн...
    КОЛЭН. Ну, давай прощаться. Ги, кликни Марту.
    РЕНЬЕ. До встречи, Вийон. Не скажу, чтобы был рад за тебя. Это путь в пропасть.
    КОЛЭН. Ты один заменишь целую похоронную процессию, Ренье! Что ты так печёшься о своей смерти? Уж о чём о чём, а об этом и без тебя позаботятся, будь уверен. Живёшь и живи! Есть монеты - жри, пей, девок лапай! Нет - "ходи в Рюэль и в Монпипо"...
    РЕНЬЕ. То есть, грабь и воруй. Привыкай, Франци.
    КОЛЭН. Коли тебе от рождения ничего, кроме голой задницы, не перепало - урви от жизни, что можешь! А потом... Потом у всех одно...
    РЕНЬЕ. Смерть.
    МАРТА (входя). Ты опять? Ох ты ж и зануда, Ренье! Уже уходишь, Колэн?
    КОЛЭН. Ухожу, толстушка. Надолго ухожу.
    MAPTA. Эх, Колэн! Все люди, как люди, а мы... Был бы ты не таким непутёвым, Колэн, жили бы мы сейчас потихоньку, душа в душу. Детишек бы нарожали. Розовеньких таких херувимчиков - как в церкви на стенках...
    КОЛЭН. Всё? На пресненькое потянуло? На херувимчиков?.. Ну вот что, женщина... ещё раз. Не лезь ты мне в душу, не лезь, слышишь?! Не лезь?!
    МАРТА. Господи прости... Чего ты взвился?
    КОЛЭН. Лучше налей, вон, всем... хозяйка. Ну что же, ребята, с Рождеством вас. Выпьем да пойдём.
    РЕНЬЕ. Дай нам Бог пить и в следующее Рождество.
    КОЛЭН. Аминь. (Молча пьют.)
    РЕНЬЕ. Прощай, Вийон. Прощай, Колэн.
    КОЛЭН. Прощай. (Обнимаются.) А теперь оставьте-ка меня на пару минут со старушкой. Праздник всё-таки...
    РЕНЬЕ. Ги, не вздумай острить. Пошли. До встречи, Марта... (Выходят.)

    Ремарка: Видимо, нет необходимости показывать само ограбление. Всё происходило именно так, как описал Колэн. Добычу разделили поровну - по 120 экю на брата (сумма по тем временам приличная), после чего разошлись. Словом, несмотря на массу эффектов, таящихся в ней, сцена ограбления опущена за ненадобностью. Неудовлетворённые таким построением пьесы могут всё это изобразить, например, в танцевальной пантомиме под музыку "Гимна школяров", ибо карнавал продолжается.

    ВИДЕНИЕ

    Из темноты выплывает кресло с расположившимся в нём горбоносым весёлым молодым человеком. Это Лоренцо Валла, философ, таким он был в 1431 году, когда написал свою знаменитую книгу.

    ВАЛЛА. Мне всегда казалось, что тот поступает в высшей степени умно и справедливо, кто стремится получить журавлиную шею, чтобы продлить наслаждение. Если только самая длинная шея даёт самое продолжительное наслаждение...
    ВИЙОН. Лоренцо Валла?! Ты-то как здесь оказался? Извини, но мне не до тебя.
    ВАЛЛА. Всё кажется более ценным только при сравнении с худшим. Природа поставила перед тобой наслаждения и дала душу, склонную к ним. Ты же не благодаришь её...
    ВИЙОН. Мне сейчас самое время наслаждаться! Всё хорошо к месту, Лоренцо.
    ВАЛЛА. В высшей степени недостойно изливать свою глупость на наилучшую природу вселенной. Природа предложила смертным многочисленные блага, наше дело - уметь пользоваться ими. Оглядываясь на печальное, ты можешь лишить себя радости весёлого.
    ВИЙОН. Впихнуть бы тебя в мою шкуру, философ...
    ВАЛЛА. Ни один мудрец не является мудрым, если не может сам себе быть полезным. Не так ли?
    ВИЙОН. Ну?
    ВАЛЛА. Каждый из нас называет своё благо не только высшим но и единственным. Я скорее должен спасти себя, чем сто тысяч других. Для меня самого моя жизнь большее благо, чем жизнь всех остальных.
    ВИЙОН. Забавно...
    ВАЛЛА. И вообще я сказал бы: что может быть выдумано более извращённое, чем счесть кого-то более дорогим, чем ты сам. Я буду действовать мужественно. Почему? Ради добродетели. А что такое добродетель? Действовать мужественно. Я буду поступать мужественно, чтобы поступать мужественно, я пойду на смерть, чтобы умереть... Пустая забава.
    ВИЙОН. А ты умеешь утешать, философ.
    ВАЛЛА. Я не могу в достаточной степени понять, почему кто-то хочет умереть за Родину. Ты умираешь, так как не желаешь, чтобы погибла Родина, словно с твоей смертью не погибнет и она.
    ВИЙОН. Полегче, философ! Мне не нравится, когда так говорят о моей Франции. Шутки шутками, но за неё пролилось слишком много крови, чтобы так шутить. Жанна д"Арк тоже погибла за Родину. Её сожгли в год моего рожденья, так что, считай, она и за меня погибла... У тебя просто никогда не было настоящей Родины, философ.
    ВАЛЛА. Ты боишься потерять Родину, как будто нельзя жить в другом месте, а не там, где родился.
    ВИЙОН. Лоренцо! Хватит об этом. Я француз и ничем другим быть не собираюсь. Здесь я родился, на этой земле, и дай Бог, умру здесь же... Хотя, по правде сказать, умереть мне хотелось бы как можно позже. Что ещё скажешь?
    ВАЛЛА. Что сказать больше? Кто не восхваляет красоту, тот слеп и душой и телом, а если имеет глаза, должен быть их лишён, так как не чувствует, что имеет их. Я бы осмелился пожелать, чтобы женщины ходили по городу обнажёнными... Почему нужно скрывать те части, которые возможно являются лучшими!.. Или полуобнажёнными. Во всяком случае в тёплое время года. И чтобы этому не препятствовали мужчины.
    ВИЙОН. Это трудно, философ. Я бы за себя не поручился. Что ещё?
    ВАЛЛА. Ещё? Только двумя вещами мы, люди, превосходим прочие живые существа: тем, что нам дана речь и дано вино; первая от нас исходит, а второе в нас входит.
    ВИЙОН. Вот это по мне!
    ВАЛЛА. И не всегда приятно говорить, пить же, когда есть время, всегда приятно...
    ВИЙОН. Да, когда есть время...
    ВАЛЛА. О вино! Создатель веселья, учитель радостей, спутник счастливого времени, утеха в несчастье! Ты - руководитель пиров, ты - отец сладчайшего сна, ты - восстановитель сил в уставших телах, ты - облегчение в тревогах и заботах, ты делаешь нас из немощных сильными, из немых красноречивыми...
    ВИЙОН. Воистину!
    ВАЛЛА. Итак, да здравствуют верные и постоянные наслаждения в любом возрасте, для любого пола! Вино является естественным свойством людей, как и слово.
    ВИЙОН. Теперь я понимаю, почему тебя обвинили в ереси. Слово-то, если верить отцам церкви, как и душа, даровано нам Богом! Не боишься костра, философ?
    ВАЛЛА. Почему я должен опасаться сказать, что думаю? О, если бы у человека было не пять, а пятьдесят или пятьсот чувств!
    ВИЙОН. Ну, разошёлся... А как насчёт любви к ближнему? Не могу же я наслаждаться в одиночку.
    ВАЛЛА. Надо научиться радоваться благам других людей и всеми силами постараться, чтобы они нас полюбили.
    ВИЙОН. Долго ждать придётся.
    ВАЛЛА. Жить среди ненависти подобно смерти...
    ВИЙОН. Согласен. Что делать?
    ВАЛЛА. Я действую только в собственных интересах, но при этом я хочу быть полезным другому с тем, чтобы равным образом быть полезным самому себе...
    ВИЙОН. Да, если это возможно.
    ВАЛЛА. Другие вверяют себя морю, ты с берега беззаботно смеёшься над плаванием или скорее над плавающими...
    ВИЙОН. Я как раз плавающий.
    ВАЛЛА. Там - бесплодие, чума, ты удаляешься в другое место, где более радостная жизнь...
    ВИЙОН. А если некуда удаляться?
    ВАЛЛА. Пора воздать наконец похвалу наслаждению! Прощай.
    ВИЙОН. Прощай, прощай, философ. Мне тоже пора...

    ПОЭТИЧЕСКОЕ СОСТЯЗАНИЕ В БЛУА

    Двор герцога Карла Орлеанского. Огромный зал с разноцветными витражами в окнах заполнен разряженной толпой придворных и гостей. У возвышения, на котором помещён трон с Его светлостью, группа поэтов-соискателей. В то время меценатствующие особы часто развлекались подобными состязаниями.

    КАРЛ. Благодарю вас, господа. Старания ваши будут оценены по достоинству. (Вельможе) Выдай им из казны по десять экю каждому.
    ШУТ. По грошику, Карл, по грошику! А вы, господа рифмоплёты, сломайте-ка побыстрей ваши грошики. Большего ваши песенки не заслуживают!
    КАРЛ. Твой смех слишком остёр, дурень. Он может попасть в сердце.
    ШУТ. О нет, Карл! Они толстокожие! Стрелы моего остроумия отскакивают от их шкур, как соломинки. Нет, Карл, этих кабанчиков можно достать только копьём!
    КАРЛ. Не хочешь ли ты сказать, что их привела сюда корысть?
    ШУТ. Что ты, Карл! Просто поросятки хотят пристроиться к корыту. Поросятки хотят жрать! Хрю-хрю! (Бежит на четвереньках.) Хрю-хрю! А ну-ка за мной, свинки! Хрю-хрю! Хрю-хрю! Только не толкайтесь - помоев всем хватит!
    КАРЛ (смеясь). Замолчи, дурень! Посмотри, ты их совсем расстроил! Не обижайтесь, господа, он у меня и не такие штуки откалывает, что с него взять... Венком никто из вас увенчан не будет, но поскольку все вы получили равное вознаграждение, я думаю, вы не в накладе...
    ШУТ. Хрю-хрю! А вот, кстати, и ещё поросёночек! Только уж очень заморенный - видать, ещё не пробился к кормушке. Эй, поросёночек! Хрю-хрю! Пошевеливайся, а то всё расхватают!
    КАРЛ. Ты опоздал, поэт.
    ВИЙОН. Тысячу извинений, Ваша светлость. Проклятое вдохновение! Решил с утра прогуляться по вашему великолепному парку и совсем забылся...
    ШУТ.
    Он с ней забылся под кустом
    и песенку сложил о том!
    ВИЙОН. Вы поэт, сударь?
    ШУТ. Не более, чем вы, сударь.
    ВИЙОН. В таком случае, вы не более, чем поэт.
    ШУТ. Восхитительно! И всё же ваше остроумие не острее моего колпака, сударь!
    ВИЙОН. Как, впрочем, и ваш колпак не острее самого обычного кинжала. Мы с вами в равном положении, сударь, только вы звените бубенчиками, а я - рифмами.
    ШУТ. Карл! Смело присуждай приз этому молодцу! Когда-нибудь он перезвонит все колокола Франции!
    КАРЛ. Посмотрим. Ты готов, поэт? Остальные уже показали нам своё умение. Не скажу, чтобы они тронули нас, но умение они показали. Дело за тобой. (Вельможе) Начинайте.
    ШУТ. Не посрамите чести дурацкого сословия, сударь!
    ОДИН ИЗ ПОЭТОВ. Ставлю золотой, этот оборванец опоздал нарочно.
    ВЕЛЬМОЖА. Итак, приготовьте ваши уши, господа! Франсуа Вийон исполнит нам свою балладу на тему, предложенную Его светлостью! Пусть будет тихо. "От жажды умираю над ручьём"!
    ВИЙОН. Боюсь не угодить Вашей светлости... Ну да уж ладно... (Поёт)
    От жажды умираю над ручьём.
    Смеюсь сквозь слёзы и тружусь, играя.
    Куда бы ни пошёл, везде мой дом,
    чужбина мне - страна моя родная.
    Я знаю всё, я ничего не знаю,
    мне из людей всего понятней тот,
    кто лебедицу вороном зовёт.
    Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
    Нагой, как червь, пышнее всех господ.
    Я всеми принят, изгнан отовсюду.
    ШУТ. Браво, сударь!
    ВИЙОН.
    Я скуп и расточителен во всём,
    всё жду и ничего не ожидаю.
    Я нищ и я кичусь моим добром.
    Трещит мороз - я вижу розы мая!
    Долина слёз мне радостнее рая,
    зажгут костёр - и дрожь меня берёт...
    ШУТ. И меня тоже, хоть я и почти монашек!
    ВИЙОН.
    Мне сердце отогреет только лёд.
    Запомню шутку я и вдруг забуду,
    и для меня презрение - почёт.
    Я всеми принят, изгнан отовсюду.
    ШУТ. Как, Твоя светлость?!
    КАРЛ. Молчи, дурень!
    ВИЙОН.
    Не вижу я, кто бродит под окном,
    но звёзды в небе ясно различаю.
    Я ночью бодр и засыпаю днём.
    Я по земле с опаскою ступаю.
    Не вехам, а туману доверяю.
    Глухой меня услышит и поймёт.
    И для меня полыни горше мёд.
    И как понять, где правда, где причуда?
    И сколько истин? Потерял им счёт.
    Я всеми принят, изгнан отовсюду.

    Не знаю, что длиннее - час иль год,
    ручей иль море переходят вброд?
    Из рая я уйду, в аду побуду.
    Отчаянье мне веру придаёт.
    Я всеми принят, изгнан отовсюду.

    Долгая тишина. Карл встаёт.

    КАРЛ. Возьми. Он твой. (Кидает венок и быстро выходит.)
    ШУТ. Виктория! Мы их таки обставили, клянусь честью, если хоть капля её у меня осталась! Позвольте увенчать ваше лучезарное чело лавром! (Поэтам) А вы ну-ка хором! Завизжали! И-и!..
    1-Й ПОЭТ. Как хотите, господа, а мне это надоело!
    2-Й ПОЭТ. Я с вами...

    Поэты уходят стайкой. Шут визжит вдогонку.

    ШУТ. И-и! И-и!
    ВИЙОН. Приглашаю развлечься, сударь! Мне кажется, мы с вами славно проведём время.
    ШУТ. Если мы проведём его так же, как вы моего государя, я готов развлекаться с вами хоть до упаду!
    ВИЙОН. О, это я вам гарантирую.
    ШУТ. Какой вы, однако, галантный кавалер, сударь! Жаль, что такой соус пропадает без жаркого.
    ВИЙОН. Так не дадим же нашей горчице скиснуть, сударь!
    ШУТ. Вы полагаете, по кусочку мяса нам не повредит?
    ВИЙОН. Как великий знаток всевозможных постов свидетельствую: мясо ещё никому не вредило! Лишь бы кусочки были пожирней.
    ШУТ. У нас сходные вкусы, сударь!
    ВИЙОН. Поспешим же, пока наши кусочки не успели остыть!
    ШУТ. Я угощаю, сударь!
    ВИЙОН. Сочтёмся, сударь!
    ШУТ. "Из рая я уйду, в аду побуду"!.. (Уходит.)
    ЗАДЕРЖАВШИЙСЯ ПОЭТ. Плебеи!

    Зал погружается в темноту.

    ВИЙОН (один).
    Оставим монастырь монахам:
    есть в жизни вещи поважней,
    о коих думаю со страхом,
    молчат, как о беде своей.
    Хочу о нищете людей
    поговорить, о злой недоле,
    о горечи голодных дней,
    исполненных стыда и боли.

    Ты знатным дал, Господь, немало:
    живут в достатке и в тиши,
    им жаловаться не пристало -
    всё есть, живи да не греши!
    У бедных же одни шиши.
    О Господи, помягче с нами!
    Над теми строгий суд верши,
    кого ты наделил харчами.

    Мне горько, не страшусь я смерти,
    когда бы знал наверняка,
    что людям счастье дам, поверьте,
    не дрогнула б моя рука.
    Но вспять не потечет река,
    когда я буду тлеть в могиле, -
    что жизнь простого бедняка?
    Одна песчинка в вихре пыли...

    ПОЭТЫ

    Тот же зал. Но теперь, кроме Карла, кутающегося на троне в свой меховой плащ, да маленького Вийона перед ним, в зале нет никого. Голоса гулко отдаются под сводами.

    КАРЛ. Садись, поэт. Если хочешь, налей себе вина - там на столике.
    ВИЙОН. Не откажусь, Ваша светлость, не откажусь. Хоть я и перехватил уже малость... о, самую малость, Ваша светлость, вот столечко!.. но не откажусь.
    КАРЛ. Тебе нравится мой замок, поэт?
    ВИЙОН. Превосходная крепость, Ваша светлость.
    КАРЛ. Уютно, не правда ли?
    ВИЙОН. Каким праздничным кажется мир через этот маленький стаканчик! Что значит хорошее вино...
    КАРЛ. Любишь роскошь, поэт? Ну, так возьми там ещё мешочек - это в придачу к венку.
    ВИЙОН. Золото?! О-го-го!.. Как мне благодарить вас, Ваша светлость? Столько золота!
    КАРЛ. Прах.
    ВИЙОН. Да, когда оно есть. Зайчики вы мои, сколько ж вас тут! Ишь, позвякивают... Ну, чем не солнце, Ваша светлость? И согреет и накормит.
    КАРЛ. Налей-ка и мне вина. Что-то я стал зябнуть по вечерам. Старость...
    ВИЙОН. Ну что вы, Ваша светлость! Вы ещё хоть куда.
    КАРЛ. Благодарю. В моём возрасте даже явная лесть приятна... А теперь давай без приседаний. Я хочу правды.
    ВИЙОН. Да будь я проклят, если хоть уголок души скрою от Вашей светлости! Но хочу предупредить, зрелище это не из приятных - душа у меня порядком заплёвана.
    КАРЛ. Мне нравится твоя дерзость, поэт. Поэт должен быть независим, верно. Иначе он вроде медведя, которого водят бродяги-гистрионы: всегда пляшет одно и то же. Поэт, старающийся угодить, не поэт. "Скакун, замедленный усердьем шпор", как сказал божественный Петрарка, Полагаю, ты знаком с Петраркой?
    ВИЙОН. Немного, Ваша светлость.
    КАРЛ. Тогда ты должен помнить это... (Читает)
    "Всегда мечтал я жить в уединенье.
    (Леса, долины, реки это знают.)
    Умов, что к небу путь загромождают,
    глухих и тёмных душ презрев общенье..."
    ВИЙОН. Позвольте и мне, Ваша светлость... (Читает)
    "Тем менее я властвую собой,
    чем больше рвусь к забвенью и покою..."
    КАРЛ. Но всё-таки рвёшься. Отрадно это слышать, поэт. Сколько тебе? Двадцать пять-двадцать семь?..
    ВИЙОН. Около того, Ваша светлость.
    КАРЛ. В твои годы я водил свои отряды на англичан.
    ВИЙОН. Я знаком с жизнью Вашей светлости. Не представляю, как у вас хватило сил вынести всё это. Смерть отца, смерть жены, плен и тюрьма - двадцать пять лет тюрьмы! Вы наделены редким мужеством, Ваша светлость. Без лести.
    КАРЛ. Судьба редко балует своих избранников, поэт. Одной рукой она забирает то, что даёт другой, и страданиями телесными уравновешивает счастье высших прозрений. Поэты должны страдать - иначе гордыня обуяла бы слишком многих. Страдания питают немеркнущие лампады поэзии, и я не ропщу. Ибо грех роптать на судьбу; ибо в страданиях окреп мой дух, и внимая самому себе, я, словно Моисей, только глубже познавал божественную природу мира. Нет, не страдания страшны поэту, не страдания... Но не должен исчезнуть свет, но не должны смять его бессмысленные вихри жизни! Ты огорчаешь меня, поэт...
    ВИЙОН. Чем, Ваша светлость?
    КАРЛ. Ты не бережёшь свой дар, поэт. Случай несёт тебя по жизни, как пыль, поднятую ветром. Для тебя не существует вчера, тебе не важно завтра - ты знаешь только сегодня, только мгновение! И торопишься выпить это мгновение, даже не распробовав, вино там или яд.
    ВИЙОН. Вы читаете в моей душе, Ваша светлость.
    КАРЛ. Чего же ты наконец хочешь? Чего?!
    ВИЙОН. Очень немного, Ваша светлость. Жить. Видите ли, Ваша светлость, мир устроен так, что в нём обязательно нужно быть чем-то одним: купцом, крестьянином, королём, монахом, поэтом... Я не могу быть чем-то, Ваша светлость.
    КАРЛ. И потому останешься ничем! О! Ты ещё не знаешь, что это значит - быть ничем. Абсолютно ничем! Что значит зависеть от одной грубой, тупой скотины, которой нет никакого дела до всех твоих чувств, мыслей, надежд... Ты для него как бы не существуешь, тебя нет. Есть только тело, которым он волен распоряжаться, как ему вздумается. Малейшая случайность, прихоть, несварение желудка у этого животного - и тебя может не стать. Просто не стать. Запомни, поэт, ничтожество равно богу, если в его руках сила! В этом мире только сила даёт тебе право быть тем, что ты хочешь...
    ВИЙОН. Знаю, Ваша светлость. Без покровительства в наше время - никуда. Хоть я и считаю вслед за Петраркой, что слово живёт само по себе и не столь уж важно, кто его бросит, но сам я... Я ведь не только слово...
    КАРЛ. Тогда встань. Встань, Франсуа Вийон! Я, Карл Орлеанский, поэт, предлагаю тебе своё покровительство и дружбу! Отныне ты будешь велик моей властью, силён моей силой, отныне я - твоя защита, я - твой ангел-хранитель, я - твой Бог! Я, Карл Орлеанский! И пусть другие станут ничем в сравнении с тобой! Ты, кажется, слегка одурел от счастья, Вийон?
    ВИЙОН. Одуреешь, Ваша светлость. Сам Карл Орлеанский предлагает мне свою дружбу - как не одуреть! К тому же у меня вообще склонность к одурению, не зря же я участвовал в дурацких процессиях...
    КАРЛ. Что ты несёшь?..
    ВИЙОН. Я несу свой крест, Ваша светлость. Позвольте нести мне его и дальше.
    КАРЛ. Ты... отказываешься?!
    ВИЙОН. Вы слишком щедры, Ваша светлость. Мне столько не по карману.
    КАРЛ. Ты сумасшедший. Ты сумасшедший или...
    ВИЙОН. Позвольте мне остаться тем, что я есть.
    КАРЛ. Ну что ж, если ты действительно не хочешь... Что ж, иди... И постарайся больше не попадаться мне на глаза. Я ведь не со всеми так добр и не всегда... Забирай своё золото и... убирайся! (Удаляется в гневе.)
    ВИЙОН. Не беспокойтесь, Ваша светлость, не забуду. Какой вы, однако, Ваша светлость... благодетель. Только не уместиться мне тут. Тесно мне тут у вас, Ваша светлость. Тесно!..
    (Выходит навстречу яркому июльскому полдню.)

    "РОГАЧИ"

    Пёстро одетые люди катят повозку. Это актёры, члены театральной корпорации "Рогачи" из Парижа. Труппы ещё полусамодеятельные, с бору по сосенке. Они же организаторы "Дурацких процессий", дурачества тогда были в моде. В Европе существовал даже "Орден Дураков", объединявший несметное количество различных "Дурацких корпораций". Но это к слову.

    ЖАННЕТТА (она же Дурацкая мать). Эй! Да это же Вийон!
    ВИЙОН. "Рогачи"!
    ЖAHHETTA. Убей меня Бог, Вийон! Иди сюда, пьяница!
    ВИЙОН. Как поживает твоё дурацкое величество?
    ГОТЬЕ (он же Принц дураков). Их величество не поживает, а проживает.
    ЖAННETTA. Как только я перестану быть развратной, я тотчас же умру. Так мне предсказано.
    ГОТЬЕ. "Ах, куда вы скрылись, где вы, добродетельные девы?.." А ты что тут болтаешься?
    ВИЙОН. Если бы я тут болтался, твоё высочество не имело бы удовольствия со мной беседовать, Да знаешь ли ты, кто перед тобой?
    ЖАН-ЗАИКА.
    "Дурак ошалелый, дурак лунатический,
    дурак царедворец, дурак фантастический,
    дурак развесёлый, дурак химерический,
    дурак грациозный, дурак лирический!"
    ВИЙОН. Воистину так! Дурак царедворец - собственной персоной! Он же дурак лирический.
    ЖАН-ЗАИКА. Тогда ты скорее дурак универсальный!
    ГОТЬЕ. То есть закончивший университет.
    ВИЙОН. Поднимай выше! Дурак, одурачивший второго дурака Франции, - так вот, светлейший принц!
    ЖAHHETTA. Ты был у Карла Орлеанского?
    ВИЙОН. "Был"... Да нас с ним теперь водой не разольёшь - такая любовь! Ты вот такого телёночка видела? Знак вечной признательности.
    ЖAHHETTA. Золото?!
    ГОТЬЕ. Где ты его взял, Вийон?
    ВИЙОН. Я же говорю - подарок.
    ГОТЬЕ. Число дураков бесконечно! Стал бы я дарить золото какому-то прощелыге!
    ВИЙОН. А я ему спел песенку, Готье. Спроси вон Жаннетт, можно ли устоять, когда я пою свои песенки? Тут чувства, Готье, страсти! Ты этого не поймёшь, ты мужлан, хоть и принц...
    ЖАННЕТТА. Слушай, а зачем тебе одному столько?
    ВИЙОН. А затем, что теперь-то я наконец смогу заткнуть ваши дурацкие глотки.
    ДЮРАН. Кажется, сейчас я кому-то заткну...
    ВИЙОН. Ты всегда был грубияном, Дюран. Ты что, никак не можешь выйти из роли? Ты ведь по-прежнему играешь палачей, Дюран?
    ДЮРАН. Готье, можно я сломаю ему парочку рёбер?
    ВИЙОН. Вот за это я заткну тебе рот задницей. Задницей жареного гуся! И будь я проклят, если ты не протолкнёшь её доброй пинтой бургундского!
    ДЮРАН. Вийон! Если это случится... Если ты и всерьёз собираешься... Дай я тебя поцелую, Вийон!
    ЖАННЕТТА. Попробуй только обойти меня, Франци!
    ВИЙОН. О, тебе-то я найду, чем заткнуть! "Своё своим обычно богатеет". Курочке - петушка, индюку - индюшку, а ты, я думаю, не откажешься от ломтика жареной говядины?
    ЖАННЕТТА. Ах ты паршивец! Я, по-твоему, корова? Я, стройная, как Лаура?! (Лупит его.)
    ВИЙОН. Стой! Стой! Дорвалась... Так и быть, даю тебе крылышко фазана.
    ГОТЬЕ. Ибо такой ветренице нужны перышки поярче.
    ЖAHНETTA. Грех есть принадлежность человека. Все, которые меня любят, получат от меня взамен равную любовь.
    ВИЙОН. О, как я буду тебя любить, Жаннетт! Клянусь Марией Магдалиной!
    ЖАН-ЗАИКА. Покровительницей своден и проституток.
    ГОТЬЕ. Достойная святая!
    ЖAHHETTA. Старушка была порядочной дурой. Грешить десять лет, чтобы потом сорок каяться!
    ГОТЬЕ. Ты, конечно, поступишь наоборот?
    ЖAHHETTA. Вот ещё! Стану я терять время!
    ВИЙОН. Даже десять минут! (Поёт)
    "Вот будешь ты мой мил-дружочек,
    я дам тебе свой поясочек,
    свою суму, свой посошок.
    Пастушка-лада,
    ты моя отрада,
    отдай мне свой венок!
    ЖAHHETTA (поёт).
    Ах, отца спасенья ради
    покажи искусство ног!
    ВИЙОН (поёт).
    Матери спасенья ради
    покажусь я молодцом!
    Спереди и сзади,
    глянь-ка спереди и сзади!.."
    Ну, Жаннетт, сегодня я играю Мишо!
    ГОТЬЕ. Ещё один Мишо! Любовников у нас хоть отбавляй...
    ЖАН-ЗАИКА. По-моему, они здесь и улягутся.
    ДЮРАН. Вийон! Ты обещал нас угостить!
    ВИЙОН. Потерпи, Дюран, потерпи... Куда вы двигаете, Жаннет?
    ЖAHHETTA. В Бурже. Готье собирается ставить там мистерию Страстей Господних.
    ГОТЬЕ. Или фарсы. Поскольку наш неутомимый Мишо, он же распятый Иисус, пятый день пребывает в состоянии божественного откровения...

    Из повозки появляется заспанный герой-любовник.

    МИШО. "Палас аронеозиномас баске анотудан донас гегеамель кля орлан берек ге маштирас тай"!
    ВИЙОН. Царь, что он хочет сказать теперь?
    МИШО. Честный человек умирает от жажды. Если ему сию же секунду не дадут выпить, он умрёт!
    ГОТЬЕ. Ты, вроде, играл в Париже у "Беззаботных ребят", Вийон?
    ВИЙОН. Играл. Я по природе комедиант.
    МИШО. Спасите Спасителя вашего, люди! Спасите, нечестивцы!
    ГОТЬЕ. Дюран, пусть он исчезнет, не то... О Господи!
    ВИЙОН. Так ты предлагаешь мне его место? А что? Мне ведь всё равно надо куда-то податься...
    ЖAHHETTA. Поддайся мне, Франци! А уж я в поддавки играть умею, вот те крест!
    ВИЙОН. Идёт, козочка! Поехали, Готье!
    ГОТЬЕ. Поехали!
    ДЮРАН. До первого трактира!
    ВИЙОН (поёт).
    Подружка, эй! Лёр-лёре-ва!
    Иди ко мне! Лёр-лёре-ва!
    Пойдём играть в Лёр-лёре-ва,
    в Лёр-лёре-ва!
    ЖАHHETTA (поёт).
    Красавчик, эй! Лёр-лёре-ва!
    Иду к тебе! Лёр-лёре-ва!
    Давай играть в Лёр-лёре-ва,
    в Лёр-лёре-ва!
    ВСЕ (поют хором).
    Гэ! Трэри!
    Делюрьо, делюрьо, делюрьо-гэй!
    Гэ! Трэри!
    Делюрьо, делюрьо, делюрьо-гэй!

    (Уходят, увозя повозку.)


    ТРАВЛЯ ВТОРАЯ

    ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

    Посреди празднично переполненной площади помост. На помосте Вийон и Жан-Заика заканчивают фарс "Адвокат Патлен", авторство которого приписывается Вийону. Вийон - Патлен, Жан - пастух.

    ПАСТУХ. Бе-е... (Хохот.)
    ПАТЛЕН.
    Ещё? Со мной хитрить?
    Ведь обусловлена расплата!
    Мы оба - честные ребята!
    Ну, будь разумным, милый мой!
    Скорее деньги - и домой!
    ПАСТУХ. Бе-е... (Хохот.)
    ПАТЛЕН.
    Подлец! Мерзавец! Плут!
    Тебя я упеку под суд!
    Тебя сейчас я арестую,
    повешу подлого и вздую!
    Меня обманывать? Болван!
    Я не поддамся на обман!
    Тебя сумею я достать!..
    ПАСТУХ. Сперва попробуйте догнать. (Убегает.)
    ПАТЛЕН.
    Так вот конец весёлых сцен!
    И ты обманут! Ты, Патлен!
    Покушай гуся на жаркое.
    Ах, как та истина свята,
    что есть на каждого плута
    свой плут - ещё хитрее вдвое!

    Хохот, свист, топанье ног. Участники представления отправляются в толпу собирать плату.

    ВИЙОН (с помоста). Веселей, веселей, почтенные горожане! Да не оскудеет рука дающего! А мы уж для вас постараемся, мы уж себя не пожалеем, только бы вы не жалели своих кошельков! Успеете вы их ещё набить, убей меня Бог! Вам веселье, а нам сытный ужин - обмен справедливый! Ну же, прелестные дамы, спешите отвести душу! Тормошите-ка своих кавалеров, а то они у вас совсем сонные! А вы, господа кавалеры, ловите момент. И дёшево и все удовольствия сразу! Шевелитесь, а то ведь дамы что дети: любят проказы и не любят, когда им отказывают. Как бы не пришлось вам потом бодаться... Эй, что это с вами, святой отец? "Унынье, скорбь и постный вид Лишь оттого, что ближний сыт"? Вы стрижёте своих овечек должен же кто-то подстричь и вас! Дюран, пощекочи-ка святого отца. Легонько!.. Сестрица! Ты, так и быть, можешь платить натурой! Готье, не зевай, бери, пока дают... Господин эшевен! А вы куда же, господин эшевен? Вам-то положено давать больше всех. Раскошеливайтесь, сударь!
    ЭШЕВЕН. Много себе позволяешь, шут!
    ВИЙОН. О нет! Это я вам позволяю, сударь!
    ЭШЕВЕН. Ты, кажется, решил пошутить со мной? Отвечу шуткой на шутку. (Начальнику стражи) Годефруа, всыпь-ка этому шутнику полсотни горяченьких.
    ВИЙОН. Ваша шутка чересчур хлёстка, сударь! Умоляю вас не спешить так, мы ещё не кончили. Почтенные горожане! Жанна хочет станцевать для вас!
    ЖАННЕТТА. С какой стати?
    ВИЙОН. Жаннетт, козочка, моя шкура не вынесет их тяжеловесного юмора. Сработай им пляску Саломеи, и пусть у них слюни потекут от сладострастия. А их сбережения, само собой, потекут в твой карман...
    ЭШЕВЕН. Годефруа, задержи-ка и этих. Посмотрим, что за птички.
    ГОТЬЕ. Похоже, ты нас втравил в неприятную историю, Вийон. Какого дьявола ты хамишь публике?!
    ВИЙОН. Право, она того заслуживает.
    ЖAHHETTA. А ты заслуживаешь свою порцию плетей!
    ВИЙОН. Жаннетт!
    ЖАННЕТТА. Готье, пойди поговори с эшевеном. Не хватало нам здесь застрять из-за одного идиота.
    ВИЙОН. Ах, вот оно что... Откупиться решили? "Идите, вы хорошо начали. Во славу Божию вы будете изрублены на куски, но вы получите венец высший. Я ухожу, пребывайте с Богом"... И тогда сарацины убивают всех христиан... (Бросается к краю помоста.)
    ДЮРАН. Куда? Ты не попрощался с господином эшевеном...
    ВИЙОН. С дороги.
    ДЮРАН. Цып-цып...
    ВИЙОН. Молись!

    Дюран отскакивает в сторону, но вокруг помоста уже плотно сгрудились горожане.

    ВИЙОН. Ого! Почтенные горожане хотят, кажется, немного развлечься? Конечно, когда только тем и занят, что набиванием мошны да молитвами об этом благопристойном деле, - конечно, развлечься иной раз очень недурно... Приятно затравить зайчика, а, господа? А главное, безопасно так-то - толпой. Вы и на казни так же сползаетесь... развлечься. Нам смерть, а вам развлечение. Живодёры... Крови хотите? Кровь будет, господа, будет. Но не только чья-то, ваша тоже будет! Зайчик может укусить, господа охотники! (Выхватывает нож.) Первый - мой!
    ЭШЕВЕН. Годефруа, этого молодца вздёрнуть. (Готье) Покроешь расходы на его поимку и казнь - отпущу.
    ГОТЬЕ. Мы здесь ни при чём, господин эшевен, мы...
    ЭШЕВЕН. Хочешь отправиться за ним?
    ГОТЬЕ. Назовите сумму, сударь.
    ЭШЕВЕН. Ладно, давай всю выручку и катитесь...
    ВИЙОН (на помосте).
    "В плодах, что вам вкушать дано,
    в них соков слабое вино!
    Лишь те, что вам запрещены,
    всей силой жизненной полны!
    Познание добра и зла
    лишь эта сила нам дала!"
    ГОДЕФРУА. Дорогу! Пошёл, болван! Ну-ка, в сторону, в сторону... Сейчас мы себе сами устроим представление. И бесплатно.
    ВИЙОН. У вас есть дети, сударь?
    ГОДЕФРУА. А тебе что?
    ВИЙОН. Жаль оставлять их сиротками.
    ГОДЕФРУА. А, всё шутишь... Мишель, верёвку!

    На помост заскакивает детина в куртке из толстой бычьей кожи, обшитой стальными пластинами.

    ДЕТИНА. Назад!
    ГОДЕФРУА. Это ещё что?! Взять!
    ДЕТИНА. Ну-ка!.. (Сгребает стражников за алебарды и скидывает с помоста.) Оп! А ты чего ждёшь? (Начальник стражи поспешно ретируется.) Кто тронет этого парня, будет иметь дело со мной! (Вийону) Не останавливайся...
    ВИЙОН. Ваши сребреники! (Швыряет горсть монет в толпу и спрыгивает с помоста.)

    ГЮАР

    ДЕТИНА. Стой. Вроде бы смылись... А?
    ВИЙОН. Чёрт! У меня ноги подкашиваются.
    ДЕТИНА. Струхнул? А ты ничего держался, молодцом...
    ВИЙОН. В таких переделках я всегда держусь за нож. Как-то устойчивей.
    ДЕТИНА. Как тебя звать, малый?
    ВИЙОН. Франсуа Вийон. Школяр, гистрион и кто тебе угодно.
    ДЕТИНА. А я Гюар.
    ВИЙОН. И всё?
    ГЮAP. Хватит.
    ВИЙОН. Постой... Да ты не тот ли самый Гюар?
    ГЮАР. Слыхал? Он и есть.
    ВИЙОН. А где же твои легионы?
    ГЮАР. Крестьяне остаются крестьянами. Что бы ни случилось они должны убрать свой хлеб.
    ВИЙОН. Так ты что же, только зимой и воюешь?
    ГЮАР. Я воюю, когда хочу, запомни это. (Свистит. Двум появившимся как из-под земли крестьянам) Привет, Бодон. Привет, Бертран. Всё в порядке?
    БЕРТРАН. Слава Богу. Что это за парень с тобой?
    ГЮАР. Парень что надо. Остряк и смельчак, хоть и слабоват в коленках. Бери его и идите в лагерь. Я сейчас буду.

    ЛАГЕРЬ КРЕСТЬЯН

    Летние сумерки. У костров, на плащах и прямо на траве, крестьяне. Все вооружены и кое-какое оружие лежит рядом.

    ВИЙОН. Слушай, приятель, кто это сидит вон там?
    БЕРТРАН. Тёзка твой. Тоже Франсуа. Франсуа Лекок.
    ВИЙОН. Да нет, рядом.
    БЕРТРАН. Баба, что ли? А бес её знает, она у нас недавно. Марьон, кажется.
    ВИЙОН. Маро... Маро, чтоб тебя черти взяли!
    МАРЬОН. Франци?! Франци! Живой! Франци, маленький... Откуда ты, Господи? Тощий-то... Трезвый...
    ЛЕКОК. Хорошенькое дело! А меня, значит, побоку? Так не пойдёт.
    МАРЬОН. Франци, скажи ему что-нибудь, он славный парень. Нет, правда, славный... Мне его жаль.
    ВИЙОН. Мотай на ус, петушок, пригодится... (Поёт)
    Любовь лишь тем и хороша,
    что в ней всегда свободны оба
    и выбирать вольна душа.
    Разлюбит - удержи попробуй!
    Такая сразу вспыхнет злоба:
    и не проси и не зови;
    на чёрта мне любовь до гроба
    и годы мук за миг любви!

    Подходят еще несколько крестьян.

    ПЕРВЫЙ. О, да у вас тут весело!
    ВТОРОЙ. Спой ещё, друг.
    ТРЕТИЙ. Можно присоединиться?
    МАРЬОН. Спой им, Франци, я тоже хочу послушать. Как тогда в Париже, у Тюржи...
    "Пару ливров одолжи -
    попируем у Тюржи!"
    ВИЙОН.
    Но уж коль попал к Тюржи,
    то уж тут штаны держи!..
    Ладно, есть у меня одна штучка, как раз на случай. "Баллада добрых советов ведущим дурную жизнь". То есть всем нам.
    КРЕСТЬЯНИН. Идите ближе, мужики, тут поют...
    ВИЙОН (поёт).
    В какую б дудку ты не дул,
    будь ты монах или игрок,
    что банк сорвал и улизнул,
    иль молодец с больших дорог,
    писец, взимающий налог,
    иль лжесвидетель лицемерный, -
    где всё, что накопить ты смог?
    Всё, всё у девок и в тавернах!

    Пой, игрищ раздувай разгул,
    в литавры бей, труби в рожок,
    чтоб развесёлых фарсов гул
    встряхнул уснувший городок,
    и каждый деньги приволок!
    С колодой карт краплёных, верных,
    всех обери! Но где же прок?
    Всё, всё у девок и в тавернах!

    Пока в грязи не потонул,
    приобрети земли клочок,
    паши, коси, трудись, как мул,
    когда умом ты недалёк!
    Но всё пропьёшь, дай только срок, -
    не верю я в мужей примерных, -
    и рожь, и лён, и кошелёк -
    всё, всё у девок и в тавернах!

    Всё, от плаща и до сапог,
    пока не стало дело скверно,
    скорее сам неси в залог!
    Всё, всё у девок и в тавернах!

    Крестьяне слушают молча.

    ПЕРВЫЙ. Значит "трудись, как мул"? А мы так и трудимся. Всю жизнь. Ты, малый, верно никогда не видал, как дети с голоду пухнут...
    ВТОРОЙ. Да что ты с ним говоришь! Такие песни только в кабаках и петь. Ишь ты, "всех обери"! Обобрал бы, будь моя воля...
    ТРЕТИЙ. А пока что нас обирают. Все, кому не лень: и сеньоры, и папа, и король... И просто добрые люди с больших дорог, вроде тебя.
    ВИЙОН. Вот тебе и повеселил...

    Крестьяне волокут женщину. Она почти не сопротивляется, лишь изредка, вспомнив, начинает в голос причитать.

    ЖЕНЩИНА. Ай! Не надо! Он ещё маленький!
    ВИЙОН. Эй, куда вы её?
    КРЕСТЬЯНИН. Куда? На костёр - вот куда. Ведьма она.
    ВИЙОН. Вы что, спятили?! Ну-ка, пусти её!..
    КРЕСТЬЯНИН. Убери руки! Говорят тебе - ведьма! Любого спроси, и все скажут - ведьма! На Денису Бернье порчу навела. Та у неё, видишь ли, дружка отбила...
    ВЕДЬМА. Маленькому будет больно! Ай!
    МАРЬОН. Тебе-то что до неё, Франци?
    ВИЙОН. Не могу видеть костры... Бросьте, вам сказано!
    КРЕСТЬЯНИН. Я вот тебе брошу...
    МАРЬОН. Франци, не надо!
    ВИЙОН. Пусти! (Появившемуся Гюару) Гюар! Утихомирь ты своих...
    ГЮАР. Не ори. Коротко, в чём дело?
    ВИЙОН. А в том, что они решили устроить себе небольшой фейерверк из этой девицы.
    ГЮАР. Серок?!
    КРЕСТЬЯНИН. Она ведьма, Гюар, а ведьм у нас принято сжигать. И пусть лучше он не суётся.
    ГЮАР. Ясно.
    ВИЙОН. Ты дашь её сжечь?
    ГЮАР. Веди её, Серок. Он вам не будет мешать.
    ВЕДЬМА (поёт).
    "Всё цветёт! Вокруг весна!
    - Эйя!
    Королева влюблена!
    - Эйя!"
    Ай! Ему будет больно! Ай!
    (Её уводят.)
    ВИЙОН (тихо). Спаси её. Ты же их... Или ты тоже веришь?
    ГЮАР. Вот что, школяр. Уясни себе... Вести людей может только тот, кто думает так же, как они. Хочешь удержаться на гребне, соображай, чего они хотят, люди... Есть вещи, которых лучше не касаться, понял?
    ВИЙОН. Понял. Ты тоже слабоват в коленках.
    ГЮАР. Хочешь, я заставлю тебя проглотить эти слова?
    ВИЙОН. Считай, что я их уже проглотил.
    ГЮАР. Её должны сжечь и её сожгут, дело не в ней. Главное - они по-прежнему верят мне, мне, а не какому-нибудь чёрному капюшону! Не сегодня-завтра нам придётся сражаться, сам Тибо де Оссиньи, епископ Орлеанский и Менский точит на меня зубы.
    ВИЙОН. Де Оссиньи? Этому попу я когда-то крепко насолил...
    ГЮАР. Ты думаешь, они пойдут за тем, кому не верят?
    ВИЙОН. Пойдут ли они вообще?
    ГЮАР. Пойдут. Нужда заставит... Бодон!
    БОДОН (вваливаясь). Ландскнехты!.. (Падает. В спине у него обломок копья.)
    ГЮАР. К оружию!

    Калейдоскопом - сцены ночного боя. Факелы выхватывают из темноты страшные картины резни. Крики: "Убивайте! Убивайте всех! Господь узнает своих!"

    Ремарка: В борьбе с ересями церковь действовала с жестокостью поистине чудовищной. Всего один факт: во время альбигойских войн город Безьер был уничтожен полностью, 60 тысяч жителей, включая грудных младенцев. То же Каркасон, Тулуза, Альба и т.д. Предводительствовал этим походом св. Доминик, основатель ордена доминиканцев и инквизиции.

    ВИЙОН (с мечом). Маро!

    Марьон, неловко съёжившись на земле, прижимает что-то руками.

    ВИЙОН. Маро! Нашла время рассиживаться! Да что с тобой?
    МАРЬОН. Беги, Франци... беги, маленький, а я... Ох! Этот дурак мне всё там распорол... Беги, а я посижу тут... (Замирает.)
    ВИЙОН. Маро! Маро! (Тормошит её.)
    ЛЕКОК (с мечом). Что с ней?
    ВИЙОН. Прими душу рабы твоей... (Плачет.)
    ЛЕКОК. Если ты собираешься и могилку ей копать - копай сразу на троих. Хватит выть! Вставай! Вставай, чтоб тебя! Ах, чёрт!..
    ЛАНДСКНЕХТ (с мечом). Монжуа!
   
    Бросается на Лекока, дерутся. Вийон сзади прыгает на ландскнехта, душит.
   
    ЛЕКОК (закалывая ландскнехта). Так! Ножа у тебя, что ли, нет? Вперёд!..

    Ещё несколько ландскнехтов с копьями наперевес.

    ЛЕКОК. Прикрой спину! Мы в ловушке!
    КАПИТАН ЛАНДСКНЕХТОВ. Бей! Бей! Монжуа!

    Копья пронзают Лекока.

    ЛЕКОК. Псы...
    ВИЙОН. Не-е-ет!!! (Падает на колени.)

    В ЯМЕ

    Вийон один в кромешной тьме. Только луч света сверху.

    ВИЙОН.
    Я, Франсуа, чему не рад.
    Увы, ждёт смерть злодея.
    И сколько весит этот зад,
    узнает скоро шея...
    Вот уж точно, жизнь как обрыв: чуть оступись - и готово, покатился. В ад. Прямо в пасть к его препохабию... Ну что ж, теперь ваша очередь смеяться, монсиньор...

    Монах-францисканец. Францисканцы и доминиканцы - самые влиятельные монашеские ордена в то время. Именно в их руках была инквизиция.

    MOHAX. Ну как, брат? Раскаялся?
    ВИЙОН. Раскаялся, раскаялся. Можно кончать пост.
    MOHAX. Вижу, душа твоя всё ещё не возвысилась над телом. Чем более ты вдаёшься в чувства, тем более делаешься похожим на скота.
    ВИЙОН. Что же делать, если Бог создал нас наполовину скотами...
    МОНАХ. Подавлять плоть. Всю жизнь подавлять все её желания, всё, мешающее стремлению к Богу. Ибо только Бог - истина, только Бог - мудрость, только Бог - свет.
    ВИЙОН. А если я ненароком загнусь, тогда как? Как же я буду стремиться?
    МОНАХ. Смерть праведника есть слияние с Богом. Ибо Бог - свет, который мрак.
    ВИЙОН. Короче, что свет, что мрак - всё одно?
    МОНАХ. Да. В вере свет всегда мрак. Божественный свет незрим по причине чрезмерной ясности. Постигнуть высшую мудрость можно только через откровение. "И пусть не стараются люди необразованные приобрести образование" - так учит нас святой Франциск. То, что преподано Богом в откровении, следует принять на веру.
    ВИЙОН. А кто же определяет, на кого это самое откровение снизойдёт? А может, я как раз и послан в этот мир, чтобы, как Христос, страдания претерпеть и спасти вас, грешных?..
    МОНАХ. Ты - еретик. А для еретиков у нас есть свои средства, вполне надёжные, можешь поверить. Испытанные... Значит, "претерпеть" пришёл? Посмотрим, претерпишь ли. Мэтр Робэр большой мастер по части наставления еретиков на путь истинный. (Исчезает.)
    ВИЙОН. Так... Вот ты уже и еретик. "Когда хотят убить собаку, говорят, что она бешеная"... Но ты-то, шило у тебя в одном месте, Франсуа?! Запомни ты наконец - угождать надо сильным, угождать! Знаешь, чего тебе будет стоить эта шутка? Жизни... Ого, сам де Оссиньи пожаловал!

    Епископ, монах, палач с инструментами.

    ЕПИСКОП. Какой здесь затхлый воздух...
    ВИЙОН. И крыс полно, монсиньор.
    ЕПИСКОП. Брат Франц, дай мне сесть. (Монах подставляет кресло.) А теперь побеседуем немного с нашим гостем. Правда, несколько неожиданным... (Монах подхихикивает.) Ну вот, Вийон, ты и у меня.
    ВИЙОН. Позвольте засвидетельствовать вам моё почтение, монсиньор...
    ЕПИСКОП. Это хорошо, что чувство юмора не покидает тебя даже в такую минуту. Не люблю трусов и дураков. Что скажешь?
    ВИЙОН. Всё, что в моих силах, монсиньор.
    ЕПИСКОП. Какой ты, однако, послушный еретик, Вийон! Люблю послушных. Человек должен быть послушным. Ты послушен ему, он послушен мне, я послушен папе, а папа, в свою очередь, послушен самому Всевышнему - чувствуешь, как всё разумно устроено?..
    МОНАХ. Как целесообразно?!
    ВИЙОН. Прекрасное устройство...
    ЕПИСКОП. Человек ведь не тем сделался похожим на дьявола, что имеет плоть...
    ВИЙОН. Вот и я ему о том же толковал, монсиньор.
    ЕПИСКОП. ...Которой дьявол не имеет, а тем... Брат Франц, помоги брату Робэру... А тем, что живёт сам по себе, то есть по человеку. Человек - грязь и обиталище пороков. Ты не согласен?
    ВИЙОН. Нет, я просто вспомнил. "Никто не познает точно добродетели, если не имеет понятия о пороке..."
    ЕПИСКОП. "...В особенности, когда некоторые пороки до такой степени близки к добродетели".
    ВИЙОН. И наоборот, монсиньор.
    ЕПИСКОП. И наоборот, верно. Еретик Абеляр. Естественно, еретик цитирует еретика.
    ВИЙОН. Я не знал этого, монсиньор!
    ЕПИСКОП. Неважно. Подробности меня не интересуют. Главное - это ты. Кто ты?
    ВИЙОН. Я - Вийон.
    ЕПИСКОП. Да, ты Вийон. Просто Вийон! Просто человек... Нет просто человека! Не должно быть просто человека! Есть одна истина - божественная!
    ВИЙОН. Кто же спорит, монсиньор? Разве я когда-нибудь спорил со святой церковью?
    ЕПИСКОП. Ещё бы ты спорил с нами! Ты, ничто... Нет, ты спорил. Спорил и продолжаешь спорить! Ибо ты хочешь жить сам по себе! И дьявол стал жить сам по себе, когда не устоял во истине. И он стал говорить от своих, а не от Божьих! Когда человек живёт по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу...
    ВИЙОН. Страшные слова произнесли вы, монсиньор...
    ЕПИСКОП. То, что за ними последует, будет много страшнее. Ибо не признания твои мне нужны, мне нужно, чтобы ты от дьявола своего избавился. Очищение твоё нужно!
    ВИЙОН. Помилуйте, монсиньор!
    ЕПИСКОП. Ты ещё поймёшь, сколь мудро было провидение, столкнувшее тебя со мной. Я погублю твоё тело, но я спасу твою бессмертную душу, Вийон!
    МОНАХ. Страдания в этом мире, блаженство в ином.
    ЕПИСКОП. Очисти душу покаянием, грешник, ибо завтра душа твоя предстанет пред очи Всевышнего.
    ВИЙОН. Завтра?!
    МОНАХ. Да, завтра вас всех казнят. Кого как. Тебя, например, повесят. Суд справедливый и скорый.
    ВИЙОН. Монсиньор! Не мучьте меня! Будьте милосердны, монсиньор, хоть перед смертью не мучьте!
    ЕПИСКОП. Тебе же во благо, грешник. А заодно поучишься учтивости. За всё надо платить, Вийон, и за слова тоже... Ну, Бог с тобой. Приступайте, Робэр. (Удаляется.)
    ВИЙОН. Бога ради, ради всех святых, господин Робэр, не прожгите мне шкуру. Я ей очень дорожу, господин Робэр, она у меня всего одна... Осторожней, господин Робэр, осторожней... А! А! А!
    РОБЭР (отнимая раскалённые щипцы). Больно?
    ВИЙОН. Очень больно, господин Робэр. Просто невыносимо больно...
    РОБЭР. Сейчас будет ещё больней... (Прикладывает щипцы.)
    ВИЙОН. А! А! А!.. Ох, мать пресвятая богородица! Вы мастер своего дела, господин Робэр. Так больно мне ещё никогда не было.
    РОБЭР. То ли ещё предстоит, приятель. Вот когда я вырву тебе коренные зубы, подвешу за рёбра, а потом малость поджарю пятки на медленном огне, вот тогда ты поймёшь, что такое настоящая боль...
    ВИЙОН. Господин Робэр... Пощадите, господин Робэр! Пока этот ворон не смотрит, делайте только вид, что пытаете, а я уж буду кричать, будто вы и взаправду... Господин Робэр, на том свете зачтётся!..
    РОБЭР. Я купил отпущение грехов на год вперёд. В нашей работе иначе нельзя, мы люди подневольные. И потом, так и совсем разучиться недолго, если всех жалеть, а это мой хлеб. Так что терпи, приятель... Брат Франц, подай-ка мне вон ту воронку. Сейчас он у нас хлебнёт водички...
    ВИЙОН. Я с детства не пью воду, господин Робэр... Господин Робэр!..

    КАЗНЬ

    Залитая солнцем площадь. Под балдахином епископ с дамой, вокруг приближённые, монахи, рыцари, состоящие на службе (беднеет дворянство!). За ними прочий городской люд.
    Помост с виселицей. Помостов несколько, с разными орудиями казни, но виден только один, с виселицей для Вийона.

    ЕПИСКОП. Ну, Гюар, хорошо ли ты провёл ночь?
    ГЮАР. Великолепно, твоё отродье. Только клопы твои сильно досаждали, твоё отродье.
    ДАМА. Он смеет дерзить нам!
    ЕПИСКОП. Успокойтесь, ангел мой, в такую жару вам вредно возбуждаться... Взгляни-ка вон туда, Гюар. Как? Это всё твоё мужичьё висит. И ты к ним сейчас присоединишься.
    ДАМА. Вернее то, что от тебя останется.
    ГЮАР. А я бы тебя не вешал. Мы потаскух на кол сажаем.
    ДАМА. Звери!
    ЕПИСКОП. Хвала Всевышнему, во Франции ещё не вывелись настоящие рыцари. Со зверьём и расправляться надо зверски: либо в петлю, либо кнутом.
    ГЮАР. Дай срок, эти звери доберутся и до ваших глоток...
    ЕПИСКОП. Знаешь, как ты умрёшь, Гюар? Две лошади будут тянуть тебя за руки, а две другие - за ноги. И так они будут тянуть, пока тело твоё не разорвётся и внутренности не выскочат наружу.
    ГЮАР. Описано со знанием дела. Недаром тебя называют "Тибо-мясник".
    ДАМА. Монсиньор, прекратите этот кошмар. Мне уже дурно...
    ЕПИСКОП. Потерпите, ангел мой. Не каждый день попадается такой матёрый волчище. Продолжай, Гюар. Чистосердечным раскаянием облегчи душу свою... Ради чего ты всё это затеял, Гюар? Не они - они-то понятно, они нищие, - но ты, монах, тебе-то чего не хватало?
    ГЮАР. Свободы.
    ЕПИСКОП. Её нет, Гюар! Нет и не может быть! Всё в руках Божьих, а мы, люди, мы лишь игрушки. Песчинки. Дунь - и нет... Небо против тебя, Гюар. Иначе бы ты сидел здесь, а я пресмыкался во прахе. Но небо против.
    ГЮАР. Камень стал огромным. Он сокрушит пятое царство...
    ДАМА. Он бредит от страха, монсиньор!
    ГЮАР. Было пять царств. Первое - золотое, Вавилонское; второе - серебряное; третье - медное - царство греков, мудрое; четвёртое - железное - римское, которое было создано силой меча и было царством принуждения. А пятое царство - это то, что перед нами. Оно тоже создано из железа, и тоже стремится принуждать. Оно запачкано грязью, наполнено ложью и лицемерием, которое распространилось по всей земле. Ибо тот, кто не умеет обманывать, считается глупцом, ибо блаженны продажные, ибо блаженны те, кто добивается высоких должностей, подло прислуживая, продавая всё, что только можно продать: и тело и душу свою! Угри и змеи развратничают, сидя в одной куче. Свора паразитов, блудодеев, грабителей и убийц - вот что такое ваша благочестивая церковь! Фарисеи! Но камень стал огромным. Глупый мир давно боялся этого. Камень стал огромным и вы будете свергнуты им, и огромный столп разлетится, как старый горшок!..
    ЕПИСКОП. Кончайте его. Отпускаю тебе грехи, Гюар. Бог милостив.
    ГЮАР. Камень стал огромным!.. (Его уводят.)
    ЕПИСКОП. Ты тоже желаешь высказаться напоследок, Вийон? Видишь, как у меня: хочешь - говори, хочешь - молчи...
    ВИЙОН. Конец один.
    ЕПИСКОП. Ты догадлив. Врагов я не прощаю.
    ВИЙОН. "Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую", "не возжелай смерти ближнего своего", "не убий"... Как же с Христом, монсиньор?
    ЕПИСКОП. Если бы ты жил по Христу, ты бы не ползал здесь.
    ВИЙОН. Я бы просто ползал.
    ЕПИСКОП. Все вы бунтовщики и еретики. Вас нужно истреблять, вас нужно давить и давить, иначе вы сожрёте всё. Вы плодитесь, как плесень, как саранча, вас слишком много, чтобы можно было терпеть вас! "Но не думайте, что я пришёл принести мир на землю, не мир я пришёл принести, а меч". Тоже Христос, Вийон... Ты сам вынудил меня казнить тебя. Вы все вынуждаете меня быть жестоким! Но твёрдость в вере не есть жестокость...
    ВИЙОН. Христос жил ради людей, а вы людей убиваете ради Христа.
    ЕПИСКОП. Не я вас, так вы меня. Богам всегда приносились жертвы, иначе что же это за боги... (Вопль Гюара.) Покричи, покричи, Гюар. Нет ничего прекрасней воплей врага - Бертран де Борн прав... (Вопль.) Пошли, пошли, лошадки... Так! (Вопль.) Ещё! Ещё! Ещё!.. Ай-я-яй-яй... Так хочет Господь... Вот и нет больше Гюара. Страшного Гюара, дерзкого Гюара. Отпрыгал Гюар. Всё... Очередь за тобой, господин пасквилянт. Догоняй.
    ВИЙОН. Тогда позвольте мне спеть, монсиньор. Потешьтесь.
    ЕПИСКОП. Дайте ему лютню! (Даме) Это любопытно, ангел мой. Забавный образчик еретика...
    ВИЙОН. Итак, новая и последняя баллада Франсуа Вийона! "Баллада, в которой Вийон у всех просит прощения"! (Поёт)
    Прошу монахов и бродяг,
    бездомных нищих и попов,
    и ротозеев и гуляк,
    служанок, слуг из кабаков,
    разряженных девиц и вдов,
    хлыщей, готовых голосить
    от слишком узких башмаков, -
    я всех прошу меня простить!

    Шлюх, для прельщения зевак
    открывших груди до сосков,
    воров, героев ссор и драк,
    фигляров, пьяных простаков,
    шутейных дур и дураков, -
    чтоб никого не позабыть! -
    и молодых и стариков -
    я всех прошу меня простить!

    А вас, предателей, собак,
    за холод стен, за груз оков,
    за хлеб с водой и вечный мрак,
    за ночи горькие без снов -
    дерьмом попотчевать готов,
    да не могу штаны спустить!
    А потому, не тратя слов,
    я всех прошу меня простить!
    ДАМА. Фигляр!
    ЕПИСКОП. Живо в петлю!
    ВИЙОН (сопротивляясь, продолжает петь).
    Но чтоб отделать этих псов,
    я умоляю не щадить
    ни кулаков, ни каблуков,
    и всех прошу меня простить!
    И всех прошу меня простить!...
    (Его тащат к виселице. Накидывают петлю.)
    ЕПИСКОП. Отпускаю тебе грехи. Бог милостив. (Делает знак.) Так хочет Господь...

    На помост поднимается королевский герольд.

    ГЕРОЛЬД. Остановите казнь!
    ЕПИСКОП. Откуда этот петух?!
    ГЕРОЛЬД. Остановите казнь! Его величество Людовик XI-й, направляясь на коронацию в Париж, почтил своим благосклонным присутствием ваш город! Король у ворот, монсиньор! По случаю прибытия короля казни и наказания отменяются и всем преступникам, как бы ни было тяжко их преступление, даруется свобода! Расковать всех немедленно. Вот указ, монсиньор. Выполняйте волю короля.
    ЕПИСКОП. Освободить их! Живей, болваны! Освободить всех! Всех!..
    ВИЙОН (снимая петлю). Да здравствует Людовик XI-й... Ну же, кричите, все кричите... Да здравствует Людовик XI-й!
    ТОЛПА (всё громче). Да здравствует Людовик XI-й! Да здравствует Людовик XI-й!..
    ВИЙОН (один, поёт).
    О, смерть, как на душе темно!
    Всё отняла - тебе всё мало!
    Теперь возлюбленной не стало,
    и я погиб с ней заодно, -
    мне жить без жизни не дано.
    Ну чем она тебе мешала,
    Смерть?
    Имели сердце мы одно,
    но ты любимую украла,
    и сердце биться перестало,
    а без него мне всё равно
    Смерть...

    ВОРОНЫ

    Вийон на бескрайней, размякшей от дождя равнине. Льёт уже несколько суток. Поздняя осень. Грязь. Колокольный звон. Долгий, заунывный.

    ВИЙОН. Ох, и заупокойное местечко! Что-то мне здесь совсем не нравится...

    Монах в чёрном капюшоне.

    ВИЙОН. Брат...
    МОНАХ. Не приближайся!
    ВИЙОН. Тебя, что блоха укусила?
    МОНАХ. Стой, тебе сказано!
    ВИЙОН. Вот те на! Слушай, брат, я промёрз до костей, устал как собака, и хочу жрать, не говоря уж о выпивке. Есть тут у вас хоть какой завалящий трактир или монастырь? "Ибо ношу я мою растерзанную душу и не могу её вынести, и не нахожу места, куда положить её"...

    Колокольный звон.

    МОНАХ. Слышишь?
    ВИЙОН. И вижу. Похоже, кого-то волокут на кладбище. Ого! Да не одного! Что тут у вас?
    МОНАХ. Чума.
    ВИЙОН. Оп-ля! Влип. Из огня да в полымя... И всё-таки, брат, пока чума нас не коснулась...
    МОНАХ. Не дразни судьбу, человек! Кто знает, может Фортуна уже повернула своё колесо.
    ВИЙОН. Не пугай. Мне предсказана смерть от верёвки.
    МОНАХ. Что ты чувствуешь, человек?
    ВИЙОН. Башка с голодухи раскалывается...
    МОНАХ. А тело не ломит?
    BИЙOH. Это от холода, монах...
    MOHAX. Это чума, несчастный. Чума!
    ВИЙОН. Спаси, брат!
    МОНАХ. Прочь! Не касайся меня! Или, клянусь мадонной, я помогу провидению!
    ВИЙОН. Спаси...
    МОНАХ. Знаю, ты всё теперь хочешь утащить с собой, весь мир. Ты стал подобен дьяволу, человек! Но ты уйдёшь один, уйдёшь, а я буду твоим наследником. Если у тебя, конечно, есть наследство...
    ВИЙОН. А, вот вы чем занимаетесь... Вороньё... На падаль слетелись?!
    МОНАХ. Назад! Ко мне, братья!

    Ещё несколько чёрных капюшонов.

    ВИЙОН. Вороньё... Я ухожу, добрые люди. Чума вас всех забери. До встречи в аду!..
   
    БРЕД

    Посреди выжженного пространства корявое, обуглившееся дерево. Порыв ветра качнул его и Вийон видит иссохшие ноги повешенного.

    ВИЙОН. Колэн, ты? Высоко же ты забрался, Колэн, тебя там, наверное, порядком продувает, старый ты греховодник... Ты же так хорошо умел всё предусмотреть и вот... качаешься тут... Когда тебя вздернули, старина? Судя по штанам, не меньше года...
    ГОЛОС. Почти угадал.
    Вийон оборачивается. Перед ним слепая женщина в чёрном. Это Судьба.
    СУДЬБА. Почти угадал. Немногим больше года.
    ВИЙОН. Как же тебя угораздило, Колэн?
    СУДЬБА. Попался на мелкой краже, потом всплыло старое. "Кто сеет зло - пожнёт позор и горе"...

    Ноги второго повешенного.

    ВИЙОН. Ренье?! Когда?
    СУДЬБА. Этот давно. Лет пять, сразу после твоего бегства из Парижа.
    ВИЙОН. Зря, значит, ты так осторожничал, Ренье...
    СУДЬБА. Обычная история. Росчерк пера твоего друга Робэра де Эстутвиля - и дворянина Ренье де Монтиньи больше нет.
    ВИЙОН. Да, то, что тут висит, мало похоже на Ренье. А это кто?

    Ноги третьего повешенного.

    СУДЬБА. Итье Маршан. Приближённый герцога Беррийского.
    ВИЙОН. Вон ты куда скакнул, забулдыга! Тоже кордильяр?
    СУДЬБА. Бери выше. Повешен за участие в заговоре с целью убийства Людовика XI-го.
    ВИЙОН. Напрасно ты полез в политику, Итье. Тем более, что Людовик, по-моему, славный малый. И вообще, когда псы грызутся, лучше держаться от них подальше. Ну что толку во всех наших талантах, если самих нас нет?.. Когда тебя?
    СУДЬБА. Через год.
    ВИЙОН. После чего? Через год после чего?!
    СУДЬБА. Его повесят через год. Заговор только готовится.
    ВИЙОН. Дьявольщина! А ты кто?

    Ноги четвёртого повешенного.

    ВИЙОН. Тебя спрашивают, эй там! Ну ты, мешок с костями, отвечай! Кто ты? Ну?!..
    СУДЬБА. Смотри внимательней... Теперь узнаёшь? Это же ты сам, Франсуа Монкорбье!
    ВИЙОН. Тварь! (Падает.)

    ХОРАЛ "ИЗ БЕЗДНЫ"

    Мы - братья ваши, хоть и палачам
    достались мы, обмануты судьбой.
    Но ведь никто, - известно это вам? -
    никто из нас не властен над собой!
    Мы скоро станем прахом и золой,
    окончена для нас стезя земная,
    нам Бог судья! И к вам, живым, взывая,
    лишь об одном мы просим в этот час:
    не будьте строги, мёртвых осуждая,
    и помолитесь Господу за нас!

    ЖАННЕТТА

    Ранняя весна. Комната в доме Жаннетты. Она уже переменила профессию и, наверняка, поступила благоразумно: актёрство в те времена было занятием позорным и зачастую малоприбыльным. Лицам духовного звания оно вообще запрещалось, а Вийон, кстати, был клириком. Итак, комната, в которой Вийон провёл зиму 1461 г.

    ЖAHHETTA. Уже встал? Вовремя.
    ВИЙОН. Я тебя давно хотел спросить, Жаннетт, почему ты меня тогда подобрала? Мало ли друзей валяется нынче в грязи...
    ЖAHHETTA. Не знаю. Вижу, лежишь - и подобрала. Ты ведь нам основательно подгадил в тот день на площади. Этот толстомордый эшевен обобрал Готье до нитки. Спасибо, у меня кое-что было припасено, ну и за прежнее ремесло пришлось взяться...
    ВИЙОН. И ты в нём неплохо преуспела, старушка...
    ЖAHHETTA. Да, кабачок у меня ничего. Небольшой, правда, но зато свой.
    ВИЙОН. Ты теперь, поди, и в церковь ходишь? Святая Жанна!
    ЖАННЕТТА. Далеко не святая, Франци, прости Господи...
    ВИЙОН. Угодникам испокон была присуща скромность. Не забудь только завещать свои сокровища попам - их профессия стоит твоей.
    ЖAHHETTA. Ты, я вижу, совсем выздоровел?
    ВИЙОН. Да, только ноги как ватные. И остальное...
    ЖAHHETTA. Но головой-то ты работать можешь?
    ВИЙОН. Смотря что за работа.
    ЖAHHETTA. Мне нужна новая песенка. Твои песенки неплохо собирают посетителей, особенно "Прекрасная Оружейница". (Поёт)
    "Ведь все мы были молодые.
    Но рано огонёк зажгли,
    сгорели вмиг дрова сухие,
    и всех нас годы подвели!"
    Вот придумай мне что-нибудь вроде этого и считай - мы квиты. Ты же прилично задолжал мне, пока болел. Ну-ка - целую зиму!
    ВИЙОН. Так меня! Всё верно, старушка, дружба дружбой, а долги долгами. Будет тебе песенка. Если бы все мне платили за мои песенки, жрал бы я сейчас гусей с яблоками да запивал столетним "Шартрёзом"!.. Но как ты тогда чумы не испугалась? У меня ведь и вправду чума могла быть...
    ЖAHHETTA. Кабы я знала про чуму, ты бы там и остался.
    ВИЙОН. Всё равно спасибо, старушка. Получай свою песенку.
    ЖAHHETTA. Уже?
    ВИЙОН. Накропал от нечего делать. "Баллада-завет Прекрасной оружейницы гулящим девкам"... (Поёт)
    Внимай, ткачиха Гийометта,
    хороший я даю совет,
    и ты, колбасница Перетта, -
    пока тебе немного лет,
    цени весёлый звон монет!
    Лови гостей без промедленья!
    Пройдут года - увянет цвет:
    монете стёртой нет хожденья.
    ЖAHHETTA. Начало идёт.
    ВИЙОН.
    Франтиха шляпница Жаннетта,
    любым мужчинам шли привет!
    И Бланш, башмачнице, про это
    напомни, вам зевать не след.
    Не в красоте залог побед -
    лишь скучные в пренебреженье,
    да нам, старухам, гостя нет:
    монете стёртой нет хожденья.

    Пляши, цветочница Нинетта,
    пока сама ты как букет!
    Но будет скоро песня спета -
    закроешь дверь, погасишь свет...
    Ведь старость хуже всяких бед!
    Как дряхлый поп без приношенья,
    красавица на склоне лет:
    монете стёртой нет хожденья.

    Эй, девки, поняли завет?
    Глотаю слёзы каждый день я.
    Затем, что молодости нет:
    монете стёртой нет хожденья.

    ЖAHHETTA. Да ты почище Алена Шартье, Франци!
    ВИЙОН. Нашла, с кем сравнить, - с этим слизняком! Налей-ка мне стаканчик.
    ЖAHHETTA. Пей и ступай с Богом.
    ВИЙОН. Как это... ступай?
    ЖАННЕТТА. И поторопись - ко мне сейчас будут гости.
    ВИЙОН. Гость?
    ЖAHHETTA. Тебе-то что? Ты моим гостем не будешь.
    ВИЙОН. Посмотрим.
    ЖAHHETTA. Ни рожи, ни кожи, а туда же! "Посмотрим"... Ты на себя посмотри.
    ВИЙОН. "За деньги каждая верна", так, да?.. Ладно, прощай.
    ЖAHHETTA. Прощай. Возьми вот немножко на дорогу. Ты славный парень, Франци, но так и разориться недолго, с тобой. Не обижайся на меня, мне тоже несладко одной...
    ВИЙОН. Заведи кого-нибудь.
    ЖAHHETTA. Кого, Франци? Мужиками я сыта по горло, а детишек мне уже поздно - я же почти старуха... Ну иди, а то разревусь ещё - краска потечёт. Иди... И поцелуй меня на прощанье, Франци. Если тебе не совсем противно...
    ВИЙОН (целуя). Я останусь, старушка? Ну, хотя бы на месяц. На неделю? На ночь?.. Почему, Жаннетт?
    ЖAHHETTA. Нет, нет, иди. У меня с тобой сердце как воск делается... Иди, Франци!

    СНОВА В ПАРИЖЕ

    Пасха. Праздничный карнавал. Фейерверки. Толпы пляшущих ряженых.

    ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ

    Всё цветёт! Вокруг весна!
    - Эйя!
    Королева влюблена!
    - Эйя!
    И лишив ревнивца сна,
    к нам сюда пришла она,
    как сам апрель сияя!
    Дни светлы, погожи,
    о, девушки!
    Радуйтесь, ликуйте,
    о, юноши!

    Ею грамота дана,
    - Эйя!
    Чтобы в круг вовлечена,
    - Эйя!
    заплясала вся страна
    до границы, где волна
    о берег бьёт морская!
    Дни светлы, погожи,
    о, девушки!
    Радуйтесь, ликуйте,
    о, юноши!

    Драка вспыхивает внезапно и нелепо. Кто-то падает. Вийона толкают и он отлетает прямо в руки капитану городской стражи Жану Ру.

    РУ. Сюда, Массе! Один есть! Держи его, Массе, сейчас мы их всех накроем!
    ВИЙОН. Пусти!
    РУ. Клянусь невинностью Пресвятой Девы, мне эта рожа знакома! Взгляни-ка, Массе, - это же Вийон! Жив стервец! Что-то задержался ты, Вийон. Твои дружки давно уже отдались в руки правосудия и, право же, поступили весьма благоразумно - теперь они наверняка вкушают райское блаженство! (Ржёт.) Держи его крепче, Массе, этот гадёныш изворотлив, как сто тысяч чертей! Ну, на сей раз ты попался, Вийон. А через тебя мы и всю вашу шайку выловим. И ты нам поможешь.
    ВИЙОН. Я час как в Париже, капитан...
    РУ. Конечно, ты тут ни при чём! Ты никого не грабил, ты никого не резал - ты рядом стоял!
    ВИЙОН. Именно так, капитан.
    РУ. Агнец божий! Массе, как он тебя назвал тогда, этот агнец? "Шлюшонка лейтенант Массе"?
    МАССЕ. Разрешите, капитан?..
    РУ. На твоё усмотрение, Массе. Но чтобы до тюрьмы дошёл сам. Бери в помощь Капеллана и Тюска, остальные - за мной... (Уходит со стражниками.)
    ТЮСКА. С возвращением, Вийон. Не успел появиться и уже набедокурил. Нехорошо...
    ВИЙОН. Будешь бить беззащитного, Массе де Орлеан?
    МАССЕ. Буду. И как ещё буду... А потом тобой займётся сам мэтр Анри - и ты проклянёшь тот день, когда ты появился на свет Божий. А пока от меня. Получи... (Бьёт в лицо. И ещё, и ещё.)

    (Взрыв карнавала.)

    Дни светлы, погожи,
    о, девушки!
    Радуйтесь, ликуйте,
    о, юноши!..

    СНОВА ТЮРЬМА

    Со скрежетом открывается дверь камеры. Тюремный сторож Гарнье и клерк Жак Рагьер, бывший друг Вийона.

    ЖАК. Здорово, старина!
    ВИЙОН. Жак? Ты как здесь?
    ЖАК. Служу Фемиде. Как видишь, кое-чего достиг.
    ВИЙОН. Ты и должен был достичь, у тебя были задатки. А ко мне ты зачем? Навестить узника?
    ЖАК. Почему же. Мы к тебе с решением.
    ВИЙОН. Кто это "мы"?
    ЖАК. Они сейчас подойдут. Господин Фурнье, господин де Байли, следователь твой Франсуа де ля Вакери, потом ещё Жан Лоран, Жан Монтэн, ну и прочие... Сегодня день суда.
    ВИЙОН. Смотри, ты тут всех знаешь...
    ЖАК. Положение обязывает, старина. Я ведь теперь старший клерк.

    Входят члены Парижского суда.

    ФУРНЬЕ. Зачитайте решение суда, Рагьер.
    ЖАК (читает). "Решением суда города Парижа за совершённые злодеяния..."
    ВИЙОН. Стоп. Скажи сразу - виселица?
    ФУРНЬЕ. Бог милостив...
    ВИЙОН. Бог - да. Не надо мне ничего больше читать, Жак. Я имею право подать прошение?
    ФУРНЬЕ. Естественно. Суд Его величества короля может отменить наш приговор. Но я думаю, в данном случае он не станет смягчать назначенное наказание. "Лучше умертвить сто невиновных, чем оставить в живых хотя бы одного виновного" - с вами иначе нельзя... Гарнье, предоставь ему всё необходимое. Удалимся, господа.

    Члены Парижского суда удаляются.

    ГАРНЬЕ. Напрасно мараешь бумагу, парень. Смирись.
    ВИЙОН. С чем смириться, Гарнье? С несправедливостью?
    ГАРНЬЕ. Э, парень, в мире столько несправедливости - куда уж тебе со всем миром тягаться... (Цитирует)
    Ложь и злоба миром правят,
    совесть душат, правду травят,
    мёртв закон, убита честь,
    непотребных дел не счесть.
    Мудрость учит в наши дни:
    "Укради и обмани!"
    Слыхал, небось? "И Господень сын у нас Вновь распят - в который раз". Вот как. Всё равно вздёрнут; таким, как ты, дорога одна - вверх. Ну, чего бы я за жизнь цеплялся? Мука сплошная, а не жизнь! Вон, еле ноги волочишь, а тоже... цепляешься...
    ВИЙОН. Баран ты, Гарнье. Глупый, плешивый баран. Тебя и на бойню поведут, а ты им всё руки лизать будешь!
    ГАРНЬЕ. Как знать, парень, кабы ты руку вовремя лизнул, может и не бился бы сейчас об стенку. Делов-то! Язык не отвалится... Я вон шестой десяток приканчиваю, а почему? Да потому что тихо живу, в покорстве. Бога блюду. А надо - так я не только руку...
    ВИЙОН. Оставь меня. Дай подумать.

    Гарнье выходит.

    ВИДЕНИЯ

    Безликая женщина в черном.

    ВИЙОН.
    Кто там стучится?
    СУДЬБА.
    Я.
    ВИЙОН.
    Кто это я?
    СУДЬБА.
    Я - сердце скорбное Вийона-бедняка,
    что еле жив без пищи, без питья,
    как старый пёс скулит из уголка.
    Гляжу - такая горечь и тоска!..
    ВИЙОН.
    Но отчего?
    СУДЬБА.
    В страстях не знал предела!
    ВИЙОН.
    А ты при чём?
    СУДЬБА.
    Я о тебе скорбело
    всю жизнь.
    ВИЙОН.
    Отстань! Дай мне поразмышлять...
    СУДЬБА.
    И долго?
    ВИЙОН.
    Жди, чтоб юность пролетела!
    СУДЬБА.
    Тогда молчу.
    ВИЙОН.
    А мне... Мне наплевать.
    СУДЬБА.
    Чего ты хочешь?
    ВИЙОН.
    Сытого житья!
    СУДЬБА.
    Тебе за тридцать!
    ВИЙОН.
    Не старик пока...
    СУДЬБА.
    И не дитя! Но до сих пор друзья
    тебя влекут к соблазнам кабака.
    Что знаешь ты?
    ВИЙОН.
    Что? Мух от молока
    я отличаю: чёрное на белом...
    СУДЬБА.
    И это всё?
    ВИЙОН.
    А ты б чего хотело?
    Коль непонятно, повторю опять.
    СУДЬБА.
    Погибло ты!
    ВИЙОН.
    Держусь пока что смело.
    СУДЬБА.
    Тогда молчу.
    ВИЙОН.
    А мне... Мне наплевать.

    Судьба исчезает. Снова скрежещет дверь. Жак Рагьер.

    ВИЙОН. Держи, Жак. (Передаёт прошение.) Попробуй подтолкнуть высокий суд. Отец Вийон тебе поможет, да и сам ты в накладе не останешься.
    ЖАК. Так и быть, по старой дружбе. Попытаюсь. В рамках закона, конечно... (Уходит.)
    ВИЙОН. Ну понятно, ты же законник...

    В кресле выплывает Лоренцо Валла, старый, обрюзгший, с мясистым носом и заплывшими глазками. В волосатой руке бокал.

    ВИЙОН. Ты, философ? Что скажешь?
    ВАЛЛА. Для питья надо пользоваться большими широкими бокалами. Только тогда ты в полной мере сможешь оценить всю прелесть вина.
    ВИЙОН. Совет мудрый. Особенно мне.
    ВАЛЛА. Что бы ни случилось, ты должен быть мужественным и надеяться на лучшее.
    ВИЙОН. Говорят, под конец жизни ты служил папе? Ты, великий еретик!
    ВАЛЛА. У меня за домом в подземной скале, которая примыкает к моим строениям, вырублен погребок. И я позаботился, - чему я больше всего радуюсь, - об его наполнении всевозможными винами различного цвета, вкуса, запаха... Если б ты знал, малыш, до чего мне всё это осточертело! Все эти папы, короли, бароны... Все рвут друг другу глотки - и ради чего? Думать некогда. Бессмыслица... Мне надоело, малыш, я устал. Я спускаюсь в свой погребок и там обретаю истину. Ибо она в вине. В вине, малыш! Я там и умру, в погребке, мне так хочется... Знаешь, а мир всё-таки величайшая мерзость. И самое разумное в нём - стать свиньёй... Я просто старый пьяный боров, малыш, и мне так хорошо. А ведь цель жизни - наслаждение, верно? Так вот, я тебе открою свой секрет: все наслаждения Вселенной не стоят этого одного - быть боровом. Ладно, пойду. Соскучился я без своего погребка... Так запомни, малыш, - из большого бокала! Обязательно из большого!.. (Исчезает.)

    Скрежет двери. Жак Рагьер, стражники.

    ЖАК. Пошли, Вийон. Пришёл ответ на твоё прошение.
    ВИЙОН. Что?
    ЖАК. Пошли, там узнаешь.

    СУД

    Зал Парижского суда. На возвышении за столом - судьи: господин сенешал, советник Мартин Бельфе, королевский советник сир Гийом Коломбель; рядом остальные участники судопроизводства: аудитор Жан дю Рюэль, прокурор Фурнье, следователи, писцы, клерки. Собрались они, естественно, не только ради Вийона.

    ФУРНЬЕ. Стань вон туда, Вийон, за перегородку. Читайте, Рюэль.
    РЮЭЛЬ. "Дело Франсуа Вийона, кордильяра. Решением суда города Парижа приговорён к повешению. Преступником подано в Королевский суд Франции прошение о помиловании..."
    БЕЛЬФЕ (господину сенешалу). Ваша светлость, решение королевского суда у меня.
    СЕНЕШАЛ. Зачитывайте быстрей, Бельфе, пора заморить червячка...
    БЕЛЬФЕ. Прошу тишины, господа! (Читает) "Королевский суд Франции в составе..."
    СЕНЕШАЛ. Короче, Бельфе.
    БЕЛЬФЕ. "Рассмотрев прошение о помиловании Вийона Франсуа, обвиняемого..." Ну, тут я пробрасываю... "Пункт первый: назначенное судом города Парижа наказание признать чрезмерным..."
    ВИЙОН. Жив!
    ФУРНЬЕ. Не спеши, дружок.
    БЕЛЬФЕ. "Пункт второй: принимая во внимание дурную жизнь вышеуказанного Вийона, подвергнуть его изгнанию из Парижа и графства Парижского сроком на десять лет". Протокол Королевского суда от 5 января 1463 года. Всё, Ваша светлость...
    СЕНЕШАЛ (вставая). В заседании суда объявляется перерыв.
    ФУРНЬЕ. Освободите его, капитан. (Вийону) Виселицы тебе всё равно не миновать.
    КАПИТАН РУ. Чтоб духу твоего здесь не было, паршивец!
    ГАРНЬЕ. Больше не попадайся, парень. В другой раз так дешево не отделаешься.
    ЖАК РАГЬЕР. Уноси ноги, Франци!
    ВИЙОН. Минутку, господа! И вы, прелестные дамы, и ты, искушённая публика, - одну минутку! Успеете вы ещё вернуться к своим баранам... Последняя сцена нашего представления! "ИСПОВЕДЬ ФРАНСУА ВИЙОНА"! Успокойтесь, господа, я вовсе не собираюсь произносить покаянную речь - с детства ненавижу речи. И потом, мне не в чем каяться перед вами, я не грешней любого из вас. "Не судите, и да не будете судимы" - вот что я вам скажу, господа! Если я в чём и грешен, так только в том, что я - это я, Франсуа Вийон, человек. Это мой единственный грех, но это и моя единственная привилегия, и ради неё я пошлю к дьяволу все райские кущи и того и этого света! Если хоть раз, хоть когда-нибудь вы испытали, что значит "быть человеком", - вы поймёте. Ну а если нет... Вам легче. Всегда легче плыть по течению... Я плохой пловец - может быть, - но каким бы я ни был, я сам хочу выбирать, куда мне плыть. Я человек, господа! Меня можно свалить в грязь, можно посадить на цепь и заставить плясать под чужую дудку, - да мало ли что можно сделать с человеком! - но плясать-то буду всё-таки я...
    А теперь прощайте. Прощай, мой город, мой грязный, жестокий и всё же Бог его знает почему любимый, мой Париж; прощай и ты, моя буйная "альма-матер", моя Сорбонна; и вы, мои верные собутыльники, мои друзья, - хоть вы и отвернулись от меня в беде; и вы, мои бойкие подружки, - от вас-то я верности и не ждал; прощайте и вы, грозные и беспощадные владыки мира сего, и вы, жаждущие стать грозными и беспощадными, - грызитесь из-за пригоршни праха, если вам так уж не терпится завладеть ею... Деньги, власть, слава... Слава, власть, деньги... Грызитесь, Бог с вами, в земле хватит места всем... Прощайте и вы, уткнувшиеся в своё сегодня, - судя по всему, оно вас вполне устраивает; прощай и ты, суд милостивый, правый и святой, - все прощайте!..
    И вот что запомните, господа: черви остаются червями, даже когда жрут живых! Есть кое-что, до чего вам никогда не добраться. Одни называют это "душой", другие - "талантом". Я - "Жизнью". Я живой - вот в чём вся штука, господа! А всякая жизнь - слышите вы, всякая! - бессмертна! Истина в том, что жизнь - настоящая жизнь - одна. И когда все вы давно истлеете, когда истлеют и подобные вам и подобные тем подобным, когда память о них сотрётся, как стираются имена на мраморных плитах, когда прах вновь обратится во прах, - я всё ещё буду жить! Я буду жить и потом. Всегда. Я - человек - теплящаяся во Вселенной искра вечного и всепоглощающего огня... Ибо жизнь - солнце, господа! И не вина солнца, если оно порой освещает грязь... Больше мне нечего сказать вам, господа черви. Глупо раскаиваться в жизни. Мне жаль вас... (Запевает)
    От монарха самого
    до бездомной голи -
    люди мы и оттого
    все достойны воли!
    Кто для ближнего готов
    снять с себя рубаху,
    восприми наш братский зов,
    к нам спеши без страха!

    Беснующаяся толпа карнавала закрывает Вийона.

    ВСЕ (поют).
    Жизнь на свете хороша,
    коль душа свободна!
    А свободная душа
    Господу угодна!

    И снова идёт он, поэт, мимо пьющих, пляшущих, валяющихся на обочинах людей, идёт сквозь Вселенную, сквозь время, идёт по бесконечной дороге, имя которой "ЖИЗНЬ"...

    З А Н А В Е С

    декабрь 1976 г. - февраль 1977 г.


    АВТОРЫ ПЕРЕВОДОВ СТИХОВ

    "Я знаю, кто по-щегольски одет... " - И. Эренбург
    "Милосердье - наш закон... " - Л. Гинзбург
    "Мы вкус находим только в сене ... " - И. Эренбург
    "Но что влечёт их в этот срам?" - Ф. Мендельсон
    "Вещь дорога, пока мила... " - Ф. Мендельсон
    "От жажды умираю над ручьём... " - И. Эренбург
    "Оставим монастырь монахам ... " - Ф. Мендельсон
    "Всегда мечтал я жить в уединенье... " - Ю. Верховский
    "Тем менее я властвую собой... " - А. Эфрос
    "Вот будешь ты мой мил-дружочек... " - Бенедикт (Игра о Робене и Марион)
    "Подружка, эй! Лёр-лёре-ва!" - А. Сухотин (Игра о Робене и Марион)
    "Адвокат Патлен" - Л. Р. Коган
    "В плодах, что вам вкушать дано... " - Б. И. Пуришев (Действо об Адаме)
    "Любовь лишь тем и хороша... " - Ф. Мендельсон
    "В какую б дудку ты не дул... " - Ф. Мендельсон
    "Всё цветёт! Вокруг весна! " - В. Дынник
    "Я, Франсуа, чему не рад... " - И. Эренбург
    "Прошу монахов и бродяг... " - Ф. Мендельсон
    "О, смерть, как на душе темно!" - Ф. Мендельсон
    "Мы - братья ваши, хоть и палачам... " - Ф. Мендельсон
    "Ведь все мы были молодые... " - Ф. Мендельсон
    "Внимай, ткачиха Гийометта... " - Ф. Мендельсон
    "Ложь и злоба миром правят... "- Л. Гинзбург
    "Кто там стучится? Я. Кто это я?" - Ф. Мендельсон
   
    *
   
   

---

© Copyright Пучеглазов Василий Яковлевич (poutcheglazov@mail.ru) Размещен: 23/12/2011, изменен: 25/10/2019. 127k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"