Трещина в камне напоминает смеющийся рот. Изогнутые в улыбке губы, ироничный скол сбоку. И кровавые брызги наискосок, как будто каменные зубы раскусили перезрелый помидор. Чувствую, как по телу бегут мурашки. Звон в ушах усиливается.
- Эрнест!
Поднимаю голову, шарю взглядом вокруг. На балконе, с которого я так резво сиганул, машет руками Арнольд.
- Эрнест, не сходи вниз! - голос у него срывается, парень надсадно сипит: - Не сходи с места, стой, где стоишь!
Оборачиваюсь кругом. То ли у меня мутится в глазах, то ли в зале стало темнее. Жаровни чадят, огонь в них почти погас. Густой дым вяло переваливается с краёв металлических чаш и тугими клубками сползает на пол.
Странно, раньше в полу не было тех квадратных решёток. Или я их не заметил? По периметру постамента открылись решётчатые отверстия, по три с каждой стороны. Сквозь мелкие ячейки со свистом и шипением струится сизый пар. Он поднимается вверх, повисает над полом и расползается в воздухе.
Щербатые каменные плиты затянуло туманной дымкой. Смутно чернеют скорчившиеся на полу в причудливых позах люди в балахонах. Они неподвижны. Лестницы вокруг постамента уже наполовину скрылись в сизом тумане. Вот ещё одна ступенька потемнела, её край оплыл, над ним заклубились усики ядовитого дыма.
Один из палачей, избежавший падения в каменную пасть, должно быть, не удержался на ногах и скатился вниз. Вот он, лежит плашмя на лестнице, голова его окутана туманом, тело сотрясает судорожный кашель. Вижу, как дёргаются его ноги, колотят пятками по ступенькам.
А ведь это ловушка. Я тут один, как перст. Куда делись оратор со свитком и красивая девица? Только что они были здесь, подброшенные в воздух взрывом, среди обломков разлетевшегося на куски алтаря. И вот их нет, словно не было никогда. Даже следа не осталось.
- Эрнест! Повернись и посмотри направо! - кричит Арнольд.
Машинально поворачиваюсь и смотрю.
- Там, в углу, видишь? Смотри внимательно!
И правда, в дальнем углу зала, скудно освещённом одинокой догорающей жаровней, смутно темнеет арка. В узком проёме угадываются ступени ведущей наверх лесенки.
- Вижу, - отвечаю, и сам поражаюсь, как сипло звучит мой голос. Туман уже почти вполз на площадку, где я стою. Ещё немного, и он закроет её целиком.
- Набери воздуха, вдохни глубже. Задержи дыхание и прыгай вниз, - голос красавчика тоже срывается и хрипит. - Беги к выходу, не останавливайся. Если задержишься, умрёшь!
Шагаю к краю постамента, гляжу вниз. Там мутными волнами плавает дым, переливается над еле видными на полу длинными бугорками - телами людей. Прыгать туда?
Делать нечего. Если останусь здесь, то наверняка смогу украсить своей синей тушкой этот мрачный пейзаж. Обречённо вздыхаю, ступаю на лестницу, схожу вниз по щербатым ступенькам. Останавливаюсь, когда уровень ядовитого тумана доходит мне до груди, делаю несколько глубоких вздохов, так, что на боках трещит кольчуга. Потом сжимаю зубы, задерживаю дыхание, и окунаюсь в туман с головой. Хватаю ещё дёргающееся тело палача за ногу, и резко стартую с места.
С закрытыми глазами пролетаю остаток ступеней. Направо и прямо. Вытягиваю вперёд руку с саблей, размахиваю ей в дыму. Мало ли что.
Глухо стучат мои сапоги по каменному полу, звук шагов увязает в дыму и тут же пропадает, как под толстым слоем ваты. Сзади, за телом палача волочится, звякая по плитам, длинный меч.
Бедняга так и не выпустил его рукоять из судорожно сжатых пальцев.
Дзынь! С печальным звоном узкое лезвие моей сабли ломается, обломок упирается во что-то твёрдое. От сильного толчка рукоять едва не вылетает из руки.
Приоткрываю глаза. Проклятье! Я слишком забрал вправо, и уткнулся в стену. Что же, пусть чёртов дым выест мне глаза, всё лучше, чем помереть здесь, в этом подвале.
Бегу почти вслепую, открытые глаза невыносимо жжёт, по лицу текут слёзы. Из тумана выпрыгивает колонна, огромные блоки покрыты паутиной трещин. Огибаю её каменный бок, тело палача позади безвольно подпрыгивает на выбоинах пола. Глухо стучит о плиты коротко остриженная голова.
Одинокая жаровня впереди, огонёк в ней еле тлеет, расплывается красным пятном. Не в силах свернуть, сшибаю чашу. Колено пронзает острая боль, фейерверк искр от догорающих углей рассыпается под ногами. Жаровня с грохотом катится по полу.
Вот он, узкий арочный проём в стене, в самом углу. Пол кренится, ускользает из-под ног, последний воздух со свистом вырывается сквозь сжатые зубы. Сломанная сабля выпадает из моих разжавшихся пальцев. Шатаясь, из последних сил нашариваю косяк, падаю на колени. Нет, я не умру здесь. Я ещё увижу бабочек размером с мою ладонь. Я попью воды из синего озера. Я буду лежать в траве среди цветов, и смотреть на дивную, огромную луну.
Упрямо ползу наверх, по ступеням. Они громоздятся, как горы. Им нет конца. Нельзя дышать, нельзя.
Чья-то рука вцепляется мне в волосы, с силой дёргает вверх. Рывок, меня буквально подбрасывает, я пролетаю через последние ступеньки и падаю на живот. Ур-ргх!
Слышу надрывный кашель. Меня немного протаскивают по камням и бросают.
Лежу плашмя, чувствую себя раздавленной черепахой. Судорожно глотаю воздух широко открытым ртом. Звон в ушах медленно затихает. Вяло переворачиваюсь на спину, повёртываю голову. У стены сидит, привалившись боком, Арнольд.
Парень глухо кашляет, прижав ладонь к груди. С трудом переводит дыхание, взглядывает на меня.
Встречаемся взглядами.
- Живой? - чуть слышно выговаривает красавчик, и заходится в новом приступе кашля.
Хочу ответить, и не могу, горло сводит судорога. Глотаю засохшую слюну, глотку дерёт, как наждаком, шершавый язык еле ворочается во рту.
- Зачем ты, - красавчик, запинаясь, награждает меня замысловатым эпитетом, - прыгнул вниз? Какого... ты полез с балкона?
Отворачиваюсь. Упираюсь взглядом в стенку. Дыхание потихоньку выравнивается, хрип в груди затихает. Только саднит ушибленная коленка, да невыносимо чешутся обожжённые глаза.
- Я на тебя такой ценный посох истратил, - бубнит над ухом Арнольд. Голос его прерывается, будто ему трудно дышать. - Когда ты вниз соскочил, вся эта братия на тебя кинулась. А у меня только пять зарядов! Я, как дурак, вниз побежал, там лесенка сбоку оказалась. Ещё поискать её... Потом люки открылись. Ладно, я вовремя заметил. Успел вернуться.
Красавчик хрипло вздохнул, прижал ладонь к рёбрам. Затих у стены. Я посмотрел на него. Под пальцами по ткани чужого балахона расплылось бурое пятно.
- За мной погнались, - заметив мой взгляд, отозвался Арнольд. - Прости, Эрнест, у меня был только один пузырёк с лекарством. Едва хватило...
- Это ты меня прости, - едва шевелю губами. Надо встать, уйти отсюда, но сил почему-то нет. Перед глазами выскакивает уже знакомая табличка. Буквы на ней наливаются зловещим красным цветом. Поверх этой вылезает ещё одна, на ней столбик цифр. Девица ласково шепчет на ухо: "Вам нужно отдохнуть..."
- Тебе надо поспать, Эрнест, - говорит Арнольд. - Нам обоим надо поспать. Иначе не будет сил выйти отсюда.
- Арнольд, - поворачиваюсь к нему. Тот отвечает сонным взглядом. На щеке у него видна изрядная ссадина, будто красавчика протащили физиономией по полу. - Скажи, ты её видел?
- Кого?
- Её. Девушку. Там, внизу. Такая красивая.
- Не было там никакой девушки.
Поднимаю чугунную руку, тру ладонью глаза. Едкие слёзы всё ещё стекают по щекам, щекочут шею. Нет. Не может быть.
- Ты просто не заметил. Она была там, на алтаре.
- Эрнест, нам нужно поспать.
- Хорошо. - Чувствую, как слипаются глаза. И правда, надо отдохнуть. Сейчас я не в силах сделать ни шагу. - Только скажи, а эти свитки, цифры перед глазами... их тоже нет? Я один их вижу?
Слышу, как красавчик задерживает дыхание, потом судорожно кашляет. Он сипит, всхлипывает, кажется, даже стучит лбом о стену.
Приподнимаюсь, смотрю на него. Помирает, что ли?
- О, боги, Эрнест, - Арнольд икает, взглядывает на меня, быстро отворачивается к стене, и снова начинает отрывисто кашлять. Да он смеётся!
- Что смешного?
Красавчик со всхлипом переводит дыхание. Говорит уже спокойно:
- Да ты шутник, Эрнест. Цифры! Это же альфа и омега игры. Кто их не видит?
Вот как, значит. Ты вовсе не так плох, дружище Эрнест. Осторожно спрашиваю:
- И что они значат?
Арнольд забывает о сне. Отлипает от стены, смотрит на меня, голубые глаза так и блестят:
- Как это - что значат? Ты неграмотный?
- Грамотный! - рявкаю с досадой. - Только я вашего тарабарского языка не учил. Ты сам-то понимаешь, что у тебя написано?
Он медленно моргает, не отводя от меня глаз. Молча открывает и закрывает рот. Откашливается:
- Это какая-то ошибка, Эрнест. Все понимают, что им пишут. Разве можно играть, не зная языка?
- Подожди, - я сажусь, с трудом подбираю под себя ушибленную ногу. - Подожди. Какая игра? Когда ты сказал - игроки, я думал, ты это так... фигурально. Ну, для красного словца, что ли. Вся наша жизнь - игра, и всё такое.
- Хочешь сказать, - медленно выговаривает Арнольд, - ты хочешь сказать, что всё это - реальный мир? Ты думаешь, что всё вокруг - настоящее? А когда ты бросился за мной в воду, ты верил, что погибнешь?
Задумываюсь. Так трудно подобрать слова. Это ощущение невозможности и одновременно полной реальности происходящего. Это чувство, что всё, что со мной происходит, совершенно нормально. Что так и должно быть. И что такого быть не может. Жар сомнения, тут же тонущего в ледяном спокойствии. Наконец отвечаю:
- Я не знаю, Арнольд. Не знаю. Мне кажется, я всю жизнь так жил. Верил и не верил. Может быть, так и надо. Кто знает?
Парень качает головой, в глазах его странное выражение - не то удивление, не то жалость. Не отвечая, молча царапает пальцем по полу, выводит непонятные загогулины. Потом решительно стирает написанное ладонью и взглядывает на меня:
- Я скажу тебе одно, Эрнест. Сейчас это единственная наша реальность. Если ты не знаешь языка, тебе надо его выучить. Я тебя научу. Не хочу, чтобы ты умер раньше срока.
- Какого срока? - это надо обдумать. Мне действительно надо поспать. Неодолимо тянет в сон. Голос красавчика доносится, словно издалека:
- Пока идёт игра. Ты тёмная лошадка, Эрнест. Тёмная лошадка...