|
1.
Апрель, ясный день. На берегу неширокой, с заводями и омутами реки, сидел солидный, упитанный господин с дорогой телескопической удочкой. На голове бейсболка, с длинным козырьком. На плечах шикарная малиновая куртка с накладными карманами. Улов пока был небогатый: в ведёрке трепыхались два невзрачных пескаря. Впрочем, что ему улов! Так, сбить охотку, утолить жажду к охоте, к рыбалке, в основе которой лежала первобытная страсть мужчины к победе над дикой природой. Однако, с первого взгляда было понятно, что в последнее время мужчина всё реже выбирался на эту самую природу — располнел, огруз, его едва выдерживал раскладной стульчик.
На поляне стоял бронированный джип. Охранник и водитель жарили шашлыки. Уже была расстелена скатерть-самобранка, а на ней красовались бутылки и баночки разного калибра. Тут-то и появился исхудавший парень в непрезентабельной одежде. Он выглянул из-за кустов и пустил слюну. Охранник первым заметил его, грозно выпрямился и крикнул: «Дуй отсюда, пока цел!» Но рыбак, оглянувшись, милостиво подозвал бродягу к себе.
— Бомж? — спросил он.
— Да, вида на жительство не имею.
— И, небось, кушать хочешь?
— Не отказался бы, — подтвердил худой.
— А что предпочитаешь? — продолжал расспрашивать упитанный господин. — Шашлык по-карски, балык из сёмги, утку по-пекински или что-нибудь из французской кухни?
— Я не привередливый, — скромно ответил парень.
— Ясное дело, — усмехнулся толстый. — Объедки из мусорных баков не способствуют утончённому вкусу. Я бы, конечно, мог накормить тебя, да и сто грамм предложить. Но это с моей стороны было бы не концептуально. Я тебе даже этих пескарей не отдам, оставлю своей мурке. А вместо того, подарю тебе удочку!.. Смысл понял, нет?
— Понял, — ответил оборванец, принимая подарок. — Теперь я, как захочу кушать, сам наловлю себе рыбы.
— Смотри, какой сообразительный! — удивился толстый. — Но почему ты тогда бедный, если такой умный?
— Честное слово, исправлюсь.
— Ну, иди. Лови рыбу и помни мою доброту, — толстый, бывший идеологический работник, огорчённо вздохнул, пожалев, что эта великолепная нравоучительная сценка не попадёт на экраны телевизоров, а дуболомы из его свиты вряд ли чего поняли и только удивлялись, прислушиваясь к разговору.
Худой ушёл, а на полянке началось пиршество. Толстый был в прекрасном настроении, изрядно принял на грудь и задремал на атласном одеяле. Ласково грело солнышко, не взимая плату за лучи, заленились комары и оводы, не досаждая отдыхающим. Толстый в полудрёме сорвал бархатную курточку и отбросил в сторону, а затем стащил с себя рубашку. Его круглое, бледно-розовое пузцо аккуратно колыхалось. Рядом, привалившись к берёзе, прикорнул охранник. Водитель дремал в джипе...
Из ближайших кустов поднялось удилище, и в сторону курточки полетела леска с крючком без наживки. Верхняя одёжка миллионера податливо поползла по вытоптанной траве. Худой (разумеется, это был он) подхватил малиновую курточку и без передыху, пока не зашлось дыхание, чесал вглубь леса. Потом сел на поваленную лесину и отдышался. Во внутреннем кармане куртки он обнаружил бумажник с зелёными денежками.
На солнце набежала мрачная, дымчато-чёрная туча. Мигом потемнело, рванул неприятный ветер. Толстый поёжился и пошарил вокруг себя, нащупывая одёжку. Открыл глаза. И громким матом разбудил охрану.
Через день его вассалы, проезжая по городу, заметили у пивного ларька бомжеватого мужчину в малиновой куртке. Они выскочили из машины, содрали куртку, правда, без кожи и стали избивать. Бомж прижался к стене и закрылся руками. Но когда один из бойцов сунулся ближе, он изловчился и нанёс ответный удар. Второй боец рукояткой пистолета двинул его по темечку. Бомж упал и затих.
— Вот сука, до конца сопротивлялся, — сказал первый, морщась и ощупывая челюсть.
— А бичара, кажись, из ментов. — Второй заметил, что на бродяге синие милицейские штаны. — И пошире в плечах, чем тот, из леса.
— Верно! — присмотрелся пострадавший. — Это ж мой бывший начальник, капитан Куратов.
Он со всего маху пнул лежащего без движения, залитого кровью бомжа носком ботинка.
2.
В шикарном офисе худощавый бизнесмен беседовал со своим сотрудником, у которого один глаз не мигал, а вся голова была в шрамах.
— Скажи, Куратов, кто в нашем городе самый крутой?
— Ты, конечно, — ответил сотрудник, в улыбке показывая превосходный набор искусственных зубов.
— Льстишь. Про Толстого забыл.
— Ну, так у вас же были разные стартовые возможности.
— Что ж, отдадим ему должное, как пионеру бизнеса, — кивнул Худой. — Но нынче меня не устраивает его весовая категория. В таком болоте, как наша, иметь двоих аллигаторов — перебор.
— Экономически нецелесообразно, — поддакнул бывший капитан. — Так-то оно так, только... Он чувствует, что уже нецелесообразный. Усилил охрану, почти нигде не бывает.
— Хм, а рыбалка по-прежнему в числе его увлечений?
— Теперь у него рыбалка в своём поместье, туда на километр не подойти.
— Пожалуй, я могу предложить эксклюзивный вариант. — Худой подошёл к шкафу и вытащил из него нечто. — Возможно, эта штука вам, бойцам невидимого фронта, поможет.
— Что это?
— Его подарок. Когда-то мы беседовали по душам, и он подарил мне удочку. Это было в те годы, когда тебе глаз вышибли.
— Он запомнил, кому подарил?
— Вряд ли. Держит в голове только свои мудрые советы и совершенно забывает тех, кому их впаривает. Для меня же этот подарок оказался настолько по теме, что я сберёг и держу в специальном футляре.
— Интересно, — сказал Куратов, вытаскивая телескопическую удочку и разглядывая. — Грамм сто гексогена мы сюда, конечно, запихаем. Но только под каким предлогом отдарить?
— Думай, тебе не вредно. Но думай интенсивно.
Через день Куратов вошёл в кабинет шефа. На его груди висел массивный бинокль.
— Всё складывается, как нельзя лучше. У нашего контрагента через месяц юбилей — пятьдесят лет. Удочку он получит от сына. Этот балбес до сего времени только требовал: папа, дай! И папаша будет безумно рад, когда впервые в жизни получит от него подарок.
Худой нахмурился, припомнив дочь Виталину, погибшую в автокатастрофе при невыясненных обстоятельствах. В тот роковой день она зашла к нему в офис после занятий в университете. И он отправил её домой на своём автомобиле. Менты из уголовки установили, что авария — цепь совпадений, трагическая случайность. Но Худой знал, что случайности в бизнесе тщательным образом планируются. Жертвой аварии должен был стать он сам.
— Моё имя не засветится?
— Ни в коем разе, — заверил Куратов. — Передаточная цепочка довольно длинная. Я уже дал своим пацанам задание подружиться с Адиком — так папа зовёт сынка. Тем паче, что обстоятельства нам на пользу. Парень недавно стал совершеннолетним, и родитель отселил его в отдельную квартиру.
Он подошёл к широкому окну, чуток отдёрнул портьеру и поднял бинокль к глазам.
— Можешь полюбоваться. Мои ребята уже обрабатывают этого гламурного подонка.
Худой взял бинокль и отыскал лоджию нового элитного дома. На ней разместилась компания из парней и девиц. В окулярах появился один из них — с блаженной улыбкой.
— Олигофрен, что ли?
— Да не так чтобы, но близко к тому, — пояснил Куратов. — Он дружил с девчушкой, однокурсницей. Она погибла, и это очень сильно на него подействовало. Отец нанимал лучших психиатров. Ну, а те, как водится, очень постарались. И вот... залечили.
— Как собираетесь взрывное устройство включить?
— Всё продумано, шеф. Техгруппа уже вовсю работает над речевым анализатором. Электроника среагирует на фразу «хэппи бёздэй ту ю», — охотно доложил Куратов. — Адика мы подучим при вручении удочки поздравить отца именно таким образом.
— Оставь бинокль, — попросил Худой. — Буду любоваться на мир божий с высоты своего положения.
Почти каждый день он справлялся, как идёт разработка операции. Помощник отвечал, что в график укладываются. Речевой анализатор опробован, Адик выучил слова и согласился пропеть.
— Хороший голос: чистый и звучный. Здоровый амбал, а голос почти детский.
3.
С раннего утра, в день пятидесятилетия конкурента, Худой и сам чувствовал себя необычно. Он решил поздравить юбиляра. Ему и раньше иногда доводилось контактировать с Толстым, пересекаясь по делам и соблюдая правила хорошего тона. Но сейчас не пожелал услышать голос главного конкурента и принимать ответные благодарности. Что ж, нет проблем: послал юбиляру СМС с поздравлением и пожеланием здоровья. «Чем не алиби. Чуть ли не меморандум о добрых намерениях».
Звякнул мобильник, приняв ответное послание. «Пощади», — высветились чёрные буковки на светлом поле дисплея. Это Худого неприятно поразило. Он вызвал Куратова.
— Твои агенты прокололись! Толстой запросил о пощаде!
— Да нет, просто беднягу нехорошие предчувствия одолели. По нашим сведениям он даже к экстрасенсам обращался. Изнервничал, исхудал. Хоть погоняло меняй.
— И что ему экстрасенсы наплели?
— Увы, эта информация осталась для нас недоступной.
— Ну, пусть понервничает. У тебя всё готово?
— На сто процентов, — кивнул Куратов. — Его сынок доведён до нужной кондиции. Это оказалось довольно просто. Недоделок. Он даже на права не мог сдать. Правда, всё-таки получил, но папа ему строго-настрого запретил самому садиться на руль. А личный водитель Адика — теперь тоже наш человек.
— Ну, смотрите, не оплошайте.
— Всё будет тип-топ, — заверил Куратов. — На всякий пожарный внедрили в усадьбу Толстого своего человека. Уборщиком нижнего уровня.
Худой остался доволен. Вспомнил, с каким чувством ужаса он крал куртку в лесу. Заметили бы тогда, и конец. Пристрелили бы как собаку, и тело сбросили в омут. А ведь в куртке могло ничего и не оказаться. Ну, да повезло, и совет оказался дельным. На похищенные деньги удалось приодеться и пустить пыль в глаза одной богатой дамочке. А малиновая куртка, правда, ненадолго, перекочевала на плечи уволенного со службы капитана Куратова, ныне преданного слуги.
Тот стоял — не уходил, терпеливо ждал, видя, что шеф пребывает в раздумье.
— Так что? — осмелился осведомиться. - Действуем по плану? Или будут какие-то коррективы?
Худой прошёлся по кабинету и остановился под портретом дочери. Здесь Виталине семь лет. Чистое, ласковое дитя, с голубыми глазами и белым бантом.
— Ты насчёт «пощади»? — Он поморщился. — Нет уж. Не будем забывать библейскую заповедь.
— Это какую? — с любопытством спросил Куратов. В последнее время, перебрав нескольких любовниц, он прогнал всех и жил с матерью, богобоязненной старушкой. По вечерам она доставала сына чтением Библии. Он терпеливо сносил её бормотание. Имея хорошую память, многое запомнил. Иной раз подхватывал, помогая матушке, и
с самоиронией думал: «А ведь я вполне мог бы читать проповеди в какой-нибудь захудалой церквушке».
— Око за око! — ощерился шеф.
— Вообще-то я и одним глазом вполне обхожусь, — миролюбиво поделился Куратов. — Даже удобней. Когда целишься, зажмуриваться не надо.
— Ну, а зуб за зуб? Тебе же все выбили.
— Эти, вставленные, ещё лучше — кариесу не подвержены. И знаешь, шеф, в Библии есть и такая присказка: «Подставь левую щёку, если тебя ударили по правой».
— Что ж, молодец! — похвалил Худой. — Приятно иметь дело с истинным христианином. Но как нам быть с экономическими мотивами, на которые ты сам указывал?
Куратов почесал шрам на темени, заросший жёстким волосом.
— Да уж, тут ничего не попишешь, — признал он. — Экономика — базис, а всё остальное — пристройки.
— Ну вот, ты и в политэкономии прекрасно разбираешься. Действуй!
Худой остался один. Усмехнувшись, подумал: напрасно утверждают, что люди его конституции — сплошь злюки и кощеи бессмертные. Он-то раньше был добрым. Во всяком случае, добродушным — точно. На мир глядел беззлобно, не используя перекрестие оптического прицела. Бывало, подвыпив, нежился под ласковым неприватизированным солнышком и рассуждал вполне миролюбиво. Все, мол, под богом ходим, сегодня ты олигарх, а я бомж — что с того? Нельзя же всерьёз относиться к своему временному пребыванию на этой планете. Завтра там — в единой, для всех подходящей униформе — встретимся. Однако с той давней встречи в лесу начался перелом. И окончательно завершился в день гибели дочери.
4.
Время приёма мелатонина. В последние годы Худой всё реже ощущал радость бытия, и обойтись без этого искусственно синтезированного гормона не мог. С точностью до минуты к нему пожаловал врач из клиники и сделал необходимую инъекцию. Его указательный палец был забинтован.
— Что это у вас с пальцем, доктор?
— Да пустяки, — разъяснил тот. — Подопытная крыса укусила.
— А что так?
— Изнервничалась. Всего-то на час припоздал сделать ей укольчик с гормоном радости.
Доктор угодливо улыбался, всем видом показывая: «Вас-то я без опоздания обслужу». Замерил давление, сделал укол и напоследок попросил оскалиться. Он и раньше об этом просил, на всяк случай проверяя мимику клиента на предмет нечаянно приключившегося инсульта.
— Ну, хороший у вас оскал, вполне приличный. С таким Серого Волка на детском утреннике можно играть, — то ли пошутил, то ли похвалил и удалился.
Инъекция подействовала. Стало не то, что радостнее, но легче, спокойнее в области той эфемерной структуры, которую издавна называли душой. Худой подошёл к широкому окну и, отдёрнув портьеру, прильнул к окулярам бинокля. Знакомая лоджия была пуста. «Наверно, Адик уехал поздравлять папочку», — усмехнулся он. Скорей бы уж!.. Отдёрнув штору до конца, с высоты четырнадцатого этажа стал разглядывать мир божий. В поле зрения попалось несколько супермаркетов, в которых кассовые аппараты отщёлкивали ему выручку. Светилась реклама на ресторанах и кафе, в которых развлекались люди, отравляя себя алкоголем, наркотиками и множа его капиталы. Дальше поднимался столб чёрного дыма из высокой трубы, недавно построенного им крематория, как бы завершавшего жизненный цикл тех, кто сейчас развлекался в барах.
Труба торчала у самого горизонта, и дальше смотреть было некуда. Только по памяти знал, что там начинается лес и речка, где когда-то шастал. Опять припомнил себя — голодного, и Толстого — с его советами. В сущности, именно в тот день сознание перевернулось. И в эфемерной субстанции под названием «душа» поселился нынешний мрак. Вот хоть режьте на куски, хоть бейте смертным боем, не уверен он, что есть свет в конце туннеля. В наличии имеется лишь физическое тело из мышц, кожи и хрящей, которое в конечном итоге черви сожрут... если оно не будет кремировано в его новом рентабельном предприятии.
Впрочем, что будет в итоге — наплевать. Важней то, что сейчас. Бери от жизни всё! Добивайся своего и добивай конкурентов. Используй любые средства. Рви когтями и зубами. И если даже проколешься, попадёшься на крючок ретивым менам, то судить тебя будут такие же грешники, как ты сам. Любой из них с удовольствием прибавит к своим грехам ещё один, подкреплённый пачкой банкнот. Ну, а коли так — то получай фашист гранату. То есть удочку с начинкой.
— Возвращаю с благодарностью, — процедил и посмотрел на часы. Ну же, ну! Кто первый сообщит ему о выполненном акте? Приз — в студию!
5.
К пригородной усадьбе Толстого съезжались гости. Одним из первых подъехал на перламутровой BMW Адик. Он сидел рядом с водителем и иногда давал указания, как рулить. На перекрёстке, увидев, что замигал жёлтый, Адик тотчас приказал тормозить.
— Да я и на красный езжу! — весело перечил водитель. Потом он попытался пересечь двойную сплошную. И опять Адик ему указал:
— Низзя этого делать!
Водитель послушался, но в свою очередь выступил с наставлением:
— Тебе, Адик, перед банкетом, обязательно в туалет надо зайти. В порядок себя привести, причесон поправить.
— А как же, зайду, — согласился Адик. — Мне и пописять уже захотелось.
Водитель с охранником и машиной остались на внешней стоянке. Для Адика не сделали исключения, он тоже прошёл через пост контроля.
— А что ты с собой тащишь, Адик? — спросил старший охраны, бывший офицер спецназа.
— Удочка, папе подарок, — улыбаясь, ответил великовозрастный ребёнок.
— Ну, твой папа рад будет. — Осмотрели внешне.
— Я ему и песенку спою, — похвастался он.
— Какую песенку? Пусть бегут, неуклюжи, пешеходы по лужам и вода по асфальту журчит?
— О, эту тоже знаю! Но исполню другую, на английском языке.
— Ты английский знаешь?
— Так себе. Я его раньше хорошо знал, мы с Витой много занимались, беседовали по-английски, но потом, когда она улетела в рай, забыл. Сейчас заново учу.
Адик вышел из домика охраны и по мраморной дорожке пошёл ко входу во дворец, венчанный подобно храму тремя куполами. Слева простирался искусственный пруд, в котором его папа ловил рыбу.
При входе во дворец Адика проверили во второй раз; впрочем, небрежно, больше любовались его счастливой улыбкой. Прежде, чем войти в сияющий роскошью зал, он спустился в туалет. Удочку в футляре от себя не отпускал, обнимая её, как любимую девушку.
В просторной туалетной комнате его поджидал загримированный Куратов, решивший принять личное участие на последнем этапе операции. Он подменил уборщика и торчал здесь в светло-голубом рабочем костюме со шваброй в руках. Необходимо было переключить взрывной механизм в режим активного ожидания. Для этого следовало трижды коснуться подушечкой пальца сенсорного датчика на футляре.
— Здравствуй, Адик, — поздоровался он. - К папе на юбилей?
— Да, вот в подарок удочку привёз, — с удовольствием ответил парень.
— Твой папа любит ловить рыбу? — продолжал расспрашивать Куратов.
— Очень! - словоохотливо разъяснил Адик. — Только меня рядом с собой не терпит. Я бегаю, шумлю, рыбу пугаю. Ну, пусть сам ловит. Он редко отдыхает. А у меня теперь свои интересы.
Знал Куратов и про его новые интересы. Ту девушку, с которой недавно познакомился Адик, кликали Куколкой. Правда, чем именно она занималась с Адиком в интимные минуты, Куратов не ведал: агент Куколка отказалась об этом сообщать, сопроводив отказ отборным мужским матом.
— Ну, хороший подарок. Твой папа будет рад! — подбодрил он.
— Я надеюсь. — Адик улыбнулся. — Подержите, пожалуйста, я в кабинку зайду.
Куратов принял футляр. Вот как всё просто. Приятно иметь дело с идиотами. Он трижды прикоснулся пальцем к датчику. Адик сделал по-маленькому и подошёл к раковине — руки помыть, в зеркало поглядеться, причёску поправить, а то строгий папенька осудит за неопрятность. Когда закончил, потянул руки за удочкой.
— А как ты его поздравлять будешь? — на всяк случай спросил Куратов, передавая футляр.
— Песенку пропою, — Адик был рад, что дяденька расспрашивает. — Вот послушайте: хорошо ли у меня получается. Хэппи бёздэй ту ю...
— Э! — успел крикнуть Куратов.
Одной рукой схватил футляр с удочкой, желая отбросить его подальше, а второй, чисто автоматически, оттолкнул парня. Это всё, что он успел сделать. Прогремел взрыв. К ним ринулась толпа охранников. Из туалетной комнаты поползли клубы дыма.
6.
Худой сидел в кресле и, дожидаясь известий, пил напёрстками коньяк, который показался ему сегодня отвратительным на вкус. Услышав звонок, торопливо прижал мобильник к уху. Прозвучал необычно тихий, надорванный голос верного помощника:
— Это я, шеф. Промашка вышла...
— Откуда ты?!
— Из реанимации. Мне правую руку оторвало. И глаз вышибло. Хорошо, что искусственный. Непредвиденные обстоятельства, шеф. Адик раньше времени пропел.
— Ну, хоть этого-то ублюдка разорвало?
— Цел и невредим, — скорбно разъяснил Куратов. — Я ж его сам и оттолкнул. Левой рукой.
— Зачем?
— Хрен его знает. Воистину, у меня левая рука не ведает, что делает правая. Теперь в геенну огненную, в огонь неугасимый, увечным войду...
— Ты что там бормочешь? Тебя прессовали, что ли?
— Да нет, не признали вовсе. Не смогли идентифицировать без стеклянного глаза. Да и там такая неразбериха началась. А этот дурачок Адик твердил, что я спас его. Так меня с почётным эскортом доставили в травматологию, не дали кровью истечь.
Куратов замолчал, набираясь сил. Худой тоже отозвался не сразу.
— Ладно, Сёма, — он вспомнил, как звали давнего товарища. — В голову не бери. Что случилось, то случилось. Может, и хорошо, что Адик цел остался. Он ведь мне не конкурент. А ты там это... не падай духом. Я лучших врачей найму, с почётом на отдых отправлю, пенсию назначу.
— Ага, спасибо, Митя. Ты мне тоже удочку подари. Без начинки. Я ведь ещё пацаном любил рыбачить. Придётся в детство возвращаться.
Худой отключился. Приз выдавать некому. По привычке всё подвергать анализу, сразу определил ошибку Куратова. Никогда не следует идти на близкое знакомство с жертвой. Не ровен час, признаешь её право на жизнь.
Ближе к полночи за городом заполыхали зарницы праздничного фейерверка. Вновь пискнул мобильник, сообщая, что принята очередная СМС-ка. Номер не определился, но у Худого не оставалось ни тени сомнения: её отправил юбиляр, вновь ощутивший себя всемогущим. На дисплее высветилось библейски грозное: «Мне отмщение и аз воздам».
|