Денис Иванович, в народе - Диваныч, вернулся из райцентра. Поставив машину в гараж, вошёл в дом. Самое время кофейку употребить. Он нажал на клавишу кофейника, у которого гарантийный срок истёк вчерашним числом, но контрольная лампочка не загорелась. "Ну, надо же: как только, так сразу!" - огорчённо подумал Диваныч и направился на кухню поставить закопчённый чайник. На кухонном столе, укоризной, высилась гора грязной посуды.
- Бабу бы в дом, - вслух высказался Диваныч, а про себя, сконфузившись, скорректировал: "Тьфу! В моём возрасте пора о душе думать, а не о бабах".
Однако, закончив думать о душе, вернулся мыслями к женщинам. Точнее, к одной из них - к Люське. Молодая баба, тридцати лет ещё нету, живёт в доме для малосемейных. А её сын, студент кулинарного техникума, живёт и учится в городе. Диваныч, ещё не забывший арифметику, в уме подсчитывал и недоумевал: "Во сколько же лет она родила?"
И что-то часто Люська стала попадаться на его пути. Знакомые мужики этот факт приметили.
- Диваныч, а ведь дивчина на тебя глаз положила.
Диваныч хмурился и отмахивался: "Кому я нужен, пенсионер". Но селяне, бывшие колхозники, продолжали обсуждать животрепещущую тему без его участия. Теперь они работали на нового хозяина - скотниками, механизаторами. И все, как один, заключали, что если б получали такую зарплату, как у Диваныча пенсия, то ихние жёны им ноги бы мыли и ту воду, из-под мытья, с благоговением выпивали.
Может, они преувеличивали насчёт жён, но точно знали, что он получает солидную северную надбавку. Так долгое время за Полярным кругом пахал, тоже понимать надо. А уж Люська прежде всех вызнала. У неё в сберкассе лучшая подруга кассиром... ой, нет, теперь она зовётся оператором. Сидит за компьютером, наманикюренными пальцами гладит клавиши. Только от этого новшества очередь в кассу в дни выдачи пенсии не уменьшалась.
Вот и в последний раз, отстояв и получив деньги, Диваныч вышел на улицу, а Люська тут как тут. И несёт от неё винными ароматами. Заметила, зараза, что у него нос широкий, с раздутыми ноздрями - чувствительный, стало быть, - и решила запахами атаковать. Он, и вправду, повёл носом и сморщился от неприятия. Ну, так ещё бы! Когда работал на Севере, то, бывало, ездил в отпуск в Крым, и там дегустировал замечательные вина в тамошних погребках. Пробовал Мускат белый, Мускат розовый, Нектар Массандры, Седьмое небо князя Голицына, Воздушный поцелуй княжны Мэри... да у него только от названий поднималось настроение! А тут - явно выделялось амбре портвейна с тремя семёрками.
Люська его и сегодня, вдали от дома, достала. В райцентре он зашёл в "Супермаркет" и, когда проходил мимо витражей с одеждой, его окликнули... Тьфу ты, опять! Она стояла в проёме кабины и примеряла немыслимой расцветки юбку.
- Диваныч, глянь со стороны, - попросила. - Как я тебе?
И качнула бёдрами.
- А я откуда знаю? - пробурчал он. - Одежды всё скрывают.
Наверно, что-то не то ляпнул.
- Ну, ты и гусар, - подмигнула Люська. - Не тут же мне показывать, что они скрывают.
Потом догнала у выхода. Однако в виду нежданной встречи не подготовилась и на этот раз ничем особенным не пахла.
- Не стала покупать, - по-свойски призналась. - Это ж я соблазнилась, наглядевшись рекламы по телику.
- А я вообще телик не смотрю, - повёлся он на разговор. - Чо смотреть? Какой канал не включи, везде показывают этих...как их?... Фотомоделей.
- И чем же они тебе не приглянулись?
- Костлявые.
- Ну, значит, я в твоём вкусе, - обрадовалась Люська.
Диваныч голову до долу опустил.
- Не до баб мне сейчас.
- Ой-ей-ей, - лукаво улыбнулась она. - Кто бы говорил!
Деревня есть деревня. Оказывается, и этой вертихвостке известен его последний казус с соседской бабкой Авдотьей. Как-то ближе к вечеру решил Диваныч попариться в баньке. Она внутри дома, поэтому закрыл входную дверь и пошёл мыться. Только разделся, как услышал стук. Набросив халат, висевший в предбаннике, он выглянул наружу. На крыльце стояла соседка.
- Стучу, стучу, - укорила она. - Ты оглох, что ли?
- Да я в бане был, - оправдался он.
- Ну уж, в бане, - не поверила Авдотья, глянув на его сухие волосы.
Диваныч, желая показать, что не обманывает, распахнул полы халата. Соседка ойкнула и хотела перекреститься, но осознав неуместность сего действа, скатилась с крыльца. Однако позже, выпив от потрясения валерьянки, рассказала бабам, что Диваныч хотел её соблазнить. И пошло, поехало. Теперь все знакомые женщины загадочно улыбались, увидев пенсионера.
Минуло время, Диваныч уже стал забывать эту нелепость, и вот, Люська - зарраза! - напомнила. Кое-как он отлепился от неё; кружными путями - как истый разведчик - добрался до стоянки своей железной лошадки, рожденной за кордоном. Она капризничала, как женщина. Вот и в этот раз, выражая недовольство качеством дороги, а возможно, и горюче-смазочных материалов, зачихала, задёргалась и встала на полпути. Он вскрыл капот и попытался сам наладить. Куда там! Не поддавалась. Пришлось просить помощи. Короче, добрался домой только к вечеру.
И тут, как назло, кофейник! Ладно хоть старый чайник не подвёл. Диваныч сыпанул в чашку кофе и, вдохнув терпкий аромат колумбийского напитка, блаженно сожмурился. Но в этот момент зазвенел звонок, который он установил после провокационного визита бабки Авдотьи. Кого там ещё несёт?..
Вышел в коридор. Опять Люська!
- Диваныч, ты что от меня в райцентре сбежал? - вопросила она. - Мне пришлось добираться на перекладных. А вдруг бы меня какой-нить шоферюга соблазнил. Тебе не жалко?
Он не смог сообразить, что ответить.
- Вижу, что жалко, - решила и подалась на него, протиснувшись в прихожую.
От неё одуревающе пахло... чем же это?
- Давай помогу по хозяйству.
Он отступил и пропустил гостью на кухню. Она сразу заметила гору посуды и двинулась к раковине. Кухня тесная; запах от Люськи заполнил всё пространство. Диваныч ещё раз втянул носом воздух, не удержался и спросил:
- Чем это от тебя так несёт?
- А! Учуял! - развеселилась она. - Это ж я в райцентре флакон шампуня купила. На основе пихтового масла. И уже опробовала. Нравится?
Вон оно что! А ведь точно, помнил он этот запах - с той поры, когда лечился от радикулита и принимал пихтовые ванны. Тогда как будто заново родился и чувствовал себя молодым, здоровым.
Он подошёл к ней со спины, и ещё раз, шибче, вдохнул носом воздух. Определённо: пихтой пахли её тёмные, слегка рыжеватые волосы.
- Чей-то с тобой? - обернувшись, спросила она. - Ну, ты совсем одичал! - Засучила рукава блузки. - Погоди, не лапай. Прежде посуду помою.
И что бы вы думали? Осталась ведь эта зараза у него на ночь, а потом и вовсе перебралась на постоянное жительство. Знакомые мужики теперь говорили: "Всё-таки окрутила тебя Люська", - и высказывали свои соображения, что она прилепилась к нему из-за его большой пенсии. Диваныч мрачнел, так как уже пролетал по женскому вопросу. Первая жена сбежала от него, прихватив все подарки - золото и драгоценные камешки; вторая при разводе отсудила трёхкомнатную квартиру в Новом Уренгое. За неё он мог отхватить миллионы и поселиться не здесь, в деревне, а скажем, в самой Москве.
Ему очень не хотелось обжечься в третий раз. Раздумывая над этим, Диваныч готовил традиционный напиток. Иногда он поглядывал в настенное зеркало, приглаживал поседевшие, но ещё густые волосы, и с надеждой спрашивал себя: а может, Люська вовсе не из-за денег? В конце концов, почему бы в него просто не... "влюбиться" - это слово он не осмелился извлечь даже из глубины сознания. Чай, не мальчик. Но есть другие слова и понятия. Он на вкус пробовал их: "Положиться", "опереться, как на каменную стену" - а почему бы и нет? По крайней мере, когда работал на Крайнем Севере, в трудных условиях, на него всегда надеялись, доверяли, посылали... Хотя откуда Люське знать, каким он был на работе?
- Ди-ва-ныч! - послышался голос из спальни. - Я уже проснулась!
Он поставил на поднос чашку кофе, снял фартук и поспешил в спальню, где нежилась Люська.