1   Чудные дела стали твориться в Старицах. Это случилось после того, как городские власти дали добро на строительство нового моста через реку. На той-то стороне - издревле обустроенный район города и величественное здание недавно возведенного Храма с золотыми куполами. А Старицы... что Старицы? Ветхий поселок из полусотни хибар доживал последний год.   Построят мост. Взметнутся на этом месте многоэтажные башни нового микрорайона. И новый жилой массив окажется чуть ли не в центре города. До Стариц раньше дела никому не было, и редко кто сюда заезжал. А тут зачастили гости, нарушив спокойствие его обитателей. По грунтовой дорожке к поселку то и дело подъезжали машины: то милиция, то комиссия, то страховая компания; заглядывали покупатели и риэлторы, и еще какие-то с иностранными наименованиями. А ведь недавно жившая здесь А. П. Кускова почти целый год продавала свой домишко. Кто позарится? Нет вам ни центрального отопления, ни теплого туалета. Ходили по старинке "на двор", печи топили дровами, выловленными из реки. Да что говорить! Анастасия Павловна с трудом, за копейки, сбыла дом, заехавшим из Таджикистана иммигрантам. Она жила теперь у детей в благоустроенной квартире, приезжала к своей подруге Клавдии Матвеевне Завьяловой и жаловалась:   - Ой, поторопилась я. Вот, дура-то! Нет, чтобы подождать месяц-другой. А то ведь всего за сто тыщ продала - вместе с участком, с огородом, огурцами и кабачками, с летней кухней и сараем.   - Так кабы знать, что у наших властей-то на уме. А участок щас и есть самое главное, - пояснила хозяйка, сухощавая бабка. Она была в курсе всего. - Вон Ивантеевым уже миллион предлагают, а они все колеблются.   - Ой, мама родная! - пожаловалась Анастасия Павловна, хватаясь за голову руками. - Так прогадать, так прогадать!   - Ты погоди паниковать, - утешала ее Клавдия Матвеевна. - Сказывают, что у твоих таджиков документы на гражданство неправильно оформлены.   - А че так?   - Взятку недоплатили. Может, тебе еще вернут усадьбу.   - Вернут от мертвого осла уши, - печалилась Анастасия Павловна.   Старушки не думали и не гадали, что им придется запросто оперировать такими цифрами.   А в прошлую среду уже к воротам самой Клавдии Матвеевны подкатил вороной джип с блестящими колесами. Из него вылез представительный мужчина в светлом дорогом пальто. Завьялова, занятая своими делами во дворе, выпрямилась и засмотрелась на него.   - Ну, здравствуйте, тетушка! - воскликнул этот человек, раскинул руки и полез к ней обниматься.   - Погоди, ты кто? - остановила его хозяйка.   - Я ваш племянник, - объяснил мужчина в пальто.   - Какой такой племянник? - Клавдия Матвеевна отстранилась от его объятий и глянула с недоумением.   - Сын вашей сестры Нины, - напомнил гость. - А зовут меня Гриша.   - Не было у моей сестры никакого Гриши!   - Вы просто не знаете. Мама долгое время скрывала факт моего рождения, чтобы замуж выйти. Зимой я жил в интернате, а летом в деревне с бабушкой и дедушкой.   - Это в какой деревне? - хитро прищурилась Клавдия Матвеевна.   И далее продолжала его засыпать вопросами, выясняя, на какой улице они жили, как звали ее отца и как звали матушку. Гость с блеском выдержал экзамен, разъяснив, что жили они в деревне Воскресенке, на улице Ленина, а дедушку и бабушку он так и звал: деда и баба. И тогда она, целя взглядом чуть ниже лба, задала еще один - контрольный вопрос:   - А че ты такой носатенький? У нас в роду таких вроде не водилось.   - Это по отцовской линии. Вы ж отца моего не знали?   - Не знала. А кто он?   - Я сам его почти не помню. В паспорте меня записали, как Григория Остаповича Одесского.   - М-да, и Нина, сестра моя, вот уже десять лет, как померла... Ты хоть навещаешь могилку матери?   - Навещаю, - кивнул гость. - Северное кладбище, аллея тринадцать.   - Ах ты, сиротинка горемычная. Ну, проходи в хату.   Таким образом, Гриша Одесский прошел проверку на аутентичность и стал своим в доме тети Клавы. Он заезжал довольно часто. И всегда с каким-нибудь подарком. Пожаловалась Клавдия Матвеевна, что ей скучно, что телевизор старый и очень капризный: отключается на самых интересных передачах. Так Гриша ей новый привез, японский. Называется "Хитачи". А уж лимонами, узнав, что тетя не может жить без лимонов по причине пониженной кислотности, прямо завалил. Клавдия Матвеевна усаживала гостя в горнице к окну и предлагала чаю. Гость всегда спешил, но - приходилось выслушивать все новости от словоохотливой старушки.   - А на-днях к нам следователь приезжал, - рассказывала Клавдия Матвеевна. - Ты пей чай-то. И шанежки бери. Вон я их сколько напекла.   - Следователь-то насчет чего?   - Насчет отравления. У нас же Федора Кузьмича, который с того краю живет, отравили. Когда он вышел из больницы, я его не узнала. Лицо корявое такое стало, как у этого... президента из Киева. Да и щас еще болеет, поправится, нет ли.   - Так его диоксином, что ли, траванули?   - Наверно. - Клавдия Матвеевна и сама хлебнула чая, отщипнула кусочек шанежки и пожевала вставными зубами. - С приборами к нему приезжали. Реактивность измеряли.   - Радиоактивность? - уточнил Гриша. - Может, полоний в ход пустили?   - Может, и энтим воспользовались. Узнаю, скажу. А ты, Гришенька, почему не пьешь-то? Ты не беспокойся, у меня без отравы. На смородиновых листьях настояно.   - Спасибо. Я вам в следующий раз "Ахмат" привезу. Очень вкусный чай.   - А вчерась мы Сологуба, Андрея Петровича, в последний путь провожали, - с печалью продолжила старушка. - Это ведь ужасть, что у нас творится.   - Да, у вас тут, я вижу, сплошной хорор.   - Ага, хороним одного за другим. Скоро никого не останется.   - А с этим-то что случилось?   - Так и к нему тоже гости наведывались. Из этого... как его? Из Фонда милосердия. Они и ко мне тоже заходили, но мне некогда было, я огурцы солила.   Завьялова рассказала Грише, что гости из Фонда милосердия долго сидели у деда Петровича и подробно обо всем расспрашивали. Как, мол, живете, на что жалуетесь? А он на нервное беспокойствие в последнее время жаловался. Они дали ему упаковку белых таких таблеток, сказали, что легче станет. Андрей Петрович попил их и почувствовал легкость необыкновенную. Даже решил, что может летать. В воскресенье забрался на крышу дома своего, взмахнул руками и взлетел сизым голубем в небо... Но это ему так только показалось. А на самом деле он рухнул, как колода, на отмостку.   - Разбился?   - А то. Отмостка у него бетонная.   - Похоже, экстази подсунули, - сделал вывод Гриша. - М-да, психотропы в ход пошли. По всей видимости, передозировка. Вы, тетя Клава, поосторожнее будьте. Если в мое отсутствие кто-нибудь будет в гости набиваться, глядите в оба. А лучше вообще никого не пускайте. И сами без надобности из дома не выходите.   - Куда мне ходить?.. Ну, иногда в магазин в девятиэтажку. К Ерофеичу, к соседу, иногда захожу.   - А вот об этом поподробней. Что за сосед?   - Да старик. Одинокий.   - Сватался? - насторожился Гриша.   - Куда ему. Из него песок уже сыплется. - Завьялова по-девичьи засмущалась. - Да и недавно у него своя прислуга объявилась. Я к нему ходить реже стала.   - Вот это правильно. А что за прислуга?   - Молодая еще совсем девка. Нашел ее на помойке.   - Это он думает, что нашел, - глубокомысленно заметил Гриша. - На самом деле ее, конечно, внедрили.               2   Ерофеич был ближайшим соседом Клавдии Матвеевны. Все эти суды и пересуды, испуг и натуральный хоррор, в которые окунулись Старицы, до поры до времени его не касались. Он вообще ничего не боялся, потому что устал от жизни и так или иначе уже собрался помирать. Жену схоронил много лет назад, а единственная дочь Катя, уже в зрелом возрасте, вышла замуж за немца и уехала жить в Германию. Можно сказать, ей повезло. Потому что она выросла непутевой девкой, и до тридцати лет гуляла без мужа. А немцем оказался тихий, немногословный сосед Вася Майоров, на самом деле, оказывается, Вильям Майер, который вслед за остальными русскими немцами подался на историческую родину. Это давно произошло и, казалось, совсем сгинул человек, но вдруг приехал в гости, сказал, что с детства был влюблен в Катю, сосватал и увез с собой. Сейчас она уже не Катя, а Кэтрин, и родила позднего ребенка, которого опять-таки назвали не по-русски: Вальтером.   В своих редких письмах Катька сообщала, что жить в Германии тяжело, цены на продукты растут, а их новая валюта обесценивается. Ерофеич понятливо вздыхал и шел на почту, отсылать в Германию часть пенсии. Не принимали; требовали какие-то реквизиты и вообще посылали подальше.   - Не смешите людей, - говорили ему. - Нужны там ваши копейки.   "Значит, мало", - соображал он и решил накопить побольше. Он на себя пенсию почти не тратил. У него появился свой маленький "бизнес". Через пустырь, в сторону старого моста, стоял последний от города девятиэтажный дом, а во внутреннем дворе имелась площадка с контейнерами для мусора. В них он многое чего находил. Банки, склянки, бутылки, горшочки, светильники, утюги... всего не перечислишь. Особенно ценными, конечно, были те предметы обихода, которые содержали медь. Случалось, в удачный день старик набирал ее до двух килограмм. Также не гнушался он алюминием, который, правда, принимали подешевле. Иногда во двор жильцы выносили старую мебель. В каждой комнате у Ерофеича теперь стояло по дивану; радовали глаз люстры с пожелтевшими пластмассовыми сосульками.   И он много денег накопил. Поэтому, когда дочь приехала в гости, он выложил ей целый пакет. Она очень удивилась, растрогалась и купила ему в подарок автоматическую стиральную машину. Она сама выбирала и сказала, что это очень качественная машина, у ней самой в Германии такая же, "Бош" называется. Но он, правда, этой машиной еще не пользовался. Для нее, по инструкции, необходимо было определенное давление в водопроводной трубе. А давления не было. Да и трубы-то никакой не было. Воду Ерофеич таскал из колонки. Вот жаль, внука дочь с собой не привезла, сказала, что он по-русски не понимает.   После этого Ерофеич копить деньги перестал, но на мусорку иногда по привычке хаживал. Однажды ему попался школьный учебник немецкого языка. Раньше он к книгам относился равнодушно, потому что макулатурный пункт находился очень далеко от его жилья, на том берегу. Но теперь он прихватил учебник с собой и дома полистал. Трудный язык, не одолеть при нынешней слабой памяти. И прежний багаж пуст. В школе он немецкий не изучал, в войне с Гитлером не участвовал - молод еще был; и только с тринадцати лет гильзы для победы на заводе точил. В той далекой и страшной войне приняли участие два его старших брата и отец. Никто не вернулся домой. И конечно, обидно, что вся их фамилия продолжилась одним только человеком - внуком Вальтером, который теперь жил в стране бывших захватчиков.   Был старик суеверным, и суеверие в основном основывалась на остатках той веры, которой следовали его предки, во многих поколениях православные христиане. Не увидев внука и даже в перспективе лишенный общения с ним, он загрустил, потерял ко всему интерес, и этой зимой собрался помирать. Вообще предстоящая зима его пугала и представлялась бесконечной.   Как-то зашла соседка, Клавдия Матвеевна. Она, не в пример ему, в последние дни выглядела оживленной.   - Слышь, Ерофеич, ко мне племянник Гриша в воскресенье обещал подъехать. Я мясо на мини-рынке купила, хотела его домашними котлетами угостить, а проклятая ручка от мясорубки куда-то подевалась. Может, попадется похожая на мусорке, так имей в виду.   - Ладно, - пообещал он и, не откладывая в долгий ящик, в тот же вечер отправился на мусорку, может, в последний раз. Он и раньше ходил сюда или рано утром, или поздно вечером, когда двор пустел. Нет, он не стеснялся. Чего стесняться-то? Брошенное, ничейное, не ворует же. Просто все мешали ему. Собаки мешали, которых солидные господа и дамы выводили на прогулку; собачки подбегали и обнюхивали его. Некоторые были очень крупные. Он стоял, остерегаясь, неподвижно, а они поднимали ногу, наверно, принимая его за пенек и желая облегчиться. Мальчишки тоже мешали: обзывались и давали всякие неумные советы.   На площадке стояло несколько контейнеров. В одном из них вроде что-то шевелилось. Он наклонился, разгреб капустные листья и увидел сжавшуюся в комочек женщину. На дворе стоял конец сентября, ночью обещали мороз. "Замерзнет ведь", - подумал он, разглядывая ее в свете уличного фонаря. Молодая девка, то ли пьяная, то ли обкуренная, с синяками под глазами, а может, с размазанной тушью. Её и сейчас уже колотит вовсю. Потряс за плечо. Она сначала даже не поняла, где она, что она.   - Не приставай, бесстыдник, - пробурчала. - Даме плохо.   "Да нужна мне ты!" - с досадой подумал он. Наконец, она очухалась, вгляделась и попросилы вытащить из контейнера. Сама уже и вылезти не может. Он подхватил ее под мышки, пытаясь вызволить из высокого железного ящика, напрягся, но ему помешали сердцебиение и одышка. "Погоди, передохну". Сил никаких нету, но соображение еще есть. Он стал перебрасывать из других контейнеров, более заполненных, к ней под ноги всякий хлам. "Ты топчи, уминай под себя". Что она и сделала, и оказывалась все выше и выше. Так что, в конце концов, могла перехилиться через край и вывалилась наружу. Но тут, вне контейнера, гулял ветер, и ей стало совсем знобко.   - Ты не бросай меня, дедушка.   - Идти сможешь? - поддерживая девку, Ерофеич повел ее к своей хате. У нее ноги подгибались, и он кое-как, потратив немало сил, дотащил к себе. "Хрен с ней. Пусть отоспится", - подумал, успокаивая дыхание, и уложил на диван.   - Погрей меня. Ляг рядом, - попросила она.   - Да какое с меня тепло, - проворчал он, растопил печку и лег отдыхать в спальню.   Она отогрелась, ночью встала и растолкала его.   - Кушать хочу.   - Ну давай, чисть картошку. У меня пальцы не гнутся.   Совместными усилиями поджарили картошку и в три часа ночи сели за стол и поели ее с солеными огурцами. Она с удивлением приглядывалась к хозяину.   - Дед, так это ты закадрил меня вчера на улице?   - Молчи, дура. Как тебя звать-то?   - Эльвира, - жеманно ответила она.   - Счас придумала? - пробурчал он.   - Не, раньше. Последний любовник так называл.   - Вижу, оклемалась. Вот давай с первым автобусом дуй до дому. Где живешь-то?   - Не помню.   - Как это не помнишь?   - Так. Можно я у тебя тут поживу, пока вспомню?   Ерофеич поскреб голый затылок.   - Ну, живи. Ежели условия будешь соблюдать.   - Какие условия?   - Не пить, не курить, не блудить.   - Ну, ты прямо как монах. И меня монахиней хочешь сделать. Ладно, без выбора.   Она осталась, и Ерофеич привык к ней. Картошку есть, кому чистить. Эльвира исполняла нехитрые его поручения, а в свободное время забиралась с ногами на диван и слушала телевизор. Он давно уже не показывал, но звук был. И Эльвира иногда вовлекала хозяина поиграть в догадки. Например, из динамика раздавались истошные взвизги, хрипы и чей-то напряженный голос призывал: "Ы-ы! Кончай скорей!"   - Ерофеич, как ты думаешь: что сейчас показывают?   - Поросенка, что ли, режут?   - Нет, это мужчина и женщина в оргазме, - выдала она свою версию.   Соседи заприметили ее появление и посудачили на этот счет. "Подженился наш Ерофеич". Клавдия Матвеевна, разумеется, одна из первых о том разузнала, о чем и доложила гостю.               3   Гриша приехал в очередной раз и опять с подарками. Он вручил Клавдии Матвеевне большой пакет, в котором она обнаружила очень качественный чай "Ахмат", якобы английского производства; а также завернутый в красивую обертку земляничный рулет и очередную упаковку с лимонами.   - Ой, Гришенька, ну зачем ты так тратишься?.. А я вот ничем особым тебя не могу угостить. Хотела домашних котлеток приготовить, да от мясорубки запчасть потерялась.   - Не беспокойтесь обо мне, тетя Клава. Я вам в следующий раз кухонный комбайн привезу. Как вы тут? Рассказывайте. Никто не беспокоил?   - Как же, посещали. На этот раз из фирмы "Надежда". Ой, че только не наобещали! И похоронить, и памятник поставить, и оградкой обнести. Мы, говорят, для вас все сделаем, только вы дом с участком нам отпишите. Или, говорят, прям щас давайте с вами меняться. Вам в лучшем случае, мол, однокомнатную квартиру предложат. А мы вам целую фазенду выменяем.   - Это где? В какой-нибудь Нью-Михайловке?   - Где пожелаете, говорят. Даже хоть там, где рабыня Изаура жила. Но я не согласилась. Жару не переношу. А они мне - другое предложение. Подыщем, говорят, где с прохладцей.   - Бунгало на острове Шпицберген не предлагали?   - Они много чего предлагали, я не упомнила. Поговорила с ними вдосталь... мне ж скучно одной. А потом, значить, объясняю: у меня Гриша есть, племянник. Он обо мне побеспокоится. Они отстали и дальше пошли.   - Вы правильно сделали, - одобрил гость. - Они наобещают! Как пчелы на мед накинулись. И вообще, тетя Клава, есть один способ, как от всех разом отделаться...   - Это какой же?   - Поскорей на меня завещание оформить.   - Не, давай еще погодим, Гриша, - подумав, сказала Клавдия Матвеевна.   - Вы мне не доверяете?   - Доверяю. Ты такой уважительный! У меня родной сын, царствие ему небесное, от запоя помер, таким внимательным не был. Хлеба купить не допросишься.   - Так зачем годить-то?   - А вдруг еще кто-нибудь из сродственников сыщется. У меня же младший брат был, Коля. Как уехал на заработки в шестидесятом, когда Хрущев нам в колхозе паспорта выдал, так и с концами. А потом уже и я сюда переехала. И твою маму в город переманила. Я, наверно, перед тобой виноватая. Не переманила бы, и не встретила б тогда твоя мать этого гастролера, твоего папашу.   - Что вы говорите, тетя Клава! Тогда и меня на белом свете не появилось бы.   - Ах, да.   Она осознала свою ошибку, но тут же высказала предположение, что брат Коля еще может быть живой. Гриша пообещал ей, что подаст на всероссийский розыск.   - А я ведь совсем забыла, какой он, - опять забеспокоилась. - Вдруг выжигой окажется?   - Ну, что вы, тетя Клава, - укорил гость. - Нельзя о людях думать так плохо.   - Да, грех, - опомнилась она. - Вот найдешь, вы вместе и посовещаетесь, как и что делить. Торопиться не надо. Ты не беспокойся, я особенно ничем не болею, еще поживу. И, чувствую, кислотность от лимонов у меня поднялась. Спина, правда, иногда заклинивает... Ты бы мне, Гришенька, в следующий раз мази чудодейственной привез, "Звездочка" называется. А то в той аптеке, где я по льготам приписана, нету лекарств. А господин министр по телевизору давеча объяснил, что отправил эшалон. Наверно, в дороге застрял.   - Ладно, привезу. Только знаете, тетя Клава, я еще раз вас предупреждаю. Вы поосторожнее тут. А-то счас мошенников развелось - тьма. И документы липовые при современной технике только так мастырят.   - Ай-яй, - всплеснула руками она. - И паспорт могут подделать?   - Пара пустяков.   - А если разоблачат?   - Квалифицируется, как статья 327 УК России. До трех лет дают.   - А вот отравление у нас было. Помнишь, я рассказывала? У Федора Кузьмича?   - Статья 119 уголовного кодекса.   - А тех могут засудить, которые таблетки подсунули Андрею Петровичу?   - Тут он сам виноват. Его никто не принуждал глотать эти колеса. Ну, если ментов простимулировать, то могут раскрутить по сбыту наркотиков или за склонение к употреблению.   - А откудова ты все знаешь?..   - Я ведь и сам юрист, - ответил Гриша. - А папа у меня вообще юрист из юристов. Поэтому еще раз предупреждаю: будьте начеку. И в случае сомнений ставьте вопрос ребром: куи, мол, боно?   - Чиво-чиво?   - Это я перешел на латынь. Мол, фули вам надо. И сразу будет ясно насчет корпуса деликти.   - А это че такое?   - Состав преступления.   - Вон оно че...   - Но сами вы навряд ли сможете отличить подлинные ксивы от фальшивок. Так что лучше вообще никого не пускайте. Закрывайтесь на крючок, и если кто постучит, ссылайтесь на меня. Так и говорите: у меня племянник - крутой юрист. А я приеду и разберусь.   - А если небесный администратор заявится? Его тоже не пускать? - уточнила Клавдия Матвеевна.   - Какой еще "небесный администратор"?   И Клавдия Матвеевна подробно рассказала гостю, что администратор заходил к её соседу Ерофеичу. А на вопрос, откуда он, многозначительно возвела взор к потолку.   - Ух ты, опередили, - сказал слегка озадаченный Гриша. - Конкурирующая фирма, однако.   - Че ты говоришь?   - Я говорю, это и для меня сюрприз. Новые придумки в ход пошли, завязанные на религиозные предрассудки. Даже я в своей практике с такими способами жульничества еще не сталкивался. И статьи подобрать не смогу.               4   Небесный админ появился у Ерофеича в прошлый четверг, в дневное время, около полудня. Он открыл двери и стоял на пороге - высокий, в черном костюме и с темными волосами на пробор. В руках он держал кожаную папку с золотыми застежками. И что интересно, Ерофеич даже не слышал, чтоб машина подъехала. А такие люди пешком не ходят.   - Вы из какой канцелярии? - спросил Ерофеич.   - Из небесной, - усмехнувшись, ответил пришелец.   И Эльвира тут как тут, вышла в коридор. А еще в дверях, с улицы, появилась сгоравшая от любопытства Клавдия Матвеевна Завьялова. Эльвире гость понравился: видный мужчинка. Ей надоел уже старый пень Ерофеич, и она сходу начала заигрывать. Она и сама-то посвежела. Синяки сошли, лицо помолодело.   - Вы похожи на киноартиста Басилашвили в молодости, - Эльвира заулыбалась. - Ну, точь-в-точь, как в том кине, где пианиста играете.   - А вы один в один похожи на Людмилу Гурченко в юных летах, - вернул он комплимент. - Но в своем последнем фильме я Воланда играл.   - Я видела этот сериал, - встряла Клавдия Матвеевна. - Вы там сказали, что людей квартирный вопрос испортил.   - Совершенно верно, - подтвердил админ. - Вот и приходится нам вмешиваться. При том специфика моей деятельности печальная. Я выселяю тех, кто свой век отжил. Мне позволено будет пройти?   Ну, такому начальнику разве можно отказать. Хозяин посторонился, пропуская. Небесный админ прошел в горницу. И все последовали за ним. Он открыл папку.   - Я не ошибся: поселок Старицы, улица Прибрежная, дом номер один? - спросил, заглядывая в бумаги и услышав в ответ, что так и есть, добавил, что именно отсюда в их учреждении запланировано забрать одного человека.   Эльвира тотчас сказала, что она здесь не прописана, а Клавдия Матвеевна известила, что она соседка. И обе женщины посмотрели на старика. Ерофеич ничего не сказал, но понял, что пришли по его душу. По-видимому, истек срок его жизни на земле. Сначала админ дал разъяснения Эльвире:   - Прописаны вы тут или нет, меня не колышет. Это ваши земные дела. И по поводу прописки-выписки обращайтесь в паспортный стол.   Затем попросил хозяина подойти поближе к окну и, раскрыв пошире пальцами его веки, стал изучать левый глаз. Потом, с той же дотошностью, правый. О результатах обследования не доложил, но будто проникнул в мысли Ерофеича.   - Что касается сроков жизни, то вопрос, конечно, интересный, - заметил он. - Но, во всяком случае, не вам его решать... Вы знаете, что Ной жил девятьсот лет, а Мафусаил еще дольше?   - От покойницы-матери слышал что-то такое, - кивнул Ерофеич, поморгав исследованными глазами.   - Вам бы лучше в семнадцатую квартиру пройти, - влезла с советом Клавдия Матвеевна. - Там раковая Вероника живет. Ой, мучается, бедная...   - Эвтаназией мы не занимаемся, - сухо сказал админ. - Очередь упомянутой вами женщины придет позже.   - А когда попозже? - тотчас встряла Завьялова.   - Сие тайна великая есть.   - Я к тому спросила, - объяснила неугомонная соседка, - что ведь с ней сынишка живет, Сережа. А он один не может оставаться. Так-то он ничего - приветливый, ласковый мальчишка. Но маловразумительный.   - Понятно. Даун. Ладно, до весны время еще терпит. Я загляну к вам на днях и, так и быть, походатайствую кое о чем в своей канцелярии, -администратор закрыл папку и обратился к молодой сожительнице. - И для вас у меня есть предложение.   - Ой, говорите! - с нетерпением воскликнула Эльвира.   - Вы согласны переселиться в семнадцатый дом и заниматься воспитанием мальчика-дауна?   - Так я вроде и сама еще могу родить, - она подмигнула гостю. - В паре с тобой, Басилашвили. Ой, хорошенький получится ребеночек.   - Я бесплотный.   - Ну, если бесплодный, так давай в холостую позабавимся.   - Ты путаешь, женщина, - другим тоном, сурово возразил гость. - Я не бесплодный, а бесплотный.   - Как это понимать? - все еще улыбалась, заигрывала с ним Эльвира. - С потенцией слабо?   - Дай руку... - он сомкнул свои пальцы на ее запястье. - Ощущаешь что-нибудь?   - Да, тепло от вашей руки. Прям горячо.   - Теперь смотри. - Свободной рукой расстегнул пуговички на рубашке и ввел ее руку в свое тело в районе солнечного сплетения. Так что ее ладонь исчезла.   - Ай, - испуганно сказала она, хотя ничего и не почувствовала. - Вот это номер. Так вы теперь фокусником стали?   Он оставил ее вопрос без ответа. Да и молчавший Ерофеич вдруг влез в разговор, поинтересовавшись:   - А куды вы меня хотите забрать: в рай или в ад?   - Это решает топ-менеджер нашей организации, - разъяснил админ.   Он раскланялся и вышел. Ерофеич безмолвствовал, обдумывая услышанное и увиденное. Женщины обменялись короткими репликами по поводу визита необычного гостя. Клавдия Матвеевна всего через какую-то минутку выскочила из хаты, надеясь проследить, к кому еще подался этот человек. Но его и след простыл. Только в бледно-голубом осеннем небе появился молочный хвост, похожий на след от реактивного самолета.               5   Второй визит в дом номер один по улице Прибрежной небесный администратор нанес через день, ближе к вечеру. Эльвира чистила на ужин картошку, хмуро посматривая на хозяина и подумывая: "А не пора ли мне отсюда сматываться?" Гость лишь мельком глянул на нее и обратился к Ерофеичу.   - Относительно вас принято решение, - объявил он. - Вы пока остаетесь в резерве.   - Это почему? - полюбопытствовал Ерофеич.   - Для вас нашлась работа. Когда я в первый раз прибыл сюда с заданием, я обогнал стаю уток. Они уже где-то на подлете и сядут отдохнуть на вашем болотце. Как минимум, одну птаху подстрелят. Она не сможет взлететь и неминуемо замерзнет. Так вот, вы подберете ее, обогреете, накормите, и она переживет у вас зиму. А весной отпустите. Так что до поры до времени мы вас тревожить не будем... Теперь относительно тебя, красавица. Увы, тебе придется последовать за мной.   - А я с мальчиком-дауном, с Сережей! Я согласная! - воскликнула Эльвира, поняв, что дело нешуточное, и админ умеет держать слово.   - Увы, - сказал он. - Поезд ушел. Нашлись желающие усыновить его. Уже подана заявка.   - Переиграйте!   - Нет, его забирают за границу. Нам бы не хотелось портить отношения с иностранным ведомством.   - Ну, может, тогда мне уточкой заняться? - взмолилась Эльвира. - Я смогу, я добрая и старательная.   - А че, пусть, - поддержал Ерофеич, пожалев девку. - Я-то свое отжил. Че мне воздух коптить? Опять же много болячек. Я могу и без вашего ведома окочуриться.   - Вот! И дед не против! - подхватила Эльвира.   - На тебя надежды мало, - сказал админ, проницательно глянув на нее. - Ты в любой момент бросишь все и убежишь.   - Нет, не убегу! Я буду за птичкой хорошо ухаживать. Кормить, как на убой, буду!   - Ясно. Откормишь и съешь.   - Нет, не съем, - вскрикнула Эльвира. - Я ее на волю выпущу!   - Гм, - заколебавшись, сказал админ и взглянул на свои наручные часы в золотой оправе. - Ладно, проведем эксперимент.   Он вытащил из кармана мобильник и набрал номер.   - Алло, - сказал в трубку. - Примите заказ на три персоны. Да, по высшему разряду. И поживей. Записывайте адрес... Нет, девочки нам не нужны.   Он присел за стол, нацепил на нос очки и сказал, что пока займется бухгалтерией. Из кармана вытащил шариковую ручку и стал делать какие-то пометки.   - Картошку-то жарить? - спросила Эльвира, закончив чистить опостылевшую ей картошку.   - А? - откликнулся админ. - Нет, не надо. Залей холодной водой, пусть пока стоит.   Через полчаса к дому Ерофеича подъехал микроавтобус, на борту которого было крупно написано "Атланты Аида", а пониже почерком помельче: "Обладателям VIP-карты скидка 15 процентов". Два молодца стали вносить в хату корзины. Один из них - совсем юный, кудрявый, с ясным, беспорочным взглядом.   - Вы и стол нам сервируйте, - скомандовал админ.   - Чтоб было, как в лучших домах! - оживая, прикрикнула Эльвира.   На столе появилось шампанское в ведерке со льдом, фрукты, мельхиоровые блюда. И роскошные бордовые розы, помещенные в трехлитровую банку, поданную хозяином. Админ подсчитал их лично, вышло нечетное число, и одну он велел выбросить.   Никогда еще в доме Ерофеича не было такого шикарного пира! Напоследок старший из обслуги подал админу пакет, перевязанный розовой ленточкой.   - Наш презент щедрому заказчику.   - Передайте хозяину дома.   Ерофеич, пожав плечами, принял подарок и положил на подоконник, за занавеску. Затем старший официант попросил разрешения удалиться. Но Эльвира, оживленная и разгоряченная указала на кудрявого, похожего на херувима, юношу:   - Хочу, чтоб этот остался.   - Как прикажете, - сказал старший. - Но он пойдет отдельной платой.   - Ну, что ж, - разрешил админ. - В этот вечер выбор за тобой, девочка. Пусть остается.   Юноша-херувим с выстрелом открыл бутылку, разлил по бокалам шипучий напиток.   - За что пьем? - оживленно воскликнула Эльвира, с готовностью поднимая бокал.   - Не суть важно, - сказал небесный администратор. - Чокаться не будем. И песняка давить тоже.   - Фу, как скушно с тобой, - Эльвира махом опорожнила свою посудину и подсела поближе к симпатичному официанту.   Админ слегка пригубил и аккуратно протер губы салфеткой. Ерофеич выпил и поморщился.   - Кислятина. Раз пошла такая пьянка, можно я свой пузырь выставлю?   Не услышав возражений, вышел в сени и достал из укромного места бутылку самогонки, настоянную на травах и кореньях. Админ, с чисто познавательной целью, тоже попробовал самогонки, сделав небольшой глоток и пополоскав ею во рту. А Эльвира налегла на коньяк в пузатой бутылке с яркой наклейкой. Разрумянилась, расцвела, как бутон розы. И теперь, если б на ее плечи накинуть фату, вполне сошла б за невесту. Да и вскоре почувствовала себя ей. Потянулась к херувимчику, взяла его за уши и потребовала:   - Эй, вы все! Кричите "горько"!   Но кричать было некому. Ерофеич выпил пару стопок зелья и основательно окосел. Он уже почти ничего не слышал и не видел, а небесный админ молча контролировал ситуацию, не допуская песен и плясок. Старик доел из своей тарелки, подчистил оставшийся соус кусочком хлеба и поднялся из-за стола. "Совсем слабый я стал", - подумал и пошел отдыхать. У него еще достало соображения захватить с собой самогонку. А то Эльвирке не хватит, так она и лекарство выглотает.   Пиршество в доме N1 по улице Прибрежной закончилось в полночь. Эльвира утянула в свою комнату "жениха". Администратор довольствовался тем, что лег в гостиной. Он разделся и аккуратно повесил на стул пиджак и брюки. Трусы у него были в красный горошек. А ноги - крепкие, мускулистые, совсем не похожие на бесплотные. Прежде чем лечь, он выключил верхний свет и зажег ночник, тоже подобранный Ерофеичем на мусорке.   Темнота сменилось предрассветной серостью. В гостиной громко зазвучала мелодия "Ave Maria". То включился мобильник админа, поставленный в режим побудки. Он мигом встал и оделся. Прошел в комнату, где спала Эльвира в обнимку со своим ухажером, и потряс ее за голое плечо. Она на секунду приоткрыла глаза и еще теснее прижалась к молодому человеку.   - Отстань, - пробормотала.   - Ты забыла, что хотела еще пожить?   - Отвали! Пять минут за вечность!   - Как знаешь, - спокойно сказал администратор.   За окном бабахнул первый выстрел. Потом еще. Эти выстрелы и разбудили Ерофеича. "У, браконьеры", - пробурчал он. В их местах охотиться было запрещено, но это мало кого останавливало. Если охотники заплывали на лодках с реки, то стреляли в сторону его дома, и на крышу, стуча по шиферу, сыпалась дробь.   Проснуться-то Ерофеич проснулся, но не вставал. Он запамятовал, что происходило вечером, и спросил у себя: "А чей-то у меня дрожание во всем организме?" Потом вспомнил, что не удержался и при слабом здоровье выпил лишку. "Вот теперь и болей", - осудил себя. Ладно, что никаких забот - можно еще поваляться. Но в комнату вошел админ.   - Вам пора за уткой, - сказал он.   - За какой еще уткой? - спросил Ерофеич и тут же врубился. - А Эльвирка?   - Передумала.   Старик с трудом, покряхтывая, встал. Все болит, все скрипит, сил нету. Но надо выполнять волю небесного начальства. Оделся потеплее и вышел на улицу. Сыро, холодно, падает мокрый снег. Ерофеич прошел через огород и спустился к первой старице. Под ногами захлюпала вода. Он знал, что здесь в эту пору всюду вода, и предусмотрительно надел резиновые сапоги. А дальше было само озерко. Стелется холодный туман. На поверхности воды - вроде утки. Отставшие, неподвижные. А может, кочки? Он долго всматривался подслеповатыми глазами. Если утки, то которая ж его? В воду идти побоялся, там дальше глубоко. Что делать? На всякий случай позвал:   - Утя-утя-утя.   И вдруг одна кочка ожила и подплыла к нему. Видно, самая обессиленная, безнадежно больная, коли человеку доверилась. Он взял ее двумя руками: дрожит, смотрит фиолетовым глазом. Сунул за пазуху и побрел домой. Сколько прошло? Ну, час. Однако в хате уже никого: ни администратора, ни Эльвирки, ни официанта, похожего на херувима. "Эх, - посочувствовал Ерофеич. - Забрали-таки девку". Как-то нехорошо получилось. Ведь, в сущности, она его подменила. Кандидатура на переселение в мир иной еще неделю назад имелась единственная. Он сам. Это уж после небесный администратор передумал и подыскал ему работенку. И еще было жаль ее, потому что она напомнила родную дочь. Катька тоже по молодости откалывала номера, но ведь одумалась, обрела мужа, родила сына. Может, и Эльвирка бы со временем выправилась. Но неисповедимы пути всевышнего. Кончилась ее земная жизнь. Теперь, наверно, найдут бездыханное тело девушки где-нибудь на помойке, и никто даже опознать не сможет.   От этих мыслей Ерофеича отвлекли возникшие заботы. Он оглядел раны на утке, промыл ее грудь теплой водой и перевязал тряпкой. Расстелил в углу одну из своих многочисленных телогреек и посадил гостью туда. Утка тяжело, с сипением дышала, но умирать не собиралась. Старик присел отдохнуть, руки на колени. В доме полный порядок. Все убрано; ни бутылок, ни тарелок, как будто и пиршества никакого не состоялось. Только по-прежнему торчала посреди стола банка с четным количеством цветов. И розы по-прежнему свежи, только потемнели. Они еще долго были свежими и повяли на девятый день. Почернели буквально за минуту и стали неприятно пахнуть. Ерофеич выбросил их на помойку.   Зимой, когда дом по самые окна замело снегом, он, поминая тризну, задумывался. А не приблазнилось ли все по пьянке? Какие у него есть доказательства визита небесного администратора? Да никаких! А Эльвирка, должно быть, ушла сама, надоело ей жить с ним, старой калошей. Но уточка в доме появилась - что есть, то есть. Их каждый год в старицах уйма подраненных, и вся необычность только в том, что взялся ухаживать за одной из них. Ну, совсем спятил. Иной раз блазнилось, что он с покойницей-женой беседует, и та дельные советы дает, как за уткой ухаживать. На самом деле-то этого, конечно, не могло быть. Приходя в себя, отчетливо вспоминал, что его Матрена вот уже семь лет, как умерла от астмы. И перед смертью сипела, как раненая утка.   Старик задумался и не стал отгонять нахлынувших воспоминаний. Жену его звали, конечно, не Матреной. Это он уже потом, прожив с ней лет тридцать и совершенно перестав ощущать в ней любимого человека, а, признавая лишь за домохозяйку, стал обозначать: моя Матрена. А были ведь минуты, когда он вовсю любил ее, обожал народившуюся дочь и до пяти лет носил Катьку на руках. Они часто спускались к реке, и Катька громким, звонким голосом пела: "Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой..." Хотя и берег был совсем не высокий, а низкий, заросший мягкой зеленой травкой. Но счастливая мордашка дочери давала ощущение полноты и бесконечности жизни.             6   Когда реку и озерки сковал лед, страсти вокруг Стариц улеглись. О строительстве моста уже никто не заикался. По телевизору говорили о другом. Там трубу прорвало, там мазут для отопления не завезли. Показывали жителей аварийных квартир, как они в валенках и шубах пьют чай, а из кружек валит пар. И градусник на стене показывает примерно ту же температуру, что на улице.   Клавдия Матвеевна обеспокоилась и, каждый раз заходя в дровяник, тревожно отмечала, как уменьшаются заготовленные дрова. Хорошо, что Гриша не забывал. Привез кухонный комбайн "Филиппс" и долго, терпеливо объяснял, как им пользоваться. Так что Клавдия Матвеевна наконец-то смогла угостить его обещанными домашними котлетами.   - И насчет дров не беспокойтесь, - утешил он. - Подвезу. Что у вас тут нового?   - Ослобонился семнадцатый дом, - рассказывала Клавдия Матвеевна. - Померла все-таки раковая Вероника. А её мальчишку за границу увезли.   - Он ничем не болел?   - Нет, умом только слабый.   - На запчасти забрали, - определил Гриша. - Печень, почки, сердце - в общем, всю требуху... А к вам визитеры заходили?   - Ага. Забрели из Фонда помощи будущим поколениям.   - А, ну где-то слышал. Видать, продвинутый Фонд. И че они вам на уши вешали?   - Послание, говорят, можете написать, мы его запечатаем в специальной шкатулке и вскроем через триста лет. И все узнают, что жила такая Клавдия Матвеевна Завьялова, которая для будущих людей ничего не пожалела. Дом с участком попросили им отписать.   - Кому "им"?   - Будущим поколениям.   - А вы?   - Сказала, что всеми моими делами управляет племянник. И еще добавила, что ты юрист.   - Ну и правильно, - поощрил Гриша. - А ваш одинокий сосед? Он отстоял суверенитет?   - Это Ерофеич-то?.. Он щас за уточкой ухаживает.   - За какой уточкой?   - Да небесный администратор ему такую работенку подкинул. Ухаживай, говорит, пока за уточкой. А Эльвирку выселил.   - Ну, похоже, аферист еще тот, высшей квалификации. Стоило бы попасти его, да забить стрелку.   - Че это такое?   - Составить общее коммюнике. Да жаль, времени нету. - Гриша с печалью посмотрел на хозяйку. - И у меня для вас, тетя Клава, тоже есть новости. Увы, неутешительные. Я навел справки о вашем брате Николае Завьялове. Последнее его место жительства - остров Сахалин, город Корсаков. Там он скончался в наркологической клинике.   - Ой, боже ж ты мой. Куда его кинуло!   - Да, не стоило так далеко ездить. У нас и своя такая клиника есть.   - А дети у него были? - продолжала расспрашивать Клавдия Матвеевна.   - Сведений о зарегистрированных детях нету, - ответил Гриша. - И вот что, теть Клава. Я все-таки настаиваю на оформлении завещания. Неужели вам будет приятнее, если вас какой-нибудь посторонний жулик облапошит? Всего ведь не предусмотришь. Судя по появлению этого администратора, в ход пошли совершенно новые технологии. Даже я, с моим опытом юриста, не в состоянии вас обезопасить... Эх, не мешало бы и мне на курсы повышения квалификации записаться. Освоить гипноз, парапсихологию, НЛП.   Клавдия Матвеевна его опять не понимала, но уже и не просила объяснить. Однако насчет своего, кровного, все ж попыталась уточнить:   - А если все-таки объявятся еще какие-нибудь сродственники?   - Ну, свои люди - сочтемся.   Она посмотрела на него сочувственным взглядом. Он даже удивился, и теперь уже она пояснила ему:   - Жалко тебя, Гришенька. Раз у меня никого не осталось, это ж значит, и у тебя никого нету.   - У меня по отцовской линии могут быть, - возразил он, не желая, чтобы она расстраивалась.   - Так ты ж отца, говорил, не помнишь.   - Да, одинокие мы с вами люди, теть Клава, - согласился Гриша.   И она решилась оформить завещание. Племянник поблагодарил за доверие, оживленно потер руки и уже на следующий день приехал пораньше, чем приезжал обычно.   - Карета подана, теть Клава. Сто лошадиных сил в вашем личном распоряжении.   Она долго собиралась. Перебирала в шкафу платья, посыпанные нафталином. Остановила выбор на двух и спросила совета, какое надеть.   - Вам же не на свадьбу, теть Клава. Надевайте любое. Главное, документы с собой захватите.   Он посадил ее в джип на заднее сиденье, и поехали они в ближайшую нотариальную контору.   - Число знаете сегодня какое? - расспрашивал по дороге. - А день недели? А год какой?.. А в какой стране живете? А кто у нас президент?.. Про национальные проекты слыхали?   И на все вопросы Клавдия Матвеевна давала ответы. Правда, засомневалась, кто премьер-министр, спутав его с президентом.   - Вот знаю, один из них лысоватый, а другой с густым волосом. Но кто из них кто, не могу припомнить. - И, надо сказать, от этого экзамена, устроенного ей племянником, маленько взволновалась. - А для чего ты меня пытаешь?   - На всякий случай. Возможно, какие-нибудь из этих вопросов вам задаст нотариус для проверки вашей дееспособности. - Гриша повернулся к ней и подмигнул. - Но вы молодцом, тетя Клава. В курсе всего.   - Благодаря тебе. Телевизор "Хитачу" легулярно смотрю.   Но племянник, оказалось, зря перестраховался. Ни о президенте, ни о председателе министров нотариус - приветливая, роскошная женщина в блузке с цветным галстуком - не спрашивала. Клавдия Матвеевна прочитала отпечатанное завещание, кивнула в знак того, что все ясно. Только один момент остался не понятен. Почему-то в завещании забыли указать, что Гриша ее племянник.   - Подписывайте, я дома объясню, - поторопил он.   На обратном пути накупил всякой всячины полную корзину и за саму корзину тоже заплатил, не стал перегружать покупки в багажник. Дома устроил пир.   - Отвечаю на ваш вопрос, теть Клава, - разъяснил уже за столом. - Я не стал указывать, что я ваш племянник, потому что для завещания это не имеет никакого значения. Это будет важно на суде, если ваше завещание признают неправильным и зайдет речь об очередности наследования.   - Так я ж и на суде могу подтвердить...   - Да нет, вряд ли сможете. Это же будет после вашего фактического убытия. Но, я думаю, до суда дело не дойдет, - подбодрил он. - А что я ваш племянник, ведь документально доказывать надо, лишние деньги тратить. К чему?   - Да, ни к чему, - согласилась Клавдия Матвеевна. - Мы промеж собой знаем и ладно. И я тебя очень прошу: ты после моего фактического убытия про оградку не забудь. А то еще бродячие собаки прямо на моей могилке будут какать.               7   Утка поправилась. Ерофеич кормил ее хлебом, толченой картошкой, квашеной капустой - тем же, что ел сам. На аппетит она не обижалась, и хозяина совсем не боялась. По вечерам сидели в большой комнате, Ерофеич брал с полки учебник немецкого языка, когда-то найденный на помойке. Зрение у него стало неважнецким, но сама проблема решаема. Он насобирал целую кучу различных очков, конечно, с дефектами: с треснутыми стеклами, с отломанными дужками - и сейчас подбирал из этой коллекции подходящие. Вместо дужек он цеплял резинки. Время от времени зрение приходилось корректировать. Подобрав и нацепив очки, Ерофеич подолгу листал учебник. Он надеялся хоть немного понять язык, на котором разговаривает его единственный внук.   С уткой особенных хлопот не возникало. Вот только, в связи с ее хорошим аппетитом, гадила она по всей квартире. В хате стояли запахи, как на птицеводческой ферме. И Ерофеич начал выводить птицу на улицу. Открывал дверь, и она вперевалочку следовала за ним. Однако законы пищеварения у неё были совсем не те, что у человека. И часто он не угадывал, когда она хотела испражниться.   "В сарай перевести, что ли?" - прикидывал старик. Когда-то они держали скотину. И уток, и курей, и поросят и даже, одно время, корову, которую доила Матрена. Но сейчас в сарае пусто, в стенах зияли щели, и здесь было холоднее, чем на улице. Все-таки решил провести эксперимент. Дыры заткнул тряпками, выбрал подветренный уголок и поместил туда свою сожительницу. К ночи ударил сильный мороз. Ерофеич до ушей натянул на себя одеяло, однако уснуть не мог, все ворочался и думал: а как там утка?   Под утро, когда даже в комнате в углах появилась изморозь, он не выдержал, поднялся и, накинув на себя старенький полушубок, прошел в сарай. Так и есть: утка почти замерзла. Стоит недвижимо на одной ноге, поджав вторую и спрятав голову в перья. Однако, почувствовав хозяина, выдернула голову из-под перьев.   - Гутен морген, - сказал ей Ерофеич.   Она смотрела с тоской и осуждающе: "Что ж ты, старый пень, меня мучаешь?"   - Ладно уж, пошли в дом, тварь пакостливая.   Он потерпит. Да и одному, пока она сидела в сарае, скучнее стало. Так-то, при ней, он иногда и вслух ворчал, а утка, заслышав его голос, поворачивалась и вроде прислушивалась. А иногда даже отзывалась, крякая. Однако урок с выдворением в сарай ей не прошел даром: гадить стала меньше. Нет, грех обижаться. Умная и понятливая. Небесный администратор какую попало не подсунет.   Приближался Новый год. Может, Ерофеич и пропустил бы праздник, но почтальон принес открытку из Германии. Когда Ерофеич раскрыл её, заиграла веселая музыка. Дочь поздравляла с Новым годом, а также с Рождеством Христовым, желала здоровья. А вот это что-то новое, неожиданное: "Хватает ли тебе пенсии, папа? Хорошо ли питаешься?" Раньше-то она жаловалось на свои нехватки.   И тогда он стал готовиться к Новому году. Сходил в магазин, выставил на стол всякие закуски. Утка внимательно смотрела за его приготовлениями и одобрительно покрякивала. Вечером зашла соседка.   - С наступающим, Ерофеич!   А сама скучная, нерадостная.   - Что, Гриша давно не приезжал? - понял старик.   - Давненько не появлялся, - кивнула Клавдия Матвеевна, но тут же и оправдала племянника. - Он меня ведь предупредил. Дел, говорит, много навалилось... Может, ты, сосед, заглянешь? Телевизор вместе посмотрим, "Голубой огонек" в час ночи начнется. У меня "Хитача", очень хорошо показывает.   - Не обещаю, - сказал Ерофеич, привыкший рано ложиться спать. Но она поняла по-своему.   - Да, тебе есть с кем время коротать.   - Это с кем же?   - С уточкой, - кивнула на утку, которая внимательно, даже ревниво слушала их разговор, каждый раз поворачивая голову к тому, кто говорит.   - Ну и ты себе заведи.   - Тожеть утку? - как-то, не слишком радостно, уточнила она.   - Ну, можешь селезня, - пожал он плечами.   - Дак ко мне небесный администратор с поручением не заходил.   Вечером уселись за стол. Ерофеич на свое обычное место, а утка взлетела и пристроилась на отведенном ей краю. Он налил себе стопку целебного напитка. Крякнули и закусили вместе. И тут старик вспомнил о подарке, который остался после осенней тризны. Как бы не веря себе, отодвинул занавеску, а там и точно, на заиндевелом подоконнике - целлофановый пакет с розовой тесемкой. Внутри пачка с печеньем, шоколадка, а также маленькая баночка с лососевой икрой. И эти вещи неопровержимо доказывали на участие в его жизни небесного администратора. Печенье засохло, но его можно размочить в чае, а баночку с икрой раскупорил прямо сразу. Желая попробовать, зачерпнул чайной ложечкой слипшиеся красные икринки. Пожал плечами. "И что в ней находят?" - он пододвинул баночку ближе к утке. Та ткнулась плоским носом раз, другой и начала резво поедать икру.   - Гляди-ко, понравилось. Ну, лопай!   Опять открыл музыкальную открытку. И вторично читая Катино послание, слушал приятную мелодию.   - Дочь из Германии прислала, - похвалился и припомнил, что рассказывала дочь о Германии. - Там чистота, порядок. Белые лебеди и прочие водоплавающие в пруду плавают, и никто по ним не стреляет.   - Кря? - недоверчиво отозвалась утка.   - Кря! - заверил он.   Большие настенные часы показывали без пяти минут двенадцать. Ерофеич надел очки и раскрыл учебник немецкого языка. Ровно в двенадцать по незрячему телевизору пробили куранты. А старик, полистав учебник, нашел, что искал.   - Ихь глюк дир нойен йяр, - водя пальцем по странице, прочел он. То есть поздравил сожительницу с Новым годом.   Утром проснулся, ощущая себя здоровым, чему удивился. Ведь помирать собирался, а тут все болячки отступили. Хотя понятно, надо же за уткой ухаживать, вот небесный администратор и подкинул здоровья. Где-то в середине января, купив в магазине новую шариковую ручку, взамен засохшей, старик сел писать дочери ответ. Поблагодарил за поздравление, сообщил, что стоят крещенские морозы, и ответил на ее вопросы. Питание нормальное, на Новый год ел красную икру, а что не доел, скормил утке. И закончил так: "Ты, Катерина, учи все-таки моего внука родному русскому языку, пригодится".   Письмо по месту назначения пришло в начале марта. В Германии было уже тепло. Семья Васи Майорова, по-теперешнему, Вильяма Майера, разместилась на просторной террасе двухэтажного особняка. По случаю воскресного дня поджаривали мясо-гриль. Сам Вася ни к чему не прикасался. Он дремал в шезлонге, так как с раннего утра уже объехал весь городок, очищая мусорные контейнера. И его жена Кэтрин предупреждала гостей, Васиных племянников, чтоб не шумели и не тревожили дядю.   Рядом в кроватке, разнежившись на солнце, спал трехлетний Вальтер - крупный, розовощекий бутуз. Еще на террасе сидели Васин старший брат с женой и совладелец коттеджа Рудольф Хенке, пенсионер из местных немцев. Ему принадлежал первый этаж.   Когда сытно поели, запивая чуть горчащим "Мартини", Вася спросил у жены, о чем пишет тесть. Кэтрин вытащила письмо из кармашка цветастого передника и передала мужу. Вася прочел, старательно шевеля губами, потом по просьбе старшего брата Паши, теперь Пауля, зачитал вслух. Паша, из первых переселенцев, переехавший сюда двадцать лет назад, уже начал забывать русский. А сосед, Рудольф Хенке, вообще по-русски не понимал. Поэтому попросил перевести. И немецкий мусорщик Вася, как мог, перевел. Тесть, мол, пишет, что живет хорошо, ест красную икру и кормит ей же, красной икрой, утку. Причем, последний факт Васю нисколько не заинтересовал. Кормит так кормит, его дело. Зато Рудольф Хенке удивился.   - Что? - переспросил он. - Кого икрой кормит?   - Утку, - повторил Вася.   - Вас ист дас "утка"?   - Это... ну, домашняя птица, - ответил Вася уже на немецком.   - Что вы говорите? - продолжал переспрашивать Рудольф. - Кормит красной икрой домашнюю птицу?   Его бледное, гладковыбритое лицо выразило крайнюю степень изумления. Он почти ничего не ел и не пил, хотя его наперебой угощали. Хенке недавно перенес сложную операцию: ему заменили почки. И все его удовольствия в последнее время состояли из просмотра телепередач и чтения газет. И кстати, совсем недавно, в "Зюддойче цайтунг" он изучал рейтинг стран по статистике ООН. Рудольф не вполне удовлетворился, что Германию по качеству жизни поставили на третье место, ему хотелось бы первого.   - Я, может, неправильно вас понял? - продолжал он атаковать хозяина.   - Так написано, - хмыкнул Вася.   Хенке, читая газету, интересовался и тем, какое место занимает Россия - страна, откуда приехали его соседи-совладельцы. Оказалось - сто второе. И вдруг теперь выясняется, что в России тамошние пенсионеры кормят домашнюю птицу красной икрой. Что же является более достоверным источником информации: статистика, приведенная в газете, или письмо российского корреспондента фрау Кэтрин? И вообще, правильно ли выбраны критерии для оценки благосостояния экспертами ООН?.. Этот вопрос требовал дальнейшего изучения. В любом случае, загадочная страна Россия, в которой зимой 1942 года бесследно сгинул его отец, рядовой мотострелкового полка Фридрих Хенке, продолжает преподносить сюрпризы.   - Мне нельзя есть красную икру после операции, - обстоятельно доложил он. - Но, если б и дали такое разрешение, я не имел бы права этого себе позволять. Почти все мои накопления ушли на лечение.   - Операция была приват? - уточнил Паша-Пауль, в прошлом комбайнер из глухой сибирской деревни.   - Полный приват. Я даже имею сомнения, хватит ли у меня средств на мой ежегодный круиз по Средиземному морю.   - Неужели все деньги из вас вытянули? - на плохом немецком переспросила Кэтрин и дальше, не найдя нужных слов, прибавила по-русски. - Вот, живодеры. Чтоб у них...   И дальше загнула необычное пожелание, чтобы у этих живодеров на лбу мужской детородный орган вырос. Проснувшийся от громкого маминого голоса Вальтер протянул к ней руки и радостно засмеялся.               8   Гриша не появился ни на Новый год, ни на Рождество. Тетя Клава скучала. Один раз приезжала бывшая соседка Кускова. И беседа с ней окончательно расстроила Клавдию Матвеевну. Узнав про завещание, Анастасия Павловна уверенно сказала:   - Ну, своего твой племянник добился. Теперь его надо опасаться.   Она поведала ужасную историю, как в их доме один молодой человек, предварительно прописавшись, пытался отравить беляшами лучшего друга и его маму с целью захвата квартиры. И еще всякие осторожные догадки высказывала, сомневаясь в личности Гриши.   Совсем загрустила Клавдия Матвеевна. И не знала уже, хорошо или плохо, что так долго не едет племянник. В удрученном состоянии она пребывала до тринадцатого числа - до старого Нового года. А тринадцатого, услышав гул моторов на улице, выглянула в окошко. К ней! Целая колонна! Впереди знакомый джип, за ним грузовик с дровами, а следом самосвал, не разглядишь издалека, с чем. А вот и Гриша Одесский, собственной персоной. Улыбается, поздравляет с прошедшими праздниками.   - Принимайте дрова и уголь, теть Клава!   А дрова - на загляденье, березовые чурочки, одна к одной. А уголь - черный, блестящий, не иначе антрацит. Углем Клавдия Матвеевна давно не пользовалась, подорожал сильно. Ну, Гриша, уважил старуху! Все опасения - прочь; радость - наружу.   - Ой, да куда столько? Ты так потратился!   - Пользуйтесь и не экономьте! - гремел Гриша. - Вам, в вашем возрасте, надо как следует прогревать кости.   - А можно немного соседу выделить? Ерофеичу? Он тоже не шибко много дров заготовил, все помирать собирался... Так можно ему?   - Ваше дело.   По телевизору передавали праздничный концерт. "Минуточку", - сказал Гриша и сбегал к машине, принес пакет с беляшами. Конфузясь, повинился, что в спешке ростбифов не закупил, а по пути только беляши попались. У Клавдии Матвеевны, некстати припомнившей рассказ подружки, руки опустились. Меж тем Гриша погнал лошадей дальше и попросил разрешения прописаться.   - Чево? - почти с ужасом переспросила Клавдия Матвеевна.   - Прописаться хочу, - повторил гость. - Мне так будет удобней.   У неё сердце упало, и стало так плохо, как давно не случалось. Она исподволь посмотрела на гостя, и Гриша после долгого отсутствия показался ей совершенно чужим, неузнаваемым человеком. Но он глянул ответно и улыбнулся ей. Да нет! Тот же самый. Именно он учил ее не думать о людях плохо. Клавдия Матвеевна, поругав себя за мнительность, стала метать на стол закуски. И, уж конечно, угостила гостя пахучим винегретом, который заправила по рецепту одного заезжего китайца зажаренным луком. Китаец тоже интересовался домом и обещал заплатить за него любой валютой.   - Спасибо, вкусно, - поблагодарил Гриша. - Заждались меня? Небось, и сомневаться уже стали: приеду ли? Мысли всякие дурные в голову полезли, да?   - Ну, вроде того... - засмущалась она.   - Да уж не скрывайте! Это вполне естественно - сомневаться. Как сказал один из моих коллег по бизнесу: "Я сомневаюсь - следовательно, я существую". Тем более что вы попали в яблочко. Я ведь, честно признаться, никакой вам не племянник.   - Я догадывалась, - тихо сказала старуха.   - Догадывались? - удивился Гриша.   - Люди подсказали. И еще всякое нехорошее говорили. Ты, Гриша, холодца попробуй. Я специально к праздникам приготовила, из свиных ножек и ушей.   - А ведь вам правильно подсказывали, теть Клава. Я ведь, честно сказать, еще тот юрист. На мне пробы некуда ставить, - разоткровенничался Гриша, пододвигая к себе холодец. - Полгода еще не прошло, как вернулся из последней командировки.   - А куда ездил-то?   - Был в гостях у кума. А он, кум-то, еще тот живоглот. Кормил, чем попало, по двенадцать часов работать заставлял, а платил копейки. Я вернулся исхудалый и в бушлате. Хорошо, мне из общака за прежние заслуги выделили. Так я экипировался, машину купил и взялся за стоящее дело. И ведь хотел вас, Клавдия Матвеевна, кидануть по полной программе. Помните, вы мне проверку на вшивость устроили? Думаете, я не знаю, как зовут ваших родителей? Ошибаетесь! Все знаю. А ну-ка скажите, любезная Клавдия Матвеевна, как звали вашего дедушку со стороны отца?   - Не помню, - она пододвинула ему еще одну тарелку. - Ты хреновину на холодец накладай-то. Ой, крепкая! Я все глаза выплакала, когда делала.   - Спасибо. А звали его Емельяном Кузьмичом. Он у вас герой - участвовал в русско-японской войне девятьсот четвертого года.   - А ведь точно, - она изумилась. - Мой дед и вправду про япошек рассказывал. А загулявши, пел: "Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает".   - В моей базе данных про вас все есть! - похвастался Гриша. - Архивные документы, выписки из церковных книг. Будь вы состоятельной вумен, я по вашему заказу мог бы генеалогическое древо составить. Но этих знаний не понадобилось. Вы и без того поверили. И это самое лучшее, что смогли сделать. Своей доверчивостью вы обезоружили меня.   - Я боялась обидеть тебя своим недоверием, - призналась тетя Клава и добавила, обидевшись: - А ты наврал мне, что один на белом свете. К куму, говоришь, ездил. Поди, и с кумой любезничал?   - Эх, тетя Клава! Это совсем не тот кум, что вы подумали. Ну, как вам объяснить? Вы же на нашем, юридическом языке не ботаете. А вот насчет моего сиротства - чистая правда. Я ведь и про своих родителей справки наводил. Мама у меня была русская, а папа, как я уже говорил, юрист. Он гастролер с Юга. Может, и сейчас на Дерибасовской свою контору держит. А может, переплыл через Черное море и сделался турецко-подданным. Или еще дальше, в Рио-де-Жанейро, укатил и ходит там в белых штанах, - Гриша вздохнул. - То есть, теть Клава, сам я не очень удачный симбиоз. Смесь грузина с чемоданом. Или бульдога с носорогом. Я и раньше замечал, что на ровном месте в своих комбинациях спотыкаюсь. Видно, способности к юридическому творчеству у папы перенял, а душой чисто в вашу породу пошел.   - Как в нашу породу? Ты ж только признался мне, что вовсе не племянник... Или все-таки племянник? - с надеждой спросила она.   - Ой, простите! - он стукнул ладошкой по лбу. - Капитально в образ вошел. Мне бы в артисты следовало податься.   - Ладно, пусть все по-прежнему думают, что ты мой племянник. Я сама уже к этому привыкла, - разрешила Клавдия Матвеевна и с тревогой посмотрела на него. - Я хоть и темная, Гришенька, а ведь догадалась, где ты был. У меня сынок из этих командировок не вылезал. В тюрьме ты сидел! И боюсь, опять туда попадешь. К куму к своему. Ты уж лучше забудь про свое юридическое образование. Неученым-то всяко легше.   - Вы прямо, как мать, за меня беспокоитесь. И, знаете, тетя Клава, я с первой встречи, поглядев на вас, мать припомнил. Она была такая же хлопотунья. Давайте я вас не тетей, а мамой буду называть. Если вы, конечно, не против.   Он вытащил платок и вытер губы и руки.   - Спасибо, за угощение, мама. А моих беляшей вы так и не попробовали. И насчет прописки не ответили...               9   Вот и пришла весна. Все чаще стала выходить во двор Клавдия Матвеевна. Выползал и Ерофеич, наблюдая за природными явлениями. Река и озерки очистились ото льда. Уже и ночью стоит плюсовая температура. Пора утку на волю выпускать. Она в последнее время часто взлетала на подоконник, подолгу там сидела и смотрела на улицу. Тоскует птица.   Пора так пора. Ерофеич взял утку в охапку и ощутил, что она за зиму поправилась. Взлетит ли?.. Он вышел во двор и подбросил ее в небо. "Ауф видерзейн", - сказал на прощанье. С трудом взлетела. Три круга над домом сделала и покрякала, прощаясь.   Ведь бессловесная тварь, неразумная, а все равно жалко расставаться. Старик с интересом смотрел вслед, ожидая, какой она выберет маршрут. По идее, на Север должна податься, лето впереди. Но утка почему-то полетела туда, где садится солнце. "Сдурела, что ли? - недоумевая, подумал он. - Что ей на Западе-то делать? Там, поди, и болот приличных нет". Но потом припомнил, что рассказывал своей сожительнице зимними вечерами про Германию. Так сам же сагитировал, старый дурень.   Греясь на солнышке, еще долго смотрел на Запад - туда, где живет дочь и откуда приходят письма. Последнее получил на-днях. И в этой весточке было приятное сообщение. Катька написала, что его внук Вальтер (старик про себя окрестил Валькой) научился говорить по-русски. Только почему-то первые слова оказались матерными, что ее удивило и расстроило. Но это-то ясно. Катька ведь и сама еще та матершинница. И, главное, она пообещала, что летом они всем гамузом приедут в гости...   Ерофеич присел на завалинку, снял шапку с головы.   Припекает солнце, ласкает очистившееся от волос темечко. Играют солнечные лучи на струях вод, но особенно ярко блистают они на золотых куполах Храма, что возвышается на том берегу, заметно отличаясь от серых стандартных многоэтажек. Рядом подсыхает огород. Скоро копать, а потом сажать и выращивать картошку, лук, чеснок. Со здоровьем получше стало, в руках силенка появилась. Нет, теперь уже помирать никак нельзя. Жить надо, готовиться к приезду внука. За эту зиму как-никак овладел немецким языком, может поприветствовать и поблагодарить по-немецки, а внук, идя ему навстречу, освоил русский мат. Эх, как греет солнышко-то. И так хочется жить! Жить долго - примерно столько, сколько жили Ной с Мафусаилом. Даже пусть при такой пенсии, как сейчас. Летом всегда легче, а под осень, может, опять объявится небесный администратор и еще какую-нибудь работенку подбросит.   Сразу за огородом отсыпали гравийную дорогу, и дальше, примерно там, где он выловил утку, появилась площадка из песка, на нее уже завезли бетонные сваи, плиты и прочее оборудование. А сегодня притащили сваебойную машину и вагончик на колесах. На нем надпись крупными буквами. Мостоотряд какой-то. Первую цифру еще можно различить, кажется, шестерка, средняя неясно, а последняя, скорей всего, тоже шестерка. Кто-то вышел из вагончика и зашагал в его сторону. Подошел ближе и, прислонившись, качнул ветхую изгородь. Ерофеич хотел понужнуть этого человека, но строитель по-свойски подмигнул и улыбнулся во весь рот. Это был молодой мужчина в желтой каске, с чернявой бородкой и с ужимками хвостатого существа.   - Папаша, где тут можно взять?   - Да вон, в девятиэтажке. - Ерофеич не стал уточнять, чего этому молодцу надо. И так ясно.   - А у тебя, что ли, нету?   - Не держу... Так вы мост будете строить?   - Да, папаша. Построим вам самую кратчайшую дорогу к Храму, - веселые бесенята прыгали в его глазах.   - А когда начнете?   - Вот щас похмелимся и начнем.