Вечером Наташа ждала Виталия у него в номере. Просто сидела на кровати в обтягивающих джинсовых бриджах и красной футболке и улыбалась. Словно ничего особенного не произошло: он открывает дверь, а она сидит и ждёт.
- Как ты вошла? - Виталий растерялся и обрадовался одновременно.
- Мухаммед дал второй ключ, - пояснила Наташа, как будто взять у Мухаммеда ключ от любого номера было делом совершенно естественным.
- Ты знаешь Мухаммеда? - удивился Виталий.
- Я знаю всех, - засмеялась она, давая понять, что допрос на этом окончен. - Знаешь куда мы сейчас едем?
- Нет, даже не догадываюсь.
- Встречать в пустыне закат... - и, понизив голос до легкой хрипотцы, Наташа добавила. - А если захочешь, то и рассвет...
- Ты хочешь сказать, что мы проведем ночь в пустыне? - не поверил Виталий.
- А где бы ТЫ, - она сделала ударение на ТЫ, - хотел провести вторую ночь с Шахерезадой?
- Где угодно!
Действительность предательски уплывала из-под ног. Мысли метались и рвались, как старая кинолента: "Всё слишком красиво и странно, чтобы быть правдой. Самая сексапильная женщина на земле исполняет, как золотая рыбка, мои сокровенные желания, предоставляя мне, как старику из пушкинской сказки, изъявлять их. И даже узнавала их непостижимым образом раньше, чем я успеваю их озвучить. А ведь, если подумать, кто я такой для нее? Да, у меня есть имя. Но что оно значит в Шарме? Она-то наверняка и слышать не слышала, что на южной окраине Петербурга живет такой Виталий Кашмирцев, акула пера и без пяти минут редактор одного из ведущих питерских бизнес-изданий?!"
И вот он, Виталий Кашмирцев, уже сидит рядом с Наташей, естественно, на месте пассажира, в кофейного цвета "тойоте", и они едут... в пустыню. Встречать закат.
- Ты умеешь водить квадрацикл? - спрашивает она.
- Нет, - сознается он.
- А мотоцикл?
- В юности куролесил на "Яве". По тем временам это было что-то. Друзья мне завидовали. Знаешь, "Ява", как мне тогда казалось, мчалась, как ветер, проносилась мимо, как шепот...
Виталий не заметил, что и сам вдруг перешел на шепот, опьяненный близостью своей очаровательной спутницы.
Кстати, владелец квадродрома почему-то тоже оказался хорошим ее знакомым; в самом деле, у Шахерезады много знакомых: чему тут удивляться?
Квадроциклы выстроились в колонну, приготовились бороздить песчаное море.
Но перед стартом Наташа ловко и нежно упаковала Виталия в темно-зеленый "сафари", быстро обмоталась в красную клетчатую ткань сама. По тому, как привычно орудовали ее пальчики, он понял, что кататься на квадрациклах ей доводится часто; "интересно, с кем?" - подумал ревниво. А колонна уже зарычала, двинулась в пустыню, как большое хищное животное; Наташа с Виталием пристроились в хвосте.
- Если умеешь на "Яве", с квадрациклом справишься! - ободрила Наташа.
Квадрацикл был тяжелее и неповоротливее "Явы", но это различие исчезало, благодаря тому, что за спиной пристроилась женщина из тысячи и одной ночи; о, как она обнимала, как она прижималась к нему, заслоняясь от солнца и ветра!
По обеим сторонам колонны бежали люди с камерами, возможно, журналисты, просили помахать рукой. Виталий поднял ладонь кверху. Наташа засмеялась, и еще крепче обняла его, и невидимые крылья раскрылись за его спиной.
- Осторожно, сейчас будет крутой спуск, - предупредила Наташа.
Судя по всему, она неплохо знала маршрут.
Квадрацикл взлетел, оторвался от дрейфующей земли, и Наташа вскрикнула, вросла в межкрылье своего ведущего.
- Наташа... Наташа... - шептала "Ява", и на поворотах Виталий нарочно наклонял квадр пониже, рискуя опрокинуться в песок, чтобы Наташа снова и снова становилась с ним одним целым.
Колона замерла у гор. Вечные, как великаны, они смотрели сверху вниз не то равнодушно, не то снисходительно. Увязая в песке, Наташа увлекла Виталия под навес, где гостей ждал бедуин с верблюдом на привязи.
- Здесь рядом деревня бедуинов, - сообщила Наташа, рухнула на подушки, разбросанные по полу, утянула, как в омут, за собой Виталия, затем сделала знак бедуину и что-то деловито сказала ему по-арабски. Он учтиво поклонился, ушел и вскоре вернулся с маленькими чашечками ароматного чая.
Наташа с наслаждением втянула дымок, прислушалась: в соседних, таких же, как эта, соломенных хижинах смеялись и разговаривали.
- К нам никто не войдем. Только Саид, принесет еще чая - проводила она взглядом бедуина, сдернула с себя "сафари" и подползла к Виталию, удобно расположившись у него между коленей. А тем временем смех за зыбкими перегородками рассеялся по пустыне, оставил только пение бедуина, заунывное, как покачивание стрелки метронома, и пыль, пыль, пыль из под летящих по пустыне квадрациклов, напоминающих издали черных жуков, перебирающих лапками в ожидании соития....
- Мы остались в пустыне одни? - насторожился Виталий, хотя был не из робкого десятка.
- И бедуины, - насмешливо прищурилась Наташа, но тотчас стала серьезной. - Через час приедут другие квадроциклы. У нас с тобой час...
- Час и вся жизнь... - задумчиво произнес Виталий.
Она сняла с него сафари, осторожно, как в первый раз, прикоснулась губами к губам. Поцелуй со вкусом бедуинского чая. Ее губы, такие сочные и нежные, казалось, излучают какую-то энергетику. передают некое сообщение, которое. коснувшись его губ, переходит дальше, вниз, к сердцу, и еще ниже, и, воспринимая информацию, зажигается огонь, испепляющий все на своем пути....
- Твои губы пахнут чаем и дымом... - сказал Виталий...
- Скажи мне, кто ты? - Виталий целовал ее, опьяняясь ароматом волос.
- Я - твоя Шахерезада, - потянулась она к молнии на его джинсах.
- Ты похожа на Сфинкса...
- Главное, чтобы не на египетскую мумию - отшутилась Наташа... - Ты знаешь, о чем я сейчас мечтаю?
- О чем, солнышко?
- Остаться с тобой в пустыне навсегда, и пусть Саид приносит нам чай по утрам.
- Только пусть он приходит вовремя, но не раньше, чем ты успела застегнуть молнию... - улыбнулся Виталий.
Надоеда-Саид вернулся некстати, именно тогда, когда Наташа застегивала ему джинсы.
Солнце медленно, как будто боялось разбиться, скатывалось за линию гор, и было похоже на огромный, неуклюжий шар.
- Посмотри, как много вокруг всего происходит, какая здесь странная и непохожая ни на что жизнь. - Наташа отпила из чашечки остывший чай. - Я столько раз видела закат в пустыне, и все одно и то же - солнце, пески, но каждый раз все разное. И никогда не надоест, даже если видишь это много лет из года в год. Здесь слышен голос вечности.
- Твой голос мне нравится больше, Наташа.
- Наверное, так когда-то смотрела на закат и слышала голоса пустыни и неба Мария Египетская. Сорок лет молилась среди песков, и секунды струились в воронку времени, как песчинки в песочных часах. Уходят и никогда не кончаются, ведь только время проходит, а вечность остается навсегда...
- Нам еще рано каяться. Впереди две ночи, - напомнил Виталий.
Солнце окончательно закатилось за горизонт, расплескав напоследок свои горячие лучи, подсветив барханы и бросив прощальный взгляд на простертую ниц пустыню.
- Обними меня, - попросила Наташа.
Виталий обнял ее, они стояли, обнявшись, следя за закатом солнца, они казались себе одинокими путниками, которых судьба забросила куда-то в неведомое, в лабиринт, в мир, исполненный загадок и тайн.
- Ладно, пора ехать, - по-кошачьи потянулась Наташа. - У меня сегодня выступление.
..Возвращались в Шарм ночью, и беззвездное небо сопровождало их повсюду, немое, как древнее божество.
Виталий сидел за рулем, а Наташа прижалась к нему, словно ища защиты.
- Когда мы увидимся? - спросил Виталий.
- Ты не придешь сегодня в "Тысячу и одну ночь"? - удивилась Наташа.
- Нет, - смутился Виталий и посмотрел на часы. Девять пятнадцать. На полдесятого у него назначена встреча с Фатимой.