Огромный дом спал. Мерное дыхание женщин заглушал храп мужчин. В темноте колыхались льняные занавеси. Спали мужи и жены, дети и старцы, спали под одринами серые псы, положив лобастые волчьи головы на сильные толстые лапы.
Завтра женщины встанут и будут готовить напитки для пира победителей. А победители-мужчины будут спать и после рассвета - битва дело нелёгкое. Лишь у самого очага сидит человек, и свет тлеющих головешек отражается в его бессонных глазах.
Лепо тоже устал. Лепо день напролет не выпускал меча, в поединке убил одного из кимрских вождей, разил направо и налево так, что наземь летели головы с забранными конским хвостом волосами и сжимающими тесаки руки, валились в багровые лужи разваленные до пояса тела в боевой раскраске. К вечеру он весь покрылся коркой из своего пота и чужой крови.
Потом он окунулся с головой в ледяную воду Большой Висы. Сладкая боль выжгла смертельную усталость из одубевшего тела, вода размыла корку и потекла дальше, красная, как заливший полнеба закат. Знахари заговорили раны, перевязали, приложив примочки из трав. Округ уже хлопали черные крылья воронов, спешивших отпраздновать победу.
Победа, которая вполне могла быть победой висов. Его, Лепо, победой. А стала его позором, который не смыть ни вчерашней кровью, ни завтрашней сурьей.
Он мог бы сам справиться с этими кимрами. Оружия, благо, хватало - и своего, и выменянного у заморян на хлеб, мёд и меха. Людей хватало тоже. Но кто мог знать? Кто мог знать, что степняков так мало? Они же шли, словно вели за собой полстепи, и, глядя на их знамена, можно было в это поверить. И он зажег Огни Тревоги на восточном и западном кону края висов. И пришли с запада кудеяры, а с востока спалы. И завтра висы будут угощать своих спасителей... спасителей от полудюжины кимрских дружин, которых сами легко могли перебить. И так о висах говорят (особенно - чурающиеся чужаков кудеяры), что они-де размякли, обабились, ведя мену с заморскими людьми.
О-о, позор на голову Лепо, бестолкового вождя! Вот это называется - усы отрастил, а ума не нажил. Горе! Позор! Чудо будет, если висы теперь не потребуют другого вождя!
Лепо хрустнул сплетёнными пальцами. Кола. Лепо завидовал ему. И родом, и по годам Кола был младше его. Но с далеких времен прародителя Тарха род Колы считался главным в Полях. Именно ему было доверено стеречь Тархово святилище в излучине Непры-реки, то где хранилось с незапамятных пор Золото Тарха - Соха, Секира и Чаша. А новый, молодой вождь спалов и сам был не промах. Давно никто не бил так кимров, как бил Кола. И разве не он, не Кола, выдумал выучить сколотских юнцов конному бою? И не просто выдумал, и в жизнь воплотил! Разве спалы на берегу Висы не дрались конными? Не хуже кимров разили с коней тяжелыми мечами и длинными копьями.
Кола. Кола. Кола. Имя соседа мучило Лепо, как застрявший в ране осколок костяного жала стрелы.
Лепо вскинул бессонные глаза вверх - они были красными, словно сохранили отсвет дотлевающих углей - и с тоской уставился во тьму меж стропилами.
Позор. Кола. Завтрашний пир. Кола. Позор...
Лепо обхватил голову руками. Он не заметил, когда уснул.
Глава 5.
Три вождя и три раба.
Кинулись оба на вора они, в волка вцепившись
Наземь его повалили, кричащего громко.
"Одиссея", Гомер
Висы готовились к тризне.
Взревели рога, созывая сколотов на Пир. Полуголые мужчины яростно били замотанными в тряпки колотушками в круглые огромные барабаны. Голос натянутой на исполинские горшки серо-желтой телячьей кожи рокотал, гремел, раскатывался над холмистыми берегами Большой Виси, над лежащими на север чащами, глухо ревел, как медведь - голосу барабанов тесно было меж землей и утренним низким небом!
В степь голос барабанов вкатывался злым и весёлым хохотом: Люди Полей опять побили людей Степи! Они разметали их, как серебристые волки вонючих желтых овец, как северный ветер осеннюю пыль! Ты хотела крови, хищница Степь - пей, реки красны от крови кимров!
Шустрые дети несли огромные пуки хвороста, сваливая их в костры - праздничные костры.
Боги сделали так, что день победы над кимрами пришелся за неделю даже за полнедели перед Летними Кострами. Что ж, отпразднуем и то, и другое зараз!!
Мужчины воздвигали огромные домовины. Их потом сверху донизу завалят хворостом и подожгут. Это - дома для погибших воинов.
Женщины хлопотали у котлов. Им придется нелегко - прокормить воинов всех трех сколотских племён.
Из жилищ под открытое небо выволакивали столы, лавы, чурбаки - все, на чем можно сидеть, есть, пить.
Собаки оживленно сновали между людьми, два раба из дома Лепо сцепились за право носить за вождем висов его сиденье. Проходивший мимо кудеяр вытянул обоих палкой, словно ссорящихся собак разогнал и пошел мимо. Рабы, тяжело дыша, огляделись - сиденье пропало.
Сиденье уволок Кадм. Теперь он шел в двух шагах от вождя, смешавшись с его сыновьями и пасынками. Краем глаза н заметил, как старшая жена Лепо погнала всё ешё оглядывающихся рабов таскать хворост и злорадно ухмыльнулся. В другие дни Кадм бы постарался пристроиться к поварихам. Но сейчас его встревожили разговоры о саях и Кадм хотел быть поближе к вождям. Лучшего же повода, чем таскать за Лепо его кресло, и придумать было нельзя. Кадм прятал за креслом кривую ухмылку, и засвистел бы от удовольствия, если бы не страх обратить на себя излишнее внимание. С детства Кадм усвоил, что привлекать чужие глаза и уши хорошо только на торгу. В остальное время - кто меньше высовывается, тот больше живет.
Вожди варваров встретились на берегу Виси. Своего хозяина Кадм знал хорошо, поэтому перенёс внимание на двух других. Вождь кудеяров не привлёк его внимании, хотя даже в этой стране великанов был верзилой из верзил, с широким костистым лицом, обветренным и загорелым до красноты, с небольшими синими глазами, спрятавшимися в глубоких широко расставленных глазницах, с низким медвежьим черепом на шее вола, между двух плеч-глыб, с красными руками, которыми можно было веять зерно. Карпо не произвел на Кадма впечатления слишком умного человека. Кроме того, до кудеяров, забившихся в глухой угол между нурскими пущами и карпскими горами, все новости доходили в последний черёд. Сделав этот вывод, Кадм сосредоточился на вожде спалов. Кола был самым молодым из вождей, с золотистыми волосами и усами. За его спиной стояли пасынки - своих сыновей у юного вождя еще не было. Кола был известен как умный и решительный полководец, упорный в достижении своих целей. Его любили не только спалы, но и люди соседних племен.
Даже вождь кудеяров всерьез считал Колу любимым младшим братишкой и гордился им (это бесконечно изумляло Кадма). Васильковые глаза Колы смотрели прямо вперед с молодым задором, но и по уму , и по силе, и по ратному искусству этот юноша не уступил бы любому зрелому мужчине.
Кадм смотрел, как вожди варваров приветствуют друг друга, сперва вскидывая правую ладонь вперед и вверх, потом - сжимая локти друг друга, и ,наконец, с хохотом (Кадму он казался медвежьим рычанием) обменивались дружескими тычками и затрещинами(любая из них сломала бы Кадму ребра и перемешала бы все потроха).
Сыновья и пасынки вождей стояли почтительно в стороне, с чуть настороженной улыбкой приглядывались друг к другу.
Вожди направились к домовинам. Издалека белые, стояли они посреди поляны. У входов лежали, опустив головы на лапы, псы. Их хозяева сейчас сидели на скамьях внутри домовин, сжимая в холодных (охладевших?) дланях рукояти мечей и секир, палиц и боевых молотов. Между ног каждого, на земляном полу стояли горшки с едой, круто посоленной женскими слезами.
Кола огляделся.
Мик, Жар. Гомон. Звенк... Ему будет не хватать этих парней. Они, конечно, еще встретятся за праздничными столами Сварги, но это будет нескоро - так много дел тут, на земле.
- Кто поведет обряд? - Кола взглянул на Лепо.
Серые глаза вождя висов на миг метнулись в сторону, но сразу же вернулись и встретили взгляд соседа.
- Ты - твердо сказал сосед Лепо - Ты - верховный вождь всех сколотов и Хранитель Золота Тарха.
Кола молча кивнул. Они повернулись и пошли прочь - три вождя, за ними сыновья и пасынки, а меж теми - раб в обнимку с креслом.
По обычаю, зажечь погребальные костры надлежало в час заката солнца. До него было еще не близко и вожди по пути заговорили ос воем. Давно не видавшиеся соседи пересказали друг дугу неторопливой сколотской речью все новости своих племен, пока Кадм, обливаясь потом, тащил всё наливающееся тяжестью кресло и тряс по конски головой, отгоняя мух и паутов.
Округ сыновья и пасынки помладше же оживленно перешептывались, размахивая руками, вспоминая позавчерашнюю сечу. Их старшие братья шли в степенном и чуть пренебрежительном молчании, утвердив руки на широких кожаных поясах. Плащи из грубой ткани цеплялись за высокие соцветия трав.
Наконец окаянный Кола взялся рассказывать побратимам о позавчерашнем разговоре с кимром и о саях. Рассказывал он пренебрежительным голосом(тоном?) - именно таким бывалому воину приличествует излагать мелкие подробности битвы и именно такой голос обязывает равных к вниманию.
Лепо и Карпо действительно внимательно слушали. Лепо наклонил голову и озабоченно прикусил губу, исполин кудеяр изумленно таращился на Колу и , наконец, спросил::
- Да откуда ты столько знаешь о са...са...саях этих самых?
Кола остановился и не менее озадаченно уставился на северного соседа. Воину не пристало помнить о встрече с рабом, и, сохранив знания о саях, он искренне позабыл их источник. Он огляделся вокруг и вдруг лицо его прояснилось
-Да раб рассказал, Лепов захребетник - и он ткнул пальцем в худые голые ноги, торчавшие из-под кресла - Этот, кажется, и рассказал.
Взглянув в указанном направлении, Карпо расхохотался.
- Ты смотри. Кол, за Лепо-то седало таскают! Стареешь, а, брат?
Лепо повернулся, и увидев его глаза, Кадм бросил кресло и кинулся бежать, но не успел. Две мощные длани сгребли его за шкирку и за пояс, без особых усилий вздернули воздух и запустили бывшего купца со склона холма вниз.
То был обычный, костоломный бросок бывалого бойца. Кадма спасло то, что он был легок, высокая трава, да то, что запустили его далеко и по касательной к склону. Садани его Лепо оземь у своих ног - как и делывал не раз с более серьезными противниками - убил бы на месте. А так Кадм отделался вывихом руки, да полудюжиной хороших ушибов.
Очухавшись и поднявшись на колени, он, баюкая больную руку, заорал вслед вождям:
Мальчишка из младших сыновей Карпо нагнулся за палкой - запустить в крикуна. Старший одернул его - воину не пристало связываться с рабом, особенно - чужим.
Кадм со стоном перевалился на другой бок и замер. Над ним, с охапками хвороста в руках стояли, ухмыляясь, рабы, у которых он умыкнул кресло. И Кадм не разделял светившейся в их глазах радости.
Они кинулись на него, и один заломил за спину руки, профессиональным движением охотника на людей, а другой, не выпуская из рук хворост и поминутно оглядываясь, пинал его в грудь, в живот, в лицо.
- Попался, козомордый ворюга! - приговаривал он, - мы тебя сейчас так отделаем - вся хитрость через уши вытечет, ублюдок! Бабы по такому, как ты, реветь не будут. Кто по тебе будет плакать, а? Мальчик? Или, может, коза? - он засмеялся мелко и злобно, а тот, второй, довольно кряхтел и ухал в такт пинкам.
Кадма спасла жена хозяина, окликнувшая замешкавшихся где-то помощников, отшвырнули добычу и припустили на зов хозяйки, а Кадм, скуля, поковылял в свою хижину.