Прозоров Лев Рудольфович : другие произведения.

Земля Бакруга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Группа исследователей покидает таинственный остров, где волею судьбы укрылись от хода времен вымершие во всем остальном мире животные. Все персонажи на местах - чудаковатые профессора, просоленый морской волк-капитан, отважный лорд - охотник и искатель приключений, прекрасная дочь лорда и влюбленный в нее журналист...
  "Неукротимый" объявился вовремя, точно согласно уговору. Не надо говорить читателю, что мы все были рады появившемуся на горизонте дымку так, как, верно, путник в пустыне радуется показавшейся вдали зелени оазиса, а мореход былых времен радовался полоске земли на горизонте. Однако я невольно ввел читателя в некоторое заблуждение. Рад был Ваш покорный слуга, радовались наши верные спутники - лакеи лорда Ниммера, Боурр и Ктаф, матросы - Вирверн и Риспа, и добрый дикарь Ткнаттакук (имя непроизносимое для существа цивилизованного, однако я и предназначаю его для глаз, но отнюдь не для уст моих читателей). Рад был даже сам лорд Ниммер, неукротимый охотник, отважный искатель приключений, воспринимавший любую опасность, словно его рыцарственный предок - звук чужой трубы у врат родовой цитадели. И естественно, была рада юная мисс Ниммер, прекрасная дочь великого зверолова. Но ученые, наши добрые профессора - они разрывались между радостью грядущего возвращения к цивилизации и отчаянием от расставания с островом, бывшим нам пристанищем, пусть и негостеприимным, в течение всех месяцев недолгого северного лета. Остров был для наших менторов неисчерпаемой кладовою открытий - хорошо помню, в какое неистовое восхищение привело их в первые дни экспедиции зрелище хвощей - самых обыкновенных хвощей, отличных от тех, что по неряшливости садовника могут прорасти на вашей клумбе, только размерами - хвощи были выше королевского гвардейца, и толщиною при том едва ли не в руку ребенка. Какое счастье, что их студенты не видели в этот момент лиц своих суровых божеств, этих воплощенных громовержцев, этот неумолимый рок университетских кафедр и аудиторий - о, как упал бы иначе их престиж! Почтенные ученые мужи до самого последнего момента растягивали упаковку своих коллекций, словно страшась выпустить из рук или потерять из виду свои сокровища - гербарии, чучела, черепа, шкуры и заспиртованные образцы, закатанные в исполинские склянки. Точно так малыш тянет время расставания с любимыми игрушками под суровым взором няньки, ждущей, чтобы отвести проказника в постель. Клянусь, только после появления не дымка даже, но самого контура "Неукротимого" на горизонте, едва сдерживающему неприличную улыбку сэру Ниммеру удалось уговорить господ Серпентли и Дайктилла забить крышку последнего ящика. Из ученых экспедиции один только господин Бакруг сохранял хладнокровие, что ничуть, впрочем, не удивительно - и чудеса этого острова, и расставание с ним были не в новинку исследователю, поплатившемуся за откровенность научной репутацией - впрочем, полагаю, отныне безусловно восстановленной.
  
  И вот, наконец, долгожданный избавитель от лишений, утомительных спутников славы первоисследователей, "Неукротимый", спустив пары, качается на волнах, и шлюпки идут к нам, а на передней из них я вижу знакомую фигуру капитана Рэйпта. Слуги и матросы в восторге обнимаются, поддаемся общему порыву и мы. Я солгу, если утаю от читателя, что мои объятия с юной мисс Ниммер если и не касаются границы приличий, то все же длятся несколько дольше и более теплы, нежели те, коими обмениваюсь я с остальными членами нашей экспедиции. Остается только надеяться, что ни сама мисс Ниммер, ни ее суровый отец не заметили этого легкого отступления от хорошего тона, или списали его на всем известные дурные манеры журналистов.
  
  И наконец, капитан Рэйпт спускается на песок нашего берега. Мы все радостно жмем ему руки, и можно заметить, что невозмутимый моряк тем не менее искренне тронут таким проявлением теплоты с нашей стороны.
  
  При загрузке возникает новая сложность, и связана она опять с нашими почтеннейшими профессорами. Воистину, они и на миг страшатся разлучиться со своими драгоценными коллекциями, хотя непререкаемый морской закон гласит - первыми - пассажиров, потом - багаж. Только употребив весь свой авторитет, лорду Ниммеру и капитану удается погрузить наших ученых мужей в шлюпки - иди речь о лицах менее почтенных, я бы употребил глагол "запихать" - впрочем, по-моему, я явственно слышал именно его из уст одного из прибывших с капитаном матросов. Существительные, коими в той же фразе были поименованы уважаемые профессора, я не рискну воспроизвести в предназначенных к печати записках, однако должен сказать в защиту матроса, что своим поразительным упрямством они почти заслужили такое определение.
  
  Прибыв на корабль - о, какое наслаждение, оказывается, ощутить под ногами оструганные доски, под рукою нагретый солнцем металл фальшборта, вдохнуть запахи угольного дыма и машинного масла, эти благословенные ароматы цивилизации! - наши профессора не успокаиваются, но принимаются быстрыми шагами мерить палубу туда и обратно, не отрывая взгляды от лодок, доставляющих на борт их сокровища. Теперь они напоминают уже не детей, но гончих, с волнением бегающих туда и сюда по вольеру, пока хозяин показывает восхищенным гостям щенков. Из солидарности остаемся на палубе и мы. С радостью замечаю, что во взглядах матросов, кидаемых на мисс Ниммер, нет более ни следа той, порожденной суеверным озлоблением, угрюмости, что преследовала нашу очаровательную спутницу во время пути сюда. Безусловно, девушка, проведшая несколько месяцев в этом диком краю и не потерявшая ни грана своего невозмутимого очарования, не может даже в глазах матросов оставаться той самой презренной "бабой", чье появление на палубе корабля обрекает его несчастьям. О, если бы они знали обо всех приключениях, которые выпали на долю нашей хрупкой спутницы, и о той стойкости, с которою она переносила их - клянусь, их загрубевшие сердца преисполнились бы еще большим уважением к ней! Впрочем, почему "если бы"? Не для того ли здесь присутствует Ваш покорнейший слуга, не в том ли его долг, чтобы поведать миру о нашей экспедиции - и уж я-то постараюсь, чтобы отвага, ум и стойкость мисс Ниммер не остались вне внимания читателей. А ведь в наш демократичный век и моряки читают газеты - непременно прочтут мои статьи и матросы, хотя бы оттого, что в них будут упомянуты они сами, их корабль, и их капитан, в настоящий момент надзирающий за погрузкой коллекций на борт "Неукротимого", окутываясь дымом, будто вулкан перед извержением. И сейчас я жалею лишь о том, что мисс Ниммер с самых первых минут своего воссоединения с цивилизацией не купается в тех потоках всеобщего восхищения, которого она, вне всякого сомнения, достойна.
  
  Однако смягчившиеся взгляды матросов на мисс Ниммер, увы, не делают их джентльменами. Когда один из них, разгружая очередную шлюпку, роняет, к ужасу достойных профессоров, тяжелый ящик на ногу напарника, жертва его неосторожности разражается далекими от научной точности описаниями анатомии неосторожного товарища, еще менее научными подробностями его родословной и угрозами его репродуктивной функции - могу только сказать, что в речи матроса очень часто упоминаются яйца его невольного обидчика. Лишь пристальный и стремительно помрачневший взор приближающегося капитана заставляет умолкнуть сей фонтан фольклора, и обращает энергию матросов в более плодотворное русло.
  
  Однако тишины и спокойствия не наступает - теперь уже слово берет профессор Серпентли, обнаруживший, что у ящика от удара о палубу - пусть смягченного ногами матроса - отвалилась одна стенка. И пусть его речи не хватает неожиданности сочетаний и натуралистической сочности образов матроса, Академия Его Величества берет верх над королевским флотом непередаваемой экспрессией, достойной величайших трагиков наших театров. Ученый старец так возбужден, что у меня, невзирая на всю прославленную бесцеремонность журналистского племени, не хватает духу объяснить ему, что немалую часть упреков он, по справедливости, должен адресовать самому себе. Чьим же ребяческим промедлением обязана та торопливая небрежность, с которой лакеи и матросы забивали последние ящики?
  
  Тем временем внимание подошедшего капитана привлекает открывшееся нутро ящика, где в упаковке из хвощей, словно прозрачное огромное яйцо, покоится трехведерная склянка.
  
  - Однако, - замечает он, вклиниваясь в паузу профессорской речи. - Забавный какой крокодил. Сроду таких не видел, да и не думал, что эти твари забираются так далеко на север.
   Лабиринтодон []
  
  Негодование престарелого профессора немедленно нашло себе новый объект приложения в лице ничего не подозревающего капитана. Выпрямившись во весь рост и заложив палец левой руки за отворот сюртука, он пронзил несчастного Рэйпта воистину убийственным взглядом. Любой студент был бы если не кремирован на месте таким взором, то как минимум убит, однако наш капитан, к своему счастью, оказался нечувствителен к академической магии смертоносных глаз профессора.
  
  - Кро-ко-дил?! - гневно вопросил Серпентли, устремляя палец на заспиртованную тварь. - Вы так полагаете, любезнейший? Зарубите же себе на носу, дорогой мистер Рэйпт, что крокодилы, равно как ящерицы, змеи и черепахи, относятся к рептилиям или же пресмыкающимся, дышащим легкими и покрытым чешуйчатым панцирем - в чем Вы можете убедиться, хотя бы поглядев на сумочку мисс Ниммер. У этого же образца даже Вы можете разглядеть влажную склизкую кожу, годную для дыхания, что явственно определяет животное, как представителя амфибий, иначе называемых двоякодышащими или же голыми гадами, в число которых входят жабы, тритоны, лягушки, саламандры и червяги. Кроме того, крокодилы, как и все рептилии, несут яйца, данное же существо размножается, меча икру, что я, в настоящий момент, не могу подтвердить наглядно, но прошу Вас в этом случае поверить мне на слово.
  
  Концентрация яда в голосе господина Серпентли делается столь велика, что мне поневоле становится страшно за здоровье как самого оратора, так и слушателей.
  
  - Кроме того, есть одна деталь, явственно отделяющая это существо от крокодилов, опять-таки очевидная даже столь далекой от биологии персоне, как Вы, сэр! Обратите внимание вот на этот бугорок между глазами животного. Что Вы скажете?
  
  Капитан Рэйпт, безусловно, далекий от биологической науки, но отнюдь не чуждый общему всем смертным любопытству, склоняется над стеклянным боком и добросовестно разглядывает мутный матовый пузырек между глазами существа. Потом он распрямляется и чубуком трубки сдвигает на затылок фуражку.
  
  - По правде сказать, господин Серпентли, если б такое вскочило на роже кого из моих бродяг, я б решил, что парень пожмотился на хороший бордель и поймал дурную хворь на портовой девке. О! - сообразив, что сказал лишнего, старый мореход касается козырька загрубевшими пальцами. - Тысяча извинений, мисс!
  
  - За что? - с неподражаемой безмятежностью отзывается наша прекрасная спутница. - Я ничего не слышала!
  
  Тем самым мисс Ниммер в очередной раз иллюстрирует старую истину - подлинно высокое воспитание заключается не в том, чтобы самому не делать ошибок, но в том, чтобы не замечать ошибок окружающих.
  
  А вот господин Серпентли, похоже, и впрямь не слышал реплики нашего капитана, и если был раздражен чем-то, то только помехой своей лекции.
  
  - Это, мистер Рэйпт, третий глаз! Да-с, именно третий глаз! Тот, что был у наших с Вами предков, тот, что в рудиментарном состоянии наличествует и у нас, в виде внутримозговой железы, именуемой, любезнейший сэр, э-пи-фи-зом! И все это приводит нас к несомненному выводу, что перед нами так называемый лабиринтодонт - одно из гигантских земноводных, в далекие геологические эпохи господствовавших на нашей планете, ныне же вымерших повсеместно! То есть, я хотел сказать - почти повсеместно, кроме этого замечательного острова, - завершил профессор свое выступление, сделав в сторону берега театральный жест.
  
  - Забавно, - проговорил капитан, вновь затягиваясь. - То есть там и впрямь водятся такие жабы, что на крокодилов смахивают?
  
  - Не только, Рэйпт, не только, - вступил в разговор отец мисс Ниммер. - Там есть звери и поинтереснее. Вон, взгляни на шкуру.
  
  И действительно, в этот момент матросы поднимали на палубу шкуру, заросшую густой серой шерстью. Я до сих пор не мог смотреть на нее без содрогания, вспоминая день, стоивший одному из нас жизни, день, когда сам я смотрел в лицо смерти, и, что еще ужаснее, подвергалась опасности жизнь создания, гораздо более ценного для Вселенной, чем Ваш покорный слуга.
  
  На сей раз капитан почесал затылок и его фуражка подверглась обратному перемещению, наехав козырьком на переносицу.
  
  - Здоровая какая тварюга, - проговорил он, и по голосу было слышно, что бывалый моряк впечатлен открывшимся ему зрелищем.
  
  - А вон в том ящике, - лорд кивнул на немаленьких размеров сундук, уже стоящий на палубе. - ее череп. Видел бы ты зубы, Рэйпт, старина!
   Родхия (в нашем мире - иностранцевия) []
  
  - Увы, - горько заметил профессор. - череп не в идеальном состоянии.
  
  Поскольку именно той "неидеальности", что внесла в череп хищника винтовка лорда Ниммера, ваш покорный слуга был обязан собственной жизнью, и жизнью той, что с недавних пор стала для него дороже собственной, читатель, полагаю, не станет слишком строго судить меня за то, что я не разделил горечи ученого старца.
  
  - И чего, это тоже лягушка какая-нибудь? - скептически вопросил в пространство моряк, но его риторический вопрос не остался без ответа - ибо профессор Серпентли использовал любой возможный повод для того, чтобы блеснуть новой речью во славу причудливых тварей, до нашей экспедиции числившихся среди ископаемых..
  
  - Это? Это, любезнейший, представитель сгинувших ныне повсеместно, кроме, опять таки, этого острова, так называемых звероящеров! Ближайшая родня землероек, тупай и всякой тому подобной мелочи. Во всем мире они были давным-давно, в те же времена, что и лабиринтодонты, вытеснены пресмыкающимися, и только на этом острове, сохранившем родной для них холодный климат, на острове долгих ночей, рептилии оказались беспомощны перед древними тварями.
  
  Просветительский пыл почтеннейшего ученого, однако, пропал втуне - моряк на все смотрел с сугубо практической точки зрения. Снова повернувшись к лорду, наблюдавшему, как, загрузив последние ящики и свертки, матросы поднимают назад шлюпки, капитан заметил:
  
  - Так Вам, Ваша милость, видать, повезло, что невредимыми оттуда вернулись!
  
  - Да, Рэйпт, - задумчиво ответил лорд Ниммер. - Можно сказать, почти без потерь...
  
  Его прекрасная дочь мгновенно обернулась к родителю, пылая огнем негодования в огромных очах:
  
  - Отец! Как Вам не совестно говорить такое?! А как же Родхи? Неужели дядюшка Ро - это "почти без потерь"? Неужели в Ваших глазах он не заслуживает скорби и памяти только оттого, что он - слуга?!
  
  Даже лучший охотник нашей державы, не пасовавший ни перед страшнейшими хищниками тропических джунглей, ни перед невообразимыми существами оставляемого ныне острова, смутился под таким напором. Однако лорд немедленно еще раз доказал, что его род не напрасно дал нашему отечеству не только череду полководцев, флотоводцев и путешественников, но и не менее внушительное число государственных мужей, парламентариев и дипломатов:
  
  - Ну что ты, дорогая! Просто, я полагаю... ведь старина Ро защищал тебя. Защищал женщину! А это самая лучшая смерть для мужчины! О ней не стоит сожалеть, ей можно только завидовать! Не правда ли, юноша?
  
  Мне не требовалась многозначительного подмигивания левого, невидимого в тот момент дочери, глаза лорда, чтобы со всей горячностью поддержать его. Это были лучшие мгновения в моей жизни, когда я, отшвырнув оказавшийся бесполезным револьвер - как потом выяснилось, заклинило патрон - встал, будто далекий пещерный предок, на пути хищника, защищая женщину - свою женщину, как я осмелился думать в те мгновения, которые считал для себя последними. По-пещерному наплевав на условности, я подхватил ее за талию, забрасывая на ветви корявой, не слишком высокой сосны, по-пещерному подхватил с земли булыжник и шагнул навстречу стелящейся по земле, скалящей замаранную в крови бедолаги Ро морду твари. Это были лучшие мгновения в моей жизни, и если бы выстрел лорда Ниммера прозвучал несколькими мгновениями позже, я бы, умирая, не сожалел ни о чем. Быть может, я даже успел бы шепнуть в ее полные сострадания глаза короткое слово - слово, для которого мои уста оказались вновь накрепко запечатанными, едва эхо выстрела отзвучало, и чудовище рухнуло наземь, сотрясаясь в конвульсиях, знаменуя возвращение из пещерной эпохи - а стало быть, и возвращение той разницы в общественном положении, что непреодолимой стеною разделяла нас.
  
  Мисс Ниммер вспыхнула, топнула ножкой и, пробормотав нечто вроде "все мужчины такие несносные!", отвернулась от меня и своего благородного родителя. Поистине, я никак не мог решить, когда она была пленительней - в моменты ли благородного негодования или в редкие минуты смущения.
  
  Тем временем старший помощник Стеггарт с капитанского мостика "Неукротимого" отдавал приказания:
  
  - Машинное отделение, добавить жару! Малый назад! Оверштаг!
  
  - Ну вот, - проговорил, с удовольствием обозревая последние исчезающие в трюме ящики и свертки, профессор Дайктилл. - Кажется, ничего не забыли.
  
  - Нет, профессор, забыли! - раздался вдруг звонкий, и, по обыкновению, решительный голос мисс Ниммер. - Профессор Дайктилл! Профессор Серпентли! Господа! Как стыдно, что я, девушка, должна напоминать вам об этом! Посмотрите на господина Бакруга - посмотрите и вспомните, что Вы говорили и писали о нем последние три года - и что вы говорили ему по пути сюда! Неужели и после этого я должна напомнить вам, что вы забыли?
  
  Воцарилось молчание. Все взоры внезапно обратились к привычно стоящему в стороне и разглядывающему уходящий берег господину Бакругу. Он привык, полагаю, к одиночеству и молчанию - за полтора года, которые провел на острове, будучи выброшен на него кораблекрушением, за полгода в море на плоту - и за три года обструкции, которой ученый мир вознаградил удивительные открытия коллеги.
  
  Профессор Серпентли шагнул вперед, снял очки, протер их вытащенным из кармана платком, водрузил на нос, снял снова.
  
  - Молодая дама... кха-кха... молодая дама совершенно права, - глухим голосом, совершенно непохожим на тот кимвал учености, что так недавно гремел над палубой, выговорил он. - Господин Бакруг! Коллега Бакруг!
  
  Тут я вспомнил, что с самого первого дня экспедиции ни один из профессоров не обратился к Бакругу с этим словом. Старый профессор потряс головой, всплеснул длинными руками - и замер, ссутулившись, с видом полной беспомощности, являвшем потрясающий контраст обычной надменной самоуверенности академика.
  
  - Коллега! Гофрат! Вы победили, Вы! Весь тот позор, что я изливал на Вас - он весь ныне пал на мою голову! И вот мне, вздорному старику, остается только со всем возможным смирением просить Вас, гофрат Бакруг, предать милосердному забвению то, что сам я - клянусь! - никогда не забуду!
  
  Бакруг медленно, не отрывая взгляда от уходившего вдаль берега, произнес:
  - Означают ли Ваши слова, профессор, что я могу рассчитывать на восстановление членства в Королевской Академии?
  
  Руки профессора Серпентли изумленно взметнулись к реям "Неукротимого".
  - "Восстановление"? Кто говорит о "восстановлении"?! Триумф, говорю я Вам, коллега, триумф! Кафедра - нет! Факультет! Факультет, во главе которого Вы встанете, факультет, целиком посвященный изучению фауны...
  
  -...Флоры! - ревниво вклинился профессор Дайктилл, поднимая толстый перст.
  
  -...Да, совершенно верно, коллега, и флоры, фауны, флоры и географии открытого Вами, гофрат Бакруг, острова! Острова, который по праву должен носить Ваше имя - имя Земли Бакруга!
  
  Бакруг наконец повернул голову, несколько мгновений смотрел в лицо своему былому гонителю - и шагнул к нему, протягивая руку, которую тот немедленно сжал обеими ладонями, продолжая свои излияния под звучное "Полный вперед! Самый полный!" Стеггарта, раздававшееся с высот мостика:
  
  - Герма с Вашим изображением в Аллее Славы! Ваше имя на скрижалях почета в главном холле Академии! Коронный грант на исследования! Я, слышите - я берусь это организовать!
  
  - Вы, коллега? - вмешался коренастый Дайктилл, оттесняя долговязого профессора и завладевая второй рукою Бакруга. - Нет, коллега, не Вы - мы беремся! Слышите, гофрат Бакруг - мы!
  
  Некоторое мгновение все трое стояли, как некое подобие монумента Мира на площади Короны, не в силах более произнести ни слова от переполнявших всех троих ученых чувств. Потом Бакруг внезапно мягко, но решительно высвободил руки - я даже испугался на миг, не повредили ли ученые мужи в пароксизмах раскаяния конечности бывшему парии. Бакруг же закрыл освобожденными руками лицо.
  
  - Простите, коллеги, - глухо произнес он. - Ничего страшного, сейчас пройдет... просто глаза пересохли от волнения.
  
  - А коли глаза пересохли, их надо вспрыснуть, - вмешался, вынув изо рта трубку, капитан, до того в благодушном молчании созерцавший трогательную сцену воссоединения мужей науки. - По этому поводу у меня в кают-компании залежался бочонок славной можжевеловки, только и ждавший такого случая! Прошу, джентльмены!
  
  Все восприняли это приглашение с огромным энтузиазмом, и только ваш покорный слуга попросил разрешения присоединиться к общей компании позднее. Мне хотелось запечатлеть этот момент в своей памяти, увидеть, как тает вдали остров, на котором я пережил самые потрясающие приключения и самые счастливые мгновения своей жизни. К своему крайнему изумлению, и, признаюсь, к тайной радости, я внезапно услышал голос королевы моего сердца:
  
  - А я, пожалуй, еще немного подышу свежим воздухом. Веселитесь пока без меня, джентльмены.
  
  Так мы остались вдвоем. Разумеется, на мостике бдил Стеггарт и рулевой стоял у штурвала, моряки исполняли свое дело на палубе и на вантах, но - мы были вдвоем.
  Некоторое время мы молчали. Первой молчание нарушила она:
  
  - О чем Вы думаете, господин Гллоун?
  
  Преимущество нашей профессии в том, что журналисту гораздо легче, нежели прочим смертным, соврать, когда к тому подталкивают обстоятельства. Нам быстрее и проще ложится на язык удобная и похожая на правду ложь.
  
  - О звероящерах, мисс Ниммер...
  
  - О звероящерах? Как странно!
  
  Не мог же я сказать ей, что прощаюсь с самыми светлыми мгновениями в моей жизни, что стараюсь в эти минуты поглубже оттиснуть в памяти те секунды, когда мои пальцы - пусть сквозь платье и корсет! - но все же касались ее талии, ее тела. Не мог признаться в кощунственной обиде на судьбу, что не позволила мне обменять жизнь на одно-единственное слово, обращенное к этим прекрасным глазам.
  
  - Да, мисс Ниммер, странно. Странная причуда судьбы, что враждебная всему живому стужа стала для этих странных существ благословением, и помогла им сохраниться через тысячи, тысячи тысяч лет... Та самая стужа, которую, как нам казалось, способны победить лишь разумные, овладевшие огнем существа.
  
  Наверное, мне надо было остановиться на этом. Наверное, но переполнившая грудь горечь требовала выхода, а ее присутствие, наше уединение и память о тех мгновениях будили в крови всю смелость, на которую я был способен.
  
  - Мисс Ниммер, ведь Вы ученая девушка. Вы знаете, сколько раз менялся лик нашей планеты, сколько раз обрушивались на мир катастрофы, рядом с которой Вселенская Буря, о которой гласит Писание - не более, чем легкий бриз. Вообразите, что новые перемены падут на мир, как великая Зима - зима, подобная той, что царствует в северных краях, зима, преступающая законы естества, зима, делающая воду твердью. Представьте, как эти существа, выев все, что способны съесть, гонимые морозом, слишком страшным даже для них, устремятся по ставшему твердым морю на юг, к нашим заснувшим от холода городам и весям. Они вновь овладеют миром - и когда весна вновь придет в него, ее встретят только они. И чем тогда поможет нам весь наш разум, вся наша техника? Слепая и безжалостная Природа...
   []
  
  - Природа? - с неожиданно горьким смехом воскликнула она. - Господин Гллоун, в нашей семье нет предубеждения, повелевающего девушке из общества презирать газеты. Я - читаю и знаю, как стремительно идет вперед наука - и сколь ужасные плоды она все чаще приносит! Мой пращур получил рыцарский пояс в великом сражении, в котором погибло три десятка воинов - три десятка воинов, Гллоун! Ваша газета стала бы упоминать о стычке с таким мизерным количеством жертв? Газеты пишут об энергии электричества, применяемой для казней, о газах-убийцах, которые планируют превратить в оружие, о чудовищных пушках, способных снести одним выстрелом город! Гллоун, я согласна с Вами, мир наш мир может погибнуть - но неужели Вы не видите, что его может швырнуть к гибели не слепая Природа, на которую Вы жалуетесь, а наш с Вами разум?! В стужу Зимы, в оскаленную пасть покрытой шерстью твари - вроде той, что пыталась нас сожрать...
  
  - Родхия, - отозвался я, и, почувствовав недоумение в ее молчании, пояснил. - Профессор Серпентли и Ваш отец назвали это животное родхия.
  
  - Бедный Родхи, - она снова горько рассмеялась. - Добрый, верный Родхи, какая ирония, что память о милом старике сохранится в имени убившего его зубастого чудища. Да, действительно, в полном смысле слова - чудовищная ирония...
  
  Мы помолчали.
  
  - И все же... - проговорила она. - Представьте, что все будет так, как Вы сейчас говорили. И звероящеры встретят весну и завладеют миром. И когда-нибудь причуда Провидения - или Природы, как сейчас модно говорить - подарит кому-нибудь из потомков этих чудовищ разум... Не смейтесь, Гллоун, Вы не смеете смеяться, когда я говорю с Вами! И вот потомки этих существ, наделенные разумом, найдут где-нибудь в жарких странах маленький уголок, сохранившийся от нашей эпохи. Нет, не разумных - просто животных - таких же странных и чуждых для них, какими их сегодняшние предки кажутся нам с Вами. И среди них... - она вдруг смолкла, и продолжила гораздо тише. - среди них, тех, кто найдет этот уголок, тоже будут юноша и девушка...
  
  Она замолчала, молчал и я, не смея взглянуть на нее. Что она делает со мною?! Могу ли я, смею ли я хоть на миг подумать...
  
  А что, если да? Ведь она сказала, что не презирает газет, и только недавно показала, что может посмотреть, как на равного, на слугу... Возможно ли предположить, что дочь одного из знатнейших и древнейших домов Королевства увидит в ничтожном газетчике - нет, не равного, но вернейшего из слуг, готового потратить всю оставшуюся жизнь, исполняя ее желания, слугу не по рождению, не по должности, не за плату, но по собственному выбору, по велению сердца?!
  
  - Мисс Ниммер... - начал я, но она прервала меня:
  
  - Эррна, Тирекс...
  
  Этого не могло быть. Я ослышался. Но в подтверждение верности моих ушей, моих несчастных ушей, между которыми сейчас бушевало и колотилось мое сошедшее с ума от надежды сердце, заглушая грохот машин "Неукротимого" и плеск его огромных колес, ее ладонь опустилась на фальшборт - поверх моей руки.
  
  Я коснулся тыльной стороны ее ладони. Она не отняла ее, и я провел пальцами по ее восхитительной коже, по неподражаемым, аристократически-мелким чешуйкам, складывающимся в породистую мозаику прекраснейшего узора. После этого я наконец нашел в себе силы оторваться от горизонта, за которым давно уже исчезла Земля Бакруга - земля, на которой я, оказывается, не оставил, но обрел величайшее из сокровищ жизни, и взглянул в лицо своей спутнице. Если бы ее слова, если бы ее жест не сказали мне всего - за них закончили бы ее высокий, облитый девичьим румянцем гребень, мечущийся у губ слюдяной огонек языка - и глаза, кипящее золото глаз, в которых чернели распахнувшиеся едва ли не до полных кругов вертикальные щели зрачков. Волна ли, внутренний ли порыв качнули нас друг к другу, но в следующее мгновение наши шеи на крохотное мгновение сплелись в древнем жесте любви - древнем и неуничтожимом, как само это чувство. Мы глядели друг на друга, и в глазах Эррны кипело золото, подозреваю, столь же сумасшедшими были и мои - и плевать мне было в эти мгновения, что в них бурлило не благородное золото, а всего лишь плебейская, подернутая патиной медь!
  
  И знаком небес казался нам осенивший нашу пару крыльями древний морской символ надежды - близкого берега, близкого дома - птеранодон.
   Птеранодон []
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"