Я - Человек Дождя, я живу Дождем. Здесь, в этом чистилище вечной мерзлоты, данное погодное явление, родное и понятное любому цивилизованному человеку, приобрело, за последние десять лет моей загробной жизни, сакральное значение. Нет необходимости говорить для кого. Для кого же еще?

Дождь, дождись, додзё, Тадж, Дож, Джа, жизнь, Дао - все это слова одного семантического ряда: величие, духовность, понимание, созерцание, процесс, не-деяние.

Сидя по-турецки на табуретке, с сигаретой в зубах, я пишу эти строки, глядя на потоки воды с небес и сознавая невозможность уместить эти небеса и эти струи, и этот ветер и эти мокрые листья на таком маленьком клочке тетрадного листа. Вот девушка, в облепившем упругое тело легком платье, пытается перейти дорогу, избежав девятого вала из-под колес очередного джипа. Разве задумается она хоть на секунду о Дожде, о мировом акте оплодотворения Природы? Всё, что ей доступно - мысли о неприкрытой наготе и гипотетическом наказании от непонятно кого, постигшем ее, непонятно за что. Кто объяснит ей, что она - единственная переменная в этом уравнении?

дождь в Сибири не больше, чем мои реминисценции о Дожде. Когда небо задавлено железобетонными тучами, солнце умерло, день стал не просто ночью, а самим отрицанием дня. Штормовые порывы ветра заставляют деревья визжать от боли, вспышки молний превращают Бытие в негатив и это единственный известный мне случай позитивного негатива. Можно широко закрыть глаза, но и тогда молнии останутся и войдут, словно иглы, в твои нервы и возвестят приход Тора. Первый удар грома как удар боевым молотом по барабанным перепонкам. Он и звук, и беззвучие, он и слово и молчание. Слышать гром во время Дождя все равно, что видеть айсберг с борта "Титаника". Это реально. Это невозможно. Так звучит хлопок одной ладони. Я стою пораженный Громом и Молнией в самое сердце несуществования, разведя руки, запрокинув голову и обе щеки мои беззащитны, и мне тихо и спокойно, и я жду, готовлюсь принять Небо в объятия, как жених принимает невесту, как самурай принимает смерть, как ребенок понимает жизнь.

И оно обрушивается во вспышках, в пароксизмах Мироздания, все семь небесных сфер, одна за одной, они сверху и я весь в их смазке, и лоно Природы конвульсирует. Я больше нет, бесследно, Душа умерла и возродилась в Оке Бури. Только покой, Пустота, бесконечная, безначальная. И Дождь. Дождь. Дзэн. Долгий, монотонный...