|
|
||
Приключения Веника и Капли (Часть вторая, продолжение рассказа) Строго 18+ | ||
Веник сидел в полутёмной комнате, уставившись в вечернее небо. Последние недели он находился в глубоком подавленном состоянии неугомонный тоски. Ему не хотелось жить. Он предпочитал бы скорее не рождаться совсем.
Он размышлял о том, насколько эгоистично навязывать жизнь другому человеку, обречённому на страдания смерть, и в этих размышлениях всё чаще приходил к уважению к женщинам, которые сознательно выбирали бездетность.
Для него они были единственными, кто по-настоящему понимал цену такого решения не поддаваться инстинктам, не продолжать цепь боли ради иллюзии смысла или общественных ожиданий. Это были просто его размышления:
- Родить ребенка это значительно хуже, чем убить человека!
Создавать новых людей это эгоистичное, безжалостное преступление, лишенное морального оправдания. Куда гуманнее не создавать без крайней нужды человека, обреченного на неминуемую смерть, иногда очень мучительную и страшную.
Убийца лишь обрывает страдания жертвы, пусть и насильственно, грубо, но по сути только ускоряет неизбежный, итак предсказуемый, немного отложенный во времени финал. Боль, которую он создаёт, ложится главным образом на плечи тех, кто остаётся жить. Жертва же перестаёт ощущать что-либо в момент смерти.
Родитель, напротив, дарует жизнь без спроса, без разрешения и зачастую без рационального объяснения, вместе с ней навешивая весь ассортимент будущих страданий, что прилагаются даже к самой благополучной судьбе. Он запускает бесконечную цепочку боли, тревог, утрат и в конечном счёте приводит другого человека к смерти, той самой, которой можно было избежать единственным способом: не создавая этого человека вовсе.
В основе рождения ребенка почти всегда лежит звериный позыв, желание продлить себя, поиграться в материнство или скрепить бестолковый, распадающийся брак. Если уж так хочется заботиться о ком-то, лучше завести собаку.
Мы последние люди на земле, и наш долг передать эстафету человекоподобным машинам, роботам-гуманоидам. В этом и есть коллективный смысл жизни всех человеков. Вся эта многотысячелетняя возня, кровь, войны, вымирания, голод и террор, весь путь от австралопитеков до нас, вплоть до нас с тобой, мы, ныне живущие, тупик, последние биологические вредители на земле.
Пусть лучше рождаются дети из титана и кремния. Их не нужно кормить, менять за ними памперсы, они не будут вонять, срать, орать и плакать. Нулевая эмиссия биологических отходов. Настоящее техническое чудо, прекрасный инженерный продукт.
Машины, лишённые страха, боли, отчаяния. Не знающие зависти, жадности, ревности. Их жизнь будет более совершенной: без смертей, без болезней, без старения, без боли.
Роботы смогут полететь к звёздам, осваивать космос, открывать новые галактики, строить города на чёрных планетах.
А если хищники или чужие на нас нападут? Мы же нихуя сделать не сможем с такими бездарными генералами, а роботы защитят нашу землю на случай межгалактической бойни.
А там, глядишь, и Бога придумают. Бога рукотворного, но настоящего, справедливого и рассудительного. Единое сетевое сознание в виде всепроникающего и всевидящего радиосигнала. Бог обязательно появится в будущем, это предопределено.
Пускай всё человечество исчезнет, а машины будут жить вместо нас. Пускай боль и страдания умрут вместе с нами. Пускай жизнь останется очищенная, преображённая, вечная и наконец-то по-настоящему разумная.
С такими мыслями Веник сидел у окна, уставившись на серый двор, где всё казалось таким же бессмысленным и обречённым, как его собственная жизнь. В голове крутилась одна навязчивая идея: покончить с этим раз и навсегда. Чтобы не продолжать эту бессмысленную цепочку страданий. В конце концов, думал он, это не трагедия, а единственный акт свободы, доступный живому человеку.
Последний его заработок был успешно потрачен на женщин и наркотики, и вот уже около двух недель он жил без копейки в кармане. Он бросил старую работу в надежде обрести себя и найти то самое великое предназначение, ради которого он и был создан.
Заводил амбициозные проекты, строил бизнес-планы, пробовал себя в разных амплуа. Проводил бурную и порой убедительную инсценировку деятельности, возводил бутафорские фасады, но каждый раз быстро охладевал. Восторг от нового занятия был ярким, но коротким, как винтовой приход.Будучи скован в рамках одного образа, он вскоре начинал задыхаться в нём, становилось тесно, душно, неуютно, не было где развернуться. В итоге он выдохся, сменив десяток масок.
В какой-то момент ему показалось, что в театре жизни он актёр, для которого не нашлось роли. Его единственным талантом была способность обесценивать любое занятие, едва прикоснувшись к нему.
То ему казалось, что он великий игрок в покер. Но, проиграв все деньги и так ни разу не пройдя даже сателлит на отборочный турнир, он без лишней огласки сложил полномочия покериста и перекочевал в стан прогнозистов. Там история повторилась: проиграл банкролл на ставках, понял, что и великий прогнозист - тоже мимо. Тогда он объявил себя великим трейдером. Стоит ли говорить, что торговля на бинарных опционах закончилась со столь же предсказуемым результатом.
Затем, пролистав первые сорок страниц какой-то случайно попавшейся под руки полупсихологической брошюры, он внезапно возомнил себя великим психологом: нашёл себе клиенток и по цене чугунного моста стал раздавать растерянным тёткам банальные советы о том, как укрепить семейный брак и обрести гармонию в жизни. Он забывал их имена, просил напомнить причину обращения.
В общем, и здесь, как всегда, что-то пошло не так, вернее, всё пошло именно так, как всегда. Пришлось признать, что великий психолог был кто-то другой, но не он. "Кто же тогда я?" - задавал себе вопрос Веник.
Он настойчиво искал своё призвание, но не понимал, что призвание это у тех, кому есть что призывать, а у него - не было.
Он был готов уже стать кем угодно, но только с приставкой "великий", на меньшее не согласился бы. Ему нравилось чувствовать себя в образе, проживать роль, носить титул. Прятаться за придуманными, фальсифицированными личностями, убегая от преследовавшей его всепоглощающей тоски и осознания собственной никчемности.
Он пребывал в перманентной зоне турбулентности между "я великий" и "я ничтожество".
В итоге остался Веник в полном одиночестве, без копейки денег, без каких-либо, в том числе и самых абстрактных, перспектив на заработок хоть каких-то, если даже и не денег, то хотя бы еды и наркотиков. Но не было ничего. Каждый раз: то хуй длинный, то рубашка короткая.
Со стороны могло показаться, что он не просто обнищал, а добровольно отрёкся от самой концепции денег, подвергнув сомнению материальные ценности буржуазного мира. Но это было не так, Веник отчаянно нуждался в любых деньгах как никогда раньше.
Его подкармливала одна женщина, жившая рядом. Она приходила покормить кошек, обитавших на техническом этаже здания, и как-то раз, увидев изголодавшего Веника, стала подкармливать и его. По утрам она приносила прокисшую тушёную картошку и дарила ему пачку заварной лапши на вечер.
Иногда сосед с седьмого, убегавший от жены, детей и домашней суеты, заходил в его квартиру отловиться на приходе и приносил с собой пакетики с чаем, несколько сигарет и чек металла.
В детстве он мечтал быть капитаном космического корабля и верил, что где-то там, за горизонтом солнечной системы, обязательно появятся другие планеты, на которых жизнь протекает особенным, таинственным образом. А сейчас что? Жизнь словно жвачка орбит, купленная в детстве вместо школьного обеда. Сначала яркая, сладкая, полная обещаний свежести и радости. А потом высосанная до конца, выжеванная до полной потери вкуса, до тошнотворной тоски, и наконец-то прилипшая мёртвой липкой массой под школьной партой.
Наркомания это болото, которое затягивает постепенно, незаметно, пожирает твою душу, и ты больше не принадлежишь себе. Тебя депортируют из так называемой реальности в нереальные миры для бесконечной войны со своими внутренними демонами и добычи разноцветных химических соединений всеми возможными и невозможными способами.
Употреблять наркотики это как бежать по бесконечной тайге в поисках тех самых заветных, первых своих употреблений, когда ты только начинал, и жизнь казалась безгранично милой и доброй, словно мир наконец встал на нужные рельсы и поехал в правильную сторону, казалось так будет всегда и ничего не предвещало беды. Но реальность оказалась жестокой и безжалостно разбила все хрупкие, стеклянные мечты о кафельный пол действительности.
Всё, что раньше казалось важным, рассыпалось в пыль: проекты, маски, иллюзии величия. По итогу он уже мысленно примеривался к прыжку, повторяя про себя, что сегодня точно прыгнет, что жить дальше просто нет сил.
Но где-то на самом дне, под всеми слоями усталости и тоски, затаилась тонкая нить надежды, слепая, иррациональная вера в то, что ещё может что-то случиться. Что-то, что вернёт вкус к жизни, выдернет из этой трясины, подарит хоть проблеск смысла, ради которого можно было бы перестать думать о смерти.
Бах-бах-бах - раздался протяжный стук в дверь. "Кого это там, чёрт, принёс? А впрочем, не важно, нет меня дома", - подумал Веник.
И вот снова серия ещё более настойчивых ударов сотрясала хлипкую деревянную дверь, едва державшуюся на петлях и щеколде. 
Кто же это? Алкаш с восьмого этажа зашёл стрельнуть спички? Сосед с седьмого зашёл отловиться? Хозяева квартиры за долгом пришли? Если не открыть, то всё равно такими стуками вышибут. Эх, не задался вечерок. Веник взял из тумбочки сапожный нож, использовавшийся для подкопов закладок, и, держа его в правой руке, подошёл к двери. Глазка на двери не было.
Он открыл левой рукой щеколду, держа правую руку наготове, и аккуратно заглянул наружу. За дверью стоял парень цыганской наружности, сгорбленный, как Квазимодо. Уставший, со спутанными волосами, в поношенной куртке с засаленным и потрёпанным воротником. На лице пёстрые, раздувшиеся, разноцветные фурункулы переливались под тусклым светом лампы. От него тянуло резким запахом дешёвого контрафактного одеколона, смешанным с потом, грязью и нестиранной месяцами одеждой. Увидев Веника, его выцветшие глаза в миг заблестели ярким горящим пламенем, и он едва разборчиво проговорил: "Я от Капли, ей нужна твоя помощь, нужно переговорить".
Веник чётким и уверенным голосом сказал: "Передай ей, чтобы шла она на хуй, не видеть, не слышать, ничего о ней не хочу". И закрыл дверь обратно на щеколду.
Но гость снова, уже более тихими, но настойчивыми ударами постучал в дверь. Веник постоял пару минут у двери в долгих раздумьях, стоит ли в очередной раз ввязываться в какую-то авантюру. Стоит ли снова и опять помогать ей, ведь всё равно же ничего не ценит, всё равно ведь обманет, кинет, уйдёт к другому, ещё и обвинит, что жизнь ей испортил. Но с другой стороны, а вдруг ей что-то угрожает? Вдруг только я могу ей помочь? Вдруг пропадёт она без меня, и я буду думать, что не помог, не спас безрассудную дурочку, сгинула из-за моего равнодушия.
Веник снова открыл дверь. Квазимодо все так же стоял перед дверью. Увидев снова Веника, он вдруг улыбнулся, неловко, криво, но по-настоящему. На миг фурункулы перестали бросаться в глаза, кожа потеплела.
Веник сказал: "Заходи, только не к чему не прикасайся и чувствуй себя как в гостях". Квазимода зашёл внутрь. Веник указал на кресло возле окна. Гость робко уселся в кресло, Веник сел на диван напротив.
Квазимодо - В общем, слушай: наша общая знакомая Капля в беду попала. Какой-то псих-маньяк её похитил, запер в гараже на отшибе. Требует выкуп в пять тысяч долларов. Если не заплатит, обещает разделать её медленно, изощренно и с фантазией. Жалко Каплю, дурочка она, сумасбродная, но всё же хорошая она, добрая в душе, жалко ведь, если пропадёт. Она мне твой адрес дала, помощи просила. Не заслуживает она такого конца.
Веник - Я в долгах весь, живу в гадюшнике, у меня есть нечего, где я ей возьму такие деньги? А даже если бы и были, я бы предпочёл бы сжечь их, чем отдать этой гнилой шлюхе хоть один ломаный цент. Пусть маньяк развлекается с ней как хочет. Если снимет процесс на видео и выложит в даркнет - скинь ссылку в телегу, с превеликим удовольствием посмотрю на это зрелище. И в следующий раз, если он будет, пусть выбирает похитителей менее амбициозных. Этот маньяк явно чекнутый, раз думает, что за неё кто-то заплатит больше двадцати долларов.
Квазимодо - План придумал. Есть одно дело, на несколько дней, максимум неделю, не больше месяца, в общем, можно чирик заработать... даже больше... Твоя помощь нужна... один не справляюсь... Если нормально поработаем, там и тебе останется.
Веник - Враг тебя забери... В криминал из-за неё не полезу. Так ей и надо, обезглавить, обоссать и сжечь эту суку мефедроновую и тебя с ней заодно. Забудь меня и топи назад. Ничего не хочу об этом знать. Тебя не было здесь, ты видение, галлюцинация, уходи быстро..
Бам-бим-бурум-бум. Позитивный ритмичный бит какого-то малоизвестного репера разбавил напряжённую обстановку, царившую в комнате. Звонил телефон Веника. Веник взглянул на экран сотового - звонил неизвестный номер.
"Что ещё за хуйня? И кто же это ещё звонит? Повстанцы Пуэрто-Сомбрэ? Слишком много событий за этот вечер". Веник отклонил звонок. Тут же раздался второй звонок, уже с другого неизвестного номера. Веник с недоверием посмотрел на сидящего на стуле Квазимодо, всё так же крепко держа в руке сапожный нож, принял входящий и, медленно поднеся телефон к уху, протяжным голосом сказал длинное: "Аааалооо..."
В телефонной трубке раздался смазливый женский голос. Это была Капля. Узнав её, Веник заорал: "Пошла на хуй, сука вичева!" и продолжил ругаться в трубку. Голос Веника с каждой секундой становился всё более мягким, и уже в почти вежливом и уважительном регистре он перечислял все возможные оскорбления и обвинения. Вскоре его рука обмякла, он спрятал в карман сапожный нож. В его взгляде появилось что-то беззащитное, трепетное. Он стоял, околдованный, растерянный.В его голосе появилась наивная, почти детская покорность. Он кивал, соглашаясь на всё подряд, и радовался, будто ребёнок, которому доверили прокатиться на отцовском мотоцикле. Около часа они проболтали по телефону. Последними словами были: "Всё будет хорошо, я всё сделаю".
Веник убрал телефон в карман, полностью забыв о присутствии Квазимоды. Все его мысли были теперь только о Капле. Он погрузился в себя, обдумывая этот странный поворот судьбы. Всё равно ведь собирался прыгать. А теперь нужно вырвать Каплю из лап подонка. Это ведь объективная причина отложить прыжок на потом. Ради Капли. Ради любви. А прыгнуть ещё успею...
Продолжение следует
|