Александр Сергеевич (да, да Пушкин, он самый) сидел за столом и покусывая толстыми губами кончик пера, вспоминал сегодняшнее утро. Как он был огорчён разговором с будущей тёщей, − опять эта неопределённость с женитьбой. "И не отказали, и "да" не сказали...; да и нет не говорите, чёрный с белом не берите", − проворчал Пушкин, вспоминая игру-дразнилку. "Но ведь самое главное - то, что Наташенька согласна...," − успокаивал он себя.
Опять заурчал и скрутило живот. Вчера вечером будучи в гостях у Раевского, он не удержался и уже в конце обильного ужина объелся своих любимых мочёных яблок, а сегодня они безудержно рвались наружу. "Никитушка, − Пушкин позвонил в колокольчик, − скажи Акулине варенца чтоб принесла!" Александр Сергеевич вскочил из за стола и выбежал из кабинета. До нужника, прошу прощения, туалетной комнаты, было метров 20.
"Друзья мои, чувствую по запаху... чернил, что кто-то пишет", − сказал щурясь и поводя носом Булгаков. − А, да это наш всеми любимый Александр Сергеевич. Лидер Гугла и других поисковиков в вопросе: великий русский писатель. Не мудрено-с. Других писателей молодёжь нынче и не знает... Так, и что же пишет наш великий классик? Так. Угу.... что-то слезливое, вижу, вижу, так − письмо Наталье Николаевне: "Печаль моя полна тобою...." Что ж так минорно-то? Друзья, давайте поможем коллеге! Напишем письмишко Натали. Так сказать, скорая литературная помощь."
− Лучше материальная, − возразил Достоевский. Вчера-с, знаете ли, проигрался весь, ни гроша в кармане...
− Да ну Вас, Фёдор Михайлович с Вашими азартными играми. Господа! Поможем Пушкину!?,− обратился с призывом Булгаков к литературным душам.
Через мгновение большая компания уже слетелась в комнату поэта.
− Господа, предлагаю сразу отправить молодожёнов в свадебное путешествие! На остров!!!− воскликнул Жюль Верн .
− Необитаемый? − спросил Михаил Афанасьевич.
− Ну можно и необитаемый! Скучно Вы живёте, господа. Не хватает романтики, экстрима, экспрессии, так сказать. У меня на примете есть чудесный остров. Остров Гоф в Атлантическом океане. Заодно и на могиле предков побывают,− Африка там недалеко. А что, замечательно! Вдвоём, вокруг тишина, никого нет, ну кроме голодных аборигенов. Можно и на воздушном шаре. Вот как-то я лечу, лечу...
− Да, да, господа, почему люди не летают так, как птицы! −с восторгом продекламировал Островский.
− Господину Жюль Верну, надобно меньше каннабисом увлекаться, не курили бы, и не летали бы, и герои Ваши не были бы в постоянном ауте и страхе за выживание.
− Господа, ну почему люди не летают?− не унимался Островский.
− Почему ж, не летают, дорогой мой, − летают, ещё как летают; как покурят, или понюхают − и летают, − ответил ему Булгаков, так ведь Антон Павлович?
− Не знаю ,− задумчиво произнёс Чехов. Я знаете ли, больше вишни люблю -с , если кислые − сахарком посыпать. Да вот представляете, какая -то сволочь, господа, этой весной все деревья у меня в саду вырубила. А нянька, простите, ещё им не нужна -с? У меня вот хорошая нянька освободилась, ребёночек хозяйки помер,− сказал Чехов позёвывая,− что -то спать хочется...
− Да, да, спать! А где будут спать наши молодожёны, надобно всё обустроить: спальня, кровать, − поднял руку Николай Гаврилович Чернышевский, − Предлагаю внести разнообразие. Вот мой Рахметов, например, укрепляя силу духа, развивая так сказать, душевные и физические качества, спит на гвоздях. Я предлагаю тоже им, немного, ну для остроты... ощущений так сказать, впрочем, можно и шляпками вниз... я не против.
− Гвозди молодым в кровать??? Чернышевский! Вы с ума сошли!
− Что делать господа, что делать? − я ж в тюрьме писал.
− Да! Тюрьма она у кого хошь мозги высушит. Вы ещё Маркиза де Сада пригласите молодожёнам для обучения!
-Ха, ха, − засмеялся Набоков, − КАМАСУТРЕ.
− Товахгищи! Никакой бухгжуазной пхгопагханды! Только наше − хгусское! Я тоже сидел в тюхгме и много написал, и главное − эту фхгазу! Её все знают: Учиться, учиться и ещё хгаз учиться, − где спать, с кем спать и как спать! − закричал маленький лысоватый человек в костюме тройке и галстуке в горошек.
Вдруг в комнате раздался страшный рёв:
− Слушайте сюда! ТИХА! − закричал лысый, но теперь уже очень высокий человек. − Пишем так и баста:
Я − большого роста
Хочу любви.
Пушкин − маленький
Хочет тоже.
Кто не согласен со мной, −
Пусть плюнет мне в рожу ...
− Ну как? − не спросил, а буквально прокричал высокий.
В комнате повисла тишина.
" Не,...я − не могу, не буду, боязно как-то,"− сказал маленький лысый.
"Глубоко, содержательно, главное − очень осмысленно", −осторожно заметил кто-то.
− Господа, а я бы посоветовал молодым не торопиться, подождать хотя бы год, проверить чувства,− подал голос гордо восседавший в кресле мужик в лаптях и крестьянской рубахе, с длинной седой бородой. −Семья, любовь, измена.... Страсть в любви разрушительна знаете ли, вот моя Анна... Каренина...
− Философствуете, батенька, − перебил его Набоков, − а надо проще. Раз − и под венец. А у Вас что вышло? Затянули Вы со свадебкой -то? Вот Ваша абитуриентка Ростова и сбежала к Курагину.
− Так как же? По другому не мог, ведь у князя Болконского начались как бы это сказать − видения, раздвоение личности, то он отцу скажет :" Как Ваше здоровье, князь?", а то вскинет руку и закричит:" Хайль Гитлер!", рацию таскал с собой везде, письма графине начинал: "Алекс − Юстасу", ну вот год и ждала Наташенька, пока тот оправится от болезни.
− Не, я скажу Вам, всё равно, нельзя давать им время на размышления − как пить дать: передумают или другого найдут, − не унимался Набоков, − Что скажете, Вильям Шекспир? Вы у нас мастер писать про любовь. Хотя, нет, нет, Вам тоже нельзя, у Вас работает принцип: "В общем все умерли": − утонули, отравили, задушили, застрелили, закололи, закопали. Не пьесы про любовь, а разборки какие -то мафиозные. Бедные женщины Ваши, за что ж Вы их так не любите?
−Господа, − в центр кабинета вышел красивый солидный господин − типичный русский барин, одетый в красную бархатную куртку, − мой Герасим может покатать молодых на лодке, ну в виде речной прогулки, вечером, или под луной!
− В один конец?− хихикнул кто-то.
− Господа, а чей это топор у стенки валяется? Топор -то молодым зачем? Вы б ещё пилу сюда притащили.
− Да это моего Родьки топор, Родион забыл, вот растяпа, − сказал Фёдор Михайлович. −Господа, топор никому не нужен? Хороший топор, почти новый? Дёшево отдам, денег совсем нет. Вот студенты пошли, ничего не помнят, Родя мой, и всё из за Сони, ох женщины, женщины, никого до добра не доведут, − бормотал Достоевский. − Господи, отпечатки то хоть стёр?... Мне б ещё в казино успеть заскочить. Господа, в долг ни у кого денег нету? Ну рубликов триста, можно ассигнациями или золотыми червонцами, мне всё равно-с. Я отдам.
− А что, студент - то Ваш, по плотницкой части что ли промышляет? − спросил кто-то.
− Да, да, и по плотницкой тоже, подрабатывает горемычный, сейчас социальным работником устроился в СОБЕС, старушкам помогать, − ну хлеба там купить, или ещё чего...
− Господа, можно я? − вскочил Гоголь.− Тиха украинская ночь...
− Николай Васильевич, да не было ещё у них той ночи. А украинская тем более на кой Ваш "чёрт" им нужна? У Вас − другое государство, неспокойно, бунтуете, женщин в тюрьмы сажаете опять же, да и есть у Вас нечего, голод.
− Як нема есть, а сало? як же нечего? а Сало? Сало у нас всегда е!− возмутился Гоголь.
Гости ещё долго перебивали друг друга, давали советы, не заметив возвращения великого поэта.
"Ну вот, слава Богу, живот вроде успокоился", − подумал Пушкин. Он сел за стол, обмакнул в чернильницу перо и перечитал написанные строки, потом зачеркнул их и вывел: