Чанъань. Внутренние покои императорского дворца. 5-й день четвертой луны. Томоэ.
Клинок Томоэ потек из ножен, легко и послушно. Стальная дуга, покинув деревянное ложе, вытянулась параллельно доскам пола и, описав стремительный полукруг, взлетела вверх. Гэммэй зеркально замерла напротив, подняв над головой меч.
"Естественность - результат безмыслия. Ум должен быть отстраненным, подобно зрителю", - всплыло в памяти.
Войлочная подошва носка скользнула по крашеной древесине. "Не напрягаться. Не задумываться, не гадать о ее намерениях. Видеть... нет, чувствовать, и верить чувству".
Томоэ отогнала слишком навязчивые мысли. И сдвинула ногу чуть дальше. "Не поддаться приманке. Не дать заманить себя. Главное, понять ее вовремя... Что я делаю? Нет, я не должна думать об этом. Иначе я проиграю бой. Нельзя, нельзя..."
Схватка не бывает долгой. Даже если она и окончилась ничем. Девушки, едва избежав смертельных касаний клинков, проскочили мимо друг друга и опять замерли в боевых позициях, осознавая итоги сшибки.
У Гэммэй оказался распорот рукав... "А у меня срезана прядь волос", - борясь с азартом, подумала Томоэ.
Они опять закружили, готовые к внезапному броску. Осторожные и расслабленные одновременно. Каждый шаг - попытка выиграть мгновение, движение рук - угроза...
Подчинившись внезапному импульсу, Томоэ метнулась вперед. "Не надо думать!" Волнистые молнии лезвий сверкнули и столкнулись, оглушая и ослепляя заострившиеся чувства!.. Но даже не думая, она не успела. Осознала это, увидев взблеск над головой, ощутила накатившую боль в руках, спине и ногах - тело сдалось раньше ее!
Томоэ зажмурилась. Вновь распахнула глаза и попыталась сосредоточиться. Кончики пальцев машинально погладили гладкую округлость камня. В какой-то момент показалось, что можно использовать "ко", и рука с камнем взметнулась над доской... Бесполезно... Все бесполезно...
"Я сдаюсь", - подумала, еще не произнесла, девушка и тут только почувствовала, как холоден весенний ветерок. Вместе с осознанием проигрыша вернулся, вспыхнул яркими красками привычный мир. Мир женских покоев с его бесконечными разговорами и размеренными движениями... Гэммэй сидела напротив, отделенная от Томоэ массивной квадратной доской для "го". Все еще сосредоточенная, наверное, видевшая возможное продолжение партии. Такая же прямая и строгая, как в видении... По бокам, на залитой мягким солнцем открытой веранде, замерли поглощенные игрой молчаливые женщины, в многослойных весенних нарядах похожие на большие редкие цветы. Цветы "Императорского сада"... Взгляд задержался на истрепанной зубами кромке расписанного веера. Присутствующие рассматривали доску, разрисованную узором белых и черных камней, лица игравших, друг друга, и ни одна - веер. "Но они видели...". Томоэ мгновенно и жарко покраснела. Поспешно склонилась перед соперницей, используя волосы, как укрытие от взглядов:
- Я сдаюсь... Спасибо за игру.
Однако, смущение быстро прошло. Желание играть все еще не отпустило. Заставило поднять глаза и выпалить:
- Мы сыграем еще раз?.. Мне хочется учиться у тебя...
Это, несомненно, было лестью, мелкой, почти неотличимой от правды. И понятной для всех.
- Вы опять порадовали нас своим искусством, дорогая Тянь Чжи, - проворковала одна из наблюдавших за игрой женщин - красивая молодая северянка, с тяжелыми русыми волосами, уложенными в высокую, украшенную лентами и заколками, прическу, - вероятно, ваш будущий муж будет счастлив, иметь такую умную жену...
Томоэ не поняла значения этой фразы, но язвительность тона уловила мгновенно, зная долгую и непонятную вражду подруги и гуйжэнь Шу-и. Порывисто обернулась к последней и, вздернув нос, ответила:
- Конечно, будущему мужу Гэммэй очень повезёт! Она не только умная, но и замечательная во всех отношениях!
Гэммэй отвернулась. И принцесса опять стушевалась, чувствуя, что сказала что-то не то.
Неловкости добавила еще одна из женщин - чуть старше Томоэ, тонкошеяя и круглолицая девушка. Радостно и чуть изумленно ойкнув, она воскликнула:
- Это чудесно! Поздравляю вас...
Но этот всплеск радости тут же был остановлен мановением руки самой старшей женщины - гуйфэй Мэй-си. Она обернулась к Томоэ:
- Дорогая, вы много времени просидели неподвижно, прогуляйтесь по саду...
Принцесса кивнула - гуйфэй часто выступала в роли неофициальной распорядительницы, послушаться ее всегда было лучшим решением. Чувствуя нарастающее напряжение между женщинами (самая молоденькая смотрела немного растерянно), Томоэ встала и обернулась к хмурой подруге:
- Идем, вишня скоро опадет...
Гэммэй кивнула, обернулась к присутствующим и поклонилась:
- Благодарю вас... - фраза прозвучала совершенно тускло.
Они отошли в глубину сада, пройдя по прямоугольным плитам дорожки мимо выложенного крупными выразительными камнями берега пруда, и остановились под ветвями в бледно розовых цветах, за облачками которых едва угадывались крыши окружающих построек. Гэммэй тут же опять отвернулась. Но Томоэ нетерпеливо подалась к ней, снедаемая любопытством пополам с тревогой за подругу и гневом на обидчицу:
- Что случилось? - она попыталась заглянуть в лицо спутницы, - Ты ведь не будешь от меня скрывать что-то? Помнишь обещание?
Та едва слышно вздохнула. Обернулась с улыбкой.
- Ничего, сестрица, - фальшь была слишком явной, - я просто плохо спала.
- У тебя не получается... - принцесса не произнесла обидного "лгать", - Что с тобой?
Она протянула руку и осторожно коснулась кончиками пальцев волос подруги.
Реакция оказалась неожиданно бурной. Гэммэй закрыла лицо рукавами, и плечи ее затряслись в беззвучных рыданиях. Томоэ растерялась.
- Сестричка, - протянула она неуверенно, но громовой раскат прервал ее, а потом налетевший ветер стряхнул с деревьев лепестки и закружил их розовыми снежинками вокруг замерших девушек...
Томоэ, завороженная танцем лепестков, прошептала:
- Красиво... Что это было?
Небо чистое, по-весеннему светло-голубое и глубокое. Ни облачка.
Она оглянулась на Гэммэй, увидела, как отчаяние сменяется сосредоточенностью, а потом и тревогой.
- Томоэ, ты помнишь звук фейерверка?
Вопрос прозвучал очень четко, отчего стало тревожно.
- Да.... Но это не совсем похоже...
- Это порох взорвался. Много и рядом.
Томоэ окатило холодом, мысли еще не успели оформиться из мешанины родившихся образов, но сердце замерло в предчувствии чего-то страшного... Пальцы Гэммэй сильно сжавшие запястье перехватили испуганный вскрик.
- Госпожа! - тревожный оклик, подбежавшей Инори - личной служанки принцессы, отвлек от нарастающих растерянности и страха. - Госпожа, пройдите в свои покои!
Мелькнувшее за ее головой одеяние евнуха подтвердило значимость просьбы, и принцесса повернулась к ним. Пальцы подруги оторвались от руки с болезненностью потери. "Порох?!" - наконец мысли обрели звучание и форму, - "Фейерверк.... Во дворце... Днем.... Почему? Почему так страшно? Почему так громко? Почему так незнакомо? Почему?.."
- Госпожа Старшая Дочь Императора, - голос вышколенного слуги был напряжен, хотя и учтив, как и положено. - Пройдите в свои покои. Все хорошо. Вам ничего не угрожает.... Пожалуйста, пройдите в свои покои! - слуга склонил голову, молитвенно подняв сложенные перед собой ладони. Голос его сорвался на фальцет.
- Да, - кивнула девушка, вспомнив свое положение. Оглянулась мельком на подругу. - Пойдем...
Краем глаза заметила, как растерянно смотрит на свою госпожу служанка Гэммэй - Икари. Словно ожидая объяснений. А та устремила задумчивый и хмурый взгляд в небо.
- Да, госпожа, - обернулась Гэммэй. И кивнула увереннее, заметив растерянный взгляд принцессы. - Все хорошо.
Галереи, переходы, коридоры дворца.... Почти бегущий впереди евнух, подобравший полы своего халата - Томоэ на мгновение позавидовала ему, поднять так платья было невозможно. Когда навстречу вынырнуло знакомое лицо Учителя фехтования, она поняла что запыхалась. И все же выдохнула волнующие ее вопросы - они просто рвались из нее наружу.
- В чем дело, Учитель? Что это было?
- Разве так положено спрашивать учителя? - вопрос отрезвил, заставил опять вспомнить свое место. Томоэ смутилась, несмотря на тревогу. - Учись терпеть, учись ждать.
Он улыбнулся, увидев ее реакцию.
- Будьте здесь.
И вышел, оставив четырех девушек одних.
Это было мучительно. Ждать в тревоге, изнывать от любопытства. Поначалу они пытались заняться каждая своим делом. Но играть не хотелось, писать или читать тоже. Наверное, служанкам было легче - внимание отвлекалось на хозяек. Наконец Томоэ не выдержала и обратилась к теме, занимавшей ее до начала тревоги:
- Гэммэй, миленькая... может, ты расскажешь мне всё-таки, что испортило тебе настроение?
Гэммэй, кажется, ждала вопроса. Коротко и кротко ответила.
- Меня замуж выдают.
Подруга опять растерялась. Тон и настроение совсем не вязались с событием.
- За варварского царька...
- Но ведь это замечательно... - Томоэ споткнулась в середине фразы. - За кого???!!!
- Месяц идут переговоры. Шаньюй требует невесту из императорского рода... Посольство должно отвезти меня на север, в ставку шаньюя.
Томоэ прижала пальцы к губам. Ее опять обдало холодом. Мысли заметались в поисках решения - подругу, ставшую родной, чья-то воля отрывала, словно кусок ее собственного живого тела.
- Отец найдет выход, я уверена... я попрошу его, он...
- А что еще меня ждало?! Никому не нужная сирота с великим именем!
Обида изменила лицо подруги - Гэммэй побледнела, губы ее дрожали, дрожали и искры слез в глазах. Она мотнула головой, отрицая слова принцессы, и зажмурилась. Выдавленные веками слезинки сверкнули в воздухе.
Не зная, что сказать, Томоэ порывисто обняла ее. Девушки опустились на пол и зарыдали вместе. Одна от отчаяния и обиды, вторая от горечи. Горечи непонимания, предстоящего расставания и сочувствия. Очень скоро к ним присоединилась Икари, а потом и Инори...
Они рыдали слаженным хором, дружно и самозабвенно. Вместе... И каждая о своем. Томоэ удивилась этой мимолетной мысли, когда слезы начали отступать. Мысль была новой... Ее даже стоило обдумать. Но... горечь предстоящей разлуки требовала выхода, требовала решения... Девушка подняла голову, оглянулась.
- Замолчите!.. Гэммэй, миленькая, не надо плакать... - сглотнула и всхлипнула опять, - Вдруг этот северянин окажется таким красивым, что ты его сразу полюбишь? Ой, что я говорю! Я дура глупая... - но остановиться не смогла, слова вырывались сами собой, мысли скакали в поисках выхода, или хотя бы надежды... - А вдруг его убъют? Или он заболеет... Не теряй надежду, слышишь?!
Подруга зарыдала еще громче. Зарыдала, словно не слыша просьб.
- Сестричка, - Томоэ прижалась к ней, обхватила руками, словно крыльями прикрыла, - Миленькая... Не плачь, пожалуйста-а, - конец слова превратился в рыдание. Стихия слез подхватила опять, но девушка воспротивилась, попыталась разорвать этот горько-соленый круг. Интуитивно противопоставляя угадываемой безысходности здравого смысла абсурд глупой шутки.
- Вдруг он подавится, когда тебя увидит? Ты такая красивая... - мысли еще не успели сформироваться во фразу, а уже вырвались наружу. Нелепые.
- Лучше до того как уви-и-идит... - проскулила Гэммэй.
"Небо, помоги мне! Я такая глупая, что даже не могу придумать глупейшую глупость!"
- Гэммэй, когда ты так рыдаешь, ты похожа на дурочку-Фэй! - нашлась Томоэ. И хотя подруга зарыдала от этого еще громче, она разомкнула объятия и встала, вытирая слезы рукавом. - Смотри, у тебя сейчас лицо прямо, как у нее, когда ей делают замечание. Она скривила личико в грустную сморщенную физиономию, характерно изогнув губы и брови. Это было жестоко...
На нее посмотрели служанки. И Томоэ взмолилась всей душой, взглядом: "Помогите!".
Верная Инори поняла. Всхлип перешел в нервный смешок.
- Прости-и-ите, госпожа!!! А-а-а-а! - картинно заныла Томоэ, заламывая руки и корча рожи. Попятилась и намеренно споткнулась, словно запутавшись в платье, потеряла равновесие и плюхнулась на пол. Инори засмеялась громче. Ей неуверенно стала вторить Икари. Но Гэммэй, хоть и перестала рыдать, осталась безучастной. Она словно отдалилась, загородилась от обидного смеха.
- Госпожа, а покажите, пожалуйста, господина тайши, у вас это чудесно получается...
Томоэ распахнула глаза от азарта. Она вскочила опять и зашарила взглядом по комнате в поисках того, что могло бы помочь соорудить парадное одеяние Императорского Наставника.
Инори, предложившая эту забаву, метнулась лаской в соседнюю комнату. Вернулась, неся в руках тяжелое полотно, которое тут же обернула вокруг талии принцессы, изобразив плахту.
- Икари, помоги, сделай прическу госпоже... - деловито приказала она второй служанке.
Та ловко прихватила волосы принцессы, собрала их в узел, отдаленно напоминающий мужской, и закрепила лентами.
- Государственные интересы неотделимы от Ваших, Ваше Величество, - пытая связки, прогудела Томоэ. Характерным жестом подняла руку с веером. - Когда у Вас зачешется седалище, просто поднимите подол - Вам почешут...
Она с трудом закончила фразу - хихиканье рвалось из нее как пар из чайника. Невысохшие от слез горя глаза заблестели слезами смеха... Она не призналась себе, что он тоже горький... Служанки прыснули следом. Засмеялась вдруг и Гэммэй. Немного иначе, но все же. И Томоэ попробовала продолжить:
- Как!? Вы смеетесь?! - нарочито патетично загудела она, - Разве это достойно?..
- Разве достойно Ее Высочеству уподобляться фиглярам в столь скорбный час? - голос настоящего тайши прогремел в комнате, заставив вздрогнуть и замереть на месте. Даже сердце на миг остановилось, трепыхнулось и забилось в груди испуганной птицей. Четыре подружки захлебнулись в разлившейся по комнате тишине.
- Я выйду и зайду вновь, - тихо проговорил из-за спины. - Это будет мой первый визит.
Шорох одежды (и как они его только не заметили?) сообщил об уходе Императорского Наставника.
Томоэ дрожащими пальцами стала распускать пояс держащий карикатурное церемониальное платье. Бледные служанки кинулись помогать... А Гэммэй уронила голову на руки...
Когда тайши с поклоном вошел в покои принцессы, девушки чинно сидели на подушках, развернувшись лицом к двери. Лица их были бледны соответственно моменту.
- Господин Первый Наставник, - Томоэ склонила голову в вежливом поклоне. Остальные поклонились согласно своему рангу.
- Прошу простить меня, Госпожа Наследная Дочь Императора... - тучный человек сложился в глубоком поклоне, а потом опустился на колени. Услышав изменившийся титул, Томоэ изумленно распахнула глаза... - Простите своего нижайшего слугу принесшего скорбное известие! Ваш брат Наследный Сын Императора Дай Сыюань только что... погиб... от рук изменников.
"Этого не может быть!!!"
Уезд Гаоюсянь. Южный склон хребта Вэньшань. Три с лишком сотни ли от Верхней Столицы. 6-й день четвертой луны. Иттэй.
Куда глядят глаза толстого (иначе назвать эту фигуру трудно) жизнерадостного хэшана ясным весенним утром? Главным образом вперед, туда, где виднеются с невысокого перевала поля, и где при случае можно утолить голод. Хотя не ускользает от взгляда и то, что может просто порадовать красотой, ибо радостное созерцание есть самое естественное состояние человека (оставим грамотеям суть Учения, нашему же герою достаточно настроения).
И мир с готовностью предоставляет такую возможность - птичий пересвист, шорох молодых листьев под ветром, благоухание весенних цветов, полет мелкого аиста, видимо, спешащего к сооружаемому гнезду, все радует толстяка. И даже пробившийся случайно запах падали только укрепил путника в уверенности, что все в поднебесном мире идет должным чередом - вечное колесо жизни и смерти крутится, как ему положено...
Запашок вскоре пропал. Воздух снова наполнился духом молодой зелени. На повороте дороги, монах услышал доносящийся издалека неясный рык.
Хэшан остановился, глянул на солнце. Почесал не очень чистой пятерней колючую голову - весной волосы отрастают быстро - и прислушался к себе. На душе было все так же радостно, ни тени тревоги. Отбросив сомнения, монах бодро зашагал вперед... А рык вдруг смолк... и сменился неясными, но досадливыми по тону криками. Вскоре, монах подошел достаточно близко, чтобы расслышать. Голос был громким и низким как у медведя, а ругань - безыскусной, хотя, и увлеченной. Наконец, показался и сам источник этого безобразия - торговец вином. У него, видимо, порвалась давно перетершаяся сбруя - ремни, державшие пару бочонков с хмельной жидкостью. Теперь этот несчастный бестолково ходил большими кругами вокруг бочонков и огорченно хлопал себя по бедрам длинными руками с крупными ладонями. И ругался...
Монах остановился, неторопливо снял котомку, сел, удобно пристроив рядом нагинату с зачехленным лезвием. Уже сидя расплылся в широченной улыбке.
Торговец остановился, сердито глянул, но, заметив оружие, стушевался. Крупный, мосластый мужчина стал вдруг похож на беспомощного, большого, повзрослевшего ребенка. И обиделся он на ухмылку хэшана совершенно по-детски.
- И чего это ты смеешься над бедой? Монах называется! Развелось тут бродяг, понимаешь. Бездельничают да лихое делают!
Хэшан радостно ответил:
- Весело, вот и смеюсь.
Мужчина насупился. Ответ монаха привел его в еще большее замешательство.
- Следуешь ли ты путями Будды, торговец? - брякнул хешан без перехода.
- Ага, - ответил мужчина, но потом, видимо, засомневался, - А это... зачем?
- Тогда ответь, как ты воспринял такое в твоей жизни событие, как нашу встречу на этой дороге? - подражая речам монастырского наставника, заговорил хэшан.
Торговец не понял.
- То, что у тебя порвался ремень и то, что мы встретились - закономерно. Но среагировал ты на каждое событие по-разному, - голос толстяка окреп, наполнился пафосом. - Задумайся об этой разнице. И когда поймешь ее причину, будешь более уверенно следовать путем Учителя.
Молчание повисло в воздухе. Хэшан закончил проповедь.
А торговец, поняв это, облегченно вздохнул, почесал бычью шею и плюхнулся на землю рядом с хэшаном.
- Мне ж надо нести вино дальше, а перевязь починить нечем... - сказал он уныло.
Теперь вздохнул хэшан. Проповеди явно не получилось. Но долго сокрушаться он не умел и после короткого молчания предложил.
- ... Давай я помогу. Совместный труд способствует научению, - и, когда торговец согласно кивнул, монах продолжил, - а ты сможешь улучшить свою карму, накормив и напоив изможденного путника.
Хэшан хлопнул себя по животу. И тот подтвердил правоту слов колыханием и голодным урчанием. На торговца это произвело впечатление. Настолько, что он даже забыл кивнуть. Монах вздохнул про себя, опять понимая, что реакции придется подождать.
Наконец торговец почесал подбородок, неторопливо достал деревянную чашку и, открыв один из бочонков, плеснул в нее вина.
- Выпей, добрый человек.
Лапища державшая чашку протянулась к хэшану.
И пока толстый монах опрокидывал содержимое сосуда в себя, торговец спросил с явной заметной хитринкой.
- Так ты это? Поможешь мне, добрый человек? Я один бочонок, а вы второй. Так вместе и донесем... А чтоб сил набраться у меня еще и лепешка есть.
- Договорились, - быстро согласился толстяк и лучезарно улыбнулся.
Так нагинату на одном плече уравновесил бочонок горячительной влаги на другом.
Не сговариваясь, оба скоро зашагали вниз, по дороге в долину. И прошли не меньше ли, прежде чем запыхавшийся торговец затормозил этот странный торопливый марш. Он поставил бочонок на землю и сел рядом.
- Передохнем, добрый человек.
И тут же спросил.
- Э..., позволите узнать ваше имя?
Хэшан, которому неожиданная спешка тоже показалась излишней, остановился рядом. Положил на землю нагинату. И выдрав пробку из бочонка, наклонил его над собой, направляя струю хмельного напитка в белозубую пасть.
Потрясенный торговец некоторое время смотрел на это зрелище. И, наконец, не вытерпел:
- Не надо так нагружать себя, почтенный... вы бы... - он замялся и замолк, заворожено и восхищенно глядя, как вино исчезает в бездонном чреве монаха.
- Меня, добрый человек, зовут И-Жэнь, или Иттэй... Плечи от такого болят больше чем живот... - пояснил монах свои действия. Встряхнул бочонок, прислушавшись к плеску. - Там много еще. А тебя как величают?
Торговец улыбнулся. Совсем по детски. Встал и с поклоном ответил:
- Зовут меня Ли Шестой. А еще иные кличут Большой Шестой...
Он выпрямился и сел, аккуратно положив руки на колени.
- Точно большой, - тихо прокомментировал монах. - Отдышались? Пошли дальше... Только не бежать.
Они опять взвалили ношу на плечи и затопали по дороге. На этот раз неторопливо, сберегая дыхание для разговора.
- Почтенный И-Жэнь, - в голосе Ли робость смешалась с любопытством - странная смесь для рослого и сильного мужчины солидного возраста. - Вы бы рассказали чего. А? Издалека идете, много видели, а?
- А чего рассказывать? Все как всегда. Историю могу вот рассказать, - весело ответил Иттэй, опять радостно разглядывая окружающий мир...
Ли закивал с готовностью.
- Повстречал однажды монах торговца вином, вот прям как я тебя... - Иттэй прервался, подбросил движением тела бочонок и перехватил его поудобнее, - а у того, как раз так же ременная лямка порвалась. Вот и вызвался добрый монах помочь страдальцу.
С этими словами Иттэй лучезарно улыбнулся спутнику.
- ...И вот, когда добрый монах понёс вино, он вскоре начал уставать, и часто присаживаться передохнуть - совершая при этом множественные глотки, дабы укрепить свои силы...
В изрядно опустошенном бочонке сильно плеснуло вино, монаху пришлось опять поправить ношу.
- Тогда торговец забеспокоился - жадность одолела его - ибо незваный помощничек хлебал так, как и подобает истинному монаху. Однако, он не мог придумать предлога, такого, какой помог бы ему спасти своё добро не потеряв лицо...
Торговец вдруг засмеялся.
- Это вы про меня, наверное, рассказываете, добрый человек. Точно, настоящий хэшан. Эх, только давно таких не видел уже.
Ли Шестой с улыбкой покачал головой.
- На нашей дороге народу нынче совсем мало стало. Как на Синь Шане факторию построили, так больше по тому пути ходят... Да и разбойники...
Торговец умолк смущенно.
- Ну так где их нет? - ухмыльнулся Иттэй. - Ничего. Со мной не бойся разбойников. - Он выразительно качнул нагинатой.
Но торговец только вздохнул. Довольно грустно он поведал, что носит вино на продажу к военному посту на перевале. Раньше торговля шла быстро и прибыльно. Нынче тоже быстро. За последнюю партию предложили так мало, что он решил отнести все домой. "И выпить с горя," - додумал хэшан.
Вино хэшану понравилось - молодое, из дикой сливы, крепленое, оно прогрело внутренности и сейчас добиралось до рассудка. Каковой монаху, ищущему просветления, не нужен.
В животе заурчало. Разбуженное хмелем нутро стало требовать более тяжелой пищи.
- Вы, господин, может лепешки попробуете? - спросил Ли. Не услышать столь громких требований он не мог. - Рад буду отдать вам половину.
- Ага, давай, - быстро согласился Иттэй.
Они скоро нашли подходящее место - небольшую поляну у дороги - и расположились с удобствами в тени под молодым дубком. Иттэй привалился к дереву спиной и закрыл глаза - блаженная легкость разливалась по телу, кружила голову. Хорошо.
В ветвях, воспользовавшись молчанием путников, засвистала пичуга. Рядом зажурчала разливаемая по сосудам жидкость. Судя по запаху та самая. Из дикой сливы. Ветер заиграл молодой листвой, по лицу заплясали лучики солнца.
- Готово, господин, прошу вас, - позвал Ли.
Иттэй открыл глаза и сел, чуть качнувшись. Вино таки ударило в голову.
Лепешка оказалась вкусной... Достойной даже Небесных Палат.
- Так ты, значит, без навару домой топаешь? - переспросил Иттэй своего нового приятеля.
- Да-а, - протянул уныло Ли.
- Да-а, незадача, - протянул в ответ монах. Встряхнул головой и сфокусировал взгляд. - Я бы купил его у тебя... да, понимаешь, обет давал не покупать вина... Ну и... - Иттэй сделал неопределенное движение рукой, - денег нет.
- Э, - махнул рукой Ли, - какая плата с хэшана? Это вы мне помогли, все равно вино или самому пить или... - он вздохнул.
Оба молча вцепились зубами в половинки лепешки. И за хрустом жующих челюстей не сразу услышали неторопливый цокот копыт. Иттэй встрепенулся первым:
- Хэ, а ведь жизнь может оказаться милостивой для тебя Большой Ли. Слышишь? Лошадь, вроде.
Прислушался и торговец. По мере приближения звука лицо его начало расплываться в радостной улыбке. Но когда из-за листвы появились путники, он вздрогнул испуганно.
Хэшан, настороженный такой реакцией, постарался прогнать опьянение и сосредоточиться.
Путников было трое. Впереди шагал высокий красивый парень в длинном халате, перехваченном на талии воинским поясом с бляхами. Из-за спины его торчала рукоять прямого меча. Двое других были одеты поплоше и вооружены короткими солдатскими мечами. Последний из них, к тому, держал на плече да-дао с клинком из плохой стали и вел в поводу лошадь.
Ли резво бухнулся на колени и склонился в почтительном поклоне.
Хэшан понял расклад.
- Добрый путь, почтенные. Не желаете ли присоединиться и отведать хорошего вина? А если будет на то ваша воля, то и купить его за умеренную плату.
Хмель, кажется, быстро покидал монаха. Осталась лишь легкость в душе и теле. Иттэй ненароком подвинулся вправо, чтобы ловчее ухватить средство вразумления и проповеди.
Парень шедший впереди остановился напротив. Оглядел монаха насмешливо и добродушно.
- Доброго пути и тебе, святой человек, - черты лица юноши были благородными, но какая-то червоточинка чувствовалась в них. Таилась она в глазах, внимательных, но лишенных присущей молодости живости. - Только уж не обессудь - не тебе нашим вином распоряжаться. Это мы тебя приглашаем отведать хорошего вина в честь хорошей встречи.
Двое его спутников только хмыкнули. "Хваткие такие ребята... Но неотесанные. Драчуны и только" - оценил хэшан.
- Благодарю, добрый господин, я охотно приму ваше предложение, настолько же от чистого сердца, насколько искренне оно высказано... Вино Большого Ли действительно стоит того чтобы его купить сразу, не торгуясь...
Молодой разбойник засмеялся.
- Так оно и так наше, вино это, - семейство Ли задолжало нам даже не на два жалких бочонка.
Торговец только закивал мелко при упоминании о долге.
Сказать, что настроение у Иттэя испортилось было бы не правильно. Он немного огорчился. Люди в миру никогда не живут без страданий, в которых сами и виноваты. Но один конкретный человек ему понравился, и его страдание стало и страданием Иттэя. "Вот об этом то и твердил учитель," - подумал про себя хэшан.
- Да проститься мне моё любопытство, высокородный, за что же должны они столько? Хотя может быть, это представляется значительной суммой лишь нищему монаху?
- Много за что, - легко ответил главарь разбойников. - За пользование дорогой, за сливу нам принадлежащую, за безопасность свою, да семейства. Еще откупные за сбежавших братьев. Ему скоро платить надо будет. И заплатит... Или кого из детей отдашь? - лицо говорившего, обращенное к торговцу, стало глумливым.
- Вы в своем праве, - подыграл Иттэй, его посетила мысль проверить насколько смиренен Ли. - Теперь вы заберете это вино?
Но Ли было не до вина. Он был напуган. Хэшан вздохнул про себя.
- А на кой оно нам? - главарь пнул открытый бочонок. Тот опрокинулся, и его содержимое полилось на землю. - Тем более, что за него сегодня все равно денег не дадут.
Слово "деньги" зацепило слух. Главарь, произнося его, изменился. Едва. Но монах почуял это.
- Ты обуян суетными желаниями. Позволь я дам тебе совет... - наставительно заговорил он.
Но разбойник оборвал его:
- Ну и паршивый нынче монах пошел! Советы только горазд давать, положив чен-дао на колени! Ха! Зачем оно тебе?
- Лучше нам отдай, - засмеялся один из "братьев".
- Отдал бы, - с добродушным весельем ответил хэшан. - Но не на пользу будет, - он широко ухмыльнулся.
- На пользу не кивай, не тебе судить, а Будде, - усмехнулся главарь. - Лучше согласись, что жадность заела.
Ли, поняв, к чему клонится разговор, взмолился от земли:
- Не надо, господин Цзянь-фэнь! Пощадите святого человека! Прошу вас!
От такой самоотверженности присутствующие немного растерялись. "А ведь он не трус," - мельком подумал Иттэй.
"Ага, а тебе только это и нужно," - согласился хэшан. Он уже оценил будущего противника. Хороший боец. Двое других... забывать о них не следует, но и переоценивать смысла нет.
Тело напряглось, готовясь к движению. Нападать из этого положения было неудобно - противник наверняка прочитал бы намерения. Потому Иттэй просто перехватил удобнее нагинату и переместил центр тяжести подавшись немного вперед и подобрав ноги - у него появилось больше свободы для маневра.
Ли заметил это движение и, хотя разбойники никак не отреагировали, возопил с новой силой:
- Прошу вас, господа!.. Не надо! Этот добрый монах просто помог мне пронести бочки. У него даже денег нет! У меня пятеро детей! Пощадите! Мать старая!..
Как переплелись в его представлениях старая мать и монах, Иттэй задумываться не стал. А вот то, что семейство окажется под ударом в случае гибели разбойников, понял сразу.
Один из разбойников пнул Ли в голову.
- Заткнись, ублюдок!..
Пока молодой разбойник неторопливо опускал ладонь на рукоять меча, хэшан успел перетечь в низкую стойку, став на шаг ближе к главарю, Ли и его обидчику.
- Наконец то!
Меч главаря сверкнул молнией, направленной к шее хэшана.
Сражение почти никогда не бывает красивым. Просто потому, что первый пропущенный удар означает поражение, а как сказал один из Хунаньских учителей цюань-фа: "Если не пробил защиту противника за каплю, тренируйся с манекенами". Обычно, если искусство бойцов сильно разнится, то дело заканчивается еще быстрее. Только на сцене театра битва выглядит ярко и продолжается долго. На то и сцена.
Этот случай оказался исключением. Хэшан, более искусный и вооруженный мощным оружием, никого убивать не хотел и... был пьян. Посему, немногие, но очень заинтересованные зрители стали свидетелями настоящего представления.
Иттэй, ожидавший удара, уклонился. Просто выгнулся назад, используя инерцию поворота для разгона нагинаты. В идеале оружие должно было развернуться вокруг точки, в которой стоял монах и угодить спинкой лезвия по ногам того бандита, что бил торговца. Хэшан же должен был сохранить равновесие и разгон для нового маневра... Первое получилось. Почти. Потому что Иттэй начал падать.
Бандит, подпрыгнувший, чтобы избегнуть удара, все же получил свое и рухнул спиной на землю, разразившись руганью. Иттэй тоже приземлился на спину, но иначе. Когда древко оружия уперлось в землю, он просто заскользил вдоль него вниз и, коснувшись земли, крутанулся в сторону. Уже поднимаясь, он толкнул оружие вверх, вновь запуская его в новое вращение.
Все это было сделано рефлекторно (справедливости ради, надо сказать, что слова такого Иттэй не знал). Ум же монаха был занят легким изумлением и хохотком (совсем не проявленным вовне). Единственная фраза, которую успел сформулировать хэшан, была: "Вот так-так... забавно...".
Молодой бандит оказался хорошим противником. Во всяком случае, он не боялся нагинаты, прекрасно знал ее возможности, был гибок и быстр. Одним прыжком он сократил расстояние до Иттэя и ударил по древку алебарды. Ударил умело, не рискуя сломать цзянь, только отклоняя набирающее разгон оружие, навязывая иную траекторию. И угрожая самому монаху возможным ударом.
Третий разбойник, при виде такого, просто отскочил в сторону и замер, наблюдая схватку. Ли остался лежать, растирая по лицу кровь - лоб его пересекла ссадина.
Противники стоили друг друга. Пьяный хэшан и молодой разбойник. Последний постоянно атаковал сериями ударов, не отрываясь от отступающего монаха, не давая ему раскрутить нагинату, сбивая ее в начале движения, заставляя защищаться. Исход зависел от того, как скоро кто-то из соперников выдохнется или как скоро Иттэй протрезвеет. Впрочем, запас алкоголя в утробе монаха был еще велик, и активное движение только способствовало его впитыванию. Иттэй становился все веселее. Внутренний смешок прорвался вдруг широкой ухмылкой навстречу горящему азартом взгляду молодого бандита, и азарт превратился в ярость.
Молодой разбойник отнюдь не был дураком. Гибельность ярости он понимал прекрасно. Но бороться с ней было так же гибельно, как и поддаваться ей. Рассудок, победивший чувство, бесплоден как сухая утроба старухи. Движения парня стали более продуманными и резкими. Как движения частей спускового механизма арбалета. Иттэй это не понял. Он ощутил. Как ощущают тепло и холод, сухость и влагу.
Монах засмеялся. Почему? Он не задавался этим вопросом. Просто засмеялся, как смеется в храме бронзовый веселый толстяк, пляшущий свой вечный танец. Ему понравилась игра. Отбить, обозначить угрозу... Обозначить? Нет! Угрожать!. Здесь не место фальши! Инструменты должны играть разные партии, но вместе. Сменяя и усиливая друг друга... Сливаясь в единую мелодию.
Онемевшие свидетели вдруг поняли, что драка превратилась в танец. Быстрый, на грани невозможного, но слаженный танец. Шут и Воин. Смех и Гнев. Танец, в котором один дразнил и убегал, а второй догонял.
Первый понявший это бандит покрылся испариной. Он вспомнил чем заканчивались редкие и тем более запоминающиеся представления бродячих актеров. Воин НИКОГДА не побеждал насмешника.
Понял это и противник Иттэя. Понял за миг до того, как нога его скользнула на потоптанной весенней траве... Юноша только распахнул глаза, когда его рука с мечом отклонилась от намеченной траектории... Зрачки его стали узкими, как игольные проколы - сильный удар сотряс кисть одновременно с ослепительным бликом лезвия... И изумленный парень откатился в сторону, не веря еще, что рука осталась целой!
Уже вскакивая, он сначала почувствовал, а потом и увидел - от благородного лезвия меча остался только короткий обломок.
Иттэй ощутил всю гамму его переживаний, в том числе и потрясение. И остановился, заученно завершив движение в новой стойке, с занесенным для удара оружием. В том, что удар будет смертельным, сомневаться не приходилось - парень не успел бы уклониться, и прекрасно видел это.
На поляне стало пусто: два других бандита шумно удалялись вниз по дороге, а Ли замер колодой, потерялся среди богатства живой зелени.
Иттэй отстоялся. Смеяться расхотелось. Да и хмель прошел. Незаметно.
- Небеса отвернулись от тебя, молодой воин, - Иттэй начал фразу еще не додумав ее окончания. Учитель посадил бы его в стойку лошади на сутки за такое. "Хорошо одному-то", - подумал монах. И продолжил: - Если бы ты не отягощал свою карму, то, несомненно, победил бы меня, - сказано это было опять же наобум, хэшана просто несло. Однако, начало требовало завершения и Иттэй замялся... Наконец выдавил:
- В общем, обещай не мстить семье этого доброго человека, обратись к Будде, и я пощажу тебя.
Лицо парня скривилось от набегающих слез обиды. Он открыл рот для достойного ответа, но его прервал Ли:
- Добрый господин! Не убивайте его! Молю вас!
Парень поперхнулся. Иттэй потерял нить разговора. Он не ожидал вмешательства виноторговца. Первым опомнился юноша. Гнев его, все еще бушующий в сердце, выплеснулся наружу яростными словами:
- Тебе повезло. Ты... сильный воин! Но я победил бы тебя, если бы не случайность!
- Учитель всегда говорил мне, что случайность это оправдание неумехи, - Иттэй широко ухмыльнулся.
- Легко говорить это безоружному! - взорвался парень. Гнев не отпускал его. Вел его. И монах решился подыграть.
- Хочешь еще подраться? Если у тебя есть еще один меч, то ... не смотря на твою грубость, я могу это устроить... Только с условием.
Яростные глаза парня почти кричали вопросом: "Давай условие, я согласен!"
- С чего это ты меня грубияном обзываешь, негодный монах?!
- Прощение всех долгов семейству Ли и обращение на Путь Будды. Не договоримся - я тебя тут же и направлю к Подземному Судье. Но перед этим нам не мешало бы представиться, наконец, - Иттэй широко ухмыльнулся.
- Тогда сегодня же братья придут мстить за меня! - парень не дослушал последней фразы.
- Тебе до этого дела уже не будет. Значит, драться не хочешь. Слабак.
- На других условиях. Если проиграешь ты, то...
- Можно ли договариваться с безымянным варваром?
Парень чуть не вскочил - обязательно напоролся бы на клинок нагинаты.