Провожать шестнадцатилетнего сына на самолет - всё равно что пытаться удержать воду в решете. Чем сильнее сжимаешь, тем быстрее она утекает. Ваня, Костик и Витька толпились у стойки регистрации, словно три птенца, выпавших из гнезда прямо в мир дешёвых лоукостеров. Костик, как всегда, пытался протащить в ручную кладь гитару, которая явно превышала лимит по размеру. Витька нервно пересчитывал паспорта, а Ваня стоял ко мне полубоком, пряча улыбку под капюшоном худи. Зонт-трость, который я сунул ему "на случай песчаной бури", болтался на ремне рюкзака - бесполезный атрибут отцовской гиперопеки.
Я одиноко и растерянно стоял чуть в стороне и смотрел на них сквозь стекла тёмных очков.
- Пап, ты прям как агент из тех шпионских фильмов, - фыркнул Ваня, поправляя наушники. - Только без пистолета.
- В тех фильмах герои обычно погибают, - парировал я, пряча руки в карманы плаща. - А я вот... - запнулся, не найдя подходящей метафоры.
- Жив? - подхватил Витька, споткнувшись о собственный шнурок. - Ну, типа... в смысле... не как в "Профессионале".
Пока он боролся с гравитацией, Костик вытащил гитару из чехла и заиграл похабный рок-н-ролл прямо у стойки. Очередь замерла. Даже работница аэропорта, закатывавшая тележку с багажом, остановилась, вперившись в него взглядом, полным профессионального ужаса.
- Парни, - я вздохнул, - вы же в Тунис летите, а не на Вудсток.
Ваня фыркнул, выхватил гитару из рук Костика и сунул обратно в чехол. Его пальцы дрожали - не от страха, а от предвкушения. Я видел, как он сжимает билет, будто это пропуск в другую вселенную, где нет отцов-вампиров и мопсов-диверсантов.
- Всё будет окей, - он похлопал меня по плечу. - Мы же не в первый раз.
- В первый раз вы едете без присмотра, - пробурчал я, суя ему в руку пачку евро. - И если Костик ещё раз заиграет "Smoke on the Water" в аэропорту, его депортируют ещё до взлёта.
Прозвучал последний вызов на рейс. Ваня обнял меня на секунду - быстро, по-подростковому неловко, - и они растворились в толпе. Я стоял, пока стеклянные двери не поглотили последний взмах его руки.
* * *
Цезарь встретил меня дома как триумфатора. Мопс носился по коридору, волоча за собой мой шарф, и вилял задом так энергично, что едва не опрокинул здоровенную китайскую вазу с искусственными орхидеями. Пластиковые цветы качнулись, но устояли - слава богу, попа у мопсов слишком маленькая для разрушений.
- Герой, - я поднял обслюнявленный шарф, - тебе бы медаль. "За попытку снести квартиру".
Он повалился на спину, подставив пузо, и застыл в позе "убей или полюби". Я выбрал второе, бросив ему резинового Ктулху. Пока Цезарь грыз крылья, я уставился в экран. Сценарий криминального боевика, который киношники требовали сдать к утру, выглядел так, будто его писала гиперактивная макака с клавиатурой. Герой стоял на краю небоскрёба, пистолет в руке, и должен был произнести: "Ты проиграл... эм... потому что я стреляю!"
Стук в дверь заставил Цезаря тявкнуть. Олимпиада вошла без приглашения, как всегда. Её брючный костюм - идеальные стрелки, лаконичный пиджак - выглядел так, будто она только что покинула заседание Совета Бессмертных. Молча прошествовала к дивану и села, не глядя на меня. Из своей сумки Louis Vuitton она достала клубок шерсти цвета ночного неба и спицы, принявшись вязать с такой скоростью, будто это был магический ритуал.
- Ты выглядишь, как Буцефал после атаки слонов, - бросила она, не отрываясь от узора. - Тот хоть под стрелами скакал, а ты что?
- Надеюсь, я не пахну так же, - я принюхался к рукаву. - Хотя после проводов в аэропорту...
Цезарь, почуяв неладное, спрятался под диван, прихватив осьминога.
- Ваня встретит того, кто старше его на два тысячелетия, - Олимпиада достала из сумки второй клубок. - И это изменит всё.
- Гай? - я поднял бровь. - Он уже менял его подгузники. Кажется, хватит.
- Не Гай, - она ткнула пальцем в зодиакальный круг. - Того, кто знает цену вечности.
- Загадками изволите говорить. У Сивиллы научились?
Из сумки показалась голова королевского питона. Олимпиада немедленно запихнула её обратно.
Дверь распахнулась с грохотом, и в комнату влетел Гай. В одной руке он держал термос с донорской кровью, в другой - стаканчик кофе с надписью "Я ❤ Рим". Из кармана куртки торчала собачья колбаска.
- Слышал, тут собрание клуба старых вампиров? - он поставил термос на стол.
- Твои шутки стары, как твои долги, - парировала она, даже не взглянув на еду.
- Долги - это миф, - Гай уселся на подлокотник кресла. - Как и твои пророчества. Помнишь, ты предсказала, что Нерон станет великим поэтом?
- Он стал! - Олимпиада скрестила руки. - Просто его стихи были... слишком горячими...
- Не от них ли Рим и загорелся? - гыгыкнул Гай.
- Его стихи пережили века!
- Потому что их никто не читал, - вставил я, пытаясь остановить их пикировку. - Как и мой сценарий, если я его не допишу.
Гай, игнорируя меня, продолжил:
- А ещё он задолжал мне десять тысяч сестерциев. И обещал навеки VIP-ложу в Колизее. Где моя ложа, Липа?
- Под руинами, - она хладнокровно считала петли. - Как и твоя репутация.
- Бабушка Липа! - Гай полез в шкаф за чашками. - Связала уже шарф Нерошеньке?
- Не смей называть меня так! - Олимпиада метнула в него спицей. - Только Ваня мог звать меня "тётей Липой" в детстве. И то потому, что ты его научил!
- Он путал "тётю Липу" с "тётушкой Лягушкой", - Гай уселся на подлокотник кресла, открывая термос. Запах донорской крови смешался с ароматом колбасы, которую Цезарь тут же учуял. - А теперь вырос. И летит куда-то...
- В Тунис, - я вздохнул, глядя, как мопс тыкается носом в руки Гая.
Гай налил крови в чашку и швырнул Цезарю кусок колбасы. Тот схватил её и умчался под диван, как будто боялся, что отберут.
- Ладно, - Гай обернулся ко мне. - О чём вы тут? Опять про "судьбу Вани"?
- Он встретит того, кто старше его на два тысячелетия, - повторила Олимпиада, не отрываясь от доски.
- Ну, я на 2000 лет старше, - Гай хмыкнул. - И что? Я ему колыбельные пел.
- Не ты, - она резко дёрнула нить. - Того, кто знает цену времени.
- Охренеть, - Гай закатил глаза. - Это ты, наверное, про Луция? Он до сих пор должен мне за те гладиаторские игры!
#. #. #.
Фото от Вани пришло ровно в полдень - они уже были на пляже. На снимке он стоял у кромки моря, счастливый и мокрый, держа в руках раковину размером с его голову. Костик и Витька по бокам строили рожи. Рядом с ними - рыжий парень лет тридцати пяти, атлетического сложения, с короткой бородкой и добрыми близорукими глазами цвета морской волны. А на горизонте, едва заметная, виднелась лодка с алыми парусами.
Подпись гласила: "Это Луций. Он нас встретил. Знает тут каждую пещеру!"
- Бабушка Липа, а ты была права, - Гай тыкнул пальцем в экран. - Ваня встретил моего племянника. И он таки на 2000 лет старше.
- Как он может ходить под солнцем? - Олимпиада вскочила, роняя клубок. - Я бы отдала два века за этот секрет!
"Нерон хранил много секретов, - подумал я, увеличивая фото. Рыжие волосы Луция горели, как медь. - Но этот... самый желанный для нашей расы".
- Да ладно, - Гай махнул рукой. - Он просто нашёл хороший крем от загара!
Цезарь громко пукнул, будто соглашаясь.
Я ещё больше увеличил фото. Вокруг лодки виднелись тёмные силуэты.
- Дельфины, - пробормотал я, больше для себя.
- Дельфины, - подхватил Гай, заглядывая через плечо. - Умные твари. Один как-то украл мой трезубец.
- Ты никогда не владел трезубцем, - Олимпиада встала, поправляя пиджак. - Но если хочешь верить в сказки...
- Сказки - это всё, что у нас есть, - неожиданно серьёзно сказал Гай. - Кроме долгов.
#. #. #.
Они ушли под вечер, оставив меня наедине с Цезарем и допитым термосом. Мопс спал, прижавшись к резиновой Ктулхе, а я дописывал финальную сцену. Герой опускал пистолет, говоря: "Иногда лучше отпустить".
Продюсеры ответили мгновенно: "Гениально! Особенно моральный выбор!". Я не стал объяснять, что это Цезарь сел на клавиатуру и стёр половину текста.
А потом я снова посмотрел на фото. Луций улыбался, будто солнце было его союзником. (Боже! А ведь так и есть! Он всегда поклонялся Аполлону - неужели Солнце его захочет обидеть?) И я вдруг понял: море - не враг. Оно просто есть. Оно хранит тайны, которые даже старым вампирам не снились. А Ваня... Ваня больше не тот щенок, что боялся полной луны. Он входит во взрослую жизнь, и никакие двухтысячелетние монстры ему не страшны.
- Ладно, - я потрепал Цезаря за ухом. - Завтра купим новый зонт. С УФ-защитой. На всякий случай.
Он хрюкнул во сне, и я впервые за ночь улыбнулся. Олимпиада ошибалась. Не страх грыз меня. Страх - это когда не знаешь, что делать. А я знал. Пусть море пишет свои истории. Я буду здесь - с резиновой Ктулхой, глупым мопсом и бесконечным сценарием жизни.