Сборник коротких рассказов, заметок, суждений, не объединённых ни временем, ни темой, ни персонажами. Длинные тексты сейчас мало кто читает, вот автор и предлагает миниатюры на две-три минуты внимания.
Совсем оборзела
Национальности этих замечательных людей называть не буду, а то соплеменники их поймут всё неправильно, будто я не о юморе только. А я именно только о том, что смешно было и запомнилось навсегда.
Лет сорок назад наняли мы для ремонта квартиры одну супружескую пару. Точнее, они сами напросились, поскольку соседями оказались после нашего переезда в этот дом. Её, допустим, звали на русский лад Зоя, а его Дима.
Работали они не очень дружно. Я имею в виду то, что они между собой почему-то часто ругались на каком-то своём языке. Причём, национальности у них были близкие, но разные.
Так вот. В этот день они должны были циклевать пол. Мы с женой приходим проверить, как идут дела. Заходим в квартиру. В углу комнаты стоит огромная циклёвочная машина с разобранным кожухом. Посередине комнаты стоит Зоя и вроде как плачет. Димы нет.
- Что случилось? - спрашиваем.
- Совсем оборзела, - отвечает.
- Кто?
- Дима. Дралась, кричала.
- А чего это он так?
- Машинка сломался.
- А с ней что?
- Резинка порвался...
Ну вот как тут не рассмеяться! Прошло много лет, а мы с женой на
вопрос о том, что случилось, отвечаем иногда друг другу в сердцах: "Машинка сломался, резинка порвался".
* * *
Кому у нас жить хорошо
Урал. Екатеринбург. Мороз минус сорок. Я в командировке. Приехал из Москвы вчера вечером. Утром на оптико-механический завод. По наладке нового шлифовального оборудования. Город знаю. Выхожу из гостиницы и косяком через дворы многоэтажных домов к автобусной остановке на Восточную.
Прохожу мимо колодца теплотрассы. Густой пар из дырки между крышкой и чуть приподнятой возле неё бетонной плитой. Парит так сильно наверняка от протечек горячей воды в трубах. Вдруг из этой самой дырки высовывается чумазая и заросшая голова бомжа, даже примерный возраст которого определить невозможно.
- Эй, парень, - окликает меня голова сиплым голосом. - Сколько время?
- Без пятнадцать девять, - слегка притормаживая, сообщаю я.
- Утра или вечера? - неожиданно уточняет бомж.
- Утра, конечно, - отвечаю с удивлением.
В этот миг рядом с первой головой появляется вторая такая же и таким же голосом спрашивает у первой:
- Ну, сколько?
- Три четверти.
- Какие ещё три четверти?
- Потом расскажу, - и обе головы снова опускаются вниз, освобождая дырку для пара.
Так вот, думаю, кому у нас жить хорошо! Тут из кожи вон лезешь ради дополнительного заработка, по командировкам мотаешься, а они из тёплого колодца вылезать не хотят и времени суток не замечают.
* * *
Дисней и дедушка
Сидит внук утром за кухонным столом в сталинской высотке на Котельнической набережной, уплетает бабушкины пирожки и смотрит мультик по детскому телевизионному каналу "Дисней". Напротив сидит дедушка.
- А ты знаешь, кто такой Дисней? - спрашивает дедушка внука.
- Нет, - отвечает внук.
- Тогда я тебе объясняю, - говорит дедушка. - Вдруг пригодится, интересно же. Ты ведь уже в школе учишься. Так вот, Уолт Дисней это американский художник, который создал первые музыкальные мультфильмы. Про Микки Мауса, например.
Дедушка ещё хотел что-то сказать, но внук остановил его:
- А зачем мне это, дед. Я смотрю себе и всё.
Ничего не стал рассказывать больше дедушка о Диснее. Вздохнул только растерянно и отвернулся. Старенький он уже, новой жизни не знает.
* * *
Сказание о знании и незнании
Никто не знает, что такое счастье. Зато все знают, что такое несчастье, но не знают об этом. А несчастье - это, когда почти всё знаешь, но не знаешь, почему уже больше знать ничего не хочется, и не знаешь, зачем вообще надо просыпаться по утрам, когда точно знаешь, что счастья на Земле нет, а где оно есть и что это такое, никто не знает.
* * *
Паника
Включаю сегодня утром смартфон, нажимаю на "КП-новости" и на тебе, как обухом по голове: "Володин пообещал пересадить депутатов Госдумы...".
- Боже ж ты мой! - воскликнул я вслух. - Да как же мы без них жить-то будем! Беда-то какая!
Кричу, а сам за сердце держусь, того и гляди выскочит. Ещё немного и в обморок упаду. Такая сильная паника охватила меня, что хотел уж родственникам на Урал и в Сибирь звонить, пусть готовятся к худшему.
Но тут справа на экране исчез рекламный квадратик с картинкой, и открылось следующее продолжение этой новостной заметки: "... на отечественные авто".
- Тьфу-ты, блин! - ещё громче воскликнул я. - Да пусть они хоть на гужевом транспорте ездят, лишь бы работали!
* * *
В ДНК на НТВ
"Здравствуйте! Помогите узнать, внучок мне Зойкин сынишка или нет. Свекровь её сказывает, что он в шерсти весь родился, кочерга называется. Зойка его чёрным хлебом обкатывает. Волосики к мякишу прилипают и вырываются, ему же неделя всего. А я вот и думаю, не от козла ли моего Захара дитя у неё. Сосед ведь обмануть её мог, который напротив меня обосновался. Тётка его померла, дом опустел, он и явился. С Тибета, говорит, через Москву вашу. Явился, значит, и разгласил на всю округу, что баб от бесплодия мочой первобытного человека лечит. А я сама вчера видела из окна, как он подошёл с миской к моему Захару и замахнулся на него. Рога, кричит, обломаю. Козёл мой и обмочился со страху. Но это же не моча первобытного человека. А Зойка от мужа никак понести не могла, вот и поверила, дурёха. Так что приезжайте ко мне поскорее и проведите экспертизу. Шерсти для анализа я дам, сколь пожелаете. Если от Захара дитя, то внук он мне единокровный, кров-то у нас один с его отцом. Тогда Зойка должна разрешить мне общаться с ним. А, если дитя от первобытного человека, то у нас в Нижнем Тагиле ему не выжить. Пусть Зойка в Тибет с ним перебирается. Бабушка Шура".
* * *
Тишь да гладь
Полгода назад предложил я свой сборник рассказов многим нашим и немногим ненашим издательствам и журналам. И что? Ни от одного нашего издательства или журнала ни слова! Будто я к каким-то инопланетянам обратился. А на ненаших я вообще не рассчитывал. И зря! Несвои-то, оказывается, готовы сотрудничать. Один очень солидный журнал из дальнего зарубежья запросил у меня на днях согласие на перевод и публикацию трёх моих рассказов. И не каких-то "особо актуальных для них", а просто смешных. В том числе, например, рассказа "Пьяная лекция". Как уж они там будут переводить поросячий визг - это их забота. Меня же другое заботит - а своих уже вообще ничего не интересуют?
Примерно такая же ситуация и с моими баснями. Их знают, читают, выступают с ними, видео выкладывают, в специальные сборники включают, публикуют на разных платформах, да ещё с картинками, бывает. Отдельные басни размещают у себя на сайтах профессиональные сообщества, детские организации. То есть басни мои живут уже как бы сами по себе. И что? Сколько я ни направлял их нашим издателям и журналам - тихий омут! Ну хоть бы словечко в ответ. Так, мол, и так, спасибо, отстаньте. И так на протяжение многих лет. Конечно, у кого есть деньги, тот может издать книжку за свой счёт. Но это же совсем другая история. Ни один автор сам никогда не променяет внимание уважаемого издательства на елейное признание старенькой интеллигентной тёщи.
Отсутствие взаимоотношений между нашими авторами и нашими издательствами мне, например, абсолютно непонятно. Презирают, что ли, издатели неизвестных или начинающих авторов. Короче, тишь да гладь, никакого делового и творческого процесса. При том, что на популярных литературных сайтах у нас целые амбары замечательных стихов, рассказов, повестей. Возможно, я отстал от жизни и не в курсе чего-то.
* * *
Графоман хренов
Весна, выходной. Проснулся, а вставать неохота. И нужды нет. Чай перед сном не пил. 42 года, это даже не 33. Возраст критический. Что делать, как же прославиться? Не умирать же в безвестности! Да ещё в Москве. Писать надо. А о чём? Хоть о чём, сюжетов уйма. Сочини, например, сказку. Типа в речку упал, а там русалка, в глубину манит. Раки в тине барахтаются. А они-то причём тут, господи! Пиво пил, а раков никаких не было. Ну, твори, фантазируй! Капусту, что ли, самому посолить, вкуснее ведь получается, чем в магазине. Или вот соседка! Красивая одинокая женщина, без хвоста. Состряпай про неё оду или сонет, на худой конец. А что это, чёрт его знает. Так будут у меня с ней шуры-муры или нет? Допустим, будут, желательно даже. А когда? Сегодня же комплимент ей отпущу, побреюсь только. О темах думай, а не о бабах, не надоело ещё! Хорошо. Тогда детективчик надо сварганить, шпионский. Наш разведчик оказался ненашим. Собачка по запаху разоблачила. А как? От носков духами французскими несло. Кстати, что-то пальцы на ногах не шевелятся. Точно диабет начинается. Или про любовь. Обязательно. Мне вроде как лет семнадцать, иду по бульвару, солнышко светит, а навстречу она. Ну там платьице коротенькое, грудки намёком, шейка, как у жирафа. Нет, жираф тут не подходит, урод натуральный. А главное, у неё отец олигарх. Блин, ну сколько раз говорил жене, не покупай трусы 50 размера! 54 минимум. Жмёт ведь! Лучше вообще без них. А дальше что? Ага, вспомнил! Напишу-ка я о том, как с парашютом прыгал. Сам не знаю, зачем. Вывалился из кукурузника, карабином по башке получил, подвесная система съехала. Сижу криво, в паху будто тисками зажало, не то, что сейчас. Подтянулся, лямки поправил. Но поздно, чуть в огород чей-то не приземлился. Где бы воронку маленькую достать? А то вчера коньяк во фляжечку наливал, граммов десять на стол пролил, подлизывать пришлось. А, может, про политику чего-нибудь отчебучить? Осторожненько так. Будто поднимаю народ на борьбу. За творческую свободу, за настоящую литературу! Опять восьмое марта скоро! Каждый год одно и то же. 15 роз жене купить или 25? Куплю-ка ей удава китайского подлиннее. Змея же она по знаку. Шипит вон на кухне чего-то, есть зовёт. Ладно, иди завтракать, графоман хренов!
* * *
Кругом обман
Вчера по великому блату познакомили меня в одном элитном клубе с известной в определённых кругах светской львицей. Я привёз её в свой роскошный особняк и сразу, чтобы не терять время даром, отправил в ванную комнату, где у меня даже мочалки из золота. Открываю бутылку дорогущего французского вина и вижу, как из ванной выскакивает никакая уже не светская львица, а обыкновенная мокрая курица. А курятника-то у меня нет, и пшена нет...
* * *
Во, дают!
Несколько дней назад я предложил читателям свой рассказ "В землянке". Про то, как выступил очень пожилой участник в финале телевизионного песенного конкурса в Москве. И вот, что я вижу сегодня под этим коротеньким рассказом на одном из литературных сайтов (комментаторов не редактирую и обозначаю буквами).
А. Трогательно... Спасибо!
Б. Как было бы чудесно, если бы такие "певцы" оставались у себя дома, в Москве, а не лезли со своим "миром" и своими песнями "про печурку" к соседям, которые прекрасно жили без всего этого.
В. В свете последних событий так и хочется сказать любителям фронтовой лирики и любителям вставать под фронтовую лирику: "Заткнитесь теперь... вы утратили право..." А автору спасибо за разрешение абсолютно любой критики.
А. А вам бы, наверное, хотелось их видеть в печурках Освенцима? Обидно! "Худой мир лучше доброй войны" - так сказал Марк Туллий Цицерон. Так садитесь за стол переговоров. Спасайте мир. Никто не хочет этой войны.
Б. У вас странная логика, где я упоминал про Освенцим?
Правду говорил Черчилль: "Фашисты будущего будут называть себя антифашистами". А с оккупантами не договариваются, их уничтожают.
Во, дают, разлюбезнейшие мои читатели! Очень интересно, чего они ещё накомментируют? Я же в свою очередь спешу заявить, что ни про каких Цицеронов, Черчиллей, "соседей", "фашистов" и "оккупантов" в последнее время вообще ничего не думал и не писал. И в Освенциме я никогда не был. Хотя в Заксенхаузене был, на экскурсии.
* * *
Досталось на орехи
Есть тут у нас на окраине столицы громадный торговый центр, а позади рынок в два ряда перестроечной наружности. Иду я как-то утром по нему и вижу, орешки продаются. Зашёл в павильон, слева от входа парень чернявый сидит. В смартфон уткнулся. Пробежал я взглядом по ящичкам с ценниками и решил грецких орешков купить. Старикам вроде полезно.
- Будь добр, - вежливо обратился я к продавцу. - Взвесь мне, пожалуйста, граммов двести вот этих.
Молодой человек, не выключая смартфон, встал, взвесил, принял оплату и сел обратно на стул. Мне бы уйти подобру-поздорову. Так нет же, решил я и жене орешков купить, типа кешью или миндаля.
- Будь добр, - снова попросил я. - Взвесь мне ещё вот этих граммов сто.
- А сразу вы не могли заказать, что вам надо! - с восточным акцентом и вопреки любым базарным обычаям сердито упрекнул меня парень.
- Сразу не мог, подумать надо было, - произнёс я в оправдание и не сдержался: - А что, неужели так трудно ещё раз встать?
- Месяц поголодайте, тогда узнаете, - ответил он и не встал.
- Ну, извини! - сказал я и вышел.
Весь день я гадал потом, в чём же вина моя?
А вечером сообщили по телевизору, что завтра заканчивается Рамадан. То есть месяц обязательного для мусульман поста, когда они в дневное время отказываются от приёма пищи.
Да ради Бога! У нас тоже Пасха есть. Только всё равно до сих пор понять не могу, за что я тогда попросил прощения у продавца орехов?
* * *
Уроки английского
Ему семьдесят, ей шестьдесят. Его зовут Алексей Афанасьевич, её Зинаида Петровна. Жили они душа в душу. И вот как-то он рассказывает ей:
- Стою сегодня на остановке, автобус жду. Слышу, бабка одна рядом ворчит. Как вы тут в Москве живёте, говорит, скука страшная. А другая бабка спрашивает её ехидно, а вы откуда такая сюда явились. А та докладывает во всеуслышание и с гонором, из Англии. Сын мне квартиру здесь купил. Сказал из-за международной обстановки не могу я больше к тебе в Лондон ездить каждый месяц. А третья бабка встревает и советует англичанке участливо, а вы запишитесь в московское долголетие, там разные занятия для пенсионеров проводятся, по танцам, по рисованию. А та ей брезгливо так, а я уже записалась и сходила раз. Пришла, говорит, а там одни старухи сидят и чай пьют. А вторая бабка спрашивает, а вам-то сколько лет. Восемьдесят пять, отвечает. Представляешь!
- А я тоже уже записалась, - заявила Зинаида Петровна. - На английский. У меня в школе по нему пятёрка была. И тебе надо чем-то заняться для саморазвития. Там, например, даже на гитаре играть учат.
- Зачем! - с удивлением воскликнул Алексей Афанасьевич. - Чтобы похоронный марш выучить?
- Да ну тебя. Как хочешь. А я завтра иду.
И вот возвращается Зинаида Петровна после первого занятия.
- Хаудуюду, дорогая, - встречает её Алексей Афанасьевич.
- Да ты хоть знаешь, что это такое? - спрашивает с улыбкой Зинаида Петровна. - Так сейчас никто не говорит.
- И дорогая не говорят?
- Эх, дурачок ты у меня. Ничего не знаешь.
- Хорошо. Если ты всё знаешь, тогда ответь мне, как сказать по-английски извини?
- У них два варианта этого слова, - забыв на минуту, что муж почти всё и всегда превращает в шутку, принялась объяснять Зинаида Петровна. - Первое, это экскьюзми. Это как бы ты спрашиваешь у человека, можно или разрешите. А второе, это сори. Это уже как бы умоляешь простить тебя за что-то ужасное.
- Спасибо! - поблагодарил жену Алексей Афанасьевич за такое краткое и толковое объяснение. - Это, допустим, приглашаю я к себе домой ту англичанку с остановки, помнишь, вчера рассказывал, и говорю ей, экскьюзми, а можно я вас, ну сама понимаешь, что. А, когда у меня ничего не получилось, тогда я ей говорю уже, сори, мэм. Правильно?
- Правильно, - вдоволь насмеявшись, подтвердила Зинаида Петровна. - А на самом деле что бы ты ей сказал?
- По-английски или по-русски?
- По-английски, конечно.
- На иностранные языки это не переводится.
* * *
А я почём знаю
Кабинет судьи в одном из районных судов Москвы. Собеседование в порядке подготовки дела к судебному разбирательству.
- И как долго ваш муж пьёт? - спросила судья, миловидная дама с плохо скрываемой иронической ухмылкой на благородном лице.
- Несколько лет уже, - ответила истица, на вид затюканная бытовыми заботами женщина средних лет. - Как начал пить за какую-то нашу победу, так остановиться не может. Каждый божий день закладывает.
- Так, ответчик, - обратилась судья к мужу истицы. - Поясните суду, почему вы каждый божий день закладываете?
Но ответчик в ответ изобразил лишь нечто похожее на равнодушный взмах руки, промычал что-то запойным голосом и нервно почесал взъерошенный затылок.
- Он же спился совсем, - жалобно всхлипнула истица. - Вы же сами видите.
- А дети у вас от него?
- От него, конечно. Здоровых мужиков у нас в доме давно нет, одни старики никудышные остались.
- Ладно, хоть старики, - заметила судья. - Я вон в особняке живу, так даже поговорить не с кем. Тишина, как на кладбище. Вздрагиваю только, когда шишка на крышу с дерева упадёт.
- А что, правда, тошно одной? - забеспокоилась вдруг истица.
- Хоть в петлю лезь! - решительно заявила судья. - Но это лирика. Так мы разводимся или нет?
- Я уж и не знаю теперь, - вместо подтверждения своего требования поделилась сомнениями истица. - А нельзя его без развода просто наказать по всей строгости закона?
- За что? - искренне удивилась судья. - За то, что пьёт за нашу победу? И по какому такому закону? Вы что, хотите, чтобы с меня мантию сняли?
- Нет.
- А чего вы тогда хотите?
- Неужели не догадываетесь? Он ведь ничего не может.
- Догадываюсь, - ответила судья. - Но это обстоятельство к делу не относится.
- Ещё как относится, - возразила истица.
- Хорошо, пусть так, - согласилась судья. - Но я должна выслушать ответчика, а он мычит. Поэтому подготовку к разбирательству вашего заявления по существу я откладываю на неопределённый срок.
- И сколько же ещё он так пить будет?
- А я почём знаю.
* * *
Всем всё по...
- Всем всё по ... - заявил влезший в меня столетний дед, обречённо уставившись на книжный шкаф с сочинениями классиков марксизма-ленинизма.
- А покультурнее нельзя выражаться? - возмутился я.
- Нельзя! - отрезал дед. - Потому, что учили они, учили, как жить надо, и всё зря.
- А ты знаешь как?
- Знаю. Без господства общественного над частным никакого будущего у человечества нет.
- Ну, ты загнул!
- А тут и загибать нечего. КНДР дольше всех продержится. Может даже, она одна на Земле останется.
- А Россия?
- Исчезнет. А за ней США и Китай. Америка после нас, потому что ещё пограбить успеет. А Китай, потому что капитализма у него меньше нашего.
- А если по сути? - спросил я, желая уличить деда в бессмысленной болтовне.
- Пожалуйста, - не раздумывая ответил он. - Государства как люди. Что между людьми, то между и государствами. Когда каждый сам за себя, то никто не спасётся. Общих интересов и общего порядка при капитализме нет, плохое убивает хорошее, зло торжествует и всем всё по ...
- Хватит! - прервал я деда. - Давай вылазь из меня, а то мне ещё новую басню дописывать надо.
- Зачем! - посмеялся надо мной дед. - Вон она вся мораль в шкафу. Лучше всё равно не придумаешь.
* * *
Змей-искуситель
Сегодня утром сказали по радио: "За каждым мужчиной стоит женщина". А американцы якобы у себя там добавили: "А за этой женщиной стоит его жена". А я у себя тут дома взял и добавил вслух: "А за его женой стоит её мужчина, а за этим мужчиной стоит его женщина, а за этой женщиной стоит его жена, а за его женой стоит её мужчина и так далее до бесконечности". А перед сном жена, выпив бокал яблочного сока "Сады Придонья" за 109 рублей, сказала мне вдруг: "Ты не прав, в самом конце за всеми стоит Змей-искуситель".
* * *
Родненькая
Умер Иван Трофимович - месяц всего до восьмидесяти пяти не дотянул. Крепкое здоровье и довольно долгое присутствие своё на Земле объяснял он всегда тем, что родился в посёлке Боровое на севере Казахстана. Говорил, озёра там глубокие, горы высокие, леса хвойные, воздух чистый - рай, одним словом, и даже лучше. Потом армия, институт, работа, Москва.
На поминках жена Ивана Трофимовича, в состоянии вдовы уже, всё гадала вслух и со слезами, что означали последние слова его "Тебя-то я не посчитал, родненькая". Случилось это рано утром. Услышав тревожные хрипы, она подошла к мужу, склонилась над ним, а он посмотрел на неё ласково, улыбнулся едва заметно, произнёс эти самые загадочные слова и умер. "Родненькая" - понято, это было его любимое обращение к жене. А вот, почему он её не посчитал, так и осталось тайной.
А ничего таинственного и не было в том, если знать, кого же считал Иван Трофимович всю ночь перед смертью. Женщин он считал. Тех, с кем у него было. До боли напрягал память и считал. Не по порядку, конечно, а по тому, что всплывало по времени, по событиям, по случаям. Драматических ситуаций, связанных с любовными похождениями, у него не было. Ибо человеком он был достаточно осторожным, и голова у него была на месте, как и всё остальное. Но не это главное. А то, что он всю свою долгую жизнь действительно любил только свою жену.
Никакого учения о христианском браке при этом Иван Трофимович не признавал и с самого начала семейной жизни сохранять верность жене не собирался. А с кем, сколько и как у него было до свадьбы вообще никого не касается. А после, рассчитывая, как повести себя, он взвешивал всё со всех сторон и вспоминал частенько, что сказал ему когда-то давно старый еврей в электричке: "Налево ходить по уму надо, никто ничего знать не должен. Встречайся, с кем хочешь, но жену не бросай. Я вот в лагере долго сидел, а жена честно ждала меня". Насчёт ума, огласки и бросания Иван Трофимович тогда в принципе согласился, а вот насчёт честного ожидания категорически нет.
И были на то у него свои основания. Так, например, девяносто седьмая по ходу его воспоминаний, проводив на выходные мужа-охотника за добычей в другую область, оставляла дверь в квартиру открытой для Ивана Трофимовича. Который терпеливо томился за домом в ожидании, когда погаснет свет в вожделенном окне. Девяносто восьмая сама спешно и радостно звонила Ивану Трофимовичу по случаю отъезда мужа-альпиниста в очередную экспедицию в Гималаи. А девяносто девятая предпочитала встречаться с Иваном Трофимовичем в поле за военным городком. Причём не под стогом сена, а на нём. И специально в те дни и часы, когда у мужа-лётчика полёты были. Да ещё напевая страстно и с издевательским восторгом "...следить буду строго, мне сверху видно всё - ты так и знай!"
К рассвету девяносто девять женщин Иван Трофимович кое-как насчитал. Но ему сто хотелось. Для достойного подтверждения того, что прожил он на этом свете не зря. Пусть, дескать, другие мужики завидуют. "Вспомню последнюю и помру, - думал он, задыхаясь. - Ну, кто же она, кто, почему не является?" Тут и подошла к нему его родненькая...
* * *
Тогда всех расстреливали
Иду по парку, в руках маленькое радио. Слушатели звонят в студию и рассуждают о Сталине и тридцатых годах. Один мужик выразил сомнение по поводу официальных данных о количестве расстрелов. На что ведущий резко отреагировал: "А чего вы удивляетесь, тогда всех расстреливали". Брякнул так на всю страну и всё тут. Особенно меня озадачило, что всех. А кто же тогда в живых остался, мы-то чьи потомки? Я достаю телефон и тоже звоню в студию. Удивительно, но подключили. Я называю своё имя, сообщаю, что из Москвы, а дальше просто сочиняю на ходу. Да что, говорю, тридцатые, и в семидесятые то же самое было. Вот такой случай, например. Записывали песню "Эхо любви" к фильму "Судьба". Анна Герман пела. Записали. Все в восторге. А дирижёр оркестра предложил перезаписать, потому что одна молодая скрипачка не ту ноту пропиликала. Так, представляете, эту бедную девушку расстреляли. Я думал, ведущий не поверит, засмеётся. А он совершенно серьёзно благодарит меня: "Спасибо вам большое за ещё одно вопиющее свидетельство о чудовищных преступлениях советской власти".
- Мать честная! - воскликнул я вслух и чуть говорящее изделие в урну не выбросил. - Это надо же так головы людям морочить!
* * *
Подержи, Люся
Случилось это в начале девяностых на Патриках, сам всё видел. Поздно вечером идут мимо входа в ресторан ну очень приличного вида старичок со старушкой. И в этот самый момент вываливаются из дверей два пьяных амбала в кожаных куртках. И давай дурашливо за старичков этих цепляться, вешаются на них, обхватывают, будто приятелей закадычных. Да ещё матюкаются и ржут при этом, как последние отморозки. Шляпку с головы старушки сорвали, причёчку ей растрепали. Тогда старик, сильно оттолкнув обоих в сторону, снял очки, вынул оба зубных протеза, сказал жене "Подержи, Люся" и так отметелил этих амбалов, что я до сих пор гадаю, выжили они или нет.
* * *
Артисты и мы
Извините, друзья, не удержался, прочитав на одном из популярных сайтов гневное возмущение по поводу якобы начавшейся процедуры признания Аллы Пугачёвой иностранным агентом. Неужели народ одобрит такое решение? - удивляется автор, полагая, видимо, что сие невозможно. "Все те поколения (пишет он, стиль и правописание его), что с середины 70-х пошлого века заслушивались песнями Пугачёвой, одобрят? "Арлекино", "Старинные часы", "Маэстро", "Айсберг", такие грандиозные красочные шоу по ТВ, восторженный голос ведущего "Поёт А-ал-ла Пугачё-ёва-а!", бурные аплодисменты, горы цветов, море улыбок, и... иноагент! Неужели двух лет отвязной пропаганды хватило, чтобы у людей так перевернулось сознание?!... А то: Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков. Юрий Шевчук, Алла Пугачёва, считай, весь цвет нации - иноагенты. Как так? У пипла начнут возникать вопросы".
А у меня, например, хотя я тоже "пипл", вопросов не возникло. А ответы есть. И заключаются они в следующем. Думать, что ли, больше не о ком и не о чем, как только о шутах (я не о персонах здесь, как таковых, а об избранном ими древнем занятии и тоже не в плохом смысле)! Где судьбы миллионов людей и где горстка известных артистов! Что "народные" они, артисты, что "иноагенты" - какая разница! Исторически, это всего лишь фигляры, как говорится, даже близко никогда не имевшие в истории человечества такого почёта и достатка, как у нас после Октябрьской революции. Но тогда возвеличивание их было идейно оправданным с точки зрения построения коммунизма. Их встраивали в качестве важного инструмента в формирование нового общества и нового человека. А сейчас-то с какого перепугу необходимо вдруг сопереживать по поводу того, что происходит с тем или иным артистом (я здесь об их общественном и материальном положении)? Давным-давно пора понять уже, что никакие артисты никакого жанра не достойны быть более почитаемыми и жить богаче, чем соизволивший прийти послушать их и посмотреть на них барин - этот самый российский народ! А то, какое у нас сейчас бережное и трепетное отношение к артистам - это наше публичное извращение, обусловленное тем, что современный российский народ не чувствует себя барином. Артисты, как обслуживающий персонал, по сути своей занимают такое же положение, как официанты в ресторане. Разница лишь в известности и неизвестности, зависящей от вложения денег в кормяще-развлекающую индустрию, а не от подлинного значения тех и других в развитии всего общества и обустройстве жизни каждого человека. Повторяю, какое нам дело до того, что происходит с тем или иным артистом, именно как с артистом! Если что-то плохо у него, в том числе из-за собственных непомерных амбиций - сам виноват. Можно ведь и не петь, не кривляться, не выпендриваться в иной, не свойственной и неадекватной для себя роли, эксплуатируя свою экранную и сценическую известность - никто не заставляет. И совсем другое дело, когда плохо у честного чиновника, у рядового врача, инженера, учителя, простого рабочего, наконец - вот тут наше сопереживание вполне уместно... А-то, ишь! Не слишком ли много чести! Мне возразят, конечно, скажут, они, то есть отдельные наши артисты, смело высказывают свою гражданскую позицию. Да плевать мне ровным счётом на их любую позицию! Не так уж трудно и догадаться, какая она чаще всего. Поэтому заявляю ещё раз, исключительно от своего имени, разумеется, что они в значении моральных и должностных авторитетов - никто! Пусть сами разбираются со своею позицией, если неймётся, втихомолку и с бодуна. Кушать подано - это не позиция. И лаять на закрытую дверь ресторана - тоже не позиция. Гражданская позиция может быть интересной и полезной только у тех, кто (по незабвенному Ленину) обогатил свою память знанием всех богатств, которые выработало человечество. А так: мне всегда нравился этот артист, и я осуждаю власть за нападки на него - это бабкины посиделки на скудном солнышке в подмосковной деревне. Где грязь не подсыхает, кстати, до середины июля.
* * *
Бородатый мишка
- А борода у него какая, если бы ты только видел, длиннее рогов! - и Димка опустил правую ладонь почти до пола. - А перед нашим отъездом в Москву он ещё дядьку одного закатал.