Хотелось с детства раннего
летать на ероплане мне,
и грезил я полетами во сне.
И наконец под вечер так
пришла она - повесточка -
в военкомат явиться срочно мне.

И заявлю я четко как
комиссии той, так и председателю,
что я хочу стать летчиком
и даже испытателем.

Но из-за плоскостопия
пойду сидеть в окопе я.
С досады я все проводы рыдал.
И гости были грустные,
все думали: боюся я.
И каждый пил и ел, и утешал.

Но что же делать - армия,
и вот уже в казарме я.
Стою я, от восторга чуть дыша.
Сержант чего-то бает,
мое же сердце тает -
кровати там стоят в два этажа.

Служу я пулеметчиком,
но будучи мечтателем,
в душе хочу стать летчиком
и даже испытателем.

Вот отворился мой сезам,
звучит команда: по местам!
и нечто трехэтажное про мать!
Вперед я тут же бросился,
не опростоволосился,
и с ходу занял верхнюю кровать.

Ах, эта верхняя кровать!
С нее в казарме все видать!
А надо мной высокий потолок.
Во сне я, если захочу,
куда угодно полечу,
а вон внизу малюсенький сапог.

Ведь заявлял я четко как
комиссии той, так и председателю,
что хочется быть летчиком
и даже испытателем.

И в ту же ночь я не стерпел,
закрыл глаза и полетел,
вираж, пике и в мертвую петлю.
Стремительно снижаюсь
и сразу просыпаюсь,
как на аэродроме, на полу.

Все заорали: "Вашу мать!
Дадут нам или нет поспать?!
Алло, солдат, что делаешь там ты?!
Какого хрена, черт возьми?!"
Но поняли, в чем дело, и
от смеха надорвали животы.

А я сказал им четко, как
я с детства был мечтателем
и как хотел стать летчиком
и даже испытателем.

И снова я летал во сне,
и самолет сажал, но все,
уже не веселясь на этот раз,
сказали мне: "Летун, секи,
заставим ползать по-пластунски!
Слетишь, мол, еще раз, получишь в глаз!"

И в третий раз я не стерпел,
едва заснул и полетел,
но тут решили мне по морде дать.
За этот высший пилотаж
ногами мяли фюзеляж
и бросили на нижнюю кровать.

А я кричал: "Полегче там!"
Я ж с детства был мечтателем,
хотелось стать мне летчиком
и даже испытателем.

Теперь условия не те,
я в темноте и духоте,
и пара надо мной немытых ног.
Кругом храпят и свищут,
и смотрит голенищем
в лицо мое огромнейший сапог.

Моя мечта теперь ни в счет никак,
и нет поддержки вот ни в ком,
и вижу я себя не летчиком,
а так себе - подводником.

     * * *