Нормальный человек, не хватающий звезд с небес и без папаши с ломовыми бабками, должен устраивать свою жизнь по понятиям, иначе выпадет в осадок. Нужны ли все эти предметы подобранные то ли по размерам, то ли по цвету, то ли по тематике, или по времени и месту изготовления. Сколько на это уходит времени и сил.
Кто знает, возможно, как раз этого тебе не хватит завтра или через час, чтобы подняться ещё на одну ступень в этом мире отнюдь не равных возможностей.
А если смотреть на это отстранённо, то очень хороша фраза, " каждый сходит с ума по-своему".
Владимир Герасимович под утро почувствовал легкость в теле необыкновенную, такую, знаете ли, что даже воспарил под потолок. Причем он узрел этот потолок прямо перед глазами. Поверхность была совсем не гладкая, по ней шли полосы вдоль и поперек, вкривь и вкось. " Это наверно следы от кисти, когда потолок красили, - решил Владимир Герасимович, - Однако странный мне сон снится. Иначе чем кроме сна можно объяснить это явление".
Но когда его взгляд перевернулся на сто восемьдесят градусов, или он сам перевернулся, он это не зафиксировал, то увидел внизу ряды коек и себя лежащего на одной из них.
" Нет, определенно странный сон ему снится под утро. И время точно утреннее, за окном не так сумрачно, а соседи все спят. Так, так все спят. И я сплю, и вышел из своего тела. Погоди, а может, я не сплю. Может я уже не я. Вон мое тело внизу лежит. А я тогда кто. О боже. Это я умер, и душа моя покинула тело. Надо сестре сказать пусть, что-то сделает".
Владимир Герасимович ринулся в коридор, что, кстати, удалось ему легко. Он проник сквозь стену и ничего при этом не почувствовал. Сестра, на счастье, сидела на посту. Молодая, что-то переписывала из одной тетради в другую. Владимир Герасимович спустился к ней с потолочных высей, и сообщил : " Сестричка посмотри в десятой палате, больной умер. Может что-то сделать надо или врача позови, он наверно знает. А может мне слетать, а ты пока в палату иди. Или мне у тела нужно подождать, что вы сделаете". Сестра, однако, на его пространный монолог, никаким образом не отреагировала. Это не остановило Владимира Герасимовича. И он продолжал : " Девушка, что же вы, человек же умер. Ваша профессия должна располагать к гуманности и жалости. А вы и ухом не ведете, извините за выражение".
Девушка подняла голову и сквозь Владимира Герасимовича поглядела вдоль коридора. Нет, его она не слышит и не видит, наконец, понял Владимир Герасимович. " Значит, он умер, но тогда не понятно, почему его не куда не забирают. В рай, ад или в это чистилище. А может это не сразу происходит, а через десять или сорок дней". За этими размышлениями он увидел, как по коридору плывет женская фигура в халате и тапочках, и была она полупрозрачна. Фигура обратилась к Владимиру Герасимовичу : " Что умер родной. Давно?"
" Наверно минут двадцать".
" Может, можно помочь. Ты, из какой палаты? Я сестричке скажу".
" Из десятой. Я сам пытался, да она не слышит".
" Она и не услышит, а вот почувствовать может".
И фигура склонилась над ней. Сестра перестала переписывать, встала и направилась в десятую палату. Фигура поплыла за ней, а Владимир Герасимович так и остался у столика дежурной.
Вскоре сестра выбежала в коридор и побежала к дежурному врачу.
" Засуетились", - отметил Владимир Герасимович.
Фигура выплыла в коридор и сказала Владимиру Герасимовичу : " Нет, тебе уж не помочь. Я ведь в этой больнице пятьдесят годков проработала, много чего повидала. С самого начала работаю, еще, как больница открылась. Мы, тогда еще молоденькие, порядок в ней наводили, мыли, вычищали. А как померла, так из неё и уйти не смогла. Похоже, меня заберут, когда эта больница рухнет. Я наверно её душой стала".
" А меня, что не забирают?" - спросил Владимир Герасимович.
" Значит, дело какое-то у тебя там есть. Нужно тебе его до конца довести".
" Вот тебе на, какое же дело?"
Тем временем тело Владимира Герасимовича вывезли на каталке. Дежурный врач поинтересовался у медсестры, есть ли у усопшего родные.
" При мне к нему не приходили".
" В принципе, придет лечащий и пускай разбирается, но боюсь, что к тому времени родных дома не будет, на работу уйдут. Как его фамилия?"
" Сидоров".
Александра разбудил настойчивый перезвон телефона. Протопав босиком в прихожую, Александр поднял трубку.
" Здравствуйте. Я дежурный врач. Кем вам приходится Сидоров Владимир Герасимович", - услышал Александр.
" Отцом".
" Вынужден, вас огорчить. Вы как себя чувствуете".
" Нормально".
" Ваш отец скончался под утро. Вы меня слышите".
" Да, слышу".
" Вам нужно подойти в морг, это на территории и договориться с персоналом, когда и что нужно для получения тела, а бумаги у лечащего врача. Вы его знаете?"
" Мы семь тысяч девятьсот сорок пять, собраны и систематизированы из материалов созданных в более удаленные, относительно данного отрезка времени, времена.
Наш хозяин создал нас с любовью и тщательностью, что привело к вкладыванию в нас также и той субстанции, что именуется в их мире душой.
И наделенные частью этой субстанции мы можем чувствовать, что переживает остальная субстанция.
Сейчас, когда душа нашего хозяина покинула своё физическое воплощение, мы лишились возможности дальнейшего пополнения его субстанцией.
Допускаем, что скоро у нас появится новый хозяин, но тогда это будет смешением субстанций и увеличением материального объема, но может случиться так, что мы попадем в категорию ненужности и невостребованности.
При длительном пребывании в этом состоянии мы обратимся в тлен, годный только для удовлетворения потребностей низших физических организаций, которых будет интересовать только наша материальная сущность".
Отец, казался Александру не от мира сего, и, тем не менее, перед тем как ложиться в больницу, приготовил всё для своих похорон, а может, он это сделал раньше. У него были отложены вещи и деньги, и даже листок с адресами, и телефонами, кого пригласить.
Тетка, правда, по телеграмме не приехала, но два его друга по увлечению были. За стол сели "носильщики", мужики из соседних подъездов, как и Александр, перебивавшиеся случайными заработками. Друзья отца помянули по стопке, и ушли, а Александр посидел с мужиками.
Пришли они и на второй день. На третий день Александр пошёл опохмеляться, и в себя начал приходить на девятый день.
Дома было, шаром покати. Не еды, не денег, не питья. Та работа, что он нашёл до смерти отца, от него ушла. Кто же будет ждать девять дней. Жаль, конечно, не золотые горы, но от дома не далеко и, как говорил начальник, " на месяц дел будет, а там посмотрим". Теперь смотреть нечего, нужно опять искать работу.
Вот если, например, говорить о коллекционировании открыток, ну скажем по живописи. То должен сказать сразу, что по большей части это другой мир и история. Ведь художник на картине изображает и трактует исторические события в соответствии со своими желаниями, знаниями и, наконец, умениями. И чем более древние события он изображает, тем меньше они соответствуют действительности, если вообще ей соответствуют.
А между тем весть о смерти уже пошла, как круги по воде, будоражить умы коллекционеров. Рудольф Евгеньевич, прослышав о смерти Владимира Герасимовича одним из первых, прикидывал и так, и этак, но взять коллекцию, вернее ту её часть, что отсутствовала у него, ему не позволяли финансы. В итоге Рудольф Евгеньевич решил, что упускать коллекцию грешно, а раз так, нужно приступать к реализации созревшего у него плана.
Для этого дела, похоже, очень подходил новый знакомый, с которым он познакомился в пивном баре. Мужчина был немногословен и уверял, что в молодости выполнял спецзадания партии и правительства на севере. Не смотря на преклонный возраст, он был явно в силе, что было не маловажно для выноса трофеев при осуществлении плана Евгеньевича.
Но прежде, чем идти на поиски работы, Александр решил поправить своё финансовое положение продажей коллекции отца. Начал он с того, что стал искать в записных книжках и других записях отца, телефоны знакомых коллекционеров, но ничего не обнаружил. Куда-то пропал даже тот листок, по которому он звонил двум друзьям отца, пришедшим на похороны.
После недолгих размышлений, Александр решил найти покупателей в той среде, где обычно тасовался. Очевидно, сказался запой, голова работала туговато, поэтому он и решил искать покупателей среди владельцев и продавцов в ларьках. Резонно решив, что данный контингент не привлекут пейзажи и натюрморты, Александр занялся выемкой из коллекции обнаженной натуры.
" На это кто-то, да западет, - решил Александр. - А там дам объявления в газеты, тогда и настоящий покупатель появится. Но тут нужно узнать настоящую цену, сходить в пару - тройку букинистических магазинов. А уж свою цену можно и скостить, чтобы привлечь покупателя. А то назначишь такую цену, несуразную, что весь покупатель шарахаться будет. В магазине всё с накрутками, а у него ни директора, ни бухгалтера, ни крыши. Сам себе хозяин.
Нет, торговля должна пойти. В принципе, можно не торопиться особо. Сразу спихнуть часть, а остаток продавать потихоньку денежным покупателям. Чего торопиться, товар не скоропортящийся. Может, на коллекции годик протяну, а пока работу найду подходящую, не с бухты, барахты".
Коллекцию можно сравнить с домами, на каком либо проспекте Москвы. Те, что ближе к центру обычно самые старые, возможно даже из позапрошлых веков. Но чем проспект ближе к окраине, тем архитектура современнее, и по стекляннее, и по бетоннее, и по металлистей.
Правда, сейчас в старый центр всё больше вклиниваются новинки. Это похоже на включение в собрание дореволюционных открыток небольшого размера открыток изданных в наше время. Со своими размерами они явно не вписываются, но хоть автор картин репродукций один, ну а, про архитектуру я лучше промолчу.
" Мы тысяча девятьсот сорок пять. Нам нужна связь с коллекцией Петра Тимофеевича".
" Для чего?"
" Нам угрожает уничтожение".
" У вас есть что-то из той коллекции?"
" Нет, тогда он ничего не менял, не продавал".
" А в ней есть ваша часть?"
" Нет, наш хозяин также ничего не продал, не обменял".
" Наверно, что-то есть общее из других собраний, но это долго определять, и опять же мне. Ведь через часть вы можете связаться и без моей помощи. Какое количество было в ней не то время".
" А вы разве не по хозяину связываетесь?"
" Нет, по ним только уточняем".
" Он сказал, что в его коллекции девять тысяч, но это конечно не точно".
" Надо было узнать непосредственно через банк информации. Надо же думать, что возможно объединение вас с ней или наоборот. И знать заранее о ней совсем не плохо. Придется идти от обратного, когда, кстати, это было".
" В прошлом году. По их исчислению в месяце мае. Коллекционер Углов. Живет в Петербурге".
" Это лишнее. Можете обращаться".
" Мы семь тысяч девятьсот сорок пять на данный момент убедительно просим побеспокоить вашего собирателя на предмет приобретения коллекции его друга. Он ушел в мир иной".
" Он москвич?"
" Да".
" О, на сколько мы помним, у нашего на вас были виды. Причем в обмене они не сошлись, а вот на определенные материалы у него желания были весьма и весьма сильные.
Мы наведем мысль, что не плохо позвонить и спросить о здоровье. У вашего есть родные?"
" Сын".
С утра Льву Николаевичу, с чего-то вспомнился Владимир Герасимович, и он не долго думая, позвонил. " Ну что плохого позвонить и узнать о здоровье".
К телефону подошёл сын и сообщил, что Владимир Герасимович умер. Подумав, что интересоваться судьбой коллекции, вроде бы, не удобно, Лев Николаевич лихорадочно соображал, как бы всё-таки о ней спросить, вернее от соболезнований перейти к интересующей его теме. Пауза затянулась, на том конце провода, тем не менее, ждали, а потом оттуда пришло спасение.
" А вы с отцом по работе знакомы?"
" Да нет, я, знаете ли, как и он, открытки собираю, и в прошлом году по этому вопросу приезжал к нему".
" Понятно. Я то этими вещами не увлекаюсь, так что могу вам уступить интересующие вас материалы, что они без дела будут пылиться".
" А в какое время мы могли бы встретиться?"
" Да я готов в любое время".
" Хорошо, тогда я завтра подъеду к вам. Мне ведь ещё до Москвы нужно доехать. Давайте так. Завтра к часикам десяти я до вас доберусь".
Наш новый герой вступил на Московскую землю с пирона Ленинградского, то бишь Санкт-Петербургского, вокзала. Несколько месяцев назад ему привалила удача в виде целой коллекции открыток вместе с долларовым вливанием. Даритель не только отдал всё это, но и позаботился о доставке, прибегнув для этого к услугам почты, и это, как не странно, сработало.
Кстати сейчас произошел кульбит, раньше в Москву ездили за продуктами, и попутно можно было прикупить открытки по живописи. Теперь в провинции новых открыток по живописи вообще не видно, и если решил пополнить коллекцию новинками поезжай в Москву, ну а продукты худо, бедно можно и дома найти.
Теперь раздел коллекции по иностранной живописи был достаточно полным и наш герой занимался пополнением русского и советского разделов коллекции.
Коллекционирование стало достоянием избранных, вернее имеющих деньги. Есть деньги, купишь, что тебя привлекло, нет денег, значит копи, и дай бог, чтобы вещь за это время не ушла. Раньше тоже без денег далеко не уйдешь, но цены были поскладнее. Можно конечно найти что-то, во что не нужны большие денежные вливания, например гербарий родного края. Вопрос только западешь ли ты на это увлечение.
Занятие это было сейчас похоже не то на детективный розыск, не то на конспиративную работу. Узнав у знакомого коллекционера в Твери адрес московского соратника, наш герой отправился на встречу. Тот, правда, ничего не предложил, но сообщил адрес следующего, который хотел кое-что из коллекционного материала реализовать. От этого герой узнал адреса двух коллекционеров. Выбрав одного, а адрес второго пока отложил на случай, если эта цепочка оборвется. Первого он и решил навестить в эту поездку.
Добравшись до него, где-то в районе часа дня Сергей Иванович обнаружил довольно внушительные залежи, но для него они в основном оказались пустой породой, в которой лишь иногда сверкали крупинки, отсутствующие у него экземпляров.
Вот если в открытках по живописи история вещь весьма расплывчатая, то идеология отражена четко. Есть такая картина " Прием в комсомол". Так вот, на открытке, репродукции пятидесятых годов, в углу комнаты стоит бюст Сталина, а на последующих, угол пуст. Интересно сохранилась картина или автор на ней замазал бюст. Или открыточка с детишками, идущими с флагами через мост, кажется, что тут может быть от идеологии. В принципе демонстрация это тоже идеология. Но открытка пятидесятых, вернее, репродукция носит название " Они видели Сталина". Так что в шестидесятых, детвора рада, что на демонстрации была, а в пятидесятых, что видела лучшего друга детей.
Материал у коллеги был расположен по годам издания и по мере того, как Сергей погружался, можно сказать в толщу времени, ему все чаще попадались отсутствующие в его коллекции экземпляры.
Коллега поинтересовался, не будет ли Сергей ещё раз шерстить отобранное, но он отрицательно покрутил головой, и коллега принялся считать, опять сортируя открытки похоже по годам издания. Часам к пяти Сергей добил дореволюционные издания.
Коллега к этому времени уже успел обсчитать и выложил свою калькуляцию. Сергей, особенно не торгуясь, отдал деньги. Открыток набралось штук триста. Сергей спросил, не знает ли он ещё кого, кто продает коллекцию. Таковых на данный момент коллега не знал, но он знал коллекционера, который купил оптом целую коллекцию позарившись, то ли на дешевизну, то ли сторговавшись задешево. " Как выросла коллекция, я не знаю, зато обменный фонд хорошо пополнился. Кстати по вашим интересам - русская и советская живопись", - закончил свой рассказ коллега. "В принципе, это тоже вариант", - констатировал Сергей, но, узнав, что жил коллекционер аж на другом конце Москвы, решил отложить встречу денька на два.
Кто знает, как бы развивались события дальше, если бы не это решение.
Открытки репродукции это, конечно, не тот мир, что вокруг нас. Это мир художника. Это его мировосприятие. Тут уж не куда не денешься, хотя можно это мировосприятие не принимать и соответственно эти открытки репродукции не собирать или наоборот, чтобы на их фоне лучше и милее смотрелись те открытки, что ближе вам по духу.
" Мы семь тысяч девятьсот сорок пять, считаем, что наш ход с Петербургским коллекционером не очень хорош.
Он всех нас не возьмет, а будет брать на выбор, и тогда мы станем не семь тысяч девятьсот сорок пять.
Если бы нас взяли целиком, мы бы преобразились.
Несомненно, отбор части худший вариант, чем превращение, например в девять тысяч шестьсот.
В этом случае повторные экземпляры уходят в обмен, но возможно в обмен уйдут экземпляры той коллекции, так как наши будут лучше.
Лучше переходить целиком, а расходиться по частям не хочется.
" А меня Лев Николаевич, а то мы по телефону даже и не представились. Вы как хотите реализовать оптом или на выбор. Если оптом, то мне это не очень подходит, когда долго собираешь все коллекции, в общем, то становятся схожими, за исключением мелочей. Мне не нужна вторая коллекция, я только могу вам порекомендовать желающих её приобрести, ну, во всяком случае, я с таковыми проконсультируюсь. А вот мелочи я бы с удовольствием взял, готов даже по тройной цене".
Вот тут Александр пожалел, что так и не успел узнать цену на открытки и вот теперь ему придется сдаваться на милость победителя.
" Давайте на выбор", - промямлил он.
Лев Николаевич, похоже, хорошо знал коллекцию отца, или действительно все коллекции, в общем, то становятся одинаковыми, и, выбрав из шкафа несколько альбомов, он даже не стал их перелистывать, а открывал их то посередине, то в конце, то в начале. Несколько раз он перелистывал некоторые альбомы, но опять же не полностью, а в определенных, только ему понятных, местах. При этом он бормотал: " Странно отсырели они что ли? Какой то у них мутноватый цвет. Ну да бог с ним. В этой ситуации я придерживаюсь принципа, лучше что-то, чем ничего".
Отложив отобранные открытки, Лев Николаевич аккуратно поставил на место альбомы, а затем принялся за добычу. Он пересчитал и, усмехнувшись, сказал: " Ровно сотня. Ну что же не будем мелочными", и отсчитал Александру двадцать фиолетовых купюр.
После ухода знакомого отца, у Александра появилась мысль возникшая ещё при появлении Льва Николаевича, вернее она преобразилась во мнение, что он делает явно что-то не то. Не ясно только, что не то, то ли зря он коллекцию распродаёт, то ли дешёво её распродаёт.
И не смотря на точившего его червяка сомнения, он продолжил выемку из альбомов отца открыток с обнаженной натурой, "ню", как где-то он слышал.
Набрав этих нюшек где-то с сотню, он отправился к ближайшему скоплению ларьков.
" Мы теперь семь тысяч восемьсот сорок пять, вынуждены вновь прибегнуть к ухудшению.
Правда, в данной ситуации можно действовать более целенаправленно.
Плохо, что нельзя вернуться обратно.
Как говорят люди, ломать, не строить.
Хотя если сразу это обнаружить и, как следует, аккуратно под прессом, просушить, то данное состояние пройдет, почти без последствий.
Перед приездом питерского коллекционера пришлось ухудшить состояние большинства экземпляров.
Неизвестно, что он будет брать.
А вот теперь ещё приходиться ухудшать".
Торгаши отнеслись к предложению Александра весьма сдержанно. Основные аргументы, звучавшие при этом, были, что живая натура получше будет, что за такую цену можно целый журнал купить, а не одну фотку, ну и что им не до этого. Тем не менее, вскоре его направили к Азику, он вроде любит это дело собирать.
Собиратель, этого дела, оказался молодым парнем. А вся его коллекция умещалась в ларьке, в виде, оклеенных сверху до низу, стен. Это были наклейки из жвачки с голыми и полуголыми девицами. Александр и раньше видел что-то, наподобие, например оклеенные дверцы шкафов в раздевалке или стены электричек. Но там, в лучшем случае с десяток, а здесь количество вызывало даже какое-то уважение к собирателю.
Азик в отличие от предшествующих торговцев обстоятельно посмотрел открытки. Спросил цену и, подумав, сказал, что это не совсем его профилю.
" У меня видишь какие".
" Азик, а что будет, если тебя уволят или ларек поменяют", - начал агитацию Александр.
" Да меня брат не выгонит", - заявил Азик.
" Ну, а если твой брат расширятся, захочет?"
По этому поводу у Азика аргументов не было, более того это похоже, было больной мозолью, на которую Александр сейчас наступил. И Александр решил развить успех.
" Вот эти открытки можно положить в коробку и она всегда при тебе".
" А это я всегда вижу", - опять возразил Азик.
" Ну, хорошо одно другому не мешает, можно ведь к этому и открытки купить".
Александр чувствовал, что Азика явно терзают сомнения и возможно не хватает совсем чуть - чуть, чтобы он сделал покупку, но в чем это чуть - чуть заключается.
" Ну, ладно, ты подумай, а я на днях загляну", - решил покинуть поле боя Александр.
" Наверно его цена не устраивает, но он ничего про это не говорит, - размышлял про себя Александр. - Ладно, может через пару дней дозреет".
Вернувшись, домой уже затемно, Александр отложил отобранные ню в платяной шкаф и начал прикидывать, обмывать продажу или завалиться спать. Но выходить снова на улицу не хотелось, да и пить особенно не тянуло, наверно сказывался запой. " Пожалуй, пора на боковую", - решил Александр, когда позвонили. Александр открыл, даже не спросив.
" Здравствуйте Александр. Я совсем недавно узнал о вашем несчастье, - с пафосом декламировал Рудольф Евгеньевич, хотя узнал о смерти Владимира Герасимовича, почти в тот же день. - Вы наверно меня не помните. А мы с Владимиром Герасимовичем давно уже знакомы, на почве открыток".
Александр действительно, хоть убей, не помнил этого низенького мужичка, а его напарник, мрачноватый мужик, как говорят с косой саженью в плечах, ему вообще не понравился, но он впустил их в квартиру. И они, пройдя прихожую, остановились посреди общей комнаты. Александр усиленно соображал, чего он их впустил и чего теперь сказать. Паузе не дал развиться низенький мужичок: " Давайте помянем Владимира Герасимовича". Но и тут у Александра произошла заминка, он ничего не имел против, но чем. Низенький мужичок и тут пришёл на помощь, очевидно догадавшись о затруднениях Александра.
" У меня есть. Помянуть хватит", - сообщил он, вытаскивая из кармана плоскую фляжку. Александр пригласил их за стол, и пошел на кухню за стаканами.
Низенький налил в стакан Александра, после чего, прижав к себе фляжку, изрек: " Я ведь не представился, Рудольф Евгеньевич". После этого он налил себе и своему мрачноватому спутнику. Александр выпил, и подумал, что вода водой.
Тут он ошибся, это была вода со снотворным. И Рудольф Евгеньевич не даром прижимал к себе фляжку, она у него была с двумя отделениями. А вот себе и напарнику, он налил действительно чистую воду.
После этого фокуса Рудольф Евгеньевич завел разговор о том, что последний раз он с Владимиром Герасимовичем виделся за день до того, как он в больницу лег.
" А жизнь, сейчас какая. В больницу то, я заходил, а вот на похороны не смог", - декламировал Рудольф Евгеньевич. Дальше последовали характеристики Владимира Герасимовича, как человека и коллекционера.
Александр про себя подумал, что вроде и не много налили и вкус, а голова едет, и вырубился. Рудольф Евгеньевич вместе с напарником уложили Александра на диван. После этого он предложил напарнику вытащить сумки, а сам взялся за альбомы. Набив сумки, он велел напарнику унести их, а сам остался со спящим, усевшись в кресло.
Посидев немного, он и сам задремал.
Часа через два он проснулся, поглядел на часы и принялся будить Александра. С большим трудом ему это удалось. Александр недоуменно огляделся вокруг, а Рудольф Евгеньевич тем временем причитал: " Александр, всё ли хорошо, не болит ли у тебя где, не вызвать ли врача?" На это Александр сказал, что у него ничего не болит, а вот спать он хочет зверски.
" Это наверно нервное, - предположил Рудольф Евгеньевич. - Ну, раз всё нормально, я тогда пойду. Вы дверь закройте".
Александр добрался до кровати и буквально рухнул на неё. Сколько времени он проспал, Александр не понял, но проснулся он с ясной головой.
" Нет определенно водка или хорошей очистки, или вообще не водка", - подумал Александр. В комнате было темно. " Сколько же времени? Где часы? - озадаченный Александр сел на кровати и оглядел комнату, которая при лунном свете была не такой уж темной.
Но тут Александр забыл цель своего осмотра. Держась за спинку стула, перед ним стоял отец. Он перед тем, как лечь в больницу, всегда использовал мебель при передвижении по комнате.
" Ну, что сынок в больницу ни разу не заглянул, а почти пол - коллекции профукал".
" Куда, когда? У меня, ну у тебя. Ну, вот из Питера приезжал, говорил, что тебя знает, и купил. Ну, он не много купил".
" Да не про него речь. То, что он купил, не пропадет. Это в его коллекцию вошло. Тут все хорошо. Я тебе про этого шакала говорю, что тебя снотворным напоил и пока ты спал, почти пол - коллекции забрал. Он теперь её направо, налево распродаст, лишь бы дали по больше. Ладно, если попадут в хорошие руки, а могут и у перекупщиков осесть, будут лежать мертвым грузом, чтобы в цене подняться. Я это всю жизнь собирал, а ты враз разфуфырил.
Ты же до такого допился, что уже воду пьешь и считаешь, что это водка, а скажут, что это эликсир бессмертия, так ты в кощея бессмертного превратишься".
" Какого кощея?"
" Вид у тебя, как у кощея, глаза ввалились, вокруг чернота, одежда на костях висит. Ты, что считаешь, раз водку пьешь, значит и есть не нужно. Если так дальше пойдет, ты и квартиру спустишь, а сам на помойках с бомжами, да наркоманами объедки будешь выбирать. Хотя вряд ли, у тебя здоровья на это не хватит. Опомнись, остановись пока не поздно".
Отец пропал также внезапно, как и появился. Александр ещё некоторое время созерцал пустоту, а затем лег и опять заснул.
Проснулся Александр уже засветло, но не от света, его что-то беспокоило. Стук в дверь. Так как Александр завалился в одежде, ему не составляло особого труда добраться до входной двери. Похоже, вчерашний визит пошел в прок и Александр поинтересовался: " Кто?"
" Это я, Владимир".
Александр открыл дверь и увидел своего давнего приятеля. Выглядел он довольно опрятным, и даже причесал свои лохмы. Рядом стояла его подруга.
" Мы вот тут шли, а Маруся и говорит, что у тебя батя умер, давай, проведаем человека", - начал Владимир.
" Проходите, - сказал Александр, - чего через порог разговаривать".
Пара вошла в квартиру.
" Я вот ещё, чего к тебе зашёл. Ты так всё у этого и работаешь? Я тут устроился. Мне испытательный срок дали месяц, и я думаю, если выдержу, то может, и завяжу, главное месяц выдержать сухим, ну а потом видно будет. Я вот думаю, если у меня получится, я и тебя порекомендую. Я у него неделю отработал, он мне заплатил, а после месяца он добавляет. Ты, как в смысле такой работы, чтобы не пить, в смысле водку, ещё чего?"
" Да, пожалуй, пора завязывать. Мне похоже на этой почве отец приснился и устроил разнос".
" Саш, а ты службу то в церкви заказывал?" - вступила в разговор Маша.
" Нет".
" Вот он, поэтому к тебе и приходит".
" Да не про церковь он мне говорил, про своё личное".
" А ты всё равно сходи. Глядишь у него душа и успокоится".
" Ну не знаю? Вовк, ты меня извини, надо бы отца помянуть, а у меня нечем. Я в магазин слетаю?"
" Нет, Сашек, я в завязке, я же тебе говорил. Надо выдержать. Боюсь мне, как попадет, опять закружит. Мы, пожалуй, пойдем".
Александр закрыл за ними дверь и попытался понять, а зачем же Володька приходил. " Если помянуть, то чего отказался. А он же про свою работу говорил и меня приглашал. Правда, не сказал сколько, а только, как платят".
Вняв совету Марии, Александр отправился в церковь. Войдя в неё, Александр усиленно начал вспоминать, как крестится, плохо, когда не знаешь, да ещё и забудешь. Покрутив головой, он увидел в застекленной лавке бабульку. К ней он и направился.
" Мне бы батюшку".
" Постой милок, я сейчас позову".
Обернулась она довольно быстро. Батюшка подошел следом.
" Вы знаете, - без предисловия начал Александр, - у меня умер отец, а сегодня ночью он ко мне пришел".
" Приснился?" - то ли спросил, то ли уточнил батюшка.
" Да, наверно, - ответил Александр, но решил выяснить и спросил. - А какая разница?"
" В каком смысле?"
" Ну, или приснился, или наяву".
" Обычно говорят, что приснился, а если наяву, то это отдаёт помутнением рассудка. Кому хочется в таких вещах признаваться".
" Понятно", - призадумавшись, произнес Александр. Честно говоря, у него были сильные сомнения, приснился ли ему отец с его претензиями.
" Его отпевали?" - спросил батюшка.
" Нет".
" Ну, вот видите. Поэтому вас отец и беспокоит".
" Да, нет. Он меня не из-за отпевания. Он знаете, собирал открытки и беспокоился из-за них".
Батюшка покачал головой.
" Да, культурное удовольствие и какая зависимость. Это уже возвышенный грех. Человек не имеет перед собой авторитетов Священного Писания и Священного Предания, - излагал батюшка, видимо наболевшее, но, увидев растерянность на лице Александра, свернул речь на практическую стезю. - Отпевание можно заказать на девять дней, на сорок, на полгода, на год. Вон в то окошко подайте записку с именем, Там вам поподробнее объяснят. Ну, а если не поможет, тогда нужно будет квартиру освещать".
Раскошелившись, Александр покинул церковь.
" Да, религия опиум для народа", - вспомнил он слова классика, но какого хоть убей, не вспоминалось.
" Ну, да, ладно, - подумал Александр. - Может и правда поможет и отец, удовлетворившись, не будет его донимать своими отповедями".
А вообще-то, похоже, дела у филокартистов плохи. У них нет, да вообще-то и не было, печатного издания.
Вот для любителей эротики хоть дешёвые журналы, хоть дорогие. Хочешь высокой эротики, пожалуйста. Хочешь крутой, тоже имеется. Хотя чем определяется эта самая высота, вряд ли скажут и сами авторы.
И любители потусторонних сил, шестых, и так далее, чувств тоже не в обиде.
А вот когда из подполья выйдут коллекционеры. В советское время на них смотрели, как на накопителей, барыг, а сейчас вообще про коллекционеров не вспоминают.
Сергей, как в старое время, поехал в Москву на первой электричке и с вокзала отправился по полученному адресу. Коллекционер в субботний день был дома и порадовался появлению покупателя. Но поиски дали нулевой результат, что сделаешь это не коллекция, а обменный фонд . И вот тут коллекционер сообщил Сергею о коллекции Владимира Герасимовича, у которого он был на похоронах.
" Я бы и сам не преминул воспользоваться такой возможностью для пополнения коллекции, но недавняя покупка свела на нет финансы, для дальнейших пополнений, - объяснял коллекционер. - У него, правда и заграничная живопись, но изданная в дореволюционной России".
Сергей дошел до Александра по схеме, нарисованной коллекционером, поднялся на этаж и позвонил, услышав за дверью шаги, сообщил, что пришел от Малышева.
Александр, занимавшейся инвентаризацией коллекции отца, заключавшейся в пересчете открыток, к появлению Сергея закончил его.
Сергей, поглядев альбома три, про себя прикинул, что коллекция в основном состоит из довоенных и дореволюционных открыток.
" Повтор, конечно, есть, но способ хранения делает процесс отбора длительным. Тем паче, что если на лицевой стороне альбомных листов открытки вставлялись в прорези, то на обратной стороне они крепились в фото-уголки. Вынимать открытки из оных было ещё сложнее. Кроме того, хозяин дополнил альбомы самодельными, вклеенными листами, где все открытки крепились фото-уголками, - в итоге всех этих рассуждений, Сергей спросил. - А сколько...".
" Две тысячи восемьсот пятьдесят", - выдал Александр.
Сергей не сразу понял, что ему сообщили количество открыток, а сообразив, уточнил свой вопрос, вернее договорил: " Альбомов сколько?"
Теперь тормознулся Александр, так как он пересчитал открытки, но не альбомы. Он глянул в шкаф и минуту спустя сообщил: " Пятнадцать штук". Но, похоже, за это время, Сергей и сам сосчитал альбомы.
" Пожалуй, это транспортабельно", - подумал он, а вслух спросил цену. Цена была приемлемой и, выложив деньги, Сергей занялся паковкой альбомов.
Сергей был так увлечен, что не заметил наблюдавшего за ними Владимира Герасимовича. Сына же Владимир Герасимович с той ночи не беспокоил, а просто находился рядом с коллекцией, словно это могло сберечь. И вот сейчас, у него созрел план. Этот коллекционер, купивший остатки его коллекции, вызывал у него симпатию и, было бы желательно, чтобы к нему попала украденная часть коллекции. За это время Владимир Герасимович узнал и освоил способ моментального перемещения, как он назвал его "куда мне нужно". Владимир Герасимович представил себе Берия. И оказался рядом с ужасом своей юности. Сейчас всесильный когда- то Берия вряд ли мог что-то сделать Владимиру Герасимовичу и, тем не менее, он пролепетал: " Лаврентий Палыч".
Берия повернулся к Владимиру Герасимовичу и спросил: " Мы знакомы?"
" Да, нет, вы меня не знаете, но я вам расскажу о себе. Моя жена прекрасная женщина, возможно, не очень строго воспитывала сына, а я за работой тоже упустил. И как это не прискорбно он теперь спивается".
Лаврентий спокойно выслушал сбивчивый рассказ и спросил: " Как вас называть?"
" Владимир Герасимович".
" Так вот Владимир Герасимович крепкие напитки изобрели местные жители: медовуха, самогон. В Европе употребляли виноградные вина. Так что вполне можно говорить о предрасположенности жителей России к пьянству".
Ободренный Владимир Герасимович продолжил: " Очевидно, и мое увлечение сыграло свою роль. Я мало уделял времени сыну".
" Вы тоже увлекались крепкими напитками?"
" Нет. Я к ним можно сказать равнодушен. Я собирал открытки".
" Да, в идеологической борьбе политическая агитация играет важную роль. А плакаты и открытки важнейшие элементы в агитационной работе".
Владимир Герасимович совсем было, собрался уточнить, какого рода открытки он собирал, но передумал и продолжил о своих несчастьях: " Часть моей коллекции, пользуясь слабостью сына, украли. Усыпили и вынесли, что ему было нужно".
" Владимир Герасимович, вы, что же, хотите, чтобы я заставил отдать это обратно? Сомневаюсь, что нынешняя молодежь, да и люди старшего поколения, меня послушаются. Сейчас происходит явное пренебрежение моральными и нравственными нормами. И данный процесс поощряется и воспевается".
" Дело в том, - наконец встрял Владимир Герасимович, - что один из похитителей служил в юности, как я понял из его рассказов, в лагерях, а открытки сейчас у него".
" И я должен его заставить принести открытки обратно?"
" Нет не совсем так. Остатки моей коллекции приобрел другой коллекционер. Его зовут Сергей. Можно с ним подойти к квартире и этот бывший охранник отдаст ему открытки".
" Ещё вопрос Владимир Герасимович. Почему их не оставить там, где они сейчас находятся?"
" Нет. Они там пропадут. Их распродадут и неизвестно к кому они попадут, - лепетал Владимир Герасимович и, чувствуя не убедительность данных аргументов, привел последний. - Мне он вообще не нравится и как коллекционер, и как человек".
" Вот это другое дело. Это правда. Где находятся открытки?"
" В квартире не далеко отсюда".
" Хорошо. Оставайтесь тут. Я постараюсь добиться изменения ситуации в вашу пользу".
Александр также принял посильное участие в этом процессе, который неожиданно затянулся из-за идеи, обернуть альбомы чем-нибудь, прежде чем связывать их.
" Для лучшей их сохранности", - резюмировал Александр.
И хотя Сергею было всё равно, сохранятся альбомы или не сохранятся, он пошёл на поводу у этой идеи. Бумага была отвергнута на корню, а ткань подходящая для этих целей по размерам оказалась простыней. Сергею этот вариант не понравился, вернее он побоялся, что это не понравится милиции. Ещё заставят развязывать. Вот тогда Александр и достал с антресолей пленку, точнее клеёнку. Запакованные альбомы были и защищены, и вполне обозреваемы.
И тут Александр, вдруг достал ещё стопку открыток и сказал, что это в придачу к тем за оптовую покупку.
Сергей, спускаясь вниз по лестнице, про себя думал, что, пожалуй, лучше бы он вытащил открытки из альбомов. Каким то наверно шестым чувством Сергей почувствовал присутствие и поднял глаза. На вышестоящем лестничном марше стоял Лаврентий Павлович Берия.
" Вы видите меня?" - спросил Берия.
" Да".
" Ну, дело пока не в этом. Ко мне обратился хозяин этой коллекции. Надо сказать, что при жизни я не особенно уважал данный вид деятельности, но все течет, всё меняется. Хозяин этой коллекции, очевидно, испытывает к вам больше симпатий, чем к своему сыну и попросил меня уладить вопрос с похищенной частью коллекции. Давайте пройдем, где она спрятана, я поговорю со сторожем и думаю, вопрос будет решён положительно".
По дороге Лаврентий сказал Сергею, чтобы он по возможности в дальнейшем постарался избегать встреч с подобными ему. Ни к чему хорошему это не приведет.
Сергей остался стоять на площадке, а Берия прошел через дверь внутрь.
Бывший доблестный вохровец трапезничал. Меню включало в себя картошку на сале с луком, селедочку, но уже с зеленым луком и двух бутылок пива на столе. Выпив стаканчик, вохровец взялся за вилку. Берия принял видимый вид и спросил о содержимом холодильника: " И на сколько тебе ящика хватает?"
Вохровец повернул голову на голос, дернулся и упал со стула. Вскочив, он начал зачем-то двигать по столу сковороду с картошкой, тарелку с селедкой и бутылки пива.
" Да сядь, успокойся", - подал голос Берия.
Вохровец сел, перестал дергать блюда и замер, собравшись, наконец, спросил: " Мне не мерещится?"
" Нет".
" И то правда, с чего бы мне может привидеться. Водку не пил, да и не большой я её любитель. Вот пиво другое дело. Ящик могу и за обед выпить",
" Где работал? Я имею в виду место, а не кем".
" На Калыме".
" Как тогда жилось?"
" Нормально. Но тогда молодой был, а это уже хорошо".
" А сейчас как?"
" А вот сейчас смотреть не хочется, как все эти новые русские пальцы гнут".