В этой главе Николай Сергеевич вновь приезжает в город своего возмужания на трудовом поприще, на этот раз в связи с чрезвычайными обстоятельствами.
Вновь появляется и старый знакомый Николай Андреевич, который призвали с семьей в город обстоятельства трагические.
Автор заканчивает повествование о годах студенческих.
Уважаемый читатель, эти события я также записал по их прошествию, но в дальнейшем, после получения дополнительной информации, о чем позже, мне пришлось добавить в моё повествование эту информацию.
Теперь анализируя предшествующие события и факты, можно, например, говорить, что сон в определенной степени был вещий. Потому, что Володькины способности сродни способностям героя из того сна. Но тогда можно говорить, что в следующем сне аллегорически представлено царящее в нашей стране опустошение. А вернее это выдача желаемого за действительное. Вот, мол, и у меня есть способности к вещим снам.
Я, пожалуй, вкратце изложу предшествующие события.
Съездил я к друзьям и всё уже дома записал. А переложил я их на бумагу из-за тех снов, что мне при этом приснились, но они, пожалуй, к предстоящим событиям не имеют отношения. Если конечно не принимать во внимание версию вещих снов, а с другой стороны мне и тут сны снятся, хотя эти под категорию вещих не подходят, это скорее телепатические. Правда, не понятно во мне причина или во Владимире, но несомненно, что и я имею к этим событиям отношение, надо же польстить самолюбию. Хотя тогда, после этих событий, я больше переживал о своих умственных способностях, уж не сошёл ли я с ума.
Эти фрагменты гораздо меньше лежали в столе, но они и более сырые. И возможно некоторые несообразности в этих опусах я наверно скорректирую. Но я о другом. Первый и второй фрагменты или хотя бы части из них я посылал в какие-то журналы. А эти сразу же после сотворения отправлялись в стол, на полку, кому как нравится. Хотя небольшое уточнение, над последним фрагментом я ещё раз поработал, после того, как отправил его в какую-то новую газету, возникшую во время перестройки. Я по этому поводу из газеты не получил ни ответа, ни привета. Но я, тем не менее, ещё помудрил с ним, и он занял место с остальными.
Да и ещё, если читатель знаком с ранее изложенными фактами, то его, конечно, удивит, что я не стал, свои сны в диафильмы превращать, но как я уже писал выше, информацию я получил не всю. То есть тогда историю о солдатиках можно было бы экранизировать, но тогда я не знал её, а вот Володькины приключения меня не вдохновили. Всю полученную информацию я внес такой, какой она ко мне попала.
Но мой читатель, очевидно, утомлен столь пространным на этот раз вступлением, поэтому перехожу к изложению.
Николай Сергеевич снова возвращался в своё прошлое. Ну, это наверно от мистического видения жизни. Забросив наверх сумку, которая ему была не нужна, и взял он её чисто автоматически, он устроился у окна.
Пришлось отпрашиваться с работы, хотя в принципе работы сейчас нет, и стоит вопрос о сокращении. Отсутствие сейчас чревато, но обстоятельства складываются так. Петр Тимофеевич написал ему письмо, чего ранее никогда не бывало, в котором сообщил, что пропал Владимир и просил по возможности приехать.
Второй семестр, третьего курса отмечен событием трагическим. Мать ездила к бабушке и приезжая сообщала, что вроде бабушке лучше, что она её узнает, и наверно мне тоже нужно съездить к ней. И вот однажды, когда я уже лег спать, и в квартире наступила тишина, я отчетливо услышал, как меня позвали по имени. На другой день к нам пришла телеграмма о смерти бабушки. Умер человек, которому я, во всяком случае, до болезни, был не безразличен. Почему-то вспоминаются рубли, которые она мне отправляла в конвертах вместе с письмами по почте, когда я учился в младших классах школы. Правда после того, как несколько презентов в конвертах не дошли, она перестала это делать.
Вагон постепенно заполнялся. Прошедший мимо мужчина с чемоданом, а за ним женщина с мальчиком, показались ему знакомыми. Николай Сергеевич так впялил взор в них, что мужчина оглянулся, но ничего не сказал, и двинулся дальше. Мало ли где Николай мог их видеть, мысли о Владимире отвлекли его от этого эпизода.
Он и так, и этак прикидывал ситуацию, что он там может сделать. Может, Петр Тимофеевич не всё написал, не доверяя письму. Тогда он побывал у них по осени, и так с тех пор не собрался написать письмо. Всё дела, да случаи. И вот теперь письмо пришло к нему.
Мужчина, показавшейся Николаю знакомым, прошел мимо, наверно к проводнику. Вернулся он быстро, и на этот раз развернулся, и, облокотившись на полки, обратился к Николаю: "Извините. Вы, Николай Сергеевич?"
Мужчина улыбнулся и, сев напротив, спросил: "А нас не помните?"
И тут Николай Сергеевич вспомнил: "Они вместе работали. Наверно куда то ездили и теперь возвращаются. Вот только, как его зовут, он хоть убей, не помнил", и спросил: "Вы работаете в техникуме?"
А вот здесь я должен внести корректуру в мои преведущие воспоминания. После первого курса у нас была геодезическая практика, я о ней ничего не писал. И почему-то решил, что мы строили полигон для военной кафедры после первого курса. Это практика со строительством у нас была после второго курса. И после неё я приобрел кинокамеру. А после третьего курса нас добровольно принудительно отправили в стройотряд. И соответственно эпизоды с мотелем "Тверь" и покупкой магнитофона "Комета" должны быть здесь. Да в памяти у меня пробелы.
Мужчина, очевидно, понял затруднения Николая и представился: "Я тоже Николай, только Андреевич. Но в техникуме мы уже не работаем. Мы ведь в Тверь переехали".
"В Тверь, - повторил Николай Сергеевич. - Так и я оттуда еду. А вы же не в общежитии жили. Вот жена, если не ошибаюсь, Света, в общежитии жила?"
"У жены болела мать, вот мы и переехали", - не ответив на вопрос, продолжил речь Николай Андреевич.
"Да, где ещё встретиться?" - поддержал Николай Сергеевич.
"А вы в техникум едете?"
"Не совсем", - начал Николай Сергеевич, но не успел закончить, так как появилась жена Николая Андреевича, и обратилась к нему: "Николай мы тебя с бельем ждем, Мишка уже спит".
"Сейчас", - сказал Николай Андреевич, и отправился за бельем.
"Здравствуйте", - сказала Света.
"Здравствуйте", - ответил Николай Сергеевич.
"В командировку".
"Да не совсем".
"А у нас горе. У Николая отец умер. Мать теперь одна и я тоже поехала, помочь, пришлось и сына взять. Сходили мы в Москве в зоопарк, а потом в кинотеатр мультфильмы посмотрели, на вокзале посидели, и Михаил уже там спал. По-хорошему и не надо бы ему туда ехать, да что сделаешь. Идет", - закончила свой монолог Света.
"Слушай, а цена то, какая, раньше можно было это бельё купить, а теперь только ночью попользоваться", - сказал Николай Андреевич, с бельем подмышкой.
"Так уже дают?" - спросил Николай Сергеевич.
"Со скрипом. Она говорит, что сначала билеты соберет. Ну, до утра", - сказал Николай Андреевич.
Зимнюю сессию на четвертом курсе я миновал, похоже, не с блеском, но сдал. А после дня рождения снова принялся за дневник. И этот у меня не сохранился, но в отличие от первого моего дневника, я его писал несколько дней. Правда, особых событий в это время не произошло, но я записывало туда всякую пустяковину. Если бы я знал, что эти записи будут обсуждаться, почти публично. Но об этом буквально в ближайших эпизодах.
"Да жизнь. Наверно помочь нужно. Хотя помощь там специфическая, да, в общем-то, у меня свои дела есть. А вдруг Владимир погиб. Ведь снились же ему в прошлый раз какие-то странные, нехорошие сны. С Николаем Андреевичем я не был дружен, так общие разговоры, но это наверно было связано с тем, что он был местный. Но Петр Тимофеевич тоже местный. Наверно я предпочитаю узкий круг друзей. Вот со Светой я общался в общежитии. Свадьба наверно была после моего отъезда, хотя ребенку вроде лет не много".
Про себя Николай Сергеевич отметил, что проводница прошла в другой конец вагона.
"Наверно будет билеты собирать. Хорошо. Сейчас бельё получим и на боковую, а то что-то спать хочется. Похоже, я как Мишка информацией перенасытился.
Семья. А я свободен никаких проблем, если не считать алиментов, что весьма существенно, когда нет ещё и подработки, помимо работы. Наверно придется в рабочие подаваться, но сейчас и с этим сложно. Строили, строили и, наконец, построили".
От глобальных проблем его отвлекла проводница, подошедшая за билетами.
Отец решил взяться за мою учебу. Он пришел ко мне с листом бумаги и начал выяснять, что у меня по каждой дисциплине. Картина получилась не совсем радужная, но возможно я бы и выправил её к летней сессии. Дальше мои поступки, похоже, стали неадекватными. Меня этот отчет сильно разозлил и я весьма импульсивно, взяв деньги, какие у меня были, ушел из дома. Дошел я до моста, перешел его, и по другому берегу Волги потопал к вагонному заводу. У вагонного завода я сел на трамвай, и он отвез меня на железнодорожный вокзал. Было уже темно, и я, всё ещё злой, купил билет на электричку до Москвы. Электричка была, чуть ли не последняя, в вагоне, во всяком случае, я был один. В Москве я вышел на улицу и пошел, куда, как говорят, глаза глядят, но потом вернулся, и просидел до утра на вокзале. Днем я отправился на экскурсию по метрополитену. То есть я спустился в метро, и ездил от станции к станции, выходил из вагона осматривал их и ехал дальше. Выходил я наверх только перекусить в известных мне столовых. Ночь я опять переночевал на вокзале
По уходу проводницы Николай Сергеевич погрузился в размышления.
"Плохо начинается моя поездка. На работе полная неразбериха и брезжит разве, что пособие по безработице.
Теперь это письмо, короткое и вроде ясное, как телеграмма. "Здравствуйте Николай. Пропал Владимир, если можешь приехать, приезжай".
Ну, это с первого взгляда всё ясно, а вдумаешься и совершенно не понятно, как пропал. Похитили его что ли, сам он ушел, не оставив следов. Можно даже предположить, что он попал в такую ситуацию, что идет по какому то подсудному делу или на него какие-то ухари наехали и если он не выполнит их требований они его убьют. Но в последнем случае, какая польза от меня Николая. Я не адвокат и не супермен. И это наверно понимает Петр Тимофеевич, и вряд ли стал бы вызывать меня. Значит, Владимир пропал, в смысле исчез. Но не понятно, чем я то могу в этом случае помочь, я ведь не следователь. Но куда он мог исчезнуть, убили, а труп спрятали, в связи с чем? Ни профессия, ни образ жизни не дают ему возможности попасть в подобную ситуацию, хотя в наше время не в чем гарантии нет.
Нужно перестать гадать, приеду туда, узнаю поподробнее, а то накручиваю, накручиваю, а фактов кот наплакал, так высасываю из пальца.
Ну и, наконец, еду встречаю знакомых, а у них похороны. Какое зловещее предзнаменование, но возможно я всё это излишне драматизирую. Ну, случайное совпадение не более".
Утром у столовой ко мне пристали трое парней. Очевидно, они хотели вытряхнуть из меня деньги. Я вырвался, пожертвовав рукавом рубашки, и перейдя дорогу, остановился около выхода из метро рядом с милиционером. Трое также подошли ко мне и попытались ещё раз увести меня до ближайшего угла. Я опять вывернулся, и встал перед милиционером. Это был молодой парень, отреагировавший на мой бросок, спросил у троих, чего им нужно. Они начали утверждать, что мы вместе едем на ближайшей электрички в Ярославль, торопимся. На это я отрицательно замотал головой. "Вот и идите", - отправил он их. Когда они отошли, он спросил, чего им было нужно. Я сказал, что, похоже, деньги. Он отошел от меня, наверно разбираться с троицей. Я, постояв немного, отправился на вокзал, посидел подумал, и поехал на Арбат. В зоомагазине я купил черепаху и с этим подарочком отправился домой. По приезду мать спросила меня, о чем я вообще думаю. На что я заявил, что собираюсь в армию. На следующий день приятели в институте рассказали мне, что мать с моим дневником пошла к зам декана. Они проштудировали его, вызывая на ковер всех в нем упомянутых. После этого я бросил его вести. Пришелец, узнав о моей выходке, сказал: "Приехал бы ко мне, чего на вокзале сидеть".
"Нужно думать о нейтральном, например о даче. В связи с общим подорожанием и для большего разнообразия своего меню нужно сделать запасы на следующую зиму. Для чего сейчас я высадил в сколоченные мной ящики семена томатов. Теперь нужно подготовить ящик под рассаду цветной капусты, да наверно и обычную надо сажать. Нужно перепланировать участок, торфу привезти, и не мешало бы золы нажечь. Планы грандиозные. И совсем не плохо достать навоз. Прошлогодний запас весь разошелся. Интересно, какая цена в этом году. В июле я жидкой валютой расплатился, а в этом году цена у неё повысилась, может та тракторная тележка и стоит три бутылки.
Если эта затея удастся то можно рядом с сараем компостную кучу заложить, хотя её можно заложить и на траве с мусором, как в справочной пишут.
И воду в ведрах натаскать. Хорошо бы тележку-битон достать. А совсем бы хорошо - скважину, но для этого нужны финансы. Самому выкопать колодец, а как узнать где слой с хорошей питьевой водой, может он где-то на глубине пять, а то и десять метров. Замучишься копать и сруб делать. Но, однако, и спать пора".
Николай Сергеевич сходил за бельем и, застелив, забрался на верхнюю полку, хотя нижняя полка была пуста, да и вагон пустовал. Рынок в действии.
В следующем месяце у меня обострился гайморит. Тогда отец был прикреплен к обкомовской поликлинике вместе с семьей. Так вот отоларинголог предложила мне лечь в больницу при поликлинике, или вернее поликлиника при больнице. После того, как я лег в больницу, началось мое лечение. Мне сделали с интервалом не то в день, не то в два, промывание гайморовых пазух. Последний третий раз из носа вылился чистый фурацилин. Помимо этой экзекуции у меня взяли кучу анализов, и даже желудочного сока, были сеансы УВЧ и ещё чего-то. На всё это ушло где-то с месяц. А так как у меня и до этого с институтскими дисциплинами были не лады, месячный пропуск еще более усугубил положение. Короче меня отправили в академический отпуск.
Первый сон Николая Сергеевича.
Над головой какие-то листья, пальмовые что ли, но это не дерево, а похоже, что он в шалаше лежит. Всё тело какое-то скованное и тупая боль в левой ноге. Голова поднимается помимо его воли, и он видит вход в эту хижину, завешенный пятнистой тканью. Вот этот полог отодвигается и в рассеянном свете он видит женскую фигуру с автоматом в опущенной руке. Она повернула голову и смотрит на что-то снаружи. Голова опускается, и он опять видит только пальмовые или, во всяком случае, похожие на них листья.
Женщина появляется в его поле зрения над ним. Она приседает, кладет что-то рядом, автомат наверно и, привстав, проходит за голову, скрываясь из виду. Похоже в этом шалаше сквозной проход.
Надо откинуть голову и посмотреть, но она не подчиняется желанию Николая, наоборот голова опять приподнимается и Николай снова видит вход. Полог летит в сторону, Николай чувствует, как рука ложится на автомат, пальцы щелкают предохранителем, а затем сжимают рукоятку.
В проем лезет бугай. Рука вскидывается вверх, палец нажимает курок. Автомат пляшет в поднятой руке. Но в такого товарища с такого расстояния трудно промахнутся, и бугай вываливается наружу.
Николай видит ноги, затем землю, потом опять вход и чувствует, как спиной пролетает через стенку шалаша.
Похоже, тело, действуя помимо его воли, перекувырнулось через голову, и он оказался снаружи.
Теперь тот, кто передает Николаю эти ощущения, ныряет в заросли, и рвет через них, прорубаясь руками, автоматом и всем телом. Мелькают зеленые, темно-зеленые полосы, вкрапливаются ярко-красные и желтые пятна. Это, очевидно, какие-то тропические цветы, но разве разглядишь на такой скорости.
Уже осенью я с одной из групп с отцовского факультета съездил в Ленинград. Но у меня почему-то не осталось никаких впечатлений от этой экскурсии. Запомнился только разговор в поезде при возвращении. Один из студентов рассказывал, что он побывал на калининской овощебазе, которую именовали тогда овощегноилищем. Так вот там, помимо этих гноилищ, были склады, в которых лежали ананасы, для калининских магазинов вещь не виданная, и ещё какие-то фрукты-овощи, название которых он не знал. И еще мне запомнилось подобострастное внимание некоторых студентов, наверно считавших, что я обо всем расскажу отцу. Они сильно ошибались. Мои отношения с отцом не отличались откровенностью и теплотой. Возможно, что на работе отец отличался от домашнего, но насколько я не знаю, на работе я его не видел. А дома я от него был не в восторге, как наверно и он от меня.
Ну и кино. С первых минут стрельба и погоня. Вот только звука нет, так и хочется где-нибудь подкрутить.
Но вот заросли обрываются и тот, и Николай конечно, на краю обрыва с ходу сигает вниз. Кошмар, нет такое, только во сне можно перенести, аж душа в пятки ушла. Ноги по колено в песке, но дальше, дальше. Опять заросли, но пореже. И куда это мы летим? А вот и шоссе. В джунглях, а добротно сделано, две полосы, разметка. Автомобиль. Тот, и уж точно не Николай, вскидывает автомат. Автомобиль резко тормозит и его разворачивает, аж на встречную полосу.
Тот другой открывает дверцу и садится на переднее сиденье, автомат кладет на колени. Взгляд на ноги. Левая нога поверх штанов замотана зелено-бурым бинтом и даже сквозь эту грязь проступает красное расползающееся пятно. И появилась боль, но острая и помимо боли в ноге ещё и в плече саднит. Но что там не ясно, голова поворачивается к водителю. У него бледное лицо, он дергает рычаги, машина выезжает на свою полосу, и, набирая скорость, устремляется вперед. А скорость хорошая, пейзаж превратился в зелёную полосу и муть какая-то, а, похоже, тот сознание потерял, так как теперь уже темнота и боли нет. Вот интересно я сплю или тоже сознание потерял?
После экскурсии до нового года я при кафедре строительных машин занимался изготовлением плакатов. Вернее меня снабжали материалами и образцами, а уже дома я переносил на листы ватмана различные схемы, механизмы и машины из книг, журналов, чертежей. Кстати в дальнейшем, когда я сам попал в подобную же систему, мне эта работа стала не совсем понятна. Ведь выпускают же плакаты. В принципе на всё плакаты не выпустишь, а может, таким образом, экономились деньги. Не знаю. Короче начертил, нарисовал, если это пригодилось, хорошо.
А вот через какое время он очнулся Николай определить не смог. Он всё ещё сидел, но уже в стоящей, машине.
К дверце наклонился мужчина в форме, очевидно полицейского. Он открыл дверцу и Николай, или тот с чьих глаз он видел всё это, вылез из машины и отправился за полицейским. Тот его провел в камеру, и Николай плюхнулся на кровать. Тот опять отключился или задремал.
Опять тот проснулся или очнулся, вместе с Николаем, встал с кровати, подошел к зарешеченному окну, повернулся, и тут Николай увидел, как прямо из воздуха появился человек. Он тоже был в грязной изодранной одежде и перебинтован прямо по одежде, нога с кровавым пятном и плечо. Лицо заросло щетиной. Человек подошел ближе, и Николай узнал его, это был Владимир. Фу ты, как причудливо реальность отражается во сне. Володька улыбнулся и пропал.
Дверь камеры открылась, и вместе с полицейским вошел мужчина с дипломатом. Раскрыв его, он достал халат, металлический ящичек, в котором обрабатывают инструменты, что-то туда положил и вышел из камеры.
Через некоторое время вышел полицейский, очевидно, его позвали. Звука так и не было.
А дальше опять пошли вещи странные, хотя чего со сна возьмешь. Так вот Николай вдруг увидел улицу. То есть он опять оказался перед полицейским участком, куда его привезли на машине. Только теперь он видел всё с другой стороны улицы. К полицейскому участку подкатил джип, из него выскочили трое и влетели в участок.
После нового года я начал повторно учиться на четвертом курсе уже конечно не со своей группой. В качестве стимула мне начали платить стипендию в сорок рублей. В новой группе я новых знакомых не завел, но в принципе большого дискомфорта от этого не испытывал. С ребятами из старой группы я почти не виделся, у них были уже преддипломные страсти. Со студенческими друзьями я разошелся, даже не дойдя до конца обучения, но, как и от школы, я периодически встречался потом с одним из сокурсников. Несколько раз по работе и несколько раз мы случайно встречались на улице. Кстати у него было больше информации о других товарищах по институту. Где они работали, как у них дела.
Николай опять очутился в камере. Рука почувствовала автомат, щелкнула предохранителем, и он вышел в коридор.
Там уже шла дуэль между полицейскими и теми, кого Николай видел ранее на улице. Правда, у них были автоматы и, похоже, хватало патронов, так как они старательно поливали ими коридор, только известка и щепки летели.
Полицейские имели только пистолеты, и периодически огрызались в паузы. Николай подключился к ним, но он тоже, похоже, мог поддерживать только короткими очередями.
И тут вдруг с двух сторон Николая обошли двое. Как две капли воды похожие, во всяком случае, со спины, они в полный рост с автоматами наперевес двинулись по коридору. Они вышли в комнату, а затем наверно, выбив нападавших, отправились за ними на улицу.
Николай с полицейскими вошли в помещение. Там лежал врач, убитый в спину и один нападавший.
Через окно не видно было джипа, пропали и помощники. Теперь Николай вспомнил, что его в них поразило, это перебинтованная левая нога и плечо, у обоих.
Николай похлопал полицейского по плечу и вышел на улицу. Дойдя до конца улицы и, свернув за угол, Николай вдруг оказался в комнате и, сев на табурет, прислонился спиной к стене.
В комнате полумрак. Вспыхнул свет, у выключателя стояла женщина в халате. Она всплеснула руками и заговорила, затем вышла, снова пришла и развернула на кухне, а это была кухня, бурную деятельность.
Она прокипятила какие-то инструменты, притащила Таз и начала разматывать бинт на ноге. Николай посмотрел, а затем отвернулся и опять провалился в темноту.
Очнулся, когда женщина разбиралась с плечом, а нога была замотана новеньким бинтом. Женщина закончила и, отойдя в сторону, снова заговорила. Николай, вернее тот встал и отправился шествовать по коридору. Войдя в просторное помещение, по количеству растений напоминающее оранжерею, он лег на какой-то диванчик и похоже, опять уснул.
Летом я отправился на технологическую практику в Подмосковье. Город был известен химическим комбинатом, хоккейной командой и цементным заводом. Мой объект был на другом конце города. Он был весьма протяженным, и каждое утро, и вечер я на автобусе ехал из одного его конца в другой. Мой объект представлял собой днем столовую, и обслуживать рабочих строящегося рядом производства, во всяком случае, должен был. А вечером трансформировался в ресторан. Интересно было наблюдать, как прораб и уже назначенный директор столовой-ресторана делали обход и осмотр выполненных работ. Шли отделочные работы, осенью её нужно было сдавать. Да мы же, как отцу родному, как заклинание говорил прораб, по поводу замечаний директора. А затем процесс повторялся. Прораб давал поручения отделочникам, а те уверяли, что сделать лучше просто невозможно. Директор столовой часто разговаривал со мной, так как в принципе кроме этих обходов у него пока работы не было. Он оказывается в прошлом, был милиционером. В Калинине не то окончил школу милиции, не то работал. Мне особенно запомнился эпизод со служебной комнатой. В чертежах она значилась, как комната официантов, а на самом деле в ней, как мне объяснил директор, будут принимать нужных людей: администрацию, партийных бонз, инспекторов и тому подобную публику. Вот так мы и жили на витрине одно, а под прилавком другое.
Разбудил Николая проводник. Николай ещё полежал некоторое время, приводя в порядок свои мысли. Что это, как я сюда приезжаю, так мне снятся странные сны. Но в этом сне больше реальности, чем в том прошлогоднем. Тогда были самые натуральные сказки, а сейчас мне приснился Владимир, и видел я окружающее, как бы его глазами.
Владимир пропал, может, это событие повлияло на мое подсознание, и оно выдало мне этот сюжет. Нет если это сон, то ничего странного, мало ли что может присниться.
А если не сон, и я каким-то образом получил информацию от Владимира. Ну, просто настроился на Вовку, стал как бы приемником его мыслей, нет скорее того, что он видит. Что из этого следует? В принципе ничего, ну увидел я мир глазами Владимира, что с того.
Значит, я увидел это потому, что был настроен на Владимира, а Владимир, очевидно, передал мне это, так как испытывал эмоциональный подъем или возбуждение. А почему я днем этого не получил? Голова другим занята и Владимир, похоже, когда я бодрствую спит.
Из этого города я несколько раз выбирался в Москву, причем по большей части зайцем. Один раз попался, причем на обратной дороге. Контролер поймал вместе со мной ещё несколько зайцев, и я уже подумал, не повезут ли нас до конечной станции, но он высадил нас на ближайшей. Это была моя станция. С деньгами у меня было туговато. Но попросить родителей прислать деньги я не решился, а вернее и не хотел, вспоминая при этом, как меня отчитывали за пропавший теннисный мячик. В Москве я навещал Пришельца, а больше никуда и не дергался. А в этом городе в книжном магазине приобрел набор, точно его название не помню, кажется "Западноевропейская живопись из музеев мира. Для коллекционеров". В Москве мне такие не попадались, а тут он залежался. Я несколько раз ходил в магазин, смотрел его, и, наконец, порассуждав, купил его. Рассуждения сводились к следующему. Коллекция моя растет медленно, пополняется слабо, наверно мало выпускают. Если бы я тогда знал, сколько пропустил. И поэтому начну-ка я заодно и зарубежную живопись собирать. Этот вновь приобретенный набор и купленный в школьные годы и составили новый раздел в моей коллекции. Правда, я собирал вначале только западноевропейскую живопись.
Значит, он находится в Америке, скорее всего в Латинской, это палатка с покровом из тропических листьев. Это, во-первых. Во-вторых, Владимир ранен в ногу и в плечо, это по его двойникам видно. В-третьих, он обладает способностью создавать двойников, причем не просто видения, а вполне физически реальных. Вон как они из автоматов палили, кстати, где они их взяли? Наверно Владимир, когда дублирует себя, то одновременно с этим дублируется и всё, что в данный момент у него есть. Вот это, кстати, уже мало с реальностью стыкуется. И ещё он, похоже, может перемещаться в пространстве. Это, пожалуй, с середины на половину. Только тогда не понятно, чего он бежал по лесу, ехал на автомобиле. Наверно его сильно прихватило и он или забыл о своих способностях, или не мог ими воспользоваться в таком состоянии, или был не уверен, что у него получится в данном состоянии. И ещё он, похоже, может видеть прошлое, во всяком случае, ближайшее. Об этом сейчас говорят, как о факте.
Интересный вариант, если это не бред, а реальность. А и еще, похоже, что он может телепатически передавать свои ощущения, но знает ли он об этом? Намеренно он мне их передал или это получилось у него не произвольно.
Что же из этого следует, ну, во-первых, надо вставать и собираться, а во-вторых, поживем, увидим.
После нового года были вывешены листы с местами распределения. Я углядел два места преподавателем в техникум и что-то по этому поводу сказал. На мое замечание одна из студенток заметила, что не такое уж и плохое место. Выучил материал, а потом тарабань его из года в год. Этот факт зацепился в моем мозгу, и дальше на нём началось отложение. Типа, а не твоё ли это место. Какой из тебя командир производства, кишка тонка. А со школьниками глядишь и сладишь. Вот с этой мыслью, а не начать ли мне трудовую жизнь преподавателем, я обратился к родителям. Они были не против, и даже посоветовали написать письма в оба места с просьбой уточнить условия по работе, жилью. Так я и сделал.
Николай Сергеевич занялся сборами, хотя в принципе ехал он налегке. Николай сел на боковое место. Вагон был заполнен побольше, чем при посадке, очевидно ночью сели. За окнами уже было светло. Поезд въехал на мост. Николай Сергеевич направился к выходу.
По проходу шел Николай Андреевич со своим семейством. Николай Сергеевич взял у Светы сумку.
"Да она легкая. Там Мишины вещи", - сказала Света, но сумку отдала.
На перроне тезку Николая Сергеевича встречали, очевидно, его мать, её Николай не знал, мужчина и ещё две пожилые женщины.
"Николай может тебе помочь, что нужно? Я тогда подойду?" - спросил тезку Николай Сергеевич.
Николай Андреевич спросил у матери. Та закивала.
"Тогда я к Петру Тимофеевичу зайду и потом к тебе", - сообщил Николай Сергеевич.
"Хорошо. Ты не торопись", - ответил Николай Андреевич.
Где-то через месяц ко мне пришло письмо из городка в Костромской области, в нем говорилось о том, что я буду полностью обеспечен учебной нагрузкой и жилплощадью. Давалась короткая справка о городе, в частности, что он расположен на железной дороге, и из него можно доехать и до Ленинграда, и до Москвы, всего то четыреста пятьдесят километров. А также прилагалось фото фасада техникума, вернее памятка выпускникам техникума. Техникум выглядел солидно, особенно крыльцо с шестью колоннами. Из другого городка на Волге я ничего не получил. Пришлось остановиться на этом техникуме с шестиколонным крыльцом. При распределении на моё место никто не позарился, и оно осталось за мной. Поехал ли кто в другой техникум я не знаю.
Что-то Николай Сергеевич зачастил в "глубокую" провинцию. В том году съездил по собственному желанию, а в этом судьба заставила вернуться, как бы в следующем году силком не повезли.
Когда Николай впервые приехал в этот город, он ему даже понравился и магазинчики разные есть, и кино, и столовые.
С питанием, как он позже узнал, если желудок здоровый, то есть переваривал общественную стряпню, был полный порядок. Была диетическая столовая, где питались студенты музыкального училища, привилегированные товарищи по местным меркам. Была круглосуточная столовая для паровозного депо, но в ней питались все, кто знал, где она расположена. Правда была она старовата и маловата, но вскоре открыли новую, где стоял конвейер для использованной посуды, последним писк по тому времени.
Так что на кухню он первый год даже и не заглядывал. На следующий год, когда в магазинах стало хуже с продуктами, преподавателям через буфет начали выдавать мясо. Вот тогда он и стал приобщаться к кулинарному искусству, сначала просто жарил свинину, а потом дошел и до отбивных и котлет.
Только, что это он про еду. А понятно вчера вечером на вокзале он чебуреки с кофейной бурдой перехватил.
А сейчас мне хочется рассказать об эпизоде действительно необычном, но я никак не могу точно обозначить его во времени. В моем сознании возникло видение, как людей выгоняют из квартир и куда то гонят. Причем это происходит в городе. Можно припомнить мои заявления о способности к телепатии, и тогда все хорошо стыкуется. Во время кампучийских событий мною была воспринято ощущение жителей городов, которых выгоняли из их квартир, домов, городов. Так вот мне казалось, что подобное видение появилось у меня ещё в школе. Я решил уточнить время кампучийских событий, и был ошарашен. Геноцид в Кампучии начался в семьдесят четвертом году. Я тогда уже не учился, а сам преподавал, и тогда меня такие видения не посещали. Так что это на телепатию не похоже, а тянет на предвидение или уж и не знаю, как это у специалистов в этой области называется. А по времени я это располагаю поближе к причине.
Нет не плохо, в принципе, тогда было и работа не в тягость. А в первый год, когда, казалось бы, должно быть трудно, ведь он также осваивал курс, что читал учащимся, он вообще испытывал легкость и подъем. Он тогда даже решил, что это наверно и есть его призвание.
Было это наверно оттого, что всё происходящее тогда воспринимал, как бы отстраненно, не особенно вникая и переживая о своих промахах и ошибках. Шалости учащихся вызывали у него улыбку, а подколы некоторых коллег он просто игнорировал.
На второй год, когда он уже вошел в тонкости взаимоотношений и дел, настроение его стало менее радужным. Не даром говорят, знания умножают печаль.
Однако зачем он в техникум идет, ему же к Петру Тимофеевичу нужно, хотя можно и отсюда пройти. Правда, крюк хороший. Задумался, а может, стал уже забывать, все эти проходы, переходы.
Преддипломная практика у меня была в Минске. Поехали туда несколько студенток и я. В Минске меня поселили в одном общежитии, а девушек в другом. Ещё в Калинине институтский куратор заверял девушек, что им скучать не придется, так как в Минске напряженка с невестами. Я их навестил один раз и этим вопросом не интересовался. А вот на объекте, где я был, у меня один мастер не то сантехников, не то электриков интересовался, как обстоят дела в Калинине с невестами. Я его порадовал. Объект у меня был "Торговый цент в микрорайоне Зеленый лужок". Я ездил на стройку и старательно переписывал смету. Зачем не понятно, она мне при работе над дипломом, в общем-то, не понадобилась. А вот чертежи я получил наверно благодаря благосклонности судьбы. Чуть ли не в последние дни я с мастером поехал в проектный институт и в архиве заказал нужные мне, а он себе чертежи. Но нам сказали, что они будут готовы дня через три, четыре. Но я уже купил обратный билет и такой срок меня не устраивал. И тут появился ГАП, ему я и изложил свои обстоятельства. Он написал на заказе срочно. И на другой день я получил копии. В Минске я видел в магазине фотоаппараты "Зенит" стоимостью в сто с небольшим рублей, но на него у меня не было денег, хотя очень хотелось приобрести. А купил я себе две коробки акварельных красок "Нева" в тюбиках. Правда, в последующем ими не воспользовался, и они так и высохли.
Петр Тимофеевич, не смотря на раннее утро, был при параде.
"У тебя занятия?" - спросил Николай Сергеевич.
"Нет, я сегодня свободный. Я пока собирался тебя встречать, ты и сам пришел. Садись, перекуси с дороги".
Николай уселся за стол. В общем-то, по утрам он не много ел, ограничиваясь, чаем с бутербродами, но здесь навернул картошку на сале с капустой, и завершил завтрак чаем с блинами.
"Ты Николая помнишь, у него жена Света, тоже в техникуме работала?" - вопросил Николай по завершению трапезы.
"Да они прошлым летом сюда к родителям приезжали с Мишкой", - вроде как ответил Петр Тимофеевич.
"У него отец умер. Я с ним вместе в поезде ехал. Я к нему пойду".
"Я тоже. Сейчас ещё рано, через часик двинемся. А теперь я тебе изложу, почему я тебя вызвал. Кстати, как у тебя на работе?"
"Да нормально".
"Ну, так вот, пропал Владимир, уже и милиция к этому делу подключилась, хотела даже комнату его опечатать, но я следователя отговорил, и хожу теперь кормить его рыб. Кстати пойдем-ка, я сейчас их покормлю, а то может туда сегодня, и не попаду. Пошли. Я тебе по дороге изложу суть дела".
Выйдя на улицу, они двинулись к общежитию, так как идти, было не далеко. Петр Тимофеевич начал рассказывать, что прошел уже месяц с его исчезновения, а пропажу обнаружили через три дня. Он не вышел на занятия. Сделали запрос к родителям. Безрезультатно.
Дипломный проект я сдал на хорошо. А на застолье по этому поводу или по другому, друг отца, читавший нам экономию, похвалил меня за то, что я в проекте сравнил на выбор не только конструкции, но ещё и кран для монтажа. То есть перестарался. Наверно он с пристрастием проштудировал свою часть в моем дипломе. Перестарался я и с архитектурной частью, начертив планы этажей, разрезы и фасад с отмывкой чаем, аж на трех листах. Хотя так как моим был проект производства работ, можно было в архитектуре, ограничится и одним листом. Тут наверно сказалось мое пристрастие к рисованию и черчению. За это меня, не похвали, так как у отца не было друзей на архитектурной кафедре. На защите дипломного проекта никаких эксцессов со мной не произошло. Преподаватель стройматериалов задал мне вопрос о марке кирпича. Я ответил, что в зависимости от морозостойкости, правда, не уверен, что правильно, но отвечал, тем не менее, четко без сомнения.
Тут они дошли до общежития, вошли, и Петр Тимофеевич взял ключ от Володькиной комнаты у вахтерши. Поднявшись на этаж и открыв комнату, Петр Тимофеевич продолжил рассказ: "И директор обратился в милицию, но тут уж я подключился и присутствовал на осмотре, как понятой. И знаешь, что меня удивило. Я, правда, давно к нему не заходил. По-моему последний раз был, когда ты тогда приезжал. Вот сам сейчас обрати внимание".
Николай Сергеевич оглядел комнату, но он тогда не очень приглядывался, и особых изменений не заметил, разве что двухкассетника он тогда не видел.
"Ну и что?" - спросил Петр Тимофеевич.
"Да вот двухкассетного магнитофона у него не было", - высказал своё наблюдение Николай.
"Не было и посмотри на полки".
"Да пожалуй, и книг прибавилось".
"Да и посмотри какие".
"Словарей куча. Испанский".
"Но самое интересное вот здесь", - с этими словами Петр Тимофеевич открыл дверцу шкафа. На полке стоял компьютер.
"Но ещё более интересные вещи я обнаружил после обыска, вернее осмотра", - сказал Петр Тимофеевич, взяв с полки книжку и раскрыв её. В ней середина была вырезана, и лежало два паспорта.
"Посмотри", - предложил Петр Тимофеевич.
Николай пролистал паспорта. В обоих были вклеены Володькины фотографии.
"Ты прописку посмотри", - указал Петр Тимофеевич.
В одном была московская, а в другом ленинградская прописка.
"А чего не Санкт-Петербургская?" - спросил Николай.
"Так наверно ещё не меняли. Но что ты об этом скажешь?" - спросил Петр Тимофеевич.
"Не иначе Володька резидентом стал. Когда успел? А из КГБ этим делом не интересовались?" - похоже, пошутил Николай.
"Ты знаешь, милиционер тогда осмотрел, и всё на этом закончилось. Что ты об этом думаешь?" - гнул своё Петр Тимофеевич, очевидно не восприняв шутку.
"Ничего не могу сказать".
"И я тоже был в полной растерянности, поэтому занялся собственным расследованием. И вот что выяснил. Перед самым новым годом у нас в городе умер китаец. Я его мельком видел, может он и не китаец совсем, а кореец или вьетнамец, но не в этом соль. Оказывается, Володька ходил к нему".
"Тогда, похоже, резидент, то китаец. Он один жил?"
"Нет, угол у бабки снимал. От неё я о Володьке и узнал".
"А о китайце что узнал?"
"Ничего. Вот видишь одна голова хорошо, а две лучше. Но ладно. Я так и забуду, зачем пришел".
Петр Тимофеевич присел перед аквариумом и достал из тумбочки баночку, отодвинув стекло, он, растирая между пальцами, насыпал в аквариум корм.
"Ты бы свет включил", - посоветовал Николай.
"Он сам включится, тут полная автоматика, а корм они и так хватают. Посмотри".
"Чего-то в прошлый раз Владимир автоматикой не хвастался, а только рассказывал, как ему удалось аквариум сделать".
"Вот, вот. Ну ладно. Пошли".
Летом после диплома парней отправили на сборы в лагеря. Это вверх по Волге, выше, того места, где я был в пионерском лагере, а позднее собирал с отцом грибы, но на другом берегу. Запомнились мои потуги сдать нормы на значок ГТО. Нужно было сдать бег. Я несколько раз пытался, но так в норму не уложился. Правда, значок ГТО мне потом дали. И ещё запомнилась поездка на стрельбы в Дорогобуж, Смоленской области. На самих стрельбах я не был, так как попал в оцепление. Дорога мне запомнилась двумя эпизодами. На пост нас везли на тягаче по бездорожью. И когда мы прибыли на место, я вылез из кузова и еще минут двадцать приходил в себя от тряски. А ведь когда-то радовался этому, как аттракциону. А второй эпизод я наблюдал из кузова. Здоровенный солдат, наверно старослужащий выяснял отношения, похоже, с новобранцем. До рукоприкладства не дошло. Всё это также лицезрел молодой лейтенант и виновато улыбался. Похоже, это то, что в последствии я буду слышать при упоминании об армии, дедовщина в действии. Не в самом худшем варианте. Так как сборы были от военной кафедры, с их окончанием закончилась моя студенческая жизнь. Её несколько смазало моё второгодничество, вернее академический отпуск. Что-то особенно выдающегося я из этой жизни не вынес, как говорят для души. Правда, научился добывать нужную информацию в книгах, журналах. Жаль только, что компьютеров тогда ещё не было, а вычислительная техника, которую мы проходили, была жалким лепетом.
Смерть отца не была для Николая Андреевича неожиданностью. Они приезжали летом, он был плох, и мать писала, что дела всё хуже, и хуже. Но всё равно сам факт здорово выбил его из колеи.
Мать всё переживала, что мужиков мало и всё порывалась сходить за Колькой, но боялась, что он ещё в себя не пришел после вчерашней попойки. Появление Николая Сергеевича и Петра Тимофеевича сразу сняло вопрос.
Мать пригласила попа отпевать. Поп был форменный хиппи, если бы не ряса. На кладбище Николай Андреевич вез сумку с бутылками и ими расплатился с землекопами. Бригадир велел чуть, чуть подождать и они пропустили две машины. Николай Андреевич понял, почему бригадир придержал их, когда увидел свежие могилы. Они были глинистые, а могила отца оказалась в песке и была сухая, что порадовало мать.
"В принципе какая разница, но водка свое дело сделала", - подумал по этому поводу Николай Андреевич.
Оставшуюся бутылку мужики выпили и за помин, и для согреву.
Николай Андреевич уже дома хотел поговорить с бывшими сослуживцами, но они выпили ещё по стопке и начали собираться. Мать попросила их прийти завтра, и они ушли.
Мишка ходил какой-то потерянный, но не плакал. Из родственников никто не приехал, да у них не много их было и все в годах. Пришли соседи по улице, всё старушки, сидели за столом и переговаривались. Мать на людях держалась, не плакала. Она и на кладбище всплакнула только, когда могилу закопали. Наверно уже выплакала раньше.
В начале сентября после сборов я поехал к месту будущей работы на разведку, зашел в техникум. Директор попытался меня сразу включить в рабочий процесс. За меня, правда, вступился заведующий строительным отделением, и я поехал догуливать свой законный сентябрьский отпуск. Городок мне в принципе понравился, а вот директор не очень. Я ему наверно тоже и это у нас осталось друг к другу на весь срок моей работы там. В сентябре я нашел в комиссионном магазине маленький холодильник. Отец глянул на него и предложил уж лучше купить новый. Тут он был, пожалуй, прав. Новый продержался у меня года два, а, сколько выдержал бы из комиссионки, сказать трудно. В конце сентября холодильник и магнитофон были погружены на машину, отец повез меня к месту моей работы. А также к месту, которое будет фоном, на котором разворачиваются многие эпизоды из первого, второго и третьего фрагментов данного опуса.
Николай Сергеевич и Петр Тимофеевич, покружив в переулках и улочках, вышли на дом, где жил китаец.
Старушка оказалась словоохотливая и весьма подробно рассказала всё, что знала о своем бывшем жильце.
Был он человеком, по её словам, смирным, не пил, не курил. И как помнит старушка, давно жил в их городе, она ещё маленькой была, и он тоже был, но тогда он был помоложе. Он несколько раз исчезал, а потом снова появлялся. После своего последнего появления, а было это в сороковом, он и поселился у них, с тех пор и живет.
Он нигде не работал, а всё лето копался на огороде, выращивал репу, морковь, цветную капусту, а потом заготавливал всё это на зиму. Его пытались привлечь за бродяжничество, спекуляцию, а в тридцать седьмом вообще увезли, но с него всё это было, как с гуся вода.
К нему никто не приходил, но на улице он со многими здоровался и разговаривал о всяких пустяках. И появление у него на дому Владимира, конечно, не осталось не замеченным. Приходил к нему Владимир раза три или четыре и сидел у него не долго по полчаса.
"А как он умер?" - спросил Николай.
"Да не знаю я. Мне милиционер сообщил, что его нашли за городом и похоронили. Надо бы на могилку сходить".
Короче выходило, что был он человеком без определенных занятий, и что могло его связать с Владимиром, было не понятно. Но одна странность в рассказе смущала Николая, и он спросил: "Дарья Ивановна, а, сколько вам лет?"
"Да восьмой десяток в этом году будет".
"Выходит китайцу этому наверно сотня будет", - рассуждал Николай.
"Вуй тут загадка одна есть. Бабка моя его помнила и давно, как не с детства ли", - добавила Дарья Ивановна.
"А сколько вашей бабушке?" - продолжил допытываться Николай.
"Да за восьмой десяток было, когда она померла. В войну это было. Да в сороковых".
"Похоже, этого китайца можно помещать в книгу рекордов Гиннеса. А может, это разные люди были. Вы ведь говорили, что он исчезал несколько раз?" - спросил Петр Тимофеевич.
"Он и про мою бабку помнил, да и что в нашем городе до революции было, говорил. Я как-то с ним об этом разговаривала. Его все в последнее время донимал участковый, и он же его в лесу нашел, по грибы ходил. Вот так ходишь, ходишь".
Глава вторая.
В этой главе Михаил просит своего отца Николая Андреевича продолжить сказку об оловянных солдатиках.
А Николай Сергеевич вновь входит во сне на связь с Владимиром.
Петр Тимофеевич и Николай Сергеевич получают дневник Владимира.
Автор продолжает летопись первых трудовых лет.
Николай с Петром Тимофеевичем попрощались с Дарьей Ивановной и отправились домой.
"Что-то ненормальное с годами его жизни, наверно бабуля чего-то путает", - констатировал Николай Сергеевич.
"Да я раньше как-то на это внимания не обратил. Может она и ещё чего-то знает, просто мы не знаем толком, что выяснять", - поддержал разговор Петр Тимофеевич.
"Может ещё и обыск произвести?" - спросил Николай.
"Ну ладно. Что ты обо всем этом думаешь? Только серьезно. Не китайский же он резидент?" - ушел от ответа Петр Тимофеевич.
"Кто?"
"Владимир".
"Не знаю".
"И ещё один вопрос. Мне кажется, что Владимир не появится, а тут место свободное. У тебя, как с работой, да и вообще жизнь? Свободный ещё?"
"Свободный, а с работой плохо. Всё грозят сокращением".
"Так может, сюда подашься? Володька себе дачу отделал, зимой жить можно. Самое интересное осенью у него ничего и не было, только земля. А тут и материалы, да одному столько и не сделать. Мужиков что ли нанял? А кстати я тогда не обратил внимания, а сейчас вспомнил. Помнишь Людмилу Васильевну?"
"Нет".
"Она историю читала. Но не в этом суть. Она сейчас на пенсии. Но старушка бодрая. У неё дача и она на ней всё лето копается. Так вот намедни она зашла в техникум по своим делам, а в коридоре со мной встретилась. И спросила, нет ли у Владимира братьев близнецов? А я говорю её, спросите у него, я не в курсе. Да потом мне уже пора. И уже на ходу говорит, что у него на участке два парня, ну вылитые Владимир, дом делают. А меня, похоже, увидели в дом ушли и больше при мне не появлялись".
"А далеко её участок от Володькиного? Может, ей показалось? - выдвинул гипотезу Николай, а в голове мелькнула мысль. - А сон ли это был?"
"Может. Но я вот о чем. Как у тебя со сбереженьями. Договоримся с родителями Владимира. Могу в долг дать, если своих не хватит".
Они дошли до дома Петра Тимофеевича, и разговор был прерван. Поужинали и Николай сел перед телевизором. Шли новости. Николай смотрел не внимательно, занятый своими мыслями. Показывали репортаж о наркотиках. У нас передавали о рейдах в Чуйской долине, а потом перешли к зарубежным сообщениям на эту же тему. И тут Николай увидел знакомую улицу, а затем коридор и помещение, изрешеченные пулями, труп на полу. Диктор прокомментировал, что было совершено нападение наркомафии на полицейский участок.
Всё это промелькнуло быстро. Николай толком и не пригляделся, но, несомненно, эту улочку и участок он видел во сне.
"Выходит, оперативно действуют корреспонденты. Хотя, где гарантия, что его сон совпадает по времени с событиями, может наши передают эти кадры месячной давности. Может, я уже их видел, но не обратил внимания, а во сне они вспомнились и переплелись со сновидениями", - отмел мысль о связи с Владимиром Николай.
По прибытию в техникум я получил комнату в общежитии. Это, можно сказать, были хоромы. На летних практиках я тоже жил в общежитиях, но там комнаты были на четырех человек, а здесь на меня одного. Но правда по площади она была меньше той, нашей комнаты в московском общежитии. Отец переночевал ночь и уехал домой. Днем я получил объяснение по поводу зарплаты. При том количестве часов, какое мне запланировали, она будет сто сорок рублей. Дальше мне объяснили, что при переработке, всю разницу я получу к отпуску. Дальше все эти тонкости я опускаю. Комсомольская организация предложила мне стать редактором стенгазеты. Насколько я помню за время работы, одну газету я точно выпустил, а были ли еще не помню.
Николай Андреевич взялся укладывать Мишку спать, так как впечатления дня наверняка давили на психику ребенка, и задушевная беседа должна была хоть частично снять стресс. Но Мишка неожиданно попросил рассказать ему сказку.
"Вот интересно я ему уже с полгода ничего не рассказывал, - подумал Николай Андреевич, а вслух спросил. - Тебе все равно, какую?"
"Нет. Про солдатиков. Помнишь?" - спросил Миша.
Николай Андреевич, усиленно перебиравший сказочную классику, притормозил, и в голове обозначилась пустота, ни одной мысли.
"Какие солдатики?" - чисто автоматически спросил Николай Андреевич.
"Ну, помнишь, ты давно рассказывал про оловянных солдатиков, а продолжение всё говорил потом, да потом", - явно взывал к справедливости Миша.
"Так про что там продолжать?" - спросил Николай Андреевич, явно пытался добыть ещё информации о своем прошлом "произведении".
"Там же не понятно, что с эльфом, который воевал, стало? Что дальше у механиков произошло?" - обозначил волнующие вопросы Михаил.
"Ах, там у меня ещё и механики были, - подумал Николай Андреевич. - Ну, сейчас я их всех изведу. Кто там у меня ещё был? А Леший. Ведь надо же вспомнил, я уж про них и забыл. Потом я ему всё из книжек что-то пересказывал, перекраивал, компоновал. А потом и совсем застыдил, что пора без сказок спать, уже в школу ходишь. Так, но надо рассказывать".
Что-то на новом месте мне не подошло, у меня на животе появился чирей, но самое плохое он ещё и лопнул. Приходилось постоянно ходить с заплатой из бинтов. Идти в местную поликлинику мне что-то не хотелось. Когда в ноябре на праздник у меня появилось окно, я поехал домой. А по приезду отправился в поликлинику. Так как я свою карточку из неё не забирал, меня отправили к хирургу. Мне тут же удалили стержень, обработали рану и отпустили домой. Я же, раз боль прошла, поехал за Волгу и Тверцу в кинотеатр "Сокол". Уже дома я увидел, что на рубашке, там, где рана, проступила кровь. В принципе под пиджак рубашку можно было носить. Ну и ещё небольшая деталь, отец был очень недоволен моим приездом. Я был доволен лечением, и на отцовское недовольство почти не обратил тогда внимание.
"Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли время идет пора сказку сказывать", - начал рассказывать Николай Андреевич.
У Лешего настроение, уже который день, было прекрасным, после того, как Генерал был разгромлен и поэтому он не сразу заметил пожелтевшие сосны на берегу речки. Сосен было четыре, и если с первой уже сыпались иголки, то на последней только, только начинали желтеть.
"Что же это такое, может это механики, что-то с ними сделали. Вон они совсем недалеко находятся. Надо проверить, чем они сейчас заняты, - рассуждал Леший, прохаживаясь от сосны к сосне, туда и обратно.
"Чего это ты меряешь? - спросил его вынырнувший Водяной.
"Да вот чего-то сохнут, не механики ли виноваты, нарыли там ходов, может, корни подрезали или что-то подсыпали. Вот сосны и сохнут", - принялся объяснять Леший.
"Что за механики, я таких не видел, но боюсь, что это не те про кого я думаю", - предположил Водяной.
"Да это мусор, в том году их кто-то выбросил, а они стали делать себе подобных и обосновались у тебя на берегу, живут под землей".
"Нет, это не те. Я то думаю о других подземных жителях".
"И что же это за невидаль?"
"Вот именно невидаль ни кто их на земле и не видел. Они в земле живут. В земле, как в воздухе перемещаются, а воздух для них - смерть. Вернее то, что людям нужно им опасно".
"Это кислород, что ли?" - спросил просвещенный в человеческих науках Леший.
"Да наверно. Вот видно здесь кислорода в почве не стало или мало его, поэтому они здесь стали ходить. Наверно и сквозь корни прошли, вот сосенки и сохнут".
"Откуда ты про них знаешь? Если их не кто не видел".
"Так они и через воду ходют, когда этого кислорода в ней мало. Я зимой в пруду зимовал, а там замор был, вот я на них и полюбовался".
"Пап, а что такое замор?" - спросил Миша.
"Ну, это когда в воде нет кислорода, и жители пруда умирают", - ответил Николай Андреевич, а про себя подумал, что больно мрачновато он начал. Ещё и спать не будет.
С первого полугодия работы мне запомнилось комсомольское собрание, на котором молодые специалисты исключили из комсомола молодую лаборантку, за то, что она крестила своего ребенка. На собрании её спросили, почему она комсомолка это сделала. Она сказала, что ребенок много плакал, и свекровь предложила окрестить ребенка. Преподавательница геодезии, она, по-моему, уже второй год работала в техникуме, спросила, а после крещения ребенок меньше стал плакать? Да нет, последовал ответ. После этого все решили, раз религия не помогла, значит находиться в рядах комсомола лаборантке тоже не стоит. Я, правда, при голосовании воздержался, но мне это мне это простили, так как я недавно работаю, и ещё не вошел в курс всех дел. Не понятно правда, какое отношение работа имеет к комсомольской принципиальности. Это очевидно из того же ряда, как копка земли от забора до обеда. Я тогда, кстати, подумал, что если бы меня исключили из комсомола, я бы сильно не переживал.
"Пока суд да дело, пошел Леший в лес, а про себя думает: "Что же это получается, раз эти подземные жители так близко к поверхности подошли, значит там и кислорода, как Водяной говорит, нет. А может, они ждут, когда и снаружи у нас, его не станет, может, они чувствуют, что скоро их время настанет? Да что же я хуже их что ли, и такого не чувствую? Да нет пустое Водяной говорит, чего-то этим соснам не хватает, вот они и сохнут".
"Пап, а это ведь давно было", - снова вклинился Миша.
"Почему давно?"
"Ну, ты же знаешь, что сейчас таких солдатиков не делают. Это, когда ты был маленьким, делали".
"Ну и что?"
"Так может, сейчас подземные жители придут. Сейчас ведь с природой ещё хуже. Вот в небе дыры и солнце землю жжет".
"Да нет Миш, не придут, все не настолько плохо, - вслух сказал Николай Андреевич, а про себя подумал. - Да пожалуй, действительно мрачно начал, а всего то и хотел уничтожить механиков, придется искать компромиссный вариант".
С преподавателями в первом полугодии я мало общался, разве что с молодыми, что жили в общежитии, да с преподавателем, что читал, как и с курс "Строительные машины и оборудование". Более того, и в преподавательскую не ходил, а отсиживался в комнате рядом с классом. И вот в декабре в дверь моей комнаты в общежитии постучали. Я открыл, на пороге стоял преподаватель, читавший "Технологию строительного производства", он тоже жил в общежитии, а за ним преподаватель читавший "Электротехнику". "Ну, вот у него есть записи", - сказал Технолог. Электротехник стал объяснять мне, что, в преддверии Нового года, он делает радиопередачу, в которую по заказам, в основном учащихся, будут включены песни. И нет ли у меня следующих песен. Таковых песен у меня не оказалось. Репертуар телевизионных передач "Песни года" явно не устраивал учащихся. Но началом нашей будущей дружбы эта встреча послужила.
"Ни шибко, ни валко придя на поляну, где раньше располагался лагерь Генерала, леший замер. На поляне собрались солдатики и что-то обсуждали. И собрались они, похоже, со всего леса.
"Это ещё что?" - подумал Леший, и настроился на разговоры солдатиков. А как настроился, так совсем растерялся.
У солдатиков пропал Отчаянный, и Бывалый предложил цепью прочесать лес, но солдатиков, конечно, не хватило на всю ширину леса. Стали прочесывать квадратами, но и это ничего не дало. Отчаянного не нашли, да и ничего подозрительного не обнаружили.
Бывалый предложил заночевать в лагере и выставить посты. Если против ночевки в лагере никто не возражал, то к охране отнеслись с прохладцей, и это дало свои результаты.
Долго ли, коротко ли, но Леший весь день, наблюдавший за солдатиками и ночью, хотя его и не просили, устроил свой пост у лагеря и в отличие от солдатиков не дремал. Правда и охрана не вся спала. Во всяком случае, первый караул, а вот во втором карауле кто как. Кто тут же завалился досматривать сон, а кто уселся с соседом поиграть, да поболтать.
На Новый год я опять поехал домой. Не помню реакцию отца на мой приезд, но наверно в этот раз он своего недовольства не показал. А самое главное, что я сделал, это взял у родителей большой чемодан, загрузил в него свою коллекцию открыток и с этим багажом поехал на своё новое место жительства. Как я довез нужно рассказывать отдельно. Хорошо, что зима была снежная, морозная. Чемодан конечно не санки, но тоже не плохо ехал. По-моему вначале моя коллекция так и лежала в этом чемодане под кроватью. Со временем я склеил из картона новые коробки для открыток. А для коробок сделал, что-то наподобие стеллажа и поместил его у торца шкафа. Так у меня в комнате, кроме двух шкафов у двери, которые имелись во всех комнатах общежития, появилось и что-то своё.
Пока суд, да дело землянка, где спал Бывалый, осталась практически без охраны, и этим воспользовались наблюдавшие за лагерем солдатики. Кто они были, Леший не понял, было их с десяток. Они забрались в землянку и через некоторое время появились со связанными солдатиками. Последняя пара тащила Бывалого, поотстав от основной группы.
День да ночь сутки прочь, и, посидев ещё у лагеря, и решив, что здесь наверно ничего больше не произойдет, Леший отправился к механикам. Так как пленные наверняка передали им. Интересно только в обмен на что?
Не долго думая, Леший настроился на Бывалого и оказался в сплошной темноте.