Подёрнулось дымкой видение мира,
В воде отразилась летучая мышь.
Краст, скептик великий, шел с шумного пира -
Был вечер, вокруг гладь царили и тишь.
И тут он узрел старика на дороге -
Стоял он, согбённый как дуб вековой,
И громко стонал: "Как болят мои ноги!
Ах, внучек, доставь-ка меня ты домой!"
Краст был добряком - старика он на спину
Взвалил и пошел без оглядки вперёд.
Он шел целый час, но никак не покинул
Ту улицу, где начинал свой поход.
"В чем дело, старик? Ведь иду я исправно.
Да где же твой дом, чёрт тебя побери?!!"
И хмыкнул старик: "Было очень забавно
Помучить тебя, обитатель Земли"
И тут из земли вдруг восстали скелеты,
А Краст завопил и швырнул старика,
Но в то же мгновенье упала комета,
Собой придавив добряка-простака.
Подёрнулось дымкой видение мира,
В воде отразилась летучая мышь.
Старик ухмыльнулся ухмылкой сатира
И скрылся под сводами каменных крыш.
Праздник
Лавкрафту
Тёмен и мрачен сегодняшний аркхемский полдень,
Ночь ему плед из теней белоснежных связала.
Ангелы неба - их в городе несколько сотен -
Молча домой отправлялись со станций вокзала.
Небо горело лиловым, и призрак усталый
Горним крестом осенял всех вернувшихся к свету.
Крыша собора с усмешкой ехидной плясала,
Зная, что в рай не попасть по чужому билету.
Серые крысы съедали остатки объедков,
Чтобы на следующий день стать добычей котов.
Жители города помнили праздники предков
И потому понимали друг друга без слов.
Ночь опустилась на город, все жители вышли
И собрались в несказанно большом подземелье.
Здесь даже слабый огонь был заведомо лишним,
Плакал разломанный крест над кровавой купелью.
Ночью на город обрушилась дикая буря,
Белые молнии били в просветы домов.
Только какой-то старик, лоб печально нахмуря,
Сидя в архиве, листал кипы старых томов.
Что он пытался в архиве найти - неизвестно.
Только всю ночь просидел он за чтением книг,
Что-то под утро нашёл, улыбнулся помпезно,
Чудом сдержав из груди вырывавшийся крик.
Утро настало, и все возвратились обратно
В город, где ночью не раз начинался пожар.
Вскоре в архиве нашли старика - неприятно,
Странно уставившись в пол, он уже не дышал.
Тёмен и мрачен был праздник служителей ада,
Небо рыдало, крича исступлённо проклятья,
Но в подземелье всё было готово к обряду
И на макушке собора плясало распятье.
Алхимик
Гаснет небосвода свет лиловый,
Бродят тени мёртвых привидений,
И немые молча верят в слово,
Избегая чёрных откровений.
Кажется - закончилась молитва,
Только этой ночью вновь начнётся
Трепетная, красочная битва
Солнечной системы с Чёрным Солнцем.
И, при свете лампы Альхазреда,
Сделав лейтмотивом звук стенаний,
Злой алхимик, жертва полубреда,
Вновь уснёт над книгой заклинаний.
А во сне, печально-полукруглом,
Он увидит дом, что был разрушен,
И проснётся вдруг, кусая губы,
И заплачет, сам себе не нужен.
А наутро весть повсюду грянет:
Чёрное светило затонуло!
Мёртвый капитан из бездны глянет,
Чтоб увидеть гибель Вельзевула.
Праздник пронесётся, словно птица,
И погасит лампу Альхазреда.
Лишь один совсем не веселится -
Злой алхимик, жертва полубреда.
Спит смертельным сном над книгой старой,
Видит дом, покинутый когда-то,
Но из мёртвых глаз не перестанут
Литься слёзы алого заката.
* * *
Красный, зелёный и белый
Летели куда-то вдаль.
Красный был самый смелый,
В глазах отражался февраль.
Зелёный, великий бог леса
Был одет в парчовый костюм.
Он падал с крутого отвеса,
В глазах отражался июнь.
А белый был всех пригоже,
В глазах отражался май.
В плаще из овечьей кожи,
Он двигался прямо в рай.
Белый, зелёный и красный
Летели во мгле вперёд.
По небу летать опасно,
Ракета в момент собьёт.
* * *
Ах, в этой мрачной жуткой дали
Чего мы только не видали:
И дятла с трубкой на сосне,
И кровь, что шла с небес как снег,
И клочья синего тумана,
И трёхметрового ежа,
И птицу, что кружа и ржа
Упала из аэроплана,
И чёрный лёд, и жёлтый град,
И странный плоский аппарат,
Что словно камень растворялся
Во тьме, печальной и сырой,
Где крик вечернею порой
Зловещим эхом отдавался.
Поник бы Сальвадор Дали
Пред этим зрелищем в пыли!
Ах, в этой мрачной жуткой дали
Чего мы только не видали!
* * *
И. Будяку
Казалось, было всё отрадно,
Когда в ночи забрезжил свет,
Но растоптали беспощадно
Отполированный скелет
Моих терзаний и сомнений -
И я когда-то был такой:
Спесиво-кроткий, словно гений,
И честный, как мастеровой.
И я когда-то был наивен,
Невинен, праведен и чист,
Пока в меня не вбили бивень
Из бесконечности конкист.
И я когда-то был поэтом -
А что теперь? Забит скелет
И виноват, конечно, в этом
Исторгший истину на свет.
Бизнесмену
В. Ткаченко
Что искали - то нашли,
Было время - были деньги.
Убежав на край Земли,
Избежать нельзя паденья.
Вспомни старый свой завет:
Время действовать, не думать.
Если жалок этот свет -
Не спасёт большая сумма.
Если прогнил этот мир -
Не спасут билеты в небо.
Сотвори себе кумир,
Добывая корку хлеба.
Сотвори и возопи:
"Я всего добился лично!"
Кровью дело окропи -
Будет сделано отлично.
Но запомни навсегда:
Время справится со всеми.
Станут прахом города,
Обратится стремя в бремя,
И когда-то ты поймёшь
С неким чувством сожаленья,
Что былого не вернёшь -
Жизнь прошла в одно мгновенье.
* * *
Памяти моего отца,
поэта Бориса Попова
Когда не думаешь о смерти,
То жизнь приятна и легка,
Но в повседневной круговерти
Не удержать нам чудака,
Который в небесах витает
И существует в мире грёз,
Идя сквозь смерть, не проливает
Бессмысленных и глупых слёз.
Он чувствует, что в мире этом
Есть много странного всего.
"Метался между тьмой и светом", -
Вот эпитафия его.
Любовь Печорина
Обычный, ничем не примечательный случай.
Зимний вечер, на часах - шесть тридцать.
"Любимая, сжалься надо мной и не мучай,
Хватит мне твоих постоянных капризов!"
Молчит. Думаю - всё, кончено.
В душе какая-то мёртвая, неестественная усталость.
Всё святое в этом мире настолько опорочено,
Что уже не важно, сколько мне жить осталось.
Вдруг - уходит. Глазам не верю!
Только что была рядом - и вот уже нет.
Невидящим взглядом смотрю на распахнутые двери,
Проклиная этот окончательно свихнувшийся свет.
И тут - озарение. "Я понял, я знаю,
Как покончить с этой зашедшей в тупик любовью!"
Ножом свою душу исступлённо разрезаю,
И невидимые глазу раны сочатся кровью.
Обычный, ничем не примечательный случай.
Зимний вечер, на часах - семь ровно.
"Скажите, больной, вас что-то мучает?"
"Доктор, вас когда-нибудь убивали несказанным словом?"
Обращение к коллегам по цеху
Все мы слепы, друзья Сократы,
Обессилели в век невежд.
Как алмаз потерял караты,
Так лишились и мы надежд,
Что настанет когда-то время -
И поэт вознесётся в рай,
И закончится наше бремя...
Но сарай - он и есть сарай.
Все мы слепы, друзья Платоны,
Бесполезен наш тяжкий труд:
Издавая страданья стоны,
Прокажённые суть сопрут -
И останется только слава,
Впрочем, ложная до костей,
И останется лишь забава
Наплевавших на всё людей.
Все мы слепы, мой друг Конфуций,
Разучились на мир смотреть.
...Кстати, сколько в карате унций,
Если золото - это медь?
Сорокоуст
поэма в 3-х частях
Себе, любимому
I
Я может безумен
А может подлец
Я может быть умер
А может воскрес
Я может быть знаю
А может забыл
Я может пылаю
А может остыл
Я может быть Будда
А может Христос
Я может быть груда
Завянувших роз
Я может быть жертва
А может палач
По дрогнувшим нервам
Скитается плач
II
Нет, не поверю, что есть поэты,
Есть графоманы - охотно верю.
Пишут про то и даже про это
Бледные тени безлюдных прерий.
Был бы уверен - остался б серым,
И колебался - нигде не прижился.
Я в исступленьи ступал по верам -
И доступался, и оступился.
Наши итоги известны ныне -
Кровь застывает и ветер ноет,
А на последней святой вершине
Дьявол небесную карту кроет.
III
Поверьте, это не звезда
В сиянии небесном
Ко мне спускалась иногда
Так робко и любезно.
Поверьте, то не ангел мой
Безлунными ночами
Пытался говорить со мной
Дрожащими свечами.
Поверьте, я всегда один,
Один во всей вселенной -
Творец, владыка, господин,
Озлобленный, надменный.
Эпилог
Дайте предлог -
и я стану другим,
не таким, как сейчас -
вежливым, добрым,
готовым в ответ на крик:
"Помоги!"
изобразить
дружелюбную улыбку кобры.
Дайте предлог -
буду счастлив,
как Бог,
рассыпавший по небу
белые облака,
улыбаясь,
как будто бы выпил глоток
крови пещерного паука.
Дайте предлог -
засмеюсь,
порвав
старые стихи
о смерти и страхе,
радостный,
словно моя голова
вновь очутилась
на чёрной плахе.
Дайте предлог -
идеальным стану,
без малейших изъянов
и червоточин,
словно сказитель,
турецкому султану
рассказывающий сказку
о тьме и ночи.
Дайте предлог -
проповедовать буду,
людям нести закон и мораль -
и тогда мою голову
водрузят на блюдо,
рядом поставив табличку:
"Враль".
P. S.
Я бы писал ещё
лет триста,
душу исписав
до состояния скелета,
осмеянный,
в буре людского свиста
глаголящий:
нет морали и света!