Димир смотрел в окно и кутался в тёплый экзорцистский плащ.
Лето — не иначе как специально для гостей из другого мира, — выдалось на удивление дождливым. Каждое утро начиналось с плотного тумана, из-за которого даже поход в клозет становился испытанием. Днём небо загораживала серая однородная масса, создающая впечатление, что эту планету освещает не приличная звезда главной последовательности, а безжизненный белый карлик. Не то, чтобы на обычных звёздах кипела жизнь... во всяком случае, точно не органическая... В общем, сквозь облака местное светило выглядело очень неубедительно.
А по ночам гуляли ливни.
Люди ворчали, ругались, вопрошали, чего Отец на них разгневался... Это вселяло надежду, что непогода когда-нибудь закончится. Было бы хуже, если бы местные хихикали и заявляли: «То ли ещё будет! Вот подожди пару недель, туман будет такой густой, будто облака укрыли всю землю».
Миха старательно тренировался, не расставаясь с Луком и в ванной. Наверное, он и не заметил, что весь мир погрузился в депрессивные настроения — у него же была цель жизни, новая, такая вкусная информация и куча классной еды с необычными вкусами. А Димир... он гнал от себя апатию как мог: начал качаться, вспоминая все виды спорта, которыми он когда-либо занимался; знакомился с новыми людьми, читал местные книги, но...
Но.
Ещё совсем недавно Владимир самоуверенно полагал, что легко впишется в этот мир. Какая разница? Люди — они везде люди, надо всего лишь узнать их и показать, что сам такой же. Ага. Конечно. Что-то похожее с ним было, когда он, желая подтянуть свою магию, открыл какую-то книгу по буддизму и утонул в обилии незнакомых слов. Когда нашёл их значения — оступился на том, что в самих объяснения много непонятного. А когда ему показалось, что он разобрался, слова снова обманули его: притворялись понятными по отдельности, но разбегались, хихикая, при попытке сложить их вместе.
Тогда он перешёл на более популярную литературу, которая подтвердила, что дело не только в терминах, это просто иное. Слишком сложное и... совершенно не его. Наверное, так же чувствуют себя люди, пытающиеся изучить новый язык в солидном возрасте: огромный пласт взаимосвязанной информации, к которой не знаешь, как подступится, чуть куда двинешься — ошибка, ни в чём нельзя быть уверенным. И умный, умеющий и, главное, привыкший изъясняться человек превращается в умственно отсталого персонажа с задержкой речи.
К примеру, деньги здесь не имели значения. Нет, они были, но в изначальной своей функции — как инструмент, упрощающий обмен ценностями. Но сапожник мог запросто отказать клиенту, чьё приветствие ему не понравилось, а трактирщик — налить человеку, что показался ему слишком потерянным.
Конечно, какие-то ранги существовали. Здесь не настолько сошли с ума, чтобы считать всех равными и одинаково прекрасными. Но эти ранги были какими-то эфемерными... будто очки уважения. Вот этот — уважаемый человек, а вот этот — не особо. Причём, причины, по которым уважение выдаётся тоже виделись Димиру весьма смутно... Вежливость, да, но не лесть... Общественные заслуги, но без навязчивости... Помощь, но не всякая...
И популяризаторской книжки нет.
Из мира, в котором если у тебя есть деньги, то никого не волнует какой ты, Димир попал в мир, где вопрос «Кто ты?» определяет, будешь ли ты сегодня есть. Это не смертельно, просто... утомительно, да... Димир устал.
Да ещё погода эта...
— Привет. Как ты себя чувствуешь? — В комнату осторожно заглянул Миха.
С эмоциональными «муси-пуси» у него по-прежнему была беда, но чисто на логике он догадался, что не видеть друга пять дней подряд — это не очень-то нормально.
— Старым, — проворчал Димир. — Холодно постоянно, да ещё и суставы ноют от сырости. Представляешь? У меня и ноют суставы. Пора меня в дом престарелых сдавать.
— Эм... — Михаил зашёл в комнату, стараясь не отходить от двери.
Он небезосновательно полагал, что ему могут настучать по голове за исследовательский эгоизм. Точнее, не по голове — они же взрослые люди.
Бить его будут в совесть.
— Может, ты отойдёшь от местного совсем не герметичного и продуваемого окна, закроешь ставни и пересядешь к камину?
— А ты мне принесёшь кружку горячего шоколада, чтобы страдать было сподручнее?
— Тут ты неправ. В последнее время страдать модно именно на подоконнике.
Димир фыркнул и обернулся. Миха старался выглядеть виноватым и обеспокоенным, но актёр из него всегда был неважным. Его буквально распирало от счастья, желания что-то делать, бегать, прыгать и бороться с нечистью — магический допинг действовал исправно. Настолько, что сейчас Михаил казался младше лет на пять — Лук постепенно приводил его тело к идеальной физической форме.
А ещё говорят, что старость не болезнь.
— Ладно. Хорошо. Для здоровья действительно полезнее страдать у камина, — признал Димир и поплёлся менять дислокацию.
Комнату ему выделили аскетичную, но просторную. А, главное, камин в этом мире был точно такой же нормой, как в России — батареи.
— Может тебе, это... книжку принести? — осторожно спросил Миха, но тут же осёкся. Местное письмо по структуре напоминало иероглифическое, и изучению поддавалось неохотно. А Димиру, в отличие от «главного героя», грамматику никто прямо в мозг не загружал. — Ну... или по бабам?
— Ещё хуже.
Мало того, что нравы здесь были пуританскими — до свадьбы ни-ни, а после — только для размножения, так ещё и в моде масса под центнер. Оно и понятно, избытка пищи тут нет, и лишние килограммы являются символом достатка. Но одно дело понимать это умом, и совсем другое — принимать.
Димир подозревал, что через годик эти дамы покажутся ему очень красивыми и привлекательными, но пока его эстетическое чувство на такое не поднималось и требовало моделей.
— Э-э-э... я что пришёл-то, — задёргался Миха. — Олсо обещал показать способы ориентирования при такой видимости... Хочешь со мной?
— Только простуды мне не хватало. Иди сам, Супермен. Небольшая меланхолия меня не убьёт.
— Но может превратить в унылого обывателя. Это хуже смерти.
— Хорошо, в унылого обывателя я тоже превращаться не буду. Обещаю.
Миха вздохнул, но подумав, что сделал всё что мог, и удалился.
А Димир продолжил тупо пялится. На этот раз — в огонь.
В этом мире для него места не было предусмотрено. Его навыки купли-продажи и организации здесь оказались никому не нужны. Автаркия и контр-потреблятство прилагаются. Причём, не как в СССР, здесь из-за природной изоляции всё-таки удалось убедить народ, что не в шмотках счастье. Но и на торговле образованием не заработаешь: «Всё в руке Отца», «Надо прожить свою жизнь достойно», «Негоже нарушать гармонию Матери» и всё в таком же духе. В научном познании никто не заинтересован, либо Димир таких ещё не нашёл...
— Блять!
Мужчина шарахнулся от камина, но было поздно: из огня выстрелило щупальце, схватило его и потащило внутрь. Димир и пикнуть не успел, как оказался лежащим спиной на прогоревших дровах, а напротив него была...
— Аудор?.. — недоверчиво спросил Владимир, медленно осознавая, что ему, конечно, жарковато, но шашлыком он почему-то не становится.
— Привет, — улыбнулась жен... девушка. Она вся состояла из пламени, буквально. — Извини, что так резко. Чрезвычайные обстоятельства.
— Ка... — «Какие ещё обстоятельства?!» хотел спросить Димир, но не успел.
Аудор засунула руку ему в грудь.
Димир выгнулся от неожиданного жара. Рот открылся в попытке закричать, но воздух в лёгких сгорел.
— Смотри, какой милашка. — Аудор сжимала в кулаке толстого чёрного извивающегося червя. — Димир, познакомься, это депрессия. Депрессия, знакомиться не предлагаю, жить тебе и без того осталось недолго.
И разорвала его пополам.
Червь бешено завертелся, неумолимо распадаясь в чёрный дым, а девушка улыбнулась и нависла над Димиром, остановившись в паре миллиметров от его носа.
— Ну как, полегчало? — спросила она невинно. Ответа не последовало: мужчина спешно проверял, не сгорели ли у него лёгкие. — Извини, что через огонь, но местные боги не любят гостей, а излучение пламени меня немного маскирует.
— Не л-любят г-гостей? А кто?!
— Когда это боги обращали внимание на людей? Одним больше, одним меньше, подумаешь... — она опустилась ниже, прижимаясь упругой огненной грудью. — Это как леснику муравьёв считать. В крайнем случае посчитает муравейники, но не отдельных букашек. Но вот если на его территорию заберётся кто-то, такой же как он...
— Ты... богиня?
— Да... — с придыханием произнесла Аудор, почти целуя. — Войны.
— Не похоже что-то...
— Так войны же, а не воинов. А её устраивают не солдаты, а короли...
Она опустилась ниже, прижимаясь губами, и...
— Димир!!!
Крик прошёлся по нервам жидким азотом. Кто-то дёрнул его за руку, вытаскивая из камина.
— Во имя Отца! Во имя правды и истины! Изгоняю тебя, нечестивое создание! — с яростью воскликнула Гала, направляя посох на камин.
Аудор усмехнулась и растворилась в пламени за мгновение до того, как святое оружие вспыхнуло белым светом.
Димир перевернулся на спину и проморгался. Комната после огня казалась почти чёрной и очень холодной. Такой... приятно-холодной, потому что Димир сейчас сам себе напоминал раскалённый кусок металла.
— Ты как? — Пресвитер быстро ощупала его восхитительно холодными руками на предмет ожогов. — Тебя надо к целителям. И сообщить о нападении.
— Ч... что это было?.. — Перед глазами Димира плыли круги, и, кажется, его раздевали. Освобождали от раскалённой одежды.
— Наверное, саламандра. Я о них слышала... в сказках. Они принимают соблазнительный облик и заманивают мужчин в огонь. Те не испытывают боли, пока не становится слишком поздно... И тогда огненные девы наслаждаются их муками.
— То есть, это... не настоящая?
— А у тебя много знакомых, что могут жить в огне?..
Димир промолчал. Мозг уже достаточно остыл, чтобы не объяснять радикальной монашке о всех потенциальных возможностей его знакомых. Мужчина не знал, способна ли реальная Аудор на такие фокусы... Вполне возможно. Но версия с двойником звучала убедительно, хотя бы потому, что эта девица была... иная.
— Встать можешь? — спросила Гала.
— Мне... мне лучше на улицу.
Идея была дурацкой, но...
— Да, ты прав. Ванну набирать долго, а тебе нужно остыть. Пойдём, я выведу тебя, потом побегу за целителями. Попытайся далеко не убредать, хорошо?..
Димир кивнул, не совсем уверенный, что в таком состоянии он вообще сможет куда-нибудь идти. Но пресвитера это не смутило: она закинула его руку себе на шею и потащила как пьяницу.
Под дождём действительно стало легче. Мужчина поднял голову, чувствуя, как по лицу стекают капли воды, и... ощущая, что он на улице не один.
— Здравствуй, Димир, — послышался голос Аудор так чётко, будто произносился прямо в голове.
Он обернулся. Девушка... женщина стояла в четырёх метрах от него. Капли стекали по кожаному плащу с глубоким капюшоном.
— Ты ко мне в огненном виде не приходила? — уточнил он на всякий случай.
— Зачем бы мне делать это? — она плавно подошла ближе, остановившись ровно в зоне дружеского комфорта.
— Мало ли... говорят, местные боги не любят конкурентов.
Он испытующе посмотрел на Аудор. Та не смутилась, только мягко улыбнулась
— Верно. Но местные уже давно забыли, что значит быть человеком.
— И что это значит?
— Это значит, что встреча не обязательно должна быть личной. Иногда достаточно позвонить.
— Так тебя здесь нет? — Димир прикрыл глаза. Веки отсекли изображение серой мути, от потоков дождя... Но Аудор продолжала стоять там же.
— Нет, — спокойно подтвердила она. — Я просто визуально-слуховая галлюцинация, небольшая аномалия. Мне незачем прятаться в огне... да и будь я реальной, меня бы никакое пламя не скрыло.
— Так ты реально богиня?..
— Что-то вроде. Боги — это слишком расплывчатое понятие.
— И... как так вышло?
— Неспокойные времена, из грязи в князи — сам понимаешь, как это бывает... Так что у тебя был за визитёр?..
Димир глубоко вздохнул и прогнал перед мысленным взором всю сцену. Если Аудор сейчас галлюцинация, то бессмысленно пересказывать всё вслух.
— Фалль, — только и сказала она под конец представления. — Плохо.
— Кто?..
— Богиня, которой мне всё-таки следовало оторвать голову в своё время, — спокойно призналась Аудор, обходя Димира по дуге. — К сожалению, тогда я не понимала, что и богов можно запросто уничтожать.
— И что она от меня хотела?..
— Втереться в доверие. Сделать тебя должником — любит она делать непрошеные подачки за рубль, а потом спрашивать на миллион. Возможно, в любовницы метила.
— В твоём облике?..
— Мы похожи, — пожала плечами женщина.
Димир посмотрел на неё с сомнением.
— Были похожи, — поправилась она. — Когда-то мне предрекали, что если я выживу, я стану богиней лжи, как Фалль. Не учли человеческий фактор. Ложь — это не только обман. Это чувства, это всё то субъективное, что есть у людей, включая желание жить. Я осознавала это и могла стать кем угодно, несмотря на начальное ограничение.
— Но стала богиней войны?..
— Времена неспокойные. Возможно, потом сменю профиль... Тут ещё полдюжины богов ошивается в надежде урвать свой кусочек или просто из-за врождённой программы. Запомни главное, боги из тех, что таким рождён или создан, полностью оправдывают поговорку «сила есть — ума не надо». Возможно, они обладают бóльшим количеством информации или более эффективными схемами влияния, но это исключительно из-за опыта. Изобретательность у них близка к нулю.
— Серьёзно?..
— Да. Иначе бы им не нужны были люди. — Аудор серьёзно посмотрела на него, а затем прислушалась. — За тобой идут. До встречи и... удачи.
Мужчина усмехнулся и пошёл внутрь, в тепло. Он и не заметил, как все негативные последствия исчезли.
* * *
Друзья сидели перед дэном Баундом, медведеподобным мужиком, что раньше тоже практиковал стрельбу из Лука по нечисти, но отказался от артефакта, чтобы организовывать работу всех экзорцистов. Взгляд Баунда был тяжёлым и очень недобрым, но совесть Михи была чиста, невинна и слепа и совершенно не представляла, с чего ей чесаться.
А совесть Димира... кхм... не будем о трупах.
— Ладно, — наконец, сказал дэн Баунд, признавая, что психологическая атака не удалась. — Может, объясните, как это получилось, что вы двое — один Экзорцист?
Друзья синхронно подняли левую бровь.
— Да, это похоже на ответ, — кивнул начальник.
— А объясните для чужестранцев? — поднял руку Миха.
— Экзорцист — это не только подставка для Небесного Лука, — со вздохом признал Баунд. — Что толку в самом могущественном оружии мира, если не видно того, против кого его направлять?..
— Эм. Выслеживание, детективные навыки? — предложил Димир.
— Слишком долго, сложно и ненадёжно. Лук создаёт определённый коэффициент неудачливости так, чтобы экзорцист сам находил всякую магию. У обычного человека этот показатель около четырех. У экзорциста — от шести до девяти, в зависимости от начальных условий и срока службы. У тебя, — Баунд ткнул пальцем в сторону Михи, — коэффициент всего пять. А у тебя, — в сторону Димира, — целых восемь. Вы понимаете, что это значит?..
— Больше никто не будет покушаться на мой плащик, — хмыкнул Димир, погладив его по рукаву.
Форма экзорцистов действительно оказалось очень удачной: прочной, тёплой, удобной... Димир как увидел его, сразу влюбился; а как одел — отказался снимать. Теперь щеголяет в нём даже в помещении, благо, лето выдалось холодным и дождливым. Серьёзно. Получить по-настоящему качественную вещь после всемирного заговора, в котором даже самая дорогая одежда должна расползаться по швам через определённый срок.
Баунд вздохнул так тяжело, что Димиру мгновенно стало его жалко. В любом мире 95% населения — тупицы, и работать только с умными — непозволительная роскошь. И чисто по теории вероятности, если кто-то брякнул глупость, это действительно от скудоумия, а не невинная шутка.
— Это значит, что я буду маяком для неприятностей, а Михе придётся меня оберегать, — исправился Димир. — Причём я могу попадать с гораздо большей скоростью, чем он меня — спасать.
В тайне от своего здравомыслия, он был рад, что всё так обернулось, что он не остался за бортом, без места в чужом мире.
— Это очень плохая система, — скривился бывший экзорцист. — Ты не обладаешь регенерацией и достаточно мощным оружием.
— Тогда мне надо будет спасать его быстрее, — улыбнулся Миха. Он тоже был до чёртиков рад, и ему не надо было скрывать это от своего здравомыслия за его полным отсутствием.
Баунд вздохнул ещё тяжелее. В отличии от этих двоих, он понимал, что значит коэффициент неудачи в восемь единиц. У него самого такой был, и он едва выживал с полной поддержкой Лука, а когда доросло до девяти — пришлось складывать полномочия и переходить на бумажную работу.
— Я спрошу пресвитера Галу, будет ли она возиться с вами после практики, — вздохнул он, прекрасно понимая, что одной пары глаз будет маловато. — Иначе придётся искать какого-нибудь другого монаха Длани Отца, а их и так немного. Ладно... можете идти.
Друзья синхронно кивнули — отвешивать поклоны они пока не привыкли — и гуськом выбрались за дверь. Начальники — они такие, попадёшься на глаза — подкинет проблем.
Димир ненавидел начальников.
* * *
Что будет делать человек, когда узнает, что уровень его неудачи близок к смертельному? Спрячется в бункере? В сейфе в пару метров толщиной? Телохранителей наймёт, наконец? Не-е-ет. У такого осторожного человека и уровень неудачи оказался бы пониже.
Димир брёл по самому криминогенному району столицы и размышлял о логичности своего диагноза. Нет, серьёзно. Даже Миха оказался в пролёте по вполне понятной причине: он всего лишь был ходячей катастрофой. А вот Димир был тем, кто с этой катастрофой дружил на протяжении многих лет. Добровольно. И ещё понятно, как он добился успехов — местный концепт неудачи учитывал только способность вляпываться, а не проигрывать, как на Земле. При сноровке из любой проблемы можно извлечь профит.
Димир открыл дверь, над которой висела вызывающе-неопрятная вывеска «Преступное кафе», и, пригнувшись, шагнул внутрь. В нос ударил запах пива, немытых тел и громкий гомон голосов.
И да, это был реальный преступный притон.
Ка-а-ак Димир ржал, когда в первый раз на него наткнулся!.. А как он ржал, когда понял, что это не шутка!
Преступные элементы есть в любой цивилизации, это неизбежно. Эволюции не выгодно, чтобы все люди были как под копирку, всегда должен быть тот, кто думает иначе. Просто иначе. Иногда это настоящие психи, иногда — гении. А иногда всего лишь асоциальные элементы, не принимающие нормы морали. Если цивилизация вдруг накроется медным тазом, то кто-то из инакомыслящих наверняка догадается не гибнуть гордо вместе со всеми, а сбежать куда-нибудь в более безопасное место и восстановить популяцию там. Другое дело, что эволюция пока не определилась, какое мышление самое крутое, так что людям приходится жить рядом и с той шибко нежной феечкой, и с тем волосатым байкером.
Но преступники, являясь асоциальным элементами, всё равно остаются продуктом цивилизации. Своей цивилизации.
Димир представлял это в виде картины «Эволюция человека», только «Эволюция гоп-стопа»:
«Эй, поц, есть что? Ага, есть. Сейчас мы тебя ограбим, изнасилуем, попытаем, убьём, ещё раз изнасилуем и съедим».
«Эй, поц, есть что? Ага, есть. Сейчас мы тебя ограбим, изнасилуем, попытаем, убьём и ещё раз изнасилуем. Есть? Да кому ты нужен, костлявый, мы на твои деньги в таверне нажрёмся».
«Эй, поц, есть что? Ага, есть. Сейчас мы тебя ограбим и... Насиловать? Фу, ну ты и извращенец. Нет, только благородно убьём. Можем попытать, если настаиваешь!»
«Эй, поц, есть что? О, давай свой айфончик, не то побьём. Убивать? Эй-эй, ты на нас мокруху-то не вешай!»
Нет, конечно, всегда были особо асоциальные элементы, которые выделялись и среди преступной братии своей жестокостью... Серийные убийцы, маньяки, извращенцы, каннибалы... Но они, во-первых, редкость. А, во-вторых, не особо любят «стандартных» бандитов.
Так что Димир спокойно приходил в местный притон и... отдыхал душой.
— Смотри, куда прёшь, дылда! — завопил юный тонкий абориген. Дылдой-то тут как раз был он, едва не задевая макушкой потолок.
— Отвянь, сопля, — отмахнулся Димир и отошёл к своему любимому месту в углу.
О да, здесь ругались... Неловко, чрезмерно, но ругались. А ещё — пили пиво. И даже устраивали драки. Возможно, ещё тут планировались настоящие чёрные делишки, но Димир в это не лез, просто наслаждаясь не такой правильной атмосферой. Да и понимал он — самые чёрные дела в любом случае творятся в правящей или околоправящей верхушке. Учитывая специфику мира — церковной. А тут... так, отстойник для бунтарей среднего возраста.
— Не стоило приходить сюда, дэн Экзорцист, — нахмурился трактирщик, подходя.
Он всегда так говорил. И Димиру каждый раз стоило больших усилий, чтобы не распасться на сотню маленьких умилённых котят. Потому что владелец крупнейшего преступного притона столицы не угрожал. О нет...
Он заботился о репутации Димира.
— Не беспокойся, я не по работе, — мужчина старался не лыбиться совсем уж откровенно, но уголки губ всё равно ползли вверх. — Мне как обычно.
Трактирщик поджал губы и ушёл выполнять заказ. Димир, хихикая про себя, огляделся.
Местные преступные элементы, все как один, были верующими. Даже более верующими, чем гражданские. Многие были обвешаны десятками амулетов по типу: «Удача Отца», «Хранитель Отца», «Силы Матери»... Но церковными среди них была хорошо если треть, половина — вовсе не работала, а остаток пахал на хорошей такой, классической стихийной магии.
Но Димир сюда действительно приходил не расследования проводить.
— Ваш заказ, — миловидная, по местным меркам, дочь хозяина очаровательно, по местным меркам, бухнула перед ним большое блюдо вкуснейшей, по местным меркам, еды.
— Спасибо, — вежливо улыбнулся девушке Димир...
...и с тоской посмотрел на полную тарелку жаренных тараканов.
Местные любили насекомых. Очень. Следует признать, что эти твари тут большие, жирные, на постоянный источник протеинов годятся прекрасно. Их содержат в специальных клетках, кормят травками... разводят. Личинки гигантских бабочек, к примеру, в жаренном виде да в темноте могут сойти за немецкие сосиски. Кормовые тараканы обладают большими размерами и очень тонкой, нежной хитиновой оболочкой, её даже не надо чистить... Разводят тут и шелкопрядов, и пауков для создания одежды.
Некоторые женщины пауков держат в качестве чихуахуа, в сумочках. Говорят, они милые пушистики.
Димир искренне радовался, что не страдает инсекто- и арахнофобиями... И без того он едва не наложил кирпичей, впервые увидев, как дама умилённо целуется со своим паучком, с тушей килограмма на два весом. Но ему до сих пор не удалось заставить себя попробовать самое классическое и распространённое блюдо — жаренных тараканов.
Нет, конечно, тут были и нормальные домашние животные: лошади, как средство передвижения; коровы, как источник молока; овцы, что дают шерсть; куры, делающие яйца; сторожевые собаки... Их тоже иногда использовали в пищу, — включая лошадей и собак, — но специально на мясо не разводили.
Димиру было слегка обидно, что никто его брезгливости не разделял. Михе особо понравились местные кузнечики с длинными лапками, которые не помещаются во рту и которые вообще-то надо отрывать до того, как начинаешь их есть.
А особенно Миха любил пожирать насекомых рядом с другом.
И вот сейчас Димир медитировал на миску, полную местных деликатесов, пытаясь, как белый человек, взять себя в руки и съесть таракана.
— Ты украл этот плащ, — заявил некто, бесцеремонно плюхаясь рядом.
— Разумеется, — рассеяно согласился Димир. — Я убил экзорциста, съел его труп, изнасиловал собаку... Что ещё? Ах да, и плащ украл, конечно.
Комментатора как ветром сдуло. Димир поднял одного таракана уровень глаз и старательно думал о том, что это почти креветка, только сухопутная.
— Ты чего здесь вынюхиваешь, федерал? Тебе здесь не рады! — неизвестный предпринял ещё одну попытку наезда.
Димир вздохнул, положил таракана. Обернулся. Всё тот же дылда, который его так радушно поприветствовал. Кажется, он пробовал раздуваться в ширь, но это не слишком-то помогало отличить его от столба. За его спиной стояли три мрачных мужика, на которых крупными буквами было написано: место работы — какие-нибудь шахты.
«Федералу» Димир даже не удивился — заклятье-переводчик, хоть и работало на удивление хорошо, но не всегда находило в его мозгу адекватные понятия, выдавая наиболее близкие. Например, на многие виды здешних насекомых вылазили латинские названия, которые мужчина не иначе как случайно прочитал в далёкие школьные времена.
— Мальчик, ты потерялся? — с участием поинтересовался он. — Я могу помочь найти твою маму... если ты хорошо попросишь.
Дылда дёрнулся от возмущения и наконец-то пустил в ход кулаки. Димир лениво уклонился, размышляя, почему некоторые люди не могут просто молча напасть, даже если это их изначальное намерение. Наверное, физического превосходства мало, надо ещё доказать морально-интеллектуальное.
...словив от «работяги» удар в ухо, Димир опомнился и активировал Кольцо. Мысли очистились, движения ускорились... откуда-то подгрузились принципы айкидо, и Владимир, подхихикивая, начал встречать «работяг» обо все твёрдые поверхности и друг друга. Трактирная драка — классика приключенческого фэнтези!
Димиру осталось только эльфийку для размножения найти, и можно смело вешать на грудь значок — Главный Герой.
...и он даже не понял, кто и когда его вырубил. Просто в какой-то момент он был в тёплом, освещённом свечами зале а в следующее мгновение уже пытается открыть глаза, будучи, в каком-то тёмном, холодном и сыром помещении. Голова болела так, что не оставляло никаких сомнений в том, по какому месту пришёлся удар.
А ещё — здесь ужасно воняло.
— Мне ужасно жаль, что приходится это делать, — сдавленный шёпот коснулся лица Димира ужасающий вонью. Его бы стошнило — если бы организм помнил, как это делается.
Димир с трудом разлепил глаза. Посмотрел. Закрыл. Открыл. Подумал. И глубокомысленно заявил:
— Йоц. Вампир.
— Простите, что? — вежливо удивился субъект с красными глазами и клыками.
Димир присмотрелся повнимательнее. В темноте, да с контузией видно было плохо, но красные светящиеся глаза не заметить было сложно, как и клыки, не помещающиеся во рту. В остальном на кинематографическим вампирчиков субъект походил мало, скорее уж, на в конец одичавшего Робинзона.
— Вампир, — твёрдо сказал Владимир. - Ты — вампир.
— Вы знаете, кто я? — субъект склонил голову на бок.
— А ты — нет?
— Простите. Я... наверное, мне лучше отойти.
Димир рухнул на жёсткий холодный пол. Каменный мешок примерно на десять квадратных метров. Небольшое окошко под потолком, забранное решёткой. Напротив — мощная металлическая дверь.
А на ней — глубокие царапины.
Ни Кольца, ни плаща, ни даже часов и ботинок на Димире не оказалось. Он попытался прислушаться к ощущению, но оно врезалось об стены и отступило. Будто вся реальность ограничивалась этой камерой... Мужчина сел, опираясь спиной о стену, и прикрыл глаза. Чувствовал он себя как с жесточайшего похмелья. Не только из-за головной боли, в конце концов, она может болеть и по другим причинам. Скорее, из-за самого ощущения, что совсем недавно ты творил такую херню, ну такую херню, что прям непонятно, каким образом ты до этой херни вообще додумался.
— Ты колдун? — спросил субъект.
— А что, похож?
— Колдун в тюрьму бы не попал.
— В точку.
«Не колдун я, долбоящер, — подумал Димир, стукаясь головой об стенку. — Такой артефакт просрать!..»
Голова на общем фоне вялую попытку самобичевания даже не заметила.
— Что такое вампир? — спросил субъект, прячась в дальней тени. Только глаза и сверкали.
— Существо, нуждающееся в живой крови для выживания. Большие клыки, красные глаза, боязнь солнечного света. Сверхскорость, сверхсила, регенерация... некоторые представители обладают способностями к телепатии и магии крови, — Димир оттарабанил это так, словно зачитал страничку Википедии.
Ситуация была пиздецовой, да, но разве это повод расстраиваться?.. Если каждый раз при виде пиздеца впадать в панику, то не останется ни сил, не времени, на решение этого пиздеца.
— Как тебя зовут? — Димир решил начать с установки контакта с возможным... противником?.. союзником?.. палачом?.. Вряд ли в этой стране с вампирами хорошо обращаются, можно на этом сыграть.
— Вардо, — субъект обернулся. - А вас?
— Димир. И давно ты такой, Вардо?
— Сквозь эту решётку я видел целых семь зим. Столько же зим мне было, когда на наш дом напали... Вы меня не боитесь, — насторожился вампир.
— Боюсь, — возразил Димир, прикрыв глаза.
— Да, простите, ошибся... Вы боитесь, но не так, как другие. Другие... они молились, складывали по-разному пальцы и верещали. Мне требовались дни и часы, чтобы уговорить их поговорить со мной, прежде... прежде чем...
— Жажда пересиливала?
— Да, — он облегчением улыбнулся. — Во имя Отца, я пытаюсь сдерживаться, быть хорошим человеком... но я проклят.
Субъект уселся у противоположной стены, зеркально повторяя позу Димира.
— Так почему вы меня не очень боитесь?.. — Вардо смотрел незамутнённым взглядом, даром, что глаза красные.
Димир смущённо почесал нос. Однажды в их тусовку деловых людей проникла мода на молодых студенток. Чтоб всё чин-чинарём, совершеннолетние, но в тоже время максимально молодые, красивые и невинные. Ну, насчёт невинности теоретик этого направления загнул, девочки по циничности иногда обходили и самого Димира. Но мозгов и опыта им это не прибавляло. И вот одна такая решила, что им пара обязательно должна сходить на какой-нибудь романтический фильм...
Типа «Сумерки».
Тогда-то Димир и решил, что мода — модой, но психика дороже. А ещё этот проклятый фильм испортил прекрасный образ опасных кровососов. Теперь там только контуженные, покрытые мелом ребята, больше напоминающие зомби.
— Понимаешь, я родом из далека... — начал Димир.
— Из Тёмной Империи? — тут же насторожился вампир.
Владимир напомнил себе, что это хоть обмонстренный, но всё ещё патриот.
— Нет. Моя родина гораздо дальше, чем земли колдунов. Мы о них бы даже и не услышали, если бы неудачная телепортация.
— Неудачная телепортация? Ты экзорцист? — красноглазый всем своим видом выразил сомнение. — Экзорцистов в тюрьму не сажают.
А Димиру стало жутко от такой проницательности. Нормальные люди после семи лет заточения тупеют, сходят с ума, а не задают умные вопросы к месту.
«Обращение несёт в себе не только физические, но и психологические изменения, — раздался женский голос в голове Димира. — Смену приоритетов в инстинктах, активацию новых моделей поведения, дезактивацию старых. Плюс более эффективное распределение питательных веществ».
«Аудор! — Димир чуть не схватился за сердце. — Так и заикой можно сделать. Ты чего это... Следишь, что ли?»
«Выдалась свободная минутка, решила заглянуть».
«А что стены непроницаемые, тебя не смущает?»
«Стены или их отсутствие меня вообще никогда не смущали. Только перед тобой не вампир, те свободолюбивы до абсурда, а этот сознательно себя ограничивает. Возможно, оборотень. Выясни обстоятельства обращения».
«Ты у меня теперь за магический справочник?..»
«Такой есть у Михи. Я всего лишь уравниваю шансы».
Димир хотел спросить, на что конкретно она увеличивает шансы, но не успел — ощущение присутствия Аудор пропало. А субъект неопределённой расы вдруг оказался совсем близко, принюхиваясь к чему-то. Непонятно только, как он может что-то учуять через собственную вонь.
— Извини, задумался, — неловко улыбнулся Димир. — Какой был вопрос?..
— Экзорцистов в тюрьму не сажают. Почему ты здесь?..
— Эм... Видишь ли, телепортировался я не один, с другом. Ему достался Лук, а мне — повышение фактора неудачливости.
— Фактор неудачливости?..
Димир почувствовал облегчение. Хоть чего-то этот парень не знает...
— Да. Лук создаёт что-то вроде проклятия или благословения, из-за которого Экзорцисту не надо специально искать проявления магии, он на них просто натыкается.
— И ты наткнулся на меня?..
— Да.
— И ты хочешь меня убить?.. — Вардо приблизился ещё больше, глядя куда-то мимо расфокусированным взглядом.
— Нет, — честно признался Димир.
— Ты хочешь, чтобы твой друг убил меня?..
— Что? Нет!
— А почему? Это же ваша работа.
— Главные монстры — это всегда люди. А ты просто жертва проклятия.
Вардо задумался, отодвинулся, сел.
— Я убил многих. Я опасен. Отец отвернулся от меня.
— Я тоже не невинная овечка. А насчёт отвернулся... В моих землях говорят, что Отец ни от кого не отворачивается, он только посылает испытания. Скорее, даже уроки. Сможешь ли ты быть хорошим человеком, несмотря на проклятье?..
Тут Димир бил со знанием дела, по самому больному. «Быть хорошим человеком» было главной целью каждого жителя Светлых земель, благословлённых Отцом и Матерью. Именно это сильнее всего тормозило прогресс — кто будет думать о развитии себя и общества, если все озабочены слежкой за собой и за друг другом?.. Правда, говорят, что при храмах ведутся какие-то разработки, но Димир в них не особо верил. Под надзором инквизиции тяжело креативить.
— Я... — Красные глаза растерянно моргнули. — Я опасен. Я плохой. Я убиваю людей, а потом ем их. Я чудовище...
— Нет, чудовище — это тот, кто тебя сюда посадил и регулярно скидывает неугодных им личностей. Потому что мне, максимум, что можно приписать — это драку в баре, которую начал не я. И в которой даже никого не убили. Кто-то использует тебя в качестве палача. Кто-то нечестный.
Вардо опустил голову. Мрак сгустился ещё больше, снаружи начался ливень. Через решётку на пол полился ручеёк мутной воды. Димир уже отсидел себе всю пятую точку, но шевелится было лениво. Ему казалось, что малейшее движение превратит его в ледышку, а так... так — нормально. Терпимо.
— А откуда ты знаешь, что ты не первый, кого со мной запирают? — Вардо резко поднял голову и вцепился в Димира взглядом.
Темнота для них обоих была не совсем темнотой.
— Таким как ты нужна чужая жизнь для продолжения существования. Ты утверждаешь, что убиваешь людей и ешь их. Ты утверждаешь, что уже семь лет сидишь в этой камере. Ты говорил, что другие тебя боялись и шептали молитвы, значит, встретил ты их уже здесь. Достаточно упоминаний, чтобы понять, что я далеко не первый в этой клетке?..
— Да, — Вардо внезапно чисто и искренне улыбнулся. — Вполне достаточно.
Димир с запозданием осознал, насколько парню не хватало общения. Не зря самым жутким среди современных гуманных наказаний является одиночная камера. Людям нужно общение, они нуждаются в нём... Сколько бы ни кричали homo sapiens о своей самодостаточности, мы всё равно остаёмся стайными существами. А неотъемлемой частью общения является понимание. Скажи человеку, что понимаешь его, что согласен с ним — и можешь вить из него верёвки.
И вряд ли те узники особо жаждали понять красноглазого монстра. Хотя говорить — просто о себе, рассказывать байки, — спустя некоторое время наверняка начинали.
Димир вспомнил ещё об одной очень важной потребности и медленно протянул руку ладонью вверх. Вардо недоверчиво посмотрел на неё, не понимая жеста. Димир пошевелил указательным пальцем, приманивая. Парень осторожно, всё ещё не веря, коснулся ладони...
...а в следующий момент Димир оказался в тисках.
Он вдохнул поглубже, но возмущаться не стал и даже попытался изобразить ответное объятие. Да, конечно, Вардо силы не соразмерял и вонял... как узник, которого семь лет не пускали в душ, но...
«Это же ребёнок, — с внезапным щемящим чувством понял Димир. — Рано повзрослевший и не осознавший этого ребёнок. Одинокий, замученный, ненавидящий себя ребёнок...»
Пересилив себя, Димир провёл по спутанным грязным волосам. Руки-то он потом помоет, а этого ребёнка семь лет никто не гладил. Можно, конечно, сбежать, отмыть его, а уже потом лезть с лаской, но... это-то как раз и казалось грязным. Будто такой, измученный и вонючий, он никому не нужен. Только к чистому ему можно прикоснуться, и то ограниченное время, он же монстр.
Димир перебирал спутанные пряди, меланхолично прикидывая, что их придётся отстричь. Дреды он, как и всякий разумный человек, недолюбливал, а расчесать это гнездо точно не представлялось возможным. А Вардо всё цеплялся за него, вздрагивая. Димир не знал, плакал ли парнишка, да и не хотел знать. Он просто присутствовал, молчаливо обещая, что никуда не уйдёт.
— Недели две я смогу себя контролировать, — сообщил Вардо деловитым тоном, но чуть сдавленным голосом. — А потом вы сможете найти мне какого-нибудь преступника?..
— Конечно, — заверил Димир, про себя подумав, что с его удачей парню голодать точно не придётся. А то сейчас такой тощий — позвонки ладонь чуть ли не режут.
