Полысалов Владимир Владимирович : другие произведения.

Хомса Тофт (Tove Jansson feat. Bj Fireball)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Предисловие (от BJ).

  
   Сразу же хочу прояснить все вопросы насчёт авторства. Хозяйкой этих строк является финская писательница Туве Марика Янсон, я же, со своей стороны, лишь вычленил из повествования кусочки почти незаметной истории маленького хомсы Тофта, и собрал её в кучу. Я сделал это потому, что мне показался несправедливым тот факт, что почти никто, прочитав её повесть "В Конце Ноября" не может вспомнить этого замечательного персонажа.
   Получилось ли что путнее из всего этого, судить не мне, но я надеюсь, что моя инициатива не разочарует поклонников волшебной истории.
   Желаю Вам приятного чтения!
  
  

Хомса Тофт.

  
   ...Время шло, а дождик все лил. Такой дождливой осени еще не бывало. С гор и холмов стекали потоки воды, и прибрежные долины стали топкими и вязкими, травы не засыхали, а гнили. Лето вдруг кончилось, словно его и вовсе не было, дороги от дома к дому стали очень длинными, и каждый укрылся в своем домишке.
   На носу лодки хемуля жил маленький хомса по прозванию Тофт, что значит банка (имя его не имело ничего общего с корабельной банкой, это было просто совпадение). Никто не знал, что он там живет. Лишь раз в году, раннею весною, снимали брезент, и кто-нибудь смолил лодку и конопатил самые большие щели. Потом брезент опять натягивали, и лодка снова ждала. Хемулю было не до морского плавания, да и к тому же он не умел управлять лодкой.
   Хомса Тофт обожал запах дегтя, он был доволен, что в его доме так хорошо пахло. Ему нравились клубок каната, надежно державший его в своих объятиях, и звук постоянно падавших дождевых капель. Просторное теплое пальтишко хомсы согревало его долгими осенними ночами.
   Вечерами, когда все расходились по домам, и залив затихал, хомса рассказывал себе историю своей собственной жизни. Это был рассказ о счастливой семье. Он рассказывал, пока не засыпал, а на другой вечер продолжал рассказ или начинал его сначала.
   И начинал он обычно с описания счастливой Долины Муми-троллей. Вот ты медленно спускаешься со склона, поросшего темными елями и белоствольными березами. Становится теплее. Он пытался описать, что чувствуешь при виде долины, расстилающейся перед тобой диким зеленым садом, пронизанным солнцем. Вокруг тебя и над твоей головой - трава, а на ней - солнечные пятна, повсюду годят шмели, и пахнет так сладко, а ты идешь медленно, покуда не услышишь шум реки.
   Было очень важно описать точно самую малейшую подробность: один раз он увлекся и придумал возле реки беседку - и это было неверно. Там был лишь мост и рядом почтовый ящик. А еще там были кусты сирени и папина поленница дров; и пахло это все по-особенному - уютом и летом.
   Было это ранним утром, и кругом стояла тишина. Хомса Тофт мог разглядеть нарядный шар из голубого стекла, укрепленный на столбе в дальнем углу сада. Этот стеклянный шар был самым прекрасным украшением всей долины. И к тому же он был волшебный.
   В высокой траве росло много цветов, и хомса рассказал о каждом из них. Он поведал про аккуратные дорожки, выложенные раковинами и небольшими золотыми самородками, задержался немного, описывая солнечные зайчики, - они ему так нравились! Он дал ветерку прошелестеть высоко над долиной, промчаться по лесистым склонам, замереть и снова уступить место полной тишине. Яблони стояли в цвету. Вначале Хомса представил себе их с плодами, но потом отказался от этого. Он повесил гамак и рассыпал золотые опилки перед дровяным сараем. Теперь он уже совсем близко подошел к дому. Вот клумба с пионами, а вот веранда... Залитая утренним солнцем веранда точно такая, какой ее сделал хомса: перила с узором, выпиленным лобзиком, жимолость, качалка... Хомса Тофт никогда не входил в дом, он ждал, когда мама выйдет на крыльцо.
   К сожалению, он всегда засыпал именно на этом месте. Лишь один-единственный раз он увидел, как за приоткрытыми дверями мелькнула ее добродушная физиономия, - мама была кругленькая, полная, какой и должна быть мама.
   Сейчас Тофт, еще не успев погрузиться в сновидения, отправился назад через долину. Сотни раз ходил он по этой дороге, и каждый раз, повторяя этот путь, он волновался все сильнее.
   Вдруг долина заволоклась туманом, все расплылось, в закрытых глазах Тофта был лишь один мрак, он слышал только монотонный стук осеннего дождя по брезенту. Хомса попытался вернуться в долину, но не смог.
   В последнюю неделю это случалось с ним много раз, и каждый раз туман приходил чуть раньше, чем накануне. Вчера он пришел, когда Тофт был возле дровяного сарая, сегодня темнота наступила, едва он успел дойти до кустов сирени. Хомса Тофт запахнул плотнее свое пальтишко и подумал: "Завтра я, поди, не успею дойти даже до реки. Мой рассказ становится все короче, все отступает и отступает назад".
   Хомса поспал немного. Проснувшись, он понял, что надо делать. Ему надо покинуть лодку хемуля и отправиться в долину, подняться на веранду, отворить дверь и сказать, кто он такой.
   Приняв решение, Тофт снова заснул и проспал целую ночь без снов.
  

***

  
   ...Хомса Тофт никогда не был в Муми-дален, но он легко нашел дорогу. Путь был дальний, а ноги у хомсы короткие. Не раз путь ему преграждали глубокие лужи, болота и огромные деревья, упавшие на землю от старости или поваленные бурей. На вырванных из земли корнях висели тяжелые комья земли, а под корнями блестели глубокие черные ямы, наполненные водой. Хомса обходил каждое болотце, каждую ямку с водой и при этом ни разу не заблудился. Он был очень счастлив, потому что знал, чего хотел. В лесу - прекрасно, гораздо лучше, чем в лодке хемуля.
   А вот от хемуля пахло старыми бумагами и страхом. Хомса знал это - однажды хемуль постоял возле своей лодки, повздыхал, слегка приподнял брезент и пошел своей дорогой.
   Дождь перестал лить, и лес, окутанный туманом, стал еще красивее. Там, где холмы понижались к Долине муми-троллей, лес становился гуще, а ложбинки, наполненные водой, превращались в потоки. Их было все больше и больше. Хомса шел между сотен ручейков и водопадиков, и все они устремлялись туда же, куда шел и он.
   Вот долина уже совсем близко, вот он идет по ней. Он узнал березы - ведь стволы их были белее, чем во всех других долинах. Все светлое было здесь светлее, все темное - темнее. Хомса Тофт старался идти как можно тише и медленнее. Он прислушивался. В долине кто-то рубил дрова - видно, папа запасал дрова на зиму. Хомса стал ступать еще осторожнее, его лапы едва касались мха. Путь ему преградила река, он знал, что есть мост, а за мостом - дорога. Рубить перестали, теперь слышался только шум реки, в которую впадали все потоки и ручейки, чтобы вместе с нею устремиться к морю.
   "Вот я и пришел", - подумал Хомса Тофт. Он прошел по мосту, вошел в сад. Здесь было все так же, как он рассказывал себе, иначе и быть не могло. Деревья стояли голые, окутанные ноябрьским туманом, но на мгновение они оделись зеленой листвой, в траве заплясали солнечные зайчики, и хомса вдохнул
   уютный и сладкий аромат сирени.
   Он побежал вприпрыжку к сараю, но на него вдруг пахнуло запахом старой бумаги и страха. Хомса Тофт остановился.
   "Это хемуль, - подумал он. - Так вот как он выглядит".
   На приступке сарая сидел хемуль с топором в лапах. На топоре были зазубрины - видно им ударяли по гвоздям.
   Хемуль взглянул на хомсу.
   - Привет, - сказал он, - а я думал, это Муми-папа идет. Ты не знаешь, куда все подевались?
   - Нет, - отвечал Тофт.
   - В этих дровах полно гвоздей, - продолжал хемуль, показывая топорище. - Старые доски да рейки, в них всегда много гвоздей! Хорошо, что теперь хоть с кем-то смогу поговорить. Я пришел сюда отдохнуть, - продолжал хемуль. - Взял и заявился к старым знакомым! - Он засмеялся и поставил топор в угол сарая. - Послушай, хомса, - сказал он. - Собери дрова и отнеси их в кухню посушить, да уложи потом их в поленницу - смотри, вот так. А я тем временем пойду сварю кофе. Кухня направо, вход с задней стороны дома.
   - Я знаю, - ответил Тофт и начал собирать поленья. Он понял, что хемуль не привык колоть дрова, но, видно, это занятие ему нравилось. Дрова хорошо пахли.
  
   Хемуль внес поднос с кофе в гостиную и поставил его на овальный столик красного дерева.
   - Утренний кофе всегда пьют на веранде, - заметил он, - а гостям, что приходят сюда впервые, подают в гостиной.
   Хомса робко оглядывал красивую и строгую комнату. Мебель была великолепная, стулья обиты темно-красным бархатом, а на спинке каждого из них была кружевная салфетка. Хомса не посмел сесть. Кафельная печь доходила до самого потолка. Кафель был разрисован сосновыми шишками, шнурок заслонки расшит бисером, а печная дверца была из блестящей латуни. Комод тоже был блестящий - полированный, с золочеными ручками у каждого ящика.
   - Ну, так что же ты не садишься? - спросил хемуль.
   Хомса присел на самый краешек стула и уставился на портрет, висевший над комодом. Из рамы на него глядел кто-то ужасно серый и косматый, со злыми, близко посажеными глазами, длинным хвостом и огромным носом.
   - Это их прадедушка, - пояснил хемуль. - В ту пору они еще жили в печке.
   Взгляд хомсы скользнул дальше к лестнице, ведущей в темноту пустого чердака. Он вздрогнул и спросил:
   - А может быть, в кухне теплее?
   - Пожалуй, ты прав, - ответил хемуль. - В кухне, наверно, уютнее.
   Он взял со стола поднос, и они вышли из гостиной.
   Целый день они не вспоминали о семье уехавшей из дома. Хемуль сгребал листья в саду и болтал обо всем, что приходило ему в голову, а хомса ходил следом, собирая листья в корзину, и больше слушал, чем говорил.
   Один раз хемуль остановился взглянуть на папин голубой стеклянный шар.
   - Украшение сада, - сказал он. - Помню, в детстве такие шары красили серебряной краской, - и продолжал сгребать листья.
   Хомса хотел полюбоваться стеклянным шаром наедине - ведь шар был самой важной вещью в долине, в нем всегда отражались те, кто жил в ней. Если с семьей муми-троллей ничего не случилось, он, хомса, непременно должен увидеть их в синеве стеклянного шара.
  
   Когда стемнело, хемуль вошел в гостиную и завел папины стенные часы. Они начали бить, как бешеные, часто и неровно, а потом пошли. Под их размеренное и совершенно спокойное тиканье гостиная ожила. Хемуль подошел к барометру. Это был большой барометр в темном, сплошь украшенном резным орнаментом футляре красного дерева. Хемуль постучал по нему. Стрелка показывала "Переменно". Потом хемуль пошел в кухню и сказал:
   - Все начинает налаживаться! Сейчас мы подбросим дров и выпьем еще кофейку, идет?
   Он зажег кухонную лампу и нашел в кладовой ванильные сухарики.
   - Настоящие корабельные сухари, - объяснил хемуль. - Они напоминают мне о моей лодке. Ешь, хомса. А то ты слишком худой.
   - Большое спасибо, - поблагодарил хомса.
   Хемуль был слегка возбужден. Он склонился над кухонным столом и сказал:
   - Моя лодка построена прочно. Спустить весною лодку на воду, что может быть лучше на свете?
   Хомса ерзал на стуле, макал сухарь в кофе и молчал.
   - Все медлишь да ждешь чего-то. А потом, наконец, поднимешь парус и отправишься в плаванье.
   Хомса глядел на хемуля из-под косматой челки. Под конец он сказал:
   - Угу.
   Хемулю вдруг стало тоскливо - в доме было слишком тихо.
   - Не всегда успеваешь сделать все, что хочешь, - заметил он. - Ты знал тех, кто жил в этом доме?
   - Да, я знал маму, - ответил Тофт. - А остальных плохо помню.
   - Я тоже! - воскликнул хемуль, радуясь, что хомса наконец хоть что-то сказал. - Я никогда не разглядывал их внимательно, мне достаточно было знать, что они тут рядом. - Он помедлил, подыскивая подходящие слова, и продолжал: - Но я всегда помню о них, ты понимаешь, что я хочу сказать7
   Хомса снова замкнулся в себе. Немного подождав, хемуль поднялся.
   - Пожалуй, пора ложиться спать. Завтра тоже будет день, - сказал он, но ушел не сразу. Прекрасный летний образ южной гостиной исчез, хемуль видел перед собой лишь пустой темный
   чердак. Подумав, он решил ночевать в кухне.
   - Пойду прогуляюсь немного, - пробормотал Тофт.
   Он притворил за собой дверь и остановился. На дворе была непроглядная тьма. Хомса подождал, пока глаза его привыкнут к темноте, и медленно побрел в сад. Из глубины погруженного во мрак сада струился голубой свет. Хомса подошел совсем близко к стеклянному шару. Глубокий, как море, он был пронизан длинными темными волнами. Хомса Тофт все смотрел, смотрел и терпеливо ждал. Наконец в самой глубине синевы засветился слабый огонек. Он загорался и гас, загорался и гас с равными промежутками, словно маяк. "Как они далеко", - подумал Тофт. Он весь продрог, но продолжал смотреть, не отрываясь на огонек, который то исчезал, то появлялся, но был до того слаб, что хомса с трудом мог его разглядеть. Ему показалось, что его обманули.
  
   Хемуль стоял в кухне, держа в лапе фонарь. Ему казалось ужасно тяжелым и противным достать матрас, найти место, где его постелить, раздеться и сказать самому себе, что еще один день перешел в ночь. "Как же это вышло? - удивился он про себя. - Ведь я был веселый весь день. Что, собственно говоря, изменилось?"
   Хемуль все еще недоумевал, когда дверь на веранду отворилась и кто-то вошел в гостиную. Загремел опрокинутый стул.
   - Что ты там делаешь? - спросил хемуль.
   Ответа не было. Хемуль поднял лампу и крикнул:
   - Кто там?
   Старческий голос загадочно ответил:
   - А уж этого я тебе не скажу!
  

***

  
   Филифьонка ринулась вдруг на второй этаж, там было еще холоднее - застоявшийся холод в летнем помещении, запертом на зиму. Она распахивала одну дверь за другой - шторы во всех комнатах были опущены, повсюду царили пустота и полумрак. Филифьонка испугалась еще сильнее и начала открывать стенные шкафы. Она попробовала было открыть и платяной шкаф, но он был заперт. Тогда она разъярилась и принялась колотить по шкафу обеими лапами, потом побежала дальше, к чулану, и рванула дверь.
   Там сидел маленький хомса, обхватив лапками большую книгу. Он испуганно таращил на нее глаза.
   - Где они? Куда они подевались? - закричала Филифьонка.
   Хомса положил книгу и отполз к самой стене, но, принюхавшись, понял, что незнакомка не опасна - от нее пахло страхом. Он ответил:
   - Я не знаю.
   - Но я приехала их навестить! - воскликнула Филифьонка. - Я привезла им подарок, прекрасную вазу. Не могли же они уехать куда-то, не сказав ни слова!
   Маленький хомса только мотал головой и таращил на нее глаза. И Филифьонка ушла, сильно хлопнув дверью.
   Хомса Тофт пополз на свое место, сделал себе новую удобную ямку и снова стал читать. Книга была очень большая и толстая, но без конца и без начала, страницы в ней пожелтели, а края обгрызли крысы. Хомса не привык читать, и потому каждую строчку одолевал ужасно долго. Он надеялся, что книга расскажет ему, куда уехала семья муми-троллей и где она сейчас находится. Но книга рассказывала совсем о другом - об удивительных зверях и темных лесах, и ни одно название в этой книге не было ему знакомо. Хомса и знать не знал, что глубоко-глубоко в морской пучине живут радиолярии и последние нумулиты. Один из нумулитов совсем не похож на своих родственников, сперва он был немного похож на Ноктилуку, а после стал ни на кого не похожим. Он, как видно, совсем маленький, а когда пугается, становиться еще меньше.
   "Однако нам не следует удивляться, - читал Тофт, - наличию этой редкой разновидности группы Протозоя. Причина ее своеобразного развития не поддается тщательному изучению, но имеется основание предполагать, что решающим моментом условий ее жизни является электрический заряд. Очевидно, в период ее возникновения электрические бури были частым явлением, поскольку, как мы описывали выше, в послеледниковый период горные цепи подвергались систематическим воздействиям непогоды и расположенное вблизи море получало электрические заряды".
   Хомса отложил книгу. Он не понял толком, о чем в ней говорится, да и фразы были ужасно длинные. Но все эти странные слова казались ему красивыми. К тому же у него никогда еще не было своей книги. Он спрятал ее под сетью, лег и стал размышлять. На потолке под разбитым окном спала, повиснув вниз головой, летучая мышь. Издалека доносился визгливый голос Филифьонки - она обнаружила хемуля.
   Хомсу Тофта все сильнее клонило ко сну. Он попробовал было рассказать самому себе про счастливую семью, но у него ничего не получилось. Тогда он стал рассказывать про одинокого зверюшку - маленького нумулита, который был немного похож на Ноктилуку и любил электричество.
  

***

  
   Хомса Тофт лежал в сарае и читал свою книгу. Горевшая возле него свеча отбрасывала на пол светлый кружок, и от этого ему было уютно в этом большом чужом доме.
   "Как мы указывали выше, - читал хомса, - представитель этого необычайного вида аккумулировал свою энергию из электрических зарядов, которые регулярно накапливались в долинах и светились по ночам белым и фиолетовым цветом. Мы можем себе представить, как последний из вымирающего вида нумулитов постепенно приближается к поверхности воды, как он пробирается к бесконечному пространству болот в лесу, мокром от дождя, где вспышки отражаются в поднимающихся из тины пузырях, и как он в конце концов покидает свою родную стихию".
   "Видно, ему было одиноко и тоскливо, - думал Тофт. - Он совсем не походил на других, и в семье его не любили. Вот он и ушел от них. Интересно, где он сейчас? Доведется ли мне когда- нибудь увидеть его? Может, он покажется, если я расскажу ему толком обо всем?"
   "Конец главы", - прочитал Тофт вслух и погасил свечу.
  

***

  
   Хомса Тофт читал медленно и отчетливо: "Словами невозможно описать смятение, возникшее в то время, когда поступление электрических зарядов прекратилось. Мы имеем основание предполагать, что нумулит это одиночное явление, которое, тем не менее, мы по-прежнему относим к группе Протозоя, замедлил значительно свое развитие и прошел период съеживания. Свойство фосфоресцировать у него утратилось, и несчастное существо вынуждено было прятаться в трещинах и глубоких расселинах, служивших ему временным убежищем для защиты от окружающего мира".
   - Так и есть, - прошептал Тофт, - теперь кто угодно может обидеть его, ведь в нем нет электричества. Теперь он все съеживается, съеживается и не знает, куда ему деваться...
   Хомса Тофт свернулся калачиком и начал рассказывать. Он позволил этому зверьку прийти в одну долину, где жил хомса, умевший делать электрические бури. В долине светились белые и фиолетовые молнии. Сначала они блистали вдали, потом подходили все ближе и ближе.
  

***

  
   Снусмумрик подошел к платяному шкафу и отворил дверцу. Шкаф был пуст. Он, не оглядываясь, спустился вниз по лестнице.
   Филифьонка медленно поднялась. Она видела, что в шкафу пусто. Но из пыльной темноты шкафа шел отвратительный и странный запах - удушающий и сладковатый запах гнили.
   В шкафу не было ничего, кроме съеденной молью шерстяной прихватки для кофейника и мягкого коврика серой пыли. А что это за следы на слое пыли? Крошечные, еле заметные... Что-то жило в шкафу... Нечто вроде того, что ползает на месте сдвинутого с места камня, что шевелится под сгнившими растениями. Теперь они уползли из этого шкафа - они ползли, шелестя лапками, тихонько позванивая панцирями, шевеля щупальцами, извиваясь на белых мягких животиках...
   Она закричала:
   - Хомса! Иди сюда!
   Хомса вышел из чулана. Растерянный, помятый, он недоуменно смотрел на Филифьонку, словно не узнавал ее. Хомса раздул ноздри - здесь очень сильно пахло электричеством, запах был свежий и резкий.
   - Они выползли! - воскликнула Филифьонка. - Они жили здесь и выползли!
   Дверца шкафа скрипнула, и Филифьонка увидела, как в нем что-то опасно блеснуло. Она вскрикнула. Но это было всего лишь зеркало на внутренней стороне дверцы. В шкафу же было по-прежнему пусто.
   Хомса Тофт подошел ближе, прижав лапы ко рту. Глаза у него стали круглые и черные как уголь. Запах электричества становился все сильнее и сильнее.
   - Я выпустил его, - прошептал он, - он был здесь, но я выпустил его.
   - Кого ты выпустил? - со страхом спросила Филифьонка.
   Хомса покачал головой.
   - Я не знаю, - сказал он.
   - Но ведь ты, наверно, их видел. Подумай хорошенько, - настаивала Филифьонка. - Как они выглядели?
   Но хомса побежал в свой чулан и заперся. Сердце у него сильно стучало, а по спине бегали мурашки. Стало быть это правда. Зверек пришел сюда. Он здесь, в долине. Хомса открыл книгу на той самой странице и стал читать по складам быстро, как только мог: "Мы имеем основание предполагать, что его конституция приспособится к новым обстоятельствам и освоится в новой среде, после чего создадутся предпосылки для возможности его выживания. Далее существует вероятность, однако это лишь наше предположение, наша гипотеза, что через неопределенное время в результате развития этой особи, причем характер его развития абсолютно неясен, он вступит в фазу нормального роста".
   Ничего не понимаю, - прошептал хомса, - одна болтовня. Если они не поторопятся, он пропадет.
   Он лег на книгу, зарыв лапы в волосы, и в отчаянье принялся сбивчиво рассказывать дальше. Он знал, что зверек становится все меньше и меньше и что выжить ему очень трудно.
   Гроза подходила все ближе, вспышки молнии сверкали здесь и там. Непрерывно слышался треск электричества, деревья дрожали, и зверек чувствовал: "Вот, вот, наконец-то!" Он все рос и рос. Вот опять засверкали молнии, белые и фиолетовые. Зверек стал еще больше. Он стал уже такой большой, что ему необязательно было принадлежать к какому-нибудь виду.
   Тофту стало легче. Он лег на спину и смотрел на окно в потолке, за которым виднелись сплошные серые тучи. Он слышал дальние раскаты грома. похожие на ворчание, идущее глубоко из горла, когда тебя хорошенько разозлят.
  
   Хомса Тофт стоял на чердаке и смотрел в окно; гордый, восхищенный и немного испуганный, он смотрел, как в Долине муми-троллей сверкают молнии.
   "Это моя гроза, - думал Тофт, - я ее сделал. Я наконец научился рассказывать так, что мой рассказ можно увидеть. Я рассказываю о последнем нумулите, маленьком радиолярии, родственнике семейства Протозоя... Я умею метать гром и молнии, я - хомса, о котором никто ничего не знает".
   Он уже достаточно наказал Муми-маму этой грозой и решил вести себя тихо и никому, кроме себя, не рассказывать про нумулита. Ему нет дела до электричества других - у него была своя гроза. Хомсе хотелось, чтобы вся долина была совсем пустой, - тогда у него было бы больше места для мечтаний. Чтобы придать очертания большой мечте, нужны пространство и тишина.
   Летучая мышь все еще спала на потолке, ей не было дела до грозы.
   - Хомса, иди сюда, помоги-ка мне! - донесся из сада возглас хемуля.
   Хомса вышел из чулана. Притихший, с начесанными на глаза волосами, он спустился вниз, и никто не знал, что он держит в своих лапках грОзы, бушующие в лесах, тяжелых от дождя.
   - Вот это гроза так гроза! Тебе было страшно? - спросил хемуль.
   - Нет, - ответил хомса.
  

***

  
   Стояла поздняя осень, и вечера были очень темные. Филифьонка не любила ночь. Нет ничего хуже - смотреть в полный мрак, это все равно что идти в неизвестность совсем одной. Поэтому она всегда быстро-быстро выставляла ведро с помоями на кухонное крыльцо и захлопывала дверь.
   Но в этот вечер Филифьонка задержалась на крылечке. Она стояла, вслушиваясь в темноту. Снусмумрик играл в своей палатке. Это была красивая и странная мелодия. Филифьонка была музыкальна, хотя ни она сама, ни другие об этом не знали. Она слушала затаив дыхание, забыв про страх. Высокая и худая, она отчетливо выделялась на фоне освещенной кухни и была легкой добычей для ночных страшилищ. Однако ничего с ней не случилось. Когда песня умолкла, Филифьонка глубоко вздохнула, поставила ведро с помоями и вернулась в дом. Выливал помои хомса.
   Сидя в чулане, хомса Тофт рассказывал: "Зверек притаился, съежившись, за большим горшком у грядки с табаком для Муми-папы и ждал. Он ждал, когда станет наконец большим, когда не надо будет огорчаться и ни с кем считаться, кроме себя самого. Конец главы".
  

***

  
   Хемуль внимательно разглядывал все это, и все попытки вспомнить Муми-папу были напрасными. Тогда хемуль подошел к окну и поглядел на сад. Ракушки, окаймлявшие мертвые клумбы, светились в сумерках, а небо на западе пожелтело. Большой клен на фоне золотого неба был черный, будто из сажи. Хемулю представлялась такая же картина в осенних сумерках, что и Муми-папе.
   И тут же хемуль понял, что ему надо делать. Он построит для папы дом на большом клене! Он засмеялся от радости. Ну конечно же - дом на дереве! Высоко над землей, где будет привольно и романтично, между мощными черными ветвями, подальше от всех. На крышу он поставит сигнальный фонарь на случай шторма. В этом домике они с папой будут сидеть вдвоем, слушать, как зюйд-вест колотится в стены, и беседовать обо всем на свете, наконец-то бе-се-до-вать. Хемуль выбежал в сени и закричал: "Хомса!"
   Хомса тотчас вышел из чулана.
   - Когда хотят сделать что-то толковое, - пояснил хемуль, - то всегда один строит, другой носит доски, один забивает новые гвозди, а другой вытаскивает старые. Понятно?
   Хомса молча смотрел на него. Он знал, что именно ему отведена роль "другого".
   В дровяном сарае лежали старые доски и рейки, которые семья муми-троллей собирала на берегу. Хомса начал вытаскивать гвозди. Посеревшее от времени дерево было плотное и твердое, ржавые гвозди крепко сидели в нем. Из сарая хемуль пошел к клену, задрал морду вверх и стал думать.
   А хомса не разгибая спины продолжал вытаскивать гвозди. Солнечный закат стал желтый, как огонь, а потом стал темнеть. Хомса рассказывал сам себе про зверька. Он рассказывал все лучше и лучше, теперь уже не словами, а картинками. Слова опасны, а зверек приблизился к очень важному моменту своего развития - он начал изменять свой вид, преображаться. Он уже больше не прятался, он оглядывал все вокруг и прислушивался. Он полз по лесной опушке, очень настороженный, но вовсе не испуганный...
   - Тебе нравится вытаскивать гвозди? - спросила Мюмла за его спиной. Она сидела на чурбане для колки дров.
   - Что? - спросил хомса.
   - Тебе не нравится вытаскивать гвозди, а ты все же делаешь это. Почему?
   Хомса смотрел на нее и молчал. От Мюмлы пахло мятой.
   - И хемуль тебе не нравится, - продолжала она.
   - Разве? - возразил хомса и тут же стал думать, нравится ему хемуль или нет.
   А Мюмла спрыгнула с чурбана и ушла. Сумерки быстро сгущались, над рекой поднялся туман. Стало очень холодно.
  
   За окном теперь было совсем темно. Все обитатели дома с наступлением темноты ложились спать и спали очень долго, все дольше и дольше, потому что ночи становились длиннее и длиннее. Хомса Тофт выскользнул откуда-то как тень и промямлил:
   - Спокойной ночи.
  

***

  
   Дни стали короче и холоднее. Дождь шел редко. Изредка выглядывало солнце, и голые деревья бросали длинные тени на землю, а по утрам и вечерам все погружалось в полумрак, затем наступала темнота. Они не видели, как заходит солнце, но видели желтое закатное небо и резкие очертания гор вокруг, и им казалось, что они живут на дне колодца.
   Хемуль и хомса строили беседку для папы. Онкельскрут рыбачил, и теперь ему удавалось поймать примерно по две рыбы в день, а Филифьонка начала посвистывать. Это была осень без бурь, большая гроза не возвращалась, лишь откуда-то издалека доносилось ее слабое ворчанье, отчего тишина, царившая в долине, становилась еще более глубокой. Кроме хомсы, никто не знал, что с каждым раскатом грома зверек вырастал, набирался силы и храбрости. Он и внешне сильно изменился. Однажды вечером при желтом закатном свете он склонился над водой и впервые увидел свои белые зубы. Он широко разинул рот, потом стиснул зубы и заскрипел, правда, совсем немножко, и при этом подумал: "Мне никто не нужен, я сам зубастый".
   Теперь Тофт старался не думать о зверьке, - он знал, что зверек продолжал расти уже сам по себе.
   Тофту было очень трудно засыпать по вечерам, не рассказав что-нибудь себе самому, ведь он так привык к этому. Он все читал и читал свою книгу, а понимал все меньше и меньше. Теперь шли рассуждения о том, как зверек выглядит внутри, и это было очень скучно и неинтересно.
   Однажды вечером в чулан постучала Филифьонка.
   - Привет, дружок! - сказала она, осторожно приоткрыв дверь.
   Хомса поднял глаза от книги и молча выжидал.
   Филифьонка уселась на пол рядом с ним и, склонив голову набок, спросила:
   - Что ты читаешь?
   - Книгу, - ответил Тофт.
   Филифьонка глубоко вздохнула, придвинулась поближе к нему и спросила:
   - Наверно, нелегко быть маленьким и не иметь мамы?
   Хомса еще ниже начесал волосы на глаза, словно хотел в них спрятаться, и ничего не ответил.
   - Вчера вечером я вдруг подумала о тебе, - сказала она искренне. - Как тебя зовут?
   - Тофт, - ответил хомса.
   - Тофт, - повторила Филифьонка. - Красивое имя. - Она отчаянно подыскивала подходящие слова и сожалела, что так мало знала о детях и не очень-то любила их. Под конец сказала: - Ведь тебе тепло? Тебе хорошо здесь?
   - Да, спасибо, - ответил хомса Тофт.
   Филифьонка всплеснула лапами, она попыталась заглянуть ему в мордочку и спросила умоляюще:
   - Ты совершенно уверен в этом?
   Хомса попятился. От нее пахло страхом.
   - Может быть... - торопливо сказал он, - мне бы одеяло...
   Филифьонка вскочила.
   - Сейчас принесу! - воскликнула она. - Подожди немного. Сию минуту... - Он слышал, как она сбегала вниз по лестнице и потом поднялась снова. Когда она вошла в чулан, в лапах у нее было одеяло.
   - Большое спасибо, - поблагодарил хомса и шаркнул лапкой. - Какое хорошее одеяло.
   Филифьонка улыбнулась.
   - Не за что! - сказала она. - Муми-мама сделала бы то же самое. - Она опустила одеяло на пол, постояла еще немного и ушла.
   Хомса как можно аккуратнее свернул ее одеяло и положил его на полку. Он заполз в бредень и попытался читать дальше. Ничего не вышло. Тогда, он захлопнул книгу, погасил свет и вышел из дома.
   Стеклянный шар он нашел не сразу. Хомса пошел не в ту сторону, долго плутал между стволов деревьев, словно был в саду первый раз. Наконец он увидел шар. Голубой свет в нем погас; сейчас шар был наполнен туманом, густым и темным туманом, почти таким же непроглядным, как сама ночь! За этим волшебным стеклом туман быстро мчался, исчезал, засасывался вглубь, кружился темными кольцами.
   Хомса пошел дальше, по берегу реки, мимо папиной табачной грядки. Он остановился под еловыми ветвями возле большой топи, вокруг шелестел сухой камыш, а его сапожки вязли в болоте.
   - Ты здесь? - осторожно спросил он. - Как ты чувствуешь себя, малыш нумулит?
   В ответ из темноты послышалось злое ворчанье зверька.
   Хомса повернулся и в ужасе бросился бежать. Он бежал наугад, спотыкался, падал, поднимался и снова мчался. У палатки он остановился. Она спокойно светилась в ночи, словно зеленый фонарик. В палатке сидел Снусмумрик, он играл сам для себя.
   - Это я, - прошептал хомса, входя в палатку.
   Он никогда раньше здесь не был. Внутри приятно пахло трубочным табаком и землей. На баночке с сахаром горела свеча, а на полу было полно щепок.
   - Из этого я смастерю деревянную ложку, - сказал Снусмумрик. - Ты чего-то испугался?
   - Семьи муми-троллей больше нет. Они меня обманули.
   - Не думаю, - возразил Снусмумрик. - Может, им просто нужно немного отдохнуть. - Он достал свой термос и наполнил чаем две кружки. - Бери сахар, - сказал он, - они вернутся домой когда-нибудь.
   - Когда-нибудь! - воскликнул хомса. - Они должны вернуться сейчас, только она нужна мне, Муми-мама!
   Снусмумрик пожал плечами. Он намазал два бутерброда и сказал:
   - Не знаю, кого из нас мама любит.
   Хомса не промолвил больше ни слова. Уходя, он слышал, как Снусмумрик кричит ему вслед:
   - Не делай из мухи слона!
   Снова послышались звуки губной гармошки. На кухонном крыльце хомса увидел Филифьонку. Она стояла возле ведра с помоями и слушала. Хомса осторожно обошел ее и незаметно проскользнул в дом.
  

***

  
   На другой день Снусмумрика пригласили на воскресный обед. В четверть третьего гонг Филифьонки позвал всех к обеду. В половине третьего Снусмумрик воткнул в шляпу новое перо и направился к дому. Кухонный стол был вынесен на лужайку, и хемуль с хомсой расставляли стулья.
   - Это пикник, - пояснил мрачно Онкельскрут. - Она говорит, что сегодня мы может делать все, что нам вздумается.
   Вот Филифьонка разлила по тарелкам овсяный суп. Дул холодный ветер, и суп покрывался пленкой жира.
   - Ешь, не стесняйся, - сказала Филифьонка и погладила хомсу по голове.
   - Почему это мы должны обедать на дворе? - жаловался Онкельскрут, показывая на жирную пленку в тарелке.
   - Жир тоже нужно съесть, - приказала Филифьонка.
   - Почему бы нам не уйти на кухню? - затянул опять Онкельскрут.
   - Иногда люди поступают, как им вздумается, - отвечала Филифьонка, - берут еду с собой или просто не едят! Для разнообразия!
   Обеденный стол стоял на неровном месте, и хемуль, боясь пролить суп, держал свою тарелку двумя лапами.
   - Меня кое-что волнует, - сказал он. - Купол получается нехорошим. Хомса выпилил неровные доски. А когда их начинаешь подравнивать, они получаются короче и падают вниз. Вы понимаете, что я имею в виду?
   - А почему бы не сделать просто крышу? - предложил Снусмумрик.
   - Она тоже упадет, - сказал хемуль.
   - Терпеть не могу жирную пленку на овсяном супе, - не успокаивался Онкельскрут.
   - Есть другой вариант, - продолжал хемуль, - можно вовсе не делать крышу. Я вот тут сидел и думал, что папа, может быть, захочет смотреть на звезды, а? Как вы думаете?
   - Это ты так думаешь! - вдруг закричал Тофт. - Откуда тебе знать, что папа захочет?
   Все разом перестали есть и уставились на хомсу.
   Хомса вцепился в скатерть и закричал:
   - Ты делаешь только то, что тебе нравится! Зачем ты делаешь такие громоздкие вещи?
   - Нет, вы только посмотрите, - удивленно сказала Мюмла, - хомса показывает зубы.
   Хомса так резко вскочил, что стул опрокинулся, и, сгорая от смущения, хомса залез под стол.
   - Это хомса-то, такой славный, - холодно сказала Филифьонка.
  
   - Может, ты съешь по одной таблетке из каждого пакетика? - спросила Филифьонка.
   - И не собираюсь, - ответил Онкельскрут и со вздохом откинулся на подушки. - Только не вздумайте говорить мне неприятные вещи. Я все равно не смогу окончательно выздороветь, пока мне не устроят праздник...
   - Снимите с него ботинки, - сказал хемуль. - Тофт, сними с него ботинки. Это первое, что нужно сделать, когда болит живот.
   Хомса расшнуровал Онкельскруту ботинки и снял их. Из одного ботинка от вытащил скомканную белую бумажку.
   - Письмо! - закричал Снусмумрик. Он осторожно расправил бумажку и прочитал: "Будьте добры, не топите кафельную печь, там живет предок. Муми-мама".
  
   Хомса Тофт слышал, как они говорили о празднике, который хемуль называл вечеринкой. Он знал, что каждый должен будет выступить, и догадывался, что на вечеринке нужно быть общительным и приятным для всей компании. Он себя приятным не считал и хотел одного - чтобы его оставили в покое. Он пытался понять, отчего так разозлился тогда за воскресным обедом. Тофта пугало, что в нем жил какой-то совсем другой хомса, вовсе ему незнакомый, который может в один прекрасный день снова появиться и осрамить его перед всеми. После того воскресенья хемуль один строил свой дом на дереве. Он больше не кричал на хомсу. И обоим им было неловко.
   "Как это я мог так сильно разозлиться на него? - рассуждал Тофт. - Злиться было вовсе не за что. Ведь раньше я ничего подобного за собой не замечал. А тут злость поднялась во мне до краев и обрушилась водопадом. А ведь я всегда был таким добрым".
   И добрый хомса отправился к реке за водой. Он наполнил ведро и поставил его у палатки. В палатке сидел Снусмумрик и мастерил деревянную ложку, а может, и ничего не делал, просто молчал с умным видом. Все, что Снусмумрик делал и говорил, казалось умным и рассудительным. Наедине с собой Тофт признавал, что ему не всегда понятно сказанное Снусмумриком, но идти к нему и спрашивать о чем-нибудь не решался. Ведь Снусмумрик иной раз вовсе не отвечает на вопрос, знай, говорит себе про чай да про погоду. А то прикусит трубку и издаст неприятный неопределенный звук, и тебе начинает казаться, что ты сморозил какую-нибудь глупость.
   "Не пойму, почему это они им восхищаются, - думал хомса, направляясь в сад. - Конечно, то, что он курит трубку, выглядит внушительно. А может, на них производит впечатление, что он уходит, не говоря ни слова, и запирается в своей палатке. Но я ведь тоже ухожу и запираюсь, а это ни на кого не производит впечатления. Видно потому, что я такой маленький. - Хомса долго бродил по саду в раздумьях. - Мне не нужны друзья, которые приветливы, хотя им нет до тебя дела, и они просто боятся выглядеть нелюбезными. И трусливые друзья мне не нужны. Я хочу быть с тем, кто никогда ничего не боится, с тем, кто бы меня любил, я хочу, чтобы у меня была мама!"
   Он не заметил, как подошел к большим воротам. Осенью они казались мрачными, здесь можно было спрятаться и ждать. Но хомса чувствовал, что зверька здесь больше не было. Он ушел своей дорогой. Поскрипел своими новыми зубами и ушел. А ведь это хомса Тофт дал зверьку зубы. Когда хомса проходил мимо Онкельскрута, тот проснулся и крикнул:
   - У нас будет праздник! Большой праздник в мою честь!
   Хомса попробовал было проскользнуть мимо, но Онкельскрут поймал его своей клюкой.
   - Послушай-ка меня, - сказал он. - Я сказал хемулю, что предок - мой лучший друг, что он не был на празднике целых сто лет и что его обязательно нужно пригласить! В качестве почетного гостя! Хемуль обещал. Но я говорю вам всем, что мне без предка праздника не надо! Тебе ясно?
   - Да, - промямлил хомса. - Ясно. - Но сам думал о своем зверьке.
   На веранде, освещенной слабыми солнечными лучами, сидела Мюмла и расчесывала свои волосы.
   - Привет, хомсочка, - сказала она, - ты приготовил свой номер?
   - Я ничего не умею, - уклончиво ответил хомса.
   - Иди-ка сюда, - подозвала его Мюмла, - тебя нужно причесать.
   Хомса послушно приблизился, и Мюмла принялась расчесывать его спутанные волосы.
   - Если бы ты причесывался хотя бы десять минут в день, волосы у тебя были бы совсем неплохие. Они послушные, и цвет у них приятный. Так ты утверждаешь, что ничего не умеешь? Однако разозлиться ты сумел. Только потом залез под стол и все испортил.
   Хомса стоял не двигаясь, ему нравилось, что его причесывают.
   - Мюмла, - робко спросил он, - куда бы ты отправилась, если бы ты была большим злым зверем?
   Мюмла тут же ответила:
   - Подальше от моря. В тот реденький лесок позади кухни. Они всегда ходили туда, когда были не в духе.
   - Ты хочешь сказать, когда ты не в духе? - спросил он.
   - Нет, я говорю про семью муми-троллей. Когда кто-нибудь из них злился или был в плохом настроении, то, чтобы его оставили в покое, отправлялся в этот лесок.
   Хомса сделал шаг назад и закричал:
   - Это неправда! Они никогда не злились!
   - Стой спокойно! - сказала Мюмла. - Ты думаешь, я могу причесывать тебя, когда ты вот так прыгаешь? А еще я скажу тебе, что иной раз и папа, и мама, и Муми-тролль ужасно надоедали друг другу. Ну иди же сюда.
   - Не пойду! - воскликнул хомса. - Мама вовсе не такая! Она всегда добрая и хорошая! - И выбежал, громко хлопнув дверью.
   Мюмла просто дразнит его. Она ничего не знает про маму. Не знает, что мама никогда не бывает злой.
  
   Гости отпили вино из рюмочек, рюмки были малюсенькие и очень красивые - на ножках, с полосочкой по краям. Потом все уселись.
   - А теперь, - сказал хемуль, - программу продолжает самый неприметный из нас. Последний будет выступать первым, не правда ли, это справедливо, а, хомса Тофт?
   Хомса открыл книгу почти в самом конце и начал читать. Он читал довольно тихо, делая паузы перед длинными словами. "Стр.227. То, что форма существования вида, который мы пытаемся реконструировать, сохраняет характер травоядного в чисто физиологическом плане и одновременно его отношение к внешнему миру становится все более агрессивным, можно считать явлением исключительным. Что касается обострения внимания, быстроты движений, силы и прочих охотничьих инстинктов, сопровождающих обычно развитие плотоядных, то таких изменений не произошло. На зубах наблюдаются тупые жевательные поверхности, когти чисто рудиментарные, зрение слабое. Размеры его, однако, увеличились поразительно, что, говоря откровенно, может причинить неприятности особи, в течение тысячелетий дремавшей в укромных щелях и пустотах. В данном случае мы, к нашему изумлению, наблюдаем форму развития, соединяющую в себе все признаки вегетарианца с чертами ленивого простейшего, наделенного слабо выраженной и абсолютно необъяснимой агрессивностью".
   - Какое там последнее слово? - спросил Онкельскрут. Он все время сидел, приложив лапу к уху. Со слухом у него было все в порядке, пока он знал, что будет сказано.
   - "Агрессивностью" - довольно громко ответила Мюмла.
   - Не кричи, я не глухой, - машинально сказал Онкельскрут, - а что это такое?
   - Когда кто-нибудь очень злится, - пояснила Филифьонка.
   - Ага, - сказал Онкельскрут, - тогда мне все ясно. Нам еще что-нибудь прочитают или, наконец, начнутся выступления? - Он начал волноваться за предка. - "Может, у него ноги устали, может, ему по лестнице не спуститься? Может, он обиделся, а может, просто уснул? Во всяком случае, что-то стряслось, - сердито думал Онкельскрут. - Эти старики просто невозможные, когда им перевалило за сто. И невежливые к тому же..."
  
   Когда они возвращались в кухню, Онкельскрут повернулся к Филифьонке и сказал ей:
   - Не такая уж ты молоденькая.
   - Да, да, - рассеяно отвечала Филифьонка.
   Она подняла свою длинную мордочку и принюхалась. Затхлый запах, отвратительный запах гнили. Она взглянула на Тофта, а он отвернулся в сторону и подумал: "Электричество".
   Как приятно снова вернуться в теплую кухню!
   - А сейчас я бы хотел поглядеть на фокусы, - заявил Онкельскрут. - Может кто-нибудь из вас достать кролика из моей шляпы?
   - Нет, сейчас будет мой номер, - с достоинством сказала Филифьонка.
   - А я знаю, что будет! - воскликнула Мюмла. - Ужасная история про то, как один из нас выйдет из кухни и его съедят, потом другой выйдет и тоже будет съеден...
   - Сейчас вы увидите театр теней, - невозмутимо объявила Филифьонка, - представление называется "Возвращение".
   Она подошла к плите и повернулась к ним спиной. Повесила большую простыню на шест для сушеных хлебцев под потолком. После этого поставила лампу за простыней на дровяной ларь, обошла кухню и погасила один за другим фонарики.
   - А когда свет снова зажгли, был уже съеден и последний,
   - пробормотала Мюмла.
   Хемуль шикнул на нее. Филифьонка уже исчезла за простыней, белевшей в темноте. Все смотрели и ждали. Медленно и тихо, будто шепот, зазвучала музыка Снусмумрика. И вот по белому полотну поплыла тень, черный силуэт корабля. На носу сидел кто-то маленький с прической, похожей на луковицу.
   "Это Мю, - подумала Мюмла. - Очень похоже на нее. Здорово сделано".
   Лодка медленно скользила по простыне, как по морю. Еще ни один корабль не плыл по воде так тихо и легко. Потом появилась вся семья: Муми-тролль, мама с сумкой, облокотившаяся на поручни, и папа. Он сидел на корме и правил. Они плыли домой. (Однако руль получился какой-то неудачный).
   Хомса Тофт смотрел только на маму. Времени было достаточно, чтобы рассмотреть все подробно. Черные тени стали казаться разноцветными, силуэты будто бы зашевелились. Снусмумрик все время играл, и когда музыка смолкла, все поняли, какая она была прекрасная. Семья возвратилась домой.
   - Это был настоящий театр теней, - сказал Онкельскрут, - я видел много таких представлений и хорошо помню их, но это - самое лучшее.
   Занавес опустился, представление окончилось. Филифьонка задула кухонную лампу, и в кухне стало темно. Все молча сидели в темноте и ждали с удивлением.
   Вдруг из темноты послышался голос Филифьонки:
   - Я не могу найти спички.
   И сразу же стало неуютно. Было слышно, как свистит ветер, казалось, будто кухня расширилась, стены раздвинулись в стороны, и у зрителей начали мерзнуть ноги.
   - Никак не могу найти спички! - резко повторила Филифьонка.
   Стулья задвигались, кто-то что-то опрокинул, все вскочили, стали натыкаться друг на друга в темноте, кто-то запутался в простыне и опрокинул стул. Хомса Тофт поднял голову - теперь зверь был совсем рядом - кто-то тяжелый терся о стену возле кухонной двери. Послышался глухой раскат, загрохотал гром.
   - Они уже здесь! - закричала Филифьонка. - Сейчас они вползут к нам!
   Хомса Тофт приложил ухо к двери, прислушался, но ничего, кроме шума ветра, не услышал. Он толкнул задвижку и вышел, дверь бесшумно закрылась за ним.
  
   Выйдя на крыльцо, хомса остановился и замер в ожидании. Небо было чуть светлее гор, которые волнистым контуром выделялись вокруг Муми-далена. Зверь не подавал признаков жизни, но хомса чувствовал, что он смотрит на него.
   - Нумулит, - тихонько позвал он его, - милый радиолярий. Протозоя...
   Но тот, видно, не понимал странных книжных названий. Скорее всего, зверь был растерян и не мог понять бормотания хомсы.
   Тофт огорчился, его тревожило, что нумулит мог отправиться куда глаза глядят, а ведь он был слишком большой и слишком злой и в то же время не привык быть таким злым.
   Хомса неуверенно шагнул вперед и тут же почувствовал, что зверь отступил назад.
   - Ты не уходи, - объяснил Тофт, - просто отойди чуть подальше.
   Хомса пошел по траве. Зверь, неуклюжая, бесформенная громадина, стал пятиться назад, кусты под ним трещали и ломались. "Он стал слишком большим, - думал хомса. - Теперь он пропадет".
   Вот затрещали кусты жасмина. Хомса остановился и зашептал:
   - Не спеши, иди медленнее...
   Зверь заворчал в ответ. Послышался слабый шелест дождя, гроза была очень далеко. Они двигались дальше. Тофт все время разговаривал со своим зверем. Вот они подошли к стеклянному шару, в этот вечер шар был ярко-синим и за стеклом играли бурные волны.
   - Послушай, - сказал хомса, - давай не будем кусаться. Это ни к чему. Уж ты поверь мне.
   Нумулит слушал хомсу, скорее, он только прислушивался к голосу хомсы. Хомса замерз, сапожки у него промокли. Потеряв терпение, он сказал:
   - Сделайся опять маленьким и спрячься! А не то пропадешь!
   И вдруг стеклянный шар потемнел. Бурные волны разверзлись, образовав глубокую пропасть, и снова сомкнулись. Стеклянный шар Муми-папы открылся для растерявшегося нумулита. Зверь из отряда Протозоя сделался маленьким и вернулся назад в свою стихию.
   Хомса Тофт возвратился в дом и прокрался к своему чуланчику. Он свернулся калачиком на рыболовной сети и сразу уснул.
  

***

  
   На следующее утро пошел первый снег. Маленькие и твердые снежинки выбелили все вокруг. Сильно похолодало. Филифьонка и Мюмла простились с остальными гостями на мосту. Онкельскрут еще не проснулся.
   - Это было очень полезное время, - сказал хемуль. - Я надеюсь, что мы когда-нибудь соберемся вместе с семьей муми- троллей.
   - Да, да, - рассеянно ответила Филифьонка. - Во всяком случае, скажите, что фарфоровая ваза от меня. Кстати, какой марки эта губная гармошка?
   - "Гармония-2", - сказал Снусмумрик.
   - Счастливого пути, - пробормотал хомса Тофт.
   А Мюмла добавила:
   - Поцелуй Онкельскрута в мордочку. Да не забудь, что он любит огурцы и что речку называет ручьем!
   Филифьонка взяла свой чемодан.
   - И следите за тем, чтобы он принимал лекарства, - строго приказала она. - Хочет он того или нет. Сто лет - не шуточки. Иногда можете устраивать вечеринки.
   Филифьонка пошла вперед по мосту, не оглядываясь, не зная, идет ли за ней Мюмла. Они исчезли в снежной завесе, окутанные печалью и облегчением, которые всегда сопровождают расставание.
  
   В этот вечер небо было совсем чистое. Хомса шел по саду и тонкий ледок трещал под его лапами. Долина наполнилась морозной тишиной, на ее склонах поблескивал снег. Стеклянный шар был пуст. Теперь он стал обыкновенным голубым стеклянным шаром. Но черное небо было полно звезд, они искрились и сияли миллионами алмазов, это были зимние звезды, излучавшие холод.
   - Вот и зима пришла, - сказал хомса, входя в кухню.
   Хемуль решил, что беседка без стен уютнее, будет просто один пол; он облегченно вздохнул, свернул свои бумаги и сказал:
   - Онкельскрут погрузился в спячку.
   - Он взял с собой свои вещи? - спросил хомса.
   - На что они ему? - удивленно ответил хемуль.
   Хомса знал, что весной после долгой спячки Онкельскрут станет гораздо моложе, а сейчас ему нужно лишь, чтобы его оставили в покое. Но хомса подумал и о другом: ведь Онкельскруту будет важно узнать, что кто-то думал о нем, пока он спал. Поэтому он отыскал вещи Онкельскрута и сложил их рядом со шкафом. Потом накрыл Онкельскрута одеялом из гагачьего пуха и хорошенько подоткнул его - зима ведь может быть холодная. В шкафу чувствовался аромат каких-то пряностей. В бутылочке оставалась капля коньяка - как раз хватит, чтобы освежиться в апреле.
  

***

  
   После того как Онкельскрут устроился на зимнюю спячку в шкафу, в долине стало еще тише. Изредка раздавался стук молотка - хемуль мастерил беседку в ветвях клена - или стук топора у поленницы. Но большей частью здесь было тихо. Все здоровались друг с другом и прощались, но разговаривать им не хотелось. Они ждали конца рассказа.
   Проголодавшись, каждый шел в кладовую подкрепиться. Кофейник все время стоял на плите и не остывал.
   По правде говоря, тишина в долине была приятная, успокаивающая, и они больше подружились теперь, когда встречались реже. Голубой шар был совсем пустой и готов был наполниться чем-то новым и неизвестным. Становилось все холоднее.
   А однажды утром случилось нечто неожиданное: пол беседки с громким треском обрушился вниз и большой клен стал таким же, как прежде, до того, как хемуль затеял это строительство.
   - Как странно, - сказал хемуль, - мне опять начинает казаться, что многое на свете повторяется (что со мною это уже было когда-то).
   Они стояли под кленом, все трое, и смотрели на обломки дома.
   - Может быть, - робко заметил Тофт, - может быть, папе больше нравится сидеть на ветке, а не в доме?
   - Правильно говоришь! - согласился хемуль. - Скорее всего, это в его вкусе, не правда ли? Я, конечно, мог бы вбить в дерево гвоздь для сигнального фонаря. Но, пожалуй, лучше просто повесить его на ветку.
   И они пошли пить кофе. На этот раз они пили чинно, все вместе и даже чашки поставили на блюдечки.
   - Подумать только, как несчастье объединяет людей, - серьезно заметил хемуль, помешивая ложечкой. - И что же нам теперь делать?
   - Ждать, - сказал хомса Тофт.
   - Ну это ясно, а что же делать лично мне? - возразил хемуль. - Тебе только и остается ждать их возвращения, со мной дело обстоит совсем иначе.
   - А почему это? - спросил хомса.
   - Не знаю, - ответил хемуль.
   Снусмумрик налил еще кофе и сказал:
   - После двенадцати поднимется ветер.
   - Вот ты так всегда! - возмутился хомса. - Речь идет о том, что мне делать и что со мною будет, меня это так пугает, а ты твердишь себе: будет снег или ветер, а то скажешь: "Дайте еще сахара"...
   - Вот ты опять и разозлился, - удивился хемуль. - И что это на тебя находит? Хорошо, что хоть ты злишься редко.
   - Не знаю, - пробормотал Тофт. - Я вовсе не разозлился, просто...
   - Я подумал о парусной лодке, - пояснил Снусмумрик. - Если после полудня поднимется ветер, мы с хемулем могли бы покататься.
   - Лодка течет, - сказал хемуль.
   - Нет, - возразил Снусмумрик, - я ее проконопатил. А в сарае нашел парус. Хочешь покататься?
   Хомса опустил глаза и уставился на дно чашки, он чувствовал, что хемуль испугался. Но хемуль сказал:
   - Это было бы просто прекрасно.
  
   Хомса Тофт вымыл посуду и застелил кровать хемуля. Потом собрал доски для пола, лежавшие под кленом, и спрятал их за дровяным сараем. После этого сел за кухонный стол и, прислушиваясь к ветру, стал ждать.
   Наконец он услышал голоса в саду. Послышались шаги на кухонном крыльце, вошел хемуль и сказал:
   - Привет!
   - Привет, привет! - ответил хомса. - Сильный ветер был на море?
   - Почти шторм. Сильный, свежий ветер.
   Мордочка у него все еще была зеленая, его знобило; он снял башмаки и носки и повесил сушиться над плитой. Хомса налил ему кофе. Они сидели друг против друга за кухонным столом, и обоим было неловко.
   - Мне думается, - сказал хемуль, - мне думается, не пора ли собираться домой? - Он чихнул и добавил: - Между прочим, я правил лодкой.
   - Может, ты соскучился по своей собственной лодке? - пробормотал хомса.
   Хемуль долго молчал и когда, наконец, заговорил, хомса почувствовал в его голосе сильное облегчение.
   - Знаешь что, - сказал хемуль. - Я скажу тебе кое-что. Ведь я первый раз в жизни плавал по морю!
   Хомса сидел, не поднимая головы, и хемуль спросил:
   - Ты не удивляешься?
   Хомса покачал головой.
   Хемуль поднялся и стал взволнованно ходить по кухне.
   - Какой ужас плыть под парусом, - говорил он. - Веришь ли, меня до того укачало, что просто хотелось умереть и страшно было все время!
   Хомса Тофт взглянул на хемуля и сказал:
   - Это, должно быть, ужасно!
   - Точно! - с благодарностью подхватил хемуль. - Но я и виду не подал Снусмумрику! Он сказал, что я хорошо правлю при попутном ветре и что хватка у меня правильная. А я теперь понял, что не стану плавать. Вот странно-то, верно? Я вот только сейчас понял, что никогда больше не захочу управлять лодкой!
   Хемуль поднял мордочку и от души рассмеялся. Он с силой высморкался в кухонное полотенце и заявил:
   - Ну вот я и согрелся. Как только ботинки и носки высохнут, отправляюсь домой. Воображаю, какая там неразбериха! Уйма дел накопилась.
   - Ты что, будешь наводить чистоту? - спросил Тофт.
   - Ясное дело, нет! - воскликнул хемуль. - Мне нужно позаботиться о других. Ведь очень немногие могут сами разобраться в том, что им следует делать и как поступать!
  
   Мост всегда был местом расставания. Ботинки и носки хемуля высохли, и теперь он уходил. Шторм все еще не унимался, и редкие волосы хемуля развевались на ветру. Его стал одолевать насморк, а может он просто растрогался.
   - Вот мое стихотворение, - сказал хемуль и протянул Снусмумрику листок бумаги. - Я записал его на память. Ну это: "Скажи мне, что такое счастье...", ты знаешь. Будь здоров, привет семье муми-троллей. - Он поднял лапу и пошел.
   Хемуль уже прошел мост, когда хомса Тофт нагнал его и спросил:
   - Что ты собираешься делать с лодкой?
   - С лодкой? - повторил хемуль и, подумав немного, сказал: - Подарю ее. Подожду, пока не найду кого-нибудь подходящего.
   - Ты хочешь сказать, того, кто мечтает плавать под парусом?
   - Вовсе нет! - отвечал хемуль. - Просто тому, кому нужна лодка. - Он снова помахал лапой, пошел дальше и исчез в березовой роще.
   Хомса глубоко вздохнул. Вот и еще один ушел. Скоро долина опустеет и будет принадлежать только семье муми-троллей и ему, хомсе Тофту. Проходя мимо Снусмумрика, он спросила:
   - А ты когда уйдешь?
   - Посмотрим, - ответил Снусмумрик.
  

***

  
   Впервые вошел хомса Тофт в мамину комнату. Она была белая. Он наполнил умывальник водой и поправил вязаное покрывало. Вазу Филифьонки он поставил на ночной столик. На стенах здесь не было никаких картин, и на комоде не было ничего, кроме блюдечка с иголками, резиновой пробки и двух круглых камешков. На подоконнике хомса нашел складной нож. "Она забыла его, - подумал он, - этим ножом она вырезала лодочки из коры. А может быть, у нее есть еще один ножик?" Хомса раскрыл лезвия - и большое, и маленькое, они совсем затупились, а шило сломалось. У ножа были еще и маленькие ножницы, но ими она редко пользовалась. Хомса пошел в сарай, наточил нож, потом положил его назад на подоконник.
   Погода вдруг стала мягче, и ветер сменил направление на юго-западное. "Это ветер муми-троллей, - подумал Тофт. - Я знаю, им больше всего нравится юго-западный ветер".
   Темные тучи медленно поднялись над морем, небо стало тяжелым, и было видно, что облака наполнены снегом. Через несколько дней все вокруг укутает белая зима, долины долго ждали ее, и вот она наконец пришла.
  
   В тот же вечер в стеклянном шаре засветился маленький немигающий огонек. Семья муми-троллей, повесив штормовой фонарь на верхушку мачты, держала путь к дому, чтобы залечь в зимнюю спячку. Зюйд-вест все не унимался, темные тучи поднялись высокои закрыли небо. Пахло снегом, холодом и чистотой.
   Хомса не удивился, найдя место, где стояла палатка, пустым. Наверно, Снусмумрик понял, что не кто иной, как Тофт должен встретить семью муми-троллей, когда она вернется домой. Возможно, у Снусмумрика было еще кое-что на уме, мелькнуло у хомсы в голове, но он тут же забыл об этом и стал думать о самом себе. Желание встретить муми-троллей становилось нестерпимым. Каждый раз, когда он думал о Муми-маме, у него начинала болеть голова. Мечта о ней была такой прекрасной, нежной и утешительной, что стала просто невыносимой. Вся долина стала какой-то ненастоящей, дом, сад и река казались игрой теней на полотне, и хомса уже с трудом различал, что было на самом деле, а что ему только казалось. Ему пришлось ждать слишком долго, это рассердило его. Он сидел на кухонном крылечке, обхватив лапами коленки и сильно зажмурясь. Большие незнакомые картины проносились у него в голове, и ему вдруг стало страшно. Он вскочил и побежал: мимо огорода, мимо помойной кучи прямо в лес; вокруг вдруг стало темно, он очутился на задворках усадьбы, в некрасивом, ни на что не годном лесу, именно в том, о котором рассказывала Мюмла. Здесь всегда царил полумрак. Деревья испуганно жались друг к другу, длинным, тонким ветвям было слишком тесно, и они сплетались у хомсы над головой. Земля здесь походила на сморщенную мокрую кожу. Лишь огненно-рыжая заячья капуста светила яркими огоньками, ее кустики поднимались из черной земли словно маленькие ручки, а узловатые стволы деревьев были облеплены грибными наростами, похожими на белый и бежевый бархат. Это был какой-то чужой мир. Хомса Тофт никогда не представлял его себе, у него не было для него названия. Здесь не было ни единой тропинки, никто никогда не отдыхал под деревьями. Это был недобрый лес, здесь бродили лишь с мрачными мыслями. Тофт вдруг с большим облегчением почувствовал, что все образы, мелькавшие до этого в его голове, исчезли. Его рассказ о долине и счастливой семье поблек и куда-то уплыл, уплыла куда-то и Муми-мама, стала далекой, чужой, он даже не мог представить себе, как она выглядит.
   Хомса Тофт пошел дальше в лес, нагибаясь под ветками, то карабкался, то проползал, не думая ни о чем, и в голове у него было пусто, как в стеклянном шаре. По этому лесу ходила Муми-мама, когда была усталая, сердита и хотела, чтобы ее оставили в покое; невесело бродила она наугад в этой вечной тени... Хомса вдруг представил Муми-маму совсем иной, и это вовсе не удивило его. Он вдруг подумал: отчего она могла расстроиться, и чем ей можно было помочь?
   Вот лес поредел, и показались высокие серые горы, прорезанные глубокими мокрыми впадинами, эти болота в лощинах тянулись почти до самых вершин. На мощных голых вершинах не было ничего, там гулял ветер. Небо было огромное, а по нему бежали большие снежные облака. Хомса Тофт обернулся - долина лежала позади маленькой тенью. И тут он увидел море - серое, громадное, испещренное белыми барашками до самого горизонта. Тофт повернул мордочку к ветру. Теперь он наконец снова мог ждать.
   Лодку муми-троллей подгонял попутный ветер, и она шла прямо к берегу. Она возвращалась с острова, на котором Тофт никогда не был. "Может, они сделают представление об этом острове, - думал он, - расскажут о нем сами себе перед тем, как залечь в зимнюю спячку".
   Много часов подряд сидел хомса на горе и смотрел на море. Стало смеркаться, земля погружалась в темноту, но он все еще мог различить каждый гребень волны. Перед тем как скрыться за горизонтом, солнце бросило узкий, холодный, по-зимнему желтый луч на гряду облаков, и весь мир стал вдруг неприветливым и пустынным.
   Теперь хомса видел штормовой фонарь, который папа повесил на мачту. Фонарь горел ровно, излучая мягкий теплый свет. Лодка была еще очень далеко. И хомсе хватило времени, чтобы спуститься лесом вниз и пройти по берегу моря к лодочной пристани - как раз, чтобы успеть принять носовой фалинь.
  
  

Конец.

  
   1970 - 2003

Tove Jansson feat. BJ FireBall.

  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"