Никогда ещё Анатолий Ефимович Нечипорук, бывший лаборант городского комитета по охране окружающей среды, а ныне грузчик хозяйственного магазина "Уют - Сектор", не думал, что обыкновенное тиканье будильника может причинять такую жуткую головную боль...
ТИК был какой-то нервный, судорожный, лихорадочный. С особой яростью он вгрызался в левое полушарие мозга и как пуля со смещённым центром тяжести, разрывал там несчастные серые клетки.
ТАК бил совсем не так. Когда будильник предоставлял ему право сделать свой удар, глухие набаты царь-колокола отпечатывали в правом полушарии Анатолия Ефимовича невыносимо мрачные картинки вчерашнего дня. ТАК: чьи-то заляпанные глиной подошвы ботинок, ТИК...; ТАК: стойка бара, и за ней на пёстром бутылочном фоне некрасивое женское лицо, ТИК...; ТАК: падающий с полуразвалившейся трибуны Жорка...
"Где... я... же?" - не открывая глаза, попытался подумать Нечипорук.
Открывать глаза было страшно, но ещё страшнее было вот так лежать и слушать этого механического садиста. Анатолий Ефимович с трудом приподнял веки и одновременно с этим привёл туловище в вертикальное положение. Сделал он это чересчур резко. Где-то в глубинах организма тут же зародилось цунами тошноты и начало метаться по внутренностям, ища хоть какой-нибудь выход.
Между тем его мутному взору открылась незнакомая полужилая комната, освещённая одинокой пыльной лампочкой, никогда не знавшей абажура. Стены и потолок бомжатника, побелённые видимо в последний раз ещё в прошлом веке, навевали такую смертельную древнерусскую тоску, что невольно хотелось какой-нибудь небольшой мировой ядерной войны. Последними недовложенными паззлами в эту мерзопакостную картинку были: раритетный буфет с кучей грязной посуды и механическим садистом; круглый деревянный стол и три стула, на одном из которых в чудовищно нелепой позе спал подозрительный старикашка; железная пружинная кровать у окна, накрытая ворохом засаленных тряпок, на которых собственно и возлежал Анатолий Ефимович.
Если верить садисту был четвёртый час ночи...
Цунами, пометавшись по организму, похоже, отыскало выход, и готово было вот-вот вырваться наружу. Нечипорук медленно опустил голову на некое подобие подушки, закрыл глаза и попытался вспомнить, как он оказался в этом клоповнике. Вчерашний день, как впрочем, и позавчерашний, были покрыты такой же тайной, что и пресловутый бермудский треугольник. Пространственно-временные континуумы видимо возникали и в окрестностях Еннска, иначе, чем ещё можно было объяснить такие странные провалы в памяти. Всё же, кое-какие двухмерные картинки, впечатанные ТАКом, начали в голове понемногу оживать и...
Анатолий Ефимович вновь открыл глаза и увидел перед собой, того самого подозрительного старикашку, судя по всему хозяина квартиры - низенького седого с гномовской бородёнкой и с бутылкой в правой руке.
- Ну? Я уж и к Марфиозе сбегал. Во - взял! - старичок проявлял несказанную радость по поводу воскрешения Нечипорука и всё время потрясал пузырём, как добытым в неравной схватке ценным трофеем.
Анатолий Ефимович поднялся с кровати, нацепил очки и, унимая вновь подкатившее к горлу цунами тошноты, еле добрёл до стола. "Как же его зовут? - подумал он. - Бухали-то видать вместе. Толиком меня называет ...". Имя жизнерадостного старичка никак не всплывало из глубин подсознанья, предпочитая отсиживаться где-то на дне бермудского треугольника.
Хозяин бомжатника меж тем, хлопотливо разлив самогонку в пузатые чайные кружечки и достав откуда-то с полу здоровенную алюминиевую миску, доверху наполненную чупа-чупсами, потёр дряблые старческие ладошки и прошамкал:
- Давай значить, Толик, за тебя, штоб ты это, ну сам знашь...
Провозгласив столь многозначительный тост, он начал медленно церемониально глоток за глотком употреблять зловонную жидкость.
Запах самогонки, надо сказать, с детства вызывал у Нечипорука сложные противоречивые чувства, главным из которых было желание срочно пойти поблевать. Уже разменяв четвёртый десяток, он заметил странную особенность своего организма: находясь в состоянии похмелья, у него очень резко обострялось обоняние. Сейчас Анатолий Ефимович находился как бы между Сциллой и Харибдой: с одной стороны цунами тошноты внутри, с другой - непередаваемый парфюм снаружи. Выбор был не богат...
Прикинув, куда сблевануть в случае чего, Нечипорук поднял кружку и в два глотка её осушил. Как ни странно организм принял пахучую огненную воду вполне смиренно - видать ничего другого и не ожидал.
- Закусывай, закусывай чупа-чупсиком, - протягивая уже развёрнутую карамельку, посоветовал старичок и тут же, разливая по новой, стал восторженно вопрошать, - ну как хорошо пошла? Слеза? А? Скажи: чистая, яко слеза младенца!
- Слеза, слеза, - с трудом произнёс Анатолий Ефимович первые после пробуждения слова.
- Ну, тогдысь ешо по одной, штоб, значить закрепить ...
Когда выпили ещё по одной, комната окончательно перестала навевать смурь. И лампочка, казалось, гораздо милее смотрится без абажура. И древнерусские стены совсем не хотели войны, ни мировой, ни ядерной, ни даже гражданской. А чёрные усики механического садиста, повисшие где-то на без двадцати четыре, внушали надежду на то, что мандарины скоро ежемесячно будут зреть на берёзах, а бензин подешевеет ещё на полтора-два рубля.
Анатолий Ефимович вгляделся в стеклянную дверку буфета и увидел своё отражение. Как ни странно, физиономия выглядела довольно прилично. Если не обращать внимания на двухдневную щетину, фиолетово распухшее правое ухо и бланш под левым глазом, то вполне можно было бы посетить какой-нибудь провинциальный музей. Тщательно протерев очки рукавом пуловера, и, в очередной раз, подивившись невинной девственности левой линзы, он, наконец, решился приступить к разгадкам тайн бытия.
- Судя по всему, мы знакомы, - произнёс Нечипорук слегка заплетающимся языком, - однако хотелось бы познакомиться поближе. Не подскажете ли, как вас зовут?
Старичок осклабился во весь свой щербатый рот и, живо протянув маленькую ладонь, представился:
- Бывший беглый колхозник, а ныне условно освобождённый почётный пенсионер, Дедигуров Иван Феоктистович. Можно просто - Усамыч.
- Усамыч?
- А потому-што Усама, значить, Бен Ладен, - хозяину клоповника, похоже, доставляло истинное удовольствие рассказывать о своей скромной персоне. В этот момент Анатолия Ефимовича вдруг накрыло ощущение дежа вю и в продолжение всей дальнейшей беседы постоянно казалось, что он уже знает каждое слово, которое сейчас будет произнесено.
- Беном Ладеном соседи обозвали, - жизнерадостно продолжал Усамыч, - террорист, говорят, в доме хуже клопов. А какой я террорист? Был, правда, один пожарчик в моей хвартире, лет пять назад. То ль чинарик кто заплюнул куда непогашенный, то ль ешо што - не знаю. Полыхнуло как в заморских скрёбоёбах. А я ж на втором живу, оне тут в панику-то и ударились. Шибко меня тогдысь соседи били, шибко... Я и смолить с той поры бросил, вот - на чупа-чупсы перешёл. Без них жить тепереча не могу. И с курящими боле не пью, от греха... Тебя вот вчера увидал на скамейке - враз вижу, лежит - башкой блестит приличный некурящий человек. И почему ж мене с ним не выпить? А?
Бен Ладен Усамыч Дедигуров плеснул в кружечки "чистую, яко слеза младенца", медленно, глоток за глотком, вылакал свою дозу огненной воды, облизал чупа-чупс, и продолжил:
- Вчерася-то мы заздравно пообщались. Водочки выпили - душой закусили. У тебя ж, Толик, почитай цельный пузырь был. Не помнишь, што ль? Ты ешо всё про Любаню свою сказывал. Красиво так гуторил, мол, стервоточина моя, ненаблядная... Не помнишь?
- Не очень, - покачиваясь на кривоногом стуле, признался Анатолий Ефимович. На самом деле, пьянка в клоповнике начисто была стёрта из его памяти. Зато ещё сильнее стало проявлять себя дежа вю. Нечипорук как будто уже много раз слышал фразу, мысль которой ещё только зарождалась в хмельной башке Усамыча: "Дык ты не сумлевайся, Толянчик, ешо...".
- Дык ты не сумлевайся, Толянчик, ешо сходим, возьмём, - продолжал любитель чупа-чупсов, разливая остатки самогонки. - У Марфиозы завсегда есть. Она его и дённо, и нощно гонит, только денежку надо. У тебя деньжатки-то остались?
- Остались, Усамыч, погоди, - перебил говорливого собутыльника Нечипорук. - Чего я ещё вчера тебе рассказывал?
- Ты то? Да ничего такого. Пьяный шибко был, всё грозился какому-то Жорику морду набить. Потом сказал, чего-то потешное, навроде: "что он Гекубе, что она ему", ну и пополз к койке, я еле очки успел с тебя снять, - Усамыч пососал карамельку и спросил, - это она родственница тебе, Гекуба эта?
- Да нет, не родственница. Так одна... собака, - ответил Анатолий Ефимович, ощупывая распухшее ухо. Объяснять пожилому террористу, кто такая Гекуба, не было ни малейшего желания. Загадка бермудского треугольника была ничто по сравнению с тайной пропавших дней Нечипорука. Впрочем, подлая фигура Жорика всё ясней вырисовывалась на горизонте воспоминаний и, не надо было даже, составлять фоторобот, чтобы узнать его паскудную рожу...
- Я бы две, конешно, взял, - снова зашамкал Усамыч, - да Марфиоза в долг только по одной даёт. Ну, а коли, рублики имеются, чего сидим? Пошли, сходим, здеся всё рядышком...
Выйдя из подъезда, Анатолий Ефимович поскользнулся на чём-то гадком и едва-едва не грохнулся на мокрый асфальт. Семенивший следом Усамыч успел его подхватить, крепко взял под руку и они пошли, как выразился почётный пенсионер, "на четырёх ногах". Всю дорогу "террорист номер один" предавался воспоминаниям:
- Вот здеся ты лежал, вот. Я к тебе присел, говорю: шёл бы ты человече куда отседова, не ровен час жильцы повозку вызвонят... Да-а-а... А ты, Толик, пузырь достал из внутреннего кармана и мне протянул. Ну, я всё враз понял - наш человек. И мы ко мне-то и пошли, вот... Дык нет! Нет! Я у тебя ешо спросил сперва: не куришь? Ты говоришь: нет, папаш, не курю! Вот тогда-то мы и пошли...
Ночь была на удивление тёплая. Дождик поморосил, видимо часа два назад, но луж и грязи почти не было. Не было и прохожих. Лишь однажды им навстречу из-за угла неожиданно вынырнул молодой человек в чёрном плаще и также внезапно пропал, развоплотившись во тьме. Усамыч, ведя своего найдёныша по одной ему известной кривой, между пятиэтажек, через лабиринты гаражей и детских площадок, продолжал разглагольствовать:
- Мы идем по тропе Хо-Ши-Мина. Самый короткий путь. Приводит во все места враз, одномоментно. Хошь в магазин - ступай сюда, хошь на остановку - опять сюда же. А я в баньку по этой тропке наладился... Люблю по ночам попариться, а туды только по тропе Хо-Ши-Мина. Про неё мало кто знает, а то бы тута не пропихнуться было. Я ж здеся лет тридцать почитай живу, всё знаю, всех знаю, - любитель чупа-чупсов вдруг остановился около тёмного громадного прямоугольника пятиэтажки и сказал, - дык вот и пришли. Ты меня тута на скамеечке обожди, да гляди - не засни, а то будить не стану, один починюсь...
Он забежал в ближайший подъезд и тут же выскочил назад.
- Это, деньги-то давай... - Усамыч просто-таки подпрыгивал от нетерпения выпить - Забыл совсем, чупа-чупс мочёный...
Анатолий Ефимович отсчитал ему шестьдесят рублей и тихо сказал:
- Бери две, чтоб уж наверняка...
Водку, то бишь "маленькую воду", делать на Руси научились ещё задолго до Дмитрия Ивановича Менделеева. Если бы великому химику не приснилась его гениальная периодическая таблица, едва ли кто-нибудь вспомнил, что это именно он рассчитал идеальную формулу и состав национального напитка. Великий композитор, написавший бессмертную симфонию, может позволить себе сочинить глупую песенку для какой-нибудь смазливой певички.
Русский человек не привык пить в одиночку. С собутыльником и веселее, и всегда есть, кому проявить инициативу. Народ и государство спивались на пару на протяжении шести веков. Иван Грозный поил народ, Борис Годунов пил за счёт народа, Пётр Первый наливал, а Александр с той же цифрой предпочитал за народный счёт. Но лет сто назад русский человек начал соображать. На троих...
На троих соображать оказалось очень удобно. Когда у одного собутыльника нет денег, у другого - дыра в кармане, то обязательно бутылочка горючего зелья, настоянная на дрожжах, пропущенная через змеевик, найдётся у третьего.
А русский человек уже с рождения знает, как делать русскую водку. Ему не нужны ни формулы, ни составы, ни ингредиенты. Будет она сорок градусов или восемьдесят - не важно. Не важно как она будет называться - водка или самогонка, или ещё как-то. Важно, чтобы она БЫЛА.
В нынешнее же время простому смертному и вовсе грешно идти за СН3 - СН2 - ОН в магазин. Жидкость для чистки стёкол, ацетон, технический спирт и прочие спиртосодержащие растворители, активно используемые в подпольных цехах по производству палёной водки, давно уже стали причиной массового падежа алкоголиков. Ни одна продавщица не даст вам гарантии - будет ли у вас болеть на утро голова. Вполне возможно, что болеть будет уже и некому, и нечему, и незачем...
Марфа Андреевна Жидовоз такую гарантию могла дать каждому покупателю своей продукции. Голова, после употребления её самогонки на утро раскалывалась у всех. Но всё же она была на месте, на плечах, и иногда даже пыталась думать. Безусловно, мысль в такой голове была всего лишь одна - как избавиться от похмельного синдрома. Как известно, подобное лечится подобным. В итоге, благодаря вечному круговороту алкоголя в природе, количество постоянных клиентов у Марфы Андреевны возрастало, а стало быть, и возрастали доходы. Бизнес процветал. Продукт теневой экономики - самогон - пользовался бешеным спросом. Самогонный аппарат не простаивал без дела ни минуты. Государство не могло составить достойную конкуренцию Марфе Андреевне по трём причинам. Во-первых, грамотная ценовая политика, проводимая самогонщицей. В магазинах пол-литра водки стоила в два, а то и в три раза дороже, чем пол-литра самогонки. Во-вторых, персональная работа с клиентом. Круглосуточная продажа, кредитование, гибкая система скидок, и многое другое, к чему стремятся все супермаркеты страны, но так ни на шаг пока и не приблизились. Ну и, в-третьих, то, о чём уже сказано было выше и повторяться нет никакой необходимости - гарантия качества.
С чьей-то лёгкой руки, а быть может и с тяжелой головы, Марфу Андреевну стали именовать не иначе как Марфиоза. Быть может, это произошло после истории с железной дверью, а может и ещё раньше, когда у самогонщицы появилась так называемая "крыша". Неизвестно. Однако сама Марфа Андреевна ничуть не расстроилась, узнав о своём прозвище и даже, наоборот, в чём-то была польщена.
Новое имя было подстать и её внешности. Марфиозы было много. Просто очень много. И там, и тут, и здесь, ну и, конечно же, здесь. Лицо её сплошь состояло из спелых, наливных фруктов. Сочная груша - нос, два киви - навыкате глаза, два болезненно румяных яблока - щёки, две дольки апельсина - пухлые губы.
"Крыша" у неё и в самом деле появилась несколько лет назад. Это был сосед по подъезду, молодой парень по имени Александр, крепыш, спортсмен - не то штангист, не то боксер, точно никто не знал. Жил он на втором этаже, один в трёхкомнатной квартире, ездил на "девятке" цвета "мокрого асфальта", чем занимался, опять же мало кто знал, а кто знал, рассказывать об этом не торопился. С Марфиозой он снюхался сразу, как только переехал в этот дом. Поговаривали, что самогонщица сама предложила спортсмену энный процент со своей торговли, зато, чтобы он "перетирал все тёрки" с ментами и особо неразумными клиентами.
Кстати, именно Александр выступил на стороне Марфиозы, когда наиболее прогрессивная часть жильцов решила установить железную дверь на входе в подъезд, с надёжным замком от непрошенных гостей. Хотя полгорода знало, как открывать эти, с позволения сказать, запоры, но трясущиеся с похмелья Марфиозины клиенты едва ли бы попали веточкой в замочную скважину.
Стоит ли говорить, что для Марфы Андреевны установка этой двери означала бы полное банкротство и абсолютный крах всего самогонного бизнеса. Она тут же обратилась к своей "крыше" с просьбой как-то уладить эту проблему. И Александр решил этот вопрос. По-тихому. Без "Калашникова" и "Макарова".
Забегая вперед, можно сказать, что в конечном итоге единственный в пятиэтажке подъезд, лишённый каких-либо запоров, оказался самым чистым и самым тихим. Мало того, квартирные воры, как будто сговорившись, всё время норовили обойти его стороной и старались забраться в те подъезды, где разве что не стояли часовые с автоматами. Как же удалось так быстро и главное так легко разрешить столь очевидное противостояние? Разгадка проста. Марфиоза пообещала соседям по подъезду, что они не увидят и не услышат её клиентов, и гарантировала неприкосновенность всех квартир. Те в свою очередь согласились не устанавливать железную дверь. И, наверное, эта идиллия продолжалась бы до страшного (или уголовного) суда, не произойди следующие весьма загадочные и трагические события...
Усамыч получив деньги и заказ от Анатолия Ефимовича, неслышной тенью шмыгнул к вечно распахнутым воротам в самогонный рай. Осторожно поднявшись на первый этаж, он три раза тихонько постучал в дверь Марфиозы и прислушался. За дверью была гробовая тишина. Помня завет самогонщицы о полной конспирации, почётный пенсионер начал новый бесшумный приступ Марфиозовской квартиры. Он, то, как забытый хозяевами пёс, скрёб дверь и поскуливал, то, как блудный кот тёрся об неё и мяукал.
Прошло, наверное, не менее десяти минут, прежде чем он услышал за дверью сонный голос:
- Кто там?
- Это я, Усамыч, - горячо зашептал "террорист". - Марфа, мне бы пару чуфыриков...
- В долг больше не дам, - раздалось из-за двери.
- Я не в долг, не в долг, за деньги...
- Обожди.
Через минуту дверь приоткрылась и в проёме показалась заспанная физиономия Марфиозы. Усамыч сунул в проём деньги и тут же получил вожделенные бутылки с самогоном - сначала одну, потом вторую.
- Вот спасибочки, вот спасибочки, - защебетал Усамыч, распихивая добычу по карманам, - а за ту я рассчитаюсь, ты не сумлевайся, попозжа рассчитаюсь...
- Да иди ты, иди, - Марфиоза зевнула во всю свою необъятную пасть, - ни днём, ни ночью от вас покою нет...
Самогонщица ещё не успела закрыть дверь, а Усамыч был уже во дворе. Он живо посеменил к скамейке, на которой сидел Анатолий Ефимович, на ходу отвинчивая колпачок с бутылки.
- Ты где так долго, Бен Ладен? - Нечипорук уже начинал понемногу трезветь, а это ни к чему хорошему привести не могло.
- Спала Марфиоза, спала - на силу достучался. Взял, Толянчик, две, как договорились - вот и вот. Давай по глоточку для сугрева, я тут и чупа-чупс на закусь прихватил. - Усамыч протянул бутылку и взялся разворачивать карамель.
Анатолий Ефимович принял пузырь, глубоко выдохнул и сделал один большой глоток. Странно, но вместо вонючей обжигающей жидкости внутрь организма потекла тёплая солоноватая водичка. Нечипорук от неожиданности поперхнулся и в это мгновение цунами, которое, как оказалось, дремало где-то на дне желудка, с неимоверной силой вырвалось наружу. Остановить его было невозможно.
В течение двух минут Анатолий Ефимович был вывернут наизнанку, как плюшевый медвежонок. Усамыч всё это время скакал вокруг собутыльника, всплёскивал ручонками и причитал:
- Не пошла, да, не пошла?! Не пошла, ах ты чупа-чупс мочёный, не пошла...
- Ты чего принёс? - прохрипел Анатолий Ефимович, понемногу начав приходить в себя. - Ты сам попробуй эту самогонку, чупа-чупс недоделанный!
Усамыч осторожно пригубил сначала из одной бутылки, потом из другой и задумчиво прошамкал:
- Не, это не самогонка. Видать напутала чего-то Марфиоза. Вот у нас в деревне бывало: воду, которой жмурика обмывали, сорок дней потом хранили. Может, у неё тоже кто помер?
Он ещё не успел договорить свою изуверскую фразу, а Нечипорука уже начало полоскать и выворачивать по новой.
- Ты погодь, Толик, погодь. Я мигом обернусь, обменяю у Марфиозы...
И Усамыч уже в четвёртый раз за ночь побежал в единственный не запираемый во всём доме подъезд...
Очередное робкое постукивание в дверь застало Марфу Андреевну в ванной. Не дочистив зубы, она направилась в прихожую, проклиная всех ночных алкашей, свалившихся на её бедную голову. Посмотрев в дверной глазок, и вновь увидев Усамыча, она негромко сказала сама себе: "Зашибу, гада" и открыла дверь.
- Марфа, слышь, Марфа, - зачастил почётный пенсионер, протягивая ей две только что купленные бутылки, - ты мне это, чего-то не то продала. Это не самогонка, это вода какая-то...
- Чего ты мелешь? - самогонщице вдруг жутко захотелось двинуть кулаком по этой испитой наглой морде. - Какая вода? Иди, проспись!
- Ты глянь, глянь, - не сдавался Усамыч, - водичка здеся, солёненькая!
- Да не ори, ты дурья башка, соседей переполошишь, - злобно зашипела хозяйка. - Дай гляну...
Марфа Андреевна взяла свою продукцию, отвинтила крышечку, понюхала содержимое бутылки и пару капель плеснула себе на ладонь. Слизнув их и убедившись, что эта жидкость ничего общего с самогонкой не имеет, она поспешно впихнула пузырь обратно в руку опешившему Усамычу и прошипела:
- Обмануть меня захотел, террорист недобитый? Самогоночку мою перелил, воды напускал и думаешь, я поведусь? Не на такую напал, гадёныш! Убирайся, пока я Саньку не позвала!
- Да ты что, Марфа, окстись, зачем Саньку - то? - Усамыч ещё не до конца понял всю тщетность своих претензий. - Нешто я бы чего переливать стал?
- Может не ты, может дружок твой, пока ты мочиться бегал. Кто вас, пьянь, разберёт, чего вы там ещё надумали. У меня продукт экологически чистый, качество проверенное. И убирайся отсюда, чтоб духа твоего вонючего здесь не было! Понял?! Иди на х...уй!!!
Она захлопнула дверь перед самым носом старичка, прошла на кухню, включила свет и с сомнением посмотрела на батарею уже готовой продукции. Семнадцать бутылок самогонки - плод вчерашнего стахановского труда - стояли на антресолях и ожидали своих покупателей. Марфа Андреевна достала ближайшую, отвинтила колпачок и, поднеся к носу, понюхала горлышко стеклянный тары. Запаха не было. Никакого. Тогда она достала из шкафчика рюмку, подошла к столу, наполнила её из бутылки и как профессиональный дегустатор стала исследовать подозрительную жидкость. Самогонщица подолгу перекатывала во рту каждый глоток, сплёвывала в раковину мойки, вновь подливала и вновь надеялась уловить хоть слабый привкус самогона. Самогоном не пахло.
Странная солоноватая вода оказалась и во всех остальных бутылках. Марфа Андреевна не поленилась отхлебнуть из каждой, и, убедившись, что ни одна из них не содержит ничего похожего на спиртное, вылила всю бракованную продукцию. Почему-то проводя утилизацию брака, она ни разу не вспомнила о судьбе несчастного Усамыча, который "солоно хлебавши", в смысле с двумя пузырями солёненькой водички, был послан ею в известном всем направлении. Марфа Андреевна Жидовоз всегда была женщиной прагматичной, расчётливой и трезвомыслящей. Пытаясь уразуметь, как могло выдохнуться за одну ночь спиртное, в намертво завинченных бутылках, она выстраивала сложные физико-химические теории, от которых, пожалуй, поехала бы башня и у самого Дмитрия Ивановича Менделеева. Никаких мало-мальски приемлемых объяснений произошедшему на ум не шло. В одном самогонщица была уверена точно: вчера по бутылкам она разливала самогонку...
За окном уже бродил смутный рассвет, когда измученная Марфа Андреевна пришла к безумному выводу: всё дело в самогонном аппарате. Она установила своего "кормильца" на плиту, зажгла газ, включила воздухоочиститель и приступила к священнодействию. Через каких-то полтора часа из змеевика в трёхлитровую банку начала капать все та же тёплая солоноватая жидкость, ни цветом, ни вкусом, ни запахом, одним словом, ничем, даже близко не напоминающая самогонку. Поколдовав над аппаратом ещё полчаса, самогонщица поняла, что она либо сошла с ума, либо в эту ночь кто-то поотменял к чертям все законы природы.
"Всё дело в браге", - подумала она. Убрав не оправдавший надежды аппарат, Марфа Андреевна решила провести самый примитивный эксперимент. В кастрюльку налила полтора литра бражки, сверху поставила плавать тарелку, плотно накрыла сосуд сначала крышкой, а затем мокрым холодным полотенцем. Всю эту нехитрую конструкцию она поставила на огонь и стала ждать. Спустя полчаса ей снова пришлось разочароваться. На дне тарелочки вопреки всем химическим постулатам и формулам, вопреки Дмитрию Ивановичу и всей его периодической таблице, вопреки всем земным законам плескалась тёплая солоноватая жидкость.
- Врёшь - не возьмёшь... - зло прошептала Марфа Андреевна и, налив браги в большую железную кружку, одним залпом её осушила.
Бражка была такой, какой и должна быть любая приличная бражка, заведённая на картошке - вонючей, кисловато-сладкой, отдающей дрожжами и без сомнения градусов в ней хватало. Лицо самогонщицы покрылось красными пятнами, то ли от выпитого, то ли от пережитых нервных потрясений. Надо было успокоиться. Первые утренние клиенты должны были уже совсем скоро приползти за дозой опохмеляторной жидкости. Огорчать своих покупателей, а стало быть, и терять верный заработок, в планы подпольной торговки, не входило.
Марфа Андреевна сбегала в кладовку и принесла двадцатилитровую канистру с техническим спиртом, купленным по случаю у одного знакомого азербайджанца. Смешав в ведре воду с "технарём", где-то в пропорции один к трём, она стала методично через воронку железной кружкой разливать отраву по бутылкам. "Врёшь - не возьмёшь, - думала Марфа Андреевна, - не на такую напали. В гробу я видела все ваши законы природы, в белых тапках". Знакомое лёгкое постукивание в дверь застало её на восьмой бутылке.
Выйдя в прихожую и по привычке заглянув в дверной глазок, самогонщица снова увидела Усамыча. За его спиной пошатывался ещё один субъект, лысый, в очках и с фингалом под глазом. Не раздумывая, она распахнула настежь входную дверь и злобно уставилась на утренних гостей. Судя по внешнему виду, "почётный террорист" за тот небольшой промежуток времени, пока Марфа Андреевна вела неравную борьбу с законами природы, уже успел основательно наклюкаться. Бородёнка его драным веником топорщилась во все стороны, куртяшка и брючки были изрядно испачканы, он едва стоял на ногах и при этом как-то комично грозил хозяйке квартиры согнутым пальцем.
- Мы пришли... - угрожающе прошамкал Усамыч, - мы пришли... штобы... штоб...значить...
Видимо в голове у любителя чупа-чупсов что-то перемкнуло и вразумительно объяснить, зачем же они пришли, он так и не смог. Анатолий Ефимович был гораздо трезвее собутыльника, он аккуратно отодвинул старичка, и сам решил разъяснить сложившуюся ситуацию:
- Видите... ли, в чём... дело, - начал он, с трудом подбирая слова. - Мы ночью... у вас купили... две бутылки, но...
- Ясно, ясно, - перебила его Марфа Андреевна, - перелили мою самогонку, выпили, а теперь хотите ещё получить и деньги назад?
- Но... нет, - попытался оправдываться неизвестно в чём Нечипорук. - Видите ли, я долго работал раньше лаборантом,... ставил опыты... ну и всё такое. В общем, мы сейчас ходили... к одному моему знакомому...
- Ну и что? Что вам от меня надо? - снова зашипела Марфиоза.
- Да нет, нет, ничего. Просто мы провели небольшой анализ и ..., и ... одним словом, скажите, где вы набрали столько слёз?
- Каких слёз? - у самогонщицы ёкнуло в груди.
- В тех бутылках, ну что вы нам ночью продали...
- Слезами торгуешь, сучка продажная! - заорал вдруг оживший Усамыч и, подскочив к двери, начал трясти перед носом Марфиозы своими сухонькими кулачками. - Слезами младенцев, детишек неповинных, жён наших и ешо матерей наших, слезами!
Марфа Андреевна без замаха несильно, но очень болезненно врезала старичку по левому уху. "Почётного террориста" отбросило в угол лестничной клетки. Воплотив, таким образом, в жизнь своё ночное желание, самогонщица глубоко вздохнула и, глядя прямо в глаза Нечипоруку, тихо сказала:
- Я вам дам две бутылки, и больше, чтоб я вас не видела, понял?
- Идёт, - кивнул Анатолий Ефимович.
Хозяйка отправилась за разбавленным "технарём", а Нечипорук оглянулся и посмотрел, на сидящего на ступеньках собутыльника. Усамыч плакал, размазывая слёзы по щекам и бормотал что-то неразборчивое про мочёный чупа-чупс и про всё те же слёзы детишек и матерей. Его левое ухо наливалось таким же фиолетовым цветом, что и правое ухо Анатолия Ефимовича.
- На вот, - Марфиоза протянула Нечипоруку два пузыря, - можешь не проверять - не слёзы. Допились до белой, теперь им самогонка уже слезами кажется. Катитесь ко всем чертям, чтоб я вас не видела больше...
Нечипорук распихал бутылки по карманам, помог Усамычу подняться и они вышли из подъезда. Уже совсем рассвело. Дом понемногу оживал, собаколюбивые граждане выводили своих четвероногих питомцев на прогулку. Где-то на другом конце пятиэтажки одинокий дворник махал метлой.
Анатолий Ефимович покрепче взял под руку совсем уже обмякшего старичка, и они пошли "на четырёх ногах". Их фиолетовые уши сигналили в разные стороны как два проблесковых маячка...