Аннотация: рассказ из цикла "Истории города Еннска"
СТУЧИТЕ ГРОМЧЕ!
"Я Вам стучу, мой стук ещё, быть может
Ласкает слух Ваш негой неземной.
Один язык на свете есть - Азбука Морзе!
Он словно мост меж Вами и меж мной!"
Это четверостишие Вениамин Андреевич сочинил на даче, сказать вернее - даже не даче, а на перроне остановочной платформы, когда возвращался домой и ожидал электричку. Времени у него было предостаточно. На шестичасовую он опоздал (в очередной раз подвели солнечные часы), до следующей ещё было минут сорок - пятьдесят, здесь-то радиолюбителя и подкараулила мимолетная муза.
Подозрительную связь между солнечными часами и прилётами музы Вениамин Андреевич Бриль заметил в самом начале этого лета, как раз с той поры, когда он со всем безумием пятидесятидвухлетнего мужчины влюбился в соседку - очаровательную тридцатишестилетнюю Анну Георгиевну.
Уже четвёртый месяц Вениамин Андреевич жил в таком абсурдном мире и в таком лихорадочно-приподнятом состоянии, сравнить которое можно только с пылкой влюблённостью семнадцатилетнего юнца. В отличие от безусых Ромео, чья любовь зачастую бывает неразделённой и безответной, любовь Вениамина Бриля была ответной и разделённой панельной стенкой между сортирами...
Незамысловатые солнечные часы на круглом деревянном столике, стоявшем в открытой беседке, смастерил сам Вениамин Андреевич. Произошло это так давно, что цифры на блатном столовом циферблате уже основательно истёрлись, видны были еле-еле а, обновлял он их, крайне редко. Между тем, в последнее время этот нехитрый указатель бренности всего сущего на земле стал играть для Бриля довольно определяющую роль. Будучи заядлым радиолюбителем и ярым поклонником небезызвестного Сэмюеля Финли Бриза Морзе, Вениамин Андреевич начал весной этого года более внимательно прислушиваться к окружающим его звукам, а точнее сказать стукам. Первыми, кто неприятно поразили его тонкий музыкальный слух, были обыкновенные часы. Причём, именно те, которые беспрерывно выдавали своё гнетущее тиканье.
Чуткому уху профессионала - радиолюбителя, к каковым себя, безусловно, причислял и Бриль, всё время слышались две точки, обозначающие на языке Морзе букву "И". Часы как будто бы спрашивали: "и и и? И? И что дальше? Тебе уже перевалило за полтинник, жизнь, можно сказать, прожита, а чего ты добился? Преподаватель физики в средней школе! Зарплата пять тысяч рублей! Смешно!"
Вениамин Андреевич понял, что с этими происками беспощадного времени надо также беспощадно бороться и, первым делом избавился от наручных часов. Он просто перестал их носить. В трёхкомнатной квартире, где кроме его пожилых родителей, младшего сына - бездельника, ожидающего повестки из военкомата, дражайшей супруги, имел несчастье проживать и он сам, Бриль разобрал все часы и, проявив недюжинную смекалку, добился их практически бесшумной работы. С той поры на дачном участке других часов, кроме солнечных, попросту не было. Вставляя даже обыкновенную столовую вилку в центр циферблата, по её тени время определялось очень легко, правда, с небольшими погрешностями в пятнадцать - двадцать минут, что и приводило иногда к опозданиям на общественный транспорт.
Маленькие победы над часовыми механизмами так вдохновили мастера, что он взялся, было и за другие бытовые приборы, издающие подозрительные звуки. Однако же, после двух локальных ссор с супругой и материнской мольбы оставить холодильник в покое, Вениамин Андреевич всё же уступил домашним и бросил эти занятия.
Холодильник продолжал покряхтывать, пылесос иногда гудел, но эти звуки, как вскоре понял Бриль, не несли в себе угрозы. Более того, он обнаружил огромное количество стуков и постукиваний, которые произносили исключительно положительные буквы и несли позитивные эмоции. К примеру, не раз проходя мимо каких-либо новостроек, Вениамин Андреевич отчетливо слышал то "Зврасвутйте!", то "Дотброе угро!". А однажды ему прислышалось и вообще весьма занятное словечко: "Эксгуманность". Он долго размышлял над тем, что бы это могло означать, но так и не найдя более-менее приемлемого ответа решил, что это призыв вернуться к доброте, милосердию, одним словом, воскресшая гуманность, которой так не хватает нам всем.
Как-то раз в июле, заночевав на даче, он практически всю ночь слушал одиноко скребущуюся где-то под полом мышку. Серый грызун поведал грустную сказочку о суровой борьбе за выживание и, Вениамин Андреевич очень пожалел, что дословно её не записал. Наверняка, могла бы выйти поучительная зарисовка в духе Пришвина.
Выбираясь на природу - в парк Свердлова, а ещё лучше в лес, Бриль стал слышать целые рассказы, правда, подчас, не имеющие абсолютно никакого смысла. Едва ли не сутки он ломал голову над загадочной фразой: "Пы3зпа оад2 мгч п.л7а е2ыцш 537 Т3л ч8г уы.1,.очс,... Ион иг ч,,, К5,л д чд ,,4..ап8ю. шр л р4с,ш7а, настуканной в ветреную погоду шумящими берёзами, скрипящими клёнами и мелкой лесной живностью, наподобие дятлов. Чудилось Вениамину Андреевичу в этом зашифрованном послании что-то неуловимо-русское, исконное, то, от чего мы уходим с каждым днем, с каждым годом, с каждым веком всё дальше и дальше. То, к чему мы все рано или поздно обязательно вернёмся...
"Стуккачество" - именно так впоследствии Бриль начал называть наиболее качественные, упорядоченные и образующие в целом какой-либо смысл, стуки. "Простукваша" - этим словом он обозвал совершенно нескладывающиеся между собой постукивания, которых, кстати сказать, с каждым днём становилось всё меньше.
По-прежнему множество тайн и загадок несла природа. Если, допустим, стуки, издаваемые человеком, животными, приборами или механизмами Вениамин Андреевич почти всегда складывал в понятные междометия, слова или предложения, то матушка-природа не желала так просто идти на контакт. У Бриля была одна версия, вроде того, что, скажем, в лесу, огромное количество звуков просто перемешиваются и в этом хаосе, в этой какофонии очень сложно выделить чей-то один стук. Но всё же, в глубине души, он верил, что эти таинственные шифры принадлежат самой Земле и, разгадать их предстоит именно ему - скромному педагогу, мастеру "золотые руки" Вениамину Андреевичу Брилю.
Несомненно, как радиолюбитель - телеграфист с тридцатилетним стажем, Вениамин Андреевич Бриль и сам постоянно "выходил в эфир", иными словами стучал и отстукивался, где только можно и как только можно. Подобно полярному лётчику, совершившему вынужденную посадку в шельфовых ледниках и торосах Арктики, он посылал свои позывные в надежде, что его кто-то услышит и откликнется. Терпение и настойчивость не могли не вознаградиться. Однажды вечером, где-то в начале июня, сидя в сортире своей трёхкомнатной квартиры, между малым и большим делом, он отстучал по бачку унитаза, расположенного за спиной: "Всем, всем, здесь UАЗАТТ, прошу ответить, приём". В ответ он услышал чёткую и ясную морзянку c другой стороны панельной стены, разделяющей туалеты соседских квартир: "Юстас - Алексу: принимаю вас очень громко, пять, девять. Готова приступить к выполнению задания. Как приняли, приём". Услышав этот ответ и недоделав одно очень большое дело, Вениамин Андреевич стремглав вылетел из сортира. Находясь в чрезвычайно взволнованном психическом состоянии, он сначала было, подумал, что со "стуккачеством", надо, пожалуй, закругляться...
Уже навесив на дверь дачного домика, маленький, больше похожий на игрушечный, замочек, уже нацепив до отказа забитый морковкой, свеклой и прочими дарами шести соток рюкзак, Вениамин Андреевич подошел-таки к солнечным часам. Ласковое сентябрьское солнце уже склонировалось где-то ближе к закату, давно покинув зенит. Позолоченные ветви берёзы отбросили свои дырявые тени на беседку и разобрать который час, даже в погрешности было трудновато. В это мгновение Бриль и почувствовал лёгкое дуновение музы, где-то среди высоких облаков, сделавшую мёртвую петлю. "Сегодня, - счастливо подумал он, - сегодня решится всё!".
Стихи радиолюбитель - телеграфист особо никогда не любил. Даже в те далекие годы на заре своей юности, когда его сверстники обоих полов, таясь и прячась, друг от друга сочиняли стишата о первой любви, он не попытался даже хоть раз зарифмовать, что-нибудь вроде "полюбил-разлюбил". Но сейчас, уже подходя к перрону и провожая взглядом убегающую электричку, он вдруг заметил у себя в голове неизвестно откуда взявшуюся строчку: "Я Вам стучу, мой стук ещё, быть может..." Муза - истребитель сделала еще одну мёртвую петлю, вышла из крутого пике и атаковала Вениамина Андреевича уже поистине гениальной строкою: " Ласкает слух Ваш негой неземной..." Бриль не растерялся, достал из нагрудного кармана афганки блокнот и карандаш и тщательно с достоинством записал подаренные небесами строчки. Ожидая нового озарения и перечитывая написанное, он вдруг заметил, что залётная муза подбросила ему какой-то второсортный товарец. Фраза "Я Вам стучу, мой стук ещё, быть может..." явно была дохленьким ремиксом бессмертного пушкинского творения. "Вот так всегда, - подумал радиолюбитель, - и в магазине мясо протухшее подсовывают, и вдохновение какое-то с душком накатывает". Делать было нечего. Муза, то ли обидевшись, то ли полетев бомбардировать своими "шедеврами" других пиитов, не прилетала.
Вениамин Андреевич решил, что и без музы, сумеет досочинить четверостишие. После мучительных раздумий и получасового блуждания по платформе, он родил продолжение:
- Один язык на свете есть - Азбука Морзе!
Хотя, ни по рифме, ни по ритму, эта строфа не подходила к двум первым, Брилю она нравилась. "Морзе, конечно же, не слишком рифмуется с "может", - размышлял он, - но в конце концов, главное - не слова, главное - чувства". Дело оставалось только за последней четвёртой строчкой. Здесь, сколько ни ломал голову радиолюбитель, ничего путного в неё не приходило. И только в тот самый момент, когда электричка приятно отстукивая, уже приблизилась к перрону, блудная муза всё-таки вернулась и одарила Вениамина Андреевича последней фразой, опять же не лишённой некоторой гениальности: "Он словно мост меж Вами и меж мной!".
Устроившись на краешке сиденья в середине седьмого вагона и повторив про себя несколько раз четвертую строфу, Бриль с удовольствием прислушался к стуку колес электропоезда. Точка - тире, точка - тире по азбуке Морзе означали букву "Я". "Я. Я. Я. Я! Я! Я! - удовлетворённо подпевал электричке Вениамин Андреевич. - Я сумею, я смогу, я добьюсь, я пробьюсь, я добьюсь всего!". Достав блокнот и карандаш, и записав последнюю недостающую фразу стихотворения, он с удовольствием ещё раз перечитал четверостишие. Получилось очень даже неплохо.
"И почему я в молодости не писал стихов? - подумал Бриль. - Наверное, мог бы стать и поэтом...".
Юность Вени Бриля была овеяна смутными воспоминаниями детства о тёплой хрущёвской оттепели и заморожена суровой действительностью застойного ледяного периода. Уже к середине семидесятых он всерьёз увлекся радиосвязью. Сначала чётко следуя инструкциям журнала "Техника молодежи" он собрал-таки настоящую, пусть и совсем крошечную, радиостанцию. А вот после этого следовать пришлось инструкциям совсем другим. Откуда ему, двадцатилетнему пареньку с "каким-то диссидентским", как выразился его куратор из КГБ, именем Веня было знать, что, ударившись в радиолюбительство, он наживает себе массу проблем. Наблюдение за работой домашних радиоприемников велось в те времена пристально. Железный занавес намертво глушил все "голоса" оттуда и все шепотки отсюда. Да и между собой, телеграфистам - радиолюбителям в свободной стране "Полезных Советов" для обсуждения были рекомендованы две темы: собственно радиолюбительство и погода. Малейшее отклонение от допустимых тем, могло стать причиной закрытия радиостанции, а то и уголовного преследования. Коротковолновики со стажем уже во времена перестройки наперебой рассказывали свои "душераздирающие" истории о вызовах в Комитет за объявление номера своего абонентского ящика в эфире или указание города, в котором он проживает. Вениамин Андреевич тоже рассказывал. Его истории повествовали об ужасах застенок, стонах в соседних камерах и, конечно, перестукивании заключенных азбукой Морзе. В районном отделе КГБ он, впрочем, несколько раз бывал. Только пускали его не дальше кабинета куратора, который, следуя чёткому правилу, ещё раз зачитывал ему список позывных радиолюбителей "оттуда", с которыми общаться запрещалось.
Ощущать свою причастность к событиям вселенского масштаба приятно всегда. Вдвойне приятно, если это борьба за свободу страны против тирании, и оканчивается она твоей полной и безоговорочной победой. Так, по крайней мере, казалось поначалу Вениамину Андреевичу. Перестройку он принял всей душой и всем сердцем, но с каждым днём его иллюзии исчезали, примерно так же, как и последние продукты с прилавков магазинов. Свободолюбивая натура Бриля проявила себя и после того, как железный занавес насквозь проржавев, рухнул, а вместе с ним развалился и весь союз свободных и социалистических. Хотя все ограничения на общение с иностранными радиолюбителями были давно отменены, добавлены новые радиолюбительские диапазоны, тематика обмена информацией, по мнению Вениамина Андреевича, осталась практически той же самой. А дело было в том, что по негласному договору радиолюбители всего мира стараются не обсуждать в эфире четыре темы: политику, бизнес, секс и религию. Вырвавшись из-под колпака КГБ, Бриль желал бы поговорить как раз о продажных политиках, о бандитском бизнесе, о размере груди Чиччолины и об особенностях православного вероучения. О чём бы он ни пытался говорить, всё сводилось к этим четырём темам, на которых, собственно, и зиждется ныне весь мир. Большую же часть его радиоколлег интересовали совсем другие вопросы, среди которых, кстати, проблемы радиолюбительства и погода, стояли едва ли не на первом месте. Так и не найдя толком единомышленников, кто бы целиком и полностью разделял его взгляды, так и не отыскав в мутных волнах радиоэфира собеседников, кто хотя бы желал с ним постоянно общаться, Вениамин Андреевич охладел к своему увлечению. Да и наличие у гражданина хобби, не приносящего реального дохода - слишком непозволительная роскошь. Изредка, пока ещё действовала лицензия, он выходил в эфир, то позабавить подрастающих сыновей, то просто так по привычке.
Жизнь, между тем, шла своей чередой.
Между тем политики и бизнеса, так интересовавших когда-то Бриля, она проскочила легко и незаметно, как намыленная. Две вечно пожирающие друг друга и вечно подпитывающие сами себя, гидры, буйно возросшие на плодородном долларовом навозе, до такой степени были омерзительны, что он даже никогда не ходил на выборы. Выбирать "слуг народа" из тех, кто больше набизнесменил, в смысле, наворовал, и из тех, кто меньше набизнесменил, в смысле, награбил, было попросту неинтересно.
Тему секса жизнь Вениамина Андреевича затронула как-то походя и нехотя. Супруга Антонина появилась по расписанию, как пальто, купленное по осени взамен старому. Немалую роль в этом сыграли родители Бриля, продолжавшие и по сей день опекать своей неуёмной заботой единственного пятидесятидвухлетнего ребёнка. Добросовестно исполнив супружеский долг, Вениамин Андреевич получил взамен от жены двоих сыновей и постоянные упрёки в своём неумении как следует обеспечить семью. Тема секса во время подобных скандалов и ссор, как правило, не поднималась и понемногу совсем умерла на смертном одре двуспальной кровати.
Тема религии задела Бриля хоть и по касательной, но довольно больно. Старший сын Евгений лет в девятнадцать умудрился попасть в секту Иоаннитов. Из квартиры начали пропадать деньги и вещи, сам он неделями не ночевал дома, болтаясь неизвестно где. В конце концов, после долгой и неравной борьбы с иоаннитами и с их Богом, удалось Женьку вытащить из объятий единоверцев. С тех пор Вениамин Андреевич стал очень настороженно относиться ко всем религиям, не исключая и православие.
Отбивая свои точки - тире, жизнь понемногу приближалась к своему логическому завершению. Все точки в ней были редкими короткими светлыми мгновениями, все тире - длинными серыми вереницами дней и ночей. И наверное, так бы продолжалось и далее, если бы Вениамин Андреевич в тот вечер в самом начале июня не нашёл в себе силы и не вернулся обратно в сортир...
Анна Георгиевна жила в этой же пятиэтажке, тоже на третьем этаже, как Вениамин Андреевич со своим семейством, только в соседнем подъезде. Балконы их квартир выходили на одну и ту же сторону дома, располагались рядом, но были глухо застеклены, и поэтому общения между соседями почти не было. Бриль часто замечал во дворе эту моложавую приятную даму, то одну, то с дочуркой первоклассницей, то с какими-то подругами, но никогда с мужчинами. Особого интереса она у него не вызывала. Женщина как женщина, судя по всему, была когда-то замужем, развелась, есть дочь. О том, что их сортиры и ванные соприкасаются друг с другом и разделены лишь обычной панельной стеной, Вениамин Андреевич как раз и узнал, в тот удивительный вечер.
...Вернувшись тогда в туалетную комнату, он отстучал по кафельной стене: "Кто вы? Как вас зовут?". Ответ он получил незамедлительно: "Анна, ваша соседка". Сначала Бриля больше всего ошеломило не то, что женщина по соседству так хорошо знает морзянку, а сам факт наличия какой-либо жизни там за стеной. Почему-то ему всегда казалось, что все туалетные комнаты, ватерклозеты, латрины, гальюны, уборные, нужники и сортиры находятся где-то на краю мироздания, и за задней стенкой просто ничего нет - пустота. Опомнившись, он снова услышал из-за стены легкое постукивание: "Как зовут вас?". Вениамин Андреевич простучал: "Вениамин. Простите за вопрос, откуда так хорошо знаете азбуку?". "Изучала в школе", - услышал он в ответ. Тут он снова услышал стук, на этот раз злой и громкий, совсем с другой стороны туалетной комнаты, и не требующий перевода с морзянского на русский.
- И долго мы там собираемся сидеть? - раздался суровый голос супруги из-за двери. - Дай хоть руки помыть!
- Уже иду, - натужно ответил Бриль и быстро застучал по кафельной стенке: "Давайте пообщаемся ещё, завтра в это же время?". За стеной ненадолго задумались, а затем раздался столь долгожданный стук: "Хорошо, завтра в девять, в ванной"...
С этого момента в жизнь Вениамина Андреевича Бриля вошла любовь. Вошла робко и тихонько, постучав в заднюю стенку туалетной комнаты. Полярный лётчик, затерянный во льдах и торосах, бессильно отстукивающий SOS обмороженными пальцами, вдруг увидел на горизонте белоснежный ледокол.
Его услышали и его нашли!
Вихри давно забытых чувств кружились в душе Вениамина Андреевича. Любовь, однажды войдя в его сердце, теперь клокотала там огнедышащим вулканом, стучала сотнями молоточков по вискам, звала на безумные подвиги, отстукивая победные барабанные дроби. Бриль никогда не изменял своей супруге. Но уже во время второго сеанса связи он понял, что Анна просто создана для него, и если их перестучные отношения выйдут из рамок туалетной комнаты, то он более не сможет блюсти супружескую верность.
Просьбу Анны о переносе следующего свидания из туалетной комнаты в ванную Вениамин Андреевич выполнил просто. Всё дело в том, что туалет и ванная в квартире Брилей были смежные. Ещё лет десять назад, по настоянию всё той же супруги Антонины, Вениамин Андреевич разобрал перегородку между скворечниками и заколотил дверь, ведущую в сортир. В итоге получилась одна туалетованная комната, имеющая как свои плюсы, так и минусы. К основным плюсам можно было отнести размещение стиральной машинки "Волга" и центрифуги, а к огромному минусу - отсутствие возможности сходить даже по маленькому, если кто-то из домочадцев решил принимать ванну. Теперь же Бриль готов был поставить перегородку назад, лишь бы никто из семейства не отвлекал его от общения с соседкой.
Второго сеанса Вениамин Андреевич ожидал как невеста первой брачной ночи. Ровно в девять часов он громко сказал домашним: "Пойду искупнусь, что-то сегодня жарко" и закрылся в ванной. Подойдя на цыпочках к раковине, Вениамин Андреевич припал ухом к стенке и прислушался. Было тихо. Костяшками двух пальцев он отбил:
- Вы здесь, Анна? Приём...
Ответ последовал незамедлительно:
- Стучите громче, не в КГБ.
У Бриля радостно засосало под ложечкой.
- Вы не можете себе представить, Анна, как я рад нашему знакомству...
Он с трудом подбирал слова. Хотелось сказать многое, но сердце билось сильно, и обладатель его опасался, что не расслышит ответные стуки.
- Напомните, как вас зовут? Приём...
Вениамин Андреевич вновь представился, не забыв, на сей раз упомянуть номер квартиры, описать свою внешность, слегка её приукрасив и скинув пару десятков лет, а также поведать, что работает он в школе и очень любит детей. Они говорили о многом, но каждый оставлял за собой право на свои маленькие тайны. Гораздо откровеннее вышло следующее свидание в туалетной комнате, которое состоялось через три дня. Бриль ещё не успел войти и закрыть дверь, как услышал легкое постукивание, однако теперь уже не со стороны раковины, а из района унитаза. Он уловил только конец фразы:
- ...Зачем вы девушки красивых любите.
"Как это мило с её стороны", - подумал Вениамин Андреевич и отстучал в ответ:
- Я здесь, дорогая...
На слово "дорогая" Анна не обиделась, и даже, как следовало из стука, оживилась и поинтересовалась:
- А вы не знаете, когда закончится перестройка?
"Какая тонкая натура, какой изящный юмор, какая умная женщина", - Бриль был наповал сражён таким ёмким и язвительным вопросом. Наконец-то он получил возможность отстучать всё, что хотелось высказать в радиоэфире.
После перестройки собеседники плавно перешли на бизнес, поговорили о религии и только тему секса они скромно опустили. Она появилась сама собой где-то на седьмом или восьмом сеансе и подняла её Анна. Рассказывая о болезнях и смысле жизни, она вдруг пожаловалась:
- Так холодно мне в одинокой постели...
Вениамин Андреевич, наверное, впервые в жизни не выдержал и, нарушив все законы радиообщения, прервал собеседника, не дав достучать последние точки-тире:
- Я согрею вас, приду и согрею. Давайте, встретимся. Приём...
Ответа ждать пришлось довольно долго. И Бриль ждал, прекрасно понимая смущение и стеснительность Анны.
- Вениамин, прошу вас не делать ничего лишнего. Давайте соблюдать конспирацию...- наконец услышал он.
- Хорошо, Анна, как вы скажете...
Но Вениамин Андреевич не сдержал своего стука. Буквально на следующий же день, вынося мусор, он увидел её. Она была похожа на ангела. Мусорное ведро в её руках напоминало корзину с благоухающими розами. И Бриль уже не мог остановиться. Он подошёл к ней и извиняющимся голосом произнёс:
- Анна, извините, я не выдержал. Это наши сердца морзянкой стучат по туалетной стене. Давайте же её разобьём!
- Мужик, ты сколько дней пьёшь? - прокуренным голосом выдала Анна. - Иди, проспись...
Вениамин Андреевич прошептал:
- Понимаю, конспирация...Простите, Анна... До связи...
После этой встречи он ещё больше полюбил свою очаровательную соседку и твёрдо решил в корне изменить всю свою жизнь...
"Сегодня решится всё", - ещё раз подумал Вениамин Андреевич, когда за окном электрички замелькали знакомые пятиэтажки Еннска.
Всю дорогу от станции до дома Бриль размышлял о будущем: "Жить будем в Заполярье. Профессиональные телеграфисты ещё ой-ё-ёй как нужны. Мишка Лапин уже третий год зовёт на метеостанцию. Анна согласится, в этом сомнений нет. Для неё работа тоже найдётся. А дочку усыновлю. Бросим всё к чертовой матери и уедем".
Меньше всего его волновал предстоящий разговор с супругой. Но вот родители...
"Ну ничего, объясню... Сколько же можно жить чужим умом. В конце концов, пятьдесят лет для мужчины - самый расцвет сил. Да и пацаны поймут. У Женьки своя семья, а Юрка скоро в армию пойдёт, послужит, ума наберётся. А потом - ко мне. Там заработки неплохие, опять же, настоящим мужиком станет".
Вениамин Андреевич летел домой окрылённый, не чувствуя веса пудового рюкзака, снова и снова повторяя: "Я Вам стучу, мой стук ещё, быть может..." Во дворе одного из домов до слуха Бриля долетела тревожная морзянка. Сначала он не понял, откуда идут эти чёткие точки-тире, но, оглядевшись по сторонам, увидел два теннисных стола и ребятишек, вьющихся с ракетками вокруг них. Машинально радиолюбитель начал принимать сигналы: "д...у.м..сп..и.р.о,,.с1.п...е3. р.о". Привычно отбросив цифры и знаки препинания, Вениамин Андреевич получил довольно замысловатую фразу: "Думспиросперо". "Что бы это значило?", - размышлял он, подходя к дому. В результате недолгой дешифровки сам собой родился ответ: "Дума, видать, Государственная, всё спёрла и сейчас пирует. Так оно и есть", - Бриль вздохнул, достал ключи и открыл дверь квартиры.
Сбросив рюкзак, как груз прожитых лет, он первым делом поспешил в потайную комнату своей любви. Дверь в ванную оказалась заперта.
- Эй, кто там? - Вениамин Андреевич быстро отстучал вопросительный знак.
В ответ раздался раздражённый Юркин голос:
- Можно хоть раз в жизни спокойно помыться?!
- Мойся, мойся, - буркнул Бриль и прошел на кухню.
Электронные часы показывали восемь сорок пять. До решающего сеанса связи оставалось ещё пятнадцать минут. Вениамин Андреевич налил тёплого чаю, достал из холодильника тарелку с остывшими пельменями и попытался поужинать.
- Свёклу-то всю собрал? - поздоровалась заглянувшая в кухню жена.
- Всю, и морковку тоже, - промычал Вениамин Андреевич, пережёвывая холодные пельмени, - Юрка-то давно в ванне, а то я грязный как чёрт?
- Да минут пять. Давай, я хоть пельмени тебе подогрею?
- Да, не, я так...
Юрка вылез из ванной, когда на часах уже было две минуты десятого, и истомлённый ожиданием Вениамин Андреевич готов был ринуться на приступ. Завладев, наконец, ванной крепостью, он тут же отстучал:
- Любовь моя, желанная, приди...Приём.
В ответ гулко и с ужасающим рёвом за стеной заурчал сливной бачок. Через мгновение раздался ответ, но со стороны туалета:
- Венечка, касатик, я ждала тебя целую вечность!
- Родная моя, послушай, что я написал для тебя, - и Вениамин Андреевич судорожно, до боли в костяшках пальцев, начал декламировать свой шедевр. Творчество начинающего поэта было оценено по достоинству.
- Это посвящено мне? - донеслось из-за стенки, и Бриль почувствовал, как дрогнули передающие сигнал пальцы.
- Тебе, любимая, тебе, - ответил он, - сегодня мы будем вместе, и уже ни одна стена не встанет между нами.
За стенкой снова раздалось жуткое урчание сливного бачка. Вениамин Андреевич чутко прислушался, но уже ни единого стука не доносилось до его ушей. Тогда он решил действовать. Отстучав: "Я иду к тебе, любимая, жди", он выскочил из ванной, обулся и, хлопнув дверью, на крыльях любви полетел в соседний подъезд.
Дверь открыла курносая девчушка лет семи-восьми и спросила:
- Вам кого?
- А Анна... - Вениамин Андреевич запнулся от переполнявших его чувств. - Анна Георгиевна дома?
- Мамы дома нету, - беспечным голоском ответила девочка, - только бабушка дома. Вам её позвать?.. Баба!!! - обернувшись, крикнула она.
И тут Бриль увидел бабушку.
Опираясь на самодельный костыль, в прихожую вышла старушка. В её выцветших глазах и во всём облике угадывалось явное облегчение. Голова в белом цветастом платочке чуть подрагивала при каждом шаге, но руки были тверды. Левой она держалась за костыль, а правая отбивала по косяку чёткую дробь. Вениамин Андреевич, услышав морзянку, машинально начал расшифровывать: "Юстас-Алексу. Готова выполнить любое задание"!