|
|
||
- Хочу на солёные озёра! - сказала моя любимая жена Вера после того, как её одиннадцатый "б" сдал, наконец, ЕГЭ, и у неё начался отпуск. - Ура! Мы поедем на озёра, - тут же запела дочь Светка. - Стоп, стоп! - деланно нахмурился я, - у меня ещё одна халтура намечена на той неделе. - Надоели твои халтуры, - заныла дочка, - никогда тебя дома нет. На зарплату учителя географии в наше время прожить невозможно. Вот я и зависаю на халтурах - подрабатываю промышленным альпинизмом, монтирую оборудование на вышках сотовой связи. - Машину купили, а сами никуда не ездим, - продолжала ныть Светка. - Мы могли бы по очереди рулить, - поддержал сестру Андрей, студент-второкурсник, которому не терпелось применить на практике новенькие водительские права. - Да вы сговорились! - догадался я. Жена счастливо засмеялась. Хакасия встретила нас ослепительным солнцем и легкими ветрами на продуваемых холмистых равнинах. Сначала жили на озере Белё. Чистая прохладная вода, наполненный степными травами воздух - красота! Целыми днями мы плавали и ныряли, Светка кувыркалась в огромных надувных шарах, а сын катался на водных лыжах, на всевозможных бананах, скутерах и даже летательных аппаратах, которые носились над озером, обгоняя белых чаек. - Знаешь, я иногда жалею, что они так быстро выросли, - призналась мне жена. - А может, ещё одного родим? - подхватив её на руки, я ринулся с разбегу в озеро. Потом мы освоили ещё несколько озёр. Купались и мазались лечебной грязью на Тусе, парились в бане на Матараке. По вечерам жарили шашлыки или запекали на углях нежную форель. Любовались ничем не заслонёнными, широкими во всё небо закатами. А по ночам у нас с Верой была жаркая, совершенно непохожая на городскую любовь. Я не раз похвалил себя, что догадался взять детям отдельную палатку. Каждое утро Вера плавала. Я выкуривал первую за день сигаретку и любовался её ладной загорелой фигурой, когда она выходила из воды, а потом прямо в купальнике начинала готовить завтрак. Моя белая кожа всё же не вынесла неистового хакасского солнца. Пока моя ненасытная семейка неутомимо поглощала все положенные на отдыхе удовольствия, я прятался в тени и уже начал придумывать предлог, чтобы возвратиться домой. А может, это было предчувствие, и нужно было настоять на отъезде? Вера сказала, что ей просто необходимо посетить косметолога и сделать какой-то необыкновенный массаж в четыре руки, тогда она будет готова вернуться. Так мы оказались в посёлке Жемчужном. Пока Вера проходила свои процедуры, мы бродили с детьми среди лавчонок с берестяными туесками, шаманскими бубнами и всем тем, чем обычно пестреют прилавки курортных местечек. Я выбирал к ужину сочные, напоенные солнцем помидоры, когда Светка потянула меня за рукав: - Папа, папа! Нашего Андрейку рисуют! Там художник настоящий сидит с мольбертом. Меня уже нарисовал, а теперь Андрейку! На складном стульчике сидел бородатый мужик в зелёном, модном этим летом ажурно связанном берете, и быстрыми штрихами рисовал портрет моего сына. Карандаш так и порхал в его ловкой руке. Я присмотрелся: похож. Тот же нос, волосы, рука, сжимающая бейсболку. Портрет сына напоминал кого-то ещё, кого я будто бы знал очень давно. - Что, не узнал, Юрка? - не отрываясь от бумаги, спросил художник. - Боря! Борис! - воскликнул я, обрадовавшись неожиданной встрече с бывшим однокурсником. Когда-то он был моим другом, но потом наши дороги разошлись. - Как ты? Куда пропал? - спрашивал я, но к художнику стояла очередь, и Боря сказал: - Некогда сейчас, видишь - работаю. Давай вечером встретимся. Вы где остановились? Вечером на озеро приехал Боря. Вместе с ним из машины выпорхнули с лёгким щебетанием три загорелых девушки и щуплый невзрачный мужичок, которого Борис представил: - Стас, - и коротко хохотнул, показывая на девчонок: - А это матрёшки. Я вспомнил, что Боря всегда называл так своих многочисленных пассий. Гости выгрузили на стол внушительное количество спиртного. Вера натянуто поздоровалась, потом замолчала и вскоре ушла укладывать сопротивляющуюся Светку. Андрей с нескрываемым интересом разглядывал "матрёшек". Мы выпили за встречу и знакомство. - Ну, как ты? Женат? Дети? Где работаешь? - засыпал я вопросами старого друга. - С последней матрёной лет пять как разбежались. - А всего их сколько было? - изумился я. - Официальных - три, а других я не считал, - осклабился Боря и коротко поведал про свою жизнь. В школе он отработал положенные по распределению три года. Потом подался в свободные художники, благо, некоторые способности были. Колесил по свету, куда звала мятущаяся душа. Жил случайными заработками. - То пусто, то густо - такая вот хреновина с морковиной, - не то пожаловался, не то похвалился он. - Ну, а ты, Юрик? У тебя, я вижу, всё в шоколаде? - пристально взглянул на меня Борис. - Да, нормально всё, - почему-то смутился я, - пойду, потороплю Веру. Светка уже уснула, но жена так и не вышла к гостям, как я её ни уговаривал. Стас, развязно обнимая девиц, щедро подливал напитки. Они громко хохотали и требовали танцев. Андрей с готовностью организовал музыку, и загорелые, едва прикрытые крошечными платьицами тела "матрёшек" затейливо зазмеились вокруг костра. Раздосадованный странными капризами жены, как бы в отместку ей, я пил стакан за стаканом и вскоре тоже поддался всеобщему веселью. Меня разбудили голоса. Жены рядом не было. Ужасно болела голова. Чем закончилась вчерашняя вечеринка, я не помнил. Вокруг палатки стоял влажный туман. Я подошёл к воде. Где-то у камышей плескались и крякали невидимые из-за тумана утки. До берега лишь доходили по воде круги, набегали мелкими волнами и бесследно исчезали в мокром песке. Я докуривал сигаретку, когда прямо из тумана возникла Вера в мокром купальнике. - Ты что, купалась? - удивился я. - Ну, да, я же каждое утро плаваю. Кстати, и тебе не мешало бы освежиться: от тебя разит, как... - Ну, нет, купаться я не пойду, - я подобрал валяющуюся в траве бутылку пива, отпил несколько глотков и полез обратно в палатку. "Она сделала вид, будто ничего не произошло. Ладно, попробуем ей подыграть. Может, что-нибудь из этого и получится!" - решил я. Вскоре жена испуганно закричала: - Юрка! Вставай! Там что-то случилось! Милиция приехала! Когда я подошёл к стоящей у подножия холма милицейской машине, у окровавленного, застывшего в нелепой позе трупа уже толпилось с десяток человек. Труп обнаружил кто-то из отдыхающих, когда взошедшее солнце высушило туман. Никто не знал погибшего. Зато я сразу узнал рыжеватую бородку клинышком, остренький носик и зелёный вязанный берет, который сейчас был насквозь пропитан кровью. - Боря! - вскрикнул я. - Вы его знали? Ваша фамилия, - оживился сутулый мужик в штатском, мимоходом показывая мне удостоверение, которое я не успел толком рассмотреть. Зато успел почувствовать, что от него разило не меньше моего. Я назвал себя. - Давно знакомы с потерпевшим? Я сказал, что мы вместе учились. С тех пор до вчерашней встречи в Жемчужном я его не видел. - А как он оказался на озере? - спросил молодой розовощёкий крепыш, который представился лейтенантом полиции Крутиковым. - Так я сам пригласил его... - Он один приехал? - Да нет, с ним были три девушки и этот... Стас, - я поискал глазами вчерашних собутыльников, но не нашёл их. - Очевидно, что произошёл... э... несчастный случай, - сказал первый, с трудом подбирая слова и желая, вероятно, побыстрее закончить расследование. Крутиков удивлённо взглянул на напарника и возразил: - Очевидно только то, что он свалился оттуда, - кивнул он на вершину холма. Штатский проигнорировал его слова и сказал, обращаясь ко мне: - Вас я попросил бы пока никуда не уезжать. Сейчас подъедут ребята, увезут труп. Они вам подскажут, где его потом можно будет э... забрать. - Прикройте его пока чем-нибудь, - сказал крепыш куда-то в толпу. Кто-то из отдыхающих набросил на Борю пляжное полотенце. - М..мне забрать? - ошалело спросил я. - Ну, а кому же? - ответил штатский. - Ваш знакомый, вам и забирать. Я никак не мог прийти в себя. Крутиков задал ещё несколько вопросов, буравя меня маленькими подозрительными глазками. В это время подъехала труповозка. Санитары погрузили тело вместе с пляжным полотенцем и быстро уехали. - Поехали! И так распугали всех отдыхающих! - окликнул напарника штатский, садясь в машину. - Вот, возьмите. Это адрес нашего отделения в Ужуре. Вам нужно будет подъехать, подписать протокол, - протянул мне бумажку лейтенант Крутиков. Полицейская машина уехала, а я в полной растерянности стоял на дороге и смотрел им вслед. Странная парочка: один - сотрудник милиции в штатском, другой - полицейский в милицейской форме. Один уверен, что произошёл несчастный случай, другой - вроде сомневается в этом. В раздумье я поплёлся к палатке. Как нелепо и страшно всё произошло: неожиданная встреча с другом после девятнадцатилетнего перерыва, странные капризы жены, спонтанная пьянка, танцы с "матрёшками", и вот уже исковерканный Борин труп. Многие отдыхающие, посчитав отдых безнадёжно испорченным, начали сворачивать палатки. Несколько машин уже потянулись к выезду из зоны отдыха. Подойдя к своим, я вкратце обрисовал обстановку и велел Андрею увозить мать и сестру домой. - А ты, папа? - вскинул тревожные глаза сын. - Доеду с вами до Ужура. Потом займусь похоронами. Боря был моим другом. К тому же из нашего города, а здесь, похоже, у него никого нет. А, кстати, где Стас и эти... матрёшки? - Уехали. Только что, - ответила жена. - Странно всё это. Ну, ладно, собирайтесь, я пока на скалу поднимусь, - сказал я, заметив, как вздрогнула при этом Вера. Сын понимающе кивнул и начал сворачивать палатку. Светка увязалась было со мной, но я сказал, чтобы помогала матери собирать вещи. Склон холма, пологий у подножья, по мере продвижения к вершине становился всё круче. Из жёсткой низкорослой полыни, чабреца и других степных трав вылезали наружу острые голые камни, образуя неправильные гигантские ступени. Перед самой вершиной из нагромождения камней уходила вертикально вверх высокая, изрытая трещинами скала, залезть на которую прямо здесь, в лоб, даже мне, бывалому альпинисту, без снаряжения было трудновато. Отойдя в сторону, я нашёл едва заметную тропинку, ведущую наверх в обход скалы. С вершины холма, представляющей собой довольно широкую площадку, открылся вид на озеро. Палатки и крошечные отсюда машинки были видны как на ладони. Я оглянулся. По ту сторону холма синели внизу ещё несколько озёр и нитка извилистой речки вдали. Я понял, что могло привлечь сюда художника. Вид был великолепный. Но ведь утром был туман. Или здесь, на вершине, его не было? Я уставился под ноги, стараясь найти... что? Какие-нибудь следы пребывания Бориса и... Веры. Нужно найти и уничтожить улики, пока их не нашёл кто-то другой. Например, лейтенант полиции Крутиков. Недаром он смотрел на меня недобрым взглядом ищейки, готовой взять след. Только торопливость похмельного напарника заставила его уехать. Пока уехать. Сосредоточенно глядя под ноги, я осматривал жёсткую траву, заглядывал под камни, но находил лишь мусор, помятые пластиковые бутылки. "Сволочи-люди, - чертыхнулся я, - везде гадят!" Маленький складной мольберт художника стоял за камнями, сложенными кем-то пирамидой с трепещущим на ветру трёхцветным флажком. Я затаил дыхание. Карандашный пейзаж в точности повторял действительность: вид сверху на озеро, на берегу которого слегка обозначены мелкие детали палаточного лагеря. На переднем плане рядом с пирамидкой из плоских камней стояла женщина. Её лицо ещё не было как следует прорисовано, но фигура, длинные, развевающиеся на ветру волосы, несомненно, принадлежали Вере, моей жене. Наверное, Борис был талантливым художником. Глядя на всего лишь несколькими штрихами нарисованную фигурку, я почувствовал смятение, отчаяние и даже мольбу в её позе, в положении рук. "О чём могла умолять Бориса Вера, которая ещё вчера вечером даже не пожелала с ним разговаривать?", - подумал я, представив себя лейтенантом Крутиковым. После этого сжёг листок с Вериным портретом. В задумчивости сложил мольберт, ещё раз осмотрелся по сторонам, оглядел траву. Больше никаких "улик" не было. Спустившись с холма, я увидел, что моя семья уже готова к отъезду. Вещи собраны и уложены в багажник. На поляне оставался только складной столик с посудой. - Ну, что давайте перекусим, да тронемся в путь, - сказал я бодрым голосом, не отвечая на напряжённый взгляд жены. - Что там? - подскочила к мольберту Светка. - Это вещи Дяди Бори. Возьмём с собой, потом я передам их его матери, - сказал я, усаживаясь на стульчик. Вера молча поставила передо мной завтрак. - А вы? - я поднял на неё глаза и поразился тому, как она побледнела. - Дети поели, а я не голодна, - отвернулась Вера. Всю дорогу до Ужура ехали молча. Вёл машину Андрей, я сидел рядом и был рад, что не вижу лица жены. Когда нашли адрес, который дал лейтенант Крутиков, я сказал, чтобы они ехали домой и ни о чём не волновались. - Ты уверен, что тебе нужно остаться? - робко спросила Вера, выйдя из машины вместе со мной. - Да. Не волнуйся, всё будет хорошо, - легонько тронул я ладонью её щёку. - Но, послушай, Юра, мне нужно тебе рассказать... - Не надо, Вера. Потом поговорим. Ну, всё, поезжайте. Я скоро приеду. Улажу формальности, найду родственников. Сразу после похорон вернусь. В глазах жены застыла мука. - Я люблю тебя, помни это, - сказал я, усаживая её в машину. Самое страшное - жить в эпоху перемен. В этой старой истине я убедился, когда начал поиски Крутикова. На здании отсутствовала какая-либо табличка, указывающая на отделение милиции или, по-новому, полиции. Внутри оживлённо сновали люди. Дежурный в милицейской форме, но с новеньким полицейским жетоном на груди сказал, что лейтенант Крутиков в отъезде и неизвестно, когда будет. Я вышел на крыльцо и закурил. Сколько придётся ждать? И, главное, чего? А может, ну его, уехать домой, авось как-нибудь обойдётся без меня. Нет, уезжать было нельзя. Нужно было выяснить окончательную версию. Мы с Верой были единственными давними знакомыми Бориса,к которым он приехал на озеро, а значит - подозреваемыми в его странной гибели. - А, это вы? - поднимался на крыльцо давешний напарник Крутикова. - Можете забирать тело, сейчас я позвоню в морг. - Но Крутиков... - Да, что Крутиков, он в Красноярск уехал, переводят его, - в его голосе послышались нотки зависти. - Забирайте тело, хороните. Дело же ясное - несчастный случай. А мне, извините, некогда. У меня через полчаса аттестация, мать её... Оказывается, из перемен тоже можно извлечь пользу! Такой удачи предвидеть невозможно! Ведь Крутиков заподозрил, что Борису помогли упасть со скалы. Не торопились бы они так, они наверняка нашли бы там следы и моего и Вериного пребывания. Из-за этой неразберихи при переходе милиции в полицию всем было не до трупа какого-то придурковатого художника, свалившегося по пьяни со скалы на удалённом озере. Несчастный случай! Чего тут расследовать, когда всю милицию лихорадит предстоящая аттестация. Крутиков, очевидно, прошёл её раньше и сразу пошёл выше. На новом месте он позабудет о своих подозрениях, даже если они у него и были! Оставалось забрать Борины вещи и передать их его матери. Сделать это я считал своим долгом перед погибшим другом. Я разыскал квартиру, которую снимал Борис последние полгода. Квартирная хозяйка сказала, что три дня назад он уехал, пообещав вернуться через неделю. Сумка с одеждой, несколько картин маслом, набор красок и папка с рисунками - вот и всё, что осталось от моего друга. Странно было прикасаться к вещам человека, которого уже нет на свете. С опаской и любопытством я раскрыл папку. Пейзажи, портреты. Много портретов. Люди, которых я никогда не знал и уже не узнаю. Они смотрели на меня, эти незнакомые люди, и, казалось, я всё про них понимал. Этот сердитый, а эта печальна. У этой ослепительная улыбка, но холодные, живущие отдельно глаза. А этот... Вот то, что я подсознательно искал! Хотя и ожидал чего-то подобного, но всё равно опешил. На портрете был мой сын. Те же глаза, те же волосы, правда, немного длиннее, чем у Андрея сейчас, чуть поострее нос, рука с длинными пальцами, сжимающая в руках кепку. Если присмотреться внимательнее, становилось понятно, что портрет сделан довольно давно. Бумага слегка пожелтела, потёрлись углы. И надпись: "Автопортрет. Б.Г.". Б.Г. - это Борины инициалы. Борис Григорьев. Я помнил его таким молодым, но никогда не проводил ассоциации... Вчера, в Жемчужном, Боря сидел на бульваре и рисовал портреты отдыхающих. Моя дочка Светка не могла упустить такую возможность и встала в очередь. Боря быстро изобразил девочку, а потом острый взгляд художника выхватил из толпы Андрея. Борис моментально разглядел и понял то, чего не видел я все восемнадцать Андрюшиных лет: Андрей и он сам в молодости - практически одно лицо. Следовательно, Андрей - сын Бориса. Борис предложил сделать его портрет, не зная ещё, что из этого выйдет. А я не знал, и даже не догадывался об этом. Столько лет жена скрывала это от меня? А может, я сам ничего не хотел знать? Я начал вспоминать нашу с Верой историю. Летом после второго курса у меня была бурная и всепоглощающая любовь с однокурсницей. Я даже подумывал о женитьбе. Но однажды любимая неожиданно сказала: - Прости, Юрка, таких, как ты, у меня было и ещё будет много. А вот шанс посмотреть мир выпадает не часто! - и уехала за границу с каким-то богатеньким старичком. Я тогда чуть не умер. Мир для меня рухнул. А у Бори всегда было полно девчонок. - Ну, что за хреновина с морковиной? Чего ты паришься из-за матрёшек? Вот у меня их сразу три! И всех их люблю! Какая матрёна первой забеременеет - на той и женюсь! - сказал он мне, смеясь. Я помню, что даже позавидовал тогда Боре. Позавидовал той легкости и свободе, с которыми он умел жить. Осенью весь третий курс пединститута отправили в колхоз - убирать картошку. Боря раздобыл себе медицинскую справку с каким-то сложным диагнозом и остался в городе. Правда, мне, по дружбе, он тоже достал справку. Но, когда я, не сумев разобрать латыни, принес её в деканат, там здорово развеселились: справка оказалась из женской консультации с диагнозом "Беременность. Срок 10 недель". Я оценил шутку друга и отправился в колхоз. А там встретил Веру. Она училась на литфаке, и их поселили вместе с нами в старой школе. Мы копали и копали картошку, а бескрайние поля все не кончались. По вечерам студенты всячески боролись со скукой: то устраивали танцы, а то соревновались, кто больше знает стихов наизусть. Наш геофак нисколько не проигрывал весёлым литфаковским девчонкам. Вера отличалась от подружек какой-то взрослой печалью в больших серых глазах. И читала грустные щемящие стихи о несчастной любви, которые были созвучны и моей израненной душе. Я знал, как это больно - предательство любимой девушки. И, чувствуя, что у Веры была похожая история, старался не бередить её раны, ничего у неё не спрашивал. Мне хотелось отсечь и своё, и её прошлое, начать историю новой, нашей любви, над которой это прошлое было бы не властно. Вера мне так ничего о себе не рассказала. Вскоре мы спали с ней в одном спальнике, и сразу после возвращения из колхоза поженились. А потом родился Андрюшка. Мы были счастливы. Мы и теперь счастливы, прожив вместе девятнадцать лет. И вдруг появился он. Борис. Бывший мужчина моей Веры и отец моего первенца. Разве могли мы, я или моя жена, позволить ему, этому ветренику, свободному художнику, всю жизнь искавшему лёгких приключений, - вот так взять и разрушить нашу жизнь? Жизнь, состоящую из множества больших и маленьких событий: семейных вечеров, сказок на ночь нашим детям, их первых шагов, школьных задачек, взросления. Мы бережно вырастили своё счастье и нашу любовь, основанную на верности, признательности, дружбе. Той ночью, когда после изрядно выпитого я, наконец, уснул в своей палатке, меня разбудил тихий шёпот. Кто-то звал Веру. Она немного повозилась, одеваясь, и выскользнула наружу. - О, Верунчик! А ты, оказывается, счастливая жена и мамаша! - узнал я пьяный голос Бориса. - Тише ты, Юру разбудишь и детей! - зашептала жена. - А мне насрать! У тебя есть всё, а у меня ничего! - продолжал куражиться Боря, - я, может, хочу с тобой договориться! - Давай отойдём отсюда, мы сейчас весь лагерь перебудим, - услышал я слова жены, потом голоса стали удаляться. Я выбрался из палатки. Было ещё темно, но уже начинало розоветь небо, готовясь к восходу. Над озером поднимался легкий туман. Вера с Борисом поднимались на холм. Я крался сзади на расстоянии. Склон становился всё круче, под ноги стали попадаться камни. Мне удалось подобраться ближе. - Давай я тебя нарисую вон там, на вершине, и потом уеду, - услышал я вкрадчивый Борин голос. Они стали подниматься на вершину по едва заметной тропинке в обход скалы, а я, сам не понимая, зачем я иду за ними, начал взбираться по ней прямо в лоб, по трещинам и уступам. Потом затаился в каменной нише, которую обнаружил наверху, как раз под ними. Меня они видеть не могли, зато я слышал каждое слово. - Нет, - злорадно говорил мой друг, - пожалуй, я поспешил с обещаниями. Никуда я так просто не уеду. У вас тут весело, палатки, машина, костерок, печеная форель... А у меня - одна хреновина с морковиной! Я с вами буду жить, - захохотал Боря, обрадовавшись неожиданно пришедшей ему в голову мысли. - Сынок-то у тебя мой, оказывается! Будем жить вместе! Я рассвирепел, и уже хотел вылезти наверх, как жена быстро заговорила: - Ты же сам никогда не хотел семью. Я у тебя была не единственная. Когда девчонки в общежитии мне рассказали, что ты всем треплешься, будто женишься на той "матрёшке", что первая от тебя забеременеет, у меня как пелена с глаз свалилась! Поздно, но поняла я, что ты не тот человек, с кем нужно связывать свою судьбу. Уехала в колхоз - подальше от тебя. А там Юру встретила. Сама не знала, что беременна. А потом мне уже было всё равно: я любила и была любима. Я это чувствовала. И сейчас чувствую. А ты уезжай. Ведь не сын тебе нужен вовсе. - Ох, как ты меня хорошо знаешь! Конечно не сын! Он мне - чужой совсем. И я ему чужой. Я коньяк люблю. Вот и будем втроём жить да коньячок попивать! Может, прямо сейчас и попробуем? Ну-ка, иди ко мне, - раздался пьяный похотливый хохот и звуки борьбы. - Сволочь ты! Подонок и сволочь! - закричала жена. Меня ослепила дикая ярость. Что есть силы я ударил кулаком по каменной стенке. И вдруг услышал, как Боря заорал: - Дай руку, дура! Мне самому не вылезти! Очевидно, Вера оттолкнула Бориса, и он завис на краю скалы. - Ну, уж нет! Подыхай, мразь! - запальчиво крикнула Вера и побежала прочь. Я понял, что дело приобретает серьёзный оборот, и начал выбираться из ниши. Камень, за который я ухватился, зашатался и пошёл вниз, я едва успел отпрянуть и прижался к стене. Потеряв опору, посыпались и верхние камни, увлекая за собой Бориса. Ошарашенный, я стоял в нише, распластавшись по стене и не смея пошевелиться, так как камнепад всё продолжался. Услышав грохот, Вера вернулась. - Ой! Что же я наделала, - услышал я вскрик и тоненькое всхлипывание. Потом всё стихло. Я побежал вниз. Переломанное тело моего друга лежало у подножья холма. Я понял, что Борису уже ничем не поможешь. Туман от озера расползался по всей долине. Никем не замеченный, я вернулся к палатке. И уже докуривал сигарету, обдумывая, как нам быть дальше, когда из тумана в мокром купальнике возникла Вера. - Ты, что, купалась? - удивился я. - Ну да, я же каждое утро плаваю... "Милая... Как же ей было тяжело молчать всё это время... Пока судьба или обстоятельства на моей, на нашей, стороне. И нам с Верой удалось разыграть удачный сценарий, хотя мы и не сговаривались", - думал я, всё ещё глядя на автопортрет Бориса, на котором он так похож на моего сына... Я закурил и, повинуясь внезапному порыву, поднёс к нему зажигалку. Бумага, высушенная временем, мгновенно сгорела. Осталось самое трудное - позвонить Бориной матери, узнать её распоряжения насчёт похорон. Трубку сняла соседка. Оказалось, что Борина мать тяжело больна, и уже несколько месяцев не встаёт с постели. - Нет, на похороны она не поедет. Я даже не буду ей ничего говорить. Вы, Юра, устройте всё как-нибудь сами, - заплакала в трубку соседка. Что-что, а это я мог ей пообещать. Да, я всё устроил как надо. И похороны, и всё остальное. Я понимал, что всё случилось... как случилось. Когда-то Борис бросил камень в светлую воду нашей молодости, а круги от него прокатились через всю нашу жизнь. Сначала незаметные, сейчас они выплыли из прошлого. И могли пойти дальше, задевая и судьбы наших детей. Сегодня обстоятельства были на нашей с Верой стороне. Но я вовсе не был уверен в том, что успей я тогда вылезти на скалу, за край которой уцепился Борис, - подал бы ему руку и вытащил наверх. Да, судьбе или случаю было угодно, чтобы я не совершил преступления. Но себе-то зачем врать: я был готов его совершить! Мне стало страшно. В душе я чувствовал себя преступником. Но, боже мой! Как же не хотелось нести наказание за это ещё пока не преступление! А лейтенант Крутиков... Сложись обстоятельства как-то иначе, не будь он так зациклен на своей аттестации и карьерном росте... Очень трудно было бы доказать свою невиновность и непричастность. А что было бы с Верой? Со Светкой? С Андрюшкой, студентом юрфака? Судимость родителей означала бы смерть и его карьеры... Что толку говорить о том, что было бы? Говорят, история не имеет сослагательного наклонения. Всё случилось, как случилось. Теперь я был уверен только в одном. Не может у нас всё остаться по-прежнему. Не может наша любовь быть основана на недомолвках и вранье с дальних пор. Пора, наконец, расставить все точки над и. Пора погасить круги от того камня из прошлого. Пускай они уйдут в песок моей памяти и уже не смогут ломать судьбы моих близких. Я ехал домой и обдумывал, как начать разговор с Верой и сыном. Нашим сыном.
- Комментарии: 28, последний от 23/11/2017.
- © Copyright Юрина Татьяна (poluyanovatanya@mail.ru)
- Размещен: 07/09/2011, изменен: 02/11/2014. 28k. Статистика.
- Рассказ: Проза
Связаться с программистом сайта.