Аннотация: Любите животных! А если уж пытаетесь отравить, то травите наверняка...(Из заповеди живодера).
-Надеюсь, охота будет удачной,- подмигнул Диме золотозубый продавец хозяйственного магазина, протягивая банку с крысиным ядом 'Василёк'.
-Эх, с вашим бы оптимизмом да начать жизнь заново,- вздохнул Дима и сдвинул брови.- А почему, собственно, 'Василёк'? Как-то не вяжется.
Основание для сомнения имелось, Дима носил фамилию Васильков. Жена иногда звала его Васильком.
-Видимо, чтобы никто не догадался,- хмыкнул торгаш и постучал никотиновым пальцем по банке, где большими буквами было написано: ' Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она'. - Главное - безотходное производство. Ни запаха, ни пыли, одно воспоминание.
-То, что надо,- обреченно покачал головой Дима, купив еще деревянную мышеловку, резиновые перчатки и пластиковые очки.
В аптеке напротив он приобрел три больших шприца и настойку валерьянки. Настойку для себя.
В последнее время Васильков стал неврастеником. Потерял покой и сон. И все из-за Марика.
Как и все порядочные мужчины, Дима недолюбливал тещу, но ее абиссинского кота Марика с некоторых пор просто ненавидел. И ладно бы, если эфиопский котяра только гадил в его тапочки и драл когти о новые пиджаки.
Главная подлость кота состояла в том, что он залезал на деревья и не мог с них спуститься. И деревья приходилось спиливать. Да не в лесу, а на дачном участке, где Дима двадцать лет выращивал собственноручно посаженные критские лиственницы, итальянские сосны и крымские кипарисы.
Марик всегда застревал в таких местах экзотических ветвей, что к нему нельзя было подобраться. Орал громко, противно и долго, лишая сна даже жителей окрестных деревень.
Нет, животных Дима очень любил. Чуть ли не плакал над каждой пойманной на удочку рыбкой, засовывая ее еще живой в морозилку холодильника. Сердце обливалось кровью, когда под сенокосилку попадали лягушки и их, изуродованных, но еще дергающихся, приходилось из сердоболия пристреливать из пневматического пистолета. Да что там лягушки, желтых муравьев было жалко. А приходилось давить насекомых каблуками резиновых сапог до боли в пятках, чтобы не обжирали капусту.
А тут целый кот. Не пропадать же живой душе из-за дерева! К тому же, во время очередной выходки Марика, теща так жалобно и тоскливо смотрела на Диму, что хотелось застрелиться.
Давно сгорели в печи средиземноморские и таврические красавицы. А в пятницу Марик добрался и до шикарной алеппской сосны. Дима выжидал двое суток, так и сяк пытался вскарабкаться по гибкому, гладкому стволу, но тщетно. После того как пришел не выспавшийся лесник и предложил бесплатно пристрелить кота разрывной пулей, Дима взялся за инструмент.
Рухнувшее алеппское чудо стало последней каплей. Васильков решился на преступление....
Ночью, надев резиновые перчатки и очки, принялся терпеливо ждать. Только перед рассветом раздался щелчок мышеловки. Есть! Дима повздыхал над тщедушным грызуном с оторванным наполовину хвостом, мысленно попросил у Космоса прощения за прошлые, нынешние и будущие грехи.
Разложив мертвого мыша на письменном столе, ввел в его тельце полный шприц 'Василька'. Показалось мало. Надо действовать наверняка. Добавил еще. Мышонок раздулся и стал похож на мультяшный персонаж.
Ну, так. Марик любит мышек, где-то их ловит и притаскивает на крыльцо, хвастается. Нате, мол, смотрите, какой я замечательный охотник. Но ест редко, гаденыш, в основном поиграет, бросит и бежит за новой добычей. Приходится за ним убирать. Как бы на этот раз осечки не вышло.
На цыпочках, чтобы не скрипели ступеньки лестницы, спустился на первый этаж, заглянул в комнату тещи. Марик, как всегда, спал в ногах у хозяйки.
Нет, к кровати подбрасывать нельзя. Варвара Кантемировна спит чутко, проснется, все поймет, она догадливая. Нужно сначала куском колбасы эфиопа приманить.
Но колбаса не понадобилась. Кот приоткрыл фосфорный глаз, выпустил когти, зевнул. Потом мягко спрыгнул с постели, задрав хвост, побежал к Диме, молниеносно выхватил из его рук отравленного 'Васильком' мыша. Стал метаться с ним по веранде.
Васильков отворил входную дверь, с облегчением выпустил Марика во двор. Тот тут же скрылся со своей добычей в кустах черной смородины.
Приятного аппетита, дружище! Жаль, конечно, красивый был, но нервы дороже.
Собрав преступный реквизит в полиэтиленовый пакет, чтобы днем незаметно сжечь, Дима в приподнятом настроении лег спать.
До завтрака жена и теща распугали на участке своими голосами всех птиц. Звали Марика. Напрасно. Кот исчез бесследно.
-Может, опять на дерево забрался?- с испугом смотрела на Диму Варвара Кантемировна.
-Тогда бы орал как резанный,- спокойно ответил Дима, запивая жирный кусок буженины крепким кофе.- Вернется, если соседи все же не утопят.
-Дима! Василёк!- взвилась жена.- Как тебе не совестно! Марик ведь не знает, что залезать на деревья нельзя.
'Да? А он знает, подлец, что редкие деревья, вот этими самыми руками выращенные, тоже пилить нельзя?'- хотел спросить Васильков, но, конечно, промолчал.
-Шутка. Пойду, поищу.
Искать, разумеется, не стал. А кого искать? Если верить надписи на отраве - 'Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она'.
Интересно, от Марика еще что-нибудь осталось? Например, хвост. Или тоже, того, растворился без остатка? Неплохо было бы сохранить что-нибудь на память. Впрочем, ну его к черту, одна пакость была от этого кота.
Так, покричал в лесу до приличия. Вернувшись домой, изобразил на лице скорбь, развел руками:
-Как в воду канул.
-Типун тебе на язык,- отреагировала жена, как-то нехорошо посмотрев на Диму.
-Ты чего косишься,- зарделся Васильков.- Я-то тут причем?
Супруга опустила пытливые глаза:
-Может, змея укусила?
-Укусила, приползет. Коты не сразу от гадюк подыхают.
-Дима!
От расстройства у жены случился страшный аппетит, а у тещи наоборот - пищевая апатия. Отказывалась принимать даже пироги с грибами и луком. Без какой-либо заинтересованности поставила разогревать на плиту вчерашний борщ, который накануне сама варила и сама же нахваливала.
Не дождавшись, когда суп закипит, супруга сунула в кастрюлю нос:
-Не борщ, а праздник объедения, свекольный Хэллоуин.
-Как вы можете думать о желудке, когда пропал член семьи!- вытирала слезы Варвара Кантемировна.
-Найдется,- облизал приготовленную ложку Дима.- Куда он денется от заботливых и всепрощающих родителей?
Жена в сердцах бросила половник. Она так и не поняла - шутка это мужа или нечто другое. Пока раздумывала, борщ на плите забурлил, побежал через края. А ведь не хотела в такую жару доводить до кипения. Пришлось ставить на траву остывать.
Ели молча. Дима полез за добавкой. Подцепил половником что-то объемное в капусте. Свинина. Нет, не похоже.
-Мама!- я же просил не класть в борщ лук, а тут целая головка. У меня же гастрит.
-Вчера кушал и ничего,- равнодушно ответила с крыльца теща, пристально всматриваясь вдаль. - И не клала я никакого лука.
-А это что?- разгреб в своей тарелке овощной клубок Васильков.
-Тебе виднее.
Боже! Под овощной горкой показался обрубок хвоста, а потом голова мыша с выпученными от варки белыми глазами.
Жена схватилась за горло, выскочила в сад.
-Мышь съели!- выдавила она из себя вместе со струями борща.
-Да ты что?!- всплеснула руками теща и тоже начала давиться приступами тошноты.
А Дима окаменел. Мышонок был в точности такой же, как и 'подаренный' Марику.
Неужели....? Каким образом эта тварь попала в борщ? Если бы кот был здесь, можно было бы предположить, что он подбросил мышку в кастрюлю, когда борщ остывал. Но ведь эфиопский проходимец наверняка опять застрял на каком-то дереве.
И тут раздался радостный крик тещи:
-Марик, мальчик мой! Ты где был? Слава богу, живой и здоровый!
Варвара Кантемировна схватила кота на руки, принялась вертеть как плюшевого, целовать в мокрые усы.
В душе Василькова завяло лето, началась ветреная осень. С листопадом, холодным дождем. Надпись на упаковке с крысиной отравой всплыла в сознании, дьявольскими иероглифами: 'Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она'.
Посмотрел через окно на блюющую жену - не начала еще растворяться? Да и черт с ней. Жен может быть много, а я один. Вот ведь, африканский убийца! И что теперь делать?
Опустился на стул, стал прислушиваться, когда в животе начнут лопаться внутренности.
-Подумаешь, мышь!- не могла не нарадоваться на целого и невредимого кота Варвара Кантемировна.- Не кусок дерьма, в самом деле, сварился, а тоже мясо. Ха-ха! Даже если мышь была переносчицей бубонной чумы, бациллы погибли в кипятке.
-Мама!- простонала супруга.
Крысиный яд вряд ли распадается при нагреве, лихорадочно соображал Дима. Вот ведь, вражий Марик! Специально подбросил отравленного мыша в борщ. А умирать, тем более в муках, совсем не хочется, какие наши годы!
-Скорую! Немедленно вызывайте скорую помощь!- завопил вдруг как резаный Васильков, почувствовав внутри некоторое жжение.- Я эту мышь крысиным ядом накачал!
Жена оторвала голову от кустов крапивы:
-Ты что, дурак? Зачем?
-А затем, что мне надоели ваши коты на моих деревьях! Мне надоело губить то, что с таким трудом создавал! А все из-за вас! Вы всю жизнь мне отравили... Нет, не надо скорой. Поздно. Это конец, бесславный, но закономерный. За мою мягкотелость. О! Он посмеялся надо мной. Так смейся и дальше, гнусный котяра, гляди, как будет погибать в судорогах человек, призванный к великим свершениям! Пусть на земле останутся только глупые и бездарные коты!
-В самом деле, пора вызывать скорую помощь,- вполне спокойно отреагировала на истеричный монолог зятя Варвара Кантемировна.- Дочь, зачем ты позволяешь ему с утра пить? Диме и грамма нельзя.
-Не пил я!- прохрипел уже осипшим голосом Васильков.- Не верите?
Он сбегал к кострищу, где уничтожался дачный хлам, принес полиэтиленовый пакет, высыпал к ногам тещи содержимое. Разворошил груду ногой.
Варвара Кантемировна подняла перчатку, потом шприц.
-Я всегда говорила, что от алкоголизма до наркомании - один шаг.
-Вот,- сунул ей Васильков под нос банку с отравой.
-Очки забыла где, не разгляжу.
Не замечая ожогов от крапивы, жена вытерла об нее руки, взяла яркую банку с названием 'Василёк'.
-Это что, твой любимый корм?- попыталась пошутить она.
И через две секунды упала в обморок.
-А так ты, зятек, хотел моего сыночка на тот свет отправить?!- обнажила желтые зубные протезы теща.
-К черту Марика! Подумайте, если не обо мне, так о своей дочери. Она сейчас растворится как Снегурочка на костре! Глядите, у нее уже локти синеют.
-Не трогай мою дочь ядовитыми пальцами! Еще до ЗАГСа предупреждала, что ты ей не пара. Для начала я о тебе позабочусь,- потянулась теща к поленнице, нащупывая колун.
И вдруг рука ее повисла в воздухе.
-Погодите. Так я же борщ утром ела, холодным. Прямо из кастрюли.
-Мама, как вам не стыдно прямо из кастрюли,- очнулась дочка.
-Так что же, и я растворюсь вместе с вами, как крыса?
-Ага!- удовлетворенно кивнул зять.
Над лесом и полноводной рекой раздался душераздирающий крик 'Спасите!' Кто именно кричал: Варвара Кантемировна, ее дочь или Дима, пьяный лесник не разобрал, но врачей вызвал.
Всех троих погрузили в санитарную лодку, предварительно уколов димедролом. Марик запрыгнул на грудь тещи, которая стонала и, закатив глаза, пыталась думать о вечном.
Дима покосился на Варвару Кантемировну: хоть бы в последние минуты жизни ее не видеть вместе с проклятым котом.
Неожиданно глаза его широко открылись, заблестели. Эфиопский проходимец держал в зубах мышь с обгрызенным хвостом. Была она тщедушная, но с круглым животиком, словно ее надули через соломинку.
Это же моя мышка, точно, вон коготок на правой лапе сломан, я заметил! Значит, в борще побывала другая тварь? Но как она туда попала? Хм. Видимо унюхала вкусное, забралась на поленницу, да и свалилась в кипяток. И почему тут все мыши бесхвостые....?
Хотел уже крикнуть: стойте, не надо в больницу, я ошибся, мышь была не ядовитой! Но передумал. Критические ситуации обнажают человеческие души, которые в обычных условиях так и остаются для тебя потемками.
Нет, надо посмотреть, на что еще способны по отношению ко мне две эти выдры. И сделать соответствующий вывод. А неплохо было бы, если бы они растворились к чертовой матери, без остатка, как от средства 'Василёк'. Ни запаха, ни пыли, одно воспоминание.
Кот раскрыл пасть и накаченный 'Васильком' грызун упал за борт. Покачиваясь на волнах, тушка медленно поплыла по течению.
А жизнь Василькова явно меняла направление течения, но в какую сторону теперь его понесет, он еще не понимал.